Энергия билась в миллионах нейронов, образовавшихся шесть месяцев назад. Они нагревались электрической энергией, упорно подбираясь к гальваническому порогу. Образование древовидного рисунка дендритов нервных клеток и окружающих клеток микроглии нарастало по экспоненте, и каждый час возникали сотни тысяч синопсических соединений. Это было похоже на ядерную реакцию в критической точке.

И вот свершилось! Порог достигнут и преодолен. Электрические микроразряды пожаром охватили переплетение синопсических соединений, заряжая всю массу. Внутриклеточные везикулы выделяли нейротрансмиттеры и нейромодуляторы, поднимая уровень возбуждения до новой критической точки.

Из сложной микроскопической клеточной деятельности родилась одна из загадок Вселенной: разум. Опять разум был порожден материей.

Разум привел к появлению памяти и знания. Но и ужаса и страха. Разум принес осознание конечности существования. Но пока сотворенный разум не обладал знанием. Знание было следующим, уже близким шагом.

Пролог

11 октября 1978 года

– Боже мой! – стонала Мэри Миллман, хватаясь обеими руками за простыни. В нижней части живота опять начиналась схватка, потоком расплавленного металла проникая в спину. – Дайте что-нибудь от боли! Пожалуйста! Я больше не могу терпеть! – кричала она.

– Мэри, все идет прекрасно, – спокойно сказал доктор Стедмэн. – Постарайся дышать глубже.

Он надевал резиновые перчатки, тщательно натягивая их на пальцы.

– Я больше не могу, – хрипло вскрикнула Мэри. Она вертелась на постели, пытаясь найти удобное положение, но это не приносило облегчения. Боль нарастала с каждой минутой. Она задержала дыхание и инстинктивно напрягла мускулы:

– Мэри, – доктор Стедмэн взял ее за руку, – не напрягайся. Это все равно не поможет, пока не открыта шейка матки. И кроме того, это может повредить ребенку!

Мэри открыла глаза и попыталась расслабить тело. Ее дыхание было похоже на судорожный стон.

– Я больше не могу, – проскулила она. – Пожалуйста, помогите мне! – ее голос перешел в пронзительный крик.

Двадцатидвухлетняя Мэри Миллман работала секретарем в универсальном магазине в центре Детройта. Когда она увидела рекламное объявление с предложением стать суррогатной матерью, это было как подарок свыше. Отличный способ покончить с бесконечными долгами, появившимися после длительной болезни ее матери. Она никогда не была беременной, не видела, как протекают роды, разве что в кино, и не имела ни малейшего представления, как все это будет происходить. Сейчас она уже не думала о тридцати тысячах долларов, которые получит, когда все это кончится. Сумма значительно более крупная, чем та, которую обычно выплачивали в штате Мичиган за вынашивание имплантированного эмбриона. Это был единственный штат, где ребенок мог быть усыновлен еще до рождения. Ей казалось, что она сейчас умрет.

Боль достигла предела, затем стала постепенно ослабевать. Мэри смогла сделать несколько неглубоких вдохов.

– Мне нужен обезболивающий укол, – выдавила она. Во рту у нее пересохло.

– Тебе уже сделали его два раза, – сказал доктор Стедмэн. Он снимал резиновый перчатки, которые уже были нестерильны из-за прикосновения к ней, чтобы заменить их на новые.

– Они не действуют, – простонала Мэри.

– Может быть, не действуют в момент схватки, но, во всяком случае, еще несколько минут назад ты спала.

– Неужели? – Мэри искала подтверждения во взгляде Маши Фрэнк, приемной матери ребенка, которая вытирала ее лоб прохладной влажной салфеткой. Маша кивнула. У нее была добрая, сочувственная улыбка. Маша нравилась Мэри. Мэри была благодарна ей, что она настояла на том, чтобы присутствовать при родах. Фрэнки сделали это одним из условий соглашения. Однако присутствие будущего отца не вызывало у Мэри энтузиазма. Он постоянно командовал.

– Помни, ребенок получает те же лекарства, которые принимаешь ты, – говорил он сейчас резко. – Мы не можем подвергать его опасности только из-за того, чтобы облегчить твою боль.

Доктор Стедмэн быстро взглянул на Виктора Фрэнка, который начинал уже действовать ему на нервы. По мнению Стедмэна, Фрэнк был самым плохим будущим отцом из тех, которым когда-либо доктор разрешал присутствовать в предродовой палате. Что более всего удивляло – Фрэнк сам был врачом и, до того как заняться наукой, прошел курс акушерства. Если он и обладал каким-то опытом родовспоможения, это никак не проявлялось в его манере поведения у постели роженицы. Долгий вздох Мэри переключил внимание Стедмэна на нее.

Выражение боли, исказившее лицо Мэри, потихоньку сходило. Схватка закончилась.

– Ладно, – сказал доктор Стедмэн, делая знак сестре поднять простыню, прикрывавшую ноги Мэри. – Посмотрим, что тут происходит. – Он нагнулся над Мэри, раздвигая ее ноги.

– Может быть, сделать ультразвуковое исследование? – предложил Виктор. – Мне кажется, дела не движутся.

Доктор Стедмэн выпрямился.

– Доктор Фрэнк! Если вы не возражаете... – он не закончил фразу, надеясь, что интонация достаточно точно передает его раздражение.

Виктор Фрэнк взглянул на Стедмэна, и доктор вдруг осознал, что Виктор охвачен страхом. Его лицо было фарфорово-бледным, на лбу выступили капли пота. Видимо, использование имплантанта было тяжелым испытанием даже для врача.

– Ox! – вскрикнула Мэри. Струя жидкости брызнула на постель, переключая внимание доктора на его пациентку. На минуту он забыл о Фрэнке.

– Это разорвался околоплодный пузырь, – абсолютно нормальная вещь, как я уже говорил, – сказал доктор. – Посмотрим, как там ребенок.

Мэри закрыла глаза. Она чувствовала пальцы доктора в своем теле. Лежа на простынях, залитых вытекшей из нее жидкостью, она ощущала себя слабой и униженной. Раньше она твердила себе, что делает это не только из-за денег, но и для того, чтобы принести счастье паре, которая больше не могла иметь детей. Маша была так мила, так убеждала ее. Теперь Мэри сомневалась, правильно ли она поступила. Новая схватка буквально пронзила ее тело.

– Так-так, – сказал Стедмэн. – Очень хорошо, Мэри, просто замечательно. – Он сдернул резиновые перчатки и отбросил их в сторону. – Головка ребенка уже прорезалась, и шейка матки почти полностью раскрылась. Молодец, девочка! – Он повернулся к сестре. – Давайте-ка передвигаться в родильную палату.

– А теперь мне можно что-нибудь от боли? – спросила Мэри.

– Как только доберемся до родовой палаты, – бодро пообещал доктор. Он почувствовал облегчение.

Виктор взял его за руку.

– Вы уверены, что головка не слишком большая? – спросил он, увлекая Стедмэна в сторону.

Стедмэн чувствовал, как дрожит рука этого человека. Он отвел его пальцы от своей руки.

– Я же сказал, головка уже прорезалась. Это означает, что она прошла тазовое отверстие. Я уверен, вы и сами это помните.

– А вы уверены, что головка уже прорезалась?

Доктора охватило возмущение. Он уже готов был взорваться, но заметил, как Фрэнк дрожит от волнения. Пытаясь сохранять контроль над собой, доктор только повторил еще раз:

– Да, головка уже прорезалась. Я уверен. – Затем добавил: – Если это так на вас действует, может, вам лучше пойти в комнату ожидания?

– Нет, мне нужно видеть, как все это закончится, – резко сказал Виктор.

Стедмэн внимательно посмотрел на доктора Фрэнка. Уже первая их встреча оставила в нем какое-то странное чувство. Тогда он объяснил напряженность Фрэнка необычностью самой ситуации – имплантацией эмбриона. Однако сейчас он чувствовал, что за всем этим стоит нечто большее. Доктор Фрэнк вел себя не просто как взволнованный отец. «Мне нужно видеть, как все это закончится», – странное высказывание для будущего отца, даже если речь идет об имплантированном ребенке. Как будто он говорил о каком-то задании, а не о радостном событии, связанном с рождением человека.

Маша слабо осознавала странность поведения своего мужа. Она шла за кроватью Мэри через холл к родовой палате. Ее настолько поглотили роды, что она не обратила на это внимания. Как бы ей хотелось самой оказаться на этой кровати! Она радовалась бы этой боли, несмотря на то что во время первых родов, когда появился на свет их сын Дэвид, у нее началось такое сильное кровотечение, что врачу пришлось пойти на удаление матки, чтобы спасти ей жизнь. Они с Виктором так хотели второго ребенка! Она не могла больше рожать, и они решили подумать, что еще можно предпринять в такой ситуации. После некоторых колебаний они остановились на имплантации. Маша была счастлива: еще до рождения младенец по закону считался их ребенком. И все-таки она отдала бы многое, чтобы выносить самой это долгожданное дитя.

Глядя, как сестры перекладывают Мэри на родильный стол, Маша ласково сказала:

– Ты просто молодец. Осталось совсем немножко.

– Положите ее на бок, – велела сестрам доктор Уайтхед, анестезиолог. Затем, взяв Мэри за руку, она произнесла: – Я сделаю тебе эпидуральную блокаду, как мы и говорили.

– Я не думаю, что нужна эпидуральная блокада, – вмешался Виктор, подходя к другой стороне родильного стола. – Тем более если вы собираетесь делать нижнюю анестезию.

– Доктор Фрэнк! – жестко произнес Стедмэн. – Я предлагаю вам либо прекратить вмешиваться, либо покинуть родовую палату. Выбирайте. – С него довольно. Ему и так пришлось смириться со многими распоряжениями Фрэнка: проведены почти все известные медицине дородовые исследования, включая исследование околоплодной жидкости и биопсию хорионального тела. Он даже согласился с тем, чтобы на ранней стадии беременности Мэри три недели принимала антибиотик цефалоклор. Как профессионал, он видел, что какие-либо показания для этих мер отсутствовали, но ему пришлось пойти на них из-за того, что настаивал Фрэнк. Кроме того, ситуация вообще была необычная, поскольку речь шла об имплантации. Мэри не возражала против этих мер, так как, по ее словам, это предусматривалось соглашением между ней и Фрэнками, и доктор не считал нужным спорить. Но все это было во время беременности. Роды – совершенно другая вещь, и Стедмэн не собирался менять свою методику из-за нервного коллеги. Интересно, чему Фрэнка учили? Безусловно, он знал все обычные процедуры, проводимые при родовспоможении. Но сейчас он задавал вопросы по поводу каждого указания Стедмэна, перепроверяя каждый шаг.

Несколько секунд Виктор и Стедмэн стояли, пристально глядя друг на друга. Виктор сжал кулаки, и в какой-то момент доктору показалось, что Фрэнк вот-вот его ударит. Но тот, тяжело дыша, отступил в угол.

Сердце Виктора учащенно билось, в животе нарастало какое-то неприятное ощущение. «Пожалуйста, Господи, сделай так, чтобы ребенок был нормальным», – молился он про себя. Сквозь набежавшие слезы он смотрел на свою жену. Она так хотела этого ребенка. Он почувствовал, как снова начинает дрожать. Внутренне он упрекал себя. «Мне не следовало этого делать. Пожалуйста, Боже, пусть ребенок будет нормальным». Виктор взглянул на часы. Секундная стрелка медленно ползла по циферблату. Сколько еще он сможет выносить это напряжение?

Опытные руки доктора Уайтхед за несколько секунд ввели внутренние анальгетики. Маша, ободряюще улыбаясь, держала Мэри за руку. Постепенно боль начала ослабевать. Потом Мэри почувствовала, что кто-то будит ее, говоря, что пора тужиться. Вторая часть родов прошла быстро и гладко, и в 6.45 вечера родился здоровый Виктор Фрэнк-младший.

В момент рождения Виктор не дыша стоял за спиной Стедмэна, стараясь ничего не упустить. Когда стало видно ребенка, он быстро окинул его взглядом, пока доктор перерезал пуповину. Стедмэн передал новорожденного педиатру, и тот, сопровождаемый Виктором, проследовал к палате для новорожденных, где поддерживался особый температурный режим.

Врач положил молчащего ребенка на столик и начал его осматривать. Виктор почувствовал облегчение. Ребенок был нормальным.

– Десять баллов, – крикнул педиатр. Это означало, что Виктор-младший получил высшую оценку.

– Превосходно, – кивнул доктор Стедмэн. Он в этот момент занимался последом.

– Но он не кричит? – вопрошающе произнес Виктор. Сомнения затуманили его радость.

Педиатр слегка похлопал подошвы ног Виктора-младшего, потом потер ему спину. Ребенок молчал.

– Но дышит он прекрасно.

Врач взял шприц и попытался еще раз прочистить нос Виктора-младшего. К изумлению доктора, рука новорожденного поднялась, выхватила шприц из его пальцев и бросила в сторону.

– Ну, теперь понятно, – сказал педиатр, посмеиваясь. – Он просто не хочет кричать.

– Можно мне? – спросил Виктор, пододвигаясь к ребенку.

– Можно, если ему еще не холодно.

Виктор-старший осторожно поднял Виктора-младшего. Обеими руками он держал новорожденного перед собой. Это был красивый ребенок с поразительно светлыми волосами. Его пухленькие розовые щечки придавали ему вид херувима, однако значительно более выразительными были его ярко-голубые глаза. Глядя в эти глубины, Виктор вдруг осознал, что ребенок отвечает ему взглядом.

– Красивый, правда? – сказала Маша за спиной Виктора.

– Потрясающий! Но почему он блондин? У нас с тобой темные волосы.

– До пяти лет я была блондинкой, – ответила она, протянув руку, чтобы дотронуться до розовой щечки малыша. Виктор наблюдал, как жена с любовью смотрит на ребенка. У нее были очень темные волосы с легкой проседью. Выразительные серо-голубые глаза, четко очерченные линии лица, совершенно не походившие на округлые, полные черты лица новорожденного.

– Только посмотри на его глаза, – прошептала Маша.

Виктор перевел взгляд на ребенка. При этом он заметил, что мальчик по-прежнему пристально смотрел на него. Бирюзовая глубина его глаз была холодной и яркой, как лед. Виктор невольно почувствовал, как его охватывает страх.

~~

Фрэнки ощущали себя победителями, когда Виктор въехал на покрытую щебенкой дорогу, ведущую к их деревянному загородному дому. Муки искусственного оплодотворения окупились с лихвой. Поиски подходящей матери, которая выносила бы их ребенка, безрадостные поездки в Детройт – все это дало свои плоды. У них был ребенок, и Маша баюкала его на руках, благодаря Бога за его подарок.

Машина сделала последний поворот. Приподняв малыша и откинув край одеяла, Маша показала мальчику его дом. Как будто бы понимая, что происходит, Виктор-младший смотрел через лобовое стекло на симпатичный, хотя и довольно скромный домик. Затем, моргнув, посмотрел с улыбкой на Виктора.

– Тебе он нравится, а, Тигрик? – спросил Виктор. – Ему еще только три дня, но могу поклясться, что он бы заговорил со мной, если бы мог.

– Что бы ты хотел от него услышать? – Маша опустила ребенка на колени. Они называли его Тигрик, чтобы как-то отличать от отца, Виктора-старшего.

– Не знаю, – ответил Виктор, останавливая машину перед входом. – Может быть, он бы сказал, что хочет вырасти и стать врачом, как его папочка.

– Нет, ради Бога, – сказала Маша, открывая дверь.

Виктор выскочил из машины, чтобы помочь ей. Стоял прекрасный, ясный октябрьский день, наполненный ярким солнечным светом. Деревья за домом были щедро окрашены осенними красками. Алые клены, оранжевые дубы, желтые березы, казалось, соревновались между собой в красоте. Дверь открылась, и Дженис Фэй, няня, постоянно живущая у них в доме, сбежала к ним по ступенькам.

– Дайте-ка на него посмотреть, – попросила она, остановившись перед Машей. От восхищения она прикрыла рот рукой.

– Ну, что скажешь? – спросил Виктор.

– Просто ангел! – ответила Дженис. – Он великолепен. По-моему, таких голубых глаз я еще не видела. – Она протянула руки. – Дайте мне его подержать. – Осторожно взяв ребенка, она начала покачивать его. – Вот уж не думала, что он будет блондином.

– Мы тоже, – улыбнулась Маша. – Мы знали, что ты удивишься. Светлые волосы – это от моей семьи.

– Да уж, – поддел ее Виктор, – можно подумать, что в вашем восточном роду было много блондинов.

– Где Дэвид? – спросила Маша.

– В доме, – ответила Дженис, не отрывая взгляда от лица Виктора-младшего.

– Дэвид! – позвала Маша.

В дверях появился мальчик со стареньким плюшевым мишкой в руках. Это был молчаливый пятилетний ребенок с темными вьющимися волосами.

– Иди сюда, посмотри на своего братика.

Дэвид послушно подошел к воркующей группе.

Дженис нагнулась и показала новорожденного брату. Дэвид взглянул на младенца и сморщил нос.

– От него плохо пахнет.

Виктор усмехнулся, а Маша, поцеловав мальчика, объяснила, что, когда Виктор-младший немножко подрастет, от него будет так же приятно пахнуть, как от Дэвида.

Маша взяла Виктора-младшего и пошла в дом. Дженис вздохнула. Такой радостный день! Она любила грудных детей.

Дэвид взял ее за руку. Она взглянула на мальчика. Он тоже поднял на нее глаза.

– Лучше бы его не было, – сказал он.

– Тихо, не надо так, – Дженис привлекла Дэвида к себе. – Нехорошо так себя вести. Он еще совсем маленький, а ты уже большой мальчик.

Держась за руки, они вошли в дом. Маша и Виктор уже были наверху, в заново отделанной детской. Дженис повела Дэвида в кухню, где уже были начаты приготовления к обеду. Мальчик взобрался на кухонный стул, усадив мишку рядом с собой. Дженис стояла у раковины.

– Кого ты больше любишь, меня или его? – с тревогой в голосе спросил Дэвид.

Оставив овощи, которые она мыла, Дженис взяла Дэвида на руки. Она уперлась лбом в его лоб и прошептала:

– Я люблю тебя больше всех на свете.

И крепко обняла его. Дэвид тоже обвил ее руками.

Они не знали, что им оставалось жить всего несколько лет.

1

19 марта 1989 года

Воскресенье, конец дня

Длинные кружевные тени, отбрасываемые голыми кленами на подъездную дорогу, медленно перемещались по широкому мощеному двору, отделявшему вытянутый особняк в колониальном стиле от амбара. Ветер, поднявшийся с наступлением сумерек, волнообразно шевелил тени, делая их похожими на гигантскую паутину. Хотя по календарю была уже весна, зима не торопилась покидать Норт-Андовер в штате Массачусетс.

Маша стояла у раковины в большой деревенской кухне, глядя в окно на сад. Движение на дорожке привлекло ее внимание, и она стала смотреть, как Виктор-младший подъезжает к дому на велосипеде.

Она почувствовала, как перехватило дыхание. Вот уже пять лет, с тех пор как умер Дэвид, она не воспринимала свою семью как нечто постоянное, само собой разумеющееся. Она никогда не забудет тот день, когда врач сказал ей, что желтуха была вызвана раком. Лицо Дэвида, пожелтевшее и иссохшее за время болезни, навсегда врезалось ей в память. Маша до сих пор помнила, как перед самой смертью его маленькое тельце цеплялось за нее. Она была уверена, что мальчик пытался что-то ей сказать, но из его груди вырывались только судорожные вдохи – он пытался удержать жизнь, не желая отпускать ее.

С того момента все изменилось. А через год стало еще хуже. Чрезмерная озабоченность Маши здоровьем Виктора-младшего объяснялась отчасти потерей Дэвида, но частично и теми ужасными обстоятельствами, при которых умерла Дженис. У обоих была исключительно редкая форма рака печени. Несмотря на все заверения врачей, что эти случаи никак между собой не связаны, страх не покидал Машу: ударив дважды, молния могла сверкнуть и в третий раз.

Смерть Дженис невозможно было забыть, она была ужасна.

Это случилось осенью, сразу после дня рождения Виктора-младшего. Листва уже опадала, воздух был по-осеннему прохладным. Еще до своей болезни Дженис начала вести себя как-то странно. Она ела исключительно то, что готовила себе сама, и использовала продукты только из упаковки. Она стала фанатически религиозной. Годы, проведенные с Фрэнками, сделали ее фактически членом их семьи, и только это удерживало Машу и Виктора от того, чтобы отказаться от нее.

В последние, самые трудные месяцы жизни Дэвида, казалось, сам Бог послал ее. После смерти Дэвида Дженис стала постоянно носить с собой Библию, прижимая ее к груди, как щит, закрывавший ее от невидимого зла. Она откладывала ее, да и то неохотно, только во время работы по дому. Кроме того, она стала мрачной и замкнутой, а на ночь запирала у себя в комнате дверь.

Но хуже всего было ее отношение к Виктору-младшему. Она категорически отказывалась присматривать за мальчиком, которому в тот год исполнилось пять лет. И хотя Виктор-младший был самостоятельным ребенком, время от времени ее помощь все-таки требовалась.

Маша несколько раз беседовала с ней, но безуспешно – Дженис делала все, чтобы избежать общения с ним. Иногда Маша все же настаивала, и тогда Дженис бормотала что-то о дьяволе среди них и прочую религиозную чепуху.

Когда же она заболела, Маша чуть не сошла с ума. Виктор первый заметил, что глаза Дженис стали желтыми, и обратил на это внимание Маши. Маша была в ужасе – все начиналось точно так же, как при болезни Дэвида. Виктор помчался с Дженис в Бостон на обследование. Диагноз был ударом для них: та же редкая разновидность рака печени, от которой умер Дэвид.

Два случая этого странного заболевания за год в одном доме указывали на необходимость эпидемиологических исследований. Однако результаты были отрицательные. Не было ничего вокруг, что могло бы представлять какую-то угрозу здоровью. Компьютерный анализ показал, что это редкое случайное совпадение.

Во всяком случае, болезнь Дженис объясняла ее странное поведение. Врачи сказали, что метастазы уже могли проникнуть в мозг. После того как был поставлен диагноз, она стала быстро и страшно угасать. Она стремительно теряла в весе, несмотря на лечение, и за две недели превратилась в скелет. Особенно тяжелым был последний день ее пребывания в доме, перед тем как ее увезли в больницу.

Виктор, только что вернувшийся с работы, находился в ванной. Маша готовила обед в кухне. Внезапно раздался душераздирающий крик. Виктор выскочил в коридор.

– Ради Бога, что это? – крикнул он.

– Это из комнаты Дженис. – Маша побледнела.

Супруги понимающе посмотрели друг на друга и, выскочив из дома, помчались через гараж по узкой лестнице, ведущей в комнату Дженис. Еще до того как они добрались туда, тишину потряс второй вопль. Казалось, от его первобытной силы задребезжали оконные стекла.

Виктор первым влетел в комнату, Маша – за ним.

Дженис стояла на постели, сжимая в руках Библию. Это было ужасное зрелище. Ее всклокоченные волосы, ставшие ломкими, придавали ей демонический вид. Лицо было осунувшимся, под пожелтевшей кожей проступали кости, неподвижные глаза напоминали желтые неоновые огни.

На мгновение Маша оцепенела: ей показалось, что Дженис походит на гарпию. Она проследила за ее взглядом. Около второй двери в комнату стоял Виктор-младший. Он спокойно, не мигая, смотрел на Дженис.

Маша поняла, что произошло. Видимо, Виктор-младший тихо зашел в комнату через заднюю дверь и напугал Дженис. Этот испуг больной женщины и был причиной ее страшных криков.

– Он дьявол! – злобно бормотала Дженис сквозь сжатые зубы. – Он убийца! Уберите его от меня!

– Успокой ее, – крикнула Маша мужу, схватив своего шестилетнего сына на руки, и выскочила из комнаты. Вбежав в общую комнату, она ногой захлопнула за собой дверь. Маша прижимала сына к груди, ругая себя за то, что разрешила психически больной женщине оставаться у них в доме. Наконец она выпустила его из своих объятий. Виктор-младший отодвинулся от нее и поднял свои кристально чистые глаза.

– Дженис вовсе не имела в виду то, что она сказала, – проговорила Маша. Она надеялась, что впечатления от этого ужасного момента скоро пройдут.

– Я знаю, – ответил Виктор-младший как-то не по-детски взвешенно. – Она очень больна и сама не понимает, что говорит.

С этого дня Маша уже не могла радоваться жизни, как раньше. Она боялась, что Бог опять накажет ее, а случись что-нибудь с Виктором-младшим, она этого не перенесет.

Как детский психиатр, она понимала, что не может заставить сына вести себя так, как ей хотелось бы. Но очень часто она ловила себя на том, что ей было бы приятней, если бы Виктор-младший был более нежным и открытым ребенком. Еще с младенческого возраста он был необычайно независимым. Он терпел ее объятия, но ей хотелось, чтобы он забирался к ней на колени и сворачивался клубочком, как когда-то это делал Дэвид.

~~

Теперь, наблюдая, как он слезает с велосипеда, Маша пыталась определить его состояние. Иногда он бывал полностью погружен в себя. Она помахала рукой, чтобы привлечь его внимание, но мальчик не заметил этого. Сейчас он отстегивал сумки от седла. Они упали на землю. Виктор-младший толкнул дверь амбара и на минуту исчез из виду, пока устанавливал там велосипед. Затем он снова появился, поднял сумки и пошел по направлению к дому. Маша опять помахала, но он не ответил, хотя двигался прямо к ней. Подбородок его был опущен вниз из-за ветра, который постоянно гулял по двору.

Она постучала по стеклу, затем опустила руку. Последнее время ее преследовало какое-то смутное ощущение, что с мальчиком что-то не в порядке. Видит Бог, она не смогла бы любить ребенка еще сильнее, даже если бы выносила его сама. Но иногда ей казалось, что он был неестественно холоден и бесчувствен. С точки зрения генетики это был ее родной сын, но в нем не было того тепла и беззаботности, которые она помнила в себе. Часто перед сном она раздумывала о том, не могло ли искусственное зачатие как-то заморозить его эмоции. Она знала, что это смешно, но все равно продолжала возвращаться к этой мысли.

Очнувшись от раздумий. Маша крикнула мужу:

– Виктор-младший вернулся.

Виктор, сидя в гостиной перед потрескивающим в камине огнем, просматривал журналы. Он что-то пробормотал и снова углубился в чтение.

Задняя дверь хлопнула, возвестив о приходе Виктора-младшего. Маша слышала, как он снимает пальто и ботинки в прихожей. Через минуту он появился в дверях кухни. Красивый мальчик, пяти футов ростом, немного великоват для десятилетнего. Его светлые золотистые волосы так и не потемнели, как когда-то у Маши, лицом он по-прежнему походил на ангела. Как и при рождении, наиболее заметными на лице были его ледяные голубые глаза. Они выдавали, что этот херувим значительно мудрее, чем бывают дети в его возрасте.

– Так, молодой человек, – сказала Маша с напускной строгостью. – Вы прекрасно знаете, что вам не разрешается кататься на велосипеде, когда на улице темно.

– Но еще не темно, – попытался защититься Виктор-младший, поначалу не догадавшись, что Маша шутит. У него был чистый высокий голос. – Я был у Ричи, – добавил он. Поставив сумки на пол, он подошел к раковине.

– Отлично. – Маша была явно довольна. – Почему ты не позвонил? Ты мог бы оставаться там, сколько хотел, а я бы пришла за тобой.

– Я все равно уже собирался уходить, – ответил Виктор-младший, хватая и с хрустом надкусывая морковку, которую Маша только что почистила.

Обняв сына, Маша почувствовала силу его молодого гибкого тела.

– Поскольку тебе не надо ходить в школу на этой неделе, я думала, тебе приятно будет побыть у Ричи и повеселиться там.

– Не, – буркнул мальчик, вывинчиваясь из маминых объятий.

– Опять мамочку волнуешь? – раздался шутливый голос Виктора. Он появился в дверях, держа в руках научный журнал. Очки для чтения были сдвинуты на кончик носа.

Не обращая внимания на мужа, Маша продолжала:

– Так как насчет этой недели? У вас есть какие-нибудь планы с Ричи?

– Не. Я думаю провести эту неделю с папой в лаборатории. Ты не возражаешь, па? – Виктор-младший посмотрел на отца.

– Нет, как всегда, – ответил отец, пожав плечами.

– Да что тебя так тянет в эту лабораторию? – спросила Маша. Вопрос был риторический. Она и не ждала ответа. Он привык к лаборатории еще с младенческого возраста. Сначала его носили туда, поскольку в фирме «Кимера Инк.» был прекрасный детский сад. Потом он просто играл в лаборатории. Это стало частью распорядка дня, особенно после смерти Дженис Фэй.

– Почему бы тебе не позвонить своим школьным друзьям? Вы с Ричи вместе с другими ребятами могли бы придумать что-нибудь интересное.

– Да ладно, – махнул рукой Виктор, приходя сыну на помощь. – Если хочет побыть со мной, пусть побудет.

– Ну хорошо, хорошо. – Маша почувствовала, что проиграла. – Около восьми будем ужинать, – сказала она сыну, шутливо хлопнув его ниже спины.

Виктор-младший поднял сумки, которые он оставил на стуле рядом с телефоном, и стал подниматься по лестнице. Старые половицы скрипели под тяжестью его семидесяти четырех фунтов. Он пошел сразу в кабинет на втором этаже. Это была уютная комната, обшитая деревянными панелями. Сев за отцовский компьютер, Виктор начал загрузку. Затем, прислушавшись и убедившись, что родители по-прежнему разговаривают на кухне, он вызвал файл «Статус». Экран мигнул и начал заполняться информацией. Расстегнув молнии обеих сумок, мальчик уставился на их содержимое. Затем, сделав несколько быстрых вычислений, он ввел в компьютер серию чисел. Ему потребовалось лишь несколько секунд.

Виктор вышел из файла, застегнул молнии на сумках и загрузил игру «Пэкмэн». Улыбаясь, он наблюдал, как желтый шарик движется по лабиринту, заглатывая свою добычу.

~~

Маша стряхнула капли воды с рук, затем вытерла их полотенцем, висящим на ручке холодильника. Она не могла избавиться от нарастающей тревоги за сына. Он не был трудным ребенком, никаких жалоб от школьных учителей не поступало. И все-таки она все сильнее чувствовала, что что-то не так, хотя и не знала, что именно. Взяв на руки Кису, их русскую голубую кошку, которая выписывала восьмерки вокруг ее ног, Маша вошла в общую комнату. Виктор, развалившись на кушетке, обитой льняной материей, читал последние научные журналы – его обычное занятие после работы.

– Можно с тобой поговорить? – спросила Маша.

Виктор, опустив журнал, посмотрел на нее поверх очков. В свои сорок три года он был легким и гибким. Небрежно зачесанные темные волнистые волосы, четкие линии лица. В колледже он неплохо играл в сквош. Он и до сих пор играл три раза в неделю. Благодаря усилиям Виктора у «Кимеры Инк.» были свои корты.

– Меня беспокоит Виктор-младший. – Маша уселась в кресло-качалку рядом с кушеткой. Она продолжала поглаживать Кису, удобно устроившуюся у нее на коленях.

– Да? – Виктор был явно удивлен. – Что-нибудь случилось?

– Не совсем. Просто несколько незначительных деталей. Например, меня беспокоит, что у него так мало друзей. Когда он сказал, что был у Ричи, я была так рада, как будто это какое-то событие. Теперь он говорит, что не хочет с ним встречаться на каникулах. Детям в его возрасте нужно общение с другими детьми. Это очень важно для нормального развития.

Виктор подарил Маше один из своих взглядов. Она знала, что муж не любит подобных дискуссий о психологии, хотя психиатрия была ее профессией. У него не хватало на них терпения. Кроме того, разговоры о любых проблемах, связанных с развитием Виктора-младшего, всегда распаляли страсти, а Виктор предпочитал их не будить. Он вздохнул, но ничего не сказал.

– Тебя это не беспокоит? – настаивала Маша, хотя было очевидно, что Виктор не собирался обсуждать эту тему. Она гладила кошку, которая воспринимала внимание к себе с полным безразличием.

Виктор покачал головой.

– Нет. На мой взгляд, у нашего сына прекрасная способность к адаптации, лучше, чем у кого-либо из детей, которых я встречал. Что у нас на ужин?

– Виктор, это очень важно.

– Ну хорошо, хорошо. – Виктор закрыл журнал.

– Я вижу, что он прекрасно ладит со взрослыми, – продолжала Маша, – но он совершенно не общается с детьми своего возраста.

– Он общается с ними в школе.

– Я знаю. Но там все-таки формальное общение.

– По правде говоря, – начал Виктор, прекрасно сознавая, что он говорит жестокие вещи, но его собственная озабоченность по поводу сына – озабоченность совершенно не похожая на ту, которую испытывала его жена, – не позволяла ему долго обсуждать эту тему, – я думаю, ты становишься невротичкой. Виктор прекрасный ребенок. С ним абсолютно все в порядке. Я думаю, это у тебя после смерти Дэвида. – Внутренне он сжался, но у него не было другого способа: лучшая защита – нападение.

Его слова были пощечиной для Маши. Загоняя назад мгновенно навернувшиеся слезы, она заставила себя продолжить.

– Помимо очевидного недостатка в друзьях, есть еще и другие вещи. Похоже, ему вообще никто не нужен. Когда мы покупали Кису, то сказали ему, что это будет его кошка, а он на нее даже ни разу не взглянул. И раз уж ты заговорил о Дэвиде, как ты думаешь, это нормально, что он никогда не вспоминает о брате? Когда мы сообщили ему о смерти Дэвида, он вел себя так, как будто умер совсем чужой человек.

– Маша, вспомни, он был всего лишь пятилетним ребенком. Мне кажется, это у тебя расстройство. Пять лет – это слишком долгий срок для скорби. Тебе нужно сходить к психиатру.

Маша прикусила губу. Всегда такой добрый, Виктор сразу обрывал ее, стоило ей заговорить о Викторе-младшем.

– Ну ладно, я просто хотела поделиться с тобой своими мыслями, – вздохнула она, поднимаясь. Пора было идти на кухню заканчивать приготовления к ужину. Услышав знакомые звуки «Пэкмэн», доносившиеся из кабинета, Маша немного успокоилась.

Виктор встал, потянулся и направился за ней.

2

19 марта 1989 года

Воскресенье, вечер

Сидя за шахматной доской, доктор Уилльям Хоббс, как обычно, любовался сыном. Внезапно голубые глаза мальчика закатились, и ребенок упал со стула. Уилльям не видел, как сын ударился, он только слышал отвратительный глухой звук удара тела о пол.

– Шейла! – закричал он, вскочив с места и кинувшись к другой стороне стола. С ужасом он увидел, что руки и ноги Мориса бились в судорогах, сведенные спазмом.

Будучи доктором философских, но не медицинских наук, Уилльям точно не знал, что делают в таких случаях. Он смутно помнил, что нужно что-то вставить между зубами больного, чтобы он не прикусил язык. Но у него под рукой не было ничего подходящего.

Встав на колени и склонившись над мальчиком, до третьего дня рождения которого оставалось всего несколько дней, Уилльям опять позвал жену. Тело Мориса содрогалось с удивительной силой, Уилльяму с трудом удавалось удерживать сына, чтобы тот не повредил себя.

При виде мужа, удерживавшего бившегося в страшных судорогах ребенка, Шейла застыла на пороге. Морис уже успел сильно прикусить язык, и при каждом движении его головы на ковер вылетала струя пенившейся крови.

– Вызови «скорую помощь»! – закричал Уилльям.

Шейла стряхнула оцепенение и кинулась на кухню к телефону. Морис неважно себя чувствовал с того момента, как она забрала его из детского сада «Кимеры». Он жаловался на пульсирующую головную боль, как при мигрени. Конечно, обычно трехлетние дети так не говорят о головной боли, но Морис не был обычным ребенком. Он был настоящий вундеркинд, гений. В восемь месяцев он начал говорить, в тринадцать уже читал, а сейчас вполне мог обыграть отца в шахматы во время их ежевечерних состязаний.

– Нам нужна «скорая помощь», – закричала Шейла в трубку, когда ей наконец ответили. Она дала адрес, умоляя диспетчера поторопиться. Затем побежала обратно в гостиную.

Конвульсии прекратились. Морис лежал на диване, куда перенес его отец. Мальчика вырвало, и содержимое желудка, пополам с кровью, перепачкало его светлые волосы. Рвотные массы продолжали стекать из углов рта. Кроме того, он потерял контроль над мочевым пузырем и кишечником.

– Что же делать? – Уилльям в отчаянии не находил себе места. Правда, теперь ребенок нормально дышал, цвет лица из грязно-голубого постепенно делался обычным.

– Как это случилось? – спросила Шейла.

– Я сам ничего не понимаю. – Уилльям пожал плечами. – Как обычно, Морис выигрывал. Вдруг глаза закатились, и он упал. Боюсь, он сильно ударился головой.

– Боже мой, – простонала Шейла, вытирая сыну рот углом фартука. – Может быть, тебе не надо было заставлять его играть в шахматы, все-таки у него голова болела.

– Он сам захотел, – ответил Уилльям. Это было не совсем так. Морис отнесся к предложению без энтузиазма, но отец так любил наблюдать, как ребенок работает своей феноменальной головой. Морис был гордостью и радостью Уилльяма.

Через восемь лет после свадьбы они с Шейлой поняли, что не могут иметь детей. У «Кимеры Инк.» был собственный центр оплодотворения, «Фертилити Инк». Поскольку Уилльям был сотрудником «Кимеры», он мог воспользоваться услугами центра бесплатно. Им пришлось смириться с фактом, что оба они бесплодны. В конце концов в результате использования донорских половых клеток и имплантации эмбриона реципиенту у них появился долгожданный сын Морис, чудо-мальчик, с показателем интеллектуального развития, не значившимся в таблицах.

– Я принесу полотенце и оботру его. – Шейла поднялась, но Уилльям схватил ее за руку.

– Может быть, лучше его не трогать?

Супруги сидели, беспомощно глядя на ребенка, пока не услышали сирену «скорой». Шейла помчалась открывать дверь.

Через несколько минут Уилльям уже покачивался на заднем сиденье «скорой помощи», а Шейла ехала следом в их собственном автомобиле.

Они приехали в Лоуэлльскую больницу. Супруги с волнением ожидали результатов осмотра. Мальчика признали транспортабельным. Уилльям хотел поместить Мориса в детскую больницу в Бостоне, примерно в получасе езды. Что-то говорило ему, что его ребенок смертельно болен. Может быть, они слишком гордились его феноменальными способностями, и теперь Бог покарал их?

~~

– Эй, Виктор-младший! – крикнул Виктор с лестницы, ведущей в комнату сына. – Может, пойдем искупнемся? – Он слышал собственный голос, отраженный стенами их просторного дома, построенного здешним землевладельцем в восемнадцатом веке. Виктор купил и отреставрировал дом вскоре после смерти Дэвида. Дела в фирме резко пошли в гору после того, как акции компании стали продаваться на бирже, и Виктор решил, что для Маши будет лучше переменить обстановку и не оставаться там, где все напоминало ей о Дэвиде. Она переживала смерть сына сильнее, чем сам Виктор.

– Пойдем в бассейн? – опять крикнул Виктор. В такие минуты он жалел, что они не установили в доме линию внутренней связи.

– Нет, спасибо, – донесся до него голос сына, сопровождаемый гулким эхом.

Некоторое время Виктор постоял на лестнице, держа руку на перилах. Разговор с Машей снова пробудил в нем опасения за сына. Необычно раннее развитие, невероятный интеллект – в три года он уже был прекрасным шахматистом, затем, к четырем годам, резкий спад в развитии. Было совершенно очевидно, что Виктор-младший развивался не как обычные дети. Острое чувство собственной вины, испытанное во время рождения сына, сменилось чувством облегчения, когда необычайные способности мальчика исчезли. Сейчас он думал о том, что обычный ребенок подпрыгнул бы от радости при возможности искупаться в собственном новом бассейне. Виктор решил его построить, чтобы у них было больше возможностей заниматься спортом. Бассейн, оформленный под оранжерею, находился позади дома. Строительство закончилось в прошлом месяце.

Решив, что ответ «нет» его не удовлетворяет, Виктор через две ступеньки взбежал по лестнице. Он беззвучно проскользнул через длинный холл в комнату сына, расположенную в передней части дома, фасад которого был обращен к подъездной дороге. В комнате как всегда был полный порядок. Вдоль одной стены выстроились тома Британской энциклопедии. На противоположной стене разместилась таблица Менделеева. На кровати животом вниз лежал Виктор-младший, полностью поглощенный чтением какой-то толстой книги.

Приблизившись к кровати, Виктор попытался рассмотреть, что сын читает. Сплошные математические уравнения – единственное, что он мог увидеть. Это было для него неожиданностью.

– Попался! – Он, желая пошутить, схватил сына за ногу.

При его прикосновении Виктор-младший вскочил, мгновенно приняв оборонительную позицию.

– Ого! Ты что, испугался, что ли? – рассмеялся Виктор.

Бирюзовые глаза Виктора-младшего впились в отца.

– Никогда больше так не делай!

На какое-то мгновение Виктор-старший почувствовал знакомый приступ страха за того, кого он сотворил. Виктор-младший выдохнул и снова плюхнулся на кровать.

– Да что ты читаешь? – спросил отец.

Виктор-младший быстро захлопнул книгу, как будто это был порнографический журнал.

– Кое-что нашел о черных дырах.

– Тоска, – протянул Виктор, пытаясь интонацией передать скуку.

– Вообще-то так себе. Очень много ошибок.

Виктор почувствовал озноб. В последнее время у него появились опасения, что исчезнувшие было необычные способности сына пробудились снова. Пытаясь отогнать страх, Виктор твердо сказал:

– Слушай, Виктор-младший, мы идем купаться. – Он подошел к шкафу, достал пару трубок для подводного плавания и кинул их сыну. – Пошли, устроим заплыв.

Спустившись в спальню, Виктор надел плавки и крикнул, что он готов. Виктор-младший уже направлялся к отцу через холл. Виктор с гордостью подумал, что сын прекрасно сложен для десятилетнего ребенка. В первый раз он задумался о том, что из мальчика получился бы неплохой спортсмен, если бы он серьезно занялся спортом.

В бассейне стоял характерный запах хлорки. Водная гладь отражалась в стекле потолка и стен. Отсюда не было видно зимнего пейзажа за окном. Виктор повесил полотенце на спинку алюминиевого шезлонга. В дверях, ведущих в общую комнату, появилась Маша.

– Может, искупаешься с нами? – предложил Виктор.

– Нет, мальчики. Вы купайтесь, а для меня холодновато.

– У нас заплыв. Может быть, будешь судить?

– Па, я не хочу соревноваться, – обреченно вздохнул Виктор-младший.

– Я уверен, что ты хочешь, – ответил Виктор. – Два круга. Проигравший выносит мусор.

Подойдя к сыну. Маша взяла у него полотенце, всем своим видом выказывая сочувствие.

– Ты выбираешь внутреннюю или внешнюю дорожку? – спросил Виктор, желая подзавести сына.

– Все равно, – ответил тот, погружаясь в воду рядом с отцом. Водная поверхность слегка рябила от работы циркулятора.

– Ты даешь сигнал к старту, – кивнул Виктор жене.

– На старт, внимание, – Маша смотрела, как оба Виктора покачиваются у края бассейна, – марш!

Маша откинулась назад, чтобы на нее не попали брызги, вызванные началом заплыва. Затем, расположившись в шезлонге, она стала наблюдать за ними. Виктор не был хорошим пловцом, тем не менее она была поражена, что сын опережал его и на первом круге, и после поворота. На втором круге Виктор-младший затормозил, и отец доплыл первым.

– Отлично! – закричал торжествующий Виктор, фыркая и отряхиваясь. – Милости прошу к помойному ведру.

Ошеломленная тем, что, как ей казалось, она подсмотрела, Маша с любопытством наблюдала, как сын вылезал из бассейна. Их взгляды встретились, и Виктор-младший подмигнул ей, отчего она еще больше смутилась.

Виктор-младший взял полотенце и стал быстро вытираться. Он действительно желал бы быть таким сыном, каким хотела видеть его мать, каким был Дэвид. Но он просто не мог быть таким. Даже пытаясь притворяться, он чувствовал, что это у него не совсем получается. Но если такие моменты, как сейчас, в бассейне, приносили родителям чувство семейного счастья, зачем их этого лишать?

~~

– Мам, еще сильнее болит, – пожаловался Марк Мюррей. Он был в своей спальне на третьем этаже городского дома Мюрреев на Бейкон-стрит. – Когда я двигаюсь, я чувствую давление в глазах и в лобных пазухах.

Такое точное описание своего состояния, произнесенное малышом, стискивающим ручонками голову, производило странное впечатление.

– Сильнее, чем перед ужином? – Колетт поправила рукой светлые кудрявые волосы мальчика. Она уже не удивлялась странному словарю сына. Он лежал на обычной кровати, хотя ему было два с половиной года. В тринадцать месяцев он потребовал, чтобы его колыбельку поставили на пол.

– Гораздо сильнее, – ответил Марк.

– Давай-ка еще раз померяем температуру. – Колетт вставила сыну в рот термометр. Она все больше начинала волноваться, хотя и пыталась уверить себя, что это просто грипп или простуда. Все началось через полчаса после того, как ее муж Хорас привел мальчика из садика «Кимеры». Марк сказал, что он не голоден, что было для него явно необычным.

Потом появился новый симптом. Когда они собирались садиться за стол, ребенок начал потеть. Хотя он уверял родителей, что ему не жарко, пот лил с него градом. Через несколько минут его вырвало. После этого Колетт уложила его в постель.

Хорас оставил уборку комнаты жене. И не потому что она умела это делать. Она была юристом, и ее обширная практика заставила ее отдать Марка в садик, когда ему исполнился всего год. Она восхищалась своим единственным ребенком, но его появление было трудным испытанием. Она и думать не могла, что это будет так тяжело.

~~

После трех лет супружества они с Хорасом решили завести ребенка, но почти год неудачных попыток привел их в консультацию. Там они узнали горькую правду: Колетт была бесплодна. Марк появился на свет после того, как они использовали единственный оставшийся шанс: оплодотворение ин-витро и имплантацию зародыша суррогатной матери. Это испытание было для них кошмаром.

Вынув термометр, Колетт повернула его, чтобы разглядеть столбик ртути. Вздохнула. Она была в растерянности.

– Может быть, ты хочешь есть или пить? предложила она.

Марк покачал головой.

– Я стал плохо видеть, – сказал он.

– Что значит «плохо видеть»? – встревожилась она еще больше. Поочередно закрывая рукой глаза мальчика, она спросила: Оба глаза видят?

– Да. Но все какое-то смутное. Не в фокусе.

– Ладно, лежи пока здесь и отдыхай. Пойду поговорю с папой.

Оставив мальчика, Колетт спустилась вниз. Она обнаружила Хораса в кабинете. Он смотрел баскетбольный матч по маленькому телевизору.

Увидев в дверях жену, Хорас выключил телевизор.

– Кельты играют, – сказал он виновато.

Колетт подавила вскипевшее было раздражение.

– Ему гораздо хуже. – Голос ее был хриплым. Я волнуюсь. Он говорит, что стал плохо видеть. По-моему, надо вызвать врача.

– Ты уверена? Все-таки воскресный вечер.

– Я уверена, – резко ответила Колетт.

В этот момент раздался душераздирающий крик. Оба кинулись к лестнице.

Они с ужасом увидели, что Марк в судорогах корчился на постели, его голова моталась из стороны в сторону. Он истошно кричал. Хорас схватил сына за плечи, пытаясь удержать его, Колетт рванулась к телефону.

Хорас был удивлен силой мальчика. Единственное, что ему удавалось сделать, – удержать ребенка на постели.

Крик прекратился так же внезапно, как и начался. Минуту Марк лежал неподвижно, с плотно закрытыми глазами, стискивая ручонками виски.

– Марк, – прошептал отец.

Руки Марка ослабли. Он открыл глаза и посмотрел на отца. Но в его взгляде не читалось узнавания, а изо рта вырвался поток нечленораздельных звуков.

~~

Сидя за туалетным столиком. Маша расчесывала свои длинные волосы. В зеркало она наблюдала за Виктором. Стоя у раковины, он чистил зубы быстрыми сильными движениями. Виктор-младший уже давно спал. Пятнадцать минут назад Маша заходила к нему в комнату проведать его. Глядя на лицо ангела, Маша думала о его хитрости в бассейне.

– Виктор! – внезапно позвала она мужа.

Виктор обернулся. Зубная паста пенилась на губах, как слюна у бешеной собаки. Маша явно испугала его.

– Ты понимаешь, что Виктор-младший поддался тебе в бассейне?

Виктор шумно сплюнул в раковину.

– Минуточку. Он был близок к победе, но я честно выиграл состязание.

– Да он был впереди все время. Он специально притормозил, чтобы дать тебе выиграть.

– Глупости, – негодующе ответил Виктор.

– Нет, не глупости. Он делает вещи, просто ненормальные для десятилетнего ребенка. Помнишь, как он начал играть в шахматы в два с половиной года? Ты был рад, а я взволновалась. Честно говоря, меня это напугало. Когда развитие интеллекта прекратилось, вернее, стабилизировалось на том же высоком уровне, я почувствовала облегчение. Я хочу просто нормального, счастливого ребенка. – Глаза ее наполнились слезами. – Как Дэвид, – добавила она, отвернувшись.

Виктор быстро вытерся, отложил полотенце и, подойдя к Маше, обнял ее.

– Для твоих волнений нет никаких оснований. Он прекрасный мальчик.

– Может быть, он так странно себя ведет, потому что я оставляла его с Дженис, когда он был маленьким? – спросила Маша, пытаясь сдержать слезы. – Мне надо было уйти с работы.

– У тебя просто мания самообвинения. Даже если для этого нет никаких причин.

– Нет, все-таки в его поведении есть что-то странное. Если бы это был единичный случай, тогда ладно, еще ничего. Но это не так. Он не просто десятилетний мальчик. Он слишком замкнутый, слишком взрослый. – Она начала всхлипывать. – Иногда он даже пугает меня.

Прижавшись к жене и успокаивая ее, Виктор вспомнил тот страх, который он испытывал при рождении сына. Он хотел, чтобы его сын был исключительным, но без ненормальных отклонений.

3

20 марта 1989 года

Понедельник, утро

Фрэнки всегда завтракали на ходу. Фрукты, кукурузные хлопья, кофе, сок. Это утро отличалось от других тем, что занятий у Виктора-младшего не было, поэтому ему не надо было мчаться сломя голову, чтобы не опоздать на автобус. Маша уходила первой, около восьми. Она должна была провести осмотр своих пациентов в больнице до начала приема. В дверях она столкнулась с Рамоной Джуарес, уборщицей, которая приходила к ним по понедельникам и четвергам.

Виктор наблюдал, как жена садилась в свою «вольво». При каждом нажатии на газ в морозный утренний воздух вырывалось белое облако. Хотя уже началась весна, на термометре было 28 градусов.

Ставя свою чашку из-под кофе в раковину, Виктор обратил внимание на сына, одновременно смотревшего телевизор и перелистывавшего один из научных журналов отца. Виктор нахмурился. Похоже, жена была права. Кажется, необычные способности сына начали восстанавливаться. Статьи в этом журнале были довольно сложные. Виктору стало интересно, что мальчик смог понять из прочитанного. Он собрался было что-то сказать, но потом раздумал.

– Ты действительно хочешь пойти сегодня со мной в лабораторию? – спросил он сына. – Может быть, вы с друзьями могли бы придумать что-нибудь поинтереснее?

– Интереснее всего пойти с тобой в лабораторию, – ответил мальчик.

– Мама считает, что тебе следует проводить больше времени с детьми твоего возраста. Это научит тебя общению, взаимопониманию и прочим подобным вещам.

– Ну пожалуйста. С детьми своего возраста я общаюсь каждый день в школе.

– Мы с тобой, по крайней мере, думаем одинаково. Я сказал маме то же самое. Ладно, с этим ясно. Теперь скажи, как ты хочешь туда добираться: со мной на машине или поедешь на велосипеде?

– На велосипеде.

~~

Несмотря на морозец, люк в машине был открыт, и волосы Виктора трепал ветер. Радио было настроено на единственную станцию, передававшую классическую музыку. Он прогромыхал по древнему мосту над взбухшей речкой Мерримак. Река представляла собой бурный поток белой воды, закручивавшейся в многочисленных водоворотах. Вода в ней прибывала каждый день из-за снега, тающего в Белых горах в ста милях к северу.

Подъезжая к территории «Кимеры», Виктор повернул налево и проехал вдоль длинного кирпичного здания, расположенного у дороги. В конце дома он еще раз повернул налево и немного замедлил ход около поста охраны. Человек в форме, узнав машину, приветливо помахал Виктору, пока тот проезжал под поднятым черно-белым шлагбаумом на обширную территорию частной биотехнологической фирмы.

Входя в комплекс фабричных зданий восемнадцатого века, построенных из красного кирпича, Виктор всегда испытывал гордость, внушаемую чувством собственности. Место впечатляло, особенно после того, как внутренние помещения были даже не отремонтированы, а отреставрированы. Самые высокие здания комплекса были пятиэтажными, но большинство составляли трехэтажные корпуса, простиравшиеся во всех направлениях, как многообещающее научное исследование. Прямоугольником они охватывали обширный внутренний двор, застроенный новыми зданиями, различными по форме и величине.

В западной части комплекса, возвышаясь над окрестностями, находилась восьмиэтажная башня с часами, полностью повторявшая лондонский «Биг Бен». Она смотрела на окружающие здания с высоты трехэтажного сооружения над бетонной дамбой, перекрывавшей Мерримак. Разлившаяся река грозила вытеснить из берегов запруду за дамбой. Гремящий водопад, образовавшийся у водослива в центре дамбы, приятно наполнял воздух водной пылью.

Раньше, когда фабрика производила ткани из южного хлопка, в здании часовой башни находились механизмы для выработки энергии. Весь комплекс приводился в действие силой воды, пока электрификация не захлопнула основной шлюз и не остановила огромный колесный механизм, расположенный в основании здания. Двойник «Биг Бена» уже не выбивал свою мелодию, но Виктор подумывал о том, что пора бы его восстановить.

В 1976 году, когда «Кимера» купила пустовавшие здания, была отреставрирована только половина площади. Остальное отложили до будущего расширения. Однако, с учетом перспективы, во все здания были проведены водопровод, канализация и электричество. Виктор не сомневался, что часы на башне в скором времени опять заработают. Он отметил про себя, что надо поднять этот вопрос на следующем собрании, посвященном расширению фирмы.

Въехав на свое место на стоянке перед административным зданием, Виктор закрыл люк машины. Он на секунду остановился, обдумывая предстоящий день. Несмотря на гордость, охватившую его при виде растущих зданий, он почувствовал, что успехи фирмы внушают ему смешанные чувства. В душе Виктор оставался человеком науки, и в то же время ему, одному из трех основателей фирмы, приходилось нести свою долю административных обязанностей. К сожалению, эти обязанности отнимали все больше времени.

Виктор вошел в здание через затейливый подъезд в георгианском стиле, украшенный колоннами. При реставрации архитекторы постарались сохранить все мельчайшие детали. Даже мебель была начала девятнадцатого века. Холл не имел ничего общего с функциональными холлами Массачусетского Технологического института, где Виктор преподавал в 1973 году, когда они с Рональдом Бикманом стали обсуждать возможности, открывшиеся в связи с бурным развитием биотехнологии. С технической точки зрения это был удачный союз, поскольку Виктор был биологом, а Рональд биохимиком. Они объединили усилия с бизнесменом по имени Кларк Фицсиммонс Фостер и в 1975 году основали «Кимеру». Результаты превзошли их самые смелые ожидания, и через несколько лет они резко разбогатели. Однако с успехом пришли и новые обязанности, которые отрывали Виктора от его первой любви – лаборатории. Как основатель фирмы, он входил в Совет директоров «Кимеры». Кроме того, был старшим вице-президентом компании, курировавшим научные исследования. Одновременно он исполнял обязанности директора отдела биологии развития. И наконец, Виктор являлся президентом и исполнительным директором очень прибыльной дочерней фирмы, «Фертилити Инк.», которая владела постоянно растущей сетью клиник оплодотворения.

Поднявшись наверх, Виктор остановился у арочного окна с мозаичным стеклом. Он смотрел на раскинувшиеся фабричные корпуса, получившие вторую жизнь. Без сомнения, он испытывал чувство удовлетворения. В девятнадцатом веке фабрика действовала очень успешно. Но она работала за счет эксплуатации труда иммигрантов. Теперь же успех зиждился на более прочной основе. В основание фирмы были положены законы науки, гений человеческого разума, стремление раскрыть тайны жизни. Виктор знал, что за наукой, в частности за биотехнологией, было будущее. И он был горд тем, что находился в эпицентре событий. В его руках был рычаг, с помощью которого можно повернуть мир, а может быть, и Вселенную.

~~

Насвистывая, Виктор-младший катил, отпустив педали, вниз по Стэнфор-стрит. Молния на куртке была застегнута до самого верха, чтобы не проникал холодный ветер, на руках были перчатки с такой же прокладкой, какую используют космонавты. Разогнавшись до возможно большей скорости, он опять поставил ноги на педали. Из-за шума ветра и шелеста колес ему казалось, что он несется со скоростью сто миль в час. Он был свободен. Неделю не надо ходить в школу. Неделю не надо притворяться перед учителями и этой малышней. Неделю он мог заниматься тем, для чего он был рожден. Он улыбался странной недетской улыбкой. Его голубые глаза горели. Хорошо, что его не видит сейчас мама. У него была миссия, как у его отца. И он не позволит, чтобы что-то помешало ему ее выполнить.

Виктору-младшему пришлось замедлить ход, когда он въехал в небольшой городок Норт-Андовер. Он доехал до середины главной торговой улицы и остановился перед банком. Поставив велосипед в металлическую стойку и заперев его на замок, он поднялся по трем каменным ступенькам наверх и вошел внутрь. Через плечо были перекинуты две сумки.

– Доброе утро, мистер Фрэнк, – приветствовал мальчика менеджер, повернувшись на своем вращающемся стуле. Его звали Хэролд Скотт. Обычно Виктор-младший пытался избежать общения с ним, но, поскольку стол менеджера находился сразу направо от входа, это не всегда удавалось. – Можно с вами поговорить, молодой человек?

Виктор-младший помолчал, обдумывая варианты отступления, затем неохотно приблизился к столу.

– Я знаю, что вы наш постоянный клиент, – сказал Хэролд. – И я подумал, что имеет смысл обсудить с вами преимущества, которые предоставляет наш банк. Имеете ли вы представление о концепции процентной ставки, молодой человек?

– Думаю, да, – последовал ответ.

– Если так, позвольте спросить, почему у вас нет сберегательного счета для денег, которые вы получаете за доставку почты?

– Доставку почты?

– Да. Некоторое время назад вы сказали мне, что подрабатываете на почте. Насколько я понимаю, вы все еще занимаетесь этим, поскольку довольно регулярно навещаете банк.

– Да, я все еще разношу почту, – солгал Виктор-младший. Теперь он вспомнил, как этот же менеджер заловил его около года назад.

– Когда деньги находятся на сберегательном счете, они начинают работать на вас. Фактически деньги растут. Разрешите, я приведу пример.

– Мистер Скотт, – попытался возразить Виктор-младший, пока менеджер доставал бумагу из ящика стола. – Я очень тороплюсь. Меня отец ждет в лаборатории.

– Это не займет много времени. – Хэролд начал объяснять мальчику, что произойдет с двадцатью долларами, положенными в Норт-Андовер банк на двадцать лет. Закончив объяснения, он спросил:

– Ну, что скажете? Это звучит убедительно?

– Абсолютно убедительно, – ответил мальчик.

– Хорошо, – кивнул Хэролд. Из другого ящика он достал какие-то бланки и быстро их заполнил. Затем пододвинул их Виктору и указал на пунктирную линию внизу. – Распишитесь здесь.

Виктор послушно взял ручку и расписался.

– Итак, сколько бы вы хотели внести?

Виктор-младший задумчиво втянул щеки, затем извлек свой бумажник. В нем было три доллара. Он протянул их Хэролду.

– Это все? Сколько же вы получаете в неделю за разноску? Вам надо с юных лет приобрести привычку откладывать деньги.

– Я буду добавлять, – пообещал Виктор-младший.

Захватив бланки и счета, Хэролд зашел за перегородку к кассиру. Дверь из оргстекла, открывшаяся с помощью кода, впустила его внутрь. Вернувшись, он вручил Виктору регистрационную карточку.

– Это важный день в вашей жизни, – торжественно сказал Хэролд.

Кивнув, Виктор засунул карточку в карман и направился в глубь здания. Он оглянулся на Скотта. К счастью, тот занялся клиентом, который подсел к его столу.

Виктор нажал кнопку звонка, вызывая служителя хранилища ценностей. Через несколько минут он уже был в закрытой комнате с огромным сейфом. Осторожно поставив свои сумки на пол, мальчик расстегнул в них молнии. Сумки были наполнены туго перевязанными пачками стодолларовых купюр. Закончив перекладывать их в ящик, в котором уже лежали такие же пачки, он обеими руками поднял его и вдвинул обратно в отверстие сейфа.

Теперь Виктор-младший выезжал из Норт-Андовера на запад. Он налег на педали и вскоре был уже в Лоуренсе. Переехав Мерримак, он наконец достиг владений «Кимеры». Охранник в воротах помахал ему так же уважительно, как и его отцу.

~~

Виктор вошел в свой кабинет. Коллин, его очень симпатичная и не менее трудолюбивая секретарша, протянула ему список телефонных звонков.

Виктор беззвучно страдал. Понедельник всегда начинался именно так. Это отвлекало его от работы в лаборатории, иногда на целый день. Сейчас Виктор проводил лабораторные исследования, целью которых было изучение возможностей имплантации оплодотворенной яйцеклетки в матку. Никто не знал, как это происходит и какие факторы влияют на ускорение этого процесса. Много лет назад Виктор выбрал это направление исследования, поскольку успешное решение проблемы имело огромное научное значение и сулило немалые коммерческие выгоды. Но скорость, с которой шла разработка проекта, не позволяла надеяться на решение проблемы в обозримом будущем.

– Наверное, это самый важный звонок, – сказала Коллин, вручая ему розовый листок бумаги.

Виктор взял бумажку, в которой было сказано, что звонил Рональд Бикман и просил его срочно связаться с ним. «Превосходно», – подумал Виктор. В начале совместной работы в «Кимере» они с Рональдом были лучшими друзьями, но сейчас их отношения были натянутыми из-за расхождений во мнении по поводу будущего фирмы. В настоящий момент они спорили по поводу предлагаемого выброса акций на биржу, что, по мнению Кларка Фостера, помогло бы привлечь дополнительный капитал для расширения компании.

Рональд упорно возражал против любого выброса акций, опасаясь того, что в будущем компания может оказаться в чужих руках. Он считал, что расширение должно быть напрямую связано с доходами и прибылями фирмы. И опять голос Виктора должен был определить окончательное решение, как и тогда, в 1983 году, когда обсуждалась возможность открытой продажи акций компании на бирже. Тогда Виктор проголосовал против Рональда, приняв сторону Кларка. Несмотря на то что последующие события доказали бесспорный успех этого решения, Рональд считал, что Виктор изменил высокой науке.

Виктор положил бумажку в центр блокнота.

– Что еще?

Коллин не успела ответить, так как дверь открылась и Виктор-младший, просунув в щель голову, спросил, не видел ли кто-нибудь Филипа.

– Он был в кафетерии, – сказала Коллин.

– Если увидите его, скажите, что я здесь, попросил мальчик.

– Обязательно, – улыбнулась Коллин.

– Я буду поблизости.

Виктор с отсутствующим видом помахал ему рукой, все еще раздумывая над тем, что скажет Рональду. Он был уверен, что капитал им нужен сейчас, а не в следующем году.

Виктор-младший закрыл дверь.

– Он не в школе? – поинтересовалась секретарша.

– Весенние каникулы, – ответил Виктор.

– Исключительный ребенок, – вздохнула Коллин. – Такой нетребовательный. Если бы мой сын был здесь, он бы только и делал, что болтался под ногами.

– Моя жена думает по-другому. Она считает, что с ним не все в порядке.

– Трудно поверить. Он такой вежливый, такой взрослый.

– Может быть, тебе стоит поговорить с Машей. – Виктор протянул руку, чтобы взять сообщения о других телефонных звонках. Ему не терпелось покончить с делами. – Что там дальше?

– К сожалению, это номер телефона Джонатана Маронетти, адвоката Гефардта.

– Прекрасно, – покачал головой Виктор. Джордж Гефардт был начальником отдела кадров в «Фертилити», а три года назад руководил закупками для «Кимеры». В настоящее время он был отстранен от дел, пока шло расследование по поводу исчезновения ста тысяч долларов из «Фертилити». Сначала открылось, что Гефардт получал деньги по чекам умерших сотрудников. Узнав об этом, Виктор дал указание проверить чеки на все закупки, сделанные Гефардтом для «Кимеры» с 1980 по 1986 год. Вздохнув, Виктор положил бумажку с номером адвоката под бумажку Рональда.

– Что дальше? – спросил он.

Коллин просмотрела оставшиеся листочки.

– Из важного, пожалуй, все. С остальным я сама справлюсь.

– Все? – переспросил Виктор с явным недоверием в голосе.

Коллин встала.

– Со звонками все. Но вас ожидает Шарон Карвер. Она хочет поговорить.

– Может, ты и сама с ней справишься?

– Она настаивает на встрече с вами. Вот ее личное дело.

Виктору не нужно было ее личное дело, однако он взял его и положил на стол. О Шарон Карвер он знал все. До того как ее уволили по причине «невыполнения служебных обязанностей», она ухаживала за животными в отделе биологических исследований.

– Пусть подождет, – Виктор поднялся. – Я ее приму после того, как поговорю с Рональдом.

Через другой выход из своего кабинета Виктор отправился к Бикману. Возможно, Рональд проявит больше благоразумия при разговоре с глазу на глаз. Завернув за угол, Виктор увидел знакомую фигуру, пятящуюся из дверей и тянущую за собой тележку. Это был Филип Картрайт, человек с неполноценным развитием. «Кимера» принимала на работу таких людей, используя в меру их возможностей. Они были неплохими работниками. Филип выполнял курьерские поручения и был охранником. На работе его полюбили с самого первого дня его пребывания в фирме. Кроме того, он был особенно привязан к Виктору-младшему и проводил с ним много времени, в частности перед тем, как Виктор начал ходить в школу Они составляли невероятную пару. Филип был мужчиной могучего сложения, с редкими волосами, близко посаженными глазами, сильной шеей, начинавшейся за ушами и переходившей в плечи. Его длинные руки заканчивались лопатообразными кистями с пальцами одинаковой длины.

Увидев Фрэнка, Филип широко улыбнулся, обнажив ряд квадратных зубов. Он производил бы пугающее впечатление, если бы не покладистый характер. Его поведение брало верх над его внешностью.

– Доброе утро, мистер Фрэнк, – поздоровался Филип. Несмотря на свои габариты, он имел на удивление детский голос.

– Доброе утро, Филип, – кивнул Виктор. – Виктор-младший где-то здесь, он искал тебя. Он всю неделю здесь будет.

– Я очень рад, – воскликнул Филип. – Я сейчас разыщу его. Спасибо.

Виктор наблюдал, как он поспешно удалялся со своей тележкой, желая в душе, чтобы все работники «Кимеры» были такими исполнительными.

Войдя к Рональду в приемную, Виктор поздоровался с его секретаршей и спросил, на месте ли ее босс. Прошло несколько минут, прежде чем она пригласила его пройти.

– Брут пришел возносить хвалы Цезарю? – Рональд взглянул на Виктора из-под кустистых бровей. Это был плотный мужчина с небрежно зачесанными волосами.

– Я собирался обсудить предложение акций на бирже, – начал Виктор. Из тона и поведения Рональда уже было ясно, что тот не расположен к разговору.

– О чем тут говорить? – спросил Рональд с едва скрываемым чувством обиды. – Я слышал, ты за продажу акций.

– Я за привлечение дополнительного капитала.

– Это одно и то же.

– Ты хочешь знать мои доводы?

– Я думаю, они вполне понятны. Вы с Кларком решили объединиться против меня.

– Неужели? – Виктор не мог скрыть сарказм. Этот нелепый бред начинал наводить его на мысль, что парень переутомился под наплывом административной работы. На его долю приходилось столько же, сколько и Виктору, если не больше, а оба они не были привычны к подобной работе.

– Эти твои «неужели» со мной не пройдут. – Рональд поднялся и навис над столом. – Я тебя предупреждаю, Фрэнк, я с тобой сквитаюсь.

– О чем ты? – Виктор не верил своим ушам. – Что ты со мной собираешься сделать? Спустишь мне шины? Рональд, это я, Виктор, ты помнишь? – Он помахал рукой перед лицом Рональда.

– Я сделаю твою жизнь такой же несчастной, какой ты делаешь мою, – раздраженно проговорил Бикман. – Ты продолжаешь давить на меня, требовать увеличения продаваемых акций. Я разделаюсь с тобой.

– Пожалуйста, – Виктор поднялся. – Рональд, когда ты очнешься, позвони мне. Я не собираюсь выслушивать здесь твои угрозы.

Повернувшись, он вышел из кабинета. Виктор слышал, как Рональд начал что-то говорить, но не остановился, чтобы дослушать. Он почувствовал омерзение. На какой-то миг им овладело желание бросить все к чертям, продать свои акции и опять заняться академической работой. Но к тому моменту, как он вернулся в свой кабинет, это настроение прошло. Он не допустит, чтобы личный настрой Рональда мешал ему наслаждаться биотехнологией. В конце концов, и в академии были некоторые ограничения, просто они были другого рода.

~~

Перед Виктором лежал листок с номером телефона Джонатана Маронетти, адвоката Гефардта. Виктор набрал номер и услышал в трубке голос адвоката. У него был сильный нью-йоркский акцент, который действовал Виктору на нервы.

– У меня для вас хорошие новости, – сказал Джонатан.

– Они нам не помешают, – произнес Виктор.

– Мой клиент, мистер Гефардт, изъявил желание вернуть все суммы, которые таинственным образом ушли у него со счета, плюс проценты. Это не означает признания вины. Просто он хочет, чтобы это дело было закончено.

– Я обсужу это предложение с нашими юристами.

– Подождите, еще кое-что. За то, что эти деньги будут перечислены, он хочет быть восстановленным на работе и просит, чтобы его избавили от волнений, связанных с расследованием его дела.

– Это невозможно. Мистер Гефардт не будет восстановлен на работе до того, как мы закончим расследование этого дела.

– Ну что ж, – сказал Джонатан после паузы, – я думаю, мы обсудим это с клиентом и я отговорю его от этого условия.

– Боюсь, это мало что изменит.

– Послушайте, давайте быть разумными.

– Расследование будет проходить так, как запланировано.

– Я уверен, что есть некоторые возможности... – начал было Джонатан.

– Извините, – прервал его Виктор. – Мы вернемся к этому разговору, когда у нас будут все факты.

– Вы не хотите разумно подойти к этому вопросу. Я буду вынужден принять меры, о которых вы можете пожалеть. Вряд ли у вас есть основания быть святее папы римского.

– До свидания, мистер Маронетти. – Виктор бросил трубку.

Откинувшись в кресле, Виктор по внутреннему телефону попросил Коллин пропустить в кабинет Кар-вер. Хотя он знал, о чем пойдет речь, он все-таки открыл ее личное дело. Практически с первого дня работы она вызывала проблемы. Необязательная, часто не являлась на службу. В деле были пять писем от разных людей с жалобами на ее плохую работу.

Виктор поднял глаза. В дверях кабинета стояла Шарон Карвер. На ней была облегающая мини-юбка и шелковая кофточка. Она медленно проплыла через всю комнату и расположилась в кресле напротив Виктора, демонстрируя при этом свои ноги.

– Спасибо, что вы нашли время принять меня, – прошептала она.

Виктор взглянул на моментальную фотографию в ее деле. На фотографии она была в мешковатых джинсах и фланелевой рубашке.

– Чем я могу вам помочь? – Виктор посмотрел ей прямо в глаза.

– Я уверена, вы много чем можете помочь, застенчиво улыбнулась Шарон. – В данный момент меня больше всего интересует восстановление на работе. Я хочу, чтобы меня приняли обратно.

– Это невозможно.

– Думаю, что возможно.

– Мисс Карвер, – продолжил Виктор, – я вынужден вам напомнить, что вас уволили за невыполнение обязанностей.

– Но как это получилось, что человек, с которым мы были вместе в кладовке, когда нас там застали, не уволен? – спросила Шарон, сняв ногу с ноги и с вызовом наклоняясь вперед. – Ответьте мне.

– Ваши любовные похождения в последний день пребывания на службе не были единственным основанием для увольнения. Если бы проблема заключалась только в этом, вас бы не уволили. Человек же, которого вы упомянули, никогда не пренебрегал своими служебными обязанностями. В тот день у него был отгул. У вас не было. В любом случае, что сделано, то сделано. Я уверен, что вы найдете работу где-нибудь еще. Так что, если разрешите... – Виктор поднялся и направился к двери.

Шарон Карвер не двинулась с места. Она холодно посмотрела на Виктора.

– Если вы не примете меня обратно, я порадую вас судебным иском в связи с половой дискриминацией, так что у вас голова закружится. Я заставлю вас помучиться.

– Вам уже это неплохо удается, – заметил Виктор. – А теперь, извините...

Как кошка, готовящаяся к нападению на мышь, Шарон медленно поднялась с кресла.

– Вы меня плохо знаете, – выплюнула она.

Подождав, пока она выйдет из комнаты, Виктор связался по интеркому с Коллин и сказал, что собирается в лабораторию и что она может оторвать его от работы, только если папа римский придет с визитом.

– Поздно, – вздохнула Коллин. – Доктор Херст сидит в приемной. Он хочет вас видеть. Он чем-то расстроен.

Уилльям Херст был исполняющим обязанности заведующего отделом медицинской онкологии. По его делу тоже было недавно начато расследование. Но, в отличие от Гефардта, расследование случая Херста проводилось на предмет выявления возможной подделки результатов научных исследований. Научная нечистоплотность представляла собой нарастающую угрозу в ученом мире.

– Пусть он входит, – сказал Виктор.

Херст вскочил внутрь кабинета, как будто собирался напасть на Виктора, и бросился к столу.

– Я только что узнал, что вы заказали независимой лаборатории расследование по проверке результатов, изложенных в моей последней статье в журнале.

– Учитывая статью в «Бостон глоуб» за пятницу, не думаю, что это должно вас удивить, – проговорил Виктор, прикидывая, как ему поступить, если этот маньяк подойдет к нему вплотную.

– К черту «Бостон глоуб», – заорал Херст. – Эта высосанная из пальца статья основана на замечаниях одного раздраженного лаборанта. Вы ведь в нее не верите, не так ли?

– В данном случае мое доверие или недоверие не имеет значения. «Глоуб» сообщил, что информация в вашей статье намеренно сфальсифицирована. Это сообщение наносит ущерб репутации – вашей и «Кимеры». Этот слух необходимо пресечь, прежде чем он станет неуправляемым. Я не понимаю причину вашего гнева.

– Хорошо, я объясню, – выпалил Херст. – Я ожидал от вас поддержки, а не подозрения. То, что вы приказали провести проверку моей работы, равнозначно признанию моей вины. Кроме того, незначительные статистические неточности могут проскочить в любой статье, написанной по результатам совместного труда. Даже сам Исаак Ньютон, как потом выяснилось, улучшал некоторые результаты. Я хочу, чтобы запрос о проверке был отозван.

– Послушайте, мне очень жаль, что вы так взволнованы. Но несмотря на Исаака Ньютона, теория относительности не действует, когда речь идет об этике исследователя. Уверенность общественности в исследованиях...

– Я не собираюсь здесь лекции выслушивать, – вскипел Херст. – Я вам сказал, нужно, чтобы проверка была прекращена.

– Я вас прекрасно понял. Но факт остается фактом: если результаты исследования не были подогнаны, вам нечего бояться.

– Вы хотите сказать, что не отзовете приказ о проверке?

– Именно это я и хочу сказать, – ответил Виктор. Ему уже надоело умиротворять этого человека.

– Я потрясен тем, что у вас нет никакого чувства научной терпимости. Теперь мне понятно, почему у Рональда такое к вам отношение.

– Относительно научной этики мы с доктором Бикманом стоим на одинаковых позициях, – заметил Виктор. – До свидания, доктор Херст. Разговор окончен.

– У меня есть еще кое-что для вас, Фрэнк. – Херст навалился на стол. – Если вы стремитесь измазать меня грязью, то вы не тот белый рыцарь науки, которым хотите казаться.

– Фальсифицированной информации я никогда не публиковал, – с сарказмом отпарировал Виктор.

– Дело в том, – продолжал Херст, – что вы не белый рыцарь, каким хотите предстать перед нами.

– Убирайтесь из моего кабинета.

– Охотно. – Херст прошел к двери и, открыв ее, добавил: – Запомните, что я вам сказал. У вас есть уязвимые места. – Он хлопнул дверью с такой силой, что на стене задрожал диплом Виктора об окончании медицинского колледжа.

Некоторое время Виктор продолжал сидеть за столом, пытаясь восстановить эмоциональное равновесие. Для одного дня угроз более чем достаточно. Интересно, что это имеет в виду Херст, говоря, что он не белый рыцарь? Просто цирк!

Виктор резко встал, надел белый халат. Он собрался было улизнуть, предупредив Коллин, что будет в лаборатории, и чуть не столкнулся с ней в дверях, поскольку секретарша как раз направлялась в его кабинет.

– Доктор Уилльям Хоббс в приемной, он просто убит, – быстро сказала Коллин.

Виктор заглянул за ее плечо. Он увидел человека, сидящего в кресле рядом со столом Коллин, согнувшегося и обхватившего голову руками.

– Что случилось? – шепотом спросил Виктор.

– Что-то с сыном, – ответила Коллин. – По-моему, что-то случилось с мальчиком, и он хочет попросить отгул.

Виктор почувствовал, как у него вспотели ладони, а в горле появился противный комок.

– Пусть зайдет, – выдавил он.

Сам пройдя через муки искусственного оплодотворения, он не мог не испытывать сочувствия к этому человеку. Мысль о том, что с мальчиком Хоббса что-то случилось, снова разбудила все его дурные предчувствия и опасения в отношении Виктора-младшего.

– Мой сын, – начал было Хоббс, но умолк, чтобы переждать навернувшиеся слезы. – Моему мальчику должно было исполниться три. Вы его никогда не видели. Он был для нас всем. Центр нашей жизни. Он был гений.

– Что случилось? – Виктор со страхом ожидал ответа.

– Он умер, – сказал Хоббс с неожиданной злобой, прорвавшейся сквозь печаль.

Виктор сглотнул. Горло было шершавым, как наждачная бумага.

– Несчастный случай?

Хоббс отрицательно покачал головой.

– Врачи точно не знают, что случилось. Началось с приступа. Когда мы привезли его в детскую больницу, они сначала решили, что у него отек мозга: мозг был сильно увеличен. Они ничего не могли сделать. Он уже не приходил в сознание. Потом сердце остановилось.

В кабинете повисла тяжелая тишина. Потом Хоббс сказал:

– Я бы хотел взять отгул.

– Разумеется, – произнес Виктор.

Хоббс медленно поднялся и вышел.

Минут десять Виктор сидел, глядя в пространство. Впервые в жизни лаборатория была тем местом, куда ему меньше всего хотелось идти.

4

Позднее утро понедельника

Маленький будильник на столе зазвонил, напоминая о том, что истекли пятнадцать минут, отведенные для беседы с Джаспером Льюисом, сердитым пятнадцатилетним мальчиком с пробивающейся растительностью на подбородке. Он сидел, ссутулившись в кресле напротив Маши, всем своим видом изображая скуку. Да, похоже, его ожидают крупные неприятности.

– Мы еще не обсудили твое пребывание в больнице, – сказала Маша. У нее на коленях лежала история болезни мальчика.

Джаспер большим пальцем ткнул себе за спину по направлению к столу Маши.

– Я думал, звонок означает, что прием закончен. – Он означает, что прием почти закончен. Что ты думаешь о трех месяцах, проведенных в больнице, теперь, когда тебя уже выписали?

Маша считала, что на мальчика неплохо подействовал распорядок больницы, но она хотела услышать его мнение.

– Нормально.

– И все? – спросила Маша ободряюще. Его тяжело было разговорить.

– Ну, неплохо, – пожав плечами, сказал Джаспер. – Ну так, ничего особенного.

Было ясно, что просто так вытянуть его впечатления не удастся. Маша для себя записала на полях истории болезни, что следующую беседу с мальчиком нужно начать именно с этого. Закрыв папку, она посмотрела ему прямо в глаза.

– Приятно было с тобой встретиться. До следующей недели.

– Ладно. – Мальчик поднялся и неловко вышел из комнаты, стараясь при этом не встречаться с Машей взглядом.

Маша вернулась к столу, чтобы надиктовать на пленку результаты беседы. Щелчком открыв историю болезни, она посмотрела на свои записи, сделанные перед госпитализацией подростка. У Джаспера с раннего детства были отклонения в поведении. Когда ему исполнится восемнадцать, диагноз будет звучать по-другому: антиобщественное поведение. Кроме того, по ее мнению, у него были и отклонения шизоидного характера.

Просматривая анамнез. Маша отметила, что характерными чертами его поведения были частое вранье, драки в школе, прогулы, мстительность, фантазии. Ее внимание привлекла фраза: «Не испытывает ни к кому привязанности, не показывает эмоции». Она вдруг вспомнила, как Виктор-младший уклоняется от ее объятий, его холодный взгляд, прохладные, как горные озера, голубые глаза. Она заставила себя читать дальше. «Предпочитает одиночество, не стремится к установлению близких отношений, не имеет близких друзей».

Пульс Маши участился. Не медицинское ли заключение своего собственного сына она читала? С трепетом Маша стала перечитывать описание личности Джаспера. Она обнаружила ряд неприятных соответствий. Поток ее мыслей был прерван приходом Джин Колберт – медсестры и секретаря. Прежде чем перевести на нее взгляд. Маша успела выхватить фразу в истории болезни, подчеркнутую красным: «Джаспер воспитывался тетей, поскольку мать работала на двух работах, чтобы обеспечить семью».

– Вы готовы принять нового пациента? – поинтересовалась Джин.

Маша глубоко вздохнула.

– Помнишь, я откладывала статьи о воспитании в детском саду и его последствиях для психики? – спросила она.

– Конечно. Они в архиве.

– Найди их для меня, ладно? – попросила Маша, пытаясь не выдать свою озабоченность.

– Конечно, – кивнула Джин. Помолчав, она добавила: – С вами все в порядке?

– Все нормально. – Маша открыла новую историю болезни.

Пока она просматривала свои недавние записи, в комнату неслышно вошла двенадцатилетняя Нэнси Трэверс. Спрятавшись в одном из кресел, она втянула гелову в плечи, как черепаха.

Маша вышла из-за стола, переходя в часть кабинета, предназначенную для беседы с пациентами. Она попыталась вспомнить, на чем они остановились во время предыдущего разговора, когда девочка описывала свои сексуальные приключения.

Беседа началась. Маша пыталась сконцентрироваться, но в подсознании роились мысли о Викторе-младшем, о ее вине, о том, что она работала, когда он был маленьким. Не то чтобы он когда-либо возражал против ее ухода на работу. Но Маша прекрасно знала, что это уже само по себе могло быть признаком отклонений в психике.

~~

Когда Хоббс ушел, Виктор попытался занять себя, отвечая на деловые письма, – отчасти для того, чтобы не ходить в лабораторию, отчасти чтобы отвлечься от той ужасной новости, которую принес Хоббс. Но его мысли постоянно возвращались к обстоятельствам смерти мальчика. Эдема мозга, то есть острый отек. Это было непосредственной причиной. Но что вызвало отек? Он пожалел, что не узнал у Хоббса всех подробностей. Именно отсутствие точного диагноза усиливало страхи Виктора.

– Черт! – Виктор треснул ладонью по столу. Он резко встал, посмотрел в окно. Из кабинета была хорошо видна башня с часами. Стрелки застыли, показывая четверть второго одного из давно прошедших дней. – Надо было узнать побольше, – сказал Виктор самому себе, ударяя кулаком правой руки о ладонь левой с такой силой, что обе руки пронзила резкая боль. Смерть сына Хоббса вновь вызвала успокоившиеся было опасения за Виктора-младшего. Машу больше волновало развитие психики мальчика, у Виктора же вызывало тревогу его физическое развитие. Когда показатель интеллектуального развития Виктора-младшего, сначала упав, стабилизировался на прежнем исключительно высоком уровне, Виктор почувствовал ужас. Ему потребовались годы, чтобы преодолеть страх и успокоиться. Но внезапная смерть сына Хоббса снова возродила его опасения. Особенно волновало то, что сходство между сыном Хоббса и Виктором-младшим не ограничивалось необычным способом их зачатия. Оба мальчика были вундеркиндами. Виктор тайно наблюдал за развитием сына Хоббса. Его интересовало, будет ли у мальчика такое же падение коэффициента умственного развития, как у Виктора-младшего. Теперь же Виктор хотел знать все обстоятельства трагической смерти ребенка.

Усевшись за компьютер, Виктор очистил экран. Он вызвал свой персональный файл «Малыш Хоббс» Он не искал чего-то конкретного. Просто ему казалось, что если он просмотрит информацию, это поможет найти объяснения смерти мальчика. Экран оставался темным, хотя обычное время для загрузки информации уже истекло. Удивляясь, Виктор еще раз нажал на клавишу вызова. Как бы в ответ ему в нижнем правом углу экрана высветились слова: «Идет поиск». Затем, к изумлению Виктора, последовало сообщение, что такого файла нет.

Виктор чертыхнулся. Наверное, ошибка при вызове файла на экран. Он снова, на этот раз очень внимательно, набрал название файла: «Малыш Хоббс» и нажал клавишу. После некоторой паузы, во время которой компьютер просматривал информацию в своей памяти, был выдан тот же самый ответ: «Файл не найден».

Удивляясь про себя, что же могло случиться с файлом, Виктор выключил компьютер. Правда, некоторое время он не работал с этим файлом, но для компьютера это не имело никакого значения. Побарабанив пальцами по столу рядом с клавиатурой, Виктор немного подумал, затем опять включил машину. На этот раз он напечатал слова «Малыш Мюррей».

Как и при поиске файла Хоббса, после некоторой паузы появился аналогичный ответ: «Файл не найден»

Дверь в кабинет открылась. Виктор обернулся. На пороге стояла Коллин.

– Сегодня плохой день для отцов, – проговорила она, держась за край двери. – Звонит мистер Мюррей из бухгалтерского отдела. Видимо, с его ребенком что-то случилось, он тоже плачет.

– Не может быть, – выдохнул Виктор. – Какие совпадения во времени!

– К сожалению, это так, – сказала Коллин. – Вторая линия.

Потрясенный, Виктор повернулся к телефону. Лампочка на нем мигала, и каждое мигание звоном отзывалось в его голове. Это не может случиться, не может, ведь все шло так хорошо.

Ему пришлось заставить себя снять трубку.

– Извините, что беспокою, – начал Мюррей, – но вы были так внимательны к нам тогда, когда мы стремились иметь ребенка. Я подумал, что вы захотите об этом знать. Мы отвезли Марка в детскую больницу. Он умирает. Доктора говорят, что они не в силах ничего сделать.

– Что произошло? – Виктор чувствовал, что ему все труднее говорить.

– Похоже, никто не знает, – ответил Хорас. – Началось с головной боли.

– Он не ударялся головой? – Насколько нам известно, нет. – Вы не возражаете, если я зайду?

~~

Полчаса спустя Виктор припарковал машину в гараже около больницы. Он прошел внутрь и остановился у справочной стойки. Выяснив, что Марк Мюррей находится в хирургическом отделении в палате интенсивной терапии, он прошел в комнату ожидания. Там он увидел Хораса и Колетт, обезумевших от горя и бессонной ночи. При появлении Виктора Хорас поднялся на ноги.

– Какие-нибудь изменения? – с надеждой спросил Виктор.

Хорас отрицательно покачал головой.

– Сейчас он под маской.

Как мог, Виктор выразил свои соболезнования. Похоже, Мюрреи были тронуты тем, что Виктор нашел время заехать, тем более что они никогда не были особенно близки.

– Он был необычным ребенком, – сказал Хорас. – Такой исключительный, такой умный. – Он покачал головой.

Колетт сидела, уткнувшись лицом в ладони. Плечи ее начали вздрагивать. Хорас сел, обнял жену за плечи.

– Как зовут лечащего врача Марка? – спросил Виктор.

– Накано, доктор Накано.

Виктор извинился и, сняв пальто, вышел из комнаты, оставив потерявших рассудок супругов. Он двинулся в сторону отделения реанимации, расположенного в конце коридора и отделенного от него электронными дверями. Они автоматически раздвинулись, когда Виктор ступил на резиновый коврик перед ними.

Помещение реанимации было знакомо Виктору еще с того времени, когда он был врачом, живущим при больнице. Это было царство электронных приборов и торопливо снующих медсестер. Гудение респираторов и сигналы кардиомониторов составляли особый фон, создавая в помещении атмосферу напряженности. Жизнь здесь балансировала на краю бытия.

Виктор чувствовал себя в привычной обстановке, поэтому никто не обратил на него внимание, несмотря на отсутствие на нем бирки с его именем. Подойдя к стойке дежурного, Виктор спросил, может ли он видеть доктора Накано.

– Только что он был здесь, – ответила бодрая молодая женщина. Она привстала и оперлась на стойку, надеясь увидеть врача. Затем снова села и сняла трубку. Через минуту система пейджеров внесла имя доктора Накано в список тех, кого разыскивали. Их имена доносились из громкоговорителей под потолком.

Пройдясь по отделению, Виктор попытался найти Марка, но лица многих детей были скрыты под масками. Он вернулся назад, как раз когда дежурная повесила трубку. Увидев Виктора, она сообщила, что Накано направляется в отделение.

Через пять минут Виктор был представлен красивому смуглому врачу с явными признаками японского происхождения. Виктор объяснил, что он друг Мюрреев, врач, и что он хочет узнать о состоянии Марка.

– Дело плохо, – прямо сказал Накано. – Ребенок умирает. Мы редко произносим эти слова, но в данном случае болезнь не поддается никакому лечению.

– А вы понимаете, что происходит?

– Мы знаем, что происходит. Но мы не знаем причину этого. Пойдемте, я вам покажу.

Спешащей походкой занятого человека Накано направился к двери. Он остановился перед палатой, отделенной от помещения реанимации.

– Приходится принимать меры предосторожности, – пояснил Накано. – Нет никаких признаков инфекционного происхождения заболевания, но мы решили на всякий случай... – Он дал Виктору халат, шапочку и маску. Через буферное помещение они вошли в маленькую комнатку.

Марк Мюррей лежал на большой больничной кровати с высокими перилами. Его голова была замотана марлей. Накано объяснил, что они сделали декомпрессию и шунтирование, но это не помогло.

– Посмотрите. – Накано протянул Виктору офтальмоскоп.

Нагнувшись над распростертым ребенком, Виктор приподнял веко мальчика и стал вглядываться в застывшие расширенные зрачки. Несмотря на отсутствие опыта в использовании инструмента, он сразу же увидел патологию. Глазной нерв буквально выпирал наружу, как будто что-то выталкивало его изнутри.

Виктор выпрямился.

– Впечатляет? – спросил доктор. Он взял офтальмоскоп и стал сам осматривать ребенка. Выпрямившись, он сказал:

– Огорчает, что состояние постоянно ухудшается. Мозг продолжает распухать. Странно, что он еще не вылезает через уши. Ничего не помогает: ни декомпрессия, ни шунтирование, ни стероиды, ни маннитол. Боюсь, мы уже сдались.

Виктор заметил, что в комнате не было медсестры.

– Кровоизлияние или какие-либо признаки травмы?

– Нет. Кроме отека ничего нет. Как я уже сказал, это не менингит. Мы ничего не понимаем. Видимо, наверху кто-то работает. – Он указал пальцем в потолок.

Как будто в ответ на страшное предсказание Накано кардиомонитор загудел, сигнализируя о перебоях в сердцебиении Марка. Сердце мальчика стало биться нерегулярно. Сигнал снова загудел. Накано не шелохнулся.

– Такое уже было, – сказал он. – Но сейчас мы установили режим «не отвечать». – Как бы в пояснение он добавил: – Родители считают, что бессмысленно поддерживать жизнь, если мозг мертв.

Виктор кивнул. В это время опять включился сигнал монитора. На этот раз гудение не прекращалось. Началась фибрилляция. Виктор через плечо взглянул на стойку дежурного по отделению. Никто не отреагировал на сигнал.

Через некоторое время зигзагообразная кривая на экране монитора выпрямилась.

– Игра окончена, – сказал Накано. Это замечание могло бы показаться циничным, но Виктор знал, что оно вызвано скорее огорчением, чем бесчувствием. Виктор слишком хорошо помнил работу врача.

Накано и Виктор вернулись к стойке дежурного.

Доктор сообщил медсестре о смерти Марка. Как-то буднично, между прочим, она сняла трубку и приступила к обычным в таких случаях формальностям. Виктор понимал, что человек, которого частые смерти выводят из равновесия, не смог бы здесь работать.

– Прошлой ночью был аналогичный случай, – сказал Виктор. – Фамилия ребенка Хоббс. Ему было примерно столько же, может, чуть старше. Вы ничего не знаете об этом?

– Я слышал о нем, – неопределенно ответил Накано. – Но он не был моим пациентом. Насколько я понимаю, многие симптомы совпадают.

– Похоже. – После паузы Виктор спросил: – Вы будете проводить вскрытие?

– Обязательно. Вообще-то это обязанность патологоанатомов, но они переваливают все на нас. У них сейчас очень много работы, особенно всяких непонятных случаев. Вы сами сообщите родителям или хотите, чтобы я сказал?

Резкая смена темы разговора покоробила Виктора. После паузы он ответил:

– Я сам скажу. И спасибо за то, что вы уделили мне время.

– Не стоит. – Занятый другим пациентом, он уже не смотрел на Виктора.

Ошеломленный, Виктор вышел из отделения реанимации, отметив, как тихо закрылись за ним электронные двери. Он вернулся в комнату ожидания. Мюрреи все поняли, прежде чем он успел что-либо сказать. Поддерживая друг друга, они еще раз поблагодарили его за внимание. Виктор пробормотал слова соболезнования. Перед его глазами стояла страшная картина. Он видел бледного Виктора-младшего, лежащего под маской в постели на месте Марка.

Холодея от ужаса, он прошел в отделение патологии и представился заведующему отделением, доктору Уоррену Бургофену. Доктор заверил его, что они сделают все, что в их силах, чтобы провести оба вскрытия как можно быстрее.

– Безусловно, необходимо выяснить, в чем дело, – сказал Бургофен. – Мы не можем допустить, чтобы эпидемия какого-нибудь церебрального отека захлестнула город.

Виктор медленно пошел к машине. Он знал, что это не может быть эпидемией. Сейчас его волновало лишь число детей, которые уже погибли или могли погибнуть. Их было трое.

Вернувшись в кабинет, Виктор попросил Коллин связаться с заведующим компьютерной службой «Кимеры» Луисом Каспвичем и попросить его немедленно прийти.

Луис, невысокий, плотный мужчина с блестящей лысиной, имел странную привычку производить какие-то неожиданные непредсказуемые движения. Он был крайне застенчив и избегал смотреть прямо в глаза. Однако, несмотря на такую внешность, это был величайший мастер своего дела. «Кимера» зависела от его умения почти полностью – от научных исследований до заполнения счетов.

– У меня проблема, – сказал Виктор, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди. – Я не могу найти два своих файла. Как вы считаете, почему?

– Может быть несколько причин, – ответил Луис. – Обычно это происходит потому, что пользователь забывает имя, данное файлу.

– Я проверил свою директорию. Их там не было.

– Может быть, они попали в еще чью-нибудь директорию?

– Это мне в голову не приходило, – согласился Виктор. – Но я прекрасно помню, что, когда я ими пользовался, мне не приходилось менять директорию, чтобы их вызвать.

– Не могу сказать ничего определенного, пока сам не посмотрю. Как назывались ваши файлы?

– Мне бы хотелось, чтобы это оставалось между нами.

– Само собой разумеется.

Виктор назвал имена файлов, и Луис уселся за компьютер.

– Не получается? – спросил Виктор через несколько минут. Экран оставался пустым.

– Похоже. Я могу их найти у себя в кабинете, дав команду компьютеру просмотреть протоколы регистрации. Вы уверены, что придали файлам именно эти названия?

– Абсолютно уверен.

– Если это важно, я прямо сейчас займусь.

– Это важно.

Луис ушел, Виктор остался сидеть за компьютером. Ему пришла идея. Очень внимательно он напечатал название еще одного файла: «Малыш Фрэнк». Секунду он помедлил, опасаясь того, что узнает – или не узнает – в следующий момент. Затем нажал клавишу вызова и затаил дыхание. К сожалению, его опасения оправдались: файла Виктора-младшего тоже не было!

Виктор откинулся в кресле. На его лице проступил пот. Исчезновение трех файлов, связанных друг с другом, хотя и не содержащих в себе перекрестных ссылок, не могло быть случайностью. Внезапно Виктор вспомнил перекошенное лицо Херста и его угрозу: «Вы не тот белый рыцарь, каким хотите казаться... У вас есть уязвимые места».

Виктор встал из-за компьютера и подошел к окну. С востока набегали облака. Похоже, будет дождь или снег. Несколько минут он стоял у окна, размышляя о том, имеет ли Херст отношение к исчезновению файлов. Догадывался ли он о чем-нибудь? Если да, это могло стать причиной его непонятной угрозы. Но Херст никак не мог знать о существовании файлов. Никто не знал о них. Никто!

5

Понедельник, вечер

Сидя за обеденным столом. Маша наблюдала за мужем и сыном. Поглощенный чтением книги о черных дырах, Виктор-младший ел, не глядя в тарелку. Надо бы попросить его отложить книгу, но Виктор пришел домой с работы в таком плохом расположении духа, что она боялась сказать что-нибудь, что могло бы усугубить его дурное настроение. Да и она сама все еще продолжала волноваться по поводу сына. Она любила его так сильно, что даже мысль о том, что он может расстроиться, была непереносима для нее. В то же время Маша прекрасно понимала, что, если она не будет смотреть на все это трезво, она не сможет ему помочь. Очевидно, он провел весь день в «Кимере», скорее всего один, поскольку в ответ на ее вопрос Виктор признался, что не видел сына с утра.

Как будто почувствовав, что на него смотрят, Виктор-младший отложил книгу и поставил свою тарелку в посудомоечную машину. Когда он поднимался из-за стола, их взгляды встретились. В его глазах не было ни теплоты, ни чувства, лишь яркий бирюзовый свет. Маша чувствовала себя так, как будто ее рассматривают под микроскопом.

– Спасибо за ужин, – ровным, механическим голосом сказал Виктор-младший.

Маша слышала, как он взбежал по внутренней лестнице. Снаружи вдруг раздался резкий свист ветра. Она выглянула из окна. В луче света от гаражного фонаря было видно, как дождь переходит в мокрый снег. Она поежилась, однако не из-за зимнего пейзажа за окном.

– Что-то я сегодня не голоден, – сказал Виктор.

Маша вдруг вспомнила, что это были первые слова, произнесенные им с того момента, как она вернулась с работы.

– Тебя что-то беспокоит? Ты хочешь об этом поговорить? – спросила она мужа.

– Тебе незачем разыгрывать из себя психиатра, – грубо ответил Виктор.

Маша могла бы и обидеться. Она вовсе не собиралась разыгрывать психиатра. Она решила, что ей, пожалуй, лучше разыгрывать просто взрослую женщину и не подталкивать Виктора. Скоро он сам расскажет, что у него на уме.

– Зато меня кое-что беспокоит. – Маша решила, что уж хотя бы ей следует быть откровенной.

Виктор взглянул на нее. Она слишком хорошо его знала, чтобы не понять: он уже раскаивался в своей грубости.

– Я сегодня прочитала несколько статей, – продолжала Маша. – В них говорится о возможных последствиях недостатка общения детей с родителями, когда дети воспитываются нянями или проводят значительное количество времени в детском саду. Кое-что из того, что там написано, может относиться и к Виктору-младшему. Я думаю, может, мне надо было взять отпуск, когда он был маленький, чтобы проводить с ним больше времени?

На лице Виктора немедленно отразилось раздражение.

– Прекрати, – сказал он снова так же грубо. – Я не желаю слышать, что ты будешь говорить дальше. На мой взгляд, он прекрасный ребенок, и я не собираюсь выслушивать поток психиатрической чепухи, доказывающий обратное.

– Ну разве это нормально, что... – Маша уже начинала терять терпение.

– Я прошу, избавь меня от этого! – Виктор выбросил остатки своего ужина в помойное ведро. – У меня сегодня для этого неподходящее настроение.

– А для чего у тебя подходящее настроение?

Виктор глубоко вздохнул, посмотрел в окно.

– Пойду погуляю.

– В такую погоду? Мокрый снег, влажная земля. Мне кажется, тебя что-то беспокоит, и ты не хочешь сказать об этом.

Виктор повернулся к жене.

– Это что, так заметно?

Маша улыбнулась.

– Да на тебя смотреть больно. Ну скажи, что случилось? Все-таки я твоя жена.

Виктор, пожав плечами, вернулся к столу. Он сидел, переплетя пальцы, опершись на локти.

– Да, меня кое-что беспокоит, – признался он.

– Слушай, даже мои пациенты с меньшим трудом начинают разговор. – Маша нежно дотронулась до руки Виктора.

Виктор встал и подошел к лестнице. Несколько мгновений он прислушивался, затем закрыл дверь и вернулся к столу. Он сел, слегка наклонившись по направлению к Маше.

– Я хочу, чтобы Виктор прошел полное медицинское обследование, как тогда, семь лет назад, когда у него было падение интеллектуального развития.

Маша не ответила. Одно дело – беспокойство насчет развития личности ребенка. Но беспокойство по поводу его физического здоровья – это было что-то новое. Даже одно предложение провести это обследование вызвало у нее шок, так же как и напоминание об остановке интеллектуального развития сына.

– Ты помнишь, как сильно упал его показатель интеллектуального развития, когда ему было около трех с половиной? – спросил Виктор.

– Конечно, я помню. – Маша пытливо смотрела на Виктора. Зачем он это делал? Он прекрасно знал, что это только усилит ее тревогу.

– Я хочу провести точно такое же обследование, как тогда, – повторил Виктор.

– Ты что-то утаиваешь от меня, – с тревогой сказала Маша. – Что это? С ним что-то не так?

– Нет. Я тебе уже сказал, с ним все в порядке. Я просто хочу быть совершенно уверенным, а для этого мне надо повторить обследование. Только и всего.

– Я хочу знать, почему ты вдруг решил провести обследование именно сейчас, – продолжала настаивать Маша.

– Я тебе уже сказал почему. – В голосе Виктора зазвучала злость.

– Ты хочешь, чтобы я согласилась на полное медицинское обследование сына, не зная, какие к этому имеются показания? Нет! Я не дам его облучать рентгеном и прочее, не имея ни малейшего представления, зачем это нужно.

– Маша, прекрати. – Виктор стиснул зубы.

– Сам прекрати. Ты от меня что-то утаиваешь, Виктор, и мне это не нравится. Ты просто пытаешься играть на моих чувствах. Пока не скажешь, в чем дело, я не соглашусь ни на какие исследования, и, поверь, мне есть что сказать на эту тему. Так что либо ты говоришь мне, что тебя беспокоит, либо мы просто забываем об этом разговоре.

Маша откинулась на стуле и глубоко вздохнула, задержав перед выдохом дыхание. Явно раздраженный, Виктор пристально смотрел на жену, но ее упорство потихоньку начало на него действовать. Она ясно изложила свое мнение, и по опыту он знал, что вряд ли она его изменит. Минута прошла в полном молчании. Напряжение во взгляде Виктора ослабло. Он опустил глаза, взглянул на свои руки. Старинные часы в соседней комнате пробили восемь.

– Хорошо, – сказал он наконец, как будто устав от борьбы. – Я тебе расскажу все. – Он провел пальцами по волосам. На секунду их глаза встретились, и он тут же уставился в потолок, как мальчишка, пойманный на чем-то запретном.

Маша почувствовала, как нарастают ее нетерпение и тревога, вызванная предстоящим рассказом.

– Не знаю, с чего и начать, – проговорил Виктор.

– Как насчет того, чтобы начать с самого начала? – предложила Маша.

Их взгляды опять встретились. Десять лет он держал в тайне обстоятельства, сопутствующие зачатию Виктора. Глядя в ее открытое, честное лицо, он думал о том, сможет ли она простить его, когда узнает правду.

– Ну пожалуйста. – Маша дотронулась до его руки. – Почему ты просто не можешь мне все рассказать?

Виктор опустил глаза.

– Слишком много причин, – ответил он. Во-первых, ты можешь мне не поверить. Вообще-то, чтобы это рассказать, мне нужно взять тебя с собой в лабораторию.

– Прямо сейчас? Ты это серьезно?

– Если ты хочешь узнать все.

В комнате повисла тишина. Неожиданно Киса прыгнула Маше на колени. Маша вспомнила, что забыла ее покормить.

– Хорошо, – сказала она. – Я только покормлю кошку и скажу кое-что Виктору-младшему. Я буду готова через пятнадцать минут.

~~

Виктор-младший услышал звук шагов на лестнице. Он не спеша закрыл альбом для марок и поставил его на полку. Его родители не разбирались в марках, они бы даже не поняли, на что они смотрят. Но к чему искушать судьбу? Он не хотел, чтобы у них было хоть какое-то представление о том, какой обширной и ценной стала его коллекция. Они думали, что его просьба об абонировании места в банковском хранилище ценностей была просто детской причудой. Виктор не видел никаких причин разубеждать их в этом.

– Что ты делаешь, милый? – спросила Маша, останавливаясь в дверях.

Мальчик поджал губы.

– Да так, ничего.

Виктор знал, что она расстроится, но он ничего не мог поделать. Еще будучи совсем маленьким, он начал понимать, что она ждет от него чего-то. Он не мог дать ей того, что другие матери получали от своих детей. В некоторые моменты, как сейчас, он чувствовал себя из-за этого виноватым.

– Почему бы тебе не пригласить к нам на этой неделе Ричи? – Маша подошла к сыну.

– Может быть, я его приглашу.

– Я думаю, это было бы отлично. Мне бы хотелось его увидеть.

Виктор-младший кивнул. Маша улыбнулась.

– Мы с папой ненадолго уедем. Ты не против?

– Конечно нет.

– Мы быстро вернемся.

– Со мной будет все в порядке.

Пять минут спустя Виктор-младший наблюдал из окна своей спальни, как машина отца отъезжала от дома. Какое-то время он постоял у окна, раздумывая, нет ли в этом повода для волнения. Нечасто его родители уезжали из дома вечером в будний день. Он пожал плечами. В конце концов, если и есть какой-то повод, он об этом скоро узнает.

Отойдя от окна, Виктор снова достал альбом и стал расставлять в нем серию недавно купленных старинных американских марок. Зазвонил телефон. Вспомнив, что родителей нет, Виктор поднялся и пошел в кабинет. Он снял трубку и сказал: «Здравствуйте».

– Пожалуйста, доктора Фрэнка. – Звук был приглушенный, как будто говорили не в трубку.

– Доктора Фрэнка нет дома, – вежливо ответил Виктор. – Хотите ему что-нибудь передать?

– Когда он вернется?

– Примерно через час.

– Это его сын?

– Да.

– Может быть, будет лучше, если ты передашь ему кое-что. Скажи своему отцу, что его жизнь сильно осложнится, если он не одумается и не станет вести себя разумно. Ты все понял?

– Кто говорит?

– Ты просто передай это отцу. Он знает.

– Кто это? – повторил Виктор, чувствуя, как на него наползает страх. Но линия уже разъединилась.

Виктор-младший медленно положил трубку на место. Внезапно он осознал, что абсолютно один в доме. Какое-то время он стоял прислушиваясь. Он никогда не обращал внимания на скрипучие звуки пустого дома. В углу тихонько посвистывал радиатор. Откуда-то доносилось мерное пощелкивание – видимо, из трубы центрального отопления. Снаружи ветер бросал снег в оконное стекло.

Снова сняв трубку, Виктор набрал номер. Услышав мужской голос, он сообщил, что напуган. После того как его уверили, что все будет нормально, Виктор повесил трубку. Он почувствовал облегчение, но на всякий случай спустился вниз и методично проверил все окна и двери, чтобы удостовериться, что они заперты. Он не стал спускаться в подвал, просто запер дверь, ведущую в него.

Вернувшись в комнату, он включил компьютер. Неплохо было бы, если бы кошка тоже посидела в его комнате, но ему не хотелось разыскивать ее. Киса боялась мальчика, хотя он пытался скрыть это от матери. Все время приходилось делать так, чтобы мать не замечала многих вещей. Это требовало постоянного напряжения. Но в конце концов, не сам же он себя таким сделал.

Виктор загрузил «Пэкмэн» и постарался сконцентрироваться.

~~

Флюоресцентная лампа мигнула, затем наполнила комнату ярким светом. Виктор вошел внутрь и пропустил Машу в лабораторию. Маша бывала здесь несколько раз, но только в дневное время. Теперь ее удивило, насколько зловещей выглядела лаборатория в отсутствие людей, хоть как-то оживлявших стерильное помещение. Комната была размером пятьдесят на тридцать футов. Вдоль стен выстроились вытяжные шкафы и стеллажи. В центре находился большой остров, образованный лабораторным оборудованием. Каждый инструмент экзотичнее другого. Изобилие циферблатов, катодных трубок, компьютеров, стеклянных колб, пучки соединительных проводов.

Несколько дверей вели в другие помещения. Виктор провел ее через комнату в зал с анатомическим столом. Взглянув на скальпели и прочие пугающие инструменты, Маша поежилась. За этим помещением, отделенная от него дверью из армированного стекла, находилась комната для животных. С того места, где она стояла, ей были видны собаки и обезьяны, прогуливавшиеся за решетками в своих клетках. Маша отвела глаза. Об этой части научных исследований она предпочитала не думать.

– Сюда. – Виктор увлек ее в самый конец помещения, к стеклянной стене.

Дотронувшись до выключателя, он включил свет за стеклянной перегородкой. Маша с удивлением увидела несколько больших аквариумов. В каждом из них находилось несколько странных морских существ. Они напоминали улиток, только без ракушек.

Виктор достал стремянку. Просмотрев несколько аквариумов, он взял поддон с одного из столов и поднялся на стремянку. Сетью он поймал двух существ из разных аквариумов.

– Это обязательно? – спросила Маша, удивляясь про себя, какое отношение имели эти отвратительные существа к тревоге ее мужа за здоровье Виктора-младшего.

Виктор не ответил. Он спустился по лестнице, держа одной рукой поднос. Маша внимательнее рассмотрела существа. Они были около десяти дюймов в длину, коричневатого цвета, со слизистой, желеобразной кожей. Она сглотнула, почувствовав подступившую тошноту. Она ненавидела подобные вещи. Именно поэтому Маша занялась психиатрией: оказание психиатрической помощи было чистым, аккуратным, гуманным занятием.

– Виктор. – Маша наблюдала, как муж перекладывает животных в сосуд, дно которого было покрыто воском, расправляет их плавники или что у них там было. – Почему ты не можешь мне просто рассказать?

– Потому что ты мне не поверишь, – ответил Виктор. – Потерпи еще немного.

Он взял скальпель и вонзил острое лезвие в тела животных. Маша отвела глаза, чтобы не смотреть.

– Это аплазии. – За научной манерой речи он пытался скрыть собственное волнение. – Их часто используют для исследования нервных клеток. – Он подхватил ножницы и стал что-то отрезать быстрыми и четкими движениями.

– Вот, я удалил абдоминальные нервные узлы у каждой из аплазий.

Маша взглянула. Виктор держал в руках небольшой плоский сосуд, наполненный прозрачной жидкостью. На поверхности плавали два маленьких кусочка ткани.

– Теперь пошли к микроскопу.

– А что с этими бедными существами? – Маша заставила себя взглянуть на вивисекционный поднос. Казалось, животные пытались освободиться от зажимов, прижимавших их к дну подноса.

– Завтра лаборанты все уберут, – ответил Виктор, не поняв, что она имела в виду. Он включил свет в микроскопе.

Еще раз взглянув на аплазий, Маша подошла к Виктору, который уже деловито настраивал фокус для двух человек.

Она нагнулась к микроскопу. Нервные узлы имели форму буквы "Н". Перекладина была похожа на разбухший прозрачный мешок, полный стеклянных шариков. Ножки буквы "Н" были, без сомнения, волокнами нервного ствола. Виктор стал передвигать указатель. Он попросил Машу посчитать нервные клетки, нейроны, которые он будет указывать.

Маша сделала то, о чем ее просили.

– Хорошо, – кивнул Виктор. – Теперь посмотрим другой узел.

Поле в окне микроскопа передвинулось, затем остановилось. Опять появилась буква "Н".

– Считай опять, – сказал Виктор.

– В этой в два раза больше нейронов.

– Точно! – Виктор выпрямился и встал. Он начал ходить по комнате. На его лице появилось странное, возбужденное выражение, и Маша почувствовала, как ее охватывает страх. – Около двенадцати лет назад я заинтересовался количеством нервных клеток обычной аплазии. Я знал, как и все остальные, что нервные клетки дифференцируются и размножаются на начальной стадии эмбрионального развития. Поскольку эти аплазии исследовать легче, чем высокоорганизованных животных, мне удалось выделить протеин, отвечающий за процесс, который я назвал фактором роста нервов, или ФРН. Ты меня слушаешь? – Виктор прекратил расхаживать по комнате и посмотрел на Машу.

– Да, – ответила она, наблюдая за мужем. Казалось, он менялся на глазах. У него появилось какое-то выражение мессии. Внезапно она опять почувствовала тошноту, догадываясь, зачем понадобилась эта лекция, казалось бы, не имевшая отношения к разговору.

По мере нарастания возбуждения Виктор снова принялся ходить по комнате.

– С помощью методов генной инженерии мне удалось репродуцировать протеин и выделить ответственный за воспроизводство ген. Затем самое блестящее... – Он остановился перед Машей. Глаза его сверкали. – Я взял оплодотворенную яйцеклетку аплазии, зиготу, и, вызвав точечную мутацию в молекуле ДНК, ввел новый ген ФРН и промотер. Результат?

– Увеличение количества нейронов.

– Точно! – возбужденно воскликнул Виктор. – И что особенно важно, эта черта передавалась потомству. Теперь пошли в основное помещение. – Подав Маше руку, он потянул ее, помогая встать.

Онемевшая, она последовала за ним к освещенному экрану, на котором он продемонстрировал снимки микроскопических секций мозга крысы. Даже без подсчета было видно, что на одной из фотографий было значительно больше клеток, чем на других. Все еще не обретшая дар речи. Маша послушно пошла за ним в комнату, где содержались животные. В дверях он натянул жесткие кожаные перчатки.

Маша старалась не дышать. В комнате стоял запах, присущий зоопарку, в котором не следят за животными. Там находились сотни клеток с обезьянами, собаками, кошками и крысами. Они подошли к крысам.

Маша передернулась, увидев множество подрагивающих розовых носов и таких же розовых голых хвостов.

Около одной клетки Виктор остановился и отпер дверцу. Заглянув внутрь, он вытащил огромную крысу, которая в ответ стала кусать пальцы Виктора, защищенные перчатками.

– Тише, тише, Чарли, – сказал Виктор. Он перенес крысу к стеклянному столу, поднял часть столешницы и опустил крысу вниз, в небольшой стеклянный лабиринт. Крыса находилась как раз перед входом в него.

– Смотри! – воскликнул Виктор, поднимая заслонку.

Крыса вошла в лабиринт. Ошибшись в повороте всего несколько раз, она быстро добралась до выхода, за что и была вознаграждена.

– Быстро, да? – спросил Виктор с улыбкой удовлетворения. – Это одна из моих «сообразительных» крыс. Это крысы, которым я внедрил ген ФРН. Теперь смотри дальше.

Виктор сложил стол так, что крыса оказалась в исходном положении, но в той секции, из которой не было входа в лабиринт. Затем он вернулся к клеткам и принес еще одну крысу. Он поместил ее в стол таким образом, что обе они сидели друг против друга, разделенные проволочной сеткой.

Через минуту или две он открыл заслонку, и вторая крыса прошла по лабиринту без единой ошибки.

– Ты знаешь, что ты сейчас видела?

Маша отрицательно покачала головой.

– Общение крыс, – пояснил Виктор. – Мне удалось натренировать их, чтобы они объясняли друг другу лабиринт. Это потрясающе, невероятно.

– Безусловно, – согласилась Маша, однако в ее голосе звучало меньше энтузиазма.

– Я исследовал процесс размножения нейронов на сотнях крыс.

Маша неопределенно кивнула.

– Я ставил опыты на пятидесяти собаках, шести коровах и на одной овце, – добавил Виктор. – Я боялся ставить эксперимент на обезьянах. Я боялся успеха. У меня перед глазами как будто крутили этот старый фильм «Планета обезьян». – Он засмеялся, и стены комнаты для животных эхом отозвались на его смех.

Маша не засмеялась. Ее передернуло.

– Что ты хочешь мне сказать? – спросила она. В воображении уже возникали пугающие ответы.

Виктор не мог взглянуть ей в глаза.

– Ну пожалуйста, – крикнула Маша, почти плача.

– Я пытаюсь объяснить тебе предысторию, чтобы ты могла понять, – ответил Виктор, зная, что она никогда не поймет. – Поверь мне, я вовсе не планировал то, что случилось потом. К тому моменту, когда ты заговорила о втором ребенке, я как раз закончил успешный эксперимент на овце. Помнишь, когда мы решили обратиться в «Фертилити»?

Маша кивнула. По ее щекам катились слезы.

– Они взяли у тебя несколько яйцеклеток. Их было восемь.

Маша почувствовала, что ее качает. Чтобы удержать равновесие, она схватилась за край лабиринта.

– Я сам произвел оплодотворение в пробирке, используя свою сперму, – продолжал Виктор. – Ты об этом знала. Но я не сказал тебе, что я принес оплодотворенные яйцеклетки сюда, в лабораторию.

Маша оторвала руки от стола. Шатаясь, она добрела до стула у стены. Ей хотелось потерять сознание. Она тяжело опустилась на стул. Ей казалось, что она. не сможет дослушать Виктора до конца. Но она понимала, что теперь, когда он уже начал говорить, он договорит до конца, хочет она этого или нет. Похоже, он думал, что сможет уменьшить свой чудовищный грех, если будет рассказывать об этом как ученый. И это тот человек, за которого она вышла замуж?

– Когда я принес зиготы сюда, – продолжал Виктор, – я выбрал произвольную последовательность молекулы ДНК в хромосоме шесть и сделал точечную мутацию. Затем, используя метод микроиньекций и ретровирусный возбудитель, я внедрил ген ФРН и несколько промотеров, включая один из бактериальной плазмы, который отвечал за сопротивление цефалоспориновому антибиотику, который называется цефалоклор.

Виктор помолчал, не поднимая глаз.

– Именно поэтому мне надо было, чтобы Мэри Миллман принимала цефалоклор со второй по восьмую неделю беременности. Именно цефалоклор заставляет работать ген, обеспечивающий фактор роста нервов.

Наконец Виктор поднял глаза.

– Видит Бог, когда я это делал, мне казалось, что это неплохая идея. Но позже я понял, что я был не прав. Я жил в ужасе до рождения Виктора-младшего.

Внезапно Машу охватила ярость. Она вскочила и начала молотить мужа кулаками. Он и не пытался защищаться, просто выжидал, пока она опустит руки. Она стояла перед ним, беззвучно всхлипывая. Виктор попытался ее обнять, но Маша оттолкнула его руки. Она вышла в основное помещение лаборатории и села там. Виктор проследовал за ней, но она даже не взглянула на него.

– Прости меня, – снова сказал Виктор. – Поверь, я бы никогда не сделал этого, если бы не был уверен, что все будет хорошо. Ни с одним из животных не было никаких проблем. Возможность родить гениального ребенка была так соблазнительна... – Его голос замер.

– Я не могу поверить, что ты способен на такой ужасный поступок, – всхлипнула Маша.

– В прошлом ученые ставили опыты на себе, – сказал Виктор, сознавая, однако, что это вовсе не извиняло его.

– На себе! – крикнула Маша. – А не на невинных детях! – Она плакала. Однако постепенно страх начал отпускать ее. С трудом Маша попыталась взять себя в руки. Виктор поступил ужасно. Но что сделано, то сделано. Она уже ничего не могла изменить. Теперь приходится действовать в тех обстоятельствах, которые сложились. Маша стала думать о Викторе-младшем, любимейшем существе.

– Ладно, – выдавила она из себя, пытаясь унять продолжавшие литься слезы. – Об этом ты мне рассказал. Но ты не сказал, почему хочешь еще раз провести полное медицинское обследование. Что тебя волнует? Ты думаешь, развитие интеллекта опять упало?

Пока она говорила, ей вспоминались события шестилетней давности. Тогда они жили в маленьком домике, Дэвид и Дженис были еще живы. Это было счастливое время, наполненное восхищением невероятными способностями Виктора-младшего. В три года он читал и понимал все. Насколько она могла оценить, уже тогда коэффициент умственного развития мальчика был около двухсот пятидесяти баллов.

Но все изменилось в один день. Она приехала в «Кимеру», чтобы забрать сына из садика. Его приводили туда после утренних занятий в подготовительной школе. Увидев лицо директора, она сразу поняла, что что-то случилось.

Полин Сполдинг была изумительная женщина. Сорока двух лет, бывшая преподавательница начальной школы, бывший инструктор аэробики. Она любила свою работу, любила детей. Дети отвечали ей обожанием. Но сегодня она выглядела расстроенной.

– Что-то случилось с Виктором, – прямо сказала она. – Он заболел? Где он?

– Он здесь, – ответила Полин. – Нет, он не заболел. С его здоровьем все в порядке. Кое-что другое.

– Говорите же! – крикнула Маша.

– Все началось после обеда, – стала рассказывать Полин. – Когда все дети отдыхают, Виктор обычно играет в шахматы с компьютером в комнате для занятий.

– Я знаю, – сказала Маша. Она разрешила сыну не отдыхать в тихий час, поскольку он сказал ей, что не нуждается в послеобеденном отдыхе и не хочет зря тратить время.

– В это время в комнате больше никого не было. Вдруг раздался громкий шум. Вбежав, я увидела, что Виктор стулом разбивает компьютер.

– Боже мой! – воскликнула Маша. Вспышки раздражения были совершенно не характерны для Виктора-младшего. – Он объяснил, почему он это сделал?

– Он плакал.

– Виктор? Плакал? – Маша была поражена. Виктор-младший никогда не плакал.

– Он плакал, как плачут обычные дети трех с половиной лет.

– Что вы хотите сказать? – спросила Маша.

– Очевидно, он разбил компьютер, потому что внезапно разучился им пользоваться.

– Это абсурд. Он работает на нашем домашнем компьютере с двух с половиной лет.

– Подождите. Это еще не все. Чтобы как-то его успокоить, я дала ему книжку о динозаврах, которую он до этого читал. Виктор разорвал ее.

Маша побежала в комнату для занятий. Там было трое детей. Виктор-младший сидел за столом и раскрашивал картинки, как обычный приготовишка. Увидев ее, он бросил мелок, кинулся в ее объятия, заплакал и начал жаловаться, что у него болит голова. Маша прижала его к себе.

– Ты порвал свою книжку о динозаврах? – спросила она.

Он опустил глаза.

– Да.

Но почему?

Виктор-младший взглянул на Машу и ответил:

– Потому что я больше не могу читать.

В течение последующих нескольких дней мальчик прошел полное медицинское обследование на предмет выявления заболеваний нервной системы. Никаких отклонений найдено не было. Однако когда повторили тесты на определение коэффициента умственного развития, которые проводили ему год назад, результаты были обескураживающие. Показатель упал до ста тридцати баллов. Это был высокий балл, но не для гения.

Виктор вернул Машу к действительности, заверив ее, что с интеллектом мальчика все в порядке.

– Тогда зачем обследование?

– Я... Мне просто кажется, что это было бы неплохо, – пробормотал Виктор.

– Мы с тобой женаты шестнадцать лет, – помолчав, сказала Маша. – Я знаю, что ты утаиваешь от меня правду.

Ей трудно было представить, что может быть что-то более страшное, чем то, что она уже услышала.

Виктор провел рукой по своим густым волосам.

– Это из-за того, что произошло с детьми Хоббсов и Мюрреев.

– А кто это?

– Уилльям Хоббс и Хорас Мюррей работают у нас, – ответил Виктор.

– Только не говори мне, что ты сотворил химер и из их детей.

– Хуже, – признался Виктор. – Обе пары были действительно бесплодны. Им нужны были донорские яйцеклетки. Поскольку оставшиеся семь зигот – уже оплодотворенные – были заморожены, я решил использовать две из них.

– Ты хочешь сказать, что эти дети генетически мои?

– Наши, – поправил Виктор.

– Боже мой! – только и смогла сказать Маша. Она сидела молча, потрясенная этим новым откровением. У нее уже не было эмоций.

– Это то же самое, что предоставлять донорские яйцеклетки или сперму. Просто это эффективнее, поскольку они были уже оплодотворены.

– Может быть, для тебя это то же самое, учитывая, что ты сделал с Виктором-младшим. А для меня нет. Я даже представить себе не могу, что кто-то другой воспитывает моих детей. А что с оставшимися пятью яйцеклетками? Где они?

Виктор устало поднялся и направился к приборам в центре комнаты. Он остановился у круглого металлического прибора, размером напоминавшего стиральную машину. Машина была соединена резиновыми трубками с баллоном сжиженного нитрогена.

– Они здесь, – сказал Виктор. – Заморожены с возможностью последующего оживления. Хочешь посмотреть?

Маша покачала головой. Она была потрясена. Как врач, она знала о существовании такой технологии, но в тех редких случаях, когда думала об этом, это было как-то абстрактно. Она и представить себе не могла, что это когда-нибудь будет иметь к ней отношение.

– Я не собирался тебе все сразу рассказывать, – сказал Виктор. – Но теперь ты знаешь все. Я хочу, чтобы Виктор прошел полное обследование. Надо быть абсолютно уверенными, что у него нет никаких проблем со здоровьем.

– Но почему? – с горечью спросила Маша. – Что-то случилось с другими детьми?

– Они заболели.

– Сильно? И чем?

– Очень сильно. Они умерли в результате острой церебральной эдемы. Пока никто не знает почему.

Маша почувствовала приступ головокружения. Ей даже пришлось наклонить голову, чтобы удержать подступающую тошноту. Каждый раз, стоило ей чуть успокоиться, Виктор снова выводил ее из себя.

– Это случилось внезапно? – Она подняла на мужа глаза. – Или они какое-то время болели?

– Внезапно.

– Сколько им было?

– Около трех лет.

Один из принтеров, внезапно ожив, начал яростно печатать. Затем включился холодильник, низко гудя и подрагивая. Маше показалось, что лаборатория жила своей жизнью. Ей не нужны были люди.

– Те дети, которые умерли, у них тоже был ген ФРН?

Виктор кивнул.

– Они были примерно в том возрасте, когда у Виктора-младшего упал показатель интеллектуального развития?

– Почти. Вот почему я хочу, чтобы было проведено обследование: надо удостовериться, что у него не будет дальнейших проблем. Но я уверен, у него все в порядке. Если бы не дети Хоббсов и Мюрреев, я бы и не думал проверять Виктора. Поверь мне.

Если бы Маша могла смеяться, она бы рассмеялась. Виктор только что почти разрушил ее жизнь, и теперь он просит ему поверить. Это было за гранью ее понимания – как можно экспериментировать на собственных детях. Но уже ничего нельзя было изменить. Теперь надо думать о настоящем.

– Ты думаешь, что с Виктором могло бы случиться то, что случилось с другими? – спросила она задумчиво.

– Сомневаюсь. Тем более если учесть возрастную разницу в семь лет. Похоже, он уже преодолел критический момент в то время, когда у него было падение интеллектуального развития. Возможно, случившееся с другими детьми было вызвано тем, что зиготы пребывали в замороженном состоянии, – начал рассуждать Виктор, но осекся, увидев выражение лица жены. Она явно не испытывала интереса к научной стороне трагедии.

– Что ты думаешь по поводу падения интеллектуального коэффициента Виктора? Это не может быть смазанной формой того же явления, ведь он был примерно в таком же возрасте, когда это случилось?

– Возможно, – ответил Виктор. – Но я не знаю.

Маша медленно обвела глазами лабораторию. Теперь она воспринимала все это оборудование, казалось, пришедшее из будущего, по-иному. Научное исследование может подарить надежду на излечение ныне смертельного заболевания, но оно же может привести к совершенно обратным последствиям.

– Я хочу уйти отсюда, – неожиданно сказала Маша, поднимаясь. От резкого движения стул, на котором она сидела, покатился, вращаясь, к центру комнаты и ударился о холодильную установку, в которой хранились зиготы. Виктор подхватил стул и поставил его на место, около стеллажа. К этому времени Маша уже вышла в коридор. Виктор быстро запер лабораторию и поспешил за ней. Он протиснулся сквозь закрывавшиеся двери лифта. Маша отодвинулась от него. Она чувствовала боль, злобу, омерзение. Но сильнее всех этих чувств было чувство тревоги. Ей хотелось скорее домой, к сыну.

Они молча вышли из здания. У Виктора хватило ума не заговаривать с ней. Снег начал подмерзать, и им приходилось ступать осторожно, чтобы не поскользнуться. Пока они садились в машину. Маша чувствовала, что муж наблюдает за ней. Она по-прежнему молчала. Однако после того как они переехали Мерримак, Маша неожиданно заговорила:

– Мне казалось, что эксперименты на человеческих эмбрионах запрещены законом. – Она понимала, что преступление Виктора, скорее, относится к области морали, но пока что была не в силах принять всю правду.

– Отношение к этому всегда было нечетким, – сказал Виктор, чувствуя облегчение от того, что ему не надо касаться этических вопросов. – В Федеральном своде законов был опубликован небольшой указ, запрещающий подобные эксперименты. Но он относился только к государственным учреждениям, финансируемым из федерального бюджета. Он не относится к частным учреждениям типа «Кимеры». – Виктор не стал дальше распространяться на эту тему. Он понимал, что его действия не подлежат оправданию. Некоторое время они ехали молча, затем он снова начал говорить:

– Я тебе не рассказывал все это только потому, что хотел, чтобы ты относилась к Виктору как к обычному ребенку.

Маша посмотрела на мужа, наблюдая за игрой света фар проходящих машин на его лице.

– Ты не говорил мне, потому что сознавал, что это все ужасно, – выдавила она наконец.

Они повернули на Уиндзор-стрит.

– Может быть, ты права. Да, я действительно чувствовал свою вину. До того как родился Виктор, я думал, у меня будет нервный шок. Потом, после того как снизился его коэффициент, я опять почувствовал, что не перенесу этого. И только за последние пять лет я как-то успокоился.

– Тогда почему ты опять использовал зиготы?

– К этому времени казалось, что эксперимент прошел блестяще. Кроме того, эти семьи, они идеально подходили для того, чтобы воспитывать необычных детей. Но мне не следовало этого делать. Теперь я это понимаю.

– Понимаешь?

– О Господи, да!

Когда они въехали на подъездную аллею, Маша – впервые с того момента, когда он демонстрировал ей крыс, – почувствовала, что когда-нибудь она, пожалуй, сможет простить мужа. И тогда, может быть, – если с Виктором-младшим все будет в порядке, если ее тревоги за сына беспочвенны – они смогут продолжать оставаться одной семьей. Очень много «если». Маша закрыла глаза и начала молиться. Потерявшая одного сына, она молила Бога сохранить второго. Еще одну потерю она бы уже не перенесла.

Свет в комнате Виктора-младшего все еще горел. Каждый вечер он либо читал, либо занимался. Как бы отчужденно он ни вел себя, он был, в сущности, хорошим ребенком.

Виктор нажал кнопку автоматического открывания гаражных дверей. Как только машина остановилась, Маша выскочила, желая удостовериться, что с сыном все в порядке. Не дожидаясь мужа, она попыталась своим ключом открыть дверь в задний холл.

Дверь не открывалась. Подошел Виктор, но тоже не смог отпереть замок.

– Дверь на предохранителе, – сказал он. – Наверное, Виктор-младший запер ее, когда мы уехали.

Маша стала стучать кулаком в дверь. Гараж наполнился звуками ударов. Виктор-младший не отвечал.

– Как ты думаешь, с ним все в порядке? – спросила Маша.

– Я уверен, что все нормально. Но он никак не сможет тебя услышать, если только он не в общей комнате. Пошли попробуем переднюю дверь.

Они вышли из гаража, обошли дом и подошли к фасаду. Виктор попробовал открыть дверь ключом. Но и эта дверь оказалась запертой на предохранитель. Виктор позвонил. Ответа по-прежнему не было. Он позвонил еще, начиная волноваться. Когда они уже собирались попробовать еще одну дверь, то услышали чистый голос Виктора-младшего. Он спрашивал, кто стучит.

Как только входная дверь открылась. Маша попыталась обнять сына, но он уклонился от объятий.

– Где вы были? – спросил он.

Виктор посмотрел на часы. Без четверти десять. Они отсутствовали около полутора часов.

– Мы были в лаборатории, – сказала Маша. Это было не похоже на Виктора-младшего – как-либо показывать, что он заметил их отсутствие. Он был абсолютно самостоятельный.

Виктор-младший посмотрел на Виктора.

– Тебе звонили. Меня попросили передать, что твоя жизнь осложнится, если ты не одумаешься и не будешь вести себя разумно.

– Кто это звонил? – спросил Виктор.

– Они не назвались.

– Это была женщина или мужчина?

– Я не определил. Говорили не в трубку, во всяком случае, звук был приглушенный.

Маша переводила глаза с мужа на сына. Виктор, в чем дело?

– Конторские интриги. Здесь нет оснований волноваться.

Маша повернулась к сыну.

– Звонивший тебя напугал? Мы заметили, что все двери заперты.

– Немножко, – признался Виктор-младший. – Я потом только понял, что они не стали бы звонить и говорить все это, если бы действительно собирались прийти.

– Похоже, ты прав, – согласилась Маша. У сына была впечатляющая привычка анализировать ситуацию. – Почему бы нам не пойти на кухню. Я бы выпила чаю.

– Я не буду, спасибо. – Виктор-младший повернулся, чтобы идти в свою комнату.

– Сын! – позвал Виктор.

Виктор-младший, поднимавшийся по лестнице, остановился.

– Хочу тебе сказать, что завтра утром мы едем в детскую больницу в Бостон, чтобы ты прошел обследование.

– Я не хочу проходить обследование, я ненавижу больницы.

– Я тебя прекрасно понимаю. Тем не менее тебе придется пройти обследование, так же как иногда это приходится делать нам с мамой.

Виктор-младший посмотрел на Машу. Она хотела обнять его, узнать, не болит ли у него голова и вообще не беспокоит ли его что-нибудь. Но она не шевельнулась: она боялась своего собственного сына.

– Со мной все в порядке, – повторил Виктор-младший.

– Вопрос закрыт, – сказал Виктор, – дискуссия окончена.

Сжав свои ангельские губы, мальчик в упор посмотрел на отца, затем повернулся и пошел наверх.

Войдя в кухню. Маша поставила чайник. Она знала, что пройдут годы, прежде чем она сможет разобраться в чувствах, вызванных сегодняшними откровениями. Шестнадцать лет замужества – а знала ли она своего мужа?

Ветер метал снег в окно, и оконные стекла подрагивали в рамах. Маша посмотрела на часы. Половина первого ночи. Сна не было. Она слышала ритмичное дыхание мужа, спящего рядом.

Свесив ноги с постели, Маша нащупала шлепанцы. Поднявшись, она подхватила халат со стула в углу, открыла дверь и вышла в холл.

Дом потряс резкий порыв ветра. Старое дерево застонало. Маша собиралась пойти в свой кабинет этажом ниже, но вместо этого продолжала двигаться вдоль коридора по направлению к комнате сына. Она толкнула дверь. Виктор-младший оставил окно открытым, и кружевные занавески бились на снежном ветру. Проскользнув в дверь, Маша тихо закрыла окно.

Она взглянула на спящего сына. Светлые завитки волос делали его похожим на ангела. Она едва удержалась, чтобы не коснуться его. Его отвращение к нежности было таким сильным. Иногда было странно думать, что он и Дэвид были братьями. Интересно, его нелюбовь к объятиям и ласкам как-то связана с введением инородных генов? Скорее всего, она никогда об этом не узнает. Но она поняла, что ее волнение по поводу сына не было безосновательным.

Убрав одежду со стула, стоящего рядом с кроватью Виктора-младшего, Маша села. В младенческом возрасте он был просто неправдоподобным ребенком. Он почти не плакал, спал по ночам не просыпаясь. К ее изумлению, он начал говорить, когда ему было всего несколько месяцев.

Маша понимала, что ее восхищение и гордость успехами сына были причиной того, что она никогда не задавалась вопросом об их происхождении. И уж, безусловно, ей никогда не приходила в голову мысль о возможности какого-то вмешательства извне. Только теперь Маша поняла, как наивна она была. Способности Виктора-младшего были более чем способностями гения. Она вспомнила, как в «Кимеру» на шесть месяцев приехал французский ученый с женой. Виктору тогда исполнилось три года. Французы поместили свою дочь Мишель в садик. Ей было пять, и уже через неделю она могла сказать несколько предложений по-английски. Но что было более всего удивительным, Виктор-младший в течение того же периода уже бегло говорил по-французски.

А этот день рождения, когда ему исполнилось три года! Чтобы его отметить, Маша решила устроить вечер-сюрприз. Она пригласила почти всех детей из его группы детского сада. Спустившись из своей комнаты обедать, он неожиданно для себя увидел полную комнату детей с родителями, кричавших: «С днем рождения!» Да, все прошло неудачно. Виктор-младший отозвал Машу в сторону и сказал: «Зачем ты пригласила этих детей? Мне каждый день с ними приходится общаться. Я их ненавижу. Они меня с ума сводят!»

Маша была поражена. Тогда она объяснила себе это тем, что сын был значительно умнее остальных детей и поэтому необходимость общаться с ними он воспринимал как наказание. Уже в три года мальчик предпочитал общество взрослых.

Виктор-младший вдруг повернулся на другой бок, что-то бормоча во сне. Это вернуло Машу к действительности, о которой ей хотелось бы забыть. Он был такой красивый мальчик. Трудно было соединить его прекрасное спящее лицо с ужасной правдой, открывшейся в лаборатории. Во всяком случае, теперь она хотя бы отчасти понимает причины его холодности. Может быть, поэтому у него было так много таких же проблем личностного плана, как у Джаспера Луиса? С сожалением она подумала, что, во всяком случае, это не было вызвано недостатком ее общения с сыном, когда он был маленьким.

Ладно. Виктор настаивает на полном медицинском обследовании. Маша проведет серию психологических тестов. Уж это точно не помешает.

6

Вторник, утро

В Бостон они поехали двумя машинами, поскольку Виктор собирался сразу после больницы вернуться в «Кимеру». Виктор-младший решил ехать в машине с Машей.

Поездка была небогата событиями. Маша пыталась разговорить сына, но на все свои вопросы получала в ответ только «да» и «нет». Наконец она сдалась. Беседа возобновилась, только когда они были уже в нескольких минутах езды от детской больницы.

– У тебя были головные боли? – спросила Маша, нарушая молчание.

– Нет, – ответил Виктор-младший. – Я же сказал, со мной все в порядке. Откуда такая неожиданная озабоченность моим здоровьем?

– Это идея твоего отца. – Маша не видела никаких оснований скрывать правду. – Он называет это «превентивной медициной».

– Я думаю, это пустая трата времени.

– У тебя память не ухудшилась?

– Говорю тебе, со мной абсолютно все в порядке, – резко ответил Виктор-младший.

– Ладно, сынок. Не сердись. Мы очень рады, что ты здоров. Просто хотим, чтобы и дальше не было проблем.

Интересно, подумала Маша, что бы он сказал, если бы узнал, что был химерой, – ведь в его хромосомы были имплантированы гены животного.

– Помнишь, когда тебе было три года, ты внезапно разучился читать?

– Конечно.

– Мы никогда не обсуждали это.

Виктор-младший отвернулся и стал смотреть в окно.

– Ты тогда очень расстроился?

Виктор-младший снова повернулся к ней и ответил:

– Мама, пожалуйста, не играй со мной в психиатра. Конечно, это меня волновало. Это раздражает, когда ты не можешь делать то, что мог раньше. Но я же снова научился, и сейчас со мной все в порядке.

– Если ты когда-нибудь захочешь об этом поговорить, я готова, – пояснила Маша. – То, что я никогда не поднимала этот вопрос, вовсе не означает, что меня это не волнует. Пойми, для меня это тоже был тяжелый период. Я была в ужасе от того, что это могло быть проявлением болезни. После того как выяснилось, что причин для волнения нет, я пыталась не думать об этом.

Виктор-младший кивнул.

Виктор обогнал их на пятнадцать минут. Они встретили его в приемной доктора Клиффорда Раддока, заведующего отделением неврологии. Виктор-младший уселся в кресло с журналом в руках, а Виктор-старший отвел Машу в сторону.

– Я успел поговорить с доктором Раддоком. Он согласился сопоставить результаты предстоящего обследования с теми, которые были получены, когда у Виктора упал коэффициент умственного развития. Но он как-то настороженно отнесся к тому, что мы его привезли для нового обследования. Ясно, что он ничего не знает о гене ФРН, и я не собираюсь ему рассказывать.

– Естественно, – согласилась Маша.

Виктор быстро взглянул на нее.

– Надеюсь, ты поддержишь меня.

– Больше чем поддержу, – кивнула Маша. Как только закончится обследование Виктора здесь, я собираюсь взять его к себе и провести серию психологических тестов.

– Для чего?

– Уже сам твой вопрос означает, что я не смогу тебе это объяснить.

Высокий, стройный доктор Раддок, темноволосый, с проседью мужчина, до обследования пригласил Фрэнков к себе в кабинет на несколько минут. Он спросил, помнит ли его мальчик. Виктор-младший ответил, что помнит, особенно запах.

Виктор и Маша нервно улыбнулись.

– Запах вашего одеколона, – пояснил Виктор-младший. – Вы пользовались автершейвом «Гермес».

Слегка оторопев от такого ответа, доктор Раддок представил их своему коллеге, специалисту по детской неврологии доктору Крису Стивенсу.

Обследование проводил доктор Стивенс. Поскольку родители сами были врачами, им разрешили остаться в кабинете. Оба вряд ли когда-либо видели настолько полное неврологическое обследование. Через час нервная система Виктора-младшего была изучена полностью. Мальчик был абсолютно здоров. Затем доктор Стивенс сделал лабораторные анализы. Он взял кровь для обычных лабораторных исследований. Виктор оставил для себя несколько пробирок, чтобы увезти их с собой в «Кимеру». После этого приступили к сканированию ПЕТ и НМР.

Мальчику ввели в руку безвредное радиоактивное вещество, излучавшее позитроны. Голова Виктора была заключена в большой аппарат. Позитроны, сталкиваясь в тканях мозга с электронами, давали вспышку энергии, причем каждое столкновение имело форму двух гамма-лучей. Кристаллы в сканере записывали гамма-излучение, а компьютер отслеживал направление излучения, создавая на экране зрительный образ.

Для проведения второго теста Виктора-младшего поместили в цилиндр шести футов длиной. В этом цилиндре находились два больших магнита, охлаждаемых жидким гелием до сверхнизких температур. Возникающее в результате этого магнитное поле, в шестьдесят тысяч раз сильнее, чем магнитное поле Земли, выстроило в ряд ядра атомов водорода, входивших в состав молекул воды в теле мальчика. Когда радиоволна определенной частоты вышибла эти ядра из строя, они отскочили, излучая слабый радиосигнал, который был подхвачен радиосенсорами сканера и переведен компьютером в изображение.

Когда все обследования были закончены, доктор Раддок снова пригласил Виктора и Машу в свой кабинет. Мальчика оставили в приемной. Виктор заметно нервничал, все время проводил рукой по волосам, перекладывал ноги с одной на другую. Во время проведения тестов ни доктор Стивенс, ни его помощник не давали никаких пояснений, поэтому к концу обследования Виктор был почти парализован от напряжения.

– Ну так вот, – начал доктор Раддок, беря в руки распечатки изображения, полученного на компьютере. – Еще не все результаты готовы, нет анализов крови, но некоторые показатели имеют отклонения от нормы.

У Маши оборвалось сердце.

– ПЕТ и НМР не соответствуют норме, – пояснил доктор Раддок. Левой рукой он держал цветной отпечаток, полученный в результате сканирования, правой – ручку «Монблан». Указывая на различные области снимка, он продолжал объяснения: – В мозговых полушариях наблюдается явно избыточное, хотя и смазанное, поглощение глюкозы. – Он положил бумагу на стол и взял другой снимок. – На этом снимке четко видны желудочки.

Чувствуя, как колотится сердце, Маша подалась вперед, чтобы лучше рассмотреть снимки.

– Совершенно очевидно, – продолжал доктор, – что эти желудочки значительно меньше нормы.

– Что это значит? – после некоторого колебания спросила Маша.

Доктор Раддок пожал плечами.

– Вероятно, ничего. По словам доктора Стивенса, результаты неврологического обследования в целом соответствуют норме. Эти наблюдения, хотя сами по себе и интересные, скорее всего не отражаются на функционировании нервной системы. Единственное, что я могу посоветовать – может быть, вам следует давать ему больше конфет, когда он занимается умственной работой, поскольку его мозг поглощает значительное количество глюкозы. – Доктор Раддок рассмеялся собственной попытке пошутить.

Какое-то время Виктор и Маша сидели молча, пытаясь совершить переход от плохого сообщения, которое, как им казалось, они услышат, к хорошему, которое они получили. Первым пришел в себя Виктор.

– Безусловно, мы последуем вашему совету, – улыбнулся он. – Вы рекомендуете какой-то особый сорт конфет?

Доктор Раддок снова засмеялся, довольный тем, что его шутка была принята.

– Конфеты «Питер Паул Маундс» – вот лекарство, которое я рекомендую.

Поблагодарив доктора. Маша быстро вышла из комнаты. Она застала Виктора-младшего врасплох, и поэтому ей удалось заключить его в объятия до того, как он успел отодвинуться от нее.

– Все отлично, – прошептала она ему на ухо. – С тобой все в порядке.

Мальчик вывернулся из ее объятий.

– Я и так знал, что все в порядке, еще до того, как мы сюда пришли. Мы можем ехать?

Виктор положил Маше руку на плечо.

– У меня здесь есть еще кое-какие дела. Потом я поеду прямо на работу. Увидимся дома, ладно?

– У нас сегодня будет торжественный ужин. – Маша повернулась к сыну. – Мы можем ехать, но, молодой человек, вам предстоит кое-что еще. Сейчас мы поедем ко мне на работу. У меня там для тебя несколько тестов.

– Ну мама! – заныл Виктор-младший.

Маша улыбнулась. Сейчас он был похож на обычного десятилетнего мальчишку.

– Ладно, давай, выполняй прихоти своей мамочки, – сказал Виктор. – Увидимся позже. – Он поцеловал Машу в щеку и взъерошил волосы Виктора-младшего.

~~

Из здания поликлиники Виктор направился в помещение больницы. Он поднялся на лифте в отделение патологии и нашел кабинет доктора Бургофена. Секретарши поблизости не было, и Виктор заглянул в кабинет. Доктор что-то печатал двумя указательными пальцами. Виктор постучал по косяку двери.

– Входите, входите, – сказал доктор, махнув рукой. Еще несколько минут он продолжал печатать, потом сдался.

– Не понимаю, почему мне приходится это делать. Моя секретарша через день звонит и сообщает, что она больна, а я даже не могу ее уволить. Заведование этим отделением меня когда-нибудь вгонит в гроб.

Виктор улыбнулся. Работа в государственном учреждении тоже имеет свои отрицательные стороны. В следующий раз, когда ему встанет поперек горла административная работа в «Кимере», надо будет об этом вспомнить.

– Я хотел узнать, получили ли вы результаты аутопсии двух детей, которые умерли от церебральной эдемы, – сказал Виктор.

Доктор Бургофен посмотрел на свой стол, беспорядочно заваленный бумагами.

– Где же эта папка? – задал он риторический вопрос. Повернувшись на своем крутящемся кресле, он обнаружил предмет своих поисков на полке позади себя. – Посмотрим, – протянул он, листая страницы. – Вот: Морис Хоббс и Марк Мюррей. Они?

– Да.

– Ими занимается доктор Шриак. Вероятно, он еще не закончил.

– Можно мне пойти взглянуть?

– Сделайте одолжение, – ответил Бургофен, проверяя что-то в папке. – Амфитеатр номер три.

Когда Виктор собрался выходить, доктор спросил:

– Вы ведь говорили, что когда-то были врачом, не так ли?

Виктор кивнул.

– Ну что ж, наслаждайтесь. – Бургофен снова повернулся к машинке.

Как и вся больница, отделение патологии было оборудовано по последнему слову техники.

Четыре комнаты для аутопсии походили на операционные. Сейчас была занята одна. В нее Виктор и вошел. Стол для вскрытия сиял стальным блеском нержавейки. Два человека, стоявшие по обеим сторонам стола, взглянули на входящего. Перед ними лежало распростертое детское тело, напоминавшее выпотрошенную рыбу. Сзади на носилках лежало еще одно.

Виктора передернуло. Он уже давно не присутствовал на вскрытиях и забыл, какое при этом испытываешь ощущение. Особенно когда видишь тело ребенка.

– Чем мы можем быть полезны? – спросил доктор справа. На нем была маска, как на хирурге, но вместо халата он был одет в прорезиненный фартук.

– Я доктор Фрэнк, – представился Виктор, пытаясь побороть тошноту. Кроме неприятного зрелища, в помещении стоял тошнотворный запах, с которым не могли справиться даже кондиционеры. – Меня интересуют дети Хоббс и Мюррей. Доктор Бургофен послал меня сюда.

– Если хотите, можете наблюдать отсюда. – Патологоанатом указал Виктору скальпелем, куда ему встать.

Виктор неуверенно продвинулся в центр комнаты. Он старался не смотреть на маленькое тело, лишенное внутренностей.

– Вы доктор Шриак?

– Да, это я. – У патологоанатома был приятный молодой голос и яркие глаза. – А это Сэмюэль Харкинсон, – добавил он, представляя своего помощника. – Эти дети были вашими пациентами?

– Нет, в общем-то. Но меня очень интересует причина их смерти.

– Ну что ж, присоединяйтесь, – сказал Шриак. – Странная история! Подойдите поближе. Взгляните-ка на мозг!

Виктор сглотнул. Кожа на затылке ребенка была срезана и опущена на лицо. Вершина черепа, пропиленного по окружности, отсутствовала. Виктор смотрел на мозг, который, как бы вырвавшись из своего тесного заключения, приподнялся над головой, придавая ребенку вид какого-то неземного существа. Большая часть извилин сплющилась в тех местах, где мозг прижимался к черепу.

– Это самый тяжелый случай эдемы, который мне когда-либо доводилось видеть, – пояснил доктор Шриак. – Чтобы вытащить мозг, требуется немало усилий. С другим это заняло у меня полчаса. Он указал на прикрытое простыней тело.

– Пока вы не поняли, как это делать, – подсказал Харкинсон с легким акцентом кокни.

– Ты прав, Сэмюэль.

Харкинсон держал голову ребенка и отжимал распухший мозг в сторону. Шриаку удалось просунуть нож между мозгом и основанием черепа, чтобы перерезать верхнюю часть спинного мозга.

После этого, с глухим звуком разрыва, мозг вышел наружу. Харкинсон перерезал черепно-мозговые нервы, и Шриак, быстро подняв мозг, положил его на весы. Указатель некоторое время качался вверх-вниз, прежде чем остановился на делении «3,2»

– На целый фунт больше нормы, – сказал Шриак, беря мозг с весов и опуская его в раковину с проточной водой. Обмыв и освободив его от сгустков крови и осколков черепа, он положил мозг на деревянный поддон.

Уверенными движениями доктор Шриак начал осматривать его на предмет выявления общей патологии.

– Выглядит нормальным, если не считать увеличенного размера.

Он выбрал особый нож из набора инструментов на подносе и начал отрезать слои по полдюйма.

– Кровоизлияния нет, инфекций нет, новообразований нет. Сканер опять оказался прав.

– Я хотел бы попросить вас об одолжении, – сказал Виктор. – Можно мне взять образец ткани для исследования в моей лаборатории?

Доктор Шриак пожал плечами.

– Думаю, да. Но мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь об этом узнал. Веселенькая будет история, если «Бостон глоуб» сообщит, что мы раздаем ткани мозга. Интересно, как это повлияет на количество вскрытии, которые мы производим?

– Никто об этом не узнает.

– Вас интересует этот случай – по-моему, это Хоббс, или вы хотите другой образец?

– Если можно, оба.

– Думаю, что это не имеет особого значения выдать вам один образец или два, – сказал Шриак.

– А внутренние органы вы уже обследовали? – спросил Виктор.

– Еще нет. Это следующий пункт в повестке дня. Хотите посмотреть?

Виктор пожал плечами.

– Почему бы и нет? Раз уж я здесь.

~~

На обратном пути в Лоуренс Виктор-младший держался еще более замкнуто, чем на пути в Бостон. Его явно злила создавшаяся ситуация. Маша даже засомневалась, имеет ли смысл сегодня проводить психологическое тестирование.

Она оставила машину на стоянке напротив здания. Им пришлось дожидаться лифта, хотя надо было подняться всего на один этаж: дверь на лестницу была заперта изнутри.

– Я знаю, что ты сердишься, – произнесла Маша, – но я все-таки хочу провести эти тесты. Однако если ты не будешь помогать, даже не стоит тратить на это время – твое и Джин. Ты меня понял?

– Прекрасно понял, – твердо сказал Виктор-младший, глядя на нее ослепительно-голубыми глазами.

– Ну так что, ты поможешь? – спросила Маша, когда открылись двери лифта.

Виктор-младший холодно кивнул.

Джин страшно обрадовалась их приходу. Она уже устала занимать пациентов Маши, хотя и делала это, как обычно, очень успешно.

Виктор-младший довольно вяло поприветствовал ее, а затем скрылся в туалете.

– Он немного не в себе, – объяснила Маша. Она рассказала Джин о медицинском обследовании нервной системы и о том, что хотела бы провести обычную серию психологических тестов.

– Сегодня мне это трудно будет сделать, – сказала Джин. – Вас все утро не было, и телефон как взбесился – все время звонил.

– На звонки пусть отвечает оператор из телефонной службы, – решила Маша. – Мне важно провести эти тесты.

Джин стала доставать анкеты и готовить аппаратуру для обработки данных.

Она усадила вернувшегося из туалета Виктора-младшего за компьютер. Поскольку с некоторыми тестами мальчик был знаком, Джин спросила его, с чего бы он хотел начать.

– С теста на интеллект, – покорно ответил Виктор-младший.

В течение следующих полутора часов Джин проводила проверку интеллекта. Тест состоял из шести словесных субтестов и пяти субтестов на действие. Из их прежних встреч она знала, что мальчик неплохо справляется с заданиями, но его работа сегодня и близко не походила на то, что было семь лет назад. Кроме того, она заметила, что Виктор какое-то время сомневался, прежде чем дать ответ или выполнить задание.

– Очень хорошо, – похвалила Джин, когда они завершили первый тест. – Теперь как насчет теста личности?

– Какой из них? ММПИ или МСМИ? – спросил Виктор.

– Это впечатляет, – покачала головой Джин. – Похоже, ты немножко почитал об этом.

– Это нетрудно, когда один из родителей – психиатр.

– Мы используем оба теста, но давай начнем с ММПИ, – предложила Джин. – Моя помощь тебе для этого теста не понадобится. Там все основано на выборе из нескольких вариантов. Если возникнут какие-то проблемы, позови меня.

Джин оставила Виктора в комнате для проведения тестов и пошла в приемную. Она позвонила в телефонную службу, и ей передали огромное количество накопившихся за время ее отсутствия сообщений. С чем могла, она справилась сама, а остальное передала Маше, дождавшись, пока от той выйдет пациент.

– Как дела у Виктора-младшего? – спросила Маша.

– Отлично, – доложила Джин.

– Он помогает тебе?

– Как шелковый. Похоже, ему все это даже нравится.

Маша с изумлением покачала головой.

– Наверное, это ты на него так подействовала. Со мной он был в ужасном настроении.

Джин восприняла это как комплимент.

– Он только что закончил тест на интеллектуальные способности и сейчас делает ММПИ. Какие еще тесты вы хотите провести? Роршах и ТАТ или еще что-нибудь?

Маша в задумчивости грызла ноготь.

– Почему бы нам не ограничиться ТАТ? Роршах мы всегда сможем сделать позже.

– Я с удовольствием сделаю оба, – предложила Джин.

– Давай только ТАТ, – решила Маша, вытаскивая историю болезни очередного пациента. – Виктор-младший в неплохом настроении сейчас, но к чему спешить? Кроме того, интересно сравнить результаты ТАТ и Роршах, полученные в разные дни.

Пригласив следующего пациента, она скрылась с ним в кабинете.

Закончив разбирать бумаги, Джин вернулась в комнату для проведения тестов. Виктор-младший был поглощен тестом индивидуальности.

– Какие-то проблемы? – поинтересовалась Джин.

– Некоторые вопросы – это слишком, – со смехом ответил Виктор. – Часть из них вообще не имеет подходящих ответов.

– Смысл состоит в том, чтобы выбрать наиболее подходящие, – объяснила Джин.

– Знаю. Этим я и занимаюсь.

~~

В полдень они решили пообедать в кафе, находившемся в здании больницы. Маша и Джин ели сандвичи с салатом из тунца, а Виктор-младший предпочел гамбургер. Маша с удовлетворением отметила, что настроение сына заметно улучшилось. Она решила, что, пожалуй, напрасно беспокоилась: скорее всего, тесты дадут здоровый психологический портрет. Ей не терпелось спросить Джин об уже полученных результатах, но этого нельзя было сделать в присутствии Виктора-младшего.

Полчаса спустя они вернулись на свои места. Еще через час Джин опять переключила телефон на оператора и направилась в комнату для проведения тестов. Как раз когда она входила, Виктор закончил отвечать на последний вопрос.

– Ну вот, все готово, – сказал он.

– Очень хорошо, – обрадовалась Джин. Ее впечатлило то, что Виктору-младшему понадобилось времени вдвое меньше обычного, чтобы ответить на пятьсот пятьдесят вопросов. – Ты не хочешь отдохнуть, прежде чем начать следующий тест?

– Давайте сразу к нему перейдем, – ответил Виктор.

Следующие полтора часа Джин показывала Виктору карточки ТАТ. На них были черно-белые изображения людей в различных ситуациях. Картинки требовали ответов, в которых раскрывалась личность отвечающего. Виктору-младшему надо было описать, что, по его мнению, происходило на картинках и как эти люди себя чувствовали. Смысл теста заключался в том, чтобы таким способом выявить фантазии, чувства и ощущения испытуемых в связи с различными жизненными ситуациями.

С некоторыми пациентами проводить этот тест было не очень-то просто. Но с Виктором это было просто удовольствием. Джин наслаждалась. Он с легкостью давал интересные объяснения. Ответы были логичными. К концу теста Джин поняла, что Виктор-младший эмоционально устойчив, хорошо приспосабливается к окружающей действительности и для своего возраста обладает весьма зрелыми взглядами.

Когда Маша закончила работу с последним пациентом, Джин вошла к ней в кабинет и отдала компьютерные распечатки. Результаты ММПИ нужно было отослать для обработки на компьютере с большим объемом базы данных, их же компьютер выдал лишь предварительные итоги.

Пока Маша просматривала бумаги. Джин делилась своими наблюдениями.

– Я думаю, он образцовый ребенок и совершенно не понимаю вашего волнения по его поводу.

– Это успокаивает, – кивнула Маша, изучая результаты теста интеллектуальных способностей. Виктор набрал 128 баллов. Результат отличался от предыдущего, полученного несколько лет назад, лишь на два очка. Это был хороший, устойчивый показатель, безусловно значительно выше, чем средний. Но было одно противоречие, которое беспокоило Машу: разница в 15 баллов между вербальным тестом и тестом на действие. Результаты вербального теста были ниже, что говорило о когнитивных проблемах, связанных с языковыми трудностями. Это было непонятно, учитывая способности Виктора к французскому языку.

– Я обратила на это внимание, – сказала Джин в ответ на вопрос Маши, – но, учитывая, что общий результат был настолько хорош, я не придала этому значения. А вы?

– Я не знаю, – вздохнула Маша. – По-моему, мне раньше ничего подобного не встречалось Ладно, перейдем к ММПИ.

Она разложила перед собой распечатку с результатами теста, это было описание личных качеств Виктора. Первая часть называлась «шкала ценностей». Кривые Ф и К были высоковаты и находились на верхней границе нормы. Маша обратила на это внимание Джин.

– Но они в пределах допустимого, – настаивала Джин.

– Да, но нельзя забывать, что это все относительно. Почему его шкала ценностей почти ненормальная?

– Виктор очень быстро справился с этим тестом. Может быть, он был не очень внимательным?

– Виктор-младший не бывает невнимательным. Ладно, я не могу это объяснить. Пойдем дальше.

Вторая часть содержала клинические кривые, и Маша увидела, что ни одна из них не выходила за пределы нормы. Особенно ее порадовало то, что четвертая и восьмая кривые были абсолютно нормальные. Эти две линии описывали психологические отклонения и шизофреническое поведение. Маша с облегчением вздохнула: эти кривые имели высокую степень корреляции с клинической картиной, и она боялась, что они могут оказаться за пределами нормы, учитывая происхождение Виктора-младшего.

Но затем она обратила внимание, что кривая три была на верхней границе нормы. Это означало, что у Виктора была склонность к истерии, что он постоянно искал заботы и внимания. Это никак не совпадало с реальным поведением сына.

– Как ты думаешь, он серьезно отнесся к этому тесту? – спросила Маша у Джин.

– Абсолютно, – ответила та.

– Ну что ж, в принципе я должна быть довольна этими результатами, – сказала Маша, собрав бумаги в стопку и подравнивая их края о стол.

– Я тоже так думаю, – улыбнулась Джин.

Маша скрепила бумаги, затем положила их в портфель.

– Хотя и Вехслер, и ММПИ немного за пределами нормы. Мне бы хотелось, чтобы они были в абсолютной норме. Кстати, что Виктор сказал по поводу этой картинки ТАТ, где человек стоит, подняв руку, рядом с ребенком?

– Виктор ответил, что он читает лекцию.

– Мужчина или ребенок?

– Мужчина, разумеется.

– Какое-либо проявление враждебности?

– Абсолютно никакого.

– Тогда почему у него рука занесена?

– Потому что человек говорит о теннисе. Он показывает мальчику правильную подачу.

– Теннис? Виктор-младший никогда не играл в теннис.

~~

Въехав на территорию «Кимеры», Виктор обратил внимание, что снег, выпавший накануне ночью, растаял. Было по-прежнему облачно, но температура воздуха уже поднялась.

Он припарковал машину на обычном месте. Однако, вместо того чтобы проследовать в административное здание, он, прихватив с переднего сиденья коричневый бумажный пакет, сразу направился в лабораторию.

– У меня тут сверхсрочная работа для тебя, – сказал он лаборанту Роберту Граймсу.

Роберт был болезненно худой мужчина. Воротнички на его рубашках всегда были ему велики, что еще больше подчеркивало худобу. В его глазах навыкате проглядывалось выражение постоянного удивления.

Виктор вытащил пробирки с замороженной кровью Виктора-младшего, а затем сосуды с тканями мозга умерших детей.

– Мне нужны хромосомные исследования этих образцов.

Роберт взял пробирки с кровью, потряс их, затем посмотрел ткани мозга.

– Вы хотите, чтобы я занялся этим немедленно?

– Именно так. Я хочу, чтобы исследование было проведено как можно быстрее. Кроме того, необходимо, чтобы ты произвел стандартное прокрашивание образцов.

– Тогда мне придется отложить работу по маточной имплантации, – предупредил Роберт.

– Я разрешаю.

Выйдя из лаборатории, Виктор направился в соседнее здание, в котором находился центральный компьютер. Оно располагалось в центре внутреннего двора. Место было выбрано идеально, учитывая, что из здания легко было пройти во все другие помещения. Основной офис находился на первом этаже, и Виктору не составило труда найти Луиса Каспвича. Он руководил несколькими техниками, которые устраняли какие-то неполадки в компьютере. Огромная машина была открыта. Казалось, ей делают хирургическую операцию.

– У вас есть какая-нибудь информация для меня? – спросил Виктор.

Луис кивнул. Дав указание техникам продолжать работу без него, он повел Виктора в своей кабинет. Там он достал блокнот с компьютерными протоколами.

– Я понял, почему вы не могли вызвать эти файлы на свой терминал, – сказал он, листая страницы.

– Почему?

Не найдя того, что искал, Луис выпрямился и обвел глазами кабинет. Наконец он обнаружил нужную страницу у себя на столе.

– Вы не могли найти файлы «Малыш Хоббс» и «Малыш Мюррей», потому что они были стерты 18 ноября, – сказал Луис, помахав листком перед носом Виктора.

– Стерты?

– Боюсь, что да. Это компьютерный протокол за 18 ноября, и он совершенно ясно показывает, что файлы были стерты.

– Странно. Скорее всего, вы не можете определить, кто это сделал?

– Конечно, могу. По паролю пользователя.

– Вы определили?

– Да.

– Ну и что, кто же это? – Виктор начинал раздражаться. Ему казалось, что Луис специально затягивает разговор.

Быстро взглянув на Виктора, Луис отвел глаза.

– Вы, доктор Фрэнк.

– Я? – Виктор был поражен. Меньше всего он ожидал такого ответа. Вообще-то у него были мысли о том, чтобы стереть файлы, может быть, он даже собирался это сделать, но точно помнил, что не стирал их.

– Извините, – проговорил Луис, Ему явно было неудобно.

– Все нормально, – сказал Виктор, и сам смущенный. – Спасибо, что вы для меня это сделали.

– К вашим услугам в любое время.

Ошеломленный полученной информацией, Виктор вышел из компьютерного центра. Да, действительно, в последнее время он стал немного забывчив, но чтобы стереть файлы и забыть об этом? Могло ли это произойти случайно? Он попытался припомнить, что делал 18 ноября. Войдя в административное здание, Виктор начал медленно подниматься по лестнице. Подходя по коридору второго этажа к задней двери своего кабинета, он решил проверить эту дату по своему календарю. Он повесил пальто и направился поговорить с Коллин.

– Доктор Фрэнк, вы меня испугали, – воскликнула она, когда Виктор положил руку ей на плечо. На ней были наушники – Коллин печатала надиктованные на магнитофон тексты. – Я и подумать не могла, что вы уже здесь.

Виктор извинился, сказав, что вошел через вторую дверь в кабинете.

– Как прошло ваше посещение госпиталя? – спросила Коллин. Виктор звонил ей с утра и предупредил, что ею не будет до обеда. – Надеюсь, у Виктора-младшего все в порядке?

– С ним все отлично, – улыбнулся Виктор. – Результаты обследования нормальные. Конечно, анализы крови еще не готовы, но я думаю, что там тоже все в порядке.

– Слава Богу, – закивала Коллин. – Вы меня напугали, когда позвонили сегодня утром. Полное неврологическое обследование – звучит довольно серьезно.

– Я сам немного волновался, – признался Виктор.

– Я так понимаю, вы хотите узнать, кто звонил, – сказала Коллин, шаря под бумагами на столе, на котором обычно царил полный порядок. – У меня тонна записок где-то здесь.

– Подожди минутку со звонками. Ты не найдешь дневник за 1988 год? Меня интересует 18 ноября.

– Конечно.

Секретарша сняла наушники и направилась к стеллажу с папками.

Виктор вернулся к себе в кабинет. Ожидая Коллин, он стал думать о тревожном телефонном звонке, на который, к сожалению, пришлось ответить Виктору-младшему. Раздумывая о том, что нужно предпринять по этому поводу, он с сожалением вынужден был признать, что здесь мало что можно было сделать. Если, допустим, он спросит тех людей, с которыми у него были конфликты, они, конечно же, будут отрицать свою причастность к случившемуся.

В кабинет вошла Коллин. В руках у нее был дневник, уже открытый на странице, где было помечено расписание 18 ноября. День был довольно напряженный. Но ничего не имело хотя бы косвенного отношения к пропавшим файлам. Судя по последней записи в этот день, Виктор возил Машу в Бостон. Они поужинали в ресторане и пошли в Бостонскую филармонию.

~~

Сняв халат. Маша скользнула в восхитительно теплую постель. Она перевела ручку регулятора температуры электрического одеяла с максимума до трех. Виктор отодвинулся от теплого края одеяла как можно дальше. Он почти никогда не включал подогреватель на своей стороне. Сегодня он лег на полчаса раньше жены, чтобы просмотреть научные журналы.

Повернувшись на бок, Маша стала изучать профиль Виктора. Четкая линия носа, слегка впалые щеки, тонкие губы – Маша знала эти черты как свои собственные. И все равно сейчас она воспринимала его как незнакомца. Она еще полностью не осознавала, что он сделал с Виктором-младшим, переходя от неверия к злобе и страху. Преобладал страх.

– Ты считаешь, что результаты обследования действительно доказывают, что с Виктором все в порядке?

– Я абсолютно в этом уверен, – сказал Виктор, не отрывая глаз от журнала. – Да и ты выглядела довольной в кабинете доктора Раддока.

Маша повернулась на спину.

– Потому что было чувство резкого облегчения, когда я узнала, что нет никаких явных заболеваний типа опухоли мозга. – Она снова взглянула на Виктора. – Но все равно пока нет никакого объяснения резкому падению интеллекта.

– Но это было шесть с половиной лет назад.

– Меня беспокоит, что процесс может возобновиться.

– Успокойся.

– Виктор! Ты не можешь отложить что ты там сейчас читаешь и поговорить со мной?

Опустив раскрытый журнал, Виктор ответил:

– Хорошо, я с тобой говорю.

– Спасибо. Конечно, я рада, что обследование его физического состояния не выявило нарушений. Но психологические тесты – нет. Их результаты неожиданные и немного противоречивые.

Маша рассказала о результатах психологических тестов, закончив относительно высокими показаниями уровня истерии.

– Но он не эмоционален, – ответил Виктор.

– В этом-то и дело.

– Мне кажется, что эти результаты больше говорят о самих психологических тестах, чем о чем-либо другом. Наверное, тесты не очень точны.

– Напротив, – возразила Маша. – Эти тесты считаются весьма надежными. Но я не знаю, как объяснить результаты. К сожалению, они только усиливают мою озабоченность. У меня такое чувство, что случится что-то ужасное.

– Слушай, я взял образцы его крови к себе в лабораторию. Я собираюсь выделить шестую хромосому.

Если в ней нет никаких изменений, я буду абсолютно спокоен. Надеюсь, и ты тоже. – Он протянул руку, чтобы погладить Машу по бедру, но она отодвинулась. Виктор опустил руку. – Если у Виктора-младшего проблемы с психикой, значит, на это есть еще какие-то причины, и мы его полечим. Хорошо?

Он хотел ее успокоить, но не представлял, что еще можно сказать. И уж конечно не собирался рассказывать о пропавших файлах.

Маша глубоко вздохнула.

– Хорошо, – сказала она. – Попробую расслабиться. Когда получишь результаты анализа ДНК, расскажешь мне?

– Конечно, – улыбнувшись, ответил Виктор. Маша вяло улыбнулась в ответ.

Виктор попытался снова углубиться в чтение. Но мысли крутились вокруг пропавших файлов. Мог ли он сам их стереть? Такая вероятность, очевидно, была. Поскольку они не содержали взаимных ссылок, вряд ли кто-то еще мог стереть все три файла.

– Ты выяснил, отчего умерли эти бедные дети?

Виктор опять опустил журнал.

– Пока нет. Патологоанатомическое обследование еще не закончено – нет результатов микроисследований.

– Это не может быть рак? – нервно спросила Маша. Она вспомнила день, когда заболел Дэвид. Это был еще один день, который она не могла забыть: 17 июня 1984 года. Дэвиду было десять, Виктору пять. В школе начались каникулы, и Дженис собиралась отвезти детей в Кастл-Бич.

Маша суетилась в своем кабинете, собираясь на работу. На пороге появился Дэвид. Его худые руки болтались, словно плети.

– Мам, со мной что-то не так, – произнес он.

Маша не взглянула на него. Она искала папку, которую накануне принесла с работы.

– Что тебя беспокоит? – спросила она, закрывая один ящик и открывая другой. Накануне Дэвид, ложась спать, пожаловался на боли в животе, но все прошло после того, как ему дали пептовисмол.

– Я как-то странно выгляжу.

– Мне кажется, ты красивый мальчик, – улыбнулась Маша, направляясь в другой угол кабинета, чтобы поискать папку на встроенных стеллажах позади письменного стола.

– Я желтею, – сказал Дэвид.

Маша повернулась к сыну. Дэвид подбежал к ней и уткнулся лицом ей в живот. Он был нежным ребенком.

– Почему ты думаешь, что желтеешь? – спросила Маша, чувствуя, как в душу ей закрадывается страх. – Дай-ка мне посмотреть, – сказала она, пытаясь мягко оторвать мальчика от себя. Маша надеялась, что он ошибался, что существовало какое-то смешное объяснение его волнению.

Дэвид не отрывался от нее.

– Мои глаза, – пробормотал он. Его голос был приглушен. – И мой язык.

– Твой язык мог пожелтеть от лимонных конфет, возразила Маша. – Ну давай, я посмотрю.

Ее кабинет был плохо освещен, и она вышла с сыном в холл. В ярком свете, струящемся из окна. Маша осмотрела его. Она затаила дыхание. Сомнений не было. У мальчика было сильное разлитие желчи.

В тот же день после обследования была выявлена опухоль в печени. Это был скоротечный рак. За те несколько дней, пока устанавливали диагноз, печень мальчика окончательно разрушилась.

– Ни у кого из этих детей не было рака, – сказал Виктор, возвращая Машу к действительности. – Общее обследование не выявило никаких признаков злокачественных образований.

Маша попыталась отогнать воспоминания. Но пожелтевшие глаза Дэвида на его бледном лице продолжали смотреть на нее. Даже кожа стала быстро желтеть. Маша прокашлялась.

– Как ты думаешь, не мог ли введенный тобой чужеродный ген быть причиной смерти детей?

Немедленного ответа не последовало.

– Хотелось бы думать, что это не связано с причиной смерти. Ведь ни один из многих сотен экспериментов на животных не закончился никакими проблемами со здоровьем.

– Но полной уверенности у тебя нет?

– Нет, – согласился Виктор.

– Что с оставшимися пятью зиготами?

– Что ты имеешь в виду? Они хранятся в морозильной камере.

– Они нормальные или ты и в них вызвал мутацию?

– В каждой из них – ген ФРН.

– Я хочу, чтобы ты их уничтожил.

– Почему?

– Ты говорил, что чувствуешь себя виноватым, – зло сказала Маша. – А теперь спрашиваешь, почему ты должен их уничтожить?

– Я не собираюсь их имплантировать, – ответил Виктор. – Я тебе обещаю. Но они могут мне понадобиться, чтобы выяснить, что случилось с детьми Хоббсов и Мюрреев. Ты помнишь, что их зиготы были предварительно заморожены? Это единственная разница между этими детьми и Виктором.

Маша пристально смотрела в лицо мужа. Это было ужасное ощущение: она не знала, верить ему или нет. Она не могла принять мысль о том, что эти зиготы несут в себе потенциальную жизнь.

Маша не успела что-либо ответить. Тишина взорвалась страшным грохотом. Сквозь звук разбиваемого стекла прорвался высокий крик из комнаты Виктора-младшего. Маша и Виктор, вскочив с кровати, бросились через холл в комнату сына.

7

Вторник, ночь

Виктор-младший лежал у себя на постели, скрючившись и обхватив голову руками. В центре комнаты, на коврике, валялся кирпич. Красной ленточкой к нему была привязана записка. Это делало кирпич похожим на какой-то праздничный подарок. Весь пол в комнате усеяли осколки разбитого оконного стекла. Очевидно, кто-то кинул кирпич с подъездной аллеи.

Виктор вытянул руку, преграждая Маше путь в комнату.

– Осторожней, стекло!

– Сынок, с тобой все в порядке? – крикнула Маша.

Виктор-младший кивнул.

Обойдя вокруг жены, Виктор схватил конец ковровой дорожки, протянувшейся вдоль холла. Втащив ее в комнату, он бросил дорожку на осколки стекла. После этого подбежал к окну. Внизу никого не было видно.

Я выйду, – сказал он, пробегая к выходу мимо Маши.

– Не надо этого героизма, – успела крикнуть Маша, но Виктор уже спускался по лестнице.

– Не двигайся, – приказала она сыну. Здесь столько стекла, очень легко порезаться. Я сейчас вернусь.

Вбежав к себе в спальню. Маша быстро натянула халат и тапочки. Вернувшись в комнату сына, она подошла к его кровати. Виктор-младший позволил себя обнять.

– Держись, – сказала Маша, пытаясь поднять мальчика. Он оказался значительно тяжелее, чем она думала. Дойдя до холла, она с облегчением опустила его на пол.

– Через несколько месяцев я уже не смогу этого сделать, – простонала она. – Ты уже слишком большой для меня.

– Я выясню, кто это сделал, – прорычал Виктор-младший, обретя дар речи.

– Ты испугался, милый? – спросила Маша, гладя его по голове.

Виктор-младший стряхнул ее руку.

– Я выясню, кто это сделал, и убью его.

– Теперь ты в безопасности, – сказала Маша успокаивающе. – Я знаю, что ты расстроен, но теперь все хорошо. Никто не пострадал.

– Я убью его, – настаивал Виктор-младший, вот увидишь, убью.

– Ладно, – сказала Маша, пытаясь притянуть сына к себе, но он сопротивлялся. Некоторое время она пристально смотрела на него. В его глазах было пронзительное, недетское выражение.

– Давай пойдем в кабинет, – предложила она. – Я вызову полицию.

Виктор пробежал по подъездной дороге и остановился у выезда на улицу, вертя головой в обе стороны. Он услышал звук заводимой машины в двух кварталах от него. Побежав в этом направлении, он увидел фары спешно отъезжающей машины, но не смог определить модель.

В бессилии Виктор запустил камнем в направлении машины, но она была вне пределов досягаемости. Повернувшись, он поспешил вернуться в дом. Маша и Виктор-младший были в кабинете. Они о чем-то говорили, но при его появлении замолчали.

– Где кирпич? – запыхавшись, спросил Виктор.

– Все еще в комнате Виктора. Мы были заняты: обсуждали, как Виктор собирается убивать того, кто это сделал.

– Я точно убью его, – пообещал мальчик.

Виктор застонал. Он знал, что Маша истолкует это как еще одно свидетельство неблагополучия со здоровьем мальчика. Он прошел в комнату сына. Кирпич так и лежал на том месте, куда он упал, разбив оконное стекло. Нагнувшись, Виктор извлек из-под ленты бумажку. «Помни, о чем мы договорились», – было напечатано на ней. На лице Виктора выразилось отвращение. Кто это мог сделать?

Прихватив с собой кирпич и записку, Виктор вернулся в кабинет. Он показал и то и другое Маше. Она хотела что-то сказать, но в это время зазвенел звонок входной двери.

– Кто бы это мог быть? – спросил Виктор.

– Должно быть, полиция, – предположила Маша, вставая. – Я их вызвала, пока ты там бегал. – Она вышла из комнаты и стала спускаться по лестнице, чтобы открыть дверь.

Виктор взглянул на сына.

– Испугался, Тигренок?

– Естественно. Любой бы испугался.

– Я знаю. Мне жаль, что ты оказываешься втянутым во все это – этот звонок вчера вечером, кирпич сегодня. Я уверен, ты этого не поймешь, но у меня кое-какие проблемы с сотрудниками на работе. Я попытаюсь что-нибудь предпринять, чтобы этого больше не повторялось.

– Это не имеет значения, – сказал Виктор-младший.

– Я ценю, что ты держишься молодцом. Пошли, поговорим с полицией.

– Полиция все равно ничего не сделает, – пожал плечами Виктор-младший. Однако он поднялся и пошел вниз.

Виктор направился за ним. Он был согласен с сыном, однако его удивило то, что десятилетний мальчик так рассуждал о полиции.

Полицейские из отделения полиции Норт-Андровера были вежливы. Вызов приняли сержант Уиддикомб и патрульный О'Коннор. Уиддикомб выглядел по меньшей мере лет на шестьдесят пять. Это был краснолицый мужчина с заметным брюшком. О'Коннор составлял полную ему противоположность: лет двадцати, спортивного сложения. Когда оба Виктора вошли в прихожую, Уиддикомб читал записку, а О'Коннор ощупывал кирпич.

– Чертовски неприятная история, – сказал Уиддикомб, отдавая Маше записку. – Когда-то такое случалось только в Бостоне, но не здесь.

Он вытащил блокнот, послюнил карандаш и начал составлять протокол, задавая обычные в таких случаях вопросы: когда это случилось, видели ли они кого-нибудь, был ли включен свет в комнате. Виктор-младший быстро потерял к этому интерес и ушел в кухню.

Когда вопросы у сержанта закончились, он попросил разрешения осмотреть сад.

– Пожалуйста, – ответила Маша, направляясь к двери.

После того как полицейские ушли осматривать сад. Маша повернулась к Виктору.

– Вчера вечером ты говорил мне, что можно не волноваться по поводу этого звонка с угрозой, что ты им займешься.

– Я знаю. – Виктор виновато опустил глаза. Маша ждала, что он еще что-то скажет, но муж молчал.

– Звонок с угрозами – это одно, – добавила Маша, – а кирпич в окно нашего сына – это совершенно другое. Я думаю, тебе лучше все-таки рассказать мне, какие у тебя там на работе проблемы.

– Пожалуй, ты права, – согласился Виктор. – Но сначала я хочу выпить. Думаю, это не помешает.

В общей комнате Виктор-младший, подперев голову рукой, смотрел телевизор. Глаза его казались остекленевшими.

– С тобой все в порядке? – крикнула Маша из кухни.

– Все отлично, – ответил Виктор-младший, не поворачивая головы.

– Я думаю, пусть пока посмотрит, – сказала Маша Виктору, который в это время был занят приготовлением горячего рома.

С кружками в руках они уселись за кухонный стол. Виктор коротко рассказал о противоречиях с Рональдом, о разговоре с адвокатом Гефардта, об угрозах Шарон Карвер, о ситуации с Херстом.

– Так что вот, – заключил он, – обычная рабочая неделя.

Маша перебирала в уме этих четырех людей. Кроме Рональда, оставшиеся три, по ее мнению, вполне были способны на такие действия.

– А что с этой запиской? – спросила она. – О каком договоре идет речь?

Сделав глоток, Виктор поставил кружку на стол, затем взял записку. Повертев ее в руках, он сказал:

– Не имею ни малейшего представления. Я ни с кем ни о чем не договаривался.

Он бросил записку на стол.

– Кто-то подумал, что вы договорились.

– Послушай. Человек, способный швырнуть кирпич в наше окно, способен выдумать и какой-то мифический договор. Но я свяжусь с каждым из них и дам понять, что мы не собираемся сидеть сложа руки и позволять им бросать кирпичи в наши окна.

– Как насчет того, чтобы нанять охрану?

– Идея неплохая. Но сначала я позвоню этим людям. Мне кажется, это поможет решить проблему.

Снова зазвенел звонок.

– Я открою, – сказал Виктор. Он поставил кружку на стол и пошел открывать дверь.

Маша прошла в общую комнату. Телевизор все еще работал. Виктор-младший спал. Выключив телевизор, Маша долго смотрела на сына. Он выглядел таким миролюбивым, в нем не было и тени враждебности, которую он продемонстрировал еще недавно. Боже мой, подумала она, что сделали эксперименты Виктора с ее любимым ребенком?

Хлопнула входная дверь. Вошел Виктор.

– Полиция ничего не нашла. Они сказали, что в течение следующей недели установят наблюдение за домом.

Затем Виктор взглянул на сына.

– Я вижу, он уже пришел в себя.

– Хотелось бы верить.

– Ну ладно, я не хочу выслушивать лекцию об агрессивности и всей этой чепухе.

– Может быть, он расстроился, когда так резко упали результаты его теста на интеллект? – предположила Маша, следуя направлению своих мыслей. – Можешь себе представить, какой это был удар по самооценке, когда его блистательные способности испарились?

– Малышу было всего три с половиной года, возразил Виктор.

– Я знаю, что ты со мной не согласишься, – тихо сказала Маша, глядя на спящего сына. – Но я в ужасе. Я не верю, что твои генетические эксперименты не окажут влияния на его жизнь.

~~

На следующее утро уже к девяти часам температура поднялась до девяноста градусов по Фаренгейту. Светило солнце. Оба окна и люк в машине Виктора были открыты. В свежем воздухе носились ароматы земли – признак наступившей весны. На прямых участках дороги Виктор до упора придавливал педаль газа, разрешая машине двигаться с максимальной скоростью.

Он взглянул на сына. Виктор-младший, похоже, уже отошел от событий минувшей ночи. Выставив руку из окна, он играл со встречным ветром. Это были обычные движения, такие естественные для ребенка. Виктор помнил, что он и сам любил эту игру, когда ему было столько же лет, сколько сейчас сыну.

Глядя на мальчика, Виктор думал об опасениях Маши. Похоже, все шло нормально, но все-таки как пересаженный ген повлияет на его дальнейшее развитие? Виктор-младший был по натуре одиночка. Ясно, что в будущем он никого не допустит в свою семью.

– Что собой представляет твой друг Ричи? – поинтересовался Виктор.

Виктор-младший стрельнул в его сторону глазами. В его взгляде было что-то среднее между недоверием и раздражением.

– Ты говоришь прямо как мама.

Виктор засмеялся.

– Наверное. Но все-таки, что он собой представляет, этот Ричи? И почему мы его еще не видели?

– Нормальный. Я его каждый день вижу в школе. Я не знаю, у нас с ним разные интересы. Он много телевизор смотрит.

– Если вы вдвоем захотите поехать в Бостон на этой неделе, я попрошу кого-нибудь с работы отвезти вас.

– Спасибо, пап. Я узнаю, что думает Ричи.

Виктор откинулся на спинку сиденья. Совершенно ясно, что у мальчика есть друзья. Мысленно он сделал отметку, что надо не забыть вечером рассказать об этом Маше.

Как только Виктор заехал на стоянку, перед машиной, словно по волшебству, появилась массивная фигура Филипа. При виде Виктора-младшего по его лицу разлилась улыбка. Он взялся за бампер машины и потряс ее.

– Ничего себе сила! – воскликнул Виктор.

Виктор-младший выпрыгнул из машины и ткнул кулаком в руку Филипа. Филип притворился, что падает, и, схватившись за свою руку, попятился. Виктор-младший засмеялся, и оба направились прочь.

– Подожди минутку, Виктор, – позвал отец. – Куда ты идешь?

Виктор-младший, обернувшись, пожал плечами.

– Не знаю. В кафетерий или в библиотеку. Ты хочешь, чтобы я что-то сделал?

– Нет. Я просто хочу предупредить, чтобы ты держался подальше от реки. Из-за тепла она еще больше разольется.

Виктор слышал шум воды, переливающейся через водослив.

– Не волнуйся, – успокоил его сын. – Пока.

Виктор пронаблюдал, как они завернули за угол здания, направляясь в кафетерий. Все-таки невероятная парочка, подумал он.

В кабинете Виктор сразу принялся за работу. Коллин напомнила ему, какие дела намечены на этот день. Виктор раздал задания. Документы, с которыми он должен был поработать сам, положил к себе на стол. Сделав это, он вытащил записку, которая была привязана к кирпичу.

– Помни, о чем мы договорились, – повторил он. – Вот черт, что это может означать?

Внезапно разъярившись, он схватил телефонную трубку, поочередно набрал номера адвоката Гефардта, Уилльяма Херста и Шарон Карвер. Не дав никому из них произнести и слова, он проорал в трубку, что он ни с кем ни о чем не договаривался и что подаст заявление в полицию на всякого, кто осмелится угрожать его семье.

Он почувствовал, что вел себя немного глупо, но надеялся, что виновник происшествия в следующий раз дважды подумает, прежде чем решится на что-нибудь подобное. Рональду Виктор не звонил: он и представить себе не мог, что его старый друг способен на такие поступки.

Позаботившись об этом, Виктор взял первую бумагу Коллин и начал выполнять свои административные обязанности.

~~

Казалось, поток трудных пациентов сегодня не прекратится. Только перед обедом один из записанных на прием не явился, и у Маши появилось окно. Это дало ей возможность изучить результаты тестирования сына. Доставая распечатки. Маша вспомнила его ярость по поводу кирпича, влетевшего в окно. Она взглянула на клиническую кривую четыре. Именно она должна была бы отразить такую агрессивность. Результаты были значительно ниже, чем можно было бы ожидать на основании поведения мальчика.

Маша поднялась, потянулась и выглянула из окна. Она посмотрела поверх стоянки, туда, где начинались поля и холмы. Все деревья стояли еще по-зимнему мертвые. Их голые ветки на фоне голубого неба напоминали кости скелета.

Хватит психологического тестирования, подумала она. Как ей хотелось сейчас поговорить с Дженис Фэй. Она жила в их семье до самой своей смерти в 1985 году. Если кто-нибудь и мог объяснить падение интеллекта Виктора-младшего, то только Дженис. Еще один человек, близко общавшийся с мальчиком в то время, была Марта Гиллеспи, учительница подготовительной школы. Виктор начал посещать эту школу еще до того, как ему исполнилось два года.

Подчиняясь внезапному порыву. Маша крикнула Джин:

– Я не пойду на обед. Обедай, когда захочешь. Только не забудь переключить телефон на оператора.

Занятая перепечаткой. Джин только махнула рукой.

Через пять минут Маша уже ехала со скоростью шестьдесят пять миль в час по сельской дороге.

Подготовительная школа Крокер представляла собой очаровательный ансамбль желтых коттеджей с белой отделкой и белыми ставнями. Здания располагались на землях большого поместья. Для Маши было загадкой, как школе удавалось сводить концы с концами. Однако, по слухам, школа была для Марты Гиллеспи нечто вроде хобби. В молодом возрасте Марта овдовела, унаследовав при этом значительное состояние.

– Конечно, я помню Виктора-младшего, – говорила Марта с притворным негодованием. Маша нашла ее в коттедже, где располагалась администрация. Марте было около шестидесяти. У нее были белоснежные волосы и розовые щеки. – Я прекрасно помню его, начиная с первого дня пребывания в школе. Он был самым необычным мальчиком.

Маша вспомнила первый день Виктора в школе. Они приехали очень рано. Ее волновало, как он себя поведет: ведь до этого, находясь вне дома, он всегда пребывал в обществе Дженис или Маши. Теперь ему предстояло испытание на самостоятельность. Однако это испытание оказалось более тяжелым для Маши, чем для мальчика. Он побежал к группе детей, даже не обернувшись на маму.

– Я помню, – говорила Марта, – что к концу его первого дня в школе все дети уже делали то, что он хотел. А ведь ему еще не было и двух лет!

– Тогда вы должны помнить то время, когда упал его показатель интеллектуального развития, – сказала Маша.

Какое-то время Марта молчала, внимательно глядя на Машу.

– Да, я помню, – кивнула она.

– Что вы помните о нем, после того как это случилось?

– Как он сейчас?

– Все в порядке.

– А что вас заставляет расстраивать себя, опять переживая эти события? Я помню, как вы тогда волновались.

– Честно говоря, я в ужасе от того, что это может повториться снова. Я подумала, что если я побольше узнаю о первом случае, я смогу предотвратить подобное в будущем.

– Не знаю, насколько я смогу вам помочь, – задумалась Марта. – Конечно, была огромная перемена, и все случилось так быстро. Из уверенного в себе ребенка с неограниченными способностями он превратился в мальчика, который старался держаться особняком и почти не имел друзей. Но хоть он и предпочитал держаться отдельно от других детей, он каким-то образом всегда знал, что происходит вокруг.

– Он продолжал общаться с детьми своего возраста?

– Не очень. Когда мы втягивали его во что-нибудь, он присоединялся, но предпочитал все-таки быть сам по себе. Он просто наблюдал. Знаете, была одна очень интересная черта в его поведении. Каждый раз, когда мы настаивали, чтобы он принял участие в какой-нибудь игре, например в музыкальные стулья, он всегда поддавался другим детям. Это было странно, потому что до этого он выигрывал во всех играх, независимо от возраста остальных детей.

– Это любопытно, – сказала Маша.

Возвращаясь на работу, Маша все представляла себе трехлетнего Виктора, который поддается другим детям. Она вспомнила воскресный эпизод в бассейне.

За все время своего общения с детьми Маша первый раз встречалась с такой чертой.

~~

– Отлично! – воскликнул Виктор, рассматривая на свет стекла с препаратами. Он видел секцию мозга толщиной с бумажный лист, прикрепленную к стеклу держателем.

– Это краситель Голджи, – пояснил Роберт. – Кроме того, есть Каджала и Бильшовского. Если нужны другие красители, скажите мне.

– Отлично, – повторил Виктор. Как обычно, Роберт сделал задание, на которое бы менее опытному технику понадобилось несколько дней, меньше чем за сутки.

– А вот хромосомные препараты. – Роберт передал Виктору поднос. – Там все с этикетками.

– Отлично, – еще раз повторил Виктор.

Взяв препараты, Виктор направился через основное помещение лаборатории к микроскопам.

Усевшись за один из них, он положил первый препарат под микроскоп. К лабораторному стеклу была прикреплена наклейка: «Хоббс. Правая передняя доля».

Виктор опустил микроскоп так, что объектив касался держателя. Затем, глядя в окуляры, подкорректировал фокус.

– Боже мой! – воскликнул он, когда изображение стало четким.

Признаков злокачественных образований не было, однако картина напоминала опухоль. Дети умерли не от отека мозга и не от избытка жидкости. То, что увидел Виктор, было результатом размножения клеток мозга. Нервные клетки мозга размножались так же, как в первые два месяца эмбрионального развития.

Виктор быстро просмотрел остальные доли мозга Хоббса, затем Мюррея. Картина везде была одинаковая. Нервные клетки размножались с неимоверной скоростью. В замкнутом пространстве черепа новообразовавшиеся клетки стали вдавливать мозг в спинальный канал, что привело к летальному исходу.

Приведенный в ужас и одновременно в изумление тем, что увидел, Виктор взял поднос с препаратами и прошел в помещение, в котором находился электронный сканирующий микроскоп. Помещение напоминало командный центр современной электронной системы вооружения.

Сам прибор внешне сильно отличался от обычного микроскопа. Он был размером с холодильник и состоял из цилиндра диаметром примерно один фут и высотой три фута. К вершине цилиндра была прикреплена большая электронная трубка, подававшая электроны. Затем эти электроны фокусировались магнитами, которые действовали как линзы в обычном микроскопе. Рядом находился довольно большой компьютер. Он анализировал многоплановые образы, поступавшие из микроскопа, и превращал их в трехмерные изображения.

Роберт сделал очень тонкие препараты хромосомного материала из некоторых клеток мозга, которые находились в начальной стадии деления. Расположив один из этих препаратов под микроскопом, Виктор стал искать шестую хромосому. Он искал ту самую зону мутации, в которую был введен чужеродный ген. На поиски ушло около часа, но в конце концов он ее нашел.

– Боже! – выдавил Виктор. Хистоны, которые обычно окружали молекулы ДНК, либо отсутствовали, либо истончились в том месте, где находился чужеродный ген. Кроме того, ДНК, обычно скрученная в тугую спираль, была развернута, что говорило о том, что идет активное копирование. Другими словами, введенные гены ожили!

Виктор просмотрел препараты другого ребенка. Тот же результат. Гены были «включены» и продуцировали ФНР. В этом не было сомнения.

Виктор переключился на препараты, полученные из крови Виктора-младшего. От Роберта потребовалось немало терпения, чтобы их приготовить, поскольку найти для них нервные клетки было значительно труднее. Виктор положил один из препаратов под микроскоп. Тридцать минут ушло у него на то, чтобы обнаружить шестую хромосому. Затем он просмотрел ее несколько раз. Ген находился в состоянии покоя. Область, где находился ген, была окутана хистоном, как обычно.

Виктор откинулся на спинку кресла. С Виктором-младшим было все в порядке, но двое других детей умерли из-за его экспериментов. Как он сообщит об этом Маше? Она уйдет от него. Он не был уверен, сможет ли и сам примириться с собой.

Он походил по комнате. Что могло снова включить ген? Единственное, что пришло Виктору в голову, был цефалоклор – антибиотик, используемый на ранней стадии эмбрионального развития. Но как эти дети могли получить лекарство? Это не обычное лекарство, кроме того, родители были особо предупреждены, что у их детей аллергическая реакция на цефалоклор, которая может привести к смерти. Виктор был уверен, что ни Хоббсы, ни Мюрреи никому бы не разрешили давать это лекарство их детям.

Поскольку умерли оба ребенка, это нельзя было объяснить случайностью. С внезапным приступом страха Виктор подумал, не повлияло ли нахождение хромосомы шесть, которую он выбрал для введения гена, на активизацию гена. Может быть, ее расположение в отношении врожденного промотера вызвало запуск гена с помощью какого-то неизвестного механизма. Если это было так, тогда Виктор-младший тоже находится под угрозой. Может быть, его ген включился ненадолго как раз тогда, когда отмечалось падение интеллекта.

Во рту у него пересохло. Взяв образцы, он подошел к автомату с водой. В основном помещении лаборатории находились несколько сотрудников, но Виктор не был в состоянии с ними говорить. Он поспешил в свою комнату для исследований и плотно закрыл за собой дверь. Он попытался успокоить себя. Как раз когда сердце перестало бешено колотиться, он вспомнил, что шесть с половиной лет назад он делал микрофотоснимки шестой хромосомы Виктора-младшего.

Вскочив со стула, он кинулся к папкам. Найдя фотографии, сделанные в тот период, когда у Виктора-младшего было отмечено падение интеллекта, он стал их рассматривать. Через какое-то время Виктор вздохнул с облегчением. Никаких изменений на снимках не было. Шестая хромосома шесть с половиной лет назад выглядела точно так же, как она выглядела сейчас. Ни малейшего нарушения оболочки или признаков развертывания спирали.

Немного взбодрившись, Виктор вышел из кабинета и направился на поиски Роберта. Лаборант находился в комнате для животных, объясняя преемнику Шарон Карвер его обязанности. Виктор отвел его в сторону.

– Боюсь, у меня есть еще работа для вас.

– Вы начальник, – произнес Роберт.

– В образцах мозга есть область около шестой хромосомы, где ДНК оголена и развернута. Я хочу, чтобы ты определил последовательность ДНК как можно быстрее.

– На это уйдет некоторое время.

– Я знаю, что это утомительно. Но у меня есть некоторые радиоактивные препараты, ты их можешь использовать.

– Это другое дело.

Роберт последовал за Виктором в его кабинет и забрал огромное количество маленьких пузырьков. Оставшись один после его ухода, Виктор попытался найти другое объяснение происшедшему, помимо цефалоклора. Почему еще мог активизироваться ген ФРН? В возрасте от двух с половиной до трех лет рост замедляется, в организме не происходит никаких значительных физиологических перестроек, как, например, в подростковом возрасте.

Другим любопытным фактом было то, что у обоих детей ген активизировался в одно и то же время. В этом не было логики. Единственное, что было общего для обоих детей, это то, что они оба посещали детский сад «Кимеры». Это явилось одной из причин, почему Виктор выбрал эти пары. Он хотел, чтобы у него была возможность наблюдать за развитием детей. Кроме того, он удостоверился, что Мюрреи и Хоббсы не были знакомы. Он не хотел, чтобы они обсуждали развитие своих детей: это могло вызвать у них подозрения.

Сняв трубку, Виктор набрал номер отдела кадров. Записав домашние адреса Хоббсов и Мюрреев, он сообщил Коллин, что его несколько часов не будет.

Виктор решил заехать сначала к Хоббсам: до них было ближе добираться. Они жили в городке Хаверхилл, в симпатичном кирпичном домике. Виктор нажал кнопку звонка.

– Доктор Фрэнк! – с удивлением сказал Уилльям Хоббс. Он шире растворил дверь и жестом пригласил Виктора войти.

– Шейла! У нас гости!

Виктор прошел внутрь. Дом был отделан в современном стиле и выглядел очень мило. Однако давящая тишина, повисшая в комнатах, делала их похожими на могильный склеп.

– Проходите, проходите, – говорил Уилльям, провожая Виктора в гостиную. – Кофе? Чай? – Его голос отзывался эхом.

В комнату вошла Шейла Хоббс, подвижная женщина с коротко подстриженными волосами. Виктор когда-то встречался с ней на собраниях сотрудников в «Кимере».

Виктор не стал возражать против кофе. Вскоре все трое сидели в гостиной, держа в руках маленькие чашечки веджвудского фарфора.

– Я как раз думал о том, чтобы вам позвонить, – сказал Хоббс. – Это такое совпадение, что вы заехали.

– Да?

– Мы с Шейлой решили снова начать работать, – сказал Уилльям, глядя на свою чашку кофе. – Сначала мы думали, что нам надо побыть одним. Но сейчас поняли, что лучше чем-нибудь заняться.

– Мы с удовольствием примем вас на работу в любой момент, когда вы сочтете нужным, – проговорил Виктор.

– Спасибо, нам это приятно слышать.

Виктор откашлялся.

– Я кое о чем хотел вас спросить, – начал он. – Насколько я помню, вас предупреждали о том, что у вашего сына аллергическая реакция на антибиотик цефалоклор.

– Да, – ответила Шейла. – Нас предупредили еще до того, как мы забрали его из роддома. – Чашка, которую она хотела поставить, застучала о блюдечко.

– Могло ли получиться, что вашему сыну давали цефалоклор?

Супруги переглянулись и в один голос ответили:

– Нет.

– Морис не был болен, с ним все было в порядке, – продолжила Шейла. – Кроме того, мы удостоверились, что его аллергические реакции внесены в карточку. Я абсолютно уверена, что ему не давали этот антибиотик. А почему вы спрашиваете?

Виктор встал.

– Просто как-то подумалось. Я не думаю, что ему его давали, но я вспомнил об аллергии...

Сев в машину, Виктор направился в Бостон. Он был совершенно уверен, что Мюрреи скажут ему тоже самое, но ему надо было знать наверняка.

Была середина дня, час пик еще не начался, и до Бостона он добрался довольно быстро. Однако найти стоянку оказалось делом нелегким. В конце концов он обнаружил пустое местечко на Бейкон-хилл. Надпись гласила, что место зарезервировано, но Виктор решил рискнуть.

Дом Мюрреев находился на Уэст Седар, в центре квартала.

Виктор позвонил. Дверь открыл парень лет двадцати с прической панка.

– Мюрреи дома? – спросил Виктор.

– Они оба на работе, – ответил парень. – Я у них убираюсь.

– Я думал, они в отпуске.

Парень засмеялся.

– Да они трудоголики! Они только один день провели дома после смерти сына.

Виктор вернулся к машине. Он злился сам на себя: предварительный звонок Мюрреям избавил бы его от безрезультатной поездки.

Возвратясь в «Кимеру», Виктор сразу направился в бухгалтерию. Хорас Мюррей сидел за своим столом, склонившись над компьютерными распечатками. Увидев Виктора, он вскочил.

– Мы с Колетт очень благодарны вам за то, что вы тогда пришли в больницу, – сказал он.

– К сожалению, я ничем не смог помочь.

– На все Божья воля, – со смирением произнес Мюррей.

На вопрос Виктора о цефалоклоре Мюррей поклялся, что никаких антибиотиков Марку не давали, а тем более цефалоклор.

Уже когда Виктор выходил из бухгалтерии, ему в голову внезапно пришла новая мысль. Что, если существовала связь между исчезновением файлов и смертью детей? Если так, это означало, что гены были активизированы намеренно.

Сердце снова бешено заколотилось. Виктор побежал обратно в лабораторию. Один из новых лаборантов попытался было спросить его о чем-то, но Виктор только отмахнулся, попросив обратиться к Граймсу, если у него какие-то вопросы.

Войдя к себе в кабинет, Виктор метнулся к книжному шкафу. Отперев тяжелую дверцу в нижней части шкафа, он протянул руку, чтобы взять тетради с данными о ФРН, записанными особым кодом. Рука ощутила пустое пространство. На полке ничего не было.

Виктор запер дверцу, хотя прятать за ней было уже нечего.

«Успокойся, – приказал он самому себе, пытаясь справиться с окутывавшей его волной безумия. Ты слишком много позволяешь своему воображению. Этому должно быть какое-то объяснение».

Поднявшись, Виктор направился разыскивать Роберта. Он нашел его около установки для электрофореза. Тот работал над новым заданием.

– Ты не видел мои тетради по ФРН? – спросил его Виктор.

– Я их уже шесть месяцев не видел. Я думал, вы их куда-нибудь переложили.

Пробормотав слова благодарности, Виктор отошел от него. Это уже не игра воображения. Доказательств тому становилось все больше. Кто-то вмешался в его эксперимент, и это привело к фатальным результатам. Решив до конца удостовериться в своих дурных предчувствиях, Виктор направился к морозильной камере. Какое-то время он выжидал, взявшись за ручку дверцы. Внутренний голос предсказывал ему, что он увидит. Виктор заставил себя открыть камеру. В ушах стояли слова Маши о том, что он должен уничтожить оставшиеся пять зигот.

Виктор медленно посмотрел вниз. Сначала он ничего не мог разглядеть из-за густого тумана, вывалившего наружу и потекшего на пол. Затем облако рассеялось, и он увидел поднос, на котором обычно хранились эмбрионы. Он был пуст.

Опершись на морозильную камеру, Виктор несколько минут стоял, уставясь на пустой поднос и отказываясь верить своим глазам. Затем он отпустил крышку, и та захлопнулась. Облачко пара все еще шевелилось у его ног, как живое. Спотыкаясь, он вернулся к себе в кабинет и упал на стул. Кто-то еще знал о его работе над ФРН! Но кто это мог быть? И почему они намеренно вызвали смерть детей? Или это было случайностью? Может быть, кто-то так хотел навредить Виктору, что его не заботило, что пострадает кто-нибудь еще? Внезапно угрозы Херста предстали в ином свете.

Новая волна дурных предчувствий нахлынула на него. Надо выяснить, кто стоит за всеми этими странными событиями. Он встал со стула и начал ходить по комнате. Внезапно он вспомнил, что смерть Дэвида последовала вскоре после споров о том, стоит ли пустить акции «Кимеры» в открытую продажу. Может, и смерть Дэвида не была случайностью? Мог ли это быть Рональд? Нет, это нелепо. Дэвид умер от рака печени, а не от отравления или несчастного случая, который кто-то мог подстроить. Да и мысль о том, что дети Мюрреев и Хоббсов были умышленно убиты, тоже была абсурдна. Их смерть была вызвана процессами на внутриклеточном уровне. Может быть, произошла вторая мутация, вызванная замораживанием? Он узнает это, когда Роберт выстроит последовательность ДНК. Еще раз приказав себе успокоиться и размышлять логично, Виктор поспешил в компьютерный центр. Ему надо было поговорить с Луисом Каспвичем. На этот раз Луис трудился над металлическим корпусом компьютера. Вокруг были разложены сотни деталей.

– Мне очень неудобно вас снова беспокоить, – сказал Виктор. – Но мне надо узнать время, когда были стерты файлы. Я пытаюсь выяснить, как я это сделал.

– Ну, если это способно вас утешить, – пожал плечами Луис. – Очень многие случайно стирают свои файлы. Я бы на вашем месте так не расстраивался. Что касается времени, по-моему, это случилось около девяти-десяти часов.

– Можно мне взглянуть на сам протокол? – спросил Виктор. Он подумал, что ему легче будет вспомнить причину удаления файлов, если он будет знать, входил ли он до этого в компьютер.

– Доктор Фрэнк, – сказал Луис, подергиваясь всем телом, – эта странная привычка была неприятна для окружающих. – Это ваша компания. Вы можете смотреть на все, что хотите.

В кабинете Луиса Виктор получил компьютерный протокол за 18 ноября. Просмотрев распечатку, он не увидел ни одного вхождения в компьютер между 8.30 и 10.30.

– Я не вижу, – признался он.

Луис подошел поближе и через плечо Виктора взглянул на распечатку.

– Это тот протокол, – сказал он, проверяя дату в верхней части документа. – 18 ноября, все правильно.

Он еще раз взглянул на записи вхождений.

– Ну конечно! Неудивительно, что вы не видите. Вы же смотрите на ту часть записи, которая была сделана утром.

Луис перевернул бумагу и указал на запись вхождения Виктора.

– Вечер? – удивился Виктор, глядя на запись вхождения. – Этого не может быть. В 9.45 вечера я был в Бостонской филармонии.

– Что я могу ответить? – спросил Луис, опять подергиваясь.

– Вы уверены, что это правильная запись?

– Абсолютно уверен, – ответил Луис, указывая на время записей, сделанных до и после вхождения Виктора. – Вы видите последовательность? Это именно то время. А вы уверены, что вы были в филармонии?

– Да.

– Вы телефоном не пользовались?

– О чем вы?

– Это вхождение было произведено с другого терминала. Видите этот номер? Это код вашего домашнего компьютера.

– Но меня и дома не было.

Плечи Луиса опять судорожно дернулись.

– В этом случае возможно только одно объяснение – сказал он. – Вхождение в компьютер было произведено человеком, который знает ваш пароль и телефонный номер нашего компьютера, а этот номер нигде не публикуется. Вы никому не передавали свой пароль?

– Никогда, – не задумываясь ответил Виктор.

– Вы часто пользуетесь домашним терминалом?

– Почти никогда. Раньше я делал это довольно часто, но это было несколько лет назад, в самом начале деятельности компании.

– Боже мой! – воскликнул Луис, уставясь на распечатку.

– Что там на этот раз?

– Мне очень неприятно вам об этом сообщать, но кто-то постоянно входит в компьютер, используя ваш пароль. А это может означать только то, что какой-то хакер, компьютерный хулиган, вычислил наш компьютерный телефонный номер.

– А это трудно?

Луис покачал головой.

– Телефонный номер вычислить как раз нетрудно. Помните, как это сделал малыш в фильме «Военные игры». Вы можете запрограммировать свой компьютер таким образом, что он будет постоянно делать звонки, производя при этом изменения в наборе. Как только вы натыкаетесь на сигнал компьютера, тут и начинается самое смешное.

– А этот хакер часто использует наш компьютер?

– Довольно часто. Я видел эти вхождения, но думал, что это вы работаете. Посмотрите!

Луис раскрыл журнал с компьютерными протоколами и указал на несколько вхождений с использованием пароля Виктора.

– Обычно это бывает в пятницу вечером. – Он полистал страницы и указал Виктору на вхождения.

– Наверное, когда малыш приходит из школы. Боже, вот теперь нам головная боль! Вот еще, смотрите, хакер входил в разделы «Персонал» и «Закупки». Боже, мне просто дурно делается. У нас как раз были проблемы с некоторыми файлами. Наверное, из-за этого хакера. Нам нужно немедленно изменить ваш пароль.

– Но тогда у нас меньше шансов его поймать. В любом случае я не очень часто пользуюсь паролем. Почему бы нам не последить за ним по пятницам? Может быть, удастся его вычислить? Вы ведь можете это сделать, не так ли?

– В принципе это возможно, – согласился Луис. – Если он будет оставаться на связи необходимое время, а телефонисты будут наготове.

– Попробуйте это организовать, – попросил Виктор.

– Я постараюсь. Есть только одна вещь, которая еще хуже, чем этот сующийся не в свои дела хакер. Я имею в виду вирус. Но в данном случае, держу пари, причина в хакере.

Выходя из компьютерного центра, Виктор решил разыскать сына. Учитывая события этого дня, надо предупредить его, чтобы он держался подальше от Херста и даже, пожалуй, от Рональда Бикмана.

Для начала он заглянул в лабораторию. Но Роберт сказал, что целый день не видел ни мальчика, ни Филипа. То же подтвердили и другие лаборанты. Это удивило Виктора, поскольку обычно большую часть времени сын проводил именно в лаборатории, возясь с микроскопами и прочей аппаратурой. Виктор решил поискать в кафетерии. Приближался конец рабочего дня, и здесь почти никого не было, за исключением нескольких человек, сидевших за столиками с чашками кофе. Виктор поговорил с заведующим, который был занят тем, что подсчитывал дневную выручку. Он видел Виктора-младшего в обед, но после этого мальчик больше не появлялся.

Выйдя из кафетерия, Виктор заглянул в библиотеку, которая находилась в том же здании. Круглые цементные колонны, добавленные при ремонте для поддержания свода, не были спрятаны, и это придавало помещению готический вид. Шкафы для книг и журналов были невысокими, позволяя охватить взглядом весь зал. С того места, где стояли столы для чтения, открывался чудный вид на внутренний дворик. В ответ на вопрос Виктора, не видела ли она Филипа или Виктора-младшего, библиотекарь отрицательно покачала головой. Все больше волнуясь, Виктор заглянул в гимнастический зал и детский садик. Виктор-младший и Филип как сквозь землю провалились.

Виктор вернулся к себе в кабинет. Он уже собирался звонить в службу безопасности, как обнаружил записку от заведующего кафетерием. В ней говорилось, что Филип и Виктор-младший находятся у него и едят мороженое.

Виктор пошел обратно в кафетерий. Парочка сидела за столиком недалеко от окна.

– Так, вы там, двое, – сказал Виктор с притворным гневом. – Где вас черти носят?

На голос отца мальчик обернулся. Во рту повисла ложка с мороженым. Филип, вероятно решив, что Виктор действительно сердится, встал, не зная при этом, куда девать свои огромные лопатообразные руки.

– Да мы тут где-то были, ответил Виктор-младший уклончиво.

– Где? – настаивал Виктор. – Я везде вас обыскался.

– Мы ненадолго к реке ходили, – признался мальчик.

– По-моему, я просил тебя держаться подальше от реки.

– Да ладно, па. Мы ничего опасного не делали.

– Я бы никогда не допустил, чтобы с Виктором-младшим что-нибудь случилось, – воскликнул Филип своим детским голосом.

– Охотно верю, – кивнул Виктор, вдруг оценив могучее сложение Филипа. Он не мог понять их дружбу, и все-таки ему было приятно, что Филип с такой симпатией относится к его сыну.

– Садись, – сказал Виктор более дружелюбно. – Доедай мороженое.

Пододвинув к себе стул и усевшись за столик, Виктор обратился к сыну:

– Я хочу, чтобы ты какое-то время был повнимательнее. Я думаю, что после вчерашнего случая ты догадался, что есть некоторые проблемы.

– Со мной все будет в порядке, – сказал Виктор-младший.

– Я в этом не сомневаюсь, – согласился Виктор. – Но дополнительная осторожность не помешает Ничего никому не говори и будь особенно внимательным, если поблизости окажутся Херст или Бикман, хорошо?

– Хорошо.

– А ты, – Виктор обратился к Филипу, – можешь быть его тайным телохранителем. Ты сможешь?

– Конечно, доктор Фрэнк, – с готовностью ответил Филип.

– Вообще-то... – начал Виктор, решив, что Маша с одобрением отнесется к этой идее, – почему бы тебе не пожить у нас несколько дней, как когда-то, когда Виктор был маленьким. Тогда вы сможете и по вечерам бывать вместе.

– Спасибо, доктор Фрэнк, – улыбнулся Филип, обнажая в улыбке свои крупные зубы. – Я с большим удовольствием.

– Тогда решено, – сказал Виктор, поднимаясь. – Мне нужно вернуться к себе и кое-что доделать: я весь день тут пробегал, пытаясь вас найти. Наверное, мы поедем часа через два. По дороге можем заехать к Филипу и забрать его вещи.

Виктор-младший и Филип помахали ему своими ложечками.

~~

Маша вытаскивала из сумки бакалейные товары, когда услышала звук машины Виктора. Виктор ждал, пока откроются автоматические двери гаража. Заметив в машине третьего человека. Маша чертыхнулась: она купила только шесть маленьких телячьих отбивных.

Через две минуты они вошли на кухню.

– Я пригласил Филипа погостить у нас несколько дней, – сказал Виктор. – Я решил, что, учитывая последние события, неплохо, если в доме будет кто-нибудь сильный.

– Идея неплохая, – согласилась Маша, но затем прибавила: – Я надеюсь, это не вместо профессиональной охраны.

Виктор засмеялся.

– Не совсем.

Повернувшись к Филипу и Виктору-младшему, он предложил:

– Почему бы вам не поплескаться в бассейне?

Виктор-младший и Филип побежали наверх переодеваться.

Виктор повернулся поцеловать Машу, но она стояла к нему спиной, продолжая разгружать сумку. Затем, обойдя его, она пошла положить что-то в кладовку. Он видел, что она все еще злится. Учитывая события предыдущего вечера, у нее были на это основания.

– Извини, идея с Филипом пришла мне в голову в последнюю минуту, – сказал он. – Но думаю, у нас больше не будет ни звонков, ни кирпичей. Я обзвонил людей, которые могли это сделать, и сказал им все напрямую.

– Тогда зачем Филип? – спросила Маша, выходя из кладовки.

– Просто дополнительная мера предосторожности, – ответил Виктор. Затем, чтобы изменить тему, добавил: – Что у нас на ужин?

– Телячьи отбивные, и нам придется разделить их по-братски, – ответила Маша, боковым зрением наблюдая за Виктором. – Почему у меня такое чувство, что ты все-таки что-то скрываешь?

– Наверное, в этом виновата твоя природная подозрительность, – пошутил Виктор, хотя прекрасно понимал, что жена была сейчас не в настроении пикироваться. – А что еще, кроме телячьих отбивных? – Он опять попытался изменить тему разговора.

– Артишоки, рис и салат.

Маша была уверена, что он о чем-то умалчивает, но решила не настаивать.

– Чем тебе помочь? – спросил Виктор, вымыв руки под кухонным краном. Обычно они вместе готовили ужин, поскольку оба работали допоздна. Маша попросила его вымыть листья салата.

– Сегодня утром я говорил с Виктором о его приятеле Ричи, – сказал Виктор. – Он собирается пригласить его поехать в Бостон на этой неделе. Так что я думаю, это не совсем верно говорить, что у него нет друзей.

– Надеюсь, он это сделает, – неопределенно проговорила Маша.

Готовя рис и артишоки. Маша продолжала краем глаза наблюдать за Виктором. Она надеялась, что он сам расскажет ей, что ему удалось выяснить о двух несчастных детях, но он продолжал молча возиться с салатом. Наконец, не выдержав, Маша спросила:

– Что нового о причинах смерти двух детей?

Виктор посмотрел на нее.

– Я проверил введенный ген в тканях Виктора и двух детей. У малышей он совершенно ненормальный, он активно размножается, но в тканях Виктора он абсолютно пассивен. Больше того, я сравнил его со снимками, сделанными в тот период, когда отмечалось падение интеллекта. Даже тогда он был совершенно не таким, как у этих детей. Таким образом. что бы там ни было у Виктора-младшего, причина в этом совершенно не та, что у этих малышей.

Маша с облегчением вздохнула.

– Хорошая новость. А почему ты мне сразу об этом не сказал?

– Я только что пришел домой, и вот я тебе об этом рассказываю.

– Ты бы мог позвонить, – возразила Маша, по-прежнему убежденная, что он что-то скрывает. – Или сообщить об этом, не дожидаясь, пока я спрошу.

– Я дал задание выстроить последовательность генов, – сказал Виктор, доставая уксус и масло. – Когда последовательность будет готова, может быть, я смогу тебе сообщить, что активизировало чужеродный ген.

Маша подошла к полке с посудой и стала доставать тарелки, чтобы накрыть на стол. Она пыталась контролировать свою ярость, которая начинала прорываться наружу. Как он мог оставаться таким равнодушным ко всему этому? Когда Виктор спросил, чем еще он может помочь, она ответила, что он и так уже достаточно сделал. Он воспринял ее слова буквально и уселся на один из кухонных стульев, наблюдая, как она накрывает на стол.

– То, что Виктор-младший поддался тебе, когда вы соревновались в бассейне, не было случайностью, – сказала Маша, надеясь уязвить мужа. – Он эти штучки начал, когда ему было три года.

Маша рассказала Виктору о разговоре с Мартой Гиллеспи и о поведении сына в подготовительной школе.

– Почему ты так уверена, что он поддавался?

– Боже мой, тебя это до сих пор волнует, – сказала Маша, включая горелку под сковородкой с рисом. – Я была почти уверена в этом, еще когда наблюдала ваш заплыв в воскресенье вечером. А теперь, поговорив с Мартой, я абсолютно уверилась в этом. Похоже, он не хочет привлекать к себе внимание.

– Но, поддаваясь в заплыве, можно привлечь еще большее внимание.

– Может быть, – проговорила Маша, хотя в ее тоне сквозила неуверенность. – Боже, как бы я хотела знать, что он чувствовал, когда упал показатель его умственного развития. Это могло бы объяснить его теперешнее поведение. Тогда мы были слишком озабочены его здоровьем, чтобы побеспокоиться о его чувствах.

– Мне кажется, что он неплохо справился с этим, – ответил Виктор. Подойдя к холодильнику, он достал бутылку белого вина. – Я знаю, что ты со мной не согласишься, но мне кажется, что он в полном порядке. Он счастливый ребенок. Я горжусь им и думаю, он станет великим ученым. Он обожает лабораторию.

– При условии, что его интеллект опять не даст сбоя, – уколола Маша. – Меня не беспокоит его работоспособность. Меня беспокоит, что твой ужасный эксперимент повлиял на его человеческие качества.

Она отвернулась, чтобы скрыть навернувшиеся слезы: ей уже было трудно контролировать эмоции. Вряд ли она сможет оставаться с мужем, когда все это закончится. Но захочет ли Виктор-младший отказаться от его драгоценной лаборатории и жить с ней?

– Вы психиатры... – пробормотал Виктор, доставая штопор.

Маша помешала рис и проверила, не готовы ли артишоки.

Она пыталась овладеть собой. Хватит слез. Немного помолчав, она снова заговорила:

– Мне надо было вести дневник развития Виктора. Он бы сейчас пригодился.

– Я вел, – сказал Виктор, вытаскивая пробку из бутылки.

– Ты вел? Почему ты никогда мне о5 этом не говорил?

– Потому что он был предназначен для проекта ФРН.

– Можно на него взглянуть? – спросила Маша, в который раз пытаясь подавить свою злость на самонадеянность Виктора, использовавшего ее ребенка как подопытную морскую свинку.

Виктор попробовал вино.

– Он в моем кабинете. Когда Виктор-младший ляжет спать, я тебе его покажу.

~~

Маша сидела в кабинете Виктора. Она настояла на том, что прочитает дневник в одиночестве: присутствие мужа только раздражало бы ее. По мере чтения дневника ее глаза наполнялись слезами. Она заново переживала рождение сына. Хотя дневник был написан языком стандартных лабораторных отчетов. Маша была до боли растрогана. Она забыла уже, как следил за ней взглядом Виктор-младший с самого рождения, еще задолго до того, как обычные дети начинают фокусировать зрение.

Все этапы развития ребенка были достигнуты невероятно рано, особенно овладение речью. В возрасте семи месяцев, когда ему полагалось произносить не больше чем «мама» и «баба», он уже строил предложения. К году он полностью овладел лексикой. В восемнадцать месяцев, когда обычные дети неплохо ходят, он уже катался на маленьком велосипеде, который смастерил для него Виктор.

Чтение дневника напомнило Маше об этом чудесном времени. Каждый день был отмечен какими-то новыми достижениями, открытиями новых способностей малыша. Она почувствовала, что отчасти сама виновата в том, что, восхищаясь необычными способностями мальчика, мало задумывалась о том, как столь необычайные способности отразятся на развитии личности. Как психологу ей это было непростительно.

Когда она дошла до раздела, озаглавленного «Математика», в комнату под каким-то неубедительным предлогом вошел Виктор. Недовольная собой за свои собственные упущения в воспитании сына, она разрешила ему остаться.

Математика всегда была ее уязвимым местом. В колледже ей приходилось дополнительно заниматься с преподавателем, чтобы закончить обычный курс. Она была потрясена, когда Виктор-младший стал проявлять способности к математике. Уже в три года он объяснил ей основы этой науки. После его объяснений впервые в жизни ей удалось наконец их понять.

– Что меня поражало, – сказал Виктор, – так это его способность переводить математические уравнения в музыку.

Маша помнила это. Тогда им казалось, что в семье подрастает второй Бетховен. «И мне никогда не приходило в голову задуматься о том, что эта ноша – быть гением – может оказаться слишком тяжелой для малыша», – подумала она с сожалением. Пролистав оставшиеся страницы, она с удивлением обнаружила, что дневник на этом кончался.

– Это что, все? – спросила она.

– Боюсь, что да.

Маша прочитала последние страницы. Запись от 6 мая 1982 года рассказывала о том дне в садике «Кимеры», который навсегда врезался Маше в память. Затем бесстрастно подводился итог: внезапное падение интеллекта. В последнем предложении говорилось: «Скорее всего, у мальчика острое изменение церебральных функций, которое в настоящий момент закрепилось».

– Ты после этого не делал записей? – спросила Маша.

– Нет, – признался Виктор. – Я решил, что эксперимент не удался, несмотря на первоначальный успех. Не было никаких причин продолжать записи.

Маша закрыла тетрадь. Она-то надеялась найти больше подсказок к объяснению того, что ей казалось недостатками личности Виктора-младшего.

– Мне бы хотелось, чтобы хоть что-то указывало на психосоматические расстройства или даже конверсивную реакцию. Тогда на него можно было бы воздействовать терапевтическими методами. Мне надо было быть внимательнее, когда все это случилось.

– Я думаю, что проблемы Виктора были вызваны какими-то внутриклеточными явлениями, – предположил Виктор. – Сомнительно, чтобы эти записи оказались полезны.

– Вот это-то меня и пугает. Я боюсь, что Виктор умрет, как умерли дети Хоббсов и Мюрреев, или от рака, как его брат и Дженис. Я прочитала достаточно литературы по твоей теме и знаю, что рак ставит под угрозу будущее генной терапии. Внедренные гены могут превратить протоонкогены в онкогены, и тогда соответствующие клетки становятся очагами рака. – Она замолчала. Эмоции не давали ей говорить. – Как я могу продолжать рассуждать об этом, как будто это какие-то научные проблемы? Это наш сын, и, насколько я понимаю, ты запустил какой-то механизм внутри него, который приведет его к смерти.

Маша закрыла лицо руками. Слезы прорвались наружу, несмотря на все ее попытки сдержать себя. Виктор попытался обнять ее, но она уклонилась. Он встал. Какое-то время он смотрел, как вздрагивали плечи жены. Ему нечего было сказать в свое оправдание. Он вышел из комнаты и пошел наверх. Боль его собственной печали тисками сдавила сердце. После того, что он узнал сегодня, у него было больше оснований, чем у Маши, беспокоиться за сына.

8

Четверг, утро

Запертый обычным бостонским часом пик в потоке транспорта, Виктор удивлялся, как жители города справляются с этой напастью ежедневно.

У выезда на Сторроу-драйв поток стал свободнее, опять сгустившись только у Фенуэй. До детской больницы Виктор добрался уже после девяти. Он сразу направился в отделение патологоанатомии.

– К доктору Шриаку, – сказал Виктор. Секретарь, не снимая наушников диктофона, указала в направлении коридора.

Продвигаясь по коридору, Виктор читал таблички на дверях.

– Извините. Доктор Шриак? – спросил Виктор, заходя в открытую дверь. На удивление молодо выглядевший человек оторвался от микроскопа. – Меня зовут доктор Фрэнк. Помните, я заходил к вам, когда вы производили вскрытие Хоббса?

– Конечно, – ответил Шриак. Он встал и протянул руку. – Приятно с вами встретиться при не столь удручающих обстоятельствах. Меня зовут Стивен.

Виктор пожал протянутую руку.

– Боюсь, у нас пока еще нет определенного диагноза, – сказал Стивен, – если, конечно, вы за этим пришли. Образцы тканей все еще исследуются.

– Да, меня это очень интересует, – кивнул Виктор. – Но я заглянул к вам, чтобы попросить еще об одной услуге. Вы обычно берете образцы жидкости из организма?

– Обязательно. Мы всегда производим токсикологические исследования.

– Мне бы хотелось тоже получить образцы жидкости.

– Меня впечатляет ваш интерес. Большинство терапевтов предпочитают избегать нас. Пойдемте посмотрим, что у нас есть.

Выйдя из кабинета и пройдя через холл, они вошли в обширную лабораторию. Стивен о чем-то поговорил с сотрудницей лаборатории, после чего она указала в направлении противоположного конца комнаты. Они пересекли лабораторию и вошли в боковую комнату.

– По-моему, нам повезло, – сказал Стивен, открывая холодильник и обводя взглядом сотни пузырьков. Он нашел четыре нужных и вручил их Виктору. В двух содержались образцы крови, в двух других – мочи.

– Сколько вам нужно? – спросил Стивен.

– Совсем немного.

Взяв с лабораторного столика пробирки, Стивен аккуратно вылил в них содержимое пузырьков. После этого он заткнул пробирки, надписал каждую красным жирным карандашом и отдал Виктору.

– Что-нибудь еще? – поинтересовался он.

– Мне очень не хотелось бы злоупотреблять вашей добротой... – начал Виктор.

– Ничего страшного.

– Около пяти лет назад мой сын умер от исключительно редкой формы рака.

– Сочувствую.

– Он проходил лечение здесь. Врачи сказали, что в литературе описаны всего два аналогичных случая. В то время решили, что рак начался в купфферовских клетках, то есть фактически это был рак ретикулоэндотелиальной системы.

Стивен кивнул.

– Мне кажется, я читал об этом случае. Да, точно, читал.

– Как вы думаете, ткани опухоли могли сохраниться – ведь это редкий случай?

– Вполне возможно. Давайте вернемся ко мне в кабинет.

Усевшись за компьютер, Стивен узнал у Виктора полное имя Дэвида и дату рождения. Введя информацию в компьютер, он выяснил номер истории болезни Дэвида и место хранения записей о вскрытии. Водя пальцем по экрану, он стал просматривать информацию.

– Похоже, удача. Вот номер образца. Давайте проверим.

На этот раз он повел Виктора в подвальное помещение.

– У нас есть специальное место, куда мы закладываем образцы для длительного хранения, – объяснил он.

Из лифта они вышли в плохо освещенный холл, который разветвлялся на множество коридоров. Вдоль потолка тянулись трубы и провода, покрытие на бетонном полу отсутствовало.

– Мы сюда не часто заглядываем, – говорил Стивен, ведя Виктора по лабиринту коридоров. Наконец он остановился перед тяжелой металлической дверью. Виктор помог открыть ее. Стивен нащупал выключатель.

Это была большая, слабо освещенная комната с редкими лампочками на потолке. Воздух был прохладный и сырой. Бесчисленные ряды металлических полок поднимались почти до потолка.

Сверяясь с номером, который он записал на обрывке бумаги, Стивен проследовал вдоль полок. Виктор шел за ним. В одном месте он остановился, завороженный зрелищем детской головы, заключенной в большой стеклянный сосуд со специальным консервирующим раствором. Глаза пристально смотрели перед собой, рот был широко раскрыт, как будто замерев в вечном беззвучном крике. Виктор посмотрел на другие стеклянные сосуды. В каждом содержалось какое-то ужасное свидетельство былых страданий. Виктора передернуло. Заметив, что Стивен исчез из виду, Виктор стал нервно оглядываться по сторонам. Я здесь, – услышал он голос своего гида.

Виктор поспешил вперед, больше не останавливаясь перед образцами. Дойдя до угла, он увидел патологоанатома, шарящего по полке, с громким стуком расталкивая стеклянные сосуды, стоявшие на ней.

– Эврика! – воскликнул он, выпрямляясь. В его руках был небольшой стеклянный сосуд, в котором находилась печень.

В лифте он спросил Виктора, зачем ему понадобились ткани.

– Любопытство, – ответил Виктор. – Когда мальчик умер, я был в таком состоянии, что не мог задавать никаких вопросов. Теперь, когда прошло столько лет, я хочу больше узнать о причине его смерти.

~~

Маша высадила Виктора-младшего и Филипа за воротами «Кимеры». Пока они ехали, Виктор болтал с Филипом о новой версии игры «Пэкмэн», как обычный десятилетний мальчишка.

– Спасибо, что подвезла, мам, – сказал Виктор-младший, выпрыгивая из машины.

– Скажи Коллин, где ты будешь находиться. И я хочу, чтобы ты держался подальше от реки. Ты видел, что на ней происходит, когда мы проезжали по мосту?

Филип выбирался с заднего сиденья машины.

– С ним ничего не случится, – сказал он.

– Ты уверен, что не хочешь навестить твоего Ричи? – спросила Маша.

– Мне здесь очень хорошо. Не беспокойся обо мне, ладно?

Маша посмотрела, как Виктор пустился бегом, а Филип пытался догнать его. «Ну и парочка», – подумала она, пытаясь отогнать от себя воспоминания о вчерашних событиях, чтобы снова не впадать в панику.

Маша припарковала машину и направилась в детский сад. Войдя в здание, она услышала удары теннисного мячика. Корты находились этажом выше, в спортивном центре. Маша застала Полин Сполдинг стоящей на коленях на полу. Под ее руководством дети занимались особым видом рисования – пальцами. Увидев Машу, она поднялась с колен. Ее фигура служила прекрасным доказательством того, что многие годы она работала инструктором по аэробике.

Маша попросила уделить ей немного времени, и Полин вышла, чтобы пригласить другого воспитателя побыть с детьми. Она вернулась, ведя за собой молодую женщину. После этого они с Машей прошли в соседнюю комнату, заставленную детскими кроватками и раскладушками.

– Здесь нам никто не помешает, – сказала Полин. Ее большие овальные глаза напряженно смотрели на Машу. Она решила, что та пришла по поручению своего мужа.

– Я пришла не как жена одного из владельцев фирмы, – произнесла Маша, пытаясь успокоить Полин.

– Понятно. – Полин вздохнула и улыбнулась. – А я подумала, у вас какие-то жалобы.

– Совсем наоборот, – сказала Маша. – Мне хотелось бы поговорить с вами о моем сыне.

– Чудесный мальчик. Я думаю, вы знаете, что он периодически сюда заглядывает и помогает нам. Собственно говоря, он был у нас не далее как в прошлые выходные.

– Я не знала, что садик работает по выходным.

– Семь дней в неделю, – с гордостью подтвердила Полин. – Многие в «Кимере» работают по выходным. Насколько я понимаю, это называется «преданностью делу».

Маша не была уверена в том, можно ли назвать это «преданностью делу». Она подумала о том, какие стрессы должны накладываться на семейную жизнь этих «преданных делу» людей. Но вслух она не стала этого говорить. Вместо этого она спросила, помнит ли Полин тот день, когда упал показатель умственных способностей Виктора-младшего.

– Конечно, помню. То, что это произошло здесь, всегда заставляло меня чувствовать какую-то вину.

– Ну это просто смешно, – сказала Маша с теплой улыбкой. – Я вот что хотела спросить: а как вел себя мальчик после этого?

Полин посмотрела в пол, размышляя. Через минуту она опять взглянула на Машу.

– Я думаю, что основное, что обращало на себя внимание, это то, что из лидера он превратился в наблюдателя. До этого Виктор-младший всегда стремился испытать что-нибудь новое. А потом стало казаться, что ему скучно, его приходилось уговаривать, чтобы он поучаствовал в чем-то. Он избегал всех соревнований и конкурсов. Казалось, что это другой человек. Мы его особо не заставляли: боялись. В любом случае, после этого случая мы стали его реже видеть.

– Что вы имеете в виду? После того как закончилось медицинское обследование, он каждый день приходил в садик после подготовительной школы.

– Нет, не приходил. Он стал проводить большую часть времени в лаборатории отца.

– Неужели? Я думала, он начал там бывать после того, как пошел в школу. Но откуда же мне знать, я ведь всего-навсего просто мама!

Полин улыбнулась.

– А как у него с друзьями?

– Это никогда не было его сильным местом, – дипломатично ответила Полин. – Он всегда с большим удовольствием общался с персоналом, чем с детьми. После того эпизода он предпочитал быть сам по себе. Хотя нет, я не права. Ему нравилось общение с сотрудниками с «ограниченными возможностями».

– Вы имеете в виду Филипа?

– Да, именно его.

Маша поднялась, поблагодарила Полин, и они вместе направились к выходу.

– Может быть, Виктор-младший и перестал быть таким же сообразительным, каким он был когда-то, – сказала в дверях Полин, – но он отличный парень. Мы любим, когда он к нам заглядывает.

Маша поспешила к машине. Она узнала не много нового, но ясно было одно: похоже, Виктор-младший значительно больше тяготеет к одиночеству, чем ей казалось.

~~

Виктор знал, что, как только он приедет в «Кимеру», ему надо сразу идти к себе в кабинет. Коллин наверняка уже завалена срочными делами. Но вместо этого, взяв образцы, полученные в детской больнице, он направился в лабораторию. По дороге он заглянул в компьютерный центр.

Виктор поискал Луиса Каспвича около компьютера, который накануне ремонтировали. Но неполадки, видимо, уже были устранены, и машина работала: мигали огоньки, крутились катушки с пленками. Один из многочисленных техников, одетых в белые халаты, сказал, что Луис находится у себя в кабинете, пытается выяснить причины сбоя в одной из бухгалтерских программ.

Увидев вошедшего, Луис отложил объемистую программу, над которой трудился, и вытащил приготовленные для Виктора компьютерные протоколы.

– Я проверил вхождения за последние шесть месяцев. В протоколах подчеркнуты все случаи подсоединении хакера к компьютеру. Похоже, малыш подключается каждую пятницу около восьми. По меньшей мере в половине случаев он остается на линии достаточно долго, чтобы его поймать.

– Почему вы говорите «малыш»? – спросил Виктор, отрываясь от протоколов.

– Да просто так. Человек, влезающий в частные компьютерные сети, может быть любого возраста.

– Например, кто-то из наших конкурентов?

– Вполне возможно, но практика показывает, что в основном этим занимаются подростки. Это для них некая бравада, что-то вроде новой компьютерной игры.

– Когда мы попробуем его выследить?

– Как можно быстрее. Меня ужасает, что все это продолжается так долго. Даже не представляю, какую пакость этот парень задумал. Я договорился с телефонной компанией, завтра вечером они пришлют людей для наблюдения, если вас это устраивает.

– Отлично.

Уладив это дело, Виктор направился в лабораторию. Роберт был поглощен выстраиванием последовательности ДНК внедренного гена.

– У меня опять для тебя срочная работа, – сказал Виктор торопливо. – Если надо, подключи еще лаборантов с текущего проекта, но я хочу, чтобы ты лично отвечал за эту работу.

– Если понадобится, я подключу Харри. Что за работа?

Виктор открыл пакет из коричневой бумаги, достал оттуда стеклянный сосуд и протянул Роберту. Руки его дрожали.

– Это кусок печени моего сына.

– Виктора? – На длинном лице Роберта отразилось изумление. Казалось, его глаза навыкате еще больше выдались вперед.

– Нет-нет, Дэвида. Помнишь, мы делали расшифровку последовательности ДНК всех членов моей семьи?

Роберт кивнул.

– Необходимо сделать то же самое для этого образца. Мне также нужно стандартное Н= и Е= окрашивание.

– Можно узнать, зачем вам все это?

– Мне это нужно, – резко ответил Виктор.

– Хорошо, – сказал Роберт, глядя в пол. – Я не имел в виду, с какой целью вы это делаете. Просто я подумал, что, если вы ищете что-то конкретное, я мог бы тоже со своей стороны внимательнее понаблюдать за этим.

Виктор провел рукой по волосам.

– Извини меня за резкость. Просто много проблем в последнее время.

– Вам нет необходимости извиняться, – произнес Роберт. – Я сейчас же займусь этим.

– Погоди, это еще не все, – остановил его Виктор. Он достал пробирки. – Здесь образцы крови и мочи. Мне нужно, чтобы они были исследованы на присутствие цефалоспоринового антибиотика Он называется «цефалоклор».

Роберт взял пробирки, посмотрел их на свет, проверил надписи.

– Я попрошу Харри заняться. Это не займет много времени.

– Как продвигается выстраивание последовательности?

– Это всегда было нудным занятием.

– Какие-нибудь мутации?

– Пока ни одной. Судя по тому, как отделяются фрагменты, я бы сказал, что гены абсолютно стабильны.

– Жаль.

– Я думал, вы будете довольны этой информацией.

– При других обстоятельствах – да. – Виктор не стал вдаваться в объяснения. Ему было бы слишком трудно признаться, что он надеялся найти конкретное доказательство того, что ген ФРН умерших детей отличался от гена Виктора-младшего.

– Так вот вы где! – Неожиданный голос заставил Виктора и Роберта вздрогнуть. Обернувшись, они увидели стоявшую в дверях Коллин. Ноги расставлены, руки уперты в бока. – Одна из секретарш сказала мне, что видела вас где-то здесь, – продолжала она.

– Я как раз собирался идти в кабинет, – сказал Виктор виновато.

– Это так же точно, как то, что я выиграю в лотерею, – засмеялась Коллин.

– Там, наверное, сумасшедший дом? – поинтересовался Виктор.

– Ну вот, он думает, что он незаменим! – с улыбкой сообщила Коллин Роберту. – Да нет, на самом деле все не так плохо. С большинством дел я и сама разобралась. Но кое о чем вам необходимо узнать.

– О чем это? – Виктор внезапно почувствовал тревогу.

– Можно с вами поговорить с глазу на глаз? – спросила Коллин. Как бы извиняясь, она улыбнулась Роберту.

– Конечно. – Виктор направился через лабораторию к одной из скамеек. Коллин последовала за ним.

– Это о Гефардте, – начала Коллин. – Дэррил Уэбстер, который ведет расследование, весь день пытается вам дозвониться. В конце концов он рассказал мне, в чем там дело. Похоже, он обнаружил массу нарушений. За то время, пока Гефардт отвечал за закупки в «Кимере», исчезло довольно много лабораторного оборудования.

– Например?

– Дорогостоящего. Жидкостные хроматографы, приборы для выстраивания последовательности ДНК, масс-спектрометры и тому подобное.

– Боже мой!

– Дэррил решил, что вам надо об этом сообщить.

– Он нашел поддельные ордера?

– Нет. Из-за этого-то как раз все и выглядит таким загадочным. Оборудование было получено. Просто оно не дошло до тех отделений, которые его якобы заказывали. А те не сообщали о неполучении оборудования потому, что на самом деле они его не заказывали.

– То есть его прибрал к рукам Гефардт, – заключил потрясенный Виктор. – Теперь я не удивляюсь, что его адвокат так напирал, чтобы побыстрее договориться.

Обозленный, Виктор вдруг вспомнил, что в записке, привязанной к кирпичу, употреблялось это слово – «договориться».

– Я надеюсь, у нас есть телефон этого подонка? – все больше распаляясь, спросил Виктор.

– Думаю, да. В его личном деле.

– Я хочу ему позвонить. Мне надоело переговариваться с ним через адвоката.

На пути в административное здание Коллин приходилось буквально бежать, чтобы не отстать от Виктора. Она еще никогда не видела своего шефа в такой ярости.

Он все еще кипел, когда набирал номер Гефардта. Знаком он попросил Коллин остаться в комнате при разговоре, чтобы она была свидетелем тому, что будет сказано. Но на звонок никто не ответил.

– Вот черт! – ругнулся Виктор. – Этой сволочи либо нет дома, либо он не снимает трубку. Какой у него адрес?

Коллин сверилась с личным делом. Гефардт жил совсем недалеко от фирмы.

– Я думаю навестить его по пути с работы, – сказал Виктор. – Похоже, он уже побывал у меня дома. Пора нанести ответный визит.

~~

Один из пациентов не пришел на прием, и Маша решила использовать этот час, чтобы заехать в Академию Пендлтона – частную школу, которую Виктор-младший начал посещать после детского сада.

Школьный сад был очень красивым, несмотря на то что деревья все еще стояли голые, а прошлогодняя трава была по-зимнему рыжей. Каменные стены были увиты плющом, что делало здание похожим на колледж или университет. Маша подъехала к административному зданию и вышла из машины. Она не так хорошо знала школу, как могла бы. Хотя они с Виктором исправно присутствовали на родительских днях, с завучем Перри Ремингтоном она встречалась только два раза. Сейчас Маша надеялась, что он сможет уделить ей внимание.

Войдя в здание, она приятно удивилась, увидев секретарей на рабочих местах. Значит, несмотря на каникулы, персонал школы работает. Ремингтон находился у себя в кабинете и выразил готовность поговорить с Машей через несколько минут.

Это был высокий мужчина с густой, тщательно подстриженной бородой. Поверх роговых очков выступали кустистые брови.

– Мы всегда рады побеседовать с родителями, – сказал Ремингтон, предлагая Маше сесть. Он тоже сел, заложив ногу на ногу и держа на колене папку.

– Что вас привело к нам?

– Меня интересует, как идут дела у моего сына, – ответила Маша. – Я психиатр. Буду откровенна: меня немного волнует его поведение. Я знаю, что у него хорошие оценки, но мне интересно, как он вообще себя ведет. – Маша сделала паузу. Она не хотела намекать, что конкретно ее волнует.

Завуч откашлялся.

– Когда мне сказали, что вы ждете в приемной, я быстро просмотрел его личное дело. – Он раскрыл папку, затем поменял положение ног. – Собственно, если бы вы не заехали, мне бы пришлось вам звонить. Учителя мальчика тоже обеспокоены. Похоже, у вашего сына проблемы со вниманием, несмотря на его отличные оценки. Они говорят, что он или спит на уроках, или пребывает в своем собственном мире. Хотя когда его спрашивают, он дает правильные ответы.

– Тогда почему это беспокоит учителей?

– Полагаю, из-за драк.

– Драк! Мне никто ничего не говорил насчет драк.

– Только в этом году уже было пять-шесть случаев.

– Почему это не довели до моего сведения? – с долей негодования спросила Маша.

– Мы не обращались к вам, потому что мальчик просил этого не делать.

– Но это смешно! Почему вы должны исполнять подобные просьбы?

– Минутку, доктор Фрэнк. В каждом случае было очевидно, что вашего сына спровоцировали и ему пришлось использовать кулаки как последнее средство защиты. В каждом случае известный задира по-детски дразнил вашего сына за его... э... уникальные способности. Это абсолютно однозначно. Ни в одном случае он не был виноват и не выступал зачинщиком. Соответственно мы сочли уместным с пониманием отнестись к его просьбе не беспокоить вас.

– Но его могли поранить, – сказала Маша, откидываясь на спинку стула.

– Это еще одна удивительная вещь. Несмотря на то, что Виктор не занимается спортом, он превосходно умеет постоять за себя. Одному из драчунов пришлось ретироваться с разбитым носом.

– Похоже, за эти дни я узнала о своем сыне много нового, – сказала Маша. – А у него есть друзья?

– Он предпочитает быть сам по себе. Фактически он не общается с другими учениками. В отношениях не присутствует враждебности. Просто он «идет своим путем».

Эти слова были неприятны Маше. Она надеялась, что в школе Виктор был общительнее, чем дома.

– Вы можете сказать о нем, что он счастливый ребенок? – спросила она.

– Сложный вопрос. Я не думаю, что он несчастлив. Но он никогда не выражает свои эмоции.

Маша нахмурилась. Шизоидные черты. Картина не улучшалась, а становилась хуже.

– Один из наших преподавателей математики, Раймонд Кавендиш, особенно заинтересовался Виктором. Он сделал все, что мог, чтобы проникнуть в ту сферу, которую он называл «внутренним миром мальчика».

Маша подалась вперед.

– Действительно? И ему это удалось?

– К сожалению, нет. Но вот почему я об этом заговорил. Кавендиш хотел вовлечь его во внешкольные занятия, в частности в спорт. Виктор особо не проявлял интереса, хотя у него безусловный талант в баскетболе и футболе. Но я согласен с Кавендишем:

Виктору надо развивать интересы в других сферах.

– А почему Кавендиш вообще заинтересовался моим сыном?

– Очевидно, он был удивлен его математическими способностями. Он перевел Виктора в группу для одаренных детей. Там были ученики всех классов. Каждый занимался по своей программе. Однажды, когда они со старшеклассниками разбирали задачу по алгебре, он заметил, что Виктор «мечтает». Он назвал его по имени, собираясь сделать замечание. Виктор подумал, что его спрашивают о задаче, и, ко всеобщему изумлению, предложил решение задачи по алгебре для старшего класса.

– Потрясающе! А можно поговорить с господином Кавендишем?

Ремингтон покачал головой.

– К сожалению, нет. Он умер пару лет назад.

– О, простите.

– Это была большая потеря для школы.

В разговоре возникла пауза. Маша хотела было завершить беседу, когда Ремингтон сказал:

– Если вы хотите знать мое мнение, думаю, Виктору пойдет на пользу, если он будет проводить больше времени здесь, в школе.

– Вы имеете в виду лето?

– Нет-нет, в течение учебного года. Ваш муж часто пишет записки, что его сын проводит время у него в лаборатории. Я не имею ничего против альтернативного образования, но Виктору действительно нужно быть активнее здесь, особенно на внешкольных занятиях. Я думаю...

– Одну минуту, – прервала его Маша. – Вы хотите сказать, что Виктор вместо школьных занятий бывает в лаборатории?

– Да, довольно часто.

– Это для меня новость, – призналась Маша. – Я знаю, что Виктор много времени проводит в лаборатории, но я и думать не могла, что из-за этого он пропускает уроки.

– Я бы сказал, что он в лаборатории проводит больше времени, чем в школе.

– Хорошенькое дельце!

– Если вы согласны с моим мнением, тогда вам, может быть, стоит поговорить с мужем?

– Я непременно это сделаю, – пообещала Маша, поднимаясь. – Можете не сомневаться.

~~

– Вам лучше подождать в машине, – сказал Виктор сыну и Филипу, наклоняясь вперед и разглядывая через лобовое стекло машины дом Гефардта. Это было безликое двухэтажное здание с кирпичным фасадом и ложными ставнями.

– Поверни ключ, мы хоть радио послушаем, – подал голос Виктор-младший с переднего сиденья. Филип сидел сзади.

Виктор повернул ключ. Радио снова включилось на какой-то сумасшедшей рок-музыке, на которую до этого настроился Виктор-младший. Поскольку мотор был выключен, музыка казалась еще громче.

– Я ненадолго, – сказал Виктор, вылезая из машины. На секунду он задумался о том, как пройдет разговор теперь, когда он находится на территории, принадлежавшей Гефардту. Участок был довольно большой. Густые ряды берез и кленов делали дом невидимым для соседей. С левой стороны здания виднелся эркер – вероятно, гостиная. Света в окнах не было, несмотря на то что уже начинало темнеть, но у подъезда стоял фургон «форд», поэтому Виктор решил, что кто-то из хозяев был дома.

Виктор заглянул в машину.

– Я ненадолго.

– Ты это уже сказал, – проговорил Виктор-младший, настраивая приемник.

Смущенный, Виктор только кивнул. Он направился к дому. Приближаясь к входу, он подумал, не лучше было бы поехать домой и оттуда позвонить Гефардту. Но затем он вспомнил про похищенное лабораторное оборудование, присвоение чеков умерших сотрудников и кирпич, влетевший в окно сына. Это придало ему злости и сделало его шаг более решительным. Подойдя поближе, он взглянул на кирпичный фасад и подумал, не был ли кирпич, влетевший в его окно, остатками кирпича, использованного для отделки этого дома. Осматривая эркер, Виктор еле сдержался, чтобы не запустить в него одним из камней, обрамлявших дорожку. Вдруг Виктор остановился.

Он несколько раз моргнул, как бы проверяя, не обманывает ли его зрение. Теперь, когда его отделяло от окна расстояние примерно в двадцать футов, он увидел, что оконные стекла разбиты. Из рамы торчали острые куски стекла. Как будто его мечта о возмездии мгновенно воплотилась в жизнь.

Оглянувшись на машину, в которой маячили силуэты Виктора-младшего и Филипа, Виктор едва подавил в себе желание повернуть прочь и уехать отсюда. Что-то здесь было не так. Он чувствовал это. Виктор опять посмотрел на разбитое окно, затем на ступени, ведущие к входной двери. Уж слишком тихим, слишком темным был этот дом. Но затем он подумал: а как объяснить свое поведение сыну? Сказать, что испугался? Нет, раз уж он здесь, надо сделать следующий шаг.

Поднявшись по ступенькам, Виктор заметил, что входная дверь слегка приоткрыта.

– Здравствуйте! – крикнул Виктор. – Есть кто-нибудь дома?

Он толкнул дверь и вошел внутрь.

Крик застыл у него на губах. Такого кровавого зрелища, которое предстало его глазам в гостиной Гефардта, он еще никогда не видел, хотя и работал в городской больнице Бостона. В комнате лежали в причудливых позах семь трупов. Тела были изрешечены пулями. В воздухе висел запах кордита.

По-видимому, убийца ушел совсем недавно: кровь все еще вытекала из ран. Помимо Гефардта, в комнате лежали женщина примерно его возраста, очевидно жена, пожилая чета и трое детей. Самому младшему было около пяти лет. Гефардта прострелили такое количество раз, что верхняя часть головы отсутствовала.

Проверив, нет ли у кого-либо признаков жизни, Виктор поднялся. Чувствуя головокружение, он прошел к телефону, думая про себя, что не стоит ни к чему прикасаться. В «скорую» звонить уже не имело смысла, поэтому он сразу набрал номер полиции. Ему ответили, что высылают наряд.

Виктор решил дождаться приезда полиции в машине. Он боялся, что, если еще какое-то время пробудет в доме, его вырвет.

– Нам придется пока остаться здесь, – сказал он, садясь за руль и приглушая радио. Перед глазами стояла гостиная, полная трупов. – Там, в доме, кое-что произошло, полиция уже выехала.

– А долго? – спросил Виктор-младший.

– Не знаю. Может быть, час или около того.

– Пожарные машины приедут? – с интересом спросил Филип.

Полиция прибыла на четырех патрульных машинах, вероятно, весь состав отделения города. Виктор не стал заходить внутрь, оставаясь на лестнице. Примерно через полчаса один из полицейских в штатском вышел поговорить с ним.

– Лейтенант Марк Скаддер, – представился он. – Я думаю, ваше имя и адрес уже записали?

Виктор кивнул.

– Плохо дело, – сказал Скаддер. Закурив, он бросил спичку на газон. – Похоже, какие-то разборки на почве наркотиков. К югу от Бостона такое часто случается, но здесь...

– Вы нашли наркотики? – спросил Виктор.

– Пока нет, – ответил Скаддер, глубоко затягиваясь. – Но уж наверняка это не убийство на почве ревности. В этих целях такую артиллерию не используют. Наверняка стреляли два или три человека одновременно.

– Я вам сейчас еще понадоблюсь?

Скаддер отрицательно покачал головой.

– Если ваши данные записаны, вы больше не нужны.

~~

Расстроенная, Маша едва смогла сосредоточиться на пациентах. От нее потребовалось все ее терпение, чтобы выразить интерес к последней на этот день двадцатилетней пациентке с пограничными расстройствами личности. Как только девушка вышла, Маша схватила сумочку и кинулась к машине, впервые отложив разбор почты до следующего дня.

По пути домой она все время мысленно возвращалась к разговору с Ремингтоном. Либо Виктор ей лгал, скрывая, сколько времени на самом деле мальчик проводит в лаборатории, либо Виктор-младший подделывал объяснительные записки. Оба варианта были одинаково неприятны. Маша поняла, что не стоит даже и начинать разбираться в своих чувствах к Виктору, пока она не выяснит, насколько пострадал Виктор-младший от его эксперимента. Обнаружившиеся прогулы Виктора-младшего еще больше разволновали ее. Это было классическим проявлением расстройства поведения, которое впоследствии могло выразиться в формировании антисоциальной личности.

Маша свернула на подъездную дорогу, резко нажав педаль газа на небольшом подъеме. Уже почти стемнело, ближний свет в машине был включен. Она объехала вокруг дома и потянулась было за пультом дистанционного открывателя гаража, как вдруг в свете фар что-то заметила па двери. Она не могла разглядеть, что это было: свет фар отражался от металлической двери гаража и слепил ее. Заслонив глаза рукой. Маша вышла из машины и подошла поближе. Щурясь, она взглянула на предмет, похожий на набитый тряпьем мешок.

– Господи! – вскрикнула она, когда смогла разглядеть, что это было. Подавив приступ тошноты, она осмелилась взглянуть еще раз. К двери, как будто распятая, была прибита гвоздями задушенная кошка.

Стараясь не смотреть в вылезшие глаза и на свесившийся язык животного, она прочитала записку, привязанную к хвосту: «Лучше бы тебе действовать правильно».

Оставив машину на том месте, где она была, выключив свет и двигатель. Маша поспешила в дом. Сотрясаясь от отвращения, злобы и страха, она сняла пальто и вошла в комнату. Увидев их домработницу Рамону, прибиравшую гостиную. Маша спросила у нее, не слыхала ли та какого-либо шума.

– Я слышала какие-то удары около полудня, – ответила Рамона, – и открыла входную дверь посмотреть, но никого не было.

– Может быть, какая-нибудь машина или грузовик?

– Нет.

Оставив Рамону, Маша пошла звонить Виктору, но ей ответили, что он уже уехал. Она хотела позвонить в полицию, но решила подождать приезда мужа.

Налив себе стакан вина, она собралась было сделать глоток, как увидела огни подъехавшей машины.

– Черт побери! – выругался Виктор, обнаружив, что машина жены загораживает въезд в гараж. – Ну почему твоя мать это делает? Неужели трудно поставить тачку на свою сторону гаража?

Обогнув дом и подъехав к задней двери, Виктор выключил свет и заглушил двигатель. После событий с Гефардтом нервы его были на пределе. Виктор-младший и Филип не знали, что произошло в доме Гефардтов, но не стали спрашивать объяснений своего столь долгого там пребывания.

Виктор медленно вылез из машины и вслед за своими пассажирами прошел в дом. К тому времени как он закрыл за собой дверь, Виктор уже понял, что Маша очередной раз пребывала не в настроении. Это было ясно по ее тону, по тому, как она скомандовала сыну и Филипу снять обувь, идти наверх и мыть руки перед ужином.

Виктор повесил пальто и вошел в кухню.

– А, это ты, – приветствовала его Маша. – Я полагаю, ты не видел маленького подарка на двери гаража?

– О чем ты говоришь? – спросил Виктор ей в тон.

– Как ты мог этого не заметить – непонятно, – сказала Маша, ставя свой стакан. Она хлопнула по выключателю – на улице зажегся свет. – Иди за мной.

Какое-то мгновение Виктор колебался, затем последовал за ней. Пройдя через гостиную, она вышла через заднюю дверь.

– Маша! – позвал Виктор, пытаясь догнать ее.

Она остановилась перед машиной. Виктор подошел и встал рядом.

– Что ты... – начал он. Слова замерли у него на языке, когда он увидел Кису, распятую на двери гаража.

Маша стояла, уперев руки в бока, глядя не на Кису, а на Виктора.

– Я думала, тебе интересно будет увидеть, как хорошо ты дал понять этим людям, с которыми у тебя проблемы.

Виктор отвернулся. Он не мог смотреть на мертвое, замученное животное, но не мог и взглянуть в лицо жене.

– Я хочу знать, что ты собираешься сделать, чтобы это наконец прекратилось. И не думай, что мне достаточно будет твоего «я все улажу». Я хочу, чтобы здесь и сейчас ты мне сказал, какие действия ты собираешься предпринять. Я уже больше не могу это выносить... – ее голос сломался.

Виктор и сам не был уверен, сколько еще он сможет это вынести. Маша разговаривала с ним так, как будто он был во всем виноват, как будто это он навлек на них все это. Может быть, и да. Но черт его побери, если он знал, кто за этим стоит. Он был растерян не меньше, чем Маша.

Виктор медленно повернулся к двери и только тогда заметил записку. Он уже не знал – то ли ему злиться, то ли плюнуть на все это. Какой подонок это сделал? Если Гефардт, то он их уже не будет больше тревожить.

– Началось с телефонного звонка, потом разбитое окно, теперь убитая кошка. Что дальше? – спросила Маша.

– Мы позвоним в полицию.

– Да, они здорово помогли в прошлый раз.

– Я не понимаю, чего ты хочешь от меня, – сказал Виктор, к которому постепенно возвращалось самообладание. – Я действительно обзвонил тех людей, которые могли быть причастны к этому. Кстати, список подозреваемых теперь сократился до двух.

– То есть?

– Сегодня по пути домой я заехал к Джорджу Гефардту. И он...

– Ой! – раздался внезапно вскрик Виктора-младшего. В голосе звучало омерзение.

Виктор и Маша не ожидали появления сына. Маша надеялась избавить его от этого зрелища. Она быстро встала между сыном и дверью, чтобы загородить несчастное животное.

– Вы посмотрите на ее язык, – сказал Виктор-младший, заглядывая через плечо Маши.

– Ну-ка быстро в дом! – скомандовала Маша, пытаясь загнать его внутрь. Этого она Виктору никогда не простит. Но Виктору-младшему, похоже, очень хотелось еще раз взглянуть. Маша почувствовала, что это был нездоровый интерес, почти патологическая реакция. Она видела, что он ничуть не расстроился. Это было еще одним шизоидным симптомом.

– Виктор-младший! – резко сказала она. Сейчас же иди в дом.

– Как ты думаешь, когда Кису приколачивали гвоздями, она уже была мертвая? – пытаясь еще раз взглянуть на кошку, абсолютно спокойно спрашивал Виктор-младший, пока Маша подталкивала его к двери.

Войдя в дом, Виктор направился к телефону, а Маша стала о чем-то разговаривать с сыном. Виктор набрал номер отделения полиции Норт-Андровера. Дежурный пообещал, что наряд будет выслан немедленно.

Повесив трубку, он вернулся в комнату. Виктор-младший поднимался по лестнице, перешагивая через две ступеньки. Маша сидела на диване, сердито сложив руки. Было совершенно ясно: то, что их сын увидел несчастную кошку, расстроило ее еще больше.

– Я найму на какое-то время службу безопасности, пока мы не выясним это дело до конца, – сказал Виктор. – Они будут наблюдать за домом в ночное время.

– Это надо было сделать сразу, – процедила Маша.

Виктор пожал плечами. Внезапно почувствовав сильную усталость, он сел на диван.

– Ты знаешь, что ответил мне Виктор-младший, когда я спросила его о том, что он чувствует? Он сказал, что мы можем купить другую кошку.

– Ну что ж, ответ разумный. По крайней мере, он способен рассуждать здраво.

– Виктор, но ведь эта кошка была его, она прожила у нас много лет. Можно было бы ожидать, что он будет поэмоциональнее, хотя бы расстроится, – Маша сглотнула комок, подступивший к горлу. – Мне кажется, это холодная, отстраненная реакция. – Она надеялась, что ей удастся взять себя в руки, говоря о сыне, но, как она ни пыталась удержать слезы, они так и брызнули из ее глаз.

Виктор опять пожал плечами. Он не хотел еще одной лекции по психологии. С мальчиком было все в порядке.

– Несоответствующие эмоции – плохой признак, – удалось все-таки сказать Маше сквозь слезы. Она надеялась, что хоть с этим он согласится. Но Виктор ничего не ответил.

– Как ты считаешь? – спросила Маша.

– Честно говоря, у меня сейчас голова занята другим. Я начал тебе рассказывать – до того, как подошел Виктор-младший – о Гефардте. По пути домой я заехал к нему – ты даже не можешь себе представить, что я увидел. Гефардт и вся его семья были сегодня убиты. Расстреляны из автомата среди бела дня. Это была бойня. – Он пробежал пальцами по волосам. – Я вызвал полицию.

– Какой ужас! Боже мой, да что происходит? – Маша посмотрела на Виктора. В конце концов этого человека она любила долгие годы, это был ее муж. – Ты как, с тобой все в порядке?

– Да, нормально, – ответил Виктор, однако убежденности в голосе не слышалось.

– Виктор-младший был с тобой?

– В машине.

– Он что-нибудь видел?

Виктор отрицательно покачал головой.

– Слава Богу, – сказала Маша. – У полиции есть какие-нибудь предположения о мотивах?

– Они считают, что это связано с наркотиками.

– Как это ужасно! – Маша все еще не могла прийти в себя. – Тебе дать выпить? Стакан вина?

– Я думаю, что-нибудь покрепче, немного виски.

– Посиди.

Подойдя к бару. Маша налила виски. Может быть, она давит на мужа, но ей нужно, чтобы он действительно задумался о сыне. Она решила вернуть разговор в прежнее русло. Подав стакан Виктору, она начала разговор.

– У меня самой сегодня неприятный день – не такой, как у тебя, конечно. Я была в школе, разговаривала с завучем.

Виктор отпил виски.

Маша сообщила о своей беседе с Ремингтоном, закончив свой рассказ вопросом о том, почему Виктор не обсудил с ней, стоит ли разрешать Виктору-младшему пропускать школу.

– Я никогда не разрешал ему пропускать школу, – сказал Виктор.

– Разве ты не писал объяснительные записки о том, что вместо школы он будет работать у тебя в лаборатории?

– Конечно нет.

– Этого я и боялась. По-моему, у нас действительно проблемы. Такие прогулы – это плохой симптом.

– Я видел, что он много времени проводит в лаборатории. Когда я его об этом спросил, он ответил, что в школе ему сказали набираться практических знаний. Поскольку оценки у него были отличные, я больше не задавал вопросов.

– Полин Сполдинг тоже сказала мне, что он большую часть времени проводил в твоей лаборатории. Во всяком случае, после того как упал показатель его умственного развития.

– Он всегда проводил много времени в лаборатории, – согласился Виктор.

– Что он там делает?

– Много чего. Он начал какие-то опыты по химии, работает с микроскопом, играет в компьютерные игры, которые я для него записал. Не знаю. Он просто там вертится. Все его знают. Его любят. Он всегда умел самостоятельно развлекаться.

Зазвенел дверной звонок. Маша и Виктор впустили прибывший наряд полиции.

– Сержант Серулло, – представился один из полицейских. У него были мелкие черты, как бы собранные вместе в центре его пухлого лица. – А это патрульный Худ. Жаль вашу кошку. Мы старались получше наблюдать за вашим домом, после того как Уиддикомб сюда выезжал, но это трудно – вы живете далеко от дороги.

Сержант Серулло вытащил блокнот и карандаш точно так же, как это делал Уиддикомб во вторник вечером. Виктор повел обоих к гаражу. Худ сделал несколько фотографий Кисы, затем полицейские осмотрели прилегающую местность. Виктор был благодарен за их предложение снять кошку с двери. Они даже помогли выкопать могилу около берез.

По пути в дом Виктор спросил их, не могут ли они порекомендовать кого-нибудь, к кому можно обратиться по поводу службы безопасности. Они назвали ему пару местных фирм.

– Раз уж мы начали говорить об именах, – проговорил сержант Серулло, – у вас есть какие-нибудь подозрения? Кто мог сотворить это с вашей кошкой?

– На ум приходят два человека, – сказал Виктор. – Шарон Карвер и Уилльям Херст.

Серулло тщательно записал имена. Виктор не стал упоминать Гефардта. Он также ничего не сказал о Рональде Бикмане. Это никак не могло быть делом его рук.

Проводив полицию, Виктор позвонил в обе рекомендованные ему фирмы. Там, видимо, уже закончили работу. Он записал на автоответчик свое имя и рабочий телефон.

– Я хочу, чтобы мы оба поговорили с Виктором, – сказала Маша.

По ее тону Виктор понял, что жену уже не остановить. Он кивнул и пошел за ней по лестнице. Дверь в комнату сына была приоткрыта, и они вошли без стука.

Виктор-младший захлопнул альбом с марками и поставил тяжелый том на полку над письменным столом.

Он смотрел на них выжидательно, почти виновато, как будто его застали за каким-то зазорным занятием, а не за невинным раскладыванием марок.

– Нам надо с тобой поговорить, – начала Маша.

– Хорошо, – согласился Виктор-младший. – О чем?

Неожиданно Маша увидела в нем обычного десятилетнего мальчишку. Он выглядел таким беззащитным, что ей пришлось сдержаться, чтобы не обнять его. Но сейчас надо было проявить твердость.

– Сегодня я была в школе и беседовала с завучем. Он сказал, что ты представлял объяснительные записки с просьбой отпустить тебя со школьных занятий в лабораторию «Кимеры». Это правда?

Профессиональный опыт подсказывал Маше, что Виктор сначала будет отрицать это, а когда убедится, что отрицание невозможно, попробует выкрутиться по-другому. Но Виктор не сделал ни того, ни другого.

– Да, это правда, – спокойно сказал он. – Извините мой обман. Я прошу прощения за те неприятности, которые это могло вам причинить. Я этого не хотел.

Маша почувствовала, что запал кончился. В этой ситуации она бы предпочла обычное детское отрицание. Но даже здесь поведение сына отличалось от стандартного. Она взглянула на мужа. Он поднял брови, но ничего не сказал.

– Единственным извинением мне служит то, что у меня отличные оценки в школе, – сказал Виктор-младший. – Я считал, что хорошая учеба – это моя основная обязанность.

– Предполагается, что учеба в школе требует усилий, – произнес Виктор, поняв, что Маша уже вне игры, будучи выбита из разговора абсолютным спокойствием сына. – Если тебе слишком легко дается учеба в школе, нужно переходить к следующему этапу. В конце концов, были же случаи, когда дети твоего возраста поступали в колледжи или даже их заканчивали.

– На таких детей смотрят как на ненормальных, – возразил мальчик. – Я очень многое узнал в лаборатории, значительно больше, чем в школе. Я хочу быть исследователем.

– Почему ты не пришел и не поговорил со мной об этом? – спросил Виктор.

– Я думал, что так будет проще". Я боялся, что, если я попрошу разрешения больше времени проводить в лаборатории, ты скажешь «нет».

– Даже если тебе кажется, что ты знаешь исход разговора, не следует от разговора отказываться.

Виктор-младший кивнул.

Виктор взглянул на Машу – не собиралась ли она что-нибудь сказать. Она в задумчивости покусывала щеку. Почувствовав, что муж смотрит на нее. Маша перевела взгляд на него. Он пожал плечами. Она ответила тем же.

– Ну ладно, мы еще вернемся к этому разговору, – сказал Виктор. Они с Машей вышли из комнаты и стали спускаться по лестнице.

– Что ж, – сказал Виктор, – по крайней мере, он не стал врать.

– Я не могу этого понять, – покачала головой Маша. – Я была уверена, что он начнет с отрицания.

Долив в свой стакан вина, она уселась за кухонный стол.

– Он труднопредсказуем.

– Разве это не хороший признак, что он не лгал? – спросил Виктор, облокачиваясь на стол.

– Честно говоря, нет. При данных обстоятельствах для ребенка его возраста это совершенно ненормально. Хорошо, он не лгал, но у него и намека на угрызения совести не было. Ты обратил на это внимание?

Виктор округлил глаза.

– Ты всегда чем-то недовольна. Так вот, я не считаю, что это важно. В старших классах я прогуливал довольно часто. Единственная разница в том, что меня ни разу не поймали.

– Это не одно и то же. Прогулы в старших классах являются попыткой выражения подросткового протеста, неподчинения. А он еще только в пятом классе.

– Я не думаю, что подделка нескольких объяснительных записок, особенно при отличных оценках, означает, что мальчик вырастет преступником. Он же необычайно одаренный. Он пропускает школу, чтобы работать в лаборатории. Ты так реагируешь, как будто мы узнали, что он наркоман.

– Я бы не волновалась, если бы это были только прогулы. Но у нашего сына целый комплекс черт, которые свидетельствуют о том, что не все в порядке. Я не верю. что ты не замечаешь...

Шум, донесшийся снаружи, заставил Машу замереть на полуслове.

– Что на этот раз? – вскочил Виктор.

– Похоже, это где-то рядом с гаражом.

Виктор выбежал в гостиную и выключил свет. Схватив в кладовке фонарь, он подошел к окну, выходящему во двор. Маша последовала за ним.

– Ты что-нибудь видишь? – спросила она.

– Отсюда не видно, – ответил Виктор, направляясь к двери.

– Надеюсь, ты не собираешься выходить?

– Я собираюсь выяснить, что там такое, – бросил Виктор через плечо.

– Виктор, прошу тебя, это опасно.

Не обращая внимания на ее слова, Виктор на цыпочках вышел на крыльцо. Маша следовала за ним, держась за его рубашку. Около гаражной двери слышался царапающий звук. Виктор направил туда фонарь и включил его.

В ярком луче фонаря они увидели два глаза, уставившиеся на них. Затем глаза исчезли в темноте ночи.

– Енот, – с облегчением выдохнул Виктор.

9

Пятница, утро

К тому времени как Виктор добрался до работы, он заставил себя умерить ярость, вызванную вчерашним эпизодом. Мало им волнений по поводу Виктора-младшего, так теперь добавилось еще это. Виктор понимал: для предотвращения новой атаки ему надо действовать, и действовать быстро, поскольку угрозы становились все наглее. Вчера убийство кошки. А сегодня? Завтра? Что будет дальше? Виктор содрогнулся при мысли о том, что может еще случиться.

Припарковавшись на своем обычном месте, он заглушил двигатель. Виктор-младший и Филип, сидевшие на заднем сиденье, вылезли из машины и направились к кафетерию. Виктор проводил их взглядом, размышляя, имели ли под собой почву опасения Маши насчет поведения Виктора-младшего, укладывающегося в стандарты потенциально опасных психических проявлений. Прошлым вечером, когда они ложились спать. Маша рассказала ему о том, что она узнала от Ремингтона о драках в школе. Эта новость удивила Виктора больше, чем все остальное. Это было совсем непохоже на Виктора-младшего. Ему с трудом верилось, что это правда. А если и правда, как к этому относиться? В каком-то смысле он был даже горд за сына. Разве это плохо – постоять за себя? Похоже, даже Ремингтон восхищался тем, что мальчик умел постоять за себя.

– Черт его знает, – сказал Виктор вслух, выбравшись из машины и направляясь к двери. Но он не успел войти в здание. Как будто бы из ниоткуда перед ним возник человек в форме полицейского.

– Доктор Виктор Фрэнк?

– Да.

Человек вручил Виктору пакет.

– Это для вас из канцелярии шерифа. Желаю приятного дня.

В конверте Виктор обнаружил судебную повестку. Он вызывался для ответа на приложенную жалобу. На первой странице было написано: "Шарон Карвер против Виктора Фрэнка и «Кимеры».

Дальше можно было не читать. Виктор понял, что у него в руках. Значит, Шарон осуществила свою угрозу – подать на него в суд за дискриминацию по признаку пола. Ему хотелось пустить эти бумаги по ветру. Поднимаясь по ступенькам и входя в здание, он кипел от злости.

В офисе было оживленная атмосфера. Электрическое возбуждение просто висело в воздухе. Он ощущал на себе любопытные взгляды сотрудников, слышал приглушенный шепоток за спиной. Снимая пальто у себя в кабинете, он поинтересовался у Коллин, что происходит.

– Вы стали знаменитостью, – ответила Коллин. – В «Новостях» передали, что это вы обнаружили погибшую семью Гефардтов.

– Этого мне недоставало, – вздохнул Виктор. Подойдя к своему столу, он отдал Коллин вызов к шерифу, попросив ее передать документ в юридический отдел. Затем сел за стол.

– Ну а хорошие новости есть?

– Полно. – Коллин передала Виктору листок бумаги. – Это предварительный отчет об исследованиях Херста. Они только начали, но уже обнаружили серьезные несоответствия и решили, что вам следует об этом знать.

– Ты всегда найдешь, чем меня порадовать, – сказал Виктор. Он взял отчет. Виктора не удивило сообщение Коллин, поскольку он помнил реакцию Херста на решение о проверке его научной деятельности, однако Виктор не думал, что подтасовка выявится так быстро. Он-то считал, что Херст работал тоньше, искусней.

– Что еще? – спросил Виктор, откладывая отчет в сторону.

– На следующую среду назначено заседание правления по поводу продажи акций, – сказала Коллин, вручая ему записку-напоминание, чтобы он прикрепил ее к своему календарю.

– Это как приглашение поиграть в русскую рулетку, – усмехнулся Виктор, беря записку. – Еще?

Коллин прошлась по своему списку, отмечая галочками тысячи проблем – в основном мелких, но тем не менее требовавших решения. Попутно она записывала указания Виктора. На эти обсуждения у них ушло полчаса.

– Теперь моя очередь, – сказал Виктор. – Мне не звонили из фирмы по безопасности?

Коллин покачала головой.

– Хорошо. Теперь я хочу, чтобы ты села на телефон и, используя все свое обаяние, выяснила, где вчера около девяти вечера были Рональд Бикман, Уилльям Херст и Шарон Карвер.

Коллин все записала, но продолжала стоять и ждать дальнейших указаний. Поняв, что на этом задания кончились, она вышла из кабинета.

Виктор начал просматривать груду входящих документов.

Через тридцать минут Коллин вошла в кабинет, держа перед собой блокнот. Она начала зачитывать свои записи:

– Доктор Бикман и доктор Херст находились весь день в «Кимере», правда, доктор Херст отлучался во время обеденного перерыва. В кафетерии его не видели. Никто не знает, где он был. Что касается мисс Карвер, то мне ничего не удалось выяснить.

Виктор кивнул, благодаря ее. Подняв трубку, он набрал номер одной из фирм по безопасности, «Эйбл протекшн». Ответил женский голос. Через какое-то время его соединили с мужчиной. Виктор попросил организовать наблюдение за домом с шести вечера до шести утра.

Коллин снова вернулась с листком бумаги и положила его на стол Виктору.

– Это новые данные об оборудовании, которое исчезло стараниями Гефардта.

Виктор просмотрел список: полипептидные синтезаторы, центрифуги, электронный микроскоп...

– Электронный микроскоп! – воскликнул Виктор. – Как он-то мог исчезнуть? Как ему вообще удалось все это вывезти, не говоря о том, чтобы пристроить? Желающих приобрести электронный микроскоп не так уж много.

Виктор вопросительно взглянул на Коллин. Он вспомнил фургон, припаркованный около дома Гефардта.

– Не знаю. – Единственное, что могла ответить Коллин.

– Позор. И он столько времени безнаказанно этим занимался. Вот тебе наша отчетность и наша охрана.

К одиннадцати тридцати Виктору наконец удалось улизнуть через заднюю дверь кабинета в лабораторию. Необходимость исполнять административные обязанности сегодня больше чем обычно выводила его из себя. Но, еще только входя в лабораторию, он немного успокоился. Это была моментальная, почти рефлекторная реакция. Он организовал «Кимеру» ради научных исследований, а не ради этой бумажной возни.

Виктор уже собирался войти в свой кабинет в лаборатории, когда к нему подошла одна из лаборанток.

– Вас искал Роберт, – сказала она. – Он просил вам сообщить, как только мы вас увидим.

Поблагодарив ее, Виктор стал разыскивать Граймса. Он обнаружил его около установки для электрофореза.

– Доктор Фрэнк! – Роберт выглядел очень довольным. – Два из ваших образцов дали положительные результаты.

– Ты имеешь в виду... – начал Виктор.

– В крови присутствует цефалоклор.

Виктор онемел. У него перехватило дыхание. Передавая образцы Роберту, он и не думал, что там будет обнаружен цефалоклор. Он делал это больше ради проформы, как студент-медик выполняет весь набор стандартных исследований.

– Ты уверен? – с трудом произнес он.

– Так сказал Харри. А на него можно положиться. Для вас это неожиданность?

– Едва ли, – выдавил Виктор. Он уже думал о последствиях обнаруженного. Обернувшись к Роберту, он добавил: – Проверь еще раз сам.

Виктор пошел обратно к себе в комнату. В ящике его стола лежал пузырек с капсулами цефалоклора. Прихватив одну капсулу, он направился через основное помещение лаборатории в комнату, где содержались животные. Отобрав двух «умных» крыс, он отсадил их от остальных в отдельные клетки и добавил содержимое капсулы в поилки. Посмотрев, как растворился белый порошок, он прицепил поилки к клетке.

Выйдя из отдела биологического развития и поднявшись этажом выше, он направился в отделение иммунологии, где работал Хоббс.

– Я вижу, вы снова на работе. Как у вас идут дела? – спросил Виктор Хоббса.

– Я не могу полностью сконцентрироваться, – признался Хоббс. – Но мне лучше быть здесь, занимать себя чем-нибудь. Дома я схожу с ума. Шейла тоже.

– Мы рады, что вы вернулись. Я вот о чем хотел еще раз вас спросить. Могло ли такое случиться, что вашему сыну все же дали цефалоклор?

– Исключено. А почему вы спрашиваете? Вы думаете, цефалоклор мог стать причиной опухоли?

– Если он его не принимал, значит, он не мог стать причиной, – сказал Виктор, давая понять, что разговор закончен. Оставив Хоббса в некотором замешательстве, Виктор направился в бухгалтерию поговорить с Мюрреем. Он получил тот же ответ. Ни один из мальчиков не мог принимать цефалоклор.

На обратном пути в лабораторию Виктор заглянул в компьютерный центр. Увидев Луиса, он спросил его о планах на вечер.

– Мы будем наготове, – ответил Луис. – Люди из телефонной компании прибудут сюда к шести и начнут готовиться. Главное, чтобы хакер, войдя в компьютер, оставался на линии необходимое время. Постучим по деревяшке.

– Я буду в лаборатории. Если он выйдет на линию, пошлите за мной, я сразу приду.

– Само собой разумеется, доктор Фрэнк.

Виктор шел обратно в лабораторию, пытаясь привести в порядок свои мысли. Только после того как он сел за свой письменный стол, Виктор разрешил себе обдумать, что означало наличие цефалоклора в крови двух несчастных малышей. Ясно, что антибиотик был каким-то образом туда введен. Несомненно, что он запустил ген ФРН, который, ожив, дал импульс к активному размножению мозговых клеток. Ограниченный черепной коробкой, мозг мог увеличиваться в объеме только до определенного момента. Вскрытие показало, что под давлением основание мозга вошло в спинальный канал.

Виктор вздрогнул. Поскольку ни один из детей не мог получить цефалоклор случайно и поскольку оба приняли его, очевидно, в одно и то же время, оставалось признать, что обоим антибиотик дали намеренно, чтобы их убить. Виктор потер лицо, пробежал пальцами по волосам. Зачем понадобилось убивать двух необычных, сверходаренных детей? И кому?

Он едва сдерживался. Вскочив с кресла, он начал ходить по комнате. Только одно объяснение приходило в голову: какой-то недоделанный моралист-реакционер узнал о подробностях экспериментов с ФРН. В качестве возмездия, пытаясь помешать экспериментам, этот сумасшедший убил малышей.

Но если эта версия была правильной, почему не уничтожили «умных» крыс? А Виктор-младший? Кроме того, очень ограниченное число людей имеет доступ к компьютеру и в лабораторию. Виктор подумал о хакере, который стер файлы. Но как этот человек мог проникнуть в лабораторию или детский сад? И вдруг Виктор осознал, что жизни убитых малышей пересекались только в детском саду. Следовательно, только там они могли получить цефалоклор.

Виктор со злостью вспомнил угрозу Херста: «Вы не тот белый рыцарь науки, каким хотите казаться». Может быть, Херст знал о проекте ФРН и это было его рук делом?

Виктор еще быстрее заметался по комнате. Допустим, это Херст. Но логики в его действиях нет. Если Херст или кто-либо еще хотел ему отомстить, почему было не воспользоваться таким старомодным средством, как шантаж? Или газетная публикация? В этом больше смысла, чем убивать невинных детей. Нет, должно быть другое объяснение, более страшное и менее очевидное.

Виктор сел за стол, достал распечатки с результатами недавних лабораторных исследований и попытался поработать с ними. Но он не мог сконцентрироваться. Его мысли постоянно возвращались к проекту ФРН. Жаль, что нельзя обратиться в официальные инстанции со своими подозрениями – это означало бы обнародовать проект ФРН, а Виктор хорошо знал, что не может этого сделать. Это было бы равнозначно профессиональному самоубийству. Не говоря уже о крушении семейной жизни. Лучше бы он никогда не начинал этого эксперимента.

Откинувшись в кресле и заложив руки за голову, Виктор уставился в потолок. Когда снизился показатель умственного развития Виктора-младшего, Виктор и не подумал проверить его на цефалоклор. Мог ли антибиотик находиться в организме с момента рождения, вступив в действие только между двумя и четырьмя годами?

– Нет, – ответил Виктор вслух на свой вопрос. Никакие физиологические процессы не могли обусловить это явление.

Виктор подивился на многочисленные события, в которые он оказался втянутым: убийство Гефардта, намеренное устранение двух детей с генетическими изменениями, нарастающий поток угроз ему и его семье, научная недобросовестность, присвоение имущества фирмы. Могли ли эти события быть связаны между собой каким-то фантастическим, чудовищным узлом?

Виктор покачал головой. Скорее всего, совпадение этих событий по времени – просто случайность. Но мысль о том, что они могли быть связаны, не отпускала. Виктор опять подумал о сыне. Грозила ли ему опасность? Как можно оградить его от принятия цефалоклора, если чья-то злая рука собиралась подсунуть ему лекарство?

Виктор смотрел в пространство прямо перед собой. Мысль о том, что его сын находится в опасности, не давала ему покоя со среды. Правильно ли он поступил, предупредив его о Бикмане и Херсте? Он поднялся и подошел к двери. Ему вдруг стало страшно оттого, что Виктор-младший в одиночку разгуливает по «Кимере».

Выйдя из кабинета, он, как и в среду, начал спрашивать у всех, не видел ли кто Виктора-младшего. Но никто не видел ни его, ни Филипа. Виктор направился в кафетерий. Обеденный перерыв вот-вот должен был начаться, и работники кафетерия делали последние приготовления перед обеденным столпотворением. Несколько человек, которые пришли пораньше, чтобы не попасть в давку, уже обедали. Виктор пошел к менеджеру Курту Таркингтону, который руководил оформлением горячего стола.

– Я опять ищу своего сына, – сказал Виктор.

– Он еще не приходил, – покачал головой Курт. – Может быть, вам следует дать ему бипер?

– Неплохая идея. Если он придет, позвоните моему секретарю.

– Конечно.

Виктор зашел в библиотеку, находившуюся в том же здании, но там не было ни души. Выйдя из библиотеки, он стал раздумывать, куда пойти дальше: в спортцентр или в детский сад. В конце концов он направился в отдел безопасности, располагавшийся около центральных ворот.

Вытерев ноги о соломенный коврик у двери, Виктор вошел в небольшое помещение, построенное недалеко от въезда на территорию «Кимеры». Один человек следил за воротами, другой сидел за столом. На обоих были коричневые формы с нашивками «Кимера» на рукавах. Завидев Виктора, человек, сидевший за столом, вскочил.

– Доброе утро, сэр, – поздоровался охранник. На бирке было написано его имя: Шелдон Фарбер.

– Садитесь, – приветливо сказал Виктор. Шелдон сел. – У меня вопрос о процедуре выезда. Когда фургон или грузовик выезжает с территории, кто-нибудь проверяет, что внутри?

– Да, конечно. Всегда.

– А если внутри находится оборудование, вы проверяете документы?

– Конечно. Мы проверяем наряд или звоним в матчасть. Мы всегда это делаем.

– А если оборудование вывозится сотрудником «Кимеры»?

– Не имеет значения. Проверка обязательна.

– А если его вывозит один из старших управляющих?

Шелдон помялся, потом ответил:

– Ну, я полагаю, тогда немного по-другому.

– Так что, если за рулем фургона один из управляющих, вы его пропускаете?

– Ну, я не знаю, – заметно нервничая, промямлил Шелдон.

– С сегодняшнего дня я приказываю проверять все грузовики, фургоны и так далее, вне зависимости от того, кто за рулем, даже если это я. Понятно?

– Да, сэр.

– Еще вопрос. Никто из вас сегодня моего сына не видел?

– Я – нет, – ответил Шелдон. Он обратился к охраннику, следившему за воротами: – Ты Виктора-младшего не видел?

– Только когда он приехал с доктором Фрэнком.

Шелдон сделал знак рукой Виктору подождать. Включив рацию, он вызвал Хэла.

– Хэл сегодня патрулирует территорию, – объяснил он. Сквозь помехи прорвался неясный голос. Шелдон задал вопрос о мальчике.

– Я видел его утром около дамбы, – ответил Хэл сквозь шум в эфире.

Поблагодарив охрану, Виктор вышел из здания. Он был раздражен упрямством и своеволием сына. Ведь по меньшей мере пять раз он просил его держаться подальше от воды.

Поплотнее запахнув халат, Виктор направился к реке. Неплохо было бы вернуться в здание и надеть пальто, но он решил этого не делать, хотя по сравнению со вчерашним днем на улице стало немного прохладней.

С утра было ясно, но к обеду набежали облака. Северо-восточный ветер доносил запах океана. Высоко в небе кричали морские чайки.

Прямо впереди виднелась башня с копией Биг Бена. Виктор напомнил себе о том, что на заседании Правления в следующую среду надо поднять вопрос об обновлении здания и реставрации часов.

По мере приближения к реке грохот воды, падающей через водослив дамбы, становился все громче.

– Виктор, – закричал он, подойдя к реке. Но его голос терялся в шуме воды. Он пошел дальше, мимо восточной стены часовой башни, перешел реку по деревянному мосту и оказался на гранитной набережной, протянувшейся вдоль реки ниже дамбы. Он посмотрел вниз: белая вода яростно неслась к востоку – в сторону океана. Взглянув налево, он увидел пространство дамбы, перекрывавшей реку, и широкий пруд выше по течению. Вода переливалась через середину дамбы изумрудной аркой. Даже стоя на гранитной набережной, Виктор ногами чувствовал силу падающей воды. Это было внушающее благоговение свидетельство силы природы.

Оглянувшись, он крикнул так громко, насколько хватало голоса:

– Виктор!

Внезапно он оборвал крик, обнаружив, что сын стоял прямо у него за спиной. Чуть подальше находился Филип.

– А, вот ты где, – обрадовался Виктор, – а я везде тебя ищу.

– Я догадался, – кивнул Виктор-младший. – А что ты хотел?

– Я хотел... – Виктор помолчал. Он и сам не знал, что он хотел. – Чем вы занимаетесь?

– Да так, развлекаемся.

– Мне бы не хотелось, чтобы ты вот так здесь гулял, особенно около реки, – строго сказал Виктор. – И вообще, я хочу, чтобы ты сегодня побыл дома. Я попрошу водителя, он отвезет вас с Филипом домой.

– Но я не хочу домой, – заныл мальчик.

– Я тебе потом все объясню. Но сейчас ты должен вернуться домой. Это для твоего же блага.

~~

Маша открыла заднюю дверь своего кабинета, и из нее выскользнула Джойс Хендрикс. Как-то она сказала Маше, что не хочет, чтобы кто-нибудь из знакомых увидел, как она выходит из кабинета психиатра, и Маша снизошла к ее просьбе. Маша решила, что со временем попробует убедить ее, что обращение к помощи психиатра в современном обществе отнюдь не считается чем-то зазорным.

Заполнив историю болезни Хендрикс, Маша выглянула в приемную и предупредила Джин, что идет обедать. Секретарша сделала знак рукой, что поняла ее: как обычно, она с кем-то говорила по телефону.

Маша обедала с Валерией Мэддокс, коллегой по психиатрии. Маша преклонялась перед этой женщиной. Их кабинеты находились в одном здании, но эти женщины были не просто коллегами, а хорошими подругами.

– Голодная? – спросила Маша, когда Валерия открыла дверь.

– Как зверь, – выдохнула Валерия.

Валерии было далеко за пятьдесят, и ее внешность соответствовала возрасту. Она курила уже много лет, и морщины веером расходились от ее губ – обычно дети на рисунках так изображают лучи солнца.

Они спустились на лифте и пошли в здание больницы. В столовой им удалось найти свободный столик в углу, где никто не мог помешать им спокойно поговорить.

– Спасибо, что ты нашла время пообедать со мной, – сказала Маша. – Мне нужно поговорить с тобой о Викторе-младшем.

Валерия подбадривающе улыбнулась.

– Ты мне так помогла тогда, когда упал его показатель интеллектуального развития, – продолжала Маша. – Последнее время он меня волнует. Но что я могу сказать? Ведь я его мать. Я даже не могу сохранить видимость объективности ни в чем, что касается его.

– А в чем проблема?

– Я даже не уверена, есть ли проблема. Это не связано с чем-то одним, конкретным. Посмотри эти тесты.

Маша передала Валерии папку. Та внимательно просмотрела результаты.

– Не вижу ничего необычного, – сказала она. – Интересна эта кривая ценностей, но в остальном здесь ничто не вызывает беспокойства.

Маша чувствовала, что Валерия была права. Она стала объяснять. Прогулы, подделка объяснительных записок, драки в школе.

– Похоже, у Виктора-младшего много резервов, – улыбнулась Валерия. – Напомни, сколько ему лет?

– Десять. Меня также волнует то, что у него, похоже, только один друг его возраста, Ричи Блейкмор, и я еще ни разу не видела его.

– Он приводит этого мальчика домой?

– Никогда.

– Может, тебе стоит поболтать с миссис Блейкмор? Поинтересуйся у нее, насколько они близки.

– Да, наверное, это стоит сделать.

– Я бы с удовольствием поговорила с Виктором-младшим, если, конечно, он не будет против.

– Мне бы этого очень хотелось. Я действительно считаю, что не могу быть достаточно объективной, чтобы оценить его состояние. Я просто в ужас прихожу от мысли, что прямо у меня под носом в нем развиваются пороки личности.

У лифта они расстались. Маша поблагодарила Валерию за ее готовность побеседовать с сыном. Она пообещала позвонить секретарю Валерии, чтобы договориться о встрече.

– Звонил ваш муж, – сказала Джин, когда Маша вернулась к себе. – Он просил, чтобы вы обязательно перезвонили.

– Что-нибудь случилось?

– Не думаю. Он ничего не сказал, но, во всяком случае, мне не показалось, что он расстроен.

Маша забрала бумаги и вошла в свою комнату, закрыв за собой дверь. Проглядывая почту, она набрала номер Виктора. Коллин перевела звонок в лабораторию, и Виктор взял трубку.

– Что произошло? – спросила Маша. Виктор не часто звонил ей на работу.

– Все как обычно.

– У тебя уставший голос, – сказала Маша. Она хотела сказать «странный голос». Он говорил ровно, без модуляций, как человек, только что испытавший приступ гнева и теперь пытающийся успокоиться.

– В эти дни у нас много сюрпризов. – Виктор не стал вдаваться в объяснения. – Я звоню сказать, что Виктор-младший и Филип дома.

– Что-нибудь не так?

– Нет. Все нормально. Я сегодня работаю допоздна, так что вы ужинайте без меня. Да, кстати, с шести вечера до шести утра дом будет находиться под наблюдением сотрудников безопасности.

– А то, что ты допоздна будешь работать, как-то связано с угрозами?

– Может быть. Я все объясню дома.

Маша повесила трубку, но ее рука осталась на телефоне. Опять она испытала это неприятное чувство: Виктор что-то от нее скрывает, что-то, о чем она должна знать. Почему он не хочет ей рассказать? Все сильнее она ощущала свое одиночество.

~~

Когда Виктор оставался вечером в лаборатории один, там царила необычайная атмосфера спокойствия. Полная тишина, если не считать шума, возникавшего, когда он случайно задевал какой-нибудь прибор. В восемь тридцать Виктор был единственным человеком, оставшимся в лаборатории. Отделенный от комнаты животных несколькими дверьми, он не слышал, как они метались в своих клетках, как вертели свои колеса.

Виктор сидел, склонившись над полосками пленки с темными горизонтальными полосами. Каждая полоса представляла секцию молекулы ДНК, рассеченной в определенной точке. Виктор сравнивал расшифровки последовательности ДНК Дэвида. Одна из них была сделана, еще когда мальчик был жив, другая представляла структуру ДНК клеток раковой опухоли. Его поразило то, что расшифровки не совпадали полностью. Сначала Виктор заподозрил, что доктор Шриак перепутал образцы и дал ему чужие ткани. Но тогда было непонятно несомненное сходство, потому что, несмотря на различия между расшифровками, у них было очень много общего.

Выделив с помощью компьютера сходства и различия, Виктор понял, что молекулы ДНК различались только в одной части.

Еще больше запутывало дело то, что образец, который Виктор передал Роберту, содержал не только клетки опухоли, но и здоровые клетки. Всегда тщательно выполнявший любое задание, Роберт расшифровал последовательности ДНК обоих участков ткани. Сравнив ДНК здоровых тканей печени с предыдущими результатами, Виктор убедился, что они полностью совпадали.

Обнаружить раковые изменения в ДНК – это была необычная находка. Виктор не знал, радоваться ли возможности важного научного открытия или опасаться, что он обнаружит что-то еще, что он либо не сможет, либо не захочет объяснить.

Виктор начал выделять участок ДНК опухолевой ткани, отличавшийся от обычной ДНК. Если он начнет эту работу сейчас, утром Роберту будет значительно легче ее закончить.

Выйдя из основного помещения лаборатории, он прошел в комнату животных. Зажег свет, и во всех клетках сразу началась суета.

Виктор прошел к тем клеткам, в поилки которых был добавлен цефалоклор. Он был изумлен, увидев, что одна крыса уже умерла, а вторая находилась в полукоматозном состоянии.

Виктор отнес мертвую крысу в секционную комнату и произвел нечто вроде вскрытия. Когда он распилил череп, мозг выскочил оттуда, как будто его изнутри накачали воздухом.

Осторожно удалив часть мозга, он стал готовить его для расчленения. В этот момент зазвонил телефон.

– Доктор Фрэнк, говорит Фил Москоун. Меня попросил вам позвонить Луис Каспвич – сказать, что хакер вошел в компьютер.

– Я сейчас приду, – ответил Виктор. Он убрал мозг крысы, выключил свет и выскочил из лаборатории. Через несколько минут он уже был в компьютерном центре.

К нему подошел Луис.

– Похоже, его удастся выследить. Он уже семь минут на линии. Я только молю Бога, чтобы он еще чего-нибудь нам не наделал.

– Вы можете определить, что он сейчас просматривает?

– Он сейчас в разделе «Кадры». Сначала он очень сильно покромсал цифры, затем зашел в раздел «Закупки». Очень странно.

– Кадры? – переспросил Виктор. Ему было ясно, что это не просто шалости какого-то подростка, скорее всего, это проделки конкурентов. В сфере биотехнологии конкуренция была исключительно высока, и очень многие хотели бы потягаться с такой значительной фирмой, как «Кимера». Но если это промышленный шпионаж, то их скорее бы интересовали файлы, содержащие материалы научных исследований, но никак не «Кадры».

– Напали на след! – объявил, улыбаясь, человек с рацией.

Все присутствующие зааплодировали.

– Отлично! У нас есть номер телефона, сказал Луис. – Теперь осталось узнать имя владельца.

Человек с рацией сделал знак рукой, прислушался к тому, что ему сообщили, и сказал:

– Этот номер не публикуется в справочнике.

Несколько техников, уже отсоединивших свое оборудование, неодобрительно присвистнули.

– Так что, это значит, что они не могут узнать имя?

– Да нет, – ответил Луис. – Просто это займет немного больше времени.

Виктор оперся на зачехленный принтер и сложил руки.

– У кого есть листок бумаги? – неожиданно спросил человек с рацией. Один из техников передал ему блокнот. Он быстро записал имя, которое сообщили ему по рации.

– Большое спасибо, на этом заканчиваем. – Человек выключил рацию, сложил антенну и передал блокнот Луису.

Луис, прочитав имя и адрес, внезапно побледнел. Не говоря ни слова, он отдал блокнот Виктору. Виктор прочитал написанное. Не веря своим глазам, он перечитал еще раз. На бумаге было его имя и домашний адрес!

– Это что, шутка? – спросил он, поднимая глаза на Луиса. Затем он обвел взглядом остальных. Никто не произнес ни слова.

– Вы не могли запрограммировать ваш компьютер на регулярный автоматический выход в основной компьютер? – спросил Луис, нарушая молчание.

Виктор посмотрел на заведующего отделом компьютерного обеспечения. Он понял, что Луис пытается помочь ему в этой дурацкой ситуации. После неловкой паузы Виктор утвердительно кивнул.

– Да, такое вполне может быть.

Стараясь казаться спокойным, он поблагодарил всех присутствующих за работу и вышел из комнаты.

Покинув компьютерный центр, Виктор забрал пальто из административного здания и пошел к машине. Он пребывал в состоянии оцепенения. Предположение, что кто-то пользуется его домашним компьютером для проникновения в компьютерную систему «Кимеры», было просто абсурдным. Он знал, что телефонный номер компьютера и пароль были записаны на бумажке, прилепленной к клавиатуре. Но кто мог этим воспользоваться? Маша? Виктор-младший? Уборщица? Скорее всего, здесь была какая-то ошибка. Не мог ли хакер схитрить и перевести след на компьютер Виктора? Надо будет спросить Луиса, возможно ли такое. Это было единственное разумное объяснение.

~~

Маша услышала шум подъезжающей машины еще до того, как увидела свет фар. Она сидела у себя в кабинете, тщетно пытаясь углубиться в научные журналы, которые она регулярно складывала на свой рабочий стол. Подойдя к окну, она увидела силуэты голых деревьев вдоль дороги, выхваченных из темноты светом фар. Показалась машина Виктора, потом, завернув за угол дома, исчезла. Клацнула автоматическая дверь гаража.

Маша села на диван, обитый тканью в цветочек, и обвела глазами свой кабинет. В бледных, пастельных тонах обои, блекло-розовый ковер, белая мебель. Когда-то эта комната была для нее тихой, спокойной гаванью – но не в последнее время. Похоже, ничто не могло успокоить ее постоянно растущее волнение о будущем. Немного помогла беседа с Валерией, но ненадолго.

В кабинет проникли звуки телевизора из гостиной. Виктор-младший с Филипом смотрели взятый напрокат фильм ужасов. Душераздирающие крики, периодически вырывавшиеся из динамика телевизора, не способствовали улучшению настроения. Она плотно закрыла дверь, но дикие вопли все равно были слышны.

Она услышала, как хлопнула задняя дверь, затем приглушенные голоса в гостиной и наконец стук в ее комнату.

Войдя в комнату, Виктор небрежно поцеловал жену. Его усталый вид соответствовал его голосу, которым он говорил с ней вечером по телефону. На лбу, между бровями, залегла складка.

– Ты видела охрану на улице? – спросил он.

– Да, и я чувствую себя значительно спокойнее. Ты поел?

– Нет. Не хочется.

– Я приготовлю яичницу. Может быть, гренки?

– Спасибо. Я думаю поплавать в бассейне, а потом залезу под душ. Может быть, это снимет усталость.

– Что-нибудь не так?

– Не больше чем обычно, – уклончиво ответил Виктор. Он вышел, оставив дверь открытой. Зловещая музыка из фильма опять проникла в комнату. Маша, стараясь не обращать на нее внимания, попыталась углубиться в чтение, но резкий крик заставил ее подпрыгнуть. Сдавшись, она дотянулась до двери и захлопнула ее.

Через полчаса Виктор появился снова. Теперь он выглядел значительно лучше.

– Пожалуй, я воспользуюсь твоим предложением поесть.

На кухне Маша занялась готовкой, а Виктор стал накрывать на стол. Из гостиной продолжал доноситься поток душераздирающих криков. Маша попросила Виктора закрыть дверь.

– Что за фильм они там смотрят? – спросил Виктор.

– "Полный кошмар".

Виктор покачал головой.

– Дети и их любимые фильмы ужасов.

Маша налила себе чаю и, когда Виктор уселся ужинать, села напротив.

– Я хочу кое-что с тобой обсудить, – сказала она.

– Да?

Маша рассказала об обеде с Валерией Мэддокс, упомянув о ее предложении побеседовать с мальчиком.

– Что ты об этом думаешь?

Вытерев рот салфеткой, Виктор ответил:

– Вопросы этого типа требуют скорее твоих профессиональных знаний. Я соглашусь со всем, что ты сочтешь необходимым.

– Хорошо. Я считаю, что это нужно. Теперь остается только убедить Виктора-младшего.

– Ну что ж, удачи тебе.

Они помолчали. Виктор доел яичницу с гренками. Чуть помедлив, он спросил:

– Ты сегодня вечером не работала на компьютере?

– Нет, а что?

– Когда я был наверху, я заметил, что принтер горячий. А Виктор-младший? Он пользовался?

– Не знаю.

Виктор резко откинулся на спинку стула. Маша всегда боялась, что он перевернется и ударится головой о кафельный пол.

– У меня сегодня был интересный вечер в компьютерном центре «Кимеры», – произнес Виктор, покачиваясь на стуле. Он рассказал ей обо всем, что произошло, включая и то, что вхождение в компьютер было произведено из их дома.

Маша неожиданно рассмеялась. Впрочем, она сразу же извинилась:

– Извини. Я просто представила себе эту картину: все с напряжением ждут, и вдруг неожиданно твое имя.

– Это было не смешно. И я собираюсь серьезно поговорить об этом с Виктором-младшим. Как бы весело это ни звучало, скорее всего это он вошел в основную программу «Кимеры».

– Ты собираешься так же серьезно с ним говорить, как по поводу подделки объяснительных записок? – поддела его Маша.

– Посмотрим, – ответил Виктор с явным раздражением.

Маша перегнулась через стол и взяла Виктора за руку.

– Я просто поддразниваю тебя, – сказала она. – Но если серьезно, мне бы не хотелось, чтобы ты припирал его к стенке или попрекал. Боюсь, у него есть некоторые черты, о которых мы не знаем. Именно поэтому я и хочу, чтобы он поговорил с Валерией.

Виктор кивнул, затем высвободил руку. Открыв дверь в гостиную, он позвал сына:

– Виктор, не мог бы ты зайти на минуту? Мне надо поговорить с тобой.

Маша слышала, как мальчик заныл, но отец настаивал. Звук телевизора прекратился. На пороге появился Виктор-младший. Он поочередно смотрел на родителей. Такой напряженный взгляд обычно появляется у людей после длительного сидения у телевизора.

– Присядь, – попросил Виктор.

Мальчик послушно сел за стол слева от Маши, всем своим видом показывая скуку. Виктор сел напротив них. Он сразу перешел к делу:

– Ты сегодня вечером включал наш компьютер?

– Да.

Маша внимательно наблюдала за происходящим. Виктор-младший вызывающе уставился на отца. Виктор-старший явно колебался, прежде чем задать следующий вопрос. Он отвел глаза. Повисла пауза. Затем Виктор продолжил:

– Ты входил в основной компьютер «Кимеры»?

– Да, – без тени колебания ответил Виктор-младший.

– Зачем? – интонация Виктора изменилась: обвинительный тон исчез, в голосе почувствовалось смущение. Маша вспомнила о собственной растерянности, когда Виктор-младший сразу же признался в своих прогулах.

– Добавочная память делает некоторые из компьютерных игр более захватывающими, – заявил мальчик.

Маша увидела, как Виктор округлил глаза:

– Ты хочешь сказать, что используешь гигантскую память нашего компьютера, чтобы играть в «Пэкмэн» и подобные игры?

– Но это то же самое, как если бы я делал это в лаборатории, – ответил мальчик.

– Да, наверное, – неопределенно проговорил Виктор. – Кто научил тебя пользоваться модемом?

– Ты сам.

– Я этого не помню... – начал было Виктор, но затем осекся. – Но это было семь лет назад.

– Может быть. – Виктор-младший пожал плечами. – Но метод за это время не изменился.

– Ты входишь в компьютер фирмы каждую пятницу?

– Обычно да, – ответил мальчик. – Я играю в игры, потом просматриваю файлы, в основном «Кадры» и «Закупки», иногда исследовательские файлы, но их труднее раскрывать.

– Но зачем?

– Просто я хочу знать как можно больше о фирме. Я хочу когда-нибудь руководить ею, как ты. Ты всегда одобрял мою работу на компьютере. Я больше не буду этого делать, если ты не хочешь.

– Я думаю, что лучше тебе больше им не пользоваться.

– Хорошо, – ответил Виктор-младший. – Мне можно вернуться к фильму?

– Конечно, – кивнул отец.

Мальчик встал из-за стола и исчез в дверях. Тут же возобновились ужасные вопли из телевизора.

Маша посмотрела на Виктора. Тот только пожал плечами. В этот момент раздался звонок.

– Извините, что так поздно вас беспокоим, – сказал сержант Серулло, когда Виктор открыл входную дверь. – Это сержант Демпси из полиции Лоуренса. – Из-за спины сержанта вышел второй полицейский и приложил руку к козырьку. У него были ярко-рыжие волосы и веснушки на лице.

– У нас есть для вас кое-какая информация, и мы хотим задать несколько вопросов, – добавил Серулло.

Виктор пригласил их в дом. Войдя, они сняли фуражки.

– Может быть, кофе или чай? – предложила Маша.

– Нет, спасибо, – отказался Серулло. – Мы просто сообщим вам кое-что и уедем. Видите ли, полиция Норт-Андовера в хороших отношениях с ребятами из полиции Лоуренса – мы соседи и так далее. Мы постоянно с ними поддерживаем связь. Короче говоря, они сейчас расследуют дело о групповом убийстве Гефардтов, то, что обнаружил доктор Фрэнк. Так вот, в доме Гефардтов они нашли черновики записок, привязанных к вашей кошке и к тому кирпичу. Мы решили, что вам надо об этом знать.

– Да, пожалуй, – согласился Виктор, испытывая некоторое облегчение.

Демпси откашлялся.

– У нас также есть заключение баллистической экспертизы. Оружие, которым убили Гефардтов, – то самое, которое использовалось южноамериканскими наркогруппировками. Эти сведения мы получили из Бостона. Там, в Бостоне, очень заинтересовались, как связано это событие с наркобизнесом. У них есть некоторые основания предполагать, что здесь происходят какие-то крупные события. Поскольку Гефардт работал у вас, они хотели кое-что узнать. Есть ли у вас какие-нибудь данные о том, что он был связан с наркобизнесом? Может быть, какие-то предположения на этот счет?

– Абсолютно никаких, – ответил Виктор. – Я думаю, вы знаете, что в отношении него велось следствие о присвоении денег?

– Да, мы это выяснили, – кивнул Демпси. – Вы уверены, что больше ничего не можете сообщить нам? В Бостоне их интересуют любые сведения о нем.

– Мы также подозреваем, что он крал лабораторное оборудование, – продолжал Виктор. – Это расследование началось незадолго до его убийства. Но кражи – это одно. Что касается наркотиков, мне никогда не приходило в голову, что он как-то может быть с этим связан.

– Если вы что-нибудь вспомните, сразу же позвоните нам. Нам меньше всего нужно, чтобы здесь разразилась война наркогрупп.

Полицейские ушли. Закрыв за ними дверь, Виктор привалился к ней и взглянул на Машу.

– Ну что ж, одна проблема решена, – проговорил он. – Теперь мы хотя бы знаем, кто нам угрожал. Еще приятнее то, что этого больше не повторится.

– Хорошо, что они заглянули сообщить, чтобы мы больше не волновались, – сказала Маша. – Может быть, мы можем отослать охранника домой?

– Я утром позвоню в фирму. Все равно придется за него платить.

~~

Виктор вскочил так резко, что с Маши сползло одеяло. И она проснулась.

– Что случилось? – обеспокоенно спросила она.

– Не знаю, мне показалось, что кто-то звонит в дверь.

Они прислушались. Слышны были только шум ветра за окном и барабанная дробь дождя по крыше.

Маша потянулась к тумбочке и повернула к себе будильник.

– Четверть шестого, – пробормотала она, откидываясь на подушку и натягивая одеяло. – Ты уверен, что тебе это не приснилось?

Именно в этот момент раздался резкий звонок в дверь.

– Все-таки это был звонок! – сказал Виктор, выпрыгивая из постели. – Я знал, что мне это не приснилось. – Он торопливо натянул халат, но просунул руку не в тот рукав. Маша включила свет.

– Кто это может быть? Опять полиция?

Виктор наконец надел халат и завязал пояс.

– Сейчас узнаем, – бросил он, выходя в холл, и торопливо начал спускаться по лестнице.

Минуту поколебавшись, Маша вылезла из постели. Надев халат и шлепанцы, она тоже спустилась вниз. В прихожей стояли мужчина и женщина. У их ног образовались небольшие лужицы воды, на лицах были капли дождя. В руках у женщины был баллончик с краской. Мужчина крепко держал женщину за руку.

– Маша! – позвал Виктор, не отрывая взгляда от вошедших. – По-моему, надо вызвать полицию.

Маша подошла к Виктору, на ходу запахивая халат. Она посмотрела на вошедших. На мужчине был водонепроницаемый капюшон, откинутый назад, и промокшая насквозь «аляска».

– Это мистер Питер Норуэлл, – представил его Виктор. – Он из «Эйбл протекшн».

– Добрый вечер, – сказал Питер.

– А это Шарон Карвер. – Виктор показал рукой в сторону женщины. – Бывшая сотрудница «Кимеры», подавшая на нас в суд жалобу о дискриминации по признаку пола.

– Она собиралась покрасить дверь вашего гаража, – пояснил Питер. – Я подождал, пока она начнет, чтобы нам было что предъявить полиции, кроме пребывания на чужой территории.

Чувствуя неловкость по отношению к женщине, Маша поспешила к телефону. Дежурный андоверской полиции ответил, что высылает наряд.

В ожидании полиции все проследовали в кухню, и Маша приготовила чай. Не успели они отпить и несколько глотков, как в дверь позвонили. Виктор открыл. На пороге стояли Уиддикомб и О'Коннор.

– Да, вы нам расслабиться не даете, – с улыбкой сказал Уиддикомб. Войдя внутрь, они сняли свои мокрые пальто.

Питер Норуэлл привел с кухни Шарон Карвер.

– Значит, эта юная леди? – сказал Уиддикомб, доставая наручники.

– Ради Бога, не надо надевать мне наручники, – взмолилась Шарон.

– Извините, мисс. Это формальность.

Через несколько минут все было закончено. Полиция с задержанной уехала.

– Допейте чай, – пригласила Маша Питера, стоявшего в фойе.

– Спасибо, я уже допил. Спокойной ночи. – Питер вышел из дома, захлопнув за собой дверь. Виктор задвинул засов и вернулся в комнату.

Маша посмотрела на него, улыбнулась и покачала головой.

– Если бы я прочитала это в книге, я бы не поверила, – сказала она.

– Хорошо, что мы оставили на ночь охрану, – ответил Виктор. Затем, протянув руку, добавил: – Пошли. Можем поспать еще пару часов.

Но заснуть не удавалось. Он лежал еще около часа, прислушиваясь к урагану, бушующему за окном. Ветер бросал в окно струи дождя, заставляя Виктора вздрагивать при каждом стуке. Он не мог выбросить из головы мысли о расшифровке последовательности ДНК тканей печени Дэвида, о цефалоклоре, обнаруженном в крови умерших детей.

– Маша, – прошептал он, желая проверить, заснула ли жена. Он позвал ее еще раз, но она не отвечала. Виктор выскользнул из кровати, надел халат и через холл прошел в кабинет.

Сев за стол, он загрузил компьютер. Через модем вошел в основной компьютер «Кимеры», снова открывая для себя всю простоту этой операции. Интересно, а не мог ли он записать файлы Хоббса и Мюррея на жесткий диск своего компьютера? Чтобы проверить, он вызвал директорию жесткого диска. Файлов не было. На диске вообще было записано очень мало файлов, если не считать программные. Уже собираясь выключить компьютер, он вдруг заметил, что свободной памяти почти не осталось.

Виктор в задумчивости почесал голову. Непонятно. Объем жесткого диска позволял записать просто неимоверное количество информации. Он попытался получить ответ на этот вопрос у компьютера, но тот был явно не расположен к сотрудничеству. В конце концов, обозлившись, он выключил упрямую машину.

Он подумал, не попробовать ли еще раз заснуть, но, взглянув на часы, обнаружил, что можно уже не ложиться: часы показывали начало восьмого. Не возвращаясь в спальню, он спустился в кухню, чтобы приготовить кофе и завтрак.

На лестнице Виктор вдруг вспомнил, что не спросил сына о пропавших файлах Хоббса и Мюррея. Надо будет не забыть сделать это. Одно дело совать нос в файлы, другое – их стирать.

Войдя в кухню, Виктор понял, что еще его беспокоило: безопасность сына, особенно в «Кимере». Филип неплохо присматривал за мальчиком, но на большее рассчитывать не приходилось. Он решил еще раз обратиться в «Эйбл протекшн», тем более что они неплохо поработали, наблюдая за домом. У мальчика будет опытный провожатый. Конечно, дороговато, но спокойствие стоит денег. Пока он не докопается до причин гибели Хоббса и Мюррея, будет значительно спокойнее, если он будет знать, что Виктор-младший в безопасности.

Доставая кофе, Виктор подумал еще об одном. Где-то в глубине сознания у него давно уже сидела тревога, вызванная сходством смерти Дженис и Дэвида. Теперь, после того как он исследовал расшифровку последовательности ДНК опухоли Дэвида, эта мысль не давала покоя. Виктор решил приложить все усилия, чтобы выяснить истину.

10

Суббота, утро

Когда Виктор выезжал из гаража, ветер и дождь все еще продолжались. Никто из домочадцев так и не проснулся, пока он завтракал, принимал душ, брился и одевался. Оставив записку, что большую часть дня собирается провести в лаборатории, он уехал.

Но вместо лаборатории он направился в клиническую больницу Массачусетса. Оставив машину в многоэтажном гараже больницы, он прошел в отделение патологии.

По причине субботнего утра никого из штатных сотрудников не было. Ему пришлось разговаривать со стажером второго года Анжелой Ситроун.

Виктор объяснил, что хотел бы получить опухолевую ткань пациента, который находился в больнице четыре года назад.

– Боюсь, это невозможно, – замялась Анжела. – Мы не храним...

Вежливо прервав ее, Виктор рассказал ей об особом характере опухоли и об уникальности заболевания.

– Тогда, может быть, образец и сохранился, – сказала она.

Труднее всего оказалось найти историю болезни Дженис Фэй, поскольку Виктор не помнил ее дня рождения. Истории болезни были систематизированы по времени рождения пациентов. Но настойчивость дала свои результаты, и Анжеле удалось разыскать и номер истории болезни, и номер протокола вскрытия. Она сообщила Виктору, что опухоль была сохранена.

– Но я не могу вам выдать образец, – после всех трудов, затраченных на поиски, заявила Анжела. – Здесь есть один из штатных сотрудников, он занимается заморозкой. Когда он закончит, мы можем попросить у него разрешения.

Виктор рассказал ей о смерти Дэвида от той же разновидности рака и объяснил, что хочет сравнить раковые клетки. Он умел убеждать людей, когда это было действительно необходимо. Уже через несколько минут он уговорил молоденькую стажерку помочь ему.

– Сколько вам нужно? – спросила она, сдавшись.

– Небольшой кусочек.

– Насколько я понимаю, от этого ничего не изменится, – сказала Анжела.

Через пятнадцать минут Виктор уже спускался в лифте, держа в руках небольшой сосуд, завернутый в бумагу. Он понимал, что мог бы и дождаться штатного сотрудника, но это бы отняло много времени. Сев в машину, он выехал с территории госпиталя и направился на север, в сторону Лоуренса.

Приехав в «Кимеру», Виктор позвонил в «Эйбл протекшн». Но в конторе никого не было, и вежливый голос опять попросил его записать имя и телефон на автоответчик. Сделав это, он отправился на поиски Роберта. Роберт был занят продолжением работы, начатой накануне Виктором: он выделял секцию ДНК раковых клеток Дэвида, которая отличалась от соответствующих секций здоровых клеток.

– Ты меня возненавидишь, – сказал Виктор, – но у меня еще кое-что для тебя. – Он вытащил образец ткани, полученный в Массачусетской больнице.

– Вы по поводу меня не беспокойтесь, – смутился Роберт. – Мне нравится эта работа. Я только хочу, чтобы вы знали, что пришлось притормозить с основными делами.

– Я понимаю. Но это задание более срочное.

Взяв ткани мозга крысы, приготовленные накануне, Виктор сделал срезы и окрасил их, после чего принялся ждать, пока они высохнут. В это время позвонили из «Эйбл протекшн». Это был тот же человек, с которым Виктор разговаривал в первый раз.

– Во-первых, я бы хотел похвалить мистера Норуэлла, – сказал Виктор. – Он очень хорошо вчера поработал.

– Спасибо за комплимент, – произнес человек.

– Во-вторых, мне нужен дополнительный охранник. Но это должен быть особый человек. Я хочу, чтобы кто-то находился рядом с моим сыном с шести утра до шести вечера. Говоря «находился рядом», я имею в виду постоянно.

– Не думаю, что здесь есть какие-то проблемы. Когда вы хотите начать?

– Как только вы сможете прислать сотрудника. Если можно, прямо сейчас. Мой сын дома.

– Нет проблем. У нас есть подходящий сотрудник, Педро Гонзалес. Я его высылаю.

Виктор повесил трубку и позвонил Маше.

– Как это тебе удалось ускользнуть, не разбудив меня? – спросила она.

– Я так и не смог заснуть после ночных событий. А Виктор-младший дома?

– Они с Филипом все еще спят.

– Я договорился насчет охранника. Он будет постоянно находиться при Викторе. Его зовут Педро Гонзалес. Он скоро приедет.

– Зачем? – Маша была удивлена.

– Чтобы быть на сто процентов уверенным, что с Виктором ничего не случится, – ответил Виктор.

– Ты мне что-то недоговариваешь, – встревоженно сказала Маша. – Я хочу знать, в чем дело.

– Просто хочу быть уверенным, что он в полной безопасности, – повторил Виктор. – Я обещаю тебе, дома поговорим об этом подробнее.

Виктор повесил трубку. Он не хотел обо всем рассказывать Маше, а уж тем более о том, что Хоббс и Мюррей были убиты преднамеренно. И что точно так же могут убить и их сына, если ему дадут цефалоклор. Он вернулся к срезам мозга крысы, которые к тому времени уже высохли, и начал рассматривать их под микроскопом. Как он и ожидал, они походили на образцы мозга Мюррея и Хоббса. Теперь у него уже не оставалось сомнений, что дети умерли от цефалоклора. Но вот как случилось, что они принимали лекарство?

Виктор опять пошел к Роберту. Они столько времени проработали вместе, что Виктор мог включиться в работу не говоря ни слова и не прося никаких пояснений от Роберта.

~~

Сварив себе вторую чашку кофе, Маша уселась за кухонный стол и взглянула в окно. Хорошо было бы сегодня не ходить на работу, но ей надо было осмотреть больничных пациентов. Она раздумывала, как ей следует отнестись к тому, что муж пригласил охранника для Виктора-младшего. С одной стороны, это пугало. Но в то же время мысль была неплохая. И все-таки она по-прежнему была уверена, что Виктор от нее что-то скрывает.

Шаги на лестнице возвестили о пробуждении Виктора-младшего и Филипа. Поздоровавшись с Машей, они занялись исследованием содержимого холодильника, достав себе молоко и чернику, чтобы добавить в кашу.

– Чем вы собираетесь сегодня заняться? – спросила Маша, когда они уселись за стол.

– Поехать в лабораторию, – ответил Виктор-младший. – А папа там?

– Там. Помнится, ты собирался в Бостон с Ричи Блейкмором.

– Не сложилось, – буркнул Виктор-младший. Он подвинул чернику поближе к Филипу.

– Плохо, – сказала Маша.

– Не имеет значения.

– Я кое о чем хочу с тобой поговорить. Вчера я беседовала с Валерией Мэддокс. Ты ее помнишь?

Виктор положил ложку в тарелку.

– Мне это не нравится. Я помню ее. Она психиатр, и ее кабинет находится этажом выше твоего. Это та женщина, у которой рот выглядит так, как будто она вот-вот кого-нибудь поцелует.

Филип громко рассмеялся – при этом каша вылетела у него изо рта. Стараясь сдержать смех, он стал вытирать рот салфеткой. Наблюдая за его гримасами, Виктор-младший тоже засмеялся.

– Это некрасиво, – рассердилась Маша. – Она очень хорошая женщина, прекрасный специалист. Мы говорили с ней о тебе.

– Тогда мне это еще больше не нравится, – сказал Виктор-младший.

– Она предложила побеседовать с тобой, и, я думаю, это неплохая идея. Может быть, два раза в неделю после школы.

– Ну мама, – заныл Виктор-младший. На его лице появилось выражение крайнего отвращения.

– Подумай. Давай вернемся к этому разговору позже. Это может тебе очень помочь.

– Я слишком занят, чтобы заниматься этой ерундой.

Услышав этот комментарий, Маша внутренне засмеялась.

– В любом случае, подумай над этим. И еще одно. Я только что разговаривала с отцом по телефону. Он говорил тебе что-нибудь насчет того, что волнуется за твою безопасность или что-то в этом роде?

– Немного. Он хотел, чтобы я осторожнее относился к Бикману и Херсту. Но я с ними и не встречаюсь.

– Видимо, он все еще волнуется. Он сказал, что пригласил человека, который будет при тебе находиться в дневное время. Его зовут Педро, он уже сюда выехал.

– Ох нет! Да у меня просто крыша поедет от этого! – пожаловался Виктор-младший.

~~

Закончив осмотр пациентов. Маша отправилась в Лоуэлл. Сверяясь с записями, набросанными на рецептурных бланках, она блуждала по узким загородным дорогам, пока не нашла дом 714 по Мэйпллиф-роуд. Это был дом в викторианском стиле, плохо ухоженный, грязновато-серого цвета с белой отделкой. Когда-то давно он был перестроен на две семьи. Семья Фэй жила на первом этаже. Маша нажала кнопку звонка.

Она позвонила заранее, из больницы, чтобы предупредить Фэев о своем визите. Несмотря на то что их дочь работала у Фрэнков одиннадцать лет. Маша видела родителей Дженис только на похоронах. Дженис умерла четыре года назад. Странное чувство испытывала Маша, стоя на крыльце ее родителей и ожидая, пока ей откроют. Близко общаясь с Дженис в течение одиннадцати лет. Маша чувствовала, что у нее в семье не все благополучно, но не имела ни малейшего представления о причинах неблагополучия. Дженис всегда избегала разговоров на эту тему.

– Пожалуйста, входите, – сказала миссис Фэй, открывая дверь. Это была седоволосая хрупкая женщина приятной наружности, немногим старше шестидесяти. Маша заметила, что женщина избегала смотреть прямо в глаза.

Изнутри дом выглядел значительно хуже, чем снаружи. Старая, потертая мебель. Особенно неприятно было то, что в доме было грязно. Мусорные корзины доверху были забиты пивными банками и оберточной бумагой из «Макдональдса». Из одного угла свисала паутина.

– Я сейчас скажу Хэрри, что вы пришли, – проговорила женщина.

Откуда-то из глубины дома доносились звуки трансляции каких-то спортивных соревнований. Маша села на самый краешек дивана. Ей не хотелось ни к чему прикасаться.

– Хорошо-хорошо, – раздался хриплый голос. – Давно пора этой странной докторше навестить вас вот все, что я могу сказать.

Обернувшись, Маша увидела входившего в комнату мужчину в майке, с большим животом. Подойдя к Маше, он протянул мозолистую руку. У него была очень короткая стрижка. На лице преобладал огромный распухший нос с красными прожилками.

– Не хотите ли пива или еще чего-нибудь?

– Нет, спасибо, – ответила Маша.

Хэрри Фэй опустился в кресло.

– Чем мы обязаны визиту? – Рыгнув, он извинился.

– Я хотела поговорить о Дженис, – ответила Маша.

– Надеюсь, она вам не рассказывала никаких сплетен обо мне, – сказал Хэрри. – Я всю свою жизнь работал не покладая рук. Я водил грузовики на шестнадцати колесах, пересекал страну во всех направлениях столько раз, что уже и счет потерял.

– Да, я понимаю, это нелегкая работа. – Маша вдруг засомневалась, стоило ли вообще приезжать сюда.

– Клянусь задницей, тяжелая, – сказал Хэрри.

– Я вот что хотела спросить, – начала Маша. Дженис когда-нибудь рассказывала вам о моих сыновьях, Дэвиде и Викторе-младшем?

– Много раз, – ответил Хэрри. – Правда, Мэри?

Мэри кивнула, но ничего не сказала.

– Она никогда не упоминала о чем-либо необычном, говоря о них? – Маше хотелось бы задать более конкретные вопросы, но она предпочитала не подсказывать ответы.

– Конечно, – ответил Хэрри. – Еще до того, как она свихнулась от всей этой церковной чепухи, она заявила нам, что Дэвида убил Виктор-младший. Она даже сказала, что пыталась вас предупредить, но вы ее не стали слушать.

– Дженис никогда не пыталась меня предупредить, – проговорила Маша, чувствуя, что начинает краснеть. – Должна вам сообщить, что мой сын Дэвид умер от рака.

– Ну Дженис-то нам совершенно другое говорила. Она сказала, что малыш был отравлен.

– Но это противоречит здравому смыслу.

– Это что значит?

Маша глубоко вздохнула и попыталась успокоиться. Она поймала себя на том, что пытается оправдать себя и свою семью перед этим человеком. И она понимала, что вовсе не за этим сюда приехала.

– Я хочу сказать, что Дэвид не мог быть отравлен. Он умер от рака, так же как и ваша дочь.

– Мы знаем только то, что нам сказали, верно, Мэри?

Мэри послушно кивнула.

– Вообще-то, – продолжал Хэрри, – она нам рассказывала, что ее тоже пытались отравить, но она об этом никому не говорила, потому что все равно ей бы никто не поверил. Она сказала, что с тех пор очень внимательно относится к тому, что ест.

Какое-то время Маша молчала. Она помнила перемены, произошедшие в Дженис. Внезапно та стала чрезмерно разборчива в пище. Маша никак не могла понять, что вызвало такую резкую перемену. Скорее всего, из-за этой мании – что ее отравили.

– Вообще-то мы не очень верили тому, что Дженис нам рассказывала, – признался Хэрри. – У нее в голове какой-то сдвиг произошел, когда она стала такой религиозной. Даже до того доходило, что она говорила нам, что ваш сын, Виктор-младший, или как его там, – воплощение зла, что он связан с дьяволом.

– Я могу вас заверить, что это не так, – отрезала Маша, поднимаясь. С нее довольно.

– Странно, что ваш сын Дэвид и наша дочь умерли от одинаковой болезни, – сказал Хэрри. Он поднялся с кресла, лицо его заметно покраснело от физических усилий, которые ему пришлось при этом прикладывать.

– Это было совпадение. Вообще-то, тогда нас это встревожило. Мы даже думали, что это как-то связано с экологией. Весь наш дом был обследован. Уверяю вас, что это было трагическое совпадение, не больше.

– Не повезло, – согласился Хэрри.

– Да. И нам не хватает Дженис так же, как не хватает нашего сына.

– Она была ничего, – кивнул Хэрри. – Очень хороший ребенок. Но много врала. И обо мне врала.

– О вас она нам ничего не рассказывала, – успокоила его Маша. После короткого рукопожатия она уехала.

~~

– Вы действительно ничего не имеете против? – спросил Виктор у Луиса Каспвича. Он позвонил Луису домой, чтобы задать несколько вопросов о твердом диске в своем домашнем компьютере.

– Я действительно ничего не имею против, – ответил Луис. – Если у вас на твердом диске не осталось места, это означает, что вся память занята уже введенной информацией. Другого объяснения нет.

– Но я проверил директорию. Там только системные файлы.

– Должны быть другие, поверьте мне.

– Мне было бы очень неприятно нарушить ваш субботний отдых, а тем более если там окажется какая-нибудь дурацкая причина.

– Послушайте, доктор Фрэнк. Я уже сказал вам, что согласен. Более того, в такой дождливый день это хорошая причина улизнуть из дома.

– Я буду очень обязан.

– Тогда скажите, как вас найти, и я к вам подъеду.

Виктор объяснил Луису, как проехать, затем вышел в основное помещение лаборатории и, сообщив Роберту, что уезжает и, скорее всего, еще вернется, спросил, в какое время тот собирается закончить работу. Роберт ответил, что жена просила быть к ужину к шести часам, так что он уедет около половины шестого.

К тому времени как Виктор добрался до дома, Луис был уже там.

– Извините, что заставил ждать, – сказал Виктор, возясь с ключами.

– Ничего страшного, – жизнерадостно ответил Луис. Отряхнув ноги, он добавил: – У вас очень красивый дом.

– Спасибо.

Виктор повел Луиса наверх, в свой кабинет.

– Вот он. – Виктор включил компьютер.

Луис быстро осмотрел компьютер, затем поставил свой портфель на стол и открыл его. Внутри, упакованный в пенопласт, лежал внушительный набор инструментов.

Усевшись за компьютер, Луис подождал, пока высветится меню. Он быстро проделал те же манипуляции, что и Виктор. Результат был тем же.

– Да, вы правы, – сказал Луис. – На винчестере места маловато осталось. – Достав из портфеля гибкий диск, он загрузил его. – К счастью, у меня с собой специальная программа, она позволяет обнаружить скрытые файлы.

– Что значит «скрытые файлы»?

Погрузившись в экран и не глядя на Виктора, Луис ответил:

– Можно так сохранить файлы, что они не выводятся ни в одну директорию.

Как по мановению волшебной палочки на экране появилась информация.

– Ну вот, – Луис отклонился в сторону, чтобы Виктору был лучше виден экран. – Это вам о чем-нибудь говорит?

Виктор посмотрел на экран.

– Да. Это сокращенные названия нуклеотидных основ молекулы ДНК.

Экран был заполнен колонками, состоящими из букв AT, ТА, ГТ и СГ.

– А – аденин, Т – пиримидин, Г – гуанин, С – цитозин, – объяснил Виктор.

Луис перешел к следующей таблице. Колонки продолжались. Он пробежал несколько страниц. Нескончаемые колонки букв.

– Что это такое? – спросил Луис.

– Должно быть, молекула ДНК или последовательность генов, – ответил Виктор. Его глаза следили за мелькающими страницами, как за пинг-понговым шариком.

– Ну что, перейдем к следующему файлу? – спросил Луис.

Виктор кивнул.

Луис что-то набрал на клавиатуре. На экране появился другой файл, похожий на предыдущий.

– Весь жесткий диск вполне может быть забит этим, – сказал Луис. – Вы не помните, как вводили эту информацию?

– Да, припоминаю, – выдавил Виктор. Он знал, что Луис умирает от любопытства: ему наверняка хочется спросить, откуда эта информация и кто тот человек, который входил в компьютер фирмы. Виктор был благодарен Луису за то, что тот держит свое любопытство под контролем.

В течение получаса Луис просматривал файлы. Картина оставалась примерно одинаковая. Это было что-то вроде картотеки молекул ДНК. Вдруг характер информации изменился.

– Ого, – сказал Луис. Он перестал нажимать клавиши. На экране были файлы с личными делами. Луис просмотрел несколько страниц. – Я их узнаю. Я их сам форматировал. Это файл «Кадры» из компьютера «Кимеры».

Луис взглянул на Виктора. Тот не проронил ни слова. Луис снова обратился к компьютеру и перешел к следующему файлу. Это было личное дело Джорджа Гефардта.

– Это точно вытянуто из нашего компьютера, – проговорил Луис. Виктор по-прежнему молчал.

Луис переходил от одного файла к другому. Всего было восемнадцать персональных файлов. Затем пошли файлы с бухгалтерской информацией, содержавшие крупноформатные таблицы.

– Эти я не узнаю, – сказал Луис. Он опять взглянул на Виктора. – А вы?

Виктор, не веря своим глазам, отрицательно покачал головой.

Луис снова посмотрел на экран.

– Откуда бы это ни взялось, здесь сведения о больших деньгах. Вообще-то информация представлена очень умно. Интересно, какую программу использовали. Я бы не возражал получить копию.

Просмотрев несколько страниц бухгалтерской информации, Луис перешел к следующему файлу. Это был портфель акций нескольких небольших компаний. Все из них являлись держателями акций «Кимеры» и вместе имели значительную долю акций фирмы.

– Что это, на ваш взгляд? – спросил Луис.

– Не имею ни малейшего представления, – ответил Виктор. Но кое о чем у него было очень даже хорошее представление. Он собирался еще раз поговорить с Виктором-младшим о пользовании компьютером. Если то, что он видел сейчас на экране, представляло собой действительные факты, а не было частью какой-то изощренной компьютерной игры, последствия могли оказаться весьма печальными. Ко всему этому добавлялся вопрос о пропавших файлах Хоббса и Мюррея.

– Теперь опять ДНК, – сказал Луис. Экран снова заполнился колонками букв. – Мне продолжать?

– Я думаю, в этом нет необходимости, – ответил Виктор. – Пожалуй, мы видели достаточно. Вы не могли бы мне оставить дискетку, которую вы использовали, чтобы войти в эти файлы? Я принесу ее на работу в понедельник.

– Конечно, – кивнул Луис. – Это всего лишь копия. Оригинал у меня дома. Можете оставить себе, если хотите.

Виктор проводил Луиса, не закрывая дверь до тех пор, пока тот не отъехал. Помахав ему рукой, Виктор захлопнул дверь. Поднявшись наверх, он удостоверился, что Виктора-младшего дома нет. Вернувшись в кабинет, он позвонил Маше на работу, но ему ответили, что она уже уехала.

Виктор повесил трубку. Он решил позвонить в «Эйбл протекшн». Может быть, они могут связаться со своим сотрудником. Если так, то Виктор сможет узнать, где находится сын.

Но в «Эйбл протекшн» опять был включен автоответчик. Виктора попросили записать имя и телефон, пообещав, что ему позвонят позже.

В течение следующего получаса Виктор мерил шагами кабинет. Он решительно не понимал, что происходит.

Зазвонил телефон. Виктор схватил трубку. Говорил сотрудник из «Эйбл протекшн». Виктор спросил его, можно ли связаться с человеком, сопровождавшим сына.

– У всех наших сотрудников есть биперы, – ответили ему.

– Я хочу знать, где находится сын.

– Я вам перезвоню.

Через пять минут телефон снова зазвонил.

– Ваш сын находится в «Кимере». Педро в настоящий момент в помещении въездной охраны, на случай если вы захотите с ним поговорить.

Поблагодарив сотрудника, Виктор пошел вниз одеваться. Через несколько минут он уже разворачивался перед домом, чтобы ехать в «Кимеру».

Спустя некоторое время он был у ворот фирмы.

Ожидая, пока охрана поднимет черно-белый полосатый шлагбаум, он в нетерпении барабанил пальцами по рулю. Но вместо того чтобы поднять шлагбаум, охранник подошел к машине и нагнулся к окну. Не пытаясь скрыть своего раздражения из-за того, что его не пропускают, Виктор опустил стекло.

– Добрый день, доктор Фрэнк, – проговорил охранник, дотрагиваясь до козырька. – Если вы ищете человека из специальной охраны, так он здесь, у нас.

– Вы имеете в виду из «Эйбл протекшн»?

– Этого я не знаю, – сказал охранник. Он выпрямился, – Эй, Педро, ты из «Эйбл протекшн»?

На пороге появился красивый молодой человек. Угольно-черные волосы, узкая полоска усов. На вид ему было около двадцати лет.

– А кто спрашивает? – поинтересовался он.

– Твой шеф здесь, доктор Фрэнк.

Педро вышел из помещения охраны и подошел к машине. Протянул руку.

– Позвольте познакомиться, доктор Фрэнк. Педро Гонзалес, «Эйбл протекшн».

Виктор пожал руку. Он был недоволен.

– Почему вы не вместе с моим сыном? – спросил он.

– Я был вместе с ним, – начал объяснять Гонзалес. – Но когда мы добрались сюда, он сказал, что на территории «Кимеры» он в безопасности и что я должен оставаться в помещении охраны.

– По-моему, у вас были совершенно четкие инструкции: постоянно находиться при мальчике.

– Да, сэр, – признал Педро, поняв, что допустил ошибку. – Больше этого не повторится. Ваш сын убедил меня. Он сказал, что это было ваше пожелание. Извините.

– Где он сейчас?

– Не знаю. Они с Филипом где-то здесь, на территории. Они отсюда не выходили, если вас именно это волнует.

– Меня не это волнует, – отрезал Виктор. – Меня волнует, что я нанял «Эйбл протекшн» следить за моим сыном, а это не делается.

– Понимаю, – ответил Педро.

Виктор посмотрел на охранника.

– Шелдон сегодня работает?

– Эй, Шелдон, – крикнул охранник.

В дверном проеме появился Шелдон. Виктор спросил его, не знает ли он, где может быть Виктор-младший.

– Нет, – ответил Шелдон. – Но когда они сегодня приехали, то отправились с Филипом в том направлении. – Он указал на запад.

– К реке?

– Возможно. Но он мог пойти и в кафетерий.

– Вы хотите, чтобы я пошел с вами и помог найти его? – спросил Педро.

Садясь в машину, Виктор отрицательно покачал головой.

– Ждите здесь, я сам разыщу его. – Затем обратился к охраннику, который прислушивался к разговору: – Вы мне окажете любезность, если поднимете шлагбаум, иначе я снесу его.

Охранник, подпрыгнув, побежал в помещение.

Утопив педаль газа, Виктор въехал на территорию. Подъехав прямо к зданию лаборатории, он остановился у входа. Там висел знак «Парковка запрещена», но Виктор не обратил внимания. Подняв воротник пальто, чтобы хоть как-то защититься от дождя, он побежал к двери. В лаборатории находился только Роберт. Как всегда, он был занят, возясь около электрофоретического прибора. Именно здесь уже расщепленная ДНК разделялась на секции.

– Ты Виктора-младшего не видел? – спросил Виктор, стряхивая с пальто капли дождя.

– Не видел, – ответил Роберт. Он протер глаза тыльными сторонами кисти. – Но у меня кое-что другое для вас есть. – Он взял две пленки с темными полосками в одинаковых местах и протянул их Виктору.

– В тканях второй опухоли есть точно такой же дополнительный кусок ДНК, как и у вашего сына. Но это образец ткани другого человека.

– Нашей няни, – догадался Виктор. – Ты уверен, что они совпадают?

– Абсолютно.

– Потрясающе, – произнес Виктор, на минуту забыв о сыне.

– Я знал, что вас это заинтересует, – с гордостью сказал Роберт. – Такого рода находки – это то, за чем гоняются исследователи рака. Может быть даже, это то самое открытие, прорыв, которого ждет медицинская наука.

– Надо скорее выстроить последовательность, – нетерпеливо сказал Виктор. – Немедленно.

– Я этим и занимаюсь. Мне осталось немного поработать с электрофорезом, а потом я обработаю данные на компьютере.

– Вдруг это окажется ретровирус или что-нибудь вроде этого... – начал Виктор и не договорил. Это будет еще одно неожиданное открытие в дополнение к растущему списку.

– Если появится мой сын, скажи, что я его ищу. – Виктор повернулся и вышел из лаборатории.

Войдя в кафетерий, он сразу направился к управляющему.

– Вы не видели моего сына? – спросил он.

– Он приходил обедать. С ним был Филип и один из охранников.

– Один из охранников? – переспросил Виктор. Интересно, почему Шелдон ему ничего об этом не сказал. Виктор попросил управляющего позвонить в лабораторию, если объявится Виктор-младший. Управляющий кивнул.

В библиотеке было несколько человек. Большинство из них читали, некоторые спали. Библиотекарь сообщила, что Виктора-младшего она сегодня не видела.

Аналогичные ответы Виктор получил в спортивном центре и в детском саду. В этот день мальчика видели только в кафетерии.

Достав из машины зонтик, Виктор направился к реке. Он пошел вдоль гранитной набережной. Пока ни одно из строений около реки не было отремонтировано, но они представляли собой идеальные места для строительства, учитывая перспективы расширения фирмы. Виктор подумывал перенести туда административное здание. Уж если ему все время приходится тратить на административную работу, он имеет право хотя бы на красивый вид из окна.

Двигаясь вдоль берега, Виктор смотрел на реку. Из-за дождя белая вода казалась еще более беспокойной, чем вчера. Впереди смутно виднелись очертания дамбы, еле видимой из-за тумана, клубившегося около водопада. Проходя мимо линии заброшенных зданий, Виктор подумал о том, как привлекательны эти места для мальчишеских игр вроде пряток или казаков-разбойников. Но это групповые игры, а Виктор-младший всегда был сам по себе, если не считать Филипа.

Виктор продолжал двигаться вверх по течению, пока ему не преградила дорогу часть часовой башни, возвышавшейся над дамбой. Ему пришлось обогнуть здание и двигаться по западному берегу реки. Но там его путь пересекал шлюз, отходивший от запруды и шедший параллельно ей до втекания в тоннель. В те времена, когда фабрика работала на гидроэнергии, вода по шлюзу поступала в основание часовой башни. Там она вращала колеса, вырабатывая энергию питавшую тысячи ткацких станков и швейных машин а также и сами часы.

~~

Стоя у тоннеля, Виктор вглядывался в дно шлюза. Тонкий ручеек пробивал себе дорогу через хлам, валявшийся на дне, разбитые бутылки и пивные банки.

Виктор посмотрел на то место, где шлюз соединялся с рекой. Когда-то поток воды регулировался двумя тяжелыми стальными дверями. Теперь весь механизм был покрыт толстым слоем ржавчины. Виктор подивился, как этим дверям еще удается выдерживать неимоверную мощь воды. Уровень реки почти доходил до верха дверей.

Виктор обошел шлюз и продолжал двигаться в западном направлении. Дождь прекратился, и он закрыл зонтик. Вскоре он подошел к последнему зданию, принадлежавшему фирме. За ним начиналась городская улица. Виктор повернул обратно.

Он не звал сына, как в прошлый раз. Он просто смотрел вокруг и прислушивался. Вновь дойдя до часовой башни, Виктор решил вернуться в лабораторию.

Роберт сообщил ему, что Виктор-младший так и не появлялся. В растерянности, не зная, что предпринять, Виктор снова пошел в кафетерий.

– Пока не показывался, – сказал управляющий еще до того, как Виктор успел его спросить.

– Я и не рассчитывал, – ответил Виктор. – Пожалуй, выпью чашку кофе.

Промокнув на дожде, Виктор замерз во время своей прогулки по реке. Температура опять падала.

Выпив кофе и немного согревшись, Виктор снова надел промокшее пальто. Еще раз попросив управляющего позвонить в лабораторию, если появится Виктор-младший, он направился в помещение охраны. Внутри было приятное тепло, даже несмотря на тяжелый сигаретный дым. Педро раскладывал пасьянс на небольшом диванчике в глубине комнаты. При появлении Виктора он встал. Шелдон тоже поднялся из-за своего столика.

– Никто не видел моего сына? – резко спросил Виктор.

– Две минуты назад я говорил с Хэлом, – сказал Шелдон. – Я его спросил, но он сегодня мальчика вообще не видел.

– Управляющий кафетерием сказал мне, что видел, как кто-то из вас обедал вместе с Виктором. Почему вы ничего мне не сказали?

– Я не обедал вместе с ним! – сказал Шелдон, прижимая руку к груди. – И Хэл тоже. Мы вместе с ним взяли обед на вынос. Эй, Фред!

Фред заглянул в комнату из помещения, где находился пульт управления шлагбаумом. Шелдон поинтересовался у него, не обедал ли он вместе с мальчиком.

– Точно нет, – ответил Фред. – Я вообще не здесь обедал.

Шелдон пожал плечами. Затем сказал, обратившись к Виктору:

– Мы сегодня только втроем дежурим.

– Но управляющий сказал... – начал было Виктор, но остановился. Не имело смысла спорить о том, с кем мальчик обедал. Главное, где он сейчас? Виктор уже начал волноваться. Сначала Маша, а теперь и он сам задумался над тем, чем же занимался Виктор-младший в «Кимере». До этого момента он серьезно над этим не размышлял.

Выйдя из помещения охраны, Виктор пошел обратно в лабораторию. Он не имел представления, где еще можно искать.

– Звонили из кафетерия, – сказал Роберт, когда Виктор вошел в лабораторию. – Мальчик там.

Виктор позвонил управляющему.

– Он сейчас здесь, – подтвердил тот.

– Один?

– Нет, с Филипом.

– Вы ему передали, что я его искал?

– Нет. Вы ведь сказали просто позвонить. Вы не просили сообщать ему что-либо.

– Отлично, – сказал Виктор. – Ничего ему не говорите. Я сейчас приду.

Виктор не стал входить в кафетерий через основной вход, а прошел через боковую дверь, поднялся на второй этаж и только тогда вошел на балконный этаж кафетерия. Подойдя к ограде, он посмотрел вниз и увидел Филипа и сына. Они ели мороженое.

Стараясь не попасться им на глаза, он подождал, пока они закончат полдник. Вскоре они поднялись из-за стола, убирая подносы. Видя, что они собираются выходить, Виктор спустился по лестнице, пытаясь оставаться вне поля их зрения. Он слышал, как за ними захлопнулась дверь. Ускоряя шаги, Виктор подошел к выходу. Он успел увидеть, как Виктор-младший и Филип свернули на аллею, ведущую на запад.

– Что-нибудь не так? – спросил управляющий.

– Нет, все в порядке, – ответил Виктор, стараясь казаться беззаботным. Меньше всего ему нужны были сплетни. – Мне просто интересно, где слоняется мой сын. Я ему сотни раз говорил не подходить к реке, когда она такая бурная, как сейчас. Но, боюсь, он меня так и не послушался.

– Мальчишки всегда мальчишки, – покачал головой управляющий.

Выйдя из кафетерия, Виктор увидел, как они обогнули здание лаборатории и свернули направо. Ясно, что их путь лежал к реке. Виктор быстрым шагом добрался до поворота. Их фигуры виднелись в пятидесяти ярдах впереди. Он подождал, пока они, сразу перед рекой, не повернули налево и не скрылись из виду. Тогда он бросился вдогонку.

Добежав до реки, он увидел, что его сын и Филип подошли к часовой башне. Поднявшись по ступенькам, они вошли в заброшенное здание через проем, даже не прикрытый дверями.

«Что они там могут делать?» – спросил Виктор сам себя. Стараясь не обнаружить свое присутствие, он подошел ко входу и стал прислушиваться. Но единственный звук, который он слышал, был шум падающей воды.

Сбитый с толку, Виктор вошел внутрь. Когда глаза привыкли к полумраку, он увидел то, что и ожидал увидеть, – беспорядок заброшенного здания. На полу валялся мусор. Он оказался в большой комнате, окна которой выходили на пруд. Все стекла давно были выбиты, даже рамы отсутствовали. Груда мусора в центре комнаты свидетельствовала о том, что, до того как весь комплекс зданий был куплен «Кимерой», здесь жили бомжи. В помещении стоял тяжелый запах гниющего дерева и грязных тряпок.

Пройдя на цыпочках в центр комнаты, Виктор опять прислушался, но шум падающей воды, в помещении казавшийся даже громче, чем снаружи, заглушал все остальные звуки.

На стороне здания, противоположной реке, находилось несколько небольших комнатушек, соединявшихся с основной комнатой. Виктор поочередно заглянул в каждую. Все они в большей или меньшей степени тоже были заполнены каким-то хламом. В обоих концах здания и посередине находились лестницы, ведущие на два верхних этажа. Виктор стал подниматься по центральной лестнице. На каждом этаже он осматривал маленькие комнаты, выходившие в основной холл. Все они были грязные и захламленные.

Озадаченный, Виктор вернулся на первый этаж. Подойдя к окну, он стал смотреть на реку, дамбу, пруд, на шлюз, запертый от реки проржавевшими воротами. Внезапно он вспомнил, что часовая башня соединялась сложной системой тоннелей с другими зданиями – для передачи энергии, вырабатываемой колесами. Ясно, что в здании башни Виктора-младшего не было. Интересно, не обнаружил ли его сын эту систему тоннелей?

Виктор резко обернулся. Волосы его встали дыбом. Ему показалось, что через шум водопада он что-то услышал – или почувствовал? Он не знал сам. Виктор быстро осмотрел комнату, но в ней никого не было. Он снова стал прислушиваться, но, кроме звука падающей воды, ничего не расслышал.

Переходя от одной лестницы к другой, Виктор попытался отыскать вход в подвал. Входа не было. Он еще раз обследовал помещение. Бесполезно. Лестница в подвал отсутствовала. Встав на подоконник окна, выходившего на южную сторону, он посмотрел вниз, надеясь увидеть вход в подвал снаружи. Но и отсюда его не было видно. Похоже, проникнуть в подвал было невозможно.

Виктор вышел из здания башни и направился в административный корпус, в отдел зданий и земель. Отперев дверь и включив свет, он прошел в комнату, где хранились документы, и разыскал в шкафу папку с чертежами всех зданий, принадлежавших «Кимере». Найдя на общей схеме часовую башню, Виктор обратился к укрупненным чертежам.

На поэтажном плане он сразу нашел подвальное помещение. На чертеже было обозначено место, где в здание входил водный тоннель. Вода протекала по углублению, вращая несколько маховых колес, насаженных в вертикальном и горизонтальном направлениях. Колеса находились в центральной комнате, в которую выходили несколько боковых. Система тоннелей начиналась в одной из боковых комнат с восточной стороны.

Затем Виктор взял план первого этажа. Он обнаружил лестницу, которая вела в подвальное помещение, слева от центрального лестничного проема. Непонятно, как он мог не заметить ее.

Чтобы уж действовать наверняка, на специальной копировальной машине, купленной фирмой для этих целей, Виктор сделал копии планов подвального помещения и первого этажа, уменьшив размеры чертежей до обычного формата. Держа их в руках, он вернулся в часовую башню с намерением довести поиски до конца.

Не обращая внимания на залежи мусора, Виктор подошел к центральному лестничному проему. Стоя к нему лицом, посмотрел налево. Он держал перед собой копию чертежа, чтобы удостовериться, что все делает правильно.

Видимо, все-таки что-то было не так. Лестницы не было. Он даже обошел вокруг центрального лестничного проема и поискал ее с другой стороны, подозревая, что на плане могла быть ошибка. Но и здесь он ничего не обнаружил.

Снова подойдя к тому месту, где на плане была обозначена подвальная лестница, Виктор обратил внимание, что мусор, густо усеивавший остальную часть помещения, здесь был расчищен. Посчитав это странным, он нагнулся и увидел еще кое-что: доски, которыми был обшит пол, в этом месте были шире, а дерево выглядело более новым, чем везде.

Звук, донесшийся сзади, заставил Виктора вздрогнуть. Он обернулся, но ничего не заметил. И все-таки он чувствовал, что там, в полутьме, кто-то есть. Очень близко. Испуганный, Виктор попытался рассмотреть помещение. И опять он услышал, вернее почувствовал, какое-то движение. Виктор обернулся, но было уже поздно. Он только успел увидеть фигуру, занесшую над головой какой-то предмет. Подняв руки, он попытался было защититься, но удар был слишком сильным. Виктор потерял сознание.

~~

По дороге из Лоуэлла Маша из автомата позвонила Блейкморам. Поборов свое смущение, она все-таки напросилась на приглашение заехать к ним. Ей понадобилось около получаса, чтобы добраться до их дома в Западном Боксфорде.

Подъезжая к дому. Маша с радостью заметила, что дождь прекратился. Однако, открыв дверь машины, она пожалела, что не оделась теплее: становилось прохладно.

Дом Блейкморов напоминал уютные домики в Кейп Код. Деревянный навес, увитый плющом, перед центральным входом, белые оконные переплеты. Поднявшись на крыльцо. Маша позвонила.

Дверь открыла миссис Блейкмор. Приземистая женщина Машиного возраста, с короткой стрижкой.

– Входите, – пригласила она, с любопытством глядя на Машу, – меня зовут Эдит Блейкмор.

Почувствовав пристальный взгляд женщины, Маша забеспокоилась, все ли у нее в порядке: может, какое-нибудь темное пятно между зубами от фруктов, которые она только что съела. Она даже провела по зубам кончиком языка, чтобы удостовериться, что это не так.

Внутри дом выглядел так же симпатично, как и снаружи. Обитая ситцем мебель в раннеамериканском стиле, кресла с подголовниками, коврики на дощатом полу.

– Разрешите, я возьму ваше пальто, – сказала Эдит – Чай, кофе?

– Спасибо, чай, – ответила Маша. Она прошла за хозяйкой в гостиную.

Мистер Блейкмор, сидевший у камина с газетой, при появлении Маши встал.

– Карл Блейкмор, – представился он, протягивая руку. Большой человек с темной, обветренной кожей.

Маша пожала руку.

– Садитесь, чувствуйте себя как дома, – предложил Карл, указывая на диван.

Когда Маша села, он вернулся к своему креслу, положив газету рядом на пол. У него была приятная улыбка, отметила про себя Маша. Эдит вышла на кухню.

– Интересная погода, – сказал Карл, начиная разговор.

Маша никак не могла избавиться от неприятного чувства, возникшего у нее в тот момент, когда Эдит открыла ей дверь. В этих людях было что-то чопорное, неестественное, но Маша не могла понять, что именно.

В комнату вошел мальчик. Он был того же возраста, что и Виктор-младший, только крупнее и более плотного сложения. У него были светлые волосы и темные глаза. Он удивительно походил на своего отца.

– Здравствуйте, – сказал он, по-взрослому протягивая руку.

– Наверное, это Ричи, – улыбнулась Маша, пожимая руку мальчику. – Я мама Виктора. Очень много о тебе слышала. – Маша подумала, что в данном случае некоторое преувеличение было уместным.

– Да? – неопределенно спросил Ричи.

– Да. И чем больше я о тебе слышу, тем больше мне хочется с тобой познакомиться. Почему бы тебе не приехать к нам в гости? Наверное, Виктор тебе говорил, что у нас есть бассейн.

– Виктор никогда не рассказывал мне о бассейне. – Мальчик сел на стул и уставился на Машу так, что она почувствовала еще большее замешательство.

– Не знаю, почему он тебе не рассказывал, – удивилась Маша. Она посмотрела на Карла. – Никогда невозможно угадать, что на самом деле в голове у наших детей, – добавила она, улыбнувшись.

– Пожалуй, вы правы, – согласился Карл.

Повисла неловкая пауза. Маша не могла понять, что происходит.

– Вам с молоком или с лимоном? – нарушила тишину Эдит, внося в комнату поднос и ставя его на журнальный столик.

– С лимоном, – ответила Маша.

Взяв чашку, она подождала, пока Эдит наполнит ее, затем положила в чай лимон и откинулась на спинку дивана. Все остальные, не прикасаясь к своим чашкам, молча смотрели на нее.

– Я только одна пью чай? – Маша все больше ощущала неловкость.

– Пожалуйста, угощайтесь, – ответила Эдит.

Сделав глоток. Маша поставила чашку обратно на столик: чай был слишком горячий. Она нервно откашлялась.

– Извините, что я к вам так ворвалась.

– Ничего страшного, – заверила ее Эдит. – Такой дождливый день, мы просто были дома, отдыхали.

– Я уже давно хотела с вами познакомиться, – сказала Маша. – Вы так хорошо относитесь к Виктору-младшему, я чувствую себя обязанной вам.

– О чем вы? – Эдит недоуменно вскинула брови.

– Ну, во-первых, – начала Маша, – поскольку Виктор-младший столько раз оставался у вас ночевать, мне бы хотелось, чтобы и Ричи к нам заглядывал.

Карл и Эдит переглянулись. Эдит сказала:

– Ваш сын никогда не оставался у нас ночевать. Боюсь, что я не совсем понимаю, о чем вы говорите.

Все больше ощущая замешательство, Маша переводила взгляд с одного на другого.

– Виктор никогда не оставался здесь ночевать? – с недоверием переспросила она.

– Никогда, – подтвердил Карл.

Взглянув на Ричи, Маша спросила:

– А в прошлое воскресенье, вы с Виктором были вместе в прошлое воскресенье?

– Нет, – ответил Ричи, покачав головой.

– Ну что ж, тогда простите, что я отняла у вас время, – проговорила Маша, окончательно смутившись. Она встала. Эдит и Карл тоже поднялись.

– Мы решили, что вы приехали поговорить насчет драки, – сказал Карл.

– Какой драки?

– Очевидно, Виктор-младший и наш сын о чем-то поспорили, – пояснил Карл. – Ричи провел ночь в больнице. У него был сломан нос.

– Боже мой, извините. Я обязательно поговорю с Виктором-младшим.

Маша поспешила распрощаться с Блейкморами. Она была в ярости. Ей необходимо серьезно поговорить с сыном. Дело, оказывается, обстояло еще хуже, чем казалось. Как она могла всего этого не замечать? Получалось, что сын жил совершенно другой жизнью, не похожей на ту, которую она наблюдала. Такой холодный, спокойный обман – это совершенно ненормальное явление. Что же происходит с ее мальчиком?

11

Суббота, вечер

Виктор постепенно начал приходить в себя. Сквозь пелену, застилавшую сознание, он слышал какой-то приглушенный шум. Потом он понял, что это голоса. В конце концов он узнал голос Виктора-младшего. Тот явно сердился, на кого-то кричал, говорил, что это его отец.

– Извини, – ответил голос с сильным испанским акцентом. – Откуда я мог знать?

Виктор почувствовал, что его трясут. Каждый толчок отзывался в голове болью. Дотронувшись рукой до лба, он нащупал шишку величиной с мяч для гольфа.

– Папа! – голос Виктора-младшего.

Виктор с трудом открыл глаза. На мгновение боль усилилась, потом ослабла. Перед ним были ледово-голубые глаза сына. Он держал его за плечи. За его спиной виднелись еще чьи-то смуглые лица. Рядом с сыном стоял темнокожий человек. Выражение его лица могло показаться зловещим. Это впечатление усиливалось тем, что один глаз его был полуприкрыт веком.

Сжав зубы, Виктор сел. Резкое головокружение чуть было не свалило его опять, но Виктор-младший успел поддержать его. Когда приступ прошел, Виктор снова открыл глаза. Он еще раз дотронулся до шишки, пытаясь припомнить обстоятельства, при которых заполучил ее.

– Как ты, в порядке, папа? – спрашивал Виктор-младший.

– По-моему, да, – ответил Виктор. Он посмотрел на незнакомцев. Все они были одеты в форму службы безопасности «Кимеры», но никого из них он не знал. За ними стоял испуганный Филип.

Чтобы лучше сориентироваться, Виктор посмотрел по сторонам. Сначала он подумал, что находится у себя в лаборатории. Его окружали многочисленные приборы. Справа от себя он заметил аппарат, только недавно поступивший в продажу: жидкостный хроматограф для быстрого определения белка.

Но это не была его лаборатория. Гранитные стены и рубленые потолочные перекрытия резко контрастировали с техникой последнего поколения.

– Где я? – спросил Виктор, протирая глаза.

– Там, где ты не должен быть, – ответил Виктор-младший.

– Что со мной случилось? – Виктор попытался подняться на ноги.

– Да посиди немного спокойно, – сказал Виктор-младший, не давая ему подняться. – Ты ударился головой.

«Это не совсем так», – хотелось ответить Виктору. Он еще раз дотронулся до места ушиба, потом посмотрел на руку, нет ли крови. Он еще не совсем пришел в себя, но сознание становилось все яснее.

– Что значит «там, где я не должен быть»? – вдруг спросил он Виктора-младшего, как будто только что осознав сказанное.

– Предполагалось, что еще месяц или два ты не увидишь моей тайной лаборатории, – сказал мальчик. – Во всяком случае, до того как мы переедем в новую берлогу за рекой.

Виктор моргнул. Внезапно сознание очистилось. Он вспомнил темную фигуру, нанесенный удар. Посмотрев на улыбающееся лицо сына, он перевел глаза на помещение. Это был какой-то зазеркальный мир, в котором масс-спектрометры соседствовали с обработанным вручную гранитом.

– И все-таки где я нахожусь?

– Мы в подвальном помещении часовой башни, – ответил Виктор-младший, отпуская отца и поднимаясь. Обведя рукой комнату, он продолжал: – Но мы устроили здесь все так, как нам было нужно. Тебе нравится?

Виктор облизнул пересохшие губы и сглотнул. Он взглянул на сына: тот просто светился от гордости. Виктор перевел глаза на Филипа, нервно потиравшего руки, на трех смуглокожих испанцев в форме охранников «Кимеры», с загорелыми лицами и блестящими черными волосами. Затем он медленно обвел взглядом помещение. Это было самое впечатляющее зрелище из всего, что он когда-либо видел. Прямо перед ним зияла пасть шлюза. Слизь, ил, наносы зеленой плесени сочились с ее нижней губы. Большая часть отверстия была закрыта самодельным люком, сделанным из старой мебели. Тяжелый деревянный желоб, по которому когда-то протекала вода через подвальное помещение, был разобран и пошел на сооружение люка, лабораторных столов и книжных полок.

Комната была футов шестьдесят шириной и сто длиной. Самое большое из водяных колес, неподвижно закрепленное в вертикальном положении, возвышалось посередине комнаты и напоминало какую-то современную скульптуру. Некоторые лабораторные инструменты стояли прислоненными к его огромным лопастям, образовывая в центре помещения гигантский круг.

Виктор обратил внимание на несколько тяжелых дверей, укрепленных металлическими заклепками. Все четыре стены комнаты были из серого гранита. Дощатый потолок поддерживался балочными перекрытиями. Помимо большого колеса в центре, здесь находилось довольно много старых механизмов, включая тяжелую зубчатую передачу, через которую когда-то энергия воды подавалась в остальные помещения. Механизмы поддерживались металлическими тросами, закрепленными на потолочных балках.

Позади себя Виктор увидел лестницу, идущую прямо до потолка и упиравшуюся в деревянную обшивку.

– Ну что, пап? – с нетерпением спрашивал Виктор-младший. – Ну скажи как тебе?

Виктор неуверенно поднялся на ноги.

– Это твоя лаборатория? – поинтересовался он.

– Да. Здесь, правда, холодновато, ты не находишь?

Нетвердым шагом Виктор направился к синтезатору ДНК. В задумчивости он провел рукой по поверхности прибора. Это была самая последняя модель, даже у Виктора в лаборатории не было такой.

– Откуда все это оборудование? – спросил Виктор, увидев магнитный электронный микроскоп с другой стороны колеса.

– Ну, можно сказать, взяли напрокат, – ответил Виктор-младший. Он стоял рядом с отцом и с восхищением смотрел на синтезатор.

Виктор повернулся к сыну, пристально глядя ему в лицо.

– Это оборудование, украденное из «Кимеры»? – уточнил он.

– Его никто не крал, – ехидно ухмыльнулся мальчик. – Точнее будет сказать, что оно было просто направлено в другой отдел. Оно принадлежит фирме и находится на территории фирмы. Я не думаю, что его можно считать украденным, коль скоро оно не вынесено за пределы территории.

Подходя к следующему прибору, сложному газовому хроматографу, Виктор заставил себя собраться. Головная боль и головокружение все еще чувствовались, особенно при движении. Он подумал, что они, скорее, были вызваны не столько ударом, сколько неожиданным открытием этой подпольной лаборатории. Это было что-то невообразимое, нереальное. Дотронувшись до хроматографа, Виктор убедился, что ему все это не мерещится. Он обернулся к сыну, стоявшему у него за спиной.

– Мне кажется, тебе стоит начать экскурсию с самого начала.

– Конечно. Но давай сначала перейдем в жилое помещение. Там нам будет удобнее.

Обогнув колесо и пройдя мимо электронного микроскопа, Виктор-младший направился к двери в дальней стене комнаты. Он открыл ее и, указывая на дверь справа, сказал:

– Там дальше еще лаборатория. Нам не хватает места, приходится расширяться.

Следуя за сыном, Виктор, оглянувшись, отметил, что Филип идет за ними, а охранники, не обращая на них внимания, уселись на лавку играть в карты.

Виктор-младший провел отца в комнату, которая действительно походила на жилое помещение. Чтобы как-то удержать тепло, стены были завешены коврами. На полу стояли десять застеленных раскладушек. Около входной двери находился круглый стол с шестью стульями. Виктор-младший предложил отцу сесть.

Виктор выдвинул стул и сел. Филип тихонько расположился на одном из стульев подальше.

– Хочешь выпить чего-нибудь? Горячий шоколад или чай? – по-хозяйски спросил Виктор-младший.

– Ты мне лучше расскажи, что все это значит, – ответил Виктор.

Мальчик кивнул, затем начал неторопливо говорить.

– Ты знаешь, что уже с самого начала, когда ты только начал меня брать с собой в лабораторию, меня привлекало там все. Но мне не разрешали ничего трогать.

– Конечно нет, ты ведь был ребенком.

– Но я не чувствовал себя ребенком. Разумеется, я очень быстро понял, что, если я хочу действительно работать, мне нужна своя лаборатория. Сначала она была маленькой, но постепенно расширялась, потому что мне требовалось все больше и больше оборудования.

– Сколько тебе было лет, когда ты все это затеял?

– Это началось примерно семь лет назад, – ответил Виктор-младший. – Мне было около трех. Это оказалось удивительно легко – устроить лабораторию. Филип помогал мне с физической работой. – Филип гордо улыбнулся. Виктор-младший продолжал: – Сначала мы расположились в здании рядом с кафетерием, но потом пошли слухи, что его собираются ремонтировать, и мы перебазировались сюда. С тех пор это было моей маленькой тайной.

– В течение семи лет? – удивился Виктор.

Мальчик кивнул.

– Да, около того.

– Но почему?

– Это позволяло мне заниматься серьезной научной деятельностью. Я наблюдал за твоей работой в лаборатории, и возможности биологии заколдовали меня. Это наука будущего. Но у меня были собственные представления о том, как нужно проводить научное исследование.

– Но ты мог работать в моей лаборатории, – заметил Виктор.

– Невозможно, – ответил мальчик, махнув рукой. – Я был слишком мал. Мне никто бы не разрешил делать то, что я делал. Я должен был чувствовать себя свободным от ограничений, правил, от помощи. И я хочу тебе сказать, что мои усилия оправдались. Я просто умирал от желания поделиться с тобой тем, чем я занимался по меньшей мере весь последний год. Ты просто в обморок упадешь.

– Ты достиг каких-то результатов? – после паузы спросил Виктор. Внезапно он ощутил любопытство.

– Точнее будет сказать, что я сделал несколько потрясающих открытий. Может, попробуешь отгадать?

– Я не смогу.

– Мне кажется, ты мог бы. Один из проектов – это тот, над которым ты сам работал.

– У меня было много проектов, – уклончиво ответил Виктор.

– Послушай, я считаю, что ты должен выступить как автор этих открытий. «Кимера» их запатентует, это принесет прибыль. Совсем не обязательно кому-либо знать, что я имею к этому какое-то отношение.

– Нечто вроде нашего заплыва в бассейне?

Виктор-младший рассмеялся.

– Да, что-то вроде этого. Я предпочитаю не привлекать к себе внимания. И не хочу, чтобы кто-то совал нос в чужие дела. А люди становятся такими любопытными, когда видят перед собой вундеркинда. Мне было бы удобнее, если бы авторство осталось за тобой. «Кимера» получит патент. Я как бы предлагаю тебе полученные результаты в качестве компенсации за площадь и оборудование.

– Ну-ка расскажи, на что ты набрел в своих исследованиях?

– Во-первых, я раскрыл тайну имплантации оплодотворенной яйцеклетки в матку, – гордо сказал Виктор-младший. – При наличии нормальной здоровой зиготы я могу гарантировать стопроцентную имплантацию.

– Ты шутишь.

– Я не шучу, – раздраженно произнес мальчик.

– Ответ на эту задачку оказался одновременно и проще, и сложнее, чем я ожидал. Дело в наложении зиготы и поверхностных клеток матки. Это соединение запускает процесс, который обычно называют реакцией антиген-антитело. Именно при этой реакции выделяется фактор пролиферации сосудов, который и приводит к имплантации. Я выделил этот фактор и произвел его в достаточном количестве с помощью метода рекомбинации ДНК. Один укол гарантирует стопроцентную имплантацию здоровой оплодотворенной яйцеклетки.

В подтверждение своих слов Виктор вытащил из кармана пузырек и поставил его на стол перед отцом.

– Это для тебя, – сказал он. – Кто знает, может быть, ты получишь Нобелевскую премию.

Виктор-младший засмеялся. Филип подхватил его смех.

Виктор взял пузырек и стал рассматривать прозрачную жидкость.

– Такие вещи сначала проверяются, – сказал он наконец.

– Это было проверено. На животных, на людях – результат один и тот же. Стопроцентный успех.

Виктор внимательно посмотрел на сына, затем перевел взгляд на Филипа. Тот выжидающе улыбался, не зная, как он отреагирует. Виктор опять взглянул на пузырек. Он мгновенно оценил научные и экономические последствия этого открытия. Оно способно коренным образом изменить технологию искусственного оплодотворения. С такой продукцией «Кимера» будет монополистом на рынке. Последствия могут иметь поистине мировое значение. Виктор глубоко вздохнул.

– Ты уверен, что это может применяться на людях?

– Абсолютно. Я уже сказал, это было проверено.

– На ком?

– Конечно, на добровольцах. Но у нас еще будет время поговорить об этом подробнее.

Добровольцы? У Виктора закружилась голова. Неужели Виктор-младший не понимал, что он не имел права вслепую ставить эксперименты на людях? Ведь существует этика, законы, в конце концов. Но уж слишком заманчивы были возможности исследования. Да и имел ли право Виктор говорить об этом? Разве не он создал и воплотил в жизнь концепцию одаренного ребенка, который стоял теперь перед ним?

– Дай-ка мне еще раз взглянуть на твою лабораторию, – сказал Виктор, вставая из-за стола.

Виктор-младший побежал открывать дверь. Виктор вышел в основное помещение. Охранники продолжали играть в карты, громко переговариваясь по-испански.

Виктор еще раз медленно обошел помещение, удивляясь оборудованию. Сказать, что это выглядело впечатляюще, значило бы ничего не сказать.

Он вдруг почувствовал, что головная боль прекратилась. В нем росло чувство восторга. Трудно было поверить, что все окружавшее его было делом рук его десятилетнего сына.

– Кто еще знает о существовании лаборатории? – спросил Виктор, остановившись полюбоваться на электронный микроскоп. Он ласково провел рукой по его поверхности.

– Филип и еще несколько охранников. И теперь вот ты.

Виктор быстро взглянул на сына. Мальчик улыбнулся в ответ.

Внезапно Виктор рассмеялся.

– Подумать только, все это время у нас под носом происходили такие вещи! – Виктор, не веря себе, покачал головой, продолжая осматривать лабораторию. Время от времени он касался рукой поверхностей приборов.

– А ты уверен насчет имплантационного протеина? – спросил он, мысленно уже подбирая названия торговой марки: «концептол», «фертол».

– Совершенно уверен. И это только одно из открытий, которые я уже сделал. Их значительно больше. Я продвинулся в понимании процесса клеточной дифференциации и считаю, что эта разработка возвещает наступление новой эры в биологии.

Виктор прекратил ходить по комнате и повернулся к сыну.

– Маме известно что-либо об этом?

– Ничего! – с особым ударением произнес мальчик.

– Вот уж кто будет счастлив, – сказал Виктор, улыбнувшись. – Она себя просто изводила: волновалась, что с тобой не все в порядке, потому что ты не общаешься со сверстниками.

– Да, я был немножко занят, поэтому мне некогда было вступить в скаутскую организацию.

Виктор засмеялся.

– Боже мой, я представляю, как она будет довольна. Мы ей расскажем, а потом приведем ее сюда.

– Не думаю, что это будет правильно, – произнес Виктор-младший.

– Поверь мне, ей сразу станет легче, а я буду избавлен от лекции по поводу твоего психического развития.

– Я не хочу, чтобы об этой лаборатории стало известно. То, что ты ее обнаружил, было случайностью. Я не собирался тебе ни о чем рассказывать до переезда на новое место.

– А где это?

– Недалеко. Я тебе потом покажу.

– Но нам нужно рассказать Маше, – настаивал Виктор. – Ты себе не представляешь, как она волнуется из-за тебя. Она никому не скажет.

– Все равно это рискованно. Я не думаю, что на нее мои открытия произведут такое же впечатление, как на тебя. Она по-другому относится к науке.

– Да она в восторг придет, что ты такой гениальный! И что ты все это сделал. В это просто трудно поверить.

– Ну что ж, может быть, – сказал Виктор-младший, пытаясь принять решение.

– Поверь мне, – с энтузиазмом произнес Виктор.

– Наверное, в этом вопросе мне лучше положиться на тебя. Ты все-таки лучше ее знаешь. Единственное, что я могу сказать, я надеюсь, что все будет в порядке. Из-за нее могут возникнуть трудности.

– Я ее приведу прямо сейчас, – сказал Виктор возбужденно.

– Как ты проведешь ее в это здание незаметно для окружающих?

– Сегодня суббота. Вряд ли кто-нибудь еще остался на работе, тем более что уже конец дня.

– Ладно, – кивнул Виктор-младший, сдаваясь.

Виктор почти бегом направился к лестнице.

– Я вернусь через полчаса, самое большее через сорок пять минут.

Поднявшись на несколько ступенек, Виктор остановился. Он еще раньше заметил, что лестница упиралась в деревянную обшивку потолка.

– Выход здесь? – спросил он.

– Да, просто толкни крышку, – ответил Виктор-младший.

Замедлив шаги, Виктор поднялся по лестнице. Он подтолкнул крышку вверх – она подалась на удивление легко. Бросив последний взгляд на сына, он подмигнул ему, выбрался через проем и отпустил крышку люка, которая бесшумно встала на место.

Виктор выбежал из здания. Сердце учащенно билось. Такого радостного возбуждения он не испытывал уже давно.

~~

Первое, что сделала Маша, вернувшись домой после своих удручающих визитов, – заварила крепкий чай. Взяв чашку, прошла к себе в кабинет. Ей хотелось спокойно все обдумать.

Она услышала, как к дому подъехала машина Виктора. Уже через несколько минут он, не раздеваясь, заглянул к ней в комнату.

– А, вот ты где, милая!

Милая? Давно уже он меня так не называл, с горечью подумала Маша.

– Заходи, – сказала она мужу. Но Виктор был уже в комнате. Он схватил ее за запястье, пытаясь стянуть с дивана. Маша выдернула руку.

– Что ты делаешь? – спросила она.

– Я хочу кое-что тебе показать. – Его глаза светились.

– Да что на тебя нашло?

– Ну давай, давай, – торопил Виктор, поднимая ее с дивана. – У меня для тебя сюрприз, и он тебе понравится.

– У меня для тебя тоже сюрприз, и он тебе не понравится. Сядь. Мне нужно сообщить тебе важную вещь.

– Потом. Мой сюрприз важнее.

– Сомневаюсь. Я узнала еще кое-что о Викторе-младшем, и это меня беспокоит.

– Ну вот, значит, я пришел вовремя. – Виктор улыбнулся. – Потому что то, что я узнал, заставит тебя забыть обо всем, что тебя беспокоит.

Виктор попытался вытащить Машу из комнаты.

– Виктор! – крикнула Маша резко, снова выдергивая руку. – Ты ведешь себя как ребенок!

– Меня не устрашат твои даже самые сильные эпитеты, – весело воскликнул Виктор. – Маша, я не шучу – у меня действительно потрясающая новость для тебя.

Маша сложила руки на груди.

– Виктор-младший лгал нам не только о школе, но и о других вещах. Я выяснила, что он никогда не оставался ночевать у Блейкморов. Никогда!

– Меня это не удивляет, – сказал Виктор, думая о том, сколько времени пришлось провести сыну в лаборатории, чтобы сделать то, что он сделал.

– Тебя не удивляет? – с возмущением спросила Маша, протянув к нему руки. – Ричи Блейкмор и Виктор даже не дружат. Они недавно подрались, и Виктор сломал Ричи нос.

– Ну ладно, ладно, – сказал Виктор, пытаясь придать голосу спокойствие. Он взял Машу за руку и посмотрел ей прямо в глаза. – Успокойся и слушай меня. То, что я собираюсь тебе показать, объяснит, где Виктор проводит большую часть времени. Может, теперь ты мне поверишь и поедешь со мной?

Машины глаза сузились. Наконец-то он говорил хотя бы искренне.

– Куда это ты меня ведешь? – спросила она с подозрением.

– В машину. Давай, бери пальто, – бодро тараторил Виктор.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. – Маша позволила вывести себя из комнаты. Она взяла пальто, и уже через несколько минут ей пришлось вцепиться в ремень машины, чтобы удержать равновесие. – Нам что, обязательно так нестись? – спросила она.

– Я просто не могу дождаться, чтобы показать тебе все это, – говорил Виктор, делая крутой поворот. – Только вспомнить, как я гордился, когда в двенадцать лет тайно построил шалаш!

Уж не сошел ли он с ума, подумала Маша. Он действительно странно себя вел последнее время, но таким она еще никогда его не видела.

Переехав через Мерримак, они наконец въехали на территорию «Кимеры». Смена на воротах уже поменялась, и вместо Фреда дежурил другой охранник.

Учитывая просьбу Виктора-младшего не привлекать внимание, Виктор оставил машину на своем обычном месте на стоянке.

– Теперь мы немножко прогуляемся пешком, – сказал он.

Близился конец дня. По аллеям уже поползли длинные тени. Было довольно холодно. Виктор шел немного впереди, постоянно оглядываясь, как будто проверяя, не идет ли кто за ними. Любопытство заставило Машу тоже обернуться. Позади никого не было.

Она плотнее запахнула пальто, подумав, что озноб, пожалуй, был вызван отнюдь не холодной погодой.

Виктор взял ее за руку. Маша обратила внимание, что они вошли на территорию, где стояли еще не отремонтированные здания. Они высились по обеим сторонам дороги, мрачные, необитаемые. Их темные контуры неясно вырисовывались в наступающих сумерках.

– Виктор, куда ты меня ведешь? – Маша замедлила шаг.

– Мы уже почти пришли, – ответил Виктор, увлекая ее за собой.

Когда они подошли к зияющему отверстию входа в часовую башню, Маша опять остановилась.

– Надеюсь, ты не собираешься вести меня внутрь?

Она откинулась назад и взглянула на парящую в небе башню. Быстро летящие облака вызвали у нее головокружение. Она посмотрела вдаль.

– Пожалуйста, – сказал Виктор. – Виктор-младший здесь. Ты приятно удивишься, поверь мне.

Маша перевела взгляд с возбужденного лица мужа на темноту, вырывавшуюся из отверстия здания, потом опять посмотрела на Виктора. Его глаза светились нетерпеливым ожиданием.

– Это просто сумасшествие, – вздохнула она и неохотно двинулась вперед. Их окутал мрак.

Виктор поддерживал Машу за локоть, ведя ее через захламленное помещение.

– Ну вот, мы почти уже пришли.

Глаза Маши немного привыкли к темноте. Слева от нее находились оконные проемы, через которые в помещение проникал грохот водопада и тусклый свет, отраженный от поверхности пруда. Вдруг Виктор отпустил Машину руку и, нагнувшись, постучал в пол. К ее удивлению, часть пола поднялась и оттуда хлынул свет.

– Мама. – Перед ней стоял Виктор-младший. – Заходи быстрее.

Маша стала осторожно спускаться по лестнице. Виктор последовал за ней, а Виктор-младший опустил крышку люка. Маша огляделась по сторонам. Помещение напоминало декорации для научно-фантастического фильма. Сочетание ржавых зубчатых передач, огромного колеса и гранитных стен с новейшим оборудованием было неожиданным. Она кивнула Филипу и охранникам «Кимеры», но, кроме Филипа, на ее приветствие никто не ответил. Она обратила внимание на человека с неподвижным веком.

– Признайся, что ты в своей жизни не видела ничего более удивительного, – сказал Виктор, подходя к ней. Было видно, что он очень взволнован.

– Что это?

– Лаборатория нашего сына, – ответил Виктор. Он рассказал ей о лаборатории, не забыв упомянуть и то, как она была создана. Он даже рассказал об имплантационном протеине и о последствиях, которые это открытие означало для науки.

– Так что теперь у тебя есть кое-какое представление о том, почему Виктор не был таким общительным, как тебе бы хотелось, – заключил он. – Он находился здесь, работал вовсю! – Виктор, посмеиваясь, обвел глазами помещение.

Маша взглянула на сына, тот настороженно смотрел на нее, ожидая ее реакции. Рядом с ним находился какой-то сложный прибор. Маша и представления не имела, что это могло быть.

– Откуда все это оборудование? – поинтересовалась она.

– Это самое интересное, – ответил Виктор. – Это все принадлежит «Кимере».

– А как оно сюда попало?

– Думаю... – начал было Виктор, но затем запнулся. Он посмотрел на сына. – Как ты заполучил все это?

– Некоторые люди помогли, – сказал Виктор-младший неопределенно. – Филип все это приносил сюда. Кое-какие вещи пришлось разбирать, а потом здесь снова собирать. Мы воспользовались старой системой тоннелей.

– А Гефардт не был ли одним из тех, кто помогал? – с подозрением спросил Виктор.

– Да, и он тоже, – признался Виктор-младший.

– А почему такой человек, как Гефардт, вдруг решил помочь тебе с оборудованием? – спросила Маша.

– Он решил, что это будет разумно, – загадочно сказал Виктор-младший. – Я некоторое время поработал с компьютером «Кимеры» и обнаружил, что кое-кто присваивает себе имущество фирмы. Получив эту информацию, я попросил этих людей о помощи. Конечно, никто из них не знал, что этим занимались и их коллеги и что именно они делали. Так что все проходило тихо и спокойно. Но самое главное то, что это оборудование принадлежит фирме. Ничего не было украдено. Все здесь.

– Я бы назвала это шантажом, – нахмурилась Маша.

– Я никому не угрожал. Я просто дал понять, что кое-что знаю, а потом попросил об одолжении.

– Можно сказать, что Виктор-младший умеет использовать ситуацию. – Виктор похлопал сына по плечу. – Мне нужен список этих людей.

– Извини, – произнес мальчик, – но у нас с этими людьми есть некоторые договоренности. Кроме того, человек, принесший наибольший вред фирме, доктор Гефардт, уже разоблачен. Ирония заключается в том, что он думал, что за этими разоблачениями стою я. – Мальчик засмеялся.

Внезапно Виктор понял.

– Значит, – сказал он, – когда Гефардт кинул кирпич и убил бедную Кису, он адресовал свои послания тебе?

Виктор-младший кивнул.

– Он просто дурак.

– Я хочу уйти отсюда, – неожиданно заявила Маша, удивив своим высказыванием обоих Викторов.

– Но здесь есть еще что посмотреть, – заметил Виктор.

– Несомненно. Но я уже насмотрелась. Я хочу уйти. – Она взглянула на мужа и сына, затем еще раз оглядела помещение. Ей было неуютно здесь, это место пугало.

– Вот там есть и жилое помещение, – сказал Виктор, указывая в конец комнаты.

Маша не обратила внимания на его слова. Она подошла к лестнице и стала подниматься.

– Я же тебе говорил, не следовало ей сообщать, – шепнул Виктор-младший отцу.

Виктор, положив руку ему на плечо, прошептал:

– Не беспокойся, я позабочусь об этом. – Затем он крикнул Маше: – Подожди, я иду с тобой.

Толкнув крышку люка, Маша вылезла из подвала и, спотыкаясь в темноте о кучи мусора, добрела до выхода. На воздухе ей стало легче.

– Маша, ради Бога, – крикнул Виктор, догоняя ее, – куда ты направляешься?

– Домой.

Она продолжала идти вперед. Но Виктор опять догнал ее.

– Почему ты не хочешь остаться?

Маша, не отвечая, ускорила шаг. Теперь они почти бежали. Добравшись до машины, она открыла дверь и села. Виктор сел рядом.

– Ты что, не хочешь со мной разговаривать? – спросил он раздраженно.

Маша молча смотрела прямо перед собой. Всю дорогу они ехали в напряженной тишине.

Дома Маша налила себе стакан вина.

– Послушай, – начал Виктор, прерывая затянувшееся молчание. – Почему ты так себя ведешь? Я думал, ты обрадуешься, ведь ты так волновалась по поводу Виктора, по поводу возможного падения интеллекта. Теперь совершенно ясно, что у него дела обстоят прекрасно. Он так же умен, как и всегда.

– В этом-то все и дело, – вспылила Маша. – Его интеллект, как всегда, на высоте, и это-то меня и пугает. Судя по его лаборатории, он просто гений, ты согласен?

– Абсолютно. Разве это плохо?

– Да. Если он по-прежнему гений, тогда тот случай с падением интеллекта – просто театр. Он притворялся все это время. Он был достаточно умен, чтобы подделать результаты теста, кроме шкалы ценностей. Виктор, вся его жизнь с нами – это притворство. Одна большая ложь.

– А может быть, есть другое объяснение? Может быть, его интеллект упал, а затем вновь поднялся?

– На этой неделе он делал тест на показатель интеллектуального развития. У него 130 баллов – он держится на этом уровне с тех пор, как ему исполнилось три с половиной года.

– Ну и ладно. – Виктор все больше раздражался. – Главное то, что с ним все в порядке и нам не надо больше волноваться. Фактически дела обстоят не просто хорошо, а прекрасно. Он сам, один создал эту лабораторию. Это свидетельствует о том, что его интеллект значительно выше, чем 130 баллов. А это означает, что проект ФРН выполнен необычайно успешно.

Маша покачала головой. Она не могла поверить, что ее муж настолько близорук.

– Скажи мне, что, по твоему мнению, ты создал из Виктора, со всеми этими мутациями и генными манипуляциями?

– Я создал абсолютно нормального ребенка с высшим разумом, – не колеблясь ответил Виктор.

– Что еще?

– Что ты имеешь в виду?

– Как насчет человеческих качеств этого существа?

– Этого существа? Ты говоришь о нашем сыне!

– Так как насчет его личности?

– К черту личность! Это гений! Он уже совершил научные открытия! Ну и что, если у него есть какие-то недостатки? У нас у всех они есть.

– Ты создал чудовище, – тихо сказала Маша, ее голос прерывался. Она закусила губу. Ну почему слезы приходили к ней в самый неподходящий момент? – Ты создал чудовище, и я никогда тебе этого не прощу.

– Слушай, прекрати! – Виктор вышел из себя.

– Виктор-младший – странность, диковинка. Его интеллект сделал его одиноким, отделил его от остальных. Очевидно, он понял это, когда ему было три года. По разуму он настолько превосходит окружающих, что все социальные ограничения для него не существуют. Его интеллект поставил его вне всех, вне всего.

– Ты закончила?

– Нет! – закричала Маша, почувствовав озлобление. – А смерти этих-детей, у которых был тот же ген, что у Виктора-младшего? Почему они умерли?

– Зачем ты снова начинаешь этот разговор?

– А смерти Дэвида и Дженис? – Маша заговорила тише, не обращая внимания на вопрос Виктора. – У меня не было возможности сообщить тебе об этом раньше, но сегодня я была у Фэев. Они сказали мне, будто Дженис была уверена, что Виктор-младший имел какое-то отношение к смерти Дэвида. Она говорила им, что он – воплощение зла.

– Мы слышали всю эту чепуху еще до того, как она умерла. Она просто сошла с ума на религиозной почве. Ты сама это говорила.

– Визит к ее родителям заставил меня еще раз обдумать, что тогда произошло. Дженис была убеждена, что ее отравили.

– Маша, – воскликнул Виктор. Он положил руки ей на плечи. – Опомнись. Ты говоришь чушь. Дэвид умер от рака печени, не забывай. Дженис немного помешалась перед смертью. Так ведь? В дополнение к прочим болезням, у нее была паранойя. Наверное, у бедняги метастазы проникли в мозг. Кроме того, рак печени не может быть вызван отравлением.

Говоря все это, он не мог тем не менее усыпить свои внутренние сомнения. Из головы не шли раздумья о том участке ДНК раковых клеток, который совпадал у Дженис и Дэвида.

– А что касается смерти малышей, – продолжал он, садясь напротив Маши. – Я уверен, что они каким-то образом связаны с внутренней обстановкой в фирме. Кто-то узнал об экспериментах с ФРН и задумал меня дискредитировать. Поэтому я и хочу, чтобы при Викторе постоянно находился охранник.

– Когда ты это решил?

Виктор пожал плечами.

– Я точно не помню. Где-то на этой неделе.

– Это значит, что даже ты признаешь, что дети были убиты преднамеренно.

Виктор прикусил язык. Он забыл, что не хотел ей ничего рассказывать о цефалоклоре.

– Виктор! – сказала Маша с возмущением. – Что ты от меня скрываешь?

Пытаясь уйти от ответа, Виктор отпил вина из стакана. Он хотел придумать какое-то объяснение, дымовую завесу, чтобы скрыть правду, но на ум ничего не приходило. После событий сегодняшнего дня он потерял бдительность. Вздохнув, он рассказал Маше, что в крови детей был обнаружен цефалоклор.

– Боже мой! – прошептала Маша. – Ты уверен, что цефалоклор дали именно в «Кимере»?

– Абсолютно. Единственное место, где эти дети могли встретиться, – детский сад «Кимеры». Наверняка там-то им и дали цефалоклор.

– Но кто это мог сделать? – спросила Маша. Ей хотелось получить от Виктора уверения, что их сын не был причастен к этому.

– Скорее всего, либо Херст, либо Рональд. Если бы мне надо было выбрать кого-то одного, я бы назвал Херста. Но пока у меня не будет доказательств, единственное, что я могу сделать, – постоянно держать при Викторе охранника, чтобы быть уверенным, что никто не даст ему цефалоклор.

В этот момент задняя дверь дома распахнулась и в гостиную вошли Виктор-младший, Филип и Педро Гонзалес. Маша осталась сидеть, Виктор вскочил.

– Привет, – сказал он, пытаясь казаться радостным. Он хотел было представить Педро Гонзалеса жене, но Маша сказала, что они уже успели познакомиться утром.

– Это хорошо, – сказал Виктор, потирая руки. Было совершенно ясно, что он не знает, как себя вести дальше.

Маша посмотрела на Виктора-младшего. Он ответил ей пристальным взглядом своих пронзительно-голубых глаз. Это было ужасно – прятать свои мысли о нем, особенно с тех пор, как она поняла, что боится его.

– Почему бы вам, ребята, не искупаться в бассейне? – предложил Виктор.

– Мысль неплохая, – ответил Виктор-младший Они с Филипом пошли наверх переодеваться.

– Вы приедете с утра? – спросил Виктор, обращаясь к Педро.

– Да, сэр, я буду во дворе, в машине, в шесть утра.

Виктор проводил Педро, потом вернулся на кухню.

– Пойду поговорю с Виктором, – сказал он. – Я его прямо спрошу об этой истории с показателем интеллектуальности. Может быть, то, что он ответит, тебя как-то успокоит.

– Мне кажется, я уже знаю, что он ответит, но, впрочем, давай действуй, – вздохнула Маша.

Виктор быстро поднялся по лестнице и зашел в комнату к сыну. Мальчик выжидательно посмотрел на него. Виктор внезапно осознал, что испытывает благоговение, глядя на свое творение. Мальчик был красив, а разум его, по всей вероятности, не имел границ. Виктор не знал, ревновать ему или гордиться.

– Мама не так обрадовалась лаборатории, как ты, это сразу видно, – сказал Виктор-младший.

– Просто это была для нее слишком большая неожиданность, – объяснил Виктор.

– Не надо мне было соглашаться все это ей показывать.

– Не беспокойся. Я возьму это на себя. Но есть один вопрос, который волнует ее уже несколько лет. Ты что, симулировал падение интеллекта, когда тебе было три с половиной?

– Конечно, – ответил мальчик, надевая купальный халат. – Мне пришлось это сделать. Если бы я поступил по-другому, я бы не имел возможности работать так, как работал. Мне нужна была анонимность, а ее невозможно было получить, будучи сверхинтеллектуальным уродцем. Мне нужно было, чтобы со мной обращались как с обычным ребенком, а для этого надо было им казаться.

– Тебе не пришло в голову поговорить со мной на эту тему?

– Ты что, смеешься? Вы с мамой постоянно держали меня на сцене. И вы ни за что не согласились бы от этого отказаться.

– Наверное, ты прав, – признал Виктор. – Тогда твои необычные способности были центром нашей жизни.

– Ты не хочешь с нами поплавать? – спросил мальчик, улыбнувшись. – Я разрешу тебе победить.

Виктор невольно рассмеялся.

– Спасибо, но я лучше пойду поговорю с мамой. Успокою ее. А вы наслаждайтесь. – Виктор направился к двери, но вдруг остановился. – Завтра я хотел бы услышать все подробности о твоих исследованиях в имплантации.

– Я с удовольствием тебе все расскажу.

Виктор кивнул, улыбнулся и пошел вниз. Уже приближаясь к кухне, он почувствовал запах чеснока, лука и перца, жарившихся в масле. Хороший знак – Маша готовит ужин.

Маша занялась ужином, чтобы отвлечься от своих раздумий. Многочисленные события этого дня перемешались у нее в голове. Возня на кухне была для нее быстродействующим терапевтическим лечением. Не обращая внимания на мужа, вошедшего на кухню, она сосредоточенно открывала банку с томатной пастой.

Какое-то время Виктор молчал. Он накрыл на стол, откупорил бутылку кьянти. Когда все это было сделано, присел на стул.

– Ты была права. Он действительно притворялся, – начал он наконец.

– Меня это не удивляет, – произнесла Маша. Она доставала зелень, лук и огурцы для салата.

– Но у него были для этого веские основания. – Виктор рассказал об объяснениях мальчика.

– Насколько я понимаю, это говорится для того, чтобы меня успокоить, – сделала вывод Маша, когда Виктор закончил.

Виктор ничего не ответил.

Маша настаивала:

– Скажи, вот сейчас, там, наверху, ты спросил его о смерти этих детей, о Дэвиде, о Дженис?

– Конечно нет! – воскликнул Виктор, ужаснувшись этому предложению. – Почему я должен об этом спрашивать?

– А почему бы и нет?

– Потому что это нелепо!

– Я думаю, что ты ничего не спросил его об этом, потому что ты боишься.

– Да ладно, перестань. Опять ты чушь городишь.

– А мне страшно спрашивать его об этом, – сказала Маша ровным тоном. Но она уже чувствовала, как к горлу подступает комок.

– Ты просто дала волю воображению. Теперь я понимаю, что для тебя это был нелегкий день. Извини. Я действительно думал, что ты будешь потрясена. Но когда-нибудь, я уверен, ты вспомнишь сегодняшний день и посмеешься над собой. Если то, что он рассказал о своей работе по имплантации, хотя бы частично соответствует действительности, у Виктора впереди безграничная карьера.

– Надеюсь, – проговорила Маша, хотя уверенности в ее голосе не чувствовалось.

– Ты должна обещать, что никому не расскажешь о его лаборатории.

– Кому я могу о ней рассказать?

– Давай пока я займусь Виктором. Я уверен, мы еще будем гордиться им.

Маша невольно поежилась, почувствовав озноб.

– Здесь что, холодно? – спросила она.

Виктор взглянул на градусник.

– Да нет, скорее наоборот, слишком жарко.

12

Воскресенье, утро

Маша внезапно проснулась в полпятого утра. Она не представляла, что могло ее разбудить, и поэтому несколько минут лежала не дыша, прислушиваясь к звукам ночного дома. Однако кругом стояла полная тишина. Она повернулась на другой бок и попыталась снова заснуть, но сон не шел. Мысленно она снова и снова вспоминала мрачную лабораторию Виктора-младшего. Потом вдруг перед глазами возник образ странного человека с опущенным веком.

Высунув ноги из-под одеяла, Маша немного посидела на краю кровати. Потом, стараясь не разбудить Виктора, она встала, надела шлепанцы и халат. Как можно тише приоткрыла дверь спальни и так же бесшумно закрыла ее за собой. Постояв в нерешительности в холле, она направилась к сыну, как будто подталкиваемая неведомой силой. Подойдя к его комнате, она заметила, что дверь была слегка приоткрыта.

Маша тихонько толкнула дверь, расширяя щель. С улицы в комнату проникал мягкий свет от фонарей, окаймлявших подъездную дорогу. С облегчением она увидела, что Виктор-младший спит. Он лежал на кровати, лицом к Маше. Во сне он походил на ангела. Мог ли ее любимый мальчик быть как-то связан с мрачными событиями, происходившими в «Кимере»? Она боялась даже думать о Дженис и Дэвиде, своем первенце. Но Дэвид, с пожелтевшей от болезни кожей, – такой, каким он был в последние дни перед смертью, неотступно стоял перед глазами.

Маша подавила крик. Внезапно в ее сознании возникла страшная картина: она кладет подушку на лицо мирно спящего Виктора-младшего и душит его. Она отпрянула от двери и ринулась через холл, пытаясь убежать от самой себя.

Маша остановилась перед комнатой для гостей, в которой поселили Филипа. Приоткрыв дверь, она увидела голову, темневшую на фоне белой наволочки. Минуту поколебавшись, она проскользнула в комнату и подошла к кровати. Филип громко, с присвистом храпел. Наклонясь, Маша тихонько потрясла его за плечо.

– Филип, – негромко позвала она, – Филип!

Близко посаженные глаза Филипа открылись. Он резко сел. Его лицо озарилось внезапным страхом. Однако, увидев Машу, он улыбнулся, обнажив редкие квадратные зубы.

– Извини, что разбудила тебя, – прошептала Маша, – но мне надо с тобой поговорить.

– Конечно, – сонно сказал Филип. Он прилег, опираясь на локоть.

Пододвинув к кровати стул и включив лампу на тумбочке, Маша села.

– Я хочу поблагодарить тебя, – сказала она. – Ты так заботишься о Викторе.

Филип опять улыбнулся.

– Ты, наверное, оказал ему неоценимую помощь, когда вы устраивали лабораторию.

Он кивнул.

– Кто еще помогал вам?

Улыбка исчезла с лица Филипа. Он нервно осмотрелся.

– Я не должен об этом говорить.

– Я мать Виктора, – напомнила ему Маша. – Мне можно об этом рассказать.

Филип отвернулся.

Маша ждала, но Филип продолжал молчать.

– Доктор Гефардт помогал?

Филип кивнул.

– Но потом у него начались неприятности. Он сердился на Виктора-младшего?

– Да, конечно, – ответил Филип. – Он рассердился, но тогда и Виктор-младший тоже рассердился. Но Виктор-младший поговорил с мистером Мартинесом.

– Как зовут мистера Мартинеса?

– Орландо.

– Он работает в «Кимере»?

Филип опять заволновался.

– Нет, – ответил он. – Он работает в Маттэпене.

– В Маттэпене? К югу от Бостона?

Филип кивнул.

Маша собралась задать следующий вопрос, но внезапно почувствовала холодок, пробежавший по спине. В комнате был кто-то еще. Она обернулась. В дверях, оперевшись на косяк, стоял Виктор-младший. Подбородок был выдвинут вперед.

– Мне кажется, Филипу надо поспать, – процедил он.

Маша резко встала. Она хотела что-то сказать, но слова застряли в горле. Молча она прошла мимо сына и побежала в спальню.

Следующие полчаса Маша лежала, с ужасом ожидая, что Виктор-младший придет к ним в спальню. Каждый раз, когда ветер задевал ветками дуба, росшего вблизи от дома, о стену, она вздрагивала.

Но Виктор не появлялся, и Маша немного успокоилась. Она повернулась на бок и попыталась заснуть, однако ее мысли снова и снова возвращались к загадочному Орландо Мартинесу. Потом она стала думать о Дженис Фэй, Дэвиде, о мистере Ремингтоне из Академии Пендлтона. Вспомнила об учителе, который пытался подружиться с Виктором-младшим, о его смерти. Интересно, подумала она, от чего он умер.

Ее разбудил муж, чтобы сообщить, что они с Виктором-младшим уезжают.

– Который час? – спросила Маша, взглянув на часы. Она с удивлением обнаружила, что было уже половина десятого.

– Ты так глубоко спала, я не решился тебя раньше разбудить, – сказал Виктор. – Мы с Виктором-младшим уезжаем к нему в лабораторию. Он расскажет мне подробно о своих исследованиях по имплантации. Может, поедешь с нами? Я чувствую, что это будет что-то потрясающее.

Маша покачала головой.

– Я останусь дома. Ты потом мне расскажешь.

– Ты правда не хочешь поехать? Мне кажется, тебе следует послушать его рассказ. Тогда ты поймешь, что волноваться за него нет причин.

– Я не поеду, – сказала Маша, хотя уверенности в голосе не было.

Виктор поцеловал жену в лоб.

– Попытайся отдохнуть, ладно? Все будет хорошо. Я уверен.

Виктор стал спускаться по лестнице, заранее предвкушая удовольствие от рассказа сына. Если дела с имплантацией действительно обстояли так, как говорил мальчик, в среду он сможет порадовать членов Правления на очередном заседании.

– Мама не едет? – спросил Виктор-младший. Они с Филипом, уже одетые, стояли у машины.

– Нет, но сегодня она поспокойнее, – заверил Виктор. – Я это вижу.

– Ночью она пыталась выведать кое-что у Филипа, – сказал Виктор-младший. – Ненавижу, когда так делают.

~~

Когда машина скрылась за поворотом. Маша поднялась в кабинет и взяла телефонный справочник Бостона. Усевшись на диване, она стала искать фамилию Мартинес. В справочнике было очень много Мартинесов и даже несколько Орландо Мартинесов. Но в Маттэпене проживал только один из них. Поставив телефон на колени, она набрала номер. Щелкнуло соединение, и Маша уже открыла рот, чтобы попросить к телефону мистера Мартинеса, но поняла, что разговаривает с автоответчиком.

Автоответчик сообщил ей, что фирма «Мартинес энтерпрайзис» работает с понедельника по пятницу. Маша не стала записывать на пленку свое имя. Вместо этого она выписала из телефонной книги адрес.

Одевшись и позавтракав, Маша пошла в гараж.

Через пятнадцать минут она была уже в Академии Пендлтона.

Был ветреный, хотя и солнечный день. Ветер морщил лужи, еще не высохшие после вчерашнего дождя. Некоторые ученики уже вернулись в школу после каникул. Сейчас все были на утренней службе. Маша подъехала как можно ближе к маленькой церкви и стала ждать. Она надеялась увидеть мистера Ремингтона.

Скоро звон колоколов на звоннице возвестил о наступлении одиннадцати часов. Двери церкви распахнулись, и розовощекие ребятишки высыпали навстречу свежему воздуху и солнцу. Среди них она увидела несколько сотрудников школы, в том числе и мистера Ремингтона.

Маша вышла из машины и направилась ему навстречу. Когда Ремингтон был уже в футах десяти от нее, она окликнула его. Он остановился.

– Доктор Фрэнк? – Он был явно удивлен.

– Доброе утро. Надеюсь, я не помешаю.

– Вовсе нет. Вы хотите поговорить?

– Да. Мой вопрос может показаться вам странным. Надеюсь, вы мне простите. Вы сказали мне, что учитель, который хотел подружиться с Виктором, умер. Что было причиной смерти?

– Он умер от рака.

– Я так и знала, – прошептала Маша.

– Простите?

Но Маша не стала объяснять свои слова.

– А вы не знаете, какой именно рак?

– Я не знаю. Вы можете поговорить с его женой. Она по-прежнему работает у нас. Ее зовут Стефани. Стефани Кавендиш.

– С ней можно сегодня увидеться?

– Почему бы и нет? Она живет в коттедже рядом с моим домом. У нас общий газон. Я как раз иду домой и с удовольствием вас ей представлю.

Пока они шли к дому миссис Кавендиш, Маша поинтересовалась:

– А кто-нибудь из сотрудников школы общался близко с моим покойным сыном Дэвидом?

– Почти все учителя. К нему вообще хорошо относились в школе. Насколько мне известно, он был особенно близок с Джо Арнольдом, учителем истории. Его все дети любят.

Коттедж миссис Кавендиш походил на какой-то сказочный домик: белые стены, крыша с покрытием «под солому». Ремингтон позвонил. Он представил Машу миссис Кавендиш, стройной, приятной женщине среднего возраста. Маша знала, что миссис Кавендиш отвечала в школе за физическую подготовку.

Хозяйка пригласила Машу войти, а Ремингтон, извинившись, ушел.

Миссис Кавендиш провела Машу на кухню и предложила ей чай.

– Пожалуйста, называйте меня Стефани, – сказала она, садясь. – Так вы мама Виктора-младшего! Мой муж был им просто очарован. Он считал, что у вас исключительно одаренный ребенок, и постоянно восхищался им.

– Мне говорил об этом мистер Ремингтон.

– Муж любил рассказывать эту историю о том, как Виктор решил задачу по алгебре. Он рассказывал ее всем, кто только соглашался слушать.

Маша, кивнув, сообщила, что мистер Ремингтон тоже уже рассказал ей эту историю.

– Но Раймон считал, что вашего сына что-то беспокоит. Именно поэтому он пытался как-то приблизить его к остальным детям. Он действительно старался это сделать. Раймон думал, что мальчик страдает от одиночества, боялся, что у него есть суицидальные устремления. Он беспокоился за него – нет, не за учебу, я имею в виду в плане общения. Как он сейчас? Я последнее время редко его вижу.

– Боюсь, что у него по-прежнему мало друзей. Он не очень общителен.

– Жаль.

Маша собрала всю свою смелость.

– Надеюсь, вы не сочтете меня бестактной, но мне бы хотелось задать вам личный вопрос. Мистер Ремингтон сказал мне, что ваш муж умер от рака. Я вас не обижу, если спрошу: какой именно рак?

– Не обидите, – ответила Стефани. Ее голос дрогнул. – Некоторое время я вообще не могла об этом говорить. Раймон умер от рака печени. Это была какая-то очень редкая форма. Его отвезли в больницу в Бостоне. Врачи сказали, что они знают только о двух аналогичных случаях.

Именно этого ответа Маша и ждала, и боялась. Она почувствовала себя так, как будто ее ударили.

Маша постаралась по возможности тактично закончить разговор. Однако, прежде чем попрощаться, она попросила Стефани представить ее по телефону Джо Арнольду и договорилась с ним о встрече.

Направляясь к мистеру Арнольду, Маша ожидала увидеть важного профессора-историка, однако он оказался человеком совершенно другого типа. Как и Стефани Кавендиш, он был примерно Машиного возраста. Смуглый, обаятельный, с сочувственным, теплым взглядом коричневых глаз. Маша сразу поняла, что Джо Арнольд был превосходным учителем. В нем чувствовался энтузиазм, которым он наверняка заражал своих учеников. Неудивительно, что Дэвида тянуло к этому человеку.

– Очень рад с вами познакомиться, миссис Фрэнк. Проходите, пожалуйста, проходите. – Он провел ее в кабинет, уставленный книгами. Она с восхищением осмотрела комнату. – Дэвид проводил здесь много времени.

Маша почувствовала, что к глазам снова подступают непрошенные слезы. С грустью подумала она о том, как много не знала о жизни Дэвида. Она попыталась взять себя в руки.

Поблагодарив Джо за то, что он согласился с ней встретиться, Маша стала объяснять цель своего визита. Она спросила, беседовал ли с ним когда-нибудь Дэвид о своем брате.

– Да, было несколько раз, – ответил Джо. – Дэвид признался мне, что у него были трудности с братом с первого же дня появления Виктора-младшего в доме. В принципе это нормально, но, честно говоря, мне казалось, что здесь было нечто большее, чем обычное соперничество между братьями. Я пытался говорить с ним на эту тему, однако Дэвид предпочитал об этом не распространяться. Мы очень близко с ним сошлись, но, когда я касался этого вопроса, он замыкался.

– Он никогда не говорил более конкретно о своих чувствах к брату или о том, что его беспокоит?

– Один раз он сказал, что боится Виктора-младшего.

– Он не сказал почему?

– У меня сложилось впечатление, что Виктор-младший ему угрожал. Но больше он ничего мне не говорил. Я знаю, что отношения между братьями нередко бывают сложными, особенно в этом возрасте. Но откровенно говоря, у меня было какое-то неприятное чувство по поводу его отношений с Виктором-младшим. Казалось, что Дэвид просто в ужасе от Виктора, он даже боялся говорить о нем. В конце концов я заставил пойти его к школьному психологу.

– И он ходил? – удивилась Маша. Она первый раз слышала о визите Дэвида к психологу, и это заставило ее почувствовать свою вину еще сильнее.

– Конечно. Я не собирался оставлять все это просто так. Дэвид был особый ребенок... – Он поперхнулся. – Извините, – добавил он после паузы. Маша была тронута таким явным выражением чувств. Она кивнула, собираясь встать.

– А психолог еще работает в школе? – спросила она.

– Маделин Циннцер? Да, конечно. Без нее трудно представить себе эту школу. Она работает здесь больше, чем кто-либо из нас.

Маша попросила Джо позвонить Маделин Циннцер и представить ее.

Прощаясь с Джо, Маша с трудом подыскивала слова, передающие ее благодарность. Она чувствовала себя ему обязанной.

– Пожалуйста, приходите в любое время, пожалуйста, – говорил Джо, пожимая ей руку. – В любое время.

~~

Маделин Циннцер была крупной женщиной, весом более двухсот фунтов. Ее седые волосы закручивались в тугие спиральки. Она провела Машу в просторную комфортабельную гостиную, из окна которой открывался живописный вид на центральную площадь школьного комплекса.

– Одно из преимуществ длительной работы в школе, – объяснила она, проследив за взглядом Маши. – В конце концов я переехала в самый хороший дом.

– Надеюсь, вы простите, что я пришла к вам в выходной день? – начала Маша.

– Да что вы, конечно.

– У меня есть кое-какие вопросы по поводу моих детей, может быть, вы могли бы на них ответить.

– Да, Джо Арнольд сказал мне по телефону. Боюсь, что я не так хорошо помню вашего мальчика, как он. Но у меня есть записи, и я успела их просмотреть после звонка Джо. Так что вас беспокоит?

– Дэвид сказал Джо, что его младший брат Виктор угрожал ему, но он не хотел рассказывать об этом подробно. Может быть, вам удалось об этом больше узнать?

Маделин прикрыла глаза рукой и откинулась в кресле. Откашлявшись, она начала рассказывать:

– Я беседовала с Дэвидом несколько раз. После длительных бесед я пришла к выводу, что Дэвид использовал защитный механизм проекции. У меня сложилось впечатление, что Дэвид проецирует свои собственные чувства враждебности и соревновательности на Виктора.

– В таком случае угроза не была конкретной?

– Я этого не сказала. Очевидно, все-таки угрозы были.

– Но в какой связи?

– Да всякие мальчишечьи дела. Речь шла о тайном укрытии Виктора, о котором узнал Дэвид. Что-то невинное вроде этого.

– Это могла быть лаборатория, а не тайное укрытие?

– Могло быть и так. Дэвид вполне мог говорить о лаборатории, но в своих записях я пометила «укрытие».

А вы не беседовали с Виктором?

– Один раз. Я решила, что будет полезно понять природу этих отношений. Виктор был довольно откровенен. Он сказал, что его брат Дэвид ревниво относился к нему с первого дня его появления в доме. – Маделин рассмеялась. – Виктор сказал мне, что помнил, как его привезли домой из роддома. Меня это тогда позабавило.

– А Дэвид никогда не говорил, что это была за угроза?

– Да, он говорил, что Виктор грозился его убить.

~~

Из Академии Пендлтона Маша поехала в Бостон. Она одновременно и боялась той картины, которая начинала вырисовываться, если восстановить все события эпизод за эпизодом, и чувствовала, что это все же необходимо сделать. Она убеждала себя, что все то, что она до сих пор узнавала, было либо совпадением, либо случайностью. Одного ребенка она уже потеряла. Но даже это не могло остановить ее. Она должна была знать правду.

Когда-то она работала в Массачусетской больнице психиатром. Приезд туда был для нее чем-то вроде возвращения домой после долгого отсутствия. Но она направилась в отделение не психиатрии, а патологии. Там она разыскала старшего врача, доктора Престона Гордона, и изложила ему свою просьбу.

– Конечно, я могу это сделать, – согласился Престон. – Поскольку вы не знаете дату рождения, искать будет сложнее, но, к счастью, у меня пока есть время.

В компьютер были занесены имена нескольких Раймонов Кавендишей, но, зная приблизительно год смерти, им удалось найти Раймона Кавендиша из Боксфорда, штат Массачусетс.

– Так, – сказал Престон, – вот история болезни. – Экран заполнился записями. Престон стал просматривать информацию. – Вот результаты биопсии, а вот и диагноз: рак купфферовских клеток печени ретиколоэндотелиального происхождения. – Престон присвистнул. – Да я о таком никогда и не слышал.

– А вы не можете выяснить, были ли в больнице аналогичные случаи?

Престон порылся в компьютерных файлах. Через несколько минут на экране высветилось имя.

– В этой больнице был только один сходный случай. Имя больной – Дженис Фэй.

~~

Из радиоприемника в машине лились песни конца пятидесятых, и Виктор с удовольствием подпевал. Мелодии напомнили ему студенческие годы. Настроение было прекрасное. Он провел весь день с Виктором-младшим, изучая результаты научных исследований, выполненных в тайной лаборатории. Все оказалось именно так, как говорил мальчик: даже в своих самых смелых фантазиях Виктор и не мечтал о таких результатах. Когда он свернул на подъездную дорогу, музыка конца пятидесятых сменилась более поздней, и Виктор, подпевая Нейлу Даймонду, затянул «Сладкую Каролайн». Подъехав к дому, он подождал, пока откроются двери гаража. Потом въехал внутрь, вместе с Даймондом допел песню до конца и только тогда выключил радио, вылез из машины, задев своим пальто стоявшую рядом машину Маши, и направился в дом.

– Маша! – закричал он с порога. Ее машина была в гараже, значит, она дома, но света нигде не было видно.

– Маша! – крикнул он еще раз и тут же осекся. Она сидела в десяти футах от него, в темной гостиной.

– Ты что здесь делаешь? – удивился он.

– Где Виктор? – Ее голос казался уставшим.

– Он сказал, что хочет покататься на велосипеде. Не волнуйся, Педро с ним.

– Теперь я за него не волнуюсь. Скорее, нам следует волноваться за Педро.

Виктор включил свет. Маша заслонила глаза рукой.

– Пожалуйста, выключи, – попросила она.

Виктор подчинился. Он надеялся, что к его приезду она будет в лучшем настроении, но, очевидно, ошибался. Ничуть не обескураженный, он уселся на диван и начал рассказывать о потрясающих открытиях Виктора-младшего. Он сообщил Маше, что имплантационный протеин действительно работает. Доказательства этому были неоспоримы. Потом он перешел к рассуждениям о том, что решение проблемы имплантации открывало дверь в тайну всего процесса дифференциации.

– Если бы Виктор-младший так не настаивал на том, чтобы держать все это в секрете, – говорил Виктор, – он вполне бы мог претендовать на Нобелевскую премию. Я убежден в этом. Но он хочет, чтобы я проходил как автор всех открытий, а «Кимера» бы выиграла от этого материально. Что ты думаешь об этом? Это что, тоже расстройство личности, по-твоему? По-моему, это свидетельствует о благородной и щедрой натуре.

Не получив ответа, Виктор растерялся. Ему больше нечего было сообщить жене. После паузы заговорила Маша:

– Мне неприятно портить тебе праздник, но, по-моему, я узнала очень тревожную информацию о Викторе-младшем.

Виктор округлил глаза, нервно провел руками по волосам. Он никак не ожидал такого ответа.

– Единственный учитель из Академии Пендлтона, который как-то пытался сблизиться с Виктором, умер несколько лет назад.

– Мне жаль.

– Он умер от рака.

– Хорошо, допустим, он умер от рака. – Виктор почувствовал, что его пульс учащается.

– От рака печени.

– Да? – Виктору не нравилось, что разговор переходит в это русло.

– Это была та же самая исключительно редкая форма, от которой умерли Дэвид и Дженис.

В комнате повисла тяжелая тишина. Включился холодильник. Виктор не желал слушать об этих вещах. Ему хотелось продолжить разговор о технологии имплантации, о том, что она даст тем бесплодным парам, зиготы которых отторгаются маткой реципиента.

– Такая сверхредкая форма рака, и так много людей, которые ею страдали. И все эти люди как-то связаны с Виктором-младшим. Я говорила с женой мистера Кавендиша. Вдовой. Она очень добрая женщина. И тоже преподает в Пендлтоне. Кроме того, я говорила с мистером Арнольдом. Оказывается, он был близок с Дэвидом. Ты знаешь, что Виктор-младший угрожал Дэвиду?

– Ради Бога, Маша! Дети всегда угрожают друг другу. Я сам угрожал старшему брату, когда он разрушил мой снежный домик.

– Виктор-младший грозился убить Дэвида, Виктор. И это было не в пылу ссоры. – Маша готова была заплакать. – Очнись, Виктор!

– Я больше не желаю об этом говорить, – зло сказал Виктор, – по крайней мере сейчас. – Он все еще не мог прийти в себя после сегодняшнего посещения лаборатории. Были ли какие-нибудь темные стороны у гениальности его сына? Когда-то раньше, в прошлом, он сам кое-что подозревал, но эти подозрения развеялись. Сейчас Виктор-младший казался ему идеальным ребенком. И вот теперь Маша высказывает подобные сомнения и подкрепляет их такими доводами, что против них трудно возразить. Мог ли этот маленький мальчик, водивший его сегодня по лаборатории, гений, открывший тайны имплантации, стоять за этими ужасными событиями? Убийство детей, Дженис Фэй, убийство Дэвида? Виктор даже не хотел думать об этом. Он гнал от себя эти мысли. Это было невозможно. Малышей убил кто-то из сотрудников. Остальные смерти были трагическим совпадением. Маша уж слишком далеко зашла. Кроме того, она уже с того времени, когда умерли Хоббс и Мюррей, находилась на грани нервного срыва. Но что, если ее страхи хоть в какой-то степени оправданны? Как он сможет в счастливом неведении поддерживать Виктора-младшего в его научной работе? А если это было правдой, и Виктор-младший одновременно и чудо-ребенок и монстр, чудовище, то как это характеризует его, Виктора, создателя?

Маша, видимо, хотела продолжить разговор, но в это время вернулся Виктор-младший. Как и неделю назад, он держал в руках две сумки. Казалось, он понял, о чем шла речь в его отсутствие. Он пристально посмотрел на Машу. Его голубые глаза были холоднее, чем когда-либо. Машу передернуло. Она не могла заставить себя выдержать его взгляд. Она все больше боялась собственного сына.

~~

Виктор мерил шагами свой кабинет, рассеянно грызя ручку. В доме было тихо. Насколько он знал, все члены его семьи уже давно легли спать. Вечер прошел в напряженной атмосфере. После того как Виктор отказался от дальнейшего обсуждения всего, что было связано с их сыном, Маша заперлась в спальне.

Виктор собирался провести ночь, работая над сообщением о новом методе имплантации на заседании Правления в среду. Но он никак не мог сконцентрироваться. Машины слова не шли у него из головы. Ну и что, что Виктор-младший угрожал брату? Мальчишки и есть мальчишки.

Но мысль о еще одном случае редчайшей разновидности рака задевала его, особенно если учитывать, что и у Дэвида, и у Дженис был тот особый участок ДНК в тканях опухоли. Это еще предстояло объяснить. Виктор намеренно скрыл свое открытие от Маши. Хватит того, что он ломает себе над этим голову. Если он не в состоянии избавить ее от той ужасной правды, которая может выясниться, он должен огородить ее хотя бы от тех знаков, которые указывали на эту правду.

А кроме того, его беспокоил вопрос Маши о том, чем еще их сын занимается за закрытыми дверями своей тайной лаборатории. Мальчик был исключительно умен, его оборудование позволяло ставить любые эксперименты в биологии. Помимо технологии имплантации, что еще он исследовал? Даже во время их экскурсии по лаборатории Виктор не мог не почувствовать, что сын посвящает его далеко не во все свои дела.

– Может быть, мне следует самому посмотреть, – сказал Виктор вслух, бросая ручку на стол. Было без четверти два, но какое это имело значение!

Виктор написал записку, на случай если Виктор-младший или Маша зайдут к нему. Он взял пальто, фонарь, вывел машину из гаража и закрыл гаражную дверь.

Доехав до конца подъездной дороги, он оглянулся. Все окна в доме оставались темными, никто не проснулся.

В «Кимере» охранник на воротах направил луч фонаря прямо ему в лицо.

– Извините, доктор Фрэнк, – сказал он и побежал внутрь помещения охраны поднимать шлагбаум.

Похвалив охранника за бдительность, Виктор проехал к зданию своей лаборатории. Он припарковал машину прямо перед входом. Удостоверившись, что его никто не видит, он поспешил к реке. Ему очень хотелось включить фонарь, но он боялся, что его заметят. Никто не должен знать о существовании секретной лаборатории. Шум водопада у реки казался еще более оглушающим, чем днем. Порывы ветра, разносившие по аллеям пыль и мусор, заставили Виктора пригнуть голову. Наконец он добрался до входа в башню.

Виктор в нерешительности постоял у входа. Его трудно было испугать, но пустынность разрушенного здания и непроглядная темнота создавали жуткую атмосферу. И опять ему пришлось подавить желание зажечь фонарь: кто-нибудь мог заметить его луч, и тогда секретная лаборатория обнаружится.

До лестницы пришлось добираться в полной темноте, нащупывая перед собой дорогу. Он уже был почти у люка, когда взмах крыльев прямо у него перед лицом заставил его вскрикнуть. Он понял, что побеспокоил стаю голубей, которые сделали необитаемое здание своим прибежищем.

Виктор глубоко вздохнул и стал пробираться дальше. Только дойдя до люка, он вспомнил, что не знал, как он открывается. Виктор попытался, уцепившись ногтями за крышку, поднять ее, но та не поддавалась.

Пришлось включить фонарь – другого выхода у него не было. На полу, среди мусора, он увидел короткий металлический штырь. С его помощью ему удалось на дюйм приподнять крышку люка. После этого он легко поднял ее вверх.

Виктор быстро спустился по лестнице. В лаборатории было темно, ее освещал только луч его фонаря. Пошарив по стене, он обнаружил щиток под лестницей. Когда комната наполнилась флюоресцентным светом, Виктор с облегчением вздохнул.

Он решил начать осмотр с той комнаты, которую Виктор-младший пропустил в своей экскурсии, несмотря на вопросы отца.

Но он успел сделать только несколько шагов. Ему оставалось пройти пятнадцать футов, когда дверь жилого помещения распахнулась и на него, грозно рыча, двинулась собака. Виктор отпрянул назад, инстинктивно подняв руки, чтобы защитить лицо. Закрыв глаза, он ждал нападения.

Но ничего не случилось. Он открыл глаза. Перед ним, удерживая собаку на поводке, стоял охранник в форме «Кимеры».

– Слава Богу! – выдохнул Виктор. – Я рад вас видеть!

– Кто вы? – спросил человек. В его произношении слышался сильный испанский акцент.

– Виктор Фрэнк. Я один из служащих «Кимеры». Странно, что вы меня не узнаете. Кроме того, я отец Виктора-младшего.

– Хорошо, – кивнул человек. Собака опять зарычала.

– А ваше имя?

– Рамирес.

– Я вас раньше не видел. Но я рад, что вы оказались на другом конце этой цепи. – Виктор направился к двери, но Рамирес схватил его за руку.

Удивленный, Виктор посмотрел на руку, сжавшую его предплечье. Затем он перевел взгляд на лицо охранника.

– Я только что сказал, кто я. Окажите любезность, отпустите меня. – Виктор хотя и пытался придать голосу жесткость, но чувствовал, что в данной ситуации преимущество явно на стороне Рамиреса.

Собака снова зарычала. Ее оскаленные зубы находились от него на расстоянии дюйма.

– Простите, – произнес Рамирес, хотя извиняющихся ноток в его голосе не слышалось. – Никому не разрешается входить в эту дверь без специального разрешения Виктора-младшего.

~~

Виктор внимательно посмотрел в лицо Рамиресу. Было совершенно очевидно, что тот не шутил. Виктор растерялся. Он не знал, как поступить в этой нелепой ситуации.

– Может быть, нам позвать вашего начальника смены, мистер Рамирес? – спросил он.

– Я и есть начальник ночной смены.

Минуту они молча смотрели друг на друга. Виктор понял, что переубедить этого человека невозможно. Кроме того, присутствие собаки также охладило его пыл.

– Хорошо, – сказал он, поглядывая на пса. Рамирес отпустил руку Виктора и оттянул собаку. – В таком случае я ухожу.

Он решил, что разберется с Рамиресом утром. Надо будет поговорить об этом с Виктором-младшим.

Выезжая с территории «Кимеры», Виктор притормозил в воротах и спросил у охранника:

– Сколько времени Рамирес работает в охране?

– Рамирес? В службе охраны не числится никакой Рамирес.

13

Понедельник. Утро

Атмосферу за завтраком можно было назвать какой угодно, но только не нормальной. Маша дала себе обещание вести себя так, как будто ничего не произошло, но тут же поняла, что не сможет этого сделать. Виктор-младший спустился завтракать на пятнадцать минут позже своего обычного времени, и она попросила его поторопиться, чтобы не опоздать в школу. Она знала, что это разозлит его, но не могла удержаться.

– Теперь, когда моя тайна стала известна, – сказал Виктор-младший, – мне кажется, было бы смешно ходить в школу и притворяться, что мне интересны занятия в пятом классе.

– Но мне казалось, что тебе важно сохранить свою тайну, – не отставала Маша.

Мальчик взглянул на отца, пытаясь найти поддержку, но Виктор молча пил кофе. Он не желал ввязываться в эту перепалку.

– В данном случае моя явка или неявка в школу никак не отразится на моей тайне, – холодно произнес мальчик.

– Закон обязывает тебя ходить в школу.

– Существуют законы высшего порядка.

Маша не хотела обороняться в одиночку.

– Я соглашусь со всем, что вы решите с отцом, – сказала она.

На работу она уехала, не дожидаясь решения Виктора.

– От нее будут неприятности, – предупредил Виктор-младший.

– Ей нужно немного больше времени, чтобы все это переварить, – пояснил Виктор. – Но, возможно, тебе придется пойти на какой-то компромисс по поводу школы.

– Я не понимаю почему. Моей работе это никак не поможет. Наоборот, только время будет отнимать. Разве не важнее результаты работы?

– Конечно, они важны. Но они еще не все. Ладно. Как ты собираешься добираться до «Кимеры»? Поедешь со мной или на велосипеде?

– На велосипеде. Можно, Филип возьмет твой?

– Конечно. Увидимся у тебя в первой половине дня. Мне нужны будут дополнительные сведения об имплантационном протеине. Я хочу, чтобы юридический отдел начал готовить заявку на патент. Кроме того, мне бы хотелось увидеть всю лабораторию, а также новое помещение.

Виктор не стал упоминать о ночном эпизоде с Рамиресом.

– Отлично. И смотри, осторожнее, чтобы тебя никто не увидел. Мне не нужны незваные гости.

Через пятнадцать минут Виктор-младший, сопровождаемый Филипом, уже ехал на велосипеде по Стэнхоуп-стрит. За ними следовал Педро в своем «форде».

Попросив Филипа и Педро подождать у входа, Виктор-младший, прихватив сумки, вошел в банк. К счастью, мистер Скотт был занят другим клиентом, и мальчику удалось пройти в помещение хранилища, избежав его лекции.

Поездка Виктора не была такой беззаботной. Хотя он и пытался отвлечься, его мысли постоянно возвращались к словам жены: «Такая сверхредкая форма рака, и так много людей, которые ею страдали. И все эти люди как-то связаны с Виктором-младшим». Виктор думал о том, что он будет делать, если у Маши вдруг обнаружат ту же форму. Ведь сказал же Виктор-младший: «От нее будут неприятности». Как он собирался разобраться с этими «неприятностями»?

Несмотря на эти нехорошие мысли, Виктор продолжал испытывать восторг по поводу нового проекта, связанного с имплантационным протеином. Он с большим спокойствием, чем обычно, разделался с многочисленными административными мелочами, накопившимися к понедельнику. Эта работа помогла ему отвлечься от неприятных мыслей. Вошла Коллин, как обычно с сообщением о множестве звонков. Они прошлись по списку текущих дел, намеченных на понедельник. В глубине души Виктор надеялся, что всплывет хоть что-то, намекавшее на возможный шантаж в связи с проектом ФРН, но ничего такого не обнаружилось.

Самым легким оказалось вынести решение по делу Шарон Карвер. Он попросил Коллин сообщить сторонам, что не будет передавать дело в суд при условии, что беспочвенное обвинение по поводу дискриминации по признаку пола будет отозвано из суда.

Кроме того, он попросил Коллин назначить встречу с Рональдом. Он хотел поговорить с ним о проблемах, связанных с проектом ФРН. Если он не обнаружит ничего нового, а он чувствовал, что так оно и будет, он назначит встречу с Херстом. Наверняка во всем виноват Херст. Виктор уже хотел, чтобы это был Херст. Больше всего на свете он желал найти сейчас какое-нибудь доказательство, которое он мог бы предъявить Маше и сказать при этом: «Вот видишь, Виктор-младший никак не связан со всем этим».

~~

Работа у Маши не клеилась. Как она ни старалась, ей не удавалось сконцентрировать внимание, необходимое для ее терапевтических сеансов. Без объяснения причин она попросила Джин отменить прием всех больных, назначенных на этот день. Джин скрепя сердце согласилась.

Закончив прием уже явившихся пациентов. Маша выскользнула из кабинета через заднюю дверь и спустилась к машине. Доехав до Бостона, она продолжала двигаться по юго-восточной скоростной магистрали и скоро добралась до Маттэпена.

Она искала «Мартинес энтерпрайзис». Район был не из приятных: разрушавшиеся трехэтажные деревянные здания, зиявшие провалами выгоревших домов улицы.

Компания «Мартинес энтерпрайзис» размещалась в старом глухом здании без окон. Настроенная по боевому, Маша выехала на обочину и вышла из машины. Ничего напоминавшего звонок у двери не обнаружилось. Маша постучала, сначала неуверенно, потом громче. Но на стук никто не отзывался. Маша сделала шаг назад, оглядев сначала двери, потом фасад дома. Она вздрогнула от неожиданности, когда заметила у левого угла здания человека в темном костюме и светлом галстуке. Оперевшись спиной о стену здания, он наблюдал за Машей. Между большим и указательным пальцами была зажата сигарета. Увидев, что Маша обратила на него внимание, он заговорил с ней по-испански.

– Я не говорю по-испански, – ответила Маша.

– Что вы хотите? – Человек перешел на английский. В произношении слышался сильный испанский акцент.

– Я хочу поговорить с Орландо Мартинесом.

Сначала человек ничего не ответил. Докурив сигарету, он бросил окурок в сторону.

– Пойдемте со мной, – сказал он и исчез из виду.

Дойдя до угла здания, она увидела замусоренную дорожку. Маша колебалась. Чутье подсказывало ей, что лучше вернуться в машину, но она решила довести дело до конца. Проследовав за незнакомцем, она вошла в дверь в торцевой стене дома.

Изнутри здание выглядело не лучше, чем снаружи. Было сыро и пахло плесенью. Маша увидела бетонные некрашеные стены, голые, без абажуров лампочки на потолке. В глубине этой комнаты, походившей на пещеру, стоял стол, окруженный разномастными потертыми кушетками. На них сидели люди, человек десять, все в темных костюмах. Единственный человек, одетый иначе, сидел за столом. На нем была белая кружевная рубашка, выпущенная поверх брюк.

– Что вы хотите? – спросил человек за столом. У него тоже чувствовался испанский акцент, но не такой сильный, как у того, который привел ее сюда.

– Я ищу Орландо Мартинеса.

– Зачем?

– Я волнуюсь за своего сына. Его зовут Виктор-младший. Мне стало известно, что он как-то связан с Орландо Мартинесом. – Маша почувствовала, что при этих словах сидящие оживились. Она перевела взгляд на людей на кушетках, затем опять взглянула на человека, сидевшего за столом.

– Это вы Орландо Мартинес?

– Возможно.

Маша посмотрела на него внимательнее. Около сорока, смуглолицый, с темными глазами и почти черными волосами. Он был обвешан золотыми украшениями, в манжетах поблескивали бриллиантовые запонки.

– Я хотела узнать, что вас связывает с моим сыном.

– Мадам, мне кажется, я должен дать вам совет. Если бы я был на вашем месте, я бы поехал домой и продолжал радоваться жизни. Не вмешивайтесь в то, чего вы не понимаете. Это всем причинит неудобства.

Он поднял руку и указал на одного из людей.

– Хосе, проводи эту женщину, пока она не повредила себе что-нибудь.

Хосе подошел к Маше и тихо подтолкнул ее к выходу. Она продолжала смотреть на Орландо, пытаясь придумать, что еще сказать ему. Но объясняться с ним было бы бесполезно. Обернувшись, Маша случайно поймала взгляд сидевшего на кушетке смуглого человека с полуприкрытым глазом. Она узнала его. Это был один из охранников в лаборатории Виктора-младшего.

Хосе, не говоря ни слова, проводил Машу до двери, захлопнув ее сразу же, как только Маша вышла. Какое-то время она еще постояла перед дверью, не зная, злиться ли ей или, наоборот, радоваться.

Возвратясь к машине, она завела двигатель. Через полквартала она увидела полицейского. Маша притормозила и опустила стекло.

– Извините, – обратилась она к полицейскому. – Вы что-нибудь знаете о том, чем занимаются вот в том здании?

Полицейский нагнулся, чтобы лучше рассмотреть, на какое именно здание указывала Маша.

– А, это, – сказал он, выпрямляясь. – Точно не знаю, но мне говорили, что несколько колумбийцев организовали там какую-то мебельную фирму.

~~

Как только у Виктора появилась свободная минута, он позвонил Чеду Ньюхаузу, директору отдела безопасности, и поинтересовался у него о Рамиресе.

– Конечно, он сотрудник отдела безопасности, ответил Чед. – Он у нас числится уже несколько лет. А что, какие-то проблемы?

– Он был нанят обычным путем?

Чед засмеялся.

– Вы решили надо мной подшутить, доктор Фрэнк? Вы сами наняли Рамиреса и остальных членов этой специальной группы промышленного контршпионажа. Рамирес подчиняется непосредственно вам.

Виктор повесил трубку. Придется поговорить о Рамиресе с сыном.

Текущие дела были сделаны, встреча с Рональдом назначена на одиннадцать пятнадцать, и Виктор пошел в лабораторию Виктора-младшего. Остановившись в тени одного из заброшенных зданий на противоположной стороне улицы, он удостоверился, что за ним никто не наблюдает. Только после этого он перебежал на другую сторону и вошел в башню.

Виктор постучал в крышку люка и, когда ему открыли, спустился вниз. Несколько охранников в форме «Кимеры» сидели за картами, другие рассматривали журналы. Из комнаты, в которую Виктор безуспешно пытался попасть прошлой ночью, вышел Виктор-младший, вытирая руки полотенцем. Взгляд его был напряженным.

– Ты приходил в лабораторию прошлой ночью? – спросил он.

– Приходил...

– Я прошу тебя больше этого не делать, – жестко прервал его мальчик. – Во всяком случае, без моего разрешения. Понимаешь? Я хочу, чтобы ты уважал мою самостоятельность.

Виктор беспомощно посмотрел на сына. Он не знал, что ответить. Он шел сюда, собираясь выразить неудовольствие ночным эпизодом, но неожиданно ему вместо обвинения пришлось перейти к защите.

– Извини, – сказал он. – Я не имел в виду ничего плохого. Мне просто было интересно, что еще у тебя тут есть.

– Ты скоро увидишь, – пообещал мальчик. Голос его смягчился. – Сначала я хочу показать тебе новую лабораторию.

– Отлично, – кивнул Виктор, почувствовав облегчение от того, что напряженность исчезла так быстро.

Сев в машину Виктора, они выехали с территории «Кимеры» и переехали Мерримак. Пока они были в пути, Виктор решил обсудить вопрос о Рамиресе.

– Да, я ввел несколько охранников в платежную ведомость фирмы, – сказал Виктор-младший. – Если тебя беспокоят расходы, вспомни, сколько получит «Кимера» – и это при таких незначительных затратах.

– Меня не беспокоят расходы, – ответил Виктор. Его беспокоила та легкость, с которой Виктор-младший делал все, что ему было нужно.

Следуя указаниям Виктора-младшего, они скоро подъехали к одной из старых фабрик. Виктор-младший первым выскочил из машины. Ему не терпелось показать отцу свое творение.

Строение располагалось прямо у реки. На противоположном берегу виднелось здание часовой башни. В отличие от первой лаборатории Виктора-младшего новая лаборатория была современной во всех отношениях, включая и само помещение в три этажа. Все было продумано до мельчайших деталей. В подвальном этаже находились комнаты для животных, вивисекционные комнаты, огромные, сделанные из нержавеющей стали ферментеры и циклотрон для приготовления радиоактивных веществ. На первом этаже располагались сканер НМР, сканер ПЕТ и целая микробиологическая лаборатория. Второй этаж был отдан под общую лабораторию со сверхсовременным оборудованием для исследований по генной инженерии. Третий и мансардный этажи были заняты компьютерами, библиотекой и кабинетами администрации.

– Ну как? – гордо спросил Виктор-младший, когда они остановились в холле третьего этажа. Им приходилось все время перемещаться, чтобы не мешать рабочим, занимавшимся установкой недавно полученного оборудования и наводившим последний лоск.

– Я просто потрясен – как и всем остальным, что ты сделал. Но это стоит целое состояние. Откуда ты взял деньги на все это?

– Один из моих попутных проектов был связан с разработкой продукта, получаемого с использованием технологии рекомбинации ДНК. Как видишь, он удался.

– А что это за продукт? – с жадным любопытством спросил Виктор.

Мальчик ухмыльнулся.

– Секрет фирмы.

Затем он подошел к одной из дверей, приоткрыл ее и заглянул внутрь, потом, обернувшись к отцу, сказал:

– У меня для тебя есть еще сюрприз. Я хочу, чтобы ты кое с кем поздоровался.

Он широко распахнул дверь. Склонившаяся над столом молодая женщина выпрямилась.

– Доктор Фрэнк! Какой сюрприз! – воскликнула она.

Виктор, не находя слов, молчал и во все глаза смотрел на женщину, с которой, как он думал, ему больше никогда не придется встречаться. Это была Мэри Миллман, суррогатная мать, выносившая Виктора.

Виктор-младший наслаждался произведенным эффектом.

– Мне нужен был хороший секретарь, – объяснил он. – Поэтому я попросил ее из Детройта переехать сюда. Должен признаться, мне было небезынтересно встретиться с женщиной, которая меня родила.

Виктор пожал Мэри руку.

– Рад снова вас видеть, – пробормотал он, все еще не оправившись от изумления.

– Взаимно, – улыбнулась Мэри.

– Ну что ж, – сказал Виктор-младший, – пожалуй, мне пора возвращаться к себе в лабораторию.

Виктор взглянул на часы.

– Мне тоже пора.

~~

Встреча с Рональдом Бикманом оказалась пустой тратой времени. Виктор пытался выяснить, знал ли он что-нибудь о проекте ФРН. Но тот не говорил ни да ни нет, чувствуя, что это обеспечивало ему некоторое превосходство позиции. Когда Виктор напомнил ему, что при их последней встрече Рональд грозил мщением и всяческими неприятностями, Бикман объяснил это игрой слов. Таким образом, Виктор ушел от Рональда, так и не узнав для себя ничего нового.

Единственное, что принесла эта встреча, – то, что Рональд проявил сильный интерес к проекту по имплантации, и Виктор обещал ему составить первоначальные документы для ознакомления.

Выйдя от Рональда, Виктор направился к себе в кабинет. Ему предстоял неприятный разговор с Херстом, которого по просьбе Виктора пригласила Коллин.

– Вам звонил Роберт Граймс из лаборатории, – доложила Коллин, завидя Виктора. – Он сказал, что у него есть для вас что-то чрезвычайно интересное, и просил сразу же перезвонить.

Виктор тяжело опустился в кресло. При других обстоятельствах подобный звонок от его главного лаборанта заставил бы его задрожать от нетерпения. Он означал бы какое-нибудь открытие, сделанное в ходе экспериментов. Но сейчас это было связано с другим – с тем специальным заданием, которое он поручил Роберту. Виктор совершенно не был уверен, что горит желанием услышать нечто «чрезвычайно интересное». Но он все же заставил себя набрать номер лаборатории. Ожидая, пока Роберта позовут к телефону, он думал о своих экспериментах. Теперь они были ему неинтересны. Виктор-младший уже ответил почти на все вопросы, которые предстояло решить в ходе этих экспериментов. Виктор чувствовал себя униженным, сознавая, как отстал он в научной работе от своего десятилетнего сына. Единственным утешением было то, что, объединив силы, они смогут достичь еще большего. Перспективы были завораживающими.

– Доктор Фрэнк! – неожиданно заговорил Роберт, заставив Виктора отвлечься от своих размышлений. – Хорошо, что вы позвонили. Я уже выстроил последовательность ДНК в обеих опухолях. Мне нужно было узнать, хотите ли вы, чтобы я продолжал работу и репродуцировал последовательность с использованием технологии рекомбинации. Это займет некоторое время, но зато можно будет узнать наверняка, что означает этот код.

– А у вас уже есть какие-нибудь предположения, что означает этот код?

– Да. Без сомнения, это какой-то уникальный полипептидный фактор роста.

– То есть это не ретровирус? – спросил Виктор, чувствуя, что его надежда угасает и одновременно думая о том, что в принципе и ретровирус мог быть искусственно внедренной частицей.

– Нет, это определенно не ретровирус. Это какой-то искусственный ген. – Роберт рассмеялся. – Мы можем назвать его геном «Кимеры». В последовательности имеется промежуточный промотер, который я сам использовал несколько раз, – он был взят из вируса человекообразных обезьян СВ40. Но остальные части гена, должно быть, имеют другое происхождение – из микроорганизмов: бактерий или вирусов.

Виктор молчал.

– Доктор Фрэнк, вы слушаете? – спросил Роберт, подумав, что линия разъединилась.

– Вы полностью уверены в том, что сейчас говорили? – Голос Виктора дрожал. Ему уже было ясно, что стояло за всем этим.

– Абсолютно, – ответил Роберт. – Я и сам был удивлен, поскольку никогда даже не слышал о подобном. Сначала я решил, что эти люди подцепили какой-то вектор ДНК, который попал им в кровь. Мне это показалось странным, и я стал размышлять дальше. Единственный возможный механизм, который я мог предположить, связан с красными кровяными шариками, наполненными этим патологическим геном. Как только они попадали в купфферовские клетки, патологические частицы внедрялись в геном. Новые гены превращались после этого из протоонкогенов в онкогены, и все: вот вам и рак печени. Но такой механизм неизбежно приводит к одному вопросу. Знаете, какому?

– Нет. К какому?

– Эти красные кровяные шарики с патологическим геном могли попасть в кровь только одним путем, – говорил Роберт, не подозревая о том. как воспринимает его слова Виктор. – Они могли быть только введены. Я знаю, что...

Роберт не закончил предложение: Виктор повесил трубку.

Доказательства были неопровержимы. Отрицать очевидное стало невозможным: Дэвид и Дженис умерли от рака печени, вызванного участком чуждой ДНК, который внедрился в их хромосомы. И к тому же этот преподаватель из Пендлтона, о котором говорила Маша. Все эти люди были близко связаны с Виктором-младшим. А Виктор-младший был научным гением, имеющим к тому же в своем распоряжении сверхсовременную лабораторию.

В кабинет заглянула Коллин.

– Я ждала, пока вы закончите говорить, – сказала она. – Там ваша жена в приемной. Она может войти?

Виктор кивнул. Внезапно он почувствовал страшную усталость.

Маша вошла в кабинет и захлопнула за собой дверь с такой силой, что бумаги на столе Виктора всколыхнулись. Подойдя к столу, она нагнулась, глядя мужу прямо в глаза.

– Я знаю, что ты предпочтешь никак не реагировать, – проговорила она. – Я знаю, что ты не хочешь расстраивать Виктора-младшего, и я знаю, что ты гордишься его достижениями. Но тебе придется взглянуть правде в глаза: мальчик играет не по правилам. Разреши рассказать тебе о моем последнем открытии. Виктор-младший связался с группой колумбийцев, которые, предположительно, имеют мебельный бизнес в Маттэпене. Я их видела и хочу тебе сказать, что они совсем не выглядят как торговцы мебелью.

Маша резко замолчала. Виктор не реагировал.

– Виктор? – сказала Маша вопросительно. Виктор продолжал отрешенно смотреть перед собой.

– Маша, сядь, – сказал он наконец. Он обхватил голову руками и сидел так несколько минут, не говоря ни слова. Затем, пробежав рукой по волосам и потерев рукой затылок, он выпрямился. Пристально глядя на мужа, Маша села. Она чувствовала, как ее пульс начал учащаться.

– Я только что узнал кое-что похуже, – начал Виктор. – Несколько дней назад я получил образцы опухоли Дэвида и Дженис и отдал их на исследование Роберту. Только что он позвонил мне и сказал, что их рак был вызван искусственно. Чуждый раковый ген был внедрен им в кровь.

Маша вскрикнула, поднеся руки ко рту. Хотя кое-какие подозрения у нее были, но услышать, что они подтвердились, было для нее так же страшно, как если бы она только что об этом узнала. Виктор всегда яростно пресекал все ее попытки поделиться с ним своими опасениями на эту тему, и теперь услышать это от него было еще ужаснее. Она прикусила губу. Ее охватили одновременно злость, печаль и страх.

– Конечно, это Виктор-младший! – прошептала она.

Виктор хлопнул ладонью по столу. От удара его бумаги разлетелись.

– Мы этого не можем знать наверняка! – закричал он.

– Все эти люди близко знали его, – сказала Маша, повторяя собственные мысли Виктора. – И он не хотел, чтобы они ему мешали.

Виктор покачал головой. Какая доля вины ложится на него? Какая на сына? Именно он, Виктор, сделал этого ребенка гениальным. Но задумался ли он хоть на секунду, что может быть сопряжено с этой гениальностью? Если Виктор-младший причастен к смерти Дэвида, Дженис и учителя из Пендлтона, то Виктор уже никогда не сможет жить в ладу с совестью.

– Я считаю, нам нужно выяснить, чем еще занимается Виктор-младший в своей лаборатории, – начала Маша неуверенно.

Уронив руки, Виктор смотрел в окно. Глядя на здание часовой башни, он думал о том, что его сын сейчас там. Он повернулся к Маше и сказал:

– Ну что ж, давай пойдем и выясним.

14

Понедельник. Вторая половина дня

Маше приходилось бежать, чтобы не отстать от мужа. Вскоре они дошли до той части территории, которую предполагалось использовать при будущем расширении фирмы. В ярком свете дня пустующие здания не казались такими зловещими.

Войдя в башню, Виктор сразу направился к люку и громко постучал в него несколько раз.

Через минуту-другую крышка люка поднялась. Человек в форме охранника «Кимеры» внимательно посмотрел на них, затем жестом пригласил спуститься.

Виктор оказался внизу первым. Пока Маша спускалась, он уже успел, обогнув колесо в центре, подойти к мрачной металлической двери, преграждавшей вход в таинственную комнату. На Машу лаборатория произвела такое же гнетущее впечатление, как и тогда, в первый раз. Она знала, что результаты любых научных исследований могут быть использованы во благо, равно как и во зло. Внутреннее чутье подсказывало ей, что исследования, проводившиеся в этой внушающей ужас лаборатории, преследовали темные цели.

– Эй! – крикнул один из охранников, увидев, что Виктор подошел к запретной зоне. В несколько прыжков он пересек комнату по диагонали, схватил Виктора за руку и стал оттаскивать его от двери. – Сюда никому не разрешается входить, – прорычал он с сильным испанским акцентом.

К удивлению Маши, Виктор с силой ударил охранника прямо в лицо. Застигнутый врасплох, тот упал на одно колено, продолжая держать Виктора за рукав. Сильным рывком Виктор высвободил руку и потянулся к двери.

Охранник вытащил нож из-за голенища ботинка и резко раскрыл его. Блеснуло лезвие.

– Виктор! – закричала Маша.

На ее крик Виктор обернулся. Охранник приближался к нему, держа в вытянутой руке нож, как маленькую шпагу. Виктор попытался отразить удар, но человек схватил его за руку. Нож угрожающе взметнулся.

– Прекратите! – крикнул Виктор-младший, выбежав из двери, к которой направлялся его отец. Два охранника, выскочившие из той же комнаты, встали между ними, один обхватив Виктора, другой – человека с ножом.

– Отпустите моего отца! – скомандовал Виктор.

– Он хотел зайти в ту лабораторию! – крикнул охранник с ножом.

– Отпустите! – еще жестче приказал мальчик.

Охранник резко оттолкнул Виктора. Пытаясь сохранить равновесие, он снова рванулся по направлению к запретной двери. Виктор-младший успел схватить его за руку как раз в тот момент, когда Виктор собирался переступить порог комнаты.

– Ты уверен, что готов к этому? – спросил Виктор-младший.

– Я хочу видеть все, – ровным голосом сказал Виктор.

– Ты помнишь древо познания?

– Добра и зла, – продолжил Виктор. – Ты меня не отговоришь.

Мальчик отпустил его.

– Давай. Но ты можешь не догадываться о последствиях этого шага.

Виктор взглянул на Машу. Она кивнула. Виктор распахнул дверь. Из помещения струился бледно-голубой свет. Виктор переступил порог. Маша шла немного позади него. Виктор-младший вошел с ними и захлопнул дверь.

Это была довольно узкая комната, футов пятидесяти длиной. На длинном лабораторном столе, сделанном из старой мебели, находились четыре стеклянных сосуда по пятьдесят галлонов каждый. Отверстия были запечатаны силиконом. Освещенные нагревательными лампами баллоны отсвечивали зловещим голубоватым светом.

Маша вздрогнула от ужаса, когда увидела, что находилось в сосудах. Внутри них плавали четыре человеческих эмбриона. Им было, вероятно, месяцев восемь. Их открытые голубые глаза внимательно следили за Машей, когда она продвигалась по проходу. Они жестикулировали, улыбались и даже зевали.

Стараясь говорить обычным тоном, хотя и не в силах скрыть хвастливой улыбки, Виктор-младший кратко объяснил действие системы. В каждом контейнере к плексигласовым решеткам были прикреплены плаценты, соединенные с чем-то вроде сердечно-легочной машины. Каждой машиной управлял отдельный компьютер, который в свою очередь был соединен с протеиновым синтезатором. Поверхность жидкости в каждом сосуде была покрыта слоем пластиковых шариков для предотвращения испарения.

Маша и Виктор онемели. Они были поражены видом вызревающих эмбрионов. Хотя они заранее готовили себя к неожиданностям, но это зрелище было слишком тяжело вынести.

– Я уверен, что вы удивляетесь всему этому, – говорил Виктор-младший, подходя к одному из сосудов и проверяя какое-то из многочисленных показаний приборов. Он ударил по прибору кулаком, и застрявшая было стрелка возвратилась на зеленую часть шкалы с надписью «Норма». – В ходе моей предыдущей работы по имплантации мне приходилось моделировать матку из культуры тканей. Решение проблемы имплантации, помимо всего прочего, решило и проблему того, зачем вообще нужна матка.

– Сколько им? – спросила Маша.

– Восемь с половиной месяцев. И они будут вынашиваться в искусственном чреве значительно дольше срока, определенного природой. Чем дольше я продержу их в этих сосудах, тем легче их будет растить потом.

– Где ты взял зиготы? – спросил Виктор, хотя ответ ему уже был известен.

– Я с удовольствием вам сообщаю, что это мои братья и сестры.

Машин неверящий взгляд перешел от эмбрионов к Виктору-младшему.

Увидев выражение ее лица, мальчик засмеялся.

– Да ладно, неужели это действительно такой большой сюрприз? Я взял зиготы из холодильника в отцовской лаборатории. Какой смысл им было там лежать, дожидаясь, пока отец имплантирует их кому-нибудь еще?

– Там было пять зигот, – сказал Виктор. – Где еще одна?

– У тебя хорошая память, – похвалил мальчик. – К сожалению, пришлось потратить эту зиготу для первой проверки имплантационного протеина. Но четырех вполне достаточно для статистической экстраполяции, во всяком случае, на первой стадии.

Маша снова повернулась к зародышам. Это были ее собственные дети!

– Давайте не будем так уж сильно удивляться всему этому, – продолжал Виктор-младший. – Вы знали, что эта технология должна была появиться. Я просто немножко ускорил ход событий.

Виктор подошел к одному из компьютеров, который, ожив, выплюнул полстраницы информации. Как только распечатка закончилась, включился синтезатор белка, начав вырабатывать протеин.

– Система обнаружила необходимость подачи фактора роста, – объяснил Виктор-младший.

Виктор посмотрел на распечатку. В ней содержалась информация о жизнедеятельности, химические анализы, показатели крови. Виктор был поражен совершенством установки. Он осознал, что Виктор-младший воссоздал в искусственных условиях фантастически сложное взаимодействие сил, необходимых для превращения оплодотворенной яйцеклетки в полноценный организм. Этот научный подвиг означал качественный скачок в биотехнологии. Радикально новая методология успешной имплантации – это одно, но здесь было нечто совершенно иное. Виктора передернуло при мысли об этом дьявольском свершении, достигнутом тем, кто был его собственным творением.

Маша несмело подошла к одному из сосудов и стала смотреть на мальчика, плавающего в нем. Ребенок взглянул на нее так, как будто хотел с ней пообщаться. Он приложил крошечную ладошку к стеклу. Маша тоже прижала свою ладонь. Теперь их руки были разделены только слоем стекла. Но вдруг она отдернула руку и резко повернулась.

– Их головы! – крикнула она.

Виктор подошел к ней и нагнулся поближе к сосуду.

– Что там с их головами?

– Посмотри на их надбровные дуги. У них нет лба!

– Это мутанты, – объяснил Виктор-младший как ни в чем не бывало. – Я удалил добавленный отцом сегмент, а затем разрушил еще и некоторые точки обычного ФРН. Я хочу добиться уровня интеллекта, равного интеллекту Филипа. Филип оказался во всех моих начинаниях более ценным помощником, чем кто-либо еще.

Маша вздрогнула и с силой сжала руку мужа.

Виктор не обратил на нее внимания. Он указал на дверь в конце комнаты.

– А что за той дверью?

– Вам не слишком много будет впечатлений?

– Я хочу видеть все, – ответил Виктор. Оставив Машу, он прошел вдоль комнаты. Маша смотрела на крошечного мальчика с выдающимися вперед надбровными дугами и плоской головой. Как будто человек остановился в своей эволюции, отступил на полмиллиона лет назад. Как мог Виктор-младший намеренно сделать своих собственных братьев и сестер – раз уж они были ими – умственно ограниченными? Его макиавеллиевский подход заставил ее содрогнуться.

Оторвавшись от контейнеров, Маша пошла вслед за мужем. Ей тоже надо было видеть все. Могло ли быть что-либо страшнее того, что она только что увидела?

В соседней комнате, выстроенные в ряд, стояли массивные контейнеры из нержавеющей стали. Они напоминали гигантские чайники, которые она когда-то девочкой видела на пивоваренном заводе. В этой комнате было теплее и более влажно. Около одного из чанов копошились несколько по пояс голых людей. Они прекратили работу и уставились на вошедших.

– Для чего эти чаны? – спросила Маша.

Виктор уже сам знал ответ.

– Это ферментеры для выращивания микроорганизмов, вроде бактерий или дрожжей. – Затем он обернулся к сыну. – Что там растет внутри?

– Е-колибактерии, – ответил мальчик. – Рабочая лошадка для технологии рекомбинации ДНК.

– Что они делают?

– Лучше я об этом умолчу. Тебе не кажется, что вам уже достаточно впечатлений на сегодня?

– Я уже сказал, что хочу знать все до конца. Выкладывай.

– Они делают деньги, – ответил с улыбкой Виктор-младший.

– Я сейчас не в том настроении, чтобы отгадывать твои загадки.

Виктор-младший вздохнул.

– Мне было необходимо очень быстро получить средства для новой лаборатории. Как ты понимаешь, возможности стать публичной компанией у меня не было. Вместо этого я взял несколько растений коки, привезенных из Южной Америки, и извлек соответствующие гены. Затем я внедрил эти гены в генную структуру Е-колибактерии. Используя устойчивую к тетрациклину плазму, я снова все это вложил в бактерию. Получился превосходнейший продукт. Даже Е-колибактерии его любят.

– О чем он говорит? – спросила Маша у мужа.

– Он говорит, что в этих ферментерах производится кокаин, – ответил Виктор.

– Так вот при чем тут «Мартинес энтерпрайзис», – выдохнула Маша.

– Но это производство исключительно временное, – продолжал Виктор-младший. – Это всего лишь способ быстрого получения капитала. Очень скоро новая лаборатория сама будет зарабатывать деньги, не прибегая к контрабанде. Да, «Мартинес энтерпрайзис» – временный партнер. Честно говоря, мы в один момент можем нанять небольшую армию, но пока что на зарплате в «Кимере» находятся лишь несколько человек.

Виктор прошелся вдоль ферментеров. И опять он был поражен совершенством оборудования. Одного взгляда было достаточно, чтобы определить, что они значительно превосходят ферментеры, установленные в его фирме. Глубоко вздохнув, он снова подошел к жене и сыну.

– Теперь вы видели все, – сказал Виктор-младший. – И сейчас нам нужно серьезно поговорить.

Виктор-младший повернулся и пошел по направлению к основной комнате. Виктор и Маша следовали за ним. Когда они проходили мимо сосудов с эмбрионами, зародыши снова повернулись и уставились на них. Казалось, им было скучно без человеческого общества. Если Виктор-младший это и заметил, то не подал виду.

Не говоря ни слова, Виктор-младший привел их в жилое помещение. Только сейчас Виктор понял, что и здесь он видел еще не все. Мальчик прошел с ними в небольшую комнату. Судя по отделке и научным журналам, это была комната Виктора-младшего. В ней стояли кровать, столик, складные стулья и кресло. Виктор-младший указал на стулья, стоявшие вокруг столика, и сел. Виктор и Маша последовали его примеру. Мальчик оперся локтями на стол, сцепив пальцы. Взгляд его пронзительно-голубых глаз, сверкавших, как сапфиры, переходил поочередно с Виктора на Машу.

– Я должен знать, что вы собираетесь теперь делать. Я был с вами откровенен. Теперь ваша очередь быть откровенными.

Виктор и Маша переглянулись. Виктор молчал. Тогда заговорила Маша:

– Мне нужно знать правду о Дэвиде, Дженис и мистере Кавендише.

– В данный момент я не собираюсь обсуждать второстепенные вопросы, – сказал Виктор-младший. – Меня интересует обсуждение значимости моих проектов. Надеюсь, вы смогли оценить небывалый размах экспериментов. Их значимость перевешивает все остальные моменты, которые при других обстоятельствах было бы уместно обсудить.

– Боюсь, что мне необходимо получить ответ на свой вопрос, прежде чем я смогу судить еще о чем-либо, – ответила спокойно Маша.

Виктор-младший посмотрел на отца.

– Ты тоже так считаешь?

Чуть помедлив, Виктор кивнул.

– Этого я и боялся, – пробормотал Виктор-младший. Он сурово посмотрел на них, как будто это он был их отцом, а они его провинившимися детьми. Наконец он заговорил.

– Хорошо, я отвечу на ваш вопрос. Я скажу вам все, что вы хотите знать. Три человека, о которых вы говорили, собирались выдать меня. В тот момент это угрожало моей работе. Я пытался не допустить, чтобы они узнали что-либо о моей лаборатории, но они упорствовали. Мне пришлось положиться на природу.

– Что это значит? – спросил Виктор.

– Поскольку я вплотную занимался факторами роста, задействованными в решении проблемы искусственной матки, я обнаружил, что некоторые протеины действуют как мощные запускатели протоонкогенов. Я запечатал их в красные кровяные шарики, а затем предоставил все природе.

– Ты имеешь в виду, что ты их ввел в кровь?

– Естественно, я их ввел! – резко ответил Виктор-младший. – Такие вещи нельзя давать как таблетки.

Маша пыталась оставаться спокойной.

– Ты говоришь, что убил своего брата. И ты что, не испытываешь никаких чувств?

– Я действовал лишь как посредник, промежуточное звено. Дэвид умер от рака. Я его умолял оставить меня в покое. Но вместо этого он постоянно преследовал меня, думая, что сможет подставить мне ножку. Он действовал так, потому что все время ревновал.

– А что с двумя недавно умершими детьми? – спросила Маша.

– Мы не можем перейти к более значительным вещам? – крикнул Виктор-младший, ударив кулаком по столу.

– Ты спросил нас, что мы теперь собираемся делать, – сказала Маша. – Сначала нам нужно знать все факты. Так что с детьми?

Виктор-младший побарабанил пальцами по столу.

– Они становились слишком умными, начинали осознавать свои возможности. Мне не нужны были конкуренты. Это было несложно – всего лишь добавить немного цефалоклора в молоко в детском саду. Уверен, что остальным детям это не повредило.

– А что ты почувствовал, когда узнал об их смерти? – спросила Маша.

– Облегчение.

– Печаль, вина – ничего такого? – настаивала Маша.

– Мама, это не психотерапевтический сеанс, – отрезал Виктор-младший. – И мои чувства здесь не имеют никакого значения. Теперь вы знаете все секреты. Сейчас ваша очередь быть честными. Я хочу знать ваши намерения.

Маша взглянула на Виктора, надеясь, что он выскажет свое мнение по поводу дьявольских действий сына, но Виктор безучастно смотрел на мальчика. Ошеломленный, он не в силах был говорить. Маша истолковала его молчание как принятие, может быть даже одобрение, действий сына. Неужели его настолько захватили достижения Виктора-младшего, что он готов сбросить со счетов пять убийств? Убийство его собственного сына? Ну уж нет, она-то точно не собирается молча принимать все это. Черт с ним, с Виктором.

– Ну так что? – настаивал их сын.

Маша повернулась к нему лицом. Его немигающие глаза смотрели на нее с холодным ожиданием. Их кристально-голубой цвет, так удивлявший их с самого рождения, его золотые кудри ангела заставили Машу заплакать. Ведь он тоже был их сыном, разве не так? И если он совершил эти странные поступки, была ли в этом его вина? Ведь он был результатом научного эксперимента. И что бы там ни совершил Виктор для обеспечения его сверхинтеллекта, видимо, это было сделано в ущерб совести. Если Виктор-младший и был виноват, на его отце лежала не меньшая вина. Маша почувствовала неожиданное сочувствие к мальчику.

– Виктор, – начала она, – я думаю, твой отец не осознавал всех последствий своего эксперимента...

Но сын прервал ее.

– Совсем наоборот. Он прекрасно знал, чего он хочет добиться. И теперь, глядя на меня, на все мои достижения, он понимает, что эксперимент прошел успешно. Я именно то, что он хотел, на что надеялся. Я такой, каким бы он хотел быть сам. Я – то, чем может быть наука. Во мне будущее. – Мальчик улыбнулся. – Лучше бы тебе принять меня таким, какой я есть.

– Может быть, в научном смысле твой отец и намеревался сделать тебя таким, – продолжала, не смущаясь, Маша. – Но не думаю, что он мог предвидеть, какую личность он создает. Виктор, я хочу сказать, если ты действительно совершил эти убийства, если ты производишь кокаин... и не в состоянии увидеть моральной стороны своих действий, ну что ж, в каком-то смысле это не только твоя вина.

– Мама, – оборвал ее Виктор-младший. – Ты всегда начинаешь говорить не о том. Чувства, симптомы, личность. Я рассказал вам о величайшем биологическом открытии времени, а тебе хочется, чтобы я снова прошел психологический тест. Это абсурд.

– Наука – это не высшая инстанция. Мораль тоже должна приниматься во внимание. Неужели ты этого не понимаешь?

– Ты не права. И отец, создав меня, доказал, что он ставит науку превыше морали. Если бы он действовал в соответствии с общепринятыми нормами морали, он бы не пошел на эксперимент с ФРН, а он все-таки решился на это. Он герой.

– Поступок твоего отца был продиктован необдуманной самонадеянностью. Он не задумывался о возможных последствиях, его интересовало только достижение цели научного эксперимента. Наука сходит с ума, если она не руководствуется совестью, нормами морали.

Виктор-младший прищелкнул языком, демонстрируя свое несогласие.

– Мораль не может управлять наукой, потому что мораль относительна и, соответственно, ее требования могут изменяться. А наука безотносительна. Мораль формируется человеком и обществом, а общество со временем меняется. Мораль различна в различных культурах. То, что является запретным для одних, представляет собой святыню для других. Наука не может подчиняться этим капризам. Единственное, что неизменно в этом мире, – это законы природы, которые и управляют планетой. Арбитром в конечной инстанции является разум, а не моралистическая чепуха.

– Мальчик, это не твоя вина, – тихо сказала Маша, покачав головой. Спорить с ним было бесполезно. – Твой сверхразум отделил тебя от других, он лишил тебя таких человеческих качеств, как сострадание и любовь. Ты считаешь, что ничего не вправе тебя ограничивать. Но ограничения есть. В тебе не проснулась совесть. Но ты не чувствуешь этого, ты даже не можешь этого понять. Это то же самое, что пытаться объяснить слепорожденному понятие цвета.

Виктор-младший встал.

– При всем моем уважении у меня больше нет времени на всю эту философию. Меня ждет работа. Мне надо знать, что вы собираетесь делать дальше.

– Мы с отцом сейчас это обсудим, – проговорила Маша, пытаясь не отвечать на пристальный взгляд сына.

– Ну тогда давайте, обсуждайте.

– Мы обсудим это в отсутствие детей.

Виктор-младший раздраженно сжал губы. Его дыхание участилось, глаза загорелись злым блеском. Он повернулся и вышел из комнаты. Дверь захлопнулась, щелкнул замок. Виктор-младший их запер.

Маша посмотрела на Виктора. Тот в бессилии покачал головой.

– У тебя еще остались какие-то сомнения по поводу того, с чем мы столкнулись? – спросила его Маша.

Виктор неуверенно покачал головой.

– Хорошо. Что ты теперь собираешься предпринять?

Виктор в задумчивости раскачивался из стороны в сторону.

– Никогда не думал, что дойдет до такого, – сказал он. Он посмотрел на жену. – Маша, поверь мне. Если бы я мог знать... – Голос сорвался. Ему нужна была поддержка жены, ее понимание. Но даже он сам не мог определить величину своей ошибки. Если они когда-нибудь разделаются со всем этим, как он сможет жить в ладу с собой? И может ли он ожидать этого от Маши?

Виктор уткнулся лицом в ладони.

Маша положила руку ему на плечо. Как бы ни ужасна была ситуация, Виктор наконец пришел в чувство, обрел ощущение реальности.

– Нам надо решить, что делать, – тихо сказала она.

Виктор встал. Было видно, что он уже овладел собой.

– Я единственный виноват во всем, что произошло. Ты абсолютно права насчет Виктора-младшего. Если бы не я со своими научными идеями, наш сын не был бы таким: – Он повернулся к Маше. – Во-первых, нам надо отсюда выбраться.

Маша мрачно посмотрела на него.

– Неужели ты думаешь, что он позволит нам отсюда уйти? Мысли реально. Ты помнишь, как он раньше разрешал все свои трудности? Дэвид, Дженис, этот бедный учитель, двое детей, ну а теперь еще и эти беспокойные родители.

– Ты считаешь, он нас будет держать здесь взаперти?

– Я не имею ни малейшего представления, что он собирается делать. Просто мне кажется, что будет не очень-то легко отсюда выбраться. Конечно, какие-то чувства по отношению к нам у него должны быть. Иначе он бы даже не стал рассказывать про свои открытия и интересоваться нашим мнением. Но безусловно, он не выпустит нас отсюда, пока не удостоверится, что мы не представляем для него опасности.

Какое-то время оба молчали. Потом Маша сказала:

– Может быть, мы с ним сможем как-нибудь договориться? Пусть он выпустит одного из нас, а другой останется здесь.

– То есть один из нас останется в заложниках? Маша кивнула.

– Если он согласится, уходишь ты.

– Нет. – Маша отрицательно покачала головой. – Если уж до этого дойдет, я останусь здесь. Тебе надо будет подумать, как остановить его.

– По-моему, все-таки лучше выйти тебе. Я с ним лучше смогу договориться, чем ты.

– Не думаю, что с ним кто-нибудь вообще сможет договориться. Он погружен в свой собственный мир, у него отсутствует ощущение совести. Но я уверена, что он не сделает мне ничего плохого, во всяком случае, пока не удостоверится, что я собираюсь навредить ему. Я тоже считаю, что тебе он доверяет больше, чем мне. В этом смысле ты действительно сможешь с ним договориться лучше, чем я. И еще мне кажется, что он ждет от тебя одобрения своих действий. Виктор-младший хочет, чтобы ты им гордился, и в этом плане он похож на обычного ребенка.

– Но что же делать? – сказал Виктор, меряя шагами комнату, – Не уверен, что полиция тут поможет. Может быть, обратиться в отделение по борьбе с наркотиками? Это его наиболее уязвимая точка.

Маша кивнула. На глаза навернулись слезы. Трудно было поверить, что дело приняло такой оборот. Она все еще воспринимала Виктора-младшего как десятилетнего мальчишку. Но выбора не оставалось: генетические изменения превратили его в чудовище, не имеющее никаких сдерживающих факторов.

– Его можно поместить в психиатрическую клинику?

– Это будет трудно сделать, если в его поведении явно не прослеживаются психические отклонения, или без обвинения его в убийстве по причине душевного расстройства. Но я сомневаюсь, что его могут осудить за убийство. Я уверена, что он не оставил никаких доказательств преступления, а тем более если речь идет о таких «высокотехнологических» преступлениях. У него есть расстройства личности, но этого слишком мало, чтобы посчитать его сумасшедшим. Нужно придумать что-нибудь другое. Хотелось бы мне знать, что именно.

– Я что-нибудь придумаю, – уверил ее Виктор. Глубоко вздохнув, он попытался открыть дверь. Она была заперта. Виктор ударил по ней четыре раза кулаком. Через минуту замок щелкнул и дверь распахнулась. На пороге появился Виктор-младший. За ним стояли несколько латиноамериканцев.

– Я готов с тобой поговорить, – сказал Виктор.

Виктор-младший посмотрел на Машу. Она отвела глаза: ей было страшно встретить его ледяной взгляд.

– Один на один, – добавил Виктор.

Виктор-младший кивнул и отступил в сторону, позволяя отцу выйти. Виктор прошел в лабораторию. Он слышал, как захлопнулась дверь и щелкнул замок. Было совершенно очевидно, что они с Машей стали пленниками у собственного сына.

– Она очень сильно расстроена, – пояснил Виктор. – Убийство Дэвида – это непростительно.

– У меня не было другого выхода, – сказал мальчик.

– Матери трудно такое перенести.

Мальчик смотрел на отца не мигая.

– Я знал, что не следовало ей ни о чем рассказывать. У нее другой подход к науке, не такой, как у нас.

– Ты абсолютно прав насчет этого. Кроме того, она расстроилась из-за искусственного взращивания. Я сам был ошеломлен тем, что увидел. Я прекрасно представляю, что в научном плане это открытие имеет далеко идущие последствия. Влияние, которое оно окажет на научную общественность, огромно. И коммерческий потенциал велик.

– Я рассчитываю на коммерческие результаты. Они дадут мне возможность избавиться от производства кокаина.

– Хорошая мысль. Ведь, занимаясь наркобизнесом, ты ставишь свою научную работу под угрозу.

– Я задумался об этом некоторое время назад. У меня есть несколько планов реагирования, если начнутся неприятности.

– Не сомневаюсь.

Виктор-младший пристально посмотрел на отца.

– Лучше скажи мне, какие у вас с мамой планы.

– Моя основная задача сейчас – успокоить маму. Думаю, она скоро придет в себя – после того как пройдет шок от всего этого.

– Как ты собираешься ее успокоить?

– Я попытаюсь убедить ее в важности твоей работы и твоих открытий. Если она поймет, что, будучи десяти лет от роду, ты достиг в своей науке большего, чем кто-либо еще, она посмотрит на все другими глазами.

Виктор-младший весь засветился от гордости. Маша была права: как и любой другой ребенок, он хотел, чтобы его похвалил его собственный отец. Если бы он и в остальном был как любой другой ребенок, с горечью подумал Виктор. Но он никогда таким не будет, – благодаря моим действиям.

Виктор продолжил.

– Мне бы хотелось как можно быстрее получить список факторов роста белка, отвечающих за развитие в искусственной матке.

– Их около пятисот, – ответил Виктор-младший. – Я дам тебе распечатку, но она, безусловно, не предназначена для публикации.

– Понимаю. – Он взглянул на сына и рассмеялся. – Ну что ж, мне надо возвращаться на работу. Маму тоже наверняка ждут пациенты. Так что нам пора идти. Увидимся дома.

Виктор-младший покачал головой.

– Думаю, рановато еще тебе уходить. По-моему, вам следует пробыть здесь несколько дней. У меня есть телефон, так что ты можешь пока поработать по телефону. Маме придется перенести осмотр пациентов на другое время. Вы увидите, здесь очень удобно.

Виктор заставил себя рассмеяться.

– Надеюсь, ты шутишь. Может быть. Маша и сможет переделать свой график приема пациентов, но «Кимера» не может остаться без руководства. У меня очень много работы. Кроме того, все знают, что я нахожусь на территории фирмы. Рано или поздно меня начнут искать.

Виктор-младший задумался.

– Ладно, – согласился он. – Ты можешь идти. Но мама останется здесь.

Виктор был потрясен тем, что Маше удалось предсказать действия сына так точно.

– Мне нужно постоянно быть рядом с ней. – Он сделал еще одну попытку к освобождению жены.

– Я выпущу кого-то одного. Это не подлежит обсуждению, – отрезал сын.

– Ну ладно, если ты так настаиваешь. Пойду предупрежу Машу. Я сейчас вернусь.

Виктор подошел к двери в комнату, в которой находилась Маша. Один из охранников отпер ее. Подойдя к жене, Виктор прошептал:

– Он согласен выпустить одного из нас. Ты уверена, что оставаться следует именно тебе?

Маша кивнула.

– Свяжись с Джин, предупреди ее, что меня не будет. Скажи, чтобы передала срочные дела Валерии Мэддокс.

Виктор кивнул. Благодарный за то, что она не отступила, он поцеловал ее в щеку. Затем вышел из комнаты.

В лаборатории Виктор-младший инструктировал одного из охранников.

– Это Джордж, – представил он Виктору одного из улыбавшихся латиноамериканцев. Это был тот самый парень, который набросился на Виктора с ножом. Очевидно, охранник не держал зла на Виктора: улыбаясь, он протянул ему руку для рукопожатия.

– Джордж вызвался сопровождать тебя, – сказал Виктор-младший.

– Мне не нужна нянька, – ответил Виктор, подавляя злость.

С мрачной ухмылкой мальчик ответил:

– Ты не понял. Это не зависит от твоего желания. Джордж будет постоянно находиться при тебе. Его задача – напоминать тебе, чтобы ты не пытался связаться с кем бы то ни было, кто захочет помешать мне. Кроме того, он будет напоминать тебе, что Маша осталась здесь, с одним из его друзей. – Виктор-младший не стал продолжать.

– Мне не нужен охранник. Кроме того, как я объясню его присутствие? Знаешь, я не ожидал от тебя такого.

– Я не сомневаюсь, что ты найдешь способ объяснить его присутствие. Если он будет находиться при тебе, мы все будем спать спокойнее. И разреши мне тебя предупредить. Выяснение отношений с полицией и прочими официальными органами только затянет осуществление моей программы. Остановить ее они не смогут. Не расстраивай меня, папа. Вместе с тобой мы революционизируем индустрию биотехнологии.

Виктор сглотнул. Во рту внезапно пересохло.

15

Понедельник. Вторая половина дня

Виктор вышел из здания часовой башни. День, с утра солнечный, стал облачным и ненастным. Джордж как бы случайно достал и спрятал обратно в голенище нож. Действие произвело желаемый эффект. Виктор понял, что для этого человека убийство было делом привычным.

Хотя он и пообещал Маше что-нибудь придумать, но плана действий у него пока не было. Он находился в состоянии какого-то оцепенения.

Он прошел к себе в приемную. За ним молча следовал Джордж.

Когда они проходили мимо стола Коллин, она вскочила, схватив со стола пачку бумажек с записью телефонных звонков. Виктор остановился у двери своего кабинета и, повернувшись к Джорджу, сказал:

– Вам придется посидеть здесь.

Джордж прошел мимо Виктора в кабинет так, как будто и не слышал этих слов. Увидев это, Коллин пришла в ужас. Особенно испугало ее то, что Джордж был в форме службы безопасности «Кимеры».

– Мне вызвать охрану? – шепнула она Виктору. Виктор ответил, что в этом нет необходимости.

Пожав плечами, Коллин стала докладывать Виктору о звонках.

– Я пыталась вам дозвониться, – начала она. – Мне нужно...

Виктор взял ее за руку и немного подтолкнул назад в приемную так, чтобы можно было закрыть дверь.

– Потом, – сказал он.

– Я хотела... – снова начала было Коллин, но дверь уже закрылась.

Джордж уже удобно устроился на диванчике в задней части комнаты и занялся своими ногтями.

Виктор сел за стол. Сразу же зазвонил телефон, но Виктор не стал снимать трубку. Он знал, что это звонила Коллин. Виктор взглянул на Джорджа. Тот, не переставая полировать ногти, во весь рот ухмыльнулся.

Виктор обхватил голову руками. Ему нужно было продумать план действий. Но Джордж мешал ему сосредоточиться. Всем своим поведением он как бы говорил: «Да, я убийца. Я сижу у тебя в кабинете, а ты и пальцем не смеешь шевельнуть, чтобы выставить меня отсюда».

– Что-то я не вижу, чтобы вы работали, – вдруг подал голос Джордж. – Виктор-младший говорил, что вам нужно уйти, поскольку у вас много работы. Не лучше ли вам заняться делами, пока я не позвонил ему и не сообщил, что вы просто сидите за столом и ничего не делаете.

– Я пытался собраться с мыслями, – ответил Виктор. Он нажал кнопку внутренней связи. Когда Коллин ответила, он попросил ее зайти в кабинет и рассказать о поступивших звонках.

~~

В течение первого часа Маша пыталась занять себя чтением научных журналов, которые нашла в книжном шкафу. Но они были слишком сложными для нее: в основном теория и эксперименты в области биологии, физики, химии. Она поднялась, походила по комнате, даже попробовала открыть дверь, но, как и ожидала, дверь была заперта.

Она опять села и стала размышлять о том, какие действия сможет предпринять Виктор. Да, ему придется поломать голову. Виктор-младший был исключительным противником. Его трудно будет переиграть. Для этого, кроме прочего, необходим огромный запас моральных сил. Маша вспомнила о его экспериментах по ФРН и засомневалась, найдет ли он их в себе, эти силы.

Замок щелкнул, и в дверях появился Виктор-младший.

– Я думал, может, тебе захочется немного пообщаться, – сказал он бодро. – Я хочу, чтобы ты кое с кем поздоровалась.

Он отступил в сторону, и в комнату вошла улыбающаяся Мэри Миллман.

Маша встала, не находя слов.

– Миссис Фрэнк! – воскликнула Мэри, пожимая Маше руку. – Мне так хотелось вас увидеть. Но я думала, что мне придется по крайней мере ждать еще год. Как вы поживаете?

– По-моему, нормально, – ответила Маша.

– Думаю, вам есть о чем поговорить, – сказал Виктор-младший. – Я оставлю дверь открытой. Если вы проголодаетесь или захотите чего-нибудь выпить, скажите людям Мартинеса. Они все сделают.

– Спасибо! – улыбнулась Мэри. – Ну разве это не замечательно? – обратилась она к Маше, когда Виктор-младший вышел.

– Он уникальный ребенок, – ответила Маша. – А как ты сюда попала?

– Это для вас неожиданность, не так ли? Да и для меня самой тоже. Я вам расскажу, как все получилось.

~~

– Что еще? – спросил Виктор. Коллин сидела на своем обычном месте, прямо напротив него. Джордж удобно расположился на диване. Коллин еще раз просмотрела свои бумаги.

– По-моему, все. Я еще могу чем-нибудь вам помочь? – Она многозначительно указала глазами в сторону Джорджа.

– Нет. – Виктор подписал последнюю бумагу. – Я поеду домой. Если будут какие-либо вопросы, звони туда.

Быстро взглянув на часы, Коллин снова подняла глаза на шефа.

– Все в порядке? – спросила она. Как-то странно он себя ведет с того момента, когда вернулся в кабинет в сопровождении этого охранника.

– Просто классно, – ответил он, убирая ручку в стол.

Коллин работала с Виктором семь лет. За все годы он ни разу не употреблял этого слова. Она встала, с неприязнью взглянула на Джорджа и вышла из комнаты.

– Пора идти, – сказал Виктор Джорджу.

Джордж встал.

– Мы возвращаемся в лабораторию?

– Я лично собираюсь домой, – ответил Виктор, надевая пальто. – А куда собираетесь вы, мне неизвестно.

– Я пойду с тобой, дружок.

Виктор подумал, как бы не возникли какие-нибудь трудности при выезде из «Кимеры». Но охранник на воротах отсалютовал ему как обычно. То, что в машине Виктора сидел еще человек в форме охраны, не вызвало у него никаких подозрений.

Когда они переезжали через Мерримак, Джордж включил радио. Пошарив в поисках волны, он нашел испанскую станцию, поставил звук на полную мощность и стал отбивать пальцами ритм.

Виктору было ясно, что первое препятствие, которое нужно устранить, – это Джордж. Подъезжая к дому, он обдумывал возможные обходные пути. Под сараем был подвал с прочной тяжелой дверью. Но как заманить туда охранника?

Когда они вышли из машины, Виктор опустил дверь гаража. Он подавил в себе желание огреть Джорджа чем-нибудь тяжелым, как это сделали с ним самим, когда он первый раз пытался проникнуть в лабораторию сына. Виктор открыл дверь в гостиную и подождал, пока войдет Джордж, который настоял на том, чтобы идти сзади.

Виктор снял пальто и бросил его на диван. Будучи реалистом, он понимал, что драться с Джорджем бесполезно. Надо придумать что-то еще. Но что именно?

Так и не решив, что предпринять, Виктор зашел в ванную на первом этаже. На глаза попался пузырек с аспирином. Он вспомнил о старом саквояже врача, который ему вручили, когда он стал студентом четвертого курса. Виктор часто им пользовался во время практики и помнил, что в нем до сих пор оставалось много лекарств.

Выйдя из ванной, он увидел, что Джордж уже сидит в гостиной перед телевизором, шаря по каналам. Виктор пошел на второй этаж. К сожалению, охранник последовал за ним. Но в кабинете на втором этаже он опять уселся перед телевизором. Виктор зашел в кладовку и нашел черный портфель.

Взяв оттуда горсть веронала, секонала и валиума и высыпав таблетки в карман, Виктор запихнул портфель обратно и вернулся в кабинет. Джордж смотрел испанскую программу кабельного телевидения.

– Обычно я пропускаю стаканчик, когда прихожу домой, – сказал Виктор. – Вы что-нибудь будете?

– А вы что будете? – спросил Джордж, не отрывая глаз от экрана.

– Да что угодно. Например, как насчет двух «Маргарит»?

– А что это такое?

Вопрос удивил Виктора. Он почему-то думал, что «Маргарита» – известный южноамериканский напиток. Может быть, он больше известен в Мексике, чем в Южной Америке?

Он рассказал Джорджу, из чего состоит коктейль.

– Я буду то же, что и вы, – ответил Джордж. Виктор пошел на кухню. Джордж последовал за ним, перебравшись к телевизору в гостиной. Виктор достал все ингредиенты и быстро приготовил напиток в небольшом стеклянном кувшине, а затем, удостоверившись, что Джордж по-прежнему смотрит телевизор, открыл капсулы и высыпал их содержимое в коктейль. Он энергично размешал зелье, но на дне все-таки оставался осадок. Пришлось воспользоваться миксером. Посмотрев на напиток против света, Виктор убедился, что на этот раз осадка не было. Эта смесь могла свалить с ног кого угодно, хоть полостную операцию делай без дополнительного наркоза.

Виктор сделал маленький глоток. Коктейль имел горьковатый привкус, но если Джордж никогда раньше не пробовал «Маргариту», он ничего не заподозрит. Себе же он быстро приготовил напиток из лимонного сока. Когда все было готово, он взял два полных стакана и кувшин и отнес их на кофейный столик.

Не отрываясь от телевизора, Джордж взял свой стакан. Виктор сел на диван и тоже стал смотреть телевизор. Показывали какую-то мыльную оперу. Даже не зная испанского, Виктор довольно быстро понял, что происходит на экране.

Краем глаза он наблюдал, как Джордж выпил то, что было у него в стакане, затем подлил себе еще из кувшина. Виктор был доволен, что его напиток пришелся по вкусу. Джордж начал часто моргать. Он уже не мог сконцентрироваться на экране. Видимо, алкоголь способствовал более быстрому проникновению лекарств в кровь. Джордж лишь слегка пригубил вторую порцию – и уже едва мог держать глаза, открытыми.

Внезапно он попытался подняться на ноги. Видимо, осознав, что произошло, он швырнул свой стакан через комнату и потянулся к телефону – Виктор схватил его поперек туловища, чтобы помешать ему. Джордж даже полез за ножом, но его движения уже были слишком медлительны и неуверенны. Виктор с легкостью разоружил его. Еще через минуту Джордж заснул, и Виктор положил его на диван. Он сходил наверх, принес шприц и ввел еще десять миллиграммов валиума внутримышечно – на всякий случай. Затем, протащив неподвижное тело через двор, он спустил его в подвал. Завалив его одеялами и половиками, чтобы тот не замерз, он захлопнул дверь и запер ее на большой висячий замок.

Возвратясь в дом с чувством удовлетворения от сделанного, он хотел было спокойно все обдумать, но в это время зазвонил телефон. Звонок испугал его. Мог ли кто-то звонить Джорджу или, может быть, Джордж должен был сам делать контрольные звонки? Виктор не стал поднимать трубку. Вместо этого он надел пальто и пошел к машине. Так и не придумав ничего лучшего, он решил отправиться в полицию.

Отделение полиции находилось в парке. Это было двухэтажное кирпичное здание с двумя медными фонарями у входа.

Виктор припарковался на стоянке для посетителей. Уезжая из дома, он почувствовал облегчение от того, что наконец принял окончательное решение, и с нетерпением ждал момента, когда сможет переложить все это дело на плечи кому-нибудь другому. Однако теперь, поднимаясь по лестнице между двумя фонарями, он уже не чувствовал такой уверенности в том, что обращение в полицию было правильным ходом в данной ситуации.

В нерешительности Виктор постоял у двери. Больше всего он волновался за Машу, но были и другие причины для волнения. Как Виктор-младший и говорил, полиция наверняка окажется бессильной в данной ситуации, и его сын все равно останется на свободе. Система законов ничего не могла сделать даже с обычными панками. Что уж говорить о десятилетнем мальчишке, интеллект которого в два раза превосходит интеллект Эйнштейна!

Виктор все еще стоял и раздумывал, стоит ли ему обращаться в полицию, когда дверь отворилась и из нее выскочил сержант Серулло, чуть было не сбив Виктора с ног.

Серулло подхватил фуражку, слетевшую с головы, и извинился. Только тогда он узнал Виктора.

– Доктор Фрэнк! – удивился сержант и, еще раз извинившись, спросил: – Что привело вас к нам?

Виктор попытался было с ходу выдумать какую-нибудь правдоподобную историю, но не смог: он был слишком озабочен действительностью.

– У меня неприятности. Мне можно с вами побеседовать?

– Извините, у меня ужин. Нам приходится есть, когда предоставляется возможность. Но там остался Мерфи, он вам поможет. Когда я вернусь с ужина, то обязательно проверю, как вас приняли. Счастливо.

Серулло, дружески хлопнув "Виктора по руке, открыл ему дверь. Раздумывать было поздно. Виктор вошел внутрь.

– Эй, Мерфи! – крикнул Серулло, придерживая дверь ногой. – Это доктор Фрэнк, мой друг. Повнимательнее к нему отнесись, понял?

Мерфи был мясистый, краснолицый, веснушчатый ирландец. Полицейский, сын полицейского, который, в свою очередь, тоже был сыном полицейского. Он внимательно посмотрел на Виктора сквозь бифокальные линзы.

– Сейчас я вами займусь, – сказал он. – Садитесь.

Он указал на изрезанную дубовую скамью, а сам продолжил заполнять какой-то бланк.

Сидя на указанном ему месте, Виктор продумывал предстоящий разговор. Он представлял себе, как сейчас начнет рассказывать о том, что у него есть сын, гениальный ребенок, который выращивает новую разновидность человека – с ограниченными умственными способностями – в стеклянных сосудах и который убивает людей, чтобы защитить свою секретную лабораторию, построенную на средства, полученные путем шантажа расхитителей, действовавших в фирме его отца. Уже сама попытка найти подходящие слова для рассказа обо всей этой истории убедила Виктора, что ему никто не поверит. А даже если кто-то и поверит, то что дальше? Нет никакой возможности доказать, что Виктор-младший вызвал смерть этих людей намеренно. Все это выглядит как совпадение. Что касается лабораторного оборудования, так оно тоже не было украдено, а если и было, то уж, во всяком случае, не Виктором-младшим. Производство наркотиков? Наверное, бедный мальчик был силой принужден к этому иностранным наркодельцом.

Виктор прикусил губу. Мерфи все продолжал возиться с бланком, держа ручку в своей мясистой руке и слегка высунув кончик языка. Он не поднимал глаз, и Виктор продолжил свои размышления. Он представил себе, как Виктор-младший входит в одну дверь судебно-правовой системы и выходит через другую. У него есть сверхсовременная лаборатория, в которой можно делать все. И он уже доказал свою решимость устранить всех, кто осмеливался становиться на его пути. Интересно, долго ли они с Машей проживут при данных обстоятельствах?

Виктору пришлось признаться самому себе, что его эксперимент прошел слишком успешно. Как говорила Маша, он не предвидел, к чему приведет этот успех. Он был слишком увлечен самим экспериментом, чтобы подумать о его результатах. Виктор рассчитывал получить сверхгениального ребенка, но его сын представлял собой нечто совсем иное. Общество еще было не готово к общению с таким странным явлением, какое представлял собой Виктор-младший. Это то же самое, как если бы он был инопланетянином.

– Так, – сказал Мерфи, кидая бланк в проволочную корзинку для бумаг, стоявшую на краю стола. – Чем мы можем быть вам полезны, доктор Фрэнк? – Он пощелкал пальцами, пытаясь снять напряжение после работы ручкой. Без особой уверенности Виктор встал и подошел к его столу. Мерфи оценивающе взглянул на него своими голубыми глазами. Над его тесным воротничком нависли складки шеи.

– Так, ну что у вас, доктор? – спросил Мерфи, откидываясь на спинку стула и упираясь в стол огромными толстыми руками. Вероятно, он был тем самым полицейским, которого вы с нетерпением ждете, чтобы он воздействовал на мальчишек, свинтивших колпаки с машины или укравших радио.

– У меня проблемы с сыном, – начал Виктор. – Мы выяснили, что он пропускал школьные занятия, чтобы...

– Простите, доктор. Может, вам лучше поговорить с общественными воспитателями, что-нибудь вроде этого?

– Боюсь, что общественные воспитатели здесь уже не помогут. Он вступил в связь с уголовными элементами и...

– Извините, что я опять вас перебиваю. Может, тогда лучше к психологу. Сколько лет вашему сыну?

– Десять. Но он...

– Должен вам сказать, что к нам никаких сигналов на него не поступало. Как его зовут?

– Виктор-младший. Я знаю, что...

– До того как вы продолжите, я скажу вам, что у нас возникает очень много проблем, когда мы работаем с детьми. Если ваш сын сделал действительно что-то очень плохое – вломился в дом к вдове, например, тогда, может быть, имеет смысл обращаться к нам. В остальных случаях, я думаю, вам больше поможет психолог и некоторые старомодные средства воспитания. Вы понимаете мою мысль?

– Да. Думаю, вы абсолютно правы. Спасибо, что уделили мне время.

– Не стоит, доктор. Я с вами был совершенно откровенен, раз вы друг Серулло.

– Спасибо, – еще раз поблагодарил Виктор, вставая. Он вышел из здания и сел в машину. Его охватила паника. С внезапной ясностью он осознал, что ему придется бороться с Виктором-младшим один на один. Отец против сына, созидатель против творения рук своих. К горлу подступила тошнота. Он уткнулся лбом в руль. Его внезапно кинуло в пот.

Неожиданно Виктор вспомнил обещание Авраама из Ветхого Завета, который он учил ребенком. Однако здесь было два существенных различия. Во-первых, вряд ли Господь вмешается в данной ситуации, во-вторых, Виктор знал, что не сможет убить собственного сына. Тем не менее становилось все яснее, что остаться придется кому-то одному из них.

Кроме того, как быть с Машей? Как он собирался освободить ее? И опять его окатила волна страха. Он понимал, что нужно действовать быстро, пока Виктор-младший не перехватил инициативу. Кроме того, он боялся, что, если не предпримет никаких мер прямо сейчас, он потеряет свою решимость.

Виктор завел машину и поехал, скорее по привычке, домой. Его мысли метались в поисках плана. Выйдя из машины, он первым делом проверил Джорджа. Тот спал сном младенца под грудой одеял и половиков. Виктор наполнил водой бутылку и поставил ее около его изголовья.

Войдя в дом, он услышал зловещий телефонный звонок. Брать трубку? Или не надо? А что, если это Маша? После четвертого звонка Виктор все же снял трубку и неуверенно поздоровался. На другом конце провода мужской голос с сильным испанским акцентом попросил Джорджа.

Виктор растерялся. Просьбу повторили уже более настойчиво.

– Он в туалете, – наконец ответил Виктор.

Даже не зная испанского языка, Виктор почувствовал, что его не поняли.

– Туалет! – крикнул он. – В туалете!

– Ладно, – сказал голос.

Виктор повесил трубку. И опять, словно электрически разряд, волна страха прошла через его тело. Время давило на Виктора, он чувствовал себя пассажиром поезда, на полном ходу приближавшегося к обрыву. Джордж мог находиться в туалете только короткое время, а потом в их дом прибудет армия вроде той, которая посетила Гефардта.

Виктор несколько раз сильно ударил рукой по столу. Он надеялся, что боль от удара заставит его собраться, приведет в чувство, поможет придумать выход.

Первая мысль была поджечь здание. Надо было провернуть что-то такое, что поможет раз и навсегда покончить с этой историей. Но ведь огонь можно потушить. В данном случае сделать полдела было хуже, чем вообще ничего не делать, потому что тогда Виктору придется противостоять ярости собственного сына, помноженной на мускулы Мартинеса.

Взрыв будет значительно лучше, решил Виктор после некоторого размышления. Но как эту идею осуществить? Виктор был уверен, что он сможет собрать небольшое взрывное устройство, но оно наверняка не будет достаточно мощным, чтобы взорвать все здание.

Он придумает что-нибудь, но сначала ему надо вытащить из башни Машу. Войдя в кабинет, Виктор нашел фотокопии плана здания, которые сделал, когда пытался найти вход в тоннель. Он надеялся, что сможет вывести Машу через один из этих тоннелей. Но, изучив поэтажный план, Виктор обнаружил, что ни один из тоннелей не входил в здание поблизости от жилого помещения, в котором была заперта Маша. Он сложил планы и сунул их в карман.

Телефон опять зазвонил, еще больше напрягая и так уже до предела натянутые нервы. Виктор не стал снимать трубку. Он знал, что пора уходить из дома. Виктор-младший или команда Мартинеса наверняка заподозрят неладное, если Джордж не будет выходить на связь. И кто может знать, когда они сюда прибудут?

К тому времени как Виктор вывел машину из гаража, уже стемнело. Он включил фары и поехал в «Кимеру», моля Бога о том, чтобы он послал ему план спасения Маши и избавления мира от этой шкатулки Пандоры его собственного изготовления.

Внезапно Виктор резко нажал на тормоз – машина с визгом остановилась у обочины. Каким-то чудесным образом у него в голове вдруг начал складываться план. Фрагменты стали соединяться, образовывая общую картину. «Это, пожалуй, может получиться», – сказал он самому себе. Через несколько секунд машина снова понеслась вперед.

Виктор едва сдерживался, въезжая на территорию «Кимеры». Он оставил автомобиль рядом с входом в здание, где находилась его лаборатория. Уже было поздно, сотрудники ушли, и в помещении стояла полная тишина. Повозившись с ключами, он отпер дверь, вошел в лабораторию и заставил себя успокоиться. Он сел в кресло, закрыл глаза и расслабил мускулы. Постепенно пульс начал замедляться. Виктор знал, что, для того чтобы выполнить первую часть плана, ему надо как следует собраться: здесь нужна была твердая рука.

В лаборатории было все необходимое: глицерин, серная и азотная кислота, сосуд с охлаждающими отверстиями. Сейчас, впервые за многие годы, окупились долгие часы, проведенные в химической лаборатории колледжа. С легкостью он соорудил систему нитрификации глицерина. Пока шел процесс нитрификации, он подготовил ванну для нейтрализации. Наиболее сложная часть приготовлений происходила с применением сушильного аппарата, который он установил в вытяжном шкафу.

Виктор достал часовое устройство, несколько батареек и присоединил запал. Следующий шаг был самым ответственным. В лаборатории имелось немного гремучей ртути. Виктор аккуратно упаковал ее в маленький пластиковый контейнер. Очень осторожно он заложил туда запал и опустил крышку.

К этому времени нитроглицерин достаточно подсох, чтобы его можно было переложить в небольшую банку из-под соды, которую он нашел в мусорном бачке. Когда она заполнилась примерно на четверть, Виктор тихонько опустил в нее контейнер с запалом. Затем он добавил оставшийся нитроглицерин и запечатал банку воском. Теперь надо было найти, во что все это упаковать. В кабинете одного из техников Виктор обнаружил виниловый «дипломат». Открыв замки, он бесцеремонно высыпал все его содержимое на стол.

У себя в кабинете он скомкал несколько бумажных полотенец, чтобы соорудить мягкую прокладку между стенками портфеля и взрывным устройством, и аккуратно уложил на них банку из-под соды, батарейки и часовой механизм. Затем он добавил еще несколько полотенец, так чтобы в портфеле не оставалось свободного места. Мягко надавив на крышку, он закрыл ее и застегнул замки.

Виктор достал схему тоннелей и еще раз внимательно просмотрел ее. Один из основных подземных коридоров соединял здание часовой башни со зданием, в котором находился кафетерий. Особенно удачным было то, что недалеко от часовой башни тоннель имел ответвление в западном направлении.

Стараясь максимально осторожно нести портфель. Виктор направился к кафетерию. Он быстро спустился по центральной лестнице в подвальный этаж и без труда открыл массивную дверь в тоннель, ведущий к часовой башне.

Виктор включил фонарик, прихваченный из лаборатории. Сложенный из крупных камней, тоннель напоминал египетские гробницы. Виктор мог видеть вперед только на сорок футов, потому что дальше проход резко поворачивал налево. На полу валялся мусор и булыжники, среди которых струился ручеек, образовывавший на своем пути к реке черные лужицы.

Глубоко вздохнув, он шагнул в холодный, влажный воздух тоннеля и закрыл за собой дверь. Фонарь прорезал темноту ярким лучом.

Виктор начал осторожно двигаться вперед. Он не имел права на ошибку: слишком много было поставлено на карту. Он продвигался по центральному стволу тоннеля, от которого отходило множество ответвлений. По мере приближения к реке все явственнее ощущался гул водопада.

Что-то скользнуло по его ноге. Он резко отшатнулся, чуть не выронив портфель. Успокоившись, посветил назад. В луче фонаря сверкнули два глаза. Виктора передернуло: на него уставилась крыса размером с кошку. Собрав всю свою смелость, он двинулся дальше.

Но уже через несколько шагов он чуть не упал на ставший почему-то скользким пол. Ему удалось сохранить равновесие, уперевшись спиной в стенку тоннеля. Если бы он упал, его опасная ноша наверняка бы взорвалась.

И снова Виктор продолжил свой полный препятствий путь. Наконец он достиг ответвления, которое отходило от основного ствола под нужным углом. Должно быть, этот коридор вел на запад. Он пошел по нему, пока не оказался в подвальном этаже сооружения, стоявшего рядом с часовой башней, чуть выше по реке.

Увидев лестницу, Виктор выключил фонарь. Он не мог рисковать: отблески света могли быть замечены из часовой башни.

Следующие сорок футов оказались самыми сложными. Он боялся упасть, поэтому сначала одной ногой нащупывал дорогу, а затем, убедившись, что стоит на твердой поверхности, переносил другую ногу. Наконец он добрался до лестницы. Поднявшись из подвала на первый этаж, он подошел к ближайшему окну и выглянул наружу. На небе уже светил месяц. Минут десять Виктор наблюдал за зданием часовой башни. Никого не было видно. Затем он взглянул в сторону реки. Примерно в сорока футах от того места, где он находился, старый шлюз отделялся от реки, проходя по направлению к часовой башне и впадая в ее тоннель.

Последний раз взглянув на башню и убедившись, что охранников поблизости нет, он вышел из здания и быстро пошел к шлюзу. Ему пришлось идти, пригибаясь к земле: сейчас его было легко заметить.

На дно шлюза вела лестница, начинавшаяся сразу около ворот, запиравших реку. Виктор быстро спустился по ступенькам, прижимаясь к гранитной стене, чтобы оставаться незаметным. Достигнув дна, он с облегчением обнаружил, что отсюда была видна только часть башни. Значит, его никто не мог заметить с первого этажа.

Виктор подошел к ржавым дверям, которые сдерживали напор воды из запруды. Старые массивные ворота были труднопроницаемой преградой для воды: по дну шлюза струился лишь небольшой ручеек.

Нагнувшись, Виктор положил портфель на дно. Осторожно раскрыв замки, он поднял крышку. Устройство прекрасно перенесло путешествие. Теперь оставалось только установить часовой механизм.

На какое время поставить часы? Слишком малый промежуток был бы катастрофой. Слишком большой – тоже. Основное преимущество должно быть достигнуто за счет неожиданности. Но как рассчитать, сколько времени понадобится на то, чтобы вытащить Машу из часовой башни? В конце концов он решил, что тридцати минут будет достаточно. В свете фонарика он открыл часовой механизм и установил минутную стрелку таймера.

Виктор погасил фонарь и закрыл крышку «дипломата». Глубоко вздохнув, он отнес портфель к воротам шлюза и втиснул его между левой дверью и стальной опорой, которая ее поддерживала. Опора была укреплена единственным ржавым болтом. Этот болт был самым уязвимым местом механизма, поэтому Виктор постарался протолкнуть «дипломат» как можно ближе к нему. После этого он поднялся по гранитным ступеням.

Виктор еще раз взглянул на часовую башню, ища признаки жизни. Но все было тихо. Низко наклонив голову, он бегом вернулся обратно и спустился в тоннель. Он быстро шел назад, к зданию кафетерия, уже жалея, что оставил себе слишком мало времени на последующие действия.

Выйдя из здания, Виктор побежал к реке, перейдя на шаг, только когда в виду показалась часовая башня. Когда он встретится с сыном, он должен выглядеть спокойным и невозмутимым. Он не хотел, чтобы его возбужденный вид навел кого бы то ни было на подозрения.

Виктор подошел к ступеням здания и выждал минуту, чтобы установилось дыхание. Взглянув на часы, он пришел в ужас. У него оставалось только шестнадцать минут. «Боже мой», – прошептал он и кинулся внутрь.

Подбежав к люку, Виктор трижды постучал. Однако никто не открывал – он постучал громче. Люк по-прежнему не открывался, и Виктор стал уже шарить по полу в поисках металлического штыря, которым он воспользовался в прошлый раз, но в это время крышка люка поднялась, и он увидел одного из охранников.

Виктор спустился вниз.

– Где Виктор-младший? – спросил он, стараясь казаться спокойным.

Охранник указал на комнату, в которой находились сосуды с зародышами. Виктор двинулся было в этом направлении, но вдруг дверь комнаты открылась и на пороге появился Виктор-младший.

– Папа? – с удивлением сказал он. – Я не думал, что ты придешь до утра.

– Я не мог оставаться дома, здесь слишком много интересного для меня, – улыбнувшись, ответил Виктор. – Я разобрался со своими неотложными делами. Теперь очередь мамы. У нее пациенты, они ждут ее. Ей нужно сделать обход больных в клинике.

Виктор отвел глаза от сына и обвел взглядом комнату. Ему надо было продумать, где он будет находиться в критическую минуту. Наверное, лучше всего стоять как можно ближе к лестнице. Рядом с ней был установлен газовый хроматограф, и Виктор решил, что сделает вид, будто рассматривает прибор.

В том месте, где шлюз входил в здание, было отверстие, прикрытое самодельным щитом. Виктор прикинул силу воды, которая хлынет в помещение после взрыва. По его предположению, сила воды в сочетании с предшествующей ударной волной от взрыва поколеблет основание здания и вполне сможет опрокинуть его. Между взрывом и тем моментом, когда вода проникнет в помещение, пройдет около двадцати секунд.

– Мне кажется, еще слишком рано выпускать маму, – сказал Виктор-младший. – Кроме того, Джорджу будет неловко постоянно находиться при ней. – Виктор-младший помолчал, его голубые глаза оценивающе смотрели на отца. – Кстати, где он?

– Остался наверху. – Виктор почувствовал приступ страха. Его сын ничего не упускал из виду. – Он проследил, как я спустился вниз, и остался покурить.

Виктор-младший посмотрел на двух охранников, читавших журнал.

– Хуан! Сходи наверх и попроси Джорджа спуститься.

Виктор сглотнул. В горле першило.

– С Машей проблем не будет. Я это гарантирую, – заверил Виктор.

– Она не изменила своего мнения. Я попросил Мэри Миллман поговорить с ней, но ее моралистическая позиция осталась непоколебленной. Боюсь, она доставит много хлопот.

Виктор украдкой взглянул на часы. Девять минут! Надо было дать себе больше времени.

– Но она способна учитывать сложившиеся обстоятельства, – выпалил он. – Да, она упряма. Это для нас с тобой не новость. Кроме того, я остаюсь у тебя. Она ничего не будет делать, зная, что я здесь.

Да она и не сможет ничего придумать, даже если ей и захочется принять меры.

– Ты нервничаешь, – заметил Виктор-младший.

– Конечно, я нервничаю, – резко ответил Виктор. – В таких обстоятельствах любой занервничает. – Он попытался улыбнуться. – Во-первых, я до сих пор не могу прийти в себя от твоих открытий. Мне бы хотелось увидеть список факторов роста для искусственной матки.

– Я с удовольствием покажу их тебе.

Виктор пересек помещение и открыл дверь в жилую комнату.

– Ну что ж, это обнадеживает, – кивнул он сыну. – Ты решил, что больше нет необходимости запирать маму. Я бы сказал, что это прогресс.

~~

Виктор вошел в маленькую комнату, где сидели Маша и Мэри.

– Виктор, посмотри, кто тут, – сказала Маша, указав на Мэри.

– Мы уже виделись, – проговорил Виктор, кивнув Мэри.

Виктор-младший стоял в дверях, угрюмо улыбаясь.

– Не каждый ребенок имеет трех биологических родителей, – сказал Виктор, пытаясь ослабить напряжение. Он еще раз взглянул на часы: шесть минут.

– Мэри рассказала мне кое-что интересное о новой лаборатории, – сообщила Маша со скрытым сарказмом, который был способен уловить только Виктор.

– Отлично, – кивнул Виктор. – Просто отлично. Ну, Маша, теперь твоя очередь идти. Тебя там десятки пациентов дожидаются. Джин сходит с ума. Она звонила мне три раза. Я сделал свои наиболее срочные дела, теперь твоя очередь.

Маша пристально посмотрела на Виктора-младшего, затем перевела глаза на мужа.

– Я думала, ты позаботишься о некоторых проблемах, – сказала она с раздражением. – Валерия Мэддокс разберется со всеми срочными случаями.

Мне кажется, сейчас самое важное для тебя сделать то, что ты должен сделать.

Ее надо отсюда вытащить. Ну почему она просто не встанет и не уйдет? Неужели она и в самом деле не доверяет ему? Неужели она думает, что он все это оставит так, как оно есть? С печалью Виктор подумал о том, что за прошедшие годы он не дал ей никаких оснований рассуждать по-другому. Однако решение проблемы было, и через несколько минут они все в этом убедятся!

– Маша! Я хочу, чтобы ты ушла отсюда. Тебе надо делать обход в больнице. Иди!

Но Маша не слушала.

– Мне кажется, ей здесь понравилось! – пошутил Виктор-младший. В это время один из охранников позвал его, и он вышел из комнаты.

Почти обезумев от нарастающего возбуждения, Виктор наклонился к жене и, забыв о Мэри, прошипел:

– Тебе надо уйти отсюда прямо сейчас. Поверь мне.

Маша посмотрела ему в глаза. Виктор кивнул.

– Пожалуйста! Уходи! – простонал он.

– Что-то должно случиться? – догадалась Маша.

– Да, черт возьми, – с яростью прошептал Виктор.

– А что должно случиться? – нервно спросила Мэри, переводя глаза с одного на другого.

– А как же ты? – воскликнула Маша, не обращая внимания на Мэри.

– За меня не волнуйся.

– Ты не собираешься никаких глупостей делать?

Виктор закрыл глаза руками. Напряжение было невыносимо. Часы показывали, что осталось три минуты.

Виктор-младший снова появился на пороге.

– Джорджа наверху нет, – сказал он.

Мэри повернулась к нему.

– Что-то должно случиться! – крикнула она.

– Что?

– Он что-то собирается сделать, – возбужденно ответила Мэри. – У него есть какой-то план.

Виктор взглянул на часы: две минуты.

Виктор-младший позвал охранника, затем схватил отца за рукав. Встряхнув его, он крикнул:

– Что ты сделал?

Виктор уже потерял над собой контроль. Напряжение было слишком велико. Какое-то мгновение он не мог говорить. Виктор понял, что проиграл: ему не удалось ответить достойно на вызов.

– Что ты сделал? – Виктор-младший еще раз тряхнул отца. Виктор не сопротивлялся.

– Нам всем надо убираться из лаборатории, – выдавил он наконец.

– Почему?

– Потому что шлюз вот-вот откроется, – простонал Виктор.

Повисла пауза. Виктор-младший обдумывал это неожиданное известие.

– Когда?

Виктор взглянул на часы. Оставалось меньше минуты.

– Сейчас, – ответил он.

Виктор-младший полоснул его глазами.

– Я рассчитывал на тебя, – с ненавистью сказал он. – Я думал, ты настоящий ученый. Ну что ж, теперь ты уже в прошлом.

Виктор резко прыгнул, сшибая Виктора-младшего в сторону. Он схватил Машу за запястье и рывком поднял на ноги. Не выпуская ее руки, он протащил ее через жилое помещение и выскочил в основную лабораторию.

Виктор-младший, уже успев подняться на ноги, побежал за родителями, на бегу приказывая охранникам остановить их.

Охранники, вскочив со своих скамеек, схватили Виктора за обе руки. Но он успел подтолкнуть Машу к лестнице. Она поднялась на несколько ступенек, затем повернулась назад.

– Беги! – крикнул ей Виктор. Затем, обратившись к охранникам, сказал: – Вся эта лаборатория через секунду разлетится.

Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что он не шутит. Они выпустили Виктора и мигом взлетели по лестнице, обгоняя Машу.

– Подождите, – крикнул Виктор-младший. Но было уже поздно. Началось паническое бегство. Даже Мэри, проскочив мимо него, кинулась к лестнице. Маша уже выбралась наверх, за ней в проеме люка исчезла и Мэри.

Глаза Виктора-младшего с ненавистью уставились на отца.

– Я на тебя рассчитывал. Я доверял тебе, думал, ты человек науки. Я хотел быть таким, как ты. Охрана! – закричал он. Но охранников уже не было и в помине.

Виктор-младший оглянулся, окинув взглядом лабораторию. В этот момент до них донесся приглушенный грохот, и взрыв потряс помещение. Звук, подобный грому, начал нарастать, сотрясая комнату. Виктор-младший побежал было к лестнице, но Виктор схватил его за руку.

– Что ты делаешь? – завопил мальчик. – Отпусти меня! Нам надо убираться отсюда!

– Нет, – ответил Виктор. – Мы остаемся.

Мальчик попытался освободиться, но Виктор крепко держал его. Совершенно некстати он подумал о том, что, несмотря на сверхинтеллект сына, у него было тело – и сила – десятилетнего ребенка.

Виктор-младший брыкался, извивался, но отец ударил его сзади под коленки, и мальчик упал.

– Помогите! Охрана! – кричал Виктор-младший, но голос его терялся в низком, стремительно нарастающем гуле. Лабораторные склянки начали позвякивать. Это было похоже на начало землетрясения.

Виктор подошел к заслонке, загораживающей вход в шлюз, и встал в пяти футах от нее. Он посмотрел вниз, в немигающие ледяные глаза сына, которые не отрываясь смотрели на него.

– Прости меня, мальчик.

Он извинялся не за то, что собирался сделать. За это он не чувствовал угрызений совести. Он просил прощения у сына за тот эксперимент, который он задумал и совершил в своей лаборатории немногим более десяти лет назад. Тот эксперимент, в результате которого на свет появился его сын, одаренный сверхинтеллектом, но лишенный совести.

– Прощай, Исаак.

В этот момент сто тонн воды лавиной хлынуло в отверстие шлюза. Старое колесо в центре комнаты крутанулось как сумасшедшее, впервые за многие годы затрещала ржавая передача и часы на старой башне начали выбивать мелодию. Неуправляемый поток воды, сметая все на своем пути, в считанные минуты подмыл гранитные глыбы в основании здания. Несколько крупных камней сместились, и опоры, поддерживавшие потолочное перекрытие, рухнули. Через десять минут после взрыва вся часовая башня начала медленно раскачиваться. Еще через минуту она рассыпалась. Секретная лаборатория была погребена под грудой камней.

Эпилог

Год спустя

– У вас еще один пациент, – сказала Джин, просовывая голову в дверь.

– Это что, кто-то без записи? – спросила Маша, слегка заволновавшись. Она собиралась освободиться к четырем. Если она примет еще одного пациента, то раньше пяти с работы не уйти. При других обстоятельствах Маша, может быть, даже порадовалась бы этому, но сегодня она договорилась встретиться с Джо Арнольдом, учителем Дэвида, в шесть часов. Они собирались пойти в зоомагазин, чтобы купить маленького ретривера. Джо убеждал Машу, что щенок ей просто необходим.

– Это тебе поможет, – говорил он. – Терапия с помощью домашних животных. Я точно тебе говорю, собаки скоро оставят вас, психиатров, без работы.

Он позвонил Маше, чтобы выразить соболезнования, через несколько дней после того, как прочитал в газетах о трагедии. Тогда он сказал, что всегда жалел о том, что не позвонил Фрэнкам после смерти Дэвида. Постепенно они с Машей стали друзьями. Похоже, Джо решил прекратить ее добровольную изоляцию.

– Женщина слишком настаивала, – сказала Джин. – Если бы я ее сегодня не втиснула, мы бы не смогли ее принять раньше, чем через неделю. Она говорит, что это очень срочно.

– Срочно, – проворчала Маша. К счастью, необходимость в действительно срочной психиатрической помощи возникала очень редко. – Ладно, – согласилась она, вздохнув.

– Вы душечка, – сказала Джин и исчезла за дверью.

Маша села за стол и записала на диктофон отчет о беседе с последним пациентом. Закончив, она повернулась на кресле к окну. Наступала весна. Кое-где сквозь бурый слой прошлогодней травы пробивались яркие зеленые пятна. Скоро появятся крокусы. А на деревьях уже набухли почки.

Маша глубоко вздохнула. Сколько осталось позади! Прошло немногим больше года после той ужасной ночи, унесшей жизнь мужа и второго сына. В газетах тогда это назвали «трагическим случаем». Была опубликована фотография ржавого болта, ставшего, по всей вероятности, причиной трагедии. Он выскочил, не в силах удерживать напор поднявшейся реки. Маша никогда не опровергала этих сообщений, предпочитая именно эту версию произошедшего. Такое истолкование случившегося было значительно проще, чем правда, лежавшая за всеми событиями.

С горем становилось справляться все труднее. Она продала тот большой дом, в котором они жили с Виктором, и акции «Кимеры». Часть полученных денег ушла на покупку нового домика на берегу залива в Уипсвиче. Пляж, с его великолепными дюнами, был в нескольких минутах ходьбы. Много выходных провела она в одиночестве на пляже, в тишине, не отвлекаемая никакими звуками, кроме шума волн и редких криков морских чаек. Еще с тех пор как была маленькой девочкой, она любила это одинокое единение с природой.

Тела обоих Викторов так и не обнаружили. Очевидно, разбушевавшийся поток смыл их. То, что они не были найдены, только усиливало страдания Маши, однако вовсе не по тем причинам, какие предположили бы большинство психиатров. Джин намекнула о том, что ей самой неплохо было бы пройти курс психотерапии, но Маша отказалась. Она не могла объяснить Джин свою тревогу. У нее было внутреннее чувство, что весь этот ужас еще не закончился: ведь никто не видел мужа и сына мертвыми. Четверо искусственно выращенных малышей тоже исчезли без следа. По ночам Машу мучили кошмары. Ей снилось, что она находит на пляже палец или ногу младенца.

Работа была ее спасением. После того, как затянулись поверхностные раны и горе ушло внутрь, она полностью посвятила себя психиатрии. Маша брала сверхурочные часы, бесплатно консультировала в благотворительных организациях. Очень помогла тогда Валерия Мэддокс. Она часто оставалась ночевать в ее новом доме. Маша знала, что она в неоплатном долгу перед этой женщиной.

Маша снова повернулась к столу. Было около четырех. Сообщив по интеркому Джин, что готова к приему пациентки, она пошла открывать дверь. Забирая у Джин карточку. Маша мельком увидела в приемной женщину лет сорока пяти. Она улыбнулась. Маша ответила на ее улыбку и жестом пригласила женщину пройти в кабинет.

Оставив дверь открытой. Маша подошла к креслу, в котором обычно сидела во время сеансов. Тут же находился небольшой столик с коробкой бумажных салфеток – для пациентов, которые не могли справляться со своими эмоциями. Напротив Маши стояли два стула.

Услышав, что женщина уже вошла в кабинет. Маша обернулась, чтобы поздороваться. Женщина была не одна. Рядом с ней стояла худенькая девушка не старше двадцати, с болезненным цветом лица, с давно не мытыми светлыми волосами. На руках она держала ребенка лет полутора с такими же светлыми, как у матери, волосами. В руках у малыша был журнал.

Интересно, кто же из них пациент, подумала Маша. Ей придется попросить остаться только одного человека – таково было ее правило: беседовать с пациентом один на один. Но пока что она ограничилась тем, что пригласила их сесть. Пусть они сначала сами расскажут, что привело их сюда. Ее опыт говорил о том, что лучше сначала выслушать, что расскажет пациент, чем сразу начинать с вопросов.

Пока девушка усаживалась на стул напротив Маши, женщина держала ребенка на руках, затем посадила его к дочери на колени. Ребенок, похоже, был полностью поглощен картинками в журнале. Интересно, зачем они взяли с собой малыша, подумала Маша. Не так уж трудно было найти няньку на это время.

Маша поняла, что девушка не отличалась физическим здоровьем. Ее худоба и болезненный цвет лица говорили о депрессии, если не об истощении.

– Меня зовут Джозефин Стейнбургер, а это моя дочь Джудит, – начала женщина. – Спасибо, что вы согласились нас принять. Мы просто в отчаянии.

Маша ободряюще кивнула.

Миссис Стейнбургер наклонилась совсем близко к Маше, но заговорила довольно громко, во всяком случае, Джудит могла ее слышать.

– Моя дочь не слишком шустра, если вы понимаете, что я хочу сказать. Она долгое время была в беде. Наркотики, побеги из дома, драки с братом, дурные знакомства – такие вот вещи.

Маша опять кивнула. Она посмотрела на девушку, чтобы определить, как та реагировала на слова матери, но она сидела, безразлично уставясь в пространство перед собой.

– От этих детей сейчас чего угодно можно ждать, – продолжала Джозефин. – Ну, сами знаете, секс и прочее. Когда я росла, все было по-другому. Я и не знала, что такое секс, пока не стала слишком старой, чтобы получать от него удовольствие, если вы понимаете, что я имею в виду.

Маша опять кивнула. Она надеялась, что девушка примет участие в разговоре, но та продолжала молчать. Не на наркотиках ли она и сейчас, подумала Маша.

– Короче говоря, – продолжала Джозефин, – Джудит говорит, что никакого секса у нее не было, так что для меня это был сюрприз, когда около полутора лет назад она преподнесла мне вот эту радость. – Женщина с сарказмом засмеялась.

Машу это не удивило. Из всех защитных механизмов отрицание встречалось наиболее часто. Многие подростки первоначально отрицали сексуальные контакты, даже при наличии более чем убедительных доказательств.

– Джудит говорит, что отцом был молодой парень, который заплатил ей за то, чтобы запихнуть в нее свою маленькую трубочку. Я много разных названий слышала, но чтобы это называли «трубочкой» – впервые. Ладно, в общем, короче говоря...

Маша редко перебивала людей, которые приходили к ней на сеансы, но, поскольку девушка упорно молчала, ей пришлось вмешаться.

– Может быть, будет лучше, если пациентка сама расскажет о том, что ее беспокоит?

– Что значит «сама расскажет»? – спросила Джозефин, наморщив лоб в попытке понять слова Маши.

– Это значит именно то, что я сказала. Я считаю, что пациентка сама должна рассказывать о себе или хотя бы принимать участие в разговоре.

Джозефин заливисто рассмеялась, но затем взяла себя в руки.

– Извините, смешинка в рот попала. С Джудит-то как раз все отлично. Она даже стала немножко ответственнее, с тех пор как у нее появился ребенок. Но вот с ним одно беспокойство. Это он пациент.

– А, понятно. – Маша слегка оторопела. Ей приходилось работать с детьми, но чтобы с такими маленькими – этого еще не бывало.

– Этот ребенок – просто ужас, – продолжала Джозефин. – На него никакой управы нет.

Маше хотелось бы добиться от нее более конкретной информации. Множество родителей называли своих детишек «ужасными». Ей нужны были более точные симптомы.

– А какого рода проблемы он вызывает? – спросила она.

– Ну! – Джозефин выразительно закатила глаза. – Я же вам говорю, от него просто спиться можно. – Она повернулась к ребенку. – Посмотри на тетю, Ясон.

Но Ясон был полностью погружен в свой журнал.

– Ясон! – позвала Джозефин. Она потянулась, взяла из рук мальчика журнал и кинула его на столик. Именно тогда Маша увидела, что это был последний номер журнала «Биология клетки».

– Малыш уже читает лучше, чем его мама. Теперь он просит, чтобы ему купили набор по химии.

Маша почувствовала, что к горлу подступает комок. Она медленно подняла глаза.

– Честно говоря, – продолжала тараторить женщина, – я боюсь покупать ему химический набор, ведь мальчику еще только полтора года. Это ненормально. Он же может нам весь дом взорвать.

Маша посмотрела на ребенка. Он тоже пристально смотрел на нее своими ярко-голубыми глазами. Разум, значительно больший, чем можно было предположить по возрасту, светился в его ангельском личике. Маше показалось, что время потекло вспять. Это был вылитый Виктор-младший в возрасте полутора лет.

Она сразу же поняла, что перед ней: пятая зигота. Та, которая, по словам Виктора-младшего, была потрачена на исследования по имплантации. Ребенок, развившийся из ее собственной клетки.

Маша не могла пошевелиться. Действительность заставила ее похолодеть: кошмар еще не закончился.

Джозефин встала и подошла к Маше.

– Доктор Фрэнк? – спросила она с тревогой. – С вами все в порядке?

– Да... Все нормально, – выдавила Маша. – Извините... правда, все в порядке. – Она не могла оторвать глаз от ребенка.

– Ну вот, я же вам говорила – этот ребенок нас всех с ума сводит. Вот позавчера...

Маша прервала ее. Стараясь унять дрожь в голосе, она произнесла:

– Миссис Стейнбургер, нам придется назначить отдельную встречу с Ясоном. И я считаю, что будет лучше, если мы с ним побеседуем вдвоем.

– Ну что ж, как скажете, – кивнула Джозефин. – Вы врач. Вам лучше знать. Думаю, что пару деньков мы сможем подождать. Надеюсь, вы нам поможете.

Когда они ушли, Маша закрыла дверь и привалилась к ней спиной. Тяжело вздохнув, она сказала вслух:

– Я тоже надеюсь.

Она понимала, что должна что-то сделать. Но что? Этот чудо-ребенок, вундеркинд, может стать таким же чудовищем, как Виктор-младший, или даже превзойти его.

Маша набрала номер Джо Арнольда, чтобы сообщить, что немного задерживается. Еще только услышав его голос, она немного успокоилась.

– Ну что ж, я рад, что ты хотя бы не пытаешься вообще все это отменить. Тебе не удастся так просто от меня отделаться. – Он засмеялся. – Я подумал, что мы можем сегодня вечером поужинать у меня дома. Нельзя оставлять щенка одного в первый день его пребывания в доме. Надеюсь, ты отважишься попробовать мою стряпню? Я умею готовить неплохой чили. В настоящий момент я как раз этим и занимаюсь.

Маша надеялась, что она отважится на многие вещи, начиная с рассказа о правде. Из всех людей, которые были ей наиболее близки, – Валерия, Джо, Джин – ей хотелось исповедоваться именно Джо. Он был тем, на чью помощь можно рассчитывать в первую очередь.

– Чили – это великолепно, – сказала она. – Я уже готова его попробовать. – Она с трудом подавила в себе желание вот прямо сейчас рассказать ему о Ясоне, но это бы заняло слишком много времени. Кроме того, по телефону такие вещи не объяснишь.

– Потрясающе. А я уж было думал, что мне придется записаться к тебе на прием, чтобы побыть с тобой вдвоем. Встретимся в семь в магазине? По-моему, они работают до восьми.

– Хорошо, в семь. И, Джо... спасибо.

Она повесила трубку и достала свое пальто.

Подъезжая к магазину. Маша чувствовала себя уже лучше только от того, что скоро сможет рассказать действительную историю гибели сына и мужа. Она слишком долго держала все это в себе. Выговориться наконец – это будет для нее облегчением. И не просто выговориться, а именно Джо. Не иначе как Бог послал ей его.

Маша сидела в машине, уронив голову на руль. Так или иначе ей придется как-то обуздать этого последнего демона в ангельском обличье и с помощью Джо навсегда покончить с кошмаром, который когда-то начал ее муж.