А почему она не должна была быть счастливой? Всегда задавал себе вопрос Колин. Все что она хотела от жизни, это быть женой и матерью, и казалось, что действительность превзошла все ее мечты и ожидания.

— Привет, сестричка, — поприветствовал он ее, небрежно улыбаясь.

Колин подошел к ней, и быстро обнял сестру.

— У тебя …, — он прикоснулся к ее плечу.

Она посмотрела на свое плечо, затем робко улыбнулась, увидев большое темно-серое пятно на бледно-розовой ткани своего платья.

— Древесный уголь, — объяснила она с сожалением. — Я пыталась научить Каролину рисовать.

— Ты? — недоверчиво переспросил Колин.

— Я знаю, знаю, — быстро сказала она, — Она, действительно, выбрала не самого плохого учителя, но она всего лишь вчера решила, что обожает искусство, так что я — это все, что у нее есть на данный момент.

— Ты бы могла отправить ее проведать Бенедикта, — предложил Колин, — Я уверен, он был бы счастлив преподать ей парочку уроков.

— Такая мысль уже приходила мне в голову, но я уверена, что Каролина уже придет к другому заключению, к тому времени, когда я смогу сделать все необходимые приготовления.

Она подошла к софе.

— Садись. Ты выглядишь как тигр в клетке, мечась так по комнате.

Он сел, хотя он чувствовал себя очень беспокойно.

— И прежде, чем ты спросишь, — произнесла Дафна, — Я уже приказала Джефризу позаботиться о еде. Надеюсь, сэндвичей тебе хватит?

— Ты услышала, как бурчит мой желудок, через всю комнату?

— Его можно было услышать через весь город, — засмеялась она, — Ты знаешь, что всякий раз, когда гремит гром, Дэвид говорит, что это бурчит твой желудок?

— О, Господи, — пробормотал Колин, но тут же рассмеялся.

Его племянник был довольно умным маленьким человечком. Дафна широко улыбнулась и поудобнее устроилась на подушках софы, изящно положив руки на колени.

— Что привело тебя сюда, Колин? Конечно, тебе не нужно иметь причин, чтобы приходить к нам. Я всегда рада видеть тебя.

Он пожал плечами.

— Просто проходил мимо.

— Ты заходил к Энтони и Кэйт? — спросила она.

Бриджертон-хаус, где жил их старший брат со своей семьей, находился через улицу от дома Гастингсов.

— Бенедикт и Софии уже там, вместе с детьми, помогают подготовить все необходимое для твоего сегодняшнего бала по случаю помолвки с Пенелопой.

Он покачал головой.

— Нет, боюсь, я выбрал лишь тебя в качестве моей жертвы.

Она снова улыбнулась, уже мягче и с изрядной долей любопытства.

— Что-то не так?

— Нет, конечно, нет, — ответил он быстро. — А почему ты спрашиваешь?

— Я не знаю, — она задумчиво склонила голову набок, — Ты просто выглядишь, как-то странно, вот и все.

— Просто устал.

Она понимающе кивнула.

— Знаю, все эти свадебные приготовления.

— Да, — сказал он, словно найдя оправдание, хотя за всю свою жизнь он почти ни разу ничего от своей сестры не скрывал.

— Хорошо, только помни, что, то через что ты проходишь сейчас, — проговорила она, серьезно посмотрев на него, — В тысячи раз хуже для Пенелопы. Это всегда хуже для женщины. Поверь мне.

— Из-за самой свадьбы или из-за всего вместе? — спросил он.

— Всего вместе, — быстро ответила она, — Я знаю вас, мужчины думают, что они в основном обременены всем этим и за все отвечают, но —

— Я никогда и не думал, что мы, фактически, за все отвечаем, — сказал Колин немного саркастически.

Она сердито на него посмотрела.

— Женщинам приходиться делать гораздо больше, чем мужчинам. Особенно готовясь к свадьбе. Со всем этими подгонками и примерками, связанными со свадебным платьем, я уверена, Пенелопа чувствует себя, как подушечка для иголок.

— Я предложил ей тайно сбежать, — проговорил Колин, — И думаю, она даже сначала надеялась, что я предлагал ей это серьезно.

Дафна засмеялась.

— Я так рада, что ты женишься на ней, Колин.

Он кивнул, не собираясь ничего говорить, но затем, неожиданно даже для себя, пробормотал:

— Дафф…

— Да?

Он открыл рот, закрыл, затем сказал:

— Нет, это не имеет никакого значения, забудь.

— О, нет, ты так не сделаешь, — сказала она, — Ты пробудил во мне любопытство.

Он забарабанил пальцами по софе.

— Как ты думаешь, еду скоро принесут?

— Ты действительно голоден, или просто пытаешься сменить тему разговора?

— Я всегда голоден.

Она замолчала на несколько секунд.

— Колин, — наконец, сказала она, ее голос был мягкий и осторожный, — Что ты собирался сказать мне?

Он вскочил на ноги, слишком беспокойный, чтобы сидеть на месте, и принялся вышагивать по комнате. Внезапно он остановился, повернулся к ней, и посмотрел на ее заинтересованное и немного обеспокоенное лицо.

— Ничего, — проговорил он, и —

— Как любой человек узнает? — выпалил он, даже не понимая, что он не закончил вопроса, пока она не уточнила.

— Как любой человек узнает что?

Он остановился перед окном. Выглядело так, словно скоро должен начаться дождь. Ему придется позаимствовать экипаж у Дафны, если он не хочет промокнуть до нитки на обратном пути домой. Все же, почему он сейчас думает о дожде, хотя все, что он хотел знать, было …

— Как любой человек узнает что, Колин? — повторила вопрос Дафна.

Он резко повернулся, и позволил словам вырваться на свободу.

— Как ты узнала, что это любовь?

На мгновение, она лишь уставилась на него своими большими карими глазами, широко открытыми от изумления, губы ее приоткрылись.

— Забудь, что я сказал, — пробормотал он.

— Нет! — воскликнула она, вскакивая на ноги. — Я рада, что ты спросил. Очень рада. Я просто … немного удивлена.

Он прикрыл глаза, чувствуя отвращение к самому себе.

— Я не верю, что я только что мог это спросить.

— Нет, Колин, не будь глупым. Мне, по-настоящему, довольно … приятно, что ты спросил это. И я даже не могу начать говорить, не сказав, как мне лестно, что ты пришел с таким вопросом ко мне, когда —

— Дафна … — предостерегающе произнес он.

У нее была привычка уходить от темы, а он сейчас был не в том состоянии, чтобы выслушивать все ее блуждающие мысли.

Импульсивно, она подошла и обняла его; затем, положив руки ему на плечи, она ответила:

— Я не знаю.

— Прошу прощения?

Она несильно покачала головой.

— Я не знаю, как узнать любовь это у тебя или нет. Я думаю, у каждого по-разному.

— Как ты узнала?

Она задумчиво пожевала свою нижнюю губку несколько секунд, прежде чем ответить.

— Я не знаю.

— Что?!

Она беспомощно пожала плечами.

— Я не помню. Это было так давно. Я просто … знала.

— Таким образом, ты хочешь сказать, — проговорил он, наклоняясь к окну, и скрещивая руки на груди, — Что если человек не знает, любит он или нет, то вероятнее всего, он не любит.

— Да, — сказала она, — То есть, нет! Нет, это совсем не то, что я хотела сказать.

— Что же ты тогда хотела сказать?

— Я не знаю, — беспомощно ответила она.

Он уставился на нее.

— И как долго, ты замужем? — спросил он.

— Колин, не дразни. Я пыталась быть тебе полезной.

— И я благодарен тебе за попытку, но, по правде говоря, Дафна, ты —

— Я знаю, знаю, — перебила она его. — Я бесполезна. Но выслушай меня. Тебе нравится Пенелопа?

Неожиданно, она в ужасе задохнулась, и посмотрела на него.

— Мы разговаривали только что именно о Пенелопе?

— Конечно, о ней, — нетерпеливо пробормотал он.

Она облегчено вздохнула. — Хорошо, потому что если бы оказалось, что мы разговаривали не о Пенелопе, тогда уверяю тебя, у меня не было бы для тебя никаких советов.

— Я пойду, — довольно резко сказал он.

— Нет, не уходи, — попросила она, схватив его за руку, — Останься, Колин, пожалуйста.

Он посмотрел на нее и тяжко вздохнул, чувствуя себя побежденным: — Я чувствую себя полной задницей.

— Колин, — проговорила она, подводя к софе, и толкая, чтобы он сел на нее, — Выслушай меня. Любовь растет и изменяется день ото дня. Это не похоже на удар молнии, мгновенно превращающий тебя в другого мужчину. Я знаю, Бенедикт говорил, что у него именно так и было, и это просто чудесно, но знаешь Бенедикт не совсем обычный человек.

Колин хотел было ухватиться за повод и пошутить, но у него просто не было сил для этого.

— У меня было по-другому, — сказала она, — И я не думаю, что это походило на то, что случилось у Саймона, хотя, откровенно говоря, я не думаю, что когда-нибудь смогу спросить у него.

— Ты должна.

Она замолчала, когда с ее языка, уже было готово сорваться какое-то слово, поэтому, в этот момент она сильно походила на удивленную птицу.

— Почему?

Он пожал плечами.

— Таким образом, затем ты сможешь передать его слова мне.

— Что, ты думаешь у мужчин происходит по-другому, чем у женщин? — спросила она.

— Все еще да.

Она скорчила гримаску.

— Я начинаю испытывать довольно большое чувство жалости к Пенелопе.

— Ох, ну конечно, ты должна испытывать жалость, — согласился он, — Из меня выйдет ужасный муж, в этом можно быть уверенным.

— Совсем нет, — сказала она, несильно стукнув его по плечу. — Как ты можешь говорить такое? Ты никогда не должен быть неверным ей.

— Нет, — согласился он.

Он был некоторое время молчалив, затем, когда начал говорить, его голос звучал удивительно тихо:

— Но я могу не любить ее так, как она того заслуживает.

— Но ты можешь все же любить ее так, — она в раздражение, махнула рукой, — Ради Бога, Колин тот факт, что ты сидишь здесь, и спрашиваешь свою сестру о любви, уже говорит о том, что ты прошел больше половины пути до этого.

— Ты так думаешь?

— Даже, если я так не думала, — сказала она, — Я бы все равно сказала бы так.

Она вздохнула.

— Прекрати так усердно думать над этим, Колин. Брак у тебя будет гораздо легче, если ты просто позволишь этому произойти.

Он подозрительно уставился на нее.

— Когда это ты начала философствовать?

— Когда ты пришел ко мне, и ищешь проблемы там, где их нет, — ответила она. — Ты женишься на хорошей женщине. И прекрати так сильно волноваться по этому поводу.

— Я не волнуюсь, — сказал он автоматически, хотя, конечно, он волновался, волновался так, что даже не потрудился защищаться, когда Дафна одарила его чрезвычайно саркастическим взглядом.

Но волновался он не из-за того, что Пенелопа могла быть нехорошей или не той женщиной.

Он был уверен в этом.

И он не волновался о том, будет ли его брак хорошим. Он тоже был в этом уверен.

Нет, он волновался из-за глупых и дурацких вещей. Будет ли он или нет любить ее, не потому, что это было бы концом света, если он полюбит ее (или концом света в том случае, если он не полюбит ее), а просто потому, что он находил довольно тревожным тот факт, что он не знает, что же он чувствует.

— Колин?

Он поднял взгляд на сестру, которая смотрела на него с довольно смущенным выражением лица. Он встал, намериваясь уйти прежде, чем окончательно будет сбит с толку, затем наклонился вниз и поцеловал сестру в щеку.

— Спасибо, — сказал он.

Ее глаза сузились.

— Не могу сказать, то ли ты серьезен, то ли дразнишь меня за то, что я не смогла тебе ничем помочь.

— Ты не смогла мне ничем помочь, — проговорил он, — Но, тем не менее, я искренне говорю, спасибо тебе.

— За мои старания?

— Что-то вроде того.

— Ты сейчас собираешься пойти в Бриджертон-хаус? — спросила она.

— Зачем, чтобы меня мог смутить и сбить с толку уже Энтони?

— Или Бенедикт, — сказала она, — Он тоже там.

В большим семьях, никогда не было недостатка в возможности выставить себя дураком перед родным братом или сестрой.

— Нет, — сказал он, криво улыбнувшись, — Я думаю, я лучше пойду пешком домой.

— Пешком? — откликнулась она.

Он посмотрел в окно.

— Думаешь, пойдет дождь?

— Возьми мой экипаж, Колин, — настаивала она, — И, пожалуйста, подожди сэндвичей. Я уверена, скоро их будут просто горы, и если ты уйдешь прежде, чем они появятся, то я вряд ли съем больше половины, и тогда я сильно расстроюсь на весь оставшийся день.

Он кивнул, и сел обратно на софу, и позже был рад, что остался. Он всегда был неравнодушен к копченому лососю. Фактически, он даже взял несколько кусочков с собой в экипаж, по дороге домой, глядя из окна экипажа, как льет дождь.

Когда Бриджертоны устраивали приемы, они делали это достойно.

Когда же Бриджертоны устраивали обручальный бал … ну, если бы леди Уислдаун все еще писала, потребовалось бы, по крайней мере, три колонки, чтобы полностью описать это событие.

Даже этот бал, устроенный буквально в последнюю минуту (из-за того, что ни леди Бриджертон, ни миссис Физеренгтон не хотели давать возможность своим детям передумать в течение долгого обручения) был легко квалифицирован, как главный бал сезона.

Хотя, большей частью этот бал, иронически подумала Пенелопа, имел мало общего непосредственно с балом, и ничего не мог поделать с продолжающимися предположениями на тему о том, почему Колин Бриджертон выбрал такую женщину, как она, чтобы сделать ее своей женой.

Это было даже хуже того момента, когда Энтони Бриджертон женился на Кэйт Шеффилд, которую, как и Пенелопу, никогда не считали бриллиантом чистой воды. Но, по крайней мере. Кэйт не была такой старой, как она. Пенелопа даже не могла сосчитать, сколько раз, она слышала словосочетание старая дева, которое шептали за ее спиной за последние несколько дней.

Но хотя сплетни были крайне неприятны, по настоящему, ее это не волновало, потому что она все еще плавала в облаке ее собственного счастья. Женщина не может провести всю свою взрослую жизнь, любя одного единственного мужчину, и не быть почти бестолковой от счастья, когда этот мужчина просит ее выйти за него замуж.

Даже если она сама не могла понять, как это все случилось.

Это случилось. Это все, что имело значение.

И Колин был всем тем, что только могла женщина мечтать увидеть в своем женихе. Он, словно клеем приклеенный, находился рядом с ней весь вечер, и Пенелопа не думала, что он делает это лишь для того, чтобы защитить ее от сплетен. По правде, говоря, он, казалось, совсем не обращал внимания на все эти разговоры.

Это было почти так, словно … Пенелопа мечтательно улыбнулась. Это было почти так, словно Колин находился весь вечер рядом с ней потому, что хотел этого.

— Ты не видела Крессиды Туомбли? — громко прошептала Элоиза в ее ухо, в то время как Колин танцевал со своей матерью. — Она буквально позеленела от зависти.

— Просто у нее такое платье, — проговорила Пенелопа с довольно серьезным видом.

Элоиза засмеялась.

— О, как бы я хотела, чтобы леди Уислдаун продолжала писать. Она бы точно отпустила в ее сторону пару шпилек.

— Я думала, что предполагается, будто она и есть леди Уислдаун, — осторожно сказала Пенелопа.

— Вздор и чепуха! Я ни на секунду не поверила, что Крессида это и есть леди Уислдаун. И я также не верю, что ты могла в это поверить.

— Вероятнее всего нет, — призналась Пенелопа.

Она знала, что ее тайна будет гораздо лучше защищена, если она будет утверждать, будто поверила в рассказ Крессида, но любому, кто хоть немного ее знал, это будет казаться весьма подозрительным.

— Крессида просто хотела получить деньги, — презрительно продолжала Элоиза, — Или известность. А может быть и то, и другое.

Пенелопа посмотрела на свою Немезиду, находящуюся на противоположной стороне комнаты. Обычная толпа поклонников вокруг нее немного уменьшилась, но к ним прибавились новые люди, очевидно привлеченные слухом о том, что она леди Уислдаун.

— По крайней мере, она сейчас пользуется известностью.

Элоиза кивнула в ответ на это утверждение.

— Я никак не могу понять, почему она была приглашена. Ведь никакой любви между вами не наблюдается, и никому из нас она не нравится.

— Колин настоял на этом.

Элоиза повернулась к ней с открытым ртом. — Почему?

Пенелопа подозревала, что главной причиной, было недавнее заявление Крессиды о том, что она леди Уислдаун; большая часть общества не была уверена в том, действительно ли она лжет или говорит правду, но ни один из них не пожелал отказать ей в приглашениях на различные приемы, на всякий случай, вдруг она и в самом дели леди Уислдаун.

Поэтому Колин и Пенелопа не должны были выделяться, словно они думают иначе.

Но Пенелопа не могла открыть этого Элоизе, так что она досказала ей оставшуюся часть истории, которая, тем не менее, был правдой.

— Твоя мать не хотела лишних сплетен, которые возникнут, если отказать ей, и Колин сказал …

Она покраснела. Ей тогда, действительно, было очень приятно

— Что? — потребовала Элоиза.

Пенелопа не могла говорить, не улыбаясь при этом.

— Он сказал, что хочет, чтобы Крессида была вынуждена видеть мой триумф.

— Ох. Мой … Вот это да!

Элоиза выглядела так, словно ей срочно нужно было присесть.

— Мой брат влюбился.

Пенелопа покраснела еще сильнее.

— Он влюбился, — воскликнула Элоиза, — Он должно быть влюбился. Ох, ты должна была сразу мне все рассказать. Он сказал именно так?

Было что-то одинаково прекрасное и ужасное в том, чтобы слышать нескончаемый потом болтовни Элоизы. С одной стороны было просто чудесно разделить самые лучшие моменты своей жизни со своей лучшей подругой, и радость, и волнение Элоизы были удивительно заразными.

Но с другой стороны, они не гарантировали того, что Колин может ее любить. По крайней мере, он ничего не сказал ей об этом.

Но он действовал так, словно любил ее! Пенелопа цеплялась за эту мысль, старалась сосредоточиться на ней, а не на том факте, что он не сказал ей самых заветных слов.

Действия говорят громче любых слов, разве не так?

И его действия заставляли ее почувствовать себя принцессой.

— Мисс Физеренгтон! Мисс Физеренгтон!

Пенелопа посмотрела влево от себя и просияла. Голос не мог принадлежать никому другому, кроме леди Данбери.

— Мисс Физеренгтон, — сказала леди Данбери, размахивая своей тростью в толпе, пока она не добралась до Пенелопа и Элоизы.

— Леди Данбери, как приятно видеть вас здесь.

— Ха. Ха. Ха, — морщинистое лицо леди Данбери стало почти молодым, когда она улыбнулась. — Меня всегда приятно видеть, независимо от того, что некоторые болтают по этому поводу. А ты, ты просто маленький чертенок. Посмотри, что ты наделала.

— А разве это не чудесно? — спросила Элоиза.

Пенелопа посмотрела на свою самую близкую подругу. Несмотря на все ее эмоции, Элоиза была по настоящему, искренне, и безмерно рада за нее.

Внезапно, перестало иметь значение то, что они находятся посередине переполненного танцевального зала, где каждый пристально смотрит на нее, словно она стала в некотором роде ценным экземпляром по биологии. Она придвинулась и тепло обняв Элоизу, прошептала в ухо Элоизе: — Я так тебя люблю.

— Я знаю, — прошептала Элоиза в ответ.

Леди Данбери постучала своей тростью — довольно громко — по полу.

— Леди, я все еще стою здесь!

— Ох, простите, — застенчиво пробормотала Пенелопа.

— Все в порядке, — сказала леди Данбери с нетипичной для нее терпимостью.

— Довольно приятно видеть двух девочек, которые обнимают друг друга, а не наносят друг другу различные словесные удары, знаете ли.

— Спасибо за то, что пришли сюда поздравить меня, — сказала Пенелопа.

— Я не пропустила бы это, ни за что в мире, — сказала леди Данбери, — Ха. Ха. Ха. Все эти глупцы вокруг, старающиеся выяснить, что же ты сделала, чтобы заставить его жениться на тебе, когда все что ты сделала, это просто была сама собой.

Губы Пенелопы приоткрылись, а слезы немного укололи глаза.

— Почему, леди Данбери, это самое приятное —

— Нет, нет, и еще раз нет, — перебила ее леди Данбери, — У меня просто нет времени на сантименты.

Но Пенелопа успела заметить, как она вытащила свой носовой платок и осторожно приложила его к глазам.

— Ах, леди Данбери, — произнес Колин, подходя к их группе, и пропуская руку Пенелопы через свою. — Рад видеть вас.

— Мистер Бриджертон, — сказала леди Данбери в качестве приветствия, — Вот пришла поздравить вашу невесту.

— Ах, но я естественно совсем не заслуживаю никаких поздравлений.

— Хм-м. Довольно верные слова, — проговорила леди Данбери, — Я думаю, вы могли быть правы. Она — больше, чем просто приз, хотя этого никто не понимает.

— Я понимаю, — сказал он, его голос был низкий и такой смертельно серьезный, что Пенелопа подумала, она могла бы упасть в обморок от трепета, услышав такой голос.

— И если вы нас извините, — продолжал Колин спокойно, — Я должен забрать у вас мою невесту, чтобы представить ее моему брату —

— Я знакома с твоим братом, — перебила его Пенелопа.

— Рассматривай это, как традицию, — сказал он, — Мы должны официально приветствовать тебя в семье.

— О, — она почувствовала теплую волну внутри, при мысли, что скоро станет Бриджертон, — Как чудесно.

— Как скажешь, — проговорил Колин, — Энтони должен сделать небольшое объявление, а затем я должен танцевать с Пенелопой вальс.

— Очень романтично, — одобрительно сказала леди Данбери.

— Да, я, в общем, очень романтический мужчина, — легко согласился Колин.

Элоиза громко фыркнула.

Он повернулся к ней, и высокомерно поднял бровь. — Я романтичный.

— Ради блага Пенелопы, — парировала она, — Я надеюсь на это.

— Они все, такие же, как он? — спросила леди Данбери у Пенелопы.

— Большую часть времени.

Леди Данбери кивнула.

— Это очень хорошо. Мои дети довольно редко даже разговаривают с друг другом. Конечно, не из-за неприязни. У них просто нет ничего общего. Очень печально.

Колин сжал руку Пенелопы.

— Мы, действительно, должны идти.

— Конечно, — пробормотала она, но как только она повернулась, чтобы пойти в сторону Энтони, которого она увидела стоящим у небольшого оркестра, она услышала громкое и резкое волнение у дверей.

— Внимание! Внимание!

Кровь тут же отлила от ее лица.

— О, нет, — услышала она собственный шепот.

Это, как предполагалось, не должно было случиться.

По крайней мере, не сегодня вечером.

— Внимание!

В понедельник, кричало у нее в мозгу. Она сказала, чтобы напечатали в понедельник. На бал у леди Мотрам.

— Что происходит? — потребовала леди Данбери.

Десять молодых мальчишек гонялись по комнате, как пострелята, держа в руках пачки бумаги, и разбрасывая листы в толпу, как конфетти.

— Последняя колонка леди Уислдаун! — кричали они. — Прочитайте ее сейчас! Узнайте правду!