- Простите, что я прерываю. Так вы будете принимать мой препарат или нет?
      - Буду. У меня нет шансов. Буду. Когда есть последняя ниточка, за нее цепляется каждый утопленник.
      Из черной горошины глаза выкатилась прозрачная капля и поползла по щеке, рывками пробивая дорогу. Климович плакала, не замечая, что она плачет.
      - Вы обещали мне молчать.
      - Когда вы придете в следующий раз?
      - Послезавтра. С препаратом.
      - Идите Виктор. Я хочу остаться одна, но послезавтра я вас жду.
      - До свидания Климович.
      Она кивнула в ответ.
      Через день я пришел и сделал Климович укол. Я приходил еще три раза и каждый раз мы выгоняли Катю и делали уколы. Климович была не разговорчива и, однажды, неожиданно заглянув ей в глаза, я увидел в них страх.
      - Все, - сказал я, сделав ей последний укол - Будем ждать результатов.
      - А когда?
      - Рентген у вас не скоро. Тогда и увидим.
      Через две недели ко мне в лабораторию позвонил Гриша.
      - Приезжай. Срочно приезжай.
      - Что случилось. Что-то с Климович.
      - Все в порядке, приезжай.
      Гриша встретил меня с радостью собаки, которая после длительной разлуки увидала своего хозяина.
      - Получилось Виктор, понимаешь получилось.
      - Ты мне можешь сказать. Что получилось?
      - Смотри.
      Он подтащил меня к стенду, где просвечивалось два снимка.
      - Видишь, это пятно месяц назад, а это вчера. Посмотри, это же сенсация. Все врачи одурели. Ходят на Климович смотреть, как на экспонат.
      На одном снимке, чернело большое пятно. На другом - крохотное пятнышко неуютно торчало между ребер.
      - Пошли к ней, она тебя ждет.
      - Но лечение не закончено. Ты же видишь.
      - Дурачок, не ужели ты не понимаешь, процесс пошел его не остановить. Контрольный снимок сделаем через неделю. Этой пакости конец, неужели до тебя не дошло.
      - Пока нет.
      - Пошли, пошли. Она мне житья не дает. Требует тебя и все.
      Климович увидала меня и, буквально, пролетела расстояние от кровати до двери. Она упала мне на грудь и... заплакала. Я гладил ее волосы и говорил теплые успокаивающие слова. Наконец она успокоилась, но так и осталась стоять , прижавшись ко мне.
      - Ребята, вы кончите обниматься или нет. Я уже пол часа с бутылкой стою, уже вино в руках согрелось, - долетел до нас голос Гриши.
      Климович нехотя оторвалась, запахнула халат и повернулась к Грише.
      - Ну что же вы стоите? Катя доставай кружки. Зайди к Людочке возьми два стакана. Гриша, а ты чего. Бутылка с такой пробкой, что два часа будешь открывать не откроешь.
      Потом она повернулась ко мне.
      - А мне ведь еще не верится. Знаешь, я в таком состоянии, как подвешенная.
      - То, что есть, это успех, но лечение не окончено.
      - Я знаю, но при нашей первой встрече, ты не вложил в меня веру. Я шла, как автомат, махнув на все рукой. И вдруг, первый проблеск. Это такой удар надежды, ты не представляешь.
      Вошла Катя со стаканами. Гриша, наконец, выдавил пальцем пробку внутрь бутылки и мы, собравшись у окна, выпили за здоровье госпожи, сеньориты и миледи Климович. После второго стакана, раздался тонкий голос Кати.
      - И я хочу. Я хочу чтобы Виктор Николаевич вылечил меня.
      Мы замерли. Я очухался первый.
      - Катя я не врач.
      - Я знаю. Но мне девятнадцать лет и так не хочется пропадать. Миленький, Виктор Николаевич, вылечите меня.
      - Ты что маленькая лгунья, ты следила за мной, - очнулась Климович.
      - Нет не следила, но я же все вижу, а потом Виктор Николаевич в первый день встречи сказал, что поговорит со мной тоже. Я подумала, что он хотел мне предложить то же самое, что и вам.
      - Откуда ты знаешь, что он мне предложил.
      - Я сначала не знала, а потом, когда Виктор Николаевич приходил к вам еще несколько раз, заметила шприц и запах спирта. Я догадалась.
      - Катя, - сказал Гриша - Сегодня у Виктор Николаевича маленький праздник, у него появилась надежда, что можно победить самую ужасную болезнь века. Еще ничего не ясно. Ты можешь подождать. Немножко. И никому не говорить об этом.
      - Хорошо, я подожду.
      Праздник не удался. То что знает одинокая женщина, то еще можно сохранить в тайне, но что знает женщина, обремененная родственниками и семьей, сохранить нельзя. Кажется я попал в ловушку, выкопав яму сам для себя.
      Климович выздоровела. Мы с ней тепло расстались и я приобрел друга. С другой стороны, я потерял покой. Катя и ее мама атаковали меня по всем правилам военного искусства. Меня подстерегали дома, у Наташи, на работе. Дергали Наташу, Гришу с целью, надавить на меня. Мы посовещались и решили попробовать. Я сделал Кате три укола и получил отличный результат. Дело в том, что у Кати опухоль была меньше, чем у Климович. С Катей мы расстались холодно. Я ей не простил болтовню о препарате. С этого момента начались все мои дальнейшие беды. Слух о докторе, который лечит рак, пронесся по больнице. Я перестал приходить в больницу, но больница пришла ко мне домой. В больнице лежал двадцатилетний дебил по имени Андрей. Его мать, задерганная несчастьями сына, имела бешеную энергию, которой изводила врачей и персонал больницы. Вот с такой мадам мне и пришлось встретится. Мать Андрея достала и меня. После полутора месячного сопротивления я сдался.
      В этот день я делал препарат для Андрея. Только что пропустив раствор, через молекулярные сита, я заткнул пробкой колбу, поставил ее в тягу и стал одеваться, чтобы ехать в больницу. Так как жизнь раствора два часа и за это время я должен сделать укол. В это время, дверь отворилась и в комнате появился Михаил Геннадьевич Кац.
      - Здравствуйте Виктор Николаевич. Я вижу вы спешите, не выделите мне две минутки.
      Какая любезность. Приятное улыбающееся лицо, спокойный голос. Да Кац ли это?
      - Здравствуйте Михаил Геннадьевич. Я действительно спешу, поэтому, давайте побыстрее.
      Кац разглядывал комнату и увидел колбу с препаратом в тяге.
      - Это он, Виктор Николаевич.
      Рука Каца завладела колбой и он стал рассматривать ее на свет.
      - Вы имеете в виду препарат. Это он.
      Кац с неохотой поставил колбу на плитки в тяге.
      - Я к вам Виктор Николаевич по нашему делу.
      Кац раскрыл портфель и выволок пачку бумаг.
      - Руководство Академии Наук, по ходатайству нашего института, решило создать государственную комиссию по проверке и дальнейшей пригодности вашего препарата. Мне поручили передать вам документы и согласовать с вами состав комиссии. Вот он.
      Кац передал мне две бумаги. Список был составлен из известнейших ученых страны. Заместителем председателя комиссии предложен Рабинович Г.Р., а председателем - известнейший ученый, академик, но увы, уже маразматик, возраст которого 92 года.
      - Михаил Геннадьевич, я очень спешу. Оставьте мне бумаги, я напишу свое мнение.
      - Да, да. Возьмите Виктор Николаевич.
      В это время зазвонил местный телефон. Я поднял трубку.
      - Але...
      - Виктор Николаевич, это я, Анатолий Федорович. Подойди, пожалуйста ко мне. Здесь по городскому из Академии Наук.
      Я бросил трубку.
      - Извините Михаил Геннадьевич.
      В кабинете Анатолий Федоровича, я рванул телефонную трубку на себя.
      - Але...
      - Здравствуйте Виктор Николаевич. С вами говорит Александр Александрович президент Академии Наук.
      - Здравствуйте Александр Александрович.
      - Вы получили бумаги, по поводу создания комиссии.
      - Да.
      - Во первых, я хочу вас спросить. Вы не против?
      - Нет.
      - Во вторых, я сделал ошибку, назначив председателем известного человека. Но к сожалению, он не сможет уже работать. Вы не против, если мы назначим другого, академика Трофимова.
      - Я не буду против.
      - Вот и хорошо. А то здесь Геннадий Рувимович весь извелся, думая что подвел вас.
      - Спасибо Александр Александрович.
      - До свидания Виктор Николаевич. Желаю успеха.
      - До свидания Александр Александрович.
      Я повесил трубку.
      - Какую провокацию спланировал Рабинович? - заговорил Анатолий Федорович - Все эти разговоры не спроста.
      - Мне надо спешить в больницу, Анатолий Федорович. Вы извините.
      - Да, да. Идите.
      Я ворвался в лабораторию. Кац сидел на стуле и перебирал бумаги в портфеле. Я натянул пальто. Сунул в карман колбу.
      - Я спешу Михаил Геннадьевич.
      - Да, я готов. Пойдемте.
      Я закрыл лабораторию и выключил свет.
      В больнице, делая укол Андрею, мне почудился запах Уайт-Спирита. Ночью Андрей умер. При вскрытии обнаружилось, что я впрыснул уайт-спирит. Это сволочь Кац сумел заменить мне препарат. И вообще, мне кажется, что вся операция со звонком, спланирована Рабиновичем. Следователь и суд мне не поверили.
      * ЧАСТЬ 3 *
      Генерал Федотов выполнил свои обещания. Мне дали свободу, паспорт, московскую квартиру, аванс и небольшую лабораторию. Ко мне приставили подполковника Кузьмина Петра Ивановича, потрясающе пробивного мужика, который буквально из под земли достал оборудование, реактивы и нужных мне людей. Через пять дней меня вызвали на Лубянку, для представления начальству. В кабинете, кроме генерала Федотова и подполковника Кузьмина, были два начальника отделов, которые представились только по имени и отчеству. Первым разговор начал полноватый генерал- лейтенант.
      - Виктор Николаевич, как нас информировал генерал Федотов, вы можете сделать препарат для лечения рака.
      - Да могу.
      - Есть ли положительные результаты, действия вашего препарата на людях?
      - Препарат испытывался в онкологической больнице на двух женщинах и в конторе полковника Ампилова, на двух женщинах и двух мужчинах. Окончательные результаты я знаю в онкологической больнице, где две женщины вылечились. Сведений о больных у полковника Ампилова у меня нет.
      - Кто такой Ампилов? - спросил второй генерал у Федотова.
      - Проходит по министерству обороны, как руководитель центра по исследованию биологического оружия. Имеет связи с рядом наших отделов. Мы помогаем ему в поставке материала для исследования.
      - У вас генерал, есть сведения о действия препарата Воробьева у него?
      - Да. Все выздоровели.
      - А теперь Виктор Николаевич расскажите честно, что произошло у вас с последним больным. Почему он умер?
      Я рассказал все: и про Рабиновича, и про Каца, и про Стелевича, и про то, как идет охота на препарат.
      - Андрей Иванович, - обратился к Федотову генерал-лейтенант - Вы проверяли все это.
      - Кое что уже есть сейчас, товарищ генерал. Но вся трудность в том, что Кац исчез.
      - Как исчез?
      - После начала следствия над Воробьевым, он оформил документы на пенсию, быстро уволился и пропал.
      - Дайте запрос по всем каналам о розыске.
      - Уже дал.
      - Виктор Николаевич, то что вы сейчас услышите, является делом государственной важности. Генеральный секретарь нашей партии, товарищ Черненко, тяжело болен раком. По всей видимости, уже пошли метастазы. Мы нашли вас, сделали лабораторию при КГБ, чтоб вам ни кто не мешал, и ждем от вас быстрей производства лекарства. О том, что генеральный секретарь болен, знает немного людей. Теперь об этом знаете и вы. Я думаю, что дальше этого кабинета информация никуда не уйдет.
      - Виктор Николаевич, - обратился ко мне другой генерал - Как скоро вы изготовите препарат?
      - Через две недели.
      - Раньше нельзя?
      - Нет. Надо собрать установку. Сделать пробу и прогнать на мышках. Самое тяжелое, это ждать. Если через неделю, будет положительный результат, тогда будем готовить препарат.
      - Хорошо, давайте через две недели. Еще, вызывайте, если хотите, Наталью Александровну. Если будут какие-нибудь затруднения, обращайтесь к подполковнику Кузьмину. Договорились.
      - Да.
      - До свидания Виктор Николаевич.
      Я рванул на почту и позвонил в наш город, в институт, в кабинет Анатолий Федоровича.
      - Але... - прозвучал знакомый голос Любовь Владимировны.
      - Люба...Здравствуй Люба.
      Трубка какое-то мгновение молчала.
      - Виктор, это ты? Виктор...
      - Я, я, Люба.
      - Откуда ты? Где ты?
      - Я в Москве. Работаю здесь.
      - Это правда?
      - Да не обманываю я тебя. Меня освободили, дали лабораторию, квартиру. Живу как бог.
      - Виктор я не могу поверить. Неужели правда восторжествовала.
      - Восторжествовали обстоятельства. Ты лучше скажи какие новости, как Машка, как у вас, что изменилось.
      - Машенька молодец, уже большая, по дому помогает, а вот с мамой плохо. Возраст, сам понимаешь. Анатолий Федоровича повысили. Он теперь зам директора по науке. А я заняла его кабинет.
      - Люба, это же замечательно. Надо же, ты нач лаб.
      - Да ладно тебе. Об остальных: Галя уволилась, еще при тебе, живет со слепым мужем. Светка вышла замуж, уже развелась и собирается еще раз. Наташа... А ты звонил Наташе?
      - Нет. Это мой первый звонок.
      - Она сейчас здесь. Погоди, я ее позову.
      Трубка минуту молчала.
      - Але... Кто это?
      - Натали это я, Виктор.
      - Витя, Витенька.
      - Натали, ты можешь бросить эту чертову работу и вылететь ко мне в Москву.
      - Куда? Куда? В Москву?
      - И причем сегодня же.
      - Витя, но ты же....
      - Да выпустили меня. У меня здесь квартира. Я тебе дам адрес. Дай телеграмму, чтобы я тебя встретил.
      - Я не могу прийти в себя Витя. Я еду. Сейчас выезжаю.
      - Запиши адрес.
      Она записала адрес. Потом трубку взяла Люба.
      - Виктор, она уже рванула. Я все улажу. Она тебе все подробно расскажет.
      - Как Рабинович, слышно что-нибудь о нем?
      - Все по прежнему. Только после того, как у нас зам директора стал Трофимов, он сюда больше не приезжает. И еще новость. Помнишь Лену Корзухину, ее убили в Мурманске. Непонятно кто и почему. Кац ушел на пенсию. Пожалуй все.
      - Любочка пока.
      - Я тебя целую Виктор. Я тебя по прежнему люблю.
      Люба бросила трубку.
      Наташа приехала не одна. Она привезла маленького Андрейку. Сына, которого родила без меня.
      Я заканчивал препарат, когда радио сообщило о смерти Черненко. На работе у меня наступило затишье. После воцарения Горбачева, обо мне как-то забыли. Но однажды, позвонил генерал Федотов.
      - Виктор Николаевич, готовь препарат. Нужно помочь одному члену ЦК. Он давно болеет. Сейчас в кремлевке. Очень видный человек. Когда будешь готов.
      - После завтра.
      - Хорошо. Давай.
      Меня ввели в кремлевскую больницу и привели в палату к больному. Это был действительно очень известный человек. Азербайджанец с двойной фамилией. Все скрывали от него, что у него рак. И он обращался к своей болезни, как к застаревшей язве. Я провел с ним четыре сеанса уколов и он выздоровел. Потом я также незаметно вылечил еще несколько человек и все по указке КГБ. Прошло несколько лет, но вот и Горбачев стал шататься и, наконец, выпустил бразды правления, отдав их Ельцину. Для нас наступили тяжелые времена, времена чисток и смены руководства. Убрали подполковника Кузьмина, генерала Федотова и тех кто меня брал на работу. Лабораторию не разгоняли, нет, но и заказов не давали. Неожиданно в Москве появился, уже генерал, Ампилов Валериан Павлович. Он меня разыскал и приехал ко мне в лабораторию.
      - Здравствуй Виктор Николаевич. У тебя выпить ни чего нет?
      - Коньяк устроит.
      - Давай.
      Он налил в химический стакан коньяк и одним глотком осушил его.
      - Слышал ты неплохо устроился.- сказал он, доставая свою вонючую сигару, своими пальцами-сосисками, - Здесь можно подымить?
      - Валяйте генерал.
      Он закурил и знакомые кольца дыма полезли в потолок.
      - Так значит, ты здесь и устроился.
      - Не темните генерал. Вы же меня знаете. Ведь вы приехали сюда не коньяк пить, а с чем-то интересным.
      - Эта девушка-то, вышла за тебя замуж, или нет
      - Наташа. Вышла. У нас сейчас растет сын.
      - Хорошая женщина. Уж так наши ее раскалывали и ничего. Уважаю таких. А я к тебе действительно по делу.
      - Опять, какую-нибудь пакость делать.
      - Успокойся, я тебе и тогда говорил, каждому свое, кому надо те пакость и будут делать. А к тебе я с предложением. Можно еще.
      Я не успел ответить, как он прихлопнул еще пол стакана коньяка.
      - Мне дают институт. Сейчас все рушиться, а этот институт будет существовать еще сто лет. Мне там нужен директор по научной части. Хочу тебя пригласить туда.
      - Так что за институт?
      - Заниматься будешь космической микробиологией. Мутацией космических клеток на земле и земных в космосе.
      - Но я не биолог, я химик.
      - Ты что, меня за идиота полагаешь. Я что не знаю, кто ты. Ты лучше любого Рабиновича знаешь клетку.
      - А как же ваши испытательные станции с людьми.?
      - Ты говоришь о биологическом оружии. Там будет вместо меня другой. Самый пакостный человек на свете, да ты его знаешь. Это доктор Кац Михаил Геннадьевич.
      - Что?
      Я чуть не упал со стула.
      - Что вы сказали.
      - Ты что, глухой. Или ты не знаешь эту сволочь?
      - Я то знаю, но его ищут.
      - Кто? Тебе мозги здесь крутят. Да Кац давно осведомитель КГБ.
      Я зевал ртом, пытаясь услышать свой звук.
      - Значит меня давно опекало КГБ?
      - Неужели не мог башкой покрутить. Тебя просвечивали все время.
      - Так они знают мой секрет изготовления препарата.
      - Конечно знают. Там не такие придурки, как Рабинович и его мадам Гапанович. Они с крана, перед твоими окнами, на камеру сняли весь процесс изготовления препарата. Мало того, тебя прослушивали и просвечивали везде: на работе, дома, у твоих многочисленных любовниц.
      - И вы генерал это знали?
      - Знал. Об этом знали Федотов и Кузьмин, об этом знало много лиц в КГБ и правительстве. Ты только один, занятый своими крысами, прятал рукавом от всех, свои, ни кому не нужные секретики.
      - Так почему же все молчат?
      Ампилов уже не спрашивая налил коньяк и допил его. После вкусно затянулся, развалился в кресле и, выпустив три кольца дыма, сказал.
      - Было закрытое решение ЦК о твоем изобретении. Там понимают, какой тарарам подымится в мире, особенно у нас в России, если опубликовать твои данные. Тебя решили опекать, но не пущать.
      - Я не понимаю много генерал. Людям принесло бы добро то, что я сделал.
      - Я знаю, что ты хочешь сказать. Но всему свое время.
      - Не хотите ли вы сказать, что КГБ распоряжалось и будет распоряжаться моей судьбой дальше?
      - Хочу. Там есть умные люди. Тебя все время держали под колпаком. Ты думаешь Стелевич умер от разрыва сердца, Корзухина погибла от автомобиля, а ты сидел в тюрьме от неправильно сделанной инъекции. Чушь. Стелевич стал опасен, когда вылез со своими рекомендациями на мировой уровень. Его убрали, натравив Рабиновича на него. В КГБ учли все и состояние здоровья и напор мудака Рабиновича и агентов КГБ, что крутились вокруг Стелевича и внушали ему всякую чушь.
      - Вы хотите сказать о верхушке института.
      - И их в том числе. Корзухину убрали потому, что Рабинович подослал к ней красивого мужика, которому она хотела расколоться, по бабьей глупости. А тебя? Ты стал опасен. Как только больницы загудели, как улей, нужно было изолировать тебя. К тебе прислали провокатора Каца, который отлично провел операцию, за что он и получил повышение. Перед тобой все играли. А ты клюнул и все пытался жить по правилам. За что и поплатился
      - Но вы же вытащили меня из тюрьмы?
      - Вытащили. Обстановка изменилась. Сперва хотели тебя продержать в лагере подольше, чтоб обуять твою гордыню и потом вынудить перейти ко мне. Тебя даже там опекали и не давали уголовникам расколошматить твою прелестную голову. Тебя слегка проучили, а потом ждали решения комитета.
      - Вы хотите сказать руководства КГБ?
      - Да их. Но тебе повезло. Умер Андропов и вылез полупокойник Черненко. Этот был на том заседании, где решался вопрос о твоем изобретении и он поставил вопрос о тебе. Чувствовал, что заболел раком, а ему так хотелось жить. КГБ отлично сыграло роль, спекулируя на ваших отношениях с Рабиновичем и ты вылез в Москву.
      Генерал взял бутылку опрокинул ее и долго ждал, когда из горлышка упадет капля коньяка на его, высунутый за нос язык. Затянувшись пару раз, он продолжал.
      - Сейчас все идет к развалу. На верх всплывают всякие шарлатаны, типа Рабиновичей. Кстати, по данным КГБ, Рабинович уже тогда, авансом, продал твой препарат за границу, еще не успев его украсть. Так вот я говорю, нужно сберечь кадры и тем более тебя.
      - Вы не берете меня на пушку, генерал.
      - Нет. Ты и так много узнал. Так идешь ко мне или нет.
      - К вам... нет генерал, мы не сработаемся, мы антиподы.
      - Ха..Ха...Ха..., - заржал генерал - А я знал, что ты так скажешь, поэтому обрадую тебя. Тебя все-таки назначат директором того государственного института, а я буду от тебя далеко. Я буду руководителем отдела КГБ по науке, где будет все и проблемы биологического оружия, микробиологии и всякого химического оружия и буду держать под контролем тебя и такого недоноска, как Кац.
      - Ну и скотина же вы генерал.
      - Ничего мы квиты, я назвал тебя кретином, когда мы расставались. Так что квиты. Самое главное напоследок. Твое открытие, это государственное открытие. Государство само знает, что с ним делать и не лезь под колеса его. Ты понял. Бери институт и занимайся внеземными проблемами. Кстати, я тебя не поздравил, решением нашего ученого совета, тебе без защиты, присвоено звание доктор. А то ведь сотрудники твоего института уважать не будут. Пока доктор.
      Ампилов встал и, пошатываясь пошел к выходу.
      Через неделю меня вызвали в Совет министров и предложили должность директора института космических проблем. Я до этого переговорил все с Натальей, Любовью Владимировной, Анатолий Федоровичем и другими моими друзьями и решил, что пойду. Я дал согласие и вот я директор.
      Я работаю как вол. Масса интересных проблем обрушилась на меня, они засосали и втянули меня в новые открытия и необычные решения. А вот о проблеме рака, я вспоминаю иногда, когда Наташка говорит маленькому Андрюшке.
      - Вырастешь большой, как папа, то решишь, проблему рака.
      А сейчас я задумываюсь, а "БЫЛ ЛИ МАЛЬЧИК?".
      Осень 1994 г.