Бостон, Массачусетс
       Февраль 1816 года
      – Ты отсылаешь меня?
      От потрясения и разочарования фиалковые глаза Эммы Данстер широко раскрылись.
      – Не стоит все так драматизировать, – ответил ей отец. – Конечно, я не отсылаю тебя. Просто ты проведешь год в Лондоне со своими кузенами.
      – Но почему?
      Джон Данстер смущенно заерзал на стуле:
      – Просто я думаю, тебе следует посмотреть мир. Вот и все.
      – Но я была в Лондоне. Уже дважды.
      – И отлично. Теперь ты стала старше… Генри и Кэролайн любят тебя, как родную, а ты сама говорила, что Белл и Нед тебе дороже, чем любой из твоих друзей.
      – Они гостили у нас два месяца, и я виделась с ними совсем недавно.
      Джон скрестил руки на груди:
      – Ты завтра отплываешь вместе с ними, это решено.
      Эмма прищурившись посмотрела на отца:
      – Ты хочешь поскорее выдать меня замуж?
      – Конечно, нет! Просто считаю, что смена обстановки пойдет тебе на пользу.
      – Неправда. И есть тысяча причин, почему я не могу сейчас покинуть Бостон.
      – Неужели?
      – Да. Например, домашнее хозяйство. Кто возьмет это на себя, пока меня здесь не будет?
      Джон снисходительно улыбнулся.
      – Мы живем в доме из двенадцати комнат, и наше хозяйство не требует слишком большого внимания. Не сомневаюсь, то немногое, что потребуется, вполне может взять на себя миссис Маллинз.
      – А как насчет всех моих друзей? Я буду ужасно скучать по ним. И Стивен Рамзи будет весьма разочарован, если я внезапно уеду. Мне кажется, он вот-вот сделает предложение.
      – Ради Бога, Эмма! Ты не должна поощрять беднягу, даже если не хочешь ехать в Лондон.
      – Но я думала, ты хочешь, чтобы мы поженились. Его отец – твой лучший друг.
      Джон вздохнул:
      – Когда тебе исполнилось десять, возможно, я и подумывал о вашем браке. Но и тогда уже было ясно, что он тебе не пара. Ты за неделю сведешь его с ума.
      – Твоя забота о единственном ребенке так трогательна!
      – Поверь, он наскучит тебе до потери сознания, – закончил Джон мягко. – Я только хочу, чтобы Стивен осознал, насколько это бесперспективно, и в этом еще одна причина, почему тебе следует уехать. Если вас разделит океан, Стивен, возможно, поищет жену в другом месте.
      – Но я предпочитаю Бостон любому другому месту.
      – Ты обожаешь Англию, – возразил Джон голосом, в котором уже чувствовалось раздражение. – В прошлое наше посещение ты только об этом и говорила.
      Эмма нервно прикусила губу.
      – А как насчет компании? – спросила она тихо.
      Джон вздохнул и облокотился на спинку стула. Теперь ему наконец стала ясна причина, по которой Эмма не хотела покидать Бостон.
      – Компания «Данстер шиппинг» будет на месте, когда ты вернешься.
      – Но мне еще столько предстоит изучить! Как я смогу взять на себя руководство компанией, если не узнаю всего сейчас?
      – Сможешь. Никому, кроме тебя, я не оставлю компанию. Я основал ее на пустом месте, и Господу известно, что хочу передать ее родному по крови человеку, но… Нам следует считаться с фактами. Большинство наших клиентов не захотят иметь дело с женщиной, а рабочие не пожелают принимать от тебя указания. Даже если фамилия твоя Данстер, это ничего не изменит.
      Эмма была готова расплакаться от такой несправедливости.
      – Никто лучше тебя не подходит для того, чтобы руководить компанией, – сказал Джон мягко. – Но это не значит, что остальные со мной согласятся. Как это ни возмущает меня, приходится мириться с тем, что компания не устоит, если у кормила окажется женщина.
      – И все же в будущем я стану ею руководить.
      – Разумеется, ты не сдашься! Я рассказывал тебе о том времени, когда ты болела инфлюэнцей? Тогда ты победила болезнь, и я понял, что тебя спасло: ты оказалась слишком упорной, чтобы умереть. Но возможно, я единственный человек на свете, более упрямый, чем ты, дочь, и потому тебе следует смириться и принять свою судьбу.
      Эмма чуть не застонала. Итак, поездки в Англию ей не избежать. Впрочем, не стоило рассматривать эту поездку как наказание. Она обожала своих кузенов – Белл и Неда. И все же Эмма не хотела пренебречь добровольно принятым на себя обязательством по отношению к компании «Данстер шиппинг».
      – Ладно. – Она поднялась, решив упаковать вещи, поскольку завтра ей предстояло отплыть на одном из кораблей отца. – Но я вернусь.
      – Уверен, непременно вернешься. Пока будешь там, не забывай о развлечениях, хорошо?
      Эмма ослепительно улыбнулась:
      – Папа, ты ведь не думаешь, что я лишу себя приятного времяпрепровождения в Лондоне только оттого, что не хочу туда ехать? – Эмма взялась за ручку двери и приоткрыла ее на несколько дюймов. – Девушке всего раз в жизни выпадает удача стать дебютанткой на лондонском сезоне, и ей следует получить от этого удовольствие, даже если она не любит светскую жизнь.
      – Чудесно! Значит, тебе удалось ее убедить? – воскликнула сестра Джона, графиня Уэрт, внезапно входя в комнату.
      – Тебе кто-нибудь говорил, что подслушивать невежливо? – мягко поинтересовался Джон.
      – Чепуха! Я шла через холл, услышала голос Эммы и решила поинтересоваться: что там с вором, которому ты сегодня дала оплеуху?
      – Что такое? – Джон прищурился.
      – Я заметила, как кто-то пытается вытащить кошелек у Неда. Он и Белл из-за чего-то пререкались, по своему обыкновению, и Нед не заметил, что его пытаются ограбить.
      – И Эмма его ударила? Дочь, разве ты не могла закричать?
      – Ради Бога, папа, чего бы я добилась криком?
      – Ну уж по крайней мере это была полноценная оплеуха?
      Лицо Эммы приняло глуповатое выражение.
      – Разумеется. Не исключено, что я сломала ему нос.
      Кэролайн всплеснула руками.
      – Надеюсь, ты не обидишься, если я скажу, что в Лондоне молодые леди не вступают в драку с сомнительными лицами и не бьют их по носу.
      – Поверьте, тетя Кэролайн, настоящие молодые леди и в Бостоне не делают ничего подобного.
      Джон хмыкнул:
      – Кстати, тебе удалось выручить кошелек Неда?
      Эмма не смогла удержаться от улыбки:
      – Конечно.
      – Я так и знал, моя девочка!

       Лондон, Англия
       Апрель 1816 года
 
      – Ты, конечно, понимаешь, что нам грозит сущий ад, если мать нас застукает?
      Арабелла Блайдон скептически оглядела свой костюм. Она и Эмма одолжили платья у горничных, вызвав тем их ужас, и теперь крались вниз по лестнице лондонского дома Белл.
      – Тебе достанется гораздо больше, если твоя мать услышит, как ты бранишься, – усмехнулась Эмма.
      – На самом деле мне все равно. Если меня заставят руководить расстановкой цветов на твоем вечере, я просто начну вопить.
      – Думаю, крик едва ли будет уместен, раз наша цель – ускользнуть.
      – Да тише ты! – пробормотала Белл не слишком любезно, продвигаясь на цыпочках вниз.
      Оглядевшись, Эмма с опаской последовала за кузиной. Лестница черного хода никоим образом не походила на ту, по которой обычно они с Белл следовали в главный холл, убранный подушками и роскошными персидскими коврами. По сравнению с ним деревянные полированные ступени черной лестницы казались узкими, а стены были побелены и ничем не украшены. Спокойная простота лестничной шахты напомнила Эмме ее дом в Бостоне, не отличавшийся пышностью и не шедший ни в какое сравнение с роскошью лондонского стиля.
      Блайдон-Мэншн, расположенный в фешенебельном районе на Гросвенор-сквер, принадлежал семье больше ста лет и был увешан семейными портретами Блайдонов минувших лет. Эмма оглянулась на пустые стены и тихонько вздохнула, отгоняя воспоминания и тоску по отцу.
      – Не могу поверить, что крадусь по лестнице собственного дома, как воришка, только чтобы избежать встречи с матерью, – ворчала Белл по мере того, как они продвигались вниз.
      Добравшись до площадки лестницы и миновав первый пролет, они повернули за угол.
      – По правде говоря, я предпочла бы свернуться клубочком в своей постели с книгой в руках, но, конечно, она найдет меня там и снова заставит просмотреть все меню от начала до конца.
      – Такая судьба хуже смерти, – пробормотала Эмма.
      Белл бросила на нее проницательный взгляд.
      – Смотри под ноги, – предостерегла она шепотом, – эта ступенька скрипит посередине.
      Эмма прищурилась:
      – Как я понимаю, ты частенько спускаешься таким образом?
      – Случается. Всегда неплохо знать, как улизнуть из дома, никого не ставя об этом в известность. Но обычно я не одеваюсь как горничная.
      – Ладно, если мы собираемся помочь кухарке приготовить еду на вечер, совсем не обязательно быть разодетыми в шелка.
      Белл пожала плечами и распахнула дверь на кухню.
      – Всем привет, мы пришли вам помочь. Вам могут пригодиться две лишние пары рук, разве нет?
      Кухарка воздела руки к потолку, при этом в воздух поднялось облако муки.
      – Что, ради всего святого, вам делать на кухне? Вы только будете путаться под ногами.
      Видя, что ни одна из молодых леди не собирается покинуть кухню, кухарка стиснула зубы и принялась махать на них деревянной поварешкой.
      – На случай если вы этого не заметили, смею вам сообщить, что у нас тут полно работы. А теперь отправляйтесь восвояси, пока я не позвала графиню.
      При упоминании матери Белл вздрогнула.
      – Пожалуйста, разрешите нам остаться, миссис Кук. – Она была искренне убеждена, что «кухарка» – имя собственное, потому что в течение долгого времени никто не называл означенную леди иначе и все забыли ее имя. – Обещаем не мешать. Напротив, мы сможем вам помочь и будем вести себя тихо.
      – Не место вам здесь. Неужели нечем больше заняться, кроме как играть в поварят?
      – По правде говоря, нечем, – искренне ответила Белл.
      Эмма улыбкой выразила молчаливое согласие. Они с Белл постоянно ввязывались в разные истории и придумывали каверзы, и это продолжалось все три недели с момента их прибытия. Не то чтобы им хотелось неприятностей: просто в Лондоне было совершенно нечем заняться. Дома Эмма все время следила за делами компании «Данстер шиппинг», но в Лондоне бухгалтерию не считали занятием, достойным молодой английской леди, и ей оставалось только примерять туалеты и обучаться искусству танцев.
      В итоге Эмма постоянно скучала, поскольку привыкла чувствовать себя полезной.
      Она и Белл готовы были пуститься во все тяжкие, лишь бы как-нибудь развлечься. Эмма научила родных играть в покер, игру, которую она сама тайком освоила еще в Бостоне.
      Кэролайн качала головой и вздыхала, понимая, что Эмма оказывает скверное влияние на ее детей. До приезда Эммы Белл вела жизнь синего чулка. Теперь же она стала настоящим сорванцом.
      Кэролайн также волновалась по поводу дебюта Эммы в свете. Зная, что в конце концов Эмме предстоит вернуться в Бостон к отцу, она втайне надеялась, что племянница влюбится в англичанина и останется в Лондоне. Возможно, тогда бы и ее отец тоже переехал жить сюда.
      Пока же Кэролайн давала грандиозный бал с целью представить Эмму обществу.
      Бал ожидался нынче вечером, и потому девушки сбежали вниз, чтобы не принимать участия в приготовлениях к нему.
      – Пожалуйста, разрешите нам помочь здесь: наверху ужас что творится. – Эмма вздохнула. – Все только и говорят о предстоящем вечере.
      – Ну, здесь говорят о том же. – Кухарка усмехнулась. – Сегодня ваша тетушка принимает не менее четырех сотен гостей, а нам предстоит их всех накормить.
      – Именно поэтому мы и предлагаем вам помощь. Что надо сделать в первую очередь?
      – Вам бы следовало покинуть кухню, пока вас не застали здесь! Жду не дождусь начала сезона: тогда вам наверняка станет не до шалостей.
      – Сезон начинается сегодня вечером, – невинно сообщила Белл. – На балу мама представит Эмму светскому обществу, и, возможно, у нас появится столько поклонников, что не останется времени на то, чтобы докучать вам.
      – Дай-то Бог!
      – А теперь, миссис Кук, – вступила в разговор Эмма, – сжальтесь над нами. Если вы не позволите нам заняться чем-нибудь здесь, тетя Кэролайн заставит нас украшать зал цветами.
      – Пожалуйста! – затянула свою льстивую песню Белл. – Вы ведь на самом деле любите, когда мы здесь.
      – Ладно уж, – ворчливо согласилась кухарка. По крайней мере, девушки умели взбодрить своими безумными выходками весь штат кухни и поднять всем настроение. – Хотя это идет вразрез с моими взглядами и здравым смыслом. На самом деле вам надо быть наверху и готовиться к балу, а не околачиваться на кухне. Видите вон те миски? Насыпьте в каждую по шесть чашек муки и по две сахару. Делайте это осторожно и не путайтесь под ногами.
      – А где мука? – спросила Эмма, оглядывая кухню. Кухарка со вздохом снова направилась в кладовую.
      – Постойте-ка! Если вы уж так хотите занять мое место, то поднимите эти тяжелые мешки.
      Эмма хмыкнула и с легкостью перенесла мешок на стол, где Белл уже отмеряла сахар.
      – Хорошо, что мы ускользнули от мамы, – усмехнулась Белл. – Вероятно, она бы заставила нас одеваться, а бал начнется не раньше чем через восемь часов.
      Эмма кивнула. Откровенно говоря, она с нетерпением ожидала своего первого бала в Лондоне и была готова безропотно выдерживать долгие часы примерки и уроки танцев. Жаль, что тетя Кэролайн отдавала приказы не хуже любого армейского генерала, так что после долгих недель, посвященных примерке туалетов, выбору цветов и музыки, ни Эмма, ни Белл уже не хотели появляться поблизости от бального зала, пока мать Белл не подготовит все, что необходимо.
      Как только все занялись своим делом, Белл обратила к Эмме серьезный взгляд голубых глаз:
      – Волнуешься?
      – Из-за сегодняшнего вечера?
      Белл кивнула.
      – Немного. Знаешь, вы, англичане, пугаете своей приверженностью этикету и всевозможным правилам.
      Белл ответила сочувственной улыбкой и отвела от глаз прядь волнистых волос.
      – У тебя все пройдет прекрасно. У меня сложилось впечатление, что ты хорошо знаешь, что делаешь, и люди тебе верят.
      – Ты такая умная, – отозвалась Эмма. – Это потому, что ты много читаешь.
      Белл в притворном ужасе закатила глаза.
      – Я никогда не найду мужа, если все время буду сидеть, уткнувшись в книгу.
      – Так говорит твоя мать?
      – Да, но она желает мне только хорошего и ни за что не станет настаивать на моем браке, чтобы сбыть меня с рук. В прошлом году она разрешила мне отказать графу Стоктону, а он ведь считался самым завидным женихом.
      – И чем он тебе не угодил?
      – Его смутило то, что я люблю читать.
      Эмма улыбнулась и добавила муки в миски с тестом.
      – Он сказал, что чтение не для женских мозгов, – продолжала Белл. – Это способствует зарождению «вредных идей».
      – Упаси Боже!
      – Знаю, знаю. Еще он сказал, чтобы я не волновалась, и обещал после свадьбы отучить меня от этого вредного занятия.
      Эмма искоса взглянула на кузину:
      – А ты не сказала, что искоренишь его самоуверенность?
      – Хотела, да раздумала.
      – А я бы сказала.
      – Не сомневаюсь. У тебя талант говорить то, что думаешь.
      – Это комплимент?
      Белл ответила не сразу.
      – Думаю, да, – сказала она наконец. – Сейчас рыжие не в моде, но я предсказываю, что уже через месяц ты с твоей невозможной манерой высказываться будешь иметь грандиозный успех, и, как я понимаю, те, кто обо всем осведомлен, сообщат мне о том, что рыжие стали гвоздем сезона и моей кузине повезло, хоть она и имеет несчастье быть американкой.
      – Я почему-то в этом сомневаюсь, но с твоей стороны очень мило так считать.
      Эмма сознавала, что она не так хороша, как Белл, но собственная внешность вполне ее удовлетворяла. Нед однажды назвал Эмму хамелеоном, имея в виду то, что при каждом повороте головы ее волосы меняли цвет и луч света мог заставить их запылать. А глаза Эммы, обычно светло-фиалковые, темнели и загорались опасным блеском и становились почти черными, когда она гневалась.
      Вытерев руки о передник, Эмма громко позвала:
      – Миссис Кук! Что нам делать дальше: мы уже израсходовали всю муку и сахар.
      – Яйца. В каждой миске должно быть по три яйца. И никаких скорлупок – если они попадут в мои пироги, то вместо них я подам гостям ваши головы.
      – О! Миссис Кук нынче свирепствует. – Белл хмыкнула.
      – Я это уже слышала, мисси! Хотите оставаться у меня на кухне, принимайтесь за работу!
      – Где вы держите яйца, миссис Кук? – Эмма обшаривала ящик, в котором держали скоропортящиеся продукты. – Я нигде их не вижу.
      – Я так и знала, что у вас двоих нет чутья и таланта к кухонному делу, – проворчала кухарка и открыла ящик, однако и ее поиски оказались столь же безрезультатными.
      – Ну и дела. У нас нет яиц!
      Лицо кухарки из мрачного стало свирепым.
      – Какой разиня забыл купить яйца? – грозно воскликнула она.
      Поскольку никто не признавался, кухарка оглядела кухню, и наконец ее взгляд задержался на молодой девушке, сгорбившейся над горой ягод.
      – Мэри, – окликнула она помощницу, – ты скоро закончишь?
      Мэри вытерла передником мокрые руки:
      – Нет, мэм, у меня еще полно работы. Никогда не видела столько ягод.
      – Сьюзи?
      У Сьюзи руки были по локоть в мыльной пене, потому что она поспешно перемывала посуду.
      Эмма оглядела кухню, в которой трудились по меньшей мере двенадцать человек, но все они казались ужасно занятыми.
      – Ну, это бог знает что, – проворчала кухарка. – Надо накормить четыре сотни душ, а у меня нет яиц и нет никого, кто мог бы пойти и купить их.
      – Я пойду, – вызвалась Эмма.
      Кухарка неодобрительно посмотрела на нее:
      – Да вы с ума сошли!
      – Эмма, этого ни в коем случае нельзя делать, – присоединилась к ней Белл.
      Эмма широко раскрыла глаза:
      – Я не сошла с ума и не понимаю, почему бы мне не пойти и не купить яйца? К тому же глоток свежего воздуха мне не повредит: я все утро просидела взаперти…
      – Но тебя могут увидеть, – возразила Белл. – И ты вся в муке. Прекрати, ради всего святого!
      – Пока я здесь ни с кем не знакома. Кто меня узнает?
      – Но ты не можешь выйти из дома в платье горничной.
      – Как раз в этом платье мне и следует идти, – терпеливо пояснила Эмма. – Если бы я надела одно из платьев, которые ношу утром, все бы удивлялись, почему это леди вышла на улицу без сопровождения и отправилась на рынок за яйцами. Когда я одета, как горничная, никто и не посмотрит на меня. А вот ты, конечно, не можешь пойти со мной: тебя мгновенно узнают.
      Белл вздохнула:
      – Мама меня убила бы.
      – Ну вот видишь. Если миссис Кук нужна наша помощь, то это единственно правильное решение. – Чувствуя себя победительницей, Эмма улыбнулась.
      – Не знаю, не знаю, Эмма. – Белл пожала плечами. – Позволить тебе выйти из дома одной…
      Эмма с раздражением вздохнула:
      – Я соберу волосы в узел на затылке, как делают горничные, а еще могу испачкать платье и щеки мукой.
      – Эй, не очень-то старайся! – прикрикнула на Эмму кухарка. – Не стоит тратить на это хорошую муку.
      – Ну, Белл? – Эмма ждала. – Что ты думаешь?
      – Не знаю. Маме бы это не понравилось.
      – Она об этом не узнает.
      – Ну тогда ладно! – Белл обернулась к другим работникам на кухне: – Ни слова об этом, вы поняли?
      – Мне это тоже не нравится, – проворчала кухарка. – Совсем не нравится.
      – У нас нет выбора, если вы собираетесь испечь пироги для сегодняшнего праздника. Почему бы вам не поручить Белл выжимать сок из лимонов? Я обещаю вернуться так скоро, что вы и моргнуть не успеете. – С этими словами Эмма вырвала из руки кухарки деньги и выскользнула за дверь.
      Выйдя на улицу и глотнув холодного весеннего воздуха, Эмма ощутила свободу. Свободна! Так приятно время от времени покидать дом кузины; к тому же одетая горничной, она могла прогуливаться сколько угодно долго. А вот после сегодняшнего вечера ей больше не придется покидать Блайдон-Мэншн без сопровождения.
      Эмма завернула за угол и не спеша побрела по тротуару, останавливалась перед каждой витриной и подолгу разглядывая ее. Как она и ожидала, никто из леди и джентльменов, проходивших мимо, не задержал на ней взгляда. Да и какой интерес могла вызвать маленькая рыжеволосая горничная, с ног до головы покрытая мукой?
      Придя на рынок, Эмма, весело напевая себе под нос модную песенку, зашла в лавку и купила несколько дюжин яиц. Нести их было не особенно удобно, но она старалась сохранять беззаботный вид. Кухонная девушка должна быть привычной к труду и легко справляться с такой ношей, а Эмма не хотела, чтобы кто-нибудь заподозрил, что она переодета. К тому же она чувствовала себя достаточно сильной, а дом находился не так уж далеко.
      – Благодарю вас, сэр, – обратилась Эмма к бакалейщику, и он ответил ей улыбкой:
      – Вы здесь новенькая? По выговору похоже, что прибыли из колоний.
      Глаза Эммы широко раскрылись от изумления. Уж от бакалейщика она никак не ожидала подобных расспросов.
      – Да, я выросла в колониях, но уже несколько лет живу в Лондоне, – солгала она.
      – А! Вот я всегда мечтал посмотреть Америку. – Продавец вздохнул.
      Эмма сочувственно кивнула, но в длительную беседу вступать не стала, поскольку ей следовало вернуться домой, прежде чем Белл начнет о ней беспокоиться. Продолжая улыбаться, она попятилась к двери. – Приходите снова, маленькая мисси. У кого вы служите?
      Но Эмма уже выскочила за дверь, притворившись, что не расслышала последнего вопроса.
      К тому времени, когда она прошла полдороги до дома, настроение у нее поднялось и она принялась весело насвистывать в полной уверенности, что выполнила задачу без сучка без задоринки. Она наслаждалась, разглядывая лондонцев, спешивших по делам, не сомневаясь, что в костюме горничной никто не сможет ее узнать.
      Неожиданно прямо перед ней мальчик лет пяти выпрыгнул из элегантного экипажа, в который были запряжены две гнедые лошади, и, прижав к себе щенка кокер-спаниеля, почесал его за ушами. Черно-белый щенок лизнул его в лицо, и мальчик взвизгнул от восторга.
      Его мать выглянула из окна экипажа, видимо, желая удостовериться, что с ребенком все в порядке. Это была красивая темноволосая женщина с зелеными глазами, сиявшими нежностью, когда она обращала их на сына.
      – Стой на месте, Чарли! – крикнула она мальчику. – Сейчас я выйду.
      Женщина отвернулась от ребенка и посмотрела в глубину коляски, а затем, по-видимому, с кем-то заговорила. Тем временем мальчик переминался с ноги на ногу, ожидая мать.
      – Мама, – наконец не выдержал он, – давай скорее!
      Эмма улыбнулась, видя его нетерпение, – в детстве она была точно такой же.
      – Сейчас, непоседа!
      В этом момент неподалеку показалась пятнистая кошка, и щенок, вырвавшись из рук ребенка, с лаем погнался за ней.
      – Веллингтон! – Мальчик тут же пустился в погоню за щенком.
      Секунду Эмма в ужасе смотрела, как наемный экипаж мчится по мостовой прямо на Чарли, затем, бросив яйца, рванулась через дорогу. Оказавшись в нескольких футах от ребенка, она сделала последнее отчаянное движение…
      Чарли вскрикнул, не понимая, почему чужая женщина прыгнула на него, а затем приземлилась рядом с ним на тротуаре.

      Еще не открыв глаза, Эмма услышала встревоженные голоса.
      – Алекс, дорогой! – причитала женщина. – Какое счастье, что эта девушка оказалась рядом! Я должна была лучше присматривать за Чарли, и вообще нам следовало оставаться в деревне, где нет такой опасности.
      – Успокойся, Софи, – возражал ей уверенный мужской голос. – Дело вовсе не так плохо. И перестань причитать, а то напугаешь эту бедняжку.
      – О да, конечно, ты прав! – тут же согласилась Софи, но через несколько минут снова начала рыдать.
      – Не могу поверить, что такое случилось. Если бы Чарли пострадал, я бы просто умерла. Умерла бы!
      Мужчина ответил вздохом.
      – Софи, пожалуйста, успокойся. С Чарли все в порядке, на нем всего лишь несколько царапин. Нам следует внимательнее следить за ним, вот и все.
      Эмма тихо застонала: веки ее отяжелели, в голове непрестанно гудело.
      – Кажется, она приходит в себя? – внезапно спросила Софи. – Алекс, я даже не знаю, как мне ее благодарить. Какая отважная девушка! Может быть, мне следует нанять ее на работу?
      Александр Эдвард Риджли, герцог Эшборн, снова вздохнул. Его сестра Софи всегда была болтушкой, но особенно это проявлялось в тех случаях, когда она нервничала.
      – В чем дело, мама? Почему ты плачешь? – неожиданно спросил Чарли.
      – О, мой маленький! – снова запричитала Софи, затем прижала мальчика к груди, заключила его лицо в ладони и принялась покрывать звучными поцелуями.
      – Мама! Прекрати, ты всего меня обслюнявила! – Чарли попытался высвободиться из цепких материнских объятий, но Софи сжимала его все крепче, и наконец он зашипел:
      – Мама, дядя Алекс решит, что я девчонка и неженка!
      – Ничего подобного, Чарли! – Алекс хмыкнул. – Разве я не обещал научить тебя играть в вист? Ты ведь знаешь, что я не играю в карты с девчонками.
      Чарли энергично закивал, после чего Софи внезапно выпустила его из объятий.
      – Ты собираешься учить моего сына играть в вист? – спросила она, перемежая слова громкими всхлипываниями. – Право же, Алекс, ему всего шесть лет!
      – Учиться надо с детства, разве не так? А ты что думаешь, Чарли?
      Мальчик ответил широкой улыбкой, показав отсутствие многих молочных зубов.
      Отчаявшись приструнить брата и сына, Софи шумно вздохнула:
      – Вы оба настоящие негодяи!
      Алекс снова хмыкнул:
      – Между прочим, мы с тобой родственники.
      – Знаю, знаю. Тем все это печальнее. Впрочем, довольно о картах, пора позаботиться о бедной девушке. Думаешь, с ней все в порядке?
      Алекс взял руку Эммы, чтобы проверить пульс: он был ровным и не вызывал тревоги.
      – По-моему, волноваться не о чем.
      Тут Эмма негромко застонала.
      – Слава Богу, она приходит в себя!
      – А почему она на меня прыгнула? – поинтересовался Чарли.
      – Потому что тебя чуть не переехал кеб. Если бы эта славная леди опоздала, ты мог погибнуть.
      Маленький ротик Чарли сложился в букву «О».
      – А я-то думал, что она сумасшедшая.
      Софи в ужасе всплеснула руками:
      – Вовсе нет: она спасла тебя, глупый!
      – Послушай, Софи, – перебил сестру Алекс. – Почему бы тебе не отправиться на рынок и не купить яиц, чтобы возместить этой девушке потерю?
      Несколько мгновений Софи молчала, затем растерянно произнесла:
      – Ты хочешь, чтобы я купила яйца?
      Как только Софи представила эту невероятную картину, она чуть не рассмеялась.
      – Думаю, купить яйца не так уж трудно, дорогая, многие люди совершают это каждый день, а рынок всего в двух кварталах отсюда. Возьми моего кучера, он тебе поможет.
      Софи поморщилась:
      – Не знаю, прилично ли оставлять эту девушку на твое попечение.
      Алекс высокомерно усмехнулся:
      – Она всего лишь прислуга, и никто не потребует, чтобы я на ней женился. К тому же я останусь с ней наедине на пять минут. Ради Бога ступай и купи эти чертовы яйца.
      Софи понурилась: она слишком хорошо знала брата, чтобы возражать ему.
      – Ладно, уже иду…
      – И возьми с собой мальчика! – посоветовал ей Алекс. – Только как следует присматривай за ним!
      Софи взяла малыша за руку.
      – Послушай, Чарли, – принялась она увещевать сына, – ты должен сперва посмотреть в обе стороны и лишь потом переходить через дорогу, вот как я. – Софи вытянула шею и принялась внимательно осматривать улицу.
      Чарли громко рассмеялся, а Алекс переключил внимание на незнакомую девушку, вытянувшуюся на подушках сиденья. Обнаружить такую отвагу в женщине было для него не совсем привычным делом, но эта таинственная незнакомка проявила себя наилучшим образом. К тому же она показалась ему довольно привлекательной, хотя он и не знал, почему отважная служанка вовсе не походила на женщин, которые ему обычно нравились и с которыми он вступал в связь: вряд ли хоть одна из них рискнула бы своей жизнью ради спасения Чарли. Неудивительно, что эта необычная девушка так его заинтриговала. Ему даже захотелось остаться наедине с ней в тот момент, когда она очнется.
      Опустившись на колени возле Эммы, Алекс ласково произнес:
      – Ну же, просыпайся, моя прелесть. – Он нежно коснулся губами ее виска. – Открой глазки: я до смерти хочу узнать, какого они цвета.
      Почувствовав, как чья-то большая рука ласково погладила ее по щеке, Эмма застонала, и тут пульсирующая боль в голове неожиданно начала ослабевать.
      Она вздохнула с облегчением, и веки ее затрепетали, затем глаза медленно открылись.
      Яркий солнечный свет, лившийся в окна кареты, ослепил ее.
      – Ах! – Эмма снова смежила веки.
      – Тебя беспокоит свет?
      Алекс мгновенно вскочил и задернул занавески на окнах кареты.
      Эмма глубоко вздохнула и, слегка приоткрыв глаза, увидела, что загорелое лицо говорившего находится всего в нескольких дюймах от ее лица. Густой локон черных волос спускался ему на лоб, придавая ухарский вид.
      Эмма испытала внезапное желание дотянуться до этих волос и узнать, какие они на ощупь.
      Мужчина осторожно дотронулся до ее щеки.
      – Знаешь, ты нас ужасно напугала, потому что почти десять минут была без сознания.
      Эмма молча смотрела на него, не в силах подобрать нужные слова: он был слишком хорош собой…
      – Ты можешь говорить, моя радость?
      Губы Эммы приоткрылись, позволив ей произнести всего лишь одно слово:
      – Зеленые.
      «Мне повезло, – подумал Алекс. – Самая красивая служанка в Лондоне лежит в моей карете, и она совершенно потеряла разум».
      Прищурив глаза, он принялся пристально вглядываться в ее лицо, а затем спросил:
      – Что ты сказала?
      – У вас зеленые глаза.
      Голос ее звучал глухо: видимо, ей все еще трудно было говорить.
      – Да, знаю. Они такого цвета с самого рождения.
      Эмма снова зажмурилась. Господи, неужели она сказала что-то вслух о его глазах? Что за невообразимая глупость! Конечно же, ему известно, какого они цвета, а леди наперебой твердят ему о его прекрасных пленительных зеленых глазах.
      – Скажи мне, как тебя зовут.
      – Эм…
      Эмма кашлянула.
      – Мег. Мое имя Мег.
      – Приятно познакомиться, Мег. Меня зовут Александр Риджли, но ты можешь называть меня Алексом или Эшборном, если пожелаешь. Так зовут меня друзья.
      – Почему?
      Вопрос прозвучал прежде, чем Эмма успела осознать, что задала его. Вряд ли кухонные служанки задают подобные вопросы.
      – Потому что это мой титул. Я герцог Эшборн.
      – О!
      – У тебя занятный выговор, Мег. Ты, случайно, не из колоний?
      Эмма скорчила гримаску. Самым отвратительным и непереносимым для нее было слышать, как англичане пренебрежительно отзываются о ее стране, называя ее колонией.
      – Я из Соединенных Штатов Америки, – сказала она высокомерно, совсем забыв о том, что должна вести себя как горничная. – Мы уже несколько десятилетий независимая страна, и не следует называть нас вашей колонией.
      – Твоя правда. Должен заметить, ты снова обретаешь свой боевой дух.
      – Прошу прощения, ваша светлость, – ответила Эмма тихо. – Мне не следовало разговаривать с вами в таком тоне.
      – Да ну же, Мег, не стоит скромничать. Ты не робкого десятка и имеешь право говорить со мной так, поскольку спасла жизнь моему племяннику.
      Эмма была озадачена. Она совершенно забыла о маленьком мальчике.
      – Надеюсь, он в порядке? – спросила она с тревогой.
      – В полном порядке, благодаря тебе. А вот ты…
      – Право же, я чувствую себя совсем неплохо, и, думаю, мне уже пора домой.
      Эшборн снова погладил ее по щеке, и когда он к ней прикасался, в голове Эммы не оставалось ни одной здравой мысли. Она неотрывно смотрела на его полные губы, гадая, возможно ли, чтобы они прижались к ее губам.
      Осознав, насколько бесстыдны ее мысли, Эмма вспыхнула, и в глазах герцога тотчас же появилось беспокойство.
      – Ты уверена, дорогая, что снова не потеряешь сознание?
      – Не думаю, что вам следует называть меня «дорогая».
      – О, я думаю, следует.
      – Это непристойно.
      – Я редко веду себя пристойно, Мег.
      Эмма не успела усвоить эту мысль, как он уже поспешил показать ей, насколько непристойно способен себя вести. Она вздохнула со всхлипом, когда его губы прижались к ее губам. Поцелуй длился всего мгновение, но оказался достаточно долгим для того, чтобы воздух с шумом вырвался из легких Эммы, а все тело затопили незнакомые ощущения.
      – Это те чувства, которые тебе еще предстоит испытать, – прошептал он страстно у самых ее губ, потом поднял голову и посмотрел Эмме в глаза.
      Решив, что для начала этого вполне достаточно, герцог отодвинулся от Эммы и устроился на противоположном сиденье. Дыхание его стало прерывистым и неровным: он не мог припомнить, когда в его жизни происходило нечто подобное, когда единственный поцелуй подействовал бы на него столь сильно.
      И все же, хотя желание бушевало в его крови, он не смел и не хотел даже думать о возможном продолжении, боясь, как бы не стало хуже.
      Подняв глаза, герцог заметил, что Мег внимательно смотрит на него. Черт возьми! Она бы, наверное, снова потеряла сознание, если бы смогла прочесть его мысли. Ему не следовало связываться с простой девушкой, которой к тому же на вид не больше шестнадцати и которая наверняка по воскресеньям ходит в церковь.
      Эмма попыталась приподняться и тотчас же почувствовала приступ головокружения.
      – Мне надо домой, – сказала она, пытаясь встать и дотянуться до дверцы. Кузены предупреждали ее, что улицы Лондона кишмя кишат опасными людьми, но никто не говорил, какая опасность может таиться в карете дворянина.
      Алекс поспешно схватил ее за руку и снова усадил на сиденье.
      – Никуда ты не пойдешь: не хватало еще, чтобы по дороге ты потеряла сознание. Сейчас я отвезу тебя домой. К тому же моя сестра пошла купить яиц, и нам придется дождаться ее.
      – Яйца! – Эмма вздохнула и оперлась головой на руку. – Про них я совсем забыла. Теперь кухарка снимет с меня голову, это точно.
      Герцог, прищурившись, следил за ней. Возможно, Софи права и с Мег скверно обращаются. Ему не следует просто сидеть и ничего не предпринимать, когда столь хрупкой девушке грозит опасность. Он и в самом деле наймет ее и не позволит вернуться к прежнему мучительному существованию.
      Тем временем Алекса терзали мучительные сомнения. Конечно, он не сможет нанять ее, иначе дело кончится тем, что через несколько дней она окажется в его постели. Софи права: Мег следует пойти в услужение к ней – там она не будет подвергаться опасности с стороны таких, как он. Хорошо еще, что у него осталось немного совести; в целом же те времена, когда он проявлял беспокойство по отношению к какой-либо женщине, за исключением матери и сестры, давно миновали.
      Всем в Лондоне было хорошо известно, что Алекс – убежденный холостяк. Разумеется, в какой-то момент жизни ему придется жениться хотя бы ради того, чтобы произвести на свет наследника, но нет причины, по которой следует эту жертву принести так скоро. Вот почему Алекс держался в стороне от светских леди, предпочитая им общество куртизанок и оперных певиц. В тех редких случаях, когда он посещал светские вечера, женщины всегда окружали его, несмотря на его отчужденный вид и цинизм, но у Алекса они редко вызывали приятные мысли. Если высокородная леди начинала с ним флиртовать, он приходил к выводу, что она или слишком глупа, или точно знает, чего хочет. Иногда он шел на уступки и проводил время с такой дамой в постели, но ничего больше из этого не следовало.
      Герцог задумчиво взглянул на Мег, которая теперь неподвижно смотрела на свои руки, сложенные на коленях.
      – Тебе не следует бояться меня, Мег: я не стану снова целовать тебя.
      Эмма подняла на него фиалковые глаза и ничего не сказала. По правде говоря, она сомневалась в том, что сможет что-то произнести.
      – Я сказал, что у тебя нет причин меня бояться, – повторил Алекс. – В моем обществе твоей добродетели ничего не грозит, по крайней мере, еще несколько минут.
      Заметив, что Эмма сжала губы и отвернулась, Алекс окончательно почувствовал себя негодяем. Зато она была восхитительна. Волосы Мег, казавшиеся ярко-рыжими, когда на них падало солнце, теперь, когда он опустил занавески на окнах, выглядели темно-каштановыми, а глаза стали совершенно черными.
      Эмма глубоко вздохнула, пытаясь совладать с гневом, уже известным всем ее домочадцам на обоих континентах. Она проигрывала это сражение, и это ее отнюдь не радовало.
      – Вам не следует разговаривать со мной в столь возмутительном тоне, – дрожащим голосом сказала она. – Неужели вы воспользуетесь моей слабостью столь непристойным образом? Я сижу здесь, у меня голова пульсирует от боли, не говоря о том, что мне приходится терпеть общество самого неучтивого человека, какого я имела несчастье встретить. И все это только потому, что я спасла вашего племянника от неминуемой гибели.
      Эмма откинулась на подушки, весьма довольная своей речью, и окинула герцога самым свирепым взглядом, на какой только была способна.
      Алекс был ошеломлен ее тирадой, но все же сумел не показать своего изумления.
      – Послушай, Мег, – медленно произнес он, – где ты научилась так хорошо говорить?
      – Это вас не касается! – Эмма отчаянно старалась придумать сносное объяснение, однако голова ее отказывалась работать так, как бы ей хотелось.
      – Видишь ли, я очень любопытен. Не будешь ли так любезна рассказать мне хоть что-нибудь о себе?
      – Ну, моя мать работала нянькой и ухаживала за тремя малолетними детьми, а их родители дали мне возможность получить образование вместе с ними.
      Это звучало правдоподобно, и Алекс довольно кивнул:
      – Очень благородно с их стороны.
      – Алекс! – послышался рядом пронзительный голос. – Я вернулась! Мы купили двенадцать дюжин яиц: надеюсь, этого достаточно.
      Двенадцать дюжин! Сердце Эммы упало. Как она донесет такое количество? Теперь ей придется позволить герцогу доставить ее домой в его карете.
      Дверца экипажа распахнулась, и в ее проеме появилось лицо Софи.
      – Слава Богу, вы пришли в себя! – воскликнула она, взглянув на Эмму. – Не знаю, чем вас отблагодарить. Мое имя Софи Ливуд, я графиня Уайлдинг, и я в неоплатном долгу у вас. – Она сунула в руку Эммы визитную карточку. – Вы можете навестить меня в любой день, если вам что-нибудь понадобится.
      Эмма молча смотрела на зеленоглазую женщину, а та, сделав паузу, чтобы глотнуть воздуха, тут же продолжила:
      – О Боже, ну и манеры у меня! Как ваше имя?
      – Ее зовут Мег, – вежливо сообщил Алекс. – Но фамилию она не назвала.
      Эмма вспыхнула. Герцог и не спрашивал ее фамилии.
      – Не важно, моя дорогая, – продолжила тараторить Софи. – Вы не обязаны нам ничего о себе сообщать, если не хотите. Я и без этого ваш друг на всю оставшуюся жизнь, и вы в случае надобности можете на меня рассчитывать.
      – Искренне признательна вам, миледи, – ответила Эмма тихо. – А теперь я хотела бы вернуться домой: кухарка, вероятно, злится и не может понять, куда я пропала.
      – Скажите нам, у кого вы работаете? – Алекс с нетерпением ожидал ответа.
      Эмма недовольно посмотрела на него:
      – У графа и графини Уэрт.
      Алекс тут же назвал адрес кучеру, но Софи так и продолжала непрерывно болтать все то время, пока карета ехала к Блайдон-Мэншн.
      Когда карета остановилась, Эмма попыталась выпрыгнуть из нее.
      – Постойте! – закричал Алекс, а Софи схватила ее за руку.
      – Сперва я должна как следует отблагодарить вас. Если я этого не сделаю, меня будут мучить кошмары. – Она протянула руки к ушам, стремительно выдернула из них серьги с бриллиантами и сунула их в руку Эммы.
      – Пожалуйста, возьмите это. Всего лишь маленький знак внимания, но, может быть, он вам поможет, если вы окажетесь в нужде.
      Эмма была ошеломлена. Ну как она могла сказать этой женщине, что является наследницей гигантской компании. В то же время она понимала, что Софи очень хочет что-нибудь ей подарить в знак благодарности.
      – Да благословит вас Бог, – сказала Софи, целуя Эмму в щеку и снова усаживаясь в карету.
      Эмма повернулась к кучеру, чтобы забрать яйца, затем улыбнулась Софи и направилась к черному ходу.
      – Не так быстро, дорогая, – сказал Алекс, неожиданно появляясь рядом с ней. – Позвольте, я их отнесу.
      – Я бы предпочла, чтобы вы этого не делали. Если на кухне узнают про Чарли, им это не понравится.
      – Чепуха, – возразил Алекс и тут же забрал у Эммы яйца с уверенностью человека, привыкшего к тому, чтобы его приказы исполнялись.
      Эмма почувствовала, что ее охватывает отчаяние. Если герцог проводит ее в дом, там начнется бог знает что и Белл, которой он, несомненно, уже был представлен, назовет ее по имени.
      – Пожалуйста. – Она умоляюще взглянула на Алекса. – Прошу вас, уйдите, иначе у меня будут неприятности.
      Алексу показалось, что он увидел в ее глазах подлинный страх, и он снова подумал, что, вероятно, с ней плохо обращаются.
      – Хорошо. Было приятно с тобой познакомиться, Мег.
      Крепко прижимая к себе сумку с яйцами, Эмма побежала к черному ходу, ощущая спиной жаркий взгляд своего провожатого.
 
      Когда она наконец появилась на кухне, у нее было ощущение, что она вырвалась из чистилища.
      – Эмма, где ты была так долго? – строго спросила Белл. – Мы все страшно волновались за тебя.
      Эмма со вздохом положила сумку с яйцами на стойку.
      – Давай обсудим это позже, сестрица…
      Она внимательно вглядывалась в лица слуг, откровенно глазевших на нее.
      – Ладно, – согласилась Белл. – А сейчас мы пойдем наверх.
      Эмма чуть не застонала. Внезапно она ощутила страшную усталость: в голове у нее гудело, к тому же она не знала, что делать с этими чертовыми сережками, и все это привело к тому, что она снова потеряла сознание.

      Алекс стоял перед дверью черного хода Блайдон-Мэншн. Хотя ему не раз доводилось встречать графа и графиню Уэрт на светских вечерах, он понимал, что слишком мало их знает. Тем более Алекс не имел понятия об их семейном укладе, образе жизни и его пугала мысль о том, что Мег могут наказать или даже побить. Он испытывал сильное побуждение зайти на кухню Блайдонов и убедиться, что с ней обходятся должным образом: как с героиней, каковой она и была в его глазах. Раздраженный мерой своего интереса к девушке, Алекс вздохнул. Он вовсе не был уверен, что Мег полностью оправилась от последствий падения. Ему очень хотелось заключить Мег в объятия, отнести в ее комнату и уложить в постель; если бы ему удалось уложить ее в постель, он едва ли ограничился бы созерцанием и не попытался улечься с ней рядом.
      – Брат! – Софи высунула голову из окна коляски. – Чего ты ждешь?
      Алекс с трудом отвел глаза от дома.
      – Ничего, Софи, решительно ничего. Просто немного беспокоюсь о Мег. Думаешь, с ней все будет в порядке? Что за люди эти граф и графиня Уэрт?
      – О, они прелестны. Я несколько раз встречала их на вечерах, и у меня осталось от них самое хорошее впечатление.
      – Я тоже их встречал, но они не показались мне образцом добродетели.
      Софи вздохнула:
      – Если бы ты провел на вечере хоть одну минуту, ты бы убедился, что Уэрты – чудесные люди, очень добрые и ничуть не нудные. Мама очень привязана к леди Уэрт, и они не реже чем раз в две недели пьют вместе чай. Не думаю, что стоит волноваться за Мег, раз она служит в этом доме.
      – Надеюсь, ты права. Мы многим ей обязаны, и наименьшее, что можем сделать, – это позаботиться о ее благополучии.
      – Согласна, дорогой братец. Я на этой же неделе навещу леди Уэрт и расскажу ей, как отважная девушка спасла Чарли. Уверена, она не допустит, чтобы такая храбрость осталась невознагражденной.
      Алекс взобрался в карету и устроился на мягком сиденье.
      – Хорошая мысль, Софи.
      – Разумеется, я уже сегодня вечером навестила бы ее, но думаю, не стоит этого делать.
      – А куда ты собираешься вечером?
      – Право же, Алекс, ты должен помнить о том, что происходит в обществе. Леди Уэрт устраивает сегодня большой прием: уверена, что ты тоже приглашен. Пойми, если ты не начнешь бывать в обществе…
      – Прошу, избавь меня от еще одной проповеди. Я уже слышал их не раз, и мне это неинтересно.
      Софи бросила на брата раздраженный взгляд.
      – Но не можешь же ты вечно оставаться холостяком! Все, чем ты занят, – это кутежи с приятелями, точно такими же плутами.
      Алекс ответил лукавой улыбкой:
      – Право же, Софи, я ничуть не обойден вниманием женского общества.
      – Смотря что понимать под женским обществом! – Софи даже стала заикаться от негодования. – Ты это говоришь, только чтобы позлить меня. И пожалуйста, никогда не упоминай об этих женщинах в моем присутствии!
      – Женщины как женщины. – Герцог добродушно усмехнулся. – Они ничего от меня не хотят, кроме пары побрякушек, и именно поэтому я провожу с ними время в постели. По крайней мере они честны и не скрывают своих меркантильных устремлений.
      – Опять ты за свое! Ненавижу разговоры о твоих знойных интрижках! Право, Алекс, я как-нибудь надеру тебе уши!
      – Прекрати, Софи: мы оба знаем, что ты любишь слушать о моих так называемых знойных интрижках, но слишком жеманна и чопорна, чтобы признаться в этом.
      Устав спорить, Софи упала на подушки сиденья, Алекс совершенно прав: она любит слушать о его похождениях и любовных интригах. И все же Софи не желала доставлять ему удовольствие, признав это. К тому же ей надо было и дальше вести наступление на брата и убеждать его жениться.
      Она сделала последнюю попытку:
      – Алекс, ты нуждаешься в наследнике, разве я не права?
      Герцог беспечно улыбнулся:
      – Я физически вполне способен зачать сына даже через десять или пятнадцать лет, но, если хочешь, скажу тебе имя и адрес своей нынешней любовницы. Уверен, она успокоит тебя насчет моих мужских способностей.
      – Мама, а что такое мужские способности? – послышался рядом тонкий голосок Чарли.
      – Придет время – узнаешь, – успокоила сына Софи. – А тебя, брат, заклинаю: пожалуйста, следи за своей речью при ребенке. Теперь весь следующий месяц мальчик будет рассказывать всем нашим горничным о твоих мужских способностях.
      В ответ Алекс только рассмеялся:
      – Ладно, обещаю уберечь наших горничных от опасности стать жертвами плотских вожделений, а ты будь хорошей девочкой и расскажи, что это за грандиозный бал намечается сегодня вечером.
      Брови Софи взметнулись вверх:
      – Неужели ты заинтересовался светской жизнью?
      – Просто хочу побольше разузнать о Мег и проверить, все ли с ней в порядке. Приду туда минут на пятнадцать, и только.
      – Леди Уэрт собирается представить обществу свою американскую племянницу, – пояснила Софи. – Я слышала, что бал и в самом деле будет грандиозным.
      – В таком случае почему ты хочешь им пренебречь?
      – Какая досада, что я снова жду ребенка…
      – Ах, детка, это же замечательно! – воскликнул герцог, и его лицо осветилось искренней улыбкой. Он порывисто заключил сестру в объятия, после чего быстро отстранился и выглянул в окно.
      – Вот мы и приехали, – сказал он, когда карета остановилась перед домом Софи. – Береги себя, сестра, и не позволяй никому тебя утомлять.
      Герцог поцеловал сестру в щеку и похлопал ее по руке. Софи оперлась на руку Алекса, и он помог ей выйти из коляски.
      – А знаешь, дорогой, – заметила Софи, – из тебя получился бы примерный муж и отец. Дело лишь за тем, чтобы найти подходящую женщину.
      Герцог скрестил руки на груди:
      – На сегодня с меня достаточно нравоучений, к тому же мне надо подготовиться к этому чертову балу… – Махнув сестре рукой, он сел в экипаж и приказал кучеру ехать на свою холостяцкую квартиру.
 
      Когда Эмма снова открыла глаза, то обнаружила, что она лежит в постели поверх покрывала. Боль в голове почти прошла, но зато теперь у нее болело бедро.
      Белл с книгой в кожаном переплете свернулась калачиком на соседнем стуле.
      – Привет, кузина! – радостно воскликнула Белл, как только заметила, что Эмма не спит. – Ну и напугала ты нас! – Она быстро преодолела короткое расстояние и примостилась на краю кровати.
      Эмма поднялась на локтях, чтобы лучше видеть Белл.
      – А что случилось?
      – Ты потеряла сознание, только и всего.
      – Опять?
      – Опять!
      – Ну, в первый раз я, собственно, ничего не теряла – это было что-то вроде удара по голове.
      – Что?
      – Я упала и ударилась головой, – поспешила пояснить Эмма.
      – Боже! А теперь с тобой все в порядке?
      – Надеюсь, да. – Эмма осторожно потерла быстро увеличивающуюся шишку над правым ухом. – Как я здесь оказалась? Сперва была на кухне, а потом…
      – Потом мы перенесли тебя сюда.
      – Перенесли?
      – Кухарка помогла мне.
      – Господи! – Эмма поморщилась, представив, как кухарка тащит ее по лестнице. – Как это все неприятно…
      – Мэри и Сьюзи тоже помогали, – добавила Белл.
      Совершенно уничтоженная, Эмма рухнула на кровать, будто хотела спрятаться среди объемистых перин.
      – По правде говоря, это оказалось вовсе не трудно, – продолжала Белл, не замечая смущения кузины. – Сначала мы завернули тебя в одеяло, потом я взяла за плечи, Кук – за ноги, Мэри и Сьюзи поддерживали по бокам.
      – А я?
      – Ты производила какие-то странные звуки, когда мы добрались до второй лестничной площадки, но, несомненно, и тогда оставалась без сознания.
      – Странные звуки?
      – Ну, возможно, это было связано с тем, что, когда мы поворачивали за угол, ты ударилась бедром о балюстраду.
      – А твоя мать?
      – Мы ничего ей не сказали, – заверила Белл.
      – Но она, вероятно, слышала шум.
      – Да, и пошла меня искать, как только мы уложили тебя в постель.
      – Что потом?
      – Я сказала ей, что ты упала в обморок.
      – Упала в обморок? – Глаза Эммы недоверчиво расширились.
      – Ну, от возбуждения в предвкушении твоего первого бала, – хихикнула Белл.
      – Какая нелепость: я никогда не падаю в обморок!
      – Знаю.
      – И тетя Кэролайн это знает. Интересно, поверила она или нет?.. – Эмма вздохнула. – Ну что за нелепый день! И что ты читаешь, ради всего святого?
      – «Конец – делу венец» Шекспира. Так было проще дожидаться, пока ты очнешься.
      Эмма вздохнула:
      – Думаю, тебе не терпится узнать, что случилось.
      – По правде сказать, да, но если ты не хочешь рассказывать… – Белл раскрыла том в кожаном переплете и снова принялась за чтение. – Ты же знаешь, что у меня полно времени, – добавила она, бросив выразительный взгляд на Эмму. – Я решила прочесть Шекспира в полном объеме: сначала все пьесы, а потом все стихотворения.
      – Ты это серьезно?
      – Совершенно. Я собираюсь читать их в алфавитном порядке.
      – И тебя не пугает то, сколько времени это займет?
      – Нисколько. Все равно, учитывая обстоятельства, мне придется много времени проводить возле твоей постели.
      Эмма прищурилась:
      – Что ты имеешь в виду?
      – А вдруг ты снова потеряешь сознание…
      – Уверяю тебя, на ближайшее будущее у меня нет таких планов.
      Белл улыбнулась:
      – Верю, но если ты не расскажешь мне, что случилось, я сама прибегну к насилию.
 
      Час спустя Эмма сидела за туалетным столиком и, морщась, наблюдала за тем, как горничная Мег, суетясь, делает ей прическу. Белл, сидя рядом, подвергалась такой же мучительной процедуре.
      – Не думаю, что ты рассказала мне все, – заметила Белл.
      – И тем не менее… – Эмма вздохнула. – Я выхватила маленького мальчика из-под колес экипажа. Потом и ударилась головой.
      – А что это за сережки?
      – Мать мальчика дала их мне, потому что приняла меня за горничную. Завтра я верну их ей.
      – И все же ты что-то утаиваешь.
      – Что, скажи? Спасла мальчика, получила в награду сережки. Точка.
      – Ты отсутствовала целый час! Между спасением мальчика и сережками что-то должно было случиться!
      – Неужто ты полагаешь, что за это время меня обесчестил какой-нибудь таинственный незнакомец?
      Тут Эмма почувствовала себя немного виноватой: она так и не решилась рассказать Белл о своем странном приключении с герцогом Эшборном. Причина была в том, что этими подробностями она желала владеть единолично и не поверять их никому, даже Белл.
      – Потрясающе! Тебе подарила серьги сама графиня Уайлдинг. – В голубых глазах Белл заплясали смешинки. – Я довольно хорошо знаю Софи: она ненамного старше нас с тобой. Моя мама дружна с ее матерью; когда они услышат о происшествии, обе будут изумлены, хотя, возможно, лучше вообще ничего не говорить им об этом. И все же я не могу поверить, что Софи подарила тебе эту драгоценность, чтобы обеспечить твое будущее, в то время как со своим состоянием ты могла бы купить или продать всех нас.
      – А по-моему, ничего особенного. – Эмма пожала плечами. – Просто она подумала, что я горничная.
      – Знаю, но… Интересно будет видеть лицо Софи, когда она войдет в бальный зал и увидит «посудомойку» во всем великолепии. Право же, кузина, это с твоей стороны даже жестоко: графиня может расстроиться.
      – Во-первых, она чуть не потеряла сына, а во-вторых, не тебе называть меня жестокой.
      – Но разве не ты королева всех розыгрышей, та самая девушка, что послала бедному Неду любовную записку от Клариссы Трент?
      Эмма подавила улыбку.
      – Право же, не стоило из-за этого поднимать такой содом.
      – Ты совершенно права. – Белл назидательно подняла палец вверх. – И этого бы не случилось, если бы Нед не был так безнадежно влюблен.
      – Но откуда мне было это знать? Я еще не вступила в свет и не могу быть в курсе самых свежих сплетен. Ладно, хватит об этом. Я уже поняла: никакого вмешательства в личную жизнь Неда. Теперь скажи мне, почему Софи сегодня не будет?
      – Точно не знаю. Возможно, потому, что ее муж уже несколько месяцев пропадает в Вест-Индии – у него там дела. Думаю, она по нему скучает, ведь этот брак заключен по любви. – Белл вздохнула. – Все к лучшему: вряд ли ты хочешь видеть ее изумленное лицо.
      – Да уж, увидеть меня нынче вечером было бы для бедняжки потрясением на всю оставшуюся жизнь. Думаю, будет лучше, если завтра утром я нанесу ей визит.
      – Вероятно, ты права. Если позволишь, я поеду с тобой. Такое развлечение нельзя пропустить!
      – Конечно, ты можешь поехать.
      – Перестаньте трясти головой! – внезапно завопила Мег. – А иначе мы провозимся весь день и всю ночь и вы пропустите бал.
      – Принимая во внимание мое состояние, это было бы неплохо, – пробормотала Эмма, однако природное любопытство пересилило боль. – Почему бы тебе не рассказать мне побольше о Софи? – попросила она.
      – Софи? – Белл задумалась. – Она очень милая, но слишком много говорит. Тем не менее, они с мужем очень любят друг друга, и она ужасно по нему скучает.
      – У нее есть еще родственники?
      Белл приподняла бровь.
      – Только мать и брат.
      – Неужели?
      – Да. Думаю ему сейчас около тридцати. Он невероятно красив: густые черные волосы и самые зеленые глаза, какие мне только доводилось видеть.
      Внезапно Эмма ощутила волнение, но усилием воли подавила его. Высокомерный и самонадеянный хам – вот кто он. И не важно, что его поцелуй стал для нее самым главным событием с момента приезда в Лондон.
      – Похоже, Белл, ты им очень интересуешься? – сказала она осторожно.
      – Герцогом Эшборном? Не надо так шутить. Красивый проходимец, он, безусловно, опасен, однако он никогда не общается с леди, только с женщинами низкого происхождения. По правде говоря, я его едва знаю, но слышала, что по всей Англии этот ловелас разбил сердца множеству женщин.
      – Звучит интригующе.
      – Не то слово! У родителей случился бы припадок, если бы я проявила к нему интерес. Герцог – убежденный холостяк и не женится еще долгие годы. А если и женится, то на какой-нибудь глупенькой девочке. Когда она произведет ему наследника, он сразу забудет о ней.
      – О! – Эмма почувствовала, что настроение мгновенно упало.
      – Сегодня он точно не появится, я в этом уверена. Он, конечно, приглашен. Эшборна приглашают на все вечера, но он на них никогда не присутствует, да ему это и ни к чему: у него десятки любовниц в Лондоне из числа дам полусвета. Уверена, ты не захочешь с ним знакомиться: у него всегда мрачная мина, и он способен откусить тебе голову, едва ты перемолвишься с ним парой слов.
      – Надо же! Судя по тому, что ты рассказываешь, это крайне неприятная личность.
      Белл пожала плечами:
      – Он просто до неприличия богат и до неприличия красив, а светские вечера ненавидит потому, что не хочет притворяться. Большинство моих подруг он просто выводит из себя, поскольку не позволяет заманить его к брачному алтарю.
      – Должно быть, герцог обладает недюжинной силой воли, если способен отражать такие атаки, – смеясь заметила Эмма.
      – Да уж, он всегда умеет добиться своего.
      – А почему все пытаются найти ему пару?
      – Из-за титула – он ведь все-таки герцог и к тому же несметно богат. Если бы ты увидела его собственными глазами, ты поняла бы меня: он положительно источает силу. Это человек особой породы.
      – Белл! – Эмма удивленно посмотрела на кузину. – Твоя мама упала бы в обморок, если бы услышала то, что ты говоришь.
      – Мама падает в обморок не чаще тебя.
      – В таком случае ей как раз пора меня догонять, – невесело усмехнулась Эмма.
      И все же она вздохнула с облегчением, узнав, что Алекс не появится на сегодняшнем балу. У нее все еще болела голова, и она опасалась, что в этом состоянии не выдержит еще одной встречи с ним.

      – Эшборн! Ну и сюрприз! Не могу поверить, что вижу твою уродливую рожу!
      Через бальный зал Блайдон-Мэншн к герцогу приблизился Уильям Данфорд, один из его ближайших друзей во времена, когда они оба учились в Оксфорде.
      Данфорд с чувством похлопал друга по спине:
      – Что ты здесь делаешь? Я думал, ты категорически против подобных сборищ.
      – Разумеется, против, вот почему у меня нет намерения оставаться на этом славном маленьком банкете более десяти минут.
      Алекс говорил небрежным тоном, но его бурный темперамент готов был вот-вот прорваться. Не успел он войти в зал, как в нем воцарилась тишина, вызванная появлением гepцога Эшборна в элегантном вечернем костюме.
      Нервные мамаши тут же потребовали от своих дочерей, чтобы те клятвенно им пообещали держаться подальше от этого плута, хотя втайне надеялись, что он одарит вниманием их дочерей. Те же, у кого не было дочерей на выданье, тотчас расступились, уступая герцогу дорогу.
      Алекс вздохнул. У него не хватало терпения принимать участие в бесцветной светской болтовне. Единственное, чего он хотел, – найти Мег и, убедившись, что с ней все в порядке, удалиться. Любовница уже ждала его в уютном особняке, и Алекс предвкушал долгую сладкую ночь с ней.
      Пока же он приготовился выдержать полчаса скуки, однако встреча с Данфордом несколько облегчила положение: по крайней мере, появилась надежда на приличный разговор.
      Данфорд не был таким плутом, как Алекс, но по многим качествам приближался к нему, однако большая часть светского общества прощала его проделки, потому что он был непобедимо очарователен. Алексу никогда не удавалось полностью следовать примеру друга; приятели признавали его приветливость, но не прощали того, что герцог Эшборн не отличается терпимостью по отношению к обществу. Алекс редко снисходил до того, чтобы скрывать скуку, когда его вовлекали в разговор с кем-либо, кого он находил неинтересным. Ходили слухи о том, что не одна леди стремительно убегала от него в ужасе, терроризированная его суровостью.
      – Скажи, Эшборн, – на лице Данфорда появилась усмешка, – почему ты оказался здесь?
      – Ах, право же, – пробормотал Алекс, – я и сам не знаю.
      Он прибыл на бал часом раньше и в течение этого времени изучил весь дом, потревожив немало лакеев, горничных, а также одну уединившуюся парочку. Тем не менее, он не обнаружил ни малейших признаков Мег. В бальном зале служанки тоже не было. Алекс уже готов был сдаться и прекратить поиски, когда его окликнул Данфорд:
      – Признавайся, приятель, ты определенно кого-то здесь ищешь.
      Алекс ответил вздохом:
      – Это длинная история, и вряд ли ты найдешь ее интересной.
      – Чепуха. Обычно самыми интересными бывают именно длинные истории. К тому же если эта история привела тебя в ряды светских шалопаев, то причина тому женщина, которой ты очень заинтересовался.
      Кивнув другу, Алекс кратко поведал историю о том, как его племянник был спасен отважной кухонной девушкой. Разумеется, он опустил часть, относившуюся лично к нему:
      – Это не столь уж волнующее повествование. В данном рассказе нет ни романтики, ни чувств. Боюсь, тебе придется признать, что мое сегодняшнее поведение совершенно безупречно.
      – Но это же скучно!
      Алекс кивнул, не скрывая разочарования.
      – Право же, мне трудно пережить эту неудачу. Думаю, я способен взвыть от тоски, если какой-нибудь чертов денди подойдет ко мне и спросит, каким способом я завязываю галстук.
      – Видишь ли, – задумчиво начал Данфорд, – я тоже подумываю о том, чтобы ускользнуть. Почему бы нам не отправиться в «Уайтс» и не опрокинуть по стаканчику? Перекинуться в картишки тоже недурно после того, как ты битый час предавался утехам светской жизни.
      Алекс тотчас же согласился поддержать компанию:
      – Хорошая мысль. Пожалуй, действительно пора уносить отсюда ноги…
      Тут он умолк, заметив восхищение друга, внезапно изменившее его лицо.
      – В чем дело?
      – Господи! – выдохнул Данфорд. – Какие краски…
      – Ради всего святого, о ком ты на этот раз?
      Данфорд пожал плечами:
      – Должно быть, это и есть Эмма Данстер, явившаяся к нам из забытых Богом колоний. Но как оттуда мог появиться кто-нибудь столь прелестный?
      – Это больше не колонии, Данфорд. – Алекс вспомнил тираду, произнесенную Мег. – Они давно свободны и называются теперь Соединенными Штатами Америки.
      Речь Алекса вывела Данфорда из мечтательной задумчивости, и он повернулся к приятелю со странным выражением на лице:
      – С каких это пор ты стал симпатизировать нашим мятежным колониям?
      – С тех пор как… Впрочем, это не важно. Так кто эта пресловутая особа, вызвавшая у тебя такой восторг?
      – Посмотри и убедись сам. Не классическая красавица, готов это признать, но выглядит неплохо. Каштановые волосы и эти нежные фиалковые глаза с золотыми искрами…
      Какое-то неприятное ощущение начало расти на дне желудка Алекса, как только он услышал описание мисс Эммы Данстер, данное Данфордом. Не может быть…
      Алекс медленно обернулся и в тот же миг убедился, что на другой стороне зала прямо напротив него стоит отважная Мег. Если не считать такого пустяка, как перевоплощение в Эмму Данстер, все сходилось до мельчайших деталей.
      Тело Алекса отреагировало немедленно: все его мышцы напряглись, но он не мог понять, вызвано ли это реакцией на обман или желанием.
      В то же время Эмма явно не замечала его присутствия и устало улыбалась одному из поклонников. Черт возьми! Но о чем она думает, собираясь танцевать всю ночь в то время, как, возможно, получила сотрясение мозга?
      Алекс нахмурился, но все же не поддался искушению подойти к ней, схватить за плечи и встряхнуть, чтобы внедрить в ее голову хоть немного здравого смысла.
      Увы, она и впрямь была прелестна. Ее маленькая фигурка в платье из лилового атласа, из которого выступали кремовые плечи и верхняя часть груди, смотрелась просто неотразимо. Молодым женщинам в их первый сезон полагалось носить платья бледных пастельных тонов, но Алексу было приятно видеть, что Эмма презирает условности такого рода. Она выбрала более яркий цвет для своего туалета, что соответствовало ее боевому характеру и выделяло ее из толпы бесцветных девиц. Волосы ее были распущены, и это тоже не соответствовало моде.
      Все это свидетельствовало о свободной и живой натуре, и Алекс тотчас же вспомнил о вспыльчивости Мег, то есть Эммы. Однако в ее взгляде он разглядел уязвимость и усталость, из чего следовало, что головная боль все еще ее тревожит.
      Что-то в ее облике пробудило в герцоге желание защитить ее, однако он не двинулся с места.
      Заметив нечто странное в выражении лица друга, Данфорд хмыкнул:
      – Вижу, эта девушка задела тебя за живое? Я тоже…
      – И думать о ней не смей, – мгновенно отреагировал Алекс и тотчас же нахмурился, поняв, что не он один подпал под чары красавицы.
      Молодые повесы выстроились в очередь, спеша представиться молодой американке. Мысленно герцог сделал зарубку в памяти, чтобы позже вразумить самых ретивых из них.
      Данфорд в изумлении поднял глаза:
      – Не слишком ли ты много позволяешь себе – ведь ты даже не встречал эту крошку.
      – Оказывается, встречал, только не знал этого.
      На лбу Данфорда обозначилась морщинка.
      – Как я понимаю, тебе расхотелось идти в «Уайтс»?
      Алекс ответил плутоватой улыбкой:
      – Кажется, этот вечер внезапно стал интересным.
      Проходя по залу, Алекс старался не попасться на глаза Эмме и наконец устроился в нише прямо у нее за спиной. От гостей его надежно укрыла тяжелая малиновая портьера, в то время как ему было слышно каждое слово, произносимое девушкой и ее собеседниками.
      – Какого черта ты здесь прячешься? – спросил Данфорд, появляясь рядом с ним.
      – Говори тише и не привлекай внимания, иначе кто-нибудь может тебя заметить! – Герцог потянул друга к себе, и портьера скрыла их обоих.
      – Похоже, ты рехнулся, – пробормотал Данфорд. – Не думал, что доживу до такого дня, когда надменный герцог Эшборн будет следить за женщиной из-за портьеры.
      – Заткнись!
      Данфорд хмыкнул, и Алекс бросил на него свирепый взгляд, а затем переключил внимание на более важные вещи.
      – Кажется, я нашел то, что хотел, – сказал он, ухмыляясь и потирая руки.
      – Неужели? А я думал, ты пока довольно далеко от цели, – продолжал иронизировать Данфорд.
      Алекс испепелил его взглядом.
      – Попомни мои слова, я буду к ней много ближе к концу ночи.
      Он тут же снова обратил все свое внимание на то, что ему удавалось увидеть в щель между портьерами, потом торжествующе улыбнулся и, как лев, готовящийся к прыжку, устремил неподвижный взгляд на женщину с пламенно-рыжими волосами, стоящую не более чем в пяти футах от него.
 
      Все то время, пока Эмма принимала дань поклонения от стоящих в очереди претендентов на то, чтобы быть ей представленными, на ее лице оставалась вежливая улыбка. Тетя Кэролайн уже объявила ей, что бал и сама Эмма пользуются головокружительным успехом. Насколько велик этот успех, доказывало то, что все больше молодых людей обращались к ней и ее мужу с просьбой представить их племяннице.
      Эмма держала себя превосходно: она выглядела оживленной, остроумной и, к счастью, не сделала ничего неподобающего. Кэролайн знала, что оставаться неизменно корректной – тяжкое испытание для Эммы, тем большим было ее восхищение поведением племянницы.
      В свою очередь, Эмма не находила необходимость безупречного поведения столь уж тягостной, к тому же она слишком устала, чтобы оправдывать свою репутацию вечной шалуньи. Все, на что она была сейчас способна, – это болтать ни о чем с молодыми людьми, которых ей только что представили.
      Тем не менее, даже страдая от ужасной головной боли, Эмма ни за что бы не позволила судить о себе как о робкой и пугливой девице.
      – Эмма, дорогая, – окликнула ее тетка, – позволь тебя представить лорду и леди Хэмфриз.
      Эмма с улыбкой протянула руку каждому из этой упитанной пары. Глава семейства был лет на тридцать пять старше Эммы: он вежливо с ней раскланялся и поцеловал кончики ее пальчиков.
      – Рада познакомиться с вами обоими, – любезно произнесла Эмма, не пытаясь скрыть своего сильного американского акцента.
      – Так это правда! – с торжеством констатировал лорд Хэмфриз. – Вы из колоний! Наш старый добрый Перси побился со мной об заклад, считая что вы из Франции. Я оказался прав, и теперь мне пора получить выигрыш.
      Прежде чем Эмма успела что-либо сказать, он повернулся и отправился искать своего приятеля.
      Эмму несколько удивил избыток внимания к ней, и она была даже несколько взволнована тем, что люди способны заключать из-за нее пари. Нед считал, что в обществе нередко заключают пари просто шутки ради, чтобы позабавиться. Неужели им больше не на что потратить время?
      Эмма повернулась к леди Хэмфриз и, насколько могла любезно, улыбнулась ей:
      – Скажите, как ваши дела?
      – Спасибо, очень неплохо, – ответила леди Хэмфриз. Хотя ее манеры не вызывали нареканий, все же она показалась Эмме слегка глуповатой. – А правда, что по улицам Бостона свободно разгуливают дикие медведи? Я слышала, что в колониях их не меньше, чем дикарей!
      Глаза Кэролайн округлились, и она даже издала стон, опасаясь, что племянница разразится длинной проповедью на тему о достоинствах Соединенных Штатов. Тем не менее, ничего подобного не произошло.
      – На самом деле Бостон – вполне цивилизованный город. Вы бы там чувствовали себя вполне уютно – таков был вежливый ответ.
      – Не может быть! – воскликнула потрясенная леди Хэмфриз.
      – Уверяю вас, там есть даже портнихи!
      – Неужели?
      – И модистки тоже! И белошвейки! – Эмма широко раскрыла глаза: – Но когда город наводняют стаи голодных волков, все это оказывается уничтоженным.
      – Волков? Невероятно!
      – Да, и они ужасно свирепые! Жителям приходится запираться и неделями не выходить из дома.
      Леди Хэмфриз принялась яростно обмахиваться веером.
      – О Боже! О Господи! Прошу меня извинить. Я должна немедленно рассказать об этом Маргарет. – Она стремительно исчезла в толпе гостей.
      Эмма повернулась к тетке и кузине, которые с трудом сдерживали смех.
      – И все-таки, дорогая, – вытирая слезы, заметила Белл, – тебе не следовало этого делать.
      Эмма фыркнула.
      – Должна же и я получить хоть капельку удовольствия, – комично морщась, сказала она.
      – Конечно, конечно. – Кэролайн покачала головой. – Но все-таки этот фарс, который ты разыграла с леди Хэмфриз… Через десять минут об этом узнают все.
      – Чепуха! Здравый смысл победит, и никто не поверит этому. Кстати, меня совершенно не интересует, что подумают те, кто им не обладает. – Эмма с вызовом подняла брови.
      – Она, пожалуй, права. – согласилась Белл.
      – Должна признать, я сама всегда находила леди Хэмфриз несколько нелепой, – сдалась Кэролайн.
 
      Через минуту возле Эммы появился один из друзей Неда и, пригласив ее на танец, заставил Алекса нахмуриться.
      – Кажется, мы ревнуем, а? – ядовито осведомился Данфорд.
      – Ничуть не бывало, – спокойно возразил Алекс. – Здесь нет причины для ревности.
      Данфорд задумчиво покачал головой: он с университетских времен не видел, чтобы его друг так волновался из-за женщины.
      Танец закончился, и Эмма вернулась туда, где стояла ее тетка.
      – Надеюсь, ты получила удовольствие от танца, дорогая? – спросила Кэролайн.
      – О да, Джон прекрасный партнер, – не задумываясь ответила Эмма. – К тому же этот в высшей степени приятный молодой человек обещал научить меня фехтованию.
      Алекс сжал зубы. Черт, только этого ему недоставало.
      – Не знаю, стоит ли учиться фехтованию, но я рада, что он тебе понравился, – заметила Кэролайн. – Между нами, очень достойная партия. Его отец – граф, и с большим состоянием.
      Эмма прищурилась.
      – Рада за него, но пока я не собираюсь замуж.
      Алекс тут же расслабился. Такая ситуация его вполне устраивала – ведь он тоже не стремился к браку. Эмма похлопала Кэролайн по руке:
      – Не волнуйтесь, милая тетушка. Когда придет время, я найду достойного мужа, и непременно американца, потому что я не собираюсь бросать «Данстер шиппинг».
      – Боюсь, в Лондоне не так много американцев, – попыталась урезонить племянницу Кэролайн.
      – В таком случае я, пользуясь случаем, просто повеселюсь в компании остроумных молодых людей, таких, как Джон.
      В Алексе снова забурлило раздражение, и Данфорд уже подумывал, не следует ли ему удержать друга, если тому вздумается выпрыгнуть из засады, что сделало бы их обоих героями весьма нелепой сцены.
      В этот момент к ним подошла Белл: щеки ее порозовели.
      – Эмма, – произнесла она, слегка задыхаясь, – пойдем со мной, я познакомлю тебя кое с кем из друзей Неда. Не сомневайся, они тебе понравятся. К тому же они просто умирают от желания познакомиться с тобой. – Она забавно подмигнула.
      – Хорошо, но могут они несколько минут подождать. У меня что-то голова разболелась, – ответила Эмма небрежно.
      На самом деле в этот самый момент у нее появилось ощущение, будто кто-то колотит ее по виску деревянной дубинкой: как видно, танец с Джоном Миллвудом не прошел даром.
      Эмма многозначительно посмотрела на Белл, которая пообещала не говорить матери о недавнем происшествии, потом повернулась к Кэролайн:
      – Тетя, будет очень невежливо, если я минут на десять – пятнадцать уйду в свою комнату? У меня стучит в висках, и мне бы хотелось покоя хоть на несколько минут, чтобы прийти в себя.
      – Конечно, дорогая, я скажу всем, что ты пошла в дамскую комнату освежиться.
      – Спасибо. – Эмма облегченно вздохнула. – Я не надолго, обещаю. – Она выскользнула из зала и быстро поднялась по лестнице в спальню.
      Брови Алекса взметнулись вверх, когда он расслышал просьбу Эммы, а на лице его появилась восторженная улыбка.
      – О нет, – попытался урезонить его Уильям. – Последовать за благородной леди в ее спальню – это уже слишком! Даже тебе это не сойдет с рук.
      – Не надо меня пугать!
      Данфорд тут же попытался прибегнуть к иной тактике:
      – Если тебя там застанут, ты погубишь репутацию девушки в первый же вечер и, кроме того, тебе придется жениться на этой крошке. Пойми, выкрутиться не удастся: честь потребует такого шага.
      – Ха, меня никто не увидит, – возразил Алекс будничным тоном. – Если кто мной поинтересуется, скажи, что я пошел освежиться. – С этими словами он выскользнул из своего тайного убежища и, неслышно шагая, последовал за Эммой.
 
      Коридор оставался почти не освещенным, чтобы подвыпившие и склонные к уединению гости не разбредались по всему дому, но Эмма без труда нашла свою комнату. Войдя, она зажгла свечу, затем, зевнув, сбросила туфли и, присев на постель, принялась тереть виски.
      Несмотря на головокружение, первый лондонский бал ей понравился. Разумеется, здесь она встретила множество надутых и самодовольных аристократов, но в то же время познакомилась и со многими умными интересными людьми.
      Если бы не эта чертова шишка на голове! Без нее она чувствовала бы себя намного лучше.
      Ощущая ужасную усталость, Эмма закрыла глаза, невольно думая о том, какие нечеловеческие усилия потребуются, чтобы подняться с постели и вернуться в бальный зал.
      Бесшумно войдя в комнату Эммы, Алекс мысленно благословил то, что петли на двери комнаты хорошо смазаны. На мгновение остановившись, он огляделся.
      В состоянии покоя Эмма казалась нежной и доброй – и никакого намека на то, что эта девушка обладала язвительным язычком и умом, острым, как рапира. Внезапно Алекс подумал, что больше всего на свете хочет заключить ее в объятия и нежно убаюкать.
      Он тут же нахмурился, удивляясь целомудренности своих мыслей: ему трудно было припомнить случай, когда бы он испытывал столь нежные чувства к женщине.
      Внезапно Эмма потянулась с кошачьей грацией, и, когда ее груди явственно обозначились под платьем, Алекс ощутил яростный порыв желания.
      Он сделал шаг вперед как раз тогда, когда Эмма, опустив веки, свернулась клубочком, размышляя о том, что одиночество – благословенная вещь.
      Затем Алекс с громким щелчком захлопнул дверь изнутри.
      В ужасе открыв глаза, Эмма чуть не задохнулась, когда увидела черноволосого зеленоглазого мужчину, чье мощное тело заполнило всю спальню.
      – Привет, Мег!

      В течение одной благословенной секунды Эмма думала, что это галлюцинация. Не мог же зеленоглазый дьявол в самом деле стоять в ее спальне! Скорее всего, эта галлюцинация – следствие сильного ушиба головы, случившегося днем…
      Но тут герцог Эшборн одарил ее своей неотразимой улыбкой, и сомнения снова всколыхнулись в душе Эммы.
      А когда он удобно устроился на ее стуле, она поняла, что все это происходит в действительности. Никакая галлюцинация не могла бы вести себя более отвратительно.
      У Эммы перехватило дыхание и возникло тошнотворное ощущение в желудке. Весь последний месяц родственники потратили на то, чтобы научить ее азам поведения в обществе, но никто не объяснил ей, что полагается делать, обнаружив джентльмена в своей спальне.
      Вероятно, ей следовало что-то сказать или просто закричать, но с ее уст так и не сорвалось ни звука. Зато она вдруг осознала, что все еще лежит, распростершись поперек кровати в весьма пикантной позе.
      Подняв глаза, Эмма сразу поняла, что герцог тоже это заметил: его жаркий взгляд, казалось, прожигал ей кожу.
      Эмма поспешно села и, выпрямившись, насколько могла, прижала к груди подушку, словно стремясь защитить себя от взгляда герцога.
      – Ах, как жаль! – произнес Алекс насмешливо.
      Эмма смотрела на него, но не говорила ни слова, все еще не доверяя своему голосу; и тем не менее герцог с легкостью ответил на вопрос, который прочел в ее взгляде:
      – Немногие женщины обладают такой красивой грудью, как у вас. Какая жалость, что вы ее прикрыли.
      Эта реплика заставила Эмму еще крепче прижать к себе подушку. Алекс хмыкнул.
      – К тому же, – продолжил он как ни в чем не бывало, – вы не можете скрыть от меня то, что только что показали всему Лондону.
      «Если не считать того, что весь Лондон не побывал в моей спальне», – подумала Эмма раздраженно.
      – Право, не знаю, Мег, как я должен называть вас теперь – Эмма? Вам не убедить меня в том, что вы немы: сегодня днем я уже был свидетелем проявления вашего пылкого характера, и, конечно же, вам есть что сказать.
      На этот раз Эмма действительно сказала – первое, что пришло ей в голову:
      – Боюсь, меня сейчас вырвет.
      Это замечание совершенно сбило Алекса с толку, и он быстро поднялся со стула с выражением панического ужаса на лице.
      – Боже! – Герцог поспешно оглядел комнату в поисках какой-нибудь емкости, но, ничего не найдя, снова перевел взгляд на Эмму. – Вы в самом деле так плохо себя чувствуете?
      – Нет, хотя ваше присутствие вызвало бурление у меня в желудке.
      На этот раз Алекс все же почувствовал смущение. Американская девчонка постоянно приводила его в недоумение, и он счел это немалым подвигом. Другую он бы задушил за подобную дерзость, но Эмма выглядела такой невинной и столь соблазнительной… Единственное, что он мог себе позволить в сложившейся ситуации, – это засмеяться.
      – Случалось, женщины говорили мне о тех чувствах, которые я способен у них вызвать, но никогда не упоминали о тошноте.
      Эмма невольно хмыкнула.
      – Лучше скажите, что, ради всего святого, вы здесь делаете? – спросила она наконец.
      – Разве не очевидно? – Глаза Алекса сверкнули. – Я пришел сюда из-за вас.
      – Из-за меня?
      Эмма поежилась. Тем не менее она все еще надеялась, что произошла ошибка.
      – Но вы ведь меня даже не знаете.
      – Вы правы, – ответил Алекс задумчиво. – Но я встретил кухонную служанку нынче днем, и она была чертовски похожа на вас: те же рыжие волосы и фиалковые глаза… Она показалась мне очень страстной и просто не могла от меня оторваться, целуя всюду, куда позволяла забраться фантазия.
      – Я этого не делала! – воскликнула Эмма. – Как вы смеете делать подобные намеки!
      Алекс поднял бровь:
      – Значит, вы признаете, что побывали нынче днем в моей коляске?
      – Вы и так это знаете, поэтому нет смысла отрицать.
      – В самом деле. – Алекс откинулся на спинку стула. – А теперь, – сказал он, – я хочу услышать исчерпывающее объяснение, почему на вас оказался костюм служанки и почему вы разгуливали по Лондону без сопровождения.
      – Что?! – воскликнула Эмма, впадая в ярость.
      – Я жду вашего объяснения. – Его голос выражал железную решимость.
      – Ах вы, наглый мерзавец! Вы его не получите! – Голос Эммы звенел от возмущения.
      – В гневе вы просто прелестны.
      – Зато вы отвратительны в своем спокойствии. Я считаю ваше поведение более чем вызывающим. Возможно, вы решили нанести урон моей репутации, но я всегда веду себя так, чтобы мной могли гордиться мои родственники.
      Видя, как Эмма взволнована, Алекс ощутил некоторую неловкость. Ее глаза были полны непролитых слез, а волосы в неверном и трепетном свете свечи вспыхивали огнем.
      Его омыла волна нежности, и он с трудом подавил желание заключить ее в объятия. И разумеется, ему хотелось утешить Эмму, защитить, а вовсе не погубить ее репутацию. Теперь он даже не мог сказать, что заставило его прийти сюда.
      И тут неожиданно Алекс понял, что если позволит себе поддаться возникшему в его душе чувству, Эмма сможет причинить ему боль и ранить его глубже, чем кто-либо другой. Он попытался взять себя в руки.
      – Не сомневаюсь, ваши дядя и тетя имеют все основания гордиться вами, – сказал он голосом, полным сарказма. – Половина светского общества Лондона, точнее сказать, его мужская половина, уже и сейчас у ваших ног. Уверен, до конца месяца вам сделают с полдюжины предложений, и вы без труда сможете обрести мужа с титулом и состоянием.
      Эмма пожала плечами:
      – Как вы можете предполагать такое – вы ведь меня абсолютно не знаете.
      – Вы женщина, и этим все сказано.
      – Разве?
      Алекс заметил, что кожа Эммы порозовела от гнева, грудь взволнованно поднималась при каждом вздохе. Она выглядела обольстительно, но он все же попытался обуздать свое желание.
      – Женщины, – принялся он терпеливо объяснять, – с восемнадцати до двадцати одного года все свое время проводят, совершенствуя светские манеры и таланты, а когда решат, что готовы выйти в свет, посещают светские вечера, хлопают ресницами, мило улыбаются и пытаются подцепить мужа. Чем больше титул и количество денег, тем лучше. Попавшись в сеть, бедняга часто даже не сразу понимает, что с ним произошло.
      Эмма поморщилась.
      – Не могу поверить, что вы это сказали.
      – Неужели мои слова вас оскорбили?
      – Вне всякого сомнения.
      – Обижайтесь не обижайтесь, таков порядок вещей, и ни вы, ни я ничего тут не можем изменить.
      Внезапно Эмма почувствовала, что ее гнев прошел и сменился жалостью.
      Что-то печальное должно было случиться с человеком, если он стал таким черствым и циничным…
      – Неужели вы никогда никого не любили? – спросила она тихо.
      Алекс вскинул голову, посмотрел Эмме в глаза и удивился, заметив в ее взгляде сочувствие.
      – А вы? Вы считаете себя экспертом в этом деле? – спросил он так же тихо.
      – Я стану им, когда полюблю, а до тех пор у меня есть кого любить – отца, дядю Генри, тетю Кэролайн, Белл и Неда. Лучшей семьи нечего и желать. Нет на свете того, чего я бы для них не сделала.
      Алекс подумал, что не стал бы возражать, если бы его включили в эту группу привилегированных особ.
      – У вас ведь тоже есть семья. – Эмма вспомнила свою встречу с сестрой герцога. – Разве вы не любите своих родных?
      – Люблю, разумеется…
      Впервые за все это время выражение лица Алекса смягчилось, и Эмма не могла не заметить, что глаза его засветились нежностью при мысли о близких.
      Однако он тут же усмехнулся:
      – Возможно, вы правы. Возможно, на свете есть пара женщин, достойных любви. К несчастью, я с ними связан узами близкого родства.
      – Кажется, вы этим напуганы, – заметила Эмма дерзко.
      – Что?
      – Да-да, вы, несомненно, напуганы. Гораздо легче сторониться людей, чем любить их. Если вы отгородитесь от людей прочными стенами, никто не осмелится подойти близко, чтобы разрушить эту твердыню, но такому гордецу грозит одиночество. Вы согласны?
      Эмма посмотрела ему в глаза и была удивлена напряженностью его взгляда.
      – Видите, вы затрудняетесь с ответом. – Она старалась не потерять отвагу, необходимую для того, чтобы говорить свободно. – Из всего этого я делаю вывод, что вы вовсе не плохой человек и очень дорожите своими близкими. Значит, вы способны испытывать глубокую любовь, но просто боитесь стать уязвимым.
      Алекс был потрясен глубиной ее проникновения в его характер и точностью определений. От спокойного голоса Эммы ему даже стало как-то не по себе. Неужели она не сознает, что ее мягкие слова проделали более глубокую брешь в его кольчуге, чем меч?
      Ощутив смятение и неловкость, герцог поспешил сменить тему:
      – Вы так и не сказали мне, почему очутились на улице и были одеты как служанка.
      – Верно. – Эмма безуспешно пыталась понять ход его мыслей. – Но разве я должна объяснять вам свои действия?
      – И все же я настаиваю.
      – Что? Возможно, вы шутите! Вы заносчивый, беспринципный, самовлюбленный…
      Чувствуя, что ее заносит, Эмма хлопнула себя по губам и вдруг затряслась от беззвучного хохота.
      Сидя на своей безупречной постели среди подушек и пуховых перин, как и надлежит леди, она обхватила руками колени и теперь почти касалась их головой не в силах побороть приступа истерического и совсем неподобающего даме смеха. Ее тело, неподвластное воле, сотрясалось, как ни пыталась она обуздать свое неуместное веселье. Полная нелепость этой ситуации только сейчас дошла до ее сознания, и, хотя она понимала, что должна вести себя по-другому, например, упасть в обморок, ей ничего не удавалось с собой поделать.
      Алекс с изумлением наблюдал этот приступ веселья. То, что женщина способна находить забавной столь скандальную ситуацию, было для него совершенно непонятно!
      Но скоро и он ощутил, насколько заразителен ее смех. Его низкий хохот теперь перекрывал ее почти беззвучный смех.
      Не в силах больше сдерживаться, Эмма повела себя так, как если бы была одна в комнате: продолжая веселиться, она упала на кровать, и ноги свободно свесились вниз.
      Алекс наблюдал за ней как зачарованный. Распростертая на постели с пламенеющими волосами, веером раскинувшимися по белым простыням, Эмма, казалось, совсем его не замечала. Охваченная приступом гомерического хохота, она выглядела совершенно естественной и нечувствительной к его полному вожделения взгляду.
      – О Господи! – Эмма наконец начала приходить в себя. Она старалась привести в порядок дыхание и делала отчаянные усилия, чтобы отдышаться.
      – Боже, что вы теперь обо мне подумаете!
      – Ну… – Алекс стремительно пересек комнату и присел на край ее постели. – Я думаю, что вы прекрасны.
      Эмма тут же подтянула ноги и съежилась. Этот его словно шелковый голос, казалось, расплавил ее руки и ноги, и сама она была испугана своей неожиданной реакцией на него. Ей следовало отодвинуться как можно дальше и оставить между собой и этим опасным красавцем, так коварно прокравшимся в ее спальню, больше пространства, но она не двинулась с места.
      – Красота всего лишь на поверхности, – попыталась она разрядить повисшее в воздухе напряжение.
      – Меткое замечание, – небрежно согласился Алекс. – Позвольте мне выразить это несколько иначе. Я думаю, вы великолепны.
      По коже Эммы пробежали тысячи крохотных язычков пламени. Эти чувства были странными и новыми для нее, а их причиной, несомненно, стало присутствие Алекса. Ее это пугало.
      Герцог перехватил ее напряженный взгляд.
      – Послушайте, моя дорогая, – осторожно начал он, и тут Эмма почувствовала необходимость вернуть себе былую уверенность. Она гордо выпрямилась.
      – И вовсе я не ваша дорогая, – сказала она строго.
      – Неужели? Тогда чья же?
      – Нелепый вопрос.
      – Вовсе нет, потому что… – он вдруг схватил ее ноги в свои большие ладони и принялся их массировать, – если вы еще никому не принадлежите, я могу сделать вас своей.
      У Эммы перехватило дыхание, а в это время его руки продолжали свою работу, разминая податливые мышцы. Она даже не представляла, что прикосновение к ступне может быть столь волнующим и отдаваться где-то много выше. Но как избежать этого соприкосновения? Ее сопротивление только укрепит его решимость.
      Между тем загорелые руки поползли выше, к кайме ее платья. Эмма неосознанно облизнула губы, когда восхитительные спазмы наслаждения отдались где-то в ее животе.
      – Приятно, верно? – добродушно усмехнулся Алекс.
      – Не думаю, что мне это нравится, – послышался приглушенный ответ.
      – Неужели? В таком случае я могу массировать сильнее.
      Руки герцога двинулись вверх по ноге и наконец добрались до мягкой и нежной кожи под коленом.
      – А как насчет этого?
      Заметив изумление на лице Эммы, Алекс вкрадчиво спросил:
      – Нет? Тогда, может быть, поцелуй подействует лучше?
      Прежде чем Эмма успела воспротивиться, герцог потянул ее за ногу, и она опрокинулась на спину, после чего он преспокойно улегся возле нее. Взяв Эмму одной рукой за подбородок, он притянул ее лицо к себе и нежно коснулся губами ее губ.
      – Нет, – слабо прошептала Эмма; она снова не понимала, как этот мужчина оказался в ее комнате, на ее постели, и особенно ей мешало понять это пламя, будто охватившее все ее тело.
      – Только один поцелуй, – послышался глухой от желания голос Алекса где-то возле ее губ. – Если после одного поцелуя вы скажете «нет», я не стану продолжать, обещаю.
      Эмма не произнесла ни слова, только веки ее затрепетали, когда он коснулся губами ее губ. Этот нежный поцелуй будто оправдывал бездействие ее тела. Затем она обхватила руками его шею и инстинктивно прижалась к нему бедрами. Рот ее приоткрылся, она едва сознавала, что делает.
      Алекс воспользовался ее реакцией, и тотчас же его язык вторгся в ее рот и принялся исследовать его глубины.
      – Господи, какая вы восхитительная на вкус, – пробормотал он хрипло. И снова его язык принялся исследовать ее рот, прижимаясь и пробуя ее на вкус. Эмма отвечала на эти интимные ласки со всем возможным пылом, о существовании которого до сих пор не подозревала. Одна ее рука вцепилась в его густые шелковистые волосы, другая блуждала по мускулистой и твердой спине.
      Прикосновение Эммы еще больше воспламенило Алекса, и он, переменив позу, оказался лежащим поверх нее. Эмма ответила стоном, полным страсти, и этот звук усилил его пыл.
      – Кто бы мог подумать, что в таком маленьком существе столько страсти! – Губы герцога все смелее путешествовали по ее нежной шее.
      Эмма вся дрожала от нахлынувшего желания.
      – Что вы со мной делаете? – послышался ее хриплый голос.
      Смех Алекса зародился глубоко в его горле, когда их губы снова встретились.
      – Я занимаюсь с вами любовью, и вам это нравится.
      Его рука добралась до ее груди, и Эмму охватил жар, проникший сквозь атлас платья и теперь прожигавший кожу.
      – Более того, вы хотите меня так же сильно, как я хочу вас.
      – Но это вовсе не так! – воскликнула Эмма прерывающимся голосом, осознав, что лжет, уже после того, как слова слетели с ее губ.
      Алекс прикусил мочку ее уха.
      – Дорогая Эмма, неужели им уже удалось превратить вас в чопорную английскую мисс? – Его язык принялся ласкать ее ухо.
      – Ах, – выдохнула она, не в силах скрыть наслаждение.
      Алекс довольно усмехнулся:
      – Никогда не стыдитесь своих чувств, Эмма: в них нет ничего порочного вопреки тому, чему вас учили светские матроны.
      – Подобные чувства дурны не сами по себе, – пробормотала Эмма. – Они пагубны, если их испытываешь вне брака.
      При слове «брак» Алекс поморщился, и его желание слегка ослабело.
      – На вашем месте я бы не стал смотреть на меня как на человека, пригодного для брака, – заметил он мягко.
      – А я и не смотрю! – Эмма, мгновенно отрезвев, отпрянула от него. – Я бы не вышла за вас, останься вы даже единственным мужчиной на земле!
      На мгновение у нее мелькнула мысль о том, что, возможно, это слишком прямолинейно, и она добавила:
      – Правда, я надеюсь, что этого все же не случится. А сейчас вам лучше покинуть мою комнату.
      Вздохнув, Алекс поднялся и оправил сюртук.
      – Одну вещь на свете я усвоил прочно, – заметил он язвительно. – Никогда не стоит дискутировать с женщиной, поскольку при этом она непременно начинает кричать.
      Эмма тотчас же сбавила тон:
      – Я не кричала. Я никогда не кричу. Я только повысила голос.
      – Ради вашего спокойствия готов согласиться, что вы не кричали. Мы же не хотим, чтобы сюда ворвались ваши родные, особенно теперь, когда мы выяснили, что у нас нет желания вступать в брак.
      – О, черт! – выдохнула Эмма и, вскочив на ноги, разгладила складки платья. – Надеюсь, я выгляжу прилично? – спросила она, широко раскрывая глаза. – Я вовсе не хочу огорчать своих родных.
      – Откровенно говоря, вы выглядите так, будто вас только что поцеловали.
      Эмма поспешно подошла к зеркалу, чтобы оценить урон, нанесенный ее прическе и туалету. К ее досаде, Алекс оказался прав: в таком состоянии она вряд ли могла показаться на глаза домашним.
      – По крайней мере, привести мои волосы в порядок будет нетрудно. Мег старалась причесать меня по последней моде, но в конце концов я ее убедила, что более скромная прическа подходит мне больше и к тому же много удобнее.
      – Вы хотите сказать, что вашу горничную зовут Мег?
      – Именно так.
      Эмма безрезультатно старалась привести в порядок спутавшиеся волосы.
      – Позвольте мне. – Алекс встал за ее спиной и принялся осторожно водить щеткой по ее волосам.
      – Не стану вас спрашивать, где вы научились причесывать леди…
      – Правильно, я бы все равно не ответил.
      – Уверена, что у вас дюжина любовниц. Впрочем, это ваше дело; главное, вы не должны вести себя так, будто знаете меня.
      – О, будьте уверены, я изыщу возможность быть представленным вам официально, и тогда вы сможете избегать меня на законном основании.
      Герцог сделал стремительное движение головой и коснулся губ Эммы легким поцелуем.
      – А теперь возвращайтесь в зал. Я последую за вами, но не раньше чем через четверть часа.
      Открыв дверь, Эмма выскользнула в коридор, после чего быстро обернулась:
      – Так вы обещаете молчать?
      Алекс ничего не ответил и лишь выразительно приложил палец к губам.

      Закрыв наконец дверь, Эмма с облегчением вздохнула. Она инстинктивно чувствовала, что герцог вряд ли захочет стать причиной непоправимого скандала, сразу же последовав за ней в бальный зал.
      Молча пройдя по темным коридорам, она оказалась на верхней площадке лестницы и на мгновение остановилась, чтобы оглядеться.
      На этот раз тетушка Кэролайн превзошла самое себя. Столы с закусками и напитками, установленные вдоль стен, были украшены пестрыми экзотическими цветами; сотни ярких белых свечей были зажжены по периметру зала. Но особого внимания заслуживали гости. Элегантные мужчины и женщины бесшумно скользили по залу, подчиняясь ритму музыки. Оркестр был специально нанят Кэролайн по случаю этого вечера, и он не подкачал. Особенно выделялись дамы, сверкая драгоценностями и яркими шелками, переливавшимися в пламени свечей. Танцующие пары двигались согласно, будто по указанию невидимого дирижера, превращая зал в калейдоскоп света и красок.
      С улыбкой любуясь этой роскошью, Эмма не сознавала, что сама представляет ослепительное зрелище для всех присутствующих.
      – Я, вне всякого сомнения, влюблен, – объявил Джон Миллвуд, один из университетских друзей Неда, с которым Эмма уже имела возможность потанцевать этим вечером.
      Нед от души рассмеялся; его голубые глаза, такие же яркие, как у сестры, лукаво блеснули.
      – Забудь об этом, Джон, тебе за ней не угнаться. К тому же прежде ты был влюблен в мою сестру…
      – Верно, и, кажется, я все еще влюблен в нее. Просто под вашим кровом собралось слишком много хорошеньких женщин, и это несправедливо.
      Нед ответил гримасой.
      – Ты бы сменил песню, если бы тебе пришлось иметь дело со всеми поклонниками, постоянно толпящимися у нашей двери. Я считал неудачным прошлый год, когда здесь жила только Белл, но с появлением Эммы тут творится черт знает что.
      И в этот момент к ним подошли еще двое приятелей.
      – Нед, ты непременно должен нас представить своей кузине! – воскликнул молодой лорд Линдфилд. Его друг Найджел Эверсли кивнул в знак согласия.
      – Боюсь, вам придется подавать петицию моей матери: я уже устал считать молодых людей, желающих быть представленными Эмме.
      – Она сногсшибательна, – вздохнул Джон.
      – Не знаю, как я смогу все это выдержать. – Нед застонал.
      – Мы все будем довольны, если ты просто согласишься замолвить за нас словечко, – сказал Найджел с энтузиазмом.
      – Я уже делал это в прошлом году, и, если помните, вам это не принесло успеха.
      – Ты мог бы изложить это в нескольких блестяще подобранных словах, – предложил Джордж Линдфилд.
      – Да, но мои родственницы ни за что не станут меня слушать, – с досадой возразил Нед. – Ничего из того, что я скажу, ни на йоту не поколеблет их.
      – Мне нужна покладистая девица, – простодушно сообщил Джордж.
      – В моей семье тебе такой не сыскать.
      – Да? И что же приключилось с покладистыми девицами? Почему я не могу найти ни одной? – решил жаловаться Джордж.
      – Они все уродливые и скучные. – Джон хмыкнул. – О Господи, она идет!
      Заметив кузена, Эмма быстро направилась к нему.
      – Привет, Нед! – весело сказала она. – Добрый вечер, Джон!
      Джон просиял, но Эмма тут же переключила внимание на тех, с кем еще не была знакома.
      – Это лорд Джордж Линфилд, а это мистер Найджел Эверсли, – представил приятелей Нед.
      Оба молодых человека одновременно попытались поцеловать Эмме руку, и она невольно засмеялась.
      – Прости, Линфилд, – сказал Найджел, понизив голос и пытаясь оттеснить товарища. – По-моему, я первый должен поцеловать руку мисс Данстер.
      – Прошу прощения, Эверсли, я думал, что сейчас моя очередь.
      – Ты, верно, Ошибся.
      – Неужели? Я думаю, это ты ошибся.
      – Ты ошибся наверняка, если считаешь, что ошибся я.
      – Какая досада! – с притворным сожалением воскликнула Эмма. – Кажется, меня зовет тетя Кэролайн. Было приятно познакомиться с вами обоими. – С этими словами она поспешила прочь и отправилась разыскивать тетку.
      – Просто великолепно. Линфилд! – возмущенно воскликнул Найджел. – Теперь ты все испортил.
      – Испортил? Я? Если бы ты не пытался схватить ее за руку, то…
      – Простите, – вмешался в перепалку Нед, – я должен удалиться, но мы еще увидимся.
      Оставив приятелей, Нед последовал за Эммой, в то время как Белл танцевала с Уильямом Данфордом на другой стороне зала. Их представили друг другу в прошлом году, и после недолгого знакомства молодые люди поняли, что если и не заинтересованы друг в друге в романтическом плане, то совершенно точно могут стать близкими друзьями.
      – Надеюсь, ваша кузина бедна, – со смехом предположил Данфорд, наблюдая за Линфилдом и Эверсли, соревновавшимися за внимание Эммы.
      – А почему вы спросили?
      – Вам и так придется выдержать осаду, а если выяснится, что у Эммы есть деньги, то все местные охотники за приданым начнут барабанить в вашу дверь.
      Белл рассмеялась:
      – А разве вы не попытаетесь приударить за ней?
      – Конечно, нет. – Данфорд улыбнулся. – Хотя она ослепительно красива.
      – И в придачу к приятной внешности у нее есть мозги, – назидательно заметила Белл.
      Данфорд хмыкнул:
      – Право же, Белл, я ни секунды не сомневался в том, что ваша кузина так же умна, как и вы, и так же остра на язык. Кстати, я уже говорил вам, что вы прелестно выглядите в голубом?
      Белл ответила лукавой улыбкой:
      – В таком случае сегодня мне не повезло, поскольку на мне зеленое платье…
      Эмма все еще пыталась разыскать тетку, когда с ней поравнялся Нед.
      – Думаю, ты не знаешь, где мама, – сказал он, беря два стакана лимонада с ближайшего стола.
      – Понятия не имею, и к тому же я просто умираю от жажды.
      – Ничего, если стоять здесь достаточно долго, она сама нас найдет. – Нед протянул кузине бокал. – У нее в запасе еще человек двести, с которыми она намеревается тебя познакомить.
      – Не сомневаюсь. – Эмма рассмеялась.
      – Должен принести извинения за ту сцену, которая только что произошла: я не предполагал, что эти юнцы поведут себя столь нелепо.
      – Кто поведет себя нелепо? – поинтересовалась Белл, внезапно появляясь справа от Неда. Данфорд следовал за ней.
      – Речь идет о Джордже Линфилде и Найджеле Эверсли.
      – О, только не это! Теперь они будут постоянно досаждать бедняжке Эмме.
      – Да не волнуйся ты так. На самом деле они славные ребята и просто потеряли голову при виде красивой женщины.
      Эмма от души рассмеялась:
      – Кажется, Нед, ты только что впервые сказал мне комплимент?
      – Чепуха. Я без устали восхвалял твой удар, когда ты сломала нос карманному воришке в Бостоне.
      Данфорд повернулся к Неду:
      – Блайдон, не припоминаю, чтобы ты представлял меня своей кузине…
      – О, прошу прощения, дружище. У меня теперь только и дел, что представлять ей мужчин, так что угодить всем просто невозможно.
      – Эмма, это Уильям Данфорд, – пришла на помощь Белл, – большой мой друг. Данфорд, уверена, уже догадался, что перед ним моя кузина мисс Эмма Данстер.
      – Разумеется. – Уильям не без изящества поднес к губам руку Эммы. – Рад познакомиться с вами, я так много о вас слышал…
      – Неужели?
      – Но я почти ничего вам о ней не рассказала, – удивилась Белл.
      Данфорд загадочно улыбнулся, однако он явно желал воздержаться от комментариев, и от дальнейших расспросов его спасло появление леди Уэрт.
      – Эмма, дорогая, я хочу представить тебя леди Саммертон. – Кэролайн подвела к племяннице пухлую даму в пурпурном платье, голову которой венчал огромный тюрбан, что делало ее похожей на горшок с виноградным джемом.
      – Не смотри на нее так, – предостерегла Белл шепотом. – Перед тобой одна из тех отпетых дур, о которых мы тебя предупреждали.
      – Счастлива с вами познакомиться, – сладким голосом произнесла леди Саммертон. – Ваше появление произвело фурор в обществе, ничего подобного здесь не случалось с прошлогоднего дебюта Белл. – Она повернулась к Кэролайн: – Вы должны гордиться, моя дорогая, – это самый выдающийся бал сезона. Даже герцог Эшборн почтил его своим присутствием. Не думаю, что за весь год он был хоть на одном таком балу. Вы, вероятно, потрясены, не так ли?
      – Разумеется. – Кэролайн вздохнула. – Я слышала, что он где-то здесь, но пока не видела его.
      – Полагаю, герцог еще не уехал, – заметил Данфорд. – Возможно, даже он останется здесь на весь вечер.
      – Вне всякого сомнения, он намерен и дальше доставлять мне неприятности, – пробормотала Эмма себе под нос.
      Кэролайн оглянулась:
      – Ты что-то сказала, дорогая?
      – Так, ничего. – Эмма тут же отвернулась.
      – Эшборн не посмеет уйти, не поздоровавшись с хозяйкой, – объяснила леди Саммертон. – Я уверена, он скоро появится здесь.
      – Я тоже. – Данфорд не сводил взгляда с Эммы, ей пришлось против желания улыбнуться.
      – Ты в порядке, дорогая? – спросила ее Кэролайн. – Тебя больше не беспокоит головная боль?
      – Нет, голова совершенно прошла.
      – Все же ты немного бледна. В чем дело?
      – Ни в чем, решительно ни в чем, но… по правде говоря, я чувствую себя немного утомленной. Может быть, мне станет лучше, если я глотну свежего воздуха…
      Данфорд немедленно предложил Эмме руку, выразив намерение проводить ее в сад и втайне надеясь вызвать ревность герцога.
      – Я с радостью стану вашим спутником в прогулке по саду, мисс Данстер…
      – И монополизируешь столь чудесный цветок, скрыв его от общества, – послышался рядом низкий голос.
      Все повернули головы в сторону Алекса, и Эмме с трудом удалось сохранить душевное равновесие.
      – Ах, ваша светлость! – Леди Саммертон чуть не захлебнулась от восторга. – Мы как раз говорили о вас.
      – Неужели? – Алекс прищурился.
      – О, разумеется, – подтвердила леди Саммертон.
      Среди гостей тут же воцарилась тишина: все стоявшие ближе к Алексу с нескрываемым любопытством прислушивались к разговору.
      Эмма была вынуждена признать, что герцог действительно заслуживал внимания. Его непокорные черные волосы не желали подчиняться моде, и один темный локон упрямо падал на лоб, а пронзительные зеленые глаза придавали ему опасный вид. Сейчас эти глаза были направлены на Эмму.
      – Мисс Данстер, я полагаю? – Алекс решительно завладел ее рукой.
      – Откуда вам это известно? – Глаза Эммы невольно распахнулись.
      Герцог коснулся ее руки губами, и Эмма вздрогнула. Она отлично понимала, что его губы слишком долго остаются прижатыми к бледной коже ее руки, но ничего не могла с этим поделать.
      – Пусть это останется моим секретом.
      Брови Кэролайн взметнулись вверх, и ее лицо приняло недоумевающее выражение, а Данфорд выразительно хмыкнул. Эмме оставалось только гадать, не слишком ли сильно она покраснела при этих словах герцога.
      – Вы очень любезны, – сказала она наконец.
      – Наша дорогая Софи, надеюсь, в добром здравии, ваша светлость? – спросила Кэролайн, чтобы как-то снять напряжение. – Мы были весьма разочарованы, когда она прислала записку о том, что не сможет сегодня быть здесь.
      – Благодарю, с Софи все благополучно. Правда, днем мы испытали потрясение, но все обошлось.
      – Потрясение? – Глаза леди Саммертон расширились: – Что вы имеете в виду?
      – Сын Софи чуть не попал под наемный экипаж. Малыша наверняка раздавили бы, если бы молоденькая горничная не выхватила его прямо из-под колес.
      Эмма почувствовала на себе взгляд Белл и тут же подняла глаза к потолку, якобы не замечая любопытства.
      – Слава Богу, что никто не пострадал. – Кэролайн вздохнула с явным облегчением. – Надеюсь, с девушкой тоже все в порядке?
      – О да, – успокоил ее Алекс. – Все просто великолепно.
      Тут Эмма пришла к выводу, что потолок и в самом деле представляет для нее огромный интерес.
      – Кажется, это вальс? – спросил герцог весьма любезно. – Леди Уэрт, могу я попросить у вас разрешения потанцевать с вашей племянницей?
      Эмма отреагировала мгновенно:
      – Я уже обещала этот танец…
      Она была уверена, что никому ничего не обещала, но в данных обстоятельствах сочла это наилучшим выходом и тут же с отчаянием посмотрела на Неда, надеясь на его помощь.
      Однако кузен вовсе не хотел ссориться с могущественным герцогом и тотчас же увлекся узорами на потолке, повторив прием, использованный Эммой минутой раньше. Зеленые глаза Алекса выразительно прищурились.
      – Чепуха, – сказал он, словно отметая возможные возражения.
      – Итак, леди Уэрт?
      Едва Кэролайн кивнула, Алекс тут же заключил Эмму в объятия, и в следующую секунду они оказались в центре зала. Глядя на Эмму, герцог лукаво улыбнулся:
      – Сейчас вы почти так же красивы, как в спальне.
      Кровь жаркой волной прихлынула к лицу Эммы.
      – Почему вам непременно нужно меня смущать? Неужели вы решили в первый же вечер погубить мою репутацию?
      Алекс беззаботно усмехнулся:
      – Пока я на глазах у всех не увлеку вас в сад и не попытаюсь там соблазнить, мое внимание только на пользу вашей репутации. Я не часто бываю на балах, – пояснил он, – и людям хочется узнать, почему я так увлечен вами.
      – А может, вам просто нравится доставлять мне неприятности?
      – Прошу прощения, этого больше не повторится.
      Услышав столь смиренный ответ, Эмма подняла на герцога глаза и была удивлена тем, что прочла в его взгляде безусловную честность.
      – Спасибо, – произнесла она тихо. – Ваше извинение принято.
      Эмма чуть дольше положенного задержала взгляд на лице Алекса, но тут же, почувствовав смущение, уставилась на его галстук.
      – Попробуйте улыбнуться мне, – посоветовал Алекс. – А если вы не в силах это сделать, то хотя бы почаще смотрите на меня. Сейчас мы с вами предмет внимания всего зала и не должны ударить в грязь лицом.
      Эмма подняла голову.
      – Так много лучше: обидно держать вас в объятиях и не видеть ваши глаза…
      Эмма несколько секунд молчала, затем неуверенно произнесла:
      – Возможно, вы правы, ваша светлость.
      – Я предпочел бы, чтобы вы называли меня по имени. Глупо называть меня «ваша светлость», когда я обращаюсь с вами запросто.
      – Но я ведь не давала вам разрешения обращаться ко мне по имени, – напомнила ему Эмма.
      Герцог добродушно усмехнулся:
      – Едва ли мне требуется разрешение после того, что произошло между нами менее часа назад.
      – Я бы предпочла это забыть.
      – Неужели? Не обманываете ли вы себя?
      – Ничуть. Вы позволяете себе слишком много, ваша светлость, – возразила Эмма спокойно и с достоинством. – Поверьте, вы совсем меня не знаете.
      – Тем более мне хотелось бы узнать вас получше. – Герцог привлек Эмму ближе к себе.
      – Мне кажется, вы намеренно стараетесь подавить мою волю.
      – И успешно?
      Несколько секунд Эмма пристально смотрела на него.
      – Да.
      Руки Алекса крепче сжали ее.
      – Не могу поверить, что вы это сказали, – заявил он охрипшим голосом. – Вы слишком честны, чтобы это могло послужить к вашей пользе.
      Эмма опустила глаза, не понимая, что заставило ее выразиться так прямо.
      – Вы в самом деле считаете меня слишком честной? – спросила она тихо. – Но ведь я еще не закончила. Мы встретились при необычных обстоятельствах и, вероятно, поэтому можем говорить друг с другом так прямолинейно. Думаю, вы не злой, но можете ранить меня, даже не желая этого делать. Я всего несколько месяцев в Лондоне и хочу, чтобы мое пребывание здесь стало радостным для всех. Поэтому прошу вас держаться подальше от меня.
      – Не думаю, что смогу это сделать.
      – Пожалуйста!
      Алекс не подозревал, что одно это слово, сорвавшееся с уст Эммы, может заставить его почувствовать себя негодяем. Ему оставалось лишь проявить в ответ полную откровенность.
      – Думаю, вы не понимаете, как сильно я хочу вас.
      Эмма тотчас же остановилась:
      – Вальс закончился, ваша светлость.
      – Верно.
      Она высвободилась из его объятий:
      – А теперь до свидания.
      – До завтра, Эмма.
      – Не думаю, что мы увидимся завтра. – С этими словами Эмма, проворно лавируя в толпе, ускользнула от него и вскоре оказалась рядом с теткой.
      Алекс молча смотрел, как она двигается по залу и ее волосы сверкают в трепетном свете свечей. Ее прямолинейность раздражала его, но и разжигала желание. Алекс сам не вполне понимал, какие чувства Эмма вызывает в нем, но ему было ясно одно: он не может ими управлять.
      Испытывая недовольство собой, Алекс поспешил покинуть общество молодых фатов и нетерпеливых мамаш, жаждущих вовлечь его в скучную беседу. К счастью, вскоре он увидел Данфорда, стоявшего у края танцевальной площадки и наблюдавшего за ним.
      – Пойдем отсюда, – мрачно сказал герцог другу. – А эта красотка пусть не воображает о себе слишком много: все равно ей придется примириться с тем, что я не могу оставить ее в покое.

      – Я рада, что смогу поехать с тобой, – проговорила Белл возбужденно.
      – Да? А вот я боюсь, что мне придется об этом пожалеть, – последовал незамедлительный ответ Эммы.
      Они с Белл в карете Блайдонов отправились возвращать сережки, которые накануне Софи чуть ли не насильно втиснула в руку Эммы.
      – Чепуха, – возразила Белл небрежно. – К тому же я могу тебе понадобиться, если ты вдруг растеряешься.
      – Уверена, я сама смогу придумать что-нибудь.
      – А если растеряется Софи?
      – Полагаю, это маловероятно.
      Эмма пристально взглянула на серьги, которые крепко держала в руке.
      – Скверно. – Она скорчила гримасу.
      – Что скверно?
      – Весьма славные сережки.
      Коляска остановилась у дверей элегантного городского дома Софи, и молодые женщины, выйдя из экипажа, быстро поднялись по ступенькам к парадной двери, после чего Эмма решительно постучала.
      Не прошло и секунды, как перед посетительницами предстал до смешного тощий, но при этом невероятно величественный дворецкий Софи. Никому не дозволялось войти в дом графа и графини Уайлдинг, пока он не приходил к выводу, что посетители этого достойны.
      Пристально оглядев дам, Грейвс коротко произнес:
      – Слушаю.
      Белл показала ему свою карточку:
      – Леди Уайлдинг принимает? – спросила она резко, стараясь ни в чем не уступить высокомерному дворецкому.
      – Возможно.
      Видя, как сжались губы кузины, Эмма чуть не рассмеялась, однако Белл не отступала:
      – Не будете ли вы так любезны сказать ей, что ее хочет видеть леди Арабелла Блайдон?
      Грейвс слегка поднял брови:
      – Если зрение меня не обманывает, а оно меня никогда не подводит, у дверей стоят две особы.
      Слегка вскинув подбородок, Белл процедила сквозь зубы:
      – Это моя кузина мисс Эмма Данстер.
      – Понимаю. – Грейвс кивнул. – Не угодно ли пройти в гостиную?
      Проводив дам в одну из гостиных Софи, дворецкий бесшумно вышел.
      – Ну вот, – пробормотала Белл, решив, что слуга уже отошел на достаточное расстояние, чтобы не слышать ее, – я здесь бывала не менее тридцати раз, и меня все еще заставляют стоять у двери.
      Эмма усмехнулась:
      – Должно быть, этот господин очень предан своим хозяевам. Ты бы, вероятно, и сама не отказалась нанять его.
      – Шутишь? Мне пришлось бы представить ему рекомендации, заверяющие в том, что у меня приличный дом и что он у меня вообще имеется.
      – Белл, дорогая! – раздался откуда-то издали голос Софи а вскоре и сама она вошла в гостиную в прелестном утреннем платье бутылочно-зеленого цвета, удачно гармонировавшего с цветом ее глаз. Похоже, Софи еще не заметила Эмму, которая стояла в углу и спокойно наблюдала за происходящим.
      – Жаль, что я не смогла появиться на вашем празднике, говорят, все прошло грандиозно, – не умолкала Софи.
      – Именно так, – скромно согласилась Белл.
      – Зато мой брат был там. – Софи, словно не веря собственным словам, пожала плечами. – Это первое. А второе: где ваша прелестная кузина? Я так много о ней слышала…
      – Она стоит прямо у вас за спиной.
      Софи стремительно обернулась:
      – Мне очень приятно… Господи! – Она замерла в изумлении.
      Эмма снисходительно улыбнулась ей:
      – Не сомневаюсь, вы удивлены.
      – О Боже мой! – Казалось, Софи не верила своим глазам.
      Белл склонилась к Эмме и прошептала ей на ухо:
      – Не думала, что такое возможно, но, похоже, Софи и в самом деле не знает, что сказать.
      – Значит, пора тебе вмешаться и загладить неловкость, – решительно произнесла Эмма.
      Белл усмехнулась:
      – Я тоже не знаю, что сказать.
      Софи наконец пришла в себя и сделала шаг вперед:
      – Но ведь вчера…
      – Верно. – Эмма набрала в грудь воздуха. – Боюсь, я должна кое в чем признаться. Я вчера одолжила платье у горничной.
      – Но зачем?
      – Это длинная история и к тому же довольно запутанная…
      – Вот как? – Софи широко раскрыла глаза. – В таком случае я непременно хочу ее услышать.
      Несколько секунд Эмма собиралась с мыслями, а затем принялась сбивчиво объяснять, как они с кузиной пытались избавиться от дел, навязанных теткой в связи с празднеством.
      – Выбор был невелик: кухня или расстановка цветов, вот и пришлось сбежать.
      – В самом деле, ужасный выбор, – согласилась Софи. – И все же не могу представить, что сказала Кэролайн по поводу вашего приключения.
      – Дело в том, – произнесла Эмма печально, – что и я не могу этого представить.
      Софи медленно кивнула:
      – Понимаю. Не сомневайтесь, вы можете рассчитывать на мое молчание: это меньшее, что я могу сделать, чтобы отблагодарить вас за спасение жизни Чарли.
      Решив, что подходящий момент настал, Эмма поспешно достала серьги, подаренные ей Софи.
      – Принимая во внимание сложившиеся обстоятельства, я не могу принять эти сережки и прошу вас взять их назад.
      Глаза Софи неожиданно наполнились слезами.
      – Мне бы очень хотелось, чтобы серьги остались у вас. Ведь это всего лишь безделушки.
      – Боюсь, мне будет не совсем ловко носить их, – тихо сказала Эмма.
      Софи раздумывала недолго.
      – Тогда позвольте подарить вам что-нибудь другое в знак благодарности.
      – Вашей дружбы будет более чем достаточно. – Голос Эммы звучал уверенно, она не сомневалась: сестра герцога будет ей верным и надежным другом.
      Софи взяла гостью за руки:
      – На это вы всегда можете рассчитывать, дорогая. – Она заключила Эмму в нежные объятия. – А теперь, пожалуйста, присядьте. – Она указала на диван, обитый золотистой тканью, и девушки с превеликим удовольствием устроились на нем. – Думаю, нам пора поговорить кое о чем важном. – Софи выразительно посмотрела на Белл. – Я хочу услышать все сплетни о вчерашнем торжестве и о том, что там произошло.
      – О, это было замечательно! – искренне воскликнула Белл. – Если мама хотела доказать всему миру, что любит Эмму, как родную дочь, ей это вполне удалось.
      – Большая удача для вас, – заметила Софи. Эмма пробормотала нечто означавшее согласие.
      – Да, там были все, весь свет, – с энтузиазмом продолжала Белл. – Появился даже ваш брат, чему все были очень удивлены.
      – Так же как и я, – призналась Софи и вдруг, быстро повернувшись к Эмме, воскликнула: – О Господи, что он вам сказал? Что он сказал?
      – По правде говоря, что-то вроде: «Здравствуйте!»
      – Но сперва он целовал ей руку вдвое дольше положенного, – поспешила сообщить Белл. – А потом весь вечер Эмме не давал прохода.
      – Право, Белл, – Эмма покраснела, – он просто забавлялся. Похоже, герцог был несколько раздосадован тем, что я оказалась не той, за кого он меня принимал. К тому же он всегда, в любой ситуации, старается взять верх.
      – Верно, – охотно согласилась Софи. – Можете себе представить, что значит состоять с ним в родстве?
      Эмма кивнула:
      – Как бы то ни было, ваш брат вовсе не уделял мне столько внимания, как говорит Белл, и он делал это ненамеренно.
      Белл громко фыркнула.
      – Должна сказать, дорогая, твое лицо было такого же цвета, как волосы, когда ты с ним танцевала.
      Эмма пожала плечами, словно предоставляя собеседницам возможность самим делать выводы.
      – Уверена, все скоро забудется, и вряд ли нам придется часто встречаться в обществе.
      – Жаль, если все будет именно так, – тихо заметила Софи, и в глазах ее сверкнул огонек, как у заправской свахи.
      – Что вы хотите этим сказать?
      – Ничего особенного. Не желаете ли чаю? – Софи тотчас же дала знак горничной. Она уже долгие годы старалась склонить Алекса к браку и в лице Эммы Данстер наконец нашла нечто дававшее ей надежду на успех. Судя по всему, Эмма была умной и веселой девушкой, к тому же очень отважной. Софи не могла бы пожелать лучшей невестки. Она знала, что ее брату требовалась женщина, которая не станет каждую минуту спрашивать его мнение и покоряться ему, как только он начинает действовать в своей властной манере, а это происходило почти постоянно.
      – Пожалуйста, расскажите мне побольше о вашем празднике. – Софи решила продлить визит девушек, насколько это было возможно. Когда служанка внесла чайник и бисквиты, она принялась сама разливать чай.
      – Меня загнала в угол леди Саммертон, – со смехом призналась Эмма.
      – Эта леди способна загнать в угол любого и даже пятерых за раз, – подтвердила Белл.
      Софи кивнула.
      – Вероятно, у нее добрые намерения, но она слишком разговорчива… почти как я. – Она добродушно рассмеялась.
      Эмма и Белл переглянулись и, чуть помедлив, присоединились к ней, как вдруг…
      – Ради Бога, Грейвс, клянусь, что повешу тебя на бельевой веревке, если ты не пропустишь меня, – донесся до них от дверей гневный мужской голос.
      – О Боже! – пробормотала Софи. – Мне давно следует отчитать Грейвса, но не хватает духу.
      – И за что же? – поинтересовалась Белл.
      За то, что он чересчур любит задавать вопросы.
      – Я не буду вручать визитную карточку дворецкому, принимавшему меня не менее пятисот раз! – продолжал возмущаться голос, который, как без труда определила Эмма, не мог принадлежать никому иному, кроме герцога Эшборна.
      Лицо Софи приняло насмешливое выражение.
      – Думаю, мне следует вмешаться, но меня так смешит гнев Алекса…
      Внезапно в тоне герцога появились опасно низкие нотки.
      – Грейвс, если ты дорожишь жизнью, пропусти меня немедленно!
      Затем Грейвс стремительно влетел в дверь желтого салона, спасаясь от гнева Алекса.
      Войдя, герцог тут же набросился на Софи:
      – Послушай, разве я не твой брат? Не пора ли тебе приструнить своего сторожевого пса?
      – Ну, сейчас Оливера нет, и Грейвс оберегает нас.
      – Это я вижу. – Алекс огляделся и только тут заметил, что они с сестрой не одни.
      – Ага, кажется, вы уже лучшие подруги?
      – Не будь занудой, Алекс. – Софи решительно вздернула подбородок. – Я принимаю гостей и занимаю их беседой, а ты можешь прийти позже.
      – Ничего себе, любезный прием. – Герцог не слишком изящно опустился на стул напротив Эммы и Белл.
      – Просто я решила отдать вашей сестре сережки, ваша светлость, – пояснила Эмма.
      – Я ведь просил вас не называть меня «ваша светлость», не так ли?
      Эмма опустила глаза.
      – В таком случае мне не придется больше обращаться к вам…
      Софи с трудом подавила улыбку.
      – Хочешь чаю, Алекс? – спросила она, насколько могла, любезно.
      – Я не пью чай, ты же знаешь, – недовольно буркнул герцог.
      – Ах, прости, конечно, я и забыла, что настоящие мужчины не пьют столь немужественный напиток, как чай.
      – А вот я бы выпила еще чашку, – сказала Эмма с улыбкой.
      – И я, – присоединилась к ней Белл.
      Алекс поморщился: ему оставалось гадать, когда эти трое успели объединиться против него.
      – Алекс, дорогой, может, ты хочешь кофе? – Софи, как могла, пыталась избежать скандала.
      – Я предпочел бы виски.
      – Но по-моему, для виски еще рановато…
      Алекс перевел взгляд с сестры на Эмму, потом на Белл: все они смотрели на него с обманчиво-безмятежным выражением.
      – А я считаю, что сейчас самое подходящее время.
      – Ну, как знаешь. Тогда обслужи себя сам.
      Алекс легко поднялся, пересек комнату и подошел к шкафчику, где его сестра держала напитки. Затем он достал бутылку и налил виски в большой стакан.
      – Софи, я пришел рассказать, кто на самом деле эта таинственная Мег, но вижу, она уже опередила меня. Теперь мне хочется знать, – он устремил взгляд на Эмму, – что думает ваша кузина обо всех этих проделках?
      – По правде сказать, я сама участвовала в «этих проделках», – насмешливо сообщила Белл.
      Алекс помрачнел, но Эмма, несмотря на это, продолжала исподтишка наблюдать за ним. Герцог казался ей необычайно большим и очень мужественным: он с трудом помещался в изящной гостиной Софи. Безукоризненного покроя одежда с трудом сдерживала его первобытную силу. Эмме оставалось лишь гадать, как может быть человек одновременно столь привлекательным и в то же время пробуждать тайную неприязнь. Бесспорно, он пробудил в ней желание; его присутствие обрекало ее предательское тело на внезапную слабость и томление, в то время как его дерзость и стремление подчинять себе приводили ее в ярость.
      Тем временем Белл как ни в чем не бывало обратилась к Софи:
      – Неужели вы собираетесь провести вдали от света все время, пока не вернется из Вест-Индии ваш супруг, или все-таки мы увидимся сегодня вечером на балу у Саутбери?
      – Я подумывала о том, чтобы уединиться в деревне, но теперь изменила свои намерения. Внезапно оказалось, что жизнь в городе обещает в этом сезоне много интересного. Не думаю, что смогу часто выезжать в течение нескольких предстоящих месяцев по вполне понятной причине, и все же…
      – О, Софи, неужели вы… – Казалось, Белл не в состоянии произнести слово «беременны» в присутствии мужчины.
      Софи энергично кивнула, и лицо ее просияло.
      – Я так рада за вас! – продолжала Белл. – Какой подарок мужу, верно?
      – Оливер до сих пор не знает, что снова станет отцом. Разумеется, я написала ему, но сомневаюсь, что он уже получил письмо.
      – Вы не должны чувствовать себя одинокой. Обещайте, что приедете к нам с Чарли и пробудете у нас сколько захотите. У нас так много места, а вам, вероятно, не хочется оставаться одной.
      – Дорогая леди Арабелла, позвольте напомнить, что у Софи есть родные, способные о ней позаботиться, – неожиданно торжественно произнес Алекс. – И если она решит куда-нибудь переехать на время, то скорее ко мне, чем к вам.
      Белл сделала большой глоток чаю и храбро вступила в перепалку:
      – Возможно, Софи не хватает именно женского общества.
      – А вот я уверена, что его светлость может обеспечить кому угодно сколько угодно особ женского пола, – язвительно пробормотала Эмма и лишь затем осознала, что все слышали ее выпад.
      Герцог строго посмотрел на нее:
      – Не поясните ли, что вы хотели этим сказать?
      – Пожалуй, я лучше не стану этого делать, – ответила Эмма холодно.
      Алекс решил проявить благоразумие и не углубляться в подробности.
      – Если Софи необходимо женское общество, – решительно заявил он, – она может переехать к матери.
      Софи была в восторге оттого, что Эмма проявила характер, и гадала лишь, какого цвета платье она наденет на свадьбу в качестве подружки невесты.
      – Если я несколько месяцев поживу с мамой, это поднимет мне настроение, – сказала она весело. – А может, мы отправимся в деревню: свежий воздух будет мне очень полезен, да и Чарли любит там жить. Конечно, он постоянно лазает по деревьям, и я боюсь за него, но Алекс считает, что мне не следует слишком нянчиться с ним. И все же…
      – Послушай, Софи, – прервал ее Алекс, – тебе не кажется, что ты слишком много болтаешь?
      – Да, возможно, – вздохнула Софи.
      – Нет-нет, – вмешалась Эмма, – вы так интересно рассказываете, а я очень люблю деревню.
      Женщины рассмеялись, вспомнив, как перемывали косточки леди Саммертон, в то время как Алекс молча досадовал на то, что не может принять участие в их веселье.
      – Ах, Эмма. – Софи попыталась восстановить дыхание после внезапного приступа веселья. – Я не рассказывала ничего особенно интересного, и с вашей стороны было очень любезно проявить ко мне подобную доброту.
      – Уверяю вас, мне это не стоило труда.
      – Тогда, может быть, вам не составит труда рассказать побольше о себе, – неожиданно предложил Алекс.
      – Боюсь, это будет скука смертная. – Белл поморщилась.
      Подобное заявление удивило Эмму: прежде ее кузина не была столь дерзкой и отважной.
      – Ну, раз Белл так считает… – спокойно произнесла она.
      – А я уверен, что она не станет возражать, – настаивал Алекс.
      – В любом случае я предпочла бы поболтать с Софи, – заметила Белл, – тем более что она хотела показать мне новый клавесин. Верно Софи?
      – Хотела? О да, конечно! Идемте, он стоит в Голубой гостиной наверху. – Хозяйка дома проворно поднялась и направилась к двери; Белл последовала за ней.
      – Отлично сработано, – на ходу шепнула Софи на ухо Белл, и обе дамы, выскользнув из гостиной, направились вверх по лестнице.
      – Не забудьте напомнить мне, чтобы я поблагодарил вашу кузину. – Алекс довольно усмехнулся.
      – А вы должны мне напомнить, чтобы я ее придушила.
      – Право же, дорогая, неужели вам так тяжело немного побыть со мной наедине? – Алекс пересек гостиную и присел рядом с Эммой на софу так близко, что ей захотелось отодвинуться.
      – Э-э… – начала Эмма, чувствуя, что все ее решительные намерения будто ветром сдуло. – Не хочу показаться чопорной барышней, но…
      – Но вы именно так и выглядите…
      – Право же, вам не стоит сидеть так близко ко мне.
      – Давайте забудем все эти правила, касающиеся того, что можно и что нельзя. – Алекс вздохнул. Он захватил двумя пальцами ее локон.
      Эмма невольно вздрогнула.
      – Немедленно прекратите, ваша светлость! В любой момент сюда могут войти…
      – Я так не думаю. Похоже, эти две заговорщицы намеренно решили оставить нас вдвоем. Не сомневаюсь, они дадут нам знать, когда соберутся вернуться: вероятно, когда они будут спускаться по лестнице, до нас донесется приступ кашля, столь сильный, какого мы не слышали за всю свою жизнь.
      Эмма протестующе вскинула руку:
      – Терпеть не могу, когда мной пытаются манипулировать.
      – Я тоже, кроме тех случаев, когда в результате меня оставляют наедине с вами.
      Эмма бросила на него пристальный взгляд.
      – Вы всегда так самоуверенны? Неужели у вас никогда не бывает искушения закричать?
      Алекс расхохотался:
      – Дорогая, если бы я сказал вам, в каких случаях мне хочется кричать, вы бы тотчас же выбежали из этой комнаты и немедленно отправились в колонии.
      Эмма вспыхнула. Даже будучи весьма неопытной, она поняла, на что намекает герцог.
      – Пожалуйста, не выворачивайте мои слова наизнанку? – Она скрестила руки на груди и отвернулась.
      – Ну зачем вы так? – примирительно сказал герцог. – Неужели вам действительно неприятно со мной разговаривать?
      – Я бы этого не сказала.
      – Тогда что же? Вам неприятно мое общество?
      – Нет…
      – Тогда в чем же дело?
      – По правде говоря, не знаю. – Эмма медленно повернулась.
      – Ну, тогда все в порядке. У нас нет никаких сложностей.
      – В этом-то и состоит главная сложность! – в отчаянии воскликнула Эмма. – Сложности есть, и я их отлично вижу.
      – Но ведь вы только что сказали нечто противоположное!
      – Ничего я не говорила. – Эмма поднялась с софы и присела на стул.
      – Так в чем же состоит наша проблема?
      Эмма скрестила руки на груди.
      – По-моему, вы взяли слишком властный тон.
      – О, в самом деле?
      – Именно так.
      – Но женщины часто нуждаются в том, чтобы с ними обращались властно. Вспомните, что с вами произошло, когда вы оказались предоставлены самой себе: я нашел вас на улице в бесчувственном состоянии!
      Тут уж Эмма не выдержала:
      – Не могу поверить, что вы меня этим попрекаете! – Она принялась мерить шагами гостиную. – Я оказалась в таком положении лишь потому, что спасла жизнь вашего племянника! Или вы предпочли бы, чтобы я позволила ему быть раздавленным?
      – Простите. – Алекса и самого удивила собственная бестактность. – Я сказал глупость.
      – Еще кое-что: я не нуждаюсь в том, чтобы мной руководили. – Эмма с трудом подавила ярость. – И я вполне способна позаботиться о себе. А вот вы определенно нуждаетесь в хорошем пинке, который даст вам понять, что вы не Господь Бог!
      – Эмма!
      – Я больше не хочу с вами разговаривать. Вероятно, у вас возникло желание посмеяться и сделать еще один неприличный намек, а мне не нужны никакие осложнения.
      – Послушайте…
      – Почему я должна вас слушать?
      Сперва Алекс молчал, видимо, не зная, что сказать, а потом с трудом произнес:
      – Честное слово, не припомню, чтобы прежде мне приходилось вступать с женщиной в подобный диалог.
      Эмма нахмурилась:
      – Вы снова хотите меня оскорбить?
      – Вовсе нет. По-моему, я только что сделал вам комплимент.
      Эмма бросила на герцога недоверчивый взгляд, и на лице ее отразилось смущение. Шли секунды, и хотя Алекс пытался что-то сказать, но тотчас же замолкал, будто усомнившись в правильности посетившей его мысли.
      – Знаете, что я думаю? – наконец медленно произнес он. – Поскольку мы все время спорим, это означает, что мы скоро станем друзьями.
      – Неужели?
      – Не сомневаюсь в этом. Конечно, это необычная мысль; и вообще дружба с женщиной…
      – Не преувеличивайте.
      – Я не преувеличиваю, я так думаю. Мы с вами постоянно спорим, но я наслаждаюсь этой перепалкой, как не наслаждался ничем в своей прежней жизни.
      Эмма пристально посмотрела на него, не зная, что ответить на это откровение.
      – Думаю, вы мне нравитесь, мисс Эмма Данстер, – решительно продолжил Алекс. – Не стану уверять, что я вас не хочу, – это слишком очевидно, но… Но вы и в самом деле мне нравитесь, а я нравлюсь вам.
      Тут Эмма, не выдержав, рассмеялась. Дерзость герцога забавляла ее и одновременно вызывала восхищение.
      – Что ж, возможно, вы правы.
      – Значит, друзья?
      – Пожалуй.
      Эмма не вполне понимала, как случилось, что они заключили перемирие, но решила воздержаться от вопросов. Алекс не ошибся: он действительно нравился ей, несмотря на то, что слишком любил командовать. Его общество было ей приятно, а то, что они постоянно ссорились…
      В этот момент на лестнице послышались шаги. Затем у Белл случился непреодолимый приступ кашля, а Софи, подходя к гостиной двери, громко закричала:
      – Боже, что это с тобой, дорогая?!
      Эмма прикрыла рот рукой, так как не могла удержать смеха.
      Алекс выразительно пожал плечами:
      – Кажется, я догадываюсь, что произошло: сестра наконец вспомнила главное – у нее нет клавесина.

      В течение нескольких следующих недель жизнь Эммы шла вполне обыденно, хотя и не была лишена приятных сюрпризов и всевозможных развлечений.
      Теперь она стала одной из самых приглашаемых представительниц лондонского общества. Правда, особо консервативные матроны осуждали ее, полагая, что Эмма слишком дерзка, но большинство дам считали вполне допустимым говорить с женщиной, способной рассуждать не только о лентах и нижних юбках. В результате кузины вместе посещали один вечер за другим и безмерно наслаждались своим успехом.
      Эмма считала это время восхитительной паузой перед возвращением к отцу в Бостон, где она в качестве единственной его наследницы должна была в конце концов бросить вызов обществу и взять его дело в свои руки.
      Что до герцога Эшборна, после многих лет добровольного изгнания занявшего принадлежавшее ему по праву место в обществе, ни у кого не возникало сомнений окончательной причины его внезапного возвращения к светской жизни.
      – Он просто преследует тебя, дорогая, – ворчала Кэролайн.
      – Возможно, однако мне до сих пор неясно, нравлюсь я ему или же он воспринимает меня как привычный объект охоты.
      Конечно, это заявление было правдой только наполовину. В последние несколько недель Эмма видела Алекса почти каждый день, и их дружба за это время окрепла. Эмма убедилась, что Алекс и в самом деле ценит ее как личность, а не только как престижный приз. И все же эта дружба была чревата определенного рода напряжением, а приручение неподатливой «дикарки» доставляло Алексу особое удовольствие.
      В своих действиях герцог был стремителен, как лев, и часто заставал Эмму врасплох. Однажды она отправилась на музыкальный вечер, который Алекс не собирался почтить своим присутствием. Она праздно стояла у открытого окна, когда чья-то теплая рука завладела ее рукой. Эмма рванулась в сторону, но хватка оказалась слишком крепка, а затем она услышала знакомый шепот:
      – Прошу вас, не устраивайте сцен.
      – Алекс? – Эмма оглянулась. Конечно, мало кто мог заметить руку, змеей проскользнувшую в окно снаружи, тем более что большинство присутствующих были увлечены собственным флиртом и не замечали волнения Эммы.
      – Что вы здесь делаете? – спросила она так же шепотом, стараясь сохранять на лице благожелательную улыбку.
      – А то вы не знаете. Прекратите допрос и выходите в сад, – скомандовал Алекс.
      – Вы с ума сошли?
      – Вовсе нет.
      Кляня себя за глупость, Эмма на ходу сочинила историю о том, что порвала платье, и поспешно покинула музыкальную гостиную.
      Едва она вышла в садик, герцог тут же снова схватил ее за руку и потянул в тень.
      – Я подумал, что вы соскучились без меня, – смеясь, пояснил он.
      – С какой стати?
      Эмма попыталась вырвать руку, но не тут-то было.
      – Да ну же, скажите, что скучали. Нет ничего плохого в том, чтобы признать это.
      Эмма сквозь зубы пробормотала что-то невнятное о самоуверенности некоторых аристократов и вдруг неожиданно для себя задала встречный вопрос:
      – А вы? Вы обо мне скучали?
      – Попробуйте угадать?
      – Думаю, да.
      Тут Алекс посмотрел на ее рот с таким томлением и страстью, что у Эммы не осталось никаких сомнений в том, что он собирается ее поцеловать. Однако в этот самый момент герцог выпустил ее руку и почти официально произнес:
      – До завтра, дорогая.
      И в мгновение ока исчез.
      Эмму охватило недоумение. Что, собственно, между ними происходит? Несколько ночей она, лежа без сна, думала об этом, но так и не смогла ничего придумать.
      С одной стороны, Алекс без конца провоцировал ее своей властностью и пытался верховодить, хотя Эмма догадывалась, что ему уже стало ясно, какое это нелегкое дело. С другой стороны, его присутствие было для нее удобно, потому что он умел отпугнуть самых назойливых поклонников, в чем она очень нуждалась. На званых вечерах ей теперь не приходилось скучать, так как она пользовалась неизменным успехом, но избегать неприятных и неприемлемых для нее предложений брака оказалось не так легко.
      Дело усложняло то, что Алекс превратился в постоянный вызов для ее интеллекта. Хотя он изрекал вопиющие вещи, ей никогда не надоедало его общество. Втайне уговаривала себя никогда не произносить слов похвалы в его присутствии. Впрочем, герцог и не нуждался в похвалах.
      Но куда больше Эмму смущал отклик ее тела на этого человека. Один его вид вызывал у нее ощущение напряженного томительного ожидания. Однажды, когда она открыла свои чувства Белл, та ответила, что единственный способ описать ее реакцию – сказать, что в его присутствии ее охватило «острейшее ощущение жизни».
      – Так оно и есть. – Эмма вздохнула. – Знаю, что это звучит как нечто избитое и затасканное, но в его присутствии я действительно все ощущаю острее. Запах цветов становится сильнее, лимонад слаще, а шампанское кажется более опьяняющим. А тут еще эти его зеленые глаза – когда я в них смотрю, у меня прерывается дыхание, а по коже бегут мурашки. Надеюсь, ты меня понимаешь.
      Белл ответила не раздумывая:
      – Ему бы следовало быть котом. И думаю, дорогая, ты влюблена в этого кота.
      – Ничего подобного! – возмутилась Эмма.
      – А я говорю – да. Увы, в наше время трудно найти человека, который верит в любовь: все ищут кого-то с достаточным количеством денег и вступают в брак ради семьи.
      – Не говори глупостей! Я вовсе не хочу замуж за герцога. Жить с ним – все равно что попасть в ад. Он непробиваемый, надменный и…
      – И все же от него у тебя бегут мурашки по коже.
      – Да, но это мои мурашки и моя кожа, а он вообще не хочет жениться.
      Хотя это было истинной правдой, отсутствие интереса к браку ничуть не мешало герцогу Эшборну флиртовать с Эммой при каждом удобном случае. Откровенно говоря, Эмма охотно принимала участие во флирте, хотя и вполовину не была так искусна в этом деле, как он. В свете стало чем-то вроде спорта наблюдать за тем, как Эмма и Алекс состязаются в остроумии, и многие даже заключали пари насчет того, когда наконец эта пара поженится.
      Тем не менее, если какой-нибудь молодой лорд, заключивший подобное пари, спрашивал Эмму напрямик о положении дел, она с готовностью сообщала ему, что в обозримом будущем для нее не зазвонят свадебные колокола. Во-первых, она не хочет замуж, а во-вторых, Алекс не собирается жениться.
      Алекс и правда даже не пытался поцеловать ее с той первой ночи, когда прокрался в спальню, и это вызывало у Эммы недоумение. Она не сомневалась, что он все еще желает ее и теперь осуществляет какой-то заранее придуманный им план.
      Время от времени Эмма ловила на себе взгляд герцога, от которого по всему ее телу пробегала дрожь; однако уже через минуту герцог отворачивался, и, когда в следующий раз Эмма видела его лицо, дрожь повторялась, но уже по совсем другой причине. Его холодный, непроницаемый взгляд не допускал никаких вольных мыслей относительно надежд на будущее.
      Такие отношения продолжались между ними до ночи, когда состоялся бал у Линдуортов.
      Эмма не подозревала, что этот вечер будет чем-то отличаться от остальных; она с нетерпением ожидала его, потому что Нед только что вернулся после месячного путешествия с университетскими друзьями в Амстердам и ей его очень недоставало. Теперь же весь Блайдон-Мэншн был похож на взбудораженный улей – все готовились к чему-то совершенно грандиозному.
      – Эмма Данстер, не ты ли взяла мои жемчужные сережки? – Белл внезапно появилась в двери комнаты Эммы, блистательная в своем платье цвета голубого льда.
      Эмма, сидя за туалетным столиком, спокойно оглянулась, затем потянулась к флакону с духами.
      – Отец тебя убьет, если увидит в этом платье.
      Белл не спеша оправила корсаж.
      – Ничего подобного: оно ничуть не хуже твоего.
      – Да, но поверх своего я надеваю шаль, – снисходительно улыбнулась Эмма.
      – Которую ты, несомненно, снимешь, как только мы прибудем в дом Линдуортов.
      – Вне всякого сомнения. – Эмма нанесла на шею несколько капель духов.
      – Но у меня нет шали, подходящей по цвету к этому платью. А у тебя?
      – Только та, что на мне. – Эмма указала на шаль цвета слоновой кости, которой задрапировала обнаженные плечи. Бледная ткань светилась на фоне темно-зеленого шелка платья, которое она надела в этот вечер.
      – Гром и молния! – воскликнула Белл, пожалуй, слишком громко.
      – Я все слышу! – крикнула Кэролайн из холла этажом ниже.
      Белл издала стон:
      – Готова поклясться, что у мамы шесть пар ушей, если она так хорошо слышит.
      – Я и это слышала!
      Белл скорчила гримасу.
      – А что касается этих сережек…
      – Не понимаю, почему ты вообразила, что я выберу их, когда у меня есть прекрасная пара собственных. Вероятно, ты их сама положила не на место.
      Белл вздохнула с подчеркнуто трагическим видом:
      – Ума не приложу, куда…
      – А, вот вы где! – послышался голос Неда, и он просунул голову в комнату Эммы. – Вы обе выглядите, как всегда, потрясающе!
      Внезапно его взгляд остановился на сестре:
      – Белл, ты уверена, что тебе стоит выходить в этом платье? Если я вытягиваю шею, – с этими словами он вытянул шею, чтобы наглядно продемонстрировать свою мысль, – мне удается увидеть твой пупок.
      Белл сразу сжалась.
      – Не может быть! – Она негодующе ударила брата по руке.
      – Возможно, я слегка преувеличил, но лишь слегка. – Усмехнулся Нед. – К тому же отец никогда не выпустит тебя из дома в таком виде.
      – Большинство светских женщин носят такие платья. Этот стиль вполне приемлем.
      – Для нас с тобой возможно, – охотно согласился Нед, – но не для наших родителей.
      Белл уперлась руками в бедра:
      – Ты явился сюда по какой-нибудь веской причине или специально мучить меня?
      – Я хотел удостовериться, действительно ли Кларисса Трент пропустит сегодняшний бал.
      – Если она появится, то ты это заслужил. Так тебе и надо, ничтожное создание! – Белл грозно нахмурилась, но вдруг рассмеялась: – Ладно, можешь расслабиться: я совершенно уверена, что Кларисса уехала за город.
      – А ты как считаешь, Эмма?
      – Насколько мне известно, Клариссы действительно нет в Лондоне, – ответила Эмма с полной искренностью, оглядывая свое отражение в зеркале и пытаясь решить, насколько ей нравится прическа, которую сотворила Мег.
      – Должно быть, она отправилась зализывать раны, – высказала догадку Белл, усаживаясь на постель Эммы.
      – Что ты хочешь этим сказать? – Нед шагнул в комнату.
      – Боюсь, Кларисса уязвлена тем, что Эшборн неравнодушен к Эмме. – Белл фыркнула. – Эта девушка бесстыдно вешалась ему на шею, и должна заметить, что его светлость поначалу был с ней очень учтив, что совсем не в его правилах. Должно быть, он старался поразить Эмму хорошими манерами.
      – В чем я очень сомневаюсь, – сухо отозвалась Эмма.
      Белл злорадно усмехнулась:
      А я говорю, все было именно так. Неделю назад она просто прилипла к нему, и, веришь ли, вырез ее платья был намного больше моего.
      – И что случилось потом? – нетерпеливо спросил Нед.
      – А потом Эшборн бросил на нее ледяной взгляд, которым он столь славится, и сказал… – Белл понизила голос. – Мисс Трент, я вижу вас всю до пупа.
      – Не может быть!
      – Ну конечно, нет, но я хотела бы, чтобы так и случилось. – Белл оглушительно расхохоталась.
      – Так что он сказал на самом деле? – продолжил допрос Нед.
      – Что-то вроде: «Мисс Трент, будьте любезны отлипнуть от меня». И тут мне показалось, что Кларисса сейчас упадет в обморок. Правда, потом она всем говорила, что сама отшила его. Как бы там ни было, тогда она выбежала из зала и с тех пор никто ее не видел. Полагаю, теперь она проведет не менее месяца в сельской глуши, а потом вернется назад, чтобы запустить коготки в герцога Стэнтона.
      – Но ему далеко за шестьдесят! – в недоумении воскликнул Нед.
      – И к тому же он трижды вдовец, – торжествующе добавила Эмма.
      – Вы не знаете Клариссу. – Белл вздохнула. – Эта дура вбила себе в голову, что хочет выйти за герцога. Эшборн стал ее первой целью, но сомневаюсь, что теперь Кларисса сдалась. Она хочет получить титул во что бы то ни стало, и получить его немедленно. Если ей не удастся выйти за герцога, помяните мое слово, она откроет охоту на маркизов и графов. И. тогда, Нед, держись!
      – Но я всего лишь виконт.
      – Не будь таким тупицей: когда-нибудь ты станешь графом, и Кларисса это знает.
      – Да, но теперь я тоже про нее кое-что знаю и стану избегать ее всеми силами.
      – Следовательно, – объявила Эмма, – ты мне обязан. Кстати, ты все еще сох бы по ней, если бы я не послала тебе фальшивую любовную записку.
      При напоминании о том, что он у Эммы в долгу, Нед поморщился.
      – Как ни неприятно это признавать, но, похоже, ты права. Только не вздумай снова вмешиваться в мои дела.
      – Что ты, что ты, я даже и не помышляю об этом! – воскликнула Эмма с притворным возмущением. – Ладно, нам пора отправляться. – Она поднялась.
      Как бы в ответ на ее слова в комнату впорхнула Кэролайн. Она была одета в платье цвета синей полуночи, удачно сочетавшееся с ослепительно-синими глазами, унаследованными обоими ее детьми. Каштановые волосы ее были зачесаны наверх, и она никак не выглядела матерью двух взрослых детей.
      – Нам в самом деле пора, – подтвердила она.
      Кэролайн оглядела комнату, и ее взгляд задержался на дочери.
      – Арабелла Блайдон! – воскликнула она в ужасе. – Что, ради всего святого, ты на себя нацепила? Не припоминаю, чтобы я тебе разрешала носить платья со столь низким вырезом.
      – Разве тебе не нравится? – невольно спросила Белл. – По-моему, этот фасон льстит моей внешности.
      – Я сказал ей, что особо желающие сумеют увидеть ее прелести до самого пупа, – отчаянно пытался не расхохотаться Нед.
      – Эдвард! – одернула его Кэролайн, а Эмма толкнула кузена в плечо ридикюлем. Кэролайн снова принялась отчитывать дочь: – Не знаю, о чем ты думаешь. Это платье может внушить мужчинам ложные надежды.
      – Мама, теперь все носят такие платья.
      – Все, кроме моей дочери. Откуда оно у тебя?
      – Я купила его в магазине мадам Ламбер.
      Кэролайн обернулась к племяннице и беспомощно развела руками:
      – Эмма, тебе тоже следовало бы вести себя разумнее.
      – Но я и правда считаю, что Белл платье очень идет. – Произнося эти слова, Эмма ничуть не кривила душой.
      Кэролайн тут же повернулась к дочери.
      – Ты сможешь его носить, когда выйдешь замуж, – решительно вынесла она свой вердикт.
      – Но, мама! – запротестовала Белл.
      – Нечего валить все на меня, – откликнулась Кэролайн. – Сейчас мы спросим у отца. Генри!
      – Сейчас я упаду в обморок, – пробормотала Белл.
      – Да, дорогая? – В комнату не спеша вошел Генри Блайдон, граф Уэрт, темно-каштановые волосы которого были щедро усеяны серебряными нитями. Тем не менее ему все еще был присущ тот дух элегантности и благодушия, который помог завоевать сердце Кэролайн четверть века назад.
      Граф нежно улыбнулся жене, затем перевел взгляд на дочь.
      – Белл, – сказал он строго, – ты почти голая.
      – Ах так? Прекрасно! Я сейчас переоденусь! – Шурша оборками, Белл выбежала из комнаты.
      – Ну вот, как ты видишь, это оказалось совсем нетрудно. – Генри посмотрел на жену и улыбнулся: – Жду тебя внизу.
      Повернувшись, граф не оглядываясь направился к двери, и Кэролайн не мешкая последовала за ним.
      – Могу я сопровождать тебя, дорогая? – спросил Нед у Эммы и тут же предложил ей руку.
      – Разумеется, Эдвард.
      Они начали спускаться вниз по лестнице, а вскоре их догнала Белл, которая уже ухитрилась молниеносно сменить платье.
      Через пятнадцать минут вся семья была на пути к дому Линдуортов, а когда они прибыли, Белл, одетая теперь в розовый шелк, увлекла Эмму в сторону.
      – Лучше тебе держаться подальше от мамы и папы, когда ты снимешь шаль, – посоветовала она.
      – Мне ли этого не знать!
      Эмма подождала, пока Генри и Кэролайн исчезнут из поля зрения, и только потом повернулась к Неду:
      – Дорогой Эдвард, не поможешь ли ты мне снять шаль.
      – Ну разумеется…
      Нед ловко освободил Эмму от шали и передал шаль одному из лакеев Линдуортов.
      – Послушай, – обратился он к кузине шепотом, – ты хоть сознаешь, что вырез твоего платья такой же глубокий, как у Белл?
      – Разумеется. Мы купили наши платья одновременно. А теперь скажи: видишь ли ты меня всю до пупка? – спросила она дерзко.
      – Даже опасаюсь взглянуть. Если Эшборн вдруг материализуется откуда-нибудь из тени, он свернет мне шею.
      – Да ладно тебе! Джон Миллвуд. Пойдем поздороваемся с ним.
      Эмма, Нед и Белл направились к Джону, и вскоре их уже трудно было различить в толпе гостей.
 
      Герцог прибыл почти сразу после них, он, как обычно, мысленно негодовал, поскольку снова подверг себя пытке, посещая пышный лондонский бал. Такие вечера можно было терпеть только в надежде и без помех насладиться обществом Эммы; однако Эмму постоянно окружали поклонники, и это становилось чертовски раздражающим. Каждый день Алекс клялся себе покончить с нелепыми поисками Эммы и каждый раз испытывал непреодолимое желание ее видеть, ощущать ее аромат, прикасаться к ней. Разумеется, ему приходилось-таки снова облачаться в черный вечерний костюм и принимать участие в бесконечном круговороте приемов и вечеров.
      При этом он дал себе обет не пытаться ее поцеловать. После того как в течение нескольких последних месяцев герцог видел Эмму почти каждый вечер, ему становилось все труднее не прикасаться к ней. Он запоминал каждое движение ее губ, каждую гримасу, и все равно каждый раз она удивляла его какой-нибудь новой улыбкой. Его тотчас же охватывало труднопреодолимое желание схватить ее в объятия и целовать, пока она не потеряет сознание. Алекс, просыпаясь среди ночи, сознавал, что грезит о ней, охваченный желанием.
      Никакая другая женщина не могла утолить эту жажду. Алекс давно перестал видеться с любовницей, и она любезно сообщила ему, что нашла другого покровителя.
      Сначала он старался сохранять дистанцию между Эммой и собой, чтобы дать ей время научиться доверять ему. Когда они начнут заниматься любовью, а герцог не сомневался, что это вскоре произойдет, он хотел, чтобы Эмма пришла к нему по доброй воле, желая только его одного. Он твердо знал, что она просыпается среди ночи, истомленная желанием.
      – Эшборн!
      Алекс обернулся и увидел Данфорда, пробиравшегося к нему сквозь толпу.
      – Привет, дружище, рад, что ты сегодня здесь. Ты видел Эмму?
      – Ради Бога, Эшборн, когда ты соберешься жениться на этой девочке? Сделай ее своей герцогиней и любуйся ею двадцать четыре часа в сутки.
      – Хорошо, но я не уверен, что до этого дойдет. Ты ведь знаешь мое отношение к браку.
      Данфорд недоверчиво поднял брови:
      – Все равно когда-нибудь тебе придется жениться, и ты это отлично знаешь. Твой отец перевернется в могиле, если ваша семья утратит титул из-за отсутствия наследника.
      Алекс поморщился:
      – На крайний случай у нас есть Чарли. Хоть он и не Риджли, но все-таки приходится близким родственником моему отцу.
      – Но все равно Эмма в какой-то момент выйдет замуж, и если ее мужем будешь не ты…
      Алекс тут же попытался подавить охватившую его ярость: стоило лишь ему представить, что Эмма лежит в объятиях другого, как с ним происходило что-то совершенно невероятное.
      И все же он решил сохранить лицо.
      – Если это случится, я справлюсь.
      Уильям покачал головой. Герцог был влюблен в Эмму, а разве может быть что-либо более удачное для брака?
      – Я видел Эмму несколько минут назад, – медленно произнес он. – И опять в окружении мужчин. Но все же ты должен быть благодарен тому факту, что большинство из них боится тебя.
      – Вот как?
      – Да. Если я правильно помню, она была вон там. – Уильям указал в дальнюю часть зала. – Возле стола с лимонадом.
      Алекс коротко кивнул и, повернувшись, стал пробираться сквозь толпу. Он не останавливался до тех пор, пока не углядел пламенеющие волосы Эммы, явственно выделявшие ее среди гостей. Она и ее кузина вместе отбивались от молодых людей, чьей единственной целью, казалось, стало решение непростой задачи: которой из двух кузин предложить свою неувядаемую любовь.
      В пламени свечей фиалковые глаза Эммы оживленно блестели. Она откинула голову и рассмеялась в ответ на чью-то шутку, что позволило Алексу видеть ее длинную бледную шею, кремовые плечи и кусочек обнаженной кожи.
      Алекс нахмурился. Определенно он мог созерцать даже больше, чем часть ее обнаженной груди. Ее платье, конечно, нельзя было счесть непристойным: Эмма имела слишком хороший вкус, чтобы позволить себе выглядеть вульгарно. Но если он мог видеть ее полную грудь, то и другие мужчины тоже.
      Эта мысль еще более усугубила скверное настроение герцога, и он стал с удвоенной энергией протискиваться сквозь толпу.
      – Привет, Эмма, – сказал он, подойдя ближе.
      – Алекс, наконец-то! – Глаза Эммы наполнились искренней радостью.
      Подойдя к ней и не обращая внимания на ее собеседников, герцог завладел ее рукой и почти насильно увлек на площадку для танцев.
      – Право, Алекс, вам следовало бы перестать столь открыто проявлять свой характер, – добродушно заметила Эмма.
      – Я подумаю над этим, а пока вальс. – Герцог прислушался к звукам оркестра, и они медленно закружились по залу.
      На этот раз Эмма решила ни о чем не думать, просто наслаждаться благодатным теплом, исходившим от его объятий. Одна рука герцога легко покоилась на ее бедре, и от ее жара пламя распространялось по всему телу Эммы. Другая его рука сжимала ее руку, отчего тысяча крошечных молний ударяла в нее, проникая в самое сердце.
      Эмма закрыла глаза и невольно издала звук, зародившийся где-то глубоко в горле и походивший на довольное мяуканье: теперь она чувствовала себя совершенно довольной.
      Алекс внимательно посмотрел на нее сверху вниз: ее лицо было слегка поднято к нему, глаза закрыты. Эмма выглядела так, как выглядит женщина, только что испытавшая радость любовных объятий.
      Тело Алекса тотчас же прореагировало на это, каждый его мускул откликнулся легкой судорогой.
      – Вы что-то сказали? – спросила Эмма, открывая глаза.
      – Ничего, что можно было бы повторить публично, – усмехнулся Алекс и начал оттеснять партнершу к французским дверям, ведущим в сад Линдуортов.
      – О, это уже интересно… Что с вами такое сегодня? Что-то, несомненно, происходит.
      Прежде чем Алекс успел ответить, оркестр перестал играть, и им пришлось отойти в сторону.
      – Вы в самом деле хотите знать? – спросил герцог вкрадчиво. – Хотите?
      Эмма кивнула, вовсе не уверенная, что выбрала наилучший способ действий.
      – А вам не кажется, что каждый мужчина в этой комнате глазеет на вас? – Алекс потянул ее к дверям.
      – Вы сообщаете мне об этом каждый вечер!
      – Но на этот раз я имею право так говорить: вы вот-вот выпадете из платья!
      – А вы устраиваете мне сцену! Не понимаю, что вас так разгневало. По крайней мере половина женщин в возрасте до тридцати в платьях, гораздо более откровенных, чем мое.
      – Мне нет дела до других женщин, черт бы их побрал! И я не хочу, чтобы вы демонстрировали свои прелести всему свету!
      – Не смейте меня оскорблять и говорить со мной, как с легкомысленной женщиной! – предупредила Эмма тоном, отнюдь не обещавшим ничего хорошего.
      – А вы не искушайте меня. Вы уже два месяца водите меня за нос, и теперь я просто схожу с ума.
      В этот момент тень высокой изгороди укрывала их от взглядов танцующих.
      – Не пытайтесь обвинять меня. Вы проявляете повышенную чувствительность к фасону моего платья, а это просто глупо.
      Внезапно Алекс схватил Эмму за плечи и привлек к себе.
      – Черт возьми, вы моя, и вам пора это понять.
      Эмма озадаченно уставилась на него. Хотя все действия герцога на протяжении последних недель, несомненно, обнаруживали в нем властную натуру, впервые он так откровенно выразил свои чувства. Его зеленые глаза сверкали гневом и желанием, но Эмма прочла в его взгляде и нечто еще – отчаяние. Немудрено, что она вдруг почувствовала себя неловко.
      – Алекс, вы сами не понимаете, что говорите.
      – О Господи, если бы только это было так!
      Внезапно Алекс с силой прижал Эмму к себе, будто хотел раздавить, а его пальцы крепко вцепились в ее огненные волосы, и несколько бесконечно долгих секунд он держал ее не отпуская. Дыхание его было хриплым и неровным, будто он проиграл в мучительной внутренней борьбе.
      – Ах, Эмма, – сказал он наконец прерывающимся голосом, – если бы вы только знали, что делаете со мной!
      С этими словами Алекс еще больше приблизил к ней губы. Первое прикосновение его губ было неописуемо сладостным, и Эмма ощутила дрожь его тела, пытавшегося преодолеть страсть. Он явно ожидал ответа.
      Эмма невольно обвила его шею руками. Он нуждался в этом поощрении. И тут же его руки поползли вниз по ее спине.
      – Я так долго этого ждал, – прошептал он возле самых ее губ.
      Эмма потонула в неизведанной прежде страсти.
      – Я… я думаю, мне это нравится, – прошептала она робко, и ее пальцы словно невзначай заблудились в его густых черных волосах.
      Алекс издал звук, похожий на рычание, звук, означавший чисто мужское удовлетворение.
      – Я знал, что это будет восхитительно. Я знал, что вы мне ответите, – говорил он между поцелуями.
      Потом его губы спустились ниже, и Эмма откинула голову, еще не понимая своих чувств, но и не имея желания положить этому конец.
      – О Алекс! – послышался ее стон, и она крепче прижала его к себе.
      Герцог не преминул воспользоваться этим и снова принялся целовать ее. Его язык проник в ее рот и принялся пробовать его на вкус. Эта столь интимная ласка доставила Эмме такое чистое наслаждение, что она сама удивилась, как ей удается все еще держаться на ногах. До сих пор ей не приходило в голову, что она способна так сильно чувствовать; даже прежние поцелуи, незаконно похищенные у нее в ее спальне, и отдаленно не походили на эти. Первый поцелуй был волнующим, потому что она еще не знала Алекса, но теперь все изменилось: они оказались так близко друг от друга, что это придавало неповторимость их ласкам. Эмма хотела прикасаться к Алексу так же, как он прикасался к ней.
      Робко и нерешительно она провела языком по его нёбу, и, к ее восторгу, ответ с его стороны последовал незамедлительно. Ее имя в его устах прозвучало как хриплый стон, и Алекс мгновенно так сильно прижал ее к себе, что она ощутила его возбуждение.
      Это свидетельство его растущего желания тут же проникло в ее затуманенное страстью сознание, и Эмма поняла, что стремительно низвергается в бездну и что едва ли сможет контролировать это падение.
      – Алекс… – произнесла она едва слышно.
      Герцог принял ее призыв как новое доказательство желания.
      – Да, Эмма, да.
      Его губы уже ласкали мочку ее уха, а рука накрыла грудь. Все, что исходило от герцога, было совершенством, и Эмма могла только снова произнести его имя, на этот раз более внятно.
      – Да, дорогая?
      – Думаю, нам пора остановиться.
      Алекс испытывал муку неудовлетворенного желания. Он понимал, что Эмма права, но страсть его требовала выхода. Разумеется, они не могли заниматься любовью в саду Линдуортов, и Алекс медленно выпустил Эмму из объятий, отвернулся, стараясь овладеть собой.
      – Скажи, ты сердишься на меня?
      – Конечно, нет. – Его дыхание все еще оставалось неровным. – Только на себя.
      Эмма осторожно положила руку ему на плечо:
      – Не осуждай себя: я не меньше виновата. Я ведь могла в любой момент положить этому конец.
      Алекс вздрогнул:
      – Неужели? Разве ты не понимаешь: это все изменило.
      Эмма почувствовала, что в словах герцога кроется тайный смысл. Но все же не понимала, каким образом все может измениться.
      – Пожалуй, тебе стоит привести себя в порядок, прежде чем мы вернемся в зад, – заметил Алекс, понимая, что им обоим скандал не нужен. – Если ты завернешь за угол, то увидишь там дверь, через которую без труда сможешь добраться до ванной.
      Рука Эммы непроизвольно притронулась к голове.
      – Ладно. Ты иди, а я поправлю прическу и не покажусь раньше чем через четверть часа. – Голос ее звучал едва слышно. – Это поможет предотвратить сплетни. – Эмма быстро повернулась и скрылась за углом.

      – Все глупости, какие только возможно, я совершила, и это самая большая из них, – бормотала Эмма, пробираясь вдоль стены. – Позволить вытащить себя в сад, где нет ни души! Мне следовало заранее предвидеть, что случится нечто подобное. Из-за этого теперь приходится красться, как сделал бы грабитель, в надежде найти боковую дверь, которой, возможно, не существует. Мои туфли промокли, и вероятно, я порвала платье о кусты. А ведь герцог не имеет ни малейшего намерения жениться на мне!
      Тут Эмма замерла. Господи, что это она?
      – Гони от себя дурацкие мысли, Эмма Элизабет Данстер, – строго обратилась она к себе, поворачивая за угол. Ей вовсе не хотелось замуж за Алекса. Или хотелось? Впрочем, не важно: все равно это невозможно. Она собиралась вернуться в Бостон и заняться компанией отца, вот где правда. Ее избранником станет славный американский малый, который будет счастлив разделить с ней ответственность за компанию.
      Но что, если она никогда не встретит этого славного американского парня? Да и стоит ли искать, если здесь, прямо сейчас, у нее есть удивительный во всех отношениях британец?
      При мысли о герцоге, нескольких сладких минутах, проведенных с ним, Эмма решила, что ей пора проявить здравый смысл. У нее нет никаких серьезных причин думать о браке с Александром Эдвардом Риджли, герцогом Эшборном, даже несмотря на то что он отлично целуется и в его обществе она чувствует себя, как никогда, уютно. Определенно она нравится ему такой, какая есть; он не прочь подразнить ее, но его насмешки никогда не были злыми, а назвать жизнь с Алексом скучной было бы просто нечестно.
      Тем временем Алекс вернулся в зал и как раз заканчивал рассказывать лорду Эктону о жеребце, которого недавно купил, когда заметил, что его родные тоже здесь.
      – Прости, Эктон, – сказал он поспешно. – Вижу, прибыли мои мать с сестрой. Я должен пойти поздороваться с ними.
      Кивнув другу, Алекс направился к дамам.
      В Юджинии Риджли, герцогине Эшборн, дружелюбное отношение к окружающим сочеталось с неизбежным чувством юмора – это делало ее одной из самых желанных дам в свете уже много лет. Она родилась в семье графа и, став герцогиней, не приобрела снобизма – столь обычной болезни в светском обществе. Глаза Юджинии засияли, когда она увидела сына, бодро шагающего к ней.
      – Привет, мама. – Алекс нежно поцеловал ее в щеку.
      – Здравствуй, мой дорогой. Скажи мне скорее, где та милая девушка, которая выманила тебя из укрытия?
      Герцог хмыкнул.
      – По правде говоря, я не вижу ее уже полчаса. Мы протанцевали тур вальса, а потом она куда-то исчезла.
      – По-моему, она вышла в сад, – сказала Софи многозначительно.
      Алекс бросил на сестру быстрый взгляд:
      – Разве ты не решила удалиться от общества?
      Софи провела руками по бедрам, демонстрируя стройность фигуры:
      – Я беременна уже четыре месяца, и пока ничего не заметно. Ну не удача ли это?
      – Для тебя, возможно, а вот я с нетерпением ожидаю дня, когда ты раздуешься, как воздушный шар.
      – Ах ты, животное! – Софи топнула ногой, но Алекс лишь ехидно ухмыльнулся.
      – Жаль, что здесь нет Эммы, – заметила Юджиния, не обращая внимания на перепалку. – Мне так нравится ее общество. Когда ты наконец сделаешь ей предложение, Алекс?
      – А разве я собирался?
      – Готова поклясться, что ты обещал что-то в этом роде.
      – Это был мой зловредный брат-близнец, – решительно не согласился герцог.
      – Неужели? Право, дорогой, ты будешь идиотом, если упустишь ее.
      – Ну, это как сказать.
      – Тебе следует слушаться меня: я как-никак все еще твоя мать.
      Алекс ответил улыбкой:
      – Разумеется, ты знаешь меня лучше, чем я сам…
      Неожиданно в их спор вмешалась Софи:
      – Я думаю, мама, тебе следует оставить его в покое.
      – Спасибо, сестра, – с чувством отозвался Алекс.
      – В конце концов, я не думаю, что Эмма примет его предложение, даже если он попросит ее руки.
      Брови Алекса мгновенно взлетели вверх.
      – Не советую дразнить меня.
      – Да? Но сестрам полагается это делать, и все ждут именно этого от них, разве нет?
      – В данном случае это не сработает.
      – Неужели? А я думаю, отлично сработает. Ты даже зубами заскрипел, когда я предположила, что Эмма не захочет тебя в мужья.
      – О, смотрите-ка! – внезапно воскликнула герцогиня, указывая на танцевальную площадку. – Данфорд танцует с Белл Блайдон! Не пригласить ли тебе ее на следующий танец: она славная девушка, и я бы не хотела, чтобы она расстроилась, оставшись без кавалера.
      Алекс прищурился:
      – Леди Арабелла без кавалера? Ерунда! Ты просто пытаешься избавиться от меня, верно, мама?
      – Да, пытаюсь, а ты только усложняешь мне задачу.
      Алекс вздохнул, покоряясь необходимости:
      – Пожалуйста, не строй никаких козней, пока меня не будет.
      Как только Алекс оказался на безопасном расстоянии от них и не мог их подслушать, Юджиния стремительно повернулась к дочери:
      – Софи, нам следует проявлять решительность.
      – Совершенно согласна, – незамедлительно последовал ответ Софи. – Вот только я не вполне уверена, какого рода решительность нам следует проявить.
      – Ничего, я уже основательно обо всем подумала. – Юджиния хихикнула.
      – Ну, раз так… – На губах Софи появилась улыбка.
      Юджиния бросила на дочь заговорщический взгляд:
      – Думаю, нам нужно провести неделю за городом.
      – И что ты собираешься там делать? Заставить Алекса сопровождать нас в Уэстонберт и пытать его до тех пор, пока он не попросит руки Эммы?
      – Чепуха! Мы пригласим Блайдонов и, конечно, будем настаивать, чтобы они захватили свою милую племянницу.
      – А это мысль! – Софи на мгновение задумалась. – Пожалуй, там мы сможем оставлять их наедине при первой возможности.
      – Точно. Мы поспособствуем тому, чтобы они вместе отправлялись на пикники, ездили по лесу верхом и тому подобное.
      Неожиданно Софи вздохнула:
      – Боюсь, Алекс все сразу поймет…
      – И что? Конечно, все так и будет, но какое это имеет значение?
      – Он сделает что угодно, только бы остаться с ней наедине, так?
      – Именно. Может быть, он проявит инициативу и скомпрометирует ее? – Лицо Юджинии просияло.
      – Мама! – укоризненно воскликнула Софи. – Не могу поверить, что ты это сказала.
      Глаза Юджинии сделались круглыми.
      – В мои годы я нахожу все меньше смысла иметь принципы какого бы то ни было рода. К тому же, несмотря на свои залихватские манеры, Алекс – человек чести, а это значит…
      – Ничего это не значит. Ему уже двадцать девять. Не думаю, что у него осталось много принципов.
      Юджиния вспыхнула:
      – Ты что, потешаешься надо мной?
      – Ах, ради Бога…
      – Получаешь удовольствие, да?
      Софи тут же опустила глаза, словно раскаиваясь.
      – Я пытаюсь сказать, – продолжала Юджиния, – что если Алекс даже и скомпрометирует мисс Данстер…
      – Если он ее изнасилует, хочешь ты сказать? – нетерпеливо перебила Софи.
      – Короче, если такое случится в порыве страсти, ты не можешь не согласиться, что затем он сочтет долгом чести жениться на ней.
      – Не слишком ли это крутые меры, чтобы заставить твоего сына жениться? – напрямик спросила Софи: она все еще не могла поверить, что обсуждает с матерью столь щепетильные вопросы. – И потом, как насчет Эммы? Вряд ли она пришла бы в восторг от такого плана.
      Юджиния прищурилась:
      – Тебе нравится Эмма?
      – Конечно.
      – Ты хочешь, чтобы Алекс на ней женился?
      – Разумеется, хочу, ведь тогда Эмма станет моей невесткой.
      – А ты можешь вспомнить другую женщину, которая могла бы сделать твоего брата счастливее?
      – Пожалуй, нет.
      – Вот видишь. – Юджиния пожала плечами. – Цель оправдывает средства, и, как тебе известно, моя дорогая, конец – делу венец.
      – Надо же, каким ты стала стратегом! – изумилась Софи. – Но ты уверена, что он ее скомпрометирует?
      Лицо Юджинии выразило непоколебимую уверенность.
      – Несомненно, он попытается это сделать!
      – Мама!
      – Да-да, я уверена в этом, потому что могу распознать каналью в любом – даже в собственном сыне. К тому же Алекс во многом похож на своего отца.
      – Мама!
      Однако вместо ответа Юджиния неожиданно погрузилась в воспоминания:
      – Алекс родился всего через семь месяцев после нашей свадьбы, а я должна сказать, что твой отец был непревзойденным любовником.
      Софи всплеснула руками:
      – Не говори больше ничего, мама. Право, я не хочу знать интимных подробностей жизни моих родителей, которых предпочитаю считать людьми совершенно целомудренными.
      – Если бы мы были совершенно целомудренными, дорогая, – Юджиния бесцеремонно ткнула дочь пальцем в бок, – тебя сейчас на свете бы не было, и твоего братца тоже.
      – Все равно я не хочу ничего об этом слышать.
      Юджиния похлопала дочь по плечу:
      – Хорошо, если тебе будет от этого легче. – Повернувшись, она отправилась на поиски леди Уэрт.
      Тем временем Белл и Данфорд продолжали танцевать. Вальс был относительно новым развлечением, и некоторые находили его скандальным, но молодые люди получали удовольствие от танца, и не только потому, что это раздражало более степенных и чопорных членов общества. Их любовь к вальсу в значительной степени объяснялась тем, что он позволял беседовать, не поворачиваясь друг к другу спиной, и они горячо обсуждали оперу, которую недавно слушали.
      Однако неожиданно Уильям резко сменил тему разговора:
      – Вы знаете, что герцог влюблен в вашу кузину?
      В свете Белл считали одной из лучших и самых грациозных танцовщиц, но на этот раз она сбилась на один такт.
      – Он сам сказал вам об этом? – спросила она, подозрительно глядя на партнера.
      – Ну в общем, да, – признался Уильям. – Я знаю Эшборна десять лет. Поверьте, он никогда не вел себя так глупо из-за женщины.
      – Влюбленность и глупость не одно и то же, вы не находите?
      – Дело не в этом, и вы это понимаете.
      На мгновение Данфорд замолчал и с невинным видом улыбнулся Алексу, махавшему ему рукой с другого конца зала.
      – Герцог потерял рассудок из-за вашей кузины, но беда в том, что он еще прежде решил не жениться до сорока лет и ничего не предпринимать до этого возраста.
      – Это еще почему?
      – Когда Эшборн впервые появился в свете, он уже унаследовал титул, был фантастически богат…
      – И очень красив.
      – Верно. Он и сейчас вызывает у женщин почти маниакальное возбуждение, но чаще всего они надеются на богатство и герцогскую корону, а вовсе не интересуются самим Алексом. Вот это и отвратило его от их общества. – Данфорд помолчал. – Следует признать, что по большей части светские леди совершенно нелепы…
      – Да, но Эмма не из таких, и он не может этого не понимать.
      Музыка прекратилась, и Данфорд, взяв Белл за руку, отвел ее на край танцевальной площадки.
      – На каком-то этапе его жизни недоверие Алекса к женщинам приняло форму отвращения к браку, и он решил избегать его сколь возможно долго. Думаю, сейчас он уже и забыл, что так настроило его против женитьбы.
      – Поверьте, это самая большая глупость, какую мне приходилось слышать!
      Прежде чем Данфорд успел ответить, они услышали рядом низкий звучный смех.
      – Я в своей жизни слышал много глупостей; мне бы очень хотелось услышать самую большую.
      Белл опустила глаза.
      – Видите ли, Данфорд считает, что актеры в опере должны меньше петь.
      – Неужели он так считает?
      – Да, так. Он считает, что там должно быть больше речитативов.
      Разумеется, Алекс не поверил ни единому ее слову, и Белл это знала. Все же она надеялась, что герцог не слышал, как они судачили о нем; не будучи способной придумать что-нибудь лучшее, она сделала то, что, по ее мнению, следовало сделать, – одарила его очаровательной улыбкой.
      – Мать приказала мне пригласить вас на танец, – ухмыляясь сказал Алекс, откровенно не обращая внимания на замешательство Белл.
      – О! А я и понятия не имела, что моя популярность в свете упала так низко и теперь мамаши вынуждают мужчин приглашать меня.
      – Да нет же, просто Юджиния пытается избавиться от меня, чтобы вдвоем с сестрой без помех устраивать мою судьбу.
      – Полагаю, речь идет о твоем браке с Эммой, – предположил Данфорд.
      – Разумеется.
      – Тогда ты просто мог бы сдаться и попросить ее руки.
      – Согласен, – Алекс взял Белл за талию, – но увы: я не из тех, кто женится.
      Неожиданно Белл засмеялась:
      – Вам повезло: она того же сорта!
 
      В эту минуту Эмма в коридоре приземлилась на пол в самой неприглядной позе, поскольку в темноте не разглядела двери, пока не наткнулась на нее. Она даже не осмелилась издать стона и, медленно поднимаясь на ноги, вертела шеей, ощупывая себя, чтобы убедиться, что все цело.
      Потирая бок, она отчаянно жалела о том, что Линдуорты не догадались расстелить в коридоре ковер.
      Теперь было совершенно ясно, что Александр Риджли представляет опасность для ее здоровья и лучше держаться подальше от него. Она даже повторила это вслух, как вдруг…
      – Соглашаюсь от всего сердца.
      Эмма с ужасом обернулась и столкнулась лицом к лицу с элегантным мужчиной лет двадцати с песочного цвета волосами, в котором сразу узнала Энтони Вудсайда, виконта Бентона.
      Ей уже доводилось встречать этого джентльмена, и она сразу его невзлюбила: Бентон волочился за Белл уже больше года и не оставлял в покое, несмотря на ее очевидные попытки избавиться от него.
      Впрочем, в нем не было ничего отталкивающего: он имел приличные манеры и был умен, однако в натуре Бентона присутствовали некие неприятные особенности. Тон его голоса и манера смотреть, наклон головы, когда он оглядывал бальный зал, – все это вызывало у Эммы неясную тревогу, и потому его общество было ей крайне неприятно. К тому же за внешней любезностью она ощущала скрытое презрение. Американка, да к тому же не обладающая титулом, – разумеется, это не для британского джентльмена.
      Вполне естественно, Эмма не испытала большой радости, встретив Бентона в коридоре Линдуортов.
      – Добрый вечер, милорд, – сказала она, моля Бога о снисхождении. Не хватало еще, чтобы виконт увидел ее распростертой на полу.
      Однако скорее всего ее надежды были напрасны.
      – Надеюсь, ваше падение не нанесло вам большого урона? – вежливо поинтересовался виконт, не отрывая взгляда от груди Эммы. Она ощущала крайнюю неловкость и испытывала острое желание оправить платье, но не хотела давать несносному нахалу еще больший повод для насмешек.
      – Милорд, меня трогает ваше беспокойство, – произнесла она сквозь зубы. – К счастью, я в полном порядке. А теперь простите, я должна идти: родные беспокоятся обо мне.
      Эмма сделала шаг по направлению к залу, но Бентон крепко схватил ее за руку, и было совершенно ясно, что он не собирается ее отпускать.
      – Дорогая мисс Данстер, – мягкий голос виконта не соответствовал железному пожатию его руки, – я заинтригован, поверьте.
      – Меня это не интересует. Я приберегаю свое остроумие для друзей, – ответила Эмма ледяным тоном.
      – А как насчет ваших родных?
      Эмма недоуменно заморгала, не зная, что ответить на этот неожиданный вопрос.
      – У меня такое чувство, мисс Данстер, что скоро мы с вами станем ближе, чем самые близкие друзья. – Бентон внезапно отпустил ее руку, и Эмма тут же спрятала ее за спину.
      – Если вы воображаете, что я снизойду…
      Расслышав в ее голосе железную решимость, виконт рассмеялся:
      – Право, на вашем месте я не стал бы так горячиться. Вы, несомненно, привлекательны, но в вас не чувствуется хорошей породы, а я считаю это обязательным для женщины.
      Эмма невольно отступила назад, гадая, говорит ли он о ней или о скаковой лошади.
      – Я Вудсайд, а значит, могу поваляться в постели с рыжей американкой, но никогда на ней не женюсь.
      Рука Эммы взметнулась вверх, готовясь дать негодяю пощечину, но Бентон перехватил ее.
      – Не сейчас, мисс Данстер. В конце концов, я ведь собираюсь жениться на вашей кузине и с легкостью могу запретить ей общение с вами.
      Эмма рассмеялась:
      – Неужели вы всерьез думаете, что Белл выйдет за вас? Да она с трудом пересиливает отвращение, когда танцует с вами.
      Вудсайд крепче сжал ее запястье, и Эмма вздрогнула от боли. Ему же, судя по всему, была приятна ее растерянность; в тусклом освещении его бледные глаза опасно поблескивали.
      Эмма упрямо вздернула подбородок, и когда Бентон внезапно выпустил ее руку, она, шатаясь, отступила на несколько шагов назад.
      – Не стоит терять время на Эшборна, моя дорогая: он никогда не женится на такой, как вы. – Рассмеявшись, Вудсайд отвесил насмешливый поклон и исчез в темноте.
      Эмма потерла запястья. Хотя неожиданная встреча слегка выбила ее из колеи, все же она не могла оставаться здесь всю ночь и потому принялась открывать дверь за дверью в поисках ванной комнаты, стараясь делать это по возможности бесшумно.
      После пятой попытки она наконец нашла ванную, протиснулась внутрь и закрыла за собой тяжелую дверь.
      Свеча, вставленная в фонарь, тускло освещала тесное помещение. Посмотревшись в зеркало, Эмма застонала, ибо урон, нанесенный ее внешности, был поистине ужасен. Она быстро сообразила, что не обладает необходимой сноровкой для того, чтобы придать волосам должный вид, и, решительно вынув все шпильки, оставила их возле зеркала. Пусть Линдуорты думают что угодно, когда на следующий день найдут в ванной гору этих приспособлений.
      Взяв украшенную изумрудами заколку, прежде удерживавшую узел ее волос, Эмма закрепила непокорные волосы спереди, предоставив нескольким огненным прядям обрамлять лицо.
      – Пожалуй, так сойдет, – сообщила она своему отражению. – Надеюсь, никто не заметит, что я изменила прическу.
      Быстрая инспекция показала, что несколько травинок прилипли к кайме ее платья, но ничего непоправимого не произошло. Эмма сняла с платья травинки и оставила их рядом со шпильками, решив, что Линдуорты на следующий день не просто насладятся этим интригующим зрелищем, но это внесет новый интерес в их жизнь.
      Теперь ей оставалось только надеяться, что никто не пронюхает о ее встрече с Вудсайдом, такого она бы не вынесла.
      Подумать только: этот хлыщ полагал, что Белл выйдет за него! Вероятно, именно это он имел в виду, когда намекнул, что когда-нибудь они станут близкими друзьями.
      Эмма содрогнулась от омерзения и попыталась выкинуть воспоминание о Вудсайде из головы.
      Она взялась за дверную ручку и глубоко вздохнула, стараясь восстановить спокойствие. Ее бальные туфельки промокли, но едва ли с этим можно было что-нибудь сделать, поэтому Эмма отважно шагнула в темный коридор, рассчитывая найти путь в бальный зал без дальнейших приключений.
      Наконец она нашла нужную дверь и выглянула, лихорадочно высматривая Белл. Взгляд ее остановился на лице кузины, и Эмма испытала настоящее облегчение. Плохо было лишь то, что Белл пребывала в обществе Алекса и Данфорда, и в ближайшее время поговорить с ней не представлялось возможным.
      Все же через тридцать секунд, в течение которых Эмма производила энергичные жесты руками и при этом молила Бога, чтобы никто ее не заметил, ей удалось привлечь внимание кузины, после чего Белл поспешила к ней. Мужчины следовали за ней по пятам.
      – Где ты была? – спросила Белл с тревогой. – Я везде тебя искала.
      – Да так. – Эмма незаметно подмигнула, потом взгляд ее на мгновение остановился на лице Алекса.
      Белл тут же с воинственным видом повернулась к Алексу, упираясь руками в бедра.
      – Господи, – процедил герцог, растягивая слова, – как мне повезло, что эти хмурые взгляды устремлены не на меня.
      – Я вовсе не хмурюсь. – Лицо Эммы мгновенно разгладилось. – Я просто смотрю. К тому же ничего важного и не произошло. – Эмма повернулась к Белл: – Я не собираюсь спорить с дядей Генри и тетей Кэролайн насчет платья, вот и все.
      – Прекрасная мысль, – согласилась Белл.
      Эмма повернулась к мужчинам:
      – Если кто-нибудь из вас принесет мне шаль, я буду ему очень признательна.
      – Почему это для того, чтобы принести такую безделицу, как шаль, требуются усилия взрослого мужчины? – задумчиво поинтересовался Данфорд.
      – Поэтому, – решительно осадила его Белл, – уважаемый кузен, не будете ли вы так любезны просто оставить нас?
      Данфорд пробормотал что-то невнятное о жестокосердных блондинках, потом покорно направился через зал, чтобы принести Эмме шаль. Затем после доброй порции тонких намеков и прямых просьб Алекса также удалось убедить последовать за ним.
      В итоге шаль появилась как раз вовремя, и Эмма успела накинуть ее на плечи как раз тогда, когда к ним присоединилась леди Уэрт.
      – У меня сказочная новость, – сказала она, обращаясь ко всем сразу. – Юджиния пригласила нас провести несколько дней в Уэстонберте. Разве это не чудесно? – Она исподтишка посмотрела на герцога.
      – Разумеется, чудесно, – согласился Алекс с натянутой улыбкой, не будучи в состоянии решить, хочется ли ему поблагодарить мать или задушить ее.
      Кэролайн снова обернулась к девушкам:
      – У Генри головная боль, поэтому, боюсь, нам следует немедленно принести свои извинения хозяевам и откланяться. Очень сожалею, но, думаю, они поймут…
      Прежде чем Алекс успел ответить, Кэролайн повела своих подопечных прочь, и через считанные минуты все семейство Блайдонов уже тряслась по мостовой в своем экипаже.

      Сидя на бархатных подушках, Эмма принялась проигрывать в памяти истекшие несколько минут. Определенно тетка вела себя весьма странно. Никогда прежде они не покидали столь поспешно бал. Возможно, поведение Кэролайн стало результатом того, что она заметила уединение племянницы в саду в обществе Алекса.
      Решив, что так или иначе вскоре все станет ясно, Эмма откинулась на подушки, ожидая, когда кто-нибудь начнет разговор.
      Белл первой нарушила затянувшееся молчание:
      – Не могу поверить, что герцогиня ни с того ни с сего пригласила нас в свое поместье. – Она многозначительно посмотрела на Эмму.
      – А я могу быть уверена, что мы там прекрасно проведем время, – снисходительно заметила Кэролайн. – Юджиния хочет залучить вас обеих, – довольно добавила она.
      – Не сомневаюсь, что она хочет именно этого. – Нед тут же подмигнул Эмме. Без сомнения, всем присутствующим была ясна причина этого приглашения.
      – К тому же Софи очень скучает по мужу, – добавила Кэролайн. – Мы с Юджинией подумали, что ей будет приятно женское общество, особенно сейчас, когда она ждет ребенка. Разумеется, мужчины тоже приглашены. Ты поедешь, дорогой?
      – Едва ли. – Нед хитро прищурился. – Гораздо удобнее предаваться разврату, когда родителей нет поблизости.
      Заметив, что Кэролайн шокирована, Нед рассмеялся:
      – Трудно приобрести репутацию канальи в обществе матери.
      – Право, Нед, если ты склонен развлекаться подобным образом, у тебя еще будет время, когда ты закончишь образование и поселишься в холостяцкой квартире.
      – Самое лучшее время – это настоящее.
      – И что ты собираешься делать, когда мы уедем? – подозрительно спросила Белл.
      Нед скорчил гримасу.
      – Много такого, о чем ты и понятия не имеешь.
      – Неужели?
      – Ладно, об этом потом. – Кэролайн поспешила сменить тему: – Хорошо, что у нас есть возможность уехать в деревню к Риджли хотя бы на короткое время и оказаться вдали от всевидящего ока лондонского света, не правда ли? Там мы можем не особенно задумываться об этикете.
      Когда коляска остановилась перед Блайдон-Мэншн, Кэролайн первой вышла из нее и с помощью мужа поспешила к парадной двери, так что Эмма едва поспевала за ней.
      – Я ведь отлично понимаю, что вы делаете, – сказала она громко.
      Кэролайн на мгновение остановилась.
      – Конечно, понимаешь. – Она похлопала племянницу по щеке. – А я прекрасно понимаю, что делаешь ты.
      Эмма в ужасе уставилась на тетку.
      – С твоей стороны было очень предусмотрительно снова надеть шаль. – С этими словами Кэролайн оставила племянницу и направилась в свою спальню.
 
      Блайдоны и Риджли отбыли в деревню в следующую субботу, но, к величайшей досаде Алекса, ему не удалось поехать с Эммой в отдельной карете: Юджиния попросту не решилась взять на себя смелость спровоцировать «инцидент по дороге».
      В итоге Алекс не в самом лучшем расположении духа уселся в карету вместе с Блайдонами, Генри и Кэролайн, и матерью, которая тут же объявила, что молодым людям следует предоставить свободу, чтобы они могли от души повеселиться.
      – Молодые люди! – возмущенно воскликнул Алекс. – Ради всего святого, Софи ждет второго ребенка!
      – И все же осмелюсь заметить, – возразила Юджиния, – что не все мы принадлежим к старшему поколению. К тому же с нами поедет Чарли.
      При этих словах мальчик бросился в объятия дяди и стал его весело тормошить.
      Эмма, в душе которой тайная надежда оказаться в экипаже наедине с Алексом тут же сменилась раскаянием, никак не могла понять, радоваться ей в итоге или огорчаться. Тем не менее, скучать ей не пришлось. Вместе с Белл и Софи они обсудили всех молодых незамужних светских леди, а когда покончили с этим, принялись за холостяков. С этой темой они разделались уже меньше чем на полпути и потом продолжили сплетничать о замужних леди и женатых джентльменах.
      Едва приступили к обсуждению знатных вдов, как Софи во всеуслышание объявила, что они приближаются к Уэстонберту, и Эмма ощутила немалое облегчение: откровенно говоря, она уже устала от сплетен.
      Алекс говорил ей, что большую часть детства провел в Уэстонберте, и Эмме было любопытно увидеть места, где он вырос, поэтому она непрерывно вертела головой, разглядывая окружающий пейзаж.
      – Ради Бога, Эмма, – поддела ее Белл. – Можно подумать, что ты не видела в жизни ни одного дерева.
      Эмма тотчас же опустилась на плюшевые подушки, смущенная тем, что ее любопытство замечено.
      – Я очень люблю природу, а сейчас, после трех месяцев, проведенных в Лондоне, особенно.
      Софи благосклонно улыбнулась:
      – В Уэстонберте много деревьев и есть довольно живописный ручей, который, по словам Алекса, кишмя кишит форелью. Вот только я не помню, чтобы он поймал и принес к обеду хоть одну.
      В этот момент карета остановилась, лакей бросился открывать дверцу, однако Эмма вышла из кареты последней и потому не могла сразу как следует рассмотреть Уэстонберт, а когда ей это все же удалось, она не была разочарована. Перед ней предстал роскошный особняк, выстроенный в XVI веке, в царствование королевы Елизаветы. От передней части дома, обращенного фасадом на север, отходили три крыла, обращенные назад, а по фасаду ряд за рядом тянулись сверкавшие ослепительной чистотой окна.
      Подойдя ближе, Эмма смогла оценить мастерство, с которым был построен и украшен дом. Окна и двери обрамляла великолепная каменная резьба, что свидетельствовало об искусстве ремесленников давно минувших лет.
      – Софи, – почтительно заметила она, – не могу поверить, что вы здесь выросли: стоя рядом с таким домом, начинаешь чувствовать себя принцессой.
      Софи улыбнулась:
      – Обычно человек быстро привыкает к тому, что его постоянно окружает, но вы еще не видели остального. Задний двор и сад тоже прекрасны. Думаю, вам их покажет Алекс.
      Приехавшие обернулись и увидели, что к ним быстро направляется Юджиния.
      – О, я бы хотела увидеть больше! – с энтузиазмом воскликнула Эмма. – Я так люблю деревенскую природу, а погода сейчас великолепная!
      И в самом деле в этот день боги улыбались Англии: лазурь неба украшали точки пушистых облаков, а солнце согревало лицо Эммы нежным теплом.
      – Алекс! – окликнула сына Юджиния. – Если тебе удастся отцепить Чарли от своей шеи, я бы хотела, чтобы ты показал Эмме окрестности.
      Эмма повернулась к Белл в то время как Алекс попытался ослабить объятия Чарли, сжимавшего его шею, как тисками.
      – Почему бы тебе не присоединиться к нам, Белл?
      – О нет, – возразила Белл поспешно. – Я, право же, не могу.
      – Не искушайте провидение. – Алекс взял Эмму за руку. – Почему бы вам не переодеться в амазонку? Тогда мы могли бы проехаться верхом и осмотреть поля, пока солнце еще не так сильно печет. А вечером я покажу вам дом.
      Чарли тотчас же принялся прыгать вокруг герцога:
      – Можно мне тоже поехать? Пожалуйста!
      – Не в этот раз, дорогой, – поспешила вмешаться Софи. – Думаю, тебе пора проведать Клеопатру: кажется, скоро у нее появятся котята.
      Перспектива увидеть котят оказалась более соблазнительной, чем возможность проехаться верхом в обществе Алекса и Эммы, и Чарли восторженно закричал:
      – Котята, ура!
      Затем он помчался в сторону кухни, где черная, с золотистыми подпалинами, кошка обосновалась поближе к одной из духовок.
      Эмму поселили в просторной комнате в западном крыле, и через двадцать минут она уже переодевалась в синюю, как полуночное небо, амазонку, готовясь спуститься вниз, где ее уже ожидал Алекс.
      Он стоял на ступеньках парадного крыльца, вглядываясь в травянистый холм, и она молча рассматривала его четкий профиль: никогда еще герцог не казался ей таким красивым, как в эту минуту. Прекрасного покроя бутылочно-зеленая куртка и бриджи песочного цвета очень шли ему.
      После его страстных поцелуев ее чувства были все еще взбудоражены, и один вид Алекса, решительно вглядывающегося во что-то видное в отдалении только ему одному, снова привел ее в волнение. Эмма гадала, удастся ли ей восстановить душевное равновесие рядом с этим сложным человеком. В последние несколько месяцев у них с Алексом сформировались дружеские отношения с постоянным приятным поддразниванием друг друга, будто они дружили с детства, но их поцелуй в саду Линдуортов изменил все, и теперь она чувствовала себя рядом с ним почти так же неловко, как при первой встрече.
      – Надеюсь, ваша комната вас устроила? – внезапно спросил Алекс.
      Эмма подняла глаза. Наэлектризованное молчание было нарушено, и теперь чувство юмора снова вернулось к ней.
      – Конечно, хотя, – она невольно усмехнулась, – возможно, я никогда не привыкну к тому, что коридоры столь огромны. В них поместился бы целиком наш бостонский дом.
      Эмма подняла глаза на свисавшие с потолка канделябры с хрустальными подвесками.
      – Однако как их чистят?
      – Полагаю, с большой осторожностью.
      После этой короткой информации Алекс взял Эмму за Руку, и они не спеша направились к конюшням.
      – Думаю, с Уэстонбертом лучше знакомиться верхом, – сказал Алекс, – он слишком велик, чтобы можно было быстро обойти его.
      Предвкушая приятную прогулку, Эмма улыбнулась:
      – Я давно не ездила верхом…
      Алекс недоверчиво посмотрел на нее:
      – Кажется, я как-то встречал вас в Гайд-парке на прелестной белой кобыле вашей кузины…
      В ответ Эмма лишь усмехнулась:
      – Разве это можно назвать верховой ездой? В парке тесно, и там можно только трусить рысцой, а про галоп следует забыть. К тому же, если бы я позволила себе проскакать там галопом, люди начали бы судачить о моем скандальном поведении, и это продолжалось бы несколько недель.
      Алекс, прищурившись, посмотрел на нее:
      – Почему у меня такое чувство, будто вы чего-то недоговариваете?
      – Ну возможно, я пару раз и проскакала по парку быстрее, чем следовало, – признала Эмма, и ее щеки вспыхнули.
      Герцог усмехнулся:
      – Интересно, почему я не слышал, как люди целыми неделями судачат об этом?
      Теперь пришел черед Эммы рассмеяться.
      – Боюсь, просто не нашлось таких смельчаков, которые рискнули бы сказать обо мне худое слово в вашем присутствии. – Эмма неожиданно приподняла подол юбки и побежала к конюшне, но вдруг остановилась и обернулась:
      – Вы никогда не узнаете о самых гадких моих проделках, и в ваших глазах я всегда останусь ангельским существом, вот так-то!
      – Неужели ангельским? – Алекс ускорил шаг. – Гораздо более приемлемым мне кажется слово «чертенок».
      – Слово «ангельский» – прилагательное, а «чертенок» – существительное, и они не могут быть взаимозаменяемыми. – Эмма показала герцогу язык.
      – На этом месте я бы остановился, – посоветовал Алекс.
      Она ответила ему надменной улыбкой:
      – Значит, вы считаете меня достойным противником?
      – Ничего подобного, – возразил Алекс с полнейшим спокойствием. – Я имел в виду, что вам пора остановиться, иначе вы свалитесь в корыто с водой.
      Стремительно обернувшись, Эмма увидела, что Алекс не шутил и она в самом деле лишь чудом избежала падения.
      – Эта вода не кажется мне чистой, – заметила Эмма, морща нос, – и запах у нее не такой уж приятный. Думаю, мне следует вас поблагодарить.
      – Пожалуй. – Алекс усмехнулся. – Это внесет в наш разговор приятное разнообразие.
      Эмма взяла Алекса под руку, и остальную часть пути до конюшен они шли вместе.
      Навстречу им грум вывел из конюшни двух лошадей и вручил поводья Алексу, а тот сразу же вывел лошадей на открытое пространство.
      – Прошу, дорогая. – Он передал Эмме поводья норовистой гнедой кобылы.
      – О, она великолепна. – Эмма погладила лоснящуюся спину лошади. – Как ее зовут?
      – Далила.
      – Это обнадеживает. А вашего жеребца зовут Самсон?
      – Вовсе нет. – Алекс хмыкнул. – Зачем навлекать на себя опасность.
      Эмма с подозрением оглядела его, гадая, нет ли в его словах намека, не имеющего отношения к лошадям, но в конце концов решила не обращать на это внимания.
      Взяв ленч, приготовленный экономкой для пикника, Алекс уложил его в сумку, и они тронулись в путь.
      Сначала они двигались медленно, и Эмма с любопытством оглядывала окрестности. Земля Уэстонберта изобиловала покатыми зелеными холмами, щедро усеянными бледно-розовыми полевыми цветами. Хотя большая часть полей в течение многих веков использовалась для земледелия, дом окружали нераспаханные земли, оставленные специально для того, чтобы семья могла наслаждаться всеми преимуществами сельской жизни в уединении и покое.
      Та часть угодий, по которой они сейчас проезжали, не выглядела слишком лесистой, хотя кое-где ее украшали кряжистые дубы, и Эмма подумала, что эти деревья весьма пригодны для лазанья. Она улыбалась, с наслаждением вдыхая свежий деревенский воздух.
      Алекс улыбнулся в ответ:
      – Вам нравится, да?
      Эмма была слишком поглощена зрелищем, чтобы ответить что-то остроумное.
      – Здесь воздух чище, и, вдыхая, словно ощущаешь его вкус. Не думаю, что я понимала, как скучаю по деревенской жизни, пока не оказалась здесь.
      – Я чувствую то же самое каждый раз, когда уезжаю из города, – подтвердил Алекс. – Но увы, не проходит и нескольких недель, как я начинаю скучать.
      – Возможно, – отважно предположила Эмма, – просто здесь нет подходящего общества?
      Алекс осадил лошадь и пытливо посмотрел на свою спутницу, но Эмма отважно встретила его взгляд.
      Прошло несколько секунд, и наконец Алекс нарушил молчание.
      – Возможно, – ответил он так тихо, что Эмма с трудом его расслышала. – Видите вон то дерево впереди, на гребне холма?
      Эмма кивнула.
      – Давайте поскачем туда наперегонки. Я даже предоставлю вам фору, поскольку вам мешает двигаться это чудовищное сооружение, именуемое дамским седлом.
      Не произнеся ни слова, Эмма послала лошадь с места в карьер. Оказавшись у финиша и опередив Алекса на целую лигу, она расхохоталась, наслаждаясь победой и чудесным ощущением полного уединения.
      Волосы ее выбились из прически, и она подняла руки, чтобы ее поправить, но тут же непокорные огненные локоны рассыпались у нее по спине.
      Алекс подавил желание поддаться этому обольстительному жесту.
      – Вам следовало бы подождать начала соревнования. – Он благодушно улыбнулся.
      – Конечно, но тогда я едва ли смогла бы выиграть.
      – Смысл скачек заключается в том, чтобы выиграл лучший.
      – Смысл в том, – со смехом возразила Эмма, – чтобы выиграл тот, кто быстрее соображает.
      – Боюсь, мне вас не переспорить. – Алекс вздохнул.
      – А разве мы спорим?
      – А разве нет?
      – В любом случае выигрыш в этом споре достанется наверняка не мне.
      – Вы очень упрямы.
      – Мой отец сетует на это уже двадцать лет.
      – В таком случае не стоит ли покончить с этим? – Алекс быстро спешился и достал сумку с едой.
      – Кстати, – Эмма тоже спустилась на землю, – вы так и не назвали мне имя лошади.
      Алекс сверкнул улыбкой.
      – Цицерон – Он принялся расстилать на земле яркий плед.
      – Цицерон? – Эмма недоверчиво посмотрела на него. – Вы любите все латинское?
      – Нет. – Алекс сопроводил ответ гримасой отвращения при воспоминании о чертовых уроках латыни, преподанной ему в детские годы и позже в Итоне и Оксфорде. Затем он уселся на расстеленном пледе и принялся выгружать еду из сумки. – Я питаю к латыни искреннюю неприязнь.
      – В таком случае почему ваша лошадь носит имя латинского оратора?
      Эмма приподняла юбки и не без изящества уселась на плед напротив Алекса, после чего он, улыбнувшись озорной мальчишеской улыбкой, бросил ей яблоко.
      – По правде говоря, не знаю. Просто мне нравится, как оно звучит.
      – Что ж, эта причина ничем не хуже любой другой. Что касается меня, то мне латынь тоже никогда особенно не нравилась – ведь на этом языке и поговорить-то не с кем, разве что с немногими священниками…
      Эмма покатала яблоко между ладонями, а Алекс тем временем извлек из сумки бутылку вина и два изящных стакана, завернутых в кусок фланели.
      Когда герцог снова посмотрел на Эмму, она уже отодвинулась от него и склонилась над маленьким розовым полевым цветком. Он вздохнул, подумав, что и представить себе не мог, какое удовольствие может доставлять верховая прогулка в окрестностях Уэстонберта в обществе этой непоседы по сравнению с его прежними бесцельными скитаниями. Правда, ему не слишком нравилось, что счастье и мир его души постепенно обретают зависимость от обворожительной рыжеволосой красавицы, сидевшей напротив. Эмма откровенно нравилась ему, нравился ее острый как бритва ум и то, что она хорошо образованна. К тому же в отличие от большинства светских особ она умела пошутить, никого не оскорбляя.
      Тем не менее, хотя его друзья твердили, что он должен хватать ее и тащить к алтарю до того, как его опередят, или до того, как она упорхнет в свой Бостон, Алекс твердо решил не жениться на ней. При этом сознавал, что если в самом скором будущем не сможет заняться с ней любовью, то сойдет с ума.
      Эмма все еще рассматривала цветок с самым серьезным видом, потом перевернула его, чтобы увидеть, каков он изнутри.
      Алекс, наблюдая за ней, задумчиво провел рукой по волосам. Он не мог не признать, что в последнее время впадал в уныние, если не видел ее хотя бы один день.
      Внезапно Эмма подняла на него фиалковые глаза, оживленные и блестящие.
      – Посмотрите: разве это не чудесно! – Она протянула ему цветок.
      Алекс вздохнул. Интересно, что бы случилось, если бы сейчас он бросил ее на плед и сорвал с нее одежду?

      Эмма тотчас же заметила хищный блеск в глазах Алекса и тут же приготовилась дать отпор. При этом она ощутила трепет где-то внутри, и ее дыхание участилось. С едва слышным вздохом Эмма выбранила себя за слабость. Зеленые глаза Алекса обещали неизведанные удовольствия, а она…
      Эмма не понимала отчего, но ее тело томилось по этому неизведанному. Она судорожно сглотнула и увлажнила губы языком, а затем принялась нервно покусывать нижнюю губу. Желая быть честной с самой собой, Эмма не могла не признать, что нетерпеливо ждет следующего действия Алекса.
      Однако вскоре стало очевидно, что Алекс вовсе не намерен продолжать. Когда Эмма отвернулась, он не воспользовался случаем, не приподнял ее лицо, чтобы встретить ее взгляд, не сделал попытки заключить ее в объятия. Вместо этого он снова занялся бутылкой вина, которую держал в руке, и принялся извлекать из нее пробку.
      Эмма заправила за ухо своевольную прядь огненных волос и вздохнула, гадая, сколько еще они с Алексом смогут жить в состоянии почти непрерывного напряжения. Она не имела ни малейшего представления о том, как эта ситуация может разрешиться и чем все это закончится, но в ней крепло чувство, что необходимо что-то предпринять, и немедленно.
      – Могу я чем-нибудь помочь? – спросила Эмма, мысленно выбранив себя за то, что не набралась храбрости сказать что-то поумнее.
      Пробка выскочила из горлышка с громким хлопком, и Алекс поднял победный взгляд на Эмму, ожидавшую ответа, сидя среди темных юбок, веером собравшихся вокруг ее ног.
      – Думаю, вы пока могли бы распаковать сверток с ленчем, – ответил он, подавая ей сумку. На одно краткое мгновение их руки соприкоснулись, и Эмме показалось, будто ее ударило током. Она тут же отдернула руку, удивляясь остроте отклика на только мимолетное касание.
      Взглянув на Алекса, Эмма была готова поклясться, что на его лице появилась легкая улыбка; затем он принялся разливать вино. Должно быть, он тоже почувствовал что-то, но не хотел этого показывать.
      Тем временем Алекс думал о том, как ему выйти из этого щекотливого положения.
      – Расскажите мне о своем детстве, – поспешил он спросить, стремясь ввести разговор в безопасное русло.
      – Мое детство? – Эмма приняла от него бокал с вином. – Что вы хотите о нем знать?
      – Все, что угодно. – Алекс лениво откинулся назад и оперся на локти.
      – Мне уже двадцать лет, – вежливо напомнила Эмма. – А это значит, что я не могу рассказать за один день обо всем случившемся когда-либо в моей жизни.
      – Тогда расскажите о том, что было в вашей жизни самого худшего.
      – Худшего? – Эмма недовольно поморщилась, но тут же рассмеялась. – Вы, конечно, думаете, что я была несносным ребенком, верно?
      – Вовсе нет, – мягко возразил Алекс, делая глоток вина и затем ставя свой стакан на ровное место. – Я думаю, что вы были чертенком.
      Эмма рассмеялась еще громче и тоже поставила свой стакан.
      – А ведь вы правы: пожалуй, я и впрямь походила на чертенка. – Она принялась вертеть в пальцах свой локон. – Многие считают, что мои волосы напоминают огонь. А теперь представьте, как они выглядели в десять лет. Я походила на морковку!
      Алекс улыбнулся, представив маленькую Эмму, волосы которой мелькают то там, то здесь по всему бостонскому дому.
      – И еще у меня была уйма веснушек, – продолжала Эмма.
      – У вас и сейчас есть немного – на переносице, – насмешливо сообщил Алекс, думая при этом, что не прочь поцеловать каждую из них.
      – Не очень по-джентльменски делать подобные замечания, – буркнула Эмма, – но я с этим примирилась. Боюсь, мне никогда не избавиться от этих гнусных пятен.
      – А знаете, я нахожу их довольно милыми.
      Смущенная неожиданным комплиментом, Эмма отвела глаза.
      – Благодарю.
      – Но вы все еще не ответили на мой вопрос.
      Эмма с недоумением посмотрела на герцога.
      – Насчет самого ужасного, что вы совершили в детстве, – напомнил он.
      – О, это настоящий кошмар!
      – Горю нетерпением услышать подробности.
      – Да? Но я и в самом деле считаю, что поступила плохо.
      – Вы только разжигаете мое любопытство, дорогая. – Улыбка медленно расплылась по смуглому лицу Алекса.
      – Ладно, так уж и быть. – Эмма вздохнула, признавая свое поражение. – Это случилось, когда мне исполнилось тринадцать. Вы, кажется, знаете, что мой отец владеет компанией, занимающейся морскими перевозками…
      Алекс кивнул.
      – Я также люблю море и хорошо справляюсь с цифрами: вот почему у меня не возникало сомнений, что в конце концов я возьму управление компанией в свои руки.
      – Не много найдется женщин, управляющих большими компаниями, – осторожно заметил Алекс.
      – Насколько мне известно, ни одной, – подтвердила Эмма. – Но меня это ничуть не волнует. Согласитесь, иногда нам приходится совершать необычные поступки, чтобы реализовать свои мечты. – Она посмотрела на него с вызовом.
      – Вам было тринадцать… – Алекс явно хотел напомнить о том, что Эмма еще не досказала свою историю.
      – Верно, и я решила, что отец слишком медлит, не давая мне взять дело в свои руки. Я много раз бывала в его бостонской конторе и даже позволяла себе давать ему советы, а также высказывать свое мнение каждый раз, когда следовало принять серьезное решение. Не знаю, прислушивался ли он ко мне, но высказаться не мешал. К тому же я всегда проверяла его книги и пыталась выяснить, не напутали ли чего его клерки.
      – Вы проверяли учетные книги в тринадцать лет? – изумился Алекс.
      – А что тут такого? У меня неплохие математические способности, – запальчиво произнесла Эмма. – Большинству мужчин трудно поверить, что женщина может хорошо справляться с цифрами, но поверьте, это так. Однажды я даже поймала одного клерка на том, что он обманывал отца.
      – Вот как? – Алекс хмыкнул.
      – Да. А потом я решила, что настало время познакомиться с жизнью на корабле. Отец всегда говорил мне, что нельзя преуспеть в управлении компанией, если ничего не знаешь о море.
      Решив, что он уже узнал достаточно, Алекс попытался ее остановить:
      – Не уверен, что хочу услышать дальнейшее.
      – В таком случае я не стану рассказывать дальше. – Эмма сделала вид, что ничуть не обиделась.
      – Ладно, я пошутил. – Почувствовав неладное, герцог тут же пошел на попятный.
      – Ну тогда слушайте, – продолжила Эмма отважно. – Дело кончилось тем, что я пробралась зайцем на один из кораблей отца.
      Алекс почувствовал, как в нем поднимается раздражение.
      – Вы что, спятили? – взорвался он. – Неужели вы не понимаете, что могло с вами случиться? Моряки порой ведут себя весьма беспардонно, особенно если долгие месяцы не видели женщин.
      – Не забудьте, ваша светлость, мне было тогда всего тринадцать.
      – Вряд ли это стало бы препятствием для какого-нибудь негодяя…
      Эмма нервно смяла в пальцах темно-синюю ткань своей амазонки, несколько смущенная столь бурной реакцией Алекса.
      – Уверяю вас, что мы с отцом много раз обсуждали это.
      – Простите, дорогая, – сказал Алекс мягко, – мне становится плохо от мысли о том, в каком опасном положении вы оказались много лет назад.
      – Вам не следует так волноваться, – успокоила его Эмма. – В конце концов, все обошлось. Я не такая уж тупица, как вы могли подумать.
      – Правда?
      – Поверьте, это так. Один из наших капитанов, близкий друг семьи, был для меня все равно что дядя. Я знала, что капитан Картрайт поднимает паруса ровно в восемь утра, поэтому выбралась из дома ночью, точнее, около пяти утра. Это было не очень-то легко, так как моя спальня находилась на втором этаже. Мне пришлось вылезти из окна и уцепиться за ветку дуба, растущего возле дома, а потом уж спуститься на землю. После этого мне нетрудно было найти дорогу к докам и прокрасться на корабль.
      – Неужели отец не заметил вашего отсутствия?
      Эмма небрежно усмехнулась:
      – Отец всегда отправляется в контору очень рано, и у него нет привычки заглядывать перед уходом в мою спальню.
      – А как же слуги? – спросил Алекс. – Кто-нибудь из них непременно должен был заметить, что вы сбежали.
      – Мы не живем на широкую ногу, как вы, – ответила Эмма с легкой улыбкой, – у нас нет целого штата слуг. Мэри, наша горничная, приходит будить меня в половине восьмого.
      – Варварски рано, – пробормотал Алекс и вдруг, потянувшись к ней, быстрым движением рванул Эмму к себе.
      – Что вы делаете? – выкрикнула она, пытаясь высвободиться из его объятий.
      Алекс нежно провел рукой по изящно очерченному подбородку Эммы.
      – Просто мне захотелось быть поближе к вам, чтобы вдохнуть ваш запах.
      – Что?
      – Видите ли, у каждого есть свой особенный запах, – пояснил он. – Ваш – особенно сладостный.
      Эмма попыталась как-то исправить ситуацию.
      – Не хотите услышать конец истории? – спросила она охрипшим голосом и попыталась принять сидячее положение, но Алекс не выпускал ее из объятий.
      – Конечно. – Его рука прошлась по мочке ее уха.
      – Тогда на чем я остановилась?
      – Вы объясняли, почему горничная не заметила вашего отсутствия.
      – Ну да. – Эмма сглотнула. – Конечно, в половине восьмого, когда она пришла меня будить, все выяснилось, но к тому времени корабль уже вышел в море.
      – И что случилось потом?
      – Потом?
      – Что случилось, когда отец узнал о вашем исчезновении?
      Эмма опустила глаза.
      – Ну, – сказала она медленно, пытаясь восстановить дыхание, – потом начались неприятности. Мне пришлось-таки показаться капитану Картрайту вечером того самого дня, и я подумала, что он вот-вот взорвется.
      – Что же он сделал?
      – Он запер меня в своей каюте и повернул корабль.
      – Разумно. – Алекс с облегчением вздохнул. – Мне следовало бы послать ему благодарственное письмо.
      – Еще он не давал мне есть.
      – Ничего другого вы не заслужили.
      – Да, но я очень проголодалась. – Эмма пыталась сохранить серьезность и не обращать внимания на ощущение жара в том месте шеи, где ее касалась рука Алекса. – К тому времени, когда он меня запер, я не ела уже двадцать четыре часа, а домой мы прибыли еще часов через восемь.
      – Я бы посоветовал ему высечь вас арапником.
      – Об этом позаботился мой отец. – Эмма скорчила обиженную гримасу. – И всю следующую неделю моя спина была такой же красной, как волосы. – Эмма смотрела куда-то вдаль, словно разглядывая точку на горизонте, и губы ее изогнулись в легкой улыбке. Ярко-рыжие волосы, подхваченные ветром, окружили ее лицо, и она вздохнула; затем она выскользнула из его объятий и отодвинулась от него сколь возможно далеко.
      – Я очень проголодалась, просто умираю от голода, – решительно объявила Эмма. – Интересно, что приготовила для нас миссис Гуд.
      Они принялась разбирать пакет с едой.
      – Надеюсь, там нет котенка Клеопатры, – лаконично заметил Алекс.
      – Я тоже надеюсь. – Эмма извлекла из пакета жареного цыпленка. – Впрочем, это тоже не подарок.
      – Почему? – Алекс с легкостью отломил ножку. – Вы что, не любите цыплят? – Он откусил большой кусок и улыбнулся ей.
      На лице Эммы появилось озабоченное выражение.
      – Просто такую еду трудно есть, как подобает леди.
      – Так ешьте, как не подобает: я никому не скажу.
      Эмма заколебалась.
      – Не знаю, что и делать. Тетя Кэролайн не жалела труда чтобы образовать меня, и мне бы не хотелось, чтобы ее труд пошел насмарку из-за одного пикника.
      – Бросьте, Эмма, воспользуйтесь пальцами и получайте удовольствие от еды.
      – А вы правда не расскажете, что я веду себя не как настоящая английская леди?
      – Настоящая английская леди? Не смешите меня!
      – Ну ладно. – Эмма наконец капитулировала, и Алекс с трудом удержался от смеха, когда она положила в рот крохотный кусочек цыпленка.
      – Теперь ваша очередь рассказывать, – не допускающим возражения тоном сказала она.
      Алекс хитро прищурился.
      – А может, я был образцовым ребенком?
      – Ну, это вряд ли.
      – В таком случае, почему бы нам не заключить сделку? – Алекс оперся локтями о колени. – Я расскажу вам историю, которая до сих пор вызывает у меня, взрослого мужчины, чувство стыда, и вы мне поверите.
      – Хорошо, я попробую. – Эмма откусила большой кусок от куриной ножки, которую держала в руке.
      – Мне тогда было около двух лет, – начал Алекс.
      – Минуточку! – перебила его Эмма. – Вы пытаетесь сказать мне, что самый свой позорный поступок совершили в два года? Это самая большая нелепица, какую мне доводилось слышать! Люди не могут испытывать смущения из-за того, что сделали, когда были младенцами.
      – Может, вы все-таки разрешите мне закончить историю?
      – Что ж, продолжайте, – милостиво разрешила Эмма.
      – Итак, мне было два года.
      – Вы это уже говорили.
      – И тетка подарила мне на Рождество мягкую игрушку – собачку. Я не выпускал ее из рук ни на минуту и постоянно играл с ней, так что набивка в конце концов выпала из нее и сердце мое было разбито.
      Эмма представила маленького темноволосого мальчика, рыдающего по поводу кончины любимой игрушки, и решила, что это было очаровательное зрелище.
      – Так что же случилось потом? – спросила она.
      – Мать сжалилась надо мной и заново набила игрушку тряпьем, использовав в качестве материала старые чулки, после чего мы жили долго и счастливо, – сказал Алекс, улыбаясь одним уголком рта. – Я продолжал злоупотреблять терпением бедного маленького зверька, и он снова развалился, причем на этот раз мать не смогла его починить.
      – И?
      – И вот именно тут история приобретает трагический характер. Не в силах перенести разлуки с Гогги, я решил, что раз со мной больше нет моей собачки, то, чем она была набита, вполне может ее заменить. – На мгновение Алекс прервал рассказ и провел рукой по волосам. – Вы ведь помните, что мать постаралась починить собаку и набила ее старыми чулками, – проговорил он лениво. – Поэтому несколько месяцев я бродил по залам Уэстонберта и повсюду таскал с собой дамские чулки.
      Эмма от души расхохоталась:
      – Не пойму, что здесь трагического.
      Алекс серьезно посмотрел на нее:
      – Неужели вы не понимаете, какую репутацию я приобрел среди слуг?
      – О, можете поверить, мне все известно о вашей репутации, – решительно ответила Эмма.
      Алекс явно старался сохранить серьезность.
      – Не сомневаюсь. Теперь вы видите: я поделился с вами самой мрачной своей тайной. Как вы полагаете, что обо мне подумают, если все станет известно? Герцог Эшборн провел годы своего возмужания, таская за собой дамские чулки!
      – Бросьте! Дело вовсе не в чулках, – ответила Эмма после короткой паузы. – И вообще я нахожу в этом глубокий смысл. Случившееся наложило отпечаток на вашу дальнейшую жизнь, и теперь у вас и впрямь возник интерес к дамским чулкам.
      – Что вы хотите этим сказать?
      – Право же, Алекс. – Эмма нахмурилась. – Все знают, что у вас репутация дамского угодника. Меня об этом предупреждали не один раз.
      – Хотел бы я, чтобы кто-нибудь предупредил меня на ваш счет. – Герцог вздохнул.
      – Что вы хотите этим сказать? – Эмма негодующе посмотрела на него.
      – Всего лишь то, что мне пора вас поцеловать.
      – Меня? – Эмма почувствовала, что ее спокойствие куда-то улетучивается.
      Алекс продолжал пристально смотреть на нее. Ярко-рыжие волосы Эммы разметал ветер, и теперь они в очаровательном беспорядке обрамляли лицо. Фиалковые глаза широко раскрылись и ослепительно сияли, пока он приближал к ней свое лицо.
      – Я просто должен вас поцеловать, понимаете? – сказал он внезапно охрипшим голосом.
      Эмма нервно облизнула губы. Она едва понимала его слова и вся была охвачена огнем, сжигавшим ее тело. Теперь ей окончательно стало ясно, что только стихийное бедствие может помешать их поцелую, и она с трепетом ждала, когда его губы коснутся ее губ.

      Соприкосновение губ было легким, но оно будто парализовало Эмму и лишило ее способности дышать.
      Она посмотрела на Алекса так, будто видела его впервые.
      – Ах, Эмма! – Алекс осторожно дотронулся до ее подбородка и посмотрел на нее с такой нежностью, что Эмме показалось, будто единственное, чего ей хочется, – это зарыться в его тепло и растаять в его объятиях. Она небезразлична ему, он страстно желает ее – что могло быть прекраснее! И Бог ей судья, она так же страстно желает его.
      Долгие месяцы Эмма пыталась себя убедить, что не видит ничего особенного в новых чувствах, которые пробудил в ней Алекс, но теперь пора было проявить честность и признаться себе, что она тоже нуждается в его поцелуе.
      Алекс медленно повернул голову и поцеловал ее ладонь.
      – В чем дело, дорогая?
      – Боюсь, у меня в этом… не очень опыт, – пробормотала Эмма. – Я тоже хочу тебя поцеловать, хочу даже больше, чем когда-либо хотела чего-либо в жизни. Но я не знаю, когда следует остановиться. Прошу тебя, дай мне слово джентльмена, что остановишься прежде, чем мы совершим что-нибудь непоправимое.
      В этот момент Алекс чувствовал, что может заняться с Эммой любовью прямо здесь, на этом самом пледе, и что она не станет мешать ему. Но он также понимал, что ее ум и тело не в ладу и сознание против того, чего хочет тело. Вряд ли бы ему удалось в последующем жить в мире с самим собой, если бы он злоупотребил ее доверием.
      – Даю слово, – ответил он твердо.
      – О Алекс!
      Когда он снова наклонился к ней, руки Эммы застенчиво обвились вокруг его шеи.
      – Если бы ты только знала, как давно я ждал этого! – Губы Алекса прижались к ее лицу и осыпали его поцелуями. Потом он осторожно уложил Эмму на спину, а она запустила пальцы в его густые волосы и с отчаянной силой потянула к себе. Что-то в глубине ее существа, казалось, знало, что это тот самый человек, к которому она хочет быть как можно ближе. Эмма прижалась к Алексу так тесно, что почти слилась с его сильным телом.
      От этого невинного движения искра, тлевшая в груди Алекса в течение долгих месяцев, превратилась в пламя небывалой силы.
      – О Господи, – услышала Эмма его стон, – ты хоть понимаешь, что делаешь со мной?
      – Что-нибудь не так? – спросила она, обеспокоенная тем, что, возможно, ее поспешность могла быть ему неприятна.
      Алекс склонился и поцеловал ее.
      – Нет-нет, дорогая, все в порядке. – Его до глубины души тронуло, что для нее так важно доставить ему удовольствие. – Ты обладаешь естественной способностью к такого рода вещам.
      Алекс пытался обуздать себя, он хотел сдержать обещание, но вслух не произнес ни слова, опасаясь нарушить чары, подчинившие себе их обоих в этом уединенном уголке.
      Эмма вспыхнула.
      – Я хочу… – чуть не задохнулась она, потому что в это время рука Алекса принялась ласкать ее грудь. Жар этого прикосновения был настолько обжигающим, что, казалось, мог прожечь ткань амазонки.
      Алекс довольно улыбнулся:
      – Тебе нравится, дорогая?
      Он почувствовал, как, отвердев, ее сосок стал похож на маленький бутон, проросший сквозь ткань ее платья. Сжав нежную плоть, Алекс увидел по лицу Эммы, что она испытывает истинное наслаждение. Мысленно он проклял ряд крошечных пуговичек на ее платье, препятствовавших ему спустить его ниже, чтобы увидеть эту прекрасную грудь и темный сосок, столь опьянивший его; однако эта помеха была отнюдь не лишней, если принять во внимание его обещание, данное несколькими минутами раньше.
      – Все это так странно, – пробормотала Эмма едва слышно.
      Последовал новый сдавленный вздох, и тут его рука поползла под ее юбки, а затем принялась поглаживать крепкие нежные лодыжки.
      Спазм наслаждения распространился вверх по ногам к самой сердцевине ее существа, и Эмма, отдавшись полностью этому новому ощущению, прерывисто вздохнула:
      – Мне так приятно!
      Рука Алекса продолжала поглаживать ее ноги, поднимаясь все выше, пока не достигла чувствительного места над чулками, где кожа была особенно нежной. Эмма с трудом удержалась на пледе, чуть не скатившись с него, оттого что, как ей показалось, кончики пальцев Алекса источали необычайную энергию.
      Потом его рука двинулась ещё выше.
      – Алекс? – едва выдохнула она. – Ты… уверен в том, что делаешь? Я не знаю…
      Поцелуй Алекса заставил ее замолчать.
      – Дорогая, обещаю, что не стану… соблазнять тебя прямо здесь, на этом пледе. По-настоящему мы займемся любовью, когда между нами не останется никаких сомнений, колебаний или недомолвок.
      Он продолжал осыпать нежными поцелуями ее лицо, рассеивая ее страхи, в то время как его рука скользнула под нижнее белье и принялась дразнить место, покрытое островком волос, защищавшим женское естество Эммы.
      Горло Эммы сдавило, и ее тело напряглось. Двадцать лет безупречного воспитания убеждали ее в том, что ей не следовало допускать того, что они сейчас делали.
      Она прижала руку к груди Алекса в слабой попытке оттолкнуть его.
      – Подожди, я еще не до конца уверена…
      – Не уверена в чем, дорогая?
      – Не уверена в тебе и…
      – Ты не уверена во мне? – спросил он, пытаясь шуткой отогнать ее страхи. – Хочешь сказать, что предпочла бы общество другого мужчины?
      – Нет. – Эмма поморщилась. – Дело не в этом.
      – Так в чем же?
      – Не знаю!
      Разум твердил Эмме, что ей следует бежать прочь и отказаться от волнующих ощущений, которые дарило каждое его прикосновение. Но несмотря на яростную внутреннюю борьбу, тело ее требовало того, что отвергало сознание.
      – Не волнуйся, любовь моя. – Алекс ощутил облегчение, когда понял, что Эмма признала его власть над собой. – Я сдержу обещание, которое дал тебе. – Он глубоко втянул воздух, стараясь удерживать собственное желание в узде. Его потребность в ней была прискорбно очевидной – отвердевший мужской орган так и рвался на волю. – Я просто хочу быть внутри тебя. Не могу этого объяснить. Просто чувствую потребность в твоей близости.
      При этих словах его палец проскользнул внутрь ее тела Она была разгоряченной и влажной, какой он ее и представлял, но в то же время узкой и тугой. Алекс испытал прилив гордости, ощущая себя первым мужчиной, которому Эмма позволила столь интимные ласки; его тело пульсировало желанием, а мужское естество требовало, чтобы он ощутил ее хотя бы пальцами.
      Эмму омывали волны наслаждения, но у нее возникло ощущение, что она напряжена в ожидании чего-то еще, чему суждено было случиться позже.
      – Алекс! – выкрикнула она. – Помоги мне! Я не могу больше выносить это!
      – Ничего, дорогая, потерпи еще немного.
      Палец Алекса продолжал ласкать ее, а потом нашел самое чувствительное место, скрытое под мягкими завитками.
      – О Алекс!
      В полном самозабвении Эмма выкрикивала его имя. Каждая крошечная частица желания, казалось, сконцентрировалась в одном месте, в нежной точке внизу живота, и тело ее принялось конвульсивно содрогаться, пока весь мир не взорвался, после чего она, обессиленная, оказалась лежащей на мягком фланелевом пледе.
      Алекс осторожно высвободил свой палец и лег рядом с ней.
      – Ш-ш-ш! – Он старался успокоить Эмму и облегчить ей переход к обычному состоянию. Гладя ее волосы, Алекс вглядывался в окружающий пейзаж, сожалея о том, что его телу было не суждено получить такое же облегчение, какое получила Эмма. И все же в том, что он сумел доставить ей наслаждение, крылся некий источник удовлетворения. Хотя Алекс всегда был очень внимательным и щедрым любовником, впервые в жизни его собственные потребности отошли на второй план.
      – О Боже! – выдохнула Эмма, как только обрела способность говорить.
      – Как ты себя чувствуешь, дорогая? – Алекс провел указательным пальцем по ее лицу.
      –, Право, не знаю… – Легкая улыбка тронула губы Эммы, и она открыла глаза. – Может, ты знаешь, как я себя чувствую?
      Алекс громко рассмеялся:
      – Ты чувствуешь себя просто восхитительно.
      – Да, пожалуй, ты прав. – Эмма вздохнула, а затем свернулась клубочком рядом с ним. – Скажи, не была ли я слишком требовательной?
      Алекс подавил улыбку.
      – Ты просто великолепна, дорогая.
      – Спасибо за то, что ты это сказал, – поблагодарила Эмма, – а то я совсем растерялась.
      Ей захотелось заглянуть в лицо Алекса, увидеть выражение его глаз, но вдруг она почувствовала смущение.
      – Не волнуйся, в будущем я намерен предоставить тебе огромные возможности для практики.
      – Что?
      Эмма поспешно села и стала оправлять юбки: видимо, слова Алекса стали для нее сигналом возвращения к реальности.
      – Знаешь, Алекс, мы не можем слишком часто этим заниматься.
      – И почему же?
      – Просто не можем, и все, иначе это станет причиной огорчения для очень многих людей.
      Алекс чуть не застонал, заметив, что лицо Эммы исказило раскаяние.
      – Не осуждай себя, – сказала Эмма торопливо. – Я потеряла контроль над собой, и, значит, я одна виновата.
      Алекс мгновенно почувствовал себя негодяем. Эмма была такой юной и невинной, она понятия не имела о том, сколь сильное давление он оказал на нее. А теперь эта отважная девочка пыталась взвалить на себя ответственность за их общее наслаждение.
      Но несмотря на чувство вины, начинавшее пробуждаться в нем, разжалобить Алекса было не так-то легко, тем более что его тело все еще требовало удовлетворения.
      – Эмма, – теперь его голос звучал спокойно, – то, что я собираюсь сказать, будет произнесено лишь раз. Не надо мучиться из-за того, что произошло сегодня. Это было прекрасно и естественно, о таком можно только мечтать.
 
      Домой они ехали в молчании. Эмме казалось, что противоречивые чувства разрывают ее на части. С одной стороны, она не могла отказать себе в удовольствии возвращаться мыслями к испытанному наслаждению; с другой – у нее появилось желание высечь себя за провинность.
      Алекс тоже не был склонен вести беседу. Ему казалось, что тело его готово взорваться; запах Эммы мерещился ему повсюду: на одежде, на руках в воздухе. Он с самого начала понимал, что не испытает удовлетворения, но волнение и возбуждение, оттого что мог доставить наслаждение Эмме, казалось ему достаточным. Так бы и было если бы она не предалась сомнениям, что сразу обесценило его подвиг.
      Когда они прибыли в Уэстонберт, Эмма пребывала в полной растерянности и, едва они вошли в холл, бросилась вверх по длинной извилистой лестнице со скоростью, на которую прежде не считала себя способной.
      Алекс молча смотрел, как видение в синей муслиновой амазонке стремглав мчится от него. Потом он со вздохом провел рукой по волосам, повернулся и пошел прочь, думая, что следует попросить слугу приготовить для него холодную ванну.
      Эмма влетела в свою комнату и бросилась на кровать в полном изнеможении. При этом она больно ударилась о бедро кузины, мирно свернувшейся калачиком с томом Шекспира в руке.
      – Ад и дьяволы! Ты не могла бы читать в другой комнате? – сквозь зубы прошипела Эмма.
      Белл окинула ее внимательным взглядом:
      – Ты знаешь, здесь освещение лучше…
      – Ради всего святого, Белл, постарайся проявить больше смекалки, когда придумываешь объяснения. Твоя комната рядом с моей, и наши окна выходят на ту же сторону.
      – Может, ты поверишь, если я скажу, что твоя постель удобнее моей?
      Эмма готова была взорваться.
      – Ладно-ладно. – Белл поспешила загладить неловкость и стремительно скатилась с постели. – Просто я первой хотела услышать подробности твоей прогулки с Эшборном.
      – Все прошло прекрасно. Ты удовлетворена?
      – Вовсе нет, – возразила Белл пылко. – Полагаю, что ты должна мне все рассказать.
      Что-то в напряженном тоне Белл задело Эмму за живое, и она почувствовала, как по щеке ее сползает горячая слеза.
      – Не уверена, что сейчас мне хочется рассказывать.
      Белл достаточно было одного взгляда на лицо кузины, чтобы все понять. Она тотчас же уронила книгу и со свойственным ей присутствием духа захлопнула дверь спальни.
      – Боже, Эмма, что случилось? Неужели…
      – Неужели что?
      – Скажи, он соблазнил тебя?
      Эмма поморщилась.
      – Кажется, я говорила тебе, что терпеть не могу это слово.
      – Так он сделал это или нет?
      – Нет, не сделал. За кого ты меня принимаешь?
      – Прости, но… Я слышала, что мужчины бывают очень настойчивы, когда понимают, что женщина в них влюблена.
      – Ну, положим, я не влюблена, – поспешно возразила Эмма.
      – Неужели?
      Эмма ничего не ответила, и Белл продолжила допрос:
      – Во всяком случае, я вижу, что ты об этом думаешь и это только начало. Я, конечно, не должна тебе говорить, как счастливы будем мы все, если вы наконец поженитесь.
      – Да уж, я и так догадывалась о ваших чувствах.
      – Дорогая, едва ли стоит нас за это осуждать: мы все очень хотим, чтобы ты осталась в Англии, а я в особенности. – Лицо Белл стало серьезным. – Плохо, когда океан отделяет тебя от твоего лучшего друга.
      Эмма разразилась слезами, и Белл поспешно принялась ее утешать. Теперь уже она не сомневалась, что произошло нечто серьезное.
      – Мне так жаль. – Она вздохнула. – Я вовсе не хотела тебя огорчать. В любом случае окончательное решение остается за тобой.
      Эмма ничего не ответила; она старалась дышать глубоко, а слезы продолжали литься из ее глаз и стекать на подушку.
      – Тебе станет легче, если ты расскажешь об этом, – заметила Белл. – Почему бы тебе не подойти к туалетному столику и не позволить мне причесать тебя?
      Поднявшись, Эмма медленно прошла через комнату, на ходу вытирая нос тыльной стороной руки. Опустившись на плюшевый пуфик, она печально оглядела свое отражение в зеркале. Ну и вид! Глаза ее опухли и покраснели, а волосы торчали во все стороны…
      Глубоко вздохнув, Эмма постаралась восстановить равновесие, с восхищением думая о светских женщинах, умеющих плакать изящно. Ничего похожего на душераздирающие рыдания: одна-две слезинки, легкое всхлипывание – и все. Повернувшись к Белл, она не удержалась и снова громко всхлипнула.
      – Знаешь, я словно побывала в шкуре кого-то другого.
      – Что ты хочешь этим сказать?
      – Ну, прежде у меня была репутация особенной женщины…
      Белл внимательно слушала.
      – Я никогда не хихикала, – продолжала Эмма со все большей горячностью. – Избегала глупой болтовни. У меня острый ум, и это всем известно.
      Продолжая сочувственно кивать, Белл принялась осторожно водить гребнем по волосам Эммы.
      – Я обладала уверенностью в себе.
      – А теперь ты утратила ее?
      Эмма со вздохом пожала плечами:
      – Не знаю. Я привыкла действовать решительно, а теперь мне совсем не ясно, что делать.
      – И ты полагаешь, что все это связано с Эшборном?
      – Еще как связано. Он всю мою жизнь перевернул вверх дном.
      – Но ты в него не влюблена, – спокойно констатировала Белл.
      Эмма сжала губы.
      – В этом-то и проблема.
      Белл решила прибегнуть к иной тактике:
      – А как ты себя чувствуешь, когда бываешь с ним?
      – О, это чистое безумие! То мы шутим и смеемся, как старые друзья, а уже в следующую минуту я теряю дар речи, в горле у меня образуется комок величиной с яйцо, и я чувствую себя такой неуклюжей, будто мне снова двенадцать лет.
      – При этом ты не знаешь, что сказать, не так ли? – высказала догадку Белл.
      – Нет, не так: у меня такое чувство, будто я разучилась говорить.
      – Ну и ну! – Белл продолжала расчесывать спутанные волосы кузины. – Это звучит весьма загадочно.
      – Знаешь, я еще никогда не испытывала подобных чувств к мужчине. – Эмма на мгновение задумалась.
      – Жду не дождусь возможности перечитать «Ромео и Джульетту», когда доберусь до этой пьесы. – Белл выразительно вздохнула.
      Эмма скорчила гримасу:
      – Пожалуйста, не забывай, что кончили они довольно плачевно. Не хотела бы, чтобы ты сравнивала нас с кем-то из них.
      – Прошу прощения. – Белл принялась причесывать волосы Эммы на затылке. – Почему бы тебе не рассказать мне о сегодняшнем дне? Наверняка случилось что-то, что вызвало твое нынешнее состояние.
      Щеки Эммы обдало жаром.
      – Право же, ничего: мы просто проехались по полям. Здешняя природа прекрасна, и…
      Белл изо всей силы всадила гребень в волосы Эммы, потом рванула его в сторону.
      – Ты что, с ума сошла? – взвизгнула Эмма. – Так я совсем облысею к тому времени, когда ты закончишь…
      – Ты собиралась что-то рассказать мне о сегодняшнем дне… – напомнила Белл сладким голосом.
      – Лучше отдай мне гребень! – Эмма протянула руку, но Белл тут же потянула ее за волосы, намекая кузине на то, какие пытки ей предстоит испытать в случае отказа.
      – Ну ладно, – сдалась Эмма. – Мы остановились и устроили пикник.
      – И?
      – И чудесно провели время. Рассказывали друг другу истории из времен нашего детства.
      – И?
      – И он меня поцеловал. Надеюсь, теперь ты удовлетворена?
      – Вероятно, поцелуем дело не ограничилось, – предположила Белл. – Ты и прежде целовалась с Алексом, но никогда после этого не плакала.
      – Ну может быть, на этот раз он позволил себе чуточку больше обычного.
      Эмма подумала, что ей не хочется сидеть перед зеркалом, в котором она могла видеть, как кожа ее медленно краснеет, приобретая цвет волос.
      – Но неужели он тебя не изнасиловал? – Теперь Белл выглядела почти огорченной.
      Эмма возмущенно посмотрела на кузину:
      – Кажется, ты разочарована, что я провела весь день с мужчиной и сохранила свою добродетель неприкосновенной?
      – Ну конечно, нет, – поспешно ответила Белл. – Хотя должна заметить, меня очень интересует сам акт и все подробности, а мама никак не хочет рассказать мне об этом.
      Эмма невольно хмыкнула.
      – Сочувствую, но от меня ты тоже не узнаешь подробностей, потому что я так же невинна, как и ты.
      – Ну, не совсем так. Между поцелуем и актом должно быть что-то еще.
      Сказать, что эти слова ошеломили Эмму, значило не сказать ничего.
      – Ну так что? – настаивала Белл.
      – Да, верно, – промямлила Эмма.
      – Итак, что случилось между вашими поцелуями и актом?
      – Ты перестанешь наконец произносить это гнусное слово «акт»? – неожиданно взорвалась Эмма. – В твоих устах оно обретает грязный оттенок.
      – Ты предпочитаешь, чтобы я называла это как-то иначе?
      – Я предпочитаю, чтобы ты это никак не называла.
      Но Белл было уже не остановить.
      – Так ты это делала?
      – Ты сознаешь, что говоришь?
      – Да, а ты? – Белл снова потянула Эмму за волосы.
      – Ладно, черт с тобой! – прошипела Эмма, понимая, что при такой прыти к ужину Белл ухитрится выдрать ей все волосы. – Да, да, да! Ты удовлетворена?
      Белл медленно опустилась на стул.
      – О Боже! – выдохнула она.
      – Может быть, ты перестанешь глазеть на меня так, будто теперь я стала шлюхой?
      Белл растерянно заморгала.
      – Что? О, прошу прощения, это всего лишь… Господи, да что это такое!
      – Ради всего святого, Белл, мне бы хотелось, чтобы ты перестала пытать меня. Во всем этом нет ничего необычного.
      «Неужели? – тут же спросила Эмма себя. – Тогда почему всего несколько минут назад я рыдала так, будто у меня разрывается сердце?»
      Впрочем, ей довольно быстро удалось заглушить свой внутренний голос. Скорее всего, она все преувеличила. В конце концов, она не позволила себя соблазнить и даже получила от этого удовольствие. Разве не так?
      Тем временем Белл тщательно взвешивала все услышанное в своем сверхпрагматичном уме. Втайне она решила, что свадьбы кузины и Эшборна не избежать, а небольшая нескромность до брака может быть легко забыта. И все же это не значило, что любопытство Белл не было до крайности возбуждено происшедшим.
      – Скажи мне только одно, дорогая, – попросила она умоляюще. – Как все было?
      – Ах, Белл. – Эмма вздохнула. – Это было восхитительно!

      Несмотря на всю решимость Эммы держаться независимо при встрече с Алексом, она тут же снова превратилась в заикающуюся дуру.
      Правда, начался вечер довольно невинно: после того, как Белл ухитрилась выудить все подробности пикника, Эмма отправилась в гардеробную, чтобы переодеться к ужину. Белл настояла на том, чтобы она надела темно-фиолетовое платье, отлично сочетавшееся с необычным цветом ее глаз.
      – Это как раз тот цвет, который ты выбрала для своего дебюта, – пояснила Белл. – И Алекс был им весьма впечатлен.
      – Сомневаюсь, что он запомнил цвет моего платья, – насмешливо ответила Эмма, но все же позволила кузине уговорить себя и надела платье из лилового шелка в надежде на то, что яркий цвет придаст ей отваги.
      Белл надела платье из шелка бледно-персикового цвета, столь хорошо гармонировавшего с ее нежной бело-розовой кожей, а когда они кончили одеваться, Эмма принесла себя в жертву на алтарь мастера парикмахерского дела и, позволив Мег заниматься ее волосами, не проронила при этом ни единой жалобы. К тому же после сурового обращения Белл Мег можно было счесть настоящей богиней.
      Глядя в зеркало на манипуляции Мег, Эмма поняла, что у нее еще есть время, чтобы подумать о своей ситуации.
      Любила ли она Алекса? Похоже, Белл считает, что это именно так. Но как она могла его любить и по-прежнему мечтать управлять «Данстер шиппинг»? Даже если она позволит себе полюбить его хоть немного, то все равно не сможет отдаться этому чувству всем сердцем, каждой частицей своего существа. С другой стороны, мысль о том, что она рискует все же потерять себя, раствориться в этой любви, пугала ее.
      Всего полчаса назад она сказала Белл, что рядом с Алексом становится другой. Его нежный взгляд лишал ее способности разумно мыслить, и ей с трудом удавалось произнести пару фраз. Если бы она вышла замуж за Алекса, то, вероятно, разучилась бы говорить вообще.
      К счастью, Алекс вовсе и не собирался на ней жениться: он обладал неискоренимым упрямством – и Эмма не думала, что даже нажим семьи, как бы силен он ни был, заставит его попросить ее руки. А что, если заставит? Что тогда? Сказала бы она «да»?
      Эмма устало вздохнула. Возможно. Все может быть. Или не быть. Но как она могла помочь себе? «Данстер шиппинг» перейдет под начало кого-нибудь другого, если она не сможет выжить без Алекса.
      Но и брак с ним вряд ли станет гарантией счастья. В свете очень немногие браки заключались по любви, и Эмма знала, что такой брак никогда не был целью Алекса.
      Вполне возможно, что он мог прийти к решению попросить ее выйти за него замуж, основываясь только на чувственности и страсти. Эмма представила герцога сидящим в кабинете, закинув ноги на письменный стол, и размышляющим о возможности женитьбы на ней. И во что превратилась бы ее жизнь, если бы она вышла замуж за мужчину, который ее не любит? Будет ли для нее достаточно только того, что он рядом, или день за днем она начнет терять себя, пока от нее и ее души не останется одна хрупкая раковина?
      Впрочем, вряд ли у нее есть выбор. К этому моменту она уже начала сознавать, что возможность счастья без Алекса для нее весьма сомнительна. Эмма любила его отчаянно, но не знала, как найти способ, чтобы заставить его полюбить себя.
      Вот почему перспектива встретиться с ним за обедом показалась ей устрашающей, но едва ли она смогла бы объяснить свое отсутствие. На ее платье распоролся шов, и на лице появилось еще несколько веснушек, пока она была на воздухе, но все это выглядело слишком несерьезно.
      Вот почему она немедленно отправила Мег к тете Кэролайн за пудрой, а к тому времени, когда Белл окончательно потеряла терпение и просто вытолкнула ее на лестницу, у нее уже началась сильная головная боль.
      Когда появились Эмма и Белл, Алекс уже стоял в гостиной и с отсутствующим видом вертел в руках стакан с виски. Едва Эмма вошла, он бросил на нее насмешливый взгляд. Эмме пришлось прибегнуть к отчаянным усилиям, чтобы выглядеть равнодушной. Однако у нее возникло ужасное чувство, что она мало в этом преуспела.
      – Добрый вечер, ваша светлость!
      Эмма испытала ужасное ощущение, поняв, что речь ее напоминает блеяние овцы. Ей даже показалось, что кузина испустила по этому поводу слабый стон.
      – Надеюсь, вы не скучали оставшуюся часть дня? – вежливо обратился герцог к Эмме.
      – Благодарю вас, у меня все прекрасно. – Эмма мертвой хваткой вцепилась в спинку стула, тогда как Белл наблюдала за этим обменом любезностями с нескрываемым интересом, быстро поворачивая голову то в сторону Эммы, то в сторону Алекса.
      – У меня такое чувство, будто я на сцене… – не удержалась Эмма.
      – Да? И в чем же дело?
      – Право, я и сама не знаю.
      – Тогда, пожалуй, я еще выпью.
      Алекс пересек комнату и налил себе виски. Когда он направлялся обратно, то почти коснулся Эммы и прошептал ей на ухо:
      – Не надо ломать мебель, дорогая: это один из самых любимых стульев моей матери.
      Эмма тотчас же выпустила спинку стула и, обойдя стол, села рядом с Белл; однако она так и не смогла заставить себя улыбнуться.
      К счастью, в этот момент в комнату вошла Софи.
      – Привет всем, – сказала она весело, быстрым взглядом окидывая комнату. – Вижу, мамы еще нет. Странно… Я думала, что ей не терпится расспросить вас о том, как прошла прогулка. Кстати, у Клеопатры опять котята, – с улыбкой сообщила Софи. – Чарли в восторге и весь вечер не может говорить ни о чем другом. Теперь он задает мне массу каверзных вопросов, которые я не готова обсуждать с шестилетним мальчиком. – Она печально вздохнула: – Как бы мне хотелось, чтобы Оливер поскорее вернулся!
      – Возможно, ваш брат сумеет помочь вам в этом щекотливом деле…
      Эмма тут же пожалела о вырвавшихся у нее словах, а Белл произвела странный звук – нечто среднее между смехом и фырканьем, но тут же сильно закашлялась.
      Алекс продолжал стоять, опираясь спиной о подоконник, с непроницаемым выражением на лице, и Эмме захотелось выбранить его за то, что он выглядел таким несокрушимо красивым без малейших усилий со своей стороны. Казалось, его всецело занимает созерцание своих безукоризненно ухоженных ногтей.
      Правда же заключалась в том, что герцог смертельно боялся расхохотаться, и поэтому не позволил себе смотреть на Эмму: он знал, что она никогда бы ему этого не простила. И тем не менее в ней было нечто неотразимо комичное, когда она, сидя на софе, кипела от гнева. Безусловно, ее раздражало то, что он сохраняет полное самообладание, в то время как ее чувства бурлят.
      Алекс не был жестоким человеком: просто он предпочитал видеть Эмму пышущей негодованием, а не потерянной и полной чувства вины, как это случилось днем. Он смахнул невидимую нитку с жилета и бросил осторожный взгляд на Эмму. Ему показалось, что она глубоко вздохнула, и тут уж он не выдержал:
      – Надеюсь, ваше пребывание в Уэстонберте действительно доставляет вам удовольствие?
      Конечно, в случае неудачи он обрекал себя на целый год пребывания в аду, но все-таки рискнуть стоило.
      – Да, я неплохо провожу время, – сказала Эмма, по-прежнему стараясь не смотреть на герцога.
      – И это все? – Лицо Алекса выразило крайнюю озабоченность. – В таком случае что бы нам еще придумать, чтобы развлечь вас?
      – Полагаю, в этом нет необходимости. – Эмма опустила глаза.
      – А по-моему, есть, – возразил Алекс, – и я буду изо всех сил стараться доставить вам удовольствие. Почему бы завтра нам не совершить еще одну верховую прогулку: я еще многого вам не показал.
      Белл застыла в ожидании.
      – В этом нет необходимости, ваша светлость, – ответила Эмма чопорно.
      – Но…
      – Повторяю: в этом нет необходимости! – Почувствовав, что все взгляды устремлены на нее, Эмма добавила: – К тому же у меня небольшой насморк… – Она демонстративно шмыгнула носом, хотя ничего похожего на насморк у нее не было. Затем, слабо улыбнувшись, она сложила руки на коленях и решила больше не вступать ни в какие пререкания с герцогом.
      Затянувшееся молчание нарушила Софи.
      – Послушайте, Белл, – сказала она смущенно. – Почему бы вам не взять себе одного из котят? Я не представляю, что с ними делать: их так много…
      – Сомневаюсь, что мама на это согласится, – поспешно заметила Белл. – Последняя кошка, которая у нас была, стала для всех настоящим бедствием: у нее оказалась уйма блох.
      – Не думаю, что наши котята уже обзавелись блохами. – Софи любезно улыбнулась.
      – И все же боюсь, теперь мама решительно настроена против котят.
      – Насчет чего я настроена решительно? – громко спросила Кэролайн, появляясь на пороге.
      – Софи пытается убедить нас взять домой одного из котят Клеопатры, – пояснила Белл.
      – О Господи, только не это! Ни в коем случае! – воскликнула Кэролайн. – В деревне еще можно терпеть кошку, но никак не в Лондоне.
      Войдя, она кивком поздоровалась с Алексом и села рядом с Белл и Софи, тогда как последовавший за ней Генри, бросив взгляд на женщин, направился к герцогу.
      – Виски? – спросил Алекс.
      – Не возражаю, но налью себе сам, – любезно ответил Генри, показывая жестом, что хозяину незачем подниматься с места. Затем он быстро прошел через комнату, налил себе виски и вернулся к Алексу.
      – У меня такое чувство, будто нынче вечером нам это очень понадобится, – заметил Генри.
      – Как ни странно, всего пять минут назад ваша дочь сказала то же самое.
      – Как прошла прогулка, дорогая? – спросила Кэролайн достаточно громко, чтобы ее услышали все.
      – Спасибо, очень хорошо.
      Алекс счел, что ее ответ прозвучал слишком вяло.
      – Я получил огромное удовольствие от прогулки, – с нажимом произнес он.
      – Не сомневаюсь, что так оно и есть. – Эмма обращалась скорее к себе, чем к остальным, стараясь забыть о том, что именно она кричала и стонала от наслаждения нынче днем, а вовсе не Алекс.
      Видя растерянность Эммы, герцог прошел через комнату и сел рядом с Кэролайн; Генри последовал за ним.
      – Не расскажешь ли поподробнее о том, как ты провела сегодняшний день, Эмма, дорогая? – сказала Кэролайн, пытаясь прервать молчание.
      Эмма невольно поморщилась: похоже, эта тема приобретала необычайную популярность.
      – Спасибо, мне все очень понравилось.
      Снова наступило молчание, и на этот раз даже у Кэролайн не хватило духу прервать его.
      Пальцы Эммы бесцельно пощипывали ткань юбки. Она ощущала на себе взгляд Алекса и, как ни старалась призвать себе на помощь отвагу, не смела поднять на него глаз.
      Алекс, бесспорно, нравился ей, но признать этот факт и сказать об этом прямо означало пойти против всего, что Эмме внушали с детства. Она была в полном смятении, потому что отчаянно желала его и знала, что не может себе позволить обладать им.
      Вот если бы он сделал ей предложение! Брак с Алексом даже без взаимной любви все-таки лучше, чем ничего. Однако Алекс ничуть не походил на человека, готовящегося сделать предложение.
      Эмма совсем затосковала, как вдруг тишину нарушил громкий голос:
      – Господи, здесь такая атмосфера, будто мы на похоронах. Неужто вы все потеряли дар речи? – Юджиния в элегантном платье из серого шелка остановилась в дверях и пристально оглядывала гостей.
      – Право, мама, все почему-то боятся проронить хоть слово – Алекс тут же поднялся, чтобы поцеловать мать в щеку.
      Юджиния подозрительно взглянула на него:
      – Надеюсь, ты не нагрубил нашим гостям?
      – Немного, и только мне, – отважно заметила Эмма, чем вызвала неодобрительный взгляд тетки.
      Алекс хмыкнул.
      – Не могу ли я повести вас к ужину, мисс Данстер? – спросил он любезно, подходя к ней и предлагая руку.
      – Разумеется, да. – Эмма поднялась. Что еще ей оставалось делать, когда на нее были устремлены взгляды всех присутствующих?
      Она попыталась сделать шаг к двери, но железная рука Алекса удержала ее на месте.
      – Дорогая, нам лучше остаться в арьергарде. – Его слова прозвучали весьма многозначительно.
      – Если никто не возражает! – чувствуя, что краснеет, поспешила ответить Эмма.
      – О, мы ничуть не возражаем, – тут же воскликнула Юджиния и почти насильно потащила дочь из комнаты.
      Через несколько секунд гостиная опустела.
      – Не смейте больше этого делать! – Эмма вырвала руку из руки Алекса.
      – Делать чего? – спросил он с невинным видом.
      – Надеюсь, вам приятно гостить у нас, Эмма, – передразнила она.
      – О, прекратите. Вы не можете упрекать меня за то, что я всего лишь пошутил.
      – Шутите, но не на мой счет. Вы меня унизили.
      – Ну не сердись. Ты же понимаешь, что я хотел подразнить тебя.
      – А мне показалось, что ты хочешь отомстить, потому что нынче днем не получил желаемого.
      Алекс взял Эмму за плечи и привлек к себе:
      – Прости, дорогая, я не хотел тебя обижать. И поверь, я получил нынче днем то, что хотел.
      – Но…
      – Тише. – Он прижал палец к ее губам. – Я только хотел сделать тебя счастливой и нечаянно огорчил. И я дразнил тебя потому, что сердиться лучше, чем впасть в печаль.
      – И все же я предпочла бы, чтобы ты больше не прибегал к таким методам, – пробормотала Эмма, уткнувшись лицом ему в грудь.
      Алекс поцеловал ее в лоб.
      – Обещаю. Кстати, ты видела, чтобы комната пустела так быстро? Похоже, я не единственный хотел, чтобы мы с тобой уединились. Готов держать пари, что моя мать постаралась совершить эвакуацию в столовую за какие-нибудь десять секунд.
      – И я никогда прежде не видела, чтобы моя тетка проявляла такую прыть. – Эмма нехотя улыбнулась. – Мне показалось, что дядя Генри сейчас потащит Белл за волосы.
      – Забавно. Я считал, что он выше этого.
      – Должно быть, ты шутишь. Тетя Кэролайн бывает ужасна в гневе, и он ни в коем случае не стал бы ее провоцировать. Герцог слишком любит спокойную жизнь. К тому же все они жаждут видеть меня пристроенной, а у меня другие планы. Ты же знаешь, что в Бостоне у меня дело. – Произнося эти слова, Эмма почувствовала, как сердце ее екнуло. Она уже знала, что Алекс для нее важнее, чем «Данстер шиллинг». – В любом случае ты не должен чувствовать себя обязанным, – закончила Эмма смущенно.
      Алекс чуть улыбнулся, гадая, какое давление на него нужно, чтобы заставить остепениться.
      – Теперь ты чувствуешь себя лучше? – спросил он.
      – Не знаю. – Эмма вздохнула. – Кажется, я устроила спектакль…
      – На какой спектакль ты намекаешь?
      – Просто вела себя глупо. Мне жаль. Надеюсь, я тебя не огорчила?
      Алекс удивленно посмотрел на нее. Он не мог поверить, что Эмма извиняется перед ним после того, как они занимались любовью. Обычно юных леди учили, что добрачные интимные отношения в любой форме сродни вечному проклятию.
      – Вполне естественно чувствовать смущение, приобретая новый опыт. – Ему очень хотелось утешить ее.
      – Благодарю за понимание. – На губах Эммы появилась тень улыбки. – И все же я считаю, что на некоторое время нам следует остановиться. – Видя, как взметнулись вверх брови Алекса, она добавила: – Право же, не могу описать словами, как скверно я чувствовала себя сегодня днем.
      – Ты страдала от чувства вины?
      – Да, и от смущения тоже.
      Эмма отвернулась и принялась разглядывать маленькие часы на другом конце стола. Она испытывала гордость, оттого что смогла быть честной с Алексом, и все же боль, от которой ей никак не удавалось избавиться, сбивала ее с толку.
      Алекс дотронулся пальцами до ее подбородка и заглянул в глубину нежных фиалковых глаз:
      – Прости, но я все равно собираюсь поцеловать тебя.
      – Знаю.
      Он наклонился ближе к ней:
      – Я хочу тебя целовать при каждом удобном случае.
      – Знаю.
      Его губы почти касались ее губ.
      – И хочу попытаться сделать это сейчас.
      Эмма вздохнула, убаюканная звуком его голоса.
      – Знаю.
      – И ты не собираешься останавливать меня?
      – Нет.
      Тихий ответ Эммы затерялся во влажном поцелуе Алекса. От его губ шел жар, и Эмма закрыла глаза, отдавшись теплу этой замечательной минуты.
      Со стоном оторвавшись от нее, Алекс вздохнул.
      – Уик-энд будет долгим. – Он все еще придерживал рукой ее подбородок.
      – Да, пожалуй.
      – Я хочу все знать о твоих мыслях, – тихо произнес Алекс.
      Эмма в сомнении покачала головой.
      – И обещаешь не смеяться?
      – Не обещаю, но попробую. – Алекс снисходительно улыбнулся, при этом его глаза источали сияние и теплоту.
      – Ну во-первых, я гадала…
      – Да?
      – Правда ли то, что я все еще стою здесь, а ты меня целуешь. – Смущенная улыбка скользнула по лицу Эммы, и она опустила глаза. – У меня такое ощущение, будто под твоими поцелуями я таю, расплавляюсь.
      Алекс склонился к ней и коснулся ее губ быстрым поцелуем.
      – Я счастлив, что ты это сказала.
      Эмма чертила носком туфли непонятные фигуры по ковру: она явно была обрадована его словами.
      – Может быть, ты предложишь мне руку и мы пойдем обедать?
      Алекс кивнул:
      – Думаю, нам действительно пора.
      Когда они появились в столовой, все уже сидели за длинным столом.
      – Я позволила себе вольность и села во главе стола, – сообщила Юджиния, – хотя в соответствии с предписываемыми правилами сидеть там полагается тебе, Алекс. Думаю, мы здесь все свои, а уступить это место было бы ущемлением моей гордости.
      Алекс бросил на мать взгляд, говоривший, что не верит ни одному сказанному ею слову, и выдвинул стул для Эммы.
      – К тому же я подумала, что вам с Эммой захочется сидеть рядом.
      – Ты проницательна, как всегда, мама.
      Юджиния повернулась к Эмме:
      – Вы хорошо провели сегодняшний день, дорогая? Кэролайн сказала, что вы любите ездить верхом.
      Усаживаясь между Белл и пустым стулом, предназначенным для Алекса, Эмма вежливо улыбнулась. Юджиния была уже третьим человеком, задавшим этот вопрос, или даже четвертым, если считать Белл, проявившую свое любопытство в более прямой форме.
      – Благодарю вас, я прекрасно провела время. Алекс вел себя очень любезно.
      Тут Белл одолел приступ кашля, и Эмма бросила на нее грозный взгляд.
      – Правда? – Юджиния была зачарована сценой, разыгравшейся за столом. – И насколько любезен он был?
      – Чрезвычайно любезен, мама, – сказал Алекс тоном, способным положить конец любому разговору, после чего все с преувеличенным рвением принялись за еду.

      На следующее утро Эмма выяснила, что у любви есть еще один симптом: она не могла больше есть, точнее, не могла есть в присутствии Алекса; когда его в столовой не было, то аппетит ее не подводил.
      Спустившись к завтраку, она застала в столовой Софи, Юджинию и Белл. У Эммы проснулся зверский аппетит, но, как только она села за стол, готовясь съесть омлет, выглядевший восхитительно, вошел Алекс.
      В желудке Эммы началось нечто странное: там что-то затрепетало, как крылья колибри, и она не смогла проглотить ни кусочка.
      – Вам не нравится омлет? – удивилась Юджиния.
      – Омлет изумителен, благодарю вас, – поспешила ответить Эмма. – Просто я не голодна.
      Алекс, занявший стратегическую позицию рядом с ней, наклонился к ее уху и прошептал:
      – Не могу представить, как ты узнала его вкус, не попробовав.
      Эмма нехотя положила кусочек в рот, и ей показалось, что у омлета вкус опилок.
      – Может быть, я выпью чаю? – Она виновато посмотрела на Юджинию.
      Ко времени ленча Эмма думала, что умрет от голода. Алекс занимался какими-то хозяйственными делами, связанными с управлением поместьем, и потому они с Белл все утро осматривали дом.
      Когда девушки вошли в маленькую столовую, сердце Эммы упало, потому что Алекса там не было, однако желудок ее возрадовался. Она с аппетитом поглотила полную тарелку жареной индейки с картофелем, расправилась с огромной порцией зеленого горошка и лишь после этого спросила Юджинию, где ее сын.
      – Надеюсь, скоро он к нам присоединится, – ответила Юджиния. – Ему пришлось поехать в северо-западную часть имения – посмотреть, сколь сильный урон нанесла гроза, случившаяся на прошлой неделе.
      – Это очень далеко? – Эмма подумала, что, возможно, могла бы сопровождать герцога в его поездке.
      – Думаю, в часе езды отсюда.
      Эмма со вздохом признала, что, возможно, все это к лучшему. Если бы герцог все время находился рядом, ко времени возвращения в Лондон она бы, вероятно, уже испустила дух.
      И все же, несмотря на неудобства, причиняемые ей Алексом, она скучала без него. Даже катаясь верхом, она не получила удовольствия, потому что Алекс не заставлял ее мчаться до яблони в паре миль к востоку от Уэстонберта, и некому было ее дразнить, когда она ловко залезла на эту яблоню, и некому хвалить, когда она подбросила в воздух одно из яблок или наклонила податливую ветку и еще пять яблок свалились на землю.
      Вернувшись, Эмма отдала добычу Чарли, чему он был очень рад. Его жизнерадостность была заразительной, но и не подняла настроения Эммы, как могла бы поднять одна улыбка Алекса. Однако и на следующее утро она его не видела. В тот день Генри собирался встретиться с поверенным и поэтому объявил, что всей семье предстоит уехать рано утром.
      Утомленный делами и не подозревающий о планах Блайдонов уехать так рано, Алекс спал допоздна и пропустил встречу с Эммой, а она, тяжело вздохнув, поскольку не увидела его за столом, сполна отдала должное завтраку.
      Юджиния и Софи собирались остаться в Уэстонберте до середины недели, и Алекс решил, что не уедет, пока не справится с последствиями грозы. Поэтому Эмма и ее родные получили герцогскую карету в полное свое распоряжение для обратного путешествия.
      Как только они выехали, Белл раскрыла том Шекспира, Генри извлек деловые бумаги, а Кэролайн заснула. Эмме оставалось лишь смотреть в окно, примирившись с тем, что во время путешествия она будет лишена интеллектуальной беседы.
      Когда они прибыли в Блайдон-Мэншн в Лондоне, Эмма дала себе слово, что в следующий раз возьмет с собой книгу, и направилась вверх по лестнице в свою комнату. Ее чувства были напряжены от осознания того, что любить герцога и видеть его постоянно – совсем не одно и то же.
      В итоге она рухнула на постель и решила, что проведет в ней всю следующую неделю, если, конечно, никто не постучит в ее дверь.
      Однако это произошло уже десятью секундами позже.
      – Привет, – бодро сказал Нед, открывая дверь в комнату, прежде чем получил разрешение войти. – Надеюсь, ты хорошо провела время?
      В ответ на ее усталый вздох он столь же бурно продолжил:
      – Вижу, ты выглядишь посвежевшей.
      Лежа на животе и прижимаясь щекой к подушке, Эмма скептически посмотрела на кузена. Однако он, по всей видимости, и не думал шутить.
      – Ну а ты? Ты хорошо провел субботу и воскресенье? – спросила она вяло. – Надеюсь, ты успел насладиться свободой?
      Нед закрыл за собой дверь и остановился у письменного стола.
      – Можно и так сказать, но я спросил первым.
      Эмма пожала плечами и, поднявшись, подложила под спину несколько подушек, красовавшихся в изголовье ее постели.
      – Все прошло приблизительно так, как ты и предполагал.
      – Тебя пытались выдать замуж?
      – Именно. И все же я умудрилась недурно провести время за городом.
      – Славно, славно. – Нед принялся покачиваться на пятках, и у Эммы возникло ощущение, что он вовсе ее не слушает.
      – Что-то не в порядке, кузен?
      Нед глубоко вздохнул:
      – Ну, можно сказать и так.
      Он прошел к окну, выглянул из него, затем повернулся к Эмме лицом и скрестил руки на груди.
      – На самом деле ничего такого, что было бы невозможно исправить.
      Эмма подняла брови.
      – Не в физическом смысле, нет. Никто не умер, и не произошло ничего непоправимого… пока. Но все равно мне нужен твой совет, а возможно, и помощь.
      Эмма прикусила губу. Теперь уже ей казалось, что дело более чем серьезное и все выглядит довольно мрачно.
      – Кажется, ты хотел попросить у меня совета…
      – Верно! – Нед скорчил гримасу. – Я загнал себя в угол.
      – В самом деле?
      – Я играл в карты.
      Эмма застонала.
      – Постой, подожди секунду! – запротестовал Нед. – Мне не требуется лекция о вреде азартных игр.
      – Я и не собираюсь читать тебе лекцию. Но дело в том, что когда человек проиграл, он должен изрядную сумму денег.
      Нед молчал.
      – Сколько? – Эмма быстро подсчитала в уме свои сбережения.
      – Десять тысяч фунтов.
      – Что? – Эмма вскочила с постели. – Да ты в своем уме?
      Нед застонал.
      – О, я и забыла, что ты свихнулся!
      – А ты не очень-то способна поддержать в критический момент.
      – Поддержать? – Эмма всплеснула руками. – И какая же тебе нужна поддержка? – Она снова опустилась на кровать. – Ладно, рассказывай, как это случилось?
      – Я играл с друзьями в «Уайтсе», и к нам присоединился Энтони Вудсайд.
      Эмму передернуло от омерзения. Она не видела виконта Бентона с момента их странной встречи на балу у Линдуортов и не имела ни малейшего желания увидеть его снова. Их напряженный разговор оставил у нее тягостное чувство неловкости, и более того, она была отчасти оскорблена его надменностью и наглостью. Правда, Эмма не рассказала Алексу об этом инциденте, и все же она не могла отделаться от ощущения, что Вудсайд лелеет какие-то гнусные планы, затрагивающие интересы ее семьи. Похоже, теперь самые ее неприятные предчувствия оправдались.
      – Было бы невежливо не пригласить его присоединиться к нам, – продолжал Нед. – Да и атмосфера была дружеская. Все шло как обычно, и все мы немного выпили…
      – Полагаю, все, кроме Вудсайда.
      Нед сжал кулаки.
      – Вероятно, ты права. Последнее, что я помню, – это что ставки взвились вверх: мы потеряли над ними контроль.
      – А потом ты оказался на десять тысяч фунтов беднее.
      – О Господи, что же мне делать?
      – Не знаю, – ответила Эмма с полной откровенностью.
      – Дело в том, что он жульничал: я видел это своими глазами. – Нед нервно провел рукой по волосам.
      – Почему же ты ничего не сказал? Неужели ты мог просто сидеть и позволять ему стричь тебя и выманивать все твои деньги?
      Нед сел и опустил голову на руки.
      – Может быть, я джентльмен чести, но не дурак. Вудсайд – один из лучших стрелков в Англии, и я был бы безумием, если бы спровоцировал его на дуэль.
      – А ты уверен, что он вызвал бы тебя?
      Нед молчал, его взгляд говорил о том, что он более чем уверен.
      – И тебе пришлось бы принять вызов? Разве ты не мог просто повернуться и уйти?
      – Это уже вопрос чести: я бы нигде не смог показаться, если бы обвинил кого-нибудь в мошенничестве, а нести последствия отказался.
      – Ваши представления о джентльменском и неджентльменском поведении просто нелепы. Можешь назвать меня слишком прагматичной, но я считаю, что жизнь важнее чести, по крайней мере если речь идет о карточной игре.
      – Согласен, но теперь я ничего не могу изменить. Факт заключается в том, что я должен Вудсайду десять тысяч фунтов.
      – И когда ты обязан отдать ему эти деньги?
      – Обычно деньги отдают тотчас же, но, принимая во внимание величину суммы, Вудсайд дал мне две недели.
      – Как великодушно! – заметила Эмма с иронией.
      – Думаю, он дал мне время, чтобы насладиться своей властью надо мной.
      – Несомненно.
      Нед нервно сглотнул.
      – Вудсайд сказал, что забудет об этом деле, если я смогу устроить ему встречу с Белл.
      Тут Эмму окончательно охватила ярость. Ей казалось, что все в ней разогрелось до белого каления.
      – Я убью его, честное слово, убью! – выпалила она, затем подошла к бюро и принялась выдвигать ящики. – У тебя есть пистолет? – спросила она свирепо, роясь в вещах и выбрасывая бумаги на пол. – У меня всего лишь нож для разрезания бумаг.
      Внезапно в голову Эммы пришла ужасная мысль, и она обратила к Неду пепельно-бледное лицо.
      – Ты… не согласился?
      – Боже, Эмма! – Нед вспыхнул. – Кем ты меня считаешь?
      – Прости, знаю, что ты не мог этого сделать. Просто я очень расстроена.
      – Я не собираюсь торговать невинностью своей сестры ради уплаты карточного долга, – заявил Нед воинственно.
      – Ладно. – Эмма вздохнула и принялась постукивать пальцем по ножу для разрезания бумаг. – Острый, между прочим.
      Нед невольно усмехнулся:
      – Вряд ли таким оружием ты чего-нибудь добьешься.
      Эмма с досадой бросила нож на бюро и медленно опустилась на край кровати.
      – Я никому не рассказывала об этом, но неделю назад у нас с Вудсайдом произошла стычка.
      – Да? И что же случилось?
      – Все выглядело довольно странно: он насмехался надо мной, дразнил тем, что я американка и что у меня нет титула.
      – Ах, сукин сын, – пробормотал Нед, снова сжимая кулаки.
      – Согласна, но главное не в этом. Вудсайд сказал, что собирается жениться на Белл.
      – Что?
      – Клянусь, это правда! – Эмма энергично кивнула, словно подтверждая правоту своих слов.
      – А ты что сказала?
      – Просто посмеялась над ним. Вероятно, мне не следовало этого делать, но мысль о Белл и об этом мерзавце… показалась мне абсолютно нелепой.
      – Нам следует немедленно принять меры. Его одержимость – уже скверно, но теперь, когда ты его оскорбила, он вряд ли откажется от мести.
      Эмма внимательно посмотрела на кузена:
      – А что он может сделать? Я имею в виду, кроме того, что потребует у тебя десять тысяч фунтов.
      – А разве этого не достаточно?
      – Если мы опротестуем этот долг, у Вудсайда не останется козырей, но сперва нам надо выработать план. Как насчет родителей?
      Нед подпер голову рукой.
      – Я не хочу просить у них денег, мне и так стыдно. И я не хочу, чтобы они стыдились меня. К тому же все средства отца вложены в плантации на Цейлоне. Не думаю, чтобы он мог быстро раздобыть такую сумму.
      Эмма молчала, не зная, что сказать.
      – Я сам влип и должен сам выпутаться.
      – С незначительной помощью кузины.
      – Да. – Нед вздохнул. – С незначительной помощью кузины.
      Некоторое время Эмма задумчиво смотрела в потолок, затем неуверенно произнесла:
      – Вероятно, даже лучше, что дядя Генри и тетя Кэролайн не могут помочь: они бы просто заболели от этого.
      – Пожалуй, ты права. – Нед вздохнул, затем встал и подошел к окну.
      – Если бы это случилось на шесть месяцев позже… – задумчиво протянула Эмма.
      Нед стремительно обернулся:
      – Что произойдет через шесть месяцев?
      – Мне исполнится двадцать один год. Семья матери оставила мне накопительный траст, и, думаю, там уже достаточно денег, чтобы покрыть твой долг. Но сейчас я все равно не могу ими распоряжаться, если только…
      – Если только что?
      – Если я срочно не выйду замуж, – медленно ответила Эмма.
      – Вряд ли Эшборн уже сделал тебе предложение. – Нед явно пытался пошутить.
      – Верно, не сделал, – печально ответила Эмма.
      – Да и все равно, пока ты получишь деньги из Америки, пройдут месяцы.
      Эмма подняла глаза на кузена.
      – Деньги здесь, в Лондоне: мой дед никогда не доверял колониальным банкам и большую часть состояния держал в метрополии. Полагаю, мои родители тоже не видели смысла в том, чтобы переводить их в Штаты.
      – Но здесь ни один банкир не выдаст тебе деньги до положенного срока.
      – Если только я не выйду замуж, – напомнила Эмма, и сердце ее учащенно забилось.
      – Что ты хочешь этим сказать?
      – Скажи, сложно получить специальную лицензию на брак?
      – Не особенно, если знаешь, к кому обратиться.
      – Я полагаю, Алекс знает нужных людей. – Эмма прищелкнула пальцами. – А ты?
      – Постой, ты сказала, что Эшборн не сделал тебе предложения в этот уик-энд…
      – Но это еще не значит, что я не могу сделать предложение ему.
      В глазах Неда промелькнуло недоверие:
      – Мне еще не доводилось слышать о чем-нибудь подобном, но я думаю…
      – Ты думаешь, я дура, – решительно высказалась Эмма.
      – Ничуть не бывало. Эшборн будет болваном, если откажется, а он вовсе не болван. Впрочем, не исключено, что он будет слегка удивлен.
      – Чертовски удивлен!
      – Сверх всяких пределов! – Нед взволнованно покрутил головой.
      – О Господи! – вдруг простонала Эмма. – Я краснею даже при одной мысли об этом.
      – Но ты хоть уверена, что это сработает? Как, ради Бога, ты думаешь сделать ему предложение, выйти за него замуж и получить деньги за две недели?
      Эмма надолго задумалась.
      – Пожалуй, это невозможно, – наконец решила она. – Но думаю, банк выдаст мне деньги, если они узнают, что я помолвлена с герцогом Эшборном. Уверена, объявление в «Таймс» сыграет свою роль: это почти то же самое, что уже быть замужем. Джентльмен никогда не бросит леди, если помолвлен с ней, а банкирам и в голову не придет, что леди может отказаться от герцога.
      – Но что, если они заартачатся? Банкиры несгибаемы, когда речь заходит о правилах.
      – Тогда придется поспешить со свадьбой. Не думаю, что Алекс станет возражать, а я… Надеюсь, у меня хватит на это храбрости, – добавила Эмма тихо.
      Нед бросился к кузине и обнял ее за плечи:
      – Послушай, ты не должна делать это ради меня. Если понадобится, я пойду к ростовщику, и потом несколько месяцев буду чувствовать себя несчастным, но брак… это ведь на всю жизнь. Я не смогу просить себя, если из-за меня ты пожертвуешь своим счастьем.
      – А может быть, – ответила Эмма шепотом, – может быть, я и не собираюсь жертвовать своим счастьем. – Она пристально посмотрела на кузена. – Может быть, это как раз мой шанс.
      – Но если Алекс не попросил тебя выйти за него, почему ты думаешь, что он примет твое предложение?
      – Не знаю. – Эмма вздохнула. – По крайней мере я попробую.
 
      Тем временем в Уэстонберте Алекс отмокал в горячей дымящейся ванне. У него было такое чувство, будто за эту неделю он побывал в аду и теперь вернулся обратно. Каждая мышца его тела болела от усталости; к тому же его очень раздражало Божье наказание в виде грозы, затопившей ливнем половину его земель и сломавшей шесть деревьев.
      Чаще всего он мог видеть Эмму только за завтраком и ужином, да и то она почти все время делала вид, что занята едой, и старалась не смотреть на него.
      Поднявшись утром и узнав, что Эмма уже уехала, Алекс испытал чувство глубокого разочарования. Погрузившись глубже в ванну, он пытался разобраться в себе и понять, какие чувства испытывает к Эмме и что ему делать дальше.
      Жениться? Эта мысль начинала казаться Алексу все более привлекательной. Он всегда считал, что следует откладывать брак, пока не приблизишься к сорока, а потом жениться на девушке, не имеющей собственного мнения, и не обращать на нее внимания, поскольку тут главным становился вопрос о наследнике. Алекс не хотел, чтобы жена путалась под ногами и мешала ему, однако к Эмме это не относилось.
      При мысли о том, что, проснувшись утром, он найдет ее рядом, Алекс чувствовал, что внутри у него все оттаивало. Разумеется, вопрос о наследнике все еще не был решен, но поскольку этот процесс был связан с Эммой, он не мог показаться скучным. Впервые Алекс осознал, что думает о будущем, стараясь представить того самого наследника, о котором мать неустанно твердила ему, в виде маленького мальчика с морковными волосами.
      Именно этого он хотел. А еще маленькую девочку с морковными волосами и огромными фиалковыми глазами, которая будет бросаться в его объятия с криком «папа», как только он войдет в комнату.
      Потом он уложит ее в постель, подоткнет одеяло, схватит в охапку ее мать, уложит ее, подоткнет одеяло и ляжет с ней рядом, чтобы заняться созданием маленького мальчика с морковными волосами и большими фиалковыми глазами.
      Господи, не сошел ли он с ума? Неужели он готов забыть о планах, которые строил почти десять лет, ради этой бойкой американки?
      Алекс поднялся, и тонкие ручейки воды стали стекать по его поджарому телу. Взяв полотенце, он быстро вытерся и, завернувшись в халат, улегся на кровать.
      Алекс был почти уверен, что Эмма приняла бы его предложение. Он знал, что она скучает по отцу и всегда собиралась вернуться в Америку, но не видел причины, почему бы им не навещать Бостон и ее отца раз в два года вместе.
      Остальные родственники Эммы находились в Лондоне, и Алекс знал, что они будут только рады, если она останется здесь.
      Но вот хотел ли он, чтобы Эмма его любила? И сможет ли он это вынести? Если вас кто-то любит, то вы вынуждены взять на себя ответственность и не растоптать эту любовь. У Алекса не было намерения причинить боль Эмме, но он понимал, что сможет ранить ее, если не сумеет полюбить по-настоящему.
      Но ведь могло быть и так, что она его не любит, а он любит. Тогда ему предстояло ее убедить, чтобы она ответила ему взаимностью.
      Алекс спрыгнул с кровати и принялся шагать по спальне. Так любит ли он ее или все-таки нет? Этого он и сам не знал точно. Но если все-таки полюбил Эмму, то что ему теперь делать? Сделать ей предложение? А если она скажет «да»? Алекс вовсе не был уверен, что все сложится хорошо, и к тому же ему не хотелось, чтобы она выходила за него только потому, что он ей нравится. Он хотел, чтобы она вышла за него, потому что любит его и не может жить без него, потому что сам он, кажется, именно это и чувствовал.
      Не будет никакого вреда, если он не станет бросаться в любовь очертя голову: Эмма не торопилась уезжать, и пока никто другой не сделал ей предложение.
      Поскольку секретарь написал ему из Лондона и попросил вернуться, Алекс решил сразу же по прибытии поговорить с ней и попытаться понять, каковы ее чувства к нему.
      В четверг его мать дает небольшой обед, и у него будет возможность побыть с ней наедине. Конечно, мать сделает все возможное, чтобы помочь ему. Утром в пятницу он выберет лучшее обручальное кольцо и, отправившись в Блайдон-Мэншн, сделает предложение. Тогда с сомнениями будет покончено.
      «А возможно, – Алекс миролюбиво улыбнулся, – тогда как раз все и начнется».

      О Господи! О чем она думает? Во вторник днем Эмма стояла на ступеньках крыльца холостяцкого жилища Алекса, расположенного в шести кварталах от Блайдон-Мэншн на Гросвенор-сквер, и пыталась понять, что она здесь делает.
      Дом был не слишком велик, поскольку герцог не любил принимать гостей, и Эмма предположила, что после женитьбы он намеревается переехать в родительский дом.
      Подняв руку к большому медному дверному молотку, Эмма на мгновение обернулась.
      – Может, тебе лучше уйти сейчас? – прошипела она Неду, дожидавшемуся прямо на нижней ступеньке.
      Нед пожал плечами:
      – Все равно кто-то должен проводить тебя домой.
      – Меня может проводить Алекс.
      – А если он ответит отказом?
      – Просто скажет «нет»? О, я так не думаю.
      – А что ты думаешь?
      – Что тебе тут нечего делать.
      Нед попятился на несколько шагов, затем быстро повернулся:
      – Ухожу, ухожу.
      Убедившись, что Нед исчез за углом, Эмма сделала глубокий вдох и снова взялась за дверной молоток.
      Грохот от удара заставил ее отскочить, и ей с трудом удалось удержать равновесие. Она вцепилась в перила крыльца, и при этом тело ее согнулось под неописуемым углом и наклонилось вперед.
      Она находилась именно в этой позе, когда дворецкий открыл дверь и удивленно посмотрел на нее сверху вниз.
      – Здравствуйте! – Эмма постаралась как можно быстрее выпрямиться и изобразить на лице подобие улыбки. – Надеюсь, его светлость принимает?
      Дворецкий ответил не сразу. Он не сомневался, что перед ним леди, но, с другой стороны, настоящие леди не являлись в дом холостого джентльмена без сопровождения.
      Дворецкий все еще колебался, размышляя, уместно ли впустить ее; когда Эмма внезапно подняла на него огромные фиалковые глаза, он был побежден.
      – Пожалуйста, входите. – Он впустил ее в маленькую гостиную, соединенную дверью с холлом. – Сейчас я узнаю, может ли его светлость вас принять.
      Когда дворецкий появился в кабинете Алекса на втором этаже, тот даже не поднял головы.
      – В чем дело, Смидерз? – Алекс по-прежнему смотрел в бумаги, которые должен был подписать.
      – Ваша светлость, к вам молодая леди, прибывшая без сопровождения.
      Отложив бумаги, Алекс наконец пристально взглянул на дворецкого:
      – Не знаю никаких молодых леди, которые ходят ко мне без сопровождения.
      Он снова вернулся к бумагам.
      – Как угодно, ваша светлость.
      Выходя из комнаты, Смидерз остановился перед самой дверью.
      – Вы уверены, ваша светлость?
      Взгляд Алекса выразил досаду.
      – В чем уверен, Смидерз?
      – Вы уверены, что не знаете эту леди? Похоже, что она к вашей светлости по серьезному делу.
      – И как она выглядит?
      – Она очень маленького роста, и у нее ярко-рыжие волосы.
      На этот раз Алекс вскочил с такой стремительностью, что ушиб колено о письменный стол.
      – А еще у нее самые огромные фиалковые глаза, какие я только видел с тех пор, как миссис Смидерз отошла в лучший мир.
      – Господи, Смидерз, почему ты мне сразу об этом не сказал? – Алекс с небывалой скоростью ринулся вниз по лестнице, и Смидерз не торопясь последовал за ним значительно медленнее.
      – Я не знал, что вашу светлость интересует цвет глаз моей покойной жены, – бормотал он себе под нос.
      – Эмма! – воскликнул Алекс, врываясь в гостиную. – Что, ради всего святого, привело тебя сюда? Что-нибудь случилось? Твои родные знают, что ты здесь?
      Прежде чем ответить, Эмма нервно облизнула губы.
      – Никто не знает, кроме Неда, – он привел меня сюда.
      – Кузен привел тебя сюда и оставил одну? Он что, рехнулся?
      – Нет, но он считает, что рехнулась я, – произнесла Эмма печально, полагая, что Алекс не в восторге от ее визита. – Она поспешно встала. – Если я не вовремя, то сейчас же уйду.
      – Нет-нет, что ты! – Алекс прошел через комнату и закрыл дверь. – Пожалуйста, останься. Просто я удивился, увидев тебя здесь.
      – Знаю, что это необычно, – начала Эмма, не представляя, как приступить к разговору о свадьбе. – Я хотела поговорить один на один, а ты знаешь, как трудно, находясь в Лондоне, урвать хоть несколько минут для такого разговора.
      Алекс молча кивнул.
      – Нед сказал мне, что ты только вчера вернулся: он видел тебя в «Уайтсе».
      Алекс гадал, рассказал ли ей Нед также о том, что большую часть вечера он провел, расспрашивая о ней.
      Внезапно Эмма поднялась и принялась бродить по комнате, нервно покусывая губу.
      – Ты часто это делаешь, – заметил Алекс со снисходительной улыбкой.
      – Делаю что?
      – Кусаешь губу. Впрочем, я нахожу это прелестным.
      – Благодарю.
      Алекс подошел к ней и взял ее за плечи.
      – Эмма, – сказал он тихо, заглядывая ей в глаза. – Пожалуйста, скажи мне, в чем дело. Кажется, ты чем-то расстроена…
      Эмма конвульсивно сглотнула, пытаясь преодолеть желание прижаться к Алексу всем телом и растаять в его объятиях, а он, хотя и заметил томление, тлевшее в ее взгляде, все же усилием воли заставил себя удержаться от поцелуя. Алекс был совершенно уверен в том, что его гостье не нужна еще одна интимная сцена.
      Наконец, с трудом переведя дух, Эмма тихо произнесла:
      – Мне надо кое о чем поговорить с тобой, а когда ты так близко, я не могу ясно мыслить.
      Алекс тут же счел это признание добрым знаком.
      – Конечно, – согласился он великодушно и, выпустив плечи Эммы, усадил ее на софу, после чего стал в раздумье поглаживать подбородок, пытаясь оценить ситуацию. Он собирался сделать Эмме предложение в пятницу, но и этот день был ничуть не хуже. Наверняка она питает к нему нежные чувства, иначе никогда бы не отважилась прийти одна в его дом.
      К тому же он определенно сможет поцеловать ее после того, как она скажет «да», и лучше, если это произойдет здесь, а не в доме ее кузена. Как только она скажет, что ее так сильно волнует, он попросит ее руки, и это будет потрясающе!
      Эмма осторожно подвинулась на край софы.
      – Понимаешь, Алекс, – решилась она наконец, – я пришла попросить тебя кое о чем, но боюсь, что ты скажешь «нет».
      Алекс уселся на стул как можно ближе к ней, так, что их лица почти соприкасались.
      – Ты никогда не узнаешь, что я скажу, если не попросишь.
      – Еще больше я боюсь, что ты скажешь «да», – пробормотала она.
      Теперь уже Алекс был по-настоящему заинтригован. Тем временем Эмма глубоко вздохнула и расправила плечи. Она знала и раньше, что ей придется нелегко, но даже представить не могла, до какой степени.
      – Алекс, – проговорила она наконец, – мне нужно… То есть я хочу… Нет, я не могу! – Она подняла на него огромные сияющие глаза: – Мне очень трудно это сказать.
      – Вижу, – отозвался Алекс сочувственно. – И все же?
      – Видишь ли, Алекс, я… я хочу попросить твоей руки.
      Эти слова были произнесены так быстро, что Алекс от растерянности заморгал, не зная, что сказать и что ему вообще делать дальше.
      Эмма обратила к нему обеспокоенный взгляд:
      – Алекс!
      – Ты, кажется, просишь меня жениться на тебе?
      Эмма принялась теребить складки своей темно-зеленой юбки.
      – Да, я сказала именно это.
      Алекс все еще пребывал в растерянности. Только что он убедил себя, что пора сделать Эмме предложение, а она опередила его. Едва слышный голос говорил ему, что это очень хорошо, но еще более громкий голос утверждал, что все это неправильно и что Эмма лишила его чего-то очень важного, чего он так сильно желал.
      Он так мечтал о том, как сделает ей предложение, и даже два дня непрестанно репетировал в уме их разговор, а также не мог спать ночью, потому что постоянно проигрывал в уме возможные ситуации. Он даже подумывал о том, чтобы опуститься на одно колено, и вот теперь вместо этого сидел, притулившись на стуле, слишком маленьком и узком для него, в то время как Эмма примостилась на краешке софы в такой позе, что он опасался ее падения.
      – И ты в самом деле знаешь, что делаешь? – спросил он наконец.
      Эмма сразу сникла. Это был не очень-то обнадеживающий ответ.
      – Я хочу сказать, что обычно мужчина делает предложение женщине.
      – Да, но я не стала дожидаться, когда ты попросишь моей руки, – печально ответила Эмма и вздохнула. – Если ты вообще собирался сделать мне предложение.
      – Уверяю, тебе не пришлось бы ждать слишком долго, – заметил Алекс чуть слышно, и по-видимому, Эмма не расслышала его, потому что вид ее оставался не менее встревоженным, чем прежде.
      – Дело в том, что мне надо выйти за тебя как можно скорее.
      Алексу это замечание показалось довольно странным: ведь между ними еще не произошло того акта, который делал необходимым вступление в брак столь поспешно.
      – Это очень необычно, – сказал он задумчиво.
      – Понимаю. – Эмма кивнула. – Но ведь ты часто говорил мне, что я необычная женщина.
      – И все равно я никогда не слышал, чтобы женщина делала предложение мужчине. – Алекс осторожно выбирал слова. – Не думаю, что это незаконно, но так не поступают.
      Эмма широко раскрыла глаза. Только теперь она начинала понимать, что ей грозит. Она уязвила мужскую гордость герцога и в другом случае, несомненно, получила бы от этого удовольствие, но теперь под угрозой оказалось счастье всей ее жизни.
      Тем временем Алекс, сидя рядом с ней, невольно жалел себя. Только что у него отняли законное мужское право сделать первый шаг. Отчего-то ему даже не пришло в голову, сколько мужества потребовалось Эмме, чтобы прийти в его дом без провожатого со столь странной просьбой; зато он твердо знал, что она не должна была этого делать. Очевидно, в детстве ей не преподали того, что следовало знать повзрослевшей девушке, а именно, как делается предложение о вступлении в брак.
      – Право, Алекс, – сказала Эмма, изо всех сил стараясь улыбнуться как можно нежнее, – ты должен быть польщен.
      Алекс растерянно пожал плечами.
      – Видишь ли, я собирался сделать тебе предложение в пятницу, – сказал он несколько обиженно. – И даже репетировал свою речь.
      – Ах! – радостно воскликнула Эмма. – Неужели это правда? О, Алекс, я так счастлива!
      Не в силах дольше сдерживаться, она вскочила с софы, затем опустилась на колени перед Алексом и взяла обе его руки в свои маленькие ладони, а он смотрел на нее сверху вниз с детским выражением лица.
      – Я так ждал возможности сделать тебе предложение. Я никогда никому прежде не предлагал вступить в брак со мной, А теперь у меня и не будет такого случая.
      Эмма крепче сжала его руки:
      – Ты все еще можешь это сделать. Обещаю, что скажу «да».
      Алекс вздохнул и вдруг посмотрел ей в глаза с полной серьезностью:
      – Кажется, я не слишком любезен, а?
      – Не слишком, – признала Эмма. – Но, по правде сказать, мне все равно. Я просто счастлива оттого, что ты хочешь на мне жениться.
      – Как ты могла заметить, я еще не сказал «да».
      Эмма мгновенно помрачнела.
      – Но думаю, ты можешь поощрить меня, если захочешь.
      – И каким же образом, ваша светлость?
      – Ну, для начала хороший поцелуй оказался бы отнюдь не лишним.
      Эмма, подавшись вперед, положила руки на подлокотники его стула.
      – Тогда ты должен мне помочь. – Эмма чувствовала себя очень отважной и дерзкой теперь, когда ее предложение было принято, и вдруг нежно коснулась губами его губ, наслаждаясь сознанием того, что это первый в ее жизни поцелуй, на который она отважилась сама.
      – Я так рад, что позаботился закрыть дверь. – Лаская ее шею, Алекс улыбнулся. – Хотя… – Тут он быстро повернул голову к двери гостиной и громко крикнул: – Смидерз! Немедленно убери ухо от двери, а еще лучше убирайся отсюда, да подальше!
      – Сию минуту, сэр, – послышался приглушенный ответ.
      Услышав в холле удаляющиеся шаги, Эмма не смогла удержаться от смеха.
      – Наш дворецкий уже много лет пытается устроить мою жизнь, – пояснил Алекс. – Итак, на чем мы остановились?
      Эмма на мгновение задумалась.
      – Не помню, но думаю, мы оба могли бы перебраться на софу.
      На этот раз Алекс не заставил долго себя упрашивать.
      – Эмма, дорогая, – прошептал он, садясь с ней рядом. – Я так скучал без тебя!
      – Но ведь мы виделись всего три дня назад…
      – Безумно долгий срок, тебе не кажется?
      – Пожалуй. Я ведь тоже скучала без тебя, – призналась Эмма робко. – А потом впала в истерику, представляя, как приду к тебе сегодня.
      Алекс ободряюще улыбнулся ей:
      – Успокойся, я очень счастлив, что ты пришла.
      Потом он снова прильнул к ней губами. Поцелуи его становились более страстными, долгими, и наконец его язык пробежал по ровному ряду ее зубов. Когда с губ Эммы сорвался легкий вздох, он воспользовался этим моментом, чтобы еще крепче поцеловать ее, пробуя на вкус сладость этой близости и упиваясь ею.
      – Меня бы устроил брак на всю жизнь, – едва слышно произнесла Эмма. – Не думаю, что когда-нибудь я устану от твоих поцелуев. – Она слегка отстранилась от Алекса и положила руку на его щеку: – Ты заставляешь меня чувствовать себя такой… прекрасной.
      – Но ты и в самом деле прекрасна!
      – Даже несмотря на то, что у меня безнадежно немодные рыжие волосы?
      – Да. – Алекс нежно заглянул ей в глаза. Прозрачная кожа Эммы разрумянилась от волнения, глаза, осененные длинными ресницами, сияли, а губы…
      Никогда прежде Алексу не доводилось видеть таких свежих, розовых, полных губ!
      Эмма почувствовала, как по телу ее разлилась волна тепла.
      – Прошу тебя, Алекс, поцелуй меня еще!
      – С радостью, любовь моя. – Алекс привлек ее ближе к себе, и она не противилась. Тотчас же его язык проник в ее рот и принялся ласкать нежную плоть. Эмма робко следовала его примеру, с любопытством знакомясь с ним так же, как изучал ее он.
      Алекс тут же подумал, что ее несмелые ласки – смерть для него, потому что он уже не хотел на этом останавливаться и желал большего.
      Тем временем Эмма издала стон наслаждения, и тело ее ответило на его объятия трепетом радости. А когда она подумала, что не сможет вынести большего, Алекс положил руку ей на грудь и слегка сжал ее. Ей показалось, что его рука обжигает ее сквозь платье и кожа ее в огне, словно Алекс поставил на нее тавро, заклеймил как будущую жену.
      Медленно, но неуклонно Эмма теряла контроль над собой. Все, о чем она могла сейчас думать, – как стать к нему поближе и коснуться его везде.
      Наконец Алекс неохотно отстранился от нее.
      – Дорогая, – сказал он, призывая себе на помощь всю свою решительность, – я должен остановиться, прежде чем мы перейдем черту, за которой я уже не смогу остановиться. Надеюсь, ты меня понимаешь?
      Эмма кивнула.
      – Я хочу, чтобы наша брачная ночь, когда ты во всех смыслах будешь принадлежать мне, стала совершенством.
      – Я тоже, – тихо добавила Эмма. Алекс нежно поцеловал ее в губы.
      – Так и будет. Этот момент станет лучшим в нашей жизни. А теперь, если не возражаешь, я обниму тебя и подержу так несколько мгновений, прежде чем найду в себе силы отправить домой.
      Эмма снова кивнула, не будучи в силах найти слова, чтобы выразить переполнявшие ее чувства. Даже в мечтах она никогда не представляла, что радость может быть такой полной. Правда, она смутно сознавала: Алекс еще не сказал, что любит ее. Но ведь и она не произнесла слов любви, и все это ничуть не умаляло ее чувств к нему. Разве он мог бы так обнимать ее, если бы не любил хоть немного? За последние месяцы она узнала Алекса очень хорошо и понимала, что когда-нибудь он произнесет эти слова. Возможно, даже, что она наберется храбрости и скажет их первая, а сейчас с нее было довольно и того, что он держит ее в объятиях. Ей казалось, что в них она нашла наконец свой настоящий дом.
      – А теперь, любовь моя, мне придется отправить тебя домой. – Алекс с сожалением похлопал Эмму по плечу.
      – Я бы предпочла, чтобы ты этого не делал.
      – Увы, последнее, чего мы оба хотели бы, – это чтобы вся твоя родня явилась сюда.
      Эмма медленно высвободилась из объятий Алекса.
      – Ненавижу такую жизнь.
      Алекс согласно кивнул.
      – Как насчет следующей недели?
      – Что именно?
      – Я имею в виду нашу свадьбу, глупышка.
      – На следующей неделе? Ты что, с ума сошел?
      – Похоже на то.
      – Алекс, это никак невозможно. Я не смогу подготовиться к свадьбе за неделю.
      Внезапно Эмма вспомнила, что заставило ее сделать Алексу предложение именно теперь, но Алекс уже пошел на попятный:
      – Тогда через две недели.
      – Согласна, – медленно произнесла она. – Правда, тетя Кэролайн впадет в истерику: она непременно захочет, чтобы наша свадьба стала грандиозным событием.
      – А ты хотела бы пышной свадьбы?
      Эмма снисходительно улыбнулась:
      – По правде говоря, мне сейчас все равно.
      На самом деле Эмма всегда мечтала о красивом подвенечном платье и о том, как гордо пройдет по церковному проходу навстречу своему будущему.
      – Через неделю, считая с субботы. – Она надеялась, что портниха успеет усовершенствовать ее гардероб, несмотря на жесткие сроки.
      Алекс усмехнулся:
      – Надеюсь, мне удастся удержать тебя до этого дня.
      – Ну, если ты хорошенько постараешься…
      – Разумеется, постараюсь, но… – Он легонько коснулся ее подбородка. – Позволь мне задать один вопрос.
      – Да?
      – Что заставило тебя просить меня о женитьбе?
      – Что заставило? Если честно, мне бы следовало убить Неда за это, хотя все и кончилось так хорошо. Я не могу представить, что возможно быть счастливее. – Эмма огорченно вздохнула. – Мне понадобились деньги, а я не могла воспользоваться своими…
      В этот же миг внезапная перемена в липе Алекса заставила Эмму замереть, не докончив фразы.
      – Алекс, – сказала она нерешительно, – что-то не так?
      В этот момент герцог ощутил такой приступ ярости, что лишился дара речи и способности здраво рассуждать. «Мне были нужны деньги, мне были нужны деньги, мне были нужны деньги», – стучало у него в висках.
      Теперь вокруг его сердца словно снова выросли неприступные стены. Как он мог быть таким болваном? Он решил, что наконец нашел женщину, способную думать лично о нем, а не о материальных преимуществах и престиже, сопутствующих его имени и титулу. Он поверил, что любит ее. Ну что за идиот! В конечном итоге Эмма оказалась точно такой же, как все остальные женщины! Она честно призналась ему: все, что ей нужно, – деньги, и это говорило в ее пользу. По крайней мере, она не лгала, как остальные.
      Глаза Алекса превратились в два кусочка изумрудного льда.
      – Вон отсюда, – сказал он хрипло ей в лицо.
      Эмма почувствовала, как кровь отхлынула от ее щек. На мгновение ей показалось, что она теряет сознание.
      – Что? – Она не верила своим ушам.
      – Ты все поняла правильно. Я хочу, чтобы ты убиралась.
      – Но как же это? – Она с трудом выговаривала слова.
      – Можешь считать, что согласие, к которому мы сегодня пришли, аннулировано. – Алекс схватил ее за руку и подтолкнул к двери.
      Жаркие слезы покатились по щекам Эммы.
      – Алекс, пожалуйста, – умоляла она, спотыкаясь и чуть не падая по пути из гостиной в холл. – Скажи хотя бы, в чем дело? Пожалуйста!
      Алекс резко повернул ее лицом к себе и твердо посмотрел ей в глаза:
      – Ты алчная маленькая сучка!
      В этот миг Эмме показалось, будто он ее ударил.
      – Господи! – Теперь слезы потоком лились из глаз.
      – Подожди снаружи, – резко бросил герцог, сталкивая ее с верхней ступеньки крыльца. – Я вызову карету, и тебя отвезут домой. – Повернувшись, он вошел в дом, но в дверях обернулся: – Никогда больше не появляйся здесь.
      Стоя на ступеньках, Эмма удивлялась, что до сих пор не умерла. Впрочем, она не была до конца в этом уверена. Вытирая непрерывно струящиеся слезы, она судорожно втягивала в себя воздух, пытаясь восстановить равновесие.
      Последнее, чего хотелось теперь Эмме, – это вернуться домой в экипаже герцога. Накинув на голову шаль, чтобы скрыть ярко-рыжие волосы, Эмма сбежала вниз по ступенькам и неровной походкой пошла вдоль улицы.

      Пока Эмма в одиночестве добиралась домой, у нее было много времени, чтобы проанализировать злополучный разговор с Алексом, и вскоре она поняла, что именно произошло. Белл не раз рассказывала ей о первом появлении Алекса в свете; также Эмме было известно, что за ним все еще охотились из-за его титула и богатства. Несомненно, женщины, жаждущие заполучить его по этой причине, были ему отвратительны.
      В итоге, когда Алекс спросил, что ее подвигло на предложение вступить в брак, Эмма дала самый неудачный ответ, какой только можно было придумать.
      Но именно потому, что она поняла реакцию Алекса, Эмма решила, что не простит ему его поспешности. Он не должен был осуждать ее, не разобравшись ни в чем, и не смел приходить к столь нелестному заключению о ней. Увы, прежде ей казалось, что их отношения зиждутся на более прочной основе. Она поверила, что Алекс – ее друг, а не просто еще один из многочисленных поклонников и как друг он должен был доверять ей. Если бы Алекс питал к ней настоящие чувства, он понял бы, что ею движет вовсе не алчность, и дал бы ей возможность объяснить ужасную ситуацию, в которой оказался ее кузен.
      Эмма глубоко вздохнула, пытаясь побороть слезы, которые снова навернулись ей на глаза и грозили покатиться по щекам. Если Алекс сейчас не питает к ней доверия, то что произошло бы, если бы она стала его женой?
      Подходя к своему дому, Эмма немного успокоилась. У нее не было сомнений в том, что в конце концов Алекс придет в чувство и поймет, что произошло. Представление об Эмме-стяжательнице, стремящейся проникнуть в высшее общество и вскарабкаться по светской лестнице как можно выше, никоим образом не сочеталось с тем, что он узнал о ней за два месяца их знакомства. Возможно, он даже попросит прощения, но Эмма вряд ли сможет его простить после того, что случилось.
      А ведь они могли бы быть счастливы вместе! Алекс сам лишил себя надежды на счастье, а заодно разрушил и ее надежды.
      Поспешно поднявшись по ступенькам, Эмма проскользнула в парадную дверь Блайдон-Мэншн. Это все, что она могла сделать, чтобы поскорее скрыться от глаз возможных свидетелей. Однако когда она вошла в свою спальню, слезы хлынули из ее глаз потоком.
      Заперев дверь, Эмма бросилась на кровать и уже через несколько минут промочила подушку насквозь. Тело ее сотрясалось от отчаянных рыданий, которые, казалось, выворачивали наизнанку не только все тело, но и душу. Она не думала о том, какой шум производит, не слышала ни робко го стука Неда в ее дверь, ни стука Белл и Кэролайн. Ее сердце словно растерзали в клочья и вырвали из тела, оставив его хозяйку в одиночестве оплакивать утрату.
      Но самым мучительным для Эммы было то, что она все еще любила Алекса, того самого Алекса, который предал ее.
      И все же по мере того, как рыдания затихали, а слезы иссякали, в груди Эммы стало возникать другое чувство, и это был гнев.
      Как посмел Алекс обойтись с ней так безжалостно? Он оказался более холодным и черствым, более циничным, чем думали о нем в обществе, а это означало, что герцог обречен провести свою жизнь в одиночестве.
      Когда Эмма наконец открыла дверь и Нед ворвался в комнату, глаза ее были еще обведены красными кругами, но она больше не плакала.
      – Ради Бога, что случилось? – Нед плотно закрыл за собой дверь. – Скажи, с тобой все в порядке? Может быть, он тебя обидел?
      Эмма отвела глаза:
      – Не в физическом смысле, если ты это имеешь в виду.
      – Значит, он сказал «нет»? Ну что за идиот! Каждый дурак знает, что он в тебя влюблен.
      Эмма попыталась обратить все в шутку.
      – Если он и самый выдающийся из всех дураков, то только потому, что не знает себя. – Она прошла через комнату к окну и долго смотрела сквозь него невидящим взором, а потом снова повернулась к кузену: – Мне, право, жаль, Нед. Ты отчаянно нуждаешься в деньгах, но не думаю, что я смогу теперь скоро их получить, разве что ты женишься на мне. – Эмма отрывисто засмеялась.
      Нед уставился на нее в полном изумлении, и Эмма отвернулась.
      – Впрочем, я не думаю, что мы подходим друг другу, – заметила она, усмехаясь, – и если бы ты попытался меня поцеловать, вряд ли это сработало бы. Мне очень жаль.
      – Ради Бога, Эмма! – возмутился Нед. – Мне плевать на деньги. Я не нищий и найду способ выпутаться. – Он быстро прошел через комнату и заключил кузину в братские объятия. – Ты мне не безразлична, а этот негодяй обидел тебя.
      Эмма кивнула; теперь, когда Нед держал ее в объятиях, она почувствовала себя немного лучше.
      – По правде говоря, единственное, что мешает мне заплакать, – это то, что я в ярости. К тому же я пролила столько слез, что мой организм обезвожен.
      – Может, воды? – забеспокоился Нед.
      – Откровенно говоря, да.
      – Подожди минуту, я позову горничную.
      Нед усадил Эмму на постель, потом подошел к двери; однако как только он открыл ее, в комнату ворвалась Белл.
      – Ради всего святого, неужели ты подслушивала? – На лице Неда отразилось негодование.
      – А чего ты ожидал? – язвительно спросила Белл. – Вы крадучись бродите по дому уже два дня и планируете какой-то низкий заговор; при этом никому из вас не приходит в голову, что мне тоже хочется знать, что происходит. Кстати, я вполне могла бы оказать вам помощь.
      Эмма безразлично пожала плечами.
      – Нет у нас никакого заговора, – спокойно ответила она.
      – К тому же это тебя не касается, – осадил сестру Нед довольно резко.
      – Чепуха! – возразила Белл. – Если бы это было только твое дело, то тогда оно меня не касалось бы, как и личное дело Эммы, но все, что касается вас обоих, – это и мое дело тоже.
      – Не слишком-то логично, – сухо заметил Нед.
      – А я забыла, о чем мы говорили, – добавила Эмма.
      – Ах вот как! – На лице Белл появилось выражение благородного негодования. – Придя домой, я застаю кузину рыдающей за запертой дверью, а когда пытаюсь утешить ее, мой братец останавливает меня. Кстати, Нед, ты даже не знаешь, что ее расстроило.
      – Ступай отсюда.
      Эмма повернулась к Неду, и брови ее взметнулись вверх:
      – Неужели это ты так сказал? Ужасно грубо!
      – Я был вынужден так сказать, – попытался оправдаться Нед. – Если помнишь, у тебя был такой вид, будто ты сейчас умрешь, и я этим очень обеспокоен.
      Встав и повернувшись к кузине, Эмма взяла ее за руки:
      – Мне жаль, Белл, что ты почувствовала себя посторонней в наших делах. Конечно, у нас не было такого намерения. Просто у Неда возникла серьезная проблема, а я нашла возможность ее решить, но все произошло так быстро, что мы не успели поставить тебя в известность.
      – Ладно, принято. А теперь не расскажите ли вы мне, что происходит?
      Эмма попыталась собраться с мыслями.
      – Думаю, вкратце все можно изложить одной фразой: я попросила Алекса жениться на мне.
      Белл медленно опустилась на кровать.
      – Неужели это правда?
      – Да, и этот мерзавец отказал ей, – сказал Нед.
      – Не может быть!
      – Может. – Эмма мрачно кивнула.
      – Но почему? – спросила Белл недоверчиво.
      – Это уже тебя не касается, и Неда тоже.
      – Неужели ты не могла подождать, пока он сам сделает тебе предложение? Обычно это происходит именно так, разве нет?
      – У меня было слишком мало времени.
      – Что, ради всего святого, ты хочешь этим сказать? Тебя нельзя назвать старой девой…
      – Это все из-за меня, – вмешался Нед. – Эмма решила принести себя в жертву.
      Белл окинула Эмму скептическим взглядом.
      – Ты это сделала ради моего брата?
      – Так оно и было, – не унимался Нед. – Я вляпался в неприятную историю: карточный долг и все такое…
      – И сколько же ты задолжал? – подозрительно спросила Белл.
      – Десять тысяч фунтов.
      – Не может быть! Ты что, рехнулся?
      – Я сперва тоже так думала. – Эмма сокрушенно развела руками.
      – Послушай, мы обо всем этом уже говорили с Эммой, – покаянно сказал Нед. – Вудсайд жульничал, и…
      – О нет! Только не виконту Бентону! – застонала Белл. – Этот человек – свинья!
      – Он даже хуже, чем ты думаешь, – заметила Эмма, – потому что предложил обменять свой долг на тебя.
      – На меня? Не хочешь же ты сказать…
      – Судя по всему, он рассчитывает на тебе жениться и, вероятно, решил, что скомпрометировать тебя – лучший способ добиться твоего согласия.
      Белл передернула плечами:
      – Боже, как это грязно! Думаю, мне надо принять ванну.
      – У меня есть кое-какие деньги, оставленные семьей матери, – пояснила Эмма. – И я подумала, что смогла бы отдать их Неду: тогда ему не пришлось бы рассказывать обо всем родителям. Но дело в том, что я не смогу получить наследство, пока не выйду замуж.
      – И что же нам теперь делать?
      – Не думаю, что у меня есть выбор, – печально сказал Нед. – Придется обратиться к ростовщику.
      – Если только не… – Эмма замолчала, не докончив фразы.
      – Если что? – Нед резко вскинул голову. – Когда ты в последний раз сказала «если не», то в результате осталась с разбитым сердцем.
      При этом упоминании слеза скатилась по щеке Эммы, но она поспешно смахнула ее.
      – Ты идиот, – прошипела Белл и пнула брата ногой в голень.
      – Вероятно, ты права. – Нед поморщился. – Прости, Эмма, мне не следовало этого говорить.
      – Все в порядке, – сказала Эмма тихо. – Ты просто мне кое о чем напомнил. И все же сейчас речь не об этом.
      – Верно! – обрадовалась Белл. – Я думаю, у тебя появился какой-то план, так?
      Эмма несколько секунд не сводила взгляда с окна и лишь потом ответила:
      – Да, это так, и вот что, я думаю, нам следует сделать. Мы должны выкрасть расписку Неда.
      – Что?
      – Если у Вудсайда не будет письменного обязательства, он едва ли сможет взыскать долг. По-моему, это прекрасный план.
      – Не спорю, он мог бы сработать, – задумчиво согласился Нед. – И когда ты хочешь этим заняться?
      – Прямо сейчас. У нас не так уж много времени, и мы не знаем, сколько времени потребуется, чтобы найти эту бумагу.
      – Но скажи на милость, как ты можешь быть уверена, что Вудсайда не будет дома, когда мы попытаемся выкрасть расписку? – засомневалась Белл.
      Эмма пристально посмотрела в глаза кузине:
      – А вот это будет целиком зависеть от тебя.
      – Нет! – Белл поморщилась. – Я и слышать не хочу об этом.
      – Ради Бога, Белл, я же не прошу тебя продаваться. Все, что от тебя потребуется, – послать Вудсайду записку, в которой будет сказано, что ты очень хочешь его видеть, к примеру… – Эмма подняла глаза к потолку, мысленно перелистывая свою записную книжку с упоминанием всех светских вечеров, на которые была приглашена, – завтра на балу у леди Моттрам. Он так увлечен тобой, что стремглав помчится на встречу. Все, что ты должна сделать, – это развлекать его несколько часов, пока мы проскользнем в его дом и найдем расписку.
      – И как ты предлагаешь действовать? Допустим, он подумает, что Нед решил пожертвовать моей невинностью и продал ее за десять тысяч фунтов. Тогда…
      – Тогда он не покинет бала, пока ты остаешься там.
      – Только не позволяй ему увлечь тебя в сад, – забеспокоился Нед.
      – Или на балкон, – добавила Эмма. – Балконы часто бывают плохо освещены, и там многое случается.
      – А что мне сказать, когда люди начнут вами интересоваться? – спросила Белл. – А они, как ты знаешь, непременно начнут.
      – Ты будешь не одна, тебя будут сопровождать родители.
      – Это меня успокаивает, но не так, как бы мне хотелось. – Каждое слово, срывавшееся с уст Белл, было пронизано сарказмом. – А их не удивит, что я провожу время с человеком, которого презираю?
      – Белл, ты же умная женщина, – непринужденно заметил Нед. – В конце концов, придумай что-нибудь.
      – Все равно это будет самое гнусное, самое ужасное дело в моей жизни, – вздохнула Белл, и лицо ее сморщилось, словно она выпила стакан прокисшего молока.
      – Согласна, но… Ты это сделаешь? – спросила Эмма с надеждой.
      – Конечно.
 
      Вечер вторника Алекс провел наедине с бутылкой виски, размышляя об удивительном актерском таланте Эммы. В течение двух месяцев она морочила ему голову, а он был уверен, что по-настоящему узнал ее. Эмма стала неотъемлемой частью его жизни, и порой он даже мог предсказать, что Эмма скажет до того, как она начинала говорить. И кто мог бы догадаться, какой острый математический ум скрывается под ее ярко-рыжими локонами? К тому же она оказалась самой ловкой на Британских островах лазальщицей по деревьям. И все равно, женщина, способная лазать по деревьям и насадить на крючок червячка, произвести с легкостью любое арифметическое действие, не могла быть алчной маленькой сучкой, каковой он назвал ее не далее как нынче днем.
      Но разве она не сказала ему прямо, что хочет выйти за него из-за денег? Точнее, она сказала, что нуждается в деньгах, и это невозможно было отрицать.
      Тем не менее, оставалась одна мелочь. У Эммы и без него была куча денег, поскольку компания ее отца давала хороший доход. Но раз Эмма не нуждалась в его состоянии, тогда что же заставило ее обратиться к нему?
      К сожалению, Алекс был слишком пьян, чтобы задуматься над этим; он заснул в кабинете, а в среду утром, ужасно страдая от похмелья, с трудом заставил себя подняться по лестнице. Упав на постель, он начал размышлять о том, не произошло ли здесь какого-либо недоразумения. Конечно, то, как Эмма вела себя в течение двух месяцев, должно было перевесить ее необдуманное фривольное замечание, и, возможно, он повел себя как полный осел. Хотя, с другой стороны, своим поступком Эмма лишь еще больше подтвердила его мнение о женщинах, укоренившееся за десять лет, а десять лет имели куда большее значение, чем два месяца.
      В конце концов, проклиная себя за бестолковость, Алекс снова погрузился в сон. Это было куда приятнее, чем думать об Эмме.
      Когда он проснулся через несколько часов, то причиной тому оказалась не деликатная попытка лакея разбудить его и не яркий солнечный свет, струившийся в окно. Он был грубо разбужен Данфордом, бесцеремонно преодолевшим сопротивление Смидерза.
      – Просыпайся, Эшборн! – Данфорд потряс его за плечо. – У нас слишком мало времени, так что не стоит его терять.
      Алекс с трудом открыл глаза. Ощущение было таким, будто ему на веки накапали воска.
      – Что ты делаешь в моей спальне, позволь спросить?
      Ощутив невыносимый запах перегара, Данфорд поморщился.
      – Бог мой, Эшборн, что ты делал прошлой ночью? Может, ты искупался в виски?
      – Не припоминаю, чтобы приглашал тебя к себе в спальню, – продолжал ворчать Алекс.
      – Я тоже. По правде говоря, есть много спален, которые я предпочел бы твоей, но я уже сказал: у нас катастрофически мало времени, и если мы не примем отчаянные меры…
      Алекс с трудом поднялся с кровати, потом отправился к умывальнику и несколько раз плеснул в лицо водой.
      – И что же тебя так взволновало, друг мой?
      – В Блайдон-Мэншн происходит что-то чрезвычайно странное; думаю, нам пора вмешаться.
      На мгновение Алекс закрыл глаза.
      – Боюсь, тебе придется заниматься этим одному; не думаю, что меня там встретят с распростертыми объятиями.
      Данфорд изумленно поднял брови.
      – Понимаешь, у нас с Эммой вышла размолвка из-за одного дела… – коротко пояснил Алекс.
      – Понимаю. Да, и что?
      – А то, что, должно быть, я самый величайший дурак на свете. – Алекс устремил на друга пристальный взгляд: они были знакомы много лет, и он очень ценил мнение Данфорда. – Скажи, что ты думаешь об Эмме, то есть о мисс Данстер? С момента ее прибытия вы провели немало времени вместе. Итак?
      – Итак, я думаю, что ты будешь идиотом, если не женишься на ней.
      – И она выйдет замуж из-за денег?
      – Ради Бога, Эшборн, ей своего состояния хватает. Зачем ей выходить замуж ради денег, скажи на милость?
      Алекс почувствовал, как внутри у него словно начинает расправляться холодный узел, который он носил в себе много лет.
      – И ты не считаешь ее алчной? – спросил он с отчаянием. – А по-моему, женщинам всегда мало денег.
      Данфорд пожал плечами:
      – Так ты полагаешь, что она алчная?
      Алекс энергично замотал головой.
      – Я теперь вообще ничего не понимаю, – признался он, устало опираясь лбом о скрещенные руки.
      Подойдя к окну, выходившему на шумную лондонскую улицу, Уильям едва слышно вздохнул, затем устремил взгляд на высокий дуб, росший на другой стороне.
      – Я знаю тебя по меньшей мере десять лет и редко отваживался предложить тебе совет, но, похоже, сейчас это просто необходимо сделать. – Он сделал паузу, собираясь с мыслями. – Последние десять лет ты провел, отвергая идею брака, а потом встретил Эмму и переменил свое мнение. Но ты уже так привык не доверять женщинам, что теперь пытаешься найти причину, почему Эмма не может стать для тебя хорошей женой. Все дело именно в этом, а остальное – лишь твои фантазии.
      Алекс закрыл глаза и покачал головой, но Данфорд не дал ему заговорить.
      – Есть одна вещь, – продолжил он тихо. – Если ты будешь счастлив с Эммой, то это счастье превзойдет все твои ожидания. По-моему, она заслуживает того, чтобы рискнуть.
      Алекс поднялся со стула и медленно подошел к другу.
      – Поверь, это нелегко слушать, когда твою душу подвергают вивисекции, – сказал он серьезно. – Но я тебе благодарен. Только теперь я вовсе не уверен, что она захочет меня видеть. Я определенно все испортил и боюсь, что это непоправимо.
      Уильям склонил голову набок:
      – Чепуха. В мире нет ничего непоправимого, и к тому же теперь не ей приходится выбирать.
      Алекс недоуменно поднял бровь.
      – Они с Белл оказались в очень сложном положении, – пояснил Данфорд. – Именно поэтому я сюда и пришел.
      – А что, собственно, случилось? – Алекс почувствовал, как в его душе нарастает паника.
      – Понимаешь, утром я заглянул к Блайдонам повидать Белл и случайно услышал, как она дает поручение лакею отвезти письмо виконту Бентону и сделать это как можно скорее.
      – Письмо Вудсайду? – Алекс нахмурился. – Чего ради она решила вступить с этим мерзавцем в переписку?
      – Понятия не имею. По правде говоря, я не сомневаюсь в том, что Белл его терпеть не может, а он уже больше года зарится на нее. Белл не раз просила меня помочь ей избавиться от него. Надеюсь, теперь ты понимаешь, почему я так часто с ней танцую?
      Алекс прикусил кончик большого пальца, пытаясь осмыслить поведение Белл.
      – Что-то тут не так, – сказал он задумчиво.
      – Еще бы! Пока я ждал появления Белл в гостиной, вниз спустилась Эмма и, не сразу заметив меня, схватила Белл за руку. «Ты послала записку? – зашептала она. – Надеюсь, Маллой скажет ему, что это срочно. Если он не придет на встречу с тобой к леди Моттрам, у нас ничего не выйдет».
      – И что же произошло дальше?
      – Заметив меня, Эмма покраснела и начала что-то объяснять, запинаясь на каждом слове. Я никогда ничего подобного не замечал за ней и никогда не видел ее такой растерянной. Потом она снова убежала наверх…
      – И ты спросил у Белл, что это значит?
      – Попытался, но она рассказала мне какую-то нелепую историю о том, что они хотят сыграть шутку с Недом. Думаю, она надеялась, что я не слышал, какие распоряжения она давала лакею насчет Вудсайда.
      – Пожалуй, нам и правда следует что-то предпринять, – сказал Алекс решительно. – Вудсайд – беспринципный человек, и что бы они ни делали, до добра это не доведет.
      – Но мы не можем их остановить, пока не узнаем, что происходит.
      Алекс кивнул:
      – Нам надо встретиться с ними нынче же вечером.
      – Тогда жду тебя у леди Моттрам. – Данфорд повернулся и быстро вышел.

      – Как я выгляжу?
      Эмма отступила на шаг, давая Неду возможность лучше рассмотреть ее. Сегодня она была вся в черном, и Нед молча смотрел на нее во все глаза.
      – Ну, сойду я за мальчишку? – не отставала Эмма. – Еще я заколю волосы и уберу их под шапку.
      Нед прищурился:
      – Все бы хорошо, но все-таки ты не похожа на мальчишку.
      – Не похожа? – Эмма вздохнула. – Черт! А я так радовалась, что мне удалось найти пару бриджей, которые, правда, немного широки в талии, но все-таки… – Она потянула пояс. – То, что поуже, слишком обрисовывает бедра.
      – Верно, бриджи не для женской фигуры. – Нед ухмыльнулся. – Хорошо, что я твой кузен, но мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь другой увидел тебя в этом костюме.
      – Ладно, не будь эгоистом. – Эмма задорно рассмеялась. – Откровенно говоря, я нахожу эти бриджи очень удобными. Удивительно, что женщины еще не взбунтовались против своей одежды. К примеру, если ты захочешь узнать, почему женщины так часто падают в обморок, попытайся надеть корсет и зашнуровать его.
      Нед поморщился:
      – Как-нибудь потом. А пока тебе нужно…
      – Нужно что?
      – Перебинтовать твою…
      Он махнул рукой в сторону ее бюста. Они с Эммой обычно говорили друг с другом откровенно, но Нед просто не мог заставить себя обсуждать интимные части ее тела.
      – Понимаю, – сказала Эмма медленно. – Возможно, ты и прав. Если подождешь минуту…
      Она быстро вышла из комнаты, а когда вернулась, ее грудь выглядела почти так же, как раньше.
      – Сожалею, оказалось ужасно неудобно. Лучше я надену плащ пошире.
      Нед тут же разыскал и протянул ей один из своих плащей.
      – А теперь нам пора, – решительно сказал он.
      Эмма придирчиво оглядела свой костюм.
      – Сейчас я выгляжу как бездомная сирота на похоронах.
      Нед кивнул, и оба заговорщика выскользнули в коридор, а потом на черную лестницу.
      – Осторожнее на третьей ступеньке, – предупредила Эмма шепотом. – Она скрипит. Держись за стенку.
      Нед бросил на нее удивленный взгляд:
      – Похоже, тебе часто приходилось убегать по этой лестнице?
      Вспомнив тот день, когда они с Белл крались вниз по лестнице, переодевшись служанками, Эмма вспыхнула. Именно тогда она впервые столкнулась с Алексом.
      – Мне рассказала об этом Белл, – призналась она.
      Они бесшумно двинулись по черной лестнице, на цыпочках миновали опустевшую кухню и выскользнули через боковую дверь в бархатную черноту ночи.
 
      Вечер в доме леди Моттрам шел полным ходом, когда Алекс и Данфорд в безупречных, несколько аскетического вида вечерних костюмах вошли в бальный зал.
      – Ты их видишь? – спросил Алекс, оглядывая зал поверх голов.
      – Пока нет, – ответил Данфорд, вытягивая шею.
      – Эммы здесь явно не наблюдается, – решительно заявил Алекс.
      – Что ты хочешь этим сказать? Она должна присутствовать здесь.
      – Но ее нет. Я мог бы узнать ее волосы за милю.
      – Постой! – внезапно воскликнул Данфорд. – Зато я вижу Белл.
      Алекс посмотрел туда, куда указывал Данфорд, и сразу заметил светловолосую Белл, окруженную обычной толпой поклонников.
      Данфорд нахмурился:
      – Кажется, за ней увивается Вудсайд, и она ничего не делает, чтобы осадить его. Пойдем. – Он решительно двинулся вперед, расталкивая толпу; Алекс следовал за ним по пятам.
      – Белл! – весело окликнул девушку Уильям, когда они приблизились. – Сегодня вы еще красивее, чем всегда. – Он склонился над ее рукой, и Белл подозрительно посмотрела на него.
      – Виконт Бентон! – Данфорд хлопнул одного из поклонников Белл по спине. – Я все собираюсь вас спросить насчет вашего жилета: где он сшит?
      Убедившись, что Данфорд надежно отвлек внимание Вудсайда, Алекс решил, что пора заняться выяснением вопроса, который привел их сюда.
      – Леди Арабелла, – сказал он, не обращая внимания на остальных молодых людей, не сводивших с Белл жадных взглядов, – мне надо поговорить с вами наедине. – Затем он повернулся к Вудсайду: – Вы не станете возражать, если я на минуту заберу от вас эту очаровательную красавицу? Обещаю как можно скорее возвратить ее. – Он подмигнул Вудсайду. – Я знаю, как она привязана к вам, и не хотел бы лишать вас ее компании надолго. – С этими словами герцог улыбнулся Белл, затем схватил ее за руку и почти выволок из бального зала на балкон. – Говорите быстрее: где ваша кузина?
      – Не беспокойтесь, она не чахнет дома от тоски по вам, если вас волнует именно это, – выпалила Белл и тут же поняла, что сказала слишком много.
      – Где она? Как я понимаю, бог весть в каких обстоятельствах и без всякой защиты. – Алекса не оставляло предчувствие, что Эмма ввязалась в какое-то очень опасное дело, и он вовсе не собирался позволить ей пострадать.
      – Моя кузина вполне способна позаботиться о себе и без вас, – заносчиво заявила Белл. – К тому же я не думаю, что у вас есть право задавать такие вопросы.
      – Лучше не играйте со мной в игры, маленькая миледи, – предупредил Алекс. – Где Эмма? Ну!
      – Послушайте, ваша светлость, – не сдавалась Белл. – Вы вели себя омерзительно. Не знаю, что вы ей сказали, потому что об этом она не стала рассказывать, но, должно быть, это было что-то ужасное. Теперь она ходит по дому с таким мрачным лицом, какого я никогда у нее не видела, и то и дело принимается плакать. Мы же делаем все возможное, чтобы она забыла о вашем скверном поступке. К счастью, нам удалось… – Тут Белл внезапно осеклась.
      – К счастью – что? – Алекс нахмурился.
      – Послушайте, оставьте нас с Эммой в покое. – Белл вырвала руку из руки Алекса и направилась обратно в зал. – Очень сожалею о грубости Эшборна, – сказала она, подходя к Вудсайду и заглядывая в его бледно-голубые глаза. – Герцог спрашивал меня о кузине, за которой он волочился.
      Вудсайд устремил на Белл пронзительный взгляд:
      – Кажется, она отвечает ему взаимностью.
      – Точнее, отвечала. По правде говоря, именно поэтому она нынче вечером осталась дома. И вообще сегодня я не хочу говорить об Эмме. Давайте лучше поговорим о вас, милорд: Нед так много мне о вас рассказывал…
      В глазах Вудсайда появился лихорадочный блеск. Неужели его план сработал?
      – Что ж, спрашивайте, – предложил он, с трудом скрывая торжествующую улыбку.
      Заметив, что Алекс торопливо направляется к ним, Данфорд вздохнул.
      – Вудсайд, вы не станете возражать, если я украду у вас леди Арабеллу на тур вальса? Знаю, что Эшборн только что воспользовался вашей любезностью, но, по правде говоря, мне тоже необходимо с ней поговорить.
      – Но я вовсе не хочу танцевать, – громко произнесла Белл.
      – Нет, дорогая, хотите. – Уильям и не думал сдаваться: он тут же увлек ее на площадку для танцев.
      Глядя, как добыча ускользает от него, Вудсайд раздраженно вздохнул. Он уже собирался отправиться на поиски выпивки, когда рядом с ним возник Алекс.
      – Прошу меня простить, – сказал Алекс с натянутой улыбкой. – Уверен, что вы предвкушали вечер в обществе леди Арабеллы, и вдруг такая незадача. Сказать по правде, Вудсайд, это моя вина: вы ведь знаете, что я ухаживаю за кузиной леди Арабеллы…
      На лице Вудсайда появилось некое подобие улыбки. Он никогда не верил, что могущественный герцог Эшборн собирается жениться на какой-то шлюшке из колоний, не имеющей титула, и поэтому не считал нужным говорить об Эмме почтительно.
      – За этой американской девчонкой? По виду она лакомый кусочек, но я бы не подумал, что такой человек, как вы, мог ею заинтересоваться.
      Алекс с трудом подавил желание вырвать у негодяя язык.
      – Видите ли, мы немного повздорили, и она не желает со мной разговаривать.
      – Пошлите ей цветы, – снизошел до совета Вудсайд. – Или отправьте какую-нибудь драгоценность, если вы полагаете, что ее семья не сочтет это дерзостью, – подобный прием всегда срабатывает.
      Алекс кивнул, словно соглашаясь.
      – Я попросил Данфорда, чтобы он уговорил Белл походатайствовать о моем деле. Она должна убедить мисс Данстер переговорить со мной, чтобы мы могли устранить недоразумение.
      Вудсайд откашлялся.
      – Очень разумно. А если это не сработает, тогда я бы, пожалуй, разорился на браслет.
      Алекс недобро улыбнулся:
      – Нам обоим стоит молить Бога, чтобы эта беседа увенчалась успехом.
      Однако его надежды и на этот раз не сбылись. Данфорд всеми силами пытался заставить Белл сообщить местонахождение Эммы, но та оставалась неумолимой.
      Наконец, решив, что единственное средство, которое у него осталось, – это шантаж, Уильям язвительно ухмыльнулся:
      – Дорогая мисс Блайдон, если вы не скажете сию же минуту, где ваша кузина, клянусь, я устрою такую сцену, что вам и жизни не хватит, чтобы расхлебать ее последствия.
      Белл бросила на него взгляд, полный презрения:
      – Не забудьте, мы находимся не в джунглях, дорогой мистер Данфорд. И что, собственно, вы собираетесь сделать, ради всего святого?
      – Я вас поцелую.
      – Извольте. – Белл равнодушно пожала плечами.
      – Я использую для этой цели язык. – Данфорд многозначительно прищурился.
      На этот раз Белл, казалось, была потрясена такой дерзостью.
      – Вы не посмеете. Я вам не нравлюсь, и вы не раз мне это говорили.
      – Это не имеет значения.
      – Неужели вы хотите погубить мою репутацию?
      – В настоящий момент она мне безразлична.
      Заметив, сколь серьезен взгляд Данфорда, Белл поняла, что недооценила его. Под легкомысленными манерами таилась железная воля, и сейчас он ее переиграл.
      – У меня нет выбора, верно?
      – Никакого.
      Белл вздохнула. Она была в отчаянии, но все же втайне надеялась, что столь могущественные члены общества, как Данфорд и Эшборн, возможно, смогут помочь Эмме и Неду осуществить их план.
      – Ладно, – сдалась она. – Эмма и мой брат сговорились тайком проникнуть в дом Вудсайда. Нед проиграл Вудсайду большую сумму в карты, и они хотят выкрасть долговую расписку.
      – Что? Неужели они решились на самую большую глупость, какую только можно вообразить?!
      – Сумма слишком велика, – печально сообщила Белл.
      – Вашему брату пора научиться самому выплачивать свои долги, как и подобает джентльмену, и, уж конечно, не проигрывать больше, чем он в состоянии заплатить.
      – Вудсайд жульничал – разве это справедливо?
      Уильям покачал головой.
      – Полагаю, ваша роль в этой авантюре – удерживать Вудсайда, пока заговорщики перетряхивают его вещи?
      Белл кивнула и остановилась. Вальс закончился, и Уильям, взяв за руку, не спеша отвел ее к Алексу и Вудсайду.
      – Смотрите в оба, дорогая, – прошептал он ей на ухо. – У меня такое чувство, что у вас и у виконта совершенно разные представления о развлечениях. – Затем он поднял голову и весело произнес: – Возвращаю вам юную леди. Кстати, она все время говорила о вас.
      Вудсайд медленно кивнул, и на губах его появилась довольная улыбка.
      – А теперь нам с Эшборном пора откланяться, – продолжил Данфорд. – Желаю всем приятного вечера.
      – Уверен, что так и будет. – Вудсайд понизил голос. – Я надеюсь показать леди Арабелле кое-что любопытное, поскольку у леди Моттрам лучший сад в Лондоне.
      Белл скорчила гримаску, но тотчас же постаралась замаскировать свое недовольство приступом кашля.
      – По правде говоря, я вряд ли решусь выходить в такую сырую ночь на воздух, поскольку боюсь простудиться.
      Однако Данфорд уже не слушал, поскольку быстро шел за Алексом к двери.
      – Она мне все рассказала, – негромко говорил он на ходу. – Я посвящу тебя во все подробности в карете.
 
      – Это здесь.
      Кеб, нанятый Недом и Эммой для поездки в городской дом Вудсайда, остановился в квартале от места назначения, поскольку Нед опасался, что стук копыт разбудит слуг.
      Заплатив кебмену, Нед покинул экипаж и помог выйти Эмме, после чего, дождавшись, когда стук колес экипажа стихнет вдали, они крадучись двинулись по улице и вскоре оказались у довольно скромного дома, который снимал Вудсайд.
      Эмму размер дома очень порадовал, поскольку большой городской особняк наверняка содержал бы огромный штат слуг, что непременно затруднило бы всю операцию.
      – Думаю, нам следует обойти дом сбоку, – прошептал Нед. – Возможно, где-нибудь оставлено открытое окно – ведь ночь довольно теплая.
      Эмма ответила кивком, и они быстро проследовали в узкую аллею, огибавшую все строение. В результате им действительно повезло: Вудсайд, вероятно, будучи любителем свежего воздуха, оставил окно, выходящее на улицу с тыльной части здания, приоткрытым.
      – Высоковато. – Эмма поморщилась. – Тебе придется подсадить меня.
      – А как войду я?
      – Боюсь, что никак, если, конечно, ты не найдешь выемки в кирпичной кладке.
      Нед нервно оглянулся:
      – Что-то мне это нравится все меньше…
      Эмма пожала плечами. Ей тоже не улыбалась перспектива находиться в доме одной, но она знала, что кузен никогда бы не позволил это сделать, если бы догадался, как ей страшно.
      – Ты подашь мне сигнал, если увидишь, что кто-то появился поблизости.
      – Как насчет кашля?
      Эмма кивнула, и когда Нед подставил ей ладони, она подтянулась до уровня окна.
      – Похоже, это кабинет! – прошептала Эмма возбужденно. – Дверь заперта, значит, появления слуг можно не опасаться.
      – Сейчас я подтолкну тебя, – предупредил Нед, – и ты поставишь ногу на выступ, а потом заберешься внутрь.
      Как только Эмма оказалась на уровне окна, она перекинула ногу через подоконник и бесшумно спрыгнула на ковер, мысленно благодаря себя за то, что надела обувь с мягкими подошвами.
      Сквозь открытое окно в комнату проникал слабый свет луны, а после того, как глаза Эммы приспособились к темноте, она нашла в кармане плаща свечу и зажгла ее.
      Оглядев комнату, она сразу заметила щель под дверью, ведущей в холл: любой случайно оказавшийся там слуга легко мог заметить сквозь нее свет в кабинете.
      Эмма стащила с плеч плащ и запихала его в щель, а потом стала думать над тем, куда бы ей лучше заглянуть.
      Казалось, логичнее всего было начать поиски с письменного стола: в конце концов, Вудсайд не мог рассчитывать на то, что кто-то вломится в его дом и станет искать расписку.
      Потянув выдвижной ящик, Эмма убедилась, что там нет ничего похожего на долговую расписку. Осмотр следующего ящика также принес неудачу. Что до третьего ящика, то он оказался запертым.
      Сердце Эммы учащенно забилось, и она бросилась к окну.
      – Нед! – окликнула она своего провожатого.
      – Что?
      – Один ящик письменного стола заперт.
      – Попробуй открыть его шпилькой для волос.
      Эмма тут же последовала этому совету, но шпилька провернулась в замке несколько раз без всякого результата. Замок поддался лишь с третьего раза, и Эмма с облегчением вздохнула.
      – Слава Богу, это оказалось нетрудно, – подбодрила она себя и тут же принялась поспешно перебирать содержимое ящика. Ее глазам предстало несколько юридических документов, касавшихся аренды дома, некоторая сумма денег, и… никакой расписки.
      Положив бумаги на место, Эмма закрыла ящик и снова подбежала к окну:
      – Расписки нигде нет, – встревоженно сообщила она.
      – Продолжай искать! – Нед определенно не готов был смириться с неудачей.
      Пройдясь по комнате, Эмма переключила свое внимание на книжную полку, встроенную в стену возле двери. Что, если Вудсайд сунул бумагу в одну из книг?
      К счастью, библиотека оказалась небольшой: Эмма насчитала не более тридцати томов, и просмотр их не должен был занять слишком много времени.
      Вскарабкавшись на невысокую подставку для ног, Эмма дотянулась до верхней полки, где находилось полное собрание сочинений Шекспира.
 
      Коляска Алекса, промчавшись с головокружительной скоростью по улицам Лондона, остановилась перед домом Данфорда. Вудсайд жил всего в трех кварталах отсюда, и потому друзья решили оставить экипаж здесь, чтобы не вызвать подозрений.
      – Я ее задушу, – пообещал Алекс, поспешно шагая по улице.
      Данфорд молча кивнул, решив про себя, что, возможно, Алекс действительно созрел для убийства.
      Через несколько минут они уже стояли перед домом Вудсайда.
      – Не вижу признаков взлома, – заметил Алекс, тщательно оглядывая фасад.
      – Думаю, надо посмотреть с другой стороны, – последовал ответ. – Пошли скорее.
      Они направились к углу дома и, повернув за него, сразу заметили мужскую фигуру.
      – Нашла? – произнес человек едва слышно, и Алекс тут же потянул Данфорда за рукав.
      – Наш дорогой друг лорд Эдвард, – насмешливо произнес он. – Его придется сразу задушить после того, как я разделаюсь с Эммой.
      – Подожди здесь! – Уильям со скоростью молнии рванулся вперед, и прежде, чем Алекс понял, что произошло, его рука крепко зажала рот Неда.
      Алекс тотчас же присоединился к ним.
      – Где Эмма? В доме? – грозно спросил он.
      Нед молча кивнул, он даже не успел испугаться, однако его голубые глаза были полны изумления.
      – Что заставило вас оставаться снаружи, а Эмму отправить в дом?
      Поскольку Данфорд все еще крепко зажимал ему рот, Нед не смог ответить. Он был искренне признателен этому обстоятельству, так как сказать ему было нечего. Последние десять минут, стоя на улице, в то время как Эмма занималась поисками в доме, он чувствовал себя откровенным болваном.
      – Она ищет долговую расписку, так? – продолжил допрос Алекс. – И как вы полагаете, есть у нее шанс найти этот клочок бумаги в совершенно незнакомом месте?
      – Как я могу отвечать, пока у меня зажат рот, – промычал Нед, после чего Уильяму пришлось убрать руку.
      – Ну?
      – Что «ну»? Все это задумано мисс Данстер, а я только помогаю ей.
      – Ах вот как, вы только помогаете… – презрительно произнес Алекс. Он и в самом деле не сомневался, что всю эту кашу заварила Эмма, из чего следовало, что, когда они поженятся, ему следует покрепче держать ее в руках. – И вы уверены, что вам действительно следовало идти у нее на поводу?
      Нед снисходительно посмотрел на него:
      – А вы пытались когда-нибудь остановить Эмму, если она что-то вбила себе в голову? Если бы я отказался ее сопровождать, она пришла бы сюда одна.
      – Ладно, я иду в дом, – вздохнув, объявил Алекс.
      – Не думаю, что это хорошая идея, – попытался урезонить его Нед, но, получив вместо ответа ледяной взгляд, тут же умолк.
      Тем временем Эмма, закончив поиски в книжном шкафу, уже готова была покинуть кабинет и перейти в другую комнату, как вдруг вспомнила, что забыла шпильку для волос в ящике письменного стола. Если оставить улики на виду, Вудсайд сразу догадается, кто стоит за исчезновением расписки. Вряд ли его стоит недооценивать, раз он сумел выудить у Неда десять тысяч фунтов. Когда Эмма вернулась к письменному столу за шпилькой, она заметила на столешнице табакерку, несомненно, являвшуюся предметом роскоши. По орнаменту Эмма заключила, что эта вещица из Азии.
      – О Боже, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! – взмолилась она, совершенно позабыв о шпильке, затем, молитвенно прикрыв глаза, подняла крышку. Внутри лежал сложенный в несколько раз лист бумаги, и Эмма, едва дыша, развернула его.
      «Я, Эдвард Уильям Блайдон, виконт Берик, обязуюсь выплатить лорду Энтони Вудсайду, виконту Бентону, сумму в десять тысяч фунтов».
      Разглядев под текстом подпись Неда, Эмма почувствовала, как сердце ее начало биться быстрее.
      – Слава тебе, Господи, – прошептала она, закрыла табакерку и поставила ее на место.
      – Нед, я наш…
      Она стремительно обернулась, и в тот же миг Алекс, спрыгнув с подоконника, приземлился на ковер с грацией пантеры.
      – Боже! – Эмма в ужасе отступила назад.
      Алекс мрачно посмотрел на нее:
      – Как видите, я. А теперь, моя дорогая леди, вам предстоит кое-что объяснить.

      – Итак, – продолжил Алекс, – вы раздобыли эту чертову расписку?
      – Разумеется. – Эмма расправила плечи. – Разумеется, я ее раздобыла. – Она помахала бумагой перед его носом.
      – В таком случае, надеюсь, вы не обидитесь на меня после того, как я отправлю вас наружу. – Он подтолкнул Эмму к окну…
      – Постойте! – в отчаянии закричала Эмма – Мой плащ! Он в щели под дверью. И еще свеча.
      Она бросилась через комнату, схватила плащ и поспешно завернулась в него.
      – Вы ведете себя как грабитель, – негодующе пробормотала она, но Алекс, не обращая внимания на эти слова, схватил свечу и подул на нее, после чего схватил Эмму на руки и, просунув в окно, опустил прямо в объятия Данфорда.
      – Как, вы тоже здесь? – спросила Эмма слабым голосом.
      – На вашем месте я был бы благодарен этому обстоятельству, потому что иначе Эшфорд убил бы вас.
      Эмма резко повернулась к кузену: – Что происходит? Как они оказались здесь? Нед только пожал плечами.
      – Можешь опустить ее на землю, Данфорд, – холодно произнес герцог, выпрыгивая из окна вслед за Эммой. – И давайте убираться отсюда.
      – Может, нам стоит сперва что-то сделать с окном? – неуверенно предложила Эмма.
      Алекс кивнул, и Данфорд, быстро соорудив из ладоней нечто вроде ступеньки, помог ему подтянуться и закрыть окно.
      – По правде говоря, – заметила Эмма, когда ноги Алекса снова коснулись земли, – окно вовсе не было закрыто полностью: оно было приоткрыто на три дюйма.
      Алекс сделал глубокий вдох и, повторив всю операцию, заново приоткрыл окно на несколько дюймов.
      – Надеюсь, теперь все в порядке? – спросил он самым вежливым тоном, какой Эмме когда-либо доводилось слышать.
      – Фрамуга была поднята чуть выше, – заметила Эмма злорадно.
      Алекс приподнял ее на дюйм.
      – Нет, чуть ниже.
      – И как теперь?
      – Может быть, чуть-чуть… О! – Эмма охнула и принялась потирать ушибленный бок ребром ладони в том месте, куда Нед изо всей силы ткнул ее.
      – Да, теперь отлично. – Она бросила суровый взгляд на кузена. – Держи твою расписку! Это она, не так ли?
      Взглянув на листок, Нед с облегчением вздохнул.
      – Теперь я твой должник до гроба.
      – Пустяки! – Эмма негромко рассмеялась. – По правде говоря, я здорово позабавилась.
      – А вот я ничуть не нахожу это приключение забавным. – Алекс с трудом сдерживал ярость. Прошло восемь томительно долгих часов с тех пор, как Данфорд сообщил ему о том, что предприняли неугомонные кузены. Тогда он чуть не умер, раздавленный сознанием вины. Восемь часов отчаяния на пустой желудок и с похмелья – нешуточное дело для любого человека, и теперь заявление Эммы о том, что она славно позабавилась, никак не могло улучшить его настроения.
      Заметив, что лицо Алекса омрачилось, Эмма инстинктивно сделала шаг назад.
      – Может, мы все-таки исчезнем отсюда, или мне перебросить вас через плечо и унести? – спросил Алекс с ледяным спокойствием.
      – О, в этом нет… нет никакой необходимости, – запинаясь пролепетала Эмма.
      – Нет-нет, ее непременно нужно проводить, – забеспокоился Нед.
      Алекс решительно взял Эмму под руку.
      – Я позабочусь о том, чтобы с вашей кузиной ничего не случилось. К тому же мне надо обсудить с ней кое-какие вопросы.
      – Право же, мы могли бы обсудить их завтра. – Эмма попыталась вырваться, но Алекс держал крепко.
      – Я так не думаю. – Кивнув на прощание Неду, он быстро зашагал по улице, и Эмме приходилось почти бежать, чтобы не отстать от него. Данфорд последовал за ними на почтительном расстоянии.
      – Нельзя двигаться помедленнее? – не выдержав, взмолилась Эмма, однако Алекс явно не был готов проявить снисхождение.
      – Если у вас хватит ума, постарайтесь хоть несколько минут помолчать, – процедил он, не поворачивая головы.
      – У меня ноги не такие длинные, как у вас, – заявила Эмма не слишком любезным тоном. – И я не могу бежать так быстро.
      Алекс неожиданно остановился.
      – Мое предложение донести вас на плече все еще в силе, – мрачно предупредил он, после чего повернулся и продолжил движение в том же темпе.
      – И куда мы так несемся? – поинтересовалась Эмма уже через минуту. – Если вы не заметили, мой дом находится совсем в другой стороне.
      – Мы направляемся к Данфорду, он живет всего в нескольких кварталах отсюда.
      – Надеюсь, затем вы немедленно отвезете меня домой. – Эмма постаралась поднять подбородок как можно выше. – Кстати, ваше сегодняшнее поведение заслуживает сожаления.
      На этот раз Алекс ничего не ответил и лишь продолжал упорно двигаться вперед.
      Несколькими минутами позже они остановились перед небольшим опрятным домом Данфорда, и Эмма, получив наконец свободу, воинственно скрестила руки на груди, безуспешно пытаясь испепелить Алекса взглядом.
      Перешагивая через две ступеньки, Данфорд поднялся на крыльцо и открыл дверь.
      – Почему бы вам не подождать в холле, пока я схожу за кебом? – любезно предложил он.
      Эмма тотчас же направилась к крыльцу.
      – Конечно, я так и сделаю. Я вовсе не хочу оказаться замешанной в скандал, в результате которого мне придется выйти замуж за этого монстра.
      Пожав плечами, Алекс молча последовал за Эммой. Казалось, он был совершенно спокоен, однако когда Эмма украдкой бросила на него взгляд, она заметила, что мускул на его щеке слегка дергается, а лицо выглядит непривычно напряженным.
      Теперь уже она совсем ничего не понимала. Накануне герцог повел себя по отношению к ней омерзительно, проявив с полной очевидностью всю гнусность своей натуры, и хотя его появление в кабинете Вудсайда, возможно, спасло ее от печальной участи, оно не могло не озадачить.
      Данфорд вернулся почти мгновенно.
      – Экипаж в вашем распоряжении, – сообщил он, входя в холл, и Алекс тут же снова схватил Эмму за руку.
      Прежде чем уйти, он повернулся к другу и поблагодарил его за помощь.
      – Надеюсь, завтра ты будешь свободен? – поинтересовался Данфорд.
      – Не уверен, что смогу покончить с ней до завтра, однако постараюсь, – последовал короткий ответ.
      Прежде чем Эмма успела спросить, что означает это мрачное заявление, Алекс потянул ее к двери и вытолкнул на ступеньки крыльца.
      Вскоре они уже сидели в карете, медленно катившейся по улицам Лондона. Эмма с мятежным видом скрестила руки на груди и устроилась на мягком сиденье в углу, всем своим видом показывая, что герцог больше не услышит от нее ни слова. Если он вообразил, что имеет право вмешиваться в ее жизнь и обращаться с ней как с капризным подростком, то впереди его ждет весьма серьезное разочарование.
      Однако уже минуту спустя у Эммы появился повод снова повернуться к Алексу.
      – Какого черта! – выкрикнула она. – Мы только что проехали мой дом! Скажите по крайней мере, куда мы едем?
      – Ко мне.
      – Этого мне только не хватало! – вспылила Эмма. – Какое вы имеете право похищать меня из моего дома и везти к себе?
      – Если припомните, я не похищал вас из вашего дома. Я забрал вас из дома Вудсайда, и можете мне поверить, что быть рядом со мной для вас гораздо лучше, чем оказаться в его власти.
      – Все равно я требую, чтобы вы немедленно повернули обратно и отвезли меня домой.
      – Право, не понимаю, как можно чего-либо требовать в подобной ситуации.
      Эмма нахмурилась.
      – Кажется, вы мне угрожаете?
      – Именно. – Алекс мрачно усмехнулся, и тут же карета, заскрипев рессорами, остановилась.
      Алекс тотчас же открыл дверцу и спрыгнул на землю, однако Эмма отнюдь не спешила подняться с мягкого сиденья.
      И тут произошло неожиданное: просунув руки внутрь, Алекс потянул Эмму на себя и затем легко перекинул через плечо.
      – Трогай! – крикнул он кучеру.
      Поначалу Эмма брыкалась, но потом поняла, что кричать в подобной ситуации означало бы привлечь к себе внимание прохожих и вызвать ужасный скандал, а вслед за этим позорный брак.
      Поднявшись по ступенькам, Алекс вошел в холл, и дверь захлопнулась за ним со зловещим стуком.
      – Не пора ли наконец отпустить меня? – раздраженно поинтересовалась Эмма.
      – Пока нет. – Алекс легко преодолел пролет лестницы, ведущей наверх.
      – Тогда скажите хотя бы, куда вы меня тащите. – Эмма попыталась повернуть голову таким образом, чтобы видеть, где находится.
      – Туда, где мы сможем поговорить без свидетелей.
      – Где мы сможем поговорить или где вы начнете читать мне нотации?
      – Не испытывайте мое терпение, миледи. – Переступив порог спальни, Алекс захлопнул за собой дверь и не раздумывая опустил Эмму на широкую кровать. Затем прошел через комнату и запер дверь на замок.
      Решив, что теперь его гнев поутихнет, Эмма перевела дух, однако это оказалось еще не все: сделав несколько шагов, Алекс подошел к окну и выбросил ключ наружу.
      – Вы что, с ума сошли? – Эмма вскочила с кровати и, подбежав к окну, попыталась определить расстояние до земли.
      – Вам не удастся выпрыгнуть отсюда и остаться невредимой, – холодно заметил Алекс. – Теперь вы моя пленница, и вам придется меня слушать. А мне, поверьте, есть что вам сказать.
      – Отлично! – неожиданно обрадовалась Эмма. – Мне тоже есть что вам сказать.
      Некоторое время Алекс внимательно вглядывался в ее лицо. Эмма никоим образом не выглядела раскаивающейся, и это распаляло его все больше.
      – Вы не станете возражать, если я разденусь? – неожиданно спросила Эмма тоном, полным сарказма. – Похоже, что я у вас погощу некоторое время.
      – Как вам будет угодно.
      Эмма расстегнула плащ, сбросила его движением плеч и положила на стул.
      – Что это на вас надето, – изумился Алекс.
      Эмма пожата плечами:
      – Не могла же я красться тайком по улицам в вечернем платье!
      Глаза Алекса блуждали по ее стройной фигурке, отмечая взглядом каждый ее изгиб, нескромно подчеркиваемый одеждой. Его мускулы напряглись, а гнев, подстегиваемый мятежным откликом тела, вспыхнул с новой силой.
      – Вы дали новую пищу моему раздражению и новый повод накричать на вас, – буркнул он. – Не могу поверить, что Блайдон позволил вам выйти из дома в подобном костюме.
      – Правда? В кабинете Вудсайда вы не говорили ничего подобного, а ведь там на мне тоже не было плаща, – напомнила она.
      – Там было темно, как вы помните, – недовольно хмыкнул Алекс.
      – Ну хорошо. Давайте начнем лекцию, а то у меня был трудный день.
      Алекс не сомневался, что Эмма намеренно провоцирует его, и был готов великодушно предоставить ей это право. А все потому, что он сам недостойно вел себя накануне. Тем не менее, ее полное пренебрежение к собственному благополучию его откровенно возмущало.
      – Вы хоть имеете представление о том, какой опасности подвергли себя? – спросил он наконец, стараясь говорить спокойно.
      – У нас был прекрасный план, – возразила Эмма, – и, как видите, он сработал.
      – Неужели? Тогда расскажите мне о вашем плане. Что бы вы делали, если бы Вудсайд вернулся домой и застал вас в своем кабинете?
      – Это невозможно. Белл обещала, что не позволит ему уйти с вечера в доме леди Моттрам.
      – А если бы ей это не удалось? Вряд ли ваша кузина достаточно сильна, чтобы удержать крепкого мужчину.
      – Да? А вам известно, что Вудсайд уже с год облизывается, глядя на нее? Он бы ни за что не уехал с вечера, пока она с ним флиртует.
      – Но он мог заболеть и тогда покинул бы вечер раньше.
      – Это, ваша светлость, называется просчитанным риском, которому мы подвергаемся каждый день.
      – Черт возьми, Эмма! – Алекс взъерошил волосы. – Если бы Вудсайд поймал вас, он мог бы упечь вас в тюрьму или сделать что-нибудь еще похуже!
      – А везение на что? Нед оказался в затруднительном положении и нуждался в помощи, а я не бросаю в беде людей, которых люблю, – возразила Эмма резко.
      Неожиданно Алекс взял ее за плечи и так сжал в объятиях, будто от этого зависела их жизнь.
      – Вы хоть понимаете, как я волновался за вас? Понимаете?
      Эмма крепко зажмурила глаза, пытаясь сдержать слезы, катившиеся из них почти целый день. Ей следовало успокоиться, иначе…
      К счастью, вскоре Алекс перестал трясти ее, хотя все еще не выпускал из объятий. Теперь близость его тела приносила ей отраду и странное успокоение. Эмма испытывала желание броситься ему на грудь и остаться в кольце его сильных рук навсегда.
      Тем не менее, другая часть ее существа все еще противилась этому: недоверие Алекса ранило ее в самое сердце.
      – Я понятия не имела о том, что вам есть до меня дело, ваша светлость, – ответила она спокойно.
      – Ну так знайте, что я чертовски беспокоился за вас, особенно когда узнал, что вы ввязались в столь нелепое дело и я не могу вас остановить.
      – А как вы узнали? – спросила Эмма, высвобождаясь и садясь на край кровати.
      – Данфорд подслушал ваш разговор с Белл, – честно признался Алекс, – насчет того, как важно, чтобы она встретилась вечером с Вудсайдом в доме леди Моттрам. Принимая во внимание характер Вудсайда, мы с Уильямом сразу забеспокоились.
      – А у меня создаюсь впечатление, что вы были бы не прочь отдать меня на съедение волкам.
      – Вчера – да, но тогда я совершил ошибку. – Глаза Алекса неожиданно переместились на стену и стали внимательно изучать ее. – Прошу вас принять мои извинения.
      Глаза Эммы широко раскрылись – ее потрясла способность Алекса признавать свои промахи. Сейчас он стоял, опираясь о письменный стол, и каждая линия его тела выражала боль. Вероятно, он стыдился своего вчерашнего поведения и страдал от чувства вины.
      Сердце Эммы рванулось к нему. Она не смогла бы заставить себя чувствовать иначе, даже если бы захотела, и… И она очень сильно его любила.
      Но никакие нежные чувства не могли бы пересилить испытанную ею боль.
      – Я принимаю ваши извинения, – сказала она со спокойным достоинством.
      Алекс резко повернулся к ней, и Эмма прочла в его глазах надежду и сомнения.
      – Но это не значит, что могу забыть, – добавила она печально. – Нам уже не вернуться к прежнему.
      – Послушайте, если вам были нужны деньги для кузена, вы могли просто попросить их у меня.
      – То есть пойти к вам и попросить одолжить десять тысяч фунтов?
      – Именно. Неужели вы сомневаетесь в том, что я дал бы вам их?
      – Уверена, что дали бы, но я бы чувствовала себя неловко. К тому же Нед вряд ли бы их принял. И заметьте, у меня более чем достаточно собственных денег: здесь, в Лондоне, мне причитается наследство. Проблема в том, что я не могу тронуть этого траста, пока мне не исполнится двадцать один год. – Эмма отвела глаза и принялась разглядывать средневековый гобелен на стене. – Конечно, я могла бы выйти замуж, но…
      – Понимаю.
      – Ничего вы не понимаете. Я попросила вас жениться на мне не только, точнее, не столько из-за денег. К тому времени я уже так сильно желала вас, что мне казалось, будто я в западне. Мужчина может привередничать, когда собирается жениться, но женщины осуждены сидеть дома и ждать, пока им сделают предложение, а я боялась, что вы никогда не попросите моей руки.
      Алекс вздохнул. Если бы Эмма подождала еще хотя бы три дня, всех этих неприятностей, безусловно, удалось бы избежать.
      – Впрочем, – потерянно заключила Эмма, не думаю, что у меня хватило бы смелости сделать вам предложение, если бы мне не понадобились деньги для Неда.
      Алекс сел на постель рядом с Эммой и взял ее за руку.
      – Надеюсь, вы поймете, почему я поступил так. – Он принялся нежно поглаживать ее ладонь. – Всю мою взрослую жизнь женщины, мечтающие о деньгах и титуле, охотились за мной. Когда вы сказали, что вам нужны деньги, я просто взорвался, не зная, для чего они вам потребовались.
      – Наверное, так и было, но… Как вы могли так подумать обо мне! – Эмма подняла на него страдальческий взгляд.
      Алекс отвел глаза не в силах придумать слова, которые выразили бы его раскаяние.
      Молчание становилось нестерпимым, и наконец Эмма печально произнесла:
      – Вам следовало больше доверять мне.
      – Знаю.
      – Тогда вы обошлись со мной как с потаскушкой и просто выкинули меня из дома. Вы даже не попросили объяснений. – Эмма смахнула скатившуюся по щеке слезу.
      Алекс по-прежнему не смел посмотреть ей в глаза.
      – Я был не прав, и, поверьте, у меня не много времени ушло на то, чтобы осознать ошибку. Теперь я вам полностью доверяю и…
      Эмма печально покачала головой:
      – Вы только говорите, что доверяете, и, возможно, даже верите своим словам. Но я не уверена, что вы снова не придете к необоснованному выводу насчет меня. Десять лет вы ненавидели женщин, и теперь вам нелегко будет от этого отказаться.
      – Но я вовсе не питаю ненависти к женщинам!
      – Ненавидите или не доверяете – не все ли равно.
      – Скажем так, я не слишком уважаю большинство женщин, – Алекс крепче сжал ее руку, – если не считать мою семью. И вот теперь вы все изменили. Вы разбили вдребезги мое предубеждение против женщин. Ради Бога, Эмма, дайте мне еще один шанс! – Алекс быстро поднялся. – Вы правы: вчера я показал себя ослом, потому что не доверился своим инстинктам. Я знал, что в вас есть все, что я хотел бы видеть в женщине, но боялся признать это. Вы удовлетворены?
      Эмма молчала, и Алекс заговорил снова:
      – Не повторяйте мою ошибку. Вы должны поверить, что я многое усвоил после вчерашнего.
      – Ах, Алекс! – Эмма закрыла лицо руками. – Мне сейчас так тяжело… Я в смятении с той самой минуты, как встретила вас.
      – Вы в смятении? – На губах Алекса появилась неуверенная улыбка. – А я? Вы перевернули мою жизнь вверх ногами. За последние несколько месяцев я посетил больше балов, чем за последние десять лет! И все только для того, чтобы оказаться поближе к вам.
      Эмма смахнула навернувшиеся слезы.
      – И что же мне теперь делать? – спросила она печально. – Не могли бы вы, исходя из сложившейся ситуации, – она помолчала, подыскивая нужные слова, – не могли бы вы обнять меня?
      Сердце Алекса учащенно забилось. Стремительно пройдя через комнату, он обнял Эмму и нежно прижался губами к ее губам.
      Эмма закрыла глаза и потонула в покое и утешении его объятий. Когда она обрела голос, он прозвучал очень тихо:
      – Думаю, если держать меня в объятиях подольше, возможно, я забуду, как вы меня обидели.
      Алекс крепче сжал ее плечи.
      – Мне так жаль, дорогая, действительно жаль, – прошептал он.
      Кивнув, Эмма наконец позволила слезам, которые она сдерживала весь вечер, заструиться по щекам.
      – Знаю. Мне тоже жаль, что сегодня я причинила вам такое беспокойство. И все же я ни о чем не жалею. Что сделано, то сделано.
      – Пусть так, – пробормотал Алекс хрипло. – Только, пожалуйста, не делай этого снова.
      Эмма попыталась улыбнуться:
      – Хорошо, я постараюсь.
      В спасительной гавани объятий Алекса ее слезы продолжали обильно литься, но с каждой упавшей слезинкой тяжесть уходила из ее души, а напряжение покидало тело.
      Когда наконец слезы иссякли, Алекс уложил Эмму на свою огромную постель, снял с нее обувь, укрыл, подоткнув одеяло и, поцеловав, пожелал ей спокойной ночи.

      Несколькими часами позже веки Эммы затрепетали, и она с удивлением огляделась. Лишь когда ее глаза приспособились к темноте, она с удивлением заметила, что лежит рядом с Алексом. И давление, которое она ощущала на своих бедрах, исходит от его ноги.
      Эмма судорожно вздохнула, испуганная его близостью, сердце ее билось так сильно, что она вряд ли смогла бы снова уснуть.
      Может, закричать или потерять сознание? Эмма попыталась представить, как должна себя вести благовоспитанная леди в подобных обстоятельствах. Впрочем, благовоспитанная леди вряд ли могла оказаться в подобных обстоятельствах. К тому же ее крика никто не услышит. Что до обморока, то и он был бы не больше чем глупостью. Итак, если семья Алекса и ее семья не поведут себя с исключительным тактом, скандал разразится не на шутку. Хорошо бы дядя Генри и тетя Кэролайн не заметили ее отсутствия. Когда они отправлялись на вечер к леди Моттрам, Эмма убедила их, что рано уйдет спать из-за ужасной головной боли, и теперь была уверена, что по возвращении родственники не побеспокоят ее. А вот Нед узнает, и Белл тоже. Она непременно вытянет все из своего братца, как только вернется домой.
      Во всяком случае, хорошо уже то, что кузены, вероятно, оставят открытой парадную дверь.
      Эмма кисло улыбнулась. Сейчас Белл и Нед, вероятно, ожидают ее в гостиной, дежуря по очереди и глядя в окно. Разумеется, они ни за что не захотят пропустить рассказ Эммы о причинах ее столь долгого отсутствия.
      Повернув голову, Эмма скосила глаза на часы, стоявшие на прикроватном столике Алекса. Часы показывали без четверти четыре утра. Генри, Кэролайн и Белл, вероятно, уже вернулись от леди Моттрам, и старшие родственники отправились спать. Значит, у нее еще есть время. Все равно она сможет уехать в ближайшие полчаса, и какой бы урон она ни нанесла семье, дело уже было сделано.
      Слегка успокоившись, Эмма, продолжая лежать в огромной постели, стала разглядывать лицо Алекса. Во сне он выглядел совсем мальчишкой. Темные ресницы его были неправдоподобно длинными, и Эмма уже не в первый раз пожалела, что у нее нет таких же.
      Обнаженная рука Алекса лежала на одеяле, и Эмма могла видеть верхнюю часть его груди. Прежде она не видела его без рубашки и, согнув руку, стала осторожно дотрагиваться до жестких волос, как вдруг ее рука отдернулась, словно обжегшись.
      Несомненно, Алекс снял рубашку, а как насчет бриджей? Эмма с трудом перевела дух. Господи, неужели он обнажен? Его нога лежала на ее бедрах, и ощущение этой тяжести вдруг показалось Эмме очень странным. Она стала раздумывать над тем, как выбраться из-под него не разбудив. Когда она попыталась избавиться от его веса, Алекс, не просыпаясь, издал какой-то звук и перекатился на постели, но затем она снова оказалась придавленной его ногой.
      Тогда, затаив дыхание, Эмма выпростала руку из-под одеяла и дотронулась до его ноги. Колено оказалось покрыто упругими мягкими волосами, и она отдернула руку.
      Несомненно, на Алексе не было ни рубашки, ни штанов, и оставалось только одно место, которое он должен был бы прикрыть, чтобы пощадить ее скромность. Эмма сглотнула. Конечно, она не собиралась дотронуться до него в этом сокровенном месте и потому использовала иную тактику. Призвав на помощь всю свою храбрость, она просунула голову под одеяло, держа его настолько высоко, чтобы позволить лунному свету, омывавшему комнату, проникнуть под эти покровы, но из-за темноты так и не смогла что-либо увидеть.
      Признав свое поражение, Эмма медленно вернула голову в исходное положение – на подушку рядом с головой Алекса, и тут заметила, что его глаза открыты.
      Затаив дыхание, она пригляделась получше: глаза определенно были открыты, и даже в темной комнате Эмма могла разглядеть, что в их зеленых глубинах тлели насмешливые искорки.
      – Я не снимал нижнего белья, если это то, что ты пытаешься выяснить, – негромко сказал Алекс, и Эмма могла бы поклясться, что расслышала в его голосе смех.
      – Благодарю. – Эмма не была уверена, следует ли ей сказать что-нибудь еще.
      – Ты уснула, и я решил не будить тебя. Кстати, во сне ты выглядишь просто очаровательно. Надеюсь, ты не озябла?
      – Ничуть, – поспешно ответила Эмма, раздумывая об абсурдности ситуации. Она лежит в постели рядом с мужчиной в четыре часа утра, и они беседуют так же любезно и вежливо, как если бы оба находились в гостиной. Впрочем, может, у лондонцев так принято?
      – Нам следует проявить особую осторожность, когда ты повезешь меня домой, – наконец сказала Эмма. – Если мы будем вести себя тихо, то никого не разбудим и сможем избежать скандала.
      – Забудь об этом. – Алекс беспечно махнул рукой. – Я обо всем позабочусь. – При этом он даже не сделал попытки убрать ногу, так и оставшуюся покоиться на ее бедре. – Здесь так уютно, – снова заговорил Алекс. – Я не привык делить эту постель ни с кем.
      – А как же десятки любовниц?
      Алекс усмехнулся:
      – Начинаем ревновать? Это хороший знак.
      – Неправда, я не ревную.
      – Ну тогда мне придется сказать правду. У меня не было десятков любовниц, хотя и монашескую жизнь я тоже не вел. Но ни одну из любовниц я сюда не привозил. Ты первая, кто удостоился чести разделить со мной постель.
      – Звучит так, словно мы с тобой занимались чем-то, что не должны были делать.
      Алекс взял руку Эммы и притянул ее к себе. Под одеялом он разогрелся, и жар его тела проник под одежду Эммы, расслабляя ее.
      – Кажется, теперь мы оказались слишком близко, – осторожно заметила она.
      – Чепуха, – возразил Алекс, запуская руки в ее густые волосы. – Ты так чудесно пахнешь.
      – Думаю, причиной тому мыло и розовое масло.
      – Мне нравится этот запах. – Алекс прижался губами к кончику ее носа. – Одно плохо – на тебе слишком много одежды.
      – Неправда!
      – Раз я говорю, значит, так оно и есть. – Губы Алекса прогулялись по ее лицу и поцелуями заставили сомкнуть веки. Эмма чувствовала, как тает ее воля, но ничего не могла с этим поделать.
      Пока Алекс продолжал осыпать ее лицо легкими поцелуями, Эмма пыталась оценить ситуацию. Что-то внутри убеждало ее, что лежать в объятиях Алекса – именно то, что должно быть, потому что она без остатка принадлежит ему. Вся нежность и все тепло мира сосредоточились в нем и теперь изливались на нее из его изумрудных глаз. Так неужели кто-то назовет ее грешницей только потому, что она так сильно любит его? Вряд ли. Она заслужила эту минуту блаженства. Приняв решение, Эмма глубоко вздохнула и повернула лицо навстречу поцелую Алекса.
      – О Господи, я так долго желал тебя! – воскликнул Алекс и тут же принялся расстегивать рубашку, которая все еще была на ней. Пальцы его дрожали, но по мере того, как он высвобождал пуговицы из петель, у него возникло чувство, будто он освобождает от покровов нежное и бесценное сокровище. Никогда прежде он не испытывал такого будоражащего и восхитительного предвкушения.
      Наконец последняя пуговица была расстегнута, и Алекс раздвинул полы рубашки, под которой оказалась шелковая нижняя сорочка. Он медленно поднял сорочку, и Эмма вздрогнула, поскольку ее тело пронзили странные и прекрасные ощущения. О, как она желала его, как ждала его ласк! Все ее тело было словно охвачено пламенем. Когда сорочка спустилась с плеч Эммы, Алекс поднял на нее взгляд, давая ей последнюю возможность остановить его, но в фиалковых озерах он увидел только желание и доверие. Окончательно стянув с нее сорочку, он с шумом втянул в себя воздух, когда ее округлые груди предстали перед его взором.
      – Ты так прекрасна, – прошептал он. – Больше чем прекрасна!
      Эмма вспыхнула под его взглядом и почувствовала, как кожу ее покалывает от предвкушения, а когда ладонь Алекса легла на ее грудь, она чуть не задохнулась.
      – О, Алекс, – застонала она, – поцелуй меня, пожалуйста!
      – С удовольствием, дорогая. – Он склонился к ней и, зажав губами розовый сосок, принялся нежно посасывать его в то время как рука его продолжала ласкать ее грудь.
      Эмма с трудом выдержала эту сладкую пытку.
      – Я имела в виду другое!
      – Знаю, но разве это не приятно?
      Эмма не стала отрицать очевидного, и ее руки зарылись в его волосы, а потом она слегка потянула их к себе. Если Алекс окажется совсем близко от нее, думала она самозабвенно, то не перестанет ласкать ее и эти восхитительные ощущения не прекратятся.
      Алекс улыбнулся, и его губы спустились вниз по ее животу, а язык пробежал по пупку.
      – Думаю, нам пора избавиться от этих чертовых бриджей. – Он расстегнул пуговицы и медленно спустил бриджи к ногам Эммы, а затем скользнул на постель и, вытянувшись рядом с ней, прижался к ней всем телом.
      – Не хочу, чтобы кто-нибудь еще видел твой прелестный задик. – Он подставил руки, сложенные ковшиком, под ягодицы Эммы и сжал их, нежно притягивая к себе вплотную.
      – О Господи! – выдохнула Эмма. Теперь она оказалась достаточно обнаженной, чтобы ощутить его жар и твердость.
      Робко погладив теплую кожу его спины, она осторожно спросила:
      – Тебе это нравится?
      – Да. Ты даже не представляешь, что значат для меня твои прикосновения.
      Эмма не переставая гладила спину Алекса, пока он освобождал ее от остатков одежды.
      – Ты тоже должен снять с себя все, – сказала она, не в силах поверить в собственную дерзость. – Возможно, я и новичок в этом деле, но знаю, что ничего не получится, если ты останешься в нижнем белье.
      Алекс громко рассмеялся и тут же принялся выполнять ее пожелание. Сбросив последнее, что их разделяло, он прижался к Эмме всем телом, словно желая прикрыть ее собой.
      Сердце Эммы бешено забилось, когда их губы встретились и слились в поцелуе. Ей казалось, что руки Алекса касаются ее везде, гладя, пробуя, сжимая. Наконец его руки оказались внизу ее тела, и от наслаждения, доставленного его прикосновениями в столь сокровенном месте, Эмма чуть не заплакала. Сейчас все казалось ей более интимным, чем в первый раз, – возможно, потому, что они лежали в постели их обнаженные тела соприкасались.
      Внезапно Эмма почувствовала, как его указательный палец вторгся внутрь ее тела, а большой принялся ласкать самое чувствительное место. Каждый мускул ее напрягся от этой ласки.
      – Ш-ш-ш… – прошептал Алекс, – я хочу быть уверенным, что ты готова меня принять, и не хочу причинить тебе боль.
      Эмма слегка расслабилась, и Алекс продолжил свои чувственные ласки, она застонала и инстинктивно зашевелилась под его весом.
      Алекс старался дышать ровно и размеренно, с трудом удерживаясь от того, чтобы не нырнуть в нее немедленно и не потонуть в ее нежности и мягкости. Он был полон решимости сделать это первое соединение совершенным актом, приятным для нее.
      В этот момент тело Эммы резко выгнулось.
      – Алекс, – умоляюще произнесла она, – пожалуйста. Ты мне нужен!
      Эта мольба покончила с колебаниями Алекса, и он занял наиболее удобную позицию, чтобы войти в нее, а затем рванулся вперед.
      Внутри Эмма оказалась тугой и теплой, но Алекс не стал спешить!
      – Я постараюсь не торопиться. Хочу дать тебе время привыкнуть ко мне, – прошептал он, после чего продвинулся еще немного.
      В это мгновение Эмме показалось, что она сейчас умрет. Ее тело не могло выдержать сильного давления, все нараставшего внутри.
      – Пожалуйста! – молила она. – Я хочу… мне надо…
      – Тише, дорогая! Я стараюсь, но ты еще не вполне готова, а я боюсь причинить тебе боль. – Не оставляя своих усилий, Алекс наконец достиг ее девственной преграды.
      – Дорогая, возможно, тебе сейчас станет больно, но обещаю, что так будет всего раз, а потом боли уже не будет.
      Эмма глубоко втянула в себя воздух.
      – Я полагаюсь на тебя, Алекс, – тихо сказала она и потянулась к нему, чтобы обнять.
      В этот момент Алекс, потеряв остатки самоконтроля, сделал резкое движение…
      Эмма издала тихий крик утраченной невинности, но боль оказалась не слишком сильна, и скоро на смену ей пришло наслаждение. С каждым движением, с каждым толчком Алекса Эмма чувствовала, как все ее тело заполняет восхитительная теплота. Она была не в силах двинуться, вздохнуть, и в конце концов весь ее мир словно взорвался мириадами цветных искр, после чего она неожиданно обессилела, будто вся энергия ушла из нее.
      Спазм желания сотряс тело Алекса, и он, сделав последний рывок, излил в нее свое семя.
      Эмма услышала его крик в тот самый момент, когда сама испытала облегчение. При этом она изведала небывалое блаженство и успокоение.
      – Боже, как мне хорошо, – тихо выдохнула она. Алекс осторожно скатился с нее.
      – Мне тоже, любовь моя, – произнес он, все еще прерывисто дыша.
      – Знай я, как это выглядит на самом деле, возможно, мне не пришлось бы выгонять тебя из спальни в тот первый день, когда мы познакомились.
      Алекс заключил ее лицо в ладони.
      – Тогда это не было бы так прекрасно, потому что мы еще не успели так привязаться друг к другу.
      Услышав эти нежные слова, Эмма теснее прижалась к нему, ожидая, что сейчас Алекс скажет ей о своей любви. Увы, он этого не сделал, и Эмма вздохнула. Все же она была слишком счастлива, чтобы беспокоиться об этом. Разве мог Алекс заниматься с ней любовью так самозабвенно, если бы хоть немножко не любил ее…
      Еще несколько минут Эмма лежала, уткнувшись лицом в бок Алекса, в то время как он лениво играл ее волосами.
      Наконец, подняв голову, Эмма спросила:
      – Который час?
      Алекс, прищурившись, посмотрел на часы:
      – Половина пятого.
      – Это значит, что мне надо домой, – сказала Эмма с сожалением. Мысль о реальной жизни была ей в этот момент ненавистна, но рано или поздно она должна к ней вернуться. – Не хочу, чтобы слуги заметили мое возвращение. Их любовь к сплетням безгранична: если меня увидит горничная, к вечеру об этом узнает весь город.
      – Ну и что?
      Эмма резко обернулась, в ее глазах светились потрясение и укор.
      – Как что? Неужели тебе безразлична моя репутация, которая будет безвозвратно погублена. Мое имя станут трепать все, кому не лень…
      Алекс изумленно посмотрел на нее:
      – При чем тут погубленная репутация? Мы поженимся уже к началу следующей недели, а еще через две недели фурор, вызванный столь поспешным браком, забудется. Единственное, о чем будут вспоминать в обществе, – это о том, что мы романтическая пара.
      Неожиданно внутри Эммы словно образовался какой-то непонятный узел; властность и своеволие Алекса возмутили ее до глубины души. Он собирался объявить, что они поженятся на следующей неделе, даже не потрудившись спросить ее мнения.
      – Это что, предложение выйти за тебя замуж? – спросила она напряженным тоном.
      Алекс пожал плечами:
      – А разве мы не решили пожениться?
      – Откровенно говоря, я ничего об этом не знаю, и никто не спросил моего мнения.
      – Ради Бога, Эмма, мы должны…
      – Я ничего никому не должна, ваша светлость, – отчеканила Эмма и, откатившись по кровати подальше от Алекса, натянула пуховое одеяло до плеч.
      – Но разве не ты просила меня жениться на тебе всего два дня назад. – Казалось, удивлению Алекса не было предела.
      – Да, и, если помнишь, ты мне отказал.
      – Ад и все дьяволы! Неужели мы начнем все сначала?
      Эмма молчала, она просто не знала, что сказать и что ей теперь делать.
      – Чудесно! – пробормотал Алекс. – Это как раз то, что требуется. Женщина в благородном негодовании!..
      – Не смей говорить со мной в таком тоне!
      Алекс поморщился.
      – Я говорил не с тобой, дорогая, а о тебе. Если бы ты не вела себя как чертова дура, я бы сейчас целовал тебя!
      Такого оскорбления Эмма не могла вынести: она выпрыгнула из кровати, потянув за собой одеяло.
      – Я не хочу больше оставаться здесь ни секунды! – выпалила она, пытаясь дотянуться до своей одежды. Увы, ее вещи были разбросаны по комнате, поэтому ей потребовалось время, чтобы собрать их. При этом она болезненно ощущала свою наготу.
      Почувствовав, что что-то идет не так, Алекс попытался прибегнуть к иной тактике.
      – Послушай, Эмма, – произнес он тихо, – неужели ты не выйдешь за меня после всего, что было между нами? я сойду с ума, если не смогу каждую ночь держать тебя в объятиях.
      – Сойдешь? Так тебе и надо. Ты мне отвратителен! – Щеки Эммы раскраснелись, она пришла в такую ярость, что не владея собой, схватила вазу, подняла ее над головой и приготовилась швырнуть в него.
      – О, пожалуйста, только не эту вазу! – с неожиданной поспешностью воскликнул Алекс.
      Эмма опустила свой снаряд и принялась внимательно разглядывать его, потом медленно поставила обратно на стол и взяла в руки табакерку:
      – Как насчет этого?
      Алекс поморщился:
      – Ну, если ты считаешь, что это так уж необходимо… Табакерка со свистом пролетела на расстоянии дюйма от его уха.
      – Если ты будешь уничтожать мое имущество, это вряд ли поможет. – Алекс спрыгнул с кровати, ничуть не стесняясь своей наготы. – Все равно ты выйдешь за меня!
      Эмма, не выпуская из рук одеяла, все еще пыталась собрать свои вещи.
      – А тебе не приходит в голову попросить, прежде чем требовать? О, прошу прощения, я и забыла: герцогу не надо ни о чем просить – у него есть все, чего он только пожелает, верно?
      Заметив, что лицо Алекса потемнело от гнева, Эмма сделала шаг назад, пытаясь защититься от него с помощью одеяла.
      – Последний раз спрашиваю. – Голос Алекса звенел от напряжения. – Ты выйдешь за меня замуж?
      – Нет!
      – Ах вот как!
      Быстро пройдя через комнату, Алекс сорвал с Эммы одеяло. Она отчаянно отбрыкивалась за право прикрыться, но скоро поняла, что в этом нет никакой необходимости: Алекс всего лишь хотел побыстрее одеть ее.
      – Я достаточно натерпелся от твоей истерики, – выговаривал он, помогая Эмме надеть сорочку. – Если ты хотела доказать мне, что не являешься робкой и покорной, то тебе это удалось. А теперь перестань вести себя как ребенок и покорись неизбежному: ты выйдешь за меня, и во время свадебной церемонии твое лицо будет сиять от улыбки. – Отпустив Эмму, Алекс придвинул стул и, усевшись рядом с ней, принялся одеваться. Затем, бросив ей плащ, он направился к двери, не сразу вспомнив, что накануне запер ее, рванул ручку на себя.
      – Ключ, – в ужасе прошептала Эмма. – Ты выбросил его в окно.
      Не обращая на нее внимания, Алекс прошел в свою гардеробную и… исчез.
      Через несколько секунд дверь открылась снаружи, и широкие плечи Алекса почти полностью загородили дверной проем.
      – Нам пора, – бросил он кратко.
      Эмма сочла за лучшее больше не спорить и, не теряя времени, последовала за герцогом, на ходу пытаясь понять, действительно ли она хочет домой. Теперь уже ей было немного стыдно сцены, которую она устроила. Должно быть, для Алекса было вполне естественно считать, что они должны пожениться после того, как спали вместе. Но ведь что-то вызвало в ней ярость, когда он объявил об их скорой свадьбе! Теперь Эмма просто не знала, что ей думать, и терялась в догадках относительно дальнейшего развития событий.
      Когда десятью минутами позже она садилась в карету, то с ужасом заметила первые признаки рассвета. Слуги в Блайдон-Мэншн, должно быть, уже принялись за свои обычные утренние дела.
      Эмма устало вздохнула. Возможность избежать скандала явно была упущена. К тому времени, когда карета остановилась перед Блайдон-Мэншн, солнце уже взошло и Лондон начинал просыпаться; однако герцог, спокойно выйдя из экипажа, нисколько не смутился, предлагая руку Эмме.
      – Я сама, ваша светлость. – Эмма быстро спрыгнула на землю и стала, спотыкаясь, подниматься за ним по ступенькам.
      Алекс круто обернулся и, приподняв ее лицо за подбородок, посмотрел ей в глаза.
      – Меня зовут Алекс, – отчеканил он. – И поскольку наша свадьба в конце этой недели, я был бы признателен, если бы ты это запомнила.
      – В конце недели? – Эмма почувствовала, как у нее слабеют колени.
      Не отвечая, Алекс принялся яростно барабанить в дверь.
      – Ради Бога, что ты делаешь! У меня же есть ключ! – Эмма попыталась помешать ему, а когда ей это не удалось, просто вытащила из кармана ключ и открыла дверь.
      – Может быть, хоть теперь вы уйдете? – Она умоляюще посмотрела на Апекса. – Я как-нибудь сама доберусь до своей спальни.
      Алекс язвительно улыбнулся.
      – Генри! – крикнул он. – Кэролайн!
      – Послушайте, что вы делаете? – зашипела Эмма.
      – Я, кажется, говорил, что решил жениться на тебе…
      – Ради Бога, что здесь происходит?
      Эмма подняла глаза: Генри и Кэролайн торопливо спускались по лестнице: лицо каждого выражало смущение и шок.
      Алекс упер руки в бока.
      – Я скомпрометировал вашу племянницу, – громко объявил он. – Не будете ли вы так любезны настоять на том, чтобы она вышла за меня замуж?
      Кэролайн внезапно улыбнулась:
      – Пожалуй, хотя это в высшей степени необычно.

      Эмма прилагала отчаянные усилия, чтобы устоять на ногах; колени ее подгибались, сердце бешено гнало кровь по жилам, и она очень страдала от раскаяния. На мгновение она даже закрыла глаза, не будучи в силах выдержать все это. На этот раз она навлекла на себя позор по-настоящему, и ей не оставили никакой возможности исправить положение.
      Тут она заметила, что у ее дяди Генри такой вид, будто он сейчас лопнет.
      – Немедленно отправляйся в свою комнату! – рявкнул Генри, тыча пальцем в сторону Эммы, после чего она помчалась вверх по лестнице, не осмеливаясь оглянуться назад.
      С лестничной площадки первого этажа Белл рядом с Недом изумленно наблюдала, как Эмма промчалась мимо. К тому же она отметила, что никогда еще не видела отца в таком гневе.
      – А вы, – Генри обратил взгляд на Алекса, – немедленно в мой кабинет. Сперва я поговорю с женой, а потом займусь вами.
      Алекс ответил кратким кивком и вышел из холла.
      – Что же касается двух моих покорных детей, – крикнул Генри не оборачиваясь, – то им я предлагаю разойтись по комнатам и подумать, почему они не сообщили мне о местопребывании своей кузины прошлой ночью.
      Белл и Нед с необычной живостью исполнили его приказание, и Генри, оставшись наедине с Кэролайн, спросил со вздохом:
      – Ну, моя дорогая, что будем делать?
      Кэролайн ответила усталой улыбкой:
      – Не могу отрицать, что предвидела подобное, но все же я надеялась, что это случится после свадьбы.
      Генри наклонился к жене и поцеловал ее, чувствуя, как ярость оставляет его.
      – Почему бы тебе не подняться наверх к Эмме? А я пока займусь Эшборном. – С этими словами он повернулся и медленно направился в свой кабинет.
      Когда он вошел, Алекс стоял у окна со скрещенными на груди руками и наблюдал за оранжевыми полосами на утреннем небе.
      – Не знаю, выкинуть ли вас в окно или пожать вам руку. – Генри прошел к столику у стены. – Выпьете виски? Понимаю, пить в это время рановато, но сегодня довольно необычное утро, вы так не думаете?
      Алекс кивнул:
      – Согласен: выпить сейчас – самое благое дело.
      Генри налил виски в стакан и протянул гостю:
      – Пожалуйста, присядьте.
      – Благодарю, я лучше постою.
      Генри наполнил стакан для себя.
      – И все же я предпочел бы, чтобы вы сели.
      Алекс подчинился.
      Легкая улыбка тронула губы Генри.
      – То, что вы пришли, – это хороший знак. И все же мне кажется, моя племянница была скомпрометирована прошлой ночью. Едва ли я могу это приветствовать. – Он отхлебнул виски и выжидающе посмотрел на Алекса.
      – Я намерен на ней жениться, – ответил Алекс решительно.
      – А она? Она готова выйти за вас?
      – Пока нет.
      – И все же она этого хочет?
      – Полагаю, да.
      Генри осторожно поставил стакан.
      – Не слишком ли самоуверенное заявление с вашей стороны?
      Алекс вспыхнул:
      – Два дня назад Эмма пришла в мой дом без сопровождения и попросила меня жениться на ней…
      Генри удивленно поднял бровь:
      – Неужели это правда?
      – Правда. И я принял ее предложение.
      – Вижу, – заметил Генри сухо.
      Алекс смущенно заерзал на стуле, снова и снова повторяя себе, что пора дать Генри некоторые пояснения.
      – У нас возникло недоразумение. Сперва я… отверг ее, но прошлой ночью мы все выяснили, к общему удовлетворению.
      – Двадцати четырех часов оказалось достаточно, не так ли?
      Алекс недоумевал, как случилось, что направление беседы ускользнуло от него. Он вдруг почувствовал себя школьником, которого отчитывает учитель.
      – На этот раз я сделал ей предложение, но Эмма отказала, потому что она чертовски упряма.
      Генри поморщился.
      – Возможно. Однако отец Эммы поручил ее моим заботам. К тому же я люблю Эмму не меньше, чем собственную дочь. – Генри взял в руки стакан с виски и поднял его: – А теперь могу я предложить тост за предстоящую свадьбу, ваша светлость?
      Алекс с изумлением взглянул на него.
      – Имейте в виду, я благословляю вас не потому, что вы соблазнили Эмму, и не потому, что она хочет за вас замуж, а потому, что я в самом деле верю: этот брак принесет счастье моей племяннице. Думаю, вы один из немногих молодых людей, достойных ее, она будет вам хорошей женой. – Поднеся стакан к губам, Генри осушил его, а Алекс последовал его примеру.
 
      Когда Кэролайн вошла в комнату, Эмма сидела, молча уставившись в окно.
      – Ну и кашу ты заварила. – Дверь за Кэролайн захлопнулась с громким стуком.
      Эмма медленно обернулась, глаза ее блестели от непролитых слез.
      – Прошу прощения, тетя, я вовсе не хотела опозорить вашу семью.
      Кэролайн выдержала паузу. Она понимала, что сейчас Эмма нуждается в утешении и поддержке, а не в нотациях, которых она, судя по всему, ожидала.
      – Что значит «вашу семью»? Семья у нас общая. – Кэролайн не спеша села.
      – Теперь тебе предстоит принять непростое решение и сделать это как можно скорее.
      – Но я не хочу выходить за него! – в отчаянии воскликнула Эмма.
      – Не хочешь? Ты уверена?
      Плечи Эммы бессильно опустились.
      – Точно не знаю, но…
      – Но что?
      Эмма отошла от окна, сбросила туфли и села на кровать.
      – Просто я не знаю, что мне теперь делать.
      – А отчего не хочешь выходить за Эшборна?
      – Потому что он чересчур властный. Он меня подавляет. Вы не поверите, но он даже не попросил меня выйти за него, просто заявил, что все решено, и точка. Он даже не поинтересовался моим мнением.
      Кэролайн вздохнула, отметив про себя, что ее племянница постепенно приходит в свойственное ей воинственное состояние.
      – Это было до или после того, как он… скомпрометировал тебя?
      Эмма отвела глаза:
      – После.
      – А тебе не кажется, что со стороны Эшборна вполне естественно такое поведение, раз женщина благородного воспитания вступила с ним в интимные отношения?
      – Все равно он мог бы попросить меня.
      – Пожалуй, тут ты права, – согласилась Кэролайн. – Это было его просчетом, но я не уверена, что это достаточное основание для отказа… Если, конечно, у тебя нет других причин отвергнуть его.
      Эмма молчала.
      – Так есть или нет?
      – Нет, – произнесла Эмма едва слышно.
      – Ну вот и хорошо. – Кэролайн встала и подошла к окну. – Скажи, ты его любишь?
      Эмма кивнула, и по щеке ее скатилась слеза.
      – В таком случае тебе придется преодолеть свою строптивость. – Кэролайн села рядом с Эммой и нежно, по-матерински, обняла ее. – Хотя, признаюсь, я бы на твоем месте сделала это не сразу. Тебе понадобится чуточка гордости и упрямства в браке с таким человеком, как герцог.
      – Знаю. – Эмма громко вздохнула.
      – А теперь, дорогая, осуши глазки, – сказала Кэролайн, целуя племянницу в лоб. – Нам пора спуститься вниз и сообщить мужчинам о твоем решении. – Легко поднявшись, она направилась к двери.
      – Да, но как быть с моим отцом? – внезапно забеспокоилась Эмма. – Я не могу выйти замуж без его благословения. И потом, его компания…
      Кэролайн добродушно усмехнулась:
      – Думаю, ты всегда втайне знала, что «Данстер шиллинг» – не женское дело. Что же касается твоего отца, ему придется положиться на наше суждение. И помни: мы не должны терять время.
      Глаза Эммы округлились, и она невольно взглянула на свой живот. Странно, но отчего-то прежде ей в голову не приходила мысль о ребенке…
      – Вижу, что ты меня поняла!
      Когда женщины вошли в кабинет хозяина дома, Генри и Алекс сидели в благодушном молчании со стаканами виски в руках, и, увидев это, Эмма прищурилась. Не было похоже, чтобы ее дядя рвал и метал по поводу ее утраченной добродетели. Она облегченно вздохнула. Да, лучше, чтобы брак начинался мирно.
      – Кажется, вы хотите нам что-то сообщить? – с места в карьер начал Генри.
      Эмма опустила глаза, а затем подняла их и в упор посмотрела на Алекса:
      – Я сочту за честь выйти за вас, ваша светлость, – она слегка вскинула подбородок, – если вы соблаговолите попросить моей руки.
      На губах Алекса неожиданно появилась улыбка.
      – Вероятно, ты желаешь, чтобы я опустился на одно колено? – насмешливо спросил он.
      Эмма нервно облизнула губы.
      – Это не обязательно. Не думаю, что в этом есть необходимость.
      Улыбка по-прежнему не сходила с лица Алекса. Эмма выглядела очаровательно со вздернутым подбородком – весьма распространенный способ показать свою гордость. Ему захотелось дотянуться до нее и заправить в прическу локон ее ярко-рыжих волос, но, помня о присутствии Генри и Кэролайн, герцог лишь поднес руку Эммы к губам.
      – Скажи, ты выйдешь за меня? – как мог любезно спросил он.
      Эмма кивнула, словно не доверяя своей способности говорить, и Генри с Кэролайн, поняв, что их миссия выполнена, незаметно удалились, оставив молодых людей наедине.
      Губы Алекса все еще прижимались к руке Эммы.
      – Мне жаль, что я раньше не сделал тебе предложения должным образом, – сказал он тихо.
      Эмма вздохнула, припоминая ужасную сцену в гостиной Алекса. Неужели это было всего два дня назад? А ей-то казалось, что с тех пор пролетела целая жизнь.
      – Думаю, нам стоит оставить все это в прошлом и начать жизнь с оптимистической ноты. – Ее голос постепенно окреп.
      – Полностью согласен.
      Алексу хотелось заключить Эмму в объятия и целовать до беспамятства, но он не смел. Каким-то образом он чувствовал, что счастье всей его жизни висит на волоске, и боялся нарушить шаткое равновесие.
      – Впредь я попытаюсь не быть таким… самоуверенным, – сказал он наконец.
      – А я попытаюсь не быть такой упрямой, – пообещала Эмма.
      Только теперь Алекс позволил себе заключить Эмму в объятия и нежно прижал к своей широкой груди. Слушая, как громко бьется его сердце, Эмма чувствовала, что ничто на свете не могло бы сейчас заставить ее сдвинуться с места. И все же она опасалась, что шрамы от нанесенных Алексом ран еще долго будут кровоточить. К тому же он не сказал, что любит ее. При этой мысли Эмма замерла, но тут же напомнила себе, что тоже не сказала ему о своих чувствах.
      – Что-то не так, дорогая? – спросил Алекс, почувствовав ее волнение.
      – Нет, все хорошо. Просто я задумалась – вот и все.
      – Задумалась? И о чем же?
      – Так, ни о чем. – Эмма опустила глаза. – Кстати, о свадьбе. Думаю, у нас не очень много времени, чтобы все подготовить как положено.
      Разжав объятия, Алекс подвел Эмму к дивану, и они сели.
      – Ты, вероятно, мечтаешь о пышной свадьбе? – Алекс терпеливо ждал ответа.
      – Не обязательно. В Лондоне не много людей, которых я знаю настолько хорошо, чтобы их отсутствие на моей свадьбе огорчило меня. Зато я хочу особенное платье, – шаловливо добавила она, – и еще хочу, чтобы к алтарю меня повел мой отец.
      Алекс раздумывал недолго.
      – Жаль, но мы не сможем дожидаться твоего отца, поскольку я хочу, чтобы свадьба состоялась как можно скорее. Я даже не буду дожидаться, пока твоя тетка и моя мать договорятся о том, какими цветами украсить зал для гостей.
      Эмма тихонько рассмеялась:
      – А знаете, ваша светлость, мы ведь познакомились как раз из-за цветов…
      – Не называй меня «ваша светлость», – попросил Алекс.
      – Прошу прощения, это только оговорка. Боюсь, меня слишком долго учили светским манерам.
      – Лучше расскажи, как случилось, что я обязан цветам всем счастьем своей жизни.
      – Тогда, чтобы не возиться с украшением зала, я вышла из дома в одежде горничной и совершенно случайно спасла Чарли из-под колес кеба. Я до сих пор терпеть не могу расставлять цветы.
      Алекс от души рассмеялся:
      – Обещаю, любовь моя, что на нашей свадьбе будет море цветов, но ты не будешь их расставлять.
 
      Следующие несколько дней прошли в лихорадочной деятельности. Алекс надеялся заключить их брак в этот же уик-энд, но после пятиминутной дискуссии с Кэролайн все же согласился отложить его на неделю.
      – Все равно это слишком мало, – огорченно заметила Кэролайн, – но по крайней мере так мы сможем что-нибудь придумать.
      Часом позже Алекс покинул Блайдон-Мэншн, зато в нем появилась вдовствующая герцогиня Эшборн и настоятельно потребовала, чтобы ее допустили к подготовке свадьбы: судя по всему, Юджиния рассматривала приближающееся бракосочетание сына как нечто похожее на чудо.
      Проведя всего пять минут в обществе Юджинии и Кэролайн, Эмма попросила обеих леди сообщить ей, если она им понадобится, а затем поднялась в спальню и как подкошенная рухнула на постель.
      Когда Эмма проснулась шесть часов спустя, она почувствовала зверский голод. Заметив на столе заботливо принесенный кем-то поднос с едой, она поспешно проглотила кусок пирога с мясом и выпила сок, после чего приняла ванну и оделась. Хотя светло-зеленое платье несколько сковывало движения, все же это было лучше, чем продолжать расхаживать по дому в бриджах.
      Сев за письменный стол, Эмма быстро сочинила письмо отцу с коротким описанием всего случившегося с ней за последние дни и обещанием в скором времени отправить более подробное письмо.
      Когда наконец в три часа она собралась спуститься вниз. Кэролайн и Юджиния находились на том же месте, где она их оставила, обсуждая имена гостей, которых они собирались включить в список приглашенных.
      Белл и Софи также присоединились к ним и оживленно обсуждали детали букета, предназначенного для невесты.
      – Я думаю, это будут розы, – тут же включилась в разговор Эмма. – А вы?
      – Разумеется, но какого цвета? – Белл надолго задумалась.
      – Полагаю, это зависит от того, какие платья будут на подружках невесты. Софи, какой цвет предпочитаете вы?
      – Персиковый.
      – А ты, Белл?
      – Голубой.
      – Думаю, букет из белых роз подойдет ко всему, в том числе и к моему платью, – добавила Эмма с улыбкой. – Правда, белое сейчас не в моде, но когда в Бостоне одна из моих подруг надела на свадьбу белое платье, это было очень красиво.
      – Ты можешь надеть наряд любого цвета! – нетерпеливо воскликнула Кэролайн. – Мадам Ламбер сегодня работает допоздна, поэтому твое платье будет готово в срок.
      – Очень любезно с ее стороны. – Эмме оставалось лишь гадать, сколько Кэролайн заплатила сверх положенного, чтобы заставить портниху продлить свой рабочий день.
      – И что еще вы надумали?
      – Свадьба будет в Уэстонберте, если ты ничего не имеешь против, – сообщила Кэролайн. – У нас слишком мало времени, чтобы устраивать ее в одном из лондонских соборов.
      – Но обычно свадьбу устраивают в доме невесты, – напомнила Юджиния.
      – Твой дом в Бостоне, а Уэстонберт всего в нескольких часах езды от Лондона, и это даже ближе, чем загородный дом твоих кузенов.
      – Уэстонберт вполне подойдет, – согласилась Эмма. – Это прекрасное место, и к тому же оно скоро станет моим домом.
      Юджиния порывисто обняла Эмму:
      – Дорогая, я так рада, что ты вступаешь в нашу семью!
      – Я тоже этому рада, – искренне ответила Эмма.
      – А теперь, – воскликнула Кэролайн с воодушевлением, – не вернуться ли нам к списку гостей? Как насчет виконта Бентона?
      Эмма чуть не задохнулась. Энтони Вудсайд?
      – Нет, ни за что! – закричала она.
      Все головы повернулись к ней.
      – Видите ли, – поспешила пояснить Эмма, – он мне не слишком нравится, и, боюсь, Белл тоже будет не слишком уютно в его обществе.
      Белл тут же кивнула, и Кэролайн жирной чертой вычеркнула имя Вудсайда из списка.
      – Надеюсь, большинство приглашенных не смогут присутствовать на этот раз. – Голос Эммы прозвучал не слишком уверенно. – Ехать сюда из Лондона целых три часа, поэтому…
      Белл не дала ей договорить.
      – Ты с ума сошла? – Она рассмеялась. – Да люди будут давить друг друга, чтобы только попасть на свадьбу герцога Эшборна, который никогда не питал интереса к браку, и мало кому известной особы из колоний. Это событие станет гвоздем сезона, попомни мои слова.
      – Наверное, ты права, – вяло согласилась Эмма. – Хотя ни я, ни Алекс не хотим пышной свадьбы.
      – Ерунда! – положила конец спору Юджиния. – Я его мать, и мне нет дела до того, чего хотят несмышленые дети. Свадьба сына бывает всего раз в жизни, и я намерена получить незабываемое удовольствие от этого события.
      Решив, что спорить все равно бесполезно, Эмма позволила себе бездушно качаться на волнах свадебных приготовлений. Единственную передышку она получила, когда Нед силой вырвал ее из компании настоящих и будущих родственниц.
      – Сейчас мы поедем покататься, – непререкаемым тоном объявил он.
      Эмма была только рада хоть на короткое время избавиться от забот, и они, сев в коляску, отправились в популярную кондитерскую полакомиться чаем с кексами.
      – Я должен рассказать тебе, что случилось с Вудсайдом. – Нед поудобнее устроился за столиком.
      – С Вудсайдом? – Эмма поморщилась. – Я почти забыла о нем! А что случилось?
      – В пятницу он попытался получить долг в «Уайтсе».
      – И?
      – И я сказал, что не собираюсь выплачивать долг дважды.
      Эмма прижала руку ко рту.
      – О, Нед, ты не должен был этого делать!
      – Но сделал. Разумеется, Вудсайд попытался устроить сцену, и это продолжалось до тех пор, пока я не вытащил из кармана расписку. Затем я поинтересовался, как смог бы получить назад свою расписку, если бы не заплатил долга.
      – Должно быть, Вудсайд пришел в бешенство.
      – Это, дорогая кузина, еще мягко сказано. Я думал, что он лопнет от злости у меня на глазах. Все всё слышали и поняли все так, как нам бы хотелось. Не думаю, что Вудсайд в ближайшие несколько лет сядет за игорный стол с порядочными людьми.
      – Просто блестяще! – Эмма захлопала в ладоши. – Знаешь, похоже, во мне пропадает настоящий авантюрист – я так решила потому, что меня радуют его затруднения.
      Внезапно Нед нахмурился:
      – По правде говоря, он был очень зол. Думаю, нам стоит последить за ним: Вудсайд жаждет отмщения и может натворить бог знает чего.
      Эмма отпила глоток чаю.
      – Право, не знаю. Ну что он может нам сделать? Распространять слухи? Никто ему не поверит.
      – И все же нам следует проявлять осторожность.
      – Осторожность – пожалуй, но беспокоиться? Я так не думаю. Вудсайд не производит впечатления человека, способного на убийство, для этого он слишком привередлив. – Эмма беспечно махнула рукой и снова принялась за чай.

      Вскоре Эмма снова оказалась в Уэстонберте, где слуги делали приготовления к самой поспешной свадьбе, какую собирались сыграть за последние десять лет. Она вынуждена была признать, что Кэролайн и Юджиния сотворили чудо; при этом Кэролайн то и дело заявляла, что сделала бы все гораздо лучше, если бы ей дали побольше времени.
      После нескончаемых пререканий с Софи и Белл насчет цвета их платьев, в ходе которых одна настаивала на голубом, а другая – на персиковом, они пришли к согласию и выбрали зеленый оттенка мяты. Эмма решила, что этот цвет будет господствовать повсюду в день ее свадьбы, и это решение оказалось мудрым, так как и Софи, и Белл выглядели в своих платьях просто чудесно.
      Платье самой Эммы было выдержано в строгом стиле с талией на том месте, где ей и положено быть. Когда Эмма заявила, что новая мода не годится для подвенечного платья, мадам Ламбер тотчас же согласилась с ней и сотворила роскошное платье из шелка цвета слоновой кости со скромным вырезом, едва приоткрывавшим плечи, с длинными узкими рукавами и множеством нижних юбок, подчеркивавших грациозную фигуру и походку Эммы и изящными волнами ниспадавших вниз от талии. Эмма потребовала, чтобы платье было относительно простым, поэтому его не украшали ни драгоценные камни, ни пышные банты.
      Результат оказался сногсшибательным. Вырез платья удачно подчеркивал хрупкость и грацию Эммы, изящную линию ее шеи. Но особо удачным был цвет платья.
      Сначала Эмма остановилась на белом, но мадам Ламбер настояла на цвете слоновой кости и оказалась совершенно права. Теперь, благодаря платью, лицо Эммы словно светилось.
      Наконец наступил день свадьбы, который начался с того, что в комнату ворвалась Белл и без всяких предисловий набросилась на Эмму с вопросами:
      – Ты волнуешься?
      – Ужасно!
      – Хорошо. Как тебе известно, так и должно быть. В конце концов, брак – серьезный шаг, возможно, важнейшее событие в жизни женщины. Конечно, если вспомнить о рождении и смерти…
      – Довольно! – Эмма, недолго раздумывая, запустила в кузину подушкой.
      – Какая черная неблагодарность! – возмутилась Белл. – Я заказала для нас горячий шоколад, и его уже несут, а ты…
      – А я – что?
      – Ну едва ли ты захочешь съесть нынче утром что-нибудь более существенное. – Белл явно решила пойти на попятный.
      – Это точно, – согласилась Эмма, довольно оглядывая себя в зеркало.
      Неожиданно лицо Белл приняло серьезное выражение, и она озабоченно спросила:
      – У тебя нет сомнений?
      – Конечно, нет. Я люблю Алекса, а это главное. Жаль, что отец не сможет присутствовать на свадьбе и повести меня к алтарю.
      Белл ободряюще похлопала Эмму по плечу:
      – Сочувствую, но… В конце концов, у тебя есть мы, а семья Эшборна тебя просто обожает.
      Послышался стук в дверь, и в комнату вошла Софи.
      – Я велела горничной принести еще одну порцию шоколада, – сказала она. – Надеюсь, вы не возражаете?
      – Конечно, нет, – ответила Эмма с улыбкой.
      – Не могу поверить, что в доме такая суматоха, – продолжала Софи. – Кто-нибудь из вас спускался вниз?
      – Никто.
      – И правильно: это просто сумасшедший дом. Меня чуть не сбил с ног лакей, а между тем гости уже начинают прибывать.
      – Ты шутишь! – недоверчиво воскликнула Белл. – Чтобы приехать к этому часу, они должны были подняться в четыре утра.
      – Мама предложила переночевать здесь всем желающим, но к завтрашнему дню все должны уехать.
      – Ты уже видела Алекса? – поинтересовалась Эмма.
      – Нет, – Софи приняла чашку шоколада от бесшумно появившейся в комнате горничной, – но Данфорд сказал, что Алекс уже лезет на стену. Полагаю, он мечтает только о том, чтобы все кончилось поскорее.
      – Не он один, – пробормотала Эмма и незаметно вздохнула.
 
      Свадьба была назначена на полдень, и в половине двенадцатого Эмма выглянула из окна, чтобы увидеть, что происходит на южной лужайке Уэстонберта.
      – Господи! – Она чуть не задохнулась от волнения. – По-моему, там собралось не менее двухсот человек!
      – Четырехсот, я полагаю. – Белл усмехнулась. – Мама составила список из шестисот, но…
      – Знаю-знаю. У нее не хватило времени пригласить всех.
      Праздник и в самом деле обещал быть грандиозным событием. Веселого вида полосатые тенты разбежались по лужайке яркими пятнами, готовясь защитить гостей от раннего июльского солнца. Как и обещал Алекс, повсюду колыхалось море цветов. Эмма даже затруднялась сосчитать количество букетов.
      – Боже! – выдохнула она. – Я бы ни за что не позволила тете Кэролайн так размахнуться. Больше половины этих людей мне неизвестны.
      – Но они-то тебя знают! – примирительно заметила Софи.
      – Да и какое все это имеет значение. Лучше скажи, можешь поверить, что скоро станешь герцогиней? – Белл прищурилась.
      – По правде говоря, нет, – откровенно призналась Эмма, и это была чистая правда.
      Когда незаметно подошел полдень, Эмма стояла у входа в шатер и так волновалась, что с трудом слышала звуки струнного квартета, игравшего пьесу Моцарта.
      Белл ободряюще сжала руку Эммы:
      – Я люблю тебя, Эмма Данстер.
      – Последний раз меня называют этим именем, – ответила Эмма шепотом.
      – Имя Эмма Риджли, по-моему, звучит ничуть не хуже, – со значением произнес Генри и взял племянницу за руку. – Особенно если речь идет о герцогине Эшборн.
      Кивнув, Эмма смахнула навернувшиеся слезы.
      – Благодарю, дядя Генри. И знайте, я вас очень люблю.
      – Я тебя тоже, племянница. – Генри быстро огляделся. – Не пора ли нам отправляться? Думаю, твой герцог сейчас приедет сюда и потащит тебя силой к алтарю, если мы не поспешим.
      Глубоко вздохнув, Эмма с трепетом сделала первый шаг. Однако когда она увидела Алекса, ожидающего ее у алтаря, все ее страхи начали рассеиваться. Радость росла в ней по мере того, как она, не замечая сотен устремленных на нее глаз, приближалась к алтарю.
      Когда Алекс увидел Эмму в роскошном подвенечном платье, у него перехватило горло от волнения. Его будущая жена выглядела такой красивой, что он был не в силах описать ее: вся она словно светилась, начиная от атласной кремовой кожи до нежных фиалковых глаз и ослепительно огненных волос под полупрозрачной фатой.
      Генри и Эмма приблизились, и Эмма не смогла удержаться от улыбки, когда дядя вложил ее руку в руку Алекса. Глядя в зеленые глаза Алекса, она видела в них теплоту, нежность, страсть, властность и жажду обладания. И еще она видела в них… любовь! Возможно, Алекс ни разу не произнес этих слов, но Эмма читала их в его глазах: он, без сомнения, любил ее.
      Оставшаяся часть церемонии прошла на удивление быстро, и позже Эмма могла припомнить только отдельные ее моменты. Маленький Чарли гордо держал кольца на маленькой подушечке, а затем Алекс надел кольцо ей на палец и крепко поцеловал ее, когда викарий провозгласил их мужем и женой.
      Праздник длился весь день и большую часть вечера. Эмму поздравляли сотни людей, как знакомые, так и те, кого она не знала. Алекс старался все время быть рядом с ней, но даже когда в силу светских обязанностей отходил от нее, Эмма чувствовала на себе его взгляд.
      Наконец после долгих часов веселья Алекс проскользнул к Эмме и прошептал ей на ухо:
      – Еще рано, но… Не могли бы мы улизнуть отсюда? Я хочу, чтобы ты принадлежала мне одному.
      – Наконец-то! А я думала, ты никогда не попросишь об этом. – Эмма счастливо улыбнулась.
      Новобрачные остановились возле Юджинии, и Алекс твердо произнес:
      – Я хочу, чтобы все уехали сегодня же вечером, и мне плевать, если они доберутся домой лишь к рассвету. В конце концов, это прежде всего наш праздник, а не их.
      – Могу я надеяться, что это не относится к членам твоей семьи и ближайшим родственникам? – спросила Юджиния насмешливо.
      – Конечно. Но все же я хочу, чтобы к завтрашнему утру большинство гостей уехали. – Алекс поцеловал мать в щеку.
      – Можешь быть спокоен, никого из нас не останется здесь к полудню завтрашнего дня, – все так же насмешливо ответила Юджиния. – Думаю, до этого времени ты едва ли появишься из спальни.
      При этих словах Эмма покраснела до корней волос.
      – Разумеется, не появлюсь, – не моргнув глазом заявил Алекс. – Однако я не стану возражать, если нам утром принесут завтрак.
      – Об этом можешь не волноваться, я уже обо всем позаботилась. – Глаза Юджинии потеплели. – Я так счастлива за тебя, мой любезный сын!
      Улыбнувшись Юджинии на прощание, Алекс взял жену под руку, и они двинулись к хозяйской спальне. Эмме приходилось почти бежать, чтобы не отстать от Алекса, размашисто шагавшего по длинному коридору.
      – Пожалуйста, – взмолилась она смеясь. – Подожди минутку!
      – Не могу, – ответил Алекс безжалостно и тут же сгреб ее в охапку, так что остальную часть пути Эмма проделала на его руках.
      – Наконец-то мы одни! – воскликнул Алекс, захлопывая дверь ногой и не выпуская ее из объятий. – Не возражаешь, если я тебя поцелую?
      – Разумеется, нет.
      К моменту, когда он оторвался от нее, Эмма едва могла дышать, поэтому Алекс сперва выждал несколько мгновений, а затем взял ее за руку, и они прошли в спальню.
      – Это твоя новая комната, – сказал он, обводя спальню широким жестом.
      Эмма с любопытством огляделась: вся обстановка говорила о том, что комната принадлежит мужчине.
      – Ее можно обставить по-другому, если хочешь, – предложил Алекс. – Но только ничего розового.
      Эмма подавила усмешку.
      – Думаю, мы сумеем выбрать что-нибудь подходящее.
      – Комнату рядом, соединяющуюся с этой, официально называют комнатой герцогини, но я предпочел бы, чтобы ты больше времени проводила здесь.
      – Вот как?
      – Да. А из комнаты герцогини мы можем сделать гостиную и украсить ее всякой женской дребеденью, если пожелаешь, – сказал Алекс серьезно. – Но не думаю, что тебе понадобится там кровать. Ее можно поставить в комнату миссис Гуд – она с нами много лет, и, думаю, для нее это будет славный подарок. А теперь, – он хищно улыбнулся, – подойдите ближе, ваша светлость, чтобы мы могли снять с вас это роскошное платье.
      – У меня есть имя, – ответила Эмма серьезно, – и я не хочу, чтобы меня называли «ваша светлость».
      Не отвечая, Алекс принялся расстегивать крошечные пуговки на ее подвенечном платье. Он производил это действие с раздражающей медлительностью, и его прикосновения вызывали в теле Эммы дрожь горячечного желания.
      Когда она наконец положила руки ему на плечи, чтобы удержаться на ногах, из ее уст вырвался слабый стон. Ей показалось, что вся комната вращается вокруг нее в ослепляющей страстью дымке, и единственное, что она могла сделать, чтобы не упасть, – это держаться за него.
      Руки Алекса достигли середины ее спины:
      – А теперь, – прошептал он, – думаю, пора распустить твои волосы.
      Когда он вынул шпильки из волос, убранных в высокую прическу с густыми локонами, вся их масса упала на плечи Эммы.
      Поднеся несколько мягких локонов к лицу, Алекс сначала поцеловал их, а потом вдохнул их пьянящий аромат.
      – Обожаю, – пробормотал он, пропуская волосы через пальцы. – Кажется, я говорил тебе, что хочу маленькую девочку с волосами точно такого цвета?
      Эмма молча покачала головой. Они никогда не говорили о детях. Она полагала, что Алекс хочет наследника, как все мужчины, но ей никогда и в голову не приходило, что он думает о маленькой девочке, похожей на нее.
      – А вот я мечтаю о маленьком мальчике с черными волосами и зелеными глазами, – сказала она решительно.
      Рука Алекса на мгновение замерла.
      – Что ж, мы будем работать над этим до тех пор, пока наши желания не исполнятся.
      Вскоре Эмма осталась только в тонкой шелковой нижней сорочке, и Алекс принялся стягивать это прозрачное одеяние с ее плеч, но она неожиданно остановила его.
      – Теперь моя очередь. – Эмма потянулась к его галстуку и медленно распутала замысловатый узел. Когда с этим было покончено, она приступила к скрипучей накрахмаленной белой рубашке, наслаждаясь прикосновением к каждому открывающемуся дюйму его тела.
      Алекс смог вытерпеть эту сладостную пытку всего несколько минут, а затем со стоном схватил Эмму в объятия и понес к огромной постели.
      – Боже, как ты прекрасна, – произнес он, почтительно дотрагиваясь до ее щеки. – Ты просто само очарование!
      В следующий миг Эмма оказалась на огромной кровати рядом с Алексом. Освобождаясь от одежды, Алекс постоянно прикасался к ней, и жар его рук в сочетании с чувственным трением шелка о кожу очень скоро подвел ее к самому краю бездны.
      Почти не слыша своего голоса, Эмма со стоном снова и снова повторяла его имя, чувствуя, как каждый дюйм его восхитительного обнаженного тела прижимается к ней. Между ними все еще оставалось препятствие в виде ее сорочки, и Эмма яростно сорвала ее: она не желала, чтобы между ней и ее мужем была хоть какая-то преграда.
      Как только груди Эммы получили свободу, Алекс наклонился над одной из них и поцеловал темный сосок.
      Извиваясь от наслаждения, Эмма притянула к себе его голову, чтобы лучше чувствовать его близость.
      Затем Алекс страстно поцеловал ее в губы, и в этот момент они забыли о насмешках и поддразнивании – осталось только два жаждущих друг друга тела, полных желания и страсти.
      Руки Эммы порхали по сильным мускулистым бедрам, поднимались к груди и плечам, и каждое ее прикосновение воспламеняло Алекса все сильнее, так что вскоре он не мог больше сдерживаться. Его рука остановилась на нежных завитках, защищавших вход во врата женственности, и медленно раздвинула влажные складки ее нежной плоти. Затем его палец скользнул внутрь.
      Эмма была более чем готова принять его.
      – Ты такая влажная, – сказал он прерывающимся голосом. – Влажная и горячая. Ты готова для меня.
      – Да, Алекс, да, – простонала Эмма.
      В мгновение ока Алекс оказался сверху, и его мужской орган скользнул внутрь ее. Для него было пыткой не рвануться в это сладостное тепло, но он сознавал, что Эмма еще не приспособилась к этому, и хотел дать ей время привыкнуть к своим размерам.
      Однако Эмма совсем не думала об этом.
      – О, Алекс, я хочу большего. – Она сжала его бедра, стараясь привлечь его еще ближе к себе.
      Не в силах устоять перед ее мольбами, Алекс с хриплым стоном рванулся вперед и тут же оказался внутри ее.
      Подлаживаясь под ритм его движений, Эмма всеми силами старалась продлить наслаждение этого момента, но все же неуклонно соскальзывала к тому ошеломляющему чувству освобождения, которое мог дать ей только Алекс.
      Когда Алекс просунул руку между их сплетенными телами и дотронулся до ее интимного места, она поняла, что битва проиграна, взрыв приближался, и из ее горла вырвался хриплый крик:
      – Господи, Алекс, я так люблю тебя!
      Алекс замер.
      – Что ты сказала?
      Фиалковые глаза встретились с зелеными и увидели в них разрывающую душу нежность.
      – Я люблю тебя! Люблю!
      Алекс снова ринулся в бездну, на этот раз отчетливо понимая, что Эмма нуждается именно в этом последнем толчке. Когда мир взорвался в ослепительной вспышке света, она ощутила полное освобождение и выкрикнула его имя. Алекс позволил себе расслабиться и излил в ее тело все свои соки.
      Час спустя, когда они все еще лежали, сплетенные в восхитительном объятии и в тумане удовлетворенной страсти, Алекс глубоко вздохнул и уткнулся лицом в нежную шею Эммы.
      – Я боялся, что никогда не услышу этих слов, – признался он едва слышно.
      Эмма запустила пальцы в его густые волосы и взъерошила их.
      – А я и сейчас боюсь, что мне так и не доведется их услышать.
      Алекс нежно заключил ее лицо в ладони.
      – Я люблю тебя, Эмма Данстер Риджли, – произнес он торжественно. – Люблю всей душой и всем сердцем. Я люблю тебя так, как никого на свете до тебя не любил…
      – Хватит! – Глаза Эммы наполнились слезами.
      – Почему, дорогая?
      – Я слишком счастлива, – сказала она прерывающимся голосом.
      – Невозможно быть слишком счастливым. По правде говоря, я собираюсь посвятить остаток своей жизни и каждый ее день твоему счастью, чтобы с каждым днем ты чувствовала себя все более счастливой.
      – Не думаю, что это окажется трудно, если ты будешь рядом.
      – Буду непременно. А ты?
      Эмма лукаво улыбнулась:
      – Мне кажется, я начинаю все больше привязываться к Уэстонберту.
      Алекс сделал вид, что вот-вот разгневается.
      – К Уэстонберту или ко мне?
      Эмма рассмеялась:
      – Конечно, к тебе, ах ты большой младенец! Но в Лондоне я не смогу так много видеть тебя, поскольку там все будут претендовать на твое время. Кстати, можем ли мы остаться здесь еще на некоторое время?
      – Думаю, это можно устроить. – Алекс прижал Эмму к груди и принялся баюкать, в то время как вновь обретенная любовь согревала их обоих.

      Несколько следующих недель были счастливейшими в жизни Эммы. Она плыла сквозь время, окутанная блаженным облаком, и на лице ее сияла неописуемо прекрасная улыбка женщины любящей и любимой. Ее жизнь с Алексом обретала характер доброй сказки: они всегда завтракали, обедали и ужинали вместе, и еду приносили им в спальню на подносе.
      Каждый день они катались верхом, выбирая все новые маршруты, но даже после трех недель жизни в Уэстонберте Эмма все еще не видела всех его угодий, настолько обширным оказалось поместье. Каждый вечер после ужина они проводили время в своей новой гостиной, читали, играли в шахматы или просто наслаждались обществом друг друга. При этом ночи их отнюдь тоже не были предназначены только для сна.
      Скоро Эмма научилась хорошо использовать время, даже когда Алекса не было с ней: кроме Уэстонберта, существовало еще несколько имений, требовавших надзора, и герцог не хотел передоверять все управляющим.
      Пока Алекс занимался делами, Эмма посвящала свободное время знакомству со своим новым домом. Первое, что она сделала, – это распорядилась убрать кровать из комнаты, предназначавшейся для герцогини. Стремительный визит в Лондон с целью навестить родных и купить мебель имел результатом полную смену обстановки в гостиной. В дополнение к знакомству с внутренним распорядком жизни в Уэстонберте она научилась доверять мнению слуг, а они очень скоро оценили ее интерес и заботу об их благосостоянии. Однажды утром через три недели после свадьбы Эмма постучала в дверь кабинета Алекса.
      – Войдите. – Алекс отодвинул бумаги, разложенные на письменном столе. – Неужели уже время обедать?
      Эмма покачала головой.
      – Я тут кое о чем подумала. Последние три недели я провела, знакомясь со слугами и узнавая, как следует управлять домом, но теперь мне решительно нечего делать…
      Алекс внимательно посмотрел на жену:
      – Понимаю. Почему бы тебе не посмотреть бухгалтерские книги? Ты ведь делала это для компании своего отца. Уверен, что ты справишься с этой задачей. Норвуд занимается этим много лет, но не думаю, что это доставляет ему удовольствие.
      Эмма просияла:
      – Прекрасная идея. Я сейчас же поищу Норвуда, а заодно скажу миссис Гуд насчет корзинки для пикника. Не встретиться ли нам в час в большом холле?
      Удовлетворившись кивком Алекса, Эмма вышла из кабинета. Дворецкого она нашла в столовой: он проверял, хорошо ли начистила серебро новая горничная.
      – Послушай, Норвуд! – окликнула она дворецкого.
      – Да, ваша светлость?
      – Я собираюсь взять на себя ведение бухгалтерских книг и, проверку счетов. Ну, что ты на это скажешь?
      – Разумеется, ваша светлость, первым делом поблагодарю вас за ваше предложение. Мои глаза уже не те, что были прежде, а цифры требуют напряжения.
      Эмма улыбнулась:
      – В таком случае все складывается превосходно. Почему бы нам не заняться бухгалтерскими книгами прямо сейчас?
      Норвуд почтительно склонил голову, а затем провел Эмму в маленькую контору возле кухни.
      Едва начав работу, Эмма сразу поняла, что старик вел книги самым неэффективным образом, который был весьма далек от современных требований. Поблагодарив старика за блестящую работу, она почти час проверяла счета, после чего поспешила к Алексу.
      – Норвуд, безусловно, замечательный старик, но в его книгах ужасная путаница, и я хочу привести их в порядок, – без всяких предисловий заявила она.
      Алекс с любопытством посмотрел на нее:
      – Я думал, что мы поедем в рощу на другую сторону реки…
      Эмма нахмурилась:
      – Чтобы добраться туда, нам потребуется по крайней мере двадцать минут и столько же времени, чтобы вернуться. Жаль будет потерять столько времени – ведь мы уже решили, что поедем кататься верхом в четыре часа. Почему бы нам не поесть в саду?
      – А по-моему, куда лучше делать это в более укромном месте.
      Щеки Эммы зарделись.
      – Не сомневаюсь, что это было бы… приятно, но мне не терпится вернуться к книгам.
      Алекс вздохнул.
      – Надо бы что-то сделать с твоим страхом перед дневным светом, – с юмором произнес он. – Знаешь, люди делают младенцев и при свете дня.
      Эмма почувствовала, что ей вдруг стало очень жарко.
      – А по-моему, это ужасно – раздеваться донага средь бела дня…
      – Если все дело в этом, – в глазах Алекса появился дьявольский блеск, – нам нет необходимости раздеваться донага, хотя это было бы славно.
 
      После пикника Эмма вернулась к книгам, и оказалось, что это дело заняло у нее гораздо меньше времени, чем она предполагала. В итоге она решила последовать примеру Белл и заняться своим интеллектуальным самоусовершенствованием.
      На следующий день Эмма отправилась в библиотеку, забралась на приставную лестницу и нашла экземпляр пьесы «Все хорошо, что хорошо кончается», а тремя днями позже она добралась до «Цимбелина» и двинулась дальше по этой линии, но тут ей пришло в голову, что так ей скоро придется надеть очки. Конечно, Шекспир очень хорош, но при всем желании она не успевала прочесть больше двух пьес в день.
      Потирая глаза, Эмма отложила книгу и, подойдя к кабинету Алекса, громко постучала.
      Алекса она застала за письменным столом с кипой бумаг в руках.
      – Что-нибудь еще о плантациях сахарного тростника? – вежливо спросила Эмма.
      – Что? Нет, это отчет о некоторых наших владениях в Йоркшире. Хочешь познакомиться с ним? Эмма невольно вздохнула:
      – Дело в том, Алекс, что я скучаю.
      – Что?
      – Тут нет твоей вины, – поспешила успокоить мужа Эмма. – Но ты занят большую часть дня, и развлекать себя мне становится все труднее.
      – Да, я понимаю. – Лицо Алекса выразило смущение, и он поудобнее устроился на стуле. – А как насчет бухгалтерских книг, ведение которых я тебе поручил?
      – Я многое узнала из них о Уэстонберте, но, право же, эти книги достаточно проверять от начала до конца не чаще раза в месяц.
      – Тогда я не сомневаюсь, что в имении можно найти еще массу занятий. Как насчет составления меню? Мне всегда казалось, что у женщин настоящая страсть к этому делу.
      – Не знаю, каких женщин тебе приходилось наблюдать, но мне достаточно и десяти минут, чтобы обсудить меню с кухаркой.
      – Тогда, может быть, мы найдем тебе какое-нибудь хобби?
      – Алекс, я ненавижу писать акварельными красками и терпеть не могу играть на фортепьяно, а если начинаю читать новую книгу, то понимаю, что скоро мне понадобятся очки. Я не собиралась жаловаться, но все же мне требуется что-то посущественнее, чтобы занять себя.
      – Даже не знаю, что сказать. – Алекс провел рукой по волосам. – Чему вообще посвящают свое время замужние женщины? Подумай над этим, и уверен, что ты сможешь найти себе занятие.
      Эмма разочарованно вздохнула:
      – Ладно, попробую что-нибудь придумать. – С этими словами она повернулась и вышла из комнаты, и Алекс, покачав головой, вернулся к своей работе.
      Двадцатью минутами позже, увидев в дверях Эмму, одетую в зеленое, как листва, дорожное платье, Алекс удивленно поднял брови.
      – Я пришла сообщить тебе, – Эмма принялась натягивать перчатки, – что уезжаю на неделю в гости к твоей сестре.
      Алекс чуть не выронил бумаги.
      – Что?
      – Надо же мне как следует обдумать, чем занимаются замужние женщины с утра до вечера. Надеюсь, ты не обидишься – ведь я всего лишь последовала твоему совету. – С этими словами Эмма повернулась и направилась к двери проследить за тем, как лакеи укладывают ее чемоданы в карету.
      – Вернись немедленно! – Алекс в несколько шагов преодолел расстояние между ними. – У тебя нет совершенно никаких причин оставлять меня.
      – А я и не оставляю, – произнесла Эмма самым нежным тоном и поднялась на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку. – Я всего лишь собираюсь совершить небольшую поездку.
      – Черт возьми, жена, если я не хочу, чтобы ты уезжала, ты должна мне подчиняться!
      Эмма собрала все силы, чтобы противостоять желанию броситься в его объятия и сказать ему, что и сама не хочет уезжать. Намерение посетить Софи появилось у нее после того, как она решила преподать урок Алексу, а теперь она поняла, что и в самом деле должна поучиться тому, чем следует заниматься замужней женщине, чтобы не сойти с ума.
      – Алекс, – сказала она, – я буду ужасно скучать по тебе…
      – Нет, не уезжай.
      – Боюсь, я должна это сделать. Мне нелегко приспособиться к замужней жизни, но я пытаюсь; и все же мне нужен толковый совет, который поможет найти что-нибудь, чтобы мои дни были так же заполнены, как и ночи. Надеюсь, ты меня понимаешь…
      Алекс безнадежно вздохнул. Разумеется, он все понимал, но ему это не нравилось. Он уже привык к тому, что Эмма всегда рядом, и без нее Уэстонберт наверняка станет казаться ему невыносимо пустым.
      Эмма поднялась на цыпочки и поцеловала его.
      – Мне пора, дорогой, я хочу добраться к твоей сестре до темноты.
      Алекс кивнул.
      – Софи ожидает тебя?
      – Нет, я решила сделать ей сюрприз.
      – О! И скольких грумов ты берешь с собой?
      – Двух.
      – Не думаю, что этого достаточно. Возьми еще одного.
      – Двух вполне хватит, ведь есть еще кучер.
      Они вышли на улицу, и Алекс помог ей сесть в экипаж.
      – Похоже, скоро пойдет дождь, – сказал он, переведя взгляд на небо, обложенное тучами.
      Эмма добродушно усмехнулась:
      – Ничего, я не растаю.
      – Но через неделю ты вернешься?
      – Обещаю.
      Запечатлев на щеке жены прощальный поцелуй и дождавшись, когда экипаж отъедет, герцог сунул руки в карманы и направился к дому, яростно разбрасывая попадавшуюся под ноги гальку носком башмака и думая про себя, что, возможно, и он тоже уедет на неделю в Лондон, чтобы не страдать от столь долгой разлуки.
 
      Беременность Софи уже начинала становиться заметной, поэтому она закрыла лондонский дом и отбыла в свое поместье в Уайлдинг, в Восточной Англии. К несчастью, Восточная Англия всегда была известна как самая дождливая часть Великобритании, и к тому времени, когда карета Эммы затормозила перед загородным домом Софи, дождь уже шел вовсю.
      – О Боже! – воскликнула Софи, увидев новоиспеченную сестру на пороге своего дома. – Что ты здесь делаешь? Неужели вы с Алексом повздорили? В любом случае не волнуйся: он приползет к тебе на четвереньках…
      – В этом нет необходимости. – Эмма усмехнулась. – Если ты позволишь мне войти и погреться, я все тебе расскажу.
      – Конечно, прошу прощения. Входи скорее! – Софи поспешила ввести Эмму в гостиную. – Тебе повезло. Бингли только что растопил камин. Садись в кресло, а я сейчас распоряжусь, чтобы принесли пледы.
      Эмма стянула перчатки и, потирая руки, протянула их к огню.
      – Ну вот! – воскликнула Софи, входя в комнату с пледами. – Я приказала вскипятить чай, чтобы согреть тебя. Не знаю ничего лучше горячего чая.
      – Благодарю.
      – Ты уверена, что не хочешь переодеться? Я прикажу погладить твое платье немедленно или ты можешь одолжить одно из моих. Если ты избавишься от мокрой одежды, то скорее согреешься.
      – Я не промокла, – возразила Эмма, – но все равно не откажусь от чая, пока он еще горячий. Никогда не могла понять, почему вы, англичане, пьете чай чуть теплый.
      Софи пожала плечами, и Эмма решила не продолжать эту тему.
      – Думаю, ты не догадываешься, почему я нанесла тебе этот неожиданный визит…
      – Пожалуй, это так.
      – У меня нет никаких проблем с твоим братом: напротив, я очень счастлива в браке.
      – Я не сомневалась, что так и будет.
      – Проблема заключается в том, что мне нечем заняться весь день, Алекс занимается делами, а я… До свадьбы у меня было много светских обязанностей, но теперь вовсе нет желания вернуться к светским развлечениям. К тому же сезон все равно близится к концу.
      – А как насчет того, чтобы заняться музыкой?
      – Я избегаю игры на фортепьяно из чистого сострадания к Алексу, слугам и всем живым существам в Уэстонберте, обладающим слухом. И вообще я хочу заниматься чем-нибудь полезным. В Бостоне я помогала отцу с его компанией, вела бухгалтерские книги. Он советовался со мной каждый раз, когда собирался принять серьезное решение. Я наслаждалась этой работой и всячески боролась за право не уезжать в Англию, потому что мне не хотелось бросать дела.
      – К счастью для Алекса, ты проиграла компанию, – засмеялась Софи. – Но я понимаю, что ты имеешь в виду. К сожалению, у нас в Англии не принято, чтобы женщина благородного происхождения занималась чем-нибудь серьезным.
      – В Бостоне это тоже не принято. – Эмма уныло кивнула. Софи заметила:
      – А знаешь, леди благородного происхождения вполне может заниматься благотворительностью.
      – Благотворительностью?
      – Да. Если ты поведешь дело правильно, это мало чем будет отличаться от настоящего бизнеса.
      – Ты права. – Глаза Эммы засияли. – Главное, следить за тем, чтобы деньги расходовались разумно.
      Софи улыбнулась, гордясь тем, что ей удалось совершить добрый поступок.
      – Взять, к примеру, строительство школы или больницы. Там можно присматривать за рабочими и контролировать расходы. Такая работа очень полезна для общества. Я буду первой, кто подпишется в пользу твоего наблюдательного совета.
      – Согласна. – Эмма серьезно кивнула. – Ты будешь первым человеком, к которому я обращусь за помощью.
      – Жду этого с нетерпением.
      Софи налила Эмме чаю.
      – А теперь скажи, как долго ты собираешься здесь оставаться? Я думаю, тебе не терпится вернуться домой, раз твои затруднения разрешены, но лучше сделать это не сегодня: уже довольно поздно, и дождь пока не прекратился.
      Эмма отхлебнула чай, и по ее телу разлилось приятное тепло.
      – По правде говоря, я сообщила Алексу, что уезжаю на неделю.
      – Но вы женаты всего месяц! Конечно, ты не захочешь пробыть без него целую неделю.
      – Я так не думаю. Он разговаривал со мной снисходительным тоном, когда я ему пожаловалась на то, что томлюсь от безделья, и…
      – Ни слова больше! – Софи похлопала Эмму по руке. – Я тебя прекрасно понимаю. Тебе незачем оставаться здесь на неделю, но побыть вдали от него хотя бы четыре дня, возможно, вполне разумно. Алексу следует научиться понимать тебя.
      – Согласна, но…
      Эмма не закончила фразу, так как Софи вдруг побледнела и со звоном уронила чашку на блюдце.
      Оглядевшись и проследив за взглядом Софи, Эмма вздрогнула: в дверях стоял привлекательный мужчина с мягким взглядом карих глаз и волосами цвета соломы.
      – Оливер! – прошептала Софи. – Наконец-то! Я так по тебе соскучилась!
      Софи бросилась в объятия мужа, и Эмма сморгнула непрошеную слезу. Опустив глаза, она ждала, пока супруги обменяются поцелуями и нежными словами после долгой разлуки.
      – Софи, – не выпуская руки жены, Оливер оглянулся, – представь меня своей подруге.
      – Оливер, ты не поверишь, – Софи весело рассмеялась, – но Эмма не подруга, а моя сестра. Алекс женился!
      – Ты шутишь! Неужели Эшборн женился? Я рад за него и за вас, ваша светлость. Вы настоящая леди…
      – Пожалуйста, зовите меня Эммой.
      – И американка с головы до ног, – добавил Оливер, без сомнения, сразу обратив внимание на акцент гостьи.
      Чтобы не мешать хозяевам дома наслаждаться долгожданным свиданием, Эмма заявила, что ужасно устала от поездки, и попросила прислать ей ужин в спальню. По дороге туда она задержалась ненадолго в библиотеке, где, просмотрев тома на полке, разыскала «Гамлета» Шекспира.
 
      На следующее утро она снова облачилась в дорожное платье и появилась в столовой даже раньше Софи.
      – В настоящих обстоятельствах, думаю, мне стоит поехать на несколько дней к кузенам, – сказала она, как только Софи вошла в столовую.
      – Вряд ли тебе стоит так спешить. – Софи радушно улыбнулась.
      – И все же я предпочла бы уехать. Если можно, извести, пожалуйста, Алекса о перемене моих планов.
      – О да, конечно, только сперва пообещай мне вернуться домой не позже чем через четыре дня.
      Улыбнувшись, Эмма принялась за омлет.

      По пути в Лондон Эмма открыла все окна в карете, чтобы впустить в нее побольше свежего воздуха. Путешествие длилось недолго, потому что Уайлдинг оказался намного ближе к Лондону, чем Уэстонберт; к тому же Софи одолжила Эмме экземпляр «Гамлета», который она начала читать накануне, и Эмма увлеклась чтением, прерывая его лишь иногда, когда ритмический стук копыт убаюкивал ее и она погружалась в полудрему.
      – Построить или не построить больницу – вот в чем вопрос, – произнесла она вслух во время одной из таких оказий.
      Вскоре после полудня, когда они, добравшись до Лондона, миновали последний поворот, Эмма нетерпеливо высунула голову из окна кареты. Вдали она увидела Белл, спускавшуюся по парадной лестнице Блайдон-Мэншн.
      Кучер помогал ей сесть в экипаж.
      – Белл! – закричала Эмма и замахала платком.
      – Не думаю, что она вас услышит на таком расстоянии, ваша светлость, – сказал кучер.
      – Вероятно, ты прав, Эймз. – Эмма нахмурилась. Было что-то странное в том, как слуги подсаживали Белл в карету: они практически внесли ее туда.
      – Если хотите, мы последуем за ней? – предложил Эймз.
      – Разумеется, хочу! – воскликнула Эмма. – И кажется, я знаю, куда она направляется – в дамский литературный клуб. Белл ездит туда каждую среду утром, а собрания происходят в доме леди Стэнтон недалеко отсюда. Пожалуй, я сделаю ей сюрприз.
      Экипаж проехал мимо Блайдон-Мэншн и последовал за каретой Белл по улицам Лондона, а Эмма уселась удобнее и принялась смотреть в окно на проплывавшие мимо элегантные дома.
      – Ничего не понимаю, – сказала она растерянно, когда они миновали знакомый дом, и снова высунула голову из окна кареты, чтобы поговорить с Эймзом.
      – Похоже, мы уже проехали мимо дома леди Стэнтон.
      – Вероятно, сегодня у вашей кузины другие дела, ваша светлость, она решила пропустить собрание.
      – Странно. – Эмма энергично тряхнула головой. – Белл никогда не пропускает эти собрания, если находится в городе. Как бы там ни было, не теряй эту карету из виду! – Эмма устроилась поудобнее и стала нетерпеливо постукивать по полу кареты.
 
      В Уэстонберте Алекс безуспешно пытался сосредоточиться на своей работе, когда Норвуд, единственный из слуг, кто осмеливался входить в его кабинет, когда он занимался делами, внес поднос с ленчем.
      – Это вовсе ни к чему, я не голоден, – проворчал герцог.
      Дворецкий поднял брови и поставил поднос на стол, а Алекс, не обращая внимания на еду, встал, подошел к окну и принялся с недовольным видом смотреть на лужайку. Что за нужда была Эмме уезжать, да еще на неделю! Возможно, Софи и подскажет ей, чем может занять себя замужняя женщина, но для этого не требуется неделя. Ее место рядом с ним: иначе кто будет согревать его в постели?
      Ее присутствие казалось осязаемым, оно словно висело в воздухе. Аромат Эммы пропитал весь дом, и, куда бы он ни обратил взгляд, каждый уголок таил воспоминания об их тайных поцелуях.
      Алекс вздохнул. Может быть, ему в самом деле следовало поехать в Лондон. По крайней мере, там не возникли бы нежные воспоминания, а дверь в маленькую гостиную он мог бы просто закрыть. К тому же Алекс любил это место, где прожил свои лучшие годы. Разумеется, ему следует обратить больше внимания на то, чтобы Эмма не томилась от безделья и скуки.
      Почему бы не поручить Эмме управление всеми поместьями? Без сомнения, она с этим справится. Довольный своим планом, Алекс усмехнулся, но тут от приятных размышлений его отвлек стук в дверь, после чего Норвуд подал ему небольшую записку на серебряном подносе.
      – Письмо от вашей супруги ваша светлость.
      Алекс стремительно пересек комнату и схватил листок.
 
      «Дражайший Алекс!
      Лорд Уайлдинг неожиданно вернулся с Карибских островов, и я решила погостить оставшуюся часть недели у кузенов. Ужасно скучаю по тебе.
      С любовью, Эмма».
 
      Алекс заскрипел зубами. Она ужасно скучает по нему? Тогда почему не повернула обратно и не вернулась домой, где ей самое место? Определенно ему следует поехать в Лондон, заглянуть к Блайдонам и силой увезти жену домой.
      Впрочем, Эмма не такая женщина, которую можно куда-нибудь утащить насильно, зато можно ее подкупить, пообещав, что Эмма немедленно станет управлять большей частью его владений. А если это не подействует, то всегда остается еще один выход – соблазнить ее.
      Придя к такому заключению, Алекс оставил дом и через полчаса уже был на пути в Лондон.
 
      Сидя в карете, Эмма все больше беспокоилась за кузину. Оба экипажа уже выехали из Лондона, и по мере того, как улицы становились все менее оживленными, тревога ее росла.
      Вудсайд! Ну конечно! Только он и мог решиться на подобную авантюру. Когда Эмма осознала это, она чуть не вскрикнула. Вудсайд без ума от Белл, он уже год ухаживает за ней и собирается жениться на ней. То, что Белл не отвечала ему взаимностью, похоже, ничуть не мешало ему строить планы.
      – Боже, он собирается принудить ее к браку силой!
      Эмма тут же зажала рот рукой. Она не сомневалась в том, что Вудсайд был способен притащить Белл к алтарю связанной и с кляпом во рту. Никогда еще Эмма не встречала человека, столь одержимого мыслью о титулах и знатности, а Белл как раз соответствовала его запросам. Даже если бы ей удалось избежать брака с ним сейчас, необходимость защитить репутацию оставляла Белл минимальный выбор – брак с Вудсайдом или участь старой девы. Ни один джентльмен не женился бы на ней, если бы заподозрил, что она побывала в руках Вудсайда.
      Наконец карета Белл свернула с дороги и минут через двадцать въехала в небольшую деревеньку Харвуд. Когда двигавшийся следом экипаж Эммы замедлил движение, Эмма, выглянув в окно, заметила, что карета, увозившая Белл, остановилась перед постоялым двором «Заяц и гончие».
      – Остановитесь здесь! – распорядилась Эмма и поспешно выпрыгнула из кареты, чтобы без помехи понаблюдать за тем, что происходит возле входа в гостиницу.
      Двое дюжих малых выгрузили из кареты большой полотняный мешок.
      – О Господи! – испуганно зашептала Эмма. – Белл может совсем задохнуться в этом мешке!
      – Она не особенно сопротивляется, – заметил Эймз хмуро. – Вероятно, ее усыпили.
      Эмма перевела дух, стараясь подавить нарастающую панику. Она не имела ни малейшего шанса одолеть похитителей Белл, не зная, каким оружием они располагают. Ах, если бы здесь был Алекс: сейчас она так в нем нуждалась!
      – Ладно, – сказала Эмма решительно, – нам надо разработать план. – Эмма повернулась к двум сопровождавшим грумам: – Шиптон, ты умеешь ездить верхом?
      Грум покачал головой.
      – А ты, Боттомли?
      – Я езжу верхом с тех пор, как научился ходить.
      Эмма довольно кивнула.
      – Прежде всего, я хочу, чтобы вы нашли место, где можно спрятать карету, – разумеется, где-нибудь подальше от «Зайца и гончих». Потом возьмите одну из наших лошадей и скачите в Уэстонберт. Так, как будто от этого зависит ваша жизнь. Как только вы туда прибудете, немедленно найдите герцога и расскажите ему, что произошло, понятно?
      Боттомли кивнул.
      – Ты, Шиптон, отправляешься с Боттомли и затем сообщишь мне, где он оставил карету, а мы с Эймзом пройдемся по магазинам.
      – По магазинам, ваша светлость? – удивился Эймз. – Вы уверены, что сейчас для этого подходящее время?
      – Абсолютно уверена. Если мы собираемся спасти Белл, нам сперва нужно кое-что приобрести.
      – И что именно?
      – Пока не могу сказать, но если ты дашь мне минуту подумать…
      Глядя вслед удаляющимся Боттомли и Шиптону, Эмма стала что-то прикидывать в уме. Затем она повернулась к Эймзу и сунула ему в руку монету:
      – Найди мне ламповой копоти, и поскорее.
      – Ламповой копоти, ваша светлость?
      – Да, для волос, а то мои волосы слишком заметны. И еще мне надо какую-нибудь одежду.
      Эмма вошла в лавку, и все продавцы одновременно уставились на нее: столь элегантная леди даже если и появлялась в деревне Харвуд, то никогда не посещала их лавку.
      – Могу я вам чем-нибудь помочь? – спросила наконец самая смелая из них.
      – Да, разумеется, – спокойно ответила Эмма и дружелюбно улыбнулась. – Меня интересует маскарадный костюм для костюмированного бала на следующей неделе. Я хочу что-нибудь совсем непохожее на мое обычное платье.
      – О, тогда вам лучше выбрать что-нибудь в греческом стиле. У нас есть прелестная ткань, пригодная для туники.
      – Не думаю, что это подойдет. – Эмма покачала головой. – Видите мои волосы? У древних греков таких не бывало.
      – О, конечно, нет!
      – Значит, мне надо что-нибудь простое: возможно, костюм горничной.
      – Горничной?
      – Да, служанки.
      Женщины за прилавком обменялись взглядами, полными сомнения, затем бросились выполнять просьбу.
      Вскоре Эмма вышла из лавки, держа под мышкой упакованный должным образом костюм горничной, и тут же к ней подбежал Эймз.
      – Ты достал ламповую копоть?
      – Достал, кое-что получше. – Эймз протянул пакет. – Настоящий парик, – торжествующе произнес он.
      Эмма заглянула внутрь – парик оказался невообразимо светлого цвета.
      – Что ж, в нем я не буду похожа на себя. А где Шиптон? Нам уже давно пора браться за дело, если мы хотим помочь Белл.
      К счастью, в этот момент из-за угла появился Шиптон.
      – Карета возле церкви, – тихо произнес он, – а Боттомли уже уехал в Уэстонберт.
      – Хорошо. – Эмма кивнула. – Тогда давайте поторопимся. – Она стремительной походкой направилась к гостинице, где попросила два номера.
      – У вас есть багаж, миледи?
      Внезапно Эмма осознала, что она упустила из виду: когда останавливаешься в гостинице, с тобой обязательно должен быть хоть какой-нибудь багаж.
      – Мои грумы принесут его из кареты позже.
      – И как долго вы намерены здесь оставаться, миледи?
      Эмма была смущена.
      – Пока не знаю. По крайней мере, на одну ночь, а возможно, и дольше.
      – Тогда, – вежливо произнес клерк, – не угодно ли вам расписаться в журнале?
      Эмма без колебаний взяла перо и размашисто расписалась: Леди Кларисса Трент.
      – Ну вот, – сказала она себе под нос. – Эта дама всегда мечтала о титуле.
      Пройдя в предназначенную для нее комнату на втором этаже, Эмма быстро переоделась в платье горничной и натянула на голову парик. Потом она подошла к камину, набрала немного сажи и размазала ее по щекам.
      Бросив взгляд в зеркало. Эмма убедилась, что ее кожа приобрела пепельный оттенок, удачно сочетавшийся с желтым париком. В целом можно было сказать, что выглядит она ужасно, но главное, лицо стало совершенно неузнаваемым. Выйдя из своей комнаты, Эмма постучала в дверь рядом, и Эймз сразу ей открыл.
      – Ах, ваша светлость, неужели это вы! – Он слегка попятился.
      – Я, можешь не сомневаться. А теперь пусть один из вас доставит сюда мой чемодан, пока у хозяина гостиницы не возникли подозрения, а я же попытаюсь выяснить, в какой комнате они держат Белл.
      После того как грумы удалились, Эмма выскользнула в коридор и огляделась, а затем осторожно двинулась вперед. Убедившись, что, кроме нее, в коридоре никого нет, она прижалась ухом к двери номера, соседствующего с ее комнатой. Услышав из-за двери сладострастные стоны, она тут же отскочила и с облегчением перевела дух. Определенно стонала не Белл.
      Переместившись на другую сторону коридора, Эмма услышала женский голос:
      – Праздные руки – искушения для сатаны. Для сатаны, говорю я. Он прячется в каждом углу.
      Покачав головой, Эмма сделала шаг назад. Несомненно, похитители Белл едва ли стали бы вести беседы о дьяволе. Она снова двинулась по коридору и остановилась у дальней двери.
      – Ни слова, маленькая мисс. Еще пикнете – я сниму ремень и…
      – Заткнись, ты, осел! Мы обещали, что она будет в целости и сохранности. Он не даст нам золота, если мы хоть пальцем до нее дотронемся.
      Эмма затаила дыхание. Определенно Белл находится в этой комнате и, судя по всему, ведет себя не слишком покорно.
      – Сколько еще, черт возьми, нам ждать?
      – Он обещал прибыть к полуночи, разве нет? А теперь заткнись и оставь меня в покое.
      – Ладно. И все-таки она лакомый кусочек. Может, он и не заметит, если мы малость отщипнем от него, пока он сюда добирается?
      Сердце Эммы ушло в пятки. Впрочем, она понимала, что Белл сейчас приходится в сто раз хуже.
      – Черт возьми, если ты завалишь это дело, я тебя в живых не оставлю. И не думай, что я шучу, – услышала она из-за двери.
      В ответ послышалось недовольное фырканье, и Эмма, запаниковав, постучала в дверь.
      – Какого черта?
      Растрепанный грязный малый распахнул дверь, и Эмма сразу увидела Белл, сидевшую на кровати у дальней стены под надзором другого похитителя. Хотя теперь дверь была открыта, кузина не двинулась с места, и Эмма заподозрила, что похититель держит пистолет у ее спины.
      – Прошу прощения, сэр. – Эмма присела в реверансе. – Но хозяин гостиницы спрашивает, не желаете ли вы поесть. Возможно, вы захотите, чтобы вам принесли еду в комнату?
      – Едва ли. – Похититель попытался захлопнуть дверь перед носом Эммы.
      – Эй, постой-ка! Ты не думаешь, что я мог проголодаться? – Человек, сидевший на кровати, свирепо глянул на своего товарища.
      – Ладно уж, принеси нам пирог с мясом и побольше эля.
      – Разумеется, сэр. – Эмма снова присела в реверансе, опасаясь, что перестаралась, пытаясь говорить, как простолюдинка. Когда дверь закрылась, Эмма еще некоторое время прислушивалась к доносившимся из комнаты звукам, пытаясь понять, не заподозрили ли чего-нибудь злодеи. Однако они по-прежнему продолжали препираться между собой. Уверившись, что ее маскарад оказался удачным, Эмма вернулась в свою комнату и послала Эймза за пирогом и элем.
      Эймз возвратился с подносом минут через десять.
      – Пожелай мне удачи, – сказала Эмма шепотом и исчезла в коридоре, а вскоре уже снова стучала в заветную дверь.
      – Кто там?
      – Это я, сэр, принесла пирог с мясом и эль, ну точнехонько, как вы велели.
      – Ладно, входи.
      Дверь открылась, и Эмма, пройдя внутрь комнаты, поставила поднос и принялась расставлять тарелки на столе Она старалась тянуть этот процесс сколько возможно дольше, надеясь как-то просигнализировать Белл, что помощь скоро прибудет.
      Однако кузина не сводила глаз с невидимой точки на стене и не двигалась.
      – А помните, сэр, какой ужаснейший дождь был вчера? – продолжала тараторить Эмма. – Настоящая буря. Вы это тоже заметили?
      Похититель, стоявший возле двери, бросил на нее подозрительный взгляд.
      – Да, похоже, была.
      Эмма поставила на стол последнюю тарелку.
      – Все только об этом и говорят. Лично я подумала, что это всего лишь много шума из ничего. Но знаете, некоторых людей не вразумишь. – Она обернулась к подносу и взяла обеими руками кружку с элем, уголком глаза наблюдая за Белл.
      – В конце-то концов все кончилось хорошо. Известно конец – делу венец, а это самое главное.
      Теперь Белл уже с нескрываемым любопытством смотрела на нее, и Эмма взяла в руку вторую кружку с элем.
      – Есть, конечно, и такие, кто любит жаловаться да причитать, но уж тут ничего не поделаешь. Моя сестра Цимбелин все толкует и толкует о дожде. А мой брат Юлий прям готов ее убить. Когда Юлий видит, как она стонет да причитает, в него словно дьявол вселяется.
      Эмма сделала паузу перед тем, как поставить последнюю кружку на стол.
      – Но моя другая сестра, Эмма, заступается за Цимбелин и говорит, что Юлий может невзначай ее покалечить. Она всегда все берет в свои руки и обо всех заботится.
      Неожиданно у Белл начался неостановимый приступ кашля, и это сразу привлекло внимание злодеев, загипнотизированных странным поведением служанки.
      – А ну убирайся, – приказал тот, что стоял у двери. – Мы сыты по горло твоей болтовней.
      Эмма снова сделала реверанс.
      – Как вам это понравится! – произнесла она в заключение и исчезла за дверью.
      Выйдя в коридор, Эмма остановилась и услышала, как один из похитителей орет на Белл:
      – Что, черт возьми, с вами случилось? Вам плохо?
      Однако кашель Белл прошел также быстро, как и начался.
      – Должно быть, это из-за дождя, – угрюмо произнесла она, и затем за дверью все стихло.
 
      Боттомли мчался верхом так быстро, будто за ним гнался сам дьявол. Он проносился через деревни, большие и маленькие, доводя лошадь до изнеможения. Прибыв в Уэстонберт, он спрыгнул с коня и поспешил в дом, крича на ходу:
      – Ваша светлость! Ваша светлость!
      Однако вместо герцога его встретил Норвуд.
      – Где его светлость? Где он? – задыхаясь, выкрикнул Боттомли, хватая Норвуда за ворот рубашки.
      – А в чем дело? И почему ты так… – Норвуд попытался высвободиться.
      – Ее светлость в опасности!
      Норвуд побледнел.
      – Но… его светлость уехал в Лондон.
      Боттомли в отчаянии заскрипел зубами.
      – Норвуд, мне нужна свежая лошадь, – заявил он непререкаемым тоном.
      – Сию минуту. – Норвуд ринулся в конюшни, вскоре Боттомли уже стремглав мчался в Лондон.

      Быстро пробежав по коридору, Эмма ворвалась в комнату Эймза и Шиптона:
      – Я ее нашла: она в комнате номер семь.
      – С ней все в порядке? – поспешил спросить Эймз.
      Эмма кивнула:
      – В порядке. Пока. – Она с трудом перевела дух. – Но ее стерегут двое ужасных мужланов. Нам надо помочь ей, вот только как?
      – Может, лучше подождать, пока прибудет его светлость…
      Эмма замотала головой:
      – Боюсь, у нас нет на это времени. – Она принялась нервно расхаживать по комнате. – Мы должны ее вызволить до прибытия Вудсайда, который, судя по всему, и является настоящим похитителем.
      – Но как мы это сделаем? – осторожно спросил Шиптон. – Эймз и я вряд ли такие сильные, как эти головорезы.
      – К тому же они вооружены пистолетами. – Эмма вздохнула. – И тем не менее мы должны их перехитрить. Кстати, в комнате, где они держат Белл, открыто окно…
      Не договорив, Эмма бросилась к окну и, распахнув его, высунула голову наружу.
      – Здесь есть довольно широкий карниз, – сообщила она возбужденно.
      – Но, ваша светлость, – Эймз поежился, – не можете же вы…
      – Другого способа, минуя дверь, попасть в комнату нет. Теперь нам требуется выманить похитителей из комнаты, и тогда…
      На несколько минут все трое погрузились в молчание. Наконец первым заговорил Шиптон:
      – Наверняка, ваша светлость, этим парням нравится эль…
      В сердце Эммы всколыхнулась надежда:
      – Продолжай Шиптон.
      – Ну, я говорю, что парни любят эль, а только дурак откажется от даровой выпивки.
      – Шиптон, ты просто гений! – Эмма порывисто обняла слугу и поцеловала его в щеку, отчего Шиптон покраснел как свекла.
      – Ваша светлость, я просто…
      – Ты все сказал правильно, и вот что нам надо сделать. Один из вас выйдет на улицу и громко объявит, что его родственник умер и оставил ему много денег. По этой причине он готов угостить выпивкой всех в городе. Таверна находится внизу, поэтому один из вас будет стоять в холле и ждать, пока наши голубчики выйдут. Как только это произойдет, я проберусь по карнизу, влезу в окно и вернусь обратно с Белл. Согласны?
      Оба кивнули, хотя в глазах их читалось сомнение.
      – Итак, кто из вас сыграет роль разбогатевшего счастливчика?
      Ответом ей было молчание, и Эмма поморщилась.
      – Ладно, Эймз, ты пошустрее. – Она вложила ему в ладонь горсть монет. – Вот и займешься этим. Да поторопись, у нас мало времени.
      Торопливо перекрестившись, Эймз вышел из комнаты, и вскоре Эмма услышала его крики:
      – Я богат! Я богат! После двадцати лет службы старый перечник наконец скапутился и оставил мне тысячу фунтов!
      – Шиптон, отправляйся скорее в холл, – прошептала Эмма возбужденно, затем, подбежав к окну, выглянула на улицу. Неподалеку она увидела Эймза, направлявшегося ко входу в гостиницу.
      – Это чудо! – кричал Эймз и громко хохотал. – Чудо! Господне знамение! Никогда мне больше не служить у такого чудака и привереды…
      Эмма усмехнулась, решив, что упустила из виду подробность о привередливом хозяине. Если удастся выманить негодяев из комнаты Белл, Эймз уж точно сможет уйти на покой, получив хорошее вознаграждение от своих хозяев.
      В ту же секунду один из похитителей высунул голову из окна, и Эмма, отступив в глубь комнаты, принялась молиться. А на улице Эймз продолжал горланить:
      – Я готов напоить всех, кому приходится горбом зарабатывать себе на жизнь, всех, кому приходится гнуть спину и работать в поте лица! Мы заслужили награду! Всех жду в «Зайце и гончих».
      Со всей округи к таверне стали сбегаться люди; они с шумом врывались в дверь, и Эмма ждала только Шиптона, чтобы начать действовать.
      Наконец Шиптон появился в комнате.
      – Они проглотили наживку, ваша светлость, и сейчас спускаются по лестнице!
      Сердце Эммы бешено забилось. Одно дело говорить о том, что ползти по карнизу – плевое дело, и совсем другое – проделать это в реальности. Выглянув из окна, Эмма прикинула расстояние до земли. Далековато. Тот, кто сорвется отсюда, не расшибется насмерть, но почти наверняка переломает все кости.
      – Только не смотри вниз. – Произнеся слова вслух, Эмма выбралась на карниз.
      К счастью, она не видела улицы, а в переулке никто не смотрел вверх и не замечал странной женщины, прижимающейся к стене дома на высоте второго этажа.
      Передвигаясь маленькими шажками, Эмма поползла по карнизу и вскоре добралась до окна комнаты, в которой похитители держали Белл. Приподнявшись и крепко уцепившись за подоконник, она ринулась в открытое окно и в результате довольно болезненно приземлилась на пол.
      Белл изумленно вскрикнула, когда Эмма возникла перед ней, словно привидение. К счастью, она не могла громко закричать, потому что рот ее был надежно заткнут кляпом.
      – Сейчас я вытащу тебя отсюда, – поспешно проговорила Эмма и тут же принялась развязывать узлы веревки, которой кузина была крепко привязана к кровати.
      В этот момент взгляд ее упал на стол, где возле оставленного ею подноса она обнаружила небольшой нож. Нож оказался не особенно острым, но минутой позже Эмме все же удалось освободить Белл от пут.
      – Кляп вытащим потом, – шепнула она Белл. – А сейчас давай поскорее выбираться отсюда.
      Опустив нож в карман, Эмма схватила Белл за руку и потащила к двери.
      Как только они оказались в комнате Эммы, та с помощью ножа освободила Белл от кляпа.
      – Ну, ты в порядке? – спросила она умоляющим тоном. – Эти негодяи, которые тебя похитили, они…
      Белл энергично покачала головой:
      – Со мной все хорошо: они меня не тронули, но… – Белл глубоко вздохнула, стараясь успокоиться, и вдруг разразилась слезами.
      – О, Эмма, – рыдала она, – я так испугалась! Не сомневаюсь, что все это подстроил Вудсайд.
      Эмма, обняв кузину, прижала ее к себе:
      – Клянусь, теперь Вудсайд не посмеет к тебе приблизиться!
      – Очень надеюсь на это. Если бы мне пришлось выйти за него, моя жизнь была бы навсегда загублена, потому что я не смогла бы с ним развестись. – Белл очень неизящно вытерла нос тыльной стороной ладони. – Я была бы изгнана из общества, и Алекс, вероятно, не разрешил бы тебе видеться со мной.
      – Какие глупости! Конечно, я продолжала бы с тобой видеться, – поспешила утешить кузину Эмма. Однако втайне она понимала, что большая часть того, что сказала Белл, – сущая правда. – Как бы там ни было, теперь ты не выйдешь за Вудсайда, так что нам нет смысла обсуждать все это. К сожалению, пока мы застряли в этой гостинице, потому что у нас только одна лошадь. Я приказала слуге разузнать, нельзя ли нанять лошадь или карету, но нигде поблизости не оказалось карет.
      – А если поехать на перекладных?
      Эмма покачала головой:
      – Здесь их неоткуда взять, поэтому придется ждать Алекса. Это не должно затянуться надолго: Боттомли уехал в Уэстонберт с час назад, и вскоре они с Алексом должны быть здесь. – Эмма с беспокойством посмотрела в окно. – Думаю, нам безопаснее оставаться здесь, за запертой дверью, чем попытаться идти пешком.
      Белл кивнула и вдруг громко захихикала:
      – Кузина, что это у тебя за вид?
      – Это такая маскировка, – с гордостью пояснила Эмма. – Даже ты меня не узнала.
      – Верно. Если бы ты не принялась сыпать названиями пьес Шекспира… Хорошо, что оба похитителя неграмотные, но я чуть не лопнула от смеха, когда поняла, к чему ты клонишь. Однако я не пойму: как это ты оказалась здесь?
      – Сказать по правде, нам просто повезло. Я поехала навестить Софи, а потом решила остановиться в Лондоне, чтобы повидаться с тобой. Моя карета уже поворачивала за угол, когда я увидела, что ты садишься в экипаж, и тут у меня возникли подозрения.
      Только теперь Белл смогла оценить, какую роль в ее спасении сыграло провидение.
      – И что же нам теперь делать?
      – Прежде всего я избавлюсь от этого ужасного костюма. Вероятно, твои похитители станут тебя искать, и мне лучше выглядеть как та дама, которая остановилась в гостинице несколько часов назад.
      Эмма стащила с головы парик, и ее ярко-рыжие локоны рассыпались по плечам.
      – Ну вот, теперь я уже чувствую себя намного лучше, – с удовлетворением произнесла она, опускаясь на кровать рядом с Белл.
 
      Если Боттомли чувствовал себя усталым, когда прибыл в Уэстонберт, то, добравшись до городского дома Алекса тремя часами позже, он был уже в полном изнеможении.
      Поднявшись по ступеням парадного крыльца, он изо всей силы забарабанил в дверь, и Смидерз почти тут же ему открыл.
      – Покупки, – сообщил дворецкий величественно, – доставляют к черному ходу.
      Прежде чем Смидерз захлопнул дверь, Боттомли все же успел произнести:
      – Я здесь по совсем другой причине…
      – Обращение по поводу работы тоже…
      Взгляд Смидерза становился все более холодным.
      – Закрой пасть! – взревел Боттомли, потеряв терпение. – Я работаю на его светлость в Уэстонберте, и речь идет о ее светлости. Она в опасности, ее кузину похитили. Мне нужно немедленно найти его светлость. – Боттомли тяжело оперся о дверной косяк: он с трудом держался на ногах.
      – Но герцога здесь нет, – встревоженно ответил Смидерз.
      – Как? Мне сказали, что он уехал в Лондон…
      – Именно, но… Его просто нет дома, поскольку он поехал в «Уайтс». Вот адрес.
      Через тридцать секунд Боттомли снова оказался в седле и после краткой передышки почувствовал себя еще более усталым, чем прежде. «Уайтс» он нашел довольно быстро, но швейцар, дежуривший у двери, отказался его впускать.
      – Ты не понимаешь, – увещевал его Боттомли. – Это особый случай. Мне немедленно нужно видеть его светлость.
      – Не членам клуба вход воспрещен, – не уступал швейцар, и тут Боттомли схватил наглеца за отвороты ливреи.
      – Если тебе дорога жизнь, шевели мозгами. Мне немедленно надо увидеть герцога Эшборна, ты понял?
      Швейцар побледнел.
      – Я могу послать за ним, если вы подождете…
      – Извини, дружище, но это не годится.
      Боттомли размахнулся и нанес швейцару мощный удар в лицо, после чего переступил через осевшее тело и ворвался в клуб.
      – Ваша светлость! Ваша светлость! – вопил он на ходу, пока не осознал, что в клубе может быть несколько титулованных особ. Поняв это, он тут же изменил тактику. – Герцог Эшборн! Мне немедленно нужен герцог Эшборн.
      Двадцать элегантно причесанных голов повернулись к нему.
      – Слава Богу, вы здесь, ваша светлость, – выдохнул Боттомли, заметив Алекса и падая у стены.
      Герцог не спеша встал из-за игорного стола.
      – Это ты, Боттомли? Что случилось?
      – Катастрофа, ваша светлость! Речь идет о вашей жене.
      В несколько шагов преодолев расстояние до Боттомли, Алекс принялся трясти его за плечи:
      – Что случилось? Она в порядке?
      Боттомли устало кивнул:
      – Пока в порядке, ваша светлость, но положение очень серьезное.
 
      Деревня Харвуд редко видела членов аристократического общества, неспешно прогуливающихся по узким улочкам Тем более все ее жители, собравшиеся в гостинице «Заяц и гончие», чтобы воспользоваться щедрым приглашением Эймза, были до крайности удивлены, увидев элегантную фигуру лорда Энтони Вудсайда, виконта Бентона, выходящего из кареты.
      Энтони был весьма доволен собой: похищение леди Арабеллы представлялось ему гениальной идеей, так как разрешало все его проблемы. Во-первых, он отомстил ее брату, во-вторых, получил женщину, которую давно желал, и, наконец, менее чем за час обрел возможность добраться до состояния Блайдонов.
      Первым делом Вудсайд направился в местную церковь, чтобы договориться с викарием о венчании. Однако до священника он так и не дошел, потому что, повернув за угол, увидел элегантный экипаж, выглядевший заметно богаче его кареты.
      Разумеется, Энтони сразу смекнул, что деревня Харвуд – совсем необычное место для такой кареты. Ускорив шаг, он подошел ближе к экипажу и без труда разглядел герб герцога и герцогини Эшборн.
      Повернувшись, Вудсайд торопливо направился к «Зайцу и гончим». Очевидно, что-то пошло совсем не так, как было задумано.
      Через пару минут он оказался в гостинице, где застал необычное оживление и суматоху. Похоже было, что весь городок собрался здесь, чтобы с головой погрузиться в пьяное забвение.
      В центре толпы оживленно жестикулировал какой-то человек, одетый в ливрею, и Вудсайд подошел поближе.
      Ливрея оратора была весьма примечательна: такую не часто можно увидеть в забытом Богом местечке. Скорее, она больше подошла бы слуге в доме виконта, если бы виконт не был постыдно беден, или в доме герцога.
      Вудсайд почувствовал, как внутри у него все сжалось от ярости. Его настроение не улучшилось, когда он увидел двух головорезов, нанятых им для похищения Арабеллы: они усердно накачивались элем вместо того, чтобы сторожить Белл. Кто-то вмешался и нарушил его планы, и Энтони готов был прозакладывать свою жизнь, что этим кем-то является кузина Белл, новоиспеченная герцогиня Эшборн. Эта американская девчонка не являлась даже кровной родственницей графа Уэрта, а лишь племянницей графини, которая, если память ему не изменяла, была рождена обыкновенной мисс, а не титулованной особой.
      Выйдя из питейного заведения, Энтони вошел в гостиницу и позвонил в колокольчик.
      Тотчас же откуда-то появился хозяин и поспешил к нему.
      – Сегодня здесь должна быть моя жена, – заявил Вудсайд с приличествующей случаю улыбкой. – Я хочу узнать, приехала ли она.
      – Как ее имя, милорд: я сейчас справлюсь в регистрационном журнале.
      – Не думаю, чтобы она назвала свое настоящее имя. – Виконт доверительно наклонился к стойке. – Видите ли, мы немного повздорили, и я приехал просить прощения.
      – А, понимаю. В таком случае, может быть, вы мне ее опишете.
      Энтони улыбнулся:
      – Если бы она здесь появилась, вы бы ее запомнили: она довольно маленького роста, с огненно-рыжими волосами.
      – О да, конечно! – воскликнул хозяин гостиницы. – Она здесь, в комнате номер три. Поднимитесь на один этаж, и вы легко отыщете ее.
      Поблагодарив любезного хозяина, Вудсайд отошел на несколько шагов, потом обернулся:
      – По правде говоря, я хочу сделать жене сюрприз. Может быть, вы дадите мне дубликат ключа от ее комнаты?
      – Не знаю, милорд, – сказал хозяин гостиницы смущенно, – у нас не в обыкновении делать это. Понимаете, соблюдение безопасности и все такое…
      Вудсайд снова улыбнулся – его бледно-голубые глаза источали доброжелательность.
      – Для меня это очень важно. – Он положил на стойку несколько монет.
      Хозяин гостиницы посмотрел на деньги, потом на Вудсайда, словно сопоставляя столь необычное появление в Харвуде двух аристократических особ в один день. Затем он взял деньги и, достав ключ, протянул его Энтони.
      Кивнув в знак благодарности, виконт положил ключ в карман, а когда он повернулся к лестнице, от его улыбки не осталось и следа: глаза его мгновенно превратились в две бледные ледышки.
 
      Белл и Эмма находились в комнате уже не меньше четырех часов, и когда голод сделался для них невыносимым, они отправили Шиптона на кухню принести какой-нибудь еды.
      – Как ты думаешь, скоро приедет Алекс? – спросила Белл, перелистывая с отсутствующим видом «Гамлета», захваченного Эммой из дома Софи.
      – Понятия не имею. – Эмма вздохнула. – Он должен быть здесь уже два часа назад, но, возможно его не оказалось дома и Боттомли потребовалось время отыскать его.
      – Тогда, вероятно, он скоро появится, – сказала Белл с надеждой.
      – Хотелось бы верить. – Эмма нахмурилась. – Мне удалось сделать самое трудное в деле твоего спасения, так что ему осталось самое меньшее – явиться сюда и спасти меня. – Она подошла к кровати и села рядом с Белл.
      Внезапно в наступившей тишине, нарушаемой только звуком их дыхания, послышался зловещий скрежет ключа в замке, и Эмма в ужасе вскочила. Если бы это Алекс явился их спасать, конечно, он не стал бы пробираться в ее комнату тайком, а начал барабанить в дверь, браня ее за глупость и беспечность.
      Белл и Эмма замерли в напряжении, когда дверь распахнулась и из нее показался Вудсайд; его бледные глаза угрожающе поблескивали.
      – Рад приветствовать вас, леди, – произнес виконт с пугающим спокойствием, и в его руке заблестел пистолет.
      Обе дамы не могли слова вымолвить от страха. Сидя на кровати, они в ужасе прижимались друг к другу.
      – Какая неосторожность с вашей стороны, ваша светлость, – оставить столь примечательную карету перед церковью! Разве вы не поняли, что мы с леди Арабеллой собираемся сегодня обвенчаться?
      – Она вовсе не собирается этого делать, ублюдок! – крикнула Эмма. – И она никогда не…
      Вудсайд с шумом захлопнул дверь, затем быстро прошел через комнату и наотмашь ударил Эмму по лицу.
      – Заткнись, маленькая сучка, – прошипел он. – И не смей подвергать сомнению законность моего рождения. Я виконт Бентон, а ты ничтожество из диких колоний.
      Эмма прижала руку к щеке.
      – К вашему сведению, я – герцогиня Эшборн! – гневно воскликнула она, не будучи в силах смирить свою гордость.
      В то же мгновение Вудсайд схватил Эмму за плечи и сжал их с такой силой, что Эмма вскрикнула.
      – Повтори, что ты сказала?
      – А то, – задыхаясь, выпалила Эмма, – что я герцогиня Эшборн.
      Глаза Вудсайда сузились, и он ударил Эмму по другой щеке с такой силой, что она упала на пол. Белл тотчас же бросилась к ней и помогла подняться, а затем усадила ее на кровать.
      Как ни пыталась Эмма не замечать боли, она все же не смогла удержаться от слез, и ей пришлось отвернуться, чтобы не показывать Вудсайду своего отчаяния.
      – Она меня раздражает, – нагло заявил Вудсайд, обращаясь к Белл. – Трудно поверить, что вы, две женщины, столь непохожие друг на друга, находитесь в родстве. Думаю, нам стоит принять кое-какие меры. – Вудсайд взял с бюро костюм горничной, ранее использованный Эммой для своего маскарада, быстро разорвал его на полосы и передал их Белл: – Свяжите ей руки.
      Белл в ужасе отшатнулась:
      – Это невозможно!
      – Еще как возможно; иначе, боюсь, она будет брыкаться и царапаться при любой возможности.
      – Трус! – прошипела Эмма. – Каждая из нас вполовину меньше вас ростом.
      – Эмма, помолчи прошу тебя. – Белл, смаргивая слезы, принялась связывать запястья кузины тряпкой, стараясь сделать это как можно нежнее.
      – Крепче, – скомандовал Вудсайд. – Вы что, принимаете меня за дурака?
      Белл чуть натянула ткань, и тут же виконт вырвал импровизированную веревку из ее рук, после чего крепко связал запястья Эммы за спиной. Затем он поднял с пола еще одну полосу ткани, намереваясь связать Эмме щиколотки.
      – Если вздумаешь меня лягнуть, – предупредил Вудсайд, – я не стану ждать свадьбы и овладею твоей кузиной на полу прямо на глазах у тебя.
      Тело Эммы обмякло.
      – Энтони, – сказала Белл тихо, видимо, все еще надеясь образумить виконта, – может быть, нам стоит немного подождать, узнать друг друга получше. Я не считаю, что счастливый брак исключен, но насильственная свадьба не может быть хорошим началом совместной жизни.
      – Забудьте об этом, миледи. – Вудсайд усмехнулся. – Мы поженимся сегодня вечером, и дело с концом. Здешний викарий не слишком высокого мнения о женщинах: он считает, что их согласие не обязательное условие брака. Я подожду захода солнца и только потом поведу вас в церковь, чтобы на нас не глазели зеваки.
      Улучив мгновение, Эмма выглянула из окна: солнце было уже низко, но пока светило так, что, возможно, у них с Белл остался в распоряжении еще час. «Однако где же Алекс», – с нетерпением подумала она, в то время как Вудсайд бросил Белл еще одну полосу ткани:
      – Засуньте это своей кузине в рот: я не желаю слушать ее чудовищный американский акцент.
      Белл обвязала тряпкой голову Эммы, стараясь, чтобы повязка не оказалась слишком тугой. К счастью, Вудсайд в это время смотрел в окно и ничего не заметил.
      – Час, оставшийся до того момента, когда мы отправимся в церковь, – Вудсайд внезапно обернулся к Эмме и злобно оскалился, – я тоже не намерен терять даром. У меня есть план, и он погубит вас окончательно, моя американская герцогиня. Я знаю, что именно вы украли у меня расписку: вот шпилька, которую вы оставили на моем письменном столе… – Виконт победно поднял вверх злополучную вещицу. – Разумеется, я бы не стал прибегать к похищению мисс Блайдон, если бы вы не совали нос не в свое дело. Смотрите на меня, когда я говорю с вами! – Подойдя к кровати, Вудсайд грубо рванул Эмму к себе, заставив ее смотреть себе в глаза.
      – Энтони, пожалуйста! – захныкала Белл.
      Ледяные глаза Вудсайда сверкнули.
      – Ваше беспокойство за кузину весьма трогательно, но, увы, неуместно.
      Пытаясь сдержать ярость, Эмма вцепилась зубами в кляп. Еще никогда в жизни она не чувствовала себя такой беспомощной. Единственным утешением для нее служило то, что план Вудсайда не мог увенчаться успехом, потому что Алекс доверял ей, и теперь она это знала. Он никогда не поверит ни единому слову Вудсайда.
      Алекс появится до того, как Вудсайд приведет в действие свой сатанинский план.

      До того как они с Боттомли отправились обратно в Харвуд, Алекс сделал остановку и захватил с собой Данфорда. Одного взгляда на лицо герцога было его другу достаточно, чтобы понять: случилось что-то ужасное.
      Схватив плащ, Данфорд уже через минуту оказался в седле, и кавалькада помчалась во весь опор.
      Путь в Харвуд занял у них всего сорок пять минут, и едва они остановились перед «Зайцем и гончими», Алекс тут же спрыгнул с лошади не в силах сдержать охватившую его ярость.
      – Боттомли, почему бы тебе не присмотреть за лошадьми и не отдохнуть, – предложил Данфорд. – Ты это заслужил. А мы пока пойдем и выясним, в чем тут дело.
      Мужчины вошли в гостиницу, и когда Данфорд пригляделся к человеку у стойки бара, разглагольствовавшему под восторженные крики пьяных вдрызг посетителей, он тут же схватил Алекса за руку.
      – Глянь-ка, Эшборн: никак на этом человеке твоя ливрея, или я ошибаюсь?
      – Боже всемогущий! – Герцог прищурился. – Похоже, это Эймз, один из моих грумов; он служит у нас уже много лет.
      – И теперь, кажется, отмечает твою безвременную кончину. Пожалуй, тебе лучше пока не показываться ему на глаза.
      – Не сомневаюсь, что это моя женушка снова придумала какой-нибудь безумный план. Клянусь, если она выйдет из этой переделки живой, я сам ее убью. – Алекс решительными шагами подошел к регистрационной стойке и с силой тряхнул колокольчик, после чего раздался такой яростный звон, что хозяин гостиницы не замедлил тотчас же явиться.
      – Слушаю, милорд. – Он явно старался держаться подальше от Алекса, точнее, от его свирепого взгляд.
      – Сегодня в вашей гостинице остановилась моя жена и я должен видеть ее немедленно.
      На лице толстяка стали быстро сменяться противоположные чувства – от смущения до неприкрытого ужаса.
      – Сегодня здесь остановилась одна леди, но ее муж уже прибыл, поэтому она не может…
      С быстротой молнии Алекс перепрыгнул через стойку и схватил хозяина гостиницы за шиворот.
      – Как она выглядела, говори немедленно!
      – Милорд, – произнес толстяк, задыхаясь, – это была рыжеволосая особа, точнее сказать, у нее ярко-рыжие волосы и…
      Алекс так внезапно отпустил его, что толстяк чуть не упал.
      – Где? – только произнес он.
      – Комната номер три, – поспешил сообщить хозяин. – Я не видел ее с того момента, как она получила ключ от комнаты.
      – А джентльмен?
      – Прибыл полчаса назад.
      Данфорд сделал шаг вперед:
      – Не опишите ли его внешность?
      – Примерно вашего роста, волосы соломенного цвета, глаза светло-голубые, я бы даже сказал, бесцветные.
      – Точно он, Вудсайд, – сказал Данфорд отрывисто. – Нам надо спешить.
      Оба приятеля помчались вверх по лестнице и на площадке столкнулись с Шиптоном, чуть не сбив его с ног.
      – Ваша светлость! – выдохнул тот с облегчением. – Слава Господу, наконец вы прибыли.
      – Где герцогиня? – спросил Алекс отрывисто.
      – В своей комнате с кузиной. Они послали меня вниз принести еды, но когда я вернулся, дверь оказалась запертой изнутри, а мне было сказано ждать внизу. Не зная, что делать, я оставил поднос снаружи и поспешил вниз, а тут как раз вы… Боюсь, как бы с ними что-нибудь не случилось.
      Данфорд быстро скинул башмаки и, проскользнув через коридор, прижался ухом к двери.
      Изнутри до него донесся приглушенный голос Вудсайда.
      – Ну вот и закат наступил, а значит, пришло время нашей свадьбы. Вы же, мадам герцогиня, пока останетесь здесь: позже я о вас позабочусь.
      – А разве Эмма не может пойти с нами? – умоляюще спросила Белл. – Печально, если на моей свадьбе не будет никого из моих родных.
      – Эта дурно воспитанная девчонка и так причинила мне достаточно неприятностей, и я не собираюсь позволить ей испортить нам торжество. Мы отбываем через несколько минут.
      – Конечно, потом мы вернемся за Эммой?
      Наступила тягостная пауза.
      – Откровенно говоря, я так не думаю. В конце концов, кто-нибудь найдет ее, и уж тут будет работа для сплетников! Может быть, завязать ей на всякий случай глаза или вообще оставить ее без одежды?
      Данфорд отскочил от двери и бегом вернулся к своему спутнику.
      – Ну что там происходит? – нетерпеливо поинтересовался Алекс.
      – Вудсайд собирается силой заставить Белл выйти за него замуж и готовится уже через несколько минут идти в церковь.
      – А Эмма?
      – Боюсь, этот негодяй связал ее и засунул ей в рот кляп.
      На шее Алекса задергался мускул, но он изо всех сил старался сдерживаться. Мысль о том, что Эмма связана и находится в зависимости от мерзкого подонка, вызвала в нем такую ярость, что он не мог даже говорить.
      Когда герцогу удалось наконец овладеть собой, он медленно произнес:
      – Я не стану сразу его убивать. – Голос его казался ледяным. – Он не стоит того, чтобы потом отвечать за его жизнь на суде. Но я причиню ему такую боль… Этот мерзавец сто раз пожалеет, что я его не убил.
      Данфорд молча кивнул, и они застыли в напряженном ожидании.
      Наконец ржавые петли заскрипели, дверь распахнулась…
      – Чтобы ни звука от вас, пока мы не выйдем из гостиницы… – только и успел сказать Вудсайд.
      С поразительной ловкостью Данфорд прыгнул ему на спину и ударил локтем по голове. Вудсайд взвыл.
      – Что за черт! – громко выругался он.
      Следующий удар Данфорда оказался настолько силен, что чуть не сбил виконта с ног. Он невольно ослабил хватку, и Белл, вырвавшись из его рук, метнулась обратно в комнату.
      Решив, что настала наконец его очередь, Алекс ринулся вперед и ударил Вудсайда в солнечное сплетение, отчего тот на мгновение потерял способность дышать.
      Все же виконту удалось каким-то образом выхватить пистолет, и когда в коридоре прогремел выстрел, Алекса отбросило назад, после чего он распластался на полу.
      Разумеется, Эмма слышала как возню в коридоре, так и следовавший за ней звук выстрела, но, будучи связанной, она ничего не могла сделать. В отчаянии вцепившись зубами в кляп, она ждала развязки.
      – А ну слезь с меня! – закричал Вудсайд и с нечеловеческой силой повернулся, стараясь ослабить хватку Данфорда, державшего его за шею. Последним, отчаянным усилием он стряхнул с себя Данфорда и отшвырнул к двери. При этом Данфорд выронил пистолет, и тот, отлетев, оказался в комнате, прямо у ног Белл.
      Лицо Вудсайда озарилось мрачной улыбкой; подняв свой пистолет, он прицелился в Данфорда.
      – Вы очень большой глупец, приятель, – проговорил он тихо, готовясь нажать на спусковой крючок.
      – Не больший, чем вы, милорд. – С этими словами Белл подняла пистолет Данфорда и прицелилась в Вудсайда.
      – Если вы выстрелите в него, я выстрелю в вас, – сказала она твердо.
      Лицо Вудсайда приняло обеспокоенное выражение, но он тотчас же взял себя в руки.
      – Право же, леди Арабелла, – произнес виконт снисходительно, – леди столь благородного воспитания не способна выстрелить в человека, не так ли?
      – А это мы сейчас узнаем! – Белл нажала на курок. Раздался выстрел, и виконт вздрогнул от резкой боли – пуля Белл попала ему в ногу. Не дожидаясь, пока Вудсайд придет в себя, Данфорд бросился на него, стараясь вырвать у него пистолет, и в этот момент прогремел еще один выстрел. Алекс, лежа на полу, испустил вздох облегчения, после чего дымящийся пистолет выскользнул из его пальцев.
      После этого в коридоре все словно замерло. В наступившей тишине Белл еще некоторое время не мигая смотрела на последствия сражения, затем ее пальцы разжались. Пистолет выпал из ее руки и с глухим стуком ударился о пол.
      – О Боже! – выдохнула Белл, окидывая взглядом сцену недавней потасовки. Алекс неподвижно лежал на полу, тогда как Данфорд распростерся под телом рухнувшего на него Вудсайда. Одна Эмма продолжала сидеть на кровати: видимо, осознав, что опасность миновала, она издавала какие-то невнятные звуки, явно намекая на то, что пора избавить ее от пут.
      Заметив это, Белл тут же бросилась развязывать кузину. Первым делом она вынула кляп изо рта Эммы и тотчас же раскаялась, что сделала это.
      – Что случилось? Где Алекс? Он ранен? Постой, я ничего не вижу…
      – Послушай, ты не можешь немного потерпеть? – Белл стала торопливо освобождать кузину от повязки на глазах.
      Наконец ей это удалось, и Эмма, моргая, энергично завертела головой.
      – Что это было? Я слышала несколько выстрелов. И где Алекс? – Как только Белл перерезала оставшиеся веревки, Эмма стремглав бросилась в коридор. – Господи, Алекс! Ты ранен!
      Отбросив ногой тело Вудсайда, преграждавшее ей путь, Эмма подбежала к мужу и, опустившись на колени, прижалась ухом к его груди. Убедившись, что сердце его ровно бьется, она заключила лицо Алекса в ладони:
      – Дорогой, ты в порядке?
      – Кажется, да, – произнес герцог хрипло. – Посмотри, что с Уильямом.
      – Обо мне не беспокойся. – Спихнув с себя Вудсайда, Данфорд медленно поднялся и, прихрамывая, подошел к Эмме, которой никак не удавалось остановить кровь, струившуюся из раны.
      – Дайте-ка мне осмотреть его. – Данфорд склонился над другом. – Я кое-что знаю о том, как обрабатывать огнестрельные ранения.
      Быстро осмотрев герцога, Данфорд повернулся к Эмме:
      – Алекс потерял довольно много крови, но рана несерьезная. Скоро он будет бегать не хуже оленя.
      Из груди Эммы вырвался вздох облегчения, и она нежно поцеловала мужа в губы. Однако едва она отстранилась, как Алекс вытянул здоровую руку и крепко сжал ее подбородок.
      Потрясенная этим жестам, Эмма уставилась в изумрудные глубины глаз Алекса, которые вдруг стали ясными и ничуть не затуманенными болью.
      – Я собираюсь… запереть… тебя.
      – О Данфорд! – воскликнула Эмма, и глаза ее засияли. – Теперь с ним точно все будет в порядке!
 
      На третий день после ранения Алекс уже чувствовал себя вполне выздоровевшим, но ему были так приятны заботы Эммы, что он никак не мог заставить себя встать с постели. В первые сутки Эмма ни на миг не отходила от него, осторожно обмывала его рану, следила, чтобы рана не открылась снова. Она знала по опыту, что Алекс спит неспокойно, мечется и ворочается, и не хотела, чтобы он потерял еще больше крови.
      На следующий день она продолжала оставаться при нем, если не считать времени, потраченного на сон, и теперь, когда Алекс проснулся, у него возникло ощущение, будто из нее в его тело струится жизненная сила и любовь. Эмма выглядела столь маняще, что Алекс не выдержал и, подтянув жену к себе, уложил ее рядом с собой на постель.
      Ему так не доставало близости ее тела, теперь уютно свернувшегося рядом с ним.
      Когда Уильям вошел в комнату, Эмма спала, и Алекс заботливо укрыл ее одеялом. Правила хорошего тона требовали, чтобы их беседа состоялась в другом месте, но Алексу не хотелось вылезать из постели, а своему другу он доверял безраздельно. Обсуждая последние события, они говорили шепотом, и Алекс узнал, что Данфорду удалось добиться того, чтобы Вудсайда, который в это время залечивал свои раны, выслали из Англии.
      По поводу того, чтобы обратиться в суд, Белл решила, что скандал ей ни к чему. Вудсайд был так помешан на титулах и аристократизме, что, как она сказала Данфорду, жизнь в Австралии будет для него худшим наказанием, чем тюрьма.
      Через десять минут, объявив, что намерен проспать всю следующую неделю, Уильям вышел из комнаты и направился в свою спальню.
      На третий день Эмма проснулась и очень удивилась, обнаружив, что лежит в кровати совершенно раздетая.
      – Ты проспала почти сутки, – сообщил ей Алекс с улыбкой и поцеловал ее в кончик носа.
      Эмма удовлетворенно вздохнула и, свернувшись калачиком, прижалась к его теплому телу.
      – Как ты себя чувствуешь?
      – Намного лучше. Рана уже почти не болит.
      – Я рада, – пробормотала Эмма, просовывая голову под его здоровую руку и опираясь ею о его грудь. – Знаешь, ты заставил меня поволноваться: было столько крови…
      – Дорогая, тебе не понять смысла слова «волноваться». Видела бы ты меня в тот момент, когда я узнал, что вас с Белл захватил Вудсайд. Не хотелось бы мне снова испытать эти чувства…
      Эмма перевернулась на живот и теперь лежала, опираясь на локти.
      – Этого и не случится, – сказала она тихо, заглядывая мужу в глаза. – Обещаю.
      – И пожалуйста, не отправляйся никого навещать под влиянием минуты. В доме без тебя очень одиноко. – Алекс на мгновение задумался. – Разумеется, ты права, когда говоришь, что для тебя здесь нет дела. Мне стыдно, что я не понял этого раньше. Возможно, выход в том, что ты могла бы управлять нашими имениями. Время от времени тебе придется туда ездить, чтобы проверять работу управляющих на местах, встречаться с арендаторами и все такое. Думаю, для них также очень важно сознавать, что мы интересуемся ими.
      Эмма подняла голову и пристально посмотрела на Алекса:
      – А ты будешь ездить со мной?
      – Конечно. – Он лукаво улыбнулся. – Без тебя постель очень холодная. И я не мог бы спать в ней один.
      – О Алекс! – воскликнула Эмма, обвивая его шею руками, совершенно забыв о его ране. – Я так скучала по тебе! Софи сказала, что мне следует оставаться вдали от тебя не более пяти дней, но я и этого не смогла. Я собиралась провести только день с кузенами и сразу отправиться домой. Я слишком тебя люблю, чтобы вытерпеть долгую разлуку.
      – Я люблю тебя не меньше, поверь. – Алекс нежно обнял жену и сразу почувствовал, как обмякло ее теплое тело в его объятиях. Впервые за десять лет он ощутил себя в полном ладу с миром.

      Эмма решила отложить планы по строительству больницы, пока не освоится с новыми обязанностями управляющей поместьями Эшборна. А через три месяца у нее появилась новая причина отложить постройку: она была беременна.
      Впрочем, она не собиралась говорить об этом Алексу, пока не уверится окончательно, однако, когда месячные не пришли второй раз, Эмма поняла, что ее мечта сбывается.
      Однажды утром, когда Алекс собирался подняться с постели, она удержала его.
      – В чем дело, дорогая? – удивленно спросил он.
      – Не спеши вставать.
      Алекс понимающе улыбнулся и снова лег под одеяло. Потом он привлек Эмму к себе и поцеловал в нос, думая, что удовольствие держать жену в объятиях стоит потери нескольких минут.
      – У меня есть важная новость… – В голосе Эммы Алекс сразу уловил какие-то особенные нотки.
      – Да? – Алекс поцеловал нежную кожу у нее за ухом.
      – Видишь ли, – Эмма вздохнула, наслаждаясь его лаской, – скоро у нас будет ребенок.
      Алекс быстро приподнялся, чтобы видеть ее лицо.
      – Ты сказала, что…
      Эмма кивнула:
      – Ребенок.
      – Мой собственный ребенок.
      – И мой тоже, – напомнила Эмма.
      – Наш ребенок. Думаю, это будет девочка с морковными волосами.
      Эмма засмеялась и покачала головой:
      – Это будет мальчик с черными волосами и зелеными глазами.
      – Чепуха. Девочка.
      – Мальчик.
      – Нет, девочка.
      – А я говорю, что это будет мальчик. Неужели тебе так трудно уступить? – Эмма с нетерпением ждала ответа.
      Алекс притворился, что серьезно размышляет об этом.
      – Думаю, что маленький мальчик с черными волосами и зелеными глазами вполне приемлем, – произнес он наконец. – Безусловно, нам нужен наследник, но крошечная девочка с морковными волосами – это было бы просто великолепно.