Глава6

Ворон не просыхал три недели Как-то ночью я едва доплелся до дома после работы. Я был сыт по горло. Хватит. В тот день пришлось изувечить одного мерзавца. Этот псих напросился сам: пытался ограбить детей моего босса. Но на душе было гадко. Все же человек. И почему-то мне втемяшилось в башку, что во всем виноват Ворон.

А тот опять валялся в стельку пьяный. — Слушай, ты! Посмотри на себя! — не выдержал я. — Присосался к бурдюку с вином, как к материнской титьке. Великий и могучий, знаменитый Ворон. Крутой парень. Такой крутой, что не побоялся зарезать свою бабу прямо посреди городского парка в Опале. Такой отчаянный, что решился повздорить даже с Хромым. Пролеживает здесь бока и скулит от жалости к самому себе, как трехлетнее дитя, у которого крутит животик. Встряхнись и приведи себя в порядок! Мужчина! От одного взгляда на тебя тошнит!

Невнятным и спотыкающимся голосом он посоветовал мне попридержать язык и не лезть не в свои дела.

— Не в свои? Черта лысого! Кто платит за жилье, тупица? Кто, придя домой, каждый день нюхает эту вонищу? Рвота, пролитое вино, дерьмо. Собственный горшок не нашел времени вытряхнуть, скотина! Когда ты последний раз мылся? Когда ты последний раз надевал чистое?

В ответ он заорал, хрипло и пронзительно. Обложил меня как мог. — Другого такого ублюдка поискать надо! — наседал я. — Даже собственный бардак прибрать за собой не можешь!

Я дико обозлился и продолжал орать на него. Он почти не отбрехивался. Может, сам себе был противен не меньше, чем мне. Но кто же станет спокойно смотреть, как ближний безнадежно спивается, превращаясь в бессмысленный кусок дерьма!

Наконец Ворон не выдержал, кое-как поднялся и поплелся к выходу. Но дверью на прощание не шарахнул. Он никогда не сжигал за собой мосты.

Со мной работал один, так его отец раньше пил по-черному. Он мне дал пару советов, как поступать с пропойцами.

— Не пытайся помочь им, — говорил он. — Прекрати им спускать всякие выходки. Не принимай никаких извинений. Поставь их в безвыходное положение, тычь их носом в собственное дерьмо, пока сами не поймут, до чего докатились. Ни один , из них ни на толику не изменится, пока сам того не захочет. Пока сам не допрет, что по уши завяз и пора что-то менять.

Но я сомневался, хватит ли меня на то, чтобы ждать, пока Ворон сам сообразит, что он взрослый мужик. Пока не посмотрит правде в глаза. Душечка теперь далеко, что поделаешь. Ему надо найти детей. Надо вытащить наружу и перетряхнуть прошлое, похороненное в Опале, разобраться с ним окончательно.

Вообще-то я был уверен, что он сам до этого дойдет. Если дать ему время. Его глубокое презрение к самому себе должно было прорваться наружу. Но ждать, пока он очухается, становилось почти невыносимо.

Он вернулся через четыре дня, трезвый как стеклышко, умытый, отчасти даже похожий на того Ворона, каким я его помнил. Он дико извинялся, бил себя кулаком в грудь и обещал быть паинькой.

А как же. Все они так говорят.

Поверю, когда увижу.

Я не стал раздувать скандал. И не читал ему проповедей. Что толку?

Держался он совсем недурно. Похоже, надумал куда-то податься. А дня через два, придя домой, я обнаружил, что он опять упился в стельку. Так, что даже ползать не мог. Ну и черт с тобой, решил я.

Глава7

Теперь они лишились пары рабочих рук. После того как дерево метнуло в Тимми голубой молнией, он слег. Но для Смеда разницы не было. Все равно они сидели без дела.

Днем они носа не могли высунуть без риска, что их засекут из города. А стоило стемнеть, всякий раз появлялась та бестия. Чтобы рыть дальше свою яму. И опять-таки, они не могли подобраться к нужному месту. Дерево, прогнав проклятую тварь, долгое время оставалось настороже, готовое встретить молниями других незваных гостей. Тимми как следует прочувствовал это на собственной шкуре.

Похоже, только перед самым рассветом у них оставалось около часа, когда можно было без особого риска попытаться сделать что-нибудь путное.

Но что? Никто толком не знал. Срубить чертов дрын у них не было ни малейшего шанса. Окопать корни? Вряд ли стоило надрываться, даже если б им удалось подобраться к дереву достаточно близко и достаточно надолго. Сколько пройдет времени, пока окопанное дерево засохнет? Тем более такое?

Кто-то сказал: давайте отравим его. Звучало совсем неплохо. Они долго мусолили эту идею, припоминая, кто, как и какой дрянью выводил сорняки. Но для этого нужна отрава. Тогда пришлось бы тащиться назад в Весло. Причем с монетой в кармане, которой у них и в помине не было. Времени на это ушло бы ничуть не меньше, чем на окапывание корней чертова отродья, время работало против них. Талли и так психовал насчет времени. Он считал чудом, что у них до сих пор не появились конкуренты.

— Нам надо как-то подсуетиться с этим делом, — повторил он в сотый раз.

— Не выйдет, пока тварь шныряет поблизости, — сказал Тимми.

— Тогда мы должны помочь ей откопать то, что она ищет.

— Не реки за всех, братец, — посоветовал Смед. — Лично я помогать этой твари рыть нору не намерен!

— Мы подпалим его, — сказал Рыбак.

— Подпалим? Кого?

— Дерево, дурень. Спалим его на корню, да и все тут.

— Но не можем же мы подойти к нему и…

Рыбак выдернул палку из кучи хвороста для костра. Она была дюйма в два толщиной и около ярда в длину. Старик размахнулся и запустил ее далеко в кусты.

— Вот такПридется потрудиться, но в конце концов завалим его хворостом. Потом жахнем в кучу пару факелов. Ффухх! И все в огне. Костер будет что надо. А когда прогорит, просто пойдем туда и подберем наш кусок серебра.

— Про солдат забыл? — насмешливо спросил Смед.

— Нет. Но ты прав. Их надо как-то отвлечь.

— Самое путевое предложение из всех, что я до сих пор слышал, — сказал Талли. — Будем палки швырять. Пока ничего получше не придумаем.

— Да уж, чем попусту дурью маяться да мозоли на заднице натирать, — проворчал Смед. — Уж это точно.

Он уже попривык к лесной жизни и больше не ждал от нее неожиданностей. Да и раньше-то их было не так уж много. Его одолевала скука.

Набрав палок, они принялись за дело. Тимми, Смед и Талли принялись состязаться в меткости, поставив на кон часть будущей добычи. Куча хвороста вокруг дерева понемногу росла. Такая игра пришлась дереву не по нутру. Время от времени оно отплевывалось голубыми молниями.

Почти каждую ночь Смед прокрадывался к яме и смотрел, как продвигаются дела бестии. Остальные решили, что у парня крыша поехала.

— У тебя дерьмо вместо мозгов, — как-то сказал Талли. — Делать тебе больше нечего.

— А у тебя мозги вместо дерьма. Вот ты ничего и не делаешь. Может, боишься?

В общем-то, риска почти не было. Просто приходилось прижиматься к земле, тогда тварь ничего не замечала. Вот если б Смед сдуру встал, да она углядела бы его силуэт… Пиши пропало. Но он не вставал.

Яма углублялась медленно, но тварь копала и копала как заведенная. Ночь за ночью. Ночь за ночью.

Пришло время, когда она нашла то, что искала.

Как раз в ту ночь Смед Стах опять следил за бестией. И он увидел, как она выбирается из ямы, сжимая челюстями свой мерзкий, тошнотворный, жуткий трофеи.

Это была человеческая голова.

Голова пролежала слишком долго и была слишком обезображена и повреждена. Стиснув зубами жалкие остатки волос, тварь приподняла этот отвратительный предмет и, уворачиваясь от голубых молний, потащила его в сторону протекавшей рядом речушки, к заводи.

Смед, держась поодаль, последовал за нею. Осторожно. Очень осторожно.

Бестия принялась омывать голову водой, заботливо и нежно. Вдали дерево шумело и трясло ветвями в бессильном гневе: до заводи его молнии не доставали.

Очистив голову, громадная собака захромала обратно. Смед, сам удивляясь своей смелости, по-прежнему крался следом. Тварь обогнула мертвого дракона, почти превратившегося в странную деталь местного ландшафта. Вот она переступила через обтянутый изодранной кожей обломок камня, не заметив его на сырой земле. А Смед заметил, подобрал его зачем-то и машинально сунул в карман.

По ту сторону туши дракона дерево продолжало раздраженно шуметь, трещать и трясти ветвями.

Когда Смед засовывал в карман старый амулет, тот судорожно дернулся, посылая всем, кто был способен услышать, сигнал о том, что его покой потревожен.

Смед остановился, прячась в тени. Он дрожал от холода и страха, но продолжал следить за происходящим. Поднимающаяся луна вдруг целиком осветила кошмарную голову. И он отчетливо и ясно увидел…

Ее глаза открылись. Уродливая улыбка исковеркала и без того обезображенный рот.

Она была жива.

У Смеда чуть не вышибло клапана.

Глава8

Городом, самым близким к месту сражений и могильных холмов, что называлось Курганьем, было Весло. Сигнал тревоги, поданный старым амулетом, потревожил сразу двух обитателей этого городка.

Одним из них был глубокий старик, живший под чужим именем после того, как сумел инсценировать свою мнимую гибель в последней битве, опустошившей Курганье. Он как раз кутил в рабочей таверне со своими новыми друзьями-собутыльниками, которые считали его астрологом, когда тревожный вопль амулета потряс его. Сигнал тревоги поверг старика в панику. Едва взяв себя в руки, он устремился к дверям. По его лицу текли слезы.

За его спиной в таверне мгновенно вспыхнули возбужденные пересуды. Потом приятели старика гурьбой высыпали на улицу. Посмотреть, что такое с ним стряслось. Но того уже и след простыл.

Глава9

Настали скверные времена. В Весле было неспокойно. То тут, то там вспыхивали беспорядки; случались стычки между повстанцами и партизанами Империи; под видом политических акций мародеры творили невесть что.

Босс поговаривал, что хочет заколотить городской дом и съехать в свою загородную усадьбу неподалеку от сделки. Если так, надо было решать, отваливать мне туда вместе с ним или нет. Я хотел было обговорить это с Вороном, но… Застал я его снова в ауте.

— И все из-за проклятой бабы, с которой ты даже ни разу не переспал, — проворчал я и пнул ногой оловянную тарелку так, что она полетела через всю комнату. Этот сукин сын опять не прибрал за собой. Неплохо было бы и его пнуть пару раз, как ту тарелку, но у меня пока еще крыша не съехала.

Все же пьяница и доходяга был Вороном, самым отчаянным парнем из всех, кого я встречал. Так что связываться с ним я не стал.

Проснулся он так внезапно, что я подскочил от неожиданности. Чтобы подняться, ему пришлось цепляться за стену. Он был бледен, его трясло, но я с ходу понял, что не в похмелье тут дело. Мой старый приятель был насмерть чем-то перепуган.

Если б не та стена, вряд ли Ворон смог бы подняться на ноги. Наверно, сейчас он видел трех Кейсов зараз да еще голубого слона в придачу…

— Собирай свои манатки, Кейс, — все же сумел прохрипеть он.

— Ты что, очумел?

— В Курганье что-то стряслось, — ответил Ворон, пробираясь вдоль стенки к куче своего барахла. — О Боже!

Он упал на колени, схватившись руками за живот. Его вывернуло наизнанку. Я обтер ему лицо мокрой тряпкой. Он не сопротивлялся.

— Что-то страшное вырвалось наружу. Что-то черное, как сама… — Его вывернуло еще раз.

— А тебе не померещилось, случаем? — спросил я. — Может, винные пары? Белая горячка?

— Нет, так оно и есть. Вино ни при чем. Не, спрашивай, откуда я знаю. Но я знаю. Видел так ясно, словно был там. Видел тварь, которую все называют Пес-Жабодав. — Он говорил медленно, стараясь не запинаться. Но язык заплетался. — С этой бестией было что-то еще. Куда более страшное. Что-то черное, как сама тьма.

Я не знал, что сказать. Ворон в это верил, а я — нет. Он кое-как подтер за собой рвоту и принялся, трясущимися руками, запихивать вещи в мешок.

— Где ты поставил лошадей? — спросил он чуть погодя.

Он был серьезен. Не в состоянии ориентироваться, слепо тычащийся по углам. Ворон готов был мчаться к чертям собачьим. И прямо сейчас.

— Так, конец, приехали. В чем дело? Куда ты собрался?

— Нам нужна помощь.

— Помощь? Нам? Ты забыл, что я на службе? У меня есть обязательства. Да я просто не могу, вот так, прыгнуть в седло и мчаться в погоню за блуждающими болотными огнями. Которые тебе просто примерещились. Потому, что ты выжрал целую бочку поганой самодельной бормотухи.

Он психанул. Я тоже. Мы орали и крыли друг друга как могли. Он был не в той форме, чтобы догнать меня, и потому швырял в меня посуду. А я топтал бурдюк с вином, пока вконец не расквасил его, и картинно любовался кроваво-красными струйками вина, растекшимися по полу.

Тут в нашу дверь вломилась хозяйка дома. Она весила фунтов двести и была зловредна, как ядовитая змея.

— Вы, скоты! — заорала она с порога. — Сколько раз я вам говорила, что не собираюсь больше терпеть вашего…

И тут мы набросились на нее. Она вечно придиралась, врала, плутовала на каждом шагу. И всегда норовила спереть что-нибудь у своих постояльцев. Если была уверена, что ее не застукают за этим делом. Мы спустили ее с лестницы и, отряхнув руки, покатились со смеху, как дворовые безобразники. Докатившись до самого низу, хозяйка опять принялась пронзительно вопить. Похоже, падение только прибавило ей новые силы.

Вдруг мне стало не смешно. Она не свернула себе шею, верно. Но могла. А ведь я даже не был пьян. Что это на меня нашло?

— Как я понял, собираешься выехать прямо сейчас? — спросил я Ворона.

— Да.

Юмор его тоже оставил. И он по-прежнему имел бледный вид.

— А как ты будешь выбираться из города? Посреди ночи?

— Наличные. Волшебное средство на все случаи жизни. — Он перекинул лямку мешка через плечо. — Ну, ты готов?

Сукин сын с самого начала знал, что никуда я не денусь.

— Эй, Лу! — едва заслышав звон монет в кармане Ворона, заорал часовой у ворот в сторону привратницкой. — Оторви свою задницу от лежанки! Новый клиент пожаловал.

Часовой, ухмыляясь, снова повернулся к нам.

— Днем Лу тоже вкалывает, на другой работе, — пояснил он. — Цыплят потрошит. Чертову прорву детей настругал. Любой другой научился бы сдерживаться после первой дюжины. Но только не Лу. — Он опять ухмыльнулся.

— Твоя правда, — не стал спорить я. — А ты неплохо устроился. Мало кому из парней так повезло с работенкой, как тебе.

— Ага. Только по ночам бывает скучновато. Но сегодня неплохая ночка. Прибыльная.

— Что, пропустил кого-то до нас? — спросил Ворон.

— Только одного пердуна, около часа назад, старика. Спешил как на пожар. Монету швырял горстями.

Ворон пропустил этот прозрачный намек мимо ушей. Мы с часовым успели перекинуться еще парой слов, пока Лу возился с ключами, открывая небольшую дверцу в воротах. Когда он ее все-таки открыл. Ворон швырнул горсть серебра.

— Вот это да! Благодарю, ваша светлость! Заглядывайте сюда в любое время дня и ночи. В любое время. Теперь у вас есть настоящие друзья. Здесь, у Южных Ворот.

Ворон промолчал, только слегка покривился и тронул лошадь вперед, на залитую лунным светом дорогу.

— Спасибо, — сказал я привратнику. — Пока, ребята. Еще увидимся.

— В любое время, ваша светлость. В любое время. Всегда к вашим услугам.

Наверно, Ворон действительно заплатил им по-королевски.

А гримаса, мелькнувшая на его лице, была мне хорошо знакома, хотя в последнее время я ее не замечал.

— Опять бедро беспокоит? — спросил я.

— Все в норме. Бывало и похуже, — угрюмо ответил он.

Этот гад почти протрезвел. Но похмелье есть похмелье.

— Что-то оно долго не заживает.

— А ты чего хотел? Я уже не мальчик. И потом, хоть стрелял Костоправ, но то была одна из Ее стрел.

Не то чтобы Ворон затаил на них злобу. Просто до сих пор не мог взять в толк, что тогда произошло.

Может, на самом-то деле, он и не хотел ничего понимать. Ворон всегда сам себя считал не мыслителем, а человеком дела.

Иногда я просто диву давался, как он умудряется жить с такой кашей в голове.

Глава10

В грязи, у перекрестка дорог, около взъерошенной клячи, стоял смертельно уставший старик.

К востоку отсюда лежали Лорды. Южная дорога вела в Розы, а через них — к другим большим городам. Те, за кем он шел следом, разделились здесь на две группы. Он не знал наверняка, кто куда поехал, хотя и мог предположить, что Белая Роза свернула, направляясь в свою крепость в Равнине Страха, а Госпожа двинулась прямо, к своей твердыне, Башне Чар.

В тот момент, когда они расстались, краткому перемирию между ними пришел конец.

— Куда направимся? — спросил старик у лошадки.

Похоже, лохматый пони своего мнения не имел. А старик никак не мог решить, к какой из женщин ему лучше обратиться со своими новостями. Он больше склонен был тронуться на юг, но лишь потому, что по дороге на восток его бы слепило лучами восходящего солнца.

— Слишком стары мы для этого, лошадка? Животное выдохнуло какой-то звук, который старик готов был посчитать ответом. Но пони оглядывался назад, на ту дорогу, которая привела их сюда.

Пыльное облако. Быстро приближающийся бешеный стук копыт. Похоже, скакали двое. Спустя минуту он узнал мчавшегося впереди по его манере держаться в седле.

— Скоро мы получим ответ на мой вопрос, — пробормотал старик. — А пока спрячемся.

Он заспешил вперед, по восточной дороге, потом свернул с нее в сторону и притаился в придорожной рощице, выбрав там местечко, откуда мог видеть всадников. Решено. По какой бы дороге они ни двинулись дальше, он выберет другую.

Ведь они появились здесь погоняя лошадей так, будто черти хватали их за пятки, по той же самой причине, что и он. Думать иначе было бы просто глупо. Тот, которого звали Вороном, конечно же, услышал сигнал тревоги. В его жизни было время, когда он немного упражнялся в искусстве колдовства, а потом его дух долго блуждал в лабиринтах Долины Курганов. Да, Ворон был достаточно восприимчив. Старик приготовил настой из трав, который должен был помочь ему оставаться настороже, пока не выяснятся намерения тех двоих. Потом он устало смежил веки.

Глава11

Натянув поводья. Ворон пустил лошадь шагом.

— Кажется, мы нагнали на того старика страху, — сказал он.

— Наверно, принял нас за бандитов, — отозвался я. — Так мы на них и похожи. Ты собрался загнать лошадей насмерть прямо сегодня? Или мы все-таки дадим им немного отдохнуть?

— Иногда ты говоришь дело, Кейс, — нехотя проворчал Ворон. — Нет никакого смысла в такой спешке, если потом придется ухлопать вдвое больше времени, пробираясь остаток пути на своих двоих. Странно. Этот старикан напомнил мне колдуна Боманца. Которого в Курганье сожрал Дракон.

— Для меня все старичье на одно лицо.

— Может быть. Постой! — Он принялся изучать пыль на развилке дорог. А я пытался высмотреть, куда спрятался старик. Я был уверен, что он следит за нами.

— Ну? — наконец спросил я.

— Здесь они разошлись в разные стороны. Как и намеревались.

— Не спрашивайте меня, откуда он знал это. Он знал. А может, просто выдумал. Мне к таким его фокусам было не привыкать.

— Душечка отправилась на восток. Костоправ отсюда тронулся на юг. Я решил немного подыграть ему и спросил:

— Почему ты так решил?

— С ним была Она. — Ворон потер бедро. — А Она, конечно, направилась в Башню.

— Верно. Твоя правда.

— Тоже мне, оракул.

— А мы по какой дороге двинем? В любом случае, скоро понадобится отдых.

— Да. Скоро понадобится. Лошадям.

— Конечно.

Я постарался сохранить на лице равнодушие. Жаль, у меня не хватало мужества заорать на него. Какого черта он корчит из себя железного человека? Что хочет доказать? Кому? Если мне, так доказал бы лучше, что может перестать себя жалеть да вино трескать, по полведра в день. Хочешь показать мне силу воли? Ладно. Так покажи, что у тебя ее хватит, чтобы найти своих детей и попросить у них прощения.

Он что, решил покрасоваться перед тем стариком, который все еще прятался в придорожных кустах?

Всегда чувствую себя неуютно, когда знаю, что за мной подсматривают. Скорей бы уж Ворон объявлял свое решение. Чего тянет? И так все ясно.

— Кончай тянуть, — поторопил я его. — Куда двинемся?

Вместо ответа он пришпорил лошадь и свернул на южную дорогу.

Что за ерунда? Я уже начал поворачивать на восток, прежде чем сообразил, что он делает.

Догнав его, я спросил:

— Почему на юг?

Он уклонился от прямого ответа, сказал только:

— Костоправ всегда был понятливым парнем. И зла ни на кого долго не держал.