Глава 4

"Несколько участников бала-маскарада сообщили автору этих строк, что видели Бенедикта Бриджертона в обществе неизвестной дамы в серебристом платье.

Но как ни старалась автор этих строк, она так и не смогла узнать, кто эта таинственная незнакомка. И если уж автору этих строк не удалось это выяснить, будьте уверены, это не удастся никому".

«Светские новости от леди Уислдаун», 7 июня 1815 года

Она уехала…

Бенедикт стоял на тротуаре перед Бриджертон-Хаусом, озираясь по сторонам. Вся Гросвенор-сквер была запружена каретами. Она могла быть в одной из них. А могла притаиться где-нибудь в сторонке, пережидая поток транспорта, чтобы перейти на другую сторону. А могла быть в одной из тех трех карет, которым удалось выбраться из уличной пробки и свернуть за угол.

Но так или иначе, ее нигде не было видно.

Бенедикт готов был придушить леди Данбери, которая, пригвоздив его ногу к полу своей дурацкой тростью, заставила стоять и слушать ее мнение относительно маскарадных костюмов гостей. К тому времени, как ему удалось освободиться от назойливой старухи, таинственная незнакомка уже скрылась в боковой двери танцевального зала.

А он знал, что встречаться с ним не входило в ее планы.

Бенедикт энергично выругался себе под нос. Ни с одной из девиц, которых сватала ему мать — а их было бессчетное количество, — никогда он не чувствовал такого полного родства душ, как с таинственной незнакомкой в серебристом платье. С самого первого момента, как он ее увидел, точнее, еще до того, как он ее увидел, когда он только почувствовал ее присутствие, в душе возникло радостное, пьянящее чувство, какого он не испытывал уже много лет. Было такое ощущение, будто он совсем юноша, перед которым простирается вся жизнь, полная радостных надежд и счастья.

И в то же время…

Бенедикт снова выругался, на сей раз от сожаления.

И в то же время он даже не знает, какого цвета у нее глаза.

Определенно не карие. В этом он совершенно уверен. Однако в призрачном свете свечей он так и не смог определить, голубые они или зеленые, светло-карие или серые. И это почему-то казалось ему самым ужасным. Это мучило его, не давало покоя.

Говорят, глаза — зеркало души. Если он и в самом деле нашел женщину своей мечты, с которой он наконец-то сможет создать семью и связать свое будущее, значит, он просто обязан знать, какого цвета у нее глаза.

Отыскать ее будет непросто. Всегда трудно отыскать человека, который не желает, чтобы его нашли, а это как раз такой случай.

Ключей к разгадке ее тайны у него практически никаких нет. Несколько оброненных замечаний о том, что она читает сплетни от леди Уислдаун, и…

Взгляд Бенедикта упал на перчатку, которую он по-прежнему сжимал в правой руке. Он совсем забыл о ней, когда мчался вслед за таинственной незнакомкой через весь танцевальный зал. Он поднес ее к носу и вдохнул ее запах, однако, к своему удивлению, обнаружил, что она пахнет не розовой водой и мылом, как таинственная незнакомка, а пылью, словно эта вещица пролежала где-то в сундуке не один десяток лет.

Странно… С чего бы это ей надевать древнюю перчатку?

Бенедикт повертел ее в руке, словно это могло навести его на какую-то мысль, и внезапно в глаза ему бросились крошечные буквы, вышитые у самого края.

«С.Л.Г.». Чьи-то инициалы.

Но чьи они? Ее или нет?

И фамильный герб. Он такого не знает.

А вот мама, пожалуй, может знать. Мама о таких вещах все знает. И есть надежда, что если она узнает герб, то сможет сказать, кому принадлежат инициалы «С.Л.Г.».

Бенедикт почувствовал, как в душе вспыхнула искорка надежды. Он отыщет ее.

Отыщет и сделает своей. Иначе и быть не может.

Всего полчаса потребовалось Софи для того, чтобы вернуть себе прежний, привычный невзрачный облик. Она сняла серебристое платье, блестящие серьги, распустила волосы, аккуратно поставила туфли Араминты, украшенные розочками из фальшивых бриллиантов, обратно в шкаф, а помаду, которой красила губы, отнесла в комнату Розамунд и положила на туалетный столик служанка. После этого целых пять минут массировала лицо, чтобы исчезли следы, оставленные маской.

И вот теперь Софи выглядела точно так же, как всегда, перед тем как лечь в постель — волосы заплетены в косу, на ногах теплые чулки, чтобы не замерзнуть ночью, если будет прохладно.

Жалкая простушка, на которую ни за что не обратишь внимания. Сказочная принцесса исчезла без следа.

И что самое грустное, исчез и ее Прекрасный принц. Бенедикт Бриджертон оказался именно таким, каким его описывала леди Уислдаун: красивым, сильным, изящным. В общем, предел мечтаний любой девушки. Однако ей о нем можно не мечтать. Такие мужчины, как Бенедикт Бриджертон, не женятся на внебрачных дочерях графа и его горничной.

Но весь сегодняшний вечер он принадлежал ей, и этого должно быть достаточно.

Софи взяла маленькую игрушечную собачку, которая была у нее с детства. Она хранила ее все эти годы как напоминание о более счастливых временах. Обычно она стояла у нее на туалетном столике, но сейчас ей почему-то захотелось, чтобы она была поближе. Забравшись под одеяло, Софи свернулась клубочком и прижала к себе собачку.

А потом крепко закрыла глаза и закусила губу, чтобы не расплакаться, но предательские слезы потекли по щекам и закапали на подушку.

Предстояла длинная бессонная ночь.

— Узнаешь?

Сидя в гостиной, милой комнатке в бежево-розовых тонах, Бенедикт Бриджертон протянул матери перчатку — единственную ниточку, соединявшую его с таинственной незнакомкой в серебристом платье.

Вайолет Бриджертон взяла перчатку, внимательно взглянула на герб и уже через секунду изрекла:

— Пенвуд.

— Ты имеешь в виду графа Пенвуда?

Вайолет кивнула.

— Буква "Г" означает Ганнингуорт. Если мне не изменяет память, этот титул недавно ушел из семьи. Граф умер бездетным лет шесть-семь назад, и титул перешел к его дальнему родственнику. Кстати, хочу тебе напомнить, — прибавила она, неодобрительно покачав головой, — что вчера ты забыл потанцевать с Пенелопой Фезерингтон. Хорошо еще, твой брат тебя выручил. Потанцевал с ней вместо тебя.

С трудом подавив раздражение, Бенедикт продолжал разговор на интересующую его тему.

— И кто эта «С.Л.Г.»?

Вайолет подозрительно прищурилась.

— А почему это так тебя интересует?

— Я не сомневался, что ты ни за что просто так не ответишь на вопрос. Тебе обязательно понадобится задать свой, — со вздохом проговорил Бенедикт.

— Ты же меня знаешь, — фыркнула Вайолет. Бенедикт едва сдержался, чтобы не воздеть глаза к потолку.

— Так кому принадлежит эта перчатка, Бенедикт? — спросила Вайолет и, когда он не ответил, поспешно продолжала:

— Можешь мне все рассказать. Ты же знаешь, я и так все выясню, но тебе же будет гораздо лучше, если я не стану расспрашивать посторонних людей.

Бенедикт вздохнул. Он и сам это понимал. Придется ей все рассказать. Или по крайней мере почти все. Меньше всего на свете ему хотелось делиться своими соображениями с матерью, не оставлявшей надежду его женить. И если сейчас он расскажет о своей таинственной незнакомке, мать наверняка вообразит, что надежды ее сбываются. Но ничего не поделаешь. Если он хочет отыскать женщину, поразившую его воображение, придется пойти на этот шаг.

— На маскараде я встретил одну девушку, — наконец сказал он.

Вайолет восторженно захлопала в ладоши.

— Неужели?

— Именно из-за нее я и забыл потанцевать с Пенелопой.

У Вайолет был такой вид, что она сейчас умрет от восторга.

— И кто же она? Одна из дочерей Пенвуда? — Она нахмурилась. — Нет, это невозможно. У него не было дочерей. Но было две падчерицы. — Она нахмурилась еще сильнее. — Хотя, должна признаться, мне бы и в голову не пришло… гм…

— О чем это ты?

Наморщив лоб, Вайолет, похоже, пыталась подобрать подходящие слова, что далось ей с трудом.

— Видишь ли, я ни за что бы не подумала, что ты можешь заинтересоваться одной из них. Но если это произошло, — продолжала она, просияв, — я могу пригласить вдовствующую графиню на чай. Это самое меньшее, что я могу сделать.

Бенедикт хотел что-то сказать, но, заметив, что мать снова нахмурилась, спросил:

— Ну что еще, мама?

— Ничего, — ответила Вайолет. — Вот только…

— Да говори же, мама!

— Просто мне не очень нравится вдовствующая графиня. — Вайолет слабо улыбнулась. — Мне она всегда казалась холодной и амбициозной.

— Кое-кто и тебя может назвать амбициозной, мама, — заметил Бенедикт.

Вайолет недовольно поморщилась.

— Амбиции амбициям рознь. Я, например, очень хочу, чтобы все мои дети счастливо женились и вышли замуж, но я ни за что не стану выдавать свою дочь за семидесятилетнего старца только потому, что он герцог.

— А вдовствующая графиня это сделала? — Бенедикт не мог припомнить, чтобы какой-нибудь семидесятилетний герцог недавно женился.

— Нет, — призналась Вайолет, — но сделала бы. В то время как я…

Мать величественным жестом указала на себя, и Бенедикт с трудом сдержал улыбку.

— Я бы разрешила своим детям жениться на нищенках, лишь бы они были счастливы.

Бенедикт изумленно вскинул брови.

— Естественно, при условии, что эти нищенки придерживались бы строгих моральных правил и не отлынивали от работы. Ни лентяек, ни развратниц я бы не потерпела.

Бенедикт, чтобы не рассмеяться матери в лицо, тактично кашлянул в носовой платок.

— Но можешь не прислушиваться к моему мнению, — спохватилась Вайолет, искоса взглянув на сына и легонько стукнув его по руке,

— Ну что ты, — поспешно проговорил он. Довольно улыбнувшись, Вайолет продолжала:

— Я сумею скрыть свои чувства к вдовствующей графине, если тебе понравилась одна из ее дочерей. — Она с надеждой взглянула на сына. — Какая же из них тебе приглянулась?

— Понятия не имею, — признался Бенедикт. — Я так и не узнал ее имени. У меня осталась лишь ее перчатка. Вайолет строго взглянула на него.

— Я даже не собираюсь тебя спрашивать, откуда у тебя ее перчатка.

— Уверяю тебя, ничего предосудительного между нами не произошло.

Лицо Вайолет выражало крайнее сомнение.

— У меня слишком много сыновей, чтобы этому поверить.

— Давай вернемся к инициалам, — напомнил Бенедикт. Вайолет снова взглянула на перчатку.

— Довольно старая, — заметила она. Бенедикт кивнул:

— Мне тоже так показалось. Немного пахнет пылью, словно хранилась где-то много лет.

— И швы потерты, — продолжала Вайолет. — Не знаю, что означает "Л", но "С" вполне может означать «Сара». Так звали умершую мать графа. Судя по возрасту перчатки, это вполне возможно.

Пристально взглянув на перчатку, Бенедикт произнес:

— Поскольку я совершенно уверен в том, что вчера разговаривал не с призраком, как ты считаешь, кому может принадлежать эта перчатка?

— Понятия не имею. Думаю, кому-то из семьи Ганнингуорт.

— А ты знаешь, где они живут?

— В Пенвуд-Хаусе, — ответила Вайолет. — Новоиспеченный граф их еще не выгнал. Даже не знаю почему. Может быть, испугался, что они захотят жить с ним вместе, когда он переедет в новый дом. По-моему, его нет в городе даже во время сезона. Во всяком случае, я его не видела.

— А ты, случайно, не знаешь…

— Где находится Пенвуд-Хаус? — не дала договорить ему Вайолет. — Конечно, знаю. Недалеко, всегр в нескольких кварталах отсюда.

Не успела она рассказать сыну подробнее, где находится Пенвуд-Хаус, как он вскочил и устремился к двери.

— Бенедикт, подожди! — окликнула его Вайолет, насмешливо улыбаясь. Он обернулся.

— Да?

— Дочерей графини зовут Розамунд и Пози. Если это тебя интересует.

Розамунд и Пози. Ни то, ни другое имя таинственной незнакомке, по его мнению, не подходило. Но кто знает, вдруг он ошибается? Может быть, кто-то считает, что и его имя ему не подходит? Он снова бросился к двери, но мать опять остановила его.

— Бенедикт!

Он обернулся.

— Да, мама? — нарочито недовольно буркнул он.

— Ты ведь расскажешь мне, что произойдет?

— Ну конечно, мама.

— Ты лукавишь, — улыбнулась она, — но я тебя прощаю. Так приятно видеть тебя влюбленным.

— Я вовсе не…

— Как скажешь, дорогой, — махнула рукой мать.

Решив, что отвечать не стоит, Бенедикт раздраженно закатил глаза и, выскочив из комнаты, понесся к входной двери.

— Софи-и!

Софи испуганно вскинула голову. Голос Араминты звучал еще раздраженнее, чем обычно, если, конечно, такое возможно.

— Софи! Черт подери! Где эта проклятая девчонка?

— Эта проклятая девчонка здесь, — пробормотала Софи, кладя серебряную ложку, которую усердно чистила. Чистка серебра не входила в ее обязанности, поскольку Софи являлась личной горничной Араминты, Розамунд и Пози, однако Араминта, похоже, была твердо намерена загонять ее до смерти.

— Я здесь! — крикнула она и, поднявшись, вышла в холл. Интересно, чем это Араминта разгневана на этот раз? — Миледи? — позвала она, озираясь по сторонам.

Араминта выскочила из-за угла, держа в руке какой-то предмет.

— Это что такое?! — рявкнула она, протягивая этот предмет Софи.

Взгляд Софи упал на руку Араминты, и она едва сдержалась, чтобы не ахнуть: Араминта держала в руке туфли, которые она, Софи, позаимствовала у нее для бала-маскарада.

— Я… я не понимаю, о чем вы, — пролепетала она.

— Эти туфли были совершенно новыми! Софи молча ждала, что будет дальше, пока не сообразила, что Араминта ждет от нее ответа.

— И что же?

— Ну-ка посмотри сюда! — взвизгнула Араминта, тыча пальцем в каблук. — Он поцарапан! Видишь? Как это могло случиться?

— Понятия не имею, миледи. Может быть…

— Не может быть, а точно! — выпалила Араминта. — Кто-то надевал мои туфли.

— Уверяю вас, их никто не надевал, — ответила Софи, удивляясь тому, что голос ее звучит спокойно. — Всем известно, как вы трепетно относитесь к своей обуви.

Араминта подозрительно прищурилась.

— Ты что, издеваешься надо мной? «С удовольствием поиздевалась бы над тобой, да не смею», — подумала Софи.

— Ну что вы, — ответила она. — Конечно, нет. Просто я хочу сказать, что вы следите за своими туфлями, поэтому они так долго носятся. — И, видя, что Араминта молчит, прибавила:

— А это, в свою очередь, означает, что можно гораздо реже покупать обувь.

Софи и сама поразилась тому, какую чушь несет. У Араминты было уже столько туфель, сколько за всю жизнь не сносить.

— Это ты виновата! — прошипела Араминта.

По мнению Араминты, Софи была всегда и во всем виновата, но на сей раз она попала в точку, и Софи, ни словом не возразив, лишь спросила:

— Что мне сделать, миледи?

— Я хочу знать, кто надевал мои туфли.

— Может быть, они поцарапались в шкафу или вы случайно сами их поцарапали, когда надевали в последний раз?

— Я никогда ничего не делаю случайно! — рявкнула Араминта.

Софи мысленно с ней согласилась. Араминта всегда все делала обдуманно.

— Я могу порасспрашивать служанок, — предложила Софи. — Может быть, кто-то что-то знает.

— Эти служанки — сборище кретинок, — буркнула Араминта. — У них в голове по одной извилине.

Софи подождала, когда Араминта скажет: «Тебя я не имею в виду», — но, естественно, не дождалась.

— Я могу как следует их почистить, — предложила она наконец. — Уверена, с этой царапиной можно что-то сделать.

— Каблуки обтянуты шелком, — фыркнула Араминта. — Если ты умудришься их почистить, не порвав его, значит, я тебя недооценивала.

— Я могла бы аккуратненько потереть поцарапанное место щеткой, — предложила Софи.

— Потри, — приказала Араминта. — И поскольку уж ты будешь этим заниматься…

«О Господи, ну почему Араминта так любит это выражение?» — с тоской подумала Софи.

— …вычисти все мои туфли.

— Все? — ахнула Софи. Коллекция обуви Араминты насчитывала по меньшей мере восемьдесят пар.

— Все. И поскольку уж ты будешь этим заниматься…

«Нет, только не это!» — ужаснулась Софи.

— Леди Пенвуд?

Араминта, оборвав себя на полуслове — к великой радости Софи, — обернулась. За ее спиной стоял дворецкий.

— К вам джентльмен, миледи, — сообщил он, вручая Араминте хрустящую белую визитную карточку.

Араминта взяла ее и, прочитав имя, так и ахнула.

— Чай! Печенье! Самое лучшее столовое серебро! Быстрее! — скомандовала она, повернувшись к дворецкому. Тот бросился выполнять приказ.

— Могу я чем-нибудь помочь? — спросила Софи, глядя на Араминту с нескрываемым любопытством.

Та недоуменно захлопала глазами, словно совсем забыла о ее присутствии.

— Нет! — выпалила она. — Сейчас не до тебя. Немедленно отправляйся наверх. — И, помолчав, прибавила:

— Что ты вообще здесь делаешь?

Софи указала рукой на двери столовой, из которой только что вышла.

— Вы приказали мне почистить…

— Я приказала тебе заняться моими туфлями! — взвизгнула Араминта.

— Хорошо, — спокойно ответила Софи. Араминта вела себя очень странно, даже для себя самой. — Вот только…

— Немедленно!

Софи устремилась к лестнице.

— Подожди!

Софи повернулась и испуганно спросила:

— Да?

Поджав губы, отчего лицо ее сделалось ужасно некрасивым, Араминта бросила:

— Проверь, чтобы Розамунд и Пози были как следует причесаны.

— Конечно.

— А потом скажешь Розамунд, что я приказала запереть тебя в стенном шкафу.

Софи недоуменно уставилась на нее. Неужели она и в самом деле думает, что она прикажет Розамунд себя запереть?

— Ты меня поняла?

Софи хотела кивнуть и не смогла. Есть вещи, которые слишком унизительны.

Араминта подошла к ней вплотную и прошипела:

— Ты мне не ответила. Ты меня поняла?

Софи едва заметно кивнула. С каждым днем она находила все новые и новые подтверждения ненависти Араминты к себе.

— Почему вы меня здесь держите? — неожиданно для самой себя прошептала она.

— Потому что от тебя есть кое-какая польза, — прошептала Араминта в ответ и, повернувшись, пошла прочь.

Посмотрев ей вслед, Софи помчалась вверх по лестнице. Прически и у Розамунд, и у Пози показались ей вполне приличными. Переделывать их, по мнению Софи, было не нужно. Повернувшись к Пози, она вздохнула и попросила:

— Запри меня, пожалуйста, в стенном шкафу.

— Что сделать? — удивилась Пози.

— Запереть меня в стенном шкафу. Мне было приказано попросить об этом Розамунд, но я не могу заставить себя это сделать.

Пози с живейшим интересом заглянула в стенной шкаф.

— Могу я спросить почему?

— Чтобы я вычистила все туфли твоей матери.

Пози смущенно кашлянула.

— Мне очень жаль.

— Мне тоже, — вздохнула Софи. — Мне тоже.

Глава 5

"И снова о бале-маскараде у Бриджертонов. По мнению автора этих строк, костюм мисс Пози Рейлинг нельзя назвать удачным, однако он был не настолько плох, как костюмы миссис Фезерингтон и двух ее старших дочерей, которые нарядились фруктами: Филиппа — апельсином, Пруденс — яблоком, а сама миссис Фезерингтон — виноградом.

К сожалению, ни один из этих фруктов не вызывал желания их съесть".

«Светские новости от леди Уислдаун», 7 июня 1815 года