Бостон, Массачусетс
       Февраль 1816 года
      – Ты отсылаешь меня?
      От потрясения и разочарования фиалковые глаза Эммы Данстер широко раскрылись.
      – Не стоит все так драматизировать, – ответил ей отец. – Конечно, я не отсылаю тебя. Просто ты проведешь год в Лондоне со своими кузенами.
      – Но почему?
      Джон Данстер смущенно заерзал на стуле:
      – Просто я думаю, тебе следует посмотреть мир. Вот и все.
      – Но я была в Лондоне. Уже дважды.
      – И отлично. Теперь ты стала старше… Генри и Кэролайн любят тебя, как родную, а ты сама говорила, что Белл и Нед тебе дороже, чем любой из твоих друзей.
      – Они гостили у нас два месяца, и я виделась с ними совсем недавно.
      Джон скрестил руки на груди:
      – Ты завтра отплываешь вместе с ними, это решено.
      Эмма прищурившись посмотрела на отца:
      – Ты хочешь поскорее выдать меня замуж?
      – Конечно, нет! Просто считаю, что смена обстановки пойдет тебе на пользу.
      – Неправда. И есть тысяча причин, почему я не могу сейчас покинуть Бостон.
      – Неужели?
      – Да. Например, домашнее хозяйство. Кто возьмет это на себя, пока меня здесь не будет?
      Джон снисходительно улыбнулся.
      – Мы живем в доме из двенадцати комнат, и наше хозяйство не требует слишком большого внимания. Не сомневаюсь, то немногое, что потребуется, вполне может взять на себя миссис Маллинз.
      – А как насчет всех моих друзей? Я буду ужасно скучать по ним. И Стивен Рамзи будет весьма разочарован, если я внезапно уеду. Мне кажется, он вот-вот сделает предложение.
      – Ради Бога, Эмма! Ты не должна поощрять беднягу, даже если не хочешь ехать в Лондон.
      – Но я думала, ты хочешь, чтобы мы поженились. Его отец – твой лучший друг.
      Джон вздохнул:
      – Когда тебе исполнилось десять, возможно, я и подумывал о вашем браке. Но и тогда уже было ясно, что он тебе не пара. Ты за неделю сведешь его с ума.
      – Твоя забота о единственном ребенке так трогательна!
      – Поверь, он наскучит тебе до потери сознания, – закончил Джон мягко. – Я только хочу, чтобы Стивен осознал, насколько это бесперспективно, и в этом еще одна причина, почему тебе следует уехать. Если вас разделит океан, Стивен, возможно, поищет жену в другом месте.
      – Но я предпочитаю Бостон любому другому месту.
      – Ты обожаешь Англию, – возразил Джон голосом, в котором уже чувствовалось раздражение. – В прошлое наше посещение ты только об этом и говорила.
      Эмма нервно прикусила губу.
      – А как насчет компании? – спросила она тихо.
      Джон вздохнул и облокотился на спинку стула. Теперь ему наконец стала ясна причина, по которой Эмма не хотела покидать Бостон.
      – Компания «Данстер шиппинг» будет на месте, когда ты вернешься.
      – Но мне еще столько предстоит изучить! Как я смогу взять на себя руководство компанией, если не узнаю всего сейчас?
      – Сможешь. Никому, кроме тебя, я не оставлю компанию. Я основал ее на пустом месте, и Господу известно, что хочу передать ее родному по крови человеку, но… Нам следует считаться с фактами. Большинство наших клиентов не захотят иметь дело с женщиной, а рабочие не пожелают принимать от тебя указания. Даже если фамилия твоя Данстер, это ничего не изменит.
      Эмма была готова расплакаться от такой несправедливости.
      – Никто лучше тебя не подходит для того, чтобы руководить компанией, – сказал Джон мягко. – Но это не значит, что остальные со мной согласятся. Как это ни возмущает меня, приходится мириться с тем, что компания не устоит, если у кормила окажется женщина.
      – И все же в будущем я стану ею руководить.
      – Разумеется, ты не сдашься! Я рассказывал тебе о том времени, когда ты болела инфлюэнцей? Тогда ты победила болезнь, и я понял, что тебя спасло: ты оказалась слишком упорной, чтобы умереть. Но возможно, я единственный человек на свете, более упрямый, чем ты, дочь, и потому тебе следует смириться и принять свою судьбу.
      Эмма чуть не застонала. Итак, поездки в Англию ей не избежать. Впрочем, не стоило рассматривать эту поездку как наказание. Она обожала своих кузенов – Белл и Неда. И все же Эмма не хотела пренебречь добровольно принятым на себя обязательством по отношению к компании «Данстер шиппинг».
      – Ладно. – Она поднялась, решив упаковать вещи, поскольку завтра ей предстояло отплыть на одном из кораблей отца. – Но я вернусь.
      – Уверен, непременно вернешься. Пока будешь там, не забывай о развлечениях, хорошо?
      Эмма ослепительно улыбнулась:
      – Папа, ты ведь не думаешь, что я лишу себя приятного времяпрепровождения в Лондоне только оттого, что не хочу туда ехать? – Эмма взялась за ручку двери и приоткрыла ее на несколько дюймов. – Девушке всего раз в жизни выпадает удача стать дебютанткой на лондонском сезоне, и ей следует получить от этого удовольствие, даже если она не любит светскую жизнь.
      – Чудесно! Значит, тебе удалось ее убедить? – воскликнула сестра Джона, графиня Уэрт, внезапно входя в комнату.
      – Тебе кто-нибудь говорил, что подслушивать невежливо? – мягко поинтересовался Джон.
      – Чепуха! Я шла через холл, услышала голос Эммы и решила поинтересоваться: что там с вором, которому ты сегодня дала оплеуху?
      – Что такое? – Джон прищурился.
      – Я заметила, как кто-то пытается вытащить кошелек у Неда. Он и Белл из-за чего-то пререкались, по своему обыкновению, и Нед не заметил, что его пытаются ограбить.
      – И Эмма его ударила? Дочь, разве ты не могла закричать?
      – Ради Бога, папа, чего бы я добилась криком?
      – Ну уж по крайней мере это была полноценная оплеуха?
      Лицо Эммы приняло глуповатое выражение.
      – Разумеется. Не исключено, что я сломала ему нос.
      Кэролайн всплеснула руками.
      – Надеюсь, ты не обидишься, если я скажу, что в Лондоне молодые леди не вступают в драку с сомнительными лицами и не бьют их по носу.
      – Поверьте, тетя Кэролайн, настоящие молодые леди и в Бостоне не делают ничего подобного.
      Джон хмыкнул:
      – Кстати, тебе удалось выручить кошелек Неда?
      Эмма не смогла удержаться от улыбки:
      – Конечно.
      – Я так и знал, моя девочка!

       Лондон, Англия
       Апрель 1816 года
 
      – Ты, конечно, понимаешь, что нам грозит сущий ад, если мать нас застукает?
      Арабелла Блайдон скептически оглядела свой костюм. Она и Эмма одолжили платья у горничных, вызвав тем их ужас, и теперь крались вниз по лестнице лондонского дома Белл.
      – Тебе достанется гораздо больше, если твоя мать услышит, как ты бранишься, – усмехнулась Эмма.
      – На самом деле мне все равно. Если меня заставят руководить расстановкой цветов на твоем вечере, я просто начну вопить.
      – Думаю, крик едва ли будет уместен, раз наша цель – ускользнуть.
      – Да тише ты! – пробормотала Белл не слишком любезно, продвигаясь на цыпочках вниз.
      Оглядевшись, Эмма с опаской последовала за кузиной. Лестница черного хода никоим образом не походила на ту, по которой обычно они с Белл следовали в главный холл, убранный подушками и роскошными персидскими коврами. По сравнению с ним деревянные полированные ступени черной лестницы казались узкими, а стены были побелены и ничем не украшены. Спокойная простота лестничной шахты напомнила Эмме ее дом в Бостоне, не отличавшийся пышностью и не шедший ни в какое сравнение с роскошью лондонского стиля.
      Блайдон-Мэншн, расположенный в фешенебельном районе на Гросвенор-сквер, принадлежал семье больше ста лет и был увешан семейными портретами Блайдонов минувших лет. Эмма оглянулась на пустые стены и тихонько вздохнула, отгоняя воспоминания и тоску по отцу.
      – Не могу поверить, что крадусь по лестнице собственного дома, как воришка, только чтобы избежать встречи с матерью, – ворчала Белл по мере того, как они продвигались вниз.
      Добравшись до площадки лестницы и миновав первый пролет, они повернули за угол.
      – По правде говоря, я предпочла бы свернуться клубочком в своей постели с книгой в руках, но, конечно, она найдет меня там и снова заставит просмотреть все меню от начала до конца.
      – Такая судьба хуже смерти, – пробормотала Эмма.
      Белл бросила на нее проницательный взгляд.
      – Смотри под ноги, – предостерегла она шепотом, – эта ступенька скрипит посередине.
      Эмма прищурилась:
      – Как я понимаю, ты частенько спускаешься таким образом?
      – Случается. Всегда неплохо знать, как улизнуть из дома, никого не ставя об этом в известность. Но обычно я не одеваюсь как горничная.
      – Ладно, если мы собираемся помочь кухарке приготовить еду на вечер, совсем не обязательно быть разодетыми в шелка.
      Белл пожала плечами и распахнула дверь на кухню.
      – Всем привет, мы пришли вам помочь. Вам могут пригодиться две лишние пары рук, разве нет?
      Кухарка воздела руки к потолку, при этом в воздух поднялось облако муки.
      – Что, ради всего святого, вам делать на кухне? Вы только будете путаться под ногами.
      Видя, что ни одна из молодых леди не собирается покинуть кухню, кухарка стиснула зубы и принялась махать на них деревянной поварешкой.
      – На случай если вы этого не заметили, смею вам сообщить, что у нас тут полно работы. А теперь отправляйтесь восвояси, пока я не позвала графиню.
      При упоминании матери Белл вздрогнула.
      – Пожалуйста, разрешите нам остаться, миссис Кук. – Она была искренне убеждена, что «кухарка» – имя собственное, потому что в течение долгого времени никто не называл означенную леди иначе и все забыли ее имя. – Обещаем не мешать. Напротив, мы сможем вам помочь и будем вести себя тихо.
      – Не место вам здесь. Неужели нечем больше заняться, кроме как играть в поварят?
      – По правде говоря, нечем, – искренне ответила Белл.
      Эмма улыбкой выразила молчаливое согласие. Они с Белл постоянно ввязывались в разные истории и придумывали каверзы, и это продолжалось все три недели с момента их прибытия. Не то чтобы им хотелось неприятностей: просто в Лондоне было совершенно нечем заняться. Дома Эмма все время следила за делами компании «Данстер шиппинг», но в Лондоне бухгалтерию не считали занятием, достойным молодой английской леди, и ей оставалось только примерять туалеты и обучаться искусству танцев.
      В итоге Эмма постоянно скучала, поскольку привыкла чувствовать себя полезной.
      Она и Белл готовы были пуститься во все тяжкие, лишь бы как-нибудь развлечься. Эмма научила родных играть в покер, игру, которую она сама тайком освоила еще в Бостоне.
      Кэролайн качала головой и вздыхала, понимая, что Эмма оказывает скверное влияние на ее детей. До приезда Эммы Белл вела жизнь синего чулка. Теперь же она стала настоящим сорванцом.
      Кэролайн также волновалась по поводу дебюта Эммы в свете. Зная, что в конце концов Эмме предстоит вернуться в Бостон к отцу, она втайне надеялась, что племянница влюбится в англичанина и останется в Лондоне. Возможно, тогда бы и ее отец тоже переехал жить сюда.
      Пока же Кэролайн давала грандиозный бал с целью представить Эмму обществу.
      Бал ожидался нынче вечером, и потому девушки сбежали вниз, чтобы не принимать участия в приготовлениях к нему.
      – Пожалуйста, разрешите нам помочь здесь: наверху ужас что творится. – Эмма вздохнула. – Все только и говорят о предстоящем вечере.
      – Ну, здесь говорят о том же. – Кухарка усмехнулась. – Сегодня ваша тетушка принимает не менее четырех сотен гостей, а нам предстоит их всех накормить.
      – Именно поэтому мы и предлагаем вам помощь. Что надо сделать в первую очередь?
      – Вам бы следовало покинуть кухню, пока вас не застали здесь! Жду не дождусь начала сезона: тогда вам наверняка станет не до шалостей.
      – Сезон начинается сегодня вечером, – невинно сообщила Белл. – На балу мама представит Эмму светскому обществу, и, возможно, у нас появится столько поклонников, что не останется времени на то, чтобы докучать вам.
      – Дай-то Бог!
      – А теперь, миссис Кук, – вступила в разговор Эмма, – сжальтесь над нами. Если вы не позволите нам заняться чем-нибудь здесь, тетя Кэролайн заставит нас украшать зал цветами.
      – Пожалуйста! – затянула свою льстивую песню Белл. – Вы ведь на самом деле любите, когда мы здесь.
      – Ладно уж, – ворчливо согласилась кухарка. По крайней мере, девушки умели взбодрить своими безумными выходками весь штат кухни и поднять всем настроение. – Хотя это идет вразрез с моими взглядами и здравым смыслом. На самом деле вам надо быть наверху и готовиться к балу, а не околачиваться на кухне. Видите вон те миски? Насыпьте в каждую по шесть чашек муки и по две сахару. Делайте это осторожно и не путайтесь под ногами.
      – А где мука? – спросила Эмма, оглядывая кухню. Кухарка со вздохом снова направилась в кладовую.
      – Постойте-ка! Если вы уж так хотите занять мое место, то поднимите эти тяжелые мешки.
      Эмма хмыкнула и с легкостью перенесла мешок на стол, где Белл уже отмеряла сахар.
      – Хорошо, что мы ускользнули от мамы, – усмехнулась Белл. – Вероятно, она бы заставила нас одеваться, а бал начнется не раньше чем через восемь часов.
      Эмма кивнула. Откровенно говоря, она с нетерпением ожидала своего первого бала в Лондоне и была готова безропотно выдерживать долгие часы примерки и уроки танцев. Жаль, что тетя Кэролайн отдавала приказы не хуже любого армейского генерала, так что после долгих недель, посвященных примерке туалетов, выбору цветов и музыки, ни Эмма, ни Белл уже не хотели появляться поблизости от бального зала, пока мать Белл не подготовит все, что необходимо.
      Как только все занялись своим делом, Белл обратила к Эмме серьезный взгляд голубых глаз:
      – Волнуешься?
      – Из-за сегодняшнего вечера?
      Белл кивнула.
      – Немного. Знаешь, вы, англичане, пугаете своей приверженностью этикету и всевозможным правилам.
      Белл ответила сочувственной улыбкой и отвела от глаз прядь волнистых волос.
      – У тебя все пройдет прекрасно. У меня сложилось впечатление, что ты хорошо знаешь, что делаешь, и люди тебе верят.
      – Ты такая умная, – отозвалась Эмма. – Это потому, что ты много читаешь.
      Белл в притворном ужасе закатила глаза.
      – Я никогда не найду мужа, если все время буду сидеть, уткнувшись в книгу.
      – Так говорит твоя мать?
      – Да, но она желает мне только хорошего и ни за что не станет настаивать на моем браке, чтобы сбыть меня с рук. В прошлом году она разрешила мне отказать графу Стоктону, а он ведь считался самым завидным женихом.
      – И чем он тебе не угодил?
      – Его смутило то, что я люблю читать.
      Эмма улыбнулась и добавила муки в миски с тестом.
      – Он сказал, что чтение не для женских мозгов, – продолжала Белл. – Это способствует зарождению «вредных идей».
      – Упаси Боже!
      – Знаю, знаю. Еще он сказал, чтобы я не волновалась, и обещал после свадьбы отучить меня от этого вредного занятия.
      Эмма искоса взглянула на кузину:
      – А ты не сказала, что искоренишь его самоуверенность?
      – Хотела, да раздумала.
      – А я бы сказала.
      – Не сомневаюсь. У тебя талант говорить то, что думаешь.
      – Это комплимент?
      Белл ответила не сразу.
      – Думаю, да, – сказала она наконец. – Сейчас рыжие не в моде, но я предсказываю, что уже через месяц ты с твоей невозможной манерой высказываться будешь иметь грандиозный успех, и, как я понимаю, те, кто обо всем осведомлен, сообщат мне о том, что рыжие стали гвоздем сезона и моей кузине повезло, хоть она и имеет несчастье быть американкой.
      – Я почему-то в этом сомневаюсь, но с твоей стороны очень мило так считать.
      Эмма сознавала, что она не так хороша, как Белл, но собственная внешность вполне ее удовлетворяла. Нед однажды назвал Эмму хамелеоном, имея в виду то, что при каждом повороте головы ее волосы меняли цвет и луч света мог заставить их запылать. А глаза Эммы, обычно светло-фиалковые, темнели и загорались опасным блеском и становились почти черными, когда она гневалась.
      Вытерев руки о передник, Эмма громко позвала:
      – Миссис Кук! Что нам делать дальше: мы уже израсходовали всю муку и сахар.
      – Яйца. В каждой миске должно быть по три яйца. И никаких скорлупок – если они попадут в мои пироги, то вместо них я подам гостям ваши головы.
      – О! Миссис Кук нынче свирепствует. – Белл хмыкнула.
      – Я это уже слышала, мисси! Хотите оставаться у меня на кухне, принимайтесь за работу!
      – Где вы держите яйца, миссис Кук? – Эмма обшаривала ящик, в котором держали скоропортящиеся продукты. – Я нигде их не вижу.
      – Я так и знала, что у вас двоих нет чутья и таланта к кухонному делу, – проворчала кухарка и открыла ящик, однако и ее поиски оказались столь же безрезультатными.
      – Ну и дела. У нас нет яиц!
      Лицо кухарки из мрачного стало свирепым.
      – Какой разиня забыл купить яйца? – грозно воскликнула она.
      Поскольку никто не признавался, кухарка оглядела кухню, и наконец ее взгляд задержался на молодой девушке, сгорбившейся над горой ягод.
      – Мэри, – окликнула она помощницу, – ты скоро закончишь?
      Мэри вытерла передником мокрые руки:
      – Нет, мэм, у меня еще полно работы. Никогда не видела столько ягод.
      – Сьюзи?
      У Сьюзи руки были по локоть в мыльной пене, потому что она поспешно перемывала посуду.
      Эмма оглядела кухню, в которой трудились по меньшей мере двенадцать человек, но все они казались ужасно занятыми.
      – Ну, это бог знает что, – проворчала кухарка. – Надо накормить четыре сотни душ, а у меня нет яиц и нет никого, кто мог бы пойти и купить их.
      – Я пойду, – вызвалась Эмма.
      Кухарка неодобрительно посмотрела на нее:
      – Да вы с ума сошли!
      – Эмма, этого ни в коем случае нельзя делать, – присоединилась к ней Белл.
      Эмма широко раскрыла глаза:
      – Я не сошла с ума и не понимаю, почему бы мне не пойти и не купить яйца? К тому же глоток свежего воздуха мне не повредит: я все утро просидела взаперти…
      – Но тебя могут увидеть, – возразила Белл. – И ты вся в муке. Прекрати, ради всего святого!
      – Пока я здесь ни с кем не знакома. Кто меня узнает?
      – Но ты не можешь выйти из дома в платье горничной.
      – Как раз в этом платье мне и следует идти, – терпеливо пояснила Эмма. – Если бы я надела одно из платьев, которые ношу утром, все бы удивлялись, почему это леди вышла на улицу без сопровождения и отправилась на рынок за яйцами. Когда я одета, как горничная, никто и не посмотрит на меня. А вот ты, конечно, не можешь пойти со мной: тебя мгновенно узнают.
      Белл вздохнула:
      – Мама меня убила бы.
      – Ну вот видишь. Если миссис Кук нужна наша помощь, то это единственно правильное решение. – Чувствуя себя победительницей, Эмма улыбнулась.
      – Не знаю, не знаю, Эмма. – Белл пожала плечами. – Позволить тебе выйти из дома одной…
      Эмма с раздражением вздохнула:
      – Я соберу волосы в узел на затылке, как делают горничные, а еще могу испачкать платье и щеки мукой.
      – Эй, не очень-то старайся! – прикрикнула на Эмму кухарка. – Не стоит тратить на это хорошую муку.
      – Ну, Белл? – Эмма ждала. – Что ты думаешь?
      – Не знаю. Маме бы это не понравилось.
      – Она об этом не узнает.
      – Ну тогда ладно! – Белл обернулась к другим работникам на кухне: – Ни слова об этом, вы поняли?
      – Мне это тоже не нравится, – проворчала кухарка. – Совсем не нравится.
      – У нас нет выбора, если вы собираетесь испечь пироги для сегодняшнего праздника. Почему бы вам не поручить Белл выжимать сок из лимонов? Я обещаю вернуться так скоро, что вы и моргнуть не успеете. – С этими словами Эмма вырвала из руки кухарки деньги и выскользнула за дверь.
      Выйдя на улицу и глотнув холодного весеннего воздуха, Эмма ощутила свободу. Свободна! Так приятно время от времени покидать дом кузины; к тому же одетая горничной, она могла прогуливаться сколько угодно долго. А вот после сегодняшнего вечера ей больше не придется покидать Блайдон-Мэншн без сопровождения.
      Эмма завернула за угол и не спеша побрела по тротуару, останавливалась перед каждой витриной и подолгу разглядывая ее. Как она и ожидала, никто из леди и джентльменов, проходивших мимо, не задержал на ней взгляда. Да и какой интерес могла вызвать маленькая рыжеволосая горничная, с ног до головы покрытая мукой?
      Придя на рынок, Эмма, весело напевая себе под нос модную песенку, зашла в лавку и купила несколько дюжин яиц. Нести их было не особенно удобно, но она старалась сохранять беззаботный вид. Кухонная девушка должна быть привычной к труду и легко справляться с такой ношей, а Эмма не хотела, чтобы кто-нибудь заподозрил, что она переодета. К тому же она чувствовала себя достаточно сильной, а дом находился не так уж далеко.
      – Благодарю вас, сэр, – обратилась Эмма к бакалейщику, и он ответил ей улыбкой:
      – Вы здесь новенькая? По выговору похоже, что прибыли из колоний.
      Глаза Эммы широко раскрылись от изумления. Уж от бакалейщика она никак не ожидала подобных расспросов.
      – Да, я выросла в колониях, но уже несколько лет живу в Лондоне, – солгала она.
      – А! Вот я всегда мечтал посмотреть Америку. – Продавец вздохнул.
      Эмма сочувственно кивнула, но в длительную беседу вступать не стала, поскольку ей следовало вернуться домой, прежде чем Белл начнет о ней беспокоиться. Продолжая улыбаться, она попятилась к двери. – Приходите снова, маленькая мисси. У кого вы служите?
      Но Эмма уже выскочила за дверь, притворившись, что не расслышала последнего вопроса.
      К тому времени, когда она прошла полдороги до дома, настроение у нее поднялось и она принялась весело насвистывать в полной уверенности, что выполнила задачу без сучка без задоринки. Она наслаждалась, разглядывая лондонцев, спешивших по делам, не сомневаясь, что в костюме горничной никто не сможет ее узнать.
      Неожиданно прямо перед ней мальчик лет пяти выпрыгнул из элегантного экипажа, в который были запряжены две гнедые лошади, и, прижав к себе щенка кокер-спаниеля, почесал его за ушами. Черно-белый щенок лизнул его в лицо, и мальчик взвизгнул от восторга.
      Его мать выглянула из окна экипажа, видимо, желая удостовериться, что с ребенком все в порядке. Это была красивая темноволосая женщина с зелеными глазами, сиявшими нежностью, когда она обращала их на сына.
      – Стой на месте, Чарли! – крикнула она мальчику. – Сейчас я выйду.
      Женщина отвернулась от ребенка и посмотрела в глубину коляски, а затем, по-видимому, с кем-то заговорила. Тем временем мальчик переминался с ноги на ногу, ожидая мать.
      – Мама, – наконец не выдержал он, – давай скорее!
      Эмма улыбнулась, видя его нетерпение, – в детстве она была точно такой же.
      – Сейчас, непоседа!
      В этом момент неподалеку показалась пятнистая кошка, и щенок, вырвавшись из рук ребенка, с лаем погнался за ней.
      – Веллингтон! – Мальчик тут же пустился в погоню за щенком.
      Секунду Эмма в ужасе смотрела, как наемный экипаж мчится по мостовой прямо на Чарли, затем, бросив яйца, рванулась через дорогу. Оказавшись в нескольких футах от ребенка, она сделала последнее отчаянное движение…
      Чарли вскрикнул, не понимая, почему чужая женщина прыгнула на него, а затем приземлилась рядом с ним на тротуаре.

      Еще не открыв глаза, Эмма услышала встревоженные голоса.
      – Алекс, дорогой! – причитала женщина. – Какое счастье, что эта девушка оказалась рядом! Я должна была лучше присматривать за Чарли, и вообще нам следовало оставаться в деревне, где нет такой опасности.
      – Успокойся, Софи, – возражал ей уверенный мужской голос. – Дело вовсе не так плохо. И перестань причитать, а то напугаешь эту бедняжку.
      – О да, конечно, ты прав! – тут же согласилась Софи, но через несколько минут снова начала рыдать.
      – Не могу поверить, что такое случилось. Если бы Чарли пострадал, я бы просто умерла. Умерла бы!
      Мужчина ответил вздохом.
      – Софи, пожалуйста, успокойся. С Чарли все в порядке, на нем всего лишь несколько царапин. Нам следует внимательнее следить за ним, вот и все.
      Эмма тихо застонала: веки ее отяжелели, в голове непрестанно гудело.
      – Кажется, она приходит в себя? – внезапно спросила Софи. – Алекс, я даже не знаю, как мне ее благодарить. Какая отважная девушка! Может быть, мне следует нанять ее на работу?
      Александр Эдвард Риджли, герцог Эшборн, снова вздохнул. Его сестра Софи всегда была болтушкой, но особенно это проявлялось в тех случаях, когда она нервничала.
      – В чем дело, мама? Почему ты плачешь? – неожиданно спросил Чарли.
      – О, мой маленький! – снова запричитала Софи, затем прижала мальчика к груди, заключила его лицо в ладони и принялась покрывать звучными поцелуями.
      – Мама! Прекрати, ты всего меня обслюнявила! – Чарли попытался высвободиться из цепких материнских объятий, но Софи сжимала его все крепче, и наконец он зашипел:
      – Мама, дядя Алекс решит, что я девчонка и неженка!
      – Ничего подобного, Чарли! – Алекс хмыкнул. – Разве я не обещал научить тебя играть в вист? Ты ведь знаешь, что я не играю в карты с девчонками.
      Чарли энергично закивал, после чего Софи внезапно выпустила его из объятий.
      – Ты собираешься учить моего сына играть в вист? – спросила она, перемежая слова громкими всхлипываниями. – Право же, Алекс, ему всего шесть лет!
      – Учиться надо с детства, разве не так? А ты что думаешь, Чарли?
      Мальчик ответил широкой улыбкой, показав отсутствие многих молочных зубов.
      Отчаявшись приструнить брата и сына, Софи шумно вздохнула:
      – Вы оба настоящие негодяи!
      Алекс снова хмыкнул:
      – Между прочим, мы с тобой родственники.
      – Знаю, знаю. Тем все это печальнее. Впрочем, довольно о картах, пора позаботиться о бедной девушке. Думаешь, с ней все в порядке?
      Алекс взял руку Эммы, чтобы проверить пульс: он был ровным и не вызывал тревоги.
      – По-моему, волноваться не о чем.
      Тут Эмма негромко застонала.
      – Слава Богу, она приходит в себя!
      – А почему она на меня прыгнула? – поинтересовался Чарли.
      – Потому что тебя чуть не переехал кеб. Если бы эта славная леди опоздала, ты мог погибнуть.
      Маленький ротик Чарли сложился в букву «О».
      – А я-то думал, что она сумасшедшая.
      Софи в ужасе всплеснула руками:
      – Вовсе нет: она спасла тебя, глупый!
      – Послушай, Софи, – перебил сестру Алекс. – Почему бы тебе не отправиться на рынок и не купить яиц, чтобы возместить этой девушке потерю?
      Несколько мгновений Софи молчала, затем растерянно произнесла:
      – Ты хочешь, чтобы я купила яйца?
      Как только Софи представила эту невероятную картину, она чуть не рассмеялась.
      – Думаю, купить яйца не так уж трудно, дорогая, многие люди совершают это каждый день, а рынок всего в двух кварталах отсюда. Возьми моего кучера, он тебе поможет.
      Софи поморщилась:
      – Не знаю, прилично ли оставлять эту девушку на твое попечение.
      Алекс высокомерно усмехнулся:
      – Она всего лишь прислуга, и никто не потребует, чтобы я на ней женился. К тому же я останусь с ней наедине на пять минут. Ради Бога ступай и купи эти чертовы яйца.
      Софи понурилась: она слишком хорошо знала брата, чтобы возражать ему.
      – Ладно, уже иду…
      – И возьми с собой мальчика! – посоветовал ей Алекс. – Только как следует присматривай за ним!
      Софи взяла малыша за руку.
      – Послушай, Чарли, – принялась она увещевать сына, – ты должен сперва посмотреть в обе стороны и лишь потом переходить через дорогу, вот как я. – Софи вытянула шею и принялась внимательно осматривать улицу.
      Чарли громко рассмеялся, а Алекс переключил внимание на незнакомую девушку, вытянувшуюся на подушках сиденья. Обнаружить такую отвагу в женщине было для него не совсем привычным делом, но эта таинственная незнакомка проявила себя наилучшим образом. К тому же она показалась ему довольно привлекательной, хотя он и не знал, почему отважная служанка вовсе не походила на женщин, которые ему обычно нравились и с которыми он вступал в связь: вряд ли хоть одна из них рискнула бы своей жизнью ради спасения Чарли. Неудивительно, что эта необычная девушка так его заинтриговала. Ему даже захотелось остаться наедине с ней в тот момент, когда она очнется.
      Опустившись на колени возле Эммы, Алекс ласково произнес:
      – Ну же, просыпайся, моя прелесть. – Он нежно коснулся губами ее виска. – Открой глазки: я до смерти хочу узнать, какого они цвета.
      Почувствовав, как чья-то большая рука ласково погладила ее по щеке, Эмма застонала, и тут пульсирующая боль в голове неожиданно начала ослабевать.
      Она вздохнула с облегчением, и веки ее затрепетали, затем глаза медленно открылись.
      Яркий солнечный свет, лившийся в окна кареты, ослепил ее.
      – Ах! – Эмма снова смежила веки.
      – Тебя беспокоит свет?
      Алекс мгновенно вскочил и задернул занавески на окнах кареты.
      Эмма глубоко вздохнула и, слегка приоткрыв глаза, увидела, что загорелое лицо говорившего находится всего в нескольких дюймах от ее лица. Густой локон черных волос спускался ему на лоб, придавая ухарский вид.
      Эмма испытала внезапное желание дотянуться до этих волос и узнать, какие они на ощупь.
      Мужчина осторожно дотронулся до ее щеки.
      – Знаешь, ты нас ужасно напугала, потому что почти десять минут была без сознания.
      Эмма молча смотрела на него, не в силах подобрать нужные слова: он был слишком хорош собой…
      – Ты можешь говорить, моя радость?
      Губы Эммы приоткрылись, позволив ей произнести всего лишь одно слово:
      – Зеленые.
      «Мне повезло, – подумал Алекс. – Самая красивая служанка в Лондоне лежит в моей карете, и она совершенно потеряла разум».
      Прищурив глаза, он принялся пристально вглядываться в ее лицо, а затем спросил:
      – Что ты сказала?
      – У вас зеленые глаза.
      Голос ее звучал глухо: видимо, ей все еще трудно было говорить.
      – Да, знаю. Они такого цвета с самого рождения.