Когда лошади напились, Браги привел верблюдов.
— Мальчишки никак не придут в себя. Пустыня их спалила.
— Да. Если бы мы смогли дотащить их до гор…
— А кто они, кстати?
— Их отцы были придворными Абуда, — пожал плечами Гарун.
— Ну не смех ли? Спасаем людей, которых даже не знаем.
— Это значит быть человеком, сказал бы Мегелин.
С того места, где остались мальчишки, донесся крик. Старший размахивал руками и куда-то показывал. Вдалеке, на красноватом фоне холма, виднелось облачко пыли.
— Бич Божий, — сказал Гарун. — Надо уходить.
Рагнарсон поднял мальчиков и составил караван из лошадей. Гарун тем временем засыпал яму, сожалея, что не может отравить воду.
Когда они пустились в путь, Браги весело сказал:
— Что ж, посмотрим, доберемся ли мы сегодня до этих гор.
Гарун состроил недовольную рожу. Настроение наемника было невозможно предсказать. Он обладал способностью веселиться в самый неподходящий момент.
Горы оказались такими же негостеприимными, как и пустыня. Там не было никаких троп, кроме тех, которые протоптали дикие звери. Путники одним за другим теряли своих лошадей. Люди и лошади были настолько истощены, что им редко удавалось пройти более четырех миль в день. Они блуждали, не зная пути, думая лишь о том, чтобы остаться в живых. Дни громоздились на дни, превращаясь в недели.
— Сколько еще? — спросил Браги. С того момента, когда они бежали из Аль-Ремиша, прошел месяц, и вот уже три недели они не видели преследователей.
— Прости, не знаю, — покачал головой Гарун. — Мне известно лишь то, что на другой стороне гор находятся Кавелин и Тамерис.
Теперь они крайне редко пускались в беседы. Были моменты, когда Гарун начинал ненавидеть своих спутников. Ответственность за них лежала на нем. И пока они были живы, бросить их он не имел права.
Истощение. Мышцы, вздувшиеся узлами от постоянного напряжения. Дизентерия от непривычной воды и скверной пищи. Каждый шаг представлялся непосильным предприятием. Каждая пройденная миля казалась бесконечной одиссеей. Постоянное чувство голода. Несчетное число ушибов и царапин от падений, вызванных усталостью. Время не имело ни конца, ни начала, оно было вечностью, за которую следовало сделать очередной шаг. Он перестал отдавать себе отчет в своих действиях, не зная, почему поступает так, а не иначе. Мальчишкам приходилось ещё хуже, и их существование целиком зависело от него.
Браги проявлял себя лучшим образом. Он обошел боль и неудобство, связанные с дизентерией. С младенческих лет он рос в диких предгорьях Тролледингии и приобрел потрясающую выносливость и силу воли. Гарун все слабел, лидерство постепенно переходило к Браги. Наемник взвалил на себя почти всю тяжелую работу.
— Надо бы остановиться, чтобы отдохнуть, — бормотал про себя Гарун. — Следовало бы где-нибудь отлежаться, чтобы восстановить силы.
Но за спиной маячил Нассеф, он надвигался подобно неумолимой стихии — неукротимый и непреклонный в преследовании жертвы. Интересно, почему Нассеф так его ненавидит?
Заржала лошадь. Браги громко вскрикнул. Гарун обернулся.
Лошадь оступилась и случайно ударила копытом мальчишку. И лошадь, и мальчик, покатились вниз по крутому склону. Мальчик лишь слабо вскрикнул, не в силах сопротивляться — случившееся избавляло его от мучений.
Гарун не ощутил даже отзвуков горя в своем сердце. Совсем напротив, он с отвращением понял, что испытывает чуть ли не удовлетворение. Его груз уменьшился на одного человека.
— Если мы будем и дальше тащить с собой животных, они убьют нас всех, — сказал Браги. — Так или иначе.
Гарун смотрел вниз. Может быть, стоит попробовать спуститься и взглянуть, что случилось с мальчишкой? Как же его звали? Этого он не мог вспомнить.
— Брось их, — безразлично сказал он и продолжил путь.
Дни тянулись за днями. Ночи были похожи одна на другую. Теперь они находились глубоко в горах Капенрунг. Гарун не знал, когда они миновали перевал, поскольку ландшафт казался ему совершенно однообразным. Он уже не верил в то, что горы когда-нибудь кончатся. Все карты лгали. Эти проклятые горы тянутся до самого края мира. Однажды утром, проснувшись особенно несчастным, он заявил:
— Сегодня я не сдвинусь с места.
Воля его надломилась.
Браги вскинул одну бровь и ткнул большим пальцем в ту сторону, где должна была находиться пустыня.
— Они сдались, — произнес Гарун. — По-другому не может быть. Если это не так, то они нас давно бы схватили.
Он огляделся по сторонам. Чужая, совершенно чужая страна. Хребет Джебал-аль-Алаф-Дхулкварнеги совсем не был похож на эти горы. Джебал был сух и почти лишен жизни. Вершины там имели закругленную форму. Эти же горы были значительно выше, и их вершины напоминали пилу. На склонах росли деревья такой высоты, которую он прежде даже не мог себе представить. Воздух казался ему ледяным. Снег, который раньше он видел только издали, здесь белел в каждой котловине, в каждом затененном месте. Все здесь провоняло хвоей. Это была совершенно чуждая для него земля, и он тосковал по дому.
Браги же, напротив, все сильнее пробуждался к жизни. Наемник чувствовал себя вполне уютно впервые с того момента, когда его встретил Гарун.
— Это похоже на страну, из которой ты пришел?
— Немного.
— Ты ничего не рассказываешь о своем народе. Почему?
— Просто нечего рассказывать, — ответил Браги и, оглядев окрестности, добавил:
— Если мы сегодня никуда не идем, нам надо найти место, откуда можно было бы скрытно вести наблюдение и где нас не могли бы обнаружить по следам.
— Разведай вокруг, а я пока все здесь уберу.
— Хорошо. — Северянин вернулся через пятнадцать минут и заявил:
— Нашел. Видишь там, чуть выше, сухое дерево? — Он указал вверх в гору. — За ним заросли папоротника и мхи. Там и укроемся. Нас не заметят, а мы зато увидим всех, кто приближается. Обойдешь вон ту скалу, а затем немного поднимешься по склону. Старайся не оставлять следов. Я пойду последним.
Гарун поплелся наверх, и вскоре к нему присоединился Браги. Он тщательно выбрал себе место для лежбища и сказал:
— Жаль, что у нас нет лука. Здесь мы господствуем над тропой. Так ты думаешь, что они бросили преследование? С какой стати, спрашивается? Ведь они были готовы загнать себя до смерти там, в пустыне.
— Может быть, именно это и произошло.
— Ты серьезно?
— Нет. Только не Нассеф. Жизнь не делает мне приятных подарков. А это был бы самый лучший…
Из глаз его брызнули слезы. Итак, вся его семья погибла. Мегелин умер. Гарун вытер слезинки со щек и сказал:
— Расскажи мне о своих родных.
— Я уже рассказывал.
— Расскажи ещё раз.
— У моего отца было поместье, называвшееся Драукенбринг, — начал Браги, поняв, что другу нужно отвлечься. — Наша семья объединялась с другими кланами… — Гарун мало что понимал в повествовании приятеля, но для него было достаточно просто слов. — …Старый король умер, и отец с Таном оказались противниками… Когда мы стали наемниками, Хаакен нашел именно то, что искал.
— А ты разве не нашел? Ведь ты уже получил свое отделение.
— Нет. Я не знаю, чего хочу, но, во всяком случае, не этого. Может быть, мне просто надо вернуться домой.
В уголках глаз Гаруна снова проступила влага. Юноша яростно ударил рукой по стеблям папоротника. Он не имеет права тосковать по дому! Слишком поздно предаваться бесполезным эмоциям! Гарун попросил Браги рассказать о тех городах, где ему удалось побывать. Мегелин Радетик был родом из Хэлин-Деймиеля.
Когда на дне каньона начали сгущаться тени, Рагнарсон сказал:
— Похоже, что сегодня у нас гостей уже не будет. Я пойду поставлю силки. Надеюсь, религия не запрещает тебе есть белок?
Гарун слабо улыбнулся. Диета жителей пустыни всегда ставила Браги в тупик.
— Нет, не запрещает.
— Слава богам. А теперь почему бы тебе не подыскать место для бивака?
Саркастический тон приятеля совершенно не трогал Гаруна. Он поднялся, опершись рукой на поваленное дерево. Поразительно, как меняется жизнь, подумал юноша. Став королем, он вынужден все делать сам. Когда он был четвертым сыном валига, ему никогда не приходилось самому за собой ухаживать.
— Впереди люди, — сказал Рагнарсон и, увидев удивленно поднятые брови приятеля, добавил:
— Разве ты не чувствуешь запаха дыма?
— Нет, — ответил Гарун. — Но тебе верю.
Уже дважды они обходили стороной поселения, Браги не доверял местным жителям. Однако в любом случае присутствие туземцев — враждебных или нет — вдохновляло. Это означало, что цивилизация где-то неподалеку.
— Я пойду на разведку.
— Действуй.
Близко. Уже очень близко. Но к чему, спрашивается? Хотя они не так спешили после того, как Бич Божий прекратил преследование, Гарун тем не менее оставался настолько утомленным и подавленным, что не мог решить, что делать дальше.
Избавиться от Нассефа. Перевалить через горы. Первое уже удалось. Второе вот-вот будет сделано. И далеко в тумане вставала новая задача: перековать идеалы роялистов в оружие, с помощью которого будут уничтожены Ученик и его бандиты-военачальники. Но деталей он пока себе не представлял, конкретных планов действий у него ещё не имелось. Гарун даже испытывал искушение присоединиться к Рагнарсону, когда тот вернется к своим братьям-наемникам.
Браги, по-видимому, действительно чувствовал, что конец их бегству уже близок, и все время говорил, как вернется в свою часть, как встретится с братом или хотя бы узнает в Высоком Крэге, что случилось с отрядом Хоквинда.
Гаруну хотелось стать королем даже меньше, чем Браги оставаться солдатом. Податься в наемники? Это будет жизнь, подчиненная весьма жестким и ясным правилам. Он будет точно знать свое место.
— Глупости, — прошептал Гарун. Его роль уже предначертана судьбой. И он не может отказаться от своего предназначения только потому, что оно ему не по вкусу.
Вернулся Рагнарсон.
— Там примерно двадцать человек из вашего племени, — объявил он. — Не знаю только — враги или друзья. Тебе стоит пойти взглянуть.
— Хм… — Судя по всему, это должны быть друзья. У сторонников Эль Мюрида нет никаких причин пересекать горы. Гарун последовал совету Браги и тайком прислушался к разговору обитателей пустыни.
Те действительно оказались роялистами. Выяснилось, что они ничуть не лучше Рагнарсона и его самого представляют, где находятся. Но им по крайней мере было известно, что где-то рядом существуют лагеря беженцев. Строительство сети лагерей финансировал валиг и его друзья по совету Мегелина Радетика. В то время уже стало ясно, что Ученик представляет серьезную угрозу.
Гарун по-прежнему тайком вернулся к Браги и сказал:
— Это — друзья. Нам следует объединить силы.
Северянин всем своим видом выражал сомнение.
— Теперь нам не придется беспокоиться по поводу туземцев, — продолжил Гарун.
— Возможно. Но после всего того, что мы пережили, я всем перестал доверять.
— Я с ними поговорю.
— Но…
— Я пошел.
— Посмотри! — воскликнул Гарун. — Здесь — один из военачальников отца. Белул! Эй! Сюда! — Он помахал рукой.
Они находились в лагере уже полчаса. Гарун, не веря в то, что им все же удалось спастись, бродил, как во сне, пытаясь отыскать знакомых. Рагнарсон тащился за ним следом, окидывая встречных равнодушным взглядом.
Человек, которого назвали Белул, посмотрел в их сторону и отбросил боевую секиру. Его лицо осветилось радостью.
— Повелитель!
Гарун бросился ему на шею со словами:
— А я-то думал, что все погибли.
— Почти все. Я боялся, что тебя тоже нет в живых. Но в то же время я верил в учителя и оказался прав. Ты здесь.
Лицо Гаруна омрачилось.
— Мегелин не смог спастись, он умер от ран. Да, кстати. Ты помнишь Браги Рагнарсона? Одного из людей Хоквинда. Он спас мне жизнь у соленого озера и во время осады Аль-Асвада. Браги сделал это ещё раз в Аль-Ремише. Его отрезали от основного отряда. Браги, это Белул. — Гарун все никак не мог успокоиться. — Он служил в гарнизоне Себил-эль-Селиба ещё в то время, когда на него напал Эль Мюрид.
— Да, я видел его в Аль-Асваде.
— Белул оказался единственным, кто тогда выжил. Позже он присоединился к моему отцу и стал одним из его лучших военачальников.
— Как мне отсюда добраться до Высокого Крэга? — спросил Браги. — Как только я немного отдохну…
Но его никто не слушал.
— Слушайте все! Слушайте все! — закричал Белул. — Среди нас — король! Слава королю!
— Перестань, — взмолился Гарун и тут же без паузы продолжил:
— Мы заблудились в горах. Думал, что нам уже никогда не выбраться.
Белул, не слушая своего повелителя, продолжал кричать. Вокруг них, не проявляя никакого энтузиазма, начали собираться люди.
— Кто ещё уцелел? — спросил Гарун.
— Пока ещё трудно сказать. Я и сам здесь недавно появился. Но где же учитель?
Гарун недовольно поморщился. Белул его не слушал.
— Он не выжил. Погибли все, кроме двух мальчишек. Сам Бич Божий гнался за нами. Только через месяц мы сумели от него оторваться.
— Очень жаль. Совет старика был бы нам очень кстати.
— Знаю. Никудышный обмен — Мегелин за корону. Он спас меня для королевства. Ну что я за король? У меня ничего нет. Я самый нищий монарх за всю историю.
— Это не так, — возразил Белул. — Расскажите ему, — обратился военачальник к беженцам.
Некоторые из них охотно закивали, другие покачали головами — в зависимости от того, кто как оценивал положение.
— Сторонники твоего отца основали несколько дюжин лагерей, повелитель. У тебя есть народ, есть и армия.
— Армия? Неужели ты, Белул, не устал от сражений?
— Эль Мюрид пока жив.
Для Белула это был вполне исчерпывающий ответ. Пока Эль Мюрид живет, резня под Себил-эль-Селибом и гибель его семьи остаются не отмщенными. Он воевал уже двенадцать лет и будет воевать до тех пор, пока не погибнет Ученик.
— Я направлю гонцов в остальные лагеря, — сказал Белул. — Посмотрим, что имеем, и затем начнем строить планы.
— Если отправите гонца на запад, — сказал Браги, — то отпустите меня вместе с ним. Хорошо?
Ответа не последовало, и Рагнарсон в сердцах сплюнул.
— Сейчас мне вполне достаточно просто быть здесь, — сказал Гарун. — Я, Белул, совершенно обессилел. Уложи меня где-нибудь спать.
Три дня он занимался тем, что спал или просто так валялся на койке. Наконец он поднялся, вышел из хижины и на негнущихся ногах отправился осматривать свои новые владения.
Лагерь был сооружен близ одной из вершин хребта Капенрунг. Как много деревьев! Он так и не смог привыкнуть к деревьям. Вглядываясь в прорубленные топором просеки, он видел лишь бесконечные ряды деревьев. Они выводили его из равновесия точно так же, как пустыня — Браги.
Уже довольно давно он не видел наемника. Интересно, куда он делся?
— Сегодня прибыли ещё сорок три человека, повелитель, — доложил Белул. — Горы кишат беглецами.
— Мы сможем их устроить?
— Друзья учителя знали, что делали. Они оставили нужные инструменты и значительные запасы пищи.
— Несмотря на это, нам придется многих переместить. Здесь всего лишь перевалочный пункт и место отдыха, а вовсе не конец пути. Он посмотрел на склон горы, где по приказу Белула сооружались блокгаузы и возводилась ограда. — Где мой друг? — спросил Гарун.
— Он отправился на запад вместе с нашим курьером. Очень решительный парень. Торопился вернуться к своим.
На какое-то мгновение Гарун ощутил пустоту. За время бегства между ним и Браги возникли крепкие узы. Ему будет не хватать общества этого северянина.
— Я трижды обязан ему жизнью, Белул. И теперь я не в силах вернуть этот долг.
— Я дал ему лошадь.
Гарун недовольно нахмурился. Не слишком большая награда. Затем, указывая на фортификационные сооружения, он спросил:
— А это зачем?
— Нам потребуются базы, когда мы начнем наносить удары по Хаммад-аль-Накиру. До Аль-Ремиша отсюда не так уж и далеко.
— Если знать туда дорогу.
— Это верно, — улыбнулся Белул.
Гарун посмотрел на деревья и на реку, бегущую у подножия горы. Ему было трудно поверить в то, что родные края лежат неподалеку.
— Здесь все так тихо и мирно, Белул.
— Это ненадолго, повелитель.
— Знаю. Внешний мир нас так просто не отпустит.
ГЛАВА 3
ТОЛСТЫЙ МАЛЬЧИШКА
Заплывший жиром мальчишка истекал потом. Он сидел в пыли и едва слышно посылал проклятия в адрес своего господина. В это время года следовало быть на севере, а не в кипящей, орошаемой тропическими дождями дельте реки Реи. В Некремносе, где они находились весной, было уже плохо, в Тройесе, месяц тому назад, не лучше. Но Аргон летом превращался в сущий ад. Старикан просто свихнулся.
Он приоткрыл один черный глаз, скривил лунообразную смуглую физиономию и покосился на господина.
Ну, где ещё можно встретить такую развалину? Тень стены Квартала чужеземцев несколько скрашивала физиономию старца. Но даже полночная тьма была не в силах скрыть его возраст, следы дебильности на лице и слепоту.
Старик дремал.
Рука мальчика метнулась к потертому кожаному мешку и мгновенно вернулась назад, сжимая твердый, как камень, хлебец.
От удара посоха господина взметнулась пыль.
— Маленький неблагодарный негодяй! Гнусный воришка! Красть у старого человека!
Да, он переступил этот порог. Добывать пропитание становилось все труднее. Вот уже год, как добывание пищи забирает все его силы.
Старик попытался подняться, но ноги его подвели, и он упал на спину, нелепо размахивая посохом.
— Я все слышал. Ты смеялся надо мной. Ты горько пожалеешь об этой минуте…
Прохожие не обращали на них внимания. И это было очень скверное предзнаменование.
В свое время господин умел привлекать горожан помимо их воли. При помощи своих фокусов и веселой болтовни он мог обобрать даже самых хитроумных.
Монотонно напевая: «Скиньте покровы, взгляните в глаза времени, пронзите взором мглу, отворите врата судьбы…», он гадал по руке, используя для этого черную ткань и магический кристалл. И люди платили.
Толстый мальчишка покачал головой. Какой дурак. Пора признаться себе, что он уже давно перерос это.
Мальчишка ненавидел старика. Всю свою жизнь он странствовал вместе с этим бродячим шарлатаном и ни разу за все это время не услышал от него ни единого доброго слова. Старикан постоянно придумывал новые, все более изощренные мучения для ребенка. На это фантазии у него хватало. Он даже не дал ему никакого имени. Но жирный мальчик не убегал. До недавнего времени даже мыслей об этом не было.
Когда старику удавалось раздобыть достаточно денег, чтобы принять изрядное количество вина, он начинал бубнить о том, что в свое время был придворным шутом у одного весьма могущественного человека, и его изгнание каким-то образом связано с мальчишкой. Теперь ребенку приходилось расплачиваться за это. Старик сумел привить мальчику сильный комплекс вины. Шарлатан рассчитывал на то, что мальчишка, повзрослев, станет его опорой и кормильцем.
Юный толстяк, темный, как пыль на улицах восточных городов, потел, бил мух и боролся с искушением. Он был уверен, что сумеет прожить один. За годы скитаний ему удалось многому научиться.
Иногда, когда старец засыпал, мальчик самостоятельно давал представления. Он был первоклассным чревовещателем и заставлял говорить различные принадлежащие господину предметы. Чаще всего это были череп обезьяны или чучело филина. Иногда, осмелев, он заставлял слова звучать из уст спящего старца.
Однажды старик застал его за этим занятием врасплох и избил до полусмерти.
Господин называл себя самыми разными именами в зависимости от того, кто его на сей раз преследует — или ему казалось, что преследует. Любимыми его именами были Фигер и Саджак. Мальчик не сомневался, что оба эти имени вымышленные.
Он упорно пытался узнать подлинное имя старца в надежде, что оно может стать ключом к загадке его собственного происхождения.
Желание узнать, кем он является на самом деле, было главной причиной того, что мальчишка не пытался улучшить свое положение.
Он знал точно, что в родстве с Саджаком не состоит. Старик был светлокожим, тощим и высоким блондином с выцветшими серыми глазами. Одним словом, он был родом с Запада.
Между тем самые ранние воспоминания ребенка были связаны с Востоком. С Матаянгой. С Эскалоном. С легендарными городами Джанин, Немик, Шустал-Ватка и Татарьян. Они взбирались даже на дикий хребет Сегастур, где на высоких утесах стояли монастыри Теон Синга, со стен которых виднелись бесконечные темные равнины Империи Ужаса.
Даже в то время он задавал себе вопросы, почему судьба свела его с Саджаком и какая сила заставляет этого человека пребывать в вечном движении.
Саджак, кажется, снова заснул.
Голод раздирал своими когтями внутренности мальчишки. Он вообще не мог припомнить такого момента, когда был сытым.
Его руки снова метнулись к сумке, но та оказалась пустой.
Старик на попытку кражи не отреагировал. На сей раз он действительно уснул.
Видимо, настало время пополнить опустевшую кладовую.
Добыть деньги честным путем было чрезвычайно трудно даже в самые лучшие времена…
Он шагал вразвалку и казался со стороны медлительным и неуклюжим. Быстрым он действительно не был, но зато был ловок. Ловок и хитроумен. И к тому же смел.
Он украл кошелек у капитана городской охраны так незаметно, что тот завопил лишь после того, как вошел в таверну и заказал себе вина.
Но к тому времени толстый мальчишка уже покупал себе сладости в трех кварталах от места кражи.
Его большим недостатком, однако, была легко запоминающаяся внешность.
Капитан охраны, к сожалению, совершил серьезную тактическую ошибку. Он начал выкрикивать угрозы жестоко наказать воришку до того, как преступник оказался в его руках.
Юный толстяк завопил и бросился бежать. Он боялся, что его заберут в рабство или искалечат. А то и отрубят голову.
Ему удалось скрыться и вернуться к Саджаку ещё до того, как тот проснулся.
Сердце мальчишки продолжало отчаянно колотиться, хотя дыхание уже успокоилось. На этой неделе его едва не схватили трижды. Шансов ускользнуть в следующий раз становилось все меньше. Скоро все начнут искать толстого и смуглого воришку с ловкими руками. Настало время отсюда уходить.
Но старикан двигаться не желал. Он, видимо, решил пустить здесь корни.
Необходимо срочно что-то предпринять.
Саджак неожиданно пробудился.
— Что ты теперь затеял? Опять хочешь украсть мою еду? — выпалил он и протянул руку к сумке. Сумка оказалась полной. — Откуда? — прошамкал старец.
Жирный мальчишка ухмыльнулся. Он всегда покупал черствый хлеб, зная, что зубы у старика никуда не годятся.
— Воруешь? — Саджак с трудом поднялся на ноги. — Я проучу тебя, жалкий прыщ!
Что-то срочно необходимо делать.
Когда старец утомился и экзекуция закончилась, мальчишка заныл:
— Господин, приходил человек, когда ты был спанный.
Итак, время настало.
— Какой человек? Я никого не видел.
— Он приходить, когда господин был в медитации. Знаменитый в городе человек. Предлагать оболов тридцать за гадать по куриным кишкам, чтобы выбрать жениха для дочери. Один богатый, другой бедный. Человек хочет богатого, а дочь любить бедного. Чтобы был секрет от дочери, сказал приходить в полночь. Лично я сказал, что господин иметь суверенные познания преодолеть любовь, которые может употребить за двадцать оболов экстра.
— Лжец! — Его посох бессильно опустился. — Двадцать и тридцать? Значит, в полночь?
Предложение означало изобилие вина и сладостное забытье.
— Истина произнесена мною, господин.
— Где?
— На Верхней улице. У Ближней дороги, неподалеку от Фадема. Ворота стоять открытыми.
— Пятьдесят оболов? — злобно хихикнул Саджак. — Передай-ка мне мои зелья. Я намешаю ему такую отраву, от которой даже на жабе вырастет шерсть.
Жирный подросток мог спать в любых условиях, но сейчас, в ожидании полуночи, он не мог сомкнуть глаз.
Дождь начался, как всегда, через час после наступления темноты. Старик завернулся в плащ, а толстый мальчишка — в свои лохмотья. Наступило время либо признаться во лжи, либо продолжить начатое.
Мальчишка решил продолжить.
Он помог господину взобраться на спину облезлого осла и повел животное по тихим улицам, стараясь выбирать самые темные и делая неожиданные повороты, чтобы сбить старика с толку. Ни грабители, ни стражники их не побеспокоили.
Их путь шел мимо замка Фадем — резиденции королевы Фадемы. И там никто ими не заинтересовался.
Наконец они достигли избранного мальчишкой места.
Аргон расположился на треугольном острове, связанном с другими островами дельты понтонными мостами. Вершиной треугольник был обращен вверх по течению, и оба рукава реки были в этом месте самыми узкими. Поэтому древние строители возвели здесь самые высокие стены, поднимающиеся прямо из воды.
В сотне футов ниже и в четверти мили к югу находился один из понтонных мостов. Он связывал столицу с пригородами, разместившимися на близлежащем острове. Далее за островом в темноте находились рисовые поля — основа благосостояния Аргона.
Но толстому мальчишке было на все это плевать. Экономика его не интересовала.
— С этого места надо идти пешком, — сказал он. — Важный господин бояться, что животные портить сад.
Старик поворчал, но все же позволил мальчишке снять себя со спины осла.
— Сюда, — сказал толстяк, беря Саджака за руку.
— Что б ты сдох! — просипел старец через минуту, поднимаясь из дождевой лужи глубиной несколько дюймов.
— Это уже второй раз! — Бах! — Ты делаешь это нарочно! — Бах! — Следующий раз обходи лужи стороной!
— Приношу нижайшую извинительность, господин. Клянусь быть наивнимательнейшим. — Уголки его губ искривились в ухмылке.
— О горе! На тропе опять лужа.
— Обойди.
— Достижение обхождения нет возможность. С каждой из сторон раскинуться цветники. Важный господин не возрадуется. Лично я свершать прыжок. Поддержу господина, когда он тоже свершать прыжок.
Он тщательно установил старца лицом в нужном направлении, а затем подпрыгнул на месте и, неестественно хрюкнув, произнес:
— Это так просто, господин. Но прыгать подальше, чтобы не замокнуть.
Старец выругался и потыкал пустоту впереди себя посохом.
— Вперед, господин. Прыгать! Важный хозяин сердится, если мы опоздать. Прыгайте. Лично я поймать.
Сердце толстого мальчишки бешено колотилась, кровь стучала в ушах. Старик наверняка слышит шум, который они производят…
Саджак изрыгнул последнее проклятие, чуть присел и прыгнул вперед.
Вопить он начал, лишь оказавшись на полпути к реке.
Напряжение мгновенно исчезло, и жирный мальчишка, воздев кулаки к небу, пустился в пляс.
— Эй! Что здесь происходит?
К краю стены мчался солдат городской стражи. Жирный мальчишка бросился к ослу, но животное отказалось двигаться.
Оставалось только блефовать.
Стражник, приблизившись, чуть не утонул в море слез.
— О горе! — завывал юный толстяк. — Я есть наиглупейший из всех глупцов.
— Что случилось, сынок?
Толстый мальчишка залопотал. В этом деле он был мастер.
— Дедушка лично меня, единственный родной в мире, только что прыгать со стены. Я есть идиот. Поверил, что он хотеть посмотреть на реку в глубокий ночь. — Он сделал вид, будто пытается взять себя в руки. — Единственный родич. Страдать от смертельный болезнь. Страшная боль. Лично я есть дурень из дурней. Надо было знать…
— Успокойся, сынок. Все будет хорошо. А может быть, это и к лучшему? Как ты думаешь? Если боль была настолько невыносимой…
Стражник уже давно патрулировал этот участок стены и видел много прыгунов в реку. Брошенные любовники. Обманутые мужья. Люди, страдавшие от чувства вины. Просто бедняки.
Большинство из них бросались в воду средь бела дня, желая, чтобы их последний жест презрения к миру был этим миром замечен. Но страдающий от рака человек был озлоблен не на весь мир, а всего лишь на его богов. А эти негодяи с извращенным сознанием видели ночью так же хорошо, как и днем. У стражника не возникло никаких подозрений.
— Ступай в казармы. Там переночуешь, а утром посмотрим, что можно для тебя сделать.
Жирный мальчишка не знал чувства меры. Он протестовал, выл, бился в конвульсиях и делал вид, что готов броситься со стены вслед за своим последним родственником.
Страж порядка решил, что парня следует задержать и отвести в казармы.
Если бы юнец не столь рьяно проявлял свое горе, то вполне мог бы удалиться самостоятельно. Стражник не стал бы возражать. Улицы города кишели бездомными сиротами.
Тот же солдат разбудил мальчишку утром после первой в жизни ночи, проведенной им в настоящей постели.
— Доброе утро, сынок. Сейчас самое время поговорить с капитаном.
Толстяком овладели нехорошие предчувствия. Сколько капитанов может быть в городской страже? Видимо, не так много. Рисковать нельзя.
— Лично я оголодавший. Умирать от недоедания.
— Постараемся что-нибудь устроить, — произнес стражник, бросив на мальчишку странный оценивающий взгляд.
Юнец решил, что настало время продемонстрировать неутешное горе. Он зарыдал, словно не сразу поняв, что все происшедшее не было дурным сном.
Стражник, казалось, был вполне удовлетворен.
В солдатской столовой мальчишка набил брюхо, а в те моменты, когда на него никто не смотрел, — карманы. Насытившись до отвала, юный толстяк отправился вслед за стражником к капитану.
Пока солдат докладывал начальству, юнец выскользнул через боковую дверь. Он узнал голос офицера. Предчувствие его не обмануло.
В конюшне он едва не попался. Осел категорически отказывался покинуть место со столь обильной пищей. Но мальчишка все же сумел заставить животное двигаться, и капитан не успел его заметить.
Он решил совсем уйти из Аргона. Капитан, сообразив, кто ускользнул из его рук, наверняка объявит общий розыск. Саджак давным-давно внушил ему, что лучший способ избежать внимания полиции — бежать из города, как только она начнет проявлять беспокойство.