Глава 3

"Затаив дыхание, автор этих строк ждет того момента, когда можно будет увидеть, какие костюмы представители великосветского общества выбрали для бала-маскарада у Бриджертонов. Ходят слухи, что Элоиза Бриджертон собирается надеть Костюм Жанны д'Арк, а Пенелопа Фезерингтон, для которой нынешний сезон уже третий и которая недавно вернулась из Ирландии, куда ездила навестить своих кузенов, будет в костюме гнома. Мисс Пози Рейлинг, падчерица покойного графа Пенвуда, собирается надеть костюм русалки — автор этих строк ждет не дождется, чтобы на него взглянуть, — но ее старшая сестра, мисс Розамунд Рейлинг, хранит упорное молчание относительно выбранного ею костюма.

Что же касается мужчин, то, если судить по прошлым балам-маскарадам, полные наденут костюм Генриха VIII, те, что постройнее — Александра Македонского либо черта, а те, которым все равно, — завидные женихи братья Бриджертон наверняка окажутся в их числе, — облачатся в обыкновенные вечерние черные костюмы, разве что наденут полумаски, отдав тем самым дань специфике предстоящего бала".

«Светские новости от леди Уислдаун», 5 июня 1815 года

— Потанцуйте со мной! — порывисто проговорила Софи. Бенедикт лукаво улыбнулся и, взяв ее руку в свою, прошептал:

— Вы же говорили, что не умеете.

— А вы говорили, что научите меня.

Несколько мгновений он пристально смотрел на нее, после чего, потянув ее за руку, проговорил:

— Пойдемте.

Они проскользнули через прихожую, поднялись по лестнице, завернули за угол и оказались перед французскими окнами. Бенедикт повернул ручки из кованого железа, окна распахнулись, и они оказались в маленькой уединенной террасе, украшенной растениями в горшках. Здесь стояли два шезлонга.

— Где мы? — спросила Софи, оглядываясь по сторонам.

— Прямо над танцевальным залом, — ответил Бенедикт, закрывая створки окон. — Слышите музыку?

Софи в основном слышала приглушенное жужжание голосов — гости вели нескончаемые разговоры, — однако, прислушавшись, уловила звуки музыки.

— Гендель, — радостно улыбнулась она. — У моей гувернантки была музыкальная шкатулка с точно такой же мелодией.

— Вы очень любили свою гувернантку, — тихо заметил Бенедикт.

При этих словах Софи, слушавшая музыку с полузакрытыми глазами, изумленно открыла их.

— А вы откуда знаете?

— Оттуда же, откуда знаю, что в деревне вы были счастливее. — Протянув руку, Бенедикт коснулся пальцем щеки Софи. Потом палец его скользнул ниже, прошелся по подбородку. — У вас это на лице написано.

Софи застыла как вкопанная, но, придя в себя, поспешно отстранилась и проговорила:

— Это верно. Я больше времени проводила с ней, чем с другими домочадцами.

— Похоже, вы чувствовали себя очень одинокой, — тихо проговорил Бенедикт.

— Иногда да. — Подойдя к краю балкона, Софи облокотилась о перила и уставилась в иссиня-черное небо. — А иногда нет.

Внезапно она обернулась с сияющей улыбкой, и Бенедикт понял: больше она ничего не собирается рассказывать ему из своего детства.

— А вот вам, должно быть, чувство одиночества неведомо, — заметила она. — Ведь у вас столько братьев и сестер.

— Значит, вы знаете, кто я, — заключил он. Софи кивнула:

— Сейчас знаю, а сначала не знала. Подойдя к перилам, Бенедикт прислонился к ним бедром и, скрестив руки на груди, спросил:

— И что же меня выдало?

— Вас выдал ваш брат. Вы так похожи.

— Даже в масках?

— Даже в масках, — снисходительно улыбнулась Софи. — Леди Уислдаун часто пишет о вас и никогда не забывает упомянуть, насколько вы похожи.

— И вам известно, который из братьев я?

— Бенедикт, — ответила она. — Если, конечно, леди Уислдаун ничего не напутала, написав, что вы самый высокий из братьев.

— А вы, оказывается, великолепный сыщик.

Ее лицо приобрело несколько смущенное выражение.

— Просто я люблю читать колонку великосветских сплетен. В этом я ничем не отличаюсь от остальных присутствующих здесь гостей.

Несколько секунд Бенедикт молча смотрел на нее. Интересно, понимает ли она, что дала еще один ключик к разгадке своей личности? Ведь если она узнала его только по описанию леди Уислдаун, значит, она давно не бывала в обществе, а может быть, никогда не бывала. Так или иначе, она не относится к многочисленному разряду юных дам, с которыми его знакомила матушка.

— А что еще вы узнали обо мне от леди Уислдаун? — спросил он с улыбкой.

— Вы напрашиваетесь на комплименты? — спросила Софи, слегка ему улыбнувшись. — Вам ведь наверняка известно, что леди Уислдаун дает семье Бриджертонов исключительно положительные отзывы.

— Что наводит на мысль о том, не является ли она сама членом этой семьи, — заметил Бенедикт. — Некоторые так и считают.

— Это и в самом деле так?

— Если это и так, мне об этом ничего не известно, — пожал плечами Бенедикт. — Но вы не ответили на мой вопрос.

— На какой?

— Что вам еще известно обо мне от леди Уислдаун?

— Вам действительно это интересно? — удивилась Софи.

— Если я ничего не могу узнать о вас, по крайней мере я могу узнать, что знаете обо мне вы.

Она улыбнулась и рассеянно коснулась указательным пальцем губы.

— Так-так… А, вспомнила. В прошлом месяце вы выиграли на каких-то дурацких скачках, которые проводились в Гайд-парке.

— И никакие они не дурацкие, — ухмыльнулся Бенедикт — Я на них выиграл сто соверенов. Она лукаво взглянула на него. — Скачки почти всегда бывают дурацкими.

— По мнению женщин, — пробормотал Бенедикт.

— И вовсе…

— Не спорьте, не спорьте, так оно и есть, — перебил он ее.

Софи невольно улыбнулась.

— Что еще вам известно? — спросил он.

— От леди Уислдаун? — Она побарабанила пальцами по щеке. — Как-то раз вы оторвали у куклы вашей сестры голову.

— Интересно, откуда ей об этом известно? — пробормотал Бенедикт.

— Может быть, леди Уислдаун все-таки является членом вашей семьи?

— Это невозможно, нет, — решительно проговорил Бенедикт. — В нашей семье все такие умники, что непременно вычислили бы ее.

Софи громко рассмеялась, и Бенедикт внимательно посмотрел на нее. Леди Уислдаун писала про куклу, которой оторвали голову, два года назад в одной из своих первых заметок. Это сейчас «Светские новости от леди Уислдаун» продаются далеко за пределами Лондона, а в то время их читателями были исключительно жители столицы.

А это означает, что два года назад таинственная незнакомка жила в Лондоне. И в то же время она не узнала его до тех пор, пока не повстречалась с Колином.

Следовательно, живя в Лондоне, она не выезжала в свет. Может быть, она была самой младшей в семье и, пока ее старшие сестры наслаждались балами и вечерами, сидела дома и читала светские новости?

Маловато, конечно, чтобы узнать, кто она такая, но для начала достаточно.

— Что вам еще известно? — спросил он, надеясь, что она, сама того не ведая, еще каким-нибудь образом приоткроет завесу над своей тайной.

Она хмыкнула, явно довольная собой.

— Что вы пока не собираетесь жениться и это обстоятельство весьма огорчает вашу матушку, которая жаждет видеть вас семейным человеком.

— С тех пор как мой брат уехал из дома и женился, она уже не так меня донимает.

— Ваш брат виконт?

Бенедикт кивнул.

— Леди Уислдаун и об этом писала.

— И весьма подробно, хотя… — Бенедикт наклонился к ней и заговорщически прошептал:

— кое-что она упустила.

— Вот как? — встрепенулась незнакомка. — И что же она упустила?

Бенедикт поцокал языком и покачал головой:

— Я не собираюсь выдавать вам секреты ухаживания своего брата, ведь вы даже не хотите назвать мне вашего имени.

— «Ухаживание» — слишком сильно сказано, — фыркнула она. — Леди Уислдаун писала…

— Леди Уислдаун, — перебил он ее, насмешливо улыбнувшись, — не знает всего того, что происходит в Лондоне.

— А мне кажется, что ей известно почти обо всем.

— Вы так считаете? — задумчиво проговорил Бенедикт. — Позвольте с вами не согласиться. И в подтверждение своих слов могу привести вам пример. Если бы леди Уислдаун оказалась сейчас на этой террасе, она бы ни за что не угадала, кто вы такая.

Бенедикт с удовлетворением отметил, что глаза незнакомки расширились.

— Я прав? — спросил он, скрестив руки на груди. Она кивнула.

— Отчасти. Я так хорошо замаскировалась, что сейчас меня никто бы не узнал.

— А если бы вы сняли маску? Тогда бы она вас узнала? — спросил Бенедикт, вскинув брови.

Оттолкнувшись от перил, незнакомка сделала несколько шагов по направлению к центру террасы. — На этот вопрос я не хочу отвечать.

Бенедикт направился за ней следом.

— Я так и думал. И тем не менее все равно задал бы его.

Софи обернулась, и у нее перехватило дыхание: он стоял совсем рядом, всего в нескольких дюймах от нее. Она слышала, что он направился за ней, однако не подозревала, что он так близко. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, однако, к своему удивлению, не смогла произнести ни слова. Могла лишь, не отрываясь, смотреть в эти темные-темные глаза в прорезях маски.

Какие уж тут слова, когда дышать и то трудно.

— Вы так и не потанцевали со мной, — проговорил Бенедикт.

Она продолжала молча смотреть на него. Он положил ей на талию свою большую руку, и в том месте ей сразу стало горячо. Воздух внезапно стал душным, как перед грозой.

«Он напоен страстью», — подумала Софи. Она слышала о ее существовании от служанок, хотя хорошо воспитанная девушка не должна об этом знать.

Но ее нельзя отнести к разряду хорошо воспитанных девушек, мелькнула в голове дерзкая мысль. Она незаконнорожденная дочь графа. Она не принадлежит к великосветскому обществу и никогда не будет принадлежать. Так стоит ли жить по его правилам?

Она поклялась, что никогда, не станет ничьей любовницей, никогда не допустит, чтобы ее ребенок повторил ее собственную судьбу, став незаконнорожденным. Но ведь сейчас о подобном безрассудстве в речи нет. Один танец, один поцелуй — вот и все, что ее, быть может, ждет.

Конечно, этого достаточно, чтобы погубить ее репутацию, но какая у нее репутация, чтобы опасаться ее потерять? Она находится вне общества, вне стаи. И потом, так хочется хоть один раз в жизни почувствовать себя счастливой.

— Значит, вы не собираетесь от меня сбегать, — пробормотал он, и его темные глаза вспыхнули.

Она покачала головой, удивляясь тому, что он снова без труда догадался, о чем она думает. В другое время она бы испугалась, но сейчас, среди волшебной ночи, когда ласковый ветерок теребил ее волосы, а снизу доносились чарующие звуки музыки, почувствовала приятное возбуждение.

— Куда я должна положить руку? — спросила она. — Я хочу танцевать.

— Мне на плечо, — пояснил он. — Нет, чуть ниже. Вот так.

— Должно быть, вы считаете меня просто дурочкой, — заметила она. — Не уметь танцевать…

— Я считаю вас очень смелой, потому что вы не побоялись в этом признаться. — Рука его нашла ее руку и медленно подняла ее. — Большинство моих знакомых женского пола придумали бы, что у них болит нога, или сказали бы, что не любят танцевать.

Она подняла голову и взглянула ему в глаза, прекрасно понимая, что от этого у нее перехватит дыхание.

— Я не умею притворяться, — сказала она и почувствовала, как рука, лежавшая на талии, дрогнула.

— Вслушайтесь в музыку, — приказал ей Бенедикт внезапно охрипшим голосом. — Чувствуете, как она идет то вверх, то вниз?

Она покачала головой.

— Прислушайтесь же, — прошептал он ей на ушко. — Раз-два-три, раз-два-три.

Софи закрыла глаза, и внезапно сквозь бесконечную болтовню гостей прорезалась тихая музыка. Затаив дыхание, Софи принялась покачиваться ей в такт, а Бенедикт продолжал считать:

— Раз-два-три, раз-два-три.

— Я чувствую ее, — прошептала она.

Он улыбнулся. Софи и сама не знала, как об этом догадалась, ведь глаза ее по-прежнему были закрыты. Она почувствовала, что он улыбается, поняла это по его дыханию.

— Хорошо, — проговорил он. — Теперь смотрите на мои ноги, а я вас буду вести.

Софи открыла глаза и взглянула вниз.

— Раз-два-три, раз-два-три.

Она нерешительно шагнула вперед… прямо на его ногу.

— Ой! Простите! — воскликнула она.

— Ничего, мои сестренки наступали гораздо больнее, — заверил он ее. — Попробуйте еще раз.

Она попробовала и внезапно почувствовала, что ее ноги знают, что им делать.

— Ой! — изумленно воскликнула она. — Как хорошо!

— Поднимите голову, — тихо приказал он.

— Но я споткнусь.

— Не споткнетесь. Я вам не позволю. Смотрите мне в глаза.

Софи подчинилась. Глаза их встретились, и, похоже, что-то внутри у нее замкнулось: она никак не могла отвести взгляда. Он закружил ее по террасе, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, и вскоре Софи почувствовала, что у нее перехватило дыхание и закружилась голова.

И все это время она не отводила от него взгляда.

— Что вы чувствуете? — спросил он.

— Все! — ответила она смеясь.

— Что вы слышите?

— Музыку. — Глаза ее изумленно сияли. — Я слышу музыку, которой никогда раньше не слышала.

Рука его сжала ее талию, и расстояние между ними сократилось еще на несколько дюймов.

— Что вы видите? — спросил он. Софи споткнулась, однако, по-прежнему не сводя с него глаз, прошептала:

— Я вижу свою душу. Бенедикт резко, остановился.

— Что вы сказали? — спросил он тоже шепотом.

Софи молчала. Ей показалось, что эта секунда полна какого-то глубокого смысла, и она боялась ее испортить.

Вернее, боялась сделать ее еще лучше. Потому что, когда она после полуночи вернется к своей обычной жизни, ей станет невыносимо больно.

О Господи! Да как она вообще сможет вернуться к своей привычной жизни? Как сможет после всего случившегося с ней вновь чистить туфли Араминте?

— Я слышал, что вы сказали, — проговорил Бенедикт хрипловатым голосом. — Я…

— Молчите, — прервала его Софи.

Она не хотела услышать его признание. Не хотела услышать слова, которые навсегда привязали бы ее к этому человеку.

Впрочем, похоже, уже поздно…

Он посмотрел на нее долгим взглядом и наконец прошептал:

— Я молчу. Ни слова не скажу. — И, Софи и ахнуть не успела, прильнул губами к ее губам. Губы его оказались на удивление нежными.

Он медленно провел ими по губам Софи, и она почувствовала, как у нее мурашки побежали по телу.

Потом его рука, которой он обнимал ее за талию, — та, что так легко вела ее в танце, — начала притягивать ее к себе, медленно, но неотвратимо. По мере того как сближались их тела, Софи чувствовала, что ее все больше и больше бросает в жар, и когда наконец их тела соприкоснулись, она уже была объята огнем.

Он показался ей очень большим и сильным, и в его объятиях она почувствовала себя самой прекрасной женщиной на свете.

И внезапно все стало казаться возможным, даже жизнь, не наполненная вечным рабским трудом.

Губы его стали еще более смелыми, язык защекотал уголок ее рта. Рука, которой он по-прежнему обнимал ее за талию, скользнула по ее руке, потом добралась по спине до затылка, и пальцы принялись вытаскивать из прически пряди волос.

— Какие же у вас мягкие волосы, как шелк, — прошептал он, и Софи улыбнулась: Бенедикт был в перчатках. Он отстранился и удивленно спросил:

— Над чем вы смеетесь?

— Откуда вы знаете? Ведь вы в перчатках. Он усмехнулся, задорно, по-мальчишески, и Софи почувствовала, как исступленно забилось сердце.

— Сам не знаю. Просто знаю, и все. — Улыбка его стала еще шире. — Но чтобы убедиться в своей правоте, может быть, проверить получше?

И он протянул Софи руку.

— Не окажете ли мне любезность?

Несколько секунд Софи смотрела на его руку недоумевающим взглядом и наконец догадалась, чего он хочет. Прерывисто вздохнув, она отступила на шаг и обеими руками взялась за его руку. Медленно дернула она сначала за один палец перчатки, потом за другой, третий, четвертый, пятый, после чего потянула и сняла всю перчатку из тончайшей ткани.