- В самом деле? - Она улыбнулась, отчего стала еще желаннее. - Я думаю, вам уже это говорили. Вы не похожи на доктора.
      - Слышал. - Ему не пришлось особенно стараться, чтобы вложить горечь в этот ответ. Он был уроженцем родного мира. И эту часть легенды поддерживать было легко. - Когда ты со Старой Земли, каждый считает...
      Социальные неудобства, связанные с рождением на Старой Земле, если их правильно подать, можно превратить в серьезное преимущество. Уроженцы внешних миров без всякой разумной причины испытывали чувство вины за то, во что превратился родной мир. Но это жители Земли превратили ее в тот ад, которым она стала.
      Покинуть родной мир желающие могли свободно. Только желающих было раз, два и обчелся. Люди с жилкой авантюризма покинули Землю еще в первое столетие космических полетов, в годы Первой Экспансии и других ранних миграций. Остальные уезжали по колониальному набору, поскольку планетарное правительство Земли за прощение долгов продавало приличный объем мобилизованной рабочей силы. Те туземцы, что хотели вырваться с планеты насовсем, обычно выбирали военную службу.
      Нивен не подозревал, что она может быть сангарийкой. И думал, что на теме Старой Земли набрал очки.
      - Вы, наверное, исключение... Прошу прощения. Это была грубость.
      - Это было предубеждение.
      Она подала ему его заметки и надулась:
      - Я же попросила прощения.
      - Вы его получили. Я не ожидаю, что человек со стороны поймет, что такое Старая Земля. Я сам ее не понимаю. Вы не представитесь?
      - Ох, простите. Мария Штрехльшвайтер. Я - хемопсихиатр. Здесь у меня интернатура. А вообще-то я с Большой Сахарной Горы. - На секунду показалось, что она отвлеклась на какую-то свою мысль. - Мне еще один год остался.
      - Я там бывал, - ответил Нивен. - Там великолепно.
      "Док, - сказал он сам себе. - Срываешься". Доктор Гундакар Нивен на Большой Сахарной Горе не бывал ни разу.
      - Я скучаю по дому. Я думала, что Сломанные Крылья - это будет экзотично и романтично. Из-за названия, понимаете? И я думала, что у меня будет случай разобраться в себе. Дома на это никогда нет времени.
      Нивен ответил только взглядом. Он хотел, чтобы она продолжала говорить, чтобы оставалась здесь, но не знал, что сказать.
      - Старая история. Я забеременела по молодости лет, вышла замуж, бросила учиться. Когда он пропал, пришлось найти работу... Потом все же вернулась к учебе... - Она улыбнулась ему, как сообщнику. - И никакого толку не было сюда лететь. От собственной боли никуда не денешься.
      - Один мой друг мне говорил, что убежать невозможно. То, от чего ты бежишь, на самом деле внутри тебя.
      - Такое говорил землянин?
      - Мы не совсем неандертальцы.
      - Извините.
      - Не за что. Вы правы. Мы летим в пропасть. Если бы не Луна-Командная и не Корпоративный Центр, мы бы уже скатились обратно в темные века. Ладно, хватит об этом. А не пойти ли нам перекусить? Время ленча.
      Он сам себе удивился. Редко он бывал так смел.
      - Конечно, почему бы и нет? Отличный случай поговорить с кем-то, кто не провел всю свою жизнь на этой канализационной станции. Вы понимаете, о чем я?
      - Могу догадаться.
      - Вам оплачивают расходы? Только не поймите меня не правильно. Я не пытаюсь сэкономить, только уже целую вечность не ела в приличном месте.
      - Мы найдем такое.
      "Все, что хотите, леди, только не исчезайте, пока я не соберусь с духом и не заговорю о том, о чем хочу говорить".
      ***
      - Где тебя черти носили? - подступил к нему Маус. Нивен ввалился в номер за полночь. - Я уже боялся, что тебя прихватили.
      - Извини, мамуля. Больше не буду.
      - Твою мать! Док нашел себе подружку.
      - А ты думал, у тебя эксклюзивное право на...
      - Ладно, понял. Остынь. Но в следующий раз свистни мне. Чтобы я не нажил себе геморрой от волнения. Слушай, я поймал это дело.
      - Что именно? Триппер?
      - Нет, я понял, зачем мы здесь. Звездная пыль.
      - Так мы это знали. Зачем иначе такая хитрозадая двойная легенда?
      - Не мелкая партия. И не случайная поставка. Столько звездной пыли, что резидентом на захолустную планету послали проктора Семьи.
      - Это ту толстую шлюху?
      - Ага. Потому что Город Ангелов - это перевалочный пункт для всего этого края Рукава. Разговор о миллиарде стелларов в месяц.
      - Разговор о том, что у тебя крыша съехала. Тут кораблей не хватит на такой объем контрабанды.
      - Хватит. Если на самом деле возить не надо. Если отправлять ее отсюда из легального источника и под маркировкой чего-нибудь легального. Если у тебя вся таможня в кармане, и корабли, и команды, и шкипера...
      - Начни сначала. Ты главу первую пропустил.
      - Чем известен Город Вони? Кроме вони?
      - Фармацевтика.
      - Пятерка за сообразительность. И всю хорошую органику для нее черпают из окрестной грязи. Почему и построили здесь Город Ангелов. Сангарийцы взяли под контроль всю эту промышленность. И большинство местных чиновников.
      Сырую звездную пыль они на парашютах кила-ют в болото. Драги ее достают и доставляют. Контролеры полевых перевозок получают приличные бабки, чтобы не замечать странных отметок у себя на экранах. Здесь ее чистят в лучших лабораториях и отправляют по адресам под видом тонкой органики. На том конце ее принимают и пускают в обычные каналы распространения звездной пыли.
      - Как ты это раскопал?
      - Нашел человека, который был в курсе дела. И убедил его, что следует мне все это рассказать. Теперь вот что: зная стиль работы Старика, заключаем, что он наверняка почти все это предполагал, когда посылал нас сюда. Значит, что он хочет? Источник. Чтобы мы нашли, откуда приходит сырье, которое попадает сюда.
      Нивен скривился, посасывая коктейль, который уже успел себе смешать.
      - Ничего себе работка. Такой масштаб.., наверняка это целый картель Семей. А ты мне, помню, говорил, что здешняя банда сангарийцев...
      - ..самая большая из всех, док. Мы, кажется, напали на след самих Первых Семей. А что я говорил, я помню. Я ошибался.
      - Знаешь, я подумываю о выходе в отставку. Мы влипли, и это единственный выход.
      Сангарийцы были немногочисленной расой. У них не было правительства в том смысле, в каком это понимали люди. Главной формой организации у них была Семья, которую можно описать как корпорацию не имеющей границ нации, возглавляемую лицами, состоящими в родстве. Так называемые "неимущие" сангарийцы составляли рабочий класс.
      Такая Семья была весьма аристократическим образованием и капиталистом дикого рынка. Сангарийцы резали глотки друг другу почти столь же охотно, как истребляли "скотские" расы.
      Глава Семьи был абсолютным диктатором. Богатство его приверженцев зависело от его умения. Наследование шло по мужской линии. Существование прокторов лишь чуть смягчало средневековую структуру власти.
      Первые Семьи - это были пять или шесть наиболее сильных Семей. Сколько их - разведка никогда точно не знала. Их функцией в качестве объединения было определение расовой политики и гарантия собственного превосходства среди своего вида.
      Очень мало было известно о сангарийцах такого, что они не хотели, чтобы было известно.
      - Эй! - с напором сказал Маус. - Даже не шути так. Выходить из дела, когда представляется подобная возможность? Это же может быть наш самый сильный удар за всю историю! Такое стоит любого риска.
      - Это как посмотреть.
      - Это стоит чего угодно, док.
      - Для тебя - может быть. - Нивен держал бокал перед глазами и пытался вернуть то состояние, в котором он пришел. Но от Мауса не отвяжешься.
      - Так расскажи мне о своей подруге. Кто она? Где ты ее встретил? Она как с виду, хороша? Что-нибудь тебе обломилось? Чем она занимается?
      - Хрен я тебе что скажу. Найди себе сам.
      - Эй, док, ты что! -Ты давно меня знаешь?
      - С Академии.
      - Я у тебя когда-нибудь отбивал девчонок?
      - Я тебя ни разу на этом не поймал. - Нивен смещал себе второй коктейль.
      - Что ты хочешь этим сказать?
      - Что Юпп тебя поймал.
      - Кто? - Маус бросил на него мрачный взгляд И показал пальцем себе на ухо. Комната могла прослушиваться. - Ты о Карлотте? Так она же сама за мной охотилась, помнишь? А ему было наплевать.
      Юппу фон Драхову было отнюдь не наплевать.
      Их общий приятель и однокашник по Академии был просто раздавлен, хотя скрывал это от жены и от Мауса. Той отдушиной, куда он изливал всю свою боль, оказался Нивен.
      Нивен не сказал Маусу, что это из-за него фон Драхов оставил жену и сына и так ушел с головой в работу, что обогнал в карьере людей куда более старших. Флот был единственным институтом, которому фон Драхов доверял безоговорочно.
      И был в этом не одинок.
      Службы стали иностранным легионом века. Людей соединяло суровое товарищество, и в основе его лежало убеждение, что они вместе должны стоять против всего остального мира. Служба становилась родиной. Для таких, как фон Драхов, она становилась культом.
      Нивен никогда не говорил об этом с Маусом. Зло уже случилось, пусть боль рассеется постепенно.
      И дело было не в поступке Карлотты. Верный брак доколе-смерть-не-разлучит-нас вообще был фантазией архаистов. Дело было в том, как это было сделано. Карлотта сделала из этого публичную казнь, терзая Юппа тупым мясницким ножом эмоций, с явной целью ранить и унизить.
      Она заплатила за это ценой отвержения. До сих пор она была изгоем на Луне-Командной. Ее ненавидел даже собственный сын.
      Нивен так и не понял, что двигало этой женщиной. Казалось, она вдруг сошла с ума, свалившись под грузом собственного презрения к мужу-выскочке.
      Фон Драхов был со Старой Земли, как и Нивен. Еще до крушения своего брака карьера его взлетела ракетой, и он обогнал родственников своей жены, служивших во Флоте уже четвертое поколение. Может быть, это и надломило ее окончательно.
      - Только не слишком увлекайся, док, - предупредил Маус, прервав мысли Нивена. - Может быть, нам не придется здесь долго быть.
      Позже, уже проваливаясь в сон и пытаясь забыть эпизоды жизни на Луне-Командной, Нивен подумал, почему бы это Маус так открыто обсуждал их задание, но немедленно пресек упоминание о фон Драхове.
      Защищал их легенду второго уровня? Сообщники Стардастера никак не могли иметь своим другом действующего капитана Флота.
      А может быть, Маус знал что-то такое, что адмирал Бэкхарт не счел нужным сообщить его партнеру. Старик любил работать в подобном стиле.
      Сукин сын.
      - И то, и другое, наверное, - пробурчал он.
      - Чего?
      - Сам с собой. Спи.
      Бэкхарт всегда использовал его как ширму. Или как движущуюся мишень. Он шатался вокруг, вспугивая дичь для Мауса.
      Или наоборот, как утверждал Маус.
      "Интересно, - подумал он, - слушал ли их кто-нибудь. Одного жучка они при осмотре нашли, невключенного. Из тех приборов, которые менеджеры отеля ставят, чтобы не воровали полотенца. Но профессиональная осторожность требовала считать, что они пропустили что-нибудь работающее".
      Нивен не был влюблен в свою профессию. Она не оставляла ему ни минуты, когда можно расслабиться. Он не считал, что умеет быстро реагировать, и потому свои реакции на ситуацию старался предусмотреть заранее, даже, пожалуй, слишком тщательно. Он не умел, как Маус, летать свободно и воспринимать удары судьбы с фатализмом самурая.
      Для него каждый выход с Луны-Командной был выходом на вражескую территорию. И он хотел всегда быть заранее информированным и вооруженным.
      Жизнь была проще, когда он служил резидентом в консульстве. Тогда и друг, и враг знали, кто он, и был сложный комплекс ритуалов, по которым велась игра. Редко кто тогда делал больше, чем следить за тем, с кем он встречается или кто еще за ним следит. На Сент-Августине он носил мундир.
      Для охотников за скальпами правила были другие. И друзья, и враги Бэкхарта играли по правилам войны. Кровавым правилам.
      И по причинам, которых Нивен не понимал, команда Бэкхарта вела войну против сангарийцев не на жизнь, а на смерть.
      Нивен прошел все посвящения. Он выдержал бессчетные часы тренировок и гипноподготовки. У него даже было преимущество бурных детства и юности на Старой Земле. Но как-то вышло, что годы в Академии заразили его гуманизмом, от которого иногда работа причиняла боль.
      "И склонность к долгой рефлексии здесь не поможет", - подумал он про себя с мрачной иронией.
      Кампанию против сангарийцев можно оправдать. Звездная пыль разрушала бессчетно мозгов и - жизней. Пиратские рейды сангарийцев обходились в миллиарды стелларов и сотни погибших. Через подставных лиц сангарийские семьи захватывали контроль над легальными предприятиями и обращали их к преступной деятельности.
      Гуманоидные пришельцы стали смертоносным вирусом в теле человеческой цивилизации.
      Но сама аморальность контрмер Флота внушала Нивену мрачные сомнения. "Где же справедливость, - хотел он знать, - если мы более варвары, чем наши враги?"
      Маус любил ему повторять, что он слишком верит мыслям вместо того, чтобы верить чувствам. А вопрос здесь чисто эмоциональный.
      Утро принесло безразличие. Депрессию. Он просто предоставил всю ответственность Маусу.
      - Какая на сегодня программа? - Нивен знал, что сегодня его партнер решил изменить привычный порядок. Маус заказал, в номер настоящий кофе, и сейчас Нивен держал в руках чашку. - Как ты этот расход пропустишь мимо контролеров?
      - Мои счета идут прямо к Старику, а он шлепает на них штамп "ОПЛАТИТЬ".
      - Классно небось быть у Старика любимчиком.
      - Бывают положительные моменты. Но куда чаще - отрицательные. Я хочу, чтобы ты сегодня снова пошел в Медицинский Центр. По своим обычным делам. Только попробуй, если сможешь, отследить их межпланетную торговлю лекарствами. Должны быть какие-то записи по движению товаров, пусть даже они нам дадут лишь часть картины. Я считаю, что большинство их исходит из лабораторий Центра, так что какой-то след в бумагах должен остаться. Если найдем источник, может быть, обнаружим и концы трубы.
      - А ты?
      - А я хочу потратить немножко денег Старика. На укрытия. На обратные билеты. Сам знаешь - страховка. Новый резидент должен очень скоро появиться. И когда он включит продувку, мы должны быть готовы.
      - Ты к ним подбираешься?
      В душе Нивена боролись два чувства. Он хотел выбраться из Города Ангелов и отделаться от задания, но не сейчас. Нужно узнать Марию.
      - Нет. Я же сказал, просто страхуюсь. Есть у меня такое чувство, что, как только появится кто-то, кто скажет им, что делать, тут же все затянется очень туго.
      - Что ты имеешь в виду - туго затянется? А сейчас разве не туго? На мне все время висят репейники. Некоторые так близко, что чуть ко мне в ботинки не влезали.
      - Для этого они используют местных. Только я думаю, что это часть их камуфляжа. Чтобы мы решили, что за таким, важным местом надзирает всего лишь батальон быков. Если бы никто не наткнулся на с'Плез, так бы могло продолжаться вечно.
      - Я тоже здесь что-то чую, Маус. И чувство это нехорошее. Что, если мы окажемся в тисках между ними и Стардастером?
      Маус приложил к губам палец:
      - Давай не будем переходить к легенде третьего уровня, - шепнул он одними губами. И усмехнулся:
      - Идешь на самоубийство? Послушай, если влипаешь в неприятности, подготовь позиции для отхода. Если я сам с ними Не справлюсь, закину тебе записку. Иначе поймаю тебя здесь сегодня вечером. В любом случае это должен быть наш последний вечер здесь.
      Нивен спустился в вестибюль, полностью убежденный, что Маус говорит далеко не все, что знает. Но это дело обычное. Маус - любимчик Бэкхарта. Обычный любимчик, которым Бэкхарт пожертвует, не задумываясь.
      Он оглянулся на голограмму. На сей раз она изображала одну из знаменитых электрических бурь разлома Гининга на Камелоте. Сквозь дождь и молнии на Нивена летела стая воздушных китов.
      Для Бэкхарта работа Бюро была игрой. Сильно усложненным видом шахмат, которые Маус любил до самозабвения, и доской была вся вселенная. За минимальное преимущество он был готов пожертвовать самыми любимыми фигурами. В течение жизни целого поколения он преследовал расу сангарийцев. И медленно и неумолимо, как ледник, выигрывал.
      Но цены его маленьких побед ужасали.
      Чтобы добиться доступа к коммерческим архивам Медицинского Центра, пришлось подольститься к старой грымзе. Нивен так и не понял, что заставило ее сдаться, но где-то среди разговора он сказал то, что было нужно. Маска смерти убралась и сменилась имитацией улыбающегося лица, а потом она из кожи вон лезла, объясняя ему систему хранения.
      Информация здесь нашлась. Эльдорадо, прикрытое лишь тонким слоем почвы. Больше, чем Маус мог даже мечтать. Здесь был центр обработки данных, откуда управляли всеми операциями. И охранялся он только блокировкой данных.
      Администраторами сангарийцы были из рук вон плохими. В межзвездное сообщество они ворвались хищниками и никогда так и не приспособились к требованиям современной коммерции. Ориентированные на действие, они не обращали внимания на скучные детали, особенно на тех планетах, которые считали надежно лежащими у себя в кармане.
      Например, на то, чтобы не дать доступа к своим данным никому, кроме тех, кому это абсолютно необходимо.
      Когда-то было время, когда необходимость защиты вообще не приходила им на ум, как не приходит на ум существование некоторых оттенков дальтонику, прожившему всю жизнь в обществе таких же дальтоников. Но они учились. Бэкхарт вырабатывал у них условный рефлекс по Павлову. Эта их слабость была излюбленной мишенью его атак.
      Один секрет хранили сангарийцы. Он не был нигде записан, и защищали они его ценой собственной жизни. Необходимость его защиты была единственным, что могло объединить все Семьи, даже те, среди которых была вендетта. Любая вражда откладывалась, если нужно было сохранить тайну расположения своей Метрополии.
      На Борровее сангарийские дети убили своих младших братьев и сестер, а потом совершили самоубийство, чтобы не предстать перед допросом людей, и все лишь из страха, что они могут знать что-то, что человеческие скоты сочтут для себя полезным.
      Записи Медицинского Центра были великолепны. Нивен раскопал не много имен, зато нашел развединформацию, определяющую критические пункты сети распределения. Разорванные в этих местах каналы не удастся восстановить годами. Он никак не мог поверить, что люди, настолько гениальные в маркетинге, могут быть настолько неуклюжими в административной работе. Но сангарийцы были народом, верящим только в силу. Они предоставляли мускулы, деньги, оружие, товары. А человеческим скотам доставался почти весь риск. И все шишки.
      С точки зрения сангарийцев их человеческие сообщники не стоили внимания. Присоски щупальцев гигантского кальмара были просто невежественными и дешевыми животными. Их можно заменить другими столь же невежественными, жадными и дешевыми.
      На всем рынке только двое-трое могли показать на Город Ангелов. Только со спины самого зверя можно было увидеть всего монстра целиком. И зверь этот жил полностью на сангарийские деньги.
      Мария застала его еще за работой. - Что это такое? - спросила она, увидев его погруженным в данные, никак с его обычной работой не связанные.
      ГЛАВА ПЯТАЯ:
      3048 Н.Э.
      ОПЕРАЦИЯ "ДРАКОН", ВЗЛЕТ
      - Сожалею, что вас напугала. - Улыбка волчицы не оставляла сомнения, что сангарийке сожаление вообще не свойственно. - Я Мария Элана Гонзалес. Атмосферные системы, способы вентиляции. Иногда занимаюсь гидропонной экологией, хотя диплома ни там, ни там не имею. Слишком была занята другими вещами. "Именно, - подумал бен-Раби. - У этой леди другие интересы. Звездная пыль и убийства".
      - Мойше бен-Раби, - ответил он на случай, если она забыла.
      - Необычное имя. - Она улыбнулась своей стальной улыбкой. - Еврейское?
      - Так мне говорили. Я в жизни ни разу не был в синагоге.
      - Вы, случайно, не писатель? - Она чертовски хорошо знала, что он писатель. Или что считает себя писателем. - Имя звучит так литературно...
      - Да, пытаюсь.
      Она собирается сорвать с него маску? Нет. Не стала на это напирать. И ни одной колючки из своего арсенала в него не всадила.
      - А что вас заставило записаться сюда?
      - Безработица.
      - У космического слесаря? Шутите. Вы, наверное, в черном списке.
      - Вроде того. В чьем-то. А вы зачем?
      - За деньгами.
      Вибрации ненависти начали проступать. Она великолепно владела собой, а бен-Раби не мог их скрыть. У него слишком болела голова для словесного фехтования или чтобы попытаться прощупать, какое у нее задание. Вооруженное перемирие продолжалось до самого прибытия лихтера к траулеру.
      Мойше ни на секунду не забывал, что она - сангарийка и что она с удовольствием выпила бы его кровь. Просто он на время отложил эти факты в сторону.
      По его вине погибли сотни из ее народа. И дети ее умирали медленной смертью. Она не может чего-нибудь не сделать. Ее заставят сангарийские традиции чести, требования Семьи.
      Но она не будет действовать сразу. Она здесь на задании. Сначала она его выполнит, так что Мойше может на время расслабиться.
      При всей его склонности к рефлексии и моральных принципах он не ощущал вины за то, что случилось на Сломанных Крыльях. И за последствия - тоже. Человечество и сангарийцы находились в состоянии войны, и первый выстрел сделали сангарийцы. Это была война скрытая, ведущаяся почти на личном уровне, но это не важно. Не важен и факт, что войну вели именно люди, а сангарийцы просто занимались бизнесом. Битвы - это битвы, жертвы - это жертвы, от чего бы и как бы они ни погибали.
      Почти все его товарищи и современники ненавидели сангарийцев, но для него это был народ как народ, а воевал он с ними за то, что они делали и что собой представляли.
      Он фыркнул. Такое мог бы сказать, и притом верить в свои слова, самый отъявленный расист.
      Его тошнило от торговли звездной пылью как таковой.
      - Беда моя в том, что я ничего не люблю и ничего не ненавижу, пробормотал он про себя.
      - Что?
      - Извините. Думал при включенном языке.
      Ему было все безразлично. Ничто его не трогало. Обезболивающие таблетки бросили его в нирвану. Или в бездонную черную яму, куда не доходил свет эмоций. Он не мог понять, куда именно.
      И ему это было все равно. На все наплевать. И он погрузился в изучение загадки, которую звали Маус.
      Бен-Раби считал, что знает Мауса лучше любого другого, за исключением адмирала. Они изучили друг друга на операциях, где работали вместе. Огонь тайной войны расплавлял их и сплавлял в единое целое...
      И все равно Маус оставался ходячей тайной. И бен-Раби не понимал его и боялся.
      Маус был единственный известный ему человек, который совершил убийство голыми руками. Убийство как явление не перешло в разряд ископаемых. Но из него ушло личное участие. Убийство стало механизированным делом, лишившись своей души. И это произошло так давно, что большинство гражданских не могли выдержать тех эмоций, которые испытывает человек в раже убийства.
      У них закорачивало мозги, они превращались в зомби, и ничего не происходило.
      Каждый мог нажать на кнопку и запустить ракету на уничтожение корабля или тысяч душ. Много маленьких перепуганных каждых так и делали. И тот же каждый на следующую ночь спал спокойно. Его дело было кнопка, а не взрыв. Для убийств такого рода открывались широкие возможности в отдаленных космических битвах с сангарийцами, пиратами Мак-Гроу или в каперских операциях мелких государств. Но убить человека лицом к лицу, руками, ножом или револьвером.., это требовало слишком большого личного участия. Люди Конфедерации не любили ни к кому подходить близко. Даже чтобы отнять жизнь. Люди знали, что возникновение такой нужды - это значит, что ты слишком глубоко влез.
      Люди Дня Сегодняшнего не хотели видеть лица в своих снах Бен-Раби был слишком во власти своих ассоциаций и не умел управлять полетом своих мыслей. Маус. Межличностные отношения. Эти две соединенные силы сталкивали его в яму страха.
      Мауса он знал давно, еще по Академии. Они вместе учились и вместе развлекались играми вроде гонок на солнечных парусниках в бешеных ветрах стареющей сверхновой. Их команда была непобедимой, и они всегда вместе пожинали урожай славы. Но постоянно отказывались быть больше, чем просто приятелями. Друзья - странные создания Они становятся обязанностью. Они превращаются в ходячий символ эмоционального долга и личной ответственности.
      Он слишком сблизился с Маусом. Ему нравился этот странный коротышка. И он подозревал, что у Мауса те же проблемы. А в их профессии дружба - это помеха. Она мешает профессиональной отстраненности и может привести к беде.
      Бюро им обещало, что после Сломанных Крыльев у них больше не будет совместных операций. И солгало, как всегда. Или эта операция была действительно критичной, срочной, требующей лучших работников Здесь можно гадать. Адмирал способен сказать, сделать и обещать что угодно, лишь бы работа была сделана.
      Спешка бывала всегда, но на это жаловаться не приходится. Поспешность - неотъемлемая черта структуры современного общества. Изменения происходят так быстро, что политические, оперативные и эмоциональные правила устаревают за сутки. Решения и акции, чтобы быть действенными, должны быть внезапными.
      И система постоянно тряслась под громовыми ударами опрометчиво принятых ошибочных решений.
      Сейчас бен-Раби был участником одной из немногих старых и стабильных программ Бюро. Наложить лапу на звездных рыб было задачей номер один еще до его рождения. И он подозревал, что останется таковой и долго после его смерти.
      Он боялся умереть от скуки. Очень мало было надежд, что его и Мауса отзовут раньше. Присутствие сангарийки изменило все правила.
      Он оставил все надежды получить от задания удовольствие.
      Как-то, когда-то, из-за сангарийки или из-за чего другого, ему или Маусу придется серьезно пострадать.
      По шаттлу пронесся звон, и корабль вздрогнул. Бен-Раби бросил терзаться мрачными мыслями.
      Лихтер ткнулся в материнский корабль, как поросенок в брюхо свиньи. Вслед за толпой Мойше пошел на борт звездолета. Он старался держаться поближе к бледной девушке-сейнеру. Не удастся ли продолжить с того места, на котором прервались?
      Он подумал, чем же она его так привлекла. Неужели только тем, что проявила заботу?
      Всех провели в большой общий зал, где их ждали несколько типов явно из высшего командования, "Еще одна лекция, - подумал Мойше. - Еще несколько тычков от скуки".
      И оказался наполовину прав.
      Не успели они устроиться, как один из высоких должностных типов заговорил:
      - Я - Эдуард Шуто, командир вашего корабля. Добро пожаловать на борт служебного корабля номер три от траулера "Данион", принадлежащего к флоту Пейна. - Очевидно, этим церемониальная часть и ограничивалась. Командир продолжал:
      - Мы законтрактовали вас в качестве срочной замены техников "Даниона", погибших при нападении акул. Откровенно говоря, звездоловы не любят посторонних и не доверяют им - в основном потому, что посторонние нам дают достаточно для этого оснований. Но ради "Даниона" мы постараемся добросовестно с вами сотрудничать до тех пор, пока не получим пополнения из наших яслей. В ответ мы просим только добросовестного сотрудничества с вашей стороны.
      Бен-Раби снова почувствовал легкое щекотание, будто пером. Полуправды порхали вокруг, как сорвавшиеся с цепи бабочки. У этого человека была какая-то задняя мысль. Он широко и высоко ставил дымовую завесу, и за ней было что-то, что может представлять интерес для него и Мауса. Мойше мысленно поставил на этом месте птичку.
      Ясли сейнеров были единственными в своем роде. Наземники мало что о них знали. Их использовали как романтическое место действия в головизионных драмах.
      Естественно, что эти спектакли имели мало отношения к реальности.
      Ясли сейнеров были спрятаны среди мертвых планетоидов где-то в глубоком космосе. Там жили старики и дети звездоловов, уча и учась. Лишь здоровые сейнеры зрелого возраста уходили с флотами в космос и рисковали в опасностях вроде той, что постигла "Данион".
      В отличие от родителей в Конфедерации звездоловы отдавали своих детей суррогатным родителям из любви. Они не считали молодых обузой, которая лишь мешает наслаждаться моментами быстротечной жизни.
      Бен-Раби слишком мало видел своего отца, чтобы выработать к нему какое-то эмоциональное отношение. А что он мог думать о своей матери? Она была той, кем была, и не могла быть никем другим. Дитя своего общества, сформированное средой высокого давления. Годы и предубеждения разъели соединявшую их тонкую пуповину, и теперь они принадлежали к разным племенам. Выросший между ними барьер было не пробить даже соединенными усилиями обеих сторон.
      Навещать ее -'- это было только зря терять время отпуска, но ведь был еще и ребенок.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.