– Каков наглец, – пробормотала Элинор, приподнимая юбки и переступая через упавшую ветку на дорожке. Она решила все-таки отправиться в Марблтон пешком, надеясь таким образом успокоить бушевавшие эмоции.
      Однако прогулка не возымела должного действия. Элинор прошла уже целую милю по пыльной дороге, но чувства несправедливости и возмущения не покидали её.
      Все эти годы образ Фредерика невольно преследовал ее, а он совершенно забыл о ней. Он стоял в трех шагах от нее и не узнал. Есть некоторое сходство? Ха!
      Потом он нагло оглядел ее с головы до ног и заявил, что не желает жениться на ней. Тогда какого черта он дал согласие на брак? Может быть, ему доставило удовольствие вновь унизить ее, как несколько лет назад? Неужели он действительно такой жестокий и бессердечный, как говорят о нем? Неужели он решил поиздеваться над ней, сначала сделав предложение, а потом отказавшись от него?
      Хорошо еще, что это произошло не публично, чтобы насладиться в полной мере ее унижением.
      Огорченно вздохнув, Элинор нырнула под деревянную поперечину изгороди и наконец оказалась в ухоженном парке Марблтона. Она остановилась, восхищаясь прекрасным видом и стараясь отбросить навязчивые мысли. «Забудь о нем, – твердила она себе. – Не позволяй ему портить такой чудесный день».
      В то время как она любовалась зеленым, слегка холмистым ландшафтом, морщины на ее лбу разгладились и хмурое выражение лица исчезло. В ее памяти хранились приятные воспоминания о Марблтоне и его обитателях как в прошлом, так и в настоящем, и она не должна позволить мыслям о Фредерике Стоунеме заслонить их.
      Много лет назад Марблтон принадлежал сэру Грегори Брэдстриту – баронету с ограниченными средствами, но добрейшей души человеку. Его жена, леди Брэдстрит, также отличалась добротой и великодушием. У них было четверо детей, младший из которых являлся ровесником Элинор и ее брата-близнеца.
      Она проводила здесь, в парке, много летних дней, резвясь с детьми Брэдстритов, угощаясь лимонадом и сандвичами на лужайке вместе с Генри, который радостно улыбался, что редко делал в своем доме.
      Дома он чувствовал себя подавленным критическими замечаниями матери, которая к тому же заставляла его проводить время в помещении из страха, что он, обладая слабым здоровьем, может истощить свои силы, играя на природе. Однако здесь, в Марблтоне, Генри расцветал, окруженный нежной заботой леди Брэдстрит. Ее дети всегда с радостью принимали и искренне любили Генри, несмотря на его физическую слабость.
      Однако когда Элинор и Генри шел десятый год, для сэра Грегори наступили тяжелые времена. Он был вынужден продать Марблтон, и Брэдстриты, упаковав вещи, уехали, чтобы уже никогда не вернуться на прежнее место. Элинор плакала несколько дней не столько из-за потери партнеров по играм, сколько из-за того, что Генри лишился теплого приема, поддержки и заботы. Всего этого он не получал в своем доме, если не считать ее детских попыток как-то скрасить его существование.
      Элинор закрыла глаза и сделала глубокий вдох, воскрешая в памяти радостные крики детей, бегавших когда-то по этим самым лужайкам. Она представила Генри, сидящего на траве, и его сияющие от радости темно-синие глаза, лишенные печали, которая обычно омрачала их.
      О, Генри. Дорогой, любимый Генри. Как ей хотелось, чтобы ее брат был сейчас с ней, а не в университете. Она ужасно скучала по нему, когда он уехал в Итон. Правда, тогда Генри по крайней мере приезжал домой во время каникул, а теперь, находясь в Оксфорде, он ни разу не появлялся в Ковингтон-Холле.
      Он, конечно, часто писал: не проходило и недели, чтобы они не получали его писем, в которых он подробно рассказывал о своих занятиях. Однако это было совсем не то же, что его присутствие рядом. С кем, кроме Генри, она могла поделиться своими надеждами и мечтами и даже глупыми стихами без опасения быть осмеянной? Разумеется, не с матерью и даже не с Селиной, своей ближайшей подругой.
      Нет, никто не был близок ей так, как брат, и, вероятно, никогда не будет. Элинор вздохнула, наблюдая, как три толстых гуся продефилировали мимо нее, переваливаясь с боку на бок и громко гогоча в унисон.
      Ее мысли снова вернулись к настоящему, и Элинор, отбросив детские воспоминания, двинулась к особняку, в котором теперь проживали Селина и ее муж, лорд Хенли.
      Пройдя около дюжины ярдов, она достигла высокой живой изгороди из жимолости рядом со старым могучим дубом, где было в детстве их любимое с братом место и где часто устраивались пикники. Там землю устилала мягкая трава и всегда царила тень, а воздух был насыщен ароматом цветов жимолости. Они сбрасывали ботинки и крутили обруч или плясали на лужайке после сытной еды. Элинор больше всего тосковала по этим беззаботным дням. Как хорошо было бы снова ощутить ту свободу и ту радость, которая наполняла ее душу тогда!
      Может быть, попробовать сейчас? Нет, это глупо. Но все же… День такой чудесный; и лужайка такая заманчивая. В этом нет ничего плохого. Оглядевшись украдкой, она наклонилась и расшнуровала свои полусапожки, улыбаясь в предвкушении прежней радости.
      Спустя несколько секунд она стояла в чулках, чувствуя, как стебли травы щекочут лодыжки. Затем развязала ленты своей шляпы и бросила ее на землю рядом с массивным стволом дуба на искривленные, торчащие из земли и покрытые зеленым мхом корни.
      Подбежав к живой изгороди, она сорвала цветок жимолости и, заткнув его за ухо, вдохнула нежный аромат, набираясь храбрости.
      Потом начала танцевать. Элинор напевала себе под нос, кружась и перемещаясь с места на место под нависшими ветвями дуба, чувствуя, как радостно бьется ее сердце. Легкий ветерок ласкал ее щеки, и над ней дружно щебетали птицы. На какое-то мгновение Элинор ощутила себя свободной – свободной от всех забот, от брачных контрактов, от недовольства родителей и от меланхолии брата.
      Внезапно уловив краем глаза чью-то тень, Элинор повернулась, и дыхание замерло у нее в груди.
      – О! – воскликнула она и прикрыла ладонью рот. Ее охватило чувство стыда, и сердце учащенно забилось. Она была так поражена, что не могла сдвинуться с места и только смотрела на него, часто моргая, стараясь при этом удержаться на ногах.
      Одетый в длинное серое пальто, небрежно прислонившись к стволу дерева, за ней наблюдал Фредерик с веселым блеском в глазах.
      – Не останавливайтесь из-за меня, леди Элинор. Мне доставляет огромное удовольствие ваш танец. Впрочем, я должен извиниться за то, что напугал вас уже второй раз за этот день.
      Элинор наконец обрела голос, хотя и нетвердый:
      – Я думала, что нахожусь одна здесь, мистер Стоунем. Вы могли бы дать знать о своем присутствии.
      – И лишиться такого восхитительного зрелища? Ну нет!
      – Джентльмен поступил бы именно так.
      – Я уже говорил вам, что не считаю себя джентльменом.
      – Не сомневаюсь. Но что вы делаете здесь, в парке лорда Хенли? Если не считать того, что подкрадываетесь, как пантера, и наблюдаете за тем, кто об этом не подозревает.
      – Мне не хотелось бы рассеивать ваши иллюзии, однако истина гораздо прозаичнее, чем вы думаете. У меня назначена встреча с лордом Хенли, и поскольку сегодня прекрасный день, я решил прогуляться. Что касается пантеры… Хм, мне нравится такое сравнение.
      – Я не собиралась говорить вам комплименты.
      – Нет, конечно. И все же я воспринял это как комплимент. Однако вы… – он окинул взглядом ее фигуру, – выглядели как языческая жрица, исполняющая какой-то древний ритуальный танец. Хотя я полагал, что в таких случаях жрицы снимают с себя больше одежды, чем сапожки и шляпу.
      Фредерик наблюдал, как покраснели щеки Элинор. У него возникло желание обнять ее и поцеловать просто так, для развлечения, однако она могла воспринять это иначе, чем женщины, с которыми он привык общаться. Нет, она ни за что не допустит такой вольности, как ничего не значащий поцелуй. А жаль, потому что она очень мила.
      Правда, в прошлом Элинор позволила себя поцеловать, и вполне охотно, насколько он помнил. Фредерик изучал ее лицо, все еще не в силах поверить, что это та самая девочка. Теперь перед ним была женщина, с которой он уже не мог вести себя так легкомысленно.
      – Может быть, вы возьмете свои вещи и позволите мне проводить вас до дома лорда Хенли? Полагаю, вы направлялись именно туда.
      – Да. – Элинор взяла свои сапожки и прислонилась к стволу дерева, надевая их. Фредерик невольно обратил внимание на ее лодыжки, пока она зашнуровывала сапожки длинными изящными пальцами. – Я пришла навестить леди Хенли, – сказала она, расправляя свои юбки.
      – Леди Хенли? – Боже, он даже не подозревал, что у Хенли есть жена.
      – Разве вы не знали, что моя подруга Селина Сноуден теперь виконтесса Хенли?
      Селина? Та самая светловолосая девчонка, которая, словно тень, всегда следовала за Элинор?
      – Нет, не знал.
      – Они поженились этой весной. Во всяком случае, – сказала Элинор, тряхнув головой, – я найду дорогу без вашего сопровождения. Пожалуйста, идите первым. – Она кивнула в сторону дома, чьи выгоревшие на солнце стены из бежевого камня неясно вырисовывались за верхушками деревьев.
      – Только после вас, – возразил Фредерик, жестом уступая ей дорогу.
      Она посмотрела ему в глаза и кивнула:
      – Хорошо. В таком случае всего доброго, мистер Стоунем.
      Элинор с осанкой королевы двинулась вперед, оставив за собой приятный аромат жимолости и лимонной вербены. Ее шляпа – хитроумное соломенное сооружение с бледно-зеленой шелковой окантовкой под стать платью – осталась лежать забытой на траве рядом с дубом.
      Широко улыбнувшись, он наклонился и поднял ее. От соломы исходил приятный запах, отчего его пульс резко участился. Черт возьми, что эта женщина делает с ним? Никогда прежде он не испытывал такого влечения, как к ней – леди во всех отношениях и к тому же невинной. Фредерик стоял, улыбаясь как школьник, и наблюдал за ее удаляющейся фигурой.
      Может быть, это было испытание, ниспосланное ему свыше? Ну конечно, не иначе.
      – Леди Элинор, – крикнул он ей вслед. – Вы ничего не забыли?
      Она застыла на месте и сделала два глубоких вдоха, прежде чем повернуться к нему. Он почувствовал настороженность и недоверие, витавшие в воздухе вокруг нее. Фредерик держал ее шляпу за широкие шелковые ленты, раскачивая. Вот он, запретный плод. Возьмет ли она его?
      Элинор ничего не сказала в ответ и не сдвинулась с места. Неужели она так стремится избавиться от его общества, что решит отказаться от своей шляпы и продолжить движение без нее? Оставит его стоящим там с глупым видом?
      Фредерик не выдержал и сделал несколько широких шагов, сократив дистанцию между ними.
      Элинор стояла неподвижно, как статуя, высеченная из мрамора, и наблюдала за ним.
      – Вот, – сказал он угрюмо, подавая ей шляпу. – Я не могу допустить, чтобы вы жертвовали своим внешним видом из-за неприязни ко мне. – Он вытащил цветок жимолости у нее из-за уха и воткнул его себе в петлицу лацкана.
      Затем протянул руку и убрал с ее лица темный локон, выбившийся из прически.
      Она молча смотрела на него, и в ее взгляде было что-то гипнотическое. Казалось, она смотрит прямо на него и в то же время как бы мимо. Фредерик аккуратно надел шляпу ей на голову и, не желая прерывать физический контакт, провел кончиком пальца по ее шее, почувствовав, как она затрепетала в ответ.
      – Не прикасайтесь ко мне, сэр, – сказала Элинор почти шепотом.
      – Вот как? Тогда, может быть, мне следует поцеловать вас, чтобы освежить память? Ведь это было так давно, не правда ли?
      – Не смейте! – крикнула она, и глаза ее тревожно расширились.
      – Не беспокойтесь, дорогая. Я сделаю это, не прикасаясь к вам руками, если вы так желаете. Смотрите, все это время мои руки будут прижаты к бокам. – Фредерик наклонился к ней, и ее учащенное дыхание опалило его щеку, когда его губы соприкоснулись с ее напряженными, неподатливыми, губами. Он мучительно пытался размягчить их так, чтобы они приоткрылись для него. С гулко бьющимся сердцем он услышал ее тихий стон, который с трудом различил из-за шума в ушах.
      Он поцеловал ее осторожно и нежно, с трудом сдерживая руки, прижатые к бокам. Этот поцелуй был почти целомудренным, и все же кровь его воспламенилась от желания, побуждая его прижать Элинор к себе и целовать со всей страстью. Но Фредерик приказал себе оставить ее. Он отступил на шаг назад и с любопытством наблюдал, как ее веки затрепетали, и она открыла глаза, явно ошеломленная.
      Затем ее рука взметнулась вверх, и Элинор влепила ему пощечину.
      – Как вы посмели целовать меня без разрешения? – Она пристально смотрела на него, трепеща всем телом.
      Фредерик ухмыльнулся и потер щеку.
      – Скоро, миледи, вы будете умолять меня поцеловать вас.
      – Ни за что, пока я жива. – Она так неистово замотала головой, что у него возникло опасение, как бы ее шляпа не слетела на землю.
      – Может быть, поспорим? Ставлю сотню фунтов, что вы будете умолять меня поцеловать вас еще до окончания года. Принимаете пари?
      – О-о! – воскликнула она, раздраженно топнув ногой. – Вы просто негодяй. Я не хотела верить в это, однако все, что говорят о вас, действительно правда, не так ли?
      – Я не знаю. Может быть, вы расскажете, что обо мне говорят, и тогда я отвечу на каждое обвинение. Вероятно, в таком случае все выяснится. Как говорится, «покопаемся в моем грязном белье».
      – Хорошо. – Элинор сложила руки на груди и посмотрела ему в глаза: – Говорят, вы лишаете девственности невинных девушек.
      – Невинных? Неужели так говорят? Вы можете не беспокоиться, это явная ложь. Я никогда не связываюсь с невинными девственницами. Что еще?
      – Что вы имеете около дюжины любовниц.
      – На сегодня всего лишь одну, если не считать короткой связи с вдовой в Шропшире. Вы действительно думаете, что я способен содержать стольких дам полусвета? Я не настолько богат. Нет, я думаю, достаточно и одной любовницы даже для мужчины с моим аппетитом. Есть еще какие-нибудь утверждения?
      Элинор заметно сузила глаза, и щеки ее покраснели еще больше.
      – Ходят слухи, что вы дважды дрались на дуэли за последние шесть месяцев. Вам бросили вызов разгневанные мужья после того, как застали вас с их женами.
      – О, это правда. Но лишь частично. Я действительно дрался на двух дуэлях и…
      – Ранили невинного человека, который хотел отомстить за поруганную честь своей жены, после того как вы хладнокровно и расчетливо соблазнили ее, – прервала его Элинор, сверкая синими глазами.
      – Я ранил этого глупца в руку, чтобы он не убил меня без основательной причины.
      – Вы отрицаете, что соблазнили двух замужних женщин?
      Фредерик кивнул.
      – Я соблазнил только одну замужнюю женщину, но при этом не знал, что она замужем. Она сказала мне, что свободна. Это все?
      – Разве этого не достаточно? Хорошо еще, что вас не убили.
      – Должен сказать, меня трогает ваша забота обо мне. Но почему вас волнует, убьют меня или нет?
      – Вы забыли, что наши отцы подписали брачное соглашение и ожидают, что мы поженимся к Рождеству.
      – Ах да. Действительно. Но вы сказали мне сегодня утром, что не намерены выходить за меня замуж, и я тоже сказал, что не хочу жениться на вас. Так что у вас нет причины беспокоиться обо мне.
      – Вы хотите сказать, что такой мужчина, как вы, не способен вынести общения с такой женщиной, как я?
      Представляла ли она, как близко к истине было это утверждение? Нет, он не сможет вынести ее близость, опасаясь не совладать с собой. Пусть он не джентльмен в традиционном понимании этого слова, однако ему не чужды угрызения совести.
      – Всего хорошего, мистер Стоунем, – сказала Элинор, прервав его мысли. Слегка кивнув, она повернулась и зашагала прочь, оставив его рядом с живой изгородью из жимолости с мыслями о том, что, возможно, было бы лучше, если бы несколько месяцев назад он не выбил выстрелом дуэльный пистолет из руки незадачливого мужа.

      – Дорогая Элинор, этого не может быть. – Селина так резко поставила чашку на блюдце, что расплескала чай на скатерть. Ее голубые глаза были полны тревоги. – Почему твой отец так поступил с тобой?
      Элинор водила пальцем по рисунку на скатерти, не в силах встретить сочувствующий взгляд подруги.
      – Я сама не могу этого понять, но, думаю, он считает, что делает это во благо мне.
      – Во благо? – Голос Селины возвысился. – Брак с Фредериком Стоунемом – это благо?
      – По-видимому, мама убедила его, что все юные леди вздыхают по нему. Вероятно, отец счел Стоунема… весьма желанным женихом. – Элинор с трудом произнесла последние слова, вспомнив, как он целовал ее. Может быть, сейчас он посмеивается над этим в конюшне с лордом Хенли? Рассказывает, как легко подчинить ее своему желанию?
      Селина покачала головой:
      – Никто из наших знакомых не вздыхал по нему, когда мы были девчонками. Я, например, даже не замечала его в те годы. Почему твоя мать предполагает такие вещи?
      – Я не знаю, Селина. Меня сводит с ума мысль о том, что она каким-то образом узнала о моем девичьем увлечении.
      – Откуда она могла узнать это? Ты кому-нибудь рассказывала об этом? Может быть, Генри?
      Элинор покачала головой:
      – Нет, конечно. Но даже если бы поделилась с ним, Генри ни за что не рассказал бы об этом нашей матери.
      – Это верно. – Селина закусила нижнюю губу и, казалось, вот-вот готова была заплакать. – О, Элинор, я так хочу, чтобы ты была счастлива в браке, как я с Хенли. Но с Фредериком Стоунемом у тебя этого не будет.
      – Я хочу сообщить отцу, что не намерена выполнять условия договора. К тому же Фредерик сказал, что не желает жениться на мне.
      Селина резко втянула воздух.
      – Как он посмел отказаться от тебя? Он недостоин даже чистить твои сапожки.
      – Я не понимаю, почему он сначала согласился на брак со мной? – Элинор пожала плечами, и в этот момент ее внимание привлек звук мужских голосов в холле.
      Она подалась вперед в своем кресле.
      – Почему он здесь? – прошептала она.
      Селина сузила глаза:
      – Представь мое удивление, когда я узнала, что Хенли считает мистера Стоунема своим другом. Другом, Элинор! Ты можешь в это поверить?
      – Не могу, – ответила Элинор. – Хенли почти на десять лет старше его. Как они познакомились?
      – Хенли был хорошо знаком со старшим братом мистера Стоунема, Чарлзом. Бедняга Хенли охотился с Чарлзом Стоунемом в тот день, когда тот погиб, и, боюсь, Хенли чувствует себя ответственным за его гибель, хотя это был явно несчастный случай, – поспешно добавила Селина. – Хенли говорит, что, умирая, Чарлз попросил его позаботиться о Фредерике, и потому он старается выполнять последнюю просьбу Чарлза. Конечно, делать это нелегко, учитывая характер Фредерика.
      – Да, – согласилась Элинор, теребя рукав своего платья. Мужские голоса прозвучали вблизи двери гостиной и удалились в направлении кабинета виконта. Элинор встретила вопросительный взгляд подруги и отвернулась к мраморной каминной полке, заставленной декоративными херувимами всевозможных форм и размеров.
      Селина опять сузила глаза:
      – Ты чего-то недоговариваешь мне, Элинор. Я чувствую это. – Подруга слишком хорошо знала ее. Почти так же, как Генри.
      Правда, Селина была посвящена в секрет, которым Элинор не осмелилась поделиться с братом. Если бы Генри узнал, что произошло между Элинор и Фредериком много лет назад, он, вероятно, вызвал бы его на дуэль. Нет, он не должен ничего знать.
      – Элинор? – обратилась к ней Селина, прервав ее мысли. – Ты витаешь где-то в облаках. Ты должна рассказать то, что скрываешь от меня. Мне не терпится узнать.
      Элинор вздохнула и положила руки себе на колени. Хорошо, она признается во всем. Селина все равно в конце концов докопается до истины.
      – Только что в парке… Фредерик… он поцеловал меня.
      – Поцеловал? Ты, конечно, шутишь.
      – Боюсь, говорю это совершенно серьезно. Не знаю почему – учитывая, что он сравнивал меня с кобылицей, – но он поцеловал меня. Почти целомудренно, но тем не менее поцеловал.
      – Пожалуйста, скажи, что ты не давала ему согласия на это.
      – Конечно, нет! Я еще не потеряла разум.
      Селина закусила нижнюю губу, глядя на дверь. Потом снова перевела взгляд на Элинор с явным любопытством.
      – Ты должна рассказать мне, как он выглядит теперь, – произнесла она почти шепотом. – Он сильно изменился? Или, как и прежде, очень красив?
      – Селина! – воскликнула Элинор с притворным потрясением. – Не ты ли только что порицала меня за этот поцелуй?
      – О, Элинор, я готова признать, что Фредерик Стоунем – мужчина, о котором можно и помечтать. Однако он не из тех, за кого такой благородной леди, как ты, следует выходить замуж. Тем не менее, ты должна описать мне его внешность. Я скоро сама увижу его, но лучше быть готовой.
      Элинор тяжело вздохнула:
      – Если хочешь знать, с возрастом он стал еще красивее.
      – Какие у него волосы? Все такие же темные? – Селина положила ладонь на запястье Элинор.
      – Да, и слишком длинные, чтобы считаться модными, хотя он больше не заплетает их в косичку. У него загорелая кожа, широкие плечи; в общем, его внешность кажется диковатой и даже угрожающей. – Элинор кивнула, как бы подтверждая свои слова. – Более чем прежде, хотя я не представляла, что такое возможно.
      – О, Элинор, в таком случае дела обстоят гораздо хуже, чем я думала. – Селина поднялась и, подойдя к подруге, взяла ее дрожащие руки в свои. – Даже теперь, по прошествии стольких лет, после всего того, что ты слышала о нем… ты продолжаешь восхищаться им, не так ли?
      – Нисколько. Не говори глупостей. Я даже ни разу не вспоминала его все эти годы, – сказала Элинор, удивляясь, как легко эта ложь сорвалась с ее языка.
      – Однако… однако ты целовалась с ним, – возразила Селина.
      – Клянусь, это было помимо моей воли.
      – Но ты не можешь сказать, что это произошло случайно, Элинор. Думаешь, я поверю, что ты бессознательно подставила ему свои губы?
      Элинор раздраженно вздохнула. Ей не следовало рассказывать об этом поцелуе. Однако как объяснить случившееся?
      – Это какая-то глупость. Я не могу объяснить, как это произошло. Скажу только, он застал меня врасплох. Словно он… он… – Элинор растерянно оглядела комнату, подыскивая подходящее слово, чтобы выразить то, что испытывала в тот момент. – Он ошеломил меня своим взглядом. Загипнотизировал, как змея гипнотизирует свою добычу. Понимаешь, я сняла свои сапожки и шляпу и…
      – Сняла сапожки? – прервала ее Селина, отпуская руки Элинор. – Зачем?
      Элинор подняла глаза кверху:
      – Это слишком нескромно обсуждать.
      Селина поднесла руки к своей груди, на глазах ее блестели слезы.
      – Мы должны найти для тебя достойную кандидатуру. Подходящего мужчину. Благородного и порядочного, того, кто как можно скорее отвлечет твои мысли от Фредерика Стоунема.
      Элинор согласно кивнула.
      – Но кто это может быть? Ты знаешь, я уже провела два светских сезона, и все безрезультатно.
      – Да, но, возможно, тебе не следует быть слишком привередливой, – упрекнула ее Селина. – Мне кажется, почти любой джентльмен предпочтительнее Фредерика Стоунема.
      Элинор не стала спорить с подругой.
      – Я не могу спокойно сидеть и наблюдать, как твое бедное сердечко страдает из-за этого повесы. – Селина похлопала ее по плечу. – Не беспокойся, Элинор. Я что-нибудь придумаю.
      Элинор оставалось только надеяться, что подруга не будет тянуть с этим делом.
 
      – В Девоншире? Что он делает там? – Хенли налил значительную порцию бренди в бокал и протянул его Фредерику.
      – Боюсь, он намеревается отправиться куда-то морем из Плимута. Конечно, вполне возможно, что его вообще нет в Девоншире. Мария не может утверждать, что эта информация заслуживает доверия. – Фредерик сделал большой глоток бренди, ощутив приятное жжение внутри. – Я не знаю, откуда сестра почерпнула эти сведения, хотя она заявляет, что из надежного источника.
      Хенли отрывисто кивнул:
      – Полагаю, стоит воспользоваться этой информацией. Мой младший брат Джордж проживает в Девоншире. У него прекрасное поместье на побережье, к югу от Плимута. Думаю, он не откажется помочь нам.
      – Нам?
      – Конечно. Я поеду с тобой.
      – Я не могу просить тебя об этом, Хенли, учитывая, что ты недавно женился на прелестной маленькой Селине Сноуден. Однако как ты ухитрился очаровать ее?
      Хенли приподнял бровь:
      – Ты знаком с моей женой?