- Почему вы так думаете? - Люди с длинной родословной обычно отражают колорит окружающей среды. Вспомните Баскервиль-холл: там не было ни одного жизнерадостного лица. Я не стал возражать. Мое внимание было приковано к унылой серой громаде замка. Некогда он был окружен рвом и имел подъемный мост. Однако нынешние поколения вверили защиту своей жизни местной полиции. Ров был засыпан, и цепи подъемного моста не издавали скрипа уже много лет. Дворецкий провел нас в холодную сводчатую гостиную, спросив наши имена, как Харон, переправлявший через Стикс. Вскоре я убедился в точности предсказаний Холмса. Более холодного и неприступного человека, чем герцог Шайрский, мне редко приходилось встречать. Он был небольшого роста и производил впечатление чахоточного. Но это мне только показалось. При ближайшем рассмотрении у него оказался вполне здоровый цвет лица, и я почувствовал жилистую силу в его внешне хрупком теле. Герцог не предложил нам сесть. Он отрывисто сказал: - Вам повезло, что застали меня здесь. Еще час, и я уехал бы в Лондон. По какому вы делу? Тон Холмса не выдавал его реакцию на дурные манеры аристократа. - Мы постараемся не злоупотребить вашим временем дольше, чем это необходимо, ваша светлость. Мы приехали лишь для того, чтобы передать вам это. Он протянул футляр с хирургическими инструментами, который мы завернули в простую оберточную бумагу и запечатали сургучом. - Что это такое? - спросил герцог, не двигаясь. - Я думаю, ваша светлость, - ответил Холмс, - что вам лучше самому вскрыть пакет и посмотреть. Нахмурясь, герцог Шайрский развернул пакет. - Где вы это взяли? - К сожалению, я должен сперва просить вашу светлость опознать это как вашу собственность. - Я никогда не видел этого раньше. Почему вам пришло в голову принести это мне? Герцог открыл крышку и смотрел на инструменты, казалось, с неподдельным удивлением. - Если вы отогнете подкладку, то обнаружите под ней причину, побудившую нас сделать это. Герцог последовал совету Холмса, по-прежнему сохраняя недовольный вид. Я внимательно следил за тем, как он рассматривал герб, и наступила моя очередь удивляться. Выражение его лица изменилось. Тень улыбки тронула его тонкие губы, глаза оживились, и он смотрел на футляр с глубоким удовлетворением, чуть ли не с торжеством - иначе я не мог охарактеризовать его взгляд. Затем столь же быстро это выражение исчезло. Я взглянул на Холмса в поисках объяснения, зная, что он не мог не заметить реакции аристократа. Но его проницательные глаза были полуприкрыты веками, лицо непроницаемо, как маска. - Я уверен, ваша светлость, что вы получили ответ на свой вопрос, сказал Холмс. - Конечно, - ответил герцог небрежным тоном, словно отметая это дело как не представляющее никакого интереса. - Этот футляр мне не принадлежит. - Тогда, быть может, ваша светлость укажет нам владельца? - Полагаю, что это мой сын. Футляр, без сомнения, принадлежал Майклу. - Он взят из лондонского ломбарда. Герцог скривил губы в жестокой усмешке. - Не сомневался в этом. - В таком случае, если вы дадите нам адрес вашего сына... - Сын, о котором я говорю, мистер Холмс, умер. Это мой младший сын. Холмс мягко сказал: - Я искренне сожалею, ваша светлость. Он умер от болезни? - От очень тяжелой болезни. Он умер уже шесть месяцев назад. Ударение, которое аристократ делал на слове "умер", показалось мне странным. - Ваш сын был врачом? - спросил я. - Он учился на медицинском факультете, но потерпел неудачу, как, впрочем, во всем остальном. Н поэтому он умер. Снова это странное ударение. Я посмотрел на Холмса, но его, казалось, больше интересовало пышное убранство этой сводчатой комнаты: взгляд его перескакивал с одного предмета на другой, а мускулистые руки были сцеплены за спиной. Герцог Шайрский протянул футляр Холмсу. - Поскольку, сэр, это не моя вещь, я возвращаю ее вам. А теперь прошу меня извинить, я должен собираться в дорогу. Я был удивлен поведением Холмса. Бесцеремонное обращение с нами герцога не вызвало у него ни малейшего возмущения, хотя обычно Холмс не позволял никому топтать его коваными сапогами. Он почтительно поклонился и сказал: - Не будем вас более задерживать, ваша светлость. Поведение герцога было по-прежнему грубым. Он и не подумал дернуть шнурок звонка, чтобы позвать дворецкого, и нам пришлось самим отправиться на поиски выхода. Как оказалось, нам повезло. Когда мы пересекали величественный холл, направляясь к наружной двери, из бокового входа вошли двое - мужчина и ребенок. В отличие от герцога их вид не был враждебным. Ребенок - девочка лет девяти-десяти - посмотрела на нас, и радужная улыбка осветила ее бледное личико. Мужчина, подобно герцогу, был хрупкого телосложения. Быстрый взгляд его больших блестящих глаз устремился на нас с вопросом, но выражал не более чем любопытство. Его смутное сходство с герцогом Шайрским позволяло сделать лишь один вывод. Это был другой его сын. Появление этой пары не показалось мне чем-то необычайным, но, как видно, смутило моего друга Холмса. Он резко остановился, и футляр с инструментами, который он нес, упал. Рассыпавшиеся стальные инструменты загремели на каменном полу, и эти звуки отозвались во всем громадном холле. - Какой же я неуклюжий! - воскликнул Холмс и с еще большей неуклюжестью загородил мне дорогу, когда я хотел собрать инструменты. Мужчина с улыбкой подскочил и, опустившись на колени, сказал: - Позвольте мне, сэр. Столь же поспешно подбежала и девочка. - Я помогу тебе, папа. Мужчина улыбнулся еще шире. - Конечно, дорогая. Мы вместе поможем джентльмену. Ты можешь подавать мне инструменты. Но осторожно, смотри не порежься. Мы молча наблюдали, как девочка подавала отцу блестящие инструменты один за другим. Его трогательная любовь к ней была очевидна. Он нехотя отрывал от нее взор, когда быстро клал инструменты в соответствующие углубления. Покончив с этим, мужчина поднялся, но девочка продолжала осматривать каменные плиты пола. - А последний, папа, куда делся? - Похоже, ?oi его не хватает, детка. Я не думаю, что он закатился. Он вопросительно посмотрел на Холмса, который наконец вышел из странной задумчивости. - Вы правы, сэр, его не хватает. Благодарю вас, и простите мою неловкость. - Пустяки. Надеюсь, инструменты не пострадали. - Он протянул футляр Холмсу, который взял его с улыбкой. - Не имею ли чести беседовать с лордом Карфаксом? - Да, - приветливо ответил темноволосый мужчина, - а это моя дочь Дебора. - Позвольте мне представить своего коллегу доктора Уотсона. Я Шерлок Холмс. Это имя, видимо, произвело впечатление на лорда Карфакса. Его глаза расширились от удивления. - Доктор Уотсон, - пробормотал он, здороваясь со мной, но продолжая смотреть на Холмса, - и вы, сэр... Весьма польщен. Я читал о ваших подвигах. - Ваша светлость слишком добры, - ответил Холмс. Глаза Деборы засверкали. Она сделала реверанс и сказала: - Для меня это тоже большая честь, джентльмены. Она говорила с трогательной непосредственностью. Лорд Карфакс с гордостью наблюдал за ней, и все же я чувствовал в его облике какую-то грусть. - Дебора, - сказал он серьезно, - ты должна запомнить знакомство с двумя знаменитыми джентльменами как значительное событие в твоей жизни. - Конечно, папа, - ответила девочка с готовностью и послушанием. Я был совершенно уверен, что она не слыхала ни об одном из нас. Холмс закончил обмен любезностями, сказав: - Мы приехали, ваша светлость, чтобы вернуть этот футляр с инструментами герцогу Шайрскому, которого я считал его законным владельцем. - И обнаружили, что ошибались. - Именно. Его светлость полагает, что, может быть, он принадлежал вашему покойному брату Майклу Осборну. - Покойному? - Его восклицание прозвучало скорее как усталая реакция, нежели как вопрос. - Так нам дали понять. Лицо лорда Карфакса приняло печальное выражение. - Это так и не так. Мой отец, мистер Холмс, жесткий человек, не умеющий прощать, как вы, несомненно, заметили. Для него имя Осборна превыше всего. Он одержим желанием сохранить репутацию Шайрсов незапятнанной. Когда около шести месяцев тому назад он отрекся от моего младшего брата Майкла, то объявил его умершим. - Помолчав, он вздохнул. Боюсь, что для отца Майкл мертв, даже если он еще жив. - А вам известно, спросил Холмс, - жив или умер ваш брат? Лорд Карфакс нахмурился и стал удивительно похож на герцога. Когда он заговорил, мне показалось, что тон его был уклончив. - Скажем так, сэр: я не располагаю фактическими доказательствами его смерти. - Понятно, - ответил Холмс. Затем взглянул на маленькую Дебору Осборн и улыбнулся. Девочка шагнула вперед и протянула ему свою ручку. - Вы мне очень понравились, сэр, - сказала она серьезно. Холмс был явно смущен этим простодушным и трогательным признанием. Он задержал ее ручку в своей и сказал: - Допустим, лорд Карфакс, что ваш отец - непреклонный человек. И все же отречься от сына! Подобное решение не так просто принять. Поступок вашего брата, наверное, был действительно серьезным. - Майкл женился против воли отца. - Лорд Карфакс пожал плечами. - Я не имею привычки, мистер Холмс, обсуждать дела моей семьи с незнакомыми людьми, но... - Он погладил блестящие волосы дочери. - Дебора - мой барометр оценки людей; Я был уверен, что его светлость спросит, почему Холмс интересуется Майклом Осборном, но он этого не сделал. Холмс, кажется, тоже ожидал этого вопроса. Поскольку он не последовал, Холмс протянул лорду Карфаксу футляр с инструментами. - Может быть, вы хотели бы взять это себе, ваша светлость? Лорд Карфакс взял футляр и молча поклонился. - А теперь... Боюсь, поезд не будет ждать.., нам пора идти. - Холмс посмотрел вниз с высоты своего роста. - Прощайте, Дебора. Знакомство с вами было для нас с доктором Уотсоном одним из приятных событий за долгое время. - Надеюсь, вы приедете еще, сэр, - ответила девочка. - Когда папа уезжает, здесь так тоскливо. Пока мы ехали обратно в деревню. Холмс почти все время молчал. Он односложно отвечал на мои замечания и заговорил только, когда мы уже ехали в Лондон. Его худощавое лицо приняло хорошо мне знакомое задумчивое выражение. - Интересный человек, Уотсон. - Может быть, - ответил я запальчиво, - но препротивный. Именно люди его положения - слава Богу, их немного! - пятнают репутацию английской аристократии. Мое возмущение позабавило Холмса. - Я имею в виду, не pater'a, a filius'a. - Сына? Меня, конечно, тронула несомненная любовь лорда Карфакса к дочери... - Но вам не показалось, что он слишком откровенен? - Именно такое впечатление у меня сложилось. Холмс, хотя я не понимаю, как вы об этом догадались. - Ваше лицо подобно зеркалу, мой дорогой Уотсон, - сказал Холмс. - Он даже сам признал, что слишком много рассказал о личных делах членов своей семьи. - Так ли это? Допустим сперва, что он глупый человек. В таком случае это просто любящий отец со слишком длинным языком. - А если допустить, что он вовсе не глуп? - Тогда он создал именно тот образ, который хотел создать, чему я склонен верить. Ему известны мое имя и репутация, так же как и ваши, Уотсон. Я сильно сомневаюсь, что он принял нас за добрых самаритян, проделавших столь долгий путь лишь для того, чтобы отдать законному владельцу старый футляр с хирургическими инструментами. - Почему же это должно было развязать ему язык? - Он не сказал нам ничего такого, дружище, чего я и без того не знал или не мог легко найти в архивах любой лондонской газеты. - О чем же он умолчал? - Мертв его брат Майкл или жив, и поддерживает ли он контакт с братом. - Из сказанного им я заключаю, что он этого не знает. - Возможно, Уотсон, он как раз и хотел, чтобы вы пришли к такому заключению. - Прежде чем я успел ответить, Холмс продолжал: - Дело в том, что перед отъездом в Шайрс я кое-что разузнал. Кеннет Осборн, герцог по прямой линии, имел двух сыновей. Младший Майкл, конечно, не наследует никакого титула. Не знаю, вызывало ли это у него чувство зависти, но он вел себя так, что лондонские журналисты дали ему прозвище Буйный. Вы говорили о жестокой нетерпимости его отца, Уотсон. Напротив, известно, что герцог был необычайно снисходителен к младшему сыну. И только когда юноша женился на женщине самой древней профессии, другими словами, на проститутке, терпению отца пришел конец. - Я начинаю понимать, - пробормотал я. - Движимый злобой или ненавистью, сын решил запятнать титул, который не мог унаследовать. - Может быть, - сказал Холмс. - Во всяком случае, герцогу было трудно сделать другой вывод. - Я этого не знал, - сказал я смиренно. - Вполне естественно, мой дорогой Уотсон, брать сторону обиженного. Но разумнее сначала разобраться, кто в действительности обижен. Что касается герцога, я согласен, что он трудный человек, но он несет свой крест. - Значит, моя оценка лорда Карфакса тоже ошибочна, - сказал я почти с отчаянием. - Не знаю, Уотсон. У нас очень мало фактов. Однако он допустил два просчета. - Я этого не заметил. - Он также. Мои мысли были сосредоточены на более широкой проблеме. - Холмс, - сказал я, - вся эта история очень странная и непонятная. Надо полагать, что наша поездка была вызвана не просто желанием вернуть владельцу утерянную вещь? Он смотрел в окно вагона. - Набор хирургических инструментов был доставлен нам домой. Сомневаюсь, чтобы нас приняли за бюро находок. - Но кто его послал? - Кто-то, кто хотел, чтобы он попал нам в руки. - Тогда мы можем только гадать. - Конечно, Уотсон, я не рискую утверждать, что чую здесь хитрую игру. Но запашок сильный. Не исключено, что ваше желание исполнится. - Какое желание? - Вы, кажется, недавно предлагали, чтобы я оказал помощь Скотленд-Ярду в деле Джека Потрошителя. - Холмс!.. - Конечно, нет никаких улик, которые связывали бы Потрошителя с набором хирургических инструментов. Но скальпель отсутствует. - Я сам подумал об этом. Господи, ведь даже сегодня ночью его могут всадить в тело какой-нибудь несчастной. - Это одна из возможностей, Уотсон. Скальпель мог быть изъят и символически - тонкий намек на преступного маньяка. - Почему же тот, кто послал инструменты, не объявился? - Причин может быть множество. Но одной из главных я считаю страх. Думаю, что со временем мы узнаем правду. Холмс погрузился в размышления - состояние, которое мне было хорошо известно. Я знал, что сейчас бесполезно продолжать расспросы. Откинувшись на спинку сиденья, я угрюмо смотрел в окно, а поезд мчал нас к Паддингтонскому вокзалу.
      ЭЛЛЕРИ СОПРОТИВЛЯЕТСЯ
      Эллери поднял глаза от рукописи. Грант Эймс, приканчивая энный бокал, с нетерпением спросил: - Ну как? Эллери встал, подошел к книжному шкафу. Нахмурившись, он стал искать что-то в книге, которую снял с полки. Грант ждал. Эллери поставил книгу на место, снова сел. - Кристиансоновская. Грант смотрел на него, не понимая. - Согласно справочнику, фирма "Кристиансон" была известным производителем писчебумажных принадлежностей тех времен. На бумаге тетради ее водяной знак. - Значит, сомнений нет! - Не в этом дело. Кто-то пытается навязать мне рукопись, но я ее не беру. Если это подлинник, я не могу себе этого позволить. Если это подделка... Эллери рассеянно подергал себя за нос. - Вы уверены, что ее положили в вашу машину во время той поездки? - Больше негде было. - Надпись сделана женщиной. А сколько там было женщин? Грант пересчитал по пальцам. - Четыре. - Не было ли в их числе книжного червя? Коллекционера? Библиофила? Старушки - синего чулка, от которой пахнет лавандой и мускусом? - Господь с вами! Четыре юные смазливые милашки, которые старались выглядеть как можно более соблазнительно. В погоне за мужьями, естественно. Честно говоря, Эллери, не думаю, чтобы хоть одна из них могла отличить Шерлока Холмса от Аристофана. Но вы с вашими сверхъестественными способностями могли бы найти виновницу за один вечер. - Послушайте, Грант, в другое время я бы взялся за игру. Но я вам сказал: у меня очередная запарка. Просто нет ни минуты свободной. - Значит, на этом вы ставите точку. Маэстро? Можно подумать, что вы литературный поденщик. Я ему даю в руки потрясающую таинственную историю... - А я, - сказал Эллери, бросая тетрадь на колени Гранту Эймсу, возвращаю ее вам. У меня есть предложение. Ставьте бокал и бегите сами искать свою шутницу. - Значит, рукопись вас не захватила? - Захватила, что говорить. - Эллери нерешительно снова взял тетрадь. - Узнаю старого друга! - Эймс встал. - Почему, собственно, мне не оставить рукопись здесь? В конце концов она адресована вам. А я могу время от времени сюда заглядывать. - Лучше пореже. - Очень любезно... Ладно, постараюсь беспокоить вас поменьше. - Чем меньше, тем лучше. А теперь не пора ли вам отчаливать, Грант? Я серьезно. - Вся беда, дружище, в том, что вы мрачная личность. Сплошная скука. - Эймс обернулся в дверях. - Кстати, закажите еще виски. Ваши запасы кончились. Оставшись один, Эллери постоял в нерешительности, потом положил тетрадь на диван и направился к письменному столу. Снова потянул себя за нос. Тетрадь спокойно лежала на диване. Эллери вставил чистый лист в пишущую машинку. Поднял кисти рук, размял пальцы, задумался и кончил тем, что быстро напечатал шуточную сентенцию: "Господь, - сказал Никки, - любит охотно лающего" "Эллери Куин сочинил "спунеризм" - своего рода шутку, или остроту, основанную на перестановке в словах букв, как правило, первых. От фамилии английского священника Спунера (1844 - 1930), который придумал эту шуточную игру слов.". - Ладно, - проговорил Эллери, - еще одну только главу. Он вскочил, подбежал к дивану, схватил рукопись, открыл ее на главе 3 и погрузился в чтение.
      Глава 3
      УАЙТЧЭПЕЛ
      - Между прочим, Холмс, куда подевался Уиггинс? Я задал этот вопрос на следующее утро в квартире на Бейкер-стрит. Накануне вечером, по возвращении из замка Шайрс, мы поужинали в буфете на вокзале, после чего Холмс сказал: - Сегодня вечером в Альберт-холл концерт молодого американского пианиста Бентона. Я всячески рекомендую его, Уотсон. - Не знал, что в Штатах есть выдающиеся пианисты. Холмс рассмеялся. - Полно, дружище, перестаньте нападать на американцев. Прошло уже больше столетия, и они неплохо справляются там у себя. - Вы хотите, чтобы я вас сопровождал? С радостью. - Я предлагаю вам пойти на концерт. Мне надо кое-что расследовать, что лучше сделать вечером. - В таком случае я предпочитаю кресло у камина и одну из ваших увлекательных книг. - Рекомендую книгу, которую я недавно приобрел: "Хижина дяди Тома". Автор - американская леди по фамилии Стоу. Печальная история, написанная, чтобы побудить нацию исправить великую несправедливость. Насколько мне известно, именно она была одной из причин войны между штатами. Ну, мне пора. Может быть, позднее я присоединюсь к вам, и выпьем по рюмочке перед сном. Холмс, однако, вернулся очень поздно, когда я уже спал. Он не стал будить меня, так что мы встретились уже за завтраком. Я надеялся, что он расскажет, чем был занят весь вечер, но он молчал и вообще, видимо, не спешил действовать. Он сидел за чаем в мышиного цвета халате и, лениво развалясь, пускал клубы дыма из своей любимой глиняной трубки. Внезапно послышался топот на лестнице, и в комнату ворвался десяток самых грязных и оборванных уличных мальчишек Лондона. Это была неповторимая холмсовская банда бродяжек, которых он называл то "отделением сыскной полиции на Бейкер-стрит", то "нестроевым отрядом", то "нерегулярной частью с Бейкер-стрит". - Смир-р-но! - скомандовал Холмс, и мальчишки, толкая друг друга, встали в неровный ряд и задрали свои чумазые рожицы, очевидно, считая, что демонстрируют военную выправку. - Ну как, нашли? - Да, сэр, нашли, - ответил один из них. - Я нашел, сэр! - перебил его другой, осклабясь щербатым ртом, в котором не хватало трех зубов. - Очень хорошо, - строго сказал Холмс, - но мы действуем как единое целое. Никакой личной славы. Один за всех и все за одного. - Так точно, сэр, - ответил хор голосов. - Доложите. - Это в Уайтчэпеле. - Вот как... - На Грейт Хиптон-стрит, возле перехода. Улица такая узкая, сэр. - Очень хорошо, - повторил Холмс. - Вот ваша плата. Теперь ступайте. Он дал каждому по новенькому шиллингу. Довольные, мальчишки с грохотом помчались вниз по лестнице. Холмс выколотил из трубки остаток недокуренного табака. - Что стало с Уиггинсом? - У него жизнь сложилась прекрасно. Вступил в войска ее величества. На последнем письме, которое я получил от него, стоял африканский штемпель. - Толковый был паренек, насколько я помню. - Они все такие. Число этих плутов в Лондоне не уменьшается. Но мне надо навести справки. Пошли. Мне надо было обладать особым талантом, чтобы угадать, куда мы направлялись, и я не удивился, когда мы остановились перед витриной ломбарда на Грейт Хиптон, в Уайтчэпеле. Улица действительно была узкой, с высокими зданиями на противоположной стороне. Когда мы подошли, солнце только начинало высвечивать полоску на стекле витрины, на котором было начертано: "Иозеф Бек - ссуды". Холмс указал на предметы, выставленные в витрине. - Футляр стоял вон там, Уотсон. Видите, куда падают лучи солнца? Я мог только кивнуть. Как я ни привык к безошибочной точности суждений Холмса, каждое новое доказательство этого изумляло меня. В ломбарде нас встретил дородный мужчина средних лет. Его лицо украшали сильно нафабренные усы с острыми прямыми кончиками на военный лад. Иозеф Бек был типичным немецким коммерсантом, хотя пытался произвести впечатление прусского вояки. - Чем могу служить, господа? - спросил он с сильным акцентом. Я полагаю, что мы стояли на общественной лестнице намного выше его обычных клиентов, и он, возможно, рассчитывал заполучить дорогую вещь. Он даже щелкнул каблуками и вытянулся. - Недавно мне подарили, - сказал Холмс, - набор хирургических инструментов, купленный у вас в ломбарде. Маленькие навыкате глаза герра Бека заблестели. - Но одного инструмента не хватает. А мне бы хотелось иметь полный набор. Нет ли у вас хирургических инструментов, из которых я мог бы выбрать недостающий? - Боюсь, что не смогу вам помочь, сэр. - Ростовщик был явно разочарован. - Вы помните набор, о котором я говорю, эту сделку? - Как же, это было всего неделю назад. У меня такие предметы бывают редко. Но набор был полным, когда женщина выкупила его и унесла. Она вам сказала, что одного инструмента недостает? - Не помню, - сказал Холмс небрежным тоном. - Плохо, что вы сейчас не можете мне помочь. Проделать зря такой путь! Это весьма неприятно, Бек. Холмс сделал вид, что раздосадован. - Помилуйте, сэр, - сказал ростовщик. - Почему я должен отвечать за то, что произошло после того, как футляр забрали? Холмс пожал плечами. - Думаю, вы ни при чем, - сказал он беспечно. - Но досадно, что пришлось потерять столько времени. - Но, сэр, если бы вы навели справки о бедняжке, которая выкупила инструменты... - Бедняжке? Не понимаю... Строгость тона Холмса испугала ростовщика. Как истый коммерсант, он хотел угодить. - Простите меня, сэр. Мне было от души жаль эту женщину. По сути дела, я уступил ей набор по самой сходной цене. Ее страшно изуродованное лицо до сих пор преследует меня. - А, понятно, - пробормотал Холмс. Он было повернулся с разочарованным видом, как вдруг лицо его просветлело. - Мне пришла в голову мысль. Человек, который заложил инструменты, я мог бы связаться с ним... - Сомневаюсь, сэр. Это было уже давно. - Как давно? - Мне надо свериться с гроссбухом. Он вытащил гроссбух из-под прилавка и принялся сосредоточенно листать его. - Вот, нашел. Это было почти четыре месяца тому назад. Как летит время! - Поистине, - сухо согласился Холмс. - У вас записано имя и адрес этого господина? - Это был не господин, сэр, а леди. Мы с Холмсом переглянулись. - Ясно, - сказал Холмс. - Но даже четыре месяца спустя, может быть, стоит попробовать. Назовите мне, пожалуйста, имя. Ростовщик заглянул в гроссбух. - Янг. Мисс Селли Янг. - А адрес? - Приют на Моигегю-стрит. - Странное место жительства, - заметил я. - Да, mein Herr. Это в центре Уайтчэпела. Опасное место в наши дни. - Действительно. Желаю здравствовать, - вежливо сказал Холмс. - Вы были очень любезны. Когда мы вышли из ломбарда, Холмс тихонько засмеялся. - Этот Иозеф Бек - такой тип, с которым надо умело обращаться. Проявляя осторожность, его можно далеко увести, но подталкивать нельзя ни на дюйм. - Мне показалось, что он был готов всячески помочь. - Верно. Но малейший намек на официальность в наших расспросах, и он не ответил бы даже, который сейчас час. - Ваша теория, Холмс, что изъятие скальпеля - это символический жест, подтвердилась. - Может быть, хотя сам по себе этот факт не имеет большого значения. Теперь, видимо, следует посетить приют на Монтегю-стрит и мисс Селли Янг. Я уверен, что вы составили мнение о положении двух особ, которых мы разыскиваем? - Конечно, та, которая заложила инструменты, находилась в стесненных обстоятельствах. - Возможно, Уотсон, хотя отнюдь не бесспорно. - Тогда для чего ей было закладывать набор? - Я склонен думать, что она оказывала услугу другому лицу. Человеку, который не мог или не хотел появиться в ломбарде. Набор хирургических инструментов - это вещь, которая вряд ли может принадлежать леди. А что вы скажете о той особе, которая их выкупила? - Мы о ней ничего не знаем, кроме того, что лицо ее изранено. А что, если она жертва Потрошителя, чудом избежавшая смерти? - Колоссально, Уотсон! Превосходная гипотеза. Однако я обратил внимание на другой момент, касающийся несколько иной материи. Если помните, герр Бек назвал особу, которая выкупила инструменты, женщиной, а о той, которая их заложила, говорил более почтительно, как о леди. Так что мы имеем основание предположить, что мисс Селли Янг вызывает к себе известное уважение. - Конечно, Холмс. Откровенно говоря, эти выводы не пришли мне в голову. - Женщина, выкупившая набор, несомненно, более низкого пошиба. Может быть, даже проститутка. Этих несчастных полно в округе. Монтегю-стрит находилась не очень далеко от ломбарда - менее двадцати минут ходу. Короткая улица, связывающая Пэрди-корт с Олмстед-сэркус, где ютились многочисленные лондонские нищие. Мы свернули на Монтегю-стрит и прошли всего несколько шагов, как вдруг Холмс остановился. - Хм, что это? Следуя за его взглядом, я увидел вывеску над аркой из старого камня, на которой значилось одно слово: "Морг". Я не считаю себя особо чувствительным человеком, но при виде темного провала входа, напоминавшего туннель, я пришел в такое же подавленное состояние, как при первом взгляде на замок Шайрс. - Никакой это не приют. Холмс, - сказал я, - если только кому-нибудь не придет в голову назвать так обитель мертвых. - Не будем спешить с выводами, пока не убедимся сами, - ответил он и распахнул скрипучую дверь, которая вела во двор, выложенный булыжником. - Здесь, несомненно, чувствуется запах смерти, - сказал я. - Притом смерти, наступившей совсем недавно, Уотсон. Иначе что делал бы здесь наш друг Лестрейд? В глубине двора двое мужчин были заняты разговором, и одного из них Холмс узнал быстрее, чем я. Это действительно был инспектор Лестрейд из Скотленд-Ярда, еще более тощий и похожий на хорька, чем в прежние времена, когда мне приходилось с ним встречаться. Лестрейд, обернулся при звуке наших шагов. - Мистер Холмс! Что вы тут делаете? - Приятно видеть вас, Лестрейд! - воскликнул Холмс с приветливой улыбкой. - Отрадно, что Скотленд-Ярд неизменно там, где жертвы преступления. - К чему этот сарказм? - проворчал Лестрейд. - Нервишки, уважаемый? Видно, что-то взяло вас за живое. - Если вы не знаете, в чем дело, значит, вы не читали утреннюю газету, - ответил Лестрейд. - Действительно, не читал. Полицейский офицер повернулся ко мне и поздоровался: - Доктор Уотсон! Давненько наши пути не скрещивались. - Слишком давно, инспектор Лестрейд. Надеюсь, вы в добром здравии? - Иногда радикулит прихватывает. Но это я переживу. - И добавил многозначительно: - По крайней мере, пока не увижу, как этого уайтчэпелского маньяка ведут на виселицу. - Опять Потрошитель? - отрывисто спросил Холмс. - Он самый. Пятое нападение, мистер Холмс. Вы, конечно, читали о нем, хотя я не знал, что вы решили предложить свои услуги. Холмс не парировал этот выпад. Он глянул на меня. - Мы на верном пути, Уотсон. - Что такое? - воскликнул Лестрейд. - Пятое, вы сказали? Несомненно, вы имеете ввиду пятое официально зарегистрированное убийство? - Официально или нет, Холмс... - Я хотел сказать, что вы не можете быть уверены. Вы нашли трупы пяти жертв Потрошителя. Но другие могут быть спрятаны. - Жизнерадостное предположение, - пробормотал Лестрейд. - Кстати, о пятой жертве. Я хотел бы взглянуть на нее. - Заходите. Да, знакомьтесь - доктор Меррей. Здешний хозяин. Доктор Меррей был скелетообразным человеком со смертельно бледным лицом, но его самообладание произвело на меня благоприятное впечатление. Его манера держаться отражала внутреннюю отрешенность, которая присуща людям, непосредственно имеющим дело с мертвыми. Когда Лестрейд представил его, он поклонился и сказал: - Я действительно тружусь здесь, но предпочел бы, чтобы потомки помнили обо мне как о директоре приюта, который находится рядом. Он дает больше возможностей служить людям. Беднягам, которых доставляют сюда, уже ничем не поможешь. - Займемся делом, - прервал его Лестрейд и распахнул перед нами дверь. Нас встретил сильный запах карболовой кислоты, запах, с которым я был хорошо знаком, когда служил в войсках ее величества в Индии. Комната, в которую нас ввели, напоминала длинный широкий коридор. Вдоль одной стены тянулся помост, на котором стояли грубо сколоченные деревянные столы. Почти половина из них была занята неподвижными телами, прикрытыми простынями. Лестрейд провел нас в дальний конец комнаты. Там находились еще один помост несколько выше других и стол, на котором лежало тело. - Энни Чэмпен, - угрюмо произнес Лестрейд, - новая жертва этого мясника. - Он откинул простыню. Холмс был самым бесстрастным из людей, когда речь шла о преступлении, но и на его лице появилось выражение угрюмой жалости. Что до меня, то должен признаться, что, хотя я привык к зрелищу смерти, меня начало мутить. Девушка была зверски убита, как животное на бойне. К своему удивлению, я увидел, что на лице Холмса жалость сменилась как бы разочарованием. - Лицо не изуродовано, - пробормотал он словно с сожалением. - Потрошитель не уродует лица своих жертв, - сказал Лестрейд. Холмс принял свой обычный холодный и сосредоточенный вид. С таким же успехом он мог рассматривать экспонат в анатомичке. Он тронул меня за руку. - Обратите внимание на ловкость этой гнусной работы, Уотсон. Это подтверждает то, что мы читали в газетах. У него свой почерк. Инспектор Лестрейд насупился. - "Хирургия" Потрошителя не всегда одинакова. Она, видно, зависит от того, каким временем он располагает. В некоторых случаях он не успевал изувечить жертву, если кто-то прерывал его сатанинские дела. - Я вынужден отказаться от некоторых поверхностных представлений, которые у меня сложились. - Холмс говорил, скорее, сам с собой, нежели с нами. - Сумасшедший, садист, но расчетлив, даже на редкость расчетлив.