16. Пустошь. Дети Ночи

Нарайян Сингх разжал пальцы, сжимающие румель, священный шарф-удавку душилы. Его руки вновь стали пронизанными болью и скрюченными артритом клешнями. Глаза наполнились слезами. Старик был рад, что темнота скрывает их от девушки.

— Я никогда прежде не убивал животных, — прошептал он, отходя от остывающего трупа собаки.

Дщерь Ночи не ответила. Ей пришлось упорно сосредоточиться и прибегнуть к своим зачаточным магическим талантам, чтобы сбивать с толку разыскивающих их сов и летучих мышей. Охота на Обманников тянулась уже несколько недель. Десятки новообращенных были схвачены, остальные рассеялись. Они соберутся вновь, когда охотники утратят к ним интерес. И охотники давно уже утратили к ним интерес. Но на этот раз ведьма из Таглиоса, кажется, твердо решила поймать Дщерь Ночи и живого святого Обманников.

Девушка расслабилась и вздохнула:

— Кажется, они полетели дальше, на юг. — В ее шепоте не было даже намека на торжество.

— Думаю, это их последняя собака. — Нарайян тоже не испытывал удовлетворения. Он протянул руку, легко коснулся девушки. Она не стала стряхивать его пальцы. — Они никогда еще не гонялись за нами с собаками. — Старик устал. Устал убегать, устал от боли.

— Что случилось, Нарайян? Что изменилось? Почему мать не отвечает мне? Я все сделала правильно. Но и сейчас не ощущаю ее там.

"А может, ее там больше нет», — мелькнула у Нарайяна еретическая мысль.

— А вдруг она не может? У нее есть враги не только среди людей, но и среди богов. И один из них мог…

Рука девушки зажала ему рот. Он затаил дыхание. У некоторых сов слух настолько тонкий, что они смогут уловить его хриплое старческое дыхание — если застанут девушку врасплох.

— Сова улетела, — прошептала девушка, убирая руку. — Как нам связаться с матерью, Нарайян?

— Хотел бы я знать, дитя. Хотел бы я знать. Я бесконечно устал. Мне нужен тот, кто смог бы меня направлять. Когда ты была маленькая, я думал, что к этому времени ты уже станешь правительницей мира. Что мы уже переживем Год Черепов и триумф Кины, а я стану наслаждаться наградой за свою непоколебимую веру.

— Не начинай и ты.

— Начинать?

— Колебаться. Сомневаться. Мне нужно, чтобы ты был моей непоколебимой скалой, Нарайян. Ведь всегда, даже когда все прочее обращалось в моих руках в прах, у меня был гранит папы Нарайяна.

Похоже, она хотя бы сейчас не пыталась им манипулировать.

Они свернулись калачиком, пленники отчаяния. Ночь, некогда бывшая владениями Кины, ныне принадлежала Протектору и ее приспешникам. И все они были вынуждены перемещаться под покровом темноты. Днем их было слишком легко опознать: ее — по очень бледной коже, а его — по физическим недостаткам. Награда за их поимку была большой, а деревенские жители всегда бедны.

Бегство привело их на юг, к необитаемым пустошам, цепляющимся за северные подножья Данда-Преш. Теперь населенные земли стали для них слишком опасны. Там каждый превратился в их врага. Но ничто не обещало, что пустоши станут для них дружелюбнее. Тут охотникам еще легче их выследить.

— Наверное, нам следует оставаться в изгнании, пока Протектор не забудет про нас, — пробормотал Нарайян. А она забудет. Вспышки чувств у нее всегда яростные, но никогда не длятся долго.

Девушка не ответила. Она смотрела на звезды — наверное, высматривала какое-нибудь знамение. Нарайян высказал невозможное предложение, и оба это знали. Они отмечены прикосновением богини. И должны делать ее работу. Должны выполнить свое предназначение, сколько бы несчастий ни ждало их на этом пути. Должны начать Год Черепов, сколько бы страданий ни пришлось им перетерпеть самим. Впереди их ждал рай.

— Нарайян, смотри. Небо на юге…

Старый Обманник поднял глаза к небу и немедленно увидел то, что она хотела ему показать. Клочок неба на юге, низко, над самым горизонтом, вдруг смялся и замерцал. Когда мерцание на полминуты прекратилось, в том месте показалось чужое созвездие.

— Аркан… — прошептал Нарайян. — Это невозможно.

— Что?

— Это созвездие называется Аркан. Мы никак не можем его видеть. — Оно не из этого мира. Нарайян узнал о нем только потому, что был пленником Черного Отряда в то время, когда по поводу этого созвездия шел отчаянный спор. Оно как-то связано с Сияющей равниной. Под которой в заточении лежит Кина. — Наверное, это знамение для нас. — Нарайян был готов ухватиться за любую соломинку. Он кое-как поднялся на усталые ноги, сунул под мышку костыль. — Значит, идем на юг. Где мы сможем идти днем, потому что там некому будет нас увидеть.

— Я никуда больше не хочу идти, Нарайян, — ответила девушка, но тоже встала. День за днем, месяцами и годами они только и делали, что шли, потому что лишь постоянное перемещение могло спасти их от зла, которое могло помешать им выполнить их священное предназначение.

Где-то вдалеке ухнула сова. Нарайян не обратил на нее внимания. Он в тысячный раз думал об изменчивости фортуны, столь быстро подкосившей все их планы после нескольких лет, когда все шло так хорошо. Вся его жизнь состояла из череды таких резких и внезапных перемен. И если он сумеет вцепиться в клочки своей веры, сумеет вытерпеть, то вскоре фортуна вновь ему улыбнется. Ведь он живой святой. И все выпавшие ему лишения и испытания будут оценены сполна.

Но он так устал. И все тело так болит… Он пытался не думать о том, почему в мире теперь совершенно не ощущается присутствия Кины. И вместо этого сосредоточил всю свою волю на усилии, которого требовало преодоление очередной мучительной сотни ярдов. А одержав эту победу, сосредоточится на покорении следующей сотни.

17. Страна Неизвестных Теней. Воронье Гнездо

У Тобо ушло десять дней, чтобы обучиться всем премудростям и стать мастером по ремонту врат. И эти десять дней тянулись очень долго, потому что Шеренга Девяти, отвергнув пожелания старейшин Хань-Фи и аристократов из Суда Всех Времен, издала указ, объявляющий Черный Отряд врагом Детей Смерти. Указ также советовал всем местным военачальникам собрать войска и выступить против нас.

Эта проблема развивалась медленно. Генералы, бывшие нашими ближайшими соседями, знали о нас слишком много, чтобы даже пытаться что-либо начать. Те, что подальше, хотели выждать, пока первый ход сделает кто-нибудь другой. Многие даже не удосужились объявить мобилизацию. И, что характерно для политики Хсиена, поток добровольцев, денег и материалов, помогающий нам стать еще большей угрозой для Детей Смерти, ни на минуту не ослабел.

Тобо закончил работу над ведущими в Хсиен вратами через четырнадцать дней после нашего возвращения из Хань-Фи. Несмотря на угрозу войны, Дрема не торопилась. Сари заверила ее, что пройдет несколько месяцев, прежде чем кто-либо выступит против нас — если вообще кто-то выступит. Она утверждала, что генералы попросту не смогут договориться и начать войну быстро. Торопиться нет нужды. Спешка приводит к ошибкам. А ошибки всякий раз выходят нам боком.

— За каждую хорошо сделанную работу обязательно приходится расплачиваться, — сказал я Суврину. Молодому тенеземцу только что сообщили об оказанной ему чести: ему предстояло пересечь Сияющую равнину, а потом произвести разведку и починить ведущие в наш мир врата. Тобо как раз закончил его обучать. А сам Тобо не пойдет, потому что не хочет расставаться со своими любимцами. — Как твои успехи в чистописании?

Суврин на несколько секунд уставился на меня: большие круглые карие глаза на большом круглом и смуглом лице.

— Не особо. Мне нравится в Отряде. Но я не собираюсь провести в нем всю жизнь. Тут хорошая школа. Тут меня многому учат. Но я не хочу стать командиром наемников.

Он удивил меня сразу по нескольким пунктам. Мне еще не доводилось слышать, чтобы проведенное в Отряде время описывалось именно таким образом, хотя многие вступали в Отряд с четким намерением дезертировать, как только окажутся подальше от проблем, заставивших их пуститься в бега. И еще я никогда не видел, чтобы кто-либо столь быстро сообразил, чем в далекой перспективе может обернуться предложение стать учеником летописца.

Ведь должность летописца могла означать первый шаг к должности Капитана.

Если честно, то я лишь дразнил парня, но Дрема была о Суврине высокого мнения. И могла сделать такое предложение всерьез.

— Не скучай на той стороне. И будь осторожен. Там, где замешана Душелов, лишней осторожности не бывает. — Я продолжил в том же духе. Выражение терпеливой скуки на лице Суврина и его остекленевшие глаза подсказали мне, что все это он уже слышал. Я оборвал проповедь. — И ты все это услышишь еще сотни раз, пока не отправишься в путь. Старуха наверняка запишет тебе свои наставления на свитке, чтобы ты взял его с собой и читал каждое утро перед завтраком.

Суврин робко и неискренне улыбнулся:

— Старуха?

— Решил испытать это прозвище на тебе. И у меня такое чувство, что оно не приживется.

— Думаю, на это рассчитывать не стоит.

Я не ожидал, что наши с Суврином пути снова пересекутся по эту сторону равнины. И ошибся. Всего через несколько минут после того, как мы расстались, мне пришло в голову, что неплохо бы и мне освоить эту премудрость в обращении с вратами.

И еще мне пришло в голову, что на это следует спросить разрешения Капитана. Но я сумел устоять перед искушением.

А Госпожа решила, что и ей будет полезно расширить свое образование.

18. Страна Неизвестных Теней. На юг

На дальних склонах напротив Форпоста полыхали костры. Назойливые горные обезьяны давно оттуда смылись. Стаи ворон становились все многочисленнее. Я слышал, что их где-то называют Выбирающими Мертвецов. Шеренга Девяти ухитрилась собрать разношерстную армию гораздо быстрее, чем это считала возможным наша изумленная министр иностранных дел.

— Наконец-то, — сказал я Мургену, когда мы с ним распивали на двоих только что обнаруженный кувшин мозговорота. — За Одноглазого! — Его самогонка таинственным образом отыскивалась в разных местах вновь и вновь. И мы из кожи вон лезли, чтобы она не попала в руки солдат. Крепкие напитки могут вызвать падение дисциплины. — Твоя старушка говорила, что они решатся на что-либо не раньше следующего года. Если вообще решатся.

Появление недружественной армии не стало для нас, разумеется, сюрпризом, когда разведкой командует Тобо.

— За Одноглазого. Она ведь тоже ошибалась, Капитан. — Язык у него уже начал заплетаться. Парень плохо переносит выпивку. — В редких случаях.

— В редких случаях. Мурген отсалютовал чашкой.

— За Одноглазого! — Потом он покачал головой. — Я ведь люблю эту женщину, Капитан.

— Гмм… — Ого. Надеюсь, до драки не дойдет. Но я понимал его проблему. Она постарела. Мы провели пятнадцать лет в стасисе, не состарившись и на минуту. Возможно, это было небольшой компенсацией от богов за то, что в остальное время они с нами столь подло обращались. Но Сари, которая для Мургена была дороже жизни и матерью его сына, не оказалась одной из Плененных.

Возможно, это стало для нас удачей. Потому что она посвятила себя освобождению Мургена. И со временем добилась своего, И освободила меня, мою жену и большинство Плененных. Но Сари выросла, изменилась и состарилась больше, чем на эти пятнадцать лет. И их сын вырос. И даже сейчас, через четыре года после нашего воскрешения, Мурген все еще не до конца приспособился к такому положению дел.

— А ты просто живи, — посоветовал я. — Благословляй Одноглазого. Выбрось лишнее из головы.

Живи настоящим. И не волнуйся о будущем. Я сам так живу. — В единицах жизненного опыта моей жене стукнуло уже несколько столетий еще до моего рождения. — Тебе ведь удалось побыть призраком, навещать ее и делить с ней жизнь, пусть даже ты не мог ее коснуться. — А я живу с десятью тысячами призраков из прошлого моей жены, и мы с ней говорили лишь о нескольких из всей этой толпы. Она попросту не желает обсуждать былое.

Мурген хмыкнул, буркнул что-то про Одноглазого. Ему было трудно меня понять, хоть я и пытался выговаривать слова с особой четкостью.

— Ты никогда не был любителем выпить, верно, Капитан? — спросил Мурген.

— Нет. Но я всегда был хорошим солдатом. И всегда делал то, что следовало делать.

— Понял.

Мы, само собой, сидели на природе, наблюдая за падающими звездами и кострами, обозначавшими вражеский лагерь. Что-то этих костров чертовски много. Куда больше, чем следовало бы по данным разведки. Какой-то гений-генерал играл с нами в военные хитрости.

— Они не нападут, — сказал Мурген. — Они так и будут там сидеть. Все это лишь показуха для Девятки.

Я благословил Одноглазого и осушил очередную чашку, а потом задумался, чьи предположения повторяет Мурген — жены или сына? Склонил голову набок, чтобы левый глаз лучше видел. У меня паршивое ночное зрение, даже когда я трезв.

— Думаю, ты даже не представляешь, как им там всем сейчас страшно, — сказал Мурген. — Парень каждую ночь нагоняет на них ужас. И хоть он не тронул и волоска у них на головах, но они ведь не тупицы. Они поняли намек.

Если у вас по лагерю бродят Ночные Гончие, угощаются из ваших котлов или мочатся в них, а десятки ночных существ поменьше выдирают колышки палаток, что-то поджигают и лямзят у вас сапоги и дорогие сердцу вещицы, то у вас точно начнутся проблемы с боевым духом солдат. Они попросту не поверят словам, которыми вы станете их успокаивать, будь вы хоть семи пядей во лбу.

— Но суть в том, что если начальство скажет — войне быть, то они нападут. — Уж я-то знаю. Я с Отрядом почти всю жизнь. И видел, как люди сражаются в невероятно тяжелых условиях. Но, признаюсь, видел и то, как люди поддаются страху, даже когда условия выглядят идеальными. — За Одноглазого. Он был клеем, который скрепляет нас воедино.

— За Одноглазого. А ты знаешь, что четвертый батальон сегодня уходит?

— Куда?

— На равнину. Возможно, как раз сейчас.

— Суврин еще никак не мог успеть и подготовить врата.

Мурген пожал плечами:

— Я лишь пересказываю, что слышал. Сари сказала это Тобо. А сама она узнала от Дремы.

И опять летописца не подключили к планированию и принятию решений. Летописец раздражен. В прежней жизни он приобрел богатый опыт планирования кампаний и управления большими группами расколотых на фракции людей. Летописец еще может внести свой вклад.

И в наступивший момент просветления я понял, почему летописца отодвинули в сторону. Из-за той твари, что убила Одноглазого. Ее наказание для Дремы неважно. Она не желает тратить на это время и ресурсы. Особенно время, которое понадобится на споры со мной и теми, кто думает так же.

— Может, не нужно мне мстить за Одноглазого? — пробормотал я.

Мурген не возражал против смены темы. Во всяком случае, он стал внимательнее прислушиваться к собственной душе и сказал:

— Да о чем ты говоришь? Это должно быть сделано.

Значит, он со мной согласен. Мне пришло в голову, что он знает Одноглазого дольше любого из нас, за исключением меня. Я все еще считал его новичком, потому что он стал едва ли не последним из тех, кто присоединился к нам, когда мы были на службе у Госпожи — в том, другом мире, так далеко и так давно, что иногда я просто воском расплывался от тоски по тем скверным старым временам.

— Ну, еще разок за Одноглазого. И я хочу знать, когда мы начнем ворошить добрые старые деньки.

— Они там, Капитан. Здесь и там. Они просто не показываются на глаза.

Я вспомнил парочку историй. Но они лишь подтолкнули меня к размышлениям о том, что могло бы случиться. И о Бубу. А когда я смешиваю крепкое пойло с мыслями о своей дочери, у меня всякий раз наворачиваются слезы на глаза. И чем старше я становлюсь, тем чаще такое происходит.

— Не знаешь случайно, какая у Дремы стратегия? — спросил я. Какая-то у нее наверняка есть. Полагаю, что схемы и планирование — ее родная стихия. Родная настолько, что она превзошла в этом Радишу и сестричку моей жены.

— Понятия не имею. Я куда больше знал о происходящем, когда был призраком.

— Ты больше не выходишь из тела?

— Я излечился. Во всяком случае, в этом мире. По-моему, зря. Слабая связь его духа с телом годами была самым мощным оружием Отряда. Что мы станем делать, если больше не сумеем видеть то, что происходит там, где нас нет?

К хорошему так быстро привыкаешь.

В темноте что-то заверещало. Сперва мне показалось, что меня кто-то дразнит, но тут во мрак над долиной рванулся огромный огненный шар. А невидимое существо потешалось над солдатами на той стороне.

— Кувшин пуст, — проворчал я, откидываясь назад и вытряхивая в рот последние капли. — Схожу посмотрю, не отыщется ли еще один там, где мы нашли этот.

19. Сияющий камень. Уйти украдкой

Дой слегка кивнул, когда мы с Госпожой прошли миме его дома. Обернувшись минуту спустя, я увидел, что он стоит посреди улицы вместе с несколькими воинами нюень бао. У Доя был его меч, Бледный Жезл. В дальнем конце улицы вышагивал куда-то Тай Дэй, шурин и телохранитель Мургена. Он тоже был вооружен. Если он отправился в путь, то и Мурген вскоре отправится.

Я настороженно приглядывался к тому, что творится сзади. Дело должно быть сделано, пока о нем не узнала Дрема. И пока не издала запрещающий приказ. Прямого запрета я ослушаться не смогу.

Сейчас она и Сари находились в долине. Тран Ху Нанг пришел туда под белым флагом на переговоры. По моим предчувствиям, он решил объявить, что Шеренга Девяти решила примириться с реальностью. Они никогда такое не признают, но их армия потерпела поражение, даже не выступив на поле битвы. Она попросту испарялась. Солдаты не желали терпеть назойливое внимание Неизвестных Теней.

Все это было весьма забавно — если только ты не один из Девяти, которому нужно сохранишь репутацию Шеренги, или не ворона, что надеялась чуток подкормиться. Забавно, но очень кстати. Я уже устал ждать шанса ускользнуть. Желание рассчитаться с монстром Бовок стало очень сильным, хоть я и хорошо его скрывал. Есть у меня и несколько других навязчивых идей, которые я не выставляю напоказ.

Официально Одиннадцатый батальон сменял своих предшественников на охране врат. Реально же Одиннадцатый сразу после полуночи пройдет через врата и направится к крепости в центре равнины. Моя же команда пройдет через врата намного раньше и быстро двинется вперед, не оставив Дреме никакой надежды вернуть нас. А Тобо прикроет наши следы.

Я подал знак, надеясь, что его заметят и передадут по цепочке. Нам следовало двигаться быстрее. Дрема — ведьмочка изобретательная. И если имеется какой-то способ помешать моим планам, то она уже могла о нем догадаться.

Похоже, в том, что касалось вопроса о судьбе Бовок, она оказалась в одиночестве. У Одноглазого после смерти оказалось гораздо больше друзей, чем при жизни.

Тобо ждал нас у врат, хотя ему полагалось присматривать за матерью и Капитаном. Но я еще не успел ничего ему сказать, как он затараторил:

— У них все нормально. Эту встречу устроила Девятка, чтобы сохранить лицо. Они поняли, что сморозили глупость. Предстоит куча церемоний, но признавать они ничего не собираются, даже то, что они собрали здесь армию с намерением напасть на нас. А перед уходом они выдадут мамочке грамоту, дающую Отряду разрешение искать и использовать секреты врат. — Он по-мальчишески ухмыльнулся. — Думаю, никто из них за последние дни так и не выспался.

— А почему ты здесь?

— Потому что через врата проходит моя семья. Разве не так?

Конечно, так. И первым шел я.

— Ну, пошли.

Вместе с нюень бао, ветеранами Отряда, моей женой и прочими я поведу на охоту более сорока человек. Поначалу. Если охота затянется, то вряд ли я сумею удержать их всех.

— Разбейте лагерь на первом круге, — напомнил мне Тобо. — Даже если вам покажется, что вы сможете пройти до темноты еще немало. — Он повернулся к Госпоже:

— Это важно. Проследи за этим. Первый круг. Чтобы я смог вас догнать, когда освобожусь.

— Эй, Костоправ! — окликнул меня Лозан Лебедь. — Если встанешь здесь и посмотришь направо краешком глаза, то сможешь увидеть Нефа. Даже при дневном свете.

Лебедь находился уже по другую сторону врат, и голос его звучал глуховато, словно издалека. Я одарил его своим фирменным оскалом:

— Не забывай о дисциплине. — Шевитья мог быть нашим союзником и душой равнины, но там имелись опасности, с которыми даже он не мог справиться. Тени оставались столь же голодными, как и прежде. Безопасными были лишь дороги и круги. Требовалась чрезвычайная осторожность, чтобы случайно не пересечь защитный барьер. Если такое случалось, то заложенная в них магия со временем восстанавливала целостность барьера. Но к тому времени вы уже не будете живы, чтобы насладиться результатом. От вас останется лишь высохшая оболочка, в которую вы превратитесь, долго вопя до самой смерти.

Похоже, в последнее время активность Теней снизилась. Вероятно, Шевитья нашел способ контролировать их. Возможно, даже уничтожать. На равнине они появились относительно недавно. Шевитье они не нужны. И он с радостью от них избавится.

И такой исход станет замечательным как для этих печальных, но смертельно опасных монстров, так и для нас. Они наконец-то обретут освобождение в смерти. Освобождение, понятное для Шевитьи. Он сам страстно к нему стремится.

Я принялся покрикивать на своих людей:

— Грузите снаряжение и вперед! Где мулы? Я ведь еще на прошлой неделе прислал их сюда. — Когда с тобой согласны многие, то можно переместить немало материалов, не привлекая особого внимания. Я принялся над этим работать, как только убедился, что Дрема не намерена заняться этим сама.

— Успокойся, — сказал мне Тобо. И я смолк. Ошеломленный. Потому что парнишка сказал такое ветерану. И был прав. — Иди сюда. Госпожа, ты тоже. — Он сошел с дороги и привел нас к грубо сколоченному деревянному ящику, балансирующему на верхушке зазубренного валуна.

— Такой же камень лежит у врат на нашей стороне, — заметил я. — А у твоего отца был бункер там, где здесь растет вон тот куст. Что в ящике?

В ящике лежали четыре предмета, похожие на цилиндры из черного стекла длиной в фут и диаметром два дюйма, снабженные на одном конце металлической рукояткой.

— Это Ключи. Такие же, каким было Копье Страсти. Они вам понадобятся, чтобы зайти на равнину и уйти с нее. Я сделал новые. Это нетрудно, если знаешь, как их делать. У Ножа есть один Ключ. У Суврина — два. Один я установил в этих вратах. Мы его заберем, когда уйдем. Еще два я отдал командирам тех батальонов, что уже ушли. Вы тоже возьмете с собой два. На всякий случай.

Он вручил по цилиндру мне и Госпоже. Мне он показался тяжелее, чем должен весить предмет такого размера. Рукоятка была серебряной.

— На равнине их надо вставлять в отверстия, правильно? — уточнил я.

— Совершенно верно. Помните наши занятия? — Спрашивая, Тобо повернулся к Госпоже. Я тоже сидел на занятиях, но моя жена куда лучше разбиралась в сути сказанного. На всем, что хоть как-то связано с магией, на меня можно полагаться только в самом крайнем случае.

Через врата потянулась цепочка мулов и людей. Каждого проверял сержант, наверняка просидевший свои лучшие годы в штабе Дремы. Он хотел занести в список каждого человека, каждое животное, каждый пускатель огненных шаров и все прочие основные предметы снаряжения или вооружения. Нюень бао, формально не считающиеся членами Отряда, стали ему грубить. Я подошел и нагрубил ему сам:

— Ты задерживаешь всю операцию, сержант. Уйди. Или я попрошу Тобо спустить на тебя Ночную Гончую.

Их стая сшивалась неподалеку. Видеть их, разумеется, не мог никто, но они поднимали изрядный шум, когда грызлись между собой. А грызлись они постоянно.

Угроза произвела желаемый результат. Сержант-бухгалтер смотался так быстро, что мне даже почудился свист рассекаемого им воздуха. Он подаст официальную жалобу, но она попадет в самый конец списка моих проступков.

Ко мне подошел Тобо. К этому времени почти весь мой отряд уже прошел через врата. Парень вежливо поклонился отцу. У них с Мургеном взаимная проблема. Никто из них не знает, как пересечь трещину, возникшую между ними из-за того, что Мурген был похоронен почти все годы, пока Тобо рос.

Тобо сообщил мне достаточно громко, чтобы его услышал и отец:

— Теперь вам лучше поторопиться. Мать только что узнала о том, что ты делаешь. Она будет молчать — ради памяти Готы. До поры до времени. Но когда узнает, что с тобой идет и отец, то закипит и побежит прямиком к Капитану.

Я наградил Мургена суровым взглядом. Значит, ты не сказал старушке, что идешь прогуляться с ребятами?

И как Тобо выяснил, что его мать только что обо всем узнала?

Парень щелкнул пальцами, сделал несколько пассов и произнес что-то непонятное, вроде бы ни к кому не обращаясь.

Вдоль склона заскользили две Тени, спускаясь с юго-запада. Они направлялись точно к нам, но я не видел тех, кто эти Тени отбрасывал. И тут передо мной внезапно захлопали крылья, я ощутил на плечах тяжесть, а нечто, напоминающее драконьи когти, вцепилось мне в ключицы, едва не разодрав их до мяса.

Вороны.

— Они лишь выглядят как вороны, — пояснил Тобо. — И никогда не забывай, кто они на самом деле.

Я содрогнулся. Я десятилетиями жил, окруженный этими существами, но они, даже обретя видимость, не стали от этого менее жуткими.

— Они согласились сохранять этот облик по моей просьбе, — продолжил Тобо. — И станут твоими глазами и ушами, если вам придется действовать без меня. У тебя не будет такого стратегического диапазона, к какому ты привык, имея дело с моим отцом, но они могут быстро преодолеть несколько сотен миль и дают тебе сильное тактическое преимущество. Кроме разведки они умеют и передавать сообщения. Только обязательно формулируй их тщательно, — ясно, простыми словами и по возможности коротко. Им нужно сообщить абсолютно ясный адрес и имя. И обязательно убедись, что они знают, кому это имя принадлежит.

Я повернул голову направо, налево и краешком глаза рассмотрел то, что сидело у меня на плечах. Страшновато было видеть так близко эти мощные клювы. На поле боя Выбирающие Мертвецов первым делом выклевывают именно глаза.

Одна птица была белой, другая черной. Обе крупнее, чем местная порода ворон. И белая так и не приняла правильный облик. Она выглядела так, словно одним из ее родителей была не ворона, а перепуганный голубь.

— Если случится, что я не смогу вас догнать, а тебе будет нужно со мной связаться, то они легко меня найдут.

Не сомневаюсь, что вид у меня был мрачный. Тобо ухмыльнулся:

— И еще я подумал, что они будут отлично смотреться с твоим костюмчиком. Мама рассказала, что у тебя на плечах всегда сидели вороны, когда ты давным-давно облачался в доспехи Жизнедава.

— То были настоящие вороны, — вздохнул я. — И принадлежали они Душелову. В те дни у нас было нечто вроде взаимопонимания. Враг моего врага, и все такое.

— Ты ведь прихватил с собой доспехи Жизнедава? И копье Одноглазого? Ты ведь знаешь, что если что-то здесь оставишь, то уже не сможешь вернуться.

— Да. Прихватил.

Пышные доспехи Жизнедава не были теми же самыми, что я носил десятилетия назад.