Выходя из компьютерного центра, Виктор решил разыскать сына. Учитывая события этого дня, надо предупредить его, чтобы он держался подальше от Херста и даже, пожалуй, от Рональда Бикмана.

Для начала он заглянул в лабораторию. Но Роберт сказал, что целый день не видел ни мальчика, ни Филипа. То же подтвердили и другие лаборанты. Это удивило Виктора, поскольку обычно большую часть времени сын проводил именно в лаборатории, возясь с микроскопами и прочей аппаратурой. Виктор решил поискать в кафетерии. Приближался конец рабочего дня, и здесь почти никого не было, за исключением нескольких человек, сидевших за столиками с чашками кофе. Виктор поговорил с заведующим, который был занят тем, что подсчитывал дневную выручку. Он видел Виктора-младшего в обед, но после этого мальчик больше не появлялся.

Выйдя из кафетерия, Виктор заглянул в библиотеку, которая находилась в том же здании. Круглые цементные колонны, добавленные при ремонте для поддержания свода, не были спрятаны, и это придавало помещению готический вид. Шкафы для книг и журналов были невысокими, позволяя охватить взглядом весь зал. С того места, где стояли столы для чтения, открывался чудный вид на внутренний дворик. В ответ на вопрос Виктора, не видела ли она Филипа или Виктора-младшего, библиотекарь отрицательно покачала головой. Все больше волнуясь, Виктор заглянул в гимнастический зал и детский садик. Виктор-младший и Филип как сквозь землю провалились.

Виктор вернулся к себе в кабинет. Он уже собирался звонить в службу безопасности, как обнаружил записку от заведующего кафетерием. В ней говорилось, что Филип и Виктор-младший находятся у него и едят мороженое.

Виктор пошел обратно в кафетерий. Парочка сидела за столиком недалеко от окна.

– Так, вы там, двое, – сказал Виктор с притворным гневом. – Где вас черти носят?

На голос отца мальчик обернулся. Во рту повисла ложка с мороженым. Филип, вероятно решив, что Виктор действительно сердится, встал, не зная при этом, куда девать свои огромные лопатообразные руки.

– Да мы тут где-то были, ответил Виктор-младший уклончиво.

– Где? – настаивал Виктор. – Я везде вас обыскался.

– Мы ненадолго к реке ходили, – признался мальчик.

– По-моему, я просил тебя держаться подальше от реки.

– Да ладно, па. Мы ничего опасного не делали.

– Я бы никогда не допустил, чтобы с Виктором-младшим что-нибудь случилось, – воскликнул Филип своим детским голосом.

– Охотно верю, – кивнул Виктор, вдруг оценив могучее сложение Филипа. Он не мог понять их дружбу, и все-таки ему было приятно, что Филип с такой симпатией относится к его сыну.

– Садись, – сказал Виктор более дружелюбно. – Доедай мороженое.

Пододвинув к себе стул и усевшись за столик, Виктор обратился к сыну:

– Я хочу, чтобы ты какое-то время был повнимательнее. Я думаю, что после вчерашнего случая ты догадался, что есть некоторые проблемы.

– Со мной все будет в порядке, – сказал Виктор-младший.

– Я в этом не сомневаюсь, – согласился Виктор. – Но дополнительная осторожность не помешает Ничего никому не говори и будь особенно внимательным, если поблизости окажутся Херст или Бикман, хорошо?

– Хорошо.

– А ты, – Виктор обратился к Филипу, – можешь быть его тайным телохранителем. Ты сможешь?

– Конечно, доктор Фрэнк, – с готовностью ответил Филип.

– Вообще-то... – начал Виктор, решив, что Маша с одобрением отнесется к этой идее, – почему бы тебе не пожить у нас несколько дней, как когда-то, когда Виктор был маленьким. Тогда вы сможете и по вечерам бывать вместе.

– Спасибо, доктор Фрэнк, – улыбнулся Филип, обнажая в улыбке свои крупные зубы. – Я с большим удовольствием.

– Тогда решено, – сказал Виктор, поднимаясь. – Мне нужно вернуться к себе и кое-что доделать: я весь день тут пробегал, пытаясь вас найти. Наверное, мы поедем часа через два. По дороге можем заехать к Филипу и забрать его вещи.

Виктор-младший и Филип помахали ему своими ложечками.

~~

Маша вытаскивала из сумки бакалейные товары, когда услышала звук машины Виктора. Виктор ждал, пока откроются автоматические двери гаража. Заметив в машине третьего человека. Маша чертыхнулась: она купила только шесть маленьких телячьих отбивных.

Через две минуты они вошли на кухню.

– Я пригласил Филипа погостить у нас несколько дней, – сказал Виктор. – Я решил, что, учитывая последние события, неплохо, если в доме будет кто-нибудь сильный.

– Идея неплохая, – согласилась Маша, но затем прибавила: – Я надеюсь, это не вместо профессиональной охраны.

Виктор засмеялся.

– Не совсем.

Повернувшись к Филипу и Виктору-младшему, он предложил:

– Почему бы вам не поплескаться в бассейне?

Виктор-младший и Филип побежали наверх переодеваться.

Виктор повернулся поцеловать Машу, но она стояла к нему спиной, продолжая разгружать сумку. Затем, обойдя его, она пошла положить что-то в кладовку. Он видел, что она все еще злится. Учитывая события предыдущего вечера, у нее были на это основания.

– Извини, идея с Филипом пришла мне в голову в последнюю минуту, – сказал он. – Но думаю, у нас больше не будет ни звонков, ни кирпичей. Я обзвонил людей, которые могли это сделать, и сказал им все напрямую.

– Тогда зачем Филип? – спросила Маша, выходя из кладовки.

– Просто дополнительная мера предосторожности, – ответил Виктор. Затем, чтобы изменить тему, добавил: – Что у нас на ужин?

– Телячьи отбивные, и нам придется разделить их по-братски, – ответила Маша, боковым зрением наблюдая за Виктором. – Почему у меня такое чувство, что ты все-таки что-то скрываешь?

– Наверное, в этом виновата твоя природная подозрительность, – пошутил Виктор, хотя прекрасно понимал, что жена была сейчас не в настроении пикироваться. – А что еще, кроме телячьих отбивных? – Он опять попытался изменить тему разговора.

– Артишоки, рис и салат.

Маша была уверена, что он о чем-то умалчивает, но решила не настаивать.

– Чем тебе помочь? – спросил Виктор, вымыв руки под кухонным краном. Обычно они вместе готовили ужин, поскольку оба работали допоздна. Маша попросила его вымыть листья салата.

– Сегодня утром я говорил с Виктором о его приятеле Ричи, – сказал Виктор. – Он собирается пригласить его поехать в Бостон на этой неделе. Так что я думаю, это не совсем верно говорить, что у него нет друзей.

– Надеюсь, он это сделает, – неопределенно проговорила Маша.

Готовя рис и артишоки. Маша продолжала краем глаза наблюдать за Виктором. Она надеялась, что он сам расскажет ей, что ему удалось выяснить о двух несчастных детях, но он продолжал молча возиться с салатом. Наконец, не выдержав, Маша спросила:

– Что нового о причинах смерти двух детей?

Виктор посмотрел на нее.

– Я проверил введенный ген в тканях Виктора и двух детей. У малышей он совершенно ненормальный, он активно размножается, но в тканях Виктора он абсолютно пассивен. Больше того, я сравнил его со снимками, сделанными в тот период, когда отмечалось падение интеллекта. Даже тогда он был совершенно не таким, как у этих детей. Таким образом. что бы там ни было у Виктора-младшего, причина в этом совершенно не та, что у этих малышей.

Маша с облегчением вздохнула.

– Хорошая новость. А почему ты мне сразу об этом не сказал?

– Я только что пришел домой, и вот я тебе об этом рассказываю.

– Ты бы мог позвонить, – возразила Маша, по-прежнему убежденная, что он что-то скрывает. – Или сообщить об этом, не дожидаясь, пока я спрошу.

– Я дал задание выстроить последовательность генов, – сказал Виктор, доставая уксус и масло. – Когда последовательность будет готова, может быть, я смогу тебе сообщить, что активизировало чужеродный ген.

Маша подошла к полке с посудой и стала доставать тарелки, чтобы накрыть на стол. Она пыталась контролировать свою ярость, которая начинала прорываться наружу. Как он мог оставаться таким равнодушным ко всему этому? Когда Виктор спросил, чем еще он может помочь, она ответила, что он и так уже достаточно сделал. Он воспринял ее слова буквально и уселся на один из кухонных стульев, наблюдая, как она накрывает на стол.

– То, что Виктор-младший поддался тебе, когда вы соревновались в бассейне, не было случайностью, – сказала Маша, надеясь уязвить мужа. – Он эти штучки начал, когда ему было три года.

Маша рассказала Виктору о разговоре с Мартой Гиллеспи и о поведении сына в подготовительной школе.

– Почему ты так уверена, что он поддавался?

– Боже мой, тебя это до сих пор волнует, – сказала Маша, включая горелку под сковородкой с рисом. – Я была почти уверена в этом, еще когда наблюдала ваш заплыв в воскресенье вечером. А теперь, поговорив с Мартой, я абсолютно уверилась в этом. Похоже, он не хочет привлекать к себе внимание.

– Но, поддаваясь в заплыве, можно привлечь еще большее внимание.

– Может быть, – проговорила Маша, хотя в ее тоне сквозила неуверенность. – Боже, как бы я хотела знать, что он чувствовал, когда упал показатель его умственного развития. Это могло бы объяснить его теперешнее поведение. Тогда мы были слишком озабочены его здоровьем, чтобы побеспокоиться о его чувствах.

– Мне кажется, что он неплохо справился с этим, – ответил Виктор. Подойдя к холодильнику, он достал бутылку белого вина. – Я знаю, что ты со мной не согласишься, но мне кажется, что он в полном порядке. Он счастливый ребенок. Я горжусь им и думаю, он станет великим ученым. Он обожает лабораторию.

– При условии, что его интеллект опять не даст сбоя, – уколола Маша. – Меня не беспокоит его работоспособность. Меня беспокоит, что твой ужасный эксперимент повлиял на его человеческие качества.

Она отвернулась, чтобы скрыть навернувшиеся слезы: ей уже было трудно контролировать эмоции. Вряд ли она сможет оставаться с мужем, когда все это закончится. Но захочет ли Виктор-младший отказаться от его драгоценной лаборатории и жить с ней?

– Вы психиатры... – пробормотал Виктор, доставая штопор.

Маша помешала рис и проверила, не готовы ли артишоки.

Она пыталась овладеть собой. Хватит слез. Немного помолчав, она снова заговорила:

– Мне надо было вести дневник развития Виктора. Он бы сейчас пригодился.

– Я вел, – сказал Виктор, вытаскивая пробку из бутылки.

– Ты вел? Почему ты никогда мне о5 этом не говорил?

– Потому что он был предназначен для проекта ФРН.

– Можно на него взглянуть? – спросила Маша, в который раз пытаясь подавить свою злость на самонадеянность Виктора, использовавшего ее ребенка как подопытную морскую свинку.

Виктор попробовал вино.

– Он в моем кабинете. Когда Виктор-младший ляжет спать, я тебе его покажу.

~~

Маша сидела в кабинете Виктора. Она настояла на том, что прочитает дневник в одиночестве: присутствие мужа только раздражало бы ее. По мере чтения дневника ее глаза наполнялись слезами. Она заново переживала рождение сына. Хотя дневник был написан языком стандартных лабораторных отчетов. Маша была до боли растрогана. Она забыла уже, как следил за ней взглядом Виктор-младший с самого рождения, еще задолго до того, как обычные дети начинают фокусировать зрение.

Все этапы развития ребенка были достигнуты невероятно рано, особенно овладение речью. В возрасте семи месяцев, когда ему полагалось произносить не больше чем «мама» и «баба», он уже строил предложения. К году он полностью овладел лексикой. В восемнадцать месяцев, когда обычные дети неплохо ходят, он уже катался на маленьком велосипеде, который смастерил для него Виктор.

Чтение дневника напомнило Маше об этом чудесном времени. Каждый день был отмечен какими-то новыми достижениями, открытиями новых способностей малыша. Она почувствовала, что отчасти сама виновата в том, что, восхищаясь необычными способностями мальчика, мало задумывалась о том, как столь необычайные способности отразятся на развитии личности. Как психологу ей это было непростительно.

Когда она дошла до раздела, озаглавленного «Математика», в комнату под каким-то неубедительным предлогом вошел Виктор. Недовольная собой за свои собственные упущения в воспитании сына, она разрешила ему остаться.

Математика всегда была ее уязвимым местом. В колледже ей приходилось дополнительно заниматься с преподавателем, чтобы закончить обычный курс. Она была потрясена, когда Виктор-младший стал проявлять способности к математике. Уже в три года он объяснил ей основы этой науки. После его объяснений впервые в жизни ей удалось наконец их понять.

– Что меня поражало, – сказал Виктор, – так это его способность переводить математические уравнения в музыку.

Маша помнила это. Тогда им казалось, что в семье подрастает второй Бетховен. «И мне никогда не приходило в голову задуматься о том, что эта ноша – быть гением – может оказаться слишком тяжелой для малыша», – подумала она с сожалением. Пролистав оставшиеся страницы, она с удивлением обнаружила, что дневник на этом кончался.

– Это что, все? – спросила она.

– Боюсь, что да.

Маша прочитала последние страницы. Запись от 6 мая 1982 года рассказывала о том дне в садике «Кимеры», который навсегда врезался Маше в память. Затем бесстрастно подводился итог: внезапное падение интеллекта. В последнем предложении говорилось: «Скорее всего, у мальчика острое изменение церебральных функций, которое в настоящий момент закрепилось».

– Ты после этого не делал записей? – спросила Маша.

– Нет, – признался Виктор. – Я решил, что эксперимент не удался, несмотря на первоначальный успех. Не было никаких причин продолжать записи.

Маша закрыла тетрадь. Она-то надеялась найти больше подсказок к объяснению того, что ей казалось недостатками личности Виктора-младшего.

– Мне бы хотелось, чтобы хоть что-то указывало на психосоматические расстройства или даже конверсивную реакцию. Тогда на него можно было бы воздействовать терапевтическими методами. Мне надо было быть внимательнее, когда все это случилось.

– Я думаю, что проблемы Виктора были вызваны какими-то внутриклеточными явлениями, – предположил Виктор. – Сомнительно, чтобы эти записи оказались полезны.

– Вот это-то меня и пугает. Я боюсь, что Виктор умрет, как умерли дети Хоббсов и Мюрреев, или от рака, как его брат и Дженис. Я прочитала достаточно литературы по твоей теме и знаю, что рак ставит под угрозу будущее генной терапии. Внедренные гены могут превратить протоонкогены в онкогены, и тогда соответствующие клетки становятся очагами рака. – Она замолчала. Эмоции не давали ей говорить. – Как я могу продолжать рассуждать об этом, как будто это какие-то научные проблемы? Это наш сын, и, насколько я понимаю, ты запустил какой-то механизм внутри него, который приведет его к смерти.

Маша закрыла лицо руками. Слезы прорвались наружу, несмотря на все ее попытки сдержать себя. Виктор попытался обнять ее, но она уклонилась. Он встал. Какое-то время он смотрел, как вздрагивали плечи жены. Ему нечего было сказать в свое оправдание. Он вышел из комнаты и пошел наверх. Боль его собственной печали тисками сдавила сердце. После того, что он узнал сегодня, у него было больше оснований, чем у Маши, беспокоиться за сына.