Теперь пришла ее очередь насладиться его смущением.
      – Это… хм… это поэзия.
      – Поэзия? Неужели? И кто же автор? Я тоже люблю поэзию.
      – О, это два ирландских поэта – Брайен Мерримен и Оливер Голдсмит.
      – Голдсмит? Значит, вам нравятся пасторали?
      – Да. А вы знаете поэзию Голдсмита?
      Элинор кивнула и неожиданно процитировала:
 
О, родина моя, Обурн благословенный!
Страна, где селянин, трудами утомленный,
Свой тягостный удел обильем услаждал,
Где ранний луч весны приятнее блистал,
Где лето медлило разлукою с полями!
 
      Элинор вздохнула под впечатлением этих строк, потом добавила:
      – Я очень люблю ирландских поэтов. Могу я взглянуть? – Она протянула руку к томику стихов, который Фредерик прижимал к своему боку.
      Он заколебался, настороженно глядя на нее и переминаясь с ноги на ногу. Потом потер подбородок и, кивнув, вложил книгу в ее протянутую ладонь.
      Элинор открыла плотную обложку, и глаза ее расширились от удивления, когда она начала листать страницы.
      – Здесь все на гэльском языке, – сказала она, подняв голову и встретившись с ним взглядом.
      После небольшой паузы он кивнул.
      – Вы читаете по-гэльски? – поинтересовалась Элинор.
      – Да. Моя мать была ирландкой.
      – А вы не могли бы… – Элинор сглотнула. – Я имею в виду, не могли бы вы прочитать пару строк по-гэльски?
      Когда Фредерик ничего не сказал в ответ, она добавила:
      – Это доставило бы мне большое удовольствие.
      – Ну, если настаиваете, – пробормотал он, листая страницы с хмурым видом. Наконец он откашлялся и начал читать на гэльском языке.
      – Великолепно! – с восторгом сказала Элинор, когда Фредерик закончил. – Какой красивый язык. – Он легко и искусно, с большим чувством произносил незнакомые ей слова. – Однако как это перевести на английский язык?
      Фредерик насмешливо изогнул бровь и начал декламировать по-английски:
 
Она была мила и грациозна,
Осанкой гордой привлекая взор
И прелестью волос волнистых.
Сияние ее ланит, и нежность губ,
И молодости живость
Волнуют кровь и к поцелую призывают.
Я трепещу, сгорая от желания,
Мой разум меркнет, и кружится голова,
Я опьянен любовью безответной —
Все это кара за грехи мои, что мне
Ниспослана жестоким Провиденьем.
 
      Элинор некоторое время молчала, потрясенная услышанным.
      – Разумеется, это не то, что в оригинале, – наконец вымолвила она.
      – О, уверяю вас, по смыслу это близкий перевод.
      – Что ж, допустим. – Она мысленно поблагодарила его за то, что он не выбрал более непристойных строк.
      Фредерик захлопнул книжку и взглянул через плечо на карету.
      – Этот кучер неизвестно когда вернется. Наверное, мне следовало пойти вместе с ним.
      – Так почему же вы не пошли?
      – Хенли был слишком занят своей женой, и я подумал, что мне лучше остаться, чтобы обеспечить защиту. Вы знаете, что путешествовать сейчас небезопасно.
      – А какая польза от вас, если вы находитесь здесь? Кто-нибудь вполне мог бы увести лошадей так, что вы ничего и не заметили бы.
      – Едва ли. Вы удивитесь, узнав, как точно можно стрелять с этой дистанции.
      – Стрелять? Вы хотите сказать… – Она замолчала, заметив блеск металла из-под края его жилета. Ну конечно. Его рука потянулась за пистолетом, когда она наступила на сухую ветку. Боже милостивый! – Надеюсь, на самом деле вы не намереваетесь застрелить своего зятя, когда найдете его?
      – Именно это я и собираюсь сделать, хотя для такого случая у меня есть дуэльные пистолеты. Вы говорили о своем брате с большой любовью. Вы не считаете, что он сделал; бы то же самое, если бы какой-то мужчина поступил с вами так же подло, как Экфорд обошелся с моей сестрой?
      – Генри? – Нет, конечно, он не стал бы никого убивать. Хотя так ли это на самом деле? – Я не знаю, мне трудно представить, что он способен хладнокровно выстрелить в человека.
      – Вот как? Даже если этот мужчина оставит вас без средств к существованию? Похитит все ваши драгоценности? Бросит вас на растерзание кредиторов, большинство из которых пользуются дурной репутацией? Наставит вам синяков на теле, несмотря на то, что вы носите его ребенка?
      – Синяков? – с ужасом переспросила Элинор.
      Неужели он действительно поднял руку на нее?
      – Мария отрицает это, но я сам видел эти синяки. Она, как всегда, защищает его. А теперь скажите, что в таком случае сделал бы ваш брат на моем месте?
      – Я… я не знаю. – Элинор покачала головой. – Однако Генри не такой горячий мужчина…
      – Как я?
      – Вы уже не раз сражались на дуэли. Вы сами говорили об этом.
      – Да, это так. И в данном случае я намерен застрелить негодяя. Вы уверены, что у вас нет травмы? – внезапно спросил он, наклоняясь к ней и сощурив глаза.
      Элинор сделала шаг назад:
      – Почему вы спрашиваете об этом?
      – Вы держите голову под каким-то неестественным углом, и у вас такой вид, словно вы испытываете боль.
      – Да, мне действительно больно. Сначала я не чувствовала, но сейчас… – Она замолчала и потерла шею рукой.
      – Вам надо сесть. – Он взял ее за руку и повел к разостланному на земле пледу, – Позвольте осмотреть вас.
      – Нет… я… ой! – Элинор поморщилась, когда его пальцы коснулись того места, где шея соединяется с плечом. – Да, здесь. Есть припухлость?
      – Довольно большой узел. Так больно? – Он нажал пальцами на это место и начал осторожно массировать.
      – Немного. – Ее сердце учащенно забилось, когда она ощутила тепло его рук на своей коже. Боже, ей надо собрать всю свою волю, чтобы заставить его остановиться. Немедленно. – Пожалуй, вам не следовало бы прикасаться ко мне таким образом. Может быть, лучше вернуться к карете?
      Он посмотрел ей в лицо, перегнувшись через ее плечо и прижавшись при этом к ее спине.
      – Почему? Думаете, я попытаюсь воспользоваться ситуацией, чтобы соблазнить вас прямо здесь? В стороне от дороги?
      Элинор попыталась заставить себя отстраниться от него, но не смогла. Вместо этого она облизнула губы и сказала:
      – А разве это не то, чем вы обычно занимаетесь? Соблазняете женщин? Вы, безусловно, преуспели в этом, как я наслышана.
      Фредерик ничего не ответил, продолжая массировать ее шею легкими, нежными движениями, снимая боль, как будто он обладал некоей волшебной силой или хотя бы имел некоторые профессиональные навыки. Сколько ночей Элинор лежала без сна, мечтая о его прикосновениях? О его сильных руках на своей обнаженной коже…
      – Я должна идти, – сказала она, пытаясь подняться на ноги, но он удержал ее своим стальным захватом.
      – Подождите. Я не могу допустить, чтобы вы страдали. Скажите правду: мой массаж хотя бы немного уменьшил боль?
      – Кажется, да, – ответила она странно напряженным голосом. – Однако мы не должны оставаться здесь вдвоем, поскольку у меня нет сопровождающей дамы.
      Он сделал еще несколько медленных успокаивающих движений и наконец отпустил ее и встал перед ней.
      – Боже, женщина, вы действительно так педантично соблюдаете все правила приличия? Наша карета потерпела аварию; вы заполучили на шее шишку величиной с яйцо; мы застряли здесь на неизвестно какое время – и при всем этом вы беспокоитесь о правилах приличия? – Фредерик сложил руки на своей широкой груди и смотрел на нее, скользя взглядом по ее фигуре вниз и вверх, а на скуле его заметно пульсировала жилка. – Знаете, кого вы напоминаете мне, Элинор?
      Она встала, испытывая легкое головокружение.
      – Я знаю, что вы скажете. И пожалуйста, перестаньте называть меня Элинор, как будто мы близкие люди. Вы знаете, что это неприлично, однако поступаете так, чтобы досадить мне.
      – Вы напоминаете мне чрезмерно взнузданную кобылицу с жесткими удилами в пасти.
      О, опять это сравнение с лошадью.
      – Ну и что? – резко сказала она.
      – Ничего. Я лишь единственный раз случайно видел вас, когда вы чувствовали себя действительно свободной от пут – раскованной, так сказать.
      – И когда же это было? – спросила она, отряхивая травинки с юбок.
      – В тот день в Марблтоне, когда вы танцевали под деревом без сапожек и шляпы. Это было поистине изумительное зрелище. Приятно было наблюдать, как вы преобразились.
      – Я хотела бы, чтобы вы больше не упоминали об этом… об этом неосмотрительном поступке с моей стороны. Это крайне смущает меня.
      – Я не вижу причины смущаться, – сказал Фредерик, пожав плечами. – Нет ничего постыдного в том, чтобы дать себе волю. Чтобы делать то, что нравится, и получать удовольствие от этого.
      Элинор начала ходить по кругу под кронами деревьев.
      – Именно так вы и поступаете, не правда ли? Делаете все, что вам нравится, невзирая на последствия, невзирая на то, что люди думают о вас, и не считаясь с теми, кому, возможно, вы причинили боль.
      – Знаете, вы выглядите очень красивой, когда сердитесь. Ваши щеки розовеют, а глаза становятся темными, как море во время шторма.
      Элинор перестала ходить и остановилась в трех шагах от Фредерика, который теперь небрежно прислонился к дереву, упираясь одной ногой в ствол.
      – Вот как? – резко сказала она, сжимая руки в кулаки. – Неужели у вас в запасе нет ничего более оригинального? В течение сезона я неоднократно слышала сравнение моих глаз с морем.
      Он пожал плечами.
      – Возможно, это не оригинально, но зато правда. Вы самая прелестная женщина, какую я когда-либо видел.
      – Ваши комплименты не действуют на меня, Фредерик Стоунем. Для вас это просто игра, и ничего более. Хотя, должна сказать, вы хороший актер… очень хороший, – добавила она. – Неудивительно, что вы покорили многих женщин.
      Фредерик потер ладонью щеку.
      – Вы сомневаетесь в моей искренности?
      – Я не сомневаюсь. Я знаю, что ваши слова фальшивы и являются всего лишь средством обольщения.
      – Вам чертовски повезло, что я не сделал того, чего мне хотелось, невзирая на последствия. Иначе я показал бы вам, насколько я искренен. Прямо здесь, у дороги.
      Элинор задумалась над его словами, и их смысл наконец дошел до нее.
      – Прямо сейчас? – спросила она, уязвленная.
      – Ну да. И тогда ваш брат, несомненно, явится ко мне с пистолетом в руке.
      – Полагаю, я должна быть шокирована вашими скандальными речами? Вы намеренно делаете это?
      – А вы шокированы? Леди при таких обстоятельствах…
      – Нисколько, – прервала его Элинор, решив продемонстрировать, что его слова совершенно не действуют на нее. – По правде говоря, я нахожу предсказуемость ваших поступков весьма скучной.
      Уголки его губ слегка дрогнули, обозначив намек на улыбку.
      – Значит, я уже наскучил вам?
      – Нет, я сказала, что ваша предсказуемость скучна. А вас я нахожу в некоторой степени забавным.
      – Сначала скучным, теперь забавным? Полагаю, я должен быть благодарен за этот прогресс.
      На этот раз она пустила в ход свой главный козырь:
      – Мне жаль наблюдать ограниченность ваших интересов. Неужели, когда вы общаетесь с женщиной, у вас в голове нет ничего, кроме мысли, как бы побыстрее завалить ее на спину?
      Фредерик побледнел, и Элинор поняла, что ее слова попали в цель.
      – Вам жаль меня? – спросил он с недоверием. Она смело встретила его взгляд, сложив руки на груди.
      – Вы не ответили на мой вопрос.
      – Леди не должна задавать такие вопросы. Думаю, мне следует сообщить о подобной дерзости вашему отцу. – Он снова улыбнулся, но улыбка получилась напряженной, неестественной.
      – О, вы не сделаете этого, – весело сказала Элинор, наконец почувствовав свое превосходство в этом разговоре.
      – Почему бы нет?
      – Потому что вам нравится моя дерзость. Я вижу это по вашим глазам.
      Его ответ поразил ее: он запрокинул голову и расхохотался низким, раскатистым, чисто мужским смехом В конце концов он снова посмотрел на нее изучающим взглядом.
      – В какую игру вы играете со мной, Элинор Эштон? Мне начинает казаться, что вы намеренно поддразниваете меня.
      Она покачала головой:
      – Нисколько. Просто я констатирую факты, и ничего более. У меня нет оснований остерегаться вас в отличие от других людей.
      – Что значит в отличие от других людей?
      – Только то, что я не могу принимать вас всерьез.
      – Ну конечно, – сказал Фредерик, пристально изучая ее. Он неплохо разбирался в женщинах, но эта ставила его в тупик. То она выглядела надменной и недоступной, то, казалось, начинала флиртовать. А сейчас ее руки дрожали, и это было заметно, хотя она старалась спрятать их в складках юбок. Щеки пылали, глаза блестели, а подбородок был высокомерно поднят кверху.
      Проклятие, но, похоже, она вся сотрясается от гнева. Чем, черт возьми, он вызвал у нее такую неприязнь?
      – Мы могли бы стать друзьями, – мягко сказал он.
      Элинор закусила нижнюю губу, потом отвернулась и устремила свой взгляд на дорогу. Фредерик видел, как вздымаются и опускаются ее плечи, пока она обдумывала его слова. Наконец она снова повернулась к нему лицом и взволнованно посмотрела ему в глаза:
      – Полагаю, мы были друзьями, правда, очень давно, в детстве. Теперь мы стали взрослыми, и я не считаю разумным, чтобы мы… ну, чтобы мы слишком много общались.
      Фредерик сделал два шага к ней, желая коснуться ее руки, но потом решил, что лучше этого не делать.
      – А что такого я сделал, чтобы пасть так низко в ваших глазах? Вы с самого начала заявили, что не желаете выходить за меня замуж, и я согласился, что для нас это был бы неосмотрительный шаг. Вы считаете меня распутником и нахалом, но какое значение это имеет для вас? Я не сделал вам ничего плохого, если не считать того, что я отказался от брака с вами, которым вы первая пренебрегли.
      – Тогда почему вы сначала согласились на этот брак? – спросила Элинор слегка дрожащим голосом; ее показная смелость улетучилась.
      Как объяснить ей? Как мог он сказать, что всегда считал ее довольно заурядной женщиной, с которой можно поддерживать только дружеские отношения? Женщиной, которую можно спокойно оставлять в загородном поместье, а самому продолжать развлекаться в городе.
      Он не мог сказать ей такие обидные вещи независимо от того, что она старалась уколоть его и тем самым заслужила возмездие. Он устал пререкаться с ней, устал от напряжения, возникающего между ними, когда они начинают общаться. Ему хотелось мирами покоя, черт побери. За время, проведенное с отцом, он окончательно вымотался и чувствовал себя совершенно опустошенным.
      Презирая собственную слабость, он сознавал, что в душе надеялся, переступив порог отца, хотя бы раз услышать теплые слова приветствия вместо оскорбительных замечаний и пренебрежения. Его постоянными спутниками стали разочарование и неприятие.
      В этот момент его осенило. Неприятие. Именно это почувствовала Элинор. Ее женская гордость была уязвлена, когда он сказал, что не намерен жениться на ней. Тогда он действительно хотел сбить с нее спесь. Это была его естественная реакция на ее снобизм, и ничего более. Однако учитывая, что она имела полное право отказать ему, его ответный ход казался теперь несправедливым и даже грубым. Он решил наконец объяснить ей причину своего отказа.
      – Я не знаю, почему согласился вначале на этот брак, Элинор. Однако, надеюсь, вы не думаете, что я решил отказаться потому, что нашел в вас какие-то изъяны?
      В ответ Элинор только приподняла изящно изогнутую бровь, и Фредерик понял, что попал в точку: именно это она и подумала тогда. Он почувствовал раскаяние и протянул руку, чтобы отвести ее выбившийся темный локон за ухо.
      – О Боже, все совсем наоборот. Я думал… я думал, вы поняли это.
      Она вздрогнула и отступила от него:
      – Я… я не понимаю, что вы имеете в виду.
      – Только то, что я вам не пара, Элинор Эштон. Вы заслуживаете гораздо лучшего супруга. Как только я увидел вас в вашем саду, то сразу понял, что вы слишком хороши для меня.
      Ее глаза удивленно расширились, но она ничего не сказала.
      – Вот так-то, – шутливо заключил Фредерик. – И не возражайте.
      – Я… я не знаю, что сказать, – пробормотала она, а он облегченно вздохнул.
      – Вы совершенно точно обрисовали мой характер, и я не собираюсь оправдываться. Мне нравятся женщины, и мне доставляет удовольствие завоевывать их – это правда. Я люблю иногда выпить и веду неупорядоченный образ жизни. Моя репутация вполне заслуженна. Мой отец считал, что женитьба положит конец моей беспутной жизни, а я предполагал, что, даже обзаведясь женой, буду продолжать жить, как мне нравится. У меня не было причины возражать, когда отец предложил вас в качестве будущей невесты. Вы должны принять в качестве комплимента, когда, познакомившись с вами, я понял, что не заслуживаю вас.
      Проклятие, он никогда не чувствовал себя таким лишенным воли, таким уязвимым, как в данный момент, признаваясь ей. Однако слезы, блестевшие в ее темно-синих глазах, свидетельствовали о том, что он поступил правильно, рассказав ей всю правду.
      – Однако, – продолжил он, – леопард не может избавиться от своих пятен, а человек не может изменить свою натуру, и я не собираюсь делать это. Вы можете не одобрять мой образ жизни, но я хочу, чтобы мы заключили перемирие. Мне и так хватает сейчас забот, связанных с Марией, оказавшейся в ужасном положении. В вашем лице я хотел бы видеть друга, а не еще одного врага. Последних у меня предостаточно.
      – Хорошо, – осторожно сказала Элинор тихим голосом. – Пусть будет перемирие.
      Фредерик почувствовал необычайное облегчение, когда эти слова слетели с ее губ. Нет, он действительно не заслуживал ее. Она была истинным лучом света – яркая, пылкая, полная жизненной энергии. Если они поженятся, этот свет непременно погаснет.
      – Значит, друзья? – сказал он, протягивая ей руку.
      – Друзья, – ответила она, кивнув, и предложила свою руку, которую он поднес к своим губам.
      Он коснулся легким поцелуем ее пальцев и почувствовал, как она затрепетала в ответ. Проклятие, она действительно очень мила. Плохо, что Элинор слишком невинна, потому что он был уверен – она доставила бы ему огромное удовольствие в постели, лежа под ним, обнаженная и теплая.
      Однако надо, черт возьми, вести себя по-джентльменски. Он вполне может быть любезным и чутким достаточно долго.
      Продолжая держать ее руку, он посмотрел ей в глаза и озорно улыбнулся:
      – В качестве моего друга вы должны будете простить мои попытки… Как это вы деликатно выразились? Ах да – уложить вас на спину. Так, кажется?
      Ее глаза вспыхнули, и она отдернула руку.
      – Вы неисправимы, – резко сказала Элинор. С этими словами она повернулась и зашагала по полю к карете.
      – Как я уже говорил, – крикнул он ей вслед, – леопард не может переменить свои пятна.
      Он услышал, как она возмущенно запыхтела, и улыбнулся.

Глава 7