Радерфорд-Хаус, Пэндл, Ланкашир
Моя дорогая сестрица,
это письмо доставил нам Хьюго Трамптон. Он сказал, что ему строго приказали не приносить его до тех пор, пока со времени твоего отъезда не пройдет целый день.
Прошу тебя, не нужно ненавидеть Эдварда.
Желаю удачи.
Твоя любящая сестра Алисия Пеннипейкер.
Ангус вопросительно поднял глаза:
– Кто такой Хьюго Трамптон?
– Лучший друг брата.
– А-а… – Он взял второе письмо, которое было написано явно мужской рукой.
Трамптон-Холл, близ Клайдеро, Ланкашир
Моя дорогая Маргарет,
с тяжелым сердцем пишу эти слова. Ты, конечно, уже получишь мою записку, в которой я сообщаю тебе о моем отъезде в Гретна-Грин. Если ты поступишь так, как я думаю, то уже будешь в Шотландии, когда прочтешь это письмо.
Но я не в Шотландии, и у меня никогда не было намерений бежать туда. Я уезжаю завтра в Ливерпуль и поступаю в Королевский флот. Свою долю наследства я потрачу на покупку офицерского патента.
Я знаю, ты никогда не хотела для меня такой судьбы, но теперь я взрослый человек и в качестве такового могу сам выбрать свое будущее. Я всегда знал, что создан для военной жизни; я с детства жаждал служить своей стране.
Надеюсь, ты простишь мой обман, но я знал, что ты поедешь за мной в Ливерпуль, если узнаешь о моих истинных намерениях. Такое прощание осталось бы для меня мучительным воспоминанием на всю жизнь.
Лучше поступить так, как я поступил.
Твой любящий брат Эдвард Пеннипейкер.
Ангус посмотрел в подозрительно блестящие глаза Маргарет:
– У вас есть какие-нибудь идеи?
– Никаких. – Голос ее при этом дрогнул. – Неужели вы думаете, что я пустилась бы в это безумное путешествие, если бы знала, что он уехал в Ливерпуль?
– Что вы собираетесь делать дальше?
– Вернусь домой, конечно. Что еще мне остается? Теперь он уже, наверное, на полпути к Америке.
Это, конечно, было явным преувеличением, но Ангус решил, что она имеет на это право. В такой ситуации говорить в общем-то было не о чем, поэтому он пододвинул к ней миску с пудингом:
– Поешьте кранахана.
Маргарет посмотрела на миску:
– Вы хотите, чтобы я поела?
– Лучшего просто не придумаешь, Вы же не прикоснулись к хаггису.
Она взяла ложку.
– Неужели я такая ужасная сестра? Неужели я такой ужасный человек?
– Конечно, нет.
– Но почему ему захотелось заставить меня поехать в Гретна-Грин, лишь бы он мог спокойно уехать из дома?
– Думаю, что вы горячо любимая сестра, – ответил Ангус, отправляя в рот кусок кранахана. – Зверски вкусно. Попробуйте.
Маргарет погрузила ложку в кранахан, но ко рту ее не поднесла.
– Что вы хотите сказать?
– Он слишком любит вас, чтобы вынести мучительное расставание. И похоже, узнай вы о его истинных намерениях, вы оказали бы сильное сопротивление.
Маргарет хотела было воскликнуть, что, разумеется, она оказала бы сопротивление, но вместо этого она только молча вздохнула. Что толку отстаивать свою точку зрения или объяснять, что она чувствует? Что сделано, то сделано, и изменить уже ничего нельзя.
Она еще раз вздохнула и поднесла ложку к губам. Если она что-то и ненавидит, так это такие ситуации, в которых она ничего не может сделать.
– Вы собираетесь есть пудинг или проводите научный эксперимент, как уравновесить ложку в воздухе?
Маргарет заморгала, но прежде чем она успела ответить, у стола появился Джордж Маккаллум.
– Нам нужно прибраться, – сказал он. – Я не хочу вас выгонять, но жена настаивает. – Он с усмешкой посмотрел на Ангуса: – Вы знаете, как это бывает.
– Она еще не доела кранахан.
– Возьмите миску к себе в спальню. Жаль будет, если еда пропадет.
Ангус кивнул и встал.
– Славная мысль. Ты готова, моя радость?
Ложка выпала из руки Маргарет и шлепнулась в миску. Он назвал ее своей радостью?
– Я… я… я…
– Она меня так любит, – сообщил Ангус Джорджу, – что иногда теряет дар речи.
Маргарет смотрела на него во все глаза, а он довольно пожал своими мощными плечами и сказал:
– Что мне остается делать? Я ее подавляю.
Джордж фыркнул, а Маргарет зашипела.
– Будьте осторожны, – посоветовал трактирщик Ангусу, – иначе в результате вам придется мыть волосы лучшим кранаханом моей жены.
– Хорошая мысль, – бросила Маргарет.
Ангус засмеялся, встал и подал ей руку. Он почему-то понимал, что лучший способ отвлечь Маргарет от горестных мыслей – это заставить ее ощетиниться из-за новой шутки насчет того, какая она преданная жена. А если еще и упомянуть при этом младенца, она скорее всего вообще забудет о брате.
Он уже приготовился было проехаться на эту тему, но заметил, что глаза у нее блестят от негодования, и отказался от своего намерения. В конце концов, неплохо подумать о собственной безопасности, а вид у Маргарет был такой, словно она готовится причинить ему телесное увечье – или по меньшей мере швырнуть в него миской с кранаханом.
Но Ангус с радостью принял бы на себя пудинговый залп, если бы при этом Маргарет перестала думать о своем брате, пусть и ненадолго.
– Пойдем, милая, – спокойно проговорил он. – Не будем мешать этому доброму человеку – ему нужно закрыть заведение на ночь.
Маргарет кивнула и встала, крепко сжав губы. У Ангуса создалось впечатление, что она с трудом держит себя в руках и потому молчит.
– Не забудь свой кранахан, – добавил он, указывая на ее миску и беря свою.
– Вы лучше возьмите и ее миску, – усмехнулся Джордж. – Не нравится мне выражение ее глаз.
Ангус принял совет и взял другую миску тоже.
– Прекрасная мысль, дружище. Жене придется идти, не опираясь на мою руку, но, думаю, она справится?
– Ох, да. Этой-то не требуется, чтобы мужчина указывал ей, куда идти. – Джордж подтолкнул Маргарет локтем и улыбнулся с видом заговорщика. – Но все равно это мило, да?
Ангус увлек Маргарет из столовой, пока дело не дошло до смертоубийства.
– Почему вы считаете необходимым то и дело подшучивать надо мной таким образом? – сердито спросила она.
Ангус свернул за угол и подождал, пока она начнет подниматься по лестнице, а потом пошел следом.
– Это отвлекает вас от мыслей о брате, ведь так?
– Я… – Она от изумления раскрыла рот и посмотрела на него, словно никогда в жизни не видела человеческого существа. – А ведь это правда.
Он с улыбкой протянул ей одну из мисок с пудингом и начал рыться в кармане в поисках ключа от комнаты.
– Вы удивлены?
– Тем, что вы делаете это ради меня? Нет.
Ангус медленно обернулся. Ключ еще торчал в замке.
– Я хотел спросить, удивились ли вы, что забыли о брате, но ваш ответ мне нравится больше.
Маргарет задумчиво улыбнулась и дотронулась до его руки:
– Вы хороший человек, сэр Ангус Грин. Иногда невыносимый… – Она чуть было не фыркнула, увидев его притворно-сердитый взгляд. – Нет, по большей части невыносимый, если уж быть точной, но все равно хороший.
Он толкнул дверь и поставил миски с кранаханом на стол.
– Пожалуй, мне следовало предоставить вам возможность выйти из себя и дать вам перерезать мне горло?
– Да нет. – Она устало вздохнула и села на кровать; еще одна прядь ее длинных каштановых волос выскользнула из прически и упала на плечо. Ангус смотрел на нее, и сердце у него ныло. Маргарет казалась такой маленькой и беззащитной, такой ужасно грустной. Этого он не мог вынести.
– Маргарет, – сказал он, садясь рядом с ней, – вы сделали все, что могли, чтобы вырастить брата… сколько на это ушло лет?
– Семь.
– Теперь пришло время позволить ему стать взрослым и самому принимать решения – правильные и неправильные.
– Вы же сами сказали, что юноша в восемнадцать лет не знает себя.
Ангус подавил вздох. Самая противная вещь на свете – это когда тебе припоминают твои же слова.
– Мне бы не хотелось, чтобы он женился в таком возрасте. Господи, ведь если бы он сделал неправильный выбор, ему бы пришлось всю жизнь жить с ним – то есть с ней!
– А если он сделал неправильный выбор, поступив во флот, сколько времени ему придется жалеть об этом? – Маргарет подняла к нему лицо. Глаза на этом лице казались невероятно большими. – Он ведь может погибнуть, Ангус. Где-нибудь какой-нибудь глупый человек захочет подраться с каким-нибудь другим глупым человеком, а моего брата пошлют это улаживать.
– Маргарет, любой из нас может умереть хоть завтра. Я могу выйти из этого трактира, и меня забодает бешеная корова. Вы можете выйти из этого трактира, и вас убьет молнией. Нельзя жить и бояться таких вещей.
– Да, но мы можем свести риск к минимуму.
Ангус поднял руку, чтобы провести ею по своим жестким волосам – он часто повторял этот жест, когда уставал или был раздражен. Но почему-то его рука двинулась слегка влево, и он коснулся волос Маргарет. Они были прямые и тонкие, шелковистые на ощупь, и их, оказывается, было гораздо больше, чем ему представлялось сначала. Шпильки, поддерживающие прядь, выпали, и волосы каскадом упали ему на руку.
Прикосновение этих волос доставляло ему истинное наслаждение. Оба сидели, затаив дыхание.
Взгляды их встретились. Зеленые глаза встретились с темными, совершенно черными глазами. Никто не сказал ни слова, но Ангус наклонился вперед, медленно сокращая разделяющее их расстояние, и оба поняли, что сейчас произойдет.
Он ее поцелует.
И она не будет противиться.
Глава 5
Он прикоснулся к ее губам очень легко. Если бы он прижал Маргарет к себе, впился бы в ее губы, она, быть может, и оттолкнула бы его, но эта легкая, как перышко, ласка покорила ее душу.
Внезапно Маргарет охватило странное чувство – как будто тело, которое принадлежало ей двадцать четыре года, больше ей не принадлежит. Кожа словно натянулась, сердце чего-то страстно ждало, а руки… ах, как хотелось ее рукам прикоснуться к тому, кто ее целовал.
Она знала, что он горячий, что мышцы у него как у статуи, а не как у человека, ведущего сидячий образ жизни. Он мог бы уничтожить ее одним ударом кулака… и почему-то при мысли об этом она испытывала восторженный трепет… быть может, потому, что теперь он обнимал ее так осторожно, с таким уважением.
Она на миг отодвинулась, чтобы заглянуть ему в глаза. В них пылала жажда чего-то ей неведомого, но она поняла, чего он жаждет.
– Ангус, – прошептала она и подняла руку, чтобы погладить его по загрубевшей щеке. Его темная щетина, густая и жесткая, была совершенно не похожа на щетинку ее брата в тех редких случаях, когда она видела его небритым.
Ангус накрыл рукой ее руку, а потом слегка повернул голову и коснулся губами ладони. Она видела его глаза над кончиками своих пальцев. И эти глаза задавали вопрос и ждали ее ответа.
– Как это могло случиться? – прошептала она. – Я никогда… я никогда не хотела…
– А теперь хотите, – тоже шепотом ответил он. – Теперь вы хотите меня.
Она кивнула, изумленная его предположением, но не в состоянии солгать. Он смотрел на нее, и его глаза проникали, казалось, прямо ей в душу, это было необыкновенно. Она поняла, что в этот момент никакая ложь между ними невозможна. Не в этой комнате, не в эту ночь.
Она облизнула губы.
– Я не могу…
Ангус коснулся пальцем ее губ.
– Не можете?
От его насмешливого тона ее сопротивление растаяло, и она припала к нему, отдалась его сильным объятиям. Больше всего ей хотелось отбросить все свои принципы, все идеалы и нравственные ценности, которым она хранила верность до сих пор. Она могла бы сейчас забыть, кто она такая, забыть обо всем, что ей дорого, и остаться с этим человеком. Она перестала бы быть Маргарет Пеннипейкер, сестрой и опекуншей Эдварда и Алисии Пеннипейкер, дочерью покойных Эдмунда и Кэтрин Пеннипейкер. Она перестала бы быть девушкой, которая носит пищу беднякам, каждое воскресенье посещает церковь и каждую весну засаживает цветами аккуратные ровные грядки в своем саду.
Она могла бы перестать быть той, которой была, и стать, наконец, женщиной.
Искушение было очень сильным.
Ангус провел загрубевшим пальцем по ее сдвинутым бровям.
– Какая вы серьезная, – пробормотал он и коснулся губами ее лба. – Я хочу разгладить поцелуями эти морщинки, прогнать ваши тревоги.
– Ангус, – быстро сказала она, чтобы успеть высказаться прежде, чем утратит способность соображать, – есть вещи, сделать которые я не могу. Вещи, которые мне хочется сделать или мне кажется, что хочется. Я не уверена, потому что никогда этого не делала, но я не могу… Почему вы улыбаетесь?
– Разве?
Вот пройдоха, ведь знает же, что улыбается. Он беспомощно пожал плечами:
– Это только потому, что я никогда не встречал человека, настолько сбитого с толку, как вы, Маргарет Пеннипейкер, и настолько при этом очаровательного.
Она собралась было возразить, потому что не знала, понимать ли его слова в хвалебном смысле, но он положил палец ей на губы.
– Ах-ах-ах, – сказал он. – Теперь помолчите и выслушайте меня. Я собираюсь поцеловать вас, вот и все.
Сердце у нее воспарило и тут же рухнуло.
– Только поцеловать?
– Нет, это никак не может быть просто поцелуем.
От его слов ее бросило в дрожь, она подняла голову и протянула к нему губы.
Ангус шумно втянул в себя воздух и посмотрел на ее губы, словно в них заключались все искушения ада и все райское блаженство. Он поцеловал ее еще раз, но на этот раз уже не сдерживал себя. Его губы вовлекли ее в алчный, властный танец желания и страсти.
Он понимал, что нужно действовать медленно, и как бы тело его ни кричало от вожделения, он знал, что эта ночь ничем не кончится. Но он не мог отказать себе в удовольствии ощутить ее маленькое тело под собой и опустил ее на кровать, не отрывая от Маргарет своих губ.
Он собирался только поцеловать ее, раз уж ему ничего другого не остается, а потом будь он проклят, если этот поцелуй не продлится всю ночь.
– Ох, Маргарет, – простонал он, проводя рукам по ее стану, бедрам. – Моя милая Маргарет…
Он осекся и поднял голову. И спросил, усмехнувшись кривой мальчишеской улыбкой:
– Можно, я буду называть вас Мегги? Маргарет – это так трудно произносить.
Она смотрела на него, тяжело дыша, не в состоянии что-либо сказать.
– Маргарет, – продолжал он, проводя пальцем по ее щеке, – это такая женщина, которую мужчина хочет иметь рядом с собой. А вот Мегги… Мегги мужчине хочется иметь под собой.
Понадобилась восьмая доля секунды, чтобы она сказала:
– Вы можете называть меня Мегги.
Он нашел губами ее ухо, его руки обняли ее.
– Добро пожаловать в мои объятия, Мегги.
Она вздохнула, глубже уйдя в матрас от этого движения, и отдалась моменту, мерцанию свечи и сладкому запаху кранахана, отдалась сильному и властному человеку, покрывающему ее своим телом.
Его губы скользнули по ее шее, потом ниже, туда, где шея переходит в плечо. Кожа у нее казалась очень светлой рядом с черной шерстью его рубашки. Теперь от рубашки много дней будет пахнуть Маргарет, а потом, когда запах выветрится, достаточно будет вспомнить об этом моменте, чтобы бросило в жар.
Ангус расстегнул несколько пуговок, чтобы обнажить самое начало впадинки между ее грудями. На самом деле то была не более чем тень, смутное темное пятно, которое намекало на чудеса, находящиеся ниже, но даже этого было достаточно, чтобы по жилам пробежал огонь, чтобы тело напряглось.
Еще две пуговки высвободились из петель, и Ангус провел губами по обнаженной коже, не переставая шептать:
– Это только поцелуй. Только поцелуй.
– Только поцелуй, – как-то странно, с придыханием повторила Маргарет.
– Только поцелуй, – согласился он, расстегивая еще одну пуговку, чтобы можно было поцеловать всю глубокую впадинку между грудями. – Я все еще только целую вас.
– Да, – простонала она. – О да. Продолжайте целовать меня.
Он расстегнул все пуговицы, обнажив ее маленькие, но изящно округлые груди.
– Господи, Мегги, на мне эта рубашка никогда не выглядела так хорошо.
Под его пылким взглядом Маргарет слегка напряглась. Он смотрел на нее, словно она была каким-то неведомым и дивным существом, словно она обладала чем-то таким, чего он никогда не видел раньше. Если он прикоснется к ней, будет ее ласкать или хотя бы поцелует, она растает в его объятиях и потеряет себя в этом моменте страсти. Но пока он просто смотрит на нее, а она смущенно сознает, что совершает что-то такое, что совершить ей никогда не приходило в голову.
Она знает этого человека всего несколько часов, и при этом…
У нее перехватило дыхание, она прикрылась и сказала:
– Что я наделала!
Ангус поцеловал ее в лоб.
– Не нужно ни о чем жалеть, моя милая Мегги. Что бы вы ни чувствовали, нельзя, чтобы среди этих чувств было сожаление.
Мегги. Мегги не подлежит осуждению со стороны общества просто потому, что ее так воспитали. Мегги ищет собственную судьбу и собственные наслаждения.
Маргарет едва заметно улыбнулась и опустила руки. Наверное, Мегги не легла бы с мужчиной до венчания, но момент страсти она, конечно, может себе позволить.
– Вы такая красивая, – прорычал Ангус; последний слог он произнес неотчетливо, потому что губы его обхватили ее сосок. Он ласкал её губами, он высказывал свое обожание всеми способами, доступными мужчине.
И тут, когда Маргарет почувствовала, что последние нити ее сопротивления рвутся, он глубоко, с усилием втянул в себя воздух и закрыл ее наготу полами своей рубашки.
Целую минуту он держал полы вместе, тяжело дыша, устремив взгляд на какое-то пятно на стене. Лицо у него было почти измученное, и неопытному взгляду Маргарет показалось, что ему больно.
– Ангус! – нерешительно окликнула она. Она не знала, о чем его нужно спросить, поэтому ограничилась только именем.
– Погодите минутку. – Голос его звучал хрипловато, но почему-то Маргарет поняла, что он на нее не сердится. Она помолчала. Потом он снова повернул к ней голову и сказал: – Мне нужно покинуть эту комнату.
– Вот как? – удивилась она.
Он коротко кивнул, оторвался от нее и двумя длинными шагами подошел к двери. Он схватился за дверную ручку, но прежде чем открыть дверь, обернулся, собрался что-то сказать…
…но слова тут же замерли на его губах.
Маргарет проследила за направлением его взгляда и увидела, что взгляд этот устремлен на нее. Боже мой, когда он отпустил полы рубашки, рубашка соскользнула с нее. Маргарет снова сдвинула полы, радуясь, что в тусклом свете свечи не видно, как она вспыхнула от стыда.
– Заприте за мной дверь, – велел он.
– Да, конечно, – сказала она, вставая. – Вы заприте, а ключ возьмите с собой. – Она одной рукой шарила по столу, а другой придерживала ворот рубашки.
Он покачал головой:
– Ключ оставьте при себе.
Она шагнула к нему.
– Оставить при себе… вы что, с ума сошли? Как вы войдете сюда?
– Никак не войду. В этом-то все и дело.
Маргарет несколько раз открыла рот, потом закрыла и сказала:
– Где же вы будете спать?
Ангус наклонился к ней, от его близости на нее пахнуло жаром.
– Я не буду спать. В этом-то вся сложность.
– Ох. Я… – Маргарет была не настолько невинна, чтобы не понять, о чем речь, но, конечно, не была настолько опытна, чтобы понять, как нужно отвечать в такой ситуации. – Я…
– Интересно, там опять дождь? – спросил он.
Маргарет заморгала от такой быстрой перемены разговора. Она наклонила голову набок, прислушиваясь к легкому шороху дождя по крыше.
– Я… да, кажется, дождь.
– Хорошо. Лучше, чтобы было холодно.
И с этими словами он нетвердой походкой вышел из комнаты.
Маргарет постояла с минуту, окаменев от изумления, после чего подбежала к двери и высунула голову в коридор – как раз вовремя, чтобы увидеть, как высокая фигура Ангуса исчезает за углом. Маргарет немного задержалась в дверях, не понимая, в сущности, чему она так удивляется – тому ли, что он ушел так неожиданно? Или тому, что она позволила ему вольности, какие никогда не позволила бы никому, кроме мужа?
В действительности же дело было в том, что она просто понятия не имела, что такие вольности вообще существуют.
Или, может быть, подумала она в смятении, может быть, на нее и впрямь подействовало ошеломляюще, что он был так… да, так восхитителен, она даже не заметила, как эта рубашка сползла с нее, что ее груди торчали напоказ всему свету.
Или хотя бы напоказ Ангусу…
Маргарет вздрогнула и закрыла дверь. Потом немного подумала и заперлась. Об Ангусе она не волновалась. Он, должно быть, в дурном настроении, но никогда и пальцем ее не тронет.
Маргарет не понимала, откуда она это знает. Знает, и все тут.
Но никто не знает, какие головорезы и идиоты могут встретиться на постоялом дворе, особенно в Гретна-Грин, который, как ей казалось, видел больше идиотов, чем положено одному городу, поскольку сюда все бегут венчаться.
Маргарет вздохнула и топнула ногой. Что же делать? Что же делать? Тут в животе у нее забурчало, и она вспомнила, что кранахан все еще стоит на столе. – Почему бы не съесть его? Пахнет он восхитительно. Она села и принялась за еду.
Ангус вернулся на постоялый двор через несколько часов, он озяб, промок и чувствовал себя так, словно был в сильном подпитии. Дождь, конечно, пошел снова, поднялся ветер, и пальцы походили на сосульки, примерзшие к плоским снежкам, в которые превратились кисти рук.
Ангус не очень владел замерзшими ногами, и пришлось сделать несколько попыток, прежде чем он сумел подняться на верхний этаж трактира. Он прислонился к двери своей комнаты, поискал ключ, потом вспомнил, что не взял его с собой, повернул дверную ручку и, когда дверь не открылась, раздраженно заворчал.
Иисусе, виски и Роберт Брюс, зачем он велел ей запереть дверь? Неужели он действительно так сомневался в своем умении владеть собой? В таком состоянии он никак не мог бы взять ее силой. Нижняя часть тела до того замерзла, что он, наверное, не прореагировал бы, даже если бы она открыла ему дверь, в чем мать родила.
Впрочем, если бы она была совершенно голая…
Ангус попытался представить себе эту картину.
Дверная ручка повернулась. Он ввалился в комнату и растянулся на полу.
И поднял голову. Маргарет быстро моргала, рассматривая его.
– Вы что, стояли, прислонившись к двери? – спросила она.
– Ясное дело.
– Вы же велели мне запереть ее.
– Вы славная женщина, Маргарет Пеннипейкер. Обязательная и надежная.
Маргарет сузила глаза:
– Вы пьяны?
Он покачал головой, в результате чего стукнулся скулой о пол.
– Просто замерз.
– Вы что же, пробыли на улице все это… – Она потрогала его щеку. – Господи, да вы же совсем замерзли!
Он пожал плечами:
– Да, там снова пошел дождь.
Она сунула руки ему под мышки и попыталась поднять.
– Встаньте. Встаньте же. Нужно снять с вас все мокрое.
Он послал ей обезоруживающую улыбку. Голова его при этом замоталась из стороны в сторону.
– В другое время и при другой температуре я пришел бы в восторг от этих слов.
Маргарет снова попыталась поднять его и тяжело вздохнула. Ей не удалось сдвинуть его с места ни на дюйм.
– Ангус, прошу вас. Вы должны попытаться встать. Вы, наверное, в два раза тяжелее меня.
Он окинул взглядом ее фигуру:
– Сколько в вас, семь стоунов?
– Не думаю. Неужели я кажусь такой субтильной? А теперь умоляю вас, только встаньте на ноги, а я уложу вас в постель.
Он вздохнул:
– Вот еще одна фраза, которую мне очень хотелось бы понять на свой лад.
– Ангус!
Он с трудом поднялся, в значительной мере при помощи Маргарет.
– Почему это, – задумчиво сказал он, – я получаю такое удовольствие от того, что вы меня браните?
– Возможно, потому что вы получаете удовольствие от того, что раздражаете меня.
Он почесал подбородок, который уже полностью зарос темной щетиной.
– Наверное, вы правы.
Маргарет не обращала на него внимания, она сосредоточилась на самом безотлагательном в данный момент деле. Если она уложит его на кровать в таком виде, промокнут все простыни.
– Ангус, – сказала она, – вам нужно надеть что-то сухое. Я подожду за дверью, пока вы…
Он покачал головой:
– У меня больше нет никакой одежды.
– А куда она подевалась?
– Она на вас.
Маргарет проговорила нечто совершенно не подходящее леди.
– Вы правы, – сказал он с таким видом, словно сделал очень важное открытие. – Мне действительно доставляет удовольствие раздражать вас.
– Ангус!
– Ну ладно, буду серьезным. – Он изобразил, каких усилий ему стоит казаться хмурым. – Чего вы хотите?
– Я хочу, чтобы вы разделись и легли в постель.
Лицо его посветлело.
– Прямо сейчас?
– Конечно, нет. Я выйду на минутку, а когда вернусь, надеюсь, что вы уже будете лежать в постели, укрывшись до подбородка.
– А вы где будете спать?
– Нигде. Я буду сушить ваше платье.
Он повертел головой:
– У какого очага?
– Сойду вниз.
Он выпрямился так, что Маргарет больше не нужно было поддерживать его.
– Вы не можете спуститься вниз одна среди ночи.
– Но не могу же я высушить ваше платье на свечке!
– Я пойду с вами.
– Вы же будете голый.
Что бы он ни намеревался сказать – а Маргарет была уверена по его возмущенно вздернутому подбородку, что он собирается что-то сказать, – все это потонуло в громком потоке необычайно разнообразных ругательств. Наконец, перебрав все богохульства, которые она когда-либо слышала, а также множество таких, которые были для нее внове, Ангус проворчал:
– Подождите здесь, – и вышел из комнаты.
Он появился через три минуты. Он открыл дверь пинком ноги и выложил на пол примерно три дюжины свечей. Одна свеча еще дымилась.
Маргарет хотела подождать, пока настроение его не улучшится, но поскольку очень быстро выяснилось, что в ближайшем будущем оно не изменится, она спросила:
– Где вы все это взяли?
– Скажем так – когда обитатели «Славного малого» проснутся, утро будет очень темное.
Маргарет решила не ставить ему на вид, что было далеко за полночь, утро уже началось. Но ей стало совестно, и она сказала:
– В это время года по утрам действительно бывает темно.
– Я оставил парочку на кухне, – проворчал Ангус, а потом, не предупредив ее ни единым словом, начал стягивать с себя рубашку.
Маргарет с воплем выскочила из комнаты. Черт бы его побрал, ведь он же знает, что следует подождать, пока она не выйдет из комнаты, а потом уже раздеваться догола. Она выждала целую минуту, потом прибавила еще тридцать секунд – ведь он очень озяб, а онемевшими пальцами управиться с пуговицами довольно трудно.
Потом собралась с духом и постучала в дверь.
– Ангус! – окликнула Маргарет. – Вы в постели? – А потом, не дожидаясь ответа, прищурилась и добавила: – И натянули на себя одеяло?
Ответ его был неразборчивым, но явно утвердительным, она повернула ручку и толкнула дверь.
Дверь не открылась.
Ее охватил панический страх. Не мог же он запереть дверь. Он ни за что не сделал бы этого, а сами двери не запираются.
Она слегка постучала по дереву.
– Ангус! Ангус! Я не могу открыть дверь!
Послышались шаги.
– Что случилось?
– Дверь не открывается.
– Я ее не запирал.
– Я знаю. Наверное, что-то заело.
Она услышала его смех, отчего ее охватило непреодолимое желание топнуть ногой – желательно по его ноге.
– Это становится интересным, – сказал он.
Желание причинить ему боль стало еще сильнее.
– Маргарет! – позвал он. – Вы еще здесь?
Она на мгновение закрыла глаза и втянула воздух сквозь сжатые зубы.
– Вы намерены помочь мне открыть дверь?
– Я, как вы понимаете, голый.
Она вспыхнула. Ангус не мог видеть ее реакции, но Маргарет все равно вспыхнула.
– Маргарет!
– Вероятно, при виде вас я ослепну, – съязвила она. – Вы намерены помочь, или мне придется самой ломать дверь?
– Это будет стоящее зрелище. Я бы заплатил круглую сумму, лишь бы…
– Ангус!
Он снова фыркнул, и этот густой теплый звук проник сквозь дверь и пробрал ее до костей.
– Ладно, – сказал он. – Когда я досчитаю до трех, толкайте дверь изо всех сил.
Маргарет кивнула, потом вспомнила, что он не видит ее, и сказала:
– Хорошо.
– Один… два…
Она крепко зажмурилась.
– Три!
Она едва не ударилась о дверь всем телом, но, наверное, он потянул дверь на себя еще раньше, потому что Маргарет только слегка коснулась ее плечом, а потом ввалилась в комнату и упала на пол.
Каким-то чудом ей удалось все это время не открыть глаза.
Она услышала, как в двери щелкнул замок, а потом почувствовала, что Ангус наклонился над ней.
– Вы не ушиблись? – спросил он. Она прижала руку к глазам.
– Идите в постель!
– Не волнуйтесь. Я прикрылся.
– Я вам не верю.
– Клянусь. Я обмотался простыней.
Маргарет развела два пальца так, что получилась очень узкая смотровая щель, и смогла рассмотреть, что он обмотан чем-то белым. Она встала и демонстративно повернулась к нему спиной.
– Вы трудная женщина, Маргарет Пеннипейкер, – сказал он, но она услышала, что шаги его удаляются по направлению к кровати.
– Вы легли?
– Да.
– Вы натянули на себя одеяло?
– До подбородка.
По его голосу Маргарет поняла, что он улыбается, и как ни была она расстроена, это подействовало заразительно. Уголки ее губ приподнялись, и ей пришлось приложить некоторые усилия, чтобы голос ее прозвучал сурово.
