Похоже, окончательно рехнулся.
      А может, наоборот? Внезапно очухался и решил больше не лить слез по своей Душечке?
      Глава12
      Трехногая бестия принесла голову в самое сердце Большого леса, к алтарю в центре круга из вздыбленных каменных глыб. Капище находилось здесь уже несколько тысяч лет. Тварь едва сумела протиснуться между стволами древних дубов, окружавших величайшее святилище вымирающих, но все еще многочисленных лесных дикарей.
      Пристроив голову поудобнее, тварь захромала прочь и скрылась в лесу.
      ***
      Отловив одного за другим шаманов всех лесных племен, бестия силой приволокла их в святилище. Туда, где находилась голова. Увидев голову, эти жалкие старые колдуны, ничтожные знахари, пришли в ужас, упали лицом в грязь и принялись биться в поклонах как перед божеством. Вконец запуганные щелкающими челюстями бестии, они принесли чудовищной голове клятву верности, после чего стали поклоняться ей как могли.
      Ни у одного из них даже и мысли не мелькнуло уничтожить голову, пока она была бессильна помешать этому. Страх перед ней слишком сильно укрепился в их слабом рассудке; сама мысль о сопротивлении была для них невозможна.
      К тому же рядом всегда находился верный раб головы, Жабо дав, также нагонявший на них суеверный ужас.
      Покинув святилище, они принялись срезать ивовые прутья и стебли растений, пригодных для изготовления веревок, собирать заговоренные травы и камни с магическими свойствами, готовить священные перья, куски выделанной и невыделанной кожи. Они поймали несколько мелких животных, пригодных для ритуала жертвоприношения, и даже приволокли в святилище одного вора, которого давно собирались убить. Страшась, что душа его попадет в рабство к страшному богу и будет обречена на вечные муки, вор истошно вопил, умоляя казнить его обычным способом.
      Большая часть собранного ими была обыкновенным мусором, а их магия, в основном, - обыкновенной бутафорией. Но когда-то вся эта чепуха произросла из глубинных истин, из источника, дававшего подлинную власть над миром. Это была реальная сила, достаточная, чтобы завершить замысел головы.
      В самом древнем, в самом священном из своих святилищ шаманы изготовили фигуру плетеного человека. Они сплели ее из ивовых прутьев, связав их веревками из травы и ремешками из сыромятной кожи. Они воскурили священные травы; совершили жертвоприношение; они дали плетеному человеку имя и окропили его жертвенной кровью. Их песенные заклинания растянулись на несколько дней. Почти все были полной бессмыслицей, но в их ритм иногда вплетались лишь наполовину понятные, а то и вовсе забытые слова, имевшие истинную власть. И силы этих слов оказалось достаточно.
      Закончив ритуал, шаманы водрузили голову на шею плетеного человека. Трижды медленно мигнули глаза...
      Деревянная рука вырвала жезл у стоявшего рядом колдуна. Старик упал. Пошатываясь, соединенное двинулось к ближайшему участку мягкой земли. Концом жезла стало царапать на ней неровные печатные буквы.
      Получив приказы чудовища, старые колдуны торопливо покинули святилище. Уже через неделю они были готовы внести усовершенствования в свое кошмарное творение.
      На сей раз ритуалы оказались более причудливыми. И куда более кровавыми. Были принесены в жертву два человека, похищенных из разрушенного городка на краю Курганья. Эти двое умирали медленно. Очень медленно.
      Когда ритуал закончился, плетеный человек стал передвигаться гораздо лучше, хотя никто, даже по ошибке, не принял бы это чучело за человека. Теперь голова могла говорить. Тихим, замогильным шепотом.
      - Соберите здесь пятьдесят ваших лучших воинов - приказала она.
      Старые колдуны заартачились было. Ведь свою часть дела они уже сделали и не имели никакого желания больше ни во что ввязываться.
      Тогда монстр прошептал короткое заклинание, в котором не было ни одного лишнего слова. Три старика упали на землю. Они умирали в страшных мучениях, вопя от боли. Пожираемые червями изнутри.
      - Соберите пятьдесят лучших воинов! - вновь прошептала голова.
      Оставшиеся в живых шаманы сделали как им было ведено.
      Вскоре появились воины. Они помогли чудищу взобраться на спину хромой бестии. Ни одно другое лесное животное, будь то лошадь или бык, не давало ему на себя усесться. Монстр привел свою банду в Курганье, к разрушенному городку.
      - Прикончить всех, - прошептал он. - До единого.
      И началась резня. А Плетеный двинулся дальше. Его изуродованное лицо было постоянно обращено на юг. В его глазах все сильнее разгорался огонь гибельной, безумной ненависти.
      Глава13
      Тимми вихрем ворвался в лагерь спустя несколько минут после того, как в городке началось побоище. Он был настолько перепуган, что едва мог говорить.
      - Надо уносить ноги, - судорожно выдавливал он слова. - Та бестия опять вернулась. А верхом на ней еще какой-то монстр. Лесные дикари режут в городке всех подряд.
      Старый Рыбак только кивнул и тут же залила костер водой.
      - Пока тварь про нас не вспомнила. Все eae мы договаривались.
      - Да бросьте вы, - злобно заворчал Талли. - Наверно, Тимми просто увидел, как...
      Тут дерево вдруг выпустило громадную шаровую молнию, прародительницу всех молний мира. Ean заполнился ее яростным сиянием, а когда она eiiнула - загудел и затрясся от мощных громовых раскатов. - Мама дорогая! - прошептал Талли. И дал деру не разбирая дороги, ломясь сквозь кусты, словно перепуганный медведь.
      Остальные отстали от него не слишком сильно.
      Смед бежал крупной рысью. Он прижимал к груди охапку барахла и соображал на бегу. Предусмотрительность Старого Рыбака, похоже, оправдалась. Как сказал старик, они ничего не потеряют, если слиняют отсюда на какое-то время.
      Позади сверкнул язык пламени, окрашенный в розоватые тона; в ответ полыхнула голубая вспышка. Потом раздался странный звук, словно мяукала пропащая душа гигантской кошки.
      Последнее время Талли все талдычил, что Рыбак слишком много о себе воображает. Но именно Рыбак оказывался рядом в трудную минуту и мог хоть что-то предложить. А Талли потихоньку занял место Смеда. Увиливал от работы, вечно ныл. Вот Тимми совсем не изменился. Все тот же шустрый коротышка с кучей историй на все случаи жизни.
      От Рыбака и Тимми куда больше проку, чем от Талли. Рука не поднимется перерезать им глотки. Особенно ежели куш окажется так велик, как считает Талли. Так ли необходимо жмотиться и попусту лить кровь?
      Смед присел на корточки возле заранее приготовленного бревна и пристроил свои вещи среди специально оставленных для этого веток. Талли уже плыл прочь от берега, бешено молотя по воде руками.
      - Тс-сс! - вдруг сказал Рыбак.
      Все замерли. Кроме Талли, конечно. Тот продолжал плыть, поднимая вокруг себя брызги.
      Старый Рыбак прислушался.
      Смед не слышал ничего, кроме звенящей тишины. Огненных вспышек тоже больше не было видно.
      Облегченно вздохнув. Рыбак сказал:
      - Поблизости никого. Есть время снять тряпки. Смед не стал спорить, но не стал и тратить время на то, чтобы раздеться. Он оттолкнулся от берега и поплыл.
      Лежа на бревне, один посреди реки и один посреди ночи, он ощутил приступ паники. Острова, куда они направлялись, все не было видно. Правда, Рыбак говорил, что они просто не могут мимо него промахнуться, если отплывут от берега в нужном месте. Течение должно само вынести их к этому острову.
      Но Смед не был до конца уверен. А плавать он не умел. Что, если он промахнется? Тогда плыть ему на бревне и плыть. До самого синего моря.
      Внезапно целый каскад голубых вспышек осветил реку. Он слегка удивился, увидав совсем рядом Тимми и Рыбака. Даже Талли, несмотря на все его бешеные усилия, опередил их ярдов на сто, не больше.
      Смеду остро захотелось перекинуться с кем-нибудь из них парой слов. Это добавило бы ему смелости. Но он промолчал. Сейчас важнее всего было молчать в тряпочку. Не буди лиха, пока спит тихо.
      За прошедший час Смед заново пережил все когда-либо мучившие его страхи, все приключавшиеся с ним беды и несчастья. Когда он наконец увидел прямо перед собой неясные темные-очертания острова, его нервы были уже на пределе.
      Островок оказался небольшим, ярдов двести в длину и всего десять в ширину. Едва выступающая из-под воды узкая полоска илистой отмели, поросшая сорняками и кустарником. Все кусты были едва в человеческий рост. Довольно жалкое убежище, подумал Смед.
      Но в первый момент оно показалось ему райскими кущами.
      - Здесь мелко, можно встать на дно, - прошептал возникший рядом Старый Рыбак. - Обойдем вокруг, там и вылезем. Не надо оставлять следов с этой стороны.
      Смед соскользнул с бревна. Глубина здесь оказалась ему по пояс. Он двинулся вслед за Рыбаком, оскальзываясь, путаясь ногами в стеблях водяных растений. Впереди испуганно вякнул Тимми, наступивший на какую-то извивающуюся тварь.
      Смед оглянулся назад. Ничего. Фейерверк стих. Вспышки, позволившие ему разглядеть на воде остальных, были последними. Лес вернулся к своей обычной жизни, наполнившись привычными ночными звуками.
      - Вы где там застряли? - напряженным голосом спросил из темноты Талли.
      - Надо было прихватить с собой хоть что-нибудь, - огрызнулся Смед. Потому и задержались. Не подыхать же нам тут с голоду. А вот что будешь жевать ты? Шаровые молнии?
      Братцу хорошая встряска только на пользу, подумал он. Может, в нем здравый смысл проснется. Беспомощно плывя на бревне, Смед припомнил кое-что полезное.
      Талли много раз сбегал от него и раньше. Просто так, из садизма, когда они были малышами. Посреди драки с уличной шпаной, когда они стали постарше. Или когда какой-нибудь торговец принимался колотить Смеда за то, что он, сам того не желая, отвлек его внимание, позволив Талли стащить горсть медяков и дать Деру.
      Сам Талли всегда выходил сухим из воды. Пожалуй, теперь Смед мог заглянуть в будущее. Пускай Старый Рыбак с Тимми Локаном выковыривают из дерева Клин. А болван Смед перережет им глотки, когда они управятся с этим делом. А потом останется просто прихватить добычу и слинять. Кому тогда будет жаловаться Смед, имея на руках кровь своих компаньонов?
      В самый раз - Талли. Очень даже на него похоже.
      ***
      Они проторчали на острове четыре дня. Кормили комаров, жарились на солнце. Выжидали. Хуже всех пришлось Талли. Он выклянчил-таки достаточно жратвы, чтобы продержаться, но ни сухой одежды, ни хотя бы одеяла для защиты от солнца выпросить ему так и не удалось.
      Смеду даже показалось, что Рыбак волынил на острове нарочно. Специально, чтобы проучить Талли.
      Старик отправился на разведку только на четвертый день, после полудня. Реку он перешел вброд. Рукав между островом и берегом оказался мелким, по грудь в самых глубоких местах. Узел со своими вещами Рыбак перенес на голове.
      Когда он вернулся, было уже совсем темно.
      - Ну? - требовательно спросил Талли. Единственный, кто еще страдал избытком нетерпения.
      - Они ушли. Но перед этим обнаружили наш лагерь и разнесли его в клочья. Отравили всю жратву, повсюду устроили десятки ловушек. Возвращаться туда не имеет смысла. Может, найдем в городке то, что нам нужно. Тамошним парням уже никогда ничего не понадобится.
      ***
      Насколько был прав Старый Рыбак, Смед понял на следующий день. Сперва они прошли мимо лагеря, в доказательство Талли, что тот попусту тратит время, оплакивая свое барахло.
      Бойня в городке была тотальной. Дикари вырезали все живое, включая собак, куриц и домашний скот. Утро выдалось жаркое. В неподвижном воздухе висел густой звон: сюда слетелись мириады мух. Повсюду лаяли, тявкали, клекотали, щелкали челюстями и клювами, сражаясь за добычу, пожиратели падали. Хотя, будь их даже вдесятеро больше, пиршество удовлетворило бы всех.
      Уже в четверти мили от городка стояло такое невыносимое зловоние, что желудок подступал к горлу.
      Смед остановился.
      - Я собираюсь взглянуть на дерево, - выдавил он. - Здесь мне делать нечего.
      - А я буду у тебя на подхвате, - засуетился Тимми.
      Талли взглянул на Смеда и что-то злобно проворчал. Старый Рыбак только пожал плечами.
      - Ладно. Увидимся там. Попозже. Ни вонь, ни горы трупов, похоже, его ничуть не волновали.
      Глава14
      Плетеный шествовал по улицам разрушенного города подобно богу мщения, спокойно переступающему через легионы мертвых. За ним следовали оставшиеся в живых лесные воины, потрясенные грандиозностью города, испытывающие благоговейный трепет перед создавшим этот город великим волшебством. Позади подавленно тащились имперские солдаты, несколько сот человек из гарнизона Весла. Они признали власть захватчика - больше потому, что иначе и их постигла бы участь тех, чья кровь потоками лилась по булыжнику мостовых, чьи вывороченные внутренности забили все городские водостоки.
      Повсюду полыхали пожары. Обитатели Весла возносили к небесам стенания и горестные жалобы и тут же умолкали, когда поблизости раздавался в ночи звук тяжелых шагов Плетеного. Укрываясь в тени стен, спешила скрыться из города вынырнувшая из своих укромных местечек всякая мелкая нечисть. Страх этих сущностей был так велик, что они не могли тихо дожидаться, пока черный ужас сам уйдет из города. Но Плетеный ни на что не обращал внимания. Всякое сопротивление было подавлено.
      Он ничего не замечал, кроме пожаров. Огня он боялся.
      Вдруг загудела тетива боевых луков и Плетеный вмиг оказался утыкан стрелами, словно мишень для стрельбы. Во все стороны полетели ивовые щепки и куски камней. Он пошатнулся и, если б его не поддержали лесные воины, рухнул бы навзничь.
      Сперва его ослепила бешеная ярость. Затем пришли слова, тихие и ужасные, сковавшие смертельным холодом сердца тех, кто стоял так близко, что мог их услышать. Новые стрелы прорвали черное полотно ночи, вонзились в Плетеного, отсекли ему ухо, унесли жизнь одного из поддерживавших его дикарей. Но он завершил заклинание.
      Из темноты, в пятидесяти ярдах, раздались дикие вопли. Они были так ужасны, что на глазах солдат, следовавших за Плетеным, выступили слезы.
      Им пришлось перешагивать через судорожно дергающиеся, жалобно стонущие, скрученные страшной силой останки людей, носивших точно такую же форму, как они сами. Через тела своих братьев по оружию, чья смелость оказалась под стать их верности. Кое-кто пожал плечами и отвел глаза. Некоторые проявили милосердие, прекратив мучения несчастных быстрыми ударами копий. Другие, узнав среди павших своих прежних товарищей, поклялись про себя при первом же удобном случае свести с монстром счеты.
      Плетеный казался неудержимым, как стихийное бедствие. Он прошел из конца в конец Весла, сея повсюду смерть и разрушение, увлекая за собой последователей. Наконец он подошел к Южным Воротам. Лу со своим напарником давно исчез оттуда. Плетеный поднял руку, произнес тайные слова. Ворота тут же разлетелись на щепки размером с зубочистку. Он прошел сквозь проем и остановился, пристально вглядываясь в темневшую впереди дорогу.
      Отсюда, перекрывая друг друга, шло сразу несколько следов. След намеченной жертвы смешивался с другими запахами, не менее знакомыми и мучительно ненавистными.
      - Тем лучше, - прошептал Плетеный. - Тем лучше. Разберись в следах и принимайся за дело! - Он втянул воздух носом. - Его след! И этой проклятой Белой Розы. И того, кто встал мне поперек дороги в Опале. И того старого колдуна, давшего нам свободу. - Изуродованные губы на мгновение дрогнули от страха. Да. Даже ему было знакомо чувство страха. - А вот и Ее след!
      Жабодав считал, что Она потеряла свое былое могущество. Плетеному тоже хотелось так думать. Вне всякого сомнения, в этом была бы восхитительная, высшая справедливость. Но он не решался поверить окончательно. Пока не удостоверится собственными глазами. Потому что Она была коварным, вероломным существом. Как и все остальные люди.
      Кроме того, однажды он уже пытался справиться с Ней и потерпел неудачу, приведшую его к нынешнему положению, Жабодав, расталкивая солдат, протискивался через проем ворот. С его морды капала кровь. Несколько часов он рыскал по городу, пока не утолил свой древний инстинкт, первобытную кровожадность. Теперь у него появилась четвертая нога, из того же материала, что и тело Плетеного. Подойдя ближе, он тоже уставился на дорогу.
      Выдохшиеся лесные воины, повалившись от усталости кто где был, заснули. Плетеный тоже притомился, но нянчиться со своими сторонниками и не собирался. Приковылявший к нему из последних сил шаман попытался убедить его, что человеческая плоть не в силах больше выдерживать такой темп;
      Голова слегка повернулась. Изуродованное лицо скривилось в презрительной гримасе.
      - Вперед! Иначе - смерть! - прошептали губы.
      Плетеный махнул рукой, приказывая своим людям водрузить его на спину бестии. И двинулся прочь, в безумии жажды мщения.
      Глава15
      Те, кого мы преследовали, даже не пытались запутать свои следы. По моему разумению, они считали, что для этого нет никаких причин. Так или иначе, но Ворон знал, куда направляется тот, за кем он гнался. Место называлось Хатовар и находилось далеко на юге, на самом краю света.
      Этого парня. Костоправа, я знал. Он и его Черный Отряд доставили мне немало хлопот в Долине Курганов, хотя никогда не пытались навредить по-настоящему. Я выбрался оттуда живым. Трудно сказать, как я к ним относился. Крутые ребята. Гоняться за ними мне совсем не хотелось.
      Чем дальше мы ехали, тем больше просохший окончательно Ворон становился похож на настоящего Ворона.
      Не на того Ворону, каким он был, когда мы впервые встретились. А на повидавшего виды головореза, крутого, отчаянного и смертоносного, как чума. Думаю, ему и в голову не приходило напиться с тех пор, как он решил, что у него есть дела поважнее.
      Каждое утро, перед тем как тронуться в путь, и каждый вечер, после того как мы разбивали лагерь, мы тренировались в стрельбе. Пока он был еще слаб, мне не удавалось уломать его ни на что другое. Когда же Ворон начал приходить в себя, он быстро дал мне сто очков вперед во всем. Кроме швыряния камней и ходьбы на скорость.
      Его бедро все никак не заживало.
      Он никогда не останавливался ни на постоялых дворах, ни в деревнях. Думаю, избегал соблазна.
      Если кто захочет меня удивить какой-нибудь небылицей, а сам ни разу не видел Башни Чар, зря будет стараться. Вряд ли где еще найдется вторая такая громадина. Сто пятьдесят футов в высоту и насквозь черная, как сердце сутенера. Никогда раньше не видал ничего подобного и вряд ли когда увижу.
      Мы не стали подходить к ней слишком близко. Ворон сказал, что нет смысла привлекать внимание этих людей. Что верно, то верно. Там находилось сердце Империи, дом Госпожи, где когда-то обитали древние сущности, именуемые Десять Взятых.
      Мы отъехали на несколько миль. Мне удалось поспать, пока Ворон шнырял вокруг, пытаясь что-нибудь выяснить. Отдохнуть после многих сотен миль, проведенных в седле, было настоящим счастьем.
      Он возник, как призрак, со стороны заката, окрасившего горизонт багровыми огнями ада.
      - В Башне их нет, - сказал он, усевшись напротив. - Они останавливались здесь на пару недель, а потом снова двинулись на юг. С ними ушла Она.
      Я чуть не взвыл. За годы службы чего только не было, и все же я никогда не распускал нюни. Но эта гонка меня доконала. Нормальному человеку такое не под силу.
      - Мы скоро нагоним их, Кейс. Если они проваландаются в Опале столько же, сколько и здесь, мы их там достанем. - Ворон одарил меня насквозь фальшивой улыбкой. - Ты ведь мечтал увидеть мир.
      - Но не весь же сразу и за одну неделю, - буркнул я. - Я рассчитывал наслаждаться его красотами не спеша.
      - Если мы не догоним их и не заставим повернуть назад, навстречу беде, этот мир может провалиться в преисподнюю. Со всеми красотами вместе.
      - Тогда хотя бы поищи своих детей. Пока мы будем в Опале, - сдался я.
      Мне хотелось увидеть море. Всю жизнь мечтал. С тех самых пор, как забредший в наши края странник рассказывал детишкам вроде меня всякие байки. Про Самоцветные города, про Море Мук. И так далее. После этого, копая картошку и выдергивая сорняки, я всю дорогу думал о море. В мечтах я представлял себя матросом на палубе, посреди бескрайних волн... А позже собирался стать капитаном.
      Много я тогда понимал.
      Мне и теперь хотелось увидеть море. Но куда больше я хотел увидеть Ворона загладившим старые грехи, примирившимся со своими детьми и с самим собой.
      Он как-то странно посмотрел на меня. Мои последние слова остались без ответа.
      ***
      По пути мы не забывали пополнять запасы оружия и накопили приличный арсенал. Почти под самыми стенами Опала подвернулся случай пустить его в дело. На пользу нам это не пошло. Из городских ворот вихрем вылетела громадная старинная чугунная карета и помчалась по дороге прямо на нас. Лошади неслись так, словно только что наглотались огня. Никогда ничего похожего не, видел.
      - Карета Госпожи, - сказал Ворон, выхватил лук и натянул тетиву. Остановим ее!
      - Остановим? Карету Госпожи? Да ты рехнулся! У тебя, верно, гнездовье вместо мозгов. - Я тоже схватил свой лук.
      Ворон поднял руку, приказывая им остановиться. Мы старались выглядеть получше. Стой, где стоишь! Кошелек или жизнь! И всякое такое. Старались изо всех сил.
      Карета даже не замедлила хода. Казалось, кучер нас просто не заметил. Я вверх тормашками полетел в придорожную канаву, на фут заполненную жидкой грязью. А когда поднялся, увидел, что Ворон закончил свой полет в кустах ежевики на другой стороне дороги.
      - Ублюдки! Высокомерные недоноски! - истошно орал он оттуда вслед карете.
      - А как же, - подтвердил я. - Ну прямо никакого уважения к парочке честных грабителей с большой дороги.
      Ворон посмотрел на меня и расхохотался. Я посмотрел на него и сделал то же самое. Отсмеявшись, он слегка озадаченно сказал:
      - А ведь в карете никого не было.
      - Когда ты успел заметить?
      - Успел. Похоже, я знаю, в чем дело. Надо спешить. Лови свою лошадь.
      Свою-то я поймал быстро. Она была слишком глупа и не попыталась отомстить мне за прошлые обиды. Но лошадь Ворона долго играл с ним в пятнашки, оглядываясь через плечо. Черта лысого я тебе дамся, скотина, было написано на ее морде. Игра затянулась. Наконец я прекратил это безобразие, подкравшись к зверюге с другой стороны.
      Мы ухлопали на эти маневры добрых полчаса.
      А когда добрались до порта, оказалось, что большой черный корабль вышел в пролив как раз примерно полчаса назад. Я было подумал, что Ворон пустит своего мерина на корм рыбам. Тут же. Но он всего-навсего спешился, подошел к краю пристани и долго глядел вслед кораблю. Когда же грузчики начали ворчать, что мы путаемся у них под ногами, он просто разок глянул на них. Тем самым взглядом, от которого душа уходит в пятки. Те тут же испарились.
      Значит, к нему вернулась вся его прежняя сила. Ведь парни здесь, в порту, были не из робких.
      Черный корабль растаял в туманной морской дымке. Ворон вздрогнул, мысленно возвращаясь к шуму и сутолоке провонявшего рыбой порта.
      - Наверно, придется продать лошадей, а потом найти корабль, который пойдет в Берилл, - сказал он.
      - Осади назад, парень. Пошевели мозгами. Может, хватит? Или ты готов гнаться за ними хоть на край света? Оглянись вокруг. Это Опал. Сколько тебя знаю, столько слышу разговоры о том, что ты должен вернуться в Опал и найти своих детей. Ну, так протри глаза. Мы уже здесь. Давай искать.
      Этот парень был моим другом. Но он вечно искал приключений на свою задницу. Он был Вороной до того, как стать Вороном. И он был Вороном до того, как стать Вороной. А до того, как его первый раз назвали Вороном, он был кем-то еще. Из благородных, наверно. И у него были дети в Опале. Двойняшки. Он бросил их, когда присоединился к Костоправу и той шайке, которая направлялась на север, чтобы сражаться в Форсберге.
      Он просто оставил их на произвол судьбы. Но с тех пор терзал сам себя, поскольку не знал, что с ними случилось. Все-таки он был их отцом. По мне, так сейчас было самое время разобраться со всеми этими делами.
      Он надолго задумался, пристально разглядывая побережье к востоку от порта. Будто искал там ответ. Я тоже посмотрел туда. Там, на вершинах скал, стояли дома богачей окнами на море. Всегда подозревал, что когда-то Ворон был одним из них.
      - Может быть, на обратном пути, - изрек он наконец. - Когда мы снова отправимся на север.
      - Конечно. - Но подумал: "Мразь". Он прочитал мои мысли. Как-то внутри обмяк. И не смотрел на меня.
      ***
      Судном, на котором мы могли добраться до Берилла, оказалась грязная, засаленная шаланда. Она уходила через два дня. Ничего лучшего нам найти не удалось. При одной мысли об этом "гордом корабле" меня сразу начинало мутить.
      В ту ночь Ворон опять нализался до поросячьего визга, хоть я и словом больше не обмолвился про детей. Наверно, продолжал читать мои мысли. А может, рискнул прочесть свои, что еще хуже.
      Я встал рано. Ворону предстояло весь день баюкать свое похмелье. Он был из тех старых пижонов, кто с пеной у рта будет всем рассказывать, что он-то в молодости никогда похмельем не мучился. Я вышел, чтобы осмотреться в городе.
      И правильно сделал. Я вообще редко когда теряюсь, а город давно стал частью Империи, и за пару поколений в нем успели поселиться самые разные люди. Поэтому почти всюду было легко найти кого-нибудь, кто говорил на одном из тех языков, которые я понимал.
      Не больно-то весело копаться в прошлом своего друга. Да и откопать удалось немного. Почти никто ничего не помнил. А то, что люди помнили, больше походило на волшебные сказки. Хорошая история всегда обрастает кучей подробностей. Но какой-то смысл во всей этой чепухе я все же уловил.
      Давным-давно один тип, по имени Хромой, был губернатором той провинции, частью которой являлся Опал. Сам Хромой входил в число настоящих, первых Десяти Взятых, бессмертных чародеев Тьмы, приближенных Госпожи. Взятыми их прозвали потому, что они были некогда порабощены великой темной силой. Хотя и до того каждый из них по праву считался первостатейным злодеем.
      Этот Хромой был одним из самых мерзких и развращенных губернаторов, когда-либо правивших провинцией.
      Я его видел потом. Когда он явился в Долину Курганов на последнюю великую битву. Где и схлопотал свое. Бьюсь об заклад, когда он подох, никто в целом мире не проронил по нему ни единой слезинки. Он был самым отвратительным, самым безумным из всех Взятых.
      Ну вот. За то время, что Хромой губернаторствовал в Опале, он со своими подручными выпотрошил всю провинцию. Они даже медяки с глаз покойников воровали. И конечно, был там некий барон Корвус. Его клан вошел в союз с Империей, когда та только начала укрепляться здесь. Позже этот барон получил назначение куда-то в другие края. Как только он покинул Опал, его жена сразу завела шашни с Хромым и его бандой. Дошла до того, что сама помогла лишить клан барона титулов, привилегий, всего, чем они владели. А также помогла подстроить ложные обвинения против братьев, кузенов и дядей барона; их казнили, а имущество конфисковали.
      Я разузнал про нее не слишком много. Была свадьба, брак по расчету, без тени любви. Думаю, для того чтобы положить конец междуусобицам, тлевшим не одну сотню лет. Ни хрена из этого не вышло.
      Она сперва обобрала до нитки род Ворона, а потом вырезала его, почти начисто. А он добрался до нее и прикончил, а потом расправился с остальной бандой. Уцелел только Хромой. Если б Ворон захотел, он мог бы вернуть все, чем владел его род, ведь Хромой никогда не ладил с Госпожой. Но бывший барон встретил свою Душечку, свою Белую Розу, а та стала для Госпожи смертельным врагом.
      Чтобы разнюхать все это, пришлось потрудиться на славу, скажу я вам. Вот только о детях Ворона узнать так ничего и не удалось. Из тех с кем я говорил, всего двое вообще смогли припомнить, что там были какие-то дети. Но и эти двое не знали, что с ними потом стало.
      Похоже, никого это не волновало. Кроме меня.
      ***
      Лошадей мы продали, но выручили за них совсем немного. Слишком уж потрепанными они выглядели; беднягам здорово досталось, пока мы пробирались на юг. Ворон все мучился своим черным похмельем и был совсем не в настроении спорить. Я же, наоборот, расхрабрился на старости лет.
      - Что проку гоняться за Костоправом по всему белу свету? - наседал я на Ворона. - К тому же когда ты в прошлый попытался на него наехать, он просто продырявил тебе ногу. Или ты забыл? Ладно, пускай мы его догоним. Если даже он станет тебя слушать, вместо того чтобы проделать в тебе еще пару дырок, что дальше? Что бы там ни стряслось где-то на севере, какое ему до этого дело?
      Признаюсь, сбивчивые россказни Ворона о том, что ему там привиделось, по-прежнему не вызывали у меня доверия. Хоть он и учился слегка черной магии. В давние времена.
      Рискуя окончательно прослыть занудой, я сказал:
      - Мне все-таки сдается, что у тебя есть куда более важные дела. Прямо здесь, в Опале. Он сверкнул глазами:
      - Не лезь в душу, Кейс. Не суйся, куда тебя не просят. Займись собственными делами.
      - Это и есть мое дело. Чье же еще? Разве не я тащусь за тобой через полмира, неизвестно куда, рискуя шкурой? Разве не меня могут однажды прикончить в каком-нибудь местечке, о котором я и слыхом не слыхивал, из-за бредовых идей, которые втемяшились тебе в голову?
      - Тебя никто не заставляет, Кейс. С ножом к горлу никто не пристает.
      Не мог же я сказать ему: я перед тобой в долгу, но ты в этом ничего не понимаешь, парень. Ты научил меня читать и писать. Ты считал, что я чего-то стою как человек, пока твоя крыша не поехала. Но сказал иначе:
      - А кто поможет тебе оклематься и утереть сопли, когда тебя очередной раз вывернет наизнанку? Кто будет вытаскивать из разных кабаков, когда ты очередной раз ввяжешься в драку и из тебя примутся вышибать дух?
      Он проделал это прошлой ночью. Не появись я вовремя, его бы точно прикончили.
      И он собирался спасти мир. В омерзительном настроении. У него трещала голова. Опять разболелось бедро. У него вообще все болело после вчерашней свалки. Поэтому он не стал отвечать мне в том же духе. Сказал просто: