Казахская таможенная служба трясла весь эшелон. Они появились и у нашего вагона.
      - Ваши паспорта, - вежливо попросил таможенник.
      - Сейчас.
      Я вываливаю из чемоданчика часть денег на нары, оставшиеся прикрываю документами.
      - Пожалуйста, - протягиваю ему чемоданчик, - здесь декларации, все.
      Таможенник сначала недоуменно смотрит на чемоданчик, потом пристроив его на нашем полу, рассматривает содержимое чемодана, вытаскивает документы и протягивает мне.
      - Это мы все проверили, а остальные документы возьмем с собой для досмотра. Пошли, ребята, дальше.
      Остальные документы были деньгами.
      В нашем вагоне никто не спит. Мы едем по русской земле. Ольга, ее мать, закутанная в платок, и я сидим возле печурки и чокаемся кружками с чаем.
      - За возвращение, - говорит Ольга.
      Горячий чай чуть пахнет мятой.
      - Мы-то проехали, а какого-то им...?
      Женщины понимают про кого я говорю.
      - Как же так, почему все народы сошли с ума? - спрашивает мама Ольги.
      - Не знаю. Мы вместе прошли тяжелую войну, испытали трудности, лишения, нужду, сообща строили каналы, заводы, больницы и здания, влюблялись и ссорились и одним росчерком пера вдруг разделились. Стали чужими и ненужными, оставив тысячами на этих землях, могил с предками. Эта бацилла национализма одним махом вошла в сознание людей. Конечно, виноваты руководители и местные, и Союза, виновата партия, которая разбилась по национальным кустам, виновата система, которая допустила до этого, да бог его знает, кто еще виноват.
      - Ты прав, - вступила в беседу Ольга, - и из-за этого страдают тысячи русских. Мы доехали благодаря сплоченности, благодаря деньгам, умению бороться и постоять за себя, а те... Приедут ободранные, голодные, злые, испоганенные бандитами и хулиганами. Еще неизвестно, как нас примут на родине. Неужели родина не поможет нам?
      - Должна помочь, мы же свои. Русским можно назвать всякого, кто ненавидит национализм. Вся Россия набита разными национальностями и умение жить друг с другом без вражды, это и есть Россия. Вот только здесь, в вагоне, я понял это.
      Мы молчим и смотрим на огонек, пробивающийся из дверцы буржуйки.
      - Коля, мне кажется, я тебя люблю.
      - А мне не кажется... Я очень тебя люблю.
      - Слава богу, - вздыхает мать, - хоть в этой ... непроглядной тьме, двое нашли друг друга. Да чего же вы так сухо, ну поцелуйтесь, что ли?
      В Соль-Илецке русские соскакивали с вагонов и целовали землю. Мы в России. Нас никто не встречал, но мы из маленького листочка, приклеенного к двери, узнали, что комитет по делам беженцев находится в городе и это немного взбодрило нас. Я, Максимов и часть беженцев отправились туда.
      В крохотной комнатке за канцелярским столом сидел старичок.
      - Здесь комитет по делам беженцев? - спросил Максимов.
      - Да. Закройте двери, товарищи, и если можно, по одному.
      - Разбирайтесь в очередь, - просит Максимов, подталкивая толпу к дверям.
      Мы выходим и становимся в очередь по лестнице. Только через пол часа вышел Максимов, весь взмокший с дрожащими руками.
      - Ну что? - бросились все к нему.
      - Эта, сволочь, только собирала данные. Мы в основном заполняли бесчисленные анкеты.
      - А деньги? Помогут разъехаться по России?
      - Денег не дает, говорит их нет и ни кто не дает. Разъехаться помогут, выделив, самым обездоленным только хлеб. Больше ни чего сделать не может.
      - Следующий, - раздался за дверью противный голос старика.
      Очередной беженец пропал за дверью.
      В этом городе мы начали делиться, часть беженцев решила махнуть за Урал. Пока тепловозик расталкивал вагоны, я решил позвонить в Москву. На переговорном пункте мне долго не могли поймать нужный телефон и наконец, я в кабинке.
      - Мне товарища Басманова? - прошу я.
      - Кто говорит? - спрашивает женский голос.
      - Один знакомый. Скажите ему, что это Коля, он давно ждет моего звонка
      На том конце замешательство, шепот, наконец женщина сказала.
      - К сожалению, Басманов Виктор Григорьевич умер... погиб.
      - Как погиб, но у меня же...
      - Ну так погиб... Может вам позвать Самсонова Илью Константиновича?
      - А это кто?
      - Новый начальник.
      - Нет, спасибо.
      Я вешаю трубку. Ох, как это все мне не нравиться.
      - Оля, едем в Москву, - предлагаю ей.
      Она кивает головой.
      - Поехали. Мне все равно куда, лишь бы где-нибудь был свой угол.
      В вагон непрерывно стучат какие-то личности, прося подвезти их до ближайших городов. Я их всех посылаю по дальше. Пришел прощаться Максимов.
      - Коля, прощай. Довези груз до Москвы и сдай его.
      - Хорошо. А вам благополучно доехать до Орловщины.
      - Ты прав, благополучие, ох как сейчас нужно. Слышал, семью беженцев вырезали здесь?
      - Нет. За что их и кто?
      - А вот эти, которые здесь шляются. Попросилась в вагон женщина с ребенком. Ее пустили, а ночью толи она, толи ее друзья, но всех...
      - Какой ужас, - вскрикивает Ольга.
      - Прощайте, ребята. Счастливого вам пути.
      Максимов жмет нам руки и спрыгивает на землю.
      - Если вам негде жить, приезжайте к нам...,- слышим его голос вдали.
      - А, правда, где мы будем жить потом? - спрашивает Ольга.
      - Наверно нам дадут площадь в Москве, - предполагаю я. - Ведь мы столько привезли денег и золота, что в благодарность за это можно даже дать квартиру.
      Мы мечтательно молчим.
      В Москве, как только нас поставили под разгрузку на сортировочной, сразу срываюсь и мчусь в центр столицы в Центробанк.
      Мне долго не могли выдать пропуск, так как я не хотел в бюро пропусков признаваться зачем я здесь. Наконец первый зам, милостиво разрешил поговорить со мной. Худощавый мужчина сидел за громадным столом и горел нетерпением, что бы меня вытурить.
      - Я уже многим говорю, что денег нет. Даже для беженцев из Туркменистана нет денег. Лучше не просите.
      - А я и не прошу.
      - Тогда зачем вы здесь?
      - Я наоборот привез туркменское золото, полторы тонны и несколько миллиардов рублей.
      - Тсс... Молчите. Так это значит сделали вы?
      - Ничего не понимаю. Я привез золото, миллиарды денег наличкой...
      Теперь худощавый мужчина окончательно похудел, лицо его изменилось.
      - Тише, прошу. К сожалению ни центробанк, ни какой другой банк его принять не может.
      - ???
      - Я вам все сейчас объясню. Мы попали в очень сложную международную обстановку. Туркмения объявила, что ее ограбили и требует возврата золота и денег, но так как все страны отказали в наличии на своей земле туркменского золота, то в СНГ уверены, что местная мафия в Туркмении ограбила свою страну.
      - Ну так тихонечко возьмите от меня золото и никто ни о чем не узнает.
      - Вы, с ума сошли, молодой человек. В подвалах центробанка ничего спрятать нельзя. В сейфах частного лица, пожалуйста, но и туда полторы тонны золота впихнуть, невозможно. Везде есть приход, есть расход. Если мы только попробуем нелегально все же положить ваши ценности, то завтра об этом будет известно везде и тогда на нашу страну посыплется столько грязи, что лет через сто не расхлебаться. Это уже политика и здесь пойдет в ход все: и воры, и грабители, и поработители...
      - А как же скрытность вкладов и...
      - Скрытность для вкладчиков. Вы как наивный ребенок, привезли украденное у другого государства золото и теперь предлагаете ворованное нам. Знаете, что сейчас везде твориться? Десятки мафиозных и бандитских группировок, после сообщения правительства Туркмении о пропаже золота и денег, бросились его разыскивать. Вас ищут. Понимаете.
      - Так вы возьмете от меня все-таки золото и деньги?
      - Нет.
      - Так что же мне тогда делать?
      - Как можно быстрей удирать от сюда и подальше. Если наша мафия узнает, что за груз у вас, вас в порошок сотрут. Кстати, вы никому здесь не говорили, что привезли?
      - Нет.
      - Тогда уматывайтесь из Москвы и ни слова, и ни чего не предлагайте ни кому.
      - У меня же музейные ценности их тоже надо сдать...
      - Молодой человек, вы жить хотите? Если хотите, то убирайтесь куда-нибудь в глушь со своим золотом, музейными ценностями и закапайте все это. Молчите обо всем до конца своих дней. А сейчас до свидания.
      Он навязывает мне свою ладонь.
      Я вышел из банка как оплеванный. Столько мук, столько страданий и все напрасно. Примчался на сортировочную.
      - Где машины? - нетерпеливо спрашивает Ольга.
      - Их не будет.
      Я рассказываю все. Ольга в ужасе.
      - Что же нам делать? Меня так там уверяли, что России нужны деньги и золото и вот пожалуйста.
      - Сейчас я переоформлю документы и мы поедем в Ленинградскую область, там Агарлыков дал адрес друга и гарантию, что многие деревни пустуют, так что поселиться можно. Не век же мотаться по железным дорогам. Согласна?
      Ей уже все равно. Ольга и мать так измучились в этой поездке, что им все безразлично.
      Прямо в Москве мне удалось по телефону связаться с другом Агарлыкова и тот согласился помочь.
      С помощью денег и ругани наш многострадальный вагон прикатил к самому красивому месту в области к западному побережью Ладоги, где действительно были деревни с пустовавшими домами. Три грузовые машины вывозили барахло, музейные ценности и ящики с золотом. Тридцать ящиков по пятьдесят килограмм и железный ящик с деньгами переехали в гигантскую избу. Я заплатил в сельсовете ящиком водки за право обладания этим домом и землей к нему. Долго не знал куда деть золото, но потом поставив ящики торцом по пятнадцать штук и получил две переборки-стенки, разделив в избе две больших комнаты. Купил машину вагонки и все стенки внутри избы и снаружи обшил деревом. Теперь внутри красиво и тепло. До самой зимы, мы приводили дом и участок в порядок. Покрыли железом крышу, купили машину-козла, подновили заборы, благо денег много. Получилась не изба, а музей. Зато живем в России, да еще со стенами из золота. Ольга планирует на следующий год построить кирпичный коттедж с маленькой котельной для обогрева дома и хозяйственные пристройки с гаражом и хлевом для скота и птицы.
      Ольга довольна. Все-таки мы на родине и имеем свой дом. А какого тем, русским, которые остались в этих националистических странах СНГ.