Бриджертоны (№7) - Все в его поцелуе

– Я отвезу дневник бабушке Данбери, – неожиданно сказал Гарет. – Она посоветует, как поступить.

Бабушка Данбери любила говорить, что знает все, и правда была в том, что она почти всегда была права.

– Расскажи мне, когда все узнаешь, – попросила Каролина, закрывая за собой дверь кабинета.

– Конечно, – пробормотал он, не заметив, что Каролина уже ушла.

Гарет посмотрел на дневник. Его начало датировалось 10 сентября 1793 года...

Между тем в гостиной неподалеку...

– А? Говори громче! Я не слышу, – перебила ее леди Данбери.

Гиацинта опустила книгу, придержав пальцем страницу, которую она читала. Леди Данбери любила притворяться глухой, когда ей это было нужно, когда Гиацинта доходила до пикантных мест в любовных романах, которые больше всего нравились графине.

– Я прочла, – повторила Гиацинта, – наша дорогая героиня тяжело дышала. Нет, дайте я посмотрю – она задыхалась, и ей не хватало воздуха.

– Пфф, – леди Данбери. Гиацинта посмотрела на обложку книги.

– Интересно, для автора английский язык – родной?

– Читай дальше, – приказала графиня.

– Хорошо. Так вот: «Мисс Бамблхед[1], увидев приближающегося к ней лорда Сэвиджвуда, бросилась бежать».

– Ее зовут не Бамблхед, – возразила графиня.

– А следовало бы назвать именно так.

– Что правда, то правда. Но ведь не мы написали эту историю, не так ли?

Гиацинта откашлялась и стала снова читать: «Он был уже совсем близко, и мисс Бамблсхут...»

– Гиацинта!

– Баттеруорт, – проворчала Гиацинта. – Как бы ее там ни звали, она побежала к скалам. Конец главы.

– К скалам? Опять? Разве она не бежала туда в конце предыдущей главы?

– Может, туда далеко бежать?

– Я тебе не верю. Гиацинта пожала плечами.

– Я, конечно, могла бы соврать, чтобы избавиться от чтения нескольких страниц из необычайно опасной жизни Присциллы Баттеруорт, но я говорю правду. – Поскольку леди Данбери молчала, Гиацинта протянула ей книгу и попросила: – Хотите сами проверить?

– Нет-нет, я тебе верю хотя бы потому, что другого выбора у меня нет.

Гиацинта пристально посмотрела на леди Данбери.

– Вы теперь не только глухи, но и слепы?

– Нет. – Леди Данбери вздохнула и картинно положила руку на лоб. – Просто практикуюсь в драматическом искусстве.

Гиацинта громко рассмеялась.

– Я не шучу, – оборвала ее леди Данбери. – Я собираюсь изменить свою жизнь. Я могла бы играть на сцене гораздо лучше тех дур, которые величают себя актрисами.

– Жаль только, что на роли пожилых графинь не очень большой спрос.

– Если бы это сказал мне кто-нибудь другой, – сказала леди Данбери, стуча по полу своей тростью, хотя она сидела в удобном кресле, – я восприняла бы это как оскорбление.

– Мое мнение, стало быть, не в счет? – притворяясь обиженной, протянула Гиацинта.

Леди Данбери хихикнула:

– Знаешь, почему я так тебя люблю, Гиацинта Бриджертон?

– Я вся внимание, – подалась вперед Гиацинта. Лицо графини сморщилось в улыбке.

– Потому что ты, дорогуша, точно такая же, как я.

– Знаете, леди Данбери, если бы вы сказали это какой-нибудь другой девушке, она восприняла бы это как оскорбление.

Графиня затряслась от смеха.

– А ты – нет?

– А я – нет.

– Вот и отлично. – Леди Данбери посмотрела на часы на каминной полке. – У нас есть время еще на одну главу.

– Мы же договорились, что будем читать по одной главе каждый вторник, – сказала Гиацинта, только чтобы поспорить.

– Ну хорошо, – проворчала леди Данбери. – Тогда поговорим о чем-нибудь другом.

О Господи!

– Скажи мне, Гиацинта, каковы твои перспективы на сегодняшний день?

– Вы прямо как моя мама.

– Комплимент высшей пробы. – Леди Данбери откинулась на спинку кресла. – Мне нравится твоя мать, Гиацинта, а мне редко кто нравится.

– Обязательно скажу ей об этом.

– Ба! Она уже давно все знает, а ты увиливаешь от ответа.

– Мои перспективы, как вы деликатно выразились, такие же, как и всегда.

– В этом-то и проблема! Тебе, мое дорогое дитя, нужен муж, вот что я тебе скажу.

– Вы уверены, что моя мать не прячется за занавесками и не подает вам реплики?

– Вот видишь? Мое место на сцене!

– Вы сошли с ума, вы об этом знаете?

– Я достаточно стара, поэтому могу не скрывать свои мысли и говорить то, что хочу. У тебя тоже появится возможность откровенно высказывать свое мнение, когда ты состаришься.

– Я его и сейчас не скрываю.

– Знаю, – согласилась графиня. – Возможно, именно поэтому ты до сих пор не замужем.

– Если бы в Лондоне нашелся хоть один интеллигентный холостяк, – вздохнула Гиацинта, – уверяю вас, я бы попыталась женить его на себе. – Она саркастически улыбнулась. – Вы же не захотите, чтобы я вышла замуж за дурака?

– Нет, конечно, но...

– И перестаньте наконец говорить о своем внуке, как будто у меня не хватает ума понять, что у вас на уме.

– Да я и слова не сказала!

– Но собирались!

– Что ж, он замечательный, – стала отрицать леди Данбери, – и очень красивый.

Гиацинта прикусила губу, стараясь не вспоминать о своем странном поведении в присутствии мистера Сент-Клера на музыкальном вечере у Смайт-Смитов.

– Вижу, ты не возражаешь.

– Что ваш внук красив? Конечно, нет, – ответила Гиацинта, понимая, что тут спорить не о чем.

– И я горжусь тем, что он унаследовал свои мозги от моей родни, чего я, к сожалению, не могу сказать обо всех своих потомках.

Гиацинта стала смотреть в потолок, чтобы не комментировать высказывание леди Данбери. Старший сын леди Данбери прославился тем, что его голова застряла между прутьями ворот Виндзорского замка.

– О, давай говори, не стесняйся, – проворчала пожилая леди. – По крайней мере двое моих детей наполовину дураки, а про их детей я уж и не говорю. Когда они наведываются в город, я стараюсь уехать куда-нибудь подальше. Подумать только – я вышла замуж за лорда Данбери, хотя знала, что в голове у него нет ни одной извилины. Но Гарет – это моя награда, и ты будешь дурой, если не...

– Ваш внук, – перебила графиню Гиацинта, – тоже не помышляет жениться ни на мне, ни на ком-либо еще.

– Да, – согласилась леди Данбери. – И я никак не пойму, почему он сторонится таких, как ты.

– Таких, как я?

– Молодых, женственных, порядочных. Немного поразвлекся и хватит! Пора жениться!

Гиацинта почувствовала, как у нее запылали щеки. Вообще-то это был именно такой разговор, который всегда доставлял ей удовольствие: гораздо веселее быть неприличной, чем наоборот (в разумных пределах, естественно), но на сей раз она только и смогла сказать:

– Вряд ли стоит обсуждать такие вещи со мной.

– Вот еще! – махнула рукой графиня. – С каких это пор ты стала такой жеманной?

Гиацинта открыла было рот, но, к счастью, графиня и не ожидала от нее ответа.

– Он повеса, это правда. Но если ты захочешь, нет ничего такого, что нельзя было бы изменить.

– Я не собираюсь...

– Просто спусти плечи платья пониже в следующий раз, когда его увидишь, – не унималась леди Данбери. – Мужчины моментально теряют голову при виде большой груди. Он...

– Леди Данбери! – Гиацинта скрестила руки на груди. Она не станет гоняться за повесой, который явно не собирался жениться. Зачем ей такое унижение?

Кроме того, нужно немало воображения, чтобы назвать ее грудь большой. Гиацинта знала, что телосложением она, слава Богу, не была похожа на мальчика, но и выдающимися женскими прелестями пониже шеи, которые заставили бы мужчину оглянуться – и не один раз, – она не обладала.

– Ладно, – сварливо пробурчала леди Данбери. – Слова больше не скажу!

– Никогда?

– До тех пор, пока.

– До тех пор, пока что?

– Не знаю, – тем же тоном ответила графиня.

Но у Гиацинты было такое чувство, что это «пока» наступит довольно скоро.

Наморщив лоб, леди Данбери с минуту помолчала и добавила:

– Подумай о моем предложении. Мы будем отличной командой, вот увидишь.

– Я заранее содрогаюсь, – раздался мужской голос от двери. – Представляю, бабушка, на что ты подстрекаешь бедную мисс Бриджертон.

– Гарет, – просияла леди Данбери. – Как мило с твоей стороны наконец навестить меня.

Гиацинта обернулась и увидела входящего в комнату Гарета Сент-Клера – красивого и элегантно одетого. В лучах солнца, пробивавшихся в окно, его волосы были похожи на отполированное золото. Его появление оказалось для Гиацинты неожиданностью. Она приходила сюда по вторникам уже целый год, но ни разу с ним здесь не встретилась. Можно было подумать, что он намеренно ее избегает.

Невольно возникал вопрос: почему он пришел сегодня? Их разговор на музыкальном вечере не выходил за рамки светской болтовни, и вдруг Сент-Клер здесь, в гостиной своей бабушки, как раз в тот момент, когда она наносит свой еженедельный визит.

– Наконец-то? Неужели ты забыла, что я был у тебя в пятницу? – Гарет повернулся к Гиацинте и с озабоченным видом спросил: – Может быть, она теряет память, мисс Бриджертон? Ведь ей – дайте подумать – девяносто...

Трость леди Данбери стремительно опустилась на ногу Гарета.

– До этого еще очень далеко, мой мальчик, и если тебе дороги твои ноги, ты впредь не станешь богохульствовать.

– Евангелие от Агаты Данбери, – пробормотала Гиацинта.

Гарет улыбнулся ей, чего она совсем не ожидала. Во-первых, потому, что не думала, что он слышал ее замечание, а во-вторых, потому, что Сент-Клер показался ей в этот момент юным и невинным, хотя она точно знала, что он не то и не другое.

Хотя...

Несмотря на ворчание леди Данбери, Гарет действительно был частым гостем в ее доме. Возможно, он вовсе не такой повеса, каким его заклеймил высший свет. Плохой человек не мог быть так предан своей бабушке. Гиацинта сказала ему об этом на вечере у Смайт-Смитов, но он поспешил переменить тему разговора.

Он был загадочной личностью, а Гиацинта ненавидела загадки, которые не могла разгадать.

Между тем предмет ее размышлений наклонился, чтобы поцеловать бабушку в щеку. Гиацинта неожиданно поймала себя на том, что разглядывает его спину, шею и косичку, лежащую на воротнике темно-зеленого камзола.

Она знала, что у него нет денег на дорогих портных, и то, что он никогда ни о чем не просит свою бабушку. Тем не менее камзол сидел на нем идеально.

– Мисс Бриджертон, – сказал Гарет, присаживаясь на диван и закидывая одну ногу на другую, – сегодня, очевидно, вторник?

– С утра это так и было.

– Как поживает Присцилла Баттеруорт?

Ее удивило, что он знает, какую они с леди Данбери читают книгу.

– Она бежит к скалам, я беспокоюсь за ее безопасность. Вернее, обеспокоилась бы, если бы нам осталось читать еще одиннадцать глав.

– Жаль. Сюжет книги был бы куда интереснее, если бы Присцилла умерла.

– А вы читали книгу? – вежливо осведомилась Гиацинта.

– Бабушка пересказывает мне ее, когда я навещаю ее в среду. А я всегда бываю у нее по средам. А также почти всегда по пятницам и воскресеньям.

– В прошлое воскресенье тебя не было.

– Я ходил в церковь, – будничным тоном пояснил он. Гиацинта чуть было не поперхнулась печеньем.

– Разве вы не видели, как молния ударила в колокольню? – обратился он к Гиацинте.

– Я была слишком поглощена проповедью священника.

– Он нес всякую ерунду на прошлой неделе, – провозгласила леди Данбери. – Стареет, наверное.

Гарет хотел что-то возразить, но трость бабушки остановила его.

– Не смей начинать свой обычный комментарий словами «кто бы говорил».

– Мне бы и в голову это не пришло.

– Я тебя знаю. Ты не был бы моим внуком, если бы не сказал этого. Ты согласна со мной, дорогая? – обратилась она к Гиацинте.

К чести Гиацинты, она скромно сложила руки на коленях и ответила:

– Уверена, что на этот вопрос нет правильного ответа.

– Умница, – леди Данбери.

– Я беру уроки у мастера. Графиня просияла.

– Если оставить в стороне его наглость, – она посмотрела на Гарета так, словно он был каким-то подопытным насекомым, – на самом деле он необыкновенный внук. Лучшего я не могла бы и желать. Конечно, – добавила она, – ему не с кем соревноваться. У остальных всего три извилины на всех.

Это было не слишком лестным заявлением, если учесть, что у графини было двенадцать внуков.

– Я слышал, что некоторые животные поедают своих детенышей, – пробормотал Гарет.

Леди Данбери проигнорировала его замечание и сказала:

– Поскольку сегодня только вторник, что привело тебя ко мне, мой мальчик?

Гарет нащупал в кармане книжку. Он был настолько заинтригован дневником, что у него совершенно вылетело из головы, что по вторникам бабушку навещает Гиацинта Бриджертон. Ему следовало подождать до вечера. Но он пришел, и это следовало как-то объяснить. Иначе его бабушка решит, что он пришел специально, чтобы увидеть мисс Бриджертон, и потребуется несколько месяцев, чтобы разубедить ее в этом.

– В чем дело, говори.

Гарет повернулся к Гиацинте, довольный тем, что она смущенно поежилась под его пристальным взглядом.

– Почему вы навещаете бабушку? – спросил он.

– Потому что люблю ее. А вы почему?

Гарет не мог сказать, что навещает ее только потому, что она его бабушка. Леди Данбери была для него не только бабушкой, а строгим судьей, но никогда он не воспринимал общение с ней как обязанность.

– Я тоже ее люблю, – ответил он, не сводя глаз с Гиацинты.

– Прекрасно.

Они долго смотрели друг на друга, словно соревновались, кто же опустит глаза первым.

– Мне нравится, какой оборот принял наш разговор, – громко сказала леди Данбери, – о чем, черт побери, вы здесь толкуете?

Гиацинта откинулась на спинку дивана и посмотрела наледи Данбери так, словно ничего не произошло.

– Понятия не имею. – Она допила чай и добавила: – Он задал мне вопрос.

Гарет с интересом посмотрел на Гиацинту. С его бабушкой не так-то легко было подружиться, и если Гиацинта Бриджертон с радостью пожертвовала своими вторниками, чтобы навещать ее, это явно говорило в пользу девушки. Не говоря уже о том, что леди Данбери редко кого жаловала своим вниманием, а мисс Бриджертон она восхищалась при каждой возможности. Частично это происходило потому, что она желала их свести. По части такта или тонкости в обращении у его бабушки всегда были проблемы.

Но одну вещь Гарет все же усвоил за все эти годы: его бабушка очень хорошо разбиралась в людях. К тому же дневник был написан по-итальянски. Даже если в нем и содержались какие-либо интимные секреты, мисс Бриджертон вряд ли о них узнает.

Приняв решение, Гарет достал из кармана дневник.

Глава 4

С этого момента жизнь Гиацинты наконец-тостановится такой же волнующей, как жизнь ПрисциллыБаттеруорт. Правда, необходимо исключить скалы...

Гиацинту заинтриговали явные сомнения Сент-Клера. Прежде чем обернуться к бабушке, он сначала внимательно изучил ее своими ясными голубыми глазами. Гиацинта, естественно, старалась не выдать своего интереса. Она понимала, что он колеблется – доверить ли свое дело бабушке в ее присутствии – и подозревала, что если каким-то образом вмешается, это повлияет на его решение.

Но видимо, она прошла проверку, потому что через минуту он достал из кармана маленькую книжечку в кожаном переплете.

– Что это? – Леди Данбери взяла книжку в руки.

– Дневник бабушки Сент-Клер, его сегодня принесла Каролина. Она нашла его среди вещей Джорджа.

– Он на итальянском, – заметила графиня.

– Да, я это понял.

– А почему ты принес его мне?

Гарет улыбнулся:

– Ты всегда говорила мне, что знаешь все. Если не все, то уж всех точно.

– Мне вы тоже сказали об этом сегодня, – поддержала его Гиацинта.

– Благодарю вас, – оттенком покровительства сказал Гарет, повернувшись к Гиацинте. В тот же момент на нее сердито посмотрела леди Данбери.

Гиацинта слегка поежилась. Но не потому, что графиня на нее рассердилась. К этому девушка давно привыкла. Ей не понравился снисходительный тон мистера Сент-Клера.

– Я надеялся, что ты, возможно, знаешь какого-нибудь уважаемого переводчика, бабушка.

– С итальянского?

– Да, похоже, потребуется знание именно этого языка.

– Хм. – Леди Данбери постучала тростью по ковру так, как обычный человек постучал бы пальцами по столу. – Итальянский? Он не так распространен, как французский, который знаком всякому приличному человеку...

– Я умею читать по-итальянски, – вмешалась Гиацинта.

– Вы шутите, – опередил графиню Гарет.

– Вы не все обо мне знаете, – Гиацинта леди Данбери.

– Да, конечно, но итальянский?

– В детстве у меня была гувернантка-итальянка. Ей нравилось учить меня своему языку. Говорю я, конечно, плохо, но если прочитаю одну-две страницы, то пойму, о чем идет речь.

– Но здесь больше чем одна-две страницы.

– Разумеется, но я буду читать больше чем две страницы за один раз. И потом... он вряд ли написан в стиле старых римлян.

– В таком случае это была бы латынь, – ехидно заметил Гарет.

Гиацинта стиснула зубы.

– Ради Бога, мальчик, дай ей книжку.

Гарет не заметил, что дневник был в руках у бабушки, что, по мнению Гиацинты, свидетельствовало о том, что он крайне взволнован. Он встал, взял у леди Данбери дневник и повернулся к Гиацинте. С минуту он колебался, и Гиацинта, возможно, этого и не заметила бы, если бы не смотрела ему прямо в лицо.

Он протянул ей книжку и пробормотал:

– Прошу, мисс Бриджертон.

Гиацинта приняла книгу со странным чувством, будто он вручил ей свою судьбу. Девушка даже слегка поежилась под его изучающим взглядом.

– Вам холодно, мисс Бриджертон?

Она покачала головой и стала рассматривать книжку, чтобы избежать его взгляда.

– Страницы очень хрупкие, – сказала она, осторожно переворачивая одну.

– О чем это говорит?

Гиацинта снова стиснула зубы. Она чувствовала дыхание Гарета Сент-Клера на своей шее, и это вовсе не доставляло ей удовольствия.

– Что ты над ней навис! – рявкнула леди Данбери. Он немного отодвинулся, но недостаточно, чтобы Гиацинта почувствовала себя непринужденно.

– Ну что? – требовательно спросил он.

– Она пишет о своей предстоящей свадьбе. Я думаю, она должна выйти замуж за вашего дедушку через... три недели. Полагаю, церемония состоялась в Италии.

Гарет кивнул и потребовал:

– Продолжайте.

– И... – Гиацинта наморщила нос, как она всегда делала, когда задумывалась. Этот жест был не слишком привлекательным, но не могла же она сейчас не думать!

– Что она написала? – нетерпеливо спросила леди Данбери.

– ...О, правильно! Она не очень счастлива, что выходит замуж.

– А кто бы был счастлив? – вставила леди Данбери. – Этот человек больше напоминал медведя, да простят меня те в этой комнате, кто с ним одной крови.

Гарет проигнорировал реплику бабушки.

– Что еще?

– Я же сказала вам, что не очень хорошо знаю итальянский, – вспылила Гиацинта. – Мне нужно время, чтобы разобраться.

– Возьмите его домой. Вы все равно увидите Гарета завтра вечером, – сказала графиня.

– Вот как? – спросила она в тот же момент, как Сент-Клер сказал:

– Как это?

– Ты должен сопровождать меня на вечер поэзии к Плейнсуортам. Или ты забыл?

Гиацинта с удовольствием наблюдала за тем, как рот Гарета Сент-Клера сначала открылся, а потом закрылся в явном страдании. Она даже решила, что он немного напоминает задыхающуюся рыбу.

– Я право же... То есть я хочу сказать, я не могу...

– Можешь и пойдешь. Ты обещал.

Он смотрел на бабушку с недоумением.

– Что-то я...

– Если не обещал, то должен был, и если ты меня любишь...

Гиацинта кашлянула, чтобы скрыть смех, а потом напустила на себя серьезность, когда он бросил на нее злобный взгляд.

– В моей эпитафии, – сказал Гарет, – будет написано: «Он любил свою бабушку даже тогда, когда никто ее не любил».

– И что в этом плохого?

– Я приду, – покорно вздохнул он.

– Захватите вату, чтобы заткнуть уши, – посоветовала Гиацинта.

– Неужели это будет хуже вчерашнего музыкального вечера? – Его ужас был неподдельным.

– Леди Плейнсуорт до замужества была Смайт-Смит.

Леди Данбери подавила смешок.

– Мне лучше поехать домой. – Гиацинта встала. – Я постараюсь перевести первую запись до завтрашнего вечера, мистер Сент-Клер.

– Буду вам очень признателен, мисс Бриджертон.

Гиацинта кивнула и пошла к дверям, стараясь не замечать странного ощущения у себя в груди. Господи, это же только книга! А он всего-навсего мужчина.

Ее раздражало странное желание произвести на него впечатление. Она хотела сделать нечто, что свидетельствовало бы о ее уме и интеллигентности, нечто, что заставило бы его смотреть на нее по-другому, а не с нескрываемым сарказмом.

– Разрешите проводить вас до двери.

От удивления Гиацинта остановилась. Она не ожидала, что он окажется так близко.

– Я... а...

Все дело было в его глазах. Они были такими голубыми и пронзительно чистыми, что ей показалось, будто она может читать его мысли. Однако наделе выходило, что это она ничего не могла от него скрыть.

– Да? – Он взял ее за локоть.

– Нет, ничего.

– Подумать только, – говорил он, провожая ее в холл. – Я никогда не видел, чтобы вы не находили слов. Разве что вчера вечером, – добавил он, слегка склонив голову. – Я имею в виду музыкальный вечер. Он был замечательный, не правда ли?

– Мы едва знакомы, мистер Сент-Клер. Откуда вам знать, как часто я лишалась дара речи.

– Ваша репутация известна.

– Так же, как и ваша.

– Вы меня сразили, мисс Бриджертон.

Увидев у дверей свою горничную, Гиацинта высвободила руку.

– До завтра, мистер Сент-Клер.

Она могла поклясться, что, когда за ней закрывалась дверь, он ответил:

– Arrivederci[2].

Гиацинта приезжает домой.

Ее мать ждет ее, и это не сулит ничего хорошего.

– Шарлотта Стоукхерст, – заявила Вайолет Бриджертон, едва Гиацинта появилась на пороге входной двери, – выходит замуж.

– Сегодня? – поинтересовалась Гиацинта, снимая перчатки.

Вайолет посмотрела на нее с нескрываемым неудовольствием.

– Она обручилась. Ее мать сказала мне об этом сегодня утром.

Гиацинта огляделась.

– Вы ждали меня здесь, в холле?

– За графа Рентона, – добавила Вайолет. – За Рентона.

– У нас еще остался чай? Я всю дорогу шла пешком, и мне очень хочется пить.

– За Рентона! – воскликнула Вайолет, в отчаянии воздевая руки. – Ты меня слышала?

– За Рентона, – покорно повторила Гиацинта. – У него толстые лодыжки.

– Он... Почему ты смотрела на его лодыжки?

– Больше смотреть было не на что. – Гиацинта отдала ридикюль с итальянским дневником служанке.

– Отнеси, пожалуйста, это в мою комнату. Подождав, пока служанка уйдет, Вайолет сказала:

– В гостиной есть для тебя чай, и я не вижу ничего необычного в лодыжках Рентона.

– Значит, тебе нравятся толстые лодыжки, мама, – пожала плечами Гиацинта.

– Гиацинта!

Тяжело вздохнув, девушка поплелась вслед за матерью в гостиную.

– Мама, у тебя шестеро детей женаты и замужем. И все они довольны своим выбором. Почему тебе непременно хочется навязать мне неподходящего жениха?

Вайолет села и налила дочери чашку чая.

– Я ничего не навязываю, но ты могла хотя бы посмотреть...

– Мама, я...

– Или хотя бы притвориться ради меня.

Гиацинта не смогла удержаться от улыбки.

Вайолет протянула Гиацинте чашку, но потом добавила в нее еще одну ложку сахару. В семье только Гиацинта пила очень сладкий чай.

– Спасибо. – Она попробовала чай, он был не так горяч, как она любила, но девушка все же его выпила.

– Гиацинта, – начала мать таким тоном, который неизвестно почему заставлял Гиацинту чувствовать себя виноватой, – ты же знаешь, что я просто хочу видеть тебя счастливой.

– Да, я знаю.

Если бы Вайолет стремилась выдать дочь замуж из соображений социального статуса или финансового положения, ее желания можно было легко проигнорировать. Но мать любила ее и желала ей счастья, поэтому Гиацинта изо всех сил старалась поддерживать хорошее настроение матери.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.