Боманц вспомнил смех, и шутки, и ужасно серьезные полночные диспуты о значении всего на свете, и бес тоски укусил его. Что сталось с тем хитроумным, лукавым юнцом? Какой-то незримый стражник рассудка заключил его в кургане на задворках мозга, и там он лежит в мертвом сне, пока его место занимает лысый, мрачный, толстобрюхий гном... Они крадут нашу юность и не оставляют нам иной, кроме юности наших детей...
      - Ну, пойдем. Расскажешь нам о своих исследованиях. - "Кончай лить слезы над собой, Боманц, старый ты дурак". - Четыре года, а в письмах одни прачечные да споры в "Дельфине на берегу". Еще бы не на берегу - в Весле-то. Хотел бы я перед смертью увидеть море. Никогда не видал. - "Старый дурак. И это все, на что ты способен - мечтать вслух? Интересно, будут ли они смеяться, если сказать им, что в глубине души ты еще молод?" - У него бред, - пояснила Жасмин.
      - Это кто тут, по-твоему, впал в маразм? - возмутился Боманц.
      - Папа, мама - дайте мне передохнуть. Я только что приехал.
      Боманц глубоко вдохнул.
      - Он прав. Мир. Тишина. Перерыв. Шаб, ты судья. Знаешь, боевых коней вроде нас нелегко отучить.
      - Шаб обещал мне сюрприз,, прежде чем ты спустился, - сказала Жасмин.
      - Ну? - осведомился Боманц.
      - Я помолвлен. Скоро женюсь.
      "Как так? Это мой сын. Мое дитя. На прошлой неделе я менял ему пеленки... Время, ты - безжалостный убийца, я чую твое ледяное дыхание, я слышу гром твоих железных копыт..." - Хм. Юный глупец. Извини. Ну так расскажи о ней, раз больше ни о чем говорить не можешь.
      - Расскажу, если смогу вставить хоть слово.
      - Помолчи, Боманц. Расскажи о ней, Шаб.
      - Да вы уже кое-что знаете, наверное. Она сестра Токара, Слава.
      Желудок Боманца рухнул куда-то в пятки. Сестра Токара. Токара, возможного воскресителя.
      - В чем дело, пап?
      - Сестрица Токара, да? Что ты знаешь об их семье?
      - А в чем дело?
      - Ни в чем. Я спросил, что ты о них знаешь.
      - Достаточно, чтобы знать, что хочу жениться на Славе. Достаточно, чтобы считать Токара своим лучшим другом.
      - Достаточно?! А если они - воскресители? На лавку обрушилась тишина. Боманц глядел на сына. Шаблон смотрел на отца. Дважды пытался ответить, но молчал. В воздухе повисло напряжение.
      - Папа...
      - Так думает Бесанд. Стража следит за Токаром. И за мной. Пришло время Кометы, Шаб. Десятое возвращение. Бесанд чует большой заговор воскресителей. И давит на меня. После этой истории с Токаром будет давить еще больше.
      Шаблон втянул воздух сквозь зубы. Вздохнул.
      - Может, мне не следовало возвращаться домой. Вряд ли я чего-то добьюсь, уворачиваясь от Бесанда и сражаясь с тобой.
      - Нет, Шаб, - возразила Жасмин. - Твой отец не будет скандалить. Бо, ты не будешь скандалить. Не будешь.
      - Гм-м. - "Мой сын помолвлен с воскресительницей?" Боманц отвернулся, глубоко вдохнул, тихо выбранил себя. Делаем поспешные выводы? По чьему слову Бесанда?
      - Извини, сынок. Он меня просто заездил. Боманц покосился на. Жасмин. Бесанд был не единственным его проклятием.
      - Спасибо, пап. Как твои исследования? Жасмин что-то бормотала.
      - Сумасшедший какой-то разговор, - заметил Боманц. - Все задают вопросы, и никто на них не отвечает.
      - Дай денег, Бо, - потребовала Жасмин.
      - Зачем?
      - Вы двое "здрасьте" не скажете, пока не начнете свои заговоры плести. А я пока на рынок схожу.
      Боманц ждал. Жасмин обошлась без обычного арсенала ядовитых фразочек о горькой женской судьбе. Боманц пожал плечами и высыпал горсть монет в ладонь жены.
      - Пошли наверх, Шаб.
      - Она стала мягче, - заметил Шаблон, когда они поднялись на чердак.
      - Я что-то не заметил.
      - Ты тоже. А дом совсем не изменился. Боманц зажег лампу., - Все так же тесно, - посетовал он, берясь за копье-тайник. - Надо будет новую сделать. Эта уже потерлась. - Он разложил карту на маленьком столике.
      - Добавлений немного.
      - А ты попробуй избавиться от Бесанда. - Боманц постучал по шестому кургану. - Вот. Единственное препятствие у меня на пути.
      - Это единственный возможный путь, папа? Может, легче взять верхние два? Или даже один? Тогда у тебя будет шанс пятьдесят на пятьдесят угадать два оставшихся.
      - Я не гадаю. Мы же не в карты играем. Если при первой сдаче сыграешь неправильно - второй не будет.
      Шаблон подтащил табурет, глянул на карту. Побарабанил по столу пальцами. Боманца передернуло.
      ***
      Прошла неделя. Семейство приспособилось к новому ритму жизни - включая жизнь под все более внимательным взглядом Наблюдателя.
      Боманц чистил секиру из захоронения теллекурре. Сокровищница. Сущая сокровищница. Общая могила, прекрасно сохранившиеся оружие и доспехи. В лавку вошел Шаблон.
      - Тяжелая была ночь? - Боманц поднял глаза.
      - Не слишком. Он, кажется, готов сдаться.
      - Мен-фу или Бесанд?
      - Мен-фу. Бесанд раз шесть заглядывал. - Сторожили отец с сыном посменно. Оправданием служил ворюга Мен-фу, но на самом деле Боманц надеялся вымотать Бесанда еще до появления Кометы. Трюк не срабатывал.
      - Мама приготовила завтрак. - Боманц принялся складывать мешок.
      - Подожди, папа. Я тоже с тобой.
      - Отдохнул бы.
      - Да ладно. Охота мне в земле поковыряться.
      - Ну давай. - "Что-то мучит парня. Может, он готов поговорить?" Они редко беседовали. До университета их отношения были одним сплошным скандалом, где Шаблон всегда только защищался... За эти четыре года он вырос, но в глубине души оставался все тем же мальчишкой. Он не был еще готов встретиться с отцом как мужчина с мужчиной. А Боманц недостаточно постарел, чтобы не видеть в Шаблоне того мальчишку. Так постареть нелегко. Когда-нибудь его сын посмотрит на своего сына и подумает: "Как же он вырос..." Продолжая очищать булаву от наростов грязи, Боманц криво усмехнулся самому себе. "Об отношениях он думает. Разве это на тебя похоже, старый ты пень?" - Эй, пап! - позвал Шаблон из кухни. - Чуть не забыл. Прошлой ночью я видел Комету.
      Когтистая лапа вцепилась Боманцу в живот. Комета! Нет, не может быть. Не сейчас. Он еще не готов.
      ***
      - Наглый, мелкий ублюдок! - Боманц сплюнул. Он и Шаблон сидели в кустах, наблюдая, как Мен-фу вышвыривает из раскопа предметы. - Я ему ногу сломаю!
      - Подожди минутку. Я обойду кругом и перехвачу его, когда он побежит.
      - Нечего руки марать. - Боманц фыркнул.
      - Очень хочется, папа. Счеты бы с ним свести.
      - Ладно.
      Мен-фу высунул из ямы уродливую головку, нервно огляделся и снова ушел в землю. Боманц двинулся вперед.
      Подойдя поближе, он услыхал, как вор разговаривает сам с собой:
      - Ох, чудненько. Чудненько. Каменное сокровище. Каменное сокровище. Эта жирная мартышка его не заслуживает. Все к Бесанду подлизывается, подлый.
      - Мартышка, говоришь, жирная? Ну погоди. - Боманц сбросил с плеч мешок и инструменты, покрепче взялся за лопату.
      Мен-фу выбрался из раскопа, держа в руках охапку древностей. Глаза его широко распахнулись, губы беззвучно зашевелились. Боманц размахнулся.
      - Ну, Бо, только не...
      Боманц ударил. Мен-фу отпрыгнул, получил лопатой по ноге, взвыл, уронил свою ношу, замахал руками, свалился в раскоп и вылез с дальней стороны ямы, привизгивая, как недорезанная свинья. Боманц проковылял за ним, нанес могучий удар по ягодицам супостата, и Мен-фу побежал. Подняв лопату, Боманц метнулся за ним с воплем:
      - Стой, ворюга, сукин ты сын! Будь мужиком, ты!
      Он нанес последний мощный удар и, промахнувшись, не удержался на ногах. Боманц вскочил и, воздев лопату, продолжил погоню.
      На Мен-фу кинулся Шаблон, но вор протаранил его и исчез в кустах. Боманц врезался в сына, и они вместе покатились по земле.
      - К черту, - пропыхтел Боманц. - Все равно сбежал.
      Он распростерся на спине, тяжело дыша. Шаблон захохотал.
      - Что смешного, черт тебя дери?
      - Лицо у него было... Боманц хихикнул:
      - Не много же от тебя было помощи. И они оба расхохотались.
      - Пойду лопату свою отыщу, - выдавил наконец Боманц.
      Шаблон помог отцу встать.
      - Если бы ты мог себя видеть, пап!
      - Хорошо, что не видел. А то меня удар бы хватил. - Боманц снова начал хихикать.
      - Ты в порядке, пап?
      - Да. Просто.., не могу одновременно смеяться и переводить дыхание. Ох-хо-хо... Если я сейчас сяду, то уже не встану.
      - Пошли копать. Это тебе поможет. Ты вроде тут лопату обронил?
      - Вот она.
      Отсмеяться Боманц не мог все утро. Стоило ему вспомнить позорное бегство Мен-фу, и он не мог удержаться от хохота.
      - Пап! - Шаблон работал на дальнем краю раскопа. - Глянь сюда. Наверное, поэтому он нас и не заметил.
      Подхромав поближе, Боманц увидел, что Шаблон счищает землю с превосходно сохранившегося нагрудника, черного и блестящего, как полированный оникс. В центре его сверкал серебром сложный узор.
      - Угу. - Боманц выглянул из ямы. - Никого не видно. Получеловек-полузверь. Это Меняющий Облик.
      - Он вел теллекурре.
      - Но его не могли похоронить здесь.
      - Это его доспехи, папа.
      - Черт, я и сам вижу. - Он снова высунулся, как любопытный еж. Никого. Сиди тут и сторожи. А я его откопаю.
      - Ты сиди, папа.
      - Ты всю ночь здесь торчал.
      - Я намного моложе тебя.
      - Я себя превосходно чувствую, спасибо.
      - Какого цвета небо?
      - Голубое. Что за идиотский...
      - Ур-раа! Мы хоть в чем-то согласны. Ты самый упрямый старый козел...
      - Шаблон!
      - Извини, пап. Копать будем по очереди. На первую кинем монетку.
      Боманц проиграл и устроился на краю раскопа, подложив рюкзак под спину.
      - Надо будет расширить раскоп. Если мы и дальше будем идти вглубь, первый же хороший дождь все зальет.
      - Да, грязищи будет немало. Стоило бы и дренажную канаву сделать. Эй, пап, в этих доспехах никого нет. Зато есть и остальные части. - Шаблон извлек латную перчатку и часть поножи.
      - Да? Придется сдавать.
      - Сдавать? Почему? Токар даст за это целое состояние!
      - Может быть. А если наш друг Мен-фу заметит? Он же нас из вредности сдаст Бесанду. А с Бесандом нам надо оставаться приятелями. Эта штука нам не нужна.
      - Не говоря уже о том, что он мог сам ее и подложить.
      - Что?
      - Ну, ее тут не должно быть, верно? И тела в доспехах нет. И почва рыхлая.
      Боманц помычал. Бесанд вполне был способен на обман.
      - Оставь все как есть. Я пойду приволоку его.
      ***
      - Кисломордый старый придурок, - пробормотал Шаблон, когда Наблюдатель отбыл. - Об заклад бьюсь, что он нам эту штуку подсунул.
      - Что Толку ругаться, если вделать мы ничего не можем. - Боманц опять прислонился к рюкзаку.
      - Что ты делаешь?
      - Бью баклуши. Расхотелось мне копать. - Все тело Боманца ныло. Утро выдалось тяжелое.
      - Надо сделать сколько сможем, пока погода не испортилась.
      - Вперед.
      - Папа... - Шаблон замялся, потом начал снова: - Почему вы с мамой все время ругаетесь?
      Боманц задумался. Истина слишком хрупка, а Шаблон не застал их лучших лет...
      - Наверное, потому, что люди меняются, а никто не хочет этого. - Он не мог выразиться точнее. - Ты видишь женщину: чудесную, удивительную, волшебную, как в песне. Потом ты узнаешь ее поближе, и восхищение проходит. На его место становится привычка. Потом исчезает и она. Женщина оплывает, седеет, покрывается морщинами, и ты чувствуешь, что тебя обманули. Ты ведь помнишь ту озорную скромницу, с которой ты встречался и болтал, пока ее отец не пригрозил тебя выставить пинком. Ты чураешься этой незнакомки - и начинаешь скандалить. У твоей мамы, наверное, то же. В душе мне все еще двадцать, Шаб. Я понимаю, что постарел, только заглядывая в зеркало или когда тело не подчиняется мне. Я не замечаю брюха, и варикозных вен, и остатков седых волос. А ей со мной жить.
      Каждый раз, заглядывая в зеркало, я поражаюсь. Я думаю - что за чужак отнял мое лицо? Судя по виду - гнусный старый козел. Из тех, над которыми я так издевался в двадцать лет. Он пугает меня, Шаб. Он вот-вот умрет. Я пойман им, но я еще не готов уходить.
      Шаблон присел. Его отец редко говорил о своих чувствах.
      - И так должно быть всегда?
      Может, и не должно, но всегда бывает...
      - Думаешь о Славе, Шаб? Не знаю. От старости не сбежишь. И от перемен в отношениях - тоже.
      - Может, все будет иначе. Если нам это удастся...
      - Не говори мне "может быть", Шаб. Я тридцать лет жил этим "может быть". Язва попробовала желудок на зуб. - Может, Бесанд и прав. Насчет ложных причин.
      - Папа! О чем ты? Ты отдал этому всю жизнь!
      - Шаб, я хочу сказать, что напуган. Преследовать мечту - это одно. Поймать - совсем другое. Того, что ожидал, никогда не получаешь. Я предчувствую несчастье. Может, это мертворожденная мечта.
      Лицо Шаблона последовательно сменило несколько выражений.
      - Но ты должен...
      - Я не должен ничего, кроме как быть антикваром Боманцем. Мы с твоей мамой долго не протянем. Эта яма обеспечит нас до конца.
      - Если ты дойдешь до конца, ты проживешь еще долго и намного более...
      - Я боюсь, Шаб. Боюсь сдвинуться с места. В старости такое бывает. Страх перемен.
      - Папа...
      - Мечты умирают, сынок. Те немыслимые, дикие сказки, которые заставляют жить, - невозможные, неисполнимые. Мои светлые мечтания умерли. Все, что я вижу, - это гнилозубая ухмылка убийцы.
      Шаблон выкарабкался из раскопа. Сорвал стебелек сладкой травы, пососал.
      - Пап, как ты себя чувствовал, когда женился на маме?
      - Обалдевшим. Шаблон рассмеялся:
      - Ладно, а когда шел просить ее руки? По дороге?
      - Думал, что на месте обмочусь. Ты своего дедушку не видывал. О таких, как он, и рассказывают в сказках про троллей.
      - Что-то вроде того, как ты себя чувствуешь сейчас?
      - Примерно. Да. Но не совсем. Я был моложе, и меня ждала награда.
      - А теперь - разве нет? Ставки повысились.
      - В обе стороны. И на выигрыш, и на проигрыш.
      - Знаешь что? У тебя просто кризис самоуверенности. И все. Через пару дней ты снова будешь бить копытом.
      Тем вечером, когда Шаблон снова ушел, Боманц сказал Жасмин:
      - У нас с тобой умный сын. Мы с ним поговорили сегодня. По-настоящему, в первый раз. Он удивил меня.
      - С чего бы? Он же твой сын.
      ***
      Сон был ярче, чем когда-либо, и пришел он раньше. Боманц просыпался дважды за ночь. Больше заснуть он не пытался. Вышел на улицу, присел на ступеньках, залитых лунным светом. Ночь выдалась ясная. По обе стороны грязной улочки виднелись неуклюжие дома.
      "Ничего себе городок, - подумал Боманц, вспомнив красоты Весла. - Стража, мы - гробокопатели, и еще пара человек, кормящих нас да путников. Последних тут и не бывает почти, несмотря на всю моду на времена Владычества. У Курганья такая паршивая репутация, что на него никто и глядеть не хочет".
      Послышались шаги. Надвинулась тень.
      - Бо?
      - Бесанд?
      - Угу. - Наблюдатель опустился на ступеньку. - Что делаешь?
      - Заснуть не могу. Думаю, как случилось, что Курганье превратилось в такую дыру, что даже уважающий себя воскреситель сюда не полезет. А ты? Не в ночной же дозор ходишь?
      - Тоже бессонница. Комета проклятая. Боманц пошарил взглядом по небу.
      - Отсюда не видно. Надо обойти дом. Ты прав. Все о нас забыли. О нас и о тех, кто лежит в земле. Не знаю, что хуже. Запустение или просто глупость.
      - М-м? - Наблюдателя явно что-то мучило.
      - Бо, меня снимают не потому, что я стар или неловок, хотя, думаю, так и есть. Меня снимают, чтобы освободить пост для чьего-то там племянника.
      Ссылка для паршивых овец Вот это больно, Бо. Это больно. Они забыли, что это за место. Мне говорят, что я угробил всю жизнь на работе, где любой идиот может дрыхнуть.
      - Мир полон глупцов. - Глупцы умирают.
      - А?
      - Они смеются, когда я говорю о Комете или воскресительском перевороте этим летом. Они не верят, как я. Они не верят, что в курганах кто-то лежит. Кто-то живой.
      - А ты приведи их сюда. Пусть прогуляются по Курганью после заката.
      - Я пытался. Говорят: "Прекрати ныть, а то лишим пенсии".
      - Ну так ты сделал все, что мог. Остальное на их совести.
      - Я дал клятву, Бо. Я давал ее серьезно и держу до сих пор. Эта работа все, что у меня есть. У тебя-то есть Жасмин и Шаб. А я жил монахом. И теперь они вышвырнули меня ради какого-то малолетнего... - Бесанд издал какой-то странный звук.
      "Всхлип?" - подумал Боманц. Наблюдатель плачет? Человек с каменным сердцем и милосердием акулы?
      - Пошли, глянем на Комету. - Он тронул Бесанда за плечо. - Я ее еще не видел. Бесанд взял себя в руки.
      - Действительно? Трудно поверить.
      - Почему? Я допоздна не сижу. Ночные смены берет Шаблон.
      - Неважно Это я по привычке подкапываюсь. Нам с тобой следовало стать законниками. Мы с тобой прирожденные спорщики.
      - Может, ты и прав. Я в последнее время много размышлял, что же я тут делаю.
      - А что ты тут делаешь, Бо?
      - Собирался разбогатеть. Хотел порыться в старых книгах, раскопать пару богатых могил, вернуться в Весло и купить дядюшкино извозное дело.
      Боманц лениво раздумывал, какие части вымышленного прошлого убеждали Бесанда. Сам он так долго жил выдумкой, что некоторые придуманные детали казались ему реальными, если только он не напрягал память.
      - И что случилось?
      - Лень. Обыкновенная старомодная лень. Я обнаружил, что между мечтой и ее исполнением - большая разница. Было намного проще откапывать ровно столько, чтобы хватало на жизнь, а остальное время бездельничать. - Боманц скривился. Это была почти правда. Все его исследования в определенном смысле лишь предлог, чтобы ни с кем не соперничать. В нем просто не было энергии Токара.
      - Ну, не так плохо ты и жил. Пара суровых зим, когда Шаб был еще щенком. Но через это мы все прошли. Немного помощи, и все мы выжили. - Бесанд ткнул пальцем в небо: - Вон она.
      Боманц всхлипнул. Точно такая, как он видел во сне.
      - Зрелище еще то, да?
      - Подожди, пока она не подойдет поближе. На полнеба разойдется.
      - И красиво.
      - Я бы сказал "потрясающе". Но она еще и предвестник. Дурной знак. Древние писатели говорят, что она будет возвращаться, пока Властелин не восстанет.
      - Я жил этим всю жизнь, Бесанд, и даже мне тяжело поверить, что это не просто болтовня. Подожди! Курганье и мне давит на душу. Но я просто не могу поверить, что эти твари восстанут, проведя в могиле четыре сотни лет.
      - Бо, может, ты и честный парень. Если так, держи совет. Когда уйду я беги. Подхватывай теллекуррские штучки и дуй в Весло.
      - Ты начинаешь говорить как Шаб.
      - Я серьезно. Если тут возьмет власть какой-нибудь неверующий идиот, ад вырвется на свободу. В буквальном смысле. Уноси ноги, пока это возможно.
      - Может, ты и прав. Я подумывал вернуться. Но что я там буду делать? Весло я позабыл. Судя по рассказам Шаба, я там просто потеряюсь. Черт, да здесь теперь мой дом. Я никак этого не понимал. Эта свалка - мой дом.
      - Я тебя понимаю.
      Боманц поглядел на громадный серебристый клинок в небе. Скоро...
      - Кто там? Кто это? - донеслось со стороны черного хода. - А ну уматывай! Сейчас стражу позову!
      - Это я, Жасмин. Бесанд рассмеялся:
      - - И Наблюдатель, хозяйка. Стража уже на посту.
      - Что ты делаешь, Бо?
      - Болтаю. Гляжу на звезды.
      - Я пойду, - сказал Бесанд. - Завтра увидимся.
      По его тону Боманц понял - завтра его ждет очередной заряд преследований.
      - Поосторожнее.
      Боманц устроился на мокрой от росы черной ступеньке, и прохладная ночь омыла его. В Древнем лесу одинокими голосами кричали птицы. Весело заверещал сверчок. Влажный ветерок едва пошевеливал остатки волос на лысине. Жасмин вышла и присела рядом с мужем.
      - Не могу заснуть, - сказал он.
      - Я тоже.
      - Это все она. - Боманц глянул на Комету, вздрогнул от нахлынувших воспоминаний. - Помнишь то лето, когда мы приехали сюда? Когда остались посмотреть на Комету? Была такая же ночь.
      Жасмин взяла его за руку, их пальцы переплелись.
      - Ты читаешь мои мысли. Наш первый месяц. Мы были такими глупыми детьми.
      - В душе мы такими же и остались.
      Глава 11
      КУРГАНЬЕ
      Теперь Граю разгадка давалась легко. Когда он занимался делом. Но старая шелковая карта притягивала его все больше и больше. Эти странные древние имена. На теллекурре они звучали сочнее, чем на современных языках. Душелов. Зовущая Бурю. Луногрыз. Повешенный. На древнем наречии они казались куда мощнее.
      Но они мертвы. Из всех великих остались только Госпожа да то чудовище под землей, которое и заварило кашу.
      Он часто подходил к маленькому окошку, смотрел на Курганье. Дьявол под землей. Зовет, наверное. Окруженный защитниками - не многие из них упомянуты в легендах, и еще меньше - тех, чьи прозвания определил старый колдун. Боманца интересовала только Госпожа.
      Столько фетишей. И дракон. И павшие рыцари Белой Розы, чьи духи поставлены вечно охранять курган. Все это казалось куда серьезнее нынешней борьбы.
      Грай рассмеялся. Прошлое всегда кажется интереснее настоящего. Тем, кто пережил первое великое противостояние, оно тоже, наверное, казалось ужасающе медлительным. Лишь о последней битве складывались легенды и предания. О нескольких днях из десятилетий.
      Теперь Грай работал меньше - у него были добрый кров и кое-какие припасы. Он мог больше гулять, особенно ночами.
      Как-то утром, прежде чем Грай проснулся окончательно, пришел Кожух. Грай впустил юношу.
      - Чаю?
      - Давай.
      - Нервничаешь. Что случилось?
      - Тебя требует полковник Сироп.
      - Опять шахматы? Или работа?
      - Ни то, ни другое. Его беспокоят твои ночные прогулки. Я ему уже сказал, что гуляю с тобой и что тебя интересуют только звезды да всякая ерунда. По-моему, он параноик.
      Грай натянуто улыбнулся:
      - Просто делает свое дело. Наверное, я кажусь странным. Не от мира сего. Выжившим из ума. Я и правда веду себя как маразматик? Сахару?
      - Пожалуйста. - Сахар был деликатесом. Стража его себе позволить не могла.
      - Торопишься? Я не завтракал еще.
      - Ну он вроде не подгонял.
      - Хорошо.
      "Больше времени на подготовку. Дурак. Следовало догадаться, что твои прогулки привлекут внимание. Стражник - по профессии параноик".
      Грай приготовил овсянку с беконом, поделился с Кожухом. Как бы хорошо ни платили стражникам, питались они скверно. Из-за дождей дорогу на Весло развезло, совершенно. Армейские маркитанты сражались с дорогой мужественно, но обеспечивать всех не могли.
      - Ну, пойдем, повидаемся с ним, - сказал наконец Грай. - Кстати, этот бекон - последний. Полковнику стоило бы подумать о том, чтобы кормиться самим.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.