Глава 5

Огромная темная шероховатая площадка медленно опускалась, непредсказуемо колыхаясь на ледяном ветру. Хриплый крик боли повис над жалобным стоном вьюги. Излохмаченный, прорванный в двух местах ковер пытался опуститься на башню, туда, где дожидался его Длиннотень. Однако вихрь так и норовил ударить летающий ковер о стену. В конце концов хозяин ковра вновь взмыл вверх и опустился в стороне, футах в пятидесяти от предполагаемого места посадки.

Хозяин Теней выругался — погода раздражала его. Этот зябкий сумрак был почти столь же непроглядным, как самая настоящая ночь. К тому же, при всей его неутомимости и при всех его дарованиях. Хозяину Теней не удавалось своевременно устранить все щели и трещины, то и дело возникавшие в самых неожиданных местах. В своем идеальном мире он остановил бы солнце прямо над крепостью, с тем чтобы оно иссушило самое сердце ночи и истребило таившуюся во тьме угрозу.

Длиннотень не стал спускаться вниз, навстречу своему прихвостню Ревуну. В разговорах Длиннотень мог делать вид, будто они держатся на равных, но на деле все обстояло совсем не так. Придет день, когда с Ревуном будет покончено навсегда. Но до этого пока далеко. Сперва следует разобраться с Черным Отрядом — вечным источником досадных неприятностей. Таглиос необходимо покорить огнем и тенью, а тамошних князей и жрецов перебить всех до единого. Сенджак необходимо захватить, выведать все ее темные тайны и покончить с ней навсегда. А заодно выследить и убить ее полоумную сестрицу — Душелова. Убить и бросить труп этой суки на съедение диким псам.

Длиннотень захихикал. Большую часть этого монолога он произнес вслух. Оставаясь наедине с собой, он порой любил облекать мысли в слова. Перечень тех, от кого необходимо избавиться, возрастал с каждым днем. Теперь к нему добавились еще двое.

Два лица, появившиеся из стены, принадлежали душиле Нарайану Сингху и девочке, которую его Обманники именовали Дщерью Ночи. Длиннотень лишь на миг встретился с нею глазами и отвернулся, окидывая взглядом опустошенную местность к северу от Вершины. Кое-где развалины еще дымились. Девочке было всего четыре года, но глаза ее казались окнами в самое сердце тьмы. Создавалось впечатление, будто за пустыми зрачками ребенка притаилась ее духовная мать, богиня Кина. Девочка устрашала, устрашала почти так же, как те живые Тени, умение повелевать которыми дало ему право именоваться Хозяином Теней. Плоть ее была всего лишь плотью ребенка, но в сути своей она нечто несравненно более старое и мрачное, нежели неопрятный костлявый человек, служивший ей стражем.

Нарайан Сингх молча стоял у парапета и ежился на колючем ветру. Девочка пристроилась рядом. Она тоже молчала и не выказывала ни малейшего интереса к разрушенному городу. Все ее внимание было сосредоточено на Хозяине Теней.

В какой-то миг Длиннотень испугался — уж не читает ли она его мысли? Обеспокоенный тем, что Ревун так долго оставляет его наедине с этими странными существами, он повернулся к лазу, за которым находилась ведущая вниз лестница, и встрепенулся, увидев, что следом за маленьким кудесником по ступенькам поднимается нар, генерал Могаба. Его главный военачальник. Колдун и полководец о чем-то оживленно толковали на незнакомом языке.

— Итак?

Паривший в воздухе Ревун — он частенько поступал так, даже когда не сидел на своем ковре, — развернулся на лету.

— Отсюда и до самой долины Чарандапраш картина одна и та же. А также на востоке и на западе. Землетрясение не пощадило никого. Правда, чем севернее, тем меньше ущерб.

Длиннотень обернулся, окидывая взглядом ночной горизонт. Даже в зимнем полумраке казалось, что равнина мерцает.

Она словно насмехалась над ним, и в какой-то миг Длиннотень пожалел о том, что много лет назад поддался порыву и бросил ей вызов. Он обрел вожделенное могущество — но с той поры не знал ни минуты покоя. То, что находилось за Вратами Теней, уязвляло его самим фактом своего существования. Источник его силы являлся одновременно и источником горчайшей отравы.

Но там он не углядел признаков разрушения. Да и как иначе — Врата были несокрушимы. Открыть их снаружи мог лишь один-единственный инструмент.

Длиннотень обернулся и приметил улыбку на лице ребенка. Детские зубки блеснули в сумраке, словно клыки упыря. Эта девчонка унаследовала черты обеих своих матерей.

Ревун издал пронзительный, резко оборвавшийся вопль.

— Землетрясение не оставило нам выбора — работы придется отложить до лучших времен. Иначе люди не выдержат.

Длиннотень поднес к лицу костлявую, затянутую в перчатку руку и поправил маску, которую всегда носил при посторонних.

— Что ты сказал? — Должно быть, он просто ослышался.

— Посмотри на этот город, мой друг. Он лишь для того и существует, чтобы твердыня становилась все прочнее и выше. Но для того, чтобы живущие там людишки могли работать, они должны есть. Им нужны кров, вода и тепло, иначе они все передохнут.

— Я не собираюсь их холить. Их единственное предназначение — служить мне.

— Так-то оно так, но какой службы можно ждать от покойника? — промолвил черный генерал. — Это землетрясение причинило нам больший ущерб, чем все таглианские вояки за все годы войны.

Сказанное им было явным преувеличением. В этой войне уже сложили головы три Хозяина Теней. Но Длиннотень понял главное: обстановка и впрямь сложилась критическая.

— Ты заявился сюда только для того, чтобы сказать мне это?

Со стороны генерала заявиться на Вершину без приглашения было явной дерзостью. Но Длиннотень простил его. Он питал слабость к Могабе, слишком уж напоминавшему его самого в молодости, а потому частенько позволял нару то, что не сошло бы с рук никому другому.

— Я пришел для того, чтобы еще раз попросить тебя пересмотреть приказы, обязывающие меня торчать на Чарандапраше в бездействии. Теперь, после этого несчастья, мне как никогда нужна свобода действий, чтобы выиграть время.

Длиннотень уже устал от этой просьбы, с которой Могаба приставал к нему при каждой встрече.

— Генерал, если вместо того, чтобы просто выполнять приказы, ты и впредь будешь цепляться ко мне со всяким вздором, я найду, кем тебя заменить. Взять хотя бы малого по имени Нож. Кажется, за ним числятся кое-какие заслуги.

Могаба склонил голову и промолчал. Он не был склонен восхищаться достижениями Ножа хотя бы потому, что этому типу была предоставлена та самая свобода действий, которой генерал тщетно добивался для себя уже почти два года.

Раздражение Хозяина Теней не было для Могабы неожиданностью. Он предвидел это, но считал себя обязанным предпринять эту попытку — ради своих солдат.

Неожиданно душила Нарайан Сингх сделал шаг в направлении Хозяина Теней; этому предшествовала волна запаха. Длиннотень подался назад.

— Они выступают, — заявил коротышка, — выступают против нас. Никаких сомнений больше нет.

Длиннотень не поверил ему — потому что не хотел верить.

— С чего бы это? Зима, считай, только что началась… — Он вопросительно взглянул на Ревуна, но маленький уродец кивнул головой, обмотанной тряпицей.

— Это верно, — подтвердил тот, подавляя непроизвольно рвавшийся вопль. — Везде, куда ни кинешь взгляд, таглианцы пришли в движение. Больших армий не видно, но отдельные отряды маршируют по всем дорогам. Похоже, попытка Сингха перебить их правителей и командиров разворошила осиное гнездо.

Длиннотень промолчал: он предпочитал не обсуждать неудачную вылазку Сингха. Сейчас его собственная агентурная сеть была слаба, но лазутчики делали что могли, и порой немало. А союз с душилами был непопулярен, а потому весьма ненадежен. В Тенеземье Обманников любили ничуть не больше, чем в Таглиосе.

Могаба переступил с ноги на ногу, но удержал рвавшееся у него с языка замечание. Однако Длиннотень понял его без слов. Генерал хотел, чтобы ему позволили нанести удар прежде, чем разрозненные таглианские отряды успеют выйти на границу Чарандапраша и объединиться в сильную армию.

— Ревун, найди Ножа. Передай приказ — пусть беспрестанно тревожит эти отряды. Но нападает только на тех из них, с кем может справиться. Генерал…

— Да, сэр.

Голос Могабы звучал нейтрально, что, надо полагать, стоило ему немалых усилий.

— Разрешаю тебе послать часть кавалерии на север, навстречу врагу. Но только часть, и только кавалерии. Если вздумаешь трактовать это так, будто тебе дана полная воля, — пеняй на себя. Я и впрямь выпущу тебя на волю… по ту сторону Врат.

С тех пор как Длиннотень последний раз отсылал кого-то за Врата Теней на неминуемую и мучительную смерть, прошло уже немало времени. Некогда ему было развлекаться. К тому же, по правде сказать, в настоящее время он просто-напросто не мог открыть этот путь без Копья. А единственный запасной ключ был похищен одним из бывших сподвижников, ныне умершим. Не будучи некромантом, Длиннотень не имел возможности вызвать дух похитителя и вынудить его признаться, где погребен этот инструмент.

— Я ясно выразился?

— Абсолютно, — отозвался Могаба, слегка приосанившись. Уступка была невелика, но для него и она значила немало. Правда, местность к северу от Чарандапраша не годилась для кавалерийских маневров, из чего следовало, что ему придется использовать своих всадников как посаженную на коней пехоту. Но даже это открывало определенные возможности. — Премного благодарен, сэр.

Краешком глаза Длиннотень приметил взгляд молчаливой — она почти не разговаривала — девочки. Взгляд, в котором промелькнуло глубочайшее презрение. Правда, уже в следующее мгновение глаза девочки вновь стали пустыми, так что недавняя презрительность могла показаться не более чем игрой воображения.

Хозяин Теней вновь перевел взгляд на равнину блистающих камней. Некогда нужда заставила его познакомиться с этим местом. Теперь оно стало ему ненавистно, но в то же время и необходимо. Без него он был бы слишком слаб, чтобы соперничать с Ревуном — или Душеловом, этой непредсказуемой, сумасбродной бабой, казавшейся воплощением хаоса.

— Где та, кого именуют Душеловом? — спросил он. — Есть какие-нибудь известия?

— Никаких, — солгал Ревун, получивший важное сообщение от тенеплета, возглавлявшего целое сообщество ведьм-лазутчиц. — Хотя в Таглиосе примерно в то же самое время, когда братья Джамадара Сингха пробрались во Дворец, произошло нечто странное. Возможно, тут не обошлось без нее.

У маленького кудесника вырвался вопль, чуть ли не вдвое продолжительнее и пронзительнее обычного. Его затрясло, на губах выступила пена.

Даже Дщерь Ночи отступила на шаг.

Помочь ему никто не вызвался.

Глава 6

Прошло четыре дня, прежде чем Костоправ собрался и смог наконец выехать из Таглиоса. Большую часть этого времени он провел в спорах с Радишей. Меня на эти встречи не приглашали, но, судя по тому, что удавалось узнать от Корди Махера, спорили они ожесточенно. А ведь Корди наверняка не слышал и десятой части сказанного.

Сдается мне, что в последнее время Корди не слишком устраивала отведенная ему роль, поскольку Радиша, кажется, начинала относиться к нему так, как некоторые облеченные властью люди относятся к своим любовникам. С обязанностями командира Тронной Гвардии он справлялся отменно, но Баба, похоже, считала его болваном, которому нельзя доверить ничего существенного.

Впрочем, нет худа без добра: не будь он раздосадован таким отношением, так, наверное, и не стал бы рассказывать мне об этом конфликте.

— Небось опять заведешь старую песню? — сказал я ему. — Расходы, издержки и все такое?

Не один год Костоправ принуждал Радишу закупать миллионы стрел, сотни тысяч копий и дротиков, десятки тысяч пик, седел и сабель. Склады ломились от мечей и щитов. Старик скупал полевые орудия в комплекте с зарядными ящиками. Вьючных и тягловых лошадей, мулов и бычьи упряжки он приобретал тысячами и даже обзавелся слонами — как боевыми, так и рабочими. Хламу накопилось достаточно, чтобы воздвигнуть город, да не один. На подводах в разобранном виде были уложены тысячи бумажных змеев, каждый из которых мог поднять человека.

— Это точно, — согласился Махер. — Все та же песня. — Он досадливо взъерошил спутанные темно-русые волосы. — Кажется, он считает, что все это кончится плохо.

— Все это?..

— Зимнее наступление. То, из-за чего весь сыр-бор разгорелся. Он явно готовит резерв на тот случай, ежели оно обернется пшиком.

Хм. По правде сказать, это было похоже на Старика. Никакие приготовления, никакие запасы не казались ему достаточными. И вполне возможно, что по мере того, как унимался гнев, вызванный нападением душил, ему все меньше и меньше хотелось бросать свои силы в решающий бой. Правда, зная Костоправа, можно было предположить, что за этим кроется какая-нибудь уловка. Не исключено, что он просто пытается приструнить Радишу, чтобы она не вздумала плести у него за спиной интриги да строить козни.

— Он был близок к крайним мерам.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, есть грань, которую переступать нельзя. За которой Баба уже просто не станет спорить.

— А.

Этим было сказано все. Я понял. Зайди Старик чуть-чуть дальше, ему пришлось бы прибегнуть к военной силе и взять княжну под стражу. А это значило разворошить змеиное гнездо.

— Он на это способен, — сказал я Махеру, полагая, что мои слова несомненно достигнут ушей Бабы. — Правда, не думаю, что он совершил бы такое из-за амуниции да припасов. Но вот ежели Прабриндрах и Радиша не сдержат слова и не помогут Отряду вернуться в Хатовар… Капитан может рассердиться.

У Костоправа был пунктик — уже добрый десяток лет он мечтал вернуть Отряд к истокам, в легендарный Хатовар. Стоило завести разговор на эту тему, и из-под множества масок, в которых представал миру наш командир, проглядывала почти фанатичная решимость.

Я рассчитывал, что Корди непременно передаст мои слова кому следует. И намеренно тыкал палкой в муравейник: вдруг Махер растеряется и проговорится насчет того, что же на самом деле думает о наших намерениях Баба.

Правда, князь и его сестра этот вопрос не обсуждали, но главным образом потому, что Прабриндрах пристрастился к лагерной жизни и с Бабой практически не виделся. Блуждание с духом ничего мне не дало. А вот Копченый являл собой несомненное свидетельство реального существования проблемы. Именно его страх и порожденное этим страхом нежелание допустить Отряд в Хатовар привели к тому, что он переметнулся на сторону Хозяина Теней и тем самым подставил себя под удар. Как справедливо отметила Госпожа, которая тоже внесла свой вклад в Летописи, правители Таглиоса, как миряне, так и духовные, питают к нам не больше любви, чем Хозяин Теней — к ним. Но мы, во всяком случае, вели себя помягче. И ежели мы сойдем со сцены преждевременно, у таглианцев останется немного времени на то, чтобы пожалеть о нашем уходе. Длиннотень не видел в жрецах никакого толку и попросту истреблял всех, попадавшихся в его лапы. Возможно, это было одной из причин, побудивших Ножа стать его приспешником. Старый приятель Махера ненавидел святош, и у него были на то резоны.

— А что ты думаешь насчет Ножа? — спросил я, рассчитывая этим вопросом отвлечь Корди от излишних размышлений о моих делах.

— Я все еще не понимаю. Просто в толк не могу взять. Он что, поймал их на этом?

— Не думаю.

На самом деле я знал. Знал, поскольку блуждал с духом. Копченый мог перенести меня почти куда угодно. Даже в прошлое, вплоть до того самого момента, когда демон обрушился на него и загнал его «я» куда-то на задворки сознания. Но даже после того, как с помощью Копченого я стал свидетелем весьма недвусмысленной беседы между Стариком и Ножом — оба были пьяны, так что разговорчик состоялся еще тот, — я не понимал. Не понимал, даже принимая во внимание слишком уж очевидный интерес Ножа к Госпоже.

— Но скажу при этом, что и князь, и Нож, и Лебедь Лозан — да что там, почитай всякий стоящий мужик в городе распускает слюни при одном только виде Госпожи. Не думаю, что могу винить его за то, что он в конце концов не выдержал.

— Эка невидаль. Твоя жена тоже была писаной красавицей — другой такой я отроду не встречал. Глядя на нее, все мужики облизывались, но ты ведь не психовал.

— Как я понимаю, Корди, это следует считать комплиментом. Благодарю. И от меня, и от Сари. Ну что ж, честно говоря, я думаю, дело не только в Госпоже — мне так кажется. Старик считает, что Ножа нам каким-то образом подсунули.

— Э… э…

— Вот-вот. Принимая во внимание его прошлое… Корди родился в тех же краях, что и я, и имел представление о том, как там обстоят дела.

Он не один год имел дело с Десятью Взятыми. А уж они мастера по части всяких махинаций — чтобы разобраться с ними, потребовались десятилетия.

— Некоторые из них и нынче отираются неподалеку. Но почему именно Нож?

— Хотя бы потому, что мы о нем ничего не знаем. Кроме того, что ты вытащил его изо рва с крокодилами. Или что-то в этом роде.

— Стало быть, обо мне или Лебеде тебе известно больше?

— Да.

Я не стал вдаваться в подробности и распространяться о том, что мои братья по Отряду Масло и Ведьмак мимоходом заглядывали в прошлое дезертиров Лебедя Лозана и Корди Махера. Мой ответ не улучшил Махеру настроения.

Я взглянул на Тай Дэя. Он всегда был рядом, и я никогда об этом не забывал. Пусть он являлся моим телохранителем и свояком, пусть он был обязан мне спасением жизней некоторых своих родственников, пусть даже я относился к нему совсем неплохо, но если в его присутствии речь заходила о вещах существенных, мне представлялось разумным без крайней нужды не использовать разговорный таглианский или нюень бао. Возможно, я подцепил от Старика паранойю. Возможно, она проистекала от знания того, как почти равнодушно отнеслись Тай Дай, дядюшка Дой и матушка Гота к убийству Сари. Они вели себя так, будто смерть сына Тай Дэя, То Тана, была в десять раз важнее… Правда, они предпочли остаться со мной и отправиться на юг, чтобы получить возможность отомстить, но, похоже, на уме у них было и нечто иное.

Для меня же память о Сари была священной. Я вспоминал ее каждый день, что отнюдь не облегчало моего существования. Стоило подумать о ней, как меня подмывало бежать к Копченому, — но теперь до Копченого было не добраться Одноглазый сумел-таки вывезти его из города, и даже при том, что маленький колдун, скорее всего, не торопился, расстояние между мною и духоходцем увеличивалось с каждым днем.

Глава 7

Костоправ дал знать, что хочет меня видеть. Я тут же отправился в его конуру, но, постучав, заслышал доносившиеся изнутри голоса. Замешкавшись, я оглянулся на Тай Дэя. Тот всегда держался настолько бесстрастно, что без толку было и гадать, что у него на уме. Вот и сейчас никто бы не сказал, услышал ли он что-нибудь интересное. Стоял себе да почесывал сломанную руку у наложенного на нее лубка. Из-за дверей послышалось хриплое воронье карканье.

Я постучал громче.

Шум мгновенно стих.

— Заходи.

Я откликнулся на приглашение довольно быстро и успел увидеть, как из маленького окошка каморки Костоправа, хлопая крыльями, вылетела здоровенная ворона. Вторая, точно такая же, нахохлившись, примостилась на вешалке.

— Ты меня звал?

— Да. Есть кое-какие дела.

С самого начала Старик говорил на форсберге. Тай Дэй его понять не мог, а вот Корди Махер, вздумай он подслушивать, — запросто. Не говоря уж о воронах.

— Я решил окончательно — выступим сегодня до рассвета. Некоторые верховные жрецы начинают думать, будто я не обойдусь с ними так, как Госпожа, и пытаются мутить воду. Сдается мне, нам лучше пуститься в дорогу до того, как они завяжут меня в узел.

Это звучало странновато — совсем непохоже на Старика. Но уже в следующее мгновение я увидел, что он сопровождает свои слова жестами языка глухонемых, и понял, что сказанное вслух предназначалось для чужих ушей.

Костоправ подтолкнул ко мне свернутый клочок бумаги.

— Прежде чем мы выступим, разберись с этим. Проверь, чтобы не осталось никаких связанных с нами свидетельств.

— Что-что?

Это звучало не слишком обнадеживающе.

— Собирайся в дорогу. Ежели тебе и впрямь приспичило тащить с собой всю эту ораву родственничков, вели им собираться. И жди дальнейших распоряжений.

— Надо полагать, твои любимцы сообщат тебе все, что необходимо знать.

На самом деле я знал, что эти птицы никакие не его любимцы, а посланницы или лазутчицы Душелова.

— В последнее время — я бы не сказал. Но не бери в голову. Что надо, ты узнаешь первым.

Разговор вертелся вокруг пунктика, буквально сводившего меня с ума. Я понятия не имел, каковы в действительности отношения между Костоправом, Душеловом и этими воронами. Мне оставалось лишь принимать сказанное Стариком на веру, а между тем вера моя подвергалась испытаниям со всех сторон.

— Именно. Ты имеешь в виду это?

— Оно самое. Позаботься о том, чтобы все было подготовлено как следует. Без осечек.

Клочок бумаги я развернул возле одной из немногих ламп, освещавших коридор между норой Костоправа и моей комнатой. От Тай Дэя я не таился: мало того что он неграмотен, так вдобавок и записка была составлена на официальном языке Джунипера. Правда, составлена была так, словно предназначалась для не слишком смышленого шестилетки, — но оно и к лучшему. Язык этот я знал через пень-колоду и познакомился с ним лишь благодаря чтению фрагментов Летописей, записанных в тех краях задолго до моего вступления в Отряд, в те дни, когда Душелов оставалась мертвой. Видимо, оттого-то Костоправ и решил воспользоваться этим наречием. Наречием, которого она, скорее всего, не знала.

Само по себе содержание бумажонки оказалось незамысловатым. Мне предписывалось забрать прихваченные мною у Душелова Летописи оттуда, где их прятал от нас Копченый, и перепрятать — как раз туда, где мы этого Копченого Держали.

Первым моим побуждением было вернуться и попытаться переубедить капитана. Мне хотелось забрать документы с собой. Но, поразмыслив, я решил, что Старик, пожалуй, все-таки прав. Душелов и все прочие, кто предпочел бы, чтобы мы находились подальше от Летописей, а Летописи от нас, наверняка уверены в том, что мы будем таскать бумаги с собой, пока не сумеем их расшифровать. Там, в полевых условиях, мы едва ли сможем обеспечить безопасность архивов. Вот и получается, что лучше спрятать документы в надежном месте, известном только Радише.

— Дерьмо! — тихонько выругался я по-таглиански. Сколько бы языков я ни изучал, это слово представлялось мне самым важным и нужным. Да и звучало оно похоже почти на всех наречиях. Тай Дэй ни о чем меня не спросил. Он никогда ни о чем не спрашивал.

Позади меня растворилась дверь, и из своей комнаты появился Костоправ. На плече его что-то чернело. Надо полагать, ему приспичило встретиться с кем-нибудь из местных. Он считал, что вороны наводят на таглианцев страх.

— Мне надо заняться своими делами, — сказал я Тай Даю. — А ты ступай, скажи дядюшке Дою и своей матери, что мы отправляемся сегодня ночью. Так решил Капитан.

— Тебе придется меня немного проводить. Самому мне ни за что не выбраться из этого громадного склепа.

Судя по тону. Тай Дэй говорил искренне.

Нюень бао не склонны обнаруживать свои чувства, но я не видел причины, по которой человек, выросший на тропическом болоте, должен чувствовать себя как дома внутри огромной груды камней. Особенно если учесть, что всякий раз, когда ему приходилось иметь дело с городами и зданиями, это оборачивалось неприятностью.

Я поспешно довел его до того места, откуда он мог добраться до выхода самостоятельно. Мне надо было попасть в конуру Костоправа, да поживее — до возвращения самого Старика и его пернатого приятеля. В настоящее время наши книги хранились именно там. И мы не хотели, чтобы об этом узнал кто-нибудь еще. Хотя Душелов должна была что-то заподозрить, если она узнала, что записи похищены оттуда, где прятала их она. Что за путаная интрига.

Я потрогал запястье, чтобы проверить, на месте ли веревочный браслетик. То был изготовленный Одноглазым амулет: он позволял мне не поддаваться воздействию сбивающих с толку чар, опутывающих помещение, где мы держали Копченого.

Еще не успев собрать бумаги — но успев приметить, что Костоправ выгнал ворон, закрыл окно и задернул занавеску, — я задумался о том, как лучше всего их спрятать.

Вскоре после нашего ухода Радиша непременно задумается о том, кто же теперь заботится о колдуне. И примется его искать. И у нее достанет упорства найти путь в ту комнату.

Хотя в последнее время Радиша не выказывала особого интереса к Копченому, на самом деле она никогда не оставляла мысли о том, чтобы вернуть его. И чем значительнее будут наши успехи в борьбе против Хозяина Теней, тем больше будет она нуждаться в его помощи.

Похоже, все, что бы мы ни затевали, было чревато неприятными последствиями.

Глава 8

Старик долго запрягает, но едет быстро, и уж ежели он решил двигаться, значит, так тому и быть. Когда я покинул Дворец, на улице было темно, как в могиле. Он дожидался меня рядом с двумя огромными черными скакунами, приведенными Отрядом с севера. Выведенные в эпоху наибольшего могущества Госпожи с помощью магии, они не знали усталости и легко обгоняли любого обычного коня. К тому же и соображали не хуже некоторых остолопов из рода человеческого.

С высоты седла Костоправ с усмешкой поглядывал на моих спутников. Они не выглядели обескураженными таким поворотом событий, хотя я представить себе не мог, как им удастся за нами поспеть. Просто зла не хватает!

— Я с этим справлюсь… — пробурчал я на нюень бао, вручая Тай Даю свои вещички и взбираясь на чудище, приведенное для меня Костоправом. Давненько я на нем не сиживал, но конь, похоже, меня помнил. Даже тряхнул головой и фыркнул в знак приветствия.

— ..и ты тоже, дурашка здоровенная. Я забрал у Тай Дэя свои манатки.

— Где Знамя? — требовательно спросил Костоправ.

— В фургоне у Одноглазого. Дрема положил его туда, перед тем как…

— Вот те на! Тебе не следовало выпускать его из рук.

— Я подумывал о том, чтобы поручить эту должность Дреме.

Помимо всех прочих обязанностей, я числился отрядным Знаменосцем, что меня вовсе не радовало. А теперь, когда я заделался еще и Летописцем, у меня появился прямой резон спихнуть это дело на кого-нибудь другого, благо Костоправ как-то раз и сам заикнулся на сей счет.