Глава 23

Пенелопа была в Гастингс-Хаусе неоднократно, на официальных приемах, и при случайных визитах, но никогда еще она не видела, чтобы старое здание имело такой чудесный — точнее сказать волшебный вид — чем в этот вечер.

Она и леди Бриджертон с дочерьми приехали сюда одними из первых; леди Бриджертон всегда говорила, что это очень грубо для членов семьи даже рассматривать возможность опоздания на такие приемы. Было достаточно удобным быть одной из первых. По крайней мере, Пенелопа могла спокойно осмотреть дом и его декорации, не проталкиваясь сквозь толпу.

Дафна решила не использовать определенную тему для своего бала в отличие от египетского бала на прошлой неделе, и греческого на позапрошлой. Скорее, она просто украсила свой дом с той же простой элегантностью, с какой она жила в нем каждый день.

Сотни свечей украсили стены и столы; мерцающие в темноте, огромные люстры, висевшие на потолках, освещали залы. Окна были закрыты мерцающей серебристой тканью, с таким оттенком, который могла носить только волшебная фея. Даже слуги сменили свои ливреи. Пенелопа знала, что слуги Гастингсов обычно носили голубой и золотой цвета. Но сегодня их голубой цвет был украшен серебром.

Это почти заставляло женщину чувствовать себя принцессой в какой-то сказке.

— Мне интересно, сколько же все это стоит, — проговорила Гиацинта, широко раскрывая глаза.

— Гиацинта! — Вайолет наказала дочь, шлепнув ту по руке. — Ты же знаешь, что невежливо спрашивать такие вещи.

— А я и не спрашивала, — указала Гиацинта, — Я поинтересовалась. И, кроме того, это же просто Дафна.

— Твоя сестра герцогиня Гастингская, — сказала Вайолет, — И она должна соответствовать своему положению. Тебе бы лучше запомнить этот факт.

— Но разве ты не согласна с тем, — проговорила Гиацинта, беря мать под руку, — Что важнее просто запомнить тот факт, что она моя сестра.

— Она опять тебя обыграла, — сказала Элоиза с улыбкой.

Вайолет тяжко вздохнула.

— Гиацинта, я заявляю, что ты все-таки будешь причиной моей смерти.

— Нет, не буду, — ответила Гиацинта, — Грегори будет.

Пенелопа с трудом сдержала смех.

— Я все еще не вижу Колина, — сказала Элоиза, вертя головой во все стороны.

— Нету? — Пенелопа осмотрела комнату. — Удивительно.

— Он сказал тебе, что приедет раньше тебя на бал?

— Нет, — ответила Пенелопа, — Но по некоторым причинам, я думала, он приедет раньше меня.

Вайолет ласково погладила Пенелопу по руке.

— Я уверена, он скоро будет здесь, Пенелопа. И тогда мы все узнаем, что это за тайна, из-за которой мы должны приклеиться к тебе на весь вечер.

— Не то, — добавила она поспешно, в ее глазах появилась тревога, — чтобы мы считали это неким видом грязной работы. Ты же знаешь, что мы очень любим твою компанию.

Пенелопа улыбнулась ей.

— Я знаю. Это чувство взаимно.

Перед ними было всего лишь несколько человек, так что не прошло много времени, как они уже приветствовали Дафну и ее мужа Саймона.

— Что, — спросила Дафна без всякой преамбулы, как только уверилась, что другие гости за пределами слышимости, — происходит с Колином?

Так как вопрос главным образом адресовался в ее сторону, Пенелопа почувствовала себя обязанной ответить: — Я не знаю.

— Тебе он тоже прислал записку? — спросила Элоиза.

Дафна кивнула.

— Да, мы должны не спускать с Пенелопы глаз, написал он.

— Могло быть хуже, — проговорила Гиацинта, — Мы должны будем приклеиться к ней на весь вечер.

Она наклонилась вперед. — Он подчеркнул слово “приклеиться”.

— Я думаю, все же, я не являюсь такой уж грязной работой, — язвительно заметила Пенелопа.

— О, ты, конечно, нет, — ответила Гиацинта, — Но есть что-то довольно неприятное в слове в этом слове. Так неприятно соскальзывает с языка, ты не считаешь? Приклеиться. Клей. Клеееее —

— Это у меня, — спросила Элоиза, — или у нее зазвенело в голове, не сошла ли она с ума?

Гиацинта проигнорировала ее, пожав плечами.

— К тому же это похоже на драму. Я чувствую себя в центре какого-то шпионского заговора.

— Шпионаж, — простонала Вайолет, — Господи, помоги нам всем.

Дафна наклонилась вперед с загадочным выражением лица.

— Ладно, должна вас сказать. Он сказал нам —

— Сейчас не время для лишней болтовни, жена, — вставил Саймон.

Она одарила его раздраженным взглядом перед тем, как снова повернуться к своей матери и сестрам.

— Он сказал нам, чтобы мы были уверены в том, чтобы она находилась, как можно подальше от леди Данбери, — сообщила им Дафна.

— Леди Данбери! — воскликнули все в один голос.

Точнее все, кроме Пенелопы, у которой появилась мысль, почему Колин хотел, чтобы она находилась подальше от старой леди. Он, должно быть, придумал что-то получше, чем ее план убедить леди Данбери солгать, и заявить во всеуслышание, что она и есть леди Уислдаун.

Это все-таки наверно двойной шантаж. Что еще могло быть? Он, должно быть, отыскал какую-то очень ужасную тайну в прошлом Крессиды.

Пенелопа подумала о своем муже с восхищением.

— Я думала, что ты в хороших дружеских отношениях с леди Данбери, — сказала ей Вайолет.

— Так и есть, — сказала Пенелопа, стараясь выглядеть озадаченной.

— Это очень любопытно, — проговорила Гиацинта, задумчиво постучав указательным пальцем по своей щеке, — Действительно, очень любопытно.

— Элоиза, — внезапно вставила Дафна, — Ты что-то очень молчалива сегодня.

— Кроме того момента, когда назвала меня сумасшедшей, — заметила Гиацинта.

— Хм-м? — пробормотала Элоиза, уставясь куда-то в пространство — или возможно на что-то, позади Дафны и Саймона, — словно, ее совсем не интересовал весь этот разговор. — Ох, ну, мне просто нечего сказать.

— Тебе? — недоверчиво спросила Дафна.

— С ней точно, что-то не так, — проговорила Гиацинта.

Пенелопа согласилась с Гиацинтой, но решила держать свое мнение при себе. Это было очень непохоже на Элоизу, ничем не интересоваться, и не высказывать свое мнение, особенно в такую ночь, как эта, когда все вокруг, словно окутано тайной.

— Все что вы сказали, было неплохо, — сказала Элоиза, — Что я еще могла добавить?

Это уж совсем показалось Пенелопе необычно. Остроумный сарказм был в характере Элоизы, но у нее всегда находилось, что добавить.

Элоиза лишь пожала плечами.

— Нам лучше уйти отсюда дальше в дом, — сказала Вайолет, — Мы начинаем задерживать твоих гостей.

— Я обязательно еще с вами поговорю, — пообещала Дафна, — И — Ох!

Все наклонились к ней.

— Если вы хотите знать, — прошептала она, — Леди Данбери до сих пор нету.

— Что упрощает мою работу, — произнес Саймон, выглядя немного утомленным от всей этой интриги.

— Но не мою, — сказала Гиацинта, — Я все еще не должна отходить от Пенелопы ни на шаг, и должна буквально —

— Приклеиться к ней, — закончили за нее все, включая Пенелопу.

— Именно так я и сделаю, — проговорила Гиацинта.

— Говоря о приклеивании, — сказала Элоиза, как только они отошли от Дафны и Саймона, — Пенелопа, ты смогла бы совсем немного, побыть лишь с двумя компаньонками? Мне хотела бы выйти на минуту.

— Я пойду с тобой, — заявила Гиацинта.

— Вы не можете обе уйти, — сказала Вайолет, — Я уверена, что Колин не хотел, чтобы Пенелопа оставалась лишь со мной.

— Можно я пойду, когда она вернется? — скорчила гримаску Гиацинта, — Это совсем не то, что можно избежать.

Вайолет с надеждой повернулась к Элоизе.

— Что? — сердито спросила Элоиза.

— Я ждала от тебя, что ты скажешь точно так же.

— Я слишком горда для этого, — фыркнула Элоиза.

— Ох, пожалуйста, — пробормотала Гиацинта.

Вайолет застонала.

— Ты, действительно, хочешь остаться в компании лишь со мной и с Гиацинтой? — спросила она Пенелопу.

— Не думаю, что у меня есть выбор, — ответила Пенелопа, немного удивленная такой постановкой вопроса.

— Иди, — сказала Вайолет Элоизе. — Только возвращайся быстрее.

Элоиза кивнула матери, затем, неожиданно для всех, она быстро шагнула вперед, и коротко обняла Пенелопу.

— С чего это вдруг? — спросила Пенелопа, улыбаясь ей.

— Просто так, без причины, — ответила Элоиза, ее ответная улыбка была такой же, как у Колина, — Я просто подумала, что это будет необычной ночью для тебя.

— Ты подумала? — осторожно спросила Пенелопа, не уверенная, что поняла Элоизу.

— Ну, что-то, по всей видимости, должно произойти, — сказала Элоиза, — Это так не похоже на Колина действовать так таинственно. Я хотела предложить тебе мою поддержку.

— Ты же вернешься через несколько минут, — проговорила Пенелопа, — Независимо от того, произойдет ли что-то — если оно действительно произойдет — ты, вряд ли пропустишь это.

Элоиза пожала плечами.

— Это был просто импульс. Импульс, родившийся благодаря десятилетней дружбе.

— Элоиза Бриджертон, неужели ты становишься сентиментальной?

— Если ты про сегодня, — проговорила Элоиза с взглядом ложного возмущения, — Я думаю, нет.

— Элоиза, — вмешалась Гиацинта, — Ты, наконец, пойдешь или нет?! Я не могу тебя ждать всю ночь.

Элоиза коротко махнула рукой, и ушла.

Весь следующий час, они просто разговаривали о том, о сем, смешиваясь с другими гостями и перемещаясь по дому — Пенелопа, Вайолет и Гиацинта — как единое целое.

— У нас три головы и шесть ног, — заметила Пенелопа, когда подошла к окну, а обе женщины Бриджертон с шумом последовали за ней.

— Прошу прощения? — переспросила Вайолет.

— Ты, действительно, хотела посмотреть в окно, — произнесла Гиацинта, — Или всего лишь проверяла нас? И куда запропастилась Элоиза?

— Большей частью, чтобы проверить вас, — призналась Пенелопа, — И я уверена, что Элоизу задержал какой-нибудь гость. Ты же знаешь, так же хорошо, как и я, что, здесь много навязчивых людей, общение с которыми довольно трудно избежать.

— Хм-м, — пробормотала Гиацинта, — Кому-то необходимо повторно объяснить значение слова “приклеиться”.

— Гиацинта, — сказала Пенелопа, — Если тебе нужно куда-нибудь отойти, то не надо оправдываться, иди куда тебе нужно. Со мной будет все хорошо, — она повернулась к Вайолет, — Вы тоже, если вам нужно оставить меня на короткое промежуток времени, я обещаю, я останусь прямо здесь, никуда не уйду, и буду дожидаться вашего возвращения.

Вайолет посмотрела на нее в ужасе.

— И нарушить мое слово, данное Колину?

— Э-э, вы разве давали ему такое слово? — спросила Пенелопа.

— Нет, но я уверена, что это подразумевалось в его просьбе. О, смотрите! — неожиданно воскликнула она, — Вон он!

Пенелопа попыталась осторожно дать сигнал своему мужу, о том, что они здесь, но все ее попытки были заглушены энергичными маханиями рукой Гиацинты, и ее воплем, почти на весь зал:

— Колин!

Вайолет простонала.

— Я знаю-знаю, — быстро проговорила Гиацинта, но в ее голосе не слышно было ни капли раскаяния, — Я должна вести себя более благовоспитанно.

— Если ты это знаешь, — голосом сердитой матери проговорила Вайолет, — Тогда почему ты не делаешь этого?

— Что будет забавного в том, если я буду себя правильно вести?

— Добрый вечер, леди, — поприветствовал их Колин, целую мамину руку, затем встал рядом с Пенелопой, и мягко обнял ее за талию.

— Ну? — потребовала Гиацинта.

Колин лишь вопросительно выгнул бровь.

— Ты собираешься нам все рассказать? — настаивала Гиацинта.

— Всему свое время, милая сестричка.

— Ты просто вредный и несносный человек, — пробурчала она.

— Я хотел сказать, — проговорил Колин, оглядываясь вокруг, — А что случилось с Элоизой?

— Это очень хороший вопрос, — проговорила Гиацинта, одновременно с Пенелопой, сказавшей:

— Я уверена, она скоро вернется.

Он кивнул, не выглядя ужасно заинтересованным.

— Мама, — произнес Колин, поворачиваясь к Вайолет, — Как вы поживаете?

— Ты посылаешь мне зашифрованную записку, через весь город, — проговорила Вайолет, — И спрашиваешь меня, как я поживаю?

Он улыбнулся. — Да.

Вайолет, фактически указала на него пальцем, и начала им сердито покачивать, что она всегда запрещала делать своим детям в общественных местах.

— О, нет, Колин Бриджертон, этот номер не пройдет. Ты не сможешь уйти от объяснения. Я твоя мать. Я вырастила тебя!

— Я знаю о наших родственных отношениях, — проговорил он.

— Я надеюсь, ты не собираешься сбежать от меня на вальс, отвлекая меня своими умными фразами и своей обольстительной улыбкой.

— Ты думаешь, у меня обольстительная улыбка?

— Колин!

— Но, — проговорил он, — Ты совершенно права.

Вайолет заморгала. — Я права?

— Да, насчет вальса, — он склонил голову набок, — Мне, кажется, я слышу, как его вот-вот начнут играть.

— А я ничего не слышу, — заявила Гиацинта.

— Не слышишь? Какая жалость, — он схватил Пенелопу за руку. — Пойдем, жена. Я думаю, сейчас наш танец.

— Но никто не танцует, — выдавила Гиацинта.

Он улыбнулся ослепительной улыбкой.

— Я уверен, все скоро затанцуют.

И прежде, чем кто-нибудь успел прокомментировать его заявление, он дернул за руку Пенелопу, и буквально потащил ее за собой через толпу.

— Разве ты не хотел вальсировать? — спросила, задыхаясь, Пенелопа, когда она прошли мимо небольшого оркестра.

— Нет, просто хотел сбежать от них, — объяснил Колин, проскальзывая в какую-то боковую дверь, и таща ее за собой.

Несколько секунд спустя, поднявшись вверх по лестнице, они оказались в небольшой комнате, где единственным светом был мерцающий огонь свечей и фонарей снаружи окна.

— Где мы? — спросила Пенелопа, оглядываясь по сторонам.

Колин пожал плечами.

— Не знаю. Это кажется, неплохим местом для разговора.

— Ты, наконец, собираешься мне рассказать, что происходит?

— Нет, сначала я собираюсь поцеловать тебя.

И прежде чем у нее появился шанс ответить (но не запротестовать!), его губы нашли ее губы в коротком, голодном и одновременно нежном поцелуе.

— Колин! — задыхаясь, воскликнула она, в тот момент, когда он переводил дыхание.

— Не сейчас, — пробормотал он, и поцеловал ее снова.

— Но, — это было все, что она успела проговорить.

Это был поцелуй, который словно обволакивал ее теплом, от головы и до кончиков пальцев на руках и ногах. При котором его губы жадно и нежно захватили ее рот в сладостный плен, а его руки скользили по ее спине. Это был поцелуй, который легко превращал ее колени в воду, приводя ее почти к обморочному состоянию, и он мог на софе делать с ней все, что захочет, несмотря на то, что они находились в паре метров от пятисот человек, и, кроме того —

— Колин! — снова воскликнула она, с трудом найдя в себе силы оторваться от его губ.

— Ш-ш-ш.

— Колин, ты должен остановиться!

Он выглядел, словно потерявшийся щенок.

— Я? Должен?

— Да, ты должен.

— Я думаю, ты сказала это, лишь из-за всех этих людей по соседству с нами.

— Нет, хотя это тоже достаточно хорошая причина, чтобы рассмотреть возможность сдерживания себя.

— Чтобы рассмотреть и отклонить? — с надеждой спросил Колин.

— Нет! Колин! — она вырвалась из его рук, и отошла на несколько футов назад, чтобы его близость не заставляла ее сожалеть об упущенной возможности.

— Колин, ты должен рассказать мне, наконец, что происходит.

— Ну, — медленно проговорил он, — Я целовал тебя и …

— Нет, ты же знаешь, что я не это имела в виду.

— Очень хорошо.

Он отошел дальше от нее, его шаги эхом отдавались в ее ушах. Когда он повернулся к ней, на его лице было очень серьезное выражение.

— Я решил, что нужно делать с Крессидой.

— Ты? Что? Скажи мне!

Его лицо приняло немного страдальческое выражение.

— Фактически, я думал, что лучше не говорить тебе до тех, пор, пока мой план не будет идти полным ходом.

Она уставилась на него с недоверием.

— Ты это серьезно?

— Ну, вообще-то …, — он посмотрел на дверь, словно надеясь как-нибудь сбежать.

— Расскажи мне, — настаивала она.

— Очень хорошо, — он тяжело вздохнул, затем еще раз вздохнул.

— Колин!

— Я собираюсь сделать объявление, — сказал он так, словно это должно было все объяснить.

Сначала она ничего не сказала, думая, что он пояснит, когда же это не сработало, она осторожно спросила:

— Что это за объявление?

Он упрямо сжал губы, и стал выглядеть очень решительно.

— Я собираюсь рассказать правду.

Она задохнулась.

— Обо мне?

Он кивнул.

— Но, ты не можешь это сделать!

— Пенелопа, я думаю, так будет лучше.

Паника охватила ее, дышать стало трудно.

— Нет, Колин, ты не можешь! Ты не можешь сделать это! Это не твоя тайна, чтобы решить открыть ее!

— Ты хочешь платить Крессиде всю оставшуюся жизнь?

— Нет, конечно, нет, но я могу попросить леди Данбери —

— Ты не пойдешь к леди Данбери, и не будешь просить ее солгать от твоего имени, — решительно проговорил он. — Это ниже твоего достоинства, и ты это прекрасно знаешь.

Пенелопа задыхалась от его резкого тона. Но глубоко внутри, она знала, что он прав.

— Если ты так желаешь разрешить кому-нибудь узурпировать твою личность, — сказал он, — Тогда ты должна была просто позволить Крессиде сделать это.

— Я не могла, — пробормотала Пенелопа, — Только не она.

— Прекрасно. Тогда настало время встать и посмотреть в лицо опасности.

— Колин, — прошептала она, — Мое имя будет разрушено.

Он пожал плечами.

— Тогда мы просто уедем из страны.

Она потрясла головой, отчаянно стараясь подобрать нужные слова.

Он нежно взял ее за руки.

— Разве это имеет значение? — мягко проговорил он. — Пенелопа, я люблю тебя. И пока мы вместе, мы будем счастливы.

— Не в этом дело, — пробормотала она, пытаясь вытащить свою руку, чтобы вытереть слезы из глаз.

Но он не отпустил.

— Тогда, в чем? — спросил он.

— Колин, твое имя тоже будет разрушено, — прошептала она.

— Я не возражаю.

Она недоверчиво уставилась на него. Он с такой непренужденностью говорил о том, что может кардинально изменить его жизнь так, как он даже не представляет.

— Пенелопа, — голос его звучал довольно рассудительно, — Это одно единственное решение. Или мы скажем это всему миру. Или это сделает Крессида.

— Мы могли бы заплатить ей, — прошептала Пенелопа.

— Неужели ты этого хочешь? — спросил Колин, — Отдать ей все свои деньги, которые ты с таким трудом заработала? Тебе проще было позволить ей остаться леди Уислдаун.

— Я не могу позволить тебе сделать это, — сказала она, — Я не думаю, что ты понимаешь, что, значит, быть изгоем общества.

— А ты?

— Гораздо лучше, чем ты!

— Пенелопа —

— Ты пытаешься выглядеть так, словно для тебя это не имеет никакого значения, но это не так. Ты тогда так сильно рассердился на меня, когда я издала свою последнюю колонку, а все потому, что ты думал, что я ни в коем случае не должна рисковать, иначе моя тайна может выйти наружу.

— Но так и случилось, — заметил он, — Я был прав.

— Вот, — быстро сказала она, — Видишь? Ты до сих пор сердишься на меня за ту колонку!

Колин тяжело вздохнул. Разговор двигался не в том направление, на какое он рассчитывал. Он совсем не собирался бросать ей в лицо свое старое мнение об издании ее последней колонки, но, тем не менее, сделал это.

— Если бы ты не опубликовала свою последнюю колонку, — проговорил он, — мы бы не оказались в нашем нынешнем положение, это так, но речь сейчас идет о другом, разве не так?

— Колин, — прошептала она, — Если ты скажешь всем, что я леди Уислдаун, и они прореагируют на это, так как я думаю, ты никогда не увидишь свои мемуары опубликованными.

Его сердце остановилось.

Потому что в этот момент, он, наконец, понял ее

Она говорила, что любит его, и доказывала это всеми возможными способами, которыми он научил ее. Но никогда еще ее любовь не была такой явной, откровенной и такой чистой.

Все это время, когда она просила его не делать объявления — все это было лишь ради него. Он с трудом сглотнул, от переизбытка чувств он не мог ни говорить, ни даже дышать.

Она подошла и ласково прикоснулась к его руке, ее глаза умоляли, щеки были мокрыми от слез.

— Я никогда не смогу простить себе этого, — прошептала она. — Я не хочу разрушить твои мечты.

— Они никогда бы не стали моими мечтами, если бы я ни встретил тебя, — прошептал он.

— Ты не хочешь опубликовать свои дневники? — спросила она, смущенно моргая. — Ты делал все это лишь ради меня?

— Нет, — ответил он, потому что она заслуживала честность с его стороны, — Я действительно хочу их издать. Это — моя мечта. Но эту мечту дала мне ты.

— Но это не значит, что так же просто я могу отнять ее у тебя.

— Ты и не отнимаешь ее у меня.

— Да, я —

— Нет, — убежденно произнес он, — Ты не отнимаешь мою мечту. А издание моих мемуаров … ну, это не так уж и важно. Моя самая настоящая мечта — это провести всю свою жизнь с тобой.

— Ты в любом случае останешься со мной, — мягко проговорила она.

— Я знаю, — улыбнулся он, немного самоуверенной улыбкой. — Так, что же в итоге мы потеряем?

— Возможно даже больше, чем можем себе вообразить.

— А возможно меньше, — сказал он, — Не забывай — я Бриджертон. А сейчас, ты тоже Бриджертон. Мы обладаем приличным весом и властью в обществе.

Ее глаза широко раскрылись.

— Что ты имеешь в виду?

Он скромно пожал плечами.

— Энтони готов оказать тебе полную поддержку.

— Ты рассказал все Энтони? — задохнулась она.

— Я должен был рассказать все Энтони. Он глава семьи. И на свете есть очень мало людей, кто решиться пойти ему поперек дороги.

— О, — Пенелопа задумчиво пожевала свою нижнюю губу.

А затем, потому что должна была знать, спросила: — Что он сказал?

— Он был очень удивлен.

— Я ожидала большего.

— И даже доволен.

Ее лицо осветилось радостью.

— Правда?

— И весьма поражен. Он сказал, что восхищается женщиной, сумевшей больше десяти лет скрывать такую тайну. Так же он сказал, что ждет, не дождется, когда сможет раскрыть эту тайну Кейт.

Она кивнула.

— Я думаю, ты теперь просто должен сделать объявление. Тайны уже нет.

— Энтони сохранит эту тайну, если я попрошу его, — заверил ее Колин. — Но это не имеет никакого отношения к тому, почему я хочу открыть твою тайну всему миру.

Она посмотрела на него с надеждой и немного осторожно.

— Правда, в том, — проговорил Колин, беря ее за руки, и привлекая к себе поближе, — что я горжусь тобой.

Она чувствовала, как радостно улыбается ему, хотя несколькими минутами ранее, даже не могла себе представить, когда она теперь снова сможет улыбнуться.

Он наклонился к ней, и нежно поцеловал ее в нос.

— Я хочу, чтобы все знали, что я горжусь тобой. К тому времени, когда я закончу говорить, никто в Лондоне не будет сомневаться в том, что ты самая умная и прекрасная женщина на свете.

— Они могут возненавидеть меня, — сказала она.

— Они могут, — согласился он, — Но это уже будут их проблемы, а не наши.

— Ох, Колин, — вздохнула она, — Я так люблю тебя. Это так прекрасно.

Он улыбнулся. — Я знаю.

— Нет, я, действительно, тебя очень сильно люблю. Я думала прежде, что люблю тебя, вообще-то так и было, но это просто ничто по сравнению с тем, что я чувствую к тебе сейчас.

— Очень хорошо, — произнес он, в его глазах заплясали изумрудные искорки, — Это мне нравится. А теперь, пошли со мной.

— Куда?

— Сюда, — проговорил он, и толкнул дверь.

К изумлению Пенелопы, они оказались на небольшом балкончике, который возвышался на всем танцевальном зале.

— О, Мой Бог, — сглотнула она, пытаясь вырвать у него свою руку, и шмыгнуть обратно в комнату.

Никто их еще не заметил, они все еще могли скрыться.

— Тс-с, — пробормотал он, — Смелей, моя сладкая.

— Может, ты просто сделаешь объявление на бумаге, — быстро прошептала она, — Или может, лучше скажешь кому-нибудь, а слухи сами распространятся, а?