— …долгий путь, к тому же всю ночь не спала, так что, надеюсь, вы меня простите, если я…

Филипп почувствовал, что у него начинает кружиться голова. Может быть, ему стоит присесть? Но не будет ли это невежливым?

— …с собой я взяла немного, но выбора у меня не было, и…

Речь гостьи продолжалась уже, должно быть, минут пять, а все еще не было видно конца даже первому ее предложению! Кончиться это могло только одним из двух — либо Филипп оглохнет, либо сама девица, захлебнувшись собственной речью, упадет в обморок.

— Послушайте, мисс… — робко начал он.

Но если мисс и слышала его, то не обратила на это ни малейшего внимания, продолжая тараторить что-то об извозчике, который, если только Филипп ее правильно понял, довез ее до самого его дома.

— Мисс! — повторил он уже громче.

— …и поэтому я… — Огромные серые глаза вдруг удивленно заморгали, словно их обладательница лишь сейчас заметила Филиппа. — Да, сэр?

Филипп уже успел забыть, о чем он собирался ее спросить.

— Э-э-э… кто вы, мисс? — с трудом выдавил он из себя. С минуту красотка удивленно смотрела на него.

— Элоиза Бриджертон, — проговорила, наконец, она. — Кто же еще?

Элоиза отлично понимала, что говорит слишком много и слишком быстро, но не могла ничего с собой поделать — когда она волновалась (а сейчас она не могла не признать, что волнуется), ей нужно было выговориться, чтобы выплеснуть свои эмоции. К тому же сэр Филипп — если огромный, напоминающий медведя мужчина, стоящий сейчас перед ней, и был сэр Филипп — оказался совсем не таким, каким Элоиза его себе представляла.

— Вы Элоиза Бриджертон? — переспросил мужчина. Элоиза посмотрела прямо в его изумленно округлившиеся темные глаза.

— Именно так, — подтвердила она довольно сердито. — Кто же еще?

— Простите, — пробормотал мужчина, — я вас не ждал.

— Если мне не изменяет память, вы сами меня приглашали!

— Если мне не изменяет память, на мое приглашение вы ничем не ответили.

Элоиза помолчала — нельзя было не признать, что сэр Филипп в чем-то прав.

— Прошу извинить — у меня не было времени, сэр. — Заметив его взгляд, словно говоривший “Это не оправдание!”, Элоиза поспешила добавить: — Я, кажется, уже упомянула об этом…

Филипп продолжал так смотреть на нее, что Элоизе стало немного не по себе.

— Я не понял ни слова из того, что вы говорили, мисс, — заявил он.

Элоиза почувствовала, как округляется от удивления ее рот.

— Вы хотя бы слушали меня, сэр? — спросила она, дивясь собственной наглости.

— Пытался, — тем же тоном произнес он. Элоиза закусила губу и сосчитала в уме до пяти.

— Прошу извинить меня, сэр, — потупившись, проговорила она. — Являться без приглашения действительно невежливо.

С минуту Филипп тоже молчал.

— Я принимаю ваши извинения, мисс, — объявил он, наконец.

Элоиза откашлялась.

— И разумеется, — продолжил он, — я рад вас видеть.

От взгляда Элоизы, однако, не укрылось, что сэр Филипп лихорадочно оглядывается вокруг, словно собирается воскликнуть: “Кто-нибудь, ради всего святого, спасите меня от этой девицы!” Показать ему, что она это заметила, было бы, разумеется, бестактно. Но сказать в ответ что-то надо. Только вот что? Элоиза, которая, как ей самой казалось, никогда не лезла за словом в карман, застыла в нерешительности, устремив взгляд почему-то на правую щеку сэра Филиппа.

Почувствовал ли он ее смятение или сказал это, желая избавиться от собственной нерешительности, только фраза сэра Филиппа прозвучала так:

— Это весь ваш багаж, мисс?

Порадовавшись в душе, что нашлась хоть какая-то тема для беседы (когда не знаешь, что сказать, лучше всего вести разговор о каких-нибудь незначительных вещах), Элоиза начала:

— Да, сэр. Видите ли, дело в том, что я…

Она вдруг осеклась. Стоит ли говорить сэру Филиппу, что она сбежала из дома посреди ночи, ничего никому не сказав? После такого заявления у него наверняка сложится не лучшее мнение о ней — и о ее семье. Элоиза сама не знала, почему, но почему-то ей казалось, что сэр Филипп будет не в восторге, когда узнает, что она убежала из дому, никого не спросясь. Скорее всего, он сразу же отправит ее обратно в Лондон. А Элоиза, несмотря на то что Филипп оказался совсем не тем романтичным мужчиной, какого рисовало ей ее воображение, вовсе не собиралась сдаваться. Не говоря уже о том, что если даже побег ее следует считать глупым поступком, возвращение будет выглядеть еще глупее.

— Да, это весь мой багаж, — кивнула она.

— Хорошо. Я… э-э-э… — Сэр Филипп снова начал лихорадочно оглядываться вокруг. На лице его читалось отчаяние, что Элоизе совсем не нравилось. — Ганнинг! — выпалил, наконец, он.

— Я Здесь, сэр! — Дворецкий появился так быстро, что у Элоизы возникло подозрение, что он их подслушивал.

— Ганнинг… э-э-э… будьте любезны, приготовьте комнату для мисс Бриджертон!

— Я уже приготовил ее, сэр, — заявил тот. Щеки Филиппа слегка порозовели.

— Благодарю вас, Ганнинг, — пробормотал он. — Мисс Бриджертон пробудет здесь… — Он выжидающе посмотрел на Элоизу.

— Две недели, — проговорила она, решив, что такой срок будет оптимальным.

— Две недели, — повторил Филипп, словно дворецкому требовался переводчик. — Постарайтесь, Ганнинг, чтобы она чувствовала себя здесь как дома.

— Разумеется, сэр! — кивнул тот.

— Что ж, отлично. — Элоизе показалось, что сэр Филипп чувствует себя как бы не в своей тарелке, а возможно, просто утомленным. Последнее, пожалуй, было даже еще хуже.

“И это в присутствии женщины, на которой он подумывает жениться!” — недовольно подумала Элоиза. Может быть, первое впечатление и обманчиво, но пока что прием, который оказывал ей сэр Филипп, не предвещал ничего хорошего.

Элоиза сдержанно улыбнулась ему.

— Не желаете ли присесть, мисс Бриджертон? — спросил Филипп.

— Спасибо, сэр, вы очень любезны.

Филипп уже в который раз растерянно огляделся вокруг, словно сам плохо ориентировался в собственном доме.

— Сюда, пожалуйста, — пробормотал он, указывая Элоизе на какую-то дверь.

Ганнинг кашлянул. Филипп обернулся к нему.

— Не хотите ли чем-нибудь подкрепиться, сэр? — спросил дворецкий.

— М-м-м… да, конечно… Конечно, Ганнинг, да…

— Может быть, чай с горячими булочками, сэр? — предложил тот.

— Прекрасно! — кивнул Филипп.

— А может, — продолжал дворецкий, — мисс Бриджертон предпочитает более плотный завтрак?

Филипп покосился на Элоизу.

— Спасибо, я обойдусь булочками, — проговорила она, хотя вообще-то не отказалась бы и от более плотного завтрака.

Взяв Элоизу под руку, сэр Филипп провел ее в соседнюю комнату и усадил на диван, обитый голубым в тонкую полоску шелком. Элоиза обратила внимание, что комната весьма аккуратно убрана, но мебель довольно потерта и, пожалуй, нуждается в замене. У Элоизы сложилось впечатление, что либо у хозяина какие-то денежные проблемы, либо ему просто безразлично, какое впечатление производит его жилище.

“Скорее последнее”, — решила она. Сэр Филипп не производил впечатления бедного человека. Приехав очень рано и выжидая, когда хозяин поместья соизволит проснуться, Элоиза прогулялась по парку, зашла в оранжерею… За растениями в своих владениях сэр Филипп, судя по всему, следил очень тщательно. Что, впрочем, не было удивительным, раз он ботаник. Просто, видимо, он, как и многие люди, одержимые наукой, не обращает внимания на внешнюю мишуру.

Однако женская рука в хозяйстве здесь наверняка не помешала бы.

Усевшись, Элоиза смотрела, как Филипп, согнувшись в три погибели, садится в кресло, изготовленное в свое время для человека явно другой комплекции, нежели его теперешний владелец.

Филипп явно чувствовал себя в этом кресле неуютно. Похоже, ему хотелось крепко выругаться, но присутствие дамы сдерживало его. Элоиза сочувственно посмотрела на него, но тут же подумала, что он сам виноват, до сих пор не позаботившись сменить кресло на другое, более удобное.

Элоиза дружески улыбнулась Филиппу, ожидая, что тот начнет разговор первым. Филипп откашлялся. Элоиза наклонилась вперед. Филипп снова откашлялся. Элоиза откашлялась в ответ. Филипп откашлялся в третий раз.

— Не хотите ли чаю? — произнесла, наконец, Элоиза.

— С удовольствием, мисс, — проговорил он.

Элоиза хотела было что-то ответить, но тут сообразила, что находится в чужом доме, и вообще-то чай должен бы предлагать хозяин. К тому же он уже его предложил.

— Я думаю, чай скоро принесут, — заметила она исключительно для того, чтобы хоть что-то сказать.

— Надеюсь, — эхом откликнулся он, снова поежившись в кресле.

— Простите, что я осмелилась приехать без предупреждения. — Элоиза уже извинялась за это, и сэр Филипп принял ее извинения, но нужно же было как-то поддерживать разговор! Новый знакомый Элоизы, видимо, был не из разговорчивых, но сама она молчать не привыкла.

— Ничего страшного, мисс! — ответил он.

— Не скажите… Это было не очень-то вежливо с моей стороны… Приношу извинения.

— Ей-богу же, мисс Бриджертон, все в порядке! Я рад вашему визиту, только немного…

—

Удивлены?

—

Да.

Она кивнула:

— Любой на вашем месте был бы удивлен, сэр. Прошу прощения за неудобства, которые я вам наверняка причинила.

Филипп уже хотел было — в который раз — ответить, что ничего страшного, но решил сменить тему и произнес:

— Хороший сегодня день, вы не находите? Солнечный… — Он посмотрел в окно, словно желая проверить, так ли это. — Вам нравится такая погода?

— Хорошая погода, — согласилась Элоиза.

— Но к вечеру, мне кажется, пойдет дождь, — заявил Филипп.

Элоиза молча кивнула, не зная, как еще ответить на это. Взгляд сэра Филиппа по-прежнему был устремлен за окно, и она решила воспользоваться этим, чтобы получше рассмотреть своего нового знакомого. До встречи с сэром Филиппом он представлялся ей не таким крупным, более привлекательным внешне и более цивилизованным. Письма его были романтичными и изысканными, и до встречи он представлялся Элоизе… как бы это сказать… более утонченным, что ли… Мужчина, сидевший сейчас перед ней, не был склонен к полноте, но все равно Элоиза предпочла бы, чтобы ее потенциальный избранник был поизящнее, не таким мускулистым. Глядя на сэра Филиппа, создавалось впечатление, что большую часть времени он занимается физической работой. Впечатление это подтверждалось еще и тем, что сейчас он был в грубых рабочих брюках и холщовой рубахе, даже без жабо или шейного платка. Несмотря на то, что сэр Филипп упоминал в одном из писем, что он шатен, Элоизе он почему-то рисовался с длинными светлыми волосами, словно у поэта, хотя Элоиза сама не знала, почему все поэты в ее воображении непременно были светловолосыми. Однако густые, находившиеся в “лирическом беспорядке” волосы реального Филиппа были именно такими, как он и описывал, — темными, почти черными. Глаза тоже были почти черными, глубокими. Выражение глаз определить не удавалось.

Элоиза поежилась. Ей не очень нравились люди, по глазам которых трудно было догадаться, что у них на уме.

— Вы, кажется, сказали, что провели в пути всю ночь? — спросил он.

— Да.

— Вы, должно быть, устали?

— Честно говоря, очень.

Филипп поднялся, галантно указывая на дверь:

— Может быть, вы желаете поспать прямо сейчас? В таком случае не смею вам мешать.

Элоизе хотелось спать, но чувство голода было сильнее.

— С удовольствием, — кивнула она, — но, если не возражаете, я все-таки сначала поем.

Филипп снова направился к своему маленькому креслу и уже согнулся было в три погибели, чтобы сесть в него, но в последний момент все-таки пробормотал:

— Извините! — и сел в другое, больших размеров. Элоиза ободряюще кивнула ему, словно говоря: “Не стесняйтесь!”

Филипп в который раз откашлялся.

— Хорошо доехали? — спросил он.

— Спасибо, неплохо, — откликнулась Элоиза, мысленно поставив один плюс Филиппу за то, что он хоть как-то пытается поддержать разговор. Поскольку теперь от нее требовалась какая-нибудь реплика, Элоиза проговорила:

— У вас очень милый дом, сэр Филипп!

Тот удивленно поднял бровь, очевидно, не поверив ее льстивым словам.

— И поместье очень живописное, — продолжала Элоиза. “Может быть, он просто не замечает, что мебель в доме уже следует поменять? Мужчины, как правило, не обращают внимания на подобные вещи…”

— Стараюсь, — произнес он. — Я все-таки ботаник, так что за растениями, по крайней мере, слежу… Рад, если вы оценили результаты моего скромного труда.

— Вы, должно быть, собирались и сегодня работать в саду? — спросила она, окинув взглядом его костюм.

— Да.

— Простите, если нарушила ваши планы.

— Ничего страшного, уверяю вас.

— Но вы, должно быть…

— Не надо извиняться, — перебил ее Филипп. — Все в полном порядке, ей-богу же! Я рад, что вы приехали, мисс Бриджертон.

Снова повисла долгая, напряженная тишина. Элоиза невольно поглядывала на дверь, ожидая, словно спасения, когда же появится Ганнинг с чаем.

Устав сидеть в напряжении, она откинулась на спинку дивана, положив поверх нее руку. Мать ее наверняка нашла бы такую позу вульгарной, но Элоизе и хотелось сделать что-нибудь как бы назло матери, раз уж она вырвалась из-под ее всевидящего ока. Покосившись на сэра Филиппа, Элоиза не без удовлетворения отметила, что он тоже смотрит на нее. Заметив это, Филипп смутился и перевел взгляд на ее руку.

Элоиза тут же поменяла позу на более приличную.

Она пристально смотрела на Филиппа, ожидая, когда же тот хоть что-нибудь скажет.

Филипп молчал.

Элоиза чувствовала, что тишина становится для нее невыносимой. Больше всего ее угнетало, когда люди молчат — Элоизе казалось, что это ненормально.

— Сэр Филипп, я… — начала она, еще не зная, что собирается сказать.

Но заканчивать фразу ей не пришлось. Откуда-то сверху вдруг раздался душераздирающий крик. Элоиза в панике вскочила на ноги.

— Господи, что это?! — вырвалось у нее.

— Ничего страшного, — вздохнув, произнес хозяин дома. — Мои дети.

— У вас есть дети? — удивилась она.

— А что, — усмехнулся Филипп, — это что-то меняет? — Слова его прозвучали недвусмысленно резко.

— Ни в коем случае! — поспешила заверить его Элоиза. — Я люблю детей, у меня у самой бесчисленное множество племянников и племянниц, и, смею вас заверить, все они, в свою очередь, без ума от меня. Тем не менее, сэр, — прищурилась она, — вам следовало бы упомянуть об этом в своих письмах.

— Неужели я не упоминал? — удивился теперь уже он. — Вы, должно быть, просто пропустили это, мисс!

Элоиза резко, даже, пожалуй, немного с вызовом, вскинула подбородок:

— Уверяю вас, сэр, этого бы я не пропустила!

Филипп в ответ лишь молча пожал плечами.

— Вы ни разу не упомянули о своих детях, — продолжала она. — Если сомневаетесь, я могу доказать вам это!

Филипп с недоверчивым видом скрестил руки на груди.

— Где мой багаж? — Элоиза решительно направилась к дверям.

— Одно из двух, мисс, — предположил он, — либо там, где вы его оставили, либо — что вероятнее — мои слуги уже о нем позаботились и он в вашей комнате.

Элоиза обернулась на пороге:

— Все ваши письма при мне, сэр. Если вы там найдете хотя бы одно упоминание о ваших детях, можете делать со мной что угодно!

Филипп изумленно уставился на нее:

— Вы сохранили мои письма, мисс Бриджертон?

— Разумеется, — кивнула она. — А вы мои разве нет?

— Видите ли… м-м-м… — замялся он.

— Все ясно! — укоризненно покачала головой Элоиза.

Филиппу часто казалось, что он никогда не сможет понять женщин, и, вопреки всем научным классификациям, он готов был отнести мужчин и женщин к двум разным видам, если не типам, живых существ. Филиппу часто приходилось испытывать растерянность перед женщинами, но такой сильной, как сейчас, пожалуй, еще ни разу.

— Кое-что, кажется, сохранил… — промямлил он. Элоиза смотрела на него все с тем же выражением.

— По-моему, даже большую часть, — поспешил добавить он.

Судя по виду Элоизы, она ему не очень-то поверила. “Да, у этой девицы, кажется, непростой характер!”

— Не то чтобы я их выбросил, — поспешно забормотал Филипп, — просто запамятовал, куда положил…

Элоиза еле сдерживалась, чтобы не сказать сэру Филиппу что-нибудь колкое.

— Ничего страшного, — произнесла, наконец, она. — В конце концов, это всего лишь письма…

По тону Элоизы, однако, чувствовалось, что она сильно обижена.

Филипп молчал.

Еще один пронзительный крик сверху, затем оглушительный грохот. Филипп поморщился. Неужели его отпрыски дошли уже до того, что начали крушить мебель?

Элоиза покосилась на потолок, словно боясь, что с него начнет сыпаться штукатурка.

— Может быть, вам стоит пойти к ним? — осторожно предположила она.

Филипп и сам понимал, что стоит, но, Бог свидетель, идти и выяснять, что же, собственно, натворили его чада, ему ужасно не хотелось. Когда дети выходили из-под контроля, справиться с ними не мог никто. Во всяком случае, ни один мужчина. Чтобы справиться с этими дьяволятами, нужно было ангельское — или женское — терпение. По крайней мере, Филипп чувствовал, что его собственное терпение истощилось уже давно — где-то с полгода назад.

— Сэр Филипп? — все так же осторожно проговорила Элоиза.

— Да-да, конечно, вы правы… — отрешенно пробормотал он, еще не окончательно очнувшись от забытья. Да, он должен пойти к ним. Толку от этого, скорее всего, будет мало, но не следует показывать мисс Бриджертон, что он не знает, что ему делать с собственными детьми — тем более, если он рассчитывает, что она заменит им мать.

— Извините, — произнес он и, пройдя мимо Элоизы, высунулся в коридор: — Оливер! Аманда!

Может быть, Филиппу это только показалось, но он слышал, как мисс Бриджертон издала саркастический смешок.

Филипп сердито посмотрел на нее, хотя это было и не очень вежливо с его стороны. Мисс Бриджертон явно давала ему понять, что она бы на его месте справилась с детьми гораздо лучше.

Стараясь не думать о ней, Филипп выбежал в коридор.

— Оливер! Аманда! — снова позвал он.

“Впрочем, — неожиданно пришло Филиппу в голову, — оно было бы и неплохо, если бы мисс Бриджертон действительно умела обращаться с детьми лучше, чем я”. Да что уж там — если бы это было так, Филипп был бы готов целовать пыль под ее ногами…

Дети, как ни странно, откликнулись на его зов, ибо уже сбегали по лестнице навстречу ему.

— В чем дело? — сердито потребовал отчета Филипп.

— Ты о чем, папа? — с невиннейшим видом спросил Оливер.

— По-моему, я слышал крик? — Брови Филиппа сошлись на переносице.

— Это Аманда кричала, — объяснил Оливер.

— Да, это я, — тем же невинным тоном, что и брат, призналась девочка.

Филипп ждал дальнейших признаний, но дети молчали. Поняв, что без наводящих вопросов они ничего не расскажут, Филипп проговорил, обращаясь к дочери:

— Я и сам понял, что это ты! Я хочу знать, почему ты кричала?

— Из-за лягушки, — пожал плечиками белокурый ангел.

— Какой еще лягушки, черт побери?

— У меня в кровати была лягушка, — сообщила она.

— Потрясающе! А как вышло, что в постели Аманды оказалась лягушка? — Вопрос был обращен к Оливеру — Филипп не сомневался, что это его рук дело.

— Я сама ее туда положила, — заявила вдруг дочь. Филипп перевел взгляд на Аманду:

— Сама? — Изумлению его не было предела. — Зачем?

— Я так хотела, — пожала плечами девочка.

— Хотела, чтобы в твоей постели была лягушка? — Этот разговор уже начал напоминать Филиппу бред сумасшедшего.

— Да.

— Господи, зачем?!

— Мне хотелось, чтобы она принесла лягушат.

— В твоей постели?

— А что? — не моргнув глазом, проговорила Аманда. — По-моему, там для нее хорошее место — тепло и уютно!

— Я помогал ей, — вставил Оливер.

— Не сомневаюсь, — усмехнулся Филипп. — Но зачем же тогда было визжать?

— Я не визжал, — уточнил Оливер. — Это Аманда завизжала!

— Я, кажется, и спрашиваю Аманду! — сурово произнес отец.

— Когда ты задавал вопрос, то смотрел на меня, — заявил Оливер.

“Пошли мне, Господи, терпения!”

— Итак, Аманда, — повторил Филипп свой вопрос, подчеркнуто обращаясь к дочери, — если ты, как утверждаешь, положила ее в свою постель сама, почему же ты тогда завизжала?

— Я успела забыть, что в моей постели лягушка.

— Я думал, она умрет! — воскликнул Оливер.

— Аманда? — встревожился Филипп.

— Лягушка. Она была какая-то больная… Потому мы и взяли ее в дом.

— Я, кажется, уже говорил вам, — тон Филиппа был суров, — никаких лягушек в доме!

— Ты говорил о жабах, папа, — поправил отца Оливер и посмотрел на сестру. Та подтверждающе кивнула.

— Не важно. Ни лягушек, ни жаб, никаких земноводных! Ясно?

— Даже если она умирает? — В глазах Аманды стояли искренние слезы.

— Даже если умирает.

— Но, папа… Разве тебе ее не жалко?

— Ты можешь лечить своих лягушек на улице, — смягчился он.

— На улице холодно. Она могла замерзнуть.

— Наверное, лягушки умеют как-то спасаться от холодов, иначе бы они не жили в нашем климате.

— Но, папа…

— Никаких “но”! Отныне больше ни лягушек, ни жаб, ни кузнечиков, ни сверчков, никаких животных. Ясно?

— Но, папа… — В глазах Аманды стояла такая боль, что Филипп отвернулся, не в силах смотреть в них. Восемь лет назад Филиппу и в голову не могло прийти, какая же это мука — быть отцом.

— И не надо на меня так смотреть! — строго проговорил он, но вовремя осекся. Голос его стал мягче. — В чем дело, Аманда?

— Никаких животных? А как же Бесси? — захлебываясь рыданиями, спросила девочка.

Бесси была спаниелем, горячо любимым всеми.

— Разумеется, Бесси останется, — поспешил заверить дочь Филипп. — Когда я говорил “никаких животных”, я, разумеется, не имел в виду ее.

— Почему же ты не сказал этого сразу? — Аманда успокоилась, но как-то уж очень подозрительно быстро. — Ты очень расстроил меня, папа!

— Аманда, прости меня, если это так.

Аманда кивнула, прощая Филиппа, но весь вид девочки говорил о том, что ее слезы — лишь спектакль, разыгранный, чтобы вынудить отца извиниться и тем самым одержать над ним маленькую победу.

Филипп готов был застонать, как от зубной боли. Нет, это невозможно — до каких пор дети будут вить из него веревки? Если они уже в восемь лет способны на такое, то что же будет дальше? Неужели взрослый и, как казалось самому Филиппу (если только человек может объективно оценивать собственный интеллект), неглупый мужчина не в состоянии справиться с двумя малолетними чудовищами, а не стоять перед ними с видом побитой собаки? Где же его родительский авторитет, в конце концов?

— Ладно, — пробурчал Филипп, в душе желая лишь одного — поскорее поставить точку в этом инциденте, — можете идти, вы свободны. Благодарите Бога, что мне сегодня не до вас — я очень занят.

С минуту близнецы смотрели на отца широко раскрытыми глазами.

— Весь день? — спросил Оливер.

— Что “весь день”? — Филипп уже соображал с трудом — голова его раскалывалась.

— Ты будешь занят весь день? — уточнил мальчик.

— Да, — отрезал Филипп.

— Я думала, ты с нами погуляешь… — с разочарованным видом, что, скорее всего, опять было игрой, протянула Аманда.

— Я же сказал, что буду занят! — нахмурился Филипп, хотя какой-то частью своего сознания он понимал, что погулять с детьми не мешало бы. Но ему хотелось хоть какое-то время отдохнуть от них, а то близнецы, чего доброго, доведут его до нервного срыва.

— Ты собираешься работать в оранжерее? — поинтересовался Оливер. — Мы поможем тебе!

“Ради всего святого, только не это! Они способны разрушить оранжерею в пять минут!”

— Не надо, — твердо заявил Филипп.

— Но, папа…

— Я сказал, не надо!

— Ну-ка, что здесь у нас происходит? — раздался вдруг из-за спины Филиппа веселый женский голос.

Филипп недовольно обернулся. Мало того, что эта красотка является к нему в дом без приглашения — она еще сует нос не в свое дело!

— Но позвольте, мисс Бриджертон!.. — сердито начал он. Не обращая на него внимания, Элоиза тем же веселым тоном обратилась к близнецам:

— Ну и кто мы такие? А?

— А вы кто такая? — потребовал у Элоизы ответа Оливер.

Аманда смотрела на гостью, недоверчиво прищурив глаза, но особой враждебности не выказывала и даже, пожалуй, немного присмирела. Филипп отметил про себя, что мисс Бриджертон, кажется, уже делает попытку справляться с его детьми.

“Ну что же, — Филипп скрестил руки на груди, — посмотрим, как у нее это получится!”

— Меня зовут мисс Элоиза Бриджертон, — с достоинством сообщила гостья.

— Вы, случайно, не наша новая гувернантка? — с подозрением и сарказмом спросил Оливер.

— Нет. А что случилось с вашей прежней гувернанткой? — поинтересовалась Элоиза.

В этот момент Филипп закашлялся.

— Да так, ничего… — проговорил Оливер, поняв намек отца.

Элоиза почувствовала, что от нее что-то скрывают, но настаивать на раскрытии чужих секретов не стала.

— Я у вас в гостях, — пояснила она.

— Мы не хотим никаких гостей! — без обиняков заявил Оливер.

— Дети!!! — одернул его Филипп. Он не собирался защищать назойливую гостью, но позволять своим отпрыскам подобную дерзость он тоже не мог.

Близнецы продолжали пристально рассматривать Элоизу.

— Дети! — прогремел отец. — Немедленно извинитесь перед мисс Бриджертон!

Никакой реакции.

— Я сказал, немедленно!

— Извините, — выдавил из себя Оливер, хотя весь вид его говорил о том, что извиняться он и не думает.

— А теперь оба быстро в свою комнату! — так же строго скомандовал Филипп.

Оливер и Аманда подчинились отцовскому приказу, но вид у них был такой, словно победители здесь они. Инцидент, впрочем, можно было бы считать исчерпанным, если бы Аманда, дойдя до конца лестницы, неожиданно не обернулась бы, показав Элоизе язык.

— Аманда! — Филипп в бешенстве бросился было за дочерью, но той уже и след простыл.

С минуту Филипп был неподвижен, если не считать того, что от гнева он трясся всем телом. Руки его были сжаты в кулаки. От детей требовалось, в сущности, совсем немного — быть вежливыми и не отвечать вопросом на вопрос, а они и этого не могли! Чего же от них ждать дальше? И за что только Бог наградил его такими детьми, каких не пожелаешь и врагу?

Но еще больше, чем на детей, Филипп злился на самого себя — за то, что снова не смог с ними справиться, не повышая голоса, да и повысив, если честно, все равно не смог…

— Сэр Филипп!

Филипп словно очнулся от забытья. Черт побери, он уже успел забыть о присутствии мисс Бриджертон! Мало того, эта красотка стала свидетельницей его позора.

— Да? — резко обернулся он к ней.

— Ваш дворецкий принес чай, — проговорила Элоиза, направляясь в гостиную, где они только что сидели.

Филипп не имел ни малейшего желания составлять ей компанию. Ему хотелось пулей выскочить из собственного дома — иначе он сойдет с ума. На улице, правда, начинался дождь, но Филиппу было все равно — лишь бы подальше от этой дамочки, ставшей свидетельницей его полного бессилия в обращении с собственными детьми.

— Приятного аппетита, мисс Бриджертон, — угрюмо проворчал он. — Увидимся, когда вы отдохнете.

Не дожидаясь ее реакции, Филипп направился в оранжерею. В этот момент он готов был боготворить свои растения за то, что те никогда не задают вопросов и не высказывают ядовитых замечаний.