Евгений Кукаркин
      А был ли мальчик?
      ПРОЛОГ.
      Я - заключенный. Сижу в колонии строгого режима вместе со всякими подонками, полуподонками и, искалеченными душой, нормальными людьми и считаю дни до выхода на волю. Местная сволочь, долго пыталась разобраться за что я сижу. Наконец, решив, что я отравитель, сделала мне для начала "темную", а потом отстала, так как таких заключенных, которые отправили на тот свет многих граждан СССР, здесь полно.
      Здесь я - лошадь, это значит- вся грязная работа достается париям колонии, таким отходам, как я. Здесь есть и элитная погань, которой достаются привилегированные рабочие места и деньги с ободранных лошадей.
      Наступила весна и на ржавой траве газонов появились первые пятна зелени. На чахлых деревцах вдоль казармы, почки еле-еле пробивались на ветках, а на душе было муторно. Весна не приносила радости. В это утро меня вызвали к начальнику колонии. Я шел, роясь в памяти, какие огрехи мог совершить, за какие провинности меня может наказать начальство и почему так рано.
      В кабинете полковника сидело трое: сам полковник - начальник колонии, издерганная жизнью и пьянством личность; хорошо одетый, с большой породистой физиономией и холеной кожей, неизвестный мне гражданин; последний был... Рабинович, да, да, сам доктор медицинских наук, член корреспондент академии наук гражданин Рабинович.
      Я доложил, как положено, что явился номер такой-то и застыл в ожидании.
      Все трое уставились на меня, как на привидение и пауза затянулась уж больно долго. Первый начал полковник.
      - С вам хотели поговорить эти товарищи из Москвы.
      Он кивнул головой в сторону прибывших и продолжал.
      - Я вас покину, мне нужно на рапорт, а вы поговорите без меня.
      Полковник встал, натянул на лысую голову фуражку и вышел.
      - Здравствуйте, здравствуйте, Виктор Николаевич.- запел Рабинович - Вот мы опять встретились. Как видите, я вас не забываю и ради этой встречи, оторвался от родных пеннат и явился сюда. Хочу вас представить. Генерал Федотов Андрей Иванович из комитета государственной безопасности.
      Гражданский кивнул головой, продолжая пристально рассматривать меня.
      - Генерал Федотов очень хотел поговорить с вами. Андрей Иванович,обратился он к генералу - пожалуйста, начинайте.
      - Виктор Иванович, я внимательно изучил ваше дело и у меня появилось несколько вопросов. Я знаю, что девочка Катя и гражданка Климович - живы, после введенных вами препаратов. Перед отъездом сюда, мы обследовали их еще раз и убедились, что они здоровы. Но как вы считаете, почему произошел прокол с Андреем? Геннадий Рувимович, - генерал повернулся к Рабиновичу предполагает, что ваш препарат несовершенен, требует доработки. Поэтому и произошел несчастный случай. Так ли это?
      - Нет, не так. Препарат не требует доработки.
      - Тогда в чем дело?
      - Дело в его изготовлении. Я допустил маленькую неточность.
      - Вы не скажете, какую?
      - Нет.
      Мы помолчали. Эту паузу прервал Рабинович.
      - Виктор Николаевич, - заблеял он опять - мы исследовали ваш препарат, после того, как Андрей умер, и нашли, что он полностью не пригоден для людей. Подопытные крысы, сдохли через день.
      - Гражданин Рабинович, я еще раз повторяю вам, тоже я говорил на суде. Срок хранения препарата - два часа. И какие бы вы исследования не делали, результатов не будет.
      - Вы можете дать гарантию, что действие вашего препарата больше не приведет к жертвам? - спросил генерал.
      - Нет. Здесь много объективных причин. Самая первая, это состояние пациента. Первоначально, надо провести строгий, клинический анализ и на его основе делать дозировку препарата.
      - А как же Катя, Климович, Андрей?
      - Я ввел поправки в препарат для каждого.
      Генерал встал и подошел к затянутому решеткой окну. Он вынул сигарету и закурил. Инициативу перехватил Рабинович.
      - Вы считаете, что ваш препарат влияет на последовательность нуклеотидов и те, наоборот, отключают деятельность активного гена?
      - Да, так.
      - Но это абсурд, Виктор Николаевич.
      - Я не буду спорить сейчас с вами. Я в колонии, а не на диспуте.
      Мы опять замолчали. Наконец, генерал кончил курить и вернулся к столу.
      - Виктор Николаевич, что если мы вам предложим лабораторию?
      - Здесь?
      Я взглянул на него с удивлением.
      - Нет в Москве.
      - На каких условиях?
      - Мы вас освобождаем, даем квартиру в Москве, деньги, помещение, людей, оборудование. Курировать вас будет КГБ и Академия Наук.
      - В лице доктора Рабиновича? - прервал его я.
      - И Геннадия Рувимовича в том числе.
      - Я согласен на все, кроме последнего. Курировать КГБ, пожалуйста, но только не Академия Наук с Геннадий Рувимовичем, в том числе.
      - Ну вот, я говорил вам Андрей Николаевич, - снова заблеял Рабинович что он не признает никаких направлений в науке. У нас ведутся работы с онкогеном, мы уже ворвались в область трансформации ДНК, а товарищ Воробьев нахимичил препарат и будьте здоровы - решил все проблемы. Это шарлатанство в науке.
      - А как же Катя и Климович? - спросил генерал.
      - Это случайность. Это объяснить можно тем, что они имели иммунитет к размножению клетки и препарат Воробьева, только подтолкнул и усилил иммунитет.
      - Значит все-таки спас?
      - Можно считать, да. Но это не препарат для лечения.
      - А вы как думаете Виктор Николаевич?
      - Я думаю, наоборот. Препарат для лечения.
      - Ну что ж, - подвел итог генерал - Мы принимаем ваши условия, Виктор Николаевич.
      Рабинович с возмущением всплеснул руками.
      - А вы, - генерал обратился к нему - продолжайте свое исследование и я, надеюсь, на благополучный исход. Соревнование - это тоже форма развития. К тому же, это государственное задание. Вы же знаете о чем я говорю.
      Генерал подошел к двери и открыл ее.
      - Полковник, - позвал он в коридор.
      Влетел полковник и судорожно сорвал фуражку.
      - Готовьте к выписке заключенного Воробьева.
      - Но...
      - Все документы я привез с собой.
      * ЧАСТЬ 1 *
      Я только что окончил ленинградскую техноложку и, чувствуя в кармане, выпирающий диплом, шел к новому месту работы, куда я попал по распределению.
      Начальник отдела кадров долго изучал мое направление, несколько раз заглядывал в мой диплом и паспорт и, наконец, взял телефонную трубку.
      - Любовь Павловна посмотрите в своих бумагах, кто из наших заказывал на этот год химика-синтетчика.
      Мы сидели и ждали, когда Любовь Павловна в своих бумагах найдет мою судьбу.
      - Ага... Значит седьмой отдел.
      От удивления, брови у начальника полезли на верх и лицо стало похоже на орангутанга, только с белой кожей. Он положил трубку, почесал щеку и вытащил из стола пачку бланков.
      - Вот заполни в двух экземплярах. Да, не ставь прочерки в графах. Лучше пиши: "не имел", "не был", "не знаю". Понятно? Вот ручка, пиши здесь.
      Он вытащил из стола уголовный кодекс и принялся изучать с первой попавшейся страницы. В течении пятнадцати минут, я разбирал завалы анкеты. Наконец, окончив титанический труд, откинулся на спинку стула и подвинул начальнику бумаги.
      - Вот, готово.
      Он, в свою очередь, тоже изучал мои бумаги, в течении пятнадцати минут и, подняв голову, сказал.
      - Значит так. Сейчас пойдешь в комнату 14. Там сидит Любовь Павловна. Она тебе оформит часть бумаг и ты пойдешь в комнату 17, в спец отдел. Там тоже оформишь бумаги и пойдешь в комнату 11, в военный стол. От туда вернешься к Любовь Павловне и, после, направляйся в поликлинику, где сегодня пройдешь медицинский осмотр. На сегодня с тебя хватит. Завтра приходи сюда с утра.
      Я кивнул головой и пошел к Любовь Павловне раскручивать бумажную волокиту.
      На следующий день я опять сидел у начальника отдела кадров. Он опять изучал ворох бумаг, которые передал ему и чиркнув по ним ручкой, сказал.
      - Сейчас ты пойдешь в бюро пропусков, получишь пропуск и подожди у проходной. К тебе подойдет человек с отдела, он проводит до места.
      Этим человеком, оказалась полная девушка в белом халате, с кукольным лицом и длинными белыми волосами, схваченными черной резинкой.
      - Вы Воробьев? Пойдемте быстрей. У начальника совещание через пол часа и он вас ждет.
      Мы быстрым шагом бросились в объятья коридоров.
      В маленьком, узком кабинете, за единственным столом, сидел пожилой мужчина, с прической под Гитлера, большими скулами и растянутым ртом. Девушка ворвалась первой и затараторила.
      - Анатолий Федорович, я его привела и очень спешу. У Касатки температура, а я еще не взяла кровь. Позвоните Кузьминой, пусть она примет на анализ кровь. Они принимают до десяти.
      Анатолий Федорович кивнул и поднял трубку.
      - Але... Алла Демидовна? Это Анатолий Федорович. Здравствуйте. Возьмите от меня анализ, мы немножко запоздали... Что?... Да пришел. Галя только что привела... Ну полно, Алла Демидовна... Через пол часа она будет.
      Он повесил трубку.
      - Тебе хватит пол часа? - обратился он к Гале - Дуй быстрей. Галя исчезла, как дым. Он взял мою сопроводительную бумажку и указал рукой на стул.
      - Садитесь. Давайте знакомиться. Значит вас зовут Виктор... Николаевич.- глянул он на бумажку - Меня - Анатолий Федорович Трофимов.
      Он протянул руку.
      - Виктор Николаевич, я обрисую, кратко, куда вы попали, что мы делаем и что вам надо делать. Потом вы расскажете о себе и мы пойдем в лабораторию, где я вас представлю коллегам. Вы попали в седьмой отдел, где занимаются исследованием заболеваний человеческого организма. Конкретно, изучением поражения клеток. Этой темой занимается весь мир. В отделе есть врачи, биологи, инженеры. Вам предстоит заниматься синтезом. Работа сложная, требует изворотливости, терпения и кропотливости. Начальником у вас будет Любовь Владимировна. Женщина трудолюбивая и умница. В химии она слаба, но теоретически знает, что ей нужно. Вы с ней должны идти рука об руку. Сейчас вы ничего не поймете и не охватите. Поэтому занимайтесь литературой и практикой у инженеров и лаборантов. Любовь Владимировна вас будет курировать и помогать вам. А теперь о вас. Вы что-нибудь знаете о микробиологии?
      - Нет.
      - А о клеточном строении человека?
      - В общих чертах. На уровне учебника.
      - Слыхали когда-нибудь о молекулах ДНК и РНК?
      - Да. В основном ДНК.
      - Это уже хорошо.
      В этот момент раскрылась дверь и в комнату ворвался толстый, растрепанный человек. Его большие линзы очков, сидевшие на широком носе, занимали пол лица. Толстые губы, растянутые в улыбке, были выдвинуты вперед. Грязный халат распахнут и, расползшийся свитер, сверкал дырками.
      - Анатолий, - завопил он - покажи мне этого дикаря. Страсть люблю слушать чушь, которую они несут. Этот что ли?
      Он уставился на меня.
      - Толя, умоляю, спроси о простых вещах.
      Анатолий Федорович усмехнулся.
      - Полно тебе Боря. Зачем конфузить молодого человека.
      - Ну дай, я сам задам.
      - Виктор Николаевич, - обратился ко мне Анатолий Федорович - это Борис Залманович Стелевич, наш главный теоретик. Прошу любить и жаловать. Он из человеческой глупости, обычно, вылавливает ценную мысль и наоборот, от умных вещей- глупеет. У меня осталось времени мало, поэтому быстро закончим и пойдем в лабораторию. Что вы знаете о раке?
      - Это когда клетка, в результате ее внутреннего изменения, перестает подчинятся правилам организма.
      - Очень хорошо сформулировали молодой человек. Ну а какие функции выполняют некоторые органы человека?
      Вопрос был явно задан, чтоб успокоить Борис Залмановича.
      - У меня смутные представления об этом. Но если вы хотите знать мнение дилетанта, то пожалуйста. Человеческий организм, это колоссальная фабрика, это машина, управляемая ЭВМ и законами внутреннего развития. Печень - это кухня для изготовления аминокислот из белка и питательного состава клеток. Кишечник- это ректификационная колонка, которая на каждой стадии отсасывает нужный ей компонент. Легкие - это обогатительная фабрика для крови и клеток, а сердце - транспортер, который гоняет по своей ленте продукты производства и отходы к клеткам и обратно. Я удовлетворил вас?
      - Очень, - воскликнул Борис Залманович - Надо же, ректификационная колонка. Этого у меня еще не было. А вы не злитесь молодой человек. Вы мне понравились. Вы умеете все правильно сформулировать и дать четкий анализ. Пусть в ваших мыслях путаница, но она очень занятна и действительно можно кое над чем подумать. Ну пока мужики.
      Он рванул к двери, но вдруг остановился.
      - Толя держи этого парня. Я никогда не обманывался. Он еще утрет нос всем.
      Дверь хлопнула и Геннадий Федорович посмотрел на часы.
      - Мне пора, мы опаздываем. Пойдемте, я вас познакомлю с сотрудниками.
      Мы вышли из кабинета и подошли к первой двери. Комната была больших размеров. С лева и с права были вытяжные шкафы. По центру на столах и под ними стояли клетки с крысами и кроликами. У двух окон, стояли четыре ободранных письменных стола. В комнате находилось четыре женщины. Знакомая мне Галя, ковыряющаяся у клеток с животными, две молоденькие девушки в белых халатах стояли у вытяжки и о чем-то болтали. За письменным столом сидела женщина с кичкой на голове. Когда мы вошли, она обернулась и я обомлел, это была неписанной красоты красавица, но только старше меня.
      - Я вам привел нового сотрудника, - обратился к женщинам Геннадий Федорович - Знакомьтесь, младший научный сотрудник Воробьев Виктор Николаевич.
      Он подводил меня к каждой и представлял.
      - С Галей вы знакомы.
      - Нет, - сказала та - Я не представилась тогда.
      - Это Наташа, наши самые лучшие руки.
      - Зачем вы так Геннадий Федорович, - заволновалась Наташа, слегка покраснев.
      - Это Света, задира и хулиганка.
      - Вы женаты Виктор Николаевич? - жеманно спросила хулиганка - Нет?! Да вас здесь с руками оторвут.
      - А это - Любовь Владимировна.
      Любовь Владимировна смотрела на меня внимательно. Ее лицо выражало улыбку.
      - Любовь Владимировна, я оставлю вам Виктора Николаевича, так как у меня нет времени, ознакомьте его с лабораторией, рабочим местом и делами. Возьмите его под свою опеку пожалуйста.
      Та кивнула и Геннадий Федорович ушел.
      - Виктор Николаевич, как вы сегодня вечером? - закричала задира и хулиганка Света.
      - А ну марш по рабочим местам. - цыкнула на них Любовь Владимировна.
      Все разбежались и стали делать вид активной работы.
      - Вы извините ее, Виктор Николаевич, женщин здесь много, а мужиков не женатых нет. Вот девчонки и бесятся. Я так считаю, что хорошего мужа можно найти там, где работаешь.
      - Это по чему же?
      - Во первых, работа сплачивает, появляются общие интересы, а во вторых, лучше всего узнаешь мужчину, его характер, его привычки, только работая с ним.
      - Простите за нескромный вопрос, вы сами за мужем?
      Она покраснела до корней волос.
      - Нет. Я была за мужем.
      - И дети есть?
      - Есть. Машенька, ей пять лет.
      - А вы знаете Любовь Владимировна, я с вами кое в чем согласен по поводу хорошего мужа, но кое в чем нет. Ведь парни интересны тем, что в них вложили раньше: дома, в школе, на улице. Одних отшлифовали, как алмаз, других испортили, как половую тряпку. С каким багажом и привычками мы и входим в союз с женщиной. По моему, на работе характер мужчины выявляется на четверть.
      Любовь Владимировна улыбнулась, славной улыбкой красивой женщины. Ее ямочки вышли из щек и закраснели румянцем.
      - Давайте-ка займемся делом? - сказала она - В нашем отделе еще пять комнат. Это: термостатная, комната с электронным микроскопом и насосной станцией, комната с вычислительной машиной, биологическая и ваша молекулярного синтеза. К самому синтезу вы приступите не скоро, так как нет кое какого оборудования и нужны навыки в нашей работе. Геннадий Федорович считает, что вам надо подучиться простым вещам. Изымать больные и здоровые клетки из живых организмов, уметь привить их другим организмам и усиленно заниматься литературой. Кое что он и я вам подобрали.
      Она указала, заваленный книгами и журналами стол.
      - А как у вас английский? Неважно. Придется выучить. На первых порах я вам помогу, а потом сами. Немецкий знает Наташа. Она тоже вам поможет. Кстати, практику пройдете у нее. У нее действительно золотые руки. Сейчас пойдемте, я познакомлю вас с остальными сотрудниками.
      Мы прошли все комнаты и, наконец, вошли в мою. Комната поразила своими размерами. В углу высилась громада атомно-адсорбционного масс-спектрометра, вокруг которого валялась груда дополнительных деталей. Вытяжные шкафы забиты грязной стеклянной посудой, которая так же вперемежку с приборами лежала на центральном столе. Неизвестный мне, импортный хроматограф, стоял на столе, массой блоков, покрытых густой пылью.
      - Кроме этих комнат отдела, есть дополнительный участок. Он находиться далеко от сюда, но об этом потом. - сказала Любовь Владимировна.
      На этом закончился мой первый рабочий день.
      Тяжело быть мужиком в лаборатории. Без конца все дергают. Девушки просят, перенести клетки, приборы, баллоны со складов и обратно, реактивы. Рабочие просят оформить заказы на работы по ремонту приборов и требуют за собой глаз да глаз. Начальство таскает по семинарам и совещаниям. Плюс к этому интерес женского пола, который просто вваливается в комнату поглазеть на меня или перекинуться парой фраз. Всегда спокойно после работы. Я сажусь за книги и тщательно штудирую их, делая записи в своем журнале.
      Меня научили многому. Наташа добросовестно изматывала меня каждой мелочью в операции извлечения клеток ткани. Общение с рабочими, позволило изучить масс-спектрометр, хроматограф и электронный микроскоп. Литература и семинары, дали мне кой какие мысли, так что встреча с Борис Залмановичем могла быть не такой безграмотной, как в первый раз.
      - Как ты берешь? Нельзя так, - шумела на меня Наташа - За спинку, за спинку аккуратно... Да не так. Игла... Что ты делаешь? Но ты же ее поколол насквозь.
      Наташа обучала меня работе с крысами. Эти твари пищали, вертелись и ни как не хотели получить свой укольчик или разрез скальпелем.
      - Не снимай маски. Нельзя.
      Она ударила меня тряпкой по руке.
      У Наташи лицо але-утки. Черные, жесткие волосы, аккуратно подрезаны над глазами. В раскосых глазах, блестят большие, черные зрачки. У Наташи красивая, большая грудь и когда она распрямляется, на халате вызывающе выделяются соски задиристо приподнятых высоких холмов. Наташа умничка и прекрасная учительница.
      - Наташка, - вопит хулиганка Света - Ну разве так мужика седлают. Уступи его мне на пару минут, я покажу, как мужики должны нас седлать.
      - Девочки, вы успокоитесь или нет, - влезает в этот шум Любовь Владимировна.
      Все затихают и смущенная Наташа продолжает вбивать в меня простые истины. Тишина длиться минут пятнадцать и бедлам начинается опять.
      - Любовь Владимировна, у меня кончился азот, - вдруг раздается голос Гали - Пусть Виктор пойдет со мной на склад и поможет принести его сюда.
      - Галка! - опять раздается голос хулиганки Светки - Я тебе клипсы свои отдам поносить, только уступи Виктора на склад мне. Я с ним, тебе такой баллон большой принесу, что на год хватит.
      - Слушай кобыла, у тебя полно кобелей, ты хоть неиспорченному цветку дай расцвесть, - огрызнулась Галка.
      - Виктор, ты у нас разве неиспорченный? - обратилась Светка ко мне - Ты что, голых женщин не видал?
      - Светка прекрати, - подскакивает Наташа - Виктор не отвлекайся. Ну смотри... Зачем ты крысу распорол?
      - Виктор Николаевич, - не отрывая головы от стола, говорит Любовь Владимировна - сходите, пожалуйста, с Галей на склад.
      Наташа в раздражении швыряет скальпель в кювету.
      - Разве можно в такой обстановке работать?
      Светка и Галка хохочут.
      Прошло три года.
      Я не могу днем изучать литературу и использую вечернее время, когда все уходят домой. В институте затихает все и только вирусы, белки, клетки, молекулы, выползают из книг и наяву и начинают путаться в голове. Я систематизирую эту кашу в черновике, а потом, отправляю в свою память. Постепенно, вырисовывается мрачная картина. Воевать надо не с вирусами и не молекулами. Биться надо с белком, который поступает в пораженную клетку ДНК. Надо его испортить так, чтобы онкогены внутри клетки, которые им питаются, сдохли.
      Однажды, когда я разрабатывал стратегию борьбы с клеткой, дверь за моей спиной открылась и вошла Любовь Владимировна.
      - Виктор Николаевич, мне доложили, что вы много месяцев работаете в две смены. Так нельзя.
      - Кто доложил, Любовь Владимировна?
      - Охрана. Они отмечают, кто поздно уходит.
      - Любовь Владимировна, у меня, действительно, много дел.
      - Вы не забыли, что я вас курирую и должна знать, что вы здесь делайте.
      - Изучаю литературу.
      - Ну и как?
      - Нормально. Думаю начинать работать на следующей неделе по своей программе, если вы не возражаете.
      - Виктор, - вдруг перешла она на простой язык общения - это все не так просто. Надо предоставить план, утвердить у начальства, забить номер темы, заказать под номер деньги, сырье, оборудование и штат.
      - Любочка, - ответил я ей - так помоги мне пробить тему.
      - Хорошо, - вдруг согласилась она - У тебя есть план?
      Я подал ей черновики. Она села под лампу и стала читать. Прошло минут двадцать, Люба оторвала голову от стола. Она развернулась ко мне и задумчиво крутила волосы у виска.
      - Ну что Любочка?
      Она молчала минуты две. Пауза затянулась.
      - Тебе надо показать эти бумаги, - сказала она - Борис Залмановичу.
      - Но почему не Анатолий Федоровичу?
      - Это все сложно Виктор. Ты не вписываешься в общую систему, которая здесь существует. Здесь свои правила и свои законы. Тебя раздавят и выкинут, если ты не подчинишься им.
      - Я ни чего не понял Любочка. Что за законы? Кто меня раздавит?
      - Есть глобальная теория советской школы микробиологии, ее суть в том, что рак возникает за счет переноса вирусов и действия канцерогенов на здоровую клетку и, в результате, она становиться в организме мутантом. Ты же утверждаешь не так. Ты пишешь, что основа болезни - это гены и онкогены, которые активны или пассивны в клетке и нужно изменить структуру поступающего к ним белка, чтобы парализовать онкогены. Понимаешь, мы боремся с вирусами и раздражающими канцерогенами, а ты с активным онкогеном и не путем его изменения, а блокировки из вне. Тебе здесь не дадут работать. Есть такой Рабинович, член кор. Академии Наук, основоположник этой теории, кстати, мы подчиняемся ему, есть наш и много других начальников отделов, которые будут его поддерживать в чистоте советской науке.
      - Но это же чушь!
      - Они так не думают.
      - Что ты мне посоветуешь делать?
      - Отдай завтра все Борис Залмановичу.
      Она встала, отдала мне все бумаги и близко подошла ко мне. Мы смотрели друг другу в глаза и молчали. Я даже не понял, когда мои губы присоединились к ее губам. Все поплыло перед глазами и я их закрыл, только где-то ныли и кричали все возбужденные клеточки тела.
      - Не сейчас, поехали ко мне. - прорвался через туман ее голос.
      Я начал восстанавливаться.
      - Поехали.
      На следующий день я позвонил Борису Залмановичу.
      - Молодое дарование! - рявкнул он в трубку, когда я ему представился.
      - Я бы хотел с вами встретится.
      - Это срочно.
      - Да.
      - Заходите сейчас в мою комнату. Я на третьем этаже, комната 315.
      - Иду.
      Он сидел спиной ко мне минут тридцать. Мне казалось, что он все прочел и, лишь , тянет время для разговора со мной. Наконец, он развернулся. Лицо его было мрачным и не предвещало ни чего хорошего.
      - Чего ты хочешь?
      - Мне нужно утвердить план и нормально работать.
      - Кто тебе посоветовал встретится со мной?
      - Людмила Владимировна.
      Он вскочил и заметался по комнате. Волосы и халат разлетались во все стороны. Вдруг, он остановился, как налетел на столб.
      - Иди печатай и в нескольких экземплярах. Один своему начальнику, два мне и один себе в папку. И больше помалкивай. На вопросы всей этой научной сволочи не отвечай. Да..., сейчас свалка будет. Ну иди работай, чего расселся здесь.
      Я вылетел, как пуля, из его кабинета.
      То, что мне посоветовал Борис Залманович я выполнил и пошел добивать несчастных кроликов и мышек дальше. Любовь Владимировна на меня смотрела с тревогой и даже девочки, почувствовав напряженность обстановки, затихли. Где-то к одиннадцати часам зазвонил звонок телефона и Любовь Владимировна попросила меня зайти к начальнику отдела.
      Геннадий Федорович сидел за столом, с рассыпанными на нем, моими листочками. Мы поздоровались и беседа началась.
      - Я читал работы Пито, Зильбера, Эймса и Ваянберга, - начал Геннадий Федорович - В постановке задачи, вы ссылаетесь на них и других, но за исключением работы Ваянберга, я не вижу основания утверждать, об ответственной роли онкогена. Ваша задача и объем работы, сводятся к синтезу "искривления" белков и их избирательной роли для выявления "больных" клеток, где находиться этот онкоген. Теория очень интересна, но она явно противоречит направленности нашего института. Основная наша деятельность это вирусология. Это методы занесения вируса в живой организм и методы его уничтожения. Судя по анализу литературы, вы очень выросли. Особенно, меня восхищает логичность в постановки задачи и методике выполнения работ.
      Он замолчал и забарабанил пальцами по столу. Один ноготь у него был синим, последствие какого-то удара.
      - И знаете, что мне хочется, чтобы вы работали по своей тематике.... Я не оговорился. Мне хочется. Поэтому, я предлагаю вам, сделать небольшое исправление в постановке задачи, где вы укажете, о параллельности опыта и сравнении результатов с вирусом-онкогеном.
      - Но ведь для этого тоже надо проводить опыты.
      - Естественно, вы сейчас перепишете план, где развернете два опыта. Что бы вас не загружать, вторую часть плана мы отдадим для работы Любовь Владимировне. Вы не против?
      - Нет. Но вы говорите так, как будто, план уже утвердили.
      - Конечно драчка будет колоссальная. Умные сразу поймут, зачем нас потянуло на издержки. Кстати, кто знает об этом? - он ткнул на листки.
      - Борис Залманович и Любовь Владимировна.
      - Ах хитрая, старая кочерыжка, носом учуял, где что-то возникает интересное. Ну ладно, я с ним сейчас поговорю. Идите Виктор Николаевич, работайте. Я жду ваш план к часу.
      Когда я вошел в комнату, все головы повернулись ко мне и застыли в ожидании. Люба встала и спросила, дрогнувшим голосом.
      - Ну как?
      - Бросай всю работу, мы должны переписать план. Ты включена в объем работ. Времени нет. В час готовый экземпляр должен быть на столе у начальника.
      - Тебе не отказали?
      - Да нет же, нет. Просто посоветовали, для сравнения включить вирусную тематику в план.
      Люба заулыбалась. Девчонки зашумели, а Светка заорала.
      - Ура! Мы победили.
      - Еще нет, - сказал я - Драка будет впереди.
      Мы с Любой сели за столы и каждый принялся строчить свои части. В час, работа была на столе у Геннадий Федоровича. А через день был ученый совет.
      Я выбрал место в зале, в задних рядах. Наполненные званиями и важностью, ученые мужи обсуждали склоку в третьем отделе, потом, выбирали представителей на симпозиум за границу и наконец, предоставили слово Геннадию Федоровичу.
      Он начал ровно, как и все до того говорившие в зале, скучно и обыденно. Но шум в зале стих и пока он читал мою бумагу, чувствовалось, как все напряглись. Геннадий Федорович кончил, наступила тишина.
      - И на кой хрен нам эта работа? - раздался голос толстого мужика, небрежно развалившегося на двух стульях - Зачем делать эти сравнения? Пусть занимаются онкогенными вирусами. Тема заманчивая. В белках плавали уже многие, а результатов нет и не будет.
      - А Виглер, Дельбрюк, Уотсон? - вдруг подскочил, неведомо от куда взявшийся Борис Залманович - Они что - идиоты?
      - Мы должны идти своим путем, нечего нам на заграницу смотреть.
      - Поэтому у нас полная мутация в головах.
      Несколько человек засмеялось. Поднялась пожилая женщина, в белом халате.
      - Направление нашего института - это вирусология. У нас есть своя теория, наработана масса методик. Мы уже близки к крупным открытиям. Я поддерживаю Иосифа Владимировича и считаю, что появление другой теории, разбросает наши силы и... деньги.
      - Владимир Ильич Ленин, - въехал в разговор, худой, замученный морщинами мужик - говорил, что соревнование это лучшая форма развития. Интересно, почему мы коммунисты часто не обращаемся к нему и не проводим в жизнь его идеи. Какая-то зацикленность у некоторых товарищей.
      Все с почтением выслушали эту речь, помолчали для приличия и начали по новой.
      - Владимир Владимирович, ты не прав. Мы все время соревнуемся, соревнуемся с капитализмом, его учением, его системой. И сейчас, у них своя наука, у нас своя - социалистическая, - заговорил бородатый мужик.
      - У вас все глобальщина, товарищ Коровайко. Внутри вашего отдела, вы даже не можете организовать соревнование, а лезете чуть ли не на уровень планет, - получил он оплеуху от Владимир Владимировича.
      - Давайте по существу, - выступил председательствующий.
      - А знает ли об этом товарищ Рабинович? - выкрикнул кто-то.
      - Нет, - ответил Геннадий Федорович, - не знает. Мы не успели его ознакомить, так как он находиться в Киеве.
      - Так давайте подождем до его приезда, - не унимался тот.
      - Может еще посоветуемся в главке, как нам ученым рак победить? - опять выскочил Борис Залманович.
      - Давайте голосовать, - сказал председательствующий - Кто за то, чтобы план принять?
      Я закрыл глаза.
      - Шесть, семь..., двенадцать. Восемнадцать человек. Большинство. План работ принят.
      Кто-то толкнул меня в бок. Рядом стояла Галя и улыбалась.
      - Пойдемте Виктор Николаевич. Там все ждут.
      Я вышел за ней к своим чудесным девчонкам.
      - Сегодня у нас праздник, - сказала Галя - мы все едем ко мне справлять проводы моего жениха. За одно отпразднуем и нашу маленькую победу.
      - Галка. Валя что, уезжает? Куда и насколько? - удивилась Наташа.
      - Да девочки. Его отправляют в Афганистан, там какие-то события. Любовь Владимировна, вы ведь тоже едете с нами?
      - Хорошо, я поеду, но сегодня Машенька приезжает с мамой и ты извини, я пораньше уйду домой.
      Я понял, что эта фраза также относится и ко мне.
      - Вон тринадцатый, бежим, - закричала Галка.
      Мы рванули на трамвай.
      Пир шел горой. Стол ломился от водки, вина и закусок. Все были навеселе и несли пьяную чушь. Валя, только что вылупленный лейтенант Советской Армии, усердствовал больше всего. Он все время мял Галку, выкрикивал тосты и пытался поцеловать всех, кто к нему подходил. Проигрыватель надрывался, выдавливая мелодии и заполняя ими все закоулки квартиры. Первой уходила Любовь Владимировна. Я пошел провожать ее в прихожую.
      - До свиданья Виктор, ты здесь не задерживайся, - сказала она, поцеловав меня в щеку.
      - До свиданья Люба.
      Я чуть-чуть прижал ее к себе.
      Потом настала очередь Наташи и Светы, их мамы требовали прихода к одиннадцати часам. В прихожей, я поцеловал Наташу и Свету в щеку. Наташа онемела, а Светка заорала.
      - Разве так прощаются? Ты должен целовать любимую женщину вот так.
      И она вцепилась в мои губы на пол минуты.
      После их ухода, прикатили товарищи Вали, такие же лихие лейтенанты, как и он. Выпив, для приличия, по пол бутылки водки, они взвалили Валю на плечи и утащили к машине, которая ждала их в низу. Стал собираться и я, но Галя потребовала, чтобы я помог собрать и перенести посуду в кухню и убрать комнату. Когда порядок был восстановлен, Галя сорвала передник и подошла ко мне.
      - Я тебя ни куда не отпущу. Уже поздно, трамваи не ходят.
      Ее полное тело надвинулось на меня и я почувствовал, что сдаюсь.
      Утром я проснулся от того, что кто-то гладил мое тело. На моих ногах сидела голая Галка и ласкала меня.
      - У нас в запасе пол часа, - шепотом сказала она, когда я открыл глаза.
      На работе у всех было приподнятое настроение. Меня и Любу пригласил к себе Геннадий Федорович.
      - Сейчас, надо делать все в темпе, - сказал он - Я пойду выбивать тему и деньги, вы, Виктор Николаевич, собирайте установку для синтеза, заказывайте материалы. Я подключу к вам биологов, программистов и обслуживающий персонал для приборов. Вам Любовь Владимировна, необходимо разделить ваших девочек. Двух отдадите Виктор Николаевичу.
      - Но у меня останется один человек, а объем работ огромный.
      - Сейчас важно сформировать группу у Виктор Николаевича. Время не ждет. Скоро приедет Геннадий Рувимович и каждые наши неосторожные и не подготовленные действия, будут направлены против нас. Потом, я обещаю, достану вам еще несколько человек. А сейчас, за работу.
      Мы вышли. Я видел, как расстроена Люба. Мы вошли в комнату.
      - Девочки, кто хочет работать с Виктор Николаевичем? - обратилась, к ожидавшей нас группе, Люба.
      - Я.
      - Я.
      - Я.
      - Нужно двоих, - поникшим голосом сказала Люба.
      - Пусть выберет Виктор Николаевич, - высказалась Наташа.
      Девочки дружно кивнули головой.
      - Хорошо. Со мной пойдут... - стояла жуткая тишина - Наташа и Света. Девочки собирайтесь, вы переезжаете в мою комнату.
      Галка, надув губы, выскочила из комнаты.
      Геннадий Рувимович Рабинович не заставил себя долго ждать. У меня полным ходом шла очистка исходных для синтеза продуктов, когда по телефону потребовали в кабинет Геннадий Федоровича. Вместо нашего шефа, за столом сидел, худой, длинный мужчина, с горбатым носом и курчавыми черными волосами. Он был в светлом, в шашечку, костюме и без галстука. Кроме него в комнате были: Геннадий Федорович, Борис Залманович, Любовь Владимировна и неизвестный мне мужчина, со свирепым выражением лица и торчащими, как уши зайца, волосами по бокам плешины.
      - Так вот он возмутитель спокойствия, - запел Рабинович, высокими нотами - Здравствуйте, здравствуйте. Я тут почитал ваши листки, хорошо пишите молодой человек.
      - Здравствуйте, - ответил я.
      - Так вы считаете, молодой человек, что виной всех бед, является паразит онкоген, который находится во всех клетках и по вашему выражению, спит, как трутень в улье, и он всю жизнь в клетке от рождения до заката. Вы считаете, что рак, это смещение онкогена со своего места в другую хромосому или другую область клетки, что вызывает его активацию и как последствие, обильное выделение молочной кислоты и деление новой клетки.
      - Да.
      - Вы предлагаете бороться не с ним, а с белками, которые поступают в клетку и тем самым изменить активацию онкогена.
      - Да. Близко к истине, но не так.
      - Так как же вы хотите это делать?
      - Основой выработки аминокислот и глюкозы является печень. Я не отвергаю ТФР в больной клетке, я даже предполагаю, что он обладает тройной функцией. Он является заказчиком белков и глюкозы для клетки и, одновременно, транспортером заказанных аминокислот и глюкозы в инсулине, в клетку. Почему она и получает повышенную дозу питания. Кроме того, ТФР является разведчиком, чтобы отыскать место для новых делящихся, больных клеток и сопровождает эти клетки в новую часть организма.
      Есть еще один из продуктов онкогена - это ЭФР (онкобелок), выполняющий роль рецептора в крови нормального фактора роста, который локализуется на плазматической мембране клетки.
      Чтобы уменьшить опасность развития рака, надо химическими превращениями разрушить этот онкобелок и ТФР и этим самым, заблокировать прожорливую больную клетку.
      - А что же делает вирус? - задал мне вопрос мужчина, со свирепым выражением лица.
      - А его нет. Я имею в виду, раковый вирус.
      - Что...?
      Уши из волос на голове мужчины встали колом.
      - Тысячи ученых во всех странах, - зашипел он - работают над этой проблемой. А тут какой-то молокосос, отработал пол года и на тебе.... Вируса нет.
      - Я думаю, это не научный спор, когда кого-то начинают оскорблять. Идеи американцев Темина и Балтимора и нашего ученого Зильбера - устарели. Ряд последних открытий доказывают это. Если есть аргументация, что я не прав, давайте обсудим это.
      Все замерли. Неизвестный мне мужчина начал багроветь. Борис Залманович глупо улыбался своим большим ртом. Любовь Владимировна с испугом смотрела на меня. Анатолий Федорович сидел с непроницаемым лицом и сверлил взглядом стенку. Рабинович ехидно смотрел на мужика и молчал.
      - Идеи для него устарели, - разразился в злобном шипении мужик - Не хочешь ли ты сказать молокосос, что наш институт сидит и не хрена не делает. Да ты, дерьмо, еще сиську сосал, когда мы с Геннадий Рувимовичем сделали первые открытия по вирусологии РНК и ДНК. Уже есть успехи в лечении, а эта вонючка вякает, что ничего нет...
      Я встал и подошел к столу, за которым сидел Рабинович. На столе стояла двух-литровая колба с чистой водой и стаканом, прикрытым салфеткой. Я налил воду и посмотрел стакан на свет. Все молчали. Потом я повернулся к мужику и, вдруг, мужик отшатнулся и я увидел в его глазах страх. Я поставил стакан перед ним и сказал.
      - Сегодня очень душно, рекомендую-холодная дистиллированная вода. В холодильнике держим.
      Мужик как рыба, зазевал ртом. Но тут в разговор, наконец-то, вошел Рабинович.
      - Полно тебе Миша. Голова у парня варит, у него свои взгляды. Пусть работает. В конце концов, отрицательный результат тоже результат.
      - Да я его...
      - Сиди тихо Миша. Итак разговоры идут, застряли в дебрях и просвета не видят. А так есть параллельные испытания, по другой теории. Неужели не дошло?
      Миша замолчал.
      - Значит так, - подвел заключение Рабинович - Геннадий Федорович, обеспечьте работу по этой тематике и проведите все через первый отдел. Хранение и работа со всеми документами, через портфельную. А вы, - обратился он ко мне - тоже умеете довести оппонентов до предела, без научной, как вы выражаетесь, аргументации.
      Я молчал.
      - Ну что ж, я думаю мы обо всем переговорили. Пошли Миша, у нас еще в своих пенатах дел много.
      Мы задвигали стульями, попрощались и побрели по своим местам.
      Я только раскрыл папку за столом, когда зазвонил телефон. В трубке раздался голос Стелевича.
      - Виктор, срочно ко мне. Я хочу, пока ты не наделал в дальнейшем глупостей, с тобой поговорить.
      Я поспешил в его кабинет.
      - Виктор, передо мной прошло много всяких личностей. Я много всего здесь видел и знаю и хотелось поговорить вот о чем. Рабинович - это тварь, которую надо бояться. Он носом учуял, что в твоей работе что-то есть. Теперь, он будет вмешиваться во все твои действия и не мешать, нет. Он будет подбираться к твоим работам тайком, как вор, вытягивая из тебя оригинальные мысли и результаты опытов. Он сделает в своей лаборатории аналогичный участок, как у тебя и будет повторять твои опыты. Он быстрей тебя опубликует, переработанные данные и слава победителя рака, если ты, конечно, добьешься этой победы, достанется ему.
      - Борис Залманович, мне не верится. Не может того быть, что бы в такое время и этим занимались.
      - Не ссылайтесь на время Виктор, пока ни чего не изменилось. Если вы будете сопротивляться, вас сотрут, причем, общими усилиями ваших же сотрудников.
      - ???
      - Да, да не удивляйтесь. Это уже у нас было. Вы слышали, что Любовь Владимировна была за мужем?
      - Да.
      - А вы знаете от чего погиб ее муж?
      - Как погиб?
      - Он покончил жизнь самоубийством. Это был умничка, необычная энергия и талант, прямо светились в нем. Он раскусил Рабиновича и не дал ему материала. Результат плачевный. Весь отдел настроили против него, заклеймили как человека, который борется против социалистической науки. Самое страшное, что жена попала в общий хоровод. Это его и добило.
      - Как? Любовь Владимировна?
      - Время еще такое. Она только потом поняла, что она сделала. Сейчас она будет оберегать вас, вы ей напоминаете мужа, а Люба перед ним в неоплаченном долгу.
      - Как же мне материал уберечь?
      - Это будет трудно. Во первых, к вам наверняка пришлют, под видом помощника, соглядатая Рабиновича. Во вторых, под видом комиссии, по пересмотру секретных дел, будут трясти ваш портфель. В третьих, вас будут таскать на разные доклады, отчеты, конференции, где вы будете обязательно выступать, где будут задавать обязательно вопросы и все сведения вытащат по крупице.
      - Очень веселая картина.
      - Отдавайте весь материал Любе. Это вам мой совет. Поверьте старому еврею.
      - А какая роль Анатолия Федоровича?
      - Этот будет нейтральный. Умом он все понимает и, по возможности, пакостить незаметно Рабинович будет. Но не обольщайся, когда тебя будут все лупить, он будет молчать. НУ так как?
      Я ему поверил.
      Вечером я пришел домой к Любе. Она встретила меня по домашнему, в халате, в тапочках, на которых были два громадных банта. Мы пили чай и разговаривали обо всем.
      - Что это за Миша, с которым я сцепился? - спросил я.
      - Это член корреспондент Академии Наук Михаил Геннадьевич Кац, препротивнейшая личность. Он и Рабинович фактически зажали всю науку по микробиологии в Союзе. Ты приобрел очень опасного противника. Обычно, этот хам, по договоренности с Рабиновичем, начинает нападать и облаивать оппонентов. Кто им не дал отпора, тот будет их раб. Эти хитрые бестии, высасывают из толковых работ лучшие идеи, разрабатывают их, руками рабов и... выдают за свои. У тебя Виктор неприятности будут впереди. Они поняли, что в твоей идее что-то есть и теперь жди массу пакостей, давления общественности, партийных органов. И это до тех пор пока не сдашься, не принесешь им работу на блюдечке.
      - Значит война?
      - Выходит так.
      - Я говорил с Борис Залмановичем о документации, которую надо схоронить от Рабиновича. Он предложил поговорить с тобой.
      Люба встала, запахнула халат и подошла к книжному шкафу. Мы молчали. Она вытащила с полки фотографию мужчины и долго на нее смотрела.
      - Посмотри, это мой муж, Андрей. Я его предала. На меня давили из парткома, профсоюза, дирекции и я им поверила. Ради развития социалистической науки, я его бросила, когда ему нужна была поддержка. Он из-за меня, может быть и погиб.
      Она помолчала.
      - Какая же была дура. В партию вступила и от имени ее, отреклась.
      - Ты отказываешься?
      - Нет. Я буду тебе помогать. Ради памяти Андрея, я все сделаю, чтобы ты победил.
      - Даже если я буду с другой женщиной?
      Люба вздрогнула.
      - Я понимаю, я старше тебя. Когда-нибудь, ты, наверняка, уйдешь от меня. Но если это и произойдет, я все равно буду твоей союзницей. Пока ты не победишь, нет мне прощения перед Андреем.
      - Прости Люба.
      - Ничего. Ты прав. Это самое ужасное.
      Она вложила карточку в книги и подошла к столу.
      - Я хочу тебя спросить Виктор, ты не веришь в вирусную идею заражения рака, однако, мою, параллельную программу ты одобрил. Это что, игра с Рабиновичем?
      - И да, и нет. Я думаю Люба, здесь есть одна интересная вещь. Я говорил, онкоген есть в каждой клетке, ему предоставлен свой уголок в клетке. Он выполняет какие-то свои функции, помогает каким-то генам перерабатывать глюкозу и клетка здорова. Только когда он смещен, выбит и все это насильственно, в другую область клетки, он просыпается и начинается бедлам. Но есть случаи, когда раковые опухоли рассасываются. Это значит онкоген вернулся на свое место. Но почему? Либо кто-то в клетке, может свои гены, затолкали его обратно. Есть же аналоги с ремонтом, разрушенных ДНК. Либо окружающая среда и поступающее питание в клетку нормальны. А это значит, онкоген не может помочь клетке разделиться. Он всю энергию клетки гонит в ТФР и онкобелок, которые опять кем-то разрушаются за пределами клетки. Природа не терпит трутней и, в это случае, клетка сама должна мобилизовать силы, чтобы вернуть беглеца на место.
      - Это я поняла из твоих записей. Но что из этой теории для меня?
      - Мысль такова, занести в больную клетку здоровый вирус, что бы он подтолкнул онкоген на место. Вероятность минимальная, он может проскочить мимо. С другой стороны, если клетка примет не один, а несколько вирусов, вероятность возрастет.
      - Но этого в моем плане нет.
      Я засмеялся.
      - Помнишь, в кинофильме, "Повесть о настоящем человеке" герой говорит, что он не может без ног летать, а ему в ответ: "Но ты же советский человек". Я тебе и говорю, ты же советский человек.
      - Я поняла твой намек. Время позднее, пошли спать.
      Не успел я войти в лабораторию, как меня позвали к Геннадий Федоровичу. В его кабинете сидела полная, почти квадратная, женщина, с крупными белыми кудряшками волос на голове, с полными губами и маленькими мышиными глазками на полном лице.
      - Знакомьтесь, - сказал Геннадий Федорович - Валентина Степановна Гапанович. Геннадий Рувимович прислал нам подкрепление. Так сказать, усиливает вашу группу за счет своих резервов. Валентина Степановна зубр в микробиологии, надеюсь, очень вам поможет.
      - Очень приятно вас видеть, - сверля меня глазками, и растянув рот в улыбке пробасила она. - Геннадий Рувимович от вас в восторге и я, надеюсь, мы сработаемся.
      Она протянула мне руку и я ее вяло пожал.
      - Простите, Геннадий Федорович, но Наташа и Света занимаются в этой области. Пока мне не нужны биологи. Это во первых. Во вторых, у меня в комнате прибавился народ. Помимо Наташи и Светы есть Александра Ивановна, обслуживающая масс-спектрометр, с приборами работает Вера, препаратор Москвина, химик - Корзухина. Всего набралось восемь человек, со мной.
      - Ты хочешь, чтобы я от тебя Наташу или Свету взял?
      - Нет.
      - А если нет, то Валентина Степановна будет работать у тебя. Раз у тебя столы все заняты, мы вам, Валентина Степановна, предоставим место в комнате Любовь Васильевны. Вы не против?
      - Нет конечно. Хотя очень бы хотелось работать в гуще событий.
      Валентина Степановна неприязненно передернула плечами.
      - Вы очень колючий молодой человек, - обратилась она ко мне - Но вы меня еще оцените.
      Я переваривал последнюю фразу, стараясь понять, это угроза или хвастовство профессионала.
      - Виктор Николаевич, - обратился ко мне Геннадий Федорович - сейчас познакомьте Валентину Степановну с Любовь Васильевной, с ее рабочим местом и введите ее в курс дела.
      - Геннадий Федорович, еще вопрос. Валентина Степановна подчиняется мне или вам?
      - Как руководителю группы, вам, - нахмурился он - Как начальнику отдела - мне.
      Валентина Степановна злобно посмотрела на нас обоих.
      В этот день я остался на работе, чтоб просмотреть работы Дильмана и Благосклонного о ТФР. В лаборатории задержалась Света. Она фасовала раковые клетки по пробиркам, с питательными растворами, подготавливая их для работы. Мы работали тихо. Светка, как ни когда молчала. Наконец, она кончила работать и стащила перчатки.
      - Виктор Николаевич, - обратилась она ко мне - вы не уйдете? Я здесь сумку, плащ пока оставлю, а сама в душ.
      - Хорошо, иди.
      Светка испарилась. Через двадцать минут Светка ворвалась в лабораторию.
      - Виктор Николаевич, там с краном что-то. Я ни как не могу закрыть. Пойдемте помогите мне.
      Душ у нас был только для женщин, он находился в гинекологической комнате на втором этаже. Я вошел туда и услышал шум, падающей воды в кабинке. На мое удивление, кран легко перекрылся и когда я обернулся, то обомлел. Светка была голая, она шла на меня, как танк. Она бросилась мне на грудь и стала выталкивать из кабинки. Я растерялся и, сначала, не понял, как очутился, на очень странном кресле. Потом, я, по слабости своей, сдался и застрял со Светкой на два часа.
      Отношения с женщинами у меня сложились очень интересные. Галка или Светка исподтишка, когда ни кого не было, старались приласкаться ко мне. Причем, ни разу при посторонних, не давали повода, чтобы о нас что-то подумали. Галка всякими хитроумными способами, старалась затащить меня к себе домой. Я понимал, ей нужен мужчина. Свою судьбу она уже решила, у нее есть жених, а это, одна из потребностей женщины. Другое дело Светка, у нее большой выбор женихов и каждого она держит на крючке, старательно выбирая и подстраховываясь, на всякий случай. К Любовь Васильевне я ездил часто и иногда оставался у нее на ночь. На работе Люба меня, как бы, в упор не видела.
      Появление у нас Валентины Степановны Гапанович, вызвало отрицательную реакцию, почти всей группы. Все понимали, а может и говорили между собой об этом, что это шпион Рабиновича. С ней говорили вежливо и старались долго не распространяться. Валентина Степановна чувствовала это отношение всех окружающих и очень злилась.
      Однажды Валентина Степановна подошла ко мне.
      - Виктор Николаевич, - сказала она - Я хочу поговорить с вами по поводу моей работы.
      - Давайте поговорим Валентина Степановна.
      - Последнее время я занималась заражением животных больными раковыми клетками и выращиванием клеток в пробирках.
      - Да. Я заметил, вы это делаете профессионально и хорошо.
      - Я не об этом. Я хочу сказать, какая бы работа не была сделана хорошо, но без цели, без осмысления поставленной задачи, это похоже больше на препараторскую работу.
      - Разве вы не читали мой план.
      - Читала, но это план. Суть работы я уловила, но не поняла, что делать дальше.
      - Дальше, всех этих несчастных зверюшек мы с вами будем лечить. Химики будут делать лекарство, а вы будете его впрыскивать в животных.
      - А могу я знать, какие лекарства?
      - Естественно, но Геннадий Рувимович сделал только мне и Любовь Владимировне портфели и все рабочие тетради там. Ради этой секретности, у нас каждый работник делает только свою часть работы и не должен совать нос к соседу.
      Валентина Степановна покраснела... от ярости.
      - Хорошо. Можно, с вашего разрешения, я попрошу Геннадия Рувимовича, что бы он через первый отдел, разрешил мне пользоваться вашими тетрадями.
      - Простите Валентина Степановна, у меня есть начальство, пусть оно решает, но если спросят мое мнение, то я дам отрицательный ответ.
      - Не знаю, что я вам такого плохого сделала, но вы и ваши сотрудники просто ненавидят меня. Меня сюда прислали, я не по своей воле пришла.
      - Если вам не нравиться у нас работать, то попроситесь обратно.
      - Нет, нет, - поспешно сказала она - Я попытаюсь убедить, все-таки, вас и всех, кто здесь работает, что ко мне они относятся несправедливо. У меня к вам просьба. Здесь в городе открылся семинар, по микробиологии. Вот пригласительный билет. Разрешите, я по присутствую на этом семинаре. Я взял пригласительный билет. Ведущим программы семинара был Геннадий Рувимович Рабинович.
      - Обязательно поезжайте Валентина Степановна.
      Я занимался вопросами разрушения и денатурации онкобелков. Работа поганая, в полном смысле слова. Онкобелок можно было разрушить или нарушить конфирмацию его цепи, только в пробирке, но в живом организме, где защитные элементы очень высоки, добавление компонентов сводилось к нулю.
      В пробирке я получил интересные результаты исследования. Если питательную среду раковых клеток довести до РН меньше 3 или 4, или довести до РН больше 10, деление клетки ослабляется.
      Я пытался вводить подкисленные аминосоединения или соединения с высоким РН, крысам, но вместе с онкобелками разрушал и полезные аминокислоты и глюкозу. Нужен был состав избирательного характера, который отбирал только ТФР и онкобелок.
      Работу свою я секретил, все как надо. По вопросу разрушения белков, я писал все как есть, за исключением некоторых условий реакции. Вопросы денантурации белков, старался спрятать в голове.
      Я приходил в отчаяние от своих неудач. Однажды, Лена Корзухина, которая занималась у меня синтезом, добавила аминокислоту в раствор сульфамида в гуанидинхлориде и забыла поставить под мешалку. Эта штука простояла всю ночь. А утром, Лена увидела в колбе помутнение и позвала меня. Я мог ей только посоветовать отфильтровать раствор, капнуть для закрепления инсулин и присвоить ему очередной номер. Что она и сделала. Но через два часа раствор опять помутнел. Это было что-то новое, аминокислоты обычно вели себя прилично в инсулине. Я потребовал от Лены повторения опыта, а Наташу просил сделать инъекцию больным крысам, используя промежуточную фазу препарата.
      Через неделю у одной из крыс рассосалась опухоль. Я попытался повторить опыт, но на этот раз ничего не получилось. Лена опять, в препарат вводила инсулин, но он как заколдованный, избирательно действовал на крыс и на клетки в пробирке.
      Однажды в комнату зашла Люба и я поплакался ей на все мои беды. Она внимательно оглядела колбы с разделенными жидкостями и вдруг сказала.
      - Виктор, здесь, по моему, два смешанных соединения. Попробуй разделить их на молекулярных ситах.
      - Ты так думаешь. Но почему?
      - Я однажды подщелачивала питательную среду и вдруг белок начал делиться, это расслоение заметно в первоначальный момент, а потом, под действием тепла реакции, смеси перемешались.
      - Почему он стал делиться?
      - Борис Залманович предположил, что произошло изменение в ориентации цепей. Те цепи, которые изменили свое положение относительно других, естественно изменили свою активность. Таким образом в питательной среде появилось два раствора: активный и не активный.
      - Света! - заорал я, да так, что она подпрыгнула от неожиданности и чуть не уронила пробирку - Срочно дуй в Академию Наук, на Большой проспект, там они наделали кучу разделительных мембран. Возьми все образцы, которые там есть и срочно сюда. Я сейчас к Геннадий Федоровичу, пусть он туда позвонит, предупредит их.
      Света привезла много сортов полотнищ желтой бумаги и мы тут же пустили ее в дело. Мы действительно получили две жидкости и стали их капать в пробирки. Через некоторое время в ряде пробирок раковые клетки прекратили рост.
      Началась работа отладки рецептуры. Но через две недели Лена Корзухина уволилась и укатила к мужу в Мурманск. Всю черновую работу я взял на себя.
      Наши успехи все же проскользнули в замочную скважину двери. Толи Валентина Степановна усекла, что некоторые крыски начали выздоравливать, толи кто-нибудь из окружающих нечаяно проговорился, толи уровень слежки в институте слишком высок, но первым ворвалась поздравлять меня Валентина Степановна.
      - Виктор Николаевич, это правда, что вы что-то нашли. Правда, что ваши крысы выздоровели.
      - Кое что мы нашли, Валентина Степановна. Но, к сожалению, стабильности результатов нет.
      - Это все равно достижение. Вот обрадуется Геннадий Рувимович, это будет ему подарком к шестидесятилетию.
      - Почему должен радоваться Геннадий Рувимович? - в открытых дверях стоял Борис Залманович - Мы все должны радоваться.
      Валентина Степановна сжала губы и сузили глазки.
      - Заслуги Геннадий Рувимовича здесь велики. Кто разрешил и помог организовать работу, кто помог достать дефицитные аминокислоты, белки и реактивы, кто дал зеленую улицу.
      - Очень интересно рассуждаете Валентина Степановна. А кто додумал все это, кто работал здесь днями и ночами? - эти нес- частные ничего не значат.
      - Вы вечно все передергиваете Борис Залманович. Они получат свое по заслугам.
      Борис Залманович рассмеялся.
      - Я в этом не сомневаюсь, они получат по заслугам.
      Валентина Степановна выскочила из комнаты.
      - Виктор, зайди ко мне, - попросил Борис Залманович.
      Мы сидели в комнате, пили чай и ждали Любу, которую позвали по телефону. Когда Люба пришла, Борис Залманович налил ей чашку чая.
      - Садись, пей. Вот сахар. Закусить нечем, но я, думаю, перебьешься.
      Люба маленькими глоточками поглощала горячий отвар.
      - Я собрал вас друзья, сообщить вам пренеприятнейшее известие, к нам едет... сам Рабинович, со своим верным оруженосцем Мишкой Кацем. До них дошли некоторые слухи, что вы что-то сделали и теперь они приезжают, чтобы собрать дань. Поэтому друзья, давайте подумаем, все ли мы подготовили для приема гостей. Вы Виктор Николаевич и вы Любовь Владимировна подготовились?
      - Мне об этом заботится не надо, - первой заговорила Люба - У меня опыты не выходят. Здоровый вирус игнорирует больную клетку.
      - В моей комнате сложнее, - сказал я - все кто вращается вокруг меня, в чем-то сориентированы и что-то знают. Больше всех, знают три девушки: Наташа, Света и Лена. Остальные: Вера, Александра Ивановна и Москвина знают в объеме, сдохла, не сдохла и прекратила делиться или нет.
      - Но Лены нет, она уволилась, - сказала Люба - Это во первых. Во вторых, Свету и Наташу я давно знаю, эти не продадут, тем более Виктора Николаевича. Они в него влюблены по уши. Чтобы не было лишних эксцессов, я еще поговорю с ними. Они все поймут. С остальными женщинами, я мало знакома, но контактируя с ними по работе, они мне показались порядочными.
      - Виктор, а как дела с документацией? С ней все в порядке?
      - Да. Те маленькие открытия, которые позволили получить конечный продукт, к сожалению, не вошли в рабочие тетради.
      - Ты уверен, что эта грымза, не успела пронюхать обо всем?
      - Она сидела у Любы, к нам не очень любила приходить. Дело в том, что девчонки игнорировали ее, а Света просто изводила своими каверзами до истерик. Но нюх у нее хороший, первые успехи мимо ее не прошли.
      - Я старалась отвлечь Валентину Степановну от работ Виктора, подключилась к разговору Люба - всякими бабьими разговорами и сплетнями. Кроме того, Виктор помогал мне дезинформировать ее, о ходе работ.
      - По крайней мере, она проморгала главное и теперь начнет рыть землю, что бы наверстать упущенное.
      - Да друзья, вроде мы более-менее подготовлены, только бы не появилось какой-нибудь дыры, через которую может все посыпаться, - подвел итог Борис Залманович - Со своей стороны, я тоже провел кой-какую работу. Уговорил парторга больше не влезать в неприятные истории со смертельным исходом. Прости меня Люба, но ты понимаешь о чем я говорю.
      - Я все понимаю.
      - Часть начальников отделов и сам директор не уважают и ненавидят Рабиновича. Похоже обстановка в министерстве и в Академии Наук, после прихода Андропова, изменилась. Но Рабинович еще этого не понял. Похоже, начальники ему дадут бой. Тем более зацепка есть, это ты.
      Мы еще поговорили о пустяках и разошлись.
      Рабинович появился неожиданно. Борис Залманович успел предупредить меня до его прихода, за несколько минут. Но это позволило мне убрать нужные препараты, что бы они не светились в глазах умного человека.
      Рабинович ввалился вместе с Кацем и Гапанович.
      - А-а, вот и Ньютон. Здравствуйте Виктор Николаевич, - затянул он своим слащавым голосом - Здравствуйте товарищи женщины.
      Все нестройно стали здороваться. Кац вертел головой по сторонам, с любопытством оглядывая все предметы, а Гапанович, с видом все знающего человека, вышла вперед, обернулась к Рабиновичу, заслонив своими мощными плечами всех сотрудников лаборатории.
      - Вот здесь, Геннадий Рувимович, - указала она на тягу, где была смонтирована установка - синтезирует препарат Виктор Николаевич. А вот здесь, - указала она на против - девочки делают прививки мышам.
      Кац гибко выполз из-за спины Рабиновича и полез в тягу, на ходу вытаскивая очки. Он брал каждую баночку с реактивом и подносил ее к носу, долго вчитываясь в надпись на ней.
      - Вы, Валентина Степановна, все время работали здесь? - прямо рубанул Кац, высунув голову из тяги.
      - Нет я....- замялась Гапанович - Меня посадили в другую комнату к Любовь Владимировне. Здесь работает много людей и повернуться невозможно. Но мы все работаем в контакте.
      - Так, так...- протянул Рабинович - Виктор Николаевич. Где вы? Расскажите нам вкратце, что вы сделали.
      В дверях показались Геннадий Федорович и Любовь Владимировна. Они поздоровались с присутствующими. Кац отошел от тяги и приготовился слушать.
      - Я предлагаю, лучше собраться у меня в комнате, - не дав вымолвить мне слово, сказал Геннадий Федорович - Здесь людям надо работать, а мы мешаем.
      - Одна Гапанович, пол комнаты заняла, - зло высказался Кац - Я тоже считаю, пойдем Геннадий в кабинет.
      Рабинович кивнул головой, а Гапанович, как рыба открывала и закрывала рот. Мы тронулись в кабинет Геннадий Федоровича.
      Мой доклад был кратким. Взял то, добавил то, получил это.
      - И это все? - мотнул Кац головой.
      - Все по реакции.
      - И реакция и все опыты занесены в тетрадях? - не унимался Кац.
      - Все в тетрадях.
      - Вы проверяли кровь крыс во время исследования? - спросил Рабинович.
      - Проверяли, проверяли. Я даже сама это делала, - пыталась реабилитировать себя Гапанович.
      - А фотографии клетки и ее взаимодействие с препаратом, под микроскопом, есть? - игнорируя Гапанович, задал вопрос Рабинович.
      - Фотографии то есть, но разобраться в них невозможно, перепускает насос микроскопа и, поэтому, там все мутно.
      - Что, не могли исправить? - прорычал Кац, Геннадию Федоровичу.
      - Микроскоп импортный. У нас есть переписка с главком о ремонте. Главк не дает валюты.
      - А позвонить нам не могли, гордыня обуяла?
      Анатолий Федорович подошел к столу и вынул, из пачки бумаг, напечатанный лист.
      - Вот заявка, послана Геннадию Рувимовичу месяц назад.
      - Чего бумажкой тыкать, - не унимался Кац - Столько полезного времени ухлопано зря. Видишь Геннадий, у всех есть на нерадивость оправдание. Оказывается мы с тобой виноваты, что ни чего здесь не получается.
      - Успокойся Миша. У них, по видимому, что-то получилось. Поэтому нечего нападать. Лучше Виктор Николаевич, скажите, что вам надо: людей, реактивы, деньги? Кстати, а как вы смотрите, чтобы перейти к нам? У меня все условия, импортное оборудование.
      - Я не перейду к вам, Геннадий Рувимович. Мне и здесь хорошо. А по поводу помощи, нельзя ли несколько обезьян из вашего питомника.
      Рабинович и Кац переглянулись.
      - Я подумаю над этим вопросом и считаю, мы найдем для вас более лучшее решение. По поводу микроскопа, завтра будут деньги, я сам потревожу министерство. Ладно Миша, здесь мы проездом, поехали голубчик в родные пенаты. До свидания товарищи. Валентина Степановна, вы не проводите нас.
      Как только они ушли, Люба сказала.
      - Сейчас он ей врежет. Особенно этот противный Кац.
      - Любовь Владимировна, я, кажется, знаю, что задумал Рабинович, сказал Геннадий Федорович.
      - Вы по поводу обезьян.
      - Да.
      - Неужели Красноярск.
      - Не сомневаюсь. Обезьяны стоят валюту и на перечете в министерстве.
      - Скотина.
      - Вы о чем? - попытался вмешаться в разговор я.
      - Виктор Николаевич, - обратился ко мне Геннадий Федорович - вы все узнаете потом. Это пока мое предположение, но если оно сбудется, я обещаю вам все подробно рассказать. А сейчас идите по рабочим местам.
      Посреди комнаты стояла Наташа и задумчиво гладила кролика, сидящего у нее на руках.
      - Виктор Николаевич, - сказала она - я заметила, одну вещь. Наше лекарство действует не на всех зверюшек одинаково. У меня такое ощущение, что его надо дозировать в зависимости от величины уплотнения. Не дольешь, деление замедляется, но идет. Перельешь, уплотнение блокируется, но начинают страдать соседние здоровые клетки. Как сделать так, что бы доза лекарства соответствовала норме.
      - Я это тоже заметил и пытался более или менее решить эту задачу. Грамм лекарства на количество клеток - это пока нерешимая задача, но есть два пути. Снять с рентгена размер опухоли на ЭВМ, во всех измерениях и теоретически подсчитать количество клеток и потребность лекарств. Другой путь - визуально, в зависимости от состояния больного, принимать малые дозы регулярно.
      - Это мне попробовать?
      - Да. Позови программистов и поставь перед ними задачу тоже. Но немножко расширь ее. Малые дозы должны тоже иметь предел.
      - Я поняла Виктор Николаевич. Сделаю.
      В это время в комнату ворвалась Валентина Степановна.
      - Виктор Николаевич. Я только что поговорила с Геннадий Федоровичем о том, что бы переселиться в эту комнату.
      - И что же сказал Геннадий Федорович.
      - Он согласен, чтобы я заняла стол Лены Корзухиной.
      - Но мне нужен химик, а не биолог.
      - Это уже согласованно с Геннадием Рувимовичем. Он даже сказал, что готов облегчить вам работу, взяв всю химию на себя. Здесь мы будем, под вашим руководством, проводить биологические испытания над зверьками.Передайте Геннадию Рувимовичу, что я химик, а не биолог и заниматься я буду своим делом.
      - У нас общее дело Виктор Николаевич.
      - Я надеюсь, что мы кончили разговор на эту тему. Если вам Геннадий Федорович разрешил переселиться сюда, переселяйтесь, но не говорите всем, что я вам это разрешил. Это я говорю при свидетелях, - обратился я к, внимательно прислушивающимся, женщинам в комнате.
      - Как мы рады такому гостю, - раздался звонкий голос Светки - Эй, Москвина, ты чего разложилась на чужом столе, уступи диверсантке место.
      Москвина глупо хихикнула и стала собирать бумаги.
      - Вам не помочь перенести ваши вонючие тряпки из той комнаты? - не унималась Светка.
      - Виктор Николаевич, я прошу оградите меня от постоянных оскорблений этой женщины, я этого еще не заслуживаю.
      - Уж заслужила, не беспокойся, - ответила Светка, быстрее, чем я открыл рот.
      - Валентина Степановна, этот коллектив в течении года, работает слаженно без перебоев, каждый на своем месте, работают без трений и конфликтов и если вы не уживетесь с этим коллективом, то я буду настаивать, что бы вас отсюда убрали.
      Я повернулся и пошел в кабинет Геннадий Федоровича.
      Прошла неделя. Мы: я, Геннадий Федорович и Борис Залманович сидели в кабинете и крутили в руках телеграмму, где лаборатории предлагалось выделить двух специалистов в Красноярский исследовательский центр. Там же указывалось, чтобы мы взяли с собой необходимые препараты и компоненты, а также штампы больных раковых клеток.
      - Рабинович выполнил свое обещание, - сказал Геннадий Федорович - Как я и предполагал, он хочет спровадить вас Виктор Николаевич подальше, чтобы на вашем материале, здесь, наработать технологию получения препарата.
      - Мало того, - дополнил Борис Залманович - он вас бросает в такую клоаку, что выйти порядочным человеком от туда, не возможно.
      - Что же там такое? - забеспокоился я.
      - Там секретный объект, где проводят исследования на людях.
      - Да вы что?
      - Да, да. Там их заражают, лечат, калечат.
      - Но тогда я отказываюсь ехать туда, если это правда.
      - Если ты откажешься, тебя вышвырнут как котенка от сюда или, в крайнем случае, пришьют дело за какое-нибудь разглашение государственной тайны.
      - Что и это возможно?
      - Здесь, да.
      - Там, в основном, приговоренные к смертной казни или пожизненному тюремному заключению. Правда есть еще добровольцы из заключенных, которые хотят скостить себе срок, после экспериментов над ними, - сказал Геннадий Федорович.
      - Но это все равно мерзко.
      - Мерзко. Но давай подумаем так. Ты сделал препарат, а человек болен, неважно зек он или нет, испытывать его когда-нибудь надо или нет. Надо. Я думаю, это гуманно если мы его вдруг вылечим. Другое дело, когда здорового мы заражаем, а потом лечим. Медицинская наука была полна добровольцами, когда надо было исследовать всякие пакостные болезни. И это я считаю нормальным. Но я считаю ненормальным, когда мы заражаем, причем насильственно, людей и исследуем, как они мучаются.
      - Ты же сам, хотел провести испытание препарата, - в дуэт спел Борис Залманович.
      - Но я хотел обезьян.
      - Кончиться все равно людьми.
      - Лучше поезжай и смотри сам, на месте.
      - Но в телеграмме, просят штампы?
      - Бери. Они могут и пригодится, для пробирочных вариантов.
      - К стати, - сказал Борис Залманович - здесь наведи порядок. Просмотри еще раз, какие оставляешь документы, какие реактивы, просмотри требования по которым получал компоненты со склада. Если есть компрометирующие, их надо уничтожить. И еще. С собой возьми Наташу. Уговори ее. Пусть здесь останется Света. Эта себя в обиду, в случае чего, не даст.
      - Неужели это так серьезно?
      - А ты спроси Геннадий Федоровича. Ему пол часа тому назад, звонил Рабинович, просил, в случае твоего отъезда, поставить старшим в группе, Валентину Степановну. Он еще подкинет химика, чтобы продолжить тему. Он считает, что ты у него в кармане и теперь, не нужен. Наверно Валентина хлестанула ему, что все данные она собрала и теперь осталось наладить производство препаратов. А теперь скажи честно Виктор, есть ли такая изюминка в работе, что ее раскрыть нельзя.
      - Да есть.
      - Кто ее знает?
      - Я, Наташа и Света.
      - А остальные. Как они? Вы ведь в одной комнате работаете.
      - Они в рамках выживших и подохших крыс.
      - Смотри Виктор сам. У нас есть еще возможность, убрать кого-нибудь, в ком ты сомневаешься, в другую лабораторию.
      - Нет, пусть остаются.
      - Хорошо Виктор, иди готовься.
      Я поймал Светку в коридоре.
      - Света выручай. Ты получала на складе гуанидинхлорид?
      - Да.
      - Я уезжаю в командировку. Вместо меня ставят Валентину Степановну. Надо все следы, что мы получали, что мы доставали и где брали компоненты, стереть. Понятно? - Витя, а что я получу в замен.
      - Что хочешь, только действуй быстрей, через три дня я уезжаю.
      - Вот и хорошо. Мне три дня вполне хватит. Эти три дня мои. Я тебя хочу Виктор.
      - Светка, ты ошалела.
      - Да миленький, ты нечаяно проговорился, что я должна брать, что я хочу. Я хочу тебя. Достаточно дорогой. Я пошла действовать. Сегодня задержись на работе Витек. Целую.
      Она дернула ладонью от губ.
      Три дня пролетели мгновенно. Я трудился как черт. Утром на работе, вечером со Светкой, а ночью с Любой. Люба читала мне много наставлений и просила не беспокоиться. Я попросил ее спрятать часть мембран, и принес их ей домой.
      * ЧАСТЬ 2. *
      На вокзале в Красноярске нас ждала машина. Мы долго мотались по загородным дорогам, пока не въехали в ворота лагеря, с громадным дощатым забором, обмотанным колючей проволокой. Гостиница, куда нас привезли, была цивильная. Номера с ванной, телевизором, внизу столовая и буфет с недорогими блюдами. Мне и Наташе выделили по одноместному номеру. Я так устал, что не распаковавшись, тут же свалился и уснул. Разбудила меня Наташа. Она долго стучала в дверь, пока я не впустил ее в комнату.
      - Хватит спать лежебока, пошли ужинать, а то скоро закроется столовая.
      На ней было синее платье, с небольшим вырезом на груди. Выглядела она очень привлекательно. Ее черные волосы, большие, раскосые глаза, полные губы впервые, за время нашей работы, поразили меня. Все время в халате, дурацкой шапочке на голове, она терялась в общей массе в лаборатории. Даже когда мы были у Гали, на проводах ее жениха, она в брючатах и куртке не произвела на меня впечатления.
      - Вот это да. Ты ли это, Наташка.
      - Ладно, ладно. Вставай.
      Я пошел в ванну переодеваться и немножко побрызгать водой на лицо.
      В столовой, отделанной под Хохлому, было мало народу. Мы купили салаты, по куску мяса с гарниром и сели за столик у окна. - Виктор, куда мы попали. Здесь все так не приветливо и у меня такое ощущение, что нас ждут большие неприятности.
      - Я знаю все об этом учреждении, в общих чертах, мне об этом рассказал Борис Залманович. Да, нас ждет невеселая работа и ты должна все время держать себя в руках. То, что ты увидишь, тебя наверняка потрясет.
      - Так зачем ты меня сюда взял?
      - По нескольким причинам. Не буду от тебя скрывать, то что мы делам, я не хочу отдавать в руки Рабиновича и его шайки. Ты знаешь, как я работал с Леной Корзухиной, стараясь не раскрывать, даже в нашей компании, что мы делаем. Так слушай дальше, мы с ней делали сульфопроизводные аминокислоты и у нас долго ничего не получалось, до тех пор пока не помог господин случай. Мы получили какую-то среду, формулы которой я не знаю сам, но она ведет нас к успеху. Рабинович не знает, всей сути. Он знает, по моим секретным тетрадям, что во что влить и что с чем смешать, но не знает чем мне помог господь. У Рабиновича появилась идея, отправить меня сюда и на моем оборудовании, под руководством своего соглядатая, Валентины Степановны, сделать препарат. Понимаешь, он его не сделает.
      - И меня отправили сюда, чтобы я не проболталась Валентине Степановне?
      - Отчасти да. Я представляю, как она будет давить на вас, пытаясь вырвать тайну препарата. Там осталась Света, в отличии от тебя, она справиться с Валентиной Степановной и не даст сесть себе на шею.
      - Ты думаешь, что я поддалась бы Валентине Степановне?
      - И да и нет. Видишь ли, однажды Рабинович, выдал мне очень красивые фразы. Смысл их такой. Страдает все человечество от коварной болезни - рака. Было бы преступлением перед человечеством, скрыть сам факт лечения рака. Неважно кто его открыл, важно, что приоритет Союза будет не оспорим.
      - В принципе, он немножко прав.
      - Вот поэтому, я боялся, что ты поддашься. То есть, на тебя надавят очень правильными фразами и трудно устоять, когда все называют тебя предателем родины.
      - Ты плохо обо мне подумал Виктор. Я бы не рассказала этой тумбе ничего.
      - Это серьезный разговор Наташа. Ломались и более сильные люди. Тебе знакома история с мужем Любовь Владимировны?
      - Да.
      - Разве тебе не достаточный пример того, что произошло?
      - Здесь виновата сама Любовь Владимировна. Она предала своего мужа, от этого он погиб.
      - Не суди строго женщину, которая потом поняла, что она сделала. Виновата система, которая вбила ей в голову идиотские мысли о любви к партии и родине. Талантливый человек погиб не из-за нее. Он погиб потому, что есть прихвостни от науки, которые прикрываясь высокими фразами, отбирали у него то , чем он богат.
      Мы сидели за столом и молчали минуты две.
      - Я давно хотел с тобой поговорить обо всем.
      - Все уже ушли из столовой, пойдем. Поговорим обо всем в номере.
      Я пришел в номер Наташи, она села на кровать, а я на стул.
      - Я знаю, что будет со мной Наташа. Я не уступлю Рабиновичу и начнется травля всеми дозволенными и недозволенными способами. Здесь будет общественность, в ход пойдут недозволенные приемы с интимной и личной жизнью. Самое интересное, меня не будут выгонять с работы, они будут ждать, когда я расколюсь. Если им не удастся меня сломать, меня засадят, за малейшую провинность или загонят в сумасшедший дом. Тайну на свободе держать нельзя.
      - Ты уверен, что это будет так?
      - Да.
      - Ты любил какую-нибудь женщину?
      - Когда я пришел сюда, я мечтал о красивой любви. Думал, у меня будет работа, спокойный дом, преданная, любимая жена, потом дети и, обязательно, двое. Но когда я поработал немного, то понял, что если у тебя нет идеалов, нет таланта, то возможна и красивая любовь. А если это все есть, то красивой любви не будет, будут одни страдания и переживания. Я понял, что я веду войну, на которой всегда есть жертвы. Первая жертва - это я. Я люблю красивых женщин и боюсь в них влюбиться, потому что знаю, я принесу им горе.
      Мы опять помолчали. Наташа смотрела на меня большими агатовыми глазами, машинально теребя пальцами свое синее платье. Вдруг она встряхнулась.
      - Так куда ж ты меня привез?
      - В колонию преступников.
      - Что?
      - В колонию преступников.
      - А что нам здесь делать?
      - Лечить людей. Доводить до ума препарат.
      - Не хочешь ли ты сказать, что вместо крыс будут люди.
      - Да хочу. Когда у нас не было препарата, мы убивали крыс, а когда он появился, необходимость лечить людей возникла сразу.
      - Не рано ли?
      - Нет.
      - Витя, ты мне много сегодня всего рассказал. Ты извини, мне надо подумать и все осмыслить. Ты сейчас пойдешь к себе, а я хочу остаться одна. Хорошо. Пока Витя.
      Я поднялся, оторвал ее руку от платья, прижал ее к своей щеке.
      - Пока Натали. До завтра.
      Утром меня разбудил голос дежурной.
      - Номер шестой, вставайте, за вами машина приехала.
      Я вскочил, быстро оделся и выскочил за дверь, чтобы постучать в соседний номер. Но у дверей уже стояла Наташа. Она уже была в рабочей одежде, со своей дурацкой шапочкой на голове.
      - Наташенька, быстро позавтракаем, берем реактивы и поехали. Нас ждет машина.
      Мы подъехали к большому трехэтажному корпусу. Сопровождающий повел нас на третий этаж, в большую светлую лабораторию, где с пробирками возились две женщины.
      - Вам, - обратился он ко мне - необходимо встретиться с начальником части, полковником Ампиловым. Он вас сейчас ждет в своем кабинете на втором этаже.
      Я спустился на второй этаж и нашел нужный кабинет. За столом сидел совершенно лысый, полный мужчина в белом халате. Лицо у него было круглое, с маленькими, спрятанными под лобной костью глазами.
      - Здравствуйте, - сказал я, протягивая руку - Виктор Николаевич Воробьев.
      - Здравствуйте, - ответил он, чуть-чуть привставая - Полковник Ампилов Валериан Павлович, командир части. Садитесь.
      Я сел с боку стола и спрятал пыльные, грязные ботинки под стул.
      - Как доехали Виктор Николаевич?
      - Спасибо. Все в порядке.
      Полковник залез в стол, выудил от туда пачку сигарет. Раскрыл ее, толстыми, как отваренные сосиски, пальцами.
      - Курите?
      - Нет.
      - А я вот уже двадцать лет балуюсь. Раз сто бросал и ни как. Звонил Геннадий Рувимович.
      Он закурил и затянулся на небольшую паузу.
      - Он говорил про вас и ваши успехи. Просил помочь реактивами и рабочей силой. Но разговор у меня с вами, будет о другом. Кольцо сигаретного дыма накрыло навозную муху и та истерически рванула к окну, стараясь проломить его с грохотом и неритмичным завыванием.
      - Геннадий Рувимович, говорил, что вы не сторонник вирусной теории заражения раком.
      - Да, он сказал правильно.
      - Он говорил, чтобы я помог предоставить вам человеческий материал для испытаний.
      - Вы говорите о больных людях?
      - И о больных тоже.
      - Поясните, пожалуйста, последнюю фразу.
      Он опять затянулся на здоровую затяжку и выпустил клубы дыма.
      - Наша часть, специального назначения. Занимается изучением распространения болезней и лечением людей. Здесь занимаются не только вирусологией, но и другими методами.
      Муха на окне выдохлась и, теперь, застыла по центру площади стекла, как родинка на щеке.
      - Но бывает и так, - продолжал полковник - что больных, данного вида заболеваний нет, а методика и лекарства есть. Значит надо сделать так, чтобы больные были, то есть, привить болезнь. Надеюсь вы поняли?
      - Да.
      - У меня есть кандидаты на прививку и я бы вам рекомендовал использовать ваши методы лечения на них.
      - Мне казалось, что рак распространенная болезнь и найти в вашем ведомстве больных, легче простого.
      - У нас особый контингент людей. Это пожизненные зеки, приговоренные к высшей мере и..., разумеется, добровольцы, тоже зеки. Но если среди них есть больные раком, они все ваши Виктор Николаевич.
      - А как про тех, подготовленных кандидатов?
      - Ах про этих. Так больных то мало, вот кандидаты и пригодятся.
      Полковник смачно растер пальцами-сосисками окурок в пепельнице. От скрипа кресла, муха завыла низкой тональностью и виртуозно прошлась в танце по арене стекла.
      - Так. Это мы с вами обговорили Виктор Николаевич. Теперь по другому поводу. Жить будете в расположении части, в гостинице. Трудовой распорядок, как и у вас в институте. Увольнение в Красноярск с моего ведома, по субботам и воскресениям.
      - Мы через месяц выезжаем.
      - А мне Геннадий Рувимович сказал, что через три.
      - Что?...
      - А чего здесь удивляться. Рак за один день не лечиться, прививка сразу в уплотнение не превращается. Три месяца, а потом будете еще приезжать, продолжать лечить подопечных.
      - Я понимаю, что это так, но мой сотрудник, она, точно, не сможет три месяца.
      - Ее отпустим. Вас нет.
      Мы замолчали. Муха молчала тоже. Было очень тихо.
      - Приступайте к своим обязанностям, - сказал полковник - Если что надо - звоните. А сейчас, идите на свое рабочее место. Осваивайтесь.
      Я поднялся в лабораторию. Наташа разговаривала с девушками. При виде меня, они замолчали и занялись своим делом. Наташа подошла ко мне.
      - Ну что?
      - Ничего, поговорили.
      - Что мы теперь будем делать?
      - Работать. Давай разберем наш багаж и начинай. Вон там в углу, склад клеток со зверюшками. Это нам подарок от Геннадия Рувимовича, еще больший подарок ожидает нас впереди.
      Она побледнела и кивнула головой.
      - Я поняла.
      - Ну и умница. Эти девушки прикомандированы к нам. Пусть готовят и дезинфицируют пробирки для рассады, а я займусь установкой для синтеза. Буду ее собирать.
      Весь день мы проработали молча.
      Вечером Наташа пришла ко мне в номер и села на кровать.
      - Виктор, мне страшно.
      - Тебе надо потерпеть всего четыре недели, а там ты уедешь и забудешь все.
      - А ты?
      - Мне более лучшая участь. Меня здесь будут держать, до тех пор, пока Геннадий Рувимович не закончит свои грязные делишки в институте.
      - Я никуда не поеду, останусь с тобой.
      - Тебе нельзя Натали. У тебя мама дома, друзья, ты не должна видеть всего этого.. Тебе сейчас уже страшно, а что будет потом. Еще страшнее.
      - Там, дома, думаешь будет лучше? Там Рабинович, со своей противной мадам, которые меня съедят, если у них ни чего не выйдет. Маму я успокою, друзей тоже. Они поймут. Я остаюсь здесь с тобой.
      - Поживем увидим. Еще четыре недели впереди.
      Наталья встала с кровати, подошла ко мне и положила руки на плечи.
      - То, что ты говорил мне вчера вечером, я обдумала. Ты во всем прав Виктор, я буду с тобой. Чтобы они с тобой не делали, я тебя не предам. Я хочу быть все время с тобой.
      Она прижала свои мягкие губы к моим и я начал проваливаться в новый мираж, под названием любовь.
      Мы лежали на кровати и Наталья мне рассказывала о своей матери, доме, сестре, о кошке, которую зовут Катей и мне пришла бредовая мысль, что в вдвоем в камере, жить еще можно.
      - Наталья, - вдруг остановил я ее, на половине рассказа о кошке - я хочу попросить тебя об одной вещи.
      - Что такое Виктор?- встревожилась она.
      - Тебе надо в субботу съездить в Красноярск.
      - А ты. Разве ты не поедешь?
      - Нет. Я понял по высказываниям полковника, что он и готов отпустить меня, но товарищ Рабинович желает видеть меня поднадзорным. Поэтому, когда я попрошусь в увольнение, меня под каким-нибудь предлогом оставят.
      - Хорошо Виктор. Что мне там делать?
      - Пойдешь на почтамт, там на твое имя до востребования, должна быть почта.
      - Противный, а мне ни чего не сказал. С кем же ты все продумал?
      - С Любовь Владимировной.
      - Это она будет тебе писать?
      - И она, и другие.
      Прямо полная конспирация.
      - Слушай, а как твои новые подруги?
      - Одна, Аля - дочка офицера части. Девочка ни куда не поступила и папа ее устроил сюда. Девочка еще не испорченная и ты ей понравился. А Клавдия Михайловна - вольнонаемная, сама из Красноярска, но снимает здесь дачу, не далеко от лагеря. У нее двое детей и нет мужа. Аля сказала, он ушел. Женщина энергичная и малоразговорчивая и хорошо знает свое дело.
      - Не могла бы ты с ними поговорить, что твориться вокруг нас.
      - Аля сказала, что здесь в основном вирусники. Группы ученых и врачей занимающихся биологическим оружием. Она сама переведена к нам из отдела сибирской язвы.
      - Господи, куда мы попали. Ну сволочь Рабинович, ну удружил.
      - Я ее спросила, а как испытания над людьми.
      - Ну и что она?
      - Сама увидишь, сказала. Распространяться на эту тему не стала.
      - Судя по всему, главное у нас впереди.
      - Витя, ты о чем?
      - Это встреча с теми, кого надо лечить.
      - Витя, а им не надо прививать рак?
      - Судя по всему, нас к этому толкают.
      - Но я это сделать не смогу, у меня руки будут трястись, мне будет плохо.
      - Не спеши Натали. Ни кто от тебя этого не требует. Здесь есть свои специалисты, которые без нашего ведома, что хочешь сделают. Но им хочется, чтобы это сделали мы, именно мы.
      - Какая пакость и зачем им это надо.
      - Запачкать нас надо. Сдать Рабиновичу готовеньких, морально сломленных.
      - Витя, я тебя очень люблю. И ни какой Рабинович мне в этом не помешает.
      - Давай Наташка спать.
      - Прижми меня крепко к себе Витенька. Крепко, крепко, чтобы я всего почувствовала тебя.
      На следующий день в лабораторию пожаловал полковник Ампилов.
      - Как дела молодой человек? Что вы сделали?
      - Пока собрали установку для синтеза, да рассадили больные клетки по пробиркам, для размножения.
      - Это вот эти, что ли.
      Он ткнул своим толстым пальцем, в десятки пробирок, стоящих под лампой. После чего, ловко ухватил одну из гнезда и посмотрел ее на свет.
      - Ничего не видно.
      - Под микроскопом можно увидеть. Там хорошо видно, как раковые клетки начинают вылезать из монослоя, образуя очаг.
      - Так вы считаете, канцероген виноват в возникновении рака у человека.
      - Не только канцероген, могут быть и другие факторы.
      - А не считаете ли вы, что вирусный ДНК есть в клетке уже с рождения и только посторонний фактор, а именно канцероген, дает команду, включения вирусной ДНК в работу и возникает заболевание.
      - Нет, вы знаете я, вообще, против вирусной теории распространения рака. Да канцероген действует на какие-то участки ДНК, но он также действует на какие-то неведомые нам сигналы дифференцировки, после чего спящий ген, просыпается и попадая в другую часть клетки, где он явно не желателен, начинает активно действовать, забывая все правила поведения.
      - А вирус рака, разве его нет.
      - Нет. Есть больная клетка, которой можно заразить человека, если ввести ее ему, но это только теоретически. По моему, еще никто не обнаружил этот вирус.
      - Скажите Виктор Николаевич, а существуют или разработаны канцерогены, которые, как вы говорите, подталкивают клетку к перестройке и возникает заболевание.
      - Да. Есть такой ученый в США - Эймс, работает в Калифорнийском университете. У него много работ по канцерогенам, есть и другие, например, Вайнберг, тоже США. Можете посмотреть.
      - А вы, не можете такой канцероген, сделать здесь в лаборатории.
      - Это надо перестраиваться в работе, Валериан Павлович. Этим должен заниматься, в другую сторону направленный, специалист - химик.
      - Хорошо. По вашей теории, вылечить рак можно, если сковырнуть ваш бешеный ген на его старое место. Ну а если залезть в клетку, втолкнуть чего-нибудь, впрыснуть и вернуть ген, человек вылечиться.
      - Мысль верная, но залезть не возможно, попробуй, вычисли, где они клетки, сколько их, как туда залезть. Нет, так человека не вылечить.
      - Ну что ж, я рад, что у вас двигаются дела. Хочу попросить вас, запишите эту пробирочку за мной. Я ее возьму с собой. Хочу, все-таки, что бы свои химики помыслили над раздражителем клетки, чтобы она выздоровела.
      Он сунул пробирку в карман. У меня заныло сердце. До чего же хитрый мужик. Ну что ему на это сказать, как получить ее обратно. Полковник расписался в журнале, под номером опыта, что пробирку взял и, попрощавшись со всеми, ушел.
      Наталья съездила в Красноярск. Писем не было.
      В понедельник, к нам в лабораторию пришел молоденький лейтенант.
      - Саша, Никифоров, - представился он - Я буду вас курировать по вопросам работ в больнице. Полковник просил, что бы я вас сводил в больницу и показал ваших подопечных.
      - Девушек брать?
      - Как хотите. Полковник считает, что они сейчас и не нужны там.
      - Нет я пойду, - храбро сказала Наташа.
      Лейтенант с восхищением оглядел Наталью и с сомнением покачал головой.
      - Стоит ли, девушка.
      - Стоит, стоит.
      - Ну что ж, пойдемте. Давайте ваши данные. Я сейчас позвоню, чтоб вас вписали в пропуск.
      Он подошел к телефону и набрал номер.
      - Мария, здесь еще впиши одного человека. Наталья С...- начал он, рассматривая ее паспорт.
      Мы вышли из здания и пошли по аллее, углубляющейся в густой лес. Глухое, темное здание, вдруг выросло перед нами. У входа стоял часовой. Лейтенант подошел к нему.
      - Два человека, со мной, по литеру А.
      - Проходите, на вас заявка подана.
      Мы вошли в здание. Дважды сверяли нас на наличие с паспортами, наконец, мы вышли на второй этаж. Громадный, светлый коридор лежал перед нами. Слева и справа мелькали двери, чередуясь с проемами, где стояли столы с медперсоналом. Все сверкало белизной и чистотой.
      - У вас две палаты, - сказал лейтенант - В женском и мужском отделении. Пойдемте, сначала в женское.
      Мы подошли к комнате 222. Дежурная медсестра, в виде откормленной женщины, с выделяющимися погонами, под белым халатом, открыла ключом дверь. Появился откуда-то, худенький, низенький мужчина с всклокоченными волосами, в ослепительно белом халате.
      - Доктор Журавлев, - представился он.
      - Воробьев, а это Наташа.
      Наталья кивнула головой.
      - Я заведую онкологическим отделением и хочу вам представить ваших больных, - продолжал Журавлев, когда мы вошли в комнату.
      В палате было две койки, две тумбочки и два стула, расположенных симметрично по обеим сторонам комнаты. На одной кровати сидела цыганка, закрученная в халат с длинными, волнистыми, черными волосами, рассыпанными до пояса. На другой, под одеялом лежала женщина, с красивыми чертами лица и короткой стрижкой белых волос. Врач подвел нас к лежащей женщине.
      - Колесникова Зоя, - представил он ее - Заболевание матки. Вот ее снимки, а вот дело. Как себя чувствуешь Зоя?
      - Ничего доктор. Только тянет внизу.
      - Хорошо хоть тянет, - вмешалась в разговор цыганка - После того, как она пропустила через себя всех мужиков лагерей, у нее ломить должно.
      - Заткнись с-сука, - огрызнулась Зоя - Я хоть мужиков ублажала, а ты их резала.
      - А ну прекратить! - рявкнул доктор - Тебе что Лада, опять хочется в карцер.
      - Нет, нет доктор. Из-за этой бляди и в карцер. Нет, нет, я сижу тихо.
      - Больную Колесникову лечим лекарствами, пока успокаивающими, - как ни в чем не бывало продолжал доктор - Вот в деле перечень лекарств.
      Я взял снимок и подошел к окну.
      - Вот видите, - за моей спиной оказался доктор - темное пятно у таза.
      - Какой размер пятна?
      - Примерно, куриное, - понял меня доктор.
      - Запущено.
      - Конечно. Все по тюрьмам, там плохо лечат, да и нечем.
      - Давайте перейдем к следующему пациенту.
      - Это Иванова Лада.
      Мы подошли к цыганке, которая кокетливо повела плечами.
      - Пожизненное заключение. Сделана прививка препарата шесть месяцев назад. Недавно обнаружено пятно. Вот снимок, смотрите.
      - Скажи проще док. Заразили сволочи. Спокойно подохнуть не дадите.
      Я увидел на снимке, в костях грудной клетки, темное пятнышко.
      - Пойдемте доктор, - сказал я - С делами я ознакомлюсь потом.
      - До свидания молодой человек, - качнулась на кровати цыганка Вылечите меня, тогда, клянусь, сбегу от сюда.
      Мы попрощались. Наташка была белее снега и я стукнул ее в бок, чтоб она немножко отошла.
      В мужском отделении, точно в такой же комнате, сидело два мужика и играли в, сделанные из хлеба белого и черного, шахматы.
      - Доктор, какими судьбами? - первым откликнулся кавказец, с горбатым, немного притянутым к губе, носом - Вай, вай, какие люди пришли. А девушка какая. Доктор, возьми мое сердце, вырежь его, только дозволь ночь провести с такой красавицей.
      - Успокойся Гиви. Эта девушка врач, лечить тебя будет.
      - Девушка, я тебе письмо дам к своим в Тбилиси. Будешь там как королева жить. Мои братья, будут целовать каждый день подол твоего платья, а сестры мыть ноги, только за одно, помоги мне. Вылечи меня.
      - Там тебя трахнут сначала его братья, потом весь клан. Это у них считается верхом благодарности, - сказал партнер Гиви, губастый, широколицый мужик.
      - Зачем ты так, - обиделся Гиви - Я слово скажу, все слушаться будут.
      - Гиви Цхакадзе, заболел два месяца назад. Снимки и дела здесь, - начал рассказывать доктор.
      - Причину заболевания выяснили? - спросил я.
      - Та же самая, что и у Лады.
      Я кивнул головой.
      - А это Михайленко Игнат. Его малость пришибли, лет восемь назад. На этом месте возникла опухоль. Вот. Подними Игнат руку и рубашку. Видите.
      - Не Игнат, а Гнат. И не восемь лет назад, а недавно, в прошлом году.
      - Ладно Гнат, я спорить с тобой не буду. Вот это все Виктор Николаевич.
      - Пойдемте от сюда, - попросил я.
      Мы попрощались и ушли из этой больницы-тюрьмы. На прощанье, я спросил доктора.
      - Скажите, кто делал прививки?
      - Я и Саша Никифоров.
      - Сколько было подопытных...?
      - Шесть заключенных.
      - Из них заболело только два?
      - Да.
      - Спасибо за справку. До свидания.
      Мы шли с Натальей по аллее и молчали. Наташка была потрясена, но мужественно крепилась.
      Мы их вылечим, Наталья. Препарат мы сделаем.
      Наталья молчала.
      Прошла вторая неделя. Наталья привезла мне из Красноярска письмо.
      "Здравствуй Виктор!
      После вашего отъезда, события стали стремительно развиваться. Но все по порядку. Известная тебе, В.С., повторила твой опыт четыре раза и поняла, что ее надули. Поднялся страшный скандал. Она сцепилась со Светкой и чуть не до драки. Ты знаешь, Светка ее ни во что не ставит. Светка пошла к Г.Ф. и попросила перевести ее ко мне в группу.
      В это время у меня в группе возникли тоже неприятности. Помнишь, мы жениха Гали отправляли в Афганистан, еще видели его на той вечеринке. Он вернулся от туда, но... слепой. Ему выдавило глаза ударной волной. Галя в истерике. Сейчас она бросила работу и ухаживает за ним. Работать у меня не кому, да и ничего не получается.
      Так вот в скандал, в твоей группе вмешался сам Рабинович. Он приехал, по этому поводу, сюда и долго разговаривал со Светкой наедине. Похоже Светка наговорила ему такое, что он вылетел из комнаты, как ошпаренный и помчался к Г.Ф.. Г.Ф. струсил и бедную девочку хотели уволить по собственному желанию.
      Естественно, в эту свалку вмешался Боря и я. Я пошла в партком и буквально вдавила в сознание парторга, что разворачивается скандал, аналогично прежнему. Ты догадываешься о чем я говорю. Боря же пошел по знакомому начальству и Светку решили не увольнять, а перевести в другой отдел.
      На этом Рабинович не остановился. Боря мне сказал, что готовиться приказ о снятии тебя с должности руководителя группы за фальсификацию исследовательских работ, а на твое место ставят В.С. Судя по всему, тебя скоро вызовут на ковер.
      До встречи. Люба."
      Я передал письмо Наталье.
      - Прочти пожалуйста.
      Она долго изучала каждую строчку, потом вернула мне письмо.
      - Похоже я повзрослела за этот месяц, как ни когда. Я увидела и услышала столько, что этого хватит на мою маленькую прожитую жизнь. Скажи, ты меня специально утащил сюда, чтобы я не попала под каток В.С..
      - Это не моя идея, это все Борис Залманович. Он думал, что здесь будет легче, а там Светка с ней справиться. Но здесь также тяжело и даже неизвестно, где легче.
      - Завтра, я впрысну препарат нашим больным. Как хочется утереть всем нос. Как ты думаешь, они выживут?
      - За исключением Зои, наверно, все.
      - А как же она?
      - У нее метастазы. Попробуем влить самую большую дозу, но выдержит ли печень и сердце, как поведут себя эти дополнительные очаги, это еще вопрос. Но поборемся. Наташа прижалась ко мне.
      - Я тебя очень люблю, Виктор.
      Мы сделали препарат и впрыснули его больным. Я чувствовал, что назревают события и они начались с следующей недели.
      Наталья привезла еще одно письмо.
      "Здравствуй Виктор.
      У нас большое горе. После очередной перепалки с Рабиновичем, от разрыва сердца скончался Борис Залманович Стелевич. Он как чувствовал, что ему немного останется жить и за два дня до смерти, мы имели крупный разговор. Он говорил о тебе, о том как ты продвинешь науку. Он хотел, чтобы ты ушел от сюда в Новосибирск. Правда там есть свой Рабинович, но в отличии от этого, он давить науку ради своих амбиций не будет. Обещал написать туда письмо и не успел. Сейчас, мы готовим его похороны. Я просила дирекцию института, чтобы вас отозвали из командировки на похороны. Они пообещали, что дадут телетайп. Похороны задержат, так как мать просила похоронить в ее присутствии, а она едет из Биробиджана поездом, так ка не может самолетом по состоянию здоровья. Я высылаю письмо авиапочтой, в надежде, что оно придет раньше, чем вызов. Еще одна новость. Вместе с химиком от нас убрали В.С. Она хлопнула дверью с большими угрозами. Похоже что-то меняется у нашего руководства, оно не собирается применять к тебе санкций. Приезжайте быстрее.
      До свидания. Люба."
      Я дал прочесть Наталье письмо. Она горько заплакала, уткнувшись мне в плечо.
      На следующий день меня вызвали к полковнику Ампилову. Мы сидели все в том же кабинете, только на окне была не одна, а несколько мух, которые создавали неестественный хор противного звенящего звука.
      - Здравствуйте Виктор Николаевич, - сказал он.
      - Здравствуйте полковник.
      - Я хочу с вами поговорить откровенно. Человек я прямой и не терплю условности. Давайте сразу, без всяких комплиментов к делу. Я внимательно присматривался к вам и понял, что вы человек незаурядный, талантливый и много можете достигнуть. Помните, вы перечисляли мне фамилии авторов, которые занимались с канцерогенами, я их прочел давно и знаю, что это не то, что мне нужно. Вы человек развитый и только вы, можете занявшись концерогенами, сделать их.
      - Зачем, полковник.
      - Я человек старых понятий, фанатик своего дела и то, что нужно для моей родины, то нужно и мне. Хотите квартиру в Москве, Ленинграде, в любой точке Союза, большую зарплату, машину, самолет, все, что хотите, бросайте свой институт и ко мне. Тем более, что над вами, сейчас сгущаются тучи и, навряд, вы будете иметь такие привилегии, которые я вам даю.
      - Но я занимаюсь исследовательской работой по лечению рака.
      - Да бросьте вы. Кто вам даст этим заниматься? Рабинович, ваш начальник? Кто-нибудь другой? Выкиньте эту чушь из головы. У меня вы будете как сыр в масле кататься. Мы же с вами переворот сделаем. Во первых канцероген, от которого пол Америки будет болеть раком, после занесения его в пищу. Во вторых, ваша мечта о лечении, осуществиться только здесь. Где вы найдете такое количество человеческого материала, которое можно использовать для эксперимента. Только здесь. Так как?
      - Это чудовищно полковник.
      Наступила пауза. Полковник вытянул своими громадными пальцами сигарету и поджег ее факелом зажигалки. Мухи по очередно исполняли свое соло на грязных стеклах. Тишиной не пахло.
      - Вы кретин Виктор Николаевич. Я знаю, тех кого вы лечите, будут действительно здоровы. Я даже уверен в этом. Ваш препарат не миф, но об этом ни кто не узнает. Если они выздоровеют, я их пошлю, под сап, под тиф, под что угодно, они все равно не жильцы. Они смертники и должны умереть. Вы поняли?
      Дым начал группироваться над полковником.
      - Вы зацикленный кретин. Вы пытаетесь скрыть от меня секрет изготовления препарата. Скрывайте, мне на него наплевать. Вы надули Рабиновича. Что ж, раз вы не хотите со мной работать, я вынужден применить некоторые действия, противоречащие вашей морали. Лейтенант Барсукова зайдите ко мне.
      Дверь о творилась и в военной форме, передо мной появилась лучшая подруга Наташи, она же прикомандированная ко мне лаборант недоучка Аля.
      - Ну как?- обратился к ней полковник.
      - То что проявили, я принесла с собой.
      Она вытащила пачку фотографий и вывалила их на стол.
      - Вот все, что есть.
      - Ох какие видики. Вы смотрели их лейтенант?
      - Да полковник, это все аморально.
      - Вы слышали Воробьев, это все аморально.
      Он протянул мне свои руки-сосиски с фотографиями. На всех фотографиях мы с Наташкой предавались любви в номере гостиницы. Это были красивые позы и Наташка была прекрасна.
      - Мне очень нравиться, - сказал я.
      - Да это же разврат, - рявкнула лейтенант Аля.
      - Чего вы понимаете в сексе, лейтенант. Вы наверно и мужика настоящего не нюхали. Это любовь. Обязательно женюсь, как приеду.
      Лейтенант зашипела, как змея. Полковник ухмыльнулся.
      - Успокойтесь лейтенант, он нам все равно натянет нос, если жениться. Ему даже аморалку не пришить. Идите лейтенант.
      Она повернулась, красиво вильнув бедрами, и ушла.
      - Здесь мы тоже прокололись Виктор Николаевич. Что ж, это ваше счастье. Хочу вам сказать, катитесь вы от сюда к чертовой матери. Чтоб сегодня, я вас не видел. В ваши дерьмовые дела я лезть не хочу и так слишком много вони. Поэтому пока. Документы возьмете у администратора гостиницы.
      Мухи затихли. Одна, взвизгнув на высокой ноте, тут же затихла, стыдливо побежав по стеклу.
      - До свидания полковник.
      Я хлопнул дверью и услышал заглушенный вой взбудораженных мух.
      - Наталья, удираем от сюда скорей, - ворвался я в номер Натальи.
      - Что, пришел телетайп?
      - Пришла твоя подруга, в образе лейтенанта КГБ.
      - Какая подруга? Господи кругом обман, - поняла она - Где же правда?
      - Правда то, что мы уезжаем. Собирай вещи.
      В институте было предпохоронное затишье. В вестибюле, на обыкновенном канцелярском столе, стоял портрет Борис Залмановича, обвитый креповой лентой и несколькими грустными цветами. Я помчался по лестницам в лабораторию к Любовь Владимировне. Она сидела в пустой комнате, за своим столом, обернувшись на стук двери.
      - Виктор, - только и могла произнести она.
      - Здравствуй Люба, - я подошел и поцеловал ее в голову - Когда похороны?
      - Сегодня. Я ждала вас. Я знала, что ты приедешь. Внизу ждет машина Геннадий Федоровича. Поехали, а то он нервничает. Она поднялась и, как лунатик, двинулась мимо меня. Я заскочил в свою комнату, схватил за руку Наталью и рванул с ней по лестницам, догонять Любу. В машине, мы сухо поздоровались с Геннадий Федоровичем, расселись по сиденьям и тронулись в путь.
      - Как вы нашли Валериан Павловича? Сработались с ним? - спросил Геннадий Федорович.
      - И да, и нет.
      Геннадий Федорович переглянулся с Любой.
      - То есть...?
      - Приглянулся я ему до такой степени, что он предложил мне работать у него. Личный самолет обещал. Но я отказался и, после попытки испугать меня, в течении пол часа вытурил нас со своей территории.
      - Что он предложил вам делать?
      - Канцероген, который смог бы отравить пол Америки.
      - Да, слишком большой размах. Рабинович ему часто звонил?
      - Наверно, по крайней мере, увольнительную давали только Наталье.
      - Ты получил мое последнее письмо?- спросила Люба.
      - Да. Так куда он дел Валентину Степановну? Отвязался ли он от нас?
      - Валентину, Рабинович задвинул в какой-то институт, рядовым научным сотрудником, - сказала Люба - А вот по поводу тебя, то жди предложения получить личный самолет.
      - Неужто отказался от идеи завладеть препаратом.
      - Нет, не отказался. Он просто проиграл первый раунд и во втором изменит тактику.
      - Он сегодня будет на кладбище?
      - Будет и, даже, будет выступать с речью.
      - Это серьезно Геннадий Федорович?
      - Виктор, прошу тебя, только не устраивай скандала, - забеспокоилась Люба - Пусть выступает. Там будет много людей, которые не в курсе наших дел. Тебя, просто, не поймут. Рабинович величина, а ты рядовой сотрудник.
      - А в нашем институте, разве не все в курсе дела.
      - Ты о чем?
      - Я о том. По какой причине умер Борис Залманович?
      - Была бы серьезная причина, было бы следствие, Виктор Николаевич. Борис Залманович сгорел на работе, умер от разрыва сердца, - жестко произнес Геннадий Федорович - Вот и морг, мы приехали.
      Рабиновича я увидел на кладбище, он обхаживал старенькую мать и близких родственников Бориса Залмановича. Увидев меня, он расцвел, как майская роза.
      - Рахиль Иосифовна, - обратился он своим фальцетом к старушке - вот молодое дарование, самый любимый ученик Борис Залмановича.
      Старушка обратила на меня внимание и подала свою руку.
      - Очень рада познакомиться, - вдруг на чистейшем русском языке, без акцента, произнесла старушка - У Бори в столе, мы нашли письмо на ваше имя. Ведь вас зовут Виктор Николаевич. Не так ли?
      - Да.
      - Вы же придете к нам после похорон. Я вам его отдам.
      Рабинович застыл, как изваяние, как ученая собака при виде дичи, застывающая на месте с поднятой передней лапой. - Ах какое несчастье, какое несчастье, - заныл он - Борис Залманович так заботился о молодых ученых. Теперь они очень осиротели. И где еще найдешь, таких добрых учителей.
      Я кивнул старушке.
      - Хорошо, приду.
      Рабинович произнес прекрасную, трогательную речь, где оценил Борис Залмановича, как светоча русской микробиологии, талантливого экспериментатора и теоретика, под руководством которого чуть не рухнул раковый микроб. Смерть прервала эти работы, но талантливые ученики и он, добьют эту жуткую болезнь века.
      После похорон, Наталья поехала домой, сославшись на усталость, а мы поехали пропивать светлую память, хорошего мужика Бори. Рабинович все время вертелся около меня, стараясь не пропустить момент передачи письма мне. Однако, он пропустил этот момент, так как письмо мне отдал зять Борис Залмановича, когда мы сидели в курилке.
      Я зачитал это письмо в слух, в машине, когда мы: я, Люба и Геннадий Федорович, ехали с похорон.
      "Виктор.
      Может так случиться, что меня уберут из института, уволят или переведут на пенсию, все может быть. Моя дочка и мать живут в Бирабиджане и, фактически, там семья. Я уеду туда, а тебя не увижу. По всей видимости, этот хам, Рабинович, затолкает тебя и на долго задержит в Красноярске. Поэтому слушай.
      Брось этот дерьмовый институт. Отправляйся в Новосибирск, к моим старым хорошим знакомым. Они тоже не подарок, но тебя сохранят и помогут. Дадут тебе печататься, работать и твое не отберут. В этом письме есть рекомендация к ним. Поезжай.
      Да хранит тебя господь.
      Борис Залманович."
      Люба взяла письмо из моих рук, еще раз перечитала и заплакала.
      Геннадий Федорович любезно развез нас по домам.
      На следующий день мы, втроем, сидели в кабинете Геннадий Федоровича и обсуждали план работ на квартал. Я, опять, вылез со своей идеей.
      - Геннадий Федорович, необходимо опробовать препарат на обезьянах и выходить через все инстанции, на испытание в больницах.
      - Сейчас это не разумно Виктор Николаевич. Во первых, его не раскрыть. Клеймо, "совершенно секретно", надежно закрыло, даже ваш нераскрытый вариант, от ученых всего мира. Во вторых, пока у руля науки сидят такие люди, как Рабинович и Кац - ни о каких испытаниях над людьми, разговора быть не может.
      - Неужели нет выхода?
      - Есть. У вас есть рекомендательное письмо. Если вы от сюда уйдете, к тем ученым, которых вам предлагал Борис Залманович, я вам тоже дам рекомендацию, вполне заслуживающую внимания, для людей отдаленных от науки, но очень заинтересованных в лечении рака. Здесь вам ни чего не светит.
      - Не могу понять, - сказала Люба - у нас столько умных людей, столько толковых руководителей и, причем, нужная для всех работа, а мы не можем перебороть каких-то Рабиновичей.
      - Любовь Владимировна, виновата во всем система. Ломка человеческих душ начинается с детства, всей окружающей системой и в науку приходят забитые марксизмом-ленинизмом, в большинстве, серые люди. Посмотрите, кто выдвигается в руководящие кадры. Тот, кто имеет партийный билет и больше всего шумит на собраниях о достижениях Советской науки. А где же наука? Она движется потихоньку руками рядовых сотрудников и то, потому, что партия не может позволить себе роскошь, отставать от капитализма. Правда и на верху есть умные головы, но и их взяла в шоры эта система и, просто, от имени общественности, ведет к победе социализма.
      Мы, онемев от изумления, смотрели на Геннадий Федоровича. Первая прервала молчание Люба.
      - И вы все годы молчали? Как же вы жили с такими мыслями?
      - Вот так и жил.
      - А теперь?
      Геннадий Федорович помолчал, покрутил карандашом по бумаге и, отбросив его в угол, встал и подошел к окну.
      - Стар, наверно, стал. Да и нутром чувствую, идут перемены. Предсказать, что будет не могу, а вот Рабиновича не будет точно.
      - Ошибаетесь, - сказал вдруг я - Рабиновичи уживутся в любой системе, в любом месте. Они как хамелеоны будут менять краску и чтобы не произошло, они будут вершить наукой, пока не вымрут.
      - Я не согласен с вами Виктор Николаевич. Каждая смена поколений меняет своих кумиров, каждое развитие науки выдвигает новых моторных людей, которых даже некоторые лидеры, вынуждены выдвигать. У марксизма есть замечательная мысль, о диалектике. Все течет, все изменяется. Изменяется наука, изменяемся и мы.
      В это время дверь с шумом распахнулась и мы увидели на пороге Рабиновича.
      - О, какая приятная компания. Вашу ручку Любочка. Здравствуйте, здравствуйте товарищи.
      Он пожал вялой ручкой наши руки и, бесцеремонно сев за стол, продолжил.
      - Так о чем разговор? Все промываете, наверно, кости старому Рабиновичу. Ох как я устал. Кругом одни неприятности и везде надо все улаживать, сглаживать.
      - Мы рассматриваем план на следующий квартал, - поспешила выступить Любовь Владимировна.
      - Интересно, интересно, дозвольте взглянуть.
      Он вялыми пальцами ловко приклеил и подтащил к себе, листок из пачки бумаг, лежащих перед Любой.
      - Ага, разработка и изготовление препарата. Так кто же мне прояснит, есть ли препарат или это блеф.
      Мы молчали. Геннадий Рувимович поднял на меня глаза, полные любопытства.
      - Так у вас есть рецепт готового препарата?
      - Да.
      - Я так и думал. Вы оказались умнее, чем я предполагал. Ни эта ворона, ни кто кроме вас, не знает изюминки. А вы ее спрятали в голове и даже опытный криминалист, полковник Ампилов, заславший к вам шпионов, сел в лужу.
      - Кстати, - опять прервала речь Рабиновича, Любовь Владимировна полковник предложил Виктор Николаевичу личный самолет.
      - За что же? - изумился Рабинович.
      - Еще квартиру, машину, дачу, бешеную зарплату, если он останется у него работать.
      - А что же Вы? - уставился в меня Рабинович.
      - Я отказался. Уж больно, неприятное место и далеко от нашего города.
      - Угу.
      Рабинович опустил голову и задумался.
      - А что ваши там подопечные, которых вы там лечили?
      - Теоретически, трое выживут точно. Четвертая женщина очень запущена и если бы мы продолжали лечение, она может быть и выжила.
      - Что значит теоретически?
      - Наверно, я отказался брать личный самолет и стал не интересен. К тому же, полковнику не нужны лечители. Ему нужны убийцы, ну, например, заразить раком пол Америки и умертвить ее.
      - Как же он хотел это сделать, вирусом.
      - По моему в этой области, после моих с ним разговоров, он на вирусах поставил крест. Ему нужен канцероген, который подмешай в пищу и готов, ложись в койку. Как довести канцероген до стола американца, это его забота, а изобрести его, он предложил мне.
      Мы опять замолчали. Рабинович усиленно работал головой.
      - Мне бы хотелось поговорить с вами наедине.
      - Мне этого не хочется.
      От удивления у Рабиновича отвалилась нижняя челюсть.
      - В чем дело Виктор Николаевич?
      - Нам не о чем с вами говорить, Геннадий Рувимович. Тут мои коллеги, по работе можно говорить и при них. В сделках я не участвую.
      Рабинович начал краснеть постепенно, как медленно наполняющийся сосуд.
      - Виктор Николаевич, о каких сделках. Я хотел предложить вам место в моем институте.
      - А как же самолет? - воинственно влезла Люба.
      - Какой самолет?
      - Да личный, который надо подарить Виктор Николаевичу, за работу в вашем институте.
      - Любовь Владимировна, Любовь Владимировна, мы печемся о благе науки а вы так агрессивно на меня нападаете, как-будто я ей враг.
      - А вы и есть ей враг.
      Рабинович покраснел весь. В тишину комнаты слабо врывались звуки трамваев и машин с улицы. Люба смотрела на него спокойно и гневно.
      - Вы после похорон еще не отошли товарищи, - он изменил свой тон - Я понимаю ваше горе и думаю, мы еще обо всем поговорим позже.
      - Наше горе в том Геннадий Рувимович, - вдруг заговорил Геннадий Федорович - что лучшие, толковые, талантливые люди, которые встречаются с вами, либо погибают, либо уходят, либо их уводят. Вы в науке самый настоящий убийца. Борис Залманович тоже на вашей совести.
      - Думайте, о чем вы говорите.
      - Мы то думаем, только думаем, какую пользу принести родине, а вы ради своей выгоды приносите ей вред, - выпалила Люба - Я так просто дело с Борис Залмановичем не оставлю. Зарубите себе на носу.
      Рабинович встал и пошел к двери.
      Мы сидели и каждый долго переваривал, все события, произошедшие в комнате.
      - Так мы о чем друзья. Кажется о прививках обезьянам. Пока Виктор Николаевич не ушел, я считаю препарат надо попробовать на людях. У меня есть знакомый онколог, главный врач онкологической больницы. Как он посмотрит. Здесь полно факторов этических, юридических, наконец, и нашей совести.
      - Я согласна, ждать не надо.
      - Я тоже.
      - Тогда по своим рабочим местам товарищи.
      Днем я подошел к Любе.
      - Люба, я у тебя не буду сегодня вечером.
      - Это Наташа.
      - Да.
      - Она вся светится от счастья. Береги ее Витя. Она очень хорошая девочка. Я ведь была готова к этому. Знала, что когда-то это произойдет. Единственное не знала, что так быстро.
      - Я хочу быть лучшим твоим другом всегда.
      - Я тоже. И еще Витя, не буду тебе надоедать, но бабий век короток. Если сможешь или тебе будет невмоготу от этой дурной жизни, приходи ко мне. Я тебе буду рада всегда.
      Я поцеловал ее крепко, крепко и пошел в свою комнату.
      Геннадий Федорович сумел уговорить главного врача о нелегальной пробе препарата в своей больнице. Через три дня, я приехал к врачу.
      - Роберт Густавович, - представился тот.
      Кабинет главного врача был обит деревянными панелями и все в нем было деревянное: два стола, буквой "Т", стулья, пол и, даже, сам хозяин, казался вырубленным из породы крепкого дуба.
      - Виктор Николаевич, - ответил я.
      Роберт Густавович пересел напротив меня, сложил свои крепкие руки в замок и уставился на меня.
      Так я слушаю.
      - Вам Геннадий Федорович обрисовал наше положение и предложения по поводу лечения рака.
      - Да, что-то говорил.
      - Ну и что же?
      - А ни чего. Я же не хочу ссорится с законом.
      Я с недоумением уставился на него.
      - Тогда почему вы не сказали об этом Геннадий Федоровичу?
      - Сказал.
      - И что?
      - Я сказал еще, что надо подумать, чтобы не ссориться с законом.
      - ???...
      - Есть три способа обойти закон. Первый - быть родственником больного. Второй - быть знакомым больного. Третий - быть третьим лицом, то есть другом родственника и другом знакомого больного. Есть еще условие, это когда ни глав врач, ни лечащие врачи, ни мед. персонал, обо всех этих родственниках и знакомых думают хорошо, предполагая, что какой-нибудь гадостью они больных не накормят.
      - Кажется я вас понял. Но как найти родственника или знакомого, чтоб они поверили мне.
      - В этом у вас отбоя не будет. Больные и родственники психологически настроены на надежду на выздоровление и то, что не может врач, сделает знахарь. Достаточно пустить слух и к вам повалят валом. Предупреждаю, я слухи не распускаю.
      - Спасибо доктор, вы в меня вселили надежду.
      - Подождите. Я вас познакомлю с одним врачом, он вам кое в чем поможет.
      Роберт Густавович подошел к вертушке телефона.
      - Гриша, ты свободен, подойди ко мне.
      Через минуту ввалился Гриша. Толстый, с добродушным лицом, в блюдечках очках, он выглядел счастливым и радостным человеком.
      - В чем дело Роберт Густавович?
      - Познакомься, Виктор Николаевич. Поговори с ним, он тебе много интересного расскажет.
      - Опять хитрите Роберт Густавович. Опять в авантюру меня тянете.
      Он засмеялся счастливым смехом, как будь-то каждая авантюра для него радость.
      - Иди с ним Гриша, иди. До свидания Виктор Николаевич.
      Он пожал мне руку, своей клешней лесоруба.
      Гриша привел меня в женское отделение, в одну из палат, где имелось только две койки. На стульях у окна сидели две женщины, обмотанные больничными халатами серого цвета. Одна из них была молоденькой, белобрысой, с массой веснушек вокруг носа и глаз. Ее волосы были стянуты на затылке в пучок, красивой оранжевой тряпочкой, а спереди на лоб вызывающе наброшена челка. Другая постарше. Красивое лицо, с черными огромными глазами, огражденными сверху стрелками темных бровей, контрастировало с большой копной густых, чуть волнистых волос медного цвета, рассыпанных на плечи.
      - Девочки познакомьтесь, это Виктор Николаевич. Он хочет поговорить с вами, - так начал свою речь Гриша - А это, - он обратился ко мне - госпожа Климович и наша любимица Катя.
      Девочки уставились на меня, как на привидение с того света.
      - У Виктор Николаевича есть некоторое предложение к госпоже Климович.
      - А сказали, что Виктор Николаевич хочет поговорить с нами обеими, тихо прошелестела Катя.
      - С тобой он будет говорить потом.
      Умненькая Катя встала и, запахнув громадный халат, пошла к двери.
      - Госпожа, - шутливо продолжил Гриша - по некоторым причинам я не могу присутствовать при вашем разговоре, но прошу тебя, этому человеку верь.
      - Неужели так все сложно Гриша, - прозвучал мелодичный голос.
      - Думаю, да.
      Он испарился из палаты. Мы остались вдвоем.
      - Можно я буду звать вас Виктор.
      - А как мне вас называть?
      - У меня очень противное длинное имя, которое дал мне родитель. Я его ненавижу. Зовите меня просто - Климович, если хотите, госпожой, сеньорой, миледи. Как хотите.
      - Вы не подскажете мне, диагноз вашей болезни.
      - Не крутите Виктор. Вы знаете чем я больна. Но я догадываюсь, что вы пришли для слишком серьезного разговора. Так что давайте говорить на прямую.
      - Хорошо. Я работаю над проблемами лечения таких болезней, как ваша. У меня есть препарат, который необходимо испытать на людях. По некоторым обстоятельствам, я не могу это делать официально и вынужден тайком обращаться к самим больным, с просьбой о помощи.
      - Что за обстоятельства, не позволяющие вам лечить нормально больных людей.
      - Это очень много. Законодательство, этика, внутренние распри и многое другое.
      - Гриша мне сказал, чтоб я вам верила. Сам не захотел присутствовать при этом разговоре. Это значит, что ответственность за результаты лечения вы берете на себя.
      - Да.
      - Что будет с вами, если я умру.
      - Меня посадят в тюрьму.
      - Если я буду жива, я должна всю жизнь молчать.
      - Да.
      Климович задумчиво наматывала на палец локоны своих волос. Мы молчали. Наконец она пришла к решению.
      - Я все поняла. Скажу вам следующее. Я - врач. Врач терапевт. Только три года практики, но о раке знаю почти все. Я знаю сколько мне жить. Это приблизительно три месяца. Но я хочу жить. Я скептик и знаю, что ни кто в мире не изобрел препарата от рака и, вдруг являетесь вы и говорите, что он есть. Это похоже на шарлатанство. Целые институты, тысячи людей бьются над этой проблемой и пока ни чего. Вы приходите со своим препаратом и бьете по моей психике, предлагая вылечить не излечимое.
      - Простите, что я прерываю. Так вы будете принимать мой препарат или нет?
      - Буду. У меня нет шансов. Буду. Когда есть последняя ниточка, за нее цепляется каждый утопленник.
      Из черной горошины глаза выкатилась прозрачная капля и поползла по щеке, рывками пробивая дорогу. Климович плакала, не замечая, что она плачет.
      - Вы обещали мне молчать.
      - Когда вы придете в следующий раз?
      - Послезавтра. С препаратом.
      - Идите Виктор. Я хочу остаться одна, но послезавтра я вас жду.
      - До свидания Климович.
      Она кивнула в ответ.
      Через день я пришел и сделал Климович укол. Я приходил еще три раза и каждый раз мы выгоняли Катю и делали уколы. Климович была не разговорчива и, однажды, неожиданно заглянув ей в глаза, я увидел в них страх.
      - Все, - сказал я, сделав ей последний укол - Будем ждать результатов.
      - А когда?
      - Рентген у вас не скоро. Тогда и увидим.
      Через две недели ко мне в лабораторию позвонил Гриша.
      - Приезжай. Срочно приезжай.
      - Что случилось. Что-то с Климович.
      - Все в порядке, приезжай.
      Гриша встретил меня с радостью собаки, которая после длительной разлуки увидала своего хозяина.
      - Получилось Виктор, понимаешь получилось.
      - Ты мне можешь сказать. Что получилось?
      - Смотри.
      Он подтащил меня к стенду, где просвечивалось два снимка.
      - Видишь, это пятно месяц назад, а это вчера. Посмотри, это же сенсация. Все врачи одурели. Ходят на Климович смотреть, как на экспонат.
      На одном снимке, чернело большое пятно. На другом - крохотное пятнышко неуютно торчало между ребер.
      - Пошли к ней, она тебя ждет.
      - Но лечение не закончено. Ты же видишь.
      - Дурачок, не ужели ты не понимаешь, процесс пошел его не остановить. Контрольный снимок сделаем через неделю. Этой пакости конец, неужели до тебя не дошло.
      - Пока нет.
      - Пошли, пошли. Она мне житья не дает. Требует тебя и все.
      Климович увидала меня и, буквально, пролетела расстояние от кровати до двери. Она упала мне на грудь и... заплакала. Я гладил ее волосы и говорил теплые успокаивающие слова. Наконец она успокоилась, но так и осталась стоять , прижавшись ко мне.
      - Ребята, вы кончите обниматься или нет. Я уже пол часа с бутылкой стою, уже вино в руках согрелось, - долетел до нас голос Гриши.
      Климович нехотя оторвалась, запахнула халат и повернулась к Грише.
      - Ну что же вы стоите? Катя доставай кружки. Зайди к Людочке возьми два стакана. Гриша, а ты чего. Бутылка с такой пробкой, что два часа будешь открывать не откроешь.
      Потом она повернулась ко мне.
      - А мне ведь еще не верится. Знаешь, я в таком состоянии, как подвешенная.
      - То, что есть, это успех, но лечение не окончено.
      - Я знаю, но при нашей первой встрече, ты не вложил в меня веру. Я шла, как автомат, махнув на все рукой. И вдруг, первый проблеск. Это такой удар надежды, ты не представляешь.
      Вошла Катя со стаканами. Гриша, наконец, выдавил пальцем пробку внутрь бутылки и мы, собравшись у окна, выпили за здоровье госпожи, сеньориты и миледи Климович. После второго стакана, раздался тонкий голос Кати.
      - И я хочу. Я хочу чтобы Виктор Николаевич вылечил меня.
      Мы замерли. Я очухался первый.
      - Катя я не врач.
      - Я знаю. Но мне девятнадцать лет и так не хочется пропадать. Миленький, Виктор Николаевич, вылечите меня.
      - Ты что маленькая лгунья, ты следила за мной, - очнулась Климович.
      - Нет не следила, но я же все вижу, а потом Виктор Николаевич в первый день встречи сказал, что поговорит со мной тоже. Я подумала, что он хотел мне предложить то же самое, что и вам.
      - Откуда ты знаешь, что он мне предложил.
      - Я сначала не знала, а потом, когда Виктор Николаевич приходил к вам еще несколько раз, заметила шприц и запах спирта. Я догадалась.
      - Катя, - сказал Гриша - Сегодня у Виктор Николаевича маленький праздник, у него появилась надежда, что можно победить самую ужасную болезнь века. Еще ничего не ясно. Ты можешь подождать. Немножко. И никому не говорить об этом.
      - Хорошо, я подожду.
      Праздник не удался. То что знает одинокая женщина, то еще можно сохранить в тайне, но что знает женщина, обремененная родственниками и семьей, сохранить нельзя. Кажется я попал в ловушку, выкопав яму сам для себя.
      Климович выздоровела. Мы с ней тепло расстались и я приобрел друга. С другой стороны, я потерял покой. Катя и ее мама атаковали меня по всем правилам военного искусства. Меня подстерегали дома, у Наташи, на работе. Дергали Наташу, Гришу с целью, надавить на меня. Мы посовещались и решили попробовать. Я сделал Кате три укола и получил отличный результат. Дело в том, что у Кати опухоль была меньше, чем у Климович. С Катей мы расстались холодно. Я ей не простил болтовню о препарате. С этого момента начались все мои дальнейшие беды. Слух о докторе, который лечит рак, пронесся по больнице. Я перестал приходить в больницу, но больница пришла ко мне домой. В больнице лежал двадцатилетний дебил по имени Андрей. Его мать, задерганная несчастьями сына, имела бешеную энергию, которой изводила врачей и персонал больницы. Вот с такой мадам мне и пришлось встретится. Мать Андрея достала и меня. После полутора месячного сопротивления я сдался.
      В этот день я делал препарат для Андрея. Только что пропустив раствор, через молекулярные сита, я заткнул пробкой колбу, поставил ее в тягу и стал одеваться, чтобы ехать в больницу. Так как жизнь раствора два часа и за это время я должен сделать укол. В это время, дверь отворилась и в комнате появился Михаил Геннадьевич Кац.
      - Здравствуйте Виктор Николаевич. Я вижу вы спешите, не выделите мне две минутки.
      Какая любезность. Приятное улыбающееся лицо, спокойный голос. Да Кац ли это?
      - Здравствуйте Михаил Геннадьевич. Я действительно спешу, поэтому, давайте побыстрее.
      Кац разглядывал комнату и увидел колбу с препаратом в тяге.
      - Это он, Виктор Николаевич.
      Рука Каца завладела колбой и он стал рассматривать ее на свет.
      - Вы имеете в виду препарат. Это он.
      Кац с неохотой поставил колбу на плитки в тяге.
      - Я к вам Виктор Николаевич по нашему делу.
      Кац раскрыл портфель и выволок пачку бумаг.
      - Руководство Академии Наук, по ходатайству нашего института, решило создать государственную комиссию по проверке и дальнейшей пригодности вашего препарата. Мне поручили передать вам документы и согласовать с вами состав комиссии. Вот он.
      Кац передал мне две бумаги. Список был составлен из известнейших ученых страны. Заместителем председателя комиссии предложен Рабинович Г.Р., а председателем - известнейший ученый, академик, но увы, уже маразматик, возраст которого 92 года.
      - Михаил Геннадьевич, я очень спешу. Оставьте мне бумаги, я напишу свое мнение.
      - Да, да. Возьмите Виктор Николаевич.
      В это время зазвонил местный телефон. Я поднял трубку.
      - Але...
      - Виктор Николаевич, это я, Анатолий Федорович. Подойди, пожалуйста ко мне. Здесь по городскому из Академии Наук.
      Я бросил трубку.
      - Извините Михаил Геннадьевич.
      В кабинете Анатолий Федоровича, я рванул телефонную трубку на себя.
      - Але...
      - Здравствуйте Виктор Николаевич. С вами говорит Александр Александрович президент Академии Наук.
      - Здравствуйте Александр Александрович.
      - Вы получили бумаги, по поводу создания комиссии.
      - Да.
      - Во первых, я хочу вас спросить. Вы не против?
      - Нет.
      - Во вторых, я сделал ошибку, назначив председателем известного человека. Но к сожалению, он не сможет уже работать. Вы не против, если мы назначим другого, академика Трофимова.
      - Я не буду против.
      - Вот и хорошо. А то здесь Геннадий Рувимович весь извелся, думая что подвел вас.
      - Спасибо Александр Александрович.
      - До свидания Виктор Николаевич. Желаю успеха.
      - До свидания Александр Александрович.
      Я повесил трубку.
      - Какую провокацию спланировал Рабинович? - заговорил Анатолий Федорович - Все эти разговоры не спроста.
      - Мне надо спешить в больницу, Анатолий Федорович. Вы извините.
      - Да, да. Идите.
      Я ворвался в лабораторию. Кац сидел на стуле и перебирал бумаги в портфеле. Я натянул пальто. Сунул в карман колбу.
      - Я спешу Михаил Геннадьевич.
      - Да, я готов. Пойдемте.
      Я закрыл лабораторию и выключил свет.
      В больнице, делая укол Андрею, мне почудился запах Уайт-Спирита. Ночью Андрей умер. При вскрытии обнаружилось, что я впрыснул уайт-спирит. Это сволочь Кац сумел заменить мне препарат. И вообще, мне кажется, что вся операция со звонком, спланирована Рабиновичем. Следователь и суд мне не поверили.
      * ЧАСТЬ 3 *
      Генерал Федотов выполнил свои обещания. Мне дали свободу, паспорт, московскую квартиру, аванс и небольшую лабораторию. Ко мне приставили подполковника Кузьмина Петра Ивановича, потрясающе пробивного мужика, который буквально из под земли достал оборудование, реактивы и нужных мне людей. Через пять дней меня вызвали на Лубянку, для представления начальству. В кабинете, кроме генерала Федотова и подполковника Кузьмина, были два начальника отделов, которые представились только по имени и отчеству. Первым разговор начал полноватый генерал- лейтенант.
      - Виктор Николаевич, как нас информировал генерал Федотов, вы можете сделать препарат для лечения рака.
      - Да могу.
      - Есть ли положительные результаты, действия вашего препарата на людях?
      - Препарат испытывался в онкологической больнице на двух женщинах и в конторе полковника Ампилова, на двух женщинах и двух мужчинах. Окончательные результаты я знаю в онкологической больнице, где две женщины вылечились. Сведений о больных у полковника Ампилова у меня нет.
      - Кто такой Ампилов? - спросил второй генерал у Федотова.
      - Проходит по министерству обороны, как руководитель центра по исследованию биологического оружия. Имеет связи с рядом наших отделов. Мы помогаем ему в поставке материала для исследования.
      - У вас генерал, есть сведения о действия препарата Воробьева у него?
      - Да. Все выздоровели.
      - А теперь Виктор Николаевич расскажите честно, что произошло у вас с последним больным. Почему он умер?
      Я рассказал все: и про Рабиновича, и про Каца, и про Стелевича, и про то, как идет охота на препарат.
      - Андрей Иванович, - обратился к Федотову генерал-лейтенант - Вы проверяли все это.
      - Кое что уже есть сейчас, товарищ генерал. Но вся трудность в том, что Кац исчез.
      - Как исчез?
      - После начала следствия над Воробьевым, он оформил документы на пенсию, быстро уволился и пропал.
      - Дайте запрос по всем каналам о розыске.
      - Уже дал.
      - Виктор Николаевич, то что вы сейчас услышите, является делом государственной важности. Генеральный секретарь нашей партии, товарищ Черненко, тяжело болен раком. По всей видимости, уже пошли метастазы. Мы нашли вас, сделали лабораторию при КГБ, чтоб вам ни кто не мешал, и ждем от вас быстрей производства лекарства. О том, что генеральный секретарь болен, знает немного людей. Теперь об этом знаете и вы. Я думаю, что дальше этого кабинета информация никуда не уйдет.
      - Виктор Николаевич, - обратился ко мне другой генерал - Как скоро вы изготовите препарат?
      - Через две недели.
      - Раньше нельзя?
      - Нет. Надо собрать установку. Сделать пробу и прогнать на мышках. Самое тяжелое, это ждать. Если через неделю, будет положительный результат, тогда будем готовить препарат.
      - Хорошо, давайте через две недели. Еще, вызывайте, если хотите, Наталью Александровну. Если будут какие-нибудь затруднения, обращайтесь к подполковнику Кузьмину. Договорились.
      - Да.
      - До свидания Виктор Николаевич.
      Я рванул на почту и позвонил в наш город, в институт, в кабинет Анатолий Федоровича.
      - Але... - прозвучал знакомый голос Любовь Владимировны.
      - Люба...Здравствуй Люба.
      Трубка какое-то мгновение молчала.
      - Виктор, это ты? Виктор...
      - Я, я, Люба.
      - Откуда ты? Где ты?
      - Я в Москве. Работаю здесь.
      - Это правда?
      - Да не обманываю я тебя. Меня освободили, дали лабораторию, квартиру. Живу как бог.
      - Виктор я не могу поверить. Неужели правда восторжествовала.
      - Восторжествовали обстоятельства. Ты лучше скажи какие новости, как Машка, как у вас, что изменилось.
      - Машенька молодец, уже большая, по дому помогает, а вот с мамой плохо. Возраст, сам понимаешь. Анатолий Федоровича повысили. Он теперь зам директора по науке. А я заняла его кабинет.
      - Люба, это же замечательно. Надо же, ты нач лаб.
      - Да ладно тебе. Об остальных: Галя уволилась, еще при тебе, живет со слепым мужем. Светка вышла замуж, уже развелась и собирается еще раз. Наташа... А ты звонил Наташе?
      - Нет. Это мой первый звонок.
      - Она сейчас здесь. Погоди, я ее позову.
      Трубка минуту молчала.
      - Але... Кто это?
      - Натали это я, Виктор.
      - Витя, Витенька.
      - Натали, ты можешь бросить эту чертову работу и вылететь ко мне в Москву.
      - Куда? Куда? В Москву?
      - И причем сегодня же.
      - Витя, но ты же....
      - Да выпустили меня. У меня здесь квартира. Я тебе дам адрес. Дай телеграмму, чтобы я тебя встретил.
      - Я не могу прийти в себя Витя. Я еду. Сейчас выезжаю.
      - Запиши адрес.
      Она записала адрес. Потом трубку взяла Люба.
      - Виктор, она уже рванула. Я все улажу. Она тебе все подробно расскажет.
      - Как Рабинович, слышно что-нибудь о нем?
      - Все по прежнему. Только после того, как у нас зам директора стал Трофимов, он сюда больше не приезжает. И еще новость. Помнишь Лену Корзухину, ее убили в Мурманске. Непонятно кто и почему. Кац ушел на пенсию. Пожалуй все.
      - Любочка пока.
      - Я тебя целую Виктор. Я тебя по прежнему люблю.
      Люба бросила трубку.
      Наташа приехала не одна. Она привезла маленького Андрейку. Сына, которого родила без меня.
      Я заканчивал препарат, когда радио сообщило о смерти Черненко. На работе у меня наступило затишье. После воцарения Горбачева, обо мне как-то забыли. Но однажды, позвонил генерал Федотов.
      - Виктор Николаевич, готовь препарат. Нужно помочь одному члену ЦК. Он давно болеет. Сейчас в кремлевке. Очень видный человек. Когда будешь готов.
      - После завтра.
      - Хорошо. Давай.
      Меня ввели в кремлевскую больницу и привели в палату к больному. Это был действительно очень известный человек. Азербайджанец с двойной фамилией. Все скрывали от него, что у него рак. И он обращался к своей болезни, как к застаревшей язве. Я провел с ним четыре сеанса уколов и он выздоровел. Потом я также незаметно вылечил еще несколько человек и все по указке КГБ. Прошло несколько лет, но вот и Горбачев стал шататься и, наконец, выпустил бразды правления, отдав их Ельцину. Для нас наступили тяжелые времена, времена чисток и смены руководства. Убрали подполковника Кузьмина, генерала Федотова и тех кто меня брал на работу. Лабораторию не разгоняли, нет, но и заказов не давали. Неожиданно в Москве появился, уже генерал, Ампилов Валериан Павлович. Он меня разыскал и приехал ко мне в лабораторию.
      - Здравствуй Виктор Николаевич. У тебя выпить ни чего нет?
      - Коньяк устроит.
      - Давай.
      Он налил в химический стакан коньяк и одним глотком осушил его.
      - Слышал ты неплохо устроился.- сказал он, доставая свою вонючую сигару, своими пальцами-сосисками, - Здесь можно подымить?
      - Валяйте генерал.
      Он закурил и знакомые кольца дыма полезли в потолок.
      - Так значит, ты здесь и устроился.
      - Не темните генерал. Вы же меня знаете. Ведь вы приехали сюда не коньяк пить, а с чем-то интересным.
      - Эта девушка-то, вышла за тебя замуж, или нет
      - Наташа. Вышла. У нас сейчас растет сын.
      - Хорошая женщина. Уж так наши ее раскалывали и ничего. Уважаю таких. А я к тебе действительно по делу.
      - Опять, какую-нибудь пакость делать.
      - Успокойся, я тебе и тогда говорил, каждому свое, кому надо те пакость и будут делать. А к тебе я с предложением. Можно еще.
      Я не успел ответить, как он прихлопнул еще пол стакана коньяка.
      - Мне дают институт. Сейчас все рушиться, а этот институт будет существовать еще сто лет. Мне там нужен директор по научной части. Хочу тебя пригласить туда.
      - Так что за институт?
      - Заниматься будешь космической микробиологией. Мутацией космических клеток на земле и земных в космосе.
      - Но я не биолог, я химик.
      - Ты что, меня за идиота полагаешь. Я что не знаю, кто ты. Ты лучше любого Рабиновича знаешь клетку.
      - А как же ваши испытательные станции с людьми.?
      - Ты говоришь о биологическом оружии. Там будет вместо меня другой. Самый пакостный человек на свете, да ты его знаешь. Это доктор Кац Михаил Геннадьевич.
      - Что?
      Я чуть не упал со стула.
      - Что вы сказали.
      - Ты что, глухой. Или ты не знаешь эту сволочь?
      - Я то знаю, но его ищут.
      - Кто? Тебе мозги здесь крутят. Да Кац давно осведомитель КГБ.
      Я зевал ртом, пытаясь услышать свой звук.
      - Значит меня давно опекало КГБ?
      - Неужели не мог башкой покрутить. Тебя просвечивали все время.
      - Так они знают мой секрет изготовления препарата.
      - Конечно знают. Там не такие придурки, как Рабинович и его мадам Гапанович. Они с крана, перед твоими окнами, на камеру сняли весь процесс изготовления препарата. Мало того, тебя прослушивали и просвечивали везде: на работе, дома, у твоих многочисленных любовниц.
      - И вы генерал это знали?
      - Знал. Об этом знали Федотов и Кузьмин, об этом знало много лиц в КГБ и правительстве. Ты только один, занятый своими крысами, прятал рукавом от всех, свои, ни кому не нужные секретики.
      - Так почему же все молчат?
      Ампилов уже не спрашивая налил коньяк и допил его. После вкусно затянулся, развалился в кресле и, выпустив три кольца дыма, сказал.
      - Было закрытое решение ЦК о твоем изобретении. Там понимают, какой тарарам подымится в мире, особенно у нас в России, если опубликовать твои данные. Тебя решили опекать, но не пущать.
      - Я не понимаю много генерал. Людям принесло бы добро то, что я сделал.
      - Я знаю, что ты хочешь сказать. Но всему свое время.
      - Не хотите ли вы сказать, что КГБ распоряжалось и будет распоряжаться моей судьбой дальше?
      - Хочу. Там есть умные люди. Тебя все время держали под колпаком. Ты думаешь Стелевич умер от разрыва сердца, Корзухина погибла от автомобиля, а ты сидел в тюрьме от неправильно сделанной инъекции. Чушь. Стелевич стал опасен, когда вылез со своими рекомендациями на мировой уровень. Его убрали, натравив Рабиновича на него. В КГБ учли все и состояние здоровья и напор мудака Рабиновича и агентов КГБ, что крутились вокруг Стелевича и внушали ему всякую чушь.
      - Вы хотите сказать о верхушке института.
      - И их в том числе. Корзухину убрали потому, что Рабинович подослал к ней красивого мужика, которому она хотела расколоться, по бабьей глупости. А тебя? Ты стал опасен. Как только больницы загудели, как улей, нужно было изолировать тебя. К тебе прислали провокатора Каца, который отлично провел операцию, за что он и получил повышение. Перед тобой все играли. А ты клюнул и все пытался жить по правилам. За что и поплатился
      - Но вы же вытащили меня из тюрьмы?
      - Вытащили. Обстановка изменилась. Сперва хотели тебя продержать в лагере подольше, чтоб обуять твою гордыню и потом вынудить перейти ко мне. Тебя даже там опекали и не давали уголовникам расколошматить твою прелестную голову. Тебя слегка проучили, а потом ждали решения комитета.
      - Вы хотите сказать руководства КГБ?
      - Да их. Но тебе повезло. Умер Андропов и вылез полупокойник Черненко. Этот был на том заседании, где решался вопрос о твоем изобретении и он поставил вопрос о тебе. Чувствовал, что заболел раком, а ему так хотелось жить. КГБ отлично сыграло роль, спекулируя на ваших отношениях с Рабиновичем и ты вылез в Москву.
      Генерал взял бутылку опрокинул ее и долго ждал, когда из горлышка упадет капля коньяка на его, высунутый за нос язык. Затянувшись пару раз, он продолжал.
      - Сейчас все идет к развалу. На верх всплывают всякие шарлатаны, типа Рабиновичей. Кстати, по данным КГБ, Рабинович уже тогда, авансом, продал твой препарат за границу, еще не успев его украсть. Так вот я говорю, нужно сберечь кадры и тем более тебя.
      - Вы не берете меня на пушку, генерал.
      - Нет. Ты и так много узнал. Так идешь ко мне или нет.
      - К вам... нет генерал, мы не сработаемся, мы антиподы.
      - Ха..Ха...Ха..., - заржал генерал - А я знал, что ты так скажешь, поэтому обрадую тебя. Тебя все-таки назначат директором того государственного института, а я буду от тебя далеко. Я буду руководителем отдела КГБ по науке, где будет все и проблемы биологического оружия, микробиологии и всякого химического оружия и буду держать под контролем тебя и такого недоноска, как Кац.
      - Ну и скотина же вы генерал.
      - Ничего мы квиты, я назвал тебя кретином, когда мы расставались. Так что квиты. Самое главное напоследок. Твое открытие, это государственное открытие. Государство само знает, что с ним делать и не лезь под колеса его. Ты понял. Бери институт и занимайся внеземными проблемами. Кстати, я тебя не поздравил, решением нашего ученого совета, тебе без защиты, присвоено звание доктор. А то ведь сотрудники твоего института уважать не будут. Пока доктор.
      Ампилов встал и, пошатываясь пошел к выходу.
      Через неделю меня вызвали в Совет министров и предложили должность директора института космических проблем. Я до этого переговорил все с Натальей, Любовью Владимировной, Анатолий Федоровичем и другими моими друзьями и решил, что пойду. Я дал согласие и вот я директор.
      Я работаю как вол. Масса интересных проблем обрушилась на меня, они засосали и втянули меня в новые открытия и необычные решения. А вот о проблеме рака, я вспоминаю иногда, когда Наташка говорит маленькому Андрюшке.
      - Вырастешь большой, как папа, то решишь, проблему рака.
      А сейчас я задумываюсь, а "БЫЛ ЛИ МАЛЬЧИК?".
      Осень 1994 г.