Рольф пригласил толстяка в башню. Внутренне содрогаясь, Салтимбанко последовал за ним. Он добрался до покоев Непанты, пыхтя и хрипя, как умирающий дракон. Он покраснел, а лицо стало влажным от пота.
Дверь была открыта. Рольф вошел без доклада.
— Вот человек, которого вы затребовали, госпожа.
Отвернувшись от окна, Непанта ответила:
— Спасибо, капитан. Вы можете идти.
— Но…
— Вы говорили, что он безвреден.
— Да, но…
— Если мне понадобится помощь, я закричу. Ступайте!
Рольф вышел.
Непанта посмотрела на своего посетителя и сказала:
— Ну? — Когда тот не ответил, она повторила громче.
Салтимбанко постарался не сдержать изумления, которое эта женщина вызвала в нем. Она была прекрасна — с волосами цвета воронова крыла, глазами черного дерева, нежным овалом лица… Действительно ли он заметил одиночество и страх за нахмуренным лбом, которые более или менее предвидел? Он был удивлен. Эта женщина вовсе не была той старой гарпией, которую он заранее невзлюбил. Может, в начале своего тридцатилетия, никак не старше. Его невинные глазки нагло изучали ее тело. Салтимбанко заподозрил, что задание может оказаться менее неприятным, чем он ожидал.
В этот момент ее голос вернул его к реальности.
— Да, женщина? — Полностью следуя своей роли, он не кланялся знати и не признавал превосходства.
— Учитель, кто ты? — спросила она, награждая его ученым титулом. — Что ты собой представляешь?
Это был неожиданный вопрос, но уличная практика научила его давать туманные, но важно звучавшие ответы.
— Сам-друг семь Салтимбанко. Есмь самый смиренный, прибитый бедностью ученик Единой Великой Правды. Есмь единственный Истинный Пророк. А также Спаситель Мира. Есмь Поставщик Космической Мудрости в изношенных одеждах. Есмь сын Короля Оккультных Знаний…
— И Принц Обманов! — засмеялась Непанта.
— Это только одно из лиц тысячегранной драгоценности Великой Правды:
— И в чем же состоит эта Великая Правда?
— Великая Правда? Эгей! Это чудо всех времен, разворачивающееся перед мерцанием в огромных и прекрасных глазах дамы…
— Короче, без базарных баек.
— Итак. Великая Правда заключается в том, что все — обман. Все люди лжецы, все вещи врут. Вселенная, Время, Жизнь — все только огромные космические розыгрыши, из которых сотканы маленькие ежедневные обманы. Даже сама Великая Правда недостоверна.
Непанта скрыла свое изумление, заслонив лицо ладошкой.
— Не оригинально — это из Этриана Ильказарского, жившего пять веков назад, но тем не менее интересно. Ты всегда следуешь своему кредо и не говоришь ничего, кроме вранья?
— Безусловно! — Он прореагировал так, словно была затронута его честь.
— И еще одно. — Она снова засмеялась — и с удивлением обнаружила, что смеется. Сколько времени прошло с тех пор, как она смеялась последний раз просто потому, что ей было забавно? И сможет ли этот толстяк, который был далеко не так глуп, как изображал, заставить ее и плакать? — Почему ты проповедуешь такие странные вещи?
Салтимбанко, спрятав испуг под маской беззаботности, тщательно подумал, прежде чем ответить. Здесь будет наиболее уместно небольшое полуправдивое, но в целом ложное направление разговора.
— Многочисленное количество людей, которые считают меня просто громогласным вздорным брехуном. Эгей! Это они большие дураки. Они приходят, радуются представлению, ага? Итак, после представления многие приходят к бедному толстяку, дают ему денежки, чтобы уберечь себя от себя. Подумайте, великая госпожа! Много людей сегодня толпились перед башней, ага? Может, три, четыре, пять тысяч. Может, одна тысяча из них пожалела слабоумного. Каждый бросил один грошик — один фиговый грошик, хотя некоторые давали и больше, — в корзину, которую видели на очень печальном и по виду голодным ослике, который принадлежит кретинскому поставщику проповедей. Сам-друг считает прибыль. Имею сейчас десять крон и более, доходы одного месяца. И вот таким манером проходит каждый день года. Сам-друг, будучи бережливым, стал вдруг так богат, как самый богатый из смеющихся над безмозглым проповедником, Эгей! Тогда сам-друг будет смеяться сам! Но молчание, полное молчание! Людей легко довести до убийства.
Салтимбанко хмыкнул над одурачиванием тех, кто считает его дураком, но затем понял, что позволил себе слишком расслабиться. Он обнаружил свое увлечение накоплением денег. Волки ужаса завыли в глубинах его разума. Да, он был профессионалом, но не умел отгонять чувство в серьезных ситуациях. Хотя действительно скрыл его хорошо.
— Тебе нравится, когда люди насмехаются над тобой?
— Эгей! Сам-друг есмь исполнитель, разве нет? Множество смеется над толстым, это верно. Никакой радости. Но и он знает, как наслаждаться золотом, добытым таким образом из необозримых, кошелей. Толпа и Салтимбанко — на равных, потому что мы держим за дурака друг друга.
Непанта обернулась к северному окну, вглядываясь в бурю, заваривающуюся над Крачнодианскими горами. Затем она резко повернулась обратно и минуту рассматривала Салтимбанко, чувствуя слабость.
— Не поужинаешь ли ты со мной сегодня вечером? — спросила она. Затем глубоко вздохнула от безрассудства своего поступка, неуверенная, зачем она это сделала. Принцесса знала только, что ей приятна компания этого честно-жуликоватого, внешне веселого и внутренне испуганного человека. Возможно, это было чувство душевной близости.
Пока они стояли, глядя друг на друга, первые завитки бури начали мести вокруг башни. Непанта побежала закрывать окна.
Вечером Салтимбанко отобедал с этой женщиной и принял ее следующее приглашение — переждать бурю, оставшись на ночь. Они беседовали на протяжении всего последующего дня, что привело к повторному приглашению на обед, а затем и к предложению остаться на ночь. На следующий день Непанта предложила ему свое покровительство. Явно лишенный гордости Салтимбанко принял его немедленно и быстро переехал в башню — с осликом и всем имуществом. Его комнаты располагались рядом с покоями Непанты, что вызвало пересуды у прислуги. Но, несмотря на их старания, ничего предосудительного в результате этого соглашения обнаружено не было.
Глава 4
590 — 605 годы от основания Империи Ильказара
КАК ОДИНОКО СИДИТ ГОРОД…
Любовь покинула его, Варт стал желчнее. Он решил пройти курс обучения, о которой думал уже давно. Однажды в разгар сбора урожая он посетил своего учителя-священника и договорился, что тот поможет ему продать дом. Деньги, оставленные ему Роялом, Варт закопал у реки. Затем, сложив вещи в старую сумку, он двинулся Ильказар.
Среди многочисленных городских нищих появился еще один. Этот был поярче, он учился, учился, но оставался невидимым, кто же удостоит постреленка больше чем взглядом. Со временем он похудел, стал оборваннее — и мудрее.
Он все еще оставался молчаливым. И странным. Взрослые чувствовали себя при нем неуютно, хотя не понимали почему. Возможно, причиной был его холодный взгляд или то, как изгибались вверх уголки его губ в ухмылке вампира, обнажая клыки, когда речь шла о будущем. Словом, в его взгляде было нечто такое, что заставляло взрослых отводить глаза. Он казался голодной тварью, желающей их сожрать.
Однако его странность привлекала беспризорников. Они окружали новичка таким уважением и страхом, с каким старшие относились только к главным чародеям и королю. Вскоре Варт и стал королем — королем империи нищих и воров, которые находили его владычество прибыльным. Похожий на маленького идола, он держал свой королевский двор на углу Крестьянского рынка, а приверженцы, следуя его указаниям, сказочно обогащались.
Но всех этих людей, независимо от степени восхищения предводителем, тревожило ночное времяпровождение Варта. Он часто бродил ночами в окрестностях дворца, изучая королевскую башню или Дома каких-нибудь могучих чародеев. И он никогда не пропускал сжигания ведьм, хотя его внимание было редко приковано к жертве. Его взгляд был обращен на черные капюшоны и чародеев, наблюдавших за исполнением приговора.
Что это за правосудие? В городе, возвеличенном Магией, управляемом магией — вне зависимости от Королевских указов, — политика определялась манипуляциями магов. Зачем были нужны эти сжигания ведьм? Какой силой, так пугавшей магов, обладала ведьма?
Было древнее пророчество (весь Ильказар, от короля до последнего нищего, незыблемо верил в пророчества), которое возвещало, что город и империя падут из-за ведьмы. Главные чародеи справедливо полагали, что мертвая ведьма мало что сможет сделать для осуществления пророчества. Поэтому смертная казнь полагалась любой слегка заподозренной в ведьмовстве женщине. Или — обладающей собственностью, которой хотел завладеть чародей: все имущество ведьмы переходило к тому, кто на нее донес.
На доходы, получаемые от своей империи нищих, Варт ходил по чародеям и покупал знания. В облике горячего и нетерпеливого безголосого мальчика он добыл многие секреты. Чародеи тали его замечательным исключением среди молодежи, впадая в ошибку не очень мудрых людей, которая сродни обращению детей с любимыми домашними зверушками: иногда их считают забавны ми, иногда надоедливыми, но никогда не принимай: всерьез. Они были старыми людьми, эти чародеи, и давно забыли, что такое быть молодым. Большинство людей забывает. Вот так за время учебы Варт узнал многие секреты, тщательно оберегаемые взрослых.
От чародеев и от священников, чей интерес нему поддерживали письма старого наставника.
Варт получил необыкновенное образование. Он почти рассмеялся в тот день, когда услышал пророчество, приговорившее его мать к смерти. Уже позже он узнал, что она умерла для того, чтобы обеспечить жадного чародея благоустроенным домом, а для короля Вилиса послужить решением проблем личного, политического и финансового характера.
Однажды ночью кто-то застал его плачущим. С тех пор он получил новое имя — Варт Локкур; Молчащий, Горестный Странник. Он стал актером, этот Вартлоккур. Играя на жалости к своей немоте, он заставлял сильных мужчин исполнять его желания. Чародеи обучали его. Священники привязывались к нему всей душой. Он внушил своим приверженцам желание исполнить его тайную цель. Они были уверены, что таковая у него есть. В Ильказаре он стал одним из самых известных детей и одной из самых интригующих тайн.
Однажды несколько священников собрались вместе и, поскольку им было больно видеть, как пропадают способности мальчика, решили оплатить его обучение. Но когда они решили рассказать ему об этом, он уже исчез. Варт выбрал себе двенадцать товарищей и с ними покинул город. Куда он ушел? Почему? Священники побеспокоились некоторое время да скоро и позабыли. С этим мальчишкой было связано что-то тревожащее, что хотелось поскорее забыть.
Перевал Лао-Па-Синг в двух тысячах миль к вое току от Ильказара был единственным местом пересечения гигантских двойных горных цепей Столбов Слоновой Кости и Столбов Богов. На западе располагав лишь города-государства, маленькие королевства, разрастающиеся побеги Империи Ильказара. На востоке находился Шинсан — империя, пугающая своим колдовством и преданностью злу. К западу от этих лежали плодородные равнины Предсеньей — идеальный выпас. Но кочевники избегали этих мест — слишком близко к Шинсану…
Оттуда, от Лао-Па-Синга, одним весенним днем спустя много месяцев после того, как Вартлоккур покинул Ильказар, прискакал мальчик двенадцати. Он не был уроженцем Шинсана. Егс кожа была коричневой, как у загорелого человека с запада, а не цвета натуральной амбры, как у людей востока. На его лице боролись два выражения: ужаса от прошлого и надежда на будущее. Не имея разрешения на въезд, мальчик остановился, чтобы доказать, что он привез свой пропуск на свободу, вытащил свиток из седельной сумки и развернул его, глядя на слова, которые не мог прочесть:
Королю и чародеям Ильказара:
Мой гнев будет жечь, и я убью вас мечом,
И жены ваши станут вдовами,
А дети останутся без отцов.
Послание было подписано невыразительным знаком овала и не вызвало никакого интереса.
Было некоторое ворчание по поводу наглости пославшего, но никакого страха. Посланец не сказал, откуда он прибыл.
Годом позже другой юноша, с загнанным видом и скачущий так, словно его нес дьявол, передал следующее послание:
Королю и чародеям Ильказара,
Которые ложно судили женщину
По имени Смирена:
Они посеяли ветер и пожнут бурю.
Это послание было подписано нулем и стилизованной маской смерти. Оно вызвало больше раздумий, чем предшествующее, поскольку посланец признал, что явился из Шинсана. Изучили архивы, подняли дело Смирены. Оказалось, что сын не разделил ее участи. Появились некоторое опасение и разговоры о древнем пророчестве.
Но ничего не произошло, и вскорости все опять было забыто — до тех пор, пока через год не появился третий посланник. А затем другие, год за годом, пока наконец король и чародеи поверили в Угрозу. Они нанимали убийц (потому что даже МОЩЬ чародеев Ильказара не может пробить некромантический щит Шинсана), но наемники ушли на сторону. Нет дураков идти в Империю Зла.
Богатые не преуспеют в день гнева.
Под двенадцатым посланием стояла дюжина знаков-подписей, и каждый из них был обещанием. Король и чародеи пытались убедить друг друга, что в состоянии справиться с угрозой.
На тринадцатый год молодой человек с таким же загнанным взглядом, как у его предшественников, покинул Шинсан. Он пересек Предсенную Степь и сделал передышку в Некремносе на реке Рее. В городе и на востоке Степи он обнаружил легионы Ильказара. За время его отсутствия империя разрослась. Некремнос был протекторатом. Протекторат являлся альтернативой кровавой бессмысленной войне. Ильказар, сочетая свое магическое и военное превосходство, действовал непреодолимо.
Король Некремноса Птотор Храбрый был мудрее, чем его считали остальные владыки. Он знал древнем предсказании и молил Судьбы ударить по империи во время его правления.
Вартлоккур поговорил с королем, обсуждая вину империй.
В Шемерхане он застал разрушенный голодающий город, поскольку его жители отдали все свои силы запросам Ильказара. Вартлоккур поговорил королем, а потом поехал к Гог-Алану. Он обнаружил еще один завоеванный город, в состоянии более худшем, чем предыдущий. За слишком упорное сопротивление город был лишен всех привилегий. Мужчинам, прежде гордым, было разрешено жить лишь на те деньги, которые могли заработать их женщины, услаждая похоть имперских солдат. И снова Вартлоккур поговорил со свергнутым правителем и отправился дальше.
Он пересек перевалы к западу от Гог-Алана и повернул на юг в Джебал-аль-Альф-Дхулкварне-ни — черный регион, не имеющий короля. В конце концов он достиг долины Себил-эль-Селиб, Тропы Перепутья, где когда-то первый король-император Ильказара попал в засаду и был распят восставшими аристократами. Здесь Вартлоккур разбил свой лагерь и сделал необходимые приготовления.
Несколькими днями позже он вошел в город, давший ему жизнь и причинивший так много боли. У ворот он встретил чародеев, ожидавших ежегодного послания, которое он отказался вручить кому-либо, кроме короля. Послание предписывало смерть через сожжение королю Вилису и семижды семи ильказарским чародеям в отмщение за преступление против Смирены. Как и следовало ожидать, условия были отвергнуты. Заканчивалось послание обещаниями голода и мора, землетрясений и знамений в небе, появлением врагов, неисчислимых как звезды, и было скреплено печатью с числом 13.
Первое время печать оставалась нерасшифрованной. Но однажды на мистическое число обратили внимание, и чародеи пришли к выводу, что враг уже находится среди них. Они обыскали город, но он уже исчез. Они обыскали империю — и все равно ничего не нашли. Страх преследовал правителей. Но ничего не произошло. Или так казалось.
Падение Ильказара описано в эпосе «Народе Ильказара» — сомнительном и, безусловно, преувеличенном изложении конца короля Вилиса. Песнь начинается словами:
Как одиноко сидит город, некогда многолюдный!
Он стал, как вдова; великий между народами
Сделался данником.
Варвары вторглись в пределы империи. Беспокойный ропот поднимался в подчиненных государствах. Армии империи десятикратно уменьшились и были деморализованы странным мором. Звезды в небе взрывались и умирали. В самом Ильказаре видели дракона, которой пересек лунный диск. Небывалый шторм разбил корабли в море Коцум. Тролледингианские пираты совершали вылазки на западном побережье. И гласит песнь:
Горько плачет он ночью, и слезы на ланитах его.
Нет у него утешителя
Из всех, любивших его; все друзья его изменили ему,
Сделались врагами ему.
Подчиненные государства восстали. Размещенные в них войска были потрясены и ошеломлены. Ильказарские сборщики налогов роптали, потому что деньги в империю не поступали. Те, кто занимался трофеями и контрибуцией, роптали, потому что не было новых завоеваний. Народ взроптал, когда уменьшились и стали задерживаться выплаты.
Король попытался остановить наступающий мрак выступлениями и речами. Он обещал невозможные вещи, в которые верил сам…
Но не мог разбить восставших. Они были слишком многочисленны, и их ряды пополнялись день ото дня. Безусловно, злосчастье преследовало войска, посланные против восставших: наводнения, сгнившая еда, болезни. И с каждой победой мятежников число их сторонников росло.
Темный шепоток распространялся по Ильказару: с приходом варваров город погибнет. Люди уезжали — пока король не объявил эмиграцию государственным преступлением. Дурак. Ему следовало бежать самому.
В этот год не было урожая. Ржа, черви, жуки и саранча пожрали все. Единственной доступной пищей было то, что осталось в запасах, и немногочисленные поступления дани и налогов.
Несмотря на страх перед чародеями Ильказара, восставшие короли и варвары объединились против империи.
Говорит поэт:
Умерщвляемые мечом счастливее умерщвляемых голодом,
Потому что сии истаивают, поражаемые недостатком плодов полевых.
Руки мягкосердных женщин варили детей своих, чтобы они были для них пищею…
Перед Ильказаром стояли армии, хорошо снабженные всем необходимым после уничтожения имперских легионов. Они выставляли напоказ жирные отары. Внутри городских стен в это время подобранных дохлых крыс продавали по серебряному шекелю за штуку. Живая крыса стоила вдвое дороже. Люди боялись дохлых крыс, они несли чуму. Собаки и кошки исчезли вслед за лошадьми королевской кавалерии и животными из королевского зоопарка. В воздухе сгущались слухи. Исчезали дети. Мужчины в хорошей физической форме боялись, что их обвинят в людоедстве. Иногда свалившихся от болезней людей находили растерзанными. Может, крысы. Может, и не крысы.
Осада продолжалась. Однажды из лагеря осаждающих прибыл всадник, мрачный юноша, испуганный городом и чародеями внутри него — чародеев держало в страхе искусство одного-единственного человека, обученного таинственными тервола и принцем-тауматургом Шинсана. Он доставил свиток. Кое-кто заметил, что послание прибыло в тот же день, что и предыдущие. Оно содержало все приказы Вартлоккура с одним существенным добавлением: списком людей, которые должны быть выпущены из города и перед кем должен преклониться сам король.
Вилис уже был более сговорчив. Через пять дней на городских стенах стало заметно оживление. Короли и генералы восставших — одетые в черное, на черных конях, с развевающимися черными знаменами — приблизились к городу и остановились на расстоянии полета стрелы.
Когда солнце достигло зенита, семь групп из семи высоких шестов каждая поднялись над городской стеной. К каждому был привязан политый горючей смесью один из главных чародеев. Сам король нес факелы, чтобы разжечь пламя. Наступила полная тишина. Ни тучки не было на небе. Казалось, все на земле застыло в напряженном ожидании. Затем в сторону наблюдавших потянулся дымок. Вонь горящей плоти заставила лошадей отпрянуть.
Молчащий не выказал никаких чувств. Его победа еще не была полной.
После того как огни погасли, ворота распахнулись, и истощенные жалкие люди вышли наружу. На виду у всех король пал на колени и целовал им пыльные ноги, когда они проходили мимо. Их выжило мало, тех, кто однажды помог или проявил доброту к несчастному сироте. Одним из них был человек в оборванной черной одежде палача, другим — пожилой сержант. Там были священники, горсточка мелких чародеев, несколько поблекших и иссохших проституток, которые когда-то уделили мальчику хоть немного внимания.
Ворота закрылись. Вартлоккур ждал. Солнце сдвинулось на запад. Он послал всадника.
— Третий приказ! — потребовал всадник.
— Я отдал все, что мог, — ответил король Вилис. — Мое могущество и сама империя обратились в прах. Это чересчур жестоко! — Он схватил лук, выстрелил в посланца, но промахнулся.
— Тогда погибнет весь Ильказар! — Всадник умчался.
Вартлоккур долго размышлял. Он успел надавать обещаний, до исполнения которых, он надеялся, дело не дойдет. Ему нужен был один Вилис. Но с ним были еще и короли, поверившие его слову.
Эти короли ждали. Ждал и город. Вартлоккур принял решение. Он воздел руки и призвал духов, которых до времени не тревожил — силу, доселе неподвластную никакому второстепенному чародею. Земля задрожала — так исподволь, что сначала это заметили только лошади. Короли ужаснулись власти Вартлоккура. Стихийный дух Земли, известный тем, что он не подчиняется никому, кроме самых высочайших мастеров восточной магии, внял его призыву.
Дрожь переросла в землетрясение. Городские ворота распались. Шесты с чародеями полетели со стен. Шпили и башни содрогнулись. А тряска усиливалась. Рухнули высокие здания. Начала трескаться толстая стена — самое мощное сооружение Ильказара. Руки Вартлоккура болели от напряжения и от истекающей Силы. Он держал их еще высоко. Если руки опустятся раньше времени, Властелин Земли прекратит еще не завершенную работу и Ильказар восстановит достаточно силы, чтобы сделать штурм ужасающе дорогим. Полыхали пожары. Пыль от рухнувших зданий смешивалась с дымом, заволакивая небо. Величественная Ратуша соскользнула в Эос (который вторгся в Ильказар через уцелевшую решетку), запрудила его, и часть города затопило.
В конце концов Вартлоккур был удовлетворен и позволил землетрясению прекратиться. Он спустил свою свору. Завоеватели почти не встретили сопротивления. Он сам подвел королей к дворцу.
Вилиса они обнаружили на развалинах крепости — он мерно раскачивался, прижимая корону груди, и пел детскую песенку. Солдаты торопливо расчистили угол Площади Казней от мусора. установили там столб и привязали к нему короля. Принесли огонь. Вартлоккур стоял перед Вилисом с факелом в руке.
Сторонники Вартлоккура ожидали, что он будет: смеяться или хвастать исполнением мести, — но этого не произошло. Они ожидали, что вот теперь-то он заговорит, впервые за десятилетия, и скажет что-нибудь вроде: «Вспоминай в аду мою мать», но он этого не сделал. Он сказал только:
— Ты обрек меня на одиночество, Ильказар, — и отшвырнул факел в сторону. Склонив голову, он повернулся и медленно пошел прочь из города, оставив милосердие или его отсутствие на своих приверженцев.
Относительно беспристрастный поэт заканчивает эпос горькой руганью Ильказара, проклиная его на все времена. Но прежде чем закончить песнь, он кратко отмечает, что ему понятно, почему Вартлоккур отбросил факел. Больше никто не понял тогда, и мало школяров догадались с тех пор. Гибель Ильказара и его короля означала, что Вартлоккур потерял то единственное, что неизменно сопровождало его и чему он посвятил четырнадцать лет жизни. Под маской победы таилось поражение.
Глава 5
Весна, 996 год от основания Империи Ильказара
ПРОДАННЫЕ КАЖДОЙ РУКОЙ
После дикой ночной бури — возможно, последней за эту зиму, — Крачнодианские горы и долина Серебряной Ленты были засыпаны искрящимся снегом, а температура воздуха вряд ли превышала точку таяния. Серебряная Лента широко разлилась на равнинах у восточной стены. Несколькими милями ниже лед сжимал реку, преграждая путь потоку. Ветер пел одинокую панихиду вокруг Башни Луны. Это была ночь, подходящая для землетрясений, ночь для Ветра Судеб. Со времени появления толстяка Непанта стала лучше спать. Он не был способен отгонять демонов ее разума, но он их немного приручил. Но в ту ночь она снова вышагивала по комнате, хотя и не от старого кошмара. Ветер, шептавший сквозь окна и занавеси, нес предчувствие. Опасение отгоняло сон.
Ее мимолетно касалось будущее, хотя его прикосновение редко было отчетливым. Что-то в Ива Сколовде было ужасно не правильно. Временами она это чувствовала, но не могла обнаружить что.
Выглянув из окна, обращенного к северу, она наконец нашла видимую не правильность. Небо за северной стеной освещалось заревом. Зарево постепенно разгоралось. Она знала, что это. Огонь. Но что же это за огонь! Чтобы вызвать такое огромное зарево, огонь должен полностью вырваться из-под контроля. Ее опасения возросли. Она взяла одежду, приготовленную на утро.
Непанта только успела одеться и проклинала сломанный ноготь, когда в дверь постучали.
— Войдите! — сказала она в полной уверенности, что голос звучит ужасно, и вошел Рольф с мрачным лицом.
— Ну?
— Дурные новости, госпожа. — Я видела огни. Что произошло? — Нападение. Бандиты с гор перебрались через стену. Там их целая тысяча, грабят и убивают.
Непанта нахмурилась.
— Что за дьявольщина! Рольф продолжал:
— Отряды хорошо сражаются — при данных обстоятельствах.
— Рольф, я не хочу называть тебя лжецом, но мы с тобой прекрасно знаем, что ни одно и этих горских племен не может быть настолько велико. Навряд ли племя может выставить даже сотню воинов, считая калек, стариков и мальчишек. Хорошо сражаются при данных обстоятельствах?
— Может быть, я преувеличил, но клянусь, что там больше пяти сотен. Я видел по меньшей дюжину знаков разных племен. Они заполучили какого-то объединившего их военачальника. Обстоятельства таковы: ваши враги внутри города соединились с горскими бандитами. Они нападают на нас сзади. Наши сторонники атакуют. На улицах полный хаос. Я не могу одновременно поддерживай порядок в городе и защищать его.
— Когда все это началось?
— Три часа назад, принцесса.
— Почему мне не доложили?
— Поначалу казалось, что в этом нет нужды. А потом у меня уже не было времени.
Отдаленный шум сражения достиг ушей Непанты. Под ее окном проносились верхом какие-т тени — одни прочь, другие в сторону сражающегося квартала.
— Видели ли вы предводителя горцев? Как он выглядит? — Без всякой на то причины она заранее была уверена в ответе Рольфа.
— Высокий, худой, смуглый, лицо как у коршуна, а глаза такие, что сквозь них можно увиден полыхание огней пекла. Он не горец с севера или Ива Сколовды, но и не с запада. Южанин, я полагаю. Из пустынь. Я слыхивал его имя, но не могу вспомнить. Они зовут его волшебником.
— Вартлоккур! — выплюнула Непанта, произнеся это имя с гневом и страхом.
— Госпожа? — наморщил лоб Рольф. Он уже слышал это имя прежде. Но где? Ах да, эти старые песни — «Чародеи Ильказара». — Но в этом нет никакого смысла. Тот Вартлоккур жил лет пятьсот назад.
— Меня много лет пугало это имя, Рольф. — Она упала духом и превратилась в испуганную потерянную маленькую девочку. — Что я могу сделать? Зачем Турран оставил меня одну? Он бы знал, что предпринять. — Непанта плакала. Это случилось в первый раз за много лет. Потом она впала в истерику, проклиная судьбу.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.