— Это не ерунда, — сказала Пенелопа, — Покажи мне. Выглядит так, словно ты испачкала руки в чернилах.

— Ну, хорошо. Это так и есть. Это чернила.

— Тогда, почему ты не ответила, когда я спросила?

— Потому что, — сказала Элоиза дерзким тоном, — Это не твое дело.

Пенелопа отодвинулась в шоке от Элоизы из-за ее резкого тона.

— Я ужасно сожалею, — холодно сказала она, — Я не знала, что для тебя это такой чувствительный предмет.

— Ох, нет, это не так, — быстро проговорила Элоиза. — Не глупи. Это просто из-за моей неуклюжести. Я думаю, я не могу писать, без того, чтобы половина чернил не оказывалась у меня на пальцах. Можно было бы конечно носить перчатки, но они бы часто были запятнаны чернилами, и мне бы пришлось все время их менять, а я не хочу тратить все мои карманные деньги — к тому же довольно скудные — на перчатки.

Пенелопа пристально смотрела на нее в течение ее долгого объяснения, затем спросила:

— И что же ты пишешь?

— Ничего, — быстро ответила Элоиза, — Просто письма.

Пенелопа поняла по довольно оживленному тону Элоиза, что та очень не хочет останавливаться на этой теме, но она была так нехарактерно для себя уклончива, что Пенелопа, не выдержав, резко спросила:

— К кому?

— Письма?

— Да, — сказала Пенелопа, хотя, она думала, это было довольно очевидно.

— О, так, никому.

— Ладно, разве только, если они это дневник, то они не к кому и не отправились, — произнесла Пенелопа, в его голосе прозвучало нетерпение.

Элоиза кинула на нее оскорбленный взгляд.

— Ты сегодня чересчур любопытна.

— Лишь потому, что ты сегодня чересчур уклончива.

— Они к Франческе, — сказала Элоиза с небольшим фырканьем.

— Хорошо, тогда почему же ты сразу так не сказала?

Элоиза скрестила руки на груди.

— Возможно потому, что я мне не нравится твой допрос.

Пенелопа открыла рот. Она не могла вспомнить, когда в последний раз, они были так близки к настоящей ссоре.

— Элоиза, — сказала она, удивление прозвучало в ее голосе, — Что случилось?

— Ничего не случилось.

— Я знаю, что это неправда.

Элоиза ничего не сказала, лишь упрямо сжала губы, и, отвернувшись, посмотрела в окно, явно пытаясь положить конец их разговору.

— Ты злишься на меня? — настаивала Пенелопа.

— Почему я должна на тебя злиться?

— Я не знаю, но явно вижу, что ты злишься.

Элоиза тяжело вздохнула.

— Я не злюсь.

— Хорошо, но с тобой явно что-то происходит.

— Я просто … Я просто… — Элоиза покачала головой. — Я не знаю, что со мной. Беспокойство, наверное.

Пенелопа некоторое время переваривала сказанное, затем тихо спросила:

— Я могу что-нибудь сделать для тебя?

— Нет, — криво улыбнулась Элоиза, — Если бы мне нужно было, чтобы ты что-нибудь сделала, можешь быть уверена, я бы уже давно попросила тебя это сделать.

Пенелопа почувствовала, как внутри нее нарастает смех. Как это похоже на Элоизу.

— Я полагаю, это …, — начала Элоиза задумчиво, — Нет, не имеет значение.

— Нет, — сказала Пенелопа, пододвигаясь и беря руку подруги в свои руки, — Скажи мне.

Элоиза выдернула руку, и посмотрела на Пенелопу.

— Ты будешь думать, что я дурочка.

— Возможно, — сказала Пенелопа, — Но ты все же моя самая близкая подруга.

— Ох, Пенелопа, но я не такая, — грустно сказала Элоиза, — Я не достойна этого.

— Элоиза не сходи с ума. Я бы не смогла войти в общество и ходить по Лондону без тебя.

Элоиза улыбнулась.

— Это было так забавно, помнишь?

— Да, правда только тогда, когда ты была рядом со мной, — согласилась Пенелопа, — Остальную часть времени я была проклятой несчастной девушкой.

— Пенелопа! Не могу поверить! Я никогда раньше не слышала, чтобы ты так грубо выражалась.

Пенелопа робко улыбнулась.

— Это случайно вырвалось. Кроме того, я не могу представить себе более подходящее прилагательное, чтобы описать жизнь девушки, не пользующейся успехом в обществе, и все время подпирающей стенки в танцевальном зале.

Элоиза неожиданно захихикала.

— Выглядит, словно заглавие в книге: “Жизнь девушки, не пользующейся успехом в обществе”.

— Если тебе, конечно, понравится трагедия.

— Ох, перестань, это не может быть трагедией. Это была бы романтическая история. В конце концов, ты получила свой счастливый конец.

Пенелопа улыбнулась. Как это было не странно, но у нее действительно, все счастливо заканчивается. Колин был чудесным и внимательным женихом, по крайней мере, в течение этих трех дней, он неплохо играл свою роль. И возможно, это было не так-то просто; они стали предметом тщательного изучения и такого количества сплетен, что Пенелопе с трудом верилось во все это.

Она не была сильно удивлена, хотя, когда она (леди Уислдаун) писала, что наступит конец света, если Физеренгтон выйдет замуж за Бриджертона, она думала, что просто повторяет довольно распространенное мнение.

Сказать, что общество было удивлено ее предстоящей свадьбой, было ничего не сказать.

Но как бы сильно Пенелопе не нравилось ожидать и размышлять о своем предстоящем замужестве, она все же встревожилась странным поведением Элоизы.

— Элоиза, — серьезно сказала она, — Я хочу, чтобы ты мне ясно рассказала, что тебя беспокоит.

Элоиза вздохнула.

— Я так надеялась, что ты уже забыла про это.

— Я училась упорству и настойчивости у мастера в этом дела, — сообщила Пенелопа.

Это снова заставило Элоизу улыбнуться, но лишь на мгновение.

— Я чувствую себя просто предательницей, — наконец сказала она.

— Что же ты сделала?

— О, ничего.

Она положила руку на сердце: — Это все глубоко внутри. Я —

Она замолчала, посмотрела в сторону, взгляд ее остановился на уголке ковра, но Пенелопа подозревала, что она сейчас практически ничего не видит. Ничего, кроме того, что сейчас грохочет у нее в мозгу.

— Я так счастлива за тебя, — сказала Элоиза, слова она произносила отдельно, словно время от времени, разрывая тишину в комнате.

— И я честно думаю, я, действительно, могу сказать, что я не ревнива. Но в то же самое время …

Пенелопа ждала, когда Элоиза соберется с мыслями. Или возможно, соберет свою храбрость.

— В то же самое время, — сказала она настолько тихо, что Пенелопа могла с трудом слышать ее голос, — Я всегда думала, что ты останешься старой девой, вместе со мной. Я сама выбрала такую жизнь. Я знала, что я делаю. Я могла бы выйти замуж.

— Я знаю, — тихо сказала Пенелопа.

— Но я не хотела выходить замуж, потому что мне казалось правильным, если я не хочу соглашаться на что-то меньшее, чем у моих братьев и у Дафны. А сейчас, и у Колина, — сказала она, пододвигаясь поближе к Пенелопе.

Пенелопа не упоминала, что Колин никогда не говорил, что любит ее. Это не походило на правильную вещь, точнее, она не хотела об этом никому говорить. Кроме того, даже если он не любил ее, он о ней заботился, а для нее и этого было достаточно.

— Я никогда не хотела, чтобы ты не выходила замуж, — объяснила Элоиза, — Я просто никогда не думала, что ты выйдешь замуж.

Она прикрыла глаза, выглядя довольно смущенной и так, словно ей это было мучительно неприятно.

— Я все неправильно сказала. Я ужасно оскорбила тебя.

— Нет, ты не оскорбила меня, — сказала Пенелопа, — Я тоже никогда не думала, что выйду замуж.

Элоиза печально кивнула.

— Так или иначе, все это …хорошо. Правда, мне почти двадцать восемь и я не замужем, тебе уже двадцать восемь, и ты не замужем. Мы всегда были друг другу близкими подругами. Но теперь, у тебя есть Колин.

— У меня все еще есть ты. По крайней мере, я надеюсь на это.

— Конечно, это так, — пылко ответила Элоиза. — Но это уже не будет, так как раньше. Ты должна будешь быть близкой только со своим мужем. По крайней мере, все так говорят, — добавила она с озорным блеском в глазах.

— Колин должен быть первым и единственным, так должно быть. И откровенно говоря, — сказала Элоиза с хитрой улыбкой, — Я должна буду прибить тебя, если он не будет единственным. В конце концов, он мой любимый брат. Это, действительно, не подходит ему, иметь неверную жену.

Не выдержав, Пенелопа громко рассмеялась.

— Ты ненавидишь меня?

Пенелопа покачала головой.

— Нет, — мягко ответила она, — Я в тебе больше всего люблю твою откровенность, тем более я представляю, как трудно должно быть, честно заговорить со мной на эту тему.

— Я рада, что ты так сказала, — произнесла Элоиза с громким драматическим вздохом. — Я бы испугалась, скажи ты, что единственное верное для меня решение это срочно найти себе мужа.

Какая-то смутная мысль появилась в голове у Пенелопы, но она потрясла головой и сказала:

— Конечно, нет.

— Хорошо. Потому что моя мать говорит это постоянно.

Пенелопа озорно улыбнулась.

— Я бы очень удивилась, если бы она тебе не говорила такое.

— Добрый день, милые леди!

Две женщины подняли головы и увидели Колина, входящего в комнату. При виде его сердце Пенелопы сделало небольшой скачок, и она почувствовала себя странно запыхавшийся. Ее сердце постоянно подскакивало в течение многих лет, когда он входил в комнату, но сейчас, так или иначе, скачок был немного другой, гораздо более интенсивный.

Возможно потому, что она знала.

Знала, что так приятно быть рядом с ним, быть прекрасной и желанной.

Знать, что он скоро станет ее мужем.

Ее сердце подпрыгнуло снова.

Колин громко простонал: — Неужели вы вдвоем съели всю еду?

— Здесь была всего лишь одна небольшая тарелка бисквитов, — высказалась Элоиза в их защиту.

— На это, я точно не поведусь, и не за что не поверю, — проворчал Колин.

Пенелопа и Элоиза переглянулись вдвоем, и тут же рассмеялись.

— Что? — пробурчал Колин.

Он подошел, наклонился вниз, быстро и почтительно поцеловав Пенелопу в щеку.

— Твой голос звучал слишком мрачно, — пояснила Элоиза, — Это же просто еда.

— Это никогда не было просто едой, — сказал Колин, усаживаясь на стул.

Пенелопа все еще задавалась вопросом, когда же, наконец, прекратит покалывать ее щеку.

— Так, — проговорил он, забирая полусъеденный бисквит с тарелки Элоизы, — О чем вы тут вдвоем болтаете?

— Леди Уислдаун, — быстро сказала Элоиза.

Пенелопа захлебнулась свои чаем и закашлялась.

— Вы разговаривали о ней? — спокойно спросил Колин, но Пенелопа уловила некоторое напряжение в его голосе.

— Да, — подтвердила Элоиза, — Я сказала Пенелопе: по-настоящему плохо, что она ушла, так как ваша предстоящая свадьба весьма заслуживает освещения в печати, это самое интересное событие за весь год.

— Интересно, как бы это выглядело? — пробормотал Колин.

— М-м, — раздумывала Элоиза, — Она бы точно посвятила всю свою колонку, чтобы осветить твой завтрашний бал по случаю помолвки.

Пенелопа, так и не отрывала чашку ото рта.

— Ты не хочешь еще бисквитов? — спросила ее Элоиза.

Пенелопа кивнула, и протянула ей чашку, хотя она в последний момент использовала ее большей частью, как щит. Она догадывалась, что Элоиза выболтала имя леди Уислдаун, потому что она не хотела, чтобы Колин знал, какие чувства, она испытывает к его предстоящему браку с Пенелопой. Пенелопе же очень хотелось, чтобы Элоиза в ответ на вопрос Колина, сказала что-нибудь другое.

— Почему ты не позвонишь, чтобы принесли еще бисквитов? — спросила Элоиза у Колина.

— Можно сказать, я уже сделал это, — ответил Колин, — Викхэм перехватил меня еще при входе, и поинтересовался, не голоден ли я.

Он проглотил последний кусочек бисквита.

— Умный человек, этот Викхэм.

— Куда ты сегодня ездил, Колин? — спросила Пенелопа, стремясь побыстрее сменить тему разговора.

Колин лишь покачал головой.

— Дьявол меня забери, если я знаю. Мать таскала меня из одного магазина в другой.

— Разве тебе не тридцать три года? — сладким голосом спросила Элоиза.

Он посмотрел на нее, нахмурившись.

— Ну, довольно забавно, в таком возрасте позволять матери тащить тебя за собой, вот и все, — пробормотала она.

— Мать нас будет тащить за собой, даже когда мы все станем старыми и трясущимися стариками, ты прекрасно знаешь это, — сказал он, — Кроме того, она так счастлива видеть меня почти женатым, я просто не могу портить ей удовольствие от этого.

Пенелопа вздохнула. Вот, должно быть, почему она любит этого мужчину. Любой, кто так хорошо относится к своей матери, безусловно, будет превосходным мужем.

— А как проходят твои свадебные приготовления? — поинтересовался Колин у Пенелопы.

Она не хотела корчить гримасу, но, так или иначе, скривила лицо.

— Я еще никогда в моей жизни не была такой вымотанной, — призналась она.

Он протянул руку, и взял большую крошку бисквита с тарелки Пенелопы.

— Мы могли бы тайно сбежать.

— О, действительно, могли бы? — слова пылко сорвались с губ Пенелопы.

Он моргнул.

— Вообще-то, я шутил, хотя, это кажется довольно удачной мыслью.

— Я смогу организовать вам лестницу, — сказала Элоиза, складывая вместе руки, — Так, чтобы ты смог забраться в ее комнату, и выкрасть Пенелопу.

— Там рядом растет дерево, — проговорила Пенелопа, — У Колина не должно возникнуть никаких трудностей.

— Господи, — пробормотал он, — Ты же это не серьезно, ведь так?

— Нет, — тяжко вздохнула Пенелопа, — Но могла бы. Если ты захочешь.

— Я не смогу. Ты знаешь, что после этого будет с моей матерью? — он закатил глаза. — Не говоря уже о твоей.

Пенелопа простонала.

— Я знаю.

— Она выследить меня, найдет и убьет, — сказал Колин.

— Моя или твоя?

— Обе. Они объединять усилия, — он вытянул шею в сторону двери, — Где же еда, в конце то концов.

— Ты только что сюда пришел, Колин, — сказала Элоиза, — Дай им хотя бы немного времени.

— А я думал, что Викхэм волшебник, проворчал Колин, — Способный наколдовать еду, простым взмахом руки.

— Вот, сэр, — послышался голос Викхэма, и он вплыл в комнату с огромным подносом.

— Видите, — проговорил Колин, сначала приподняв бровь в сторону Элоизы, затем, посмотрев на Пенелопу, — Ну, что я вам говорил.

— Почему, — спросила Пенелопа, — у меня такое чувство, что я буду слышать эти слова от тебя еще много-много раз в будущем?

— Скорее всего, потому что ты сама пожелаешь это услышать — ответил Колин. — Ты скоро узнаешь — тут он улыбнулся ей своей порочной улыбкой — Что я почти всегда прав.

— О, пожалуйста, прекратите, — простонала Элоиза.

— Я должна примкнуть в этом вопросе к Элоизе, — проговорила Пенелопа.

— Против своего мужа? — он картинно положил руку на грудь (в то время как другой схватил сэндвич), — Я сражен наповал.

— Ты еще мне не муж.

Колин повернулся к Элоизе.

— Надо же, кошечка имеет коготки.

Элоиза удивленно приподняла брови.

— Ты не предполагал этого, до сего момента?

— О, конечно, я предполагал, — произнес он, откусывая большой кусок от своего сэндвича. — Я просто никогда не думал, что она будет их использовать против меня

А затем он посмотрел на нее с таким горячим и страстным выражением лица, что Пенелопа растаяла, как воск.

— Ладно, — возвестила Элоиза, неожиданно вскочив на ноги. — Я думаю, я могу оставить почти-новобрачных, на мгновенье-другое наедине.

— Какие, однако, положительные передовые взгляды для тебя, — пробормотал Колин.

Элоиза посмотрела на него с усмешкой.

— Все только для тебя, дорогой братец. Или даже, — добавила она, и выражение ее лица стало хитрым, — Все для Пенелопы.

Колин встал и повернулся к своей суженной.

— Я, кажется, скольжу вниз по иерархии.

Пенелопа улыбнулась, снова спрятавшись за чайной чашкой, и проговорила:

— Я придерживаюсь политики невмешательства в ссоры и размолвки между Бриджертонами.

— Ха! — фыркнула Элоиза и рассмеялась, — Ты скоро не сможешь придерживаться дальше такой политики, миссис Будущая Бриджертон. Кроме того, — добавила она с озорной улыбкой, — Если ты думаешь, что это была размолвка, я не могу дождаться до тех пор, пока ты не увидишь нас во всем нашем великолепии.

— Ты хочешь сказать, что я их еще совсем не видела? — спросила Пенелопа.

И Элоиза и Колин, оба покачали головой совершенно одинаково, заставив ее почувствовать себя очень испуганной.

О, Боже.

— Есть что-то еще, что я должна знать? — испуганно поинтересовалась Пенелопа.

Колин довольно кровожадно улыбнулся. — Уже слишком поздно.

Пенелопа беспомощно посмотрела на Элоизу, но та лишь смеясь, покинула комнату, и закрыла за собой дверь.

— Это было очень хорошо со стороны Элоизы, — проговорил Колин.

— Что? — непонимающе спросила Пенелопа.

Его глаза странно замерцали.

— Дверь.

— Дверь? Ох! — воскликнула она, — Дверь.

Колин улыбнулся и присел на софу рядом с Пенелопой. Было что-то восхитительное в ней, в этот дождливый день. Он почти не видел ее, с их последнего раза — свадебные приготовления, сейчас отнимали все его время — но она постоянно присутствовала в его мыслях, даже когда он спал.

Забавно, как это все случилось. Он провел многие годы, вообще практически о ней не думая, думая лишь тогда, когда она стояла прямо перед ним, а сейчас она проникает в каждую последующую мысль.

В его каждое последующее желание.

Как это могло случиться?

Когда это вообще случилось?

И имеет ли это, вообще какое-либо значение? Возможно, единственная важная вещь, лишь то, что он хочет ее, а она была — по крайней мере, скоро будет — его. Как только он надел ей на палец свое обручальное кольцо, всякие как, почему, когда стали бесполезны и излишни, при условии, что это безумие, которое он чувствовал, никогда не уйдет.

Он прикоснулся пальцем к ее подбородку, приподнимая ее лицо немного вверх, к свету. Ее глаза сияли от нетерпения, ее губы — Господи, как могло так случиться, что мужчины Лондона не замечали, насколько совершенные они были?

Он улыбнулся. Это все же было постоянное сумасшествие. И он никогда еще не был так доволен. Колин никогда не выступал против женитьбы. Он выступал против унылого и скучного брака. Он не был слишком придирчив: он лишь хотел страсти и хорошей дружбы, интересных разговоров и веселого смеха, сейчас и всегда. Хотел жены, от которой бы он никогда не захотел бы избавиться.

Просто поразительно, все это он нашел в Пенелопе. Все что ему надо сейчас сделать, это лишь удостовериться, что ее Великая Тайна, этим и останется. Тайной.

Потому что он не думал, что сможет перенести боль, которую увидит в ее глазах, если ее выкинут из общества.

— Колин? — прошептала она, ее горячее дыхание, дрожа, срывалось с ее губ, заставляя его все сильнее и сильнее хотеть ее поцеловать.

Он наклонился. — Хм-м?

— Ты так странно молчал.

— Просто размышлял.

— О чем?

Он снисходительно ей улыбнулся.

— Ты слишком много времени проводишь с моей сестрой.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила она, скривив губки так, что он знал — она никогда не почувствует никакого раскаяния, когда будет подшучивать и дразнить его.

Эта женщина просто будет держать его в ежовых рукавицах.

— Ты, кажется, — проговорил он, — развила определенную склонность к постоянству.

— К упорству?

— И к этому тоже.

— Но, это довольно хорошая вещь.

Между их губами все еще было расстояние в пару дюймов, но желание продолжать дразнящую беседу было слишком сильным.

— Когда ты будешь постоянно повиноваться своему мужу, — проговорил он, — Тогда это хорошая вещь.

— Ох, да, неужели?

Его подбородок слегка опустился вниз, намекая на кивок.

— И когда, ты упорно цепляешься за мои плечи, когда я целую тебя — это хорошая вещь.

Ее карие глаза расширились настолько восхитительно, что он вынужден был добавить:

— Разве не так?

И затем, она удивила его.

— Вот так? — спросила она, кладя свои руки ему на плечи.

Ее тон был дразнящим, ее глаза флиртовали.

Боже, как он любит, когда она его удивляет.

— Тогда начнем, — сказал он, — Ты должна, — он накрыл одной своей рукой ее маленькую ручку, буквально вдавливая ее пальчики в свое плечо, — держаться за меня немного упорнее.

— Понятно, — пробормотала она. — Так что ты говоришь, я не должна тебя никогда отпускать?

Он думал лишь мгновение.

— Да, — ответил он, осознавая, что в ее словах лежит более глубокий смысл, намеривалась она в них его вложить или нет. — Это именно то, что я говорю.

А затем слова стали излишни. Он прижался своими губами к ее мягким губам, оставаясь нежным в течение нескольких секунд, пока его голод не настиг его. Он целовал ее с такой страстью, какой, сам не ожидал от себя. Это не было желание — точнее, это было не просто одно желание.

Это была необходимость в ней.

Это было странное ощущение, горячее и неистовое, внутри него, заставляющее его предъявлять на нее свои права, заставляющее его буквально клеймить ее, показывая всему окружающему миру, что она принадлежит ему.

Он отчаянно хотел ее, и у него не было никакой идеи, как же ему ждать этого еще целый месяц до свадьбы.

— Колин? — пробормотала, задыхаясь, Пенелопа, как только он легонько опустил ее спиной на софу.

Он целовал ее подбородок, нежную шею, его губы были слишком заняты, что бы что-нибудь ответить, кроме глухого: — М-м?

— Мы …Ох!

Он улыбнулся, поскольку он мягко прикусил ее мочку уха. Если бы она смогла закончить предложение, значить он еще не одурманил ее настолько, насколько должен был.

— Ты что-то сказала? — пробормотал он, затем поцеловал ее в губы, чтобы помучить ее.

Он на секунду убрал свои губы с ее губ, давая ей возможность, задыхаясь прошептать: — Я просто —.

Затем он поцеловал ее снова, почувствовав удовлетворение, когда она застонала от желания.

— Я сожалею, — проговорил он, руками исследуя под низом ее платья, лаская и гладя нежную кожу ее ног. — Ты что-то сказала?

— Я сказала? — непонимающе спросила она, ее глаза подернулись пеленой.

Он потихоньку перемещал руки выше, пока они не защекотали заднюю часть ее колена.

— Ты что-то сказала, — утвердительно прошептал он, прижимая ее бедра к своему телу, потому что он честно думал, что сейчас просто вспыхнет, если не сделает это.

— Я думаю, — прошептал он, скользя рукой по мягкой коже ее бедра, — Что ты собиралась мне сказать, что ты хочешь, чтобы я прикоснулся к тебе здесь.

Она часто задышала, затем застонала, потом с трудом пробормотала:

— Я не думаю, что это то, что я собиралась сказать.

Он улыбнулся, губами прикоснувшись к ее шее.

— Ты уверена?

Она кивнула.

— Так ты хочешь, чтобы я остановился?

Она отрицательно закачала головой. Отчаянно и неистово.

Он может взять ее сейчас, неожиданно понял Колин. Он может любить ее прямо сейчас на материнской софе, и мало того, что она позволит ему это сделать, она еще будет наслаждаться так, как сможет лишь женщина.

Это не было бы завоеванием. Это не было бы соблазнением.

Это могло быть чем-то большим. Может даже …

Любовь.

Колин замер.

— Колин? — прошептала она, открывая глаза.

Любовь?!

Это было возможно.

— Колин?

Или, может быть, это и было.

— Что-то не так?

Не то, чтобы он боялся любви, или не верил в нее. Он просто не … ожидал ее.

Он всегда думал, что любовь приходит к мужчине, как удар молнии: ты слоняешься на какой-нибудь вечеринке, безумно скучая, а затем ты видишь женщину, и мгновенно понимаешь, твоя жизнь изменилась навсегда. Так было с его братом Бенедиктом, и только небеса ведают, как счастливы он и его жена Софии в их собственном загородном домике.

Но с Пенелопой … это пришло к нему. Изменения были небольшими, еле заметными, почти летаргическими, и если это и есть любовь, ну …

Была ли это любовь, он просто не знал! Он изучал ее вблизи, внимательно, думая, что, может быть, он найдет ответ на этот вопрос в ее глазах, или в растрепанных волосах, или в том, что лиф ее платья был немного спущен. Может быть, если он ее достаточно хорошо изучит, он узнает.

— Колин? — прошептала она, в ее голосе прозвучало беспокойство.

Он поцеловал ее снова, на сей раз довольно решительно и жестко. Если это любовь, разве не стало бы это очевидно, когда они поцеловались? Но если мозг и тело живут своей отдельной жизнью, тогда поцелуй явно в союзе с его телом, потому что его разум в этот момент просто расплывался, а тело жаждало большего.

Проклятье, сейчас он испытывал почти настоящую боль. Он не может сделать это в гостиной своей матери, на ее софе, даже если Пенелопа желает этого, также сильно, как и он.

— Мы не можем сделать это здесь.

— Я знаю, — сказала она, ее голос был так печален, что его рука снова опустилась на ее колено, и он почти забыл свое решение отодвинуться от нее.

Он думал энергично и быстро. Возможно, он сможет сейчас заняться с ней любовью, и никто в это время не войдет к ним. В его текущем состоянии, так или иначе, это будет смущающее быстрой попыткой.

— Когда же свадьба? — почти прорычал он.

— Через месяц.

— Почему бы, не пожениться через две недели?

Она раздумывала мгновение.

— Взятка или шантаж. А, скорее всего и то, и другое. Наших матерей будет не так-то просто уговорить.

Он застонал, на одно восхитительное мгновение, прижавшись к ней бедрами, затем решительно поднялся. Он не мог взять ее сейчас. Она станет его женой. Было еще множество времени для недозволенного кувыркания на диванах, но, по крайней мере, ее первый раз, должен произойти в их постели.

— Колин? — спросила она, поправляя свою одежду, и приглаживая волосы, даже при том, что не было никакого способа привести их в подобающий вид без расчески, зеркала, и возможно, даже горничной.

— Что-то не так? — она посмотрела на него.

— Я хочу тебя, — прошептал он.

Она пораженно уставилась на него.

— Я просто хочу, чтобы ты знала это, — проговорил он, — Я не хотел бы, чтобы ты могла подумать, будто я остановился потому, что ты не привлекаешь меня или потому что не сказала “пожалуйста”.

— Ох, — она выглядела так, словно что-то хотела сказать, она казалась, невероятно счастливой после его слов. — Спасибо, за эти слова.

Он взял ее за руку и дружески сжал ее.

— Я выгляжу в полном беспорядке? — спросила она его.

Он кивнул.

— Но ты — мой беспорядок, — прошептал он.

И он был невероятно рад этому.