Глава 12

КОНЕЦ ДЖЕКА ПОТРОШИТЕЛЯ

Первый, кого я увидел, был Радиард, мой друг, который временно взял на себя моих больных. Я находился в своей комнате на Бейкер-стрит.

– Чудом уцелели, Уотсон, – сказал он, щупая мой пульс. Все случившееся сразу ожило в моей памяти.

– Как долго я спал, Радиард?

– Около двенадцати часов. Я дал вам успокоительно вас принесли сюда.

– В каком я состоянии?

– Практически здоровы при данных обстоятельствах. Сломана лодыжка, растяжение в запястье. Ожоги, несомненно, болезненны, но поверхностны.

– А Холмс?

Где он? Он не… Радиард сделал знак головой, и я увидел Холмса, сидевшего по другую сторону моей кровати. Лицо его было обеспокоено, он был бледен, но как будто цел и невредим. Я испытал ни с чем не сравнимое чувство облегчения.

– Ну, мне пора идти, – сказал Радиард. И добавил, обращаясь к Холмсу: – Проследите, чтобы он не слишком много говорил, мистер Холмс.

Радиард ушел, сказав, что вернется сменить мне перевязки, и снова предупредил, что я не должен переутомляться. Но, несмотря на боль и общее недомогание, я сгорал от любопытства. Да и Холмс, думаю, тоже, хотя он и беспокоился о моем состоянии. Поэтому я тут же начал рассказывать о том, что произошло после того, как Клейн увел за собой Холмса и Майкла.

Холмс согласно кивал головой, но я видел, что в нем идет тяжелая внутренняя борьба. Наконец он сказал:

– Боюсь, дружище, что это наше последнее совместное приключение.

– Почему вы так говорите?

– Потому что ваша милая жена никогда больше не вверит ваше благополучие в мои неумелые руки.

– Холмс! – возмутился я. – Яне ребенок.

Он покачал головой.

– Сейчас вам надо поспать.

– Вы знаете, что я не засну, пока не узнаю, как вам удалось вырваться от Клейна. Во сне я все время видел ваши искромсанные останки… Я содрогнулся, а он положил свою руку на мою с редким проявлением привязанности.

– У меня появился шанс, когда загорелась лестница, – сказал Холмс. – Клейн уже наводил на меня револьвер, как вдруг языки пламени устремились вниз. Он и его подручный погибли в огне под обломками рухнувшего здания – оно рассыпалось, как гнилушка, в одно мгновение: «Ангел и корона» теперь – груда развалин.

– Но вы. Холмс? Как же?..

Холмс улыбнулся и пожал плечами.

– Я никогда не сомневался, что смогу распутать веревку, – сказал он. – Вы же знаете, что я проделываю это весьма ловко. Единственное, чего мне недоставало, – это возможности хоть на секунду отвлечь внимание Клейна. Пожар дал мне эту секунду. К сожалению, мне не удалось спасти Майкла Осборна. Казалось, он был рад встретить смерть, бедняга, он сопротивлялся моим попыткам вытащить его. Фактически он сам бросился в огонь.

– Может быть, для него это лучший выход, – пробормотал я. – А это подлое чудовище, Джек Потрошитель?

Серые глаза Холмса затуманились печалью. Казалось, его мысли где-то далеко.

– Лорд Карфакс – вы его имеете в виду? – тоже умер. И, уверен, тоже по собственному желанию, как и его брат.

– Естественно. Он предпочел смерть в огне петле палача.

Мысли Холмса продолжали витать в неведомых далях. Потом он сказал тихо и торжественно:

– Уотсон, мы должны уважать решение благородного человека.

– Благородного? Вы, конечно, шутите? А, понимаю. Вы имеете в виду периоды просветления его сознания. А его отец, герцог Шайрский?

Холмс опустил голову на грудь.

– Герцог тоже покончил с собой.

– Ну, ясно. Он не смог перенести ошеломляющего разоблачения его старшего сына. Как вы об этом узнали. Холмс?

– С пожарища я отправился прямо в резиденцию герцога на Беркли-стрит в сопровождении Лестрейда. Мы опоздали. Он уже имел весть о лорде Карфаксе, после чего бросился грудью на меч, спрятанный в его трости.

– Смерть подлинного аристократа!

Холмс сделал едва заметное движение. Мне почудилось, что он кивнул. Он казался очень подавленным.

– Неудовлетворительное дело, Уотсон, более чем неудовлетворительное, – сказал он. И замолчал.

Я почувствовал, что он хочет прекратить этот разговор, но я ни в коем случае не мог на это согласиться. Я забыл обо всех своих болезнях.

– Не понимаю, почему, Холмс. Потрошитель мертв. – Да, мертв, – подтвердил Холмс. – Право, Уотсон, вам надо сейчас отдохнуть… Он хотел было встать.

– Я не в состоянии отдыхать, – схитрил я, – до тех пор, пока все части головоломки не встанут на свои места.

Он покорно сел.

– Даже я могу проследить последовательность событий. Маньяк-Потрошитель, прикрывавшийся маской филантропа лорда Карфакса, не знал, где находятся Анджела Осборн и Макс Клейн. Я правильно рассуждаю?

Холмс не ответил.

– Когда вы обнаружили его логово, – продолжал я, – вы наверняка знали, кто он?

Холмс кивнул утвердительно.

– Мы с вами отправились в приют, где, очевидно, он видел и слышал нас, хотя мы его и не видели, или же пришел туда вскоре и узнал об «Ангеле и короне» от доктора Меррея, у которого не было никаких причин скрывать эти сведения. Лорд Карфакс пошел следом за нами, нашел ту же заднюю дверь, куда доставляют бочонки с пивом.

– Лорд Карфакс пришел раньше нас, – сказал Холмс отрывисто. – Помните, мы обнаружили, что засов недавно сломан?

– Поправка принята. Он, вероятно, двигался в тумане более уверенно, чем мы. Несомненно, мы спугнули его, когда он уже подкрадывался к Анджеле Осборн, которую избрал своей очередной жертвой. По всей вероятности, он притаился в коридоре, когда мы вошли в комнату миссис Осборн.

Холмс не оспаривал моих рассуждений.

– Потом, понимая, что вы выследили его, он решил закончить свою бесславную карьеру, бросив безумный вызов всему миру. Последние его слова, обращенные ко мне, были: «Скажите всем, доктор Уотсон, скажите им, что Джек Потрошитель – это лорд Карфакс!» Только маньяк может желать такой славы.

Холмс встал с решительным видом.

– Во всяком случае, Устсон, Джек Потрошитель не будет больше рыскать по ночам. А теперь, поскольку мы слишком долго нарушая предписания вашего врача, я настаиваю на том, чтобы вы поспали.

ЭЛЛЕРИ СОВЕРШАЕТ ВИЗИТ В ПРОШЛОЕ

Эллери задумчиво отложил рукопись доктора Уотсона. Он не слышал, как щелкнул замок, открылась и закрылась входная дверь.

Когда он поднял голову, в дверях кабинета стоял инспектор Куин.

– Отец!

– Привет, сынок, – сказал инспектор с вызывающей ухмылкой. – Больше не мог там выдержать. И вот прибыл.

– Добро пожаловать домой.

– Не сердишься?

– Ты и так выдержал там дольше, чем я мог надеяться.

Инспектор вошел, бросил шляпу на диван и с чувством облегчен повернулся к сыну. Вскоре на его лице выразилось беспокойство.

– Ты отвратительно выглядишь. Что случилось, Эллери?

– Я чувствую себя отлично.

– Не морочь мне голову. Твой роман все еще не клеится?

– Да нет, все идет хорошо.

Но старого инспектора не так легко было провести.

– Давай выкладывай, – сказал он.

Эллери пожал плечами.

– И зачем только я родился в семье полицейского! Ну ладно, действительно кое-что случилось. Переплетение событий – прошлых и современных. Развязался старый узел…

– Говори понятней.

– Приходил Грант Эймс.

– Знаю, принес тебе рукопись от неизвестной дамы.

– Рукопись увлекла меня. А теперь я в это дело влип.

– Ничего не понимаю.

Эллери вздохнул.

– Наверное, чтобы ты понял, надо все тебе рассказать по порядку.

И он долго рассказывал.

– Вот такие дела, отец. Она твердо верит в его невиновность. Она пронесла эту веру через всю свою жизнь. Мне думается, она не знала, что предпринять, пока ей вдруг не пришло в голову прибегнуть к моей помощи. Надо же!

– И что ты намерен предпринять?

– Я как раз собирался нанести ей визит, когда ты явился.

– Думаю, ты прав! – Инспектор Куин встал и взял руку Эллери. – Насколько я понимаю, сын, у тебя просто нет до выхода.

Эллери поднялся.

– Почему бы тебе не прочитать все самому, пока я съезжу.

– Именно это я и собирался сделать.

Он поехал на север, в Уэстчестер, по шоссе № 22 до Сомерса. Миновал деревянного слона на главном перекрестке – на-по-ми-нание о том, что некогда там целую зиму стоял цирк. Проезжая графство Патнам, он подумал о героях революции – ему хотелось надеяться, что они где-то на небесах в обители героев. Но все это было так, попутно… Всерьез он думал о старой даме, к которой ехал. Это были безрадостные мысли.

Наконец он свернул на короткую въездную аллею, ведущую к аккуратному маленькому коттеджу, вышел из машины и нерешительно направился к входной двери. Не успел он постучать, как дверь открылась, словно старушка поджидала его. Он предпочел бы, чтобы ее не было дома.

– Дебора Осборн Спейн, – сказал он, глядя на нее сверху вниз. – Не так ли? Здравствуйте, миссис Спейн.

Конечно, она была очень стара. По его расчетам, ей, наверное, было под девяносто. Но ей могло быть уже и больше девяноста. В рукописи ее возраст в тот день, когда Холмс и Уотсон посетили замок Шайрс, был назван приблизительно.

Как у многих очень старых дам, особенно маленького роста и полных, ее лицо напоминало привядшее яблоко с остатком легкого румянца. Только глаза оставались молодыми. Они были ясными, смотрели прямо, и в них непроизвольно вспыхивал огонек оживления.

– Заходите, пожалуйста, мистер Куин.

– Вы не хотите называть меня просто Эллери, миссис Спейн?

– Я никак не могу привыкнуть к этой манере, – сказала она, вводя его в уютную маленькую гостиную, обставленную очень старомодно. Эллери показалось, что он очутился в Англии XIX века. – Я имею в виду американскую привычку мгновенной фамильярности. Впрочем, садитесь в то моррисовское кресло, Эллери, – извольте, если вы так хотите.

– Хочу. – Он сел и осмотрелся. – Я вижу, вы сохранили верность прошлому.

Она тоже уселась в старинное кресло и, казалось, утонула в Нем. – А что еще осталось у старой англичанки? – спросила она со слабой улыбкой. – Я знаю, что это звучит как отвратительная англофилия. Но так трудно оторваться от своего, родного. В общем, мне здесь вполне уютно. А поездки в Нью-Рошелл, которые я иногда предпринимаю, чтобы полюбоваться розами Рейчел, скрашивают мое существование.

– Значит, это была Рейчел?

– О да. Она сделала это по моей просьбе.

– Рейчел Хэгер ваша родственница?

– Она моя внучка. Будем пить чай?

– Не сразу, если вы не возражаете, миссис Спейн, – сказал Эллери. – У меня накопилось столько вопросов. Но прежде всего, – он сел на кончик стула, чтобы не прикасаться к кружевной салфеточке на спинке. – Вы видели его! Вы были знакомы с обоими. С Холмсом. С Уотсоном. Как я вам завидую!

– Это было так давно… Но, конечно, я помню их. Взгляд мистера Холмса был острый как меч. А сам он такой сдержанный. Когда я вложила свою руку в его, я почувствовала, что он растроган. Он был очень мил со мной. Они оба были настоящие джентльмены. Это – самое главное. В те дни, Эллери, еще существовали джентльмены. Конечно, я была маленькой девочкой и вспоминаю их как каких-то гигантов. Наверное, в определенном смысле они такими и были.

– Позвольте вас спросить, как к вам попала рукопись?

– После того как доктор Уотсон написал ее, она перешла по желанию мистера Холмса к распорядителям состояния Осборнов. Она находилась в руках нашего адвоката, к моему счастью. Он преданно соблюдал мои интересы. Потом, когда я стала взрослой, уже незадолго до его смерти, он рассказал мне о рукописи. Я попросила отдать ее мне, и он мне ее прислал.

– Почему вы так долго ждали, миссис Спейн, прежде чем сделать то, что вы сделали?

– Не знаю, почему я ждала так долго, – сказала старая дама. – Мысль пригласить эксперта, чтобы подтвердить мое убеждение, никогда не принимала отчетливой формы, хотя и мелькала у меня в голове уже давно. В последнее время у меня появилось чувство, что надо следить. Сколько еще я проживу? А мне хотелось бы умереть со спокойной душой.

В ее голосе слышалась скрытая мольба. И Эллери захотелось ей помочь.

– Ваше решение послать мне рукопись проистекает из содержания самой рукописи, не так ли?

– Да, конечно, Эллери. А мистер Эймс признался Рейчел, что вы послали его на розыски.

– Розыски Гранта достигли цели, хотя не той, на которую я рассчитывал, – улыбнулся Эллери.

– Дай Бог счастья им обоим. Я знаю, что он ничем не помог вам, Эллери. Я знала и то, что рано или поздно вы разыщете меня, так же, как мистеру Холмсу не составило труда найти владельца набора хирургических инструментов. Но все же любопытно, как вы это сделали.

– Это было элементарно просто. С самого начала было ясно, что тот, кто послал рукопись, и сейчас лично заинтересован в этом давнем деле. Поэтому я позвонил по телефону моему другу, специалисту по генеалогии, который занимается историей старой английской аристократии. Он без труда проследил путь от замка Шайрс, где вы жили ребенком, до вашего переезда сюда, в сан-францисскую ветвь рода. Я знал фамилии четырех девушек, знакомых Гранта, и был уверен, что одна из этих фамилий должна где-то мелькнуть в генеалогическом древе Шайрс-Осборн. От вашего брака с Барни Спейсом в 1906 году мой эксперт добрался до брака вашей дочери. И вдруг – о чудо! Фамилия человека, за которого вышла замуж ваша дочь, – Хэгер, что и требовалось доказать! – Он взглянул на нее с беспокойством. – Вы утомились. Мы можем отложить разговор до другого раза.

– Нет, пожалуйста, продолжайте. Я чувствую себя хорошо. – Молодые глаза смотрели на Эллери с мольбой. – Он был замечательный человек, мой отец. Добрый, мягкий. Он не мог быть тем, тем чудовищем. Не мог!

– Вы уверены, что вам не следует прилечь?

– Нет. Во всяком случае, пока вы не скажете мне…

– Тогда откиньтесь на спинку кресла. А я буду говорить.

Эллери взял старую, морщинистую руку в свою и начал говорить под тиканье старинных часов, стоявших в углу, и их маятник, как механический палец, стирал секунды с лица времени.

Маленькая хрупкая рука в руке Эллери время от времени подавала знак пожатием. Потом она перестала шевелиться и неподвижно лежала в руке Эллери, как сухой осенний лист.

Спустя некоторое время портьера, закрывавшая вход в гостиную, шевельнулась, и вошла пожилая женщина в белом домашнем платье.

– Она заснула, – прошептал Эллери.

Он осторожно выпустил руку старой дамы и на цыпочках вышел из комнаты.

Женщина проводила его до двери.

– Я Сьюзен Бейтс. Я ухаживаю за ней. Она все чаще засыпает вот так.

Эллери кивнул и покинул коттедж. Он сел в машину и поехал обратно в Манхэттен, чувствуя себя усталым и постаревшим.

ДЕЛО ПОТРОШИТЕЛЯ

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСЬ ДЖОНА X. УОТСОНА

12 ЯНВАРЯ 1908 ГОДА

Я сердит на Холмса. Признаюсь, что поскольку он длительное время находился за пределами Англии, я взял на себя смелость против его воли изложить свои заметки о деле Джека Потрошителя в форме повествования. Прошло уже двадцать лет. На протяжении девяти из них титул герцога Шайрского носит новый наследник – из младшей ветви семьи. Следует добавить, что он проводит самое незначительное время в Англии, и его нимало не заботят ни титул, ни его выдающаяся история.

Я, однако, пришел к убеждению, что настало время, чтобы весь мир узнал правду о деле Потрошителя, которое занимает столь выдающееся место, если можно так выразится, в истории преступности, а также об усилиях Холмса положить конец кровавому господству чудовища в Уайтчэпеле.

По возвращении Холмса из-за границы я заговорил с ним об этом, выдвигая самые убедительные доводы, какие только мог найти. Но он и слушать не хотел.

– Нет, нет, Уотсон, пусть кости тлеют. Человечество не обогатится от опубликования этой истории.

– Но, Холмс! Весь этот труд…

– Сожалею, Уотсон, но это – мое последнее слово.

– Тогда, – сказал я с плохо скрытым раздражением, – позвольте мне преподнести вам эту рукопись. Быть может, вы используете сию бумагу для раскуривания своей трубки.

– Я польщен ,Уотсон, и растроган, – сказал он самым жизнерадостным тоном. – В качестве потаенного дара позвольте передать вам подробности небольшого дельца, которое я только что довел до успешного завершения. Вы можете описать его в свойственной вам мелодраматической манере и немедля отдать вашим издателям. Оно касается американского моряка, которому почт удалось одурачить европейский финансовый синдикат яйцом мифической птицы Рух. Быть может, «Дело перуанского Синдбада» в какой-то мере компенсирует вам пережитое разочарование.

ЭЛЛЕРИ ОБЪЯСНЯЕТ

Эллери вернулся как раз вовремя. Инспектор Куин только что закончил чтение рукописи доктора Уотсона о Потрошителе и смотрел на нее с явным неудовольствием. Он перевел взгляд на Эллери.

– Ну и хорошо, что она не была опубликована. Холмс был прав. – Я думаю так же. – Эллери подошел к бару. – Черт побери Гранта! Все выпил…

– Как у тебя обошлось?

– Лучше, чем я ожидал.

– Значит, ты лгал, как джентльмен. Молодец!

– Я не лгал. Я говорил только правду.

– Тогда, – сказал инспектор Куин холодно, – ты поступил по-свински. Дебора Осборн любила своего отца и верила в него. Она верит тебе. Ты что, не мог немного подтасовать карты?

– Мне не пришлось ничего «подтасовывать».

– Но почему же? Ведь она так стара…

– Потому, инспектор, – сказал Эллери, опускаясь в свое вращающееся кресло, – что отец Деборы, лорд Карфакс, не был Джеком Потрошителем. Она всегда была права насчет него. Она знала это, и я знал… А раньше нас знал об этом Шерлок Холмс… Наступила длинная пауза, во время которой отец пытался понять сына, но так и не смог. – Но ведь здесь все написано черным по белому, Эллери! – возмутился инспектор.

– Да, написано…

– Ричард Осборн, этот лорд Карфакс, был пойман с ножом в руке. Ведь Уотсон описал то, что видел собственными глазами.

Эллери встал, подошел к отцу, взял рукопись и вернулся с ней в свое кресло.

– Уотсон видел только то, что Холмс хотел, чтобы он видел, не больше. Каждое слово Холмса он превращал в фетиш. А весь фокус в том, что в этом деле не так важны слова Холмса, как его молчание.

– Молчание?

– Вот именно. Холмс ни разу не сказал, что Потрошитель – Карфакс.

Эллери полистал старую тетрадь.

– А неужели, отец, ты не заметил непоследовательностей и в истории с шантажом?

– С шантажом?

Погоди-ка…

– Давай вспомним, как развивались события. Макс Клейн решил, что брак Майкла Осборна и Анджелы окажется для него прекрасной возможностью шантажа. Учитывая, насколько герцог Шайрский дорожил своим именем, Клейн, со своей точки зрения, рассуждал логично. Но план не сработал. О браке стало широко известно.

– Да, Клейн признался Анджеле, что его план провалился.

– Не совсем. Он сказал ей уже после того, как привез эту чету обратно в Лондон, что нашел новый, более сильный козырь. Клейн утратил всякий интерес к Майклу и Анджеле после того, как открыл новое оружие, очевидно, более действенное, чем позорный брак Майкла.

– И что же?

– Ну, подумай. Какой важный секрет узнал Клейн?

– Кто Джек Потрошитель, – медленно сказал инспектор. – Узнать это мог именно такой человек, как Клейн, который досконально знал Уайтчэпел и его обитателей…

– Конечно, отец. Так оно и должно было случиться. А зная, кто Потрошитель, Клейн мог разбогатеть, шантажируя…

– Лорда Карфакса…

– Да нет же, отец. Только в тот вечер Карфакс узнал, что Клейн и Анджела живут в «Ангеле и короне»!

– Но Карфакс убил Анджелу, а не Клейна.

– Лишнее доказательство, что сам он не был жертвой шантажа. Он ошибочно считал жену брата той злой силой, которая навлекла несчастье на Осборнов. Вот почему он убил ее. И сам приговорил себя за это преступление к смерти.

– Но этого всего недостаточно, чтобы обосновать…

– Тогда поищем еще кое-что. Последим за Холмсом и Уотсоном в ту ночь. Ты уже знаешь, что якобы произошло. Попробуем понять, что же было на самом деле.

В ту ночь два человека шли по следу Потрошителя – Шерлок Холмс и лорд Карфакс. Я уверен, что у Карфакса уже были подозрения…

– Какие данные подтверждают, что Карфакс тоже шел по следу Потрошителя?

– Я рад, что ты задал этот вопрос, – сказал Эллери. – Выбежав из заведения мадам Леоны, Холмс начал последний этап своих поисков. Он и Уотсон добрались до комнаты в Пакэне.

– И Холмс сказал: «Если это логово Потрошителя, то он бежал».

– Нет, не Холмс, это сказал Уотсон. Холмс воскликнул: «Кто-то побывал здесь до нас!» Между этими двумя заявлениями – огромная разница. Первое – замечание романтика. Другое – вывод практического человека, привыкшего запечатлевать место действия с фотографической точностью.

– Логично, – признал Куин-старший.

– Это существенный момент. Но есть и другие.

– То, что и Холмс и лорд Карфакс почти одновременно нашли логово Джека Потрошителя?

– А также, что Карфакс видел, как Холмс и Уотсон вошли в Пакэн. Он ждал на улице и последовал за ними, когда они вышли оттуда. Иначе и не могло быть.

– Почему?

– Для того чтобы Карфакс мог поступить так, как он поступил ему необходимо было знать две вещи: кто Потрошитель (это он уж узнал в Пакэне) и где он может найти Анджелу у Клейна, – это о узнал, последовав за Холмсом.

Инспектор Куин встал, забрав у Эллери рукопись, полистал ее и прочел: «А это подлое чудовище, Джек Потрошитель?» Уотсон зада Холмсу этот вопрос. Холмс ответил: «Лорд Карфакс тоже умер.» – Погоди, – сказал Эллери. – Не выхватывай из контекста Прочти всю цитату.

– Цитирую: «Серые глаза Холмса затуманились печалью. Казалось его мысли где-то далеко. – Лорд Карфакс – вы его имеете в виду? – тоже умер. И, уверен, тоже по собственному желанию, как и его брат.

– Вот это лучше. Теперь скажи мне, опечалила бы Холмс смерть Джека Потрошителя?

Инспектор Куин покачал головой и продолжал читать: «Естественно. Он предпочел смерть в огне петле палача».

– Это снова слова Уотсона, а не Холмса. А Холмс сказал: «Мы должны уважать решение благородного человека».

– На что Уотсон возразил: «Благородного? Вы, конечно, шутите? А, понимаю. Вы имеете в виду периоды просветления его сознания. А его отец, герцог Шайрский?» Уотсон сделал неправильные выводы из слов Холмса. А Холмс не счел нужным его разуверять – вот в чем дело! Процитируем Холмса еще раз: «С пожарища я отправился прямо в резиденцию герцога на Беркли-стрит в сопровождении Лестрейда. Мы опоздали. Он уже имел весть о лорде Карфаксе, после чего бросился грудью на меч, спрятанный в его трости…» – И Уотсон воскликнул: «Смерть подлинного аристократа!» – Опять-таки Уотсон был сбит с толку своим собственным предвзятым мнением и непониманием нарочито туманных формулировок Холмса. Послушай, отец! Когда Холмс (вместе с Лестрейдом, заметь!) приехал в городской дом герцога Шайрского, он застал герцога мертвым. Но как мог герцог уже иметь весть о самоубийстве Карфакса? Не мог. И дело совсем не в этом. А в том, что это его, герцога, выследил лорд Карфакс в Пакэне! Между отцом и сыном, безусловно, произошло бурное объяснение. После чего герцог поехал домой и покончил с собой. Потому что это «его светлость», герцог Шайрский, был Джеком Потрошителем.

– А лорд Карфакс, узнавший об этом, взял вину на себя, чтобы спасти репутацию отца!

– Теперь ты прав, – мягко сказал Эллери. – Вспомни также, о чем Карфакс просил Уотсона: сказать всем, что Джек Потрошитель – это он. Он хотел быть абсолютно уверенным в том, что вина падет на него, а не на его отца.

– Тогда Холмс поступил мудро, – прошептал инспектор Куин. – Он не захотел выдать секрет Карфакса, не захотел, чтобы его жертва оказалась напрасной.

– И вера Деборы в своего отца подтвердилась через три четверти столетия.

– Поразительно!

Эллери взял рукопись доктора Уотсона и снова раскрыл ее на заключительной записи.

– «Дело перуанского Синдбада», – пробормотал он. – Что-то о яйце мифической птицы Рух… – В глазах его блеснул озорной огонек. – Отец, ты не думаешь, что Холмс мог мистифицировать Уотсона и на этот раз?

1

Уильям Шекспир. «Ричард II», акт II.

2

Эллери Куин сочинил «спунеризм» – своего рода шутку, или остроту, основанную на перестановке в словах букв, как правило, первых. От фамилии английского священника Спунера (1844 – 1930), который придумал эту шуточную игру слов.

3

См. рассказ Артура Конан Дойла «Случай с переводчиком».

4

Бобби – прозвище английских полицейских.