Шотландия, Гретна-Грин
       1804 год
      Маргарет Пеннипейкер гналась за своим братом чуть ли не через всю Англию.
      Она мчалась по Ланкаширу, как сам дьявол, и каждый раз, спешиваясь, обнаруживала, что у нее есть такие мышцы, о существовании которых она никогда не подозревала, и что теперь каждая мышца мучительно болит.
      В Камбрии она втиснулась в переполненную наемную карету и чуть не зажала нос, потому что сидевшие в ней пассажиры явно не злоупотребляли омовениями.
      Она подпрыгивала и тряслась в деревянной повозке, запряженной мулами, в повозке, в которой она проделала последние пять миль по английской земле, прежде чем ее бесцеремонно вывалил на шотландской границе фермер, предупредивший, что она вступает в страну самого дьявола.
      И все это только для того, чтобы окончить свое путешествие здесь, в Гретна-Грин, промокшей и усталой, только в плаще на плечах и с двумя монетами в кармане.
      В Ланкашире она свалилась с лошади, когда та споткнулась о камень, а потом эта проклятая тварь – прошедшая хорошую выучку у ее заблудшего брата – повернулась и побежала домой.
      В почтовой карете у кого-то хватило наглости украсть у Маргарет ридикюль, оставив ее всего лишь с двумя монетами, которые затерялись в глубинах ее кармана.
      И в довершение ко всему, когда она сидела в повозке фермера, которая щедро одаривала ее занозами и синяками и где ей скорее всего было суждено подхватить какую-нибудь куриную болезнь, пошел дождь.
      Маргарет Пеннипейкер решительно была в дурном настроении. Вот найдет она своего братца и убьет его.
      По жестокой иронии судьбы ни воры, ни грозы, ни убежавшая лошадь не лишили ее листка бумаги, того самого, который заставил ее отправиться в Шотландию. Скупое послание Эдварда вряд ли заслуживало того, чтобы его перечитывали, но Маргарет была в такой ярости от поступка брата, что не удержалась – в сотый раз сунула руку в карман и вытащила смятую, торопливо нацарапанную записку.
      Маргарет склонилась над запиской, стоя под навесом какого-то дома. Записку много раз складывали и развертывали, и она уже немного отсырела; но слова по-прежнему были видны четко. Эдвард сбежал со своей возлюбленной.
      – Дурень несчастный, – тихо пробормотала Маргарет. – И на ком это он собрался жениться, хотела бы я знать. И почему не счел нужным сообщить об этом мне?
      Насколько могла предположить Маргарет, подходящих кандидатур было три, и ни одну из них Пеннипейкеры не встретили бы с радостью в качестве нового члена семьи. Аннабел Форнби отличалась отвратительным снобизмом, Камилла Ферридж не имела чувства юмора, а Пенелопа Фитч, произнося алфавит, пропускала буквы j и q.
      Единственное, на что оставалось надеяться Маргарет, – это что она не опоздала. Эдвард Пеннипейкер не женится – его старшая сестра имеет, что сказать по этому поводу.
 
      Ангус Грин был сильным и властным человеком, по общему признанию, греховно красивым, с дьявольски очаровательной улыбкой, под которой скрывался невыносимый нрав. Когда он въезжал в незнакомый город на своем призовом жеребце, он любил вызывать страх у мужчин и учащенное сердцебиение у женщин, ему нравилось, когда дети с обожанием таращили на него глаза – они всегда замечали, что у этого человека и у его лошади одинаково пронзительные темные глаза.
      Но его прибытие в Гретна-Грин не произвело ни на кого никакого впечатления, потому что каждый, обладающий хотя бы каплей здравого смысла, – а Ангус был склонен полагать, что добродетелью, присущей всем шотландцам, является здравый смысл, – в этот вечер сидел дома, в тепле, как следует укутавшись, и что самое важное, – вне досягаемости для дождя.
      Но к Ангусу это не относилось. Нет, Ангус благодаря своей несносной младшей сестре, которая, как ему начало казаться, была единственной шотландкой, полностью лишенной здравого смысла, торчал в Гретна-Грин под проливным дождем, дрожащий и озябший, и устанавливал новый национальный рекорд по самому частому применению слов «проклятый», «паршивый» и «мерзкий».
      Он надеялся, что сегодня вечером окажется дальше, чем на границе, но дождь задержал его продвижение. Даже в перчатках пальцы у него так прозябли, что было трудно держать поводья. Существует проступок, за который должно осудить Анну, мрачно подумал Ангус. Его не волновало, что сестре всего восемнадцать лет от роду. Когда он найдет эту девицу, он ее убьет, и все тут.
      Его отчасти успокоило то, что раз он из-за непогоды едет очень медленно, значит, Анне придется вообще остановиться. Она ехала в экипаже – в его, заметьте, экипаже, у нее хватило бесцеремонности «позаимствовать» этот экипаж – и, конечно, не могла бы двигаться в южном направлении по раскисшим от дождей дорогам.
      И если по этому сырому воздуху и могла приплыть к Ангусу какая-то удача, то Анна остановилась здесь, в Гретна-Грин. Возможность этого была мала, но поскольку он застрял здесь на всю ночь, было бы глупо не поискать сестру.
      Он устало вздохнул и вытер мокрое лицо рукавом. Конечно, толку от этого не было; куртка промокла насквозь.
      Услышав громкий вздох хозяина, Орфей инстинктивно остановился и погарцевал на месте в ожидании следующих приказаний. Но Ангус не знал, что делать дальше, в этом-то и состояла вся сложность. Может, для начала обыскать все постоялые дворы, хотя, говоря по правде, ему не очень-то улыбалась мысль заглядывать в каждую комнату в каждом трактире. Ему даже не хотелось думать о том, сколько взяток придется дать хозяевам постоялых дворов.
      Но начинать нужно сначала, нужно самому где-то устроиться, прежде чем пускаться на поиски. Быстрый осмотр улицы показал, что в трактире под вывеской «Славный малый» он найдет самое хорошее помещение для лошади, и Ангус пришпорил Орфея, направившись к постоялому двору.
      Но прежде чем Орфей успел пошевелить хотя бы тремя из своих четырех копыт, раздался пронзительный крик.
      Женский крик.
      Сердце у Ангуса замерло. Не Анна ли это? Если кто-то прикоснулся хотя бы к краю ее платья…
      Он помчался по улице, обогнул угол и увидел, что трое мужчин пытаются втащить какую-то женщину в темный дом. Она отчаянно сопротивлялась, и, судя по покрытому грязью платью, тащили ее уже давно.
      – Пусти меня, идиот! – возопила она, толкая одного из них локтем в шею.
      Это не Анна. Анна не настолько сильна в обороне, она не ударила бы второго нападающего коленкой в пах.
      Ангус спрыгнул на землю и бросился на помощь даме, подоспев как раз вовремя. Он схватил третьего негодяя за воротник, оторвал его от жертвы и швырнул лицом о землю.
      – Вали отсюда, скотина! – рявкнул кто-то из троицы. – Мы первые ее нашли.
      – Какая жалость, – спокойно сказал Ангус, после чего ударил говорившего кулаком в лицо. Потом посмотрел на двух остальных, один из которых все еще оставался распростертым на земле. Другой, который сидел, скорчившись и держась за ту часть тела, куда он получил удар от леди, смотрел на Ангуса с таким видом, словно хотел что-то сказать. Но прежде чем он издал хотя бы звук, Ангус поставил свой сапог на его чувствительное место и посмотрел вниз.
      – Хочу сообщить кое-что о себе, – сказал он неестественно мягким голосом. – Я не люблю, когда обижают женщин. Когда такое случается или когда мне кажется, что такое может случиться, я… – он на мгновение замолчал и медленно склонил голову набок, притворяясь, что подыскивает нужные слова, – я слегка теряю рассудок.
      Человек, распростертый на мостовой, с замечательной скоростью обрел способность передвигаться и убежал в ночь. У его товарища был такой вид, будто он с удовольствием сделал бы то же самое, но сапог Ангуса слишком надежно прижимал его к земле.
      Ангус погладил себя по подбородку.
      – Думаю, мы поняли друг друга.
      Человек отчаянно закивал.
      – Вот и хорошо. Думаю, нет надобности сообщать, что случится, если наши дороги когда-нибудь снова пересекутся.
      Последовал очередной отчаянный кивок.
      Ангус убрал ногу, и человек убежал, не переставая издавать отчаянные вопли.
      Поскольку угроза наконец была устранена – третий негодяй все еще лежал без сознания, – Ангус повернулся к молодой леди, которую, быть может, спас от участи худшей, чем смерть. Она все еще сидела на мостовой, глядя на него так, словно перед ней был призрак. Волосы у нее намокли и прилипли к лицу, но даже в тусклом свете, льющемся из окон соседних домов, Ангус видел, что волосы у нее каштановые Глаза были светлые, просто огромные и смотрели на него, не мигая. А губы – губы посинели от холода и к тому же дрожали, так что никак не могли быть даже мало-мальски влекущими, но если он ее поцелует…
      Он слегка тряхнул головой.
      – Идиот, – пробормотал он. Он приехал сюда, чтобы найти Анну, а не волочиться за какой-то некстати появившейся англичанкой. Да, кстати, что она делает здесь, одна на темной улице?
      Он устремил на нее самый суровый из всех своих взглядов.
      – Что вы здесь делаете? – осведомился он, а потом добавил для полноты впечатления: – Одна на темной улице?
      Ее глаза, которые, как ему казалось, уже не могут стать больше, расширились, и она начала отползать от него, скользя задом по земле. Ангус подумал, что она похожа на обезьянку, которую он как-то раз видел в зверинце.
      – Только не говорите, что вы боитесь меня, – недоверчиво сказал он.
      Ее дрожащие губы сделали движение, которое никак нельзя было назвать улыбкой, хотя у Ангуса и появилось четкое впечатление, что она пытается умилостивить его.
      – Вовсе нет, – сказала она дрожащим голосом, и ее произношение утвердило Ангуса в том, что она действительно англичанка. – Просто я… ну вы же должны понять… – Она встала так быстро, что наступила на подол своего платья и в результате чуть не опрокинулась навзничь. – На самом деле у меня есть куда идти, – выпалила она.
      После чего, бросив на него опасливый взгляд, она пошла прочь, двигаясь боком, чтобы одним глазом видеть Ангуса, а другим смотреть туда, куда ей нужно было, по ее мнению, идти.
      – Ради любви… – Он осекся, прежде чем произнес богохульство перед этой незнакомкой, и без того смотревшей на него так, словно она пыталась решить, на кого он похож больше – на дьявола или на царя гуннов Аттилу. – Я не негодяй вроде тех троих, – сказал он, разозлившись.
      Маргарет вцепилась в складки юбки и втянула щеки. Она страшно испугалась, когда эти трое схватили ее, ей до сих пор не удалось справиться с дрожанием рук. В двадцать четыре года она оставалась невинной, но уже достаточно долго жила на свете, чтобы понять их намерения. Человек, стоящий перед ней, спас ее, но с какой целью? Она не думала, что он хочет причинить ей вред, потому что когда он сказал о своей склонности защищать женщин, это прозвучало достаточно искренне, чтобы быть притворством. Но значит ли это, что она может ему доверять?
      Словно поняв ход ее мыслей, он фыркнул и слегка вздернул голову.
      – Ради любви к Господу, сударыня, ведь я спас вам жизнь.
      Маргарет вздрогнула. Этот высокий шотландец, наверное прав, ее покойная мать велела бы ей стать на колени и поблагодарить его, но дело было в том, что он казался ей немного неуравновешенным. Глаза у него были горячие, они сверкали от злости, было в нем нечто странное и не поддающееся определению, это вызывало у нее дрожь.
      Но Маргарет не была трусихой, и она много лет старалась привить хорошие манеры своим младшим брату и сестре, так что теперь не собиралась вести себя как лицемерка и грубиянка.
      – Благодарю вас, – быстро проговорила она; сердце бешено билось, и от этого слова вылетали беспорядочно. – Это было… очень хорошо с вашей стороны. Я… благодарю вас и думаю, что могу говорить от имени своей семьи, они также благодарят вас, и уверена, что если я выйду замуж, то мой муж тоже будет вам благодарен.
      Ее спаситель (или то была ее судьба? – Маргарет еще не знала в точности) медленно улыбнулся и сказал:
      – Значит, вы не замужем.
      Она отступила на пару шагов.
      – Э-э… нет… э-э… мне, право, пора идти.
      Он прищурился:
      – Вы ведь приехали сюда не для того, чтобы венчаться со своим возлюбленным? Потому что это, как правило, ни к чему хорошему не приводит. У меня есть друг, который владеет здесь домами, так вот он говорит, что здешние постоялые дворы полны женщин, которые были скомпрометированы по дороге в Гретна-Грин, но замуж так и не вышли.
      – Я-то уж точно ни с кем никуда не убегаю, – сухо сказала она. – Неужели у меня такой глупый вид?
      – Нет-нет, что вы. Забудьте о моем вопросе. Меня это вовсе не интересует. – Он устало покачал головой. – Я весь день провел в седле. Устал как черт. И еще не нашел свою сестру. Я рад, что вы в безопасности, но у меня нет времени стоять здесь и…
      Лицо ее резко изменилось.
      – Свою сестру? – повторила она, бросившись вперед. – Вы ищете свою сестру? Скажите, сэр, сколько ей лет, какова она с виду и не зовут ли вас Форнби, Ферридж или Фитч?
      Он посмотрел на нее так, словно у нее внезапно выросли рога:
      – О чем это вы говорите, сударыня? Меня зовут Ангус Грин.
      – Вот черт, – пробормотала она, удивив саму себя этим крепким выражением. – А я-то понадеялась, что вы можете оказаться полезным союзником.
      – Если вы не сбежали сюда с возлюбленным, то что вы здесь делаете?
      – Ищу брата, – сердито сказала она. – Этот олух думает, что хочет жениться, но невесты совершенно ему не подходят.
      – Невесты? Во множественном числе? Разве в Англии многоженство все еще не считается незаконным?
      Она сердито посмотрела на него:
      – Я не знаю, с кем из них он сбежал. Он не сказал. Но все они одинаково ужасны. – Она передернулась с таким видом, как будто проглотила горькую микстуру. – Ужасны.
      Тут на них обрушился ливень, и Ангус без лишних рассуждений взял ее за руку и увлек под выступ крыши. Все это время она говорила не переставая.
      – Когда я доберусь до Эдварда, я просто убью его, – говорила она. – Понимаете, у меня очень много дел там, в Ланкашире. У меня нет времени, чтобы бросать все и мчаться за ним в Шотландию. Я должна заботиться о сестре, я должна устроить ее свадьбу. Через три месяца она вступает в брак. Мне только не хватало ехать сюда и…
      Он крепко сжал ее руку.
      – Подождите минутку, – сказал он таким тоном, что она мгновенно закрыла рот. – Вы что, хотите сказать, что приехали в Шотландию одна? – Он сдвинул брови. Только не это.
      Она заметила, что в его темных глазах горит огонь, и отпрянула, насколько это было возможно, потому что он все еще держал ее за руку.
      – Я поняла, что вы сумасшедший, – сказала она, глядя то в одну сторону, то в другую, словно ища того, кто спасет ее от этого безумца.
      Ангус притянул ее ближе к себе, нарочно пользуясь своим ростом и силой, чтобы произвести устрашающее впечатление.
      – Так вы пустились в это далекое путешествие без сопровождающих?
      – Ну? – спросила она. Это односложное слово прозвучало как вопрос.
      – Боже мой, сударыня! – взорвался он. – Вы что, рехнулись? Вы что, понятия не имеете, что бывает с женщинами, путешествующими в одиночку? Вы что, совершенно не подумали о собственной безопасности?
      Маргарет раскрыла рот.
      Он выпустил ее руку и зашагал взад-вперед.
      – Как подумаю, что могло случиться… – Он с силой потряс головой, бормоча при этом: – Иисусе, виски и Роберт Брюс. Эта женщина просто полоумная.
      Маргарет быстро заморгала, пытаясь понять смысл этих слов.
      – Сэр, – опасливо начала она, – вы ведь даже меня не знаете.
      Он круто повернулся к ней:
      – Как ваше имя, черт побери?
      – Маргарет Пеннипейкер, – ответила она, прежде чем ей пришло в голову, что он может на самом деле оказаться сумасшедшим и что не следовало бы называть себя.
      – Прекрасно, – бросил он. – Вы дура. И едете вы по дурацкому делу.
      – Постойте минутку! – воскликнула она, шагнув вперед и махнув ему рукой. – Случилось так, что я оказалась вовлечена в необычайно серьезное дело. Возможно, на кону счастье моего брата. Кто вы такой, чтобы судить меня?
      – Человек, который спас вас от надругательства.
      – Прекрасно, – проговорила Маргарет – в основном потому, что ей больше ничего не пришло в голову.
      Он провел рукой по волосам.
      – Каковы ваши планы на ночь?
      – Это вас не касается!
      – Касается с тех пор, как я увидел, что вас тащат эти…
      Ангус резко обернулся, вспомнив о человеке, которого сбил с ног и который рухнул без сознания. Теперь человек очнулся и медленно поднимался на ноги, явно стараясь производить при этом как можно меньше шума.
      – Не двигайтесь, – сказал Ангус, обращаясь к Маргарет. В два шага он оказался перед дюжим разбойником, схватил того за воротник и поднял над землей. – У тебя есть что сказать этой женщине? – рявкнул он.
      Тот покачал головой.
      – А я вот думаю, что есть.
      – Мне, право же, нечего сказать ему, – вставила Маргарет, пытаясь быть полезной.
      Ангус не обратил на нее внимания.
      – Может, хочешь принести свои извинения? Смиренно извиниться перед ней и несколько раз повторить: «Я жалкий трус и грубиян» – это может смягчить мой гнев и спасти твою жалкую жизнь.
      Человек задрожал.
      – Извиняюсь-извиняюсь-извиняюсь.
      – Право, мистер Грин, – быстро сказала Маргарет, – я думаю, что мы с этим покончили. Наверное, вам лучше отпустить его.
      – Вы не хотите стукнуть его?
      Маргарет так удивилась, что даже поперхнулась.
      – Прошу прощения? – удалось ей выговорить наконец. Голос у него был твердый и странно ровный, когда он повторил свой вопрос:
      – Вы не хотите стукнуть его? Он ведь мог вас обесчестить.
      Маргарет невольно прищурилась, увидев в его глазах странный свет, у нее возникло страшное ощущение, что он в состоянии убить этого человека, если она об этом попросит.
      – Мне ничего не нужно, – проговорила она, задыхаясь. – Кажется, давеча мне удалось ударить его пару раз. Это вполне удовлетворило мою кровожадность.
      – Вы ударили не этого, – возразил Ангус, – а двух других.
      – Право же, мне ничего не нужно, уверяю вас. – Маргарет быстро огляделась, пытаясь оценить свои шансы на побег. Придется бежать незамедлительно. Пусть этот Ангус Грин и спас ей жизнь, но он же совершенно безумен.
      Ангус отпустил бандита и толкнул его вперед.
      – Убирайся вон отсюда, пока я не убил тебя.
      Маргарет начала двигаться на цыпочках в противоположном направлении.
      – Эй, вы! – загремел Ангус. – Не двигайтесь.
      Она похолодела. Пусть ей и не по душе этот огромный шотландец, но она не дура. Он в два раза выше ее ростом.
      – Куда это вы направляетесь?
      Она решила не отвечать на вопрос.
      Ангус быстро подошел, скрестил руки и сердито посмотрел на нее.
      – Кажется, вы собирались сообщить мне о ваших планах на эту ночь.
      – С сожалением должна сообщить вам, сэр, что в мои намерения не входит следовать именно этой линии пове…
      – Отвечайте! – рявкнул он.
      – Я собиралась поискать брата, – выпалила Маргарет, решив, что она все-таки, наверное, трусиха. Но трусость, решила она, не такая уж дурная вещь, когда имеешь дело с безумным шотландцем.
      Он покачал головой:
      – Вы пойдете со мной.
      – Ах, пожалуйста, – насмешливо проговорила она, – если вы думаете…
      – Мисс Пеннипейкер, – прервал он ее, – должен сообщить вам, что, если я принимаю какое-либо решение, я редко передумываю.
      – Мистер Грин, – возразила она с не меньшей решимостью, – я не нахожусь под вашей опекой.
      – Может быть, но я никогда не принадлежал к тому разряду мужчин, которые способны бросить женщину на произвол судьбы. Стало быть, вы пойдете со мной, а утром мы решим, что с вами делать.
      – Мне показалось, что вы ищете сестру, – сказала она, и в ее голосе прозвучало нескрываемое раздражение.
      – В такую погоду сестра не уйдет от меня далеко. Я уверен, что она остановилась на каком-то постоялом дворе, быть может, даже здесь, в Гретна-Грин.
      – Но разве вам не следует обшарить все постоялые дворы сегодня же вечером?
      – Анна – не ранняя пташка. Если она действительно здесь, то не продолжит свое путешествие раньше десяти утра. Я спокойно могу отложить поиски до утра. Я уверен, что сегодня вечером Анна в полной безопасности. А вот насчет вас у меня такой уверенности нет.
      Маргарет чуть не топнула ногой:
      – Нет никакой надобности…
      – Советую вам, мисс Пеннипейкер, смириться со своей участью. Если вы поразмыслите, то поймете, что она не так уж плоха. Теплая постель, хороший ужин – разве это так уж неприятно?
      – Зачем вы это делаете? – с подозрением спросила она. – Какая польза вам от этого?
      – Никакой, – с кривой улыбкой согласился он. – Вы когда-нибудь изучали историю Китая?
      Она искоса взглянула на него. Как будто образование английских девиц не сводится к умению вышивать и случайным урокам истории – разумеется, английской истории.
      – У них есть такая поговорка, – сказал он. – Не помню, как она звучит в точности, но речь идет о том, что если вы один раз спасли кому-то жизнь, то навсегда ответственны за этого человека.
      Господи, подумала Маргарет, неужели этот человек собирается присматривать за ней всю жизнь?
      Ангус заметил выражение ее лица и разразился громким смехом:
      – Ах, не волнуйтесь, мисс Пеннипейкер. Я вовсе не собираюсь становиться вашим постоянным покровителем. Я присмотрю за вами до наступления завтрашнего дня, а потом можете идти на все четыре стороны.
      – Прекрасно, – ворчливо сказала Маргарет. Трудно спорить с человеком, который принимает твои интересы так близко к сердцу. – Я действительно ценю вашу заботливость, и, возможно, мы могли поискать наших заблудших брата и сестру вместе. Думаю, что это несколько облегчило бы нашу задачу.
      Он коснулся ее подбородка, испугав Маргарет этой нежностью.
      – Сказано неплохо. А теперь пойдемте?
      Она кивнула, думая, что, возможно, ей следует самой сделать шаг к заключению мира. В конце концов, этот человек спас ее от ужасной участи, а она в ответ назвала его безумцем.
      – У вас вот тут царапина, – сказала она, коснувшись его правого виска. Ей всегда было легче высказать благодарность поступком, а не словами. – Позвольте мне заняться ею. Царапина неглубокая, но ее нужно промыть.
      Он кивнул и взял ее за руку.
      – Буду признателен.
      – Вы уже заняли комнату?
      Он покачал головой.
      – А вы?
      – Нет, но я видела объявление о наличии свободных комнат в «Розе и чертополохе».
      – Лучше «Славный малый». Там чище, и еду подают горячую. Сначала посмотрим, нет ли у них свободных комнат.
      – Чистота – хорошая вещь, – заметила Маргарет, с радостью решив простить ему надменность, если можно будет получить чистые простыни.
      – У вас есть какие-либо вещи?
      – Уже нет. – И, заметив, что он помрачнел, она быстро добавила: – Но там не было ничего ценного.
      Он вздохнул:
      – Ну что ж, с этим уже ничего не поделаешь. Пойдемте со мной. Мы решим, что делать с вашим братом и моей сестрой, когда согреемся и поужинаем.
      И тут он уверенно схватил ее за руку и повел по улице.

      Перемирие продолжалось целые две минуты. Маргарет и сама не поняла, как это получилось, но они не прошли еще и половины пути до «Славного малого», а уже начали ссориться, точно дети.
      Он не устоял и напомнил ей, какую глупость она совершила, отправившись в Шотландию самостоятельно.
      Ей пришлось обозвать его надменным деревенщиной, когда он втащил ее по лестнице постоялого двора.
      Но ничто из всего им сказанного, ни одно из всех его резких слов не приготовило ее к тому, что произошло, когда они оказались перед хозяином постоялого двора.
      – Мне и моей жене нужны комнаты на ночь, – сказал Ангус.
      Жене?
      Огромным усилием воли Маргарет удалось не разинуть рот. Или, быть может, то было дело рук Господа; она не считала свою волю настолько сильной, чтобы удержаться и не шлепнуть Ангуса Грина по руке за такую дерзость.
      – У нас свободна только одна комната, – сообщил хозяин.
      – Тогда мы займем ее, – сказал Ангус.
      На этот раз она четко поняла, что здесь не обошлось без божественного вмешательства, потому что иначе нельзя было объяснить, почему она удержалась и не влепила ему затрещину.
      Трактирщик с одобрением кивнул и сказал:
      – Идите за мной. Я провожу вас наверх. А если вы хотите получить ужин…
      – Хотим, – прервал его речь Ангус – Что-нибудь горячее и сытное.
      – Боюсь, что в такой поздний час у нас ничего нет, кроме холодного мясного пирога.
      Ангус вынул из куртки монету и протянул ее трактирщику.
      – Моя жена очень озябла, и, учитывая ее интересное положение, мне бы хотелось, чтобы она получила хороший ужин.
      – Мое положение? – изумилась Маргарет. Ангус улыбнулся и подмигнул ей:
      – Ну-ну, дорогая, неужели ты думаешь, что сможешь вечно скрывать это?
      – Поздравляю вас обоих! – басом проговорил трактирщик. – Это у вас первый?
      Ангус кивнул.
      – Поэтому вы понимаете, почему я так заботлив? – Он обнял Маргарет за плечи. – Она такая хрупкая.
      «Хрупкая» Маргарет быстро согнула руку и ударила Ангуса локтем в бок. Ударила довольно сильно.
      Трактирщик, вероятно, не услышал последовавший за этим болезненный стон, потому что взял монету и повертел в руке.
      – Конечно, конечно, – пробормотал он. – Придется мне разбудить жену, но мы, ясное дело, устроим что-нибудь горячее.
      – Вот и замечательно.
      Трактирщик пошел вперед, Ангус собрался было пойти за ним, но Маргарет схватила его за куртку и дернула.
      – Вы сошли с ума? – прошептала она.
      – Кажется, однажды вы уже усомнились в моем здравом уме и нашли его вполне приемлемым.
      – Я изменила свое мнение, – сказала она, скрипнув зубами.
      Он похлопал ее по плечу:
      – Постарайся не расстраиваться. Это вредно для младенца.
      Маргарет прижала руки к бокам, чтобы не поддаться соблазну и не стукнуть его как следует.
      – Перестаньте болтать о младенце, – прошипела она. – Я не собираюсь ночевать с вами в одной комнате.
      – Не понимаю, что еще вам остается делать.
      – Я уж лучше…
      Он поднял руку:
      – Не говорите, что вы предпочли бы провести ночь под дождем. Я вам просто не поверю.
      – А вот вы вполне могли бы провести ночь под дождем.
      Ангус выглянул в окно. Дождь громко стучал в стекло.
      – Не думаю.
      – Если бы вы были джентльменом…
      Он фыркнул:
      – Да я никогда и не говорил, что я джентльмен.
      – А что тогда означают все ваши разговоры о защите женщин?
      – Я сказал, что мне не нравится, когда женщин обижают. Я никогда не говорил, что люблю спать под дождем и что ради вас готов заработать воспаление легких.
      Трактирщик, который шел впереди, остановился и обернулся, поняв, что гости не идут за ним.
      – Так вы идете? – спросил он.
      – Да-да, – ответил Ангус. – Мы просто кое-что обсудили с женой. Кажется, ей страшно хочется хаггиса.
      Маргарет разинула рот – не сразу обрела она дар речи.
      – Я не люблю хаггис.
      Ангус усмехнулся:
      – А я люблю.
      – Ах! – с широкой улыбкой воскликнул трактирщик. – Совсем как моя жена. Она ела хаггис каждый день, пока была в ожидании, она подарила мне четырех славных мальчишек.
      – Великолепно, – нагло ухмыльнулся Ангус. – Я это запомню. Мужчине нужно иметь сына.
      – Четырех, – напомнил трактирщик, раздувая грудь от гордости. – У меня четверо.
      Ангус шлепнул Маргарет по спине:
      – Она подарит мне пятерых. Попомните мои слова.
      – Мужчины, – резко сказала она, чуть не споткнувшись от этого дружеского шлепка, – все вы самодовольные петухи, вот что я вам скажу.
      Но трактирщик и Ангус предались чисто мужской забаве – кто над кем возьмет верх – и не услышали ее слов. Маргарет уже ждала, что они вот-вот начнут спорить о том, кто дальше метнет ствол дерева (это такой шотландский вид спорта).
      Целую минуту она стояла, скрестив руки, пытаясь не слушать, о чем они говорят, пока Ангус вдруг не сказал, похлопав ее по спине:
      – Значит, дорогая, хаггис на ужин?
      – Я сейчас убью вас, – прошипела она. – И буду убивать вас медленно. – Тут Ангус толкнул ее под ребра и посмотрел на трактирщика. – Да, с удовольствием, – выдавила она. – Это мое любимое блюдо.
      Трактирщик просиял:
      – Мне по душе эта женщина. Ничто не может так защитить от привидений, как славный хаггис.
      – Один его запах отпугнул бы самого дьявола, – пробормотала Маргарет.
      Ангус усмехнулся и погладил ее по руке.
      – Значит, вы шотландка, – сказал трактирщик, – коль скоро любите хаггис.
      – На самом деле, – строго сказала Маргарет, высвобождая руку, – я англичанка.
      – Жаль. – Трактирщик повернулся к Ангусу и сказал: – Но я полагаю, раз уж вы женились на англичанке, так по крайней мере взяли ту, которая знает толк в хаггисе.
      – Я не просил ее руки до тех пор, пока она не попробовала его, – серьезно проговорил Ангус. – И не устраивал свадьбы до тех пор, пока не убедился, что он ей по нраву.
      Маргарет с силой ударила его в плечо.
      – Она еще и с норовом! – усмехнулся трактирщик. – Мы сделаем из нее добрую шотландку.
      – Надеюсь, – согласился Ангус, и внезапно Маргарет показалось, что шотландский акцент у него усилился. – Я думаю, что она должна научиться наносить удары получше.
      – Вам не было больно? – с понимающим видом спросил трактирщик.
      – Ни чуточки.
      Маргарет стиснула зубы.
      – Сэр, – обратилась она к хозяину постоялого двора со всей приятностью, на какую была способна, – вы не могли бы показать мне комнату? Я вся перепачкалась, и мне хотелось бы перед ужином привести себя в порядок.
      – Конечно.
      И трактирщик снова начал подниматься по лестнице, Маргарет шла за ним по пятам. Ангус держался немного на расстоянии, без сомнения, ухмыляясь по ее адресу.
      – Вот здесь. – И трактирщик открыл дверь. Комната была маленькая, но чистая. Там стояли умывальник, ночной горшок и кровать.
      – Благодарю вас, сэр, – вежливо кивнула Маргарет. – Очень вам признательна.
      После чего она вошла в комнату и захлопнула за собой дверь.
      Ангус не удержался и взвыл от смеха.
      – Ах, теперь вам не миновать сложностей, – сказал трактирщик.
      Смех стих.
      – Как вас зовут, добрый человек?
      – Маккаллум. Джордж Маккаллум.
      – Ну что же, Джордж, я думаю, вы правы.
      – С женами следует обращаться очень осторожно, – назидательно проговорил Джордж.
      – Я и не знал, насколько это верно – до сегодняшнего дня.
      – Вам повезло, – хитро улыбнулся Джордж. – Ключ-то у меня.
      Ангус сунул ему еще одну монету, а потом поймал ключ, подброшенный Джорджем вверх.
      – Славный вы человек, Джордж Маккаллум.
      – Ага, – сказал Джордж, уходя, – именно это я и говорю все время своей жене.
      Ангус сунул ключ в карман, потом немного приоткрыл дверь и сказал:
      – Вы оделись?
      В ответ что-то громко ударилось в дверь. Наверное, она бросила в него свой башмак.
      – Если я не получу другого ответа, я войду. – Он просунул в дверь голову, а потом убрал ее как раз вовремя, чтобы уклониться от удара вторым башмаком, который был пущен в него с явной целью уложить на месте.
      Ангус снова просунул голову в дверь, уверенный, что больше ей бросаться нечем, а потом вошел.
      – Вы не могли бы, – с плохо скрываемой яростью проговорила она, – сказать мне, что все это значит?
      – Что – это?
      Она ответила гневным взглядом. Ангус подумал, что она выглядит довольно привлекательно теперь, когда щеки ее раскраснелись от возмущения, но благоразумно решил, что сейчас не время говорить комплименты.
      – Понятно, – сказал он, не удержался и скривил губы в веселой усмешке. – Другой решил бы, что все объясняется плохой погодой, но если я должен объяснить…
      – Должны.
      Он пожал плечами:
      – Если бы Джордж не узнал, что вы моя жена, у вас сейчас не было бы крыши над головой.
      – Это неправда, и кто такой Джордж?
      – Трактирщик, и увы, это правда. Он не предоставил бы комнаты неженатой паре.
      – Разумеется, не предоставил бы. Он отдал бы комнату мне, а вас вышвырнул бы вон.
      Ангус задумчиво почесал затылок:
      – Я не очень в этом уверен, мисс Пеннипейкер. В конце концов, деньги есть только у меня.
      Она посмотрела на него так пристально, такими широко раскрытыми сердитыми глазами, что Ангус наконец понял, какого они цвета. Зеленого. Довольно красивого травяного оттенка зеленого цвета.
      – Ах, – сказала он в ответ на ее молчание. – Значит, вы со мной согласны.
      – У меня есть деньги, – пробормотала она.
      – Сколько?
      – Достаточно!
      – По-моему, вы сказали, что вас ограбили?
      – Ну, ограбили, – ответила она так сердито, что Ангусу показалось удивительным, как это она не подавилась этим словом, – но у меня еще осталось немного.
      – И этого хватит на горячий ужин? На горячую воду? На возможность поужинать в отдельной столовой?
      – Дело не в этом, – возразила она, – а в том, что вы действовали так, будто все это вас забавляет, и это очень дурно.
      – Меня действительно это забавляет.
      – Зачем вы это сделали? – спросила она. – Вы могли бы пойти в другой трактир.
      Сильный удар грома сотряс комнату. Бог, подумал Ангус, явно на его стороне.
      – В такую-то погоду? Простите, но у меня нет никакого желания снова оказаться на улице.
      – Даже несмотря на то что нам пришлось притвориться мужем и женой, – она пошла на уступки, – нужно ли было так забавляться за мой счет?
      В его темных глазах мелькнула нежность.
      – Я никак не хотел оскорбить вас. Вы, конечно, не можете не понимать этого.
      Маргарет обнаружила, что ее решимость слабеет под этим теплым и тревожным взглядом.
      – Не нужно было говорить трактирщику, что я беременна, – сказала Маргарет, и щеки ее отчаянно вспыхнули, когда она произнесла последнее слово.
      Он вздохнул:
      – Мне остается только извиниться. Единственное объяснение – я просто поддался духу обмана. Я провел два дня в седле, проехал всю Шотландию. Я озяб, вымок, проголодался, и этот маленький маскарад – единственная забава, которую я позволил себе за это время. Простите, если я слишком разрезвился.
      Маргарет молча смотрела на него, сжав опущенные руки. Она понимала, что должна принять его извинения, но ей нужно было еще немного времени, чтобы успокоиться.
      Ангус поднял руки в знак попытки примирения.
      – Можете молчать, как камень, сколько вам угодно, – сказал он с довольной улыбкой, – но от этого ничего не изменится. Вы, дорогая мисс Пеннипейкер, молодец, и молодец в гораздо большей степени, чем вам самой кажется.
      Ее взгляд, брошенный на него, выражал в лучшем случае сомнение, а в худшем – сарказм.
      – Это потому что я не придушила вас прямо здесь, в коридоре?
      – Ну, отчасти и поэтому, но я имею в виду ваше нежелание ранить чувства трактирщика, пренебрежительно относясь к его стряпне.
      – Но я ведь действительно отнеслась к ней пренебрежительно.
      – Но вы сделали это негромко. – Он увидел, что она открыла рот, и поднял руку. – Ах-ах-ах, хватит возражений. Вы вознамерились заставить меня почувствовать к вам антипатию, но боюсь, у вас ничего не получится.
      – Вы сумасшедший, – прошептала она. Ангус снял с себя промокшую куртку.
      – Постоянное повторение одного и того же становится утомительным.
      – С истиной спорить трудно, – пробормотала она. Потом подняла глаза и увидела, что он делает. – Не вздумайте снять куртку!
      – Тогда меня ждет смерть от пневмонии, – мягко сказал он. – Предлагаю и вам снять с себя жакет.
      – Только если вы выйдете отсюда.
      – И буду стоять голым в коридоре? Не пройдет.
      Маргарет начала открывать гардероб и выдвигать ящики комода.
      – Где-то здесь должна быть ширма, за которой можно переодеться. Где-то здесь.
      – Вряд ли вы найдете ширму в комоде.
      Она замерла на месте, отчаянно стараясь сдержать возмущение. Всю жизнь она должна была служить хорошим примером, а вспышки раздражения не считались приличным поведением. Но на этот раз… Она обернулась и увидела, что он ухмыляется, глядя на нее. На этот раз все было иначе.
      Она с силой задвинула ящик, и это принесло бы ей хоть немного удовлетворения, если бы при этом она не прищемила себе средний палец.
      – Уууооо! – взвыла она и тут же сунула палец в рот.
      – Что-то случилось? – спросил Ангус, быстро подходя к ней.
      Она замотала головой.
      – Уходите, – пробормотала она, не вынимая палец изо рта.
      – Вы уверены, что все в порядке? Вы могли сломать косточку.
      – Ничего я не сломала. Уходите.
      Он взял ее за руку и осторожно вытащил палец изо рта.
      – С виду все в порядке, – озабоченно сказал он, – но я, конечно, плохо разбираюсь в таких вещах.
      – Почему? – простонала она. – Почему?
      – Почему я плохо в них разбираюсь? – Он смущенно заморгал. – А почему вы предполагаете наличие у меня медицинского образования? Честно говоря, я скорее фермер, чем что-то еще. Конечно, я фермер-джентльмен…
      – Почему вы меня мучите? – крикнула она.
      – Как, мисс Пеннипейкер, вы считаете, что я вас мучаю?
      Она вырвала у него руку.
      – Клянусь Всевышним, не понимаю, за что мне послано такое наказание. Не представляю себе, чем я согрешила, чтобы вызвать такой…
      – Маргарет, – громко сказал он, заставив ее замолчать, – я думаю, что вы просто делаете из мухи слона.
      Целую минуту она неподвижно простояла у комода. Несколько раз она судорожно сглотнула, а потом веки ее задрожали.
      – Ой, нет, – сказал Ангус, страдальчески закрывая глаза. – Только не плачьте.
      – Я не собираюсь плакать, – сказала она, шмыгая носом. Он открыл глаза.
      – Иисусе, виски и Роберт Брюс, – пробормотал он. Судя по виду, она действительно собралась заплакать. Он кашлянул. – Вы уверены?
      Она кивнула – один раз, но твердо.
      – Я никогда не плачу.
      Он вздохнул с облегчением:
      – Это хорошо, потому что я не знаю, как поступать в таких случаях – ах ты Господи, вы все-таки плачете.
      – Нет. Я. Не. Плачу. – Каждое слово звучало как отдельное предложение, которое заканчивалось не точкой, а громким шмыганьем.
      – Перестаньте, – умоляюще сказал он, неловко переминаясь с ноги на ногу. Женские слезы всегда заставляли его чувствовать себя неуклюжим, ни на что не пригодным болваном. Хуже того, он был совершенно уверен, что Маргарет не плакала лет десять. И что еще хуже, виноват в ее слезах был он.
      – Я только хотела, – она задыхалась, – я только хотела…
      – Хотели что? – Он отчаянно старался не дать ей замолчать, пусть говорит, лишь бы не плакала.
      – Остановить брата. – Она судорожно вздохнула и бросилась на кровать. – Я знаю, что для него лучше. Понимаю, это звучит покровительственно, но я действительно знаю. Я забочусь о нем с тех пор, как мне исполнилось семнадцать лет.
      Ангус сел рядом с ней, но не очень близко, чтобы она не нервничала.
      – Вот как? – мягко спросил он. С того момента, когда она ударила нападающего коленом в пах, Ангус понял, что она женщина не обычная, но теперь он постепенно начал понимать, что она не только упряма и сообразительна. Маргарет Пеннипейкер умеет глубоко любить, она преданнейший человек и способна без всяких колебаний положить жизнь за того, кого любит.
      Поняв это, он насмешливо улыбнулся и ужаснулся до глубины души. Потому что в смысле верности в любви и преданности своей семье Маргарет Пеннипейкер была женским вариантом его самого. А Ангус никогда еще не встречал женщины, которая соответствовала бы тем требованиям, которые он предъявлял к себе.
      И теперь, когда он встретил Маргарет – что ему с ней делать?
      Она прервала его мысли, громко шмыгнув носом.
      – Вы меня слушаете?
      – Вы говорили о вашем брате, – напомнил он.
      Она кивнула, потом вдруг подняла глаза и посмотрела на него.
      – Я не собираюсь плакать.
      Он погладил ее по плечу.
      – Ну ясное дело, не собираетесь.
      – Если он женится на ком-то из этих ужасных девиц, он навсегда погубит себя.
      – Вы уверены? – осторожно осведомился Ангус. Сестры всегда полагают, что они все знают лучше.
      – Одна из них даже не знает алфавит!
      Он издал звук, походивший на нечто вроде «и-и-и», и слегка покачал головой, выражая сочувствие:
      – Это действительно никуда не годится.
      Она опять кивнула, на этот раз энергичнее.
      – Понимаете? Вы понимаете, что я хочу сказать?
      – Сколько лет вашему брату?
      – Всего восемнадцать.
      Ангус присвистнул:
      – Тогда вы правы. Он понятия не имеет, что делает. Как и все мальчики в восемнадцать лет. Но если подумать, ни одна девушка в восемнадцать лет тоже не имеет такого понятия.
      Маргарет кивнула в знак согласия.
      – А вашей сестре тоже восемнадцать? Как ее зовут? Анна?
      – Да, отвечу я на оба ваших вопроса.
      – Почему вы гонитесь за ней? Что она натворила?
      – Убежала в Лондон.
      – Одна? – спросила Маргарет, не скрывая ужаса. Ангус озадаченно посмотрел на нее:
      – Могу ли я напомнить вам, что вы сбежали в Шотландию тоже одна?
      – Ну да, – с жаром сказала она, – но это совершенно другое дело. Лондон – это… Лондон.
      – На самом деле она не совсем одна. Она взяла мой экипаж и троих лучших слуг, один из которых настоящий боксер, и только по этой причине я еще не сошел с ума от страха.
      – А что она собирается делать?
      – Отдаться на милость нашей двоюродной бабушки. – Он пожал плечами. – Анна хочет провести сезон в Лондоне.
      – А есть причина, из-за которой это невозможно?
      На лице Ангуса появилось суровое выражение.
      – Я сказал ей, что она сможет провести сезон в Лондоне в будущем году. Мы подновляем дом, и я слишком занят, чтобы бросить все и мчаться в Лондон.
      – Вот как.
      – Что вы хотите этим сказать? – подбоченясь, спросил он.
      Она сделала жест руками, одновременно самоумаляющий и всепонимающий.
      – Только то, что вы, по-моему, ставите на первое место свои потребности, а не ее.
      – Ничего подобного! Почему бы ей не подождать еще год? Вы же сами согласились, что человек в восемнадцать лет ничего не понимает.
      – Наверное, вы правы, – согласилась она, – но для мужчин и для женщин все обстоит по-разному.
      Он слегка придвинул к ней голову:
      – Вы не могли бы объяснить, в чем именно?
      – Я полагаю, что вы правы – девушка в восемнадцать лет ничего не понимает. Но восемнадцатилетний юноша понимает еще меньше.
      К ее великому удивлению, Ангус рассмеялся, упав на кровать и сотрясая ее взрывами хохота.
      – Ах, мне следовало бы обидеться, но, боюсь, вы правы.
      – Конечно, права! – сказала она, и на лице ее мелькнула улыбка.
      – Ох ты Господи, – вздохнул он. – Что за ночь! Что за дурацкая, противная, замечательная ночь!
      При этих словах Маргарет вскинула голову. Что он хочет этим сказать?
      – Да, я понимаю, – согласилась она чуть-чуть неуверенно, потому что не знала, с чем именно соглашается. – Хуже некуда. Что мы будем делать?
      – Полагаю, соединим наши усилия и вместе займемся поисками наших беглецов. А я могу поспать сегодня и на полу.
      Напряжение, в котором она пребывала, сама того не замечая, несколько ослабло.
      – Благодарю вас, – с чувством сказала она. – Я очень признательна вам за ваше великодушие.
      Он сел.
      – А вам, моя дорогая Маргарет, предстоит влезть в шкуру актрисы. По крайней мере на один день.
      Актрисы? Разве актрисы не появляются на людях полуодетыми и не заводят любовников? У Маргарет перехватило дыхание, она почувствовала, как вспыхнуло лицо.
      – Что вы имеете в виду? – спросила она и сама испугалась, с каким придыханием она проговорила эти слова.
      – Только то, что если вы хотите сегодня поесть – а я твердо уверен, что в меню будет не только хаггис, так что вы можете дышать спокойнее в этом отношении, – то вам придется притворяться, что вы леди Ангус Грин.
      Она нахмурилась.
      – И еще, – добавил он, вращая глазами, – вам придется делать вид, что это положение вам не очень неприятно. В конце концов, нам ведь удалось зачать ребенка. Так что мы никак не можем чувствовать антипатию друг к другу.
      Маргарет вспыхнула:
      – Если вы не перестанете говорить об этом дурацком несуществующем младенце, клянусь, я прищемлю вам пальцы ящиком.
      Он завел руки за спину и усмехнулся.
      – Я весь дрожу от страха.
      Она бросила на него раздраженный взгляд, а потом прищурилась:
      – Вы сказали, леди Грин?
      – Это важно?
      – Ну конечно!
      Ангус внимательно посмотрел на нее, чувствуя, как его охватывает разочарование. Титул у него очень незначительный, он всего лишь баронет, обладающий маленьким, но красивым куском земли, и все же женщины смотрели на него как на ценную добычу. Всем леди, которых он знал, брак казался чем-то вроде состязания. Выиграет та, которой достанутся титул и деньги.
      Маргарет положила руку на сердце:
      – Я придаю большое значение хорошим манерам.
      – Вот как? – с вновь вспыхнувшим интересом спросил Ангус.
      – Мне не следовало называть вас мистером Грином, если на самом деле вы лорд Грин.
      – На самом деле я сэр Грин, – сказал он, улыбаясь. – Но уверяю вас, я ничуть не обижен.
      – Моя мать перевернулась бы в могиле. – Она покачала головой и вздохнула. – Я пыталась научить Эдварда и Алисию – это моя сестра – тому, чему хотели бы научить их родители. Но иногда мне кажется, что я недостаточно хорошая.
      – Не говорите так, – с чувством сказал Ангус. – Если уж вы недостаточно хорошая, тогда мне следует серьезно опасаться за свою душу.
      Маргарет нерешительно улыбнулась:
      – Возможно, вы и обладаете даром приводить меня в такую ярость, что я теряю способность судить объективно, но я не стала бы беспокоиться о вашей душе, Ангус Грин.
      Он нагнулся к ней, в его темных глазах заплясали веселые огоньки; в них было что-то озорное и… капелька желания.
      – Вы пытаетесь сказать мне комплимент, мисс Пеннипейкер?
      У Маргарет перехватило дыхание, ей стало почему-то жарко. Он был совсем рядом, его губы почти касались ее губ, и у нее мелькнула внезапная причудливая мысль, что она может раз в жизни повести себя как бесстыдная женщина. Если она наклонится вперед, припадет к нему на одно мгновение, перехватит ли он у нее инициативу и поцелует ли ее? Схватит ли он ее в объятия, вытащит ли шпильки из ее волос и заставит ли ощутить себя героиней шекспировских сонетов?
      И Маргарет наклонилась вперед.
      И припала.
      И свалилась с кровати.

      Маргарет удивленно закричала, скользнув вниз. Пол буквально подпрыгнул ей навстречу. Она сидела на полу, несколько ошарашенная внезапной переменой места, когда увидела Ангуса, перегнувшегося через кровать.
      – С вами все в порядке? – спросил он.
      – Я… я потеряла равновесие.
      – Так я и подумал, – сказал он настолько серьезно, что она ему не поверила.
      – Я часто теряю равновесие, – солгала она, стараясь приуменьшить необычность случившегося. Не каждый день она падает с кровати, пытаясь поцеловаться с совершенно незнакомым человеком. – А вы?
      – Никогда.
      – Так не бывает.
      – Ну, – задумчиво проговорил он, почесывая подбородок, – наверное, это не совсем правда. Иногда бывает…
      Маргарет уставилась на его пальцы, которыми он поглаживал свой поросший щетиной подбородок. Что-то в этих движениях приковало ее к месту. Она с ужасом поняла, что ее рука уже проделала половину дороги к нему.
      Господи, да ведь ей хочется прикоснуться к этому мужчине!
      – Маргарет! – весело сказал он. – Вы меня слушаете?
      Она заморгала.
      – Конечно. Я просто… – Она не нашлась, что сказать. – Вы же видите, что я сижу на полу.
      – И это мешает вам слушать?
      – Нет! Я… – Она раздраженно сжала губы. – Что вы сказали?
      – Вы уверены, что не хотите вернуться на кровать, чтобы лучше меня слышать?
      – Нет, благодарю вас. Мне очень удобно. Благодарю вас.
      Он обхватил своими крупными руками ее плечи и усадил Маргарет на кровать.
      – Я бы вам поверил, если бы вы ограничились только одним «благодарю вас».
      Она скорчила гримаску. Если у Маргарет и был какой-то пагубный недостаток, так это то, что все ее попытки были слишком упорными, возражения слишком многочисленными, аргументы слишком громкими. Она никогда не умела остановиться вовремя. Брат и сестра много лет твердили ей это, и в глубине души она понимала, что превращается в самого несносного человека на свете, когда целеустремленно сосредоточивается на какой-либо цели.
      Маргарет не собиралась еще больше раздувать самолюбие Ангуса, соглашаясь с ним; вместо этого она фыркнула и сказала:
      – Разве в хороших манерах есть что-то безвкусное? Большинство людей всегда ценили слова благодарности.
      Он наклонился вперед и оказался совсем рядом с ней.
      – А вы знаете, как я понял, что вы меня не слушаете?
      Она покачала головой, ее обычная сообразительность вылетела в окошко – что было довольно трудно, поскольку окно было закрыто.
      – Вы спросили меня, терял ли я когда-нибудь равновесие, – сказал он, и голос его упал до хриплого шепота, – и я сказал нет, но потом… – он поднял свои сильные плечи и опустил их, и в этом движении было какое-то странное изящество, – потом я передумал.
      – П-потому что я сказала, что так не бывает, – с запинкой выговорила она.
      – Ну да, – задумчиво сказал он, – но видите ли, пока я сидел здесь с вами, у меня вдруг мелькнуло одно воспоминание.
      – Вот как?
      Он медленно кивнул, а когда заговорил, каждое слово его звучало напряженно, и было в этом что-то гипнотизирующее.
      – Я не могу говорить за других мужчин…
      Он устремил на нее горячий взгляд, и она с таким же успехом могла бы отвести от него глаза, с каким могла бы перестать дышать. По коже побежали мурашки, губы раскрылись, а потом она судорожно сглотнула, внезапно осознав, что на полу ей было лучше.
      А он коснулся пальцем уголка своих губ, погладил себя по лицу и продолжил неторопливую речь:
      – …но когда я охвачен желанием, опьянен им…
      Она спрыгнула с кровати быстрее, чем взлетает в небо китайская шутиха.
      – Может быть, – сказала она, и почему-то голос ее прозвучал хрипло, – нам следует узнать, как там насчет ужина.
      – Верно. – Ангус встал так резко, что кровать закачалась. – Нам нужно подкрепиться. – Он усмехнулся. – Вам не кажется?
      Маргарет молча смотрела на него, удивленная переменой в выражении его лица. Он пытался совратить ее – в этом она не сомневалась. Или если не совратить, то взволновать. Он уже почти признался, что это доставляет ему удовольствие.
      И ему удалось-таки взволновать ее. Маргарет пришлось схватиться за стол, чтобы сохранить равновесие.
      А он сохранял полное самообладание. Он даже улыбался! И судя по его виду, их совместное сидение на кровати ничуть не подействовало на него, или этому противному типу место на сцене шекспировского театра.
      – Маргарет!
      – Поесть – это хорошо, – выпалила она.
      – Я рад, что вы согласны со мной, – сказал он, явно довольный, что она вышла из себя. – Но сначала вам нужно снять этот мокрый жакет.
      Она покачала головой, прижав руки к груди:
      – У меня больше ничего нет.
      Он бросил ей какую-то одежду:
      – Могу выделить вам вот это.
      – Но что же наденете вы?
      – Я обойдусь одной рубашкой.
      Она порывисто коснулась его руки, выступавшей из закатанного рукава.
      – Вы замерзли. Эта рубашка у вас из льна? Она недостаточно теплая. – И поскольку он не ответил, она твердо добавила: – Вы не можете отдать мне вашу рубашку. Я не возьму.
      Ангус посмотрел на ее маленькую ручку, представил себе, как эта ручка скользит по его плечу, потом по груди… Ему уже не было холодно.
      – Сэр Грин! – тихо позвала она. – Что с вами такое?
      Он оторвал взгляд от ее руки, а потом заглянул ей в глаза, чем и совершил огромную ошибку. Эти очи цвета зеленой травы, которые весь вечер смотрели на него со страхом, раздражением, смущением, а чаще всего с выражением невинного желания, теперь были полны тревоги и сочувствия.
      И это совершенно лишило его мужества.
      Ангуса охватил старый, как мир, страх, присущий всем мужчинам, – словно его тело сознавало то, что отказывался понимать ум, – что это та самая, единственная, и как бы упорно он ни сопротивлялся, она так или иначе будет мучить его вечно.
      Хуже того – если она когда-нибудь решит прекратить это, он посадит ее на цепь рядом с собой, пока она не начнет изводить его снова.
      Иисусе, виски и Роберт Брюс! Какая ужасная участь!
      Он принялся снимать с себя верхнюю рубашку, злясь на впечатление, которое производит на него Маргарет. Стоило ее ручке прикоснуться к его руке, и он сразу же увидел всю свою жизнь, простирающуюся перед ним.
      Он кончил раздеваться и затопал к двери.
      – Я подожду, пока вы оденетесь.
      Она смотрела на него, и по телу ее пробегала легкая дрожь.
      – И снимите с себя все мокрое, – приказал он.
      – Я не могу надеть вашу рубашку на голое тело, – возразила она.
      – Можете и наденете. У вас будет воспаление легких, а я буду виноват.
      Он увидел, что она расправила плечи, а в глазах ее появилось твердое выражение.
      – Вы не имеете права мне приказывать.
      – Либо вы снимете с себя мокрое, либо я сделаю это сам. Выбирайте.
      Она пробурчала что-то себе под нос. Ангус не расслышал все слова в точности, но то, что он расслышал, не очень подходило благовоспитанной леди.
      – Кто-то должен побранить вас за ваши выражения, – улыбнулся он.
      – Кто-то должен побранить вас за ваше высокомерие.
      – Вы делаете это весь вечер, – заметил он.
      Она произнесла что-то неразборчивое, и Ангус успел скрыться за дверью прежде, чем она снова бросит в него башмак.
      Когда Маргарет высунула голову за дверь, Ангуса нигде не было. Это ее удивило. Она знала этого огромного шотландца всего пару часов, но была совершенно уверена, что он не принадлежал к тем, кто способен оставить хорошо воспитанную леди в трактире, предоставив ей самой о себе заботиться.
      Она тихо закрыла дверь, не желая привлекать к себе внимание, и на цыпочках прошла по коридору. Наверное, в «Славном малом» нежелательное внимание ей не грозит – Ангус громко объявил, что она его жена, и только дурак станет нарываться на ссору с человеком такого телосложения. Но испытания минувшего дня сделали Маргарет осторожной.
      Оглядываясь назад, она понимала, что попытка проделать дорогу до Гретна-Грин самостоятельно была глупостью, но что ей оставалось делать? Не может же она позволить Эдварду жениться на одной из этих ужасных девиц, за которыми он ухаживает.
      Она дошла до лестницы и посмотрела вниз.
      – Проголодались?
      Маргарет подпрыгнула примерно на фут и испустила короткий, но весьма громкий крик.
      Ангус ухмыльнулся:
      – Я не хотел вас напугать.
      – Нет, хотели.
      – Ну ладно, – согласился он. – Но вы неплохо отыгрались на моих ушах.
      – Так вам и надо. Незачем прятаться на лестнице.
      – На самом деле, – сказал он, предлагая ей руку, – я не собирался прятаться. Я бы не ушел из коридора, если бы мне не показалось, что я слышу голос своей сестры.
      – Вот как? И вы нашли ее? Это была она?
      Ангус выгнул густую черную бровь:
      – Вас, кажется, сильно волнует, нашел ли я особу, с которой вы даже не знакомы.
      – Я знакома с вами, – заметила она. Они шли по главному залу «Славного малого», и Маргарет старалась держаться подальше от света лампы. – И хотя вы меня очень раздражаете, мне бы хотелось, чтобы вы нашли вашу сестру.
      – Как, мисс Пеннипейкер, а я-то решил, что я вам нравлюсь. Вы ведь только что признались в этом.
      – Я сказала, – язвительно проговорила она, – что вы меня раздражаете.
      – Ну конечно. И делаю это нарочно.
      Этими словами он заработал возмущенный взгляд. Ангус потрепал ее по подбородку.
      – Это очень забавно – раздражать вас. Давно уже меня ничто так не забавляло.
      – Мне это не кажется забавным.
      – Ну разумеется, – весело сказал он, вводя ее в маленькую столовую. – Держу пари, что я единственный, кто осмеливается противоречить вам.
      – Вас послушать, так я просто какая-то фурия.
      Он отодвинул для нее стул.
      – Разве я не прав?
      – Правы, – промямлила она. – Но все равно я не фурия.
      – Конечно, нет. – Он уселся напротив. – Но вы привыкли всегда поступать по-своему.
      – И вы тоже.
      – Задет.
      Она наклонилась вперед, и в ее зеленых глазах появился понимающий блеск.
      – Именно поэтому вас так возмутило непослушание вашей сестры. Вам кажется невыносимым, что она пошла наперекор вашей воле.
      Ангус заерзал. Все было забавно и прекрасно, пока он разбирался в личности Маргарет, но теперь они поменялись местами, и это было уже неприемлемо.
      – Анна шла наперекор моей воле с первого же дня своего появления на свет.
      – Я не говорила, что она кроткая и смиренная и делает все, что вы скажете…
      – Иисусе, виски и Роберт Брюс, – пробормотал он себе под нос. – Хотел бы я, чтобы это было так…
      Она пропустила мимо ушей его странную присказку.
      – Но, Ангус, – оживленно сказала она, помогая себе жестами, – разве раньше она не слушалась вас, если речь шла о важных вещах? Разве она сделала что-то такое, что полностью разрушило вашу жизнь? – Он замер на мгновение, потом покачал головой. – Вот видите? – Маргарет улыбнулась, страшно довольная собой. – Вот почему вы в таком смятении.
      На лице его появилось до такой степени надменное выражение, что это было почти комично.
      – Мужчины никогда не бывают в смятении.
      На лице ее появилось до такой степени лукавое выражение, что это было почти смешно.
      – Прошу прощения, но в данный момент я вижу именно мужчину, пребывающего в смятении.
      Некоторое время они смотрели друг на друга через стол, и наконец Ангус сказал:
      – Если вы поднимете брови еще выше, мне придется вытаскивать их из ваших волос.
      Маргарет попыталась ответить в том же духе – он видел это по ее глазам, – но смешная сторона происходящего одержала верх, и она расхохоталась.
      Хохочущая Маргарет Пеннипейкер – видеть такое дано не всякому, и Ангус никогда еще не созерцал кого-то с таким удовольствием. Ее раскрытый рот образовал очаровательную улыбку, в глазах светилось настоящее веселье. Она задохнулась и наконец опустила голову и прижалась лбом к руке.
      – Ах Боже мой, – сказала она, отбрасывая рукой изящный завиток каштановых волос. – Мои волосы, о Боже мой.
      – А ваша прическа всегда расстраивается, когда вы смеетесь? Потому что – должен сказать – завиток этот весьма очарователен.
      Она смущенно пригладила волосы.
      – За день они растрепались, конечно. У меня не было времени заново заколоть их перед ужином…
      – Вам ни к чему меня уверять. Я совершенно уверен, что обычно каждый ваш волосок лежит на месте.
      Маргарет нахмурилась. Она всегда гордилась своим аккуратным и опрятным видом, но слова Ангуса – который на самом деле хотел сделать ей комплимент – почему-то заставили ее почувствовать себя сущей занудой.
      От дальнейших размышлений на эту тему ее спасло появление Джорджа, трактирщика.
      – А, вот и вы! – загремел он, с грохотом ставя на стол глиняное блюдо. – Обсушились, да?
      – Так хорошо, что и не ожидали, – ответил Ангус, кивая с таким видом, какой напускают на себя мужчины, когда обмениваются одним им понятными намеками.
      Маргарет закатила глаза.
      – Ну, вас ждет истинное удовольствие, – сказал Джордж, – потому что у жены было приготовлено немного хаггиса на завтра. Конечно, пришлось его подогреть. Нельзя же есть холодный хаггис.
      Маргарет сильно сомневалась, что у горячего хаггиса необычайно аппетитный вид, но не стала высказывать свое мнение по этому вопросу.
      Ангус помахал рукой, направляя к себе исходящий от блюда аромат – Маргарет скорее назвала бы это трудновыносимым запахом, – и вдохнул его, как бы совершая некий ритуал.
      – Ох, Маккаллум, – сказал он, и речь его прозвучала с таким шотландским прононсом, какого Маргарет не слышала за весь день, – если его вкус хоть немного соответствует его запаху, ваша жена – сущий гений.
      – Ясное дело, гений, – ответил Джордж, схватил две тарелки с подсобного стола и поставил перед гостями. – Она ведь вышла за меня!
      Ангус от всей души рассмеялся и панибратски хлопнул трактирщика по спине. Маргарет почувствовала, как к горлу подступает возражение, и кашлянула, чтобы не выпустить его наружу.
      – Минуточку, – сказал Джордж, – нужно принести подходящий нож.
      Маргарет посмотрела ему вслед, а потом перегнулась через стол и прошипела:
      – Из чего сделано это блюдо?
      – А разве вы не знаете? – Ангус явно наслаждался ее огорчением.
      – Я знаю, что пахнет оно отвратительно.
      – Ц-ц-ц. Вы так серьезно оскорбили нашу национальную кухню, а оказывается, даже не знали, о чем говорите?
      – Скажите мне, из чего оно сделано, – сказала она, окончательно разозлившись.
      – Берут сердце, крошат его вместе с печенью и легкими, – ответил он, произнося слова так, что перед Маргарет четко предстали все кровавые подробности. – Потом добавляют хорошего почечного жира, лука, овсяной крупы – и набивают этим бараний желудок.
      – Что я такого сделала? – воскликнула Маргарет, вопрошая пространство. – Чем я заслужила это?
      – Да бросьте, – отмахнулся Ангус, – он вам понравится. Все англичане любят потроха.
      – Я не люблю. И никогда их не ем.
      – Тогда вы попадете в затруднительное положение.
      – Я не могу это есть, – испуганно сказала Маргарет.
      – Неужели вы хотите обидеть Джорджа?
      – Нет, но…
      – Вы сказали мне, что придаете большое значение хорошим манерам, разве не так?
      – Да, но…
      – Вы готовы? – спросил Джордж, вбегая в комнату с горящими глазами. – Потому что я подам вам такой хаггис, какого сам Господь Бог не едал. – С этими словами он взмахнул ножом, и вид у трактирщика был такой странный, что Маргарет пришлось отшатнуться на целый фут, иначе нос ее стал бы чуточку короче.
      Джордж пропел несколько тактов довольно претенциозного и напыщенного гимна, предвещающего трапезу, как решила Маргарет, а потом широким гордым взмахом руки вонзил нож в хаггис, взрезав его на показ всему миру.
      И на понюх.
      – Помоги мне, Господи, – сказала Маргарет. Никогда еще она не обращалась к Господу так искренне.
      – Вы когда-нибудь видали такую красоту? – восхищенно спросил Джордж.
      – Я возьму себе половину, – заявил Ангус. Маргарет слабо улыбнулась, пытаясь не дышать.
      – Она возьмет маленькую порцию, – сказал за нее Ангус. – Аппетит у нее теперь не тот, что прежде.
      – Ах да, – отозвался Джордж, – младенец. Значит, вы будете еще только на первых месяцах, да?
      Маргарет решила, что «первые» обозначают «до беременности», и кивнула.
      Ангус одобрительно поднял бровь. Маргарет сердито посмотрела на него. Судя по его виду, ему очень понравилось, что она наконец-то приняла участие в смехотворной лжи, и это страшно разозлило Маргарет.
      – От запаха вас может малость затошнить, – сказал Джордж, – но для ребенка нет ничего лучше доброго хаггиса, так что вы хотя бы попробуйте кусочек «нет-благодарю-вас» – так это называет моя двоюродная бабушка Милли.
      – Это было бы чудесно, – через силу проговорила Маргарет.
      – Вот, прошу вас, – сказал Джордж, подавая ей огромную порцию.
      Маргарет смотрела на гору еды у себя на тарелке и пыталась удержаться от приступа тошноты. Если это означает «нет, благодарю вас», то сколько же хаггиса оказалось бы на ее тарелке, если бы она сказала «да, с удовольствием»?
      – Скажите, – проговорила она как можно сдержаннее, – как выглядит ваша двоюродная бабушка?
      – Ах, она красивая женщина. Сильная, как бык, и такая же крупная.
      Маргарет снова посмотрела на свою тарелку.
      – Да, – пробормотала она, – так я и подумала.
      – Попробуйте, – поторопил ее Джордж, – если вам понравится, я велю жене приготовить завтра хугга-мугги.
      – Хугга-мугги?
      – Это то же самое, что и хаггис, – пришел ей на помощь Ангус. – Но он сделан не из бараньего желудка, а из рыбьего.
      – Как… мило.
      – Так, значит, я скажу ей набить рыбий желудок.
      Маргарет в ужасе смотрела, как трактирщик отгарцевал обратно на кухню.
      – Мы не станем питаться здесь и завтра, – прошипела она. – Я не буду возражать, если мы переедем в другой трактир.
      – А вы не ешьте хугга-мугги. – Ангус положил себе в рот огромный кусок хаггиса и принялся жевать.
      – А как я могу этого избежать, когда вы столько наговорили о том, что в соответствии с хорошими манерами следует хвалить стряпню трактирщика?
      Ангус все еще жевал, так что ему удалось уклониться от ответа. Потом он сделал добрый глоток эля.
      – Вы даже не хотите попробовать? – Он указал на нетронутый хаггис у нее на тарелке.
      Она покачала головой, в ее огромных зеленых глазах выразилось нечто похожее на панический страх.
      – Не могу. Это очень странно, Ангус, и я не понимаю, почему я так считаю, но уверяю вас – если я съем хотя бы кусочек этого хаггиса, я просто умру.
      Он запил хаггис новым глотком эля, посмотрел на нее со всей серьезностью, на какую только был способен, и спросил:
      – Вы в этом уверены?
      Она кивнула.
      – Ну что же, если так… – Он протянул руку, взял у нее тарелку и переложил все ее содержимое себе. – Не могу позволить, чтобы такой добрый хаггис пропадал зря.
      Маргарет обвела взглядом комнату:
      – Интересно, а нет ли у него хлеба?
      – Вы голодны?
      – Я умираю с голоду.
      – Если вы продержитесь еще десять минут и не умрете, старый Джордж непременно принесет сыр и пудинг.
      Вздох, который при этих словах испустила Маргарет, был предельно искренним.
      – Вам понравится наш шотландский десерт, – продолжал Ангус. – Никаких потрохов.
      Но неподвижный взгляд Маргарет был устремлен на окно. Полагая, что она просто смотрит в пространство по причине голода, Ангус сказал:
      – Если нам повезет, Джордж подаст кранахан. Лучшего пудинга вы еще не едали.
      Она ничего не ответила, поэтому он пожал плечами и погрузил в рот остаток хаггиса. Иисусе, виски и Роберт Брюс, вкус у него чудесный, Ангус и не понимал, как сильно проголодался, и воистину ничего нет лучше доброго хаггиса. Маргарет понятия не имеет, что она упустила.
      Кстати, Маргарет… Он оглянулся на нее. Она смотрела в окно, прищурив глаза. «Неужели ей требуются очки?» – подумал Ангус.
      – Моя матушка делала самый сладкий кранахан по эту сторону озера Ломонд, – сказал он, полагая, что кто-то должен поддерживать разговор. – Сливки, овсяная мука, сахар, ром. При одной мысли о нем у меня слюнки…
      Маргарет ахнула. Ангус уронил вилку. Было что-то такое в ее возгласе, от чего у него похолодела кровь.
      – Эдвард, – прошептала она. Потом выражение ее лица сменилось с удивленного на мрачное, и с гневным видом, который мог бы напугать Лох-несское чудовище, она вскочила из-за стола и бросилась из комнаты.
      Ангус положил вилку и тяжко вздохнул. Из кухни плыл сладкий запах кранахана. Ему захотелось в отчаянии удариться головой об стол. Что ему выбрать?
      Маргарет? (И он посмотрел на дверь, за которой она исчезла.)
      Или кранахан? (И он с тоской посмотрел на дверь кухни.)
      Маргарет?
      Или кранахан?
      – Проклятие, – пробормотал он, вставая. Пожалуй, все-таки Маргарет.
      И, покидая кранахан, он с замиранием сердца подумал, что этот выбор скорее всего окончательно решил его участь.

      Дождь перестал, но сырой ночной воздух ударил в лицо Маргарет, когда она выбежала из двери «Славного малого». Маргарет вытягивала шею то вправо, то влево. Она видела Эдварда в окно. Она была в этом уверена.
      Краешком глаза она заметила пару, быстро переходящую улицу. Эдвард. Золотистые светлые волосы выдавали его с головой.
      – Эдвард! – окликнула она, торопливо направляясь в сторону уходящей пары. – Эдвард Пеннипейкер! – Маргарет подобрала юбки и побежала, окликая брата по имени: – Эдвард!
      Мужчина обернулся. Он был ей не знаком.
      – П-прошу прощения, – пробормотала она, отступая. – Я приняла вас за своего брата.
      Красивый белокурый незнакомец изящно наклонил голову:
      – Ничего страшного.
      – Такой густой туман, – объяснила Маргарет, – а я смотрела в окно…
      – Уверяю вас, ничего страшного. Вы меня извините. – И молодой человек положил руку на плечи женщины, стоявшей рядом с ним, и привлек ее к себе. – Нам с женой нужно идти.
      Маргарет кивнула. Новобрачные. Она поняла, что это новобрачные, по тому, какое тепло прозвучало в его голосе при слове «жена».
      Это были новобрачные, и, как все остальные в Гретна-Грин, они скорее всего бежали из дома, и их семьи, вероятно, сейчас рвут и мечут. Но вид у пары был такой счастливый, что Маргарет вдруг почувствовала себя усталой, одинокой и старой, множество грустных мыслей, о наличии которых у себя она никогда не подозревала, промелькнуло в голове.
      – Неужели нужно было уйти прямо перед пудингом?
      Она заморгала и обернулась. Ангус – как только может такой крупный человек двигаться так бесшумно? – стоял, нависая, перед ней, сердито сверкая глазами и подбоченившись. Маргарет ничего не сказала. У нее просто не было сил, чтобы говорить.
      – Я думаю, что тот, кого вы увидели, не ваш брат.
      Она покачала головой.
      – Тогда ради всего святого, сударыня, не закончить ли нам наш ужин?
      Невольная улыбка появилась у нее на губах. Никаких упреков, никаких обидных слов вроде «Глупая женщина, почему вы убежали в ночь?». Просто – «Не закончить ли нам наш ужин?».
      Что за человек?
      – Это хорошая мысль, – сказала она и оперлась о предложенную ей руку. – И я могу даже попробовать хаггис. Но запомните – только попробовать. Я уверена, что он мне не понравится, но, как вы сказали, того требует вежливость.
      Он поднял брови, и было что-то в его лице с густыми широкими бровями, темными глазами и слегка крючковатым носом, от чего сердце у Маргарет на мгновение замерло.
      – Ах, – ворчливо сказал он, направляясь к трактиру. – Неужели чудеса никогда не кончатся? Неужели вы хотите сказать, что на самом деле слушали меня?
      – Я слушаю почти все, что вы говорите!
      – Вы предлагаете попробовать хаггис только потому, что знаете, что я съел вашу порцию.
      Щеки Маргарет предательски вспыхнули.
      – Ага. – Улыбка у него была просто волчьей. – И за это я собираюсь заставить вас съесть завтра хугга-мугги.
      – А нельзя ли мне попробовать этот кранополи, о котором вы говорили? Тот, что со сливками и сахаром?
      – Это называется кранахан, и если вы постараетесь не поддевать меня всю дорогу до трактира, я, может быть, попрошу мистера Маккаллума подать вам капельку.
      – Ох, как вы любезны, – язвительно проговорила она. Ангус замер на месте.
      – Вы сказали «ох»?
      Маргарет удивленно заморгала глазами:
      – Не знаю. Может быть.
      – Иисусе, виски и Роберт Брюс, вы превращаетесь в шотландку.
      – Почему вы все время произносите эту фразу?
      На этот раз пришла очередь Ангусу удивленно заморгать.
      – Я совершенно уверен, что ни разу до этого момента не принимал вас за шотландку.
      – Не глупите. Я имела в виду фразу насчет Сына Божьего, языческих духов и вашего шотландского героя.
      Он пожал плечами и отворил дверь в трактир.
      – Это моя личная коротенькая молитва.
      – Мне почему-то кажется, что ваш викарий найдет ее довольно святотатственной.
      – Здесь мы называем их священниками, и потом, как вы думаете, кто научил меня этой молитве?
      Они как раз входили в маленькую столовую, и Маргарет чуть не споткнулась о его ногу.
      – Вы шутите.
      – Если вы собираетесь провести какое-то время в Шотландии, вам придется узнать, что мы народ более прагматический, чем те, кто живет в более теплом климате.
      – Я никогда не слышала, чтобы выражение «в более теплом климате» звучало как оскорбление, – пробормотала Маргарет, – но вам, кажется, это удалось.
      Ангус отодвинул для нее стул, сел сам, а потом продолжил свои разглагольствования:
      – Всякий стоящий человек с ранних лет узнает, что, попав трудное положение, нужно обратиться к тем силам, которым он больше всего доверяет, силам, от которых он зависит.
      Маргарет посмотрела на него с непониманием и раздражением:
      – О чем это вы говорите?
      – Когда я чувствую потребность призвать высшие силы, я говорю «Иисусе, виски и Роберт Брюс» – И это выражение исполнено смысла.
      – Вы буйнопомешанный.
      – Будь я не таким покладистым, – сказал он, делая знак трактирщику принести сыру, – то мог бы на это обидеться.
      – А вы помолитесь Роберту Брюсу, – посоветовала она.
      – Почему бы и нет? Я уверен, что у него больше времени, чтобы присматривать за мной, чем у Иисуса. В конце концов, Иисусу нужно присматривать за всем этим дурацким миром, даже за англичанками вроде вас.
      – Это не так, – твердо сказала Маргарет, мотая головой в такт своим словам, – это совершенно не так.
      Ангус посмотрел на нее, почесал висок и сказал:
      – Возьмите сыру.
      Маргарет удивилась, но сыр взяла и откусила кусочек.
      – Вкусный.
      – Я бы отметил превосходство шотландских сыров, но вы, конечно, и так уже немного усомнились насчет превосходства вашей национальной кухни.
      – Это после хаггиса?
      – Именно из-за хаггиса мы, шотландцы, сильнее и крупнее, чем англичане.
      Она фыркнула – изящно, как подобает леди.
      – Вы невыносимы.
      Ангус откинулся назад, положил голову на руки, согнутые в локтях. Вид у него был вполне сытого человека, человека, знающего, кто он и что собирается делать в жизни.
      Маргарет не могла оторвать от него глаз.
      – Возможно, – согласился он, – но все меня очень любят.
      Она бросила в него кусочком сыра.
      Ангус поймал его, сунул в рот и стал жевать с волчьим аппетитом.
      – А вы любите бросаться всякими вещами, да?
      – Забавно, но я никогда не испытывала такой склонности до того, как встретила вас.
      – А у нас все говорят, что я пробуждаю в людях их лучшие качества.
      Маргарет хотела было что-то сказать, но только вздохнула.
      – И что вы хотели сказать?
      – Я хотела оскорбить вас.
      – И почему же передумали?
      Она пожала плечами:
      – Я вас даже не знаю. А мы сидим и препираемся, точно давно женатая пара. Это совершенно непонятно.
      Ангус задумчиво рассматривал ее. Вид у Маргарет был усталый, невеселый и немного озадаченный, словно она в конце концов сбавила скорость и поняла, что находится в Шотландии и ужинает с каким-то незнакомым человеком, который чуть было не поцеловал ее менее часа назад.
      Предмет пристального рассматривания ворвался в его мысли с настойчивым вопросом:
      – Вам не кажется?
      Ангус простодушно улыбнулся.
      – Вы ожидали, что я выскажусь на эту тему? – осведомился он. И встретил довольно яростный взгляд. – Хорошо, вот что я думаю. Я думаю, что дружба расцветает быстрее всего в необычных обстоятельствах. Благодаря событиям, с которых начался этот вечер, и общей цели, которая объединяет нас, неудивительно, что мы сидим здесь и наслаждаемся совместной трапезой так, будто знаем друг друга много лет.
      – Да, но…
      У Ангуса мелькнула мысль о том, какой великолепной была бы его жизнь при отсутствии в английском языке слов «да» и «но», а потом прервал ее словами:
      – Спросите меня о чем-нибудь.
      Она несколько раз моргнула, а потом отозвалась:
      – Прошу прощения?
      – Вы хотели узнать обо мне побольше? Сейчас вам предоставляется такая возможность. Спросите меня о чем-нибудь.
      Маргарет задумалась. Она дважды раскрыла рот, вопрос вертелся у нее на кончике языка, но она никак не решалась задать его. Наконец она подалась вперед и спросила:
      – Хорошо. Почему у вас такая страсть защищать женщин?
      Вокруг рта у него появились крошечные морщинки. То была едва заметная реакция, и Ангус быстро справился с ней. Но Маргарет внимательно наблюдала за ним. Ее вопрос явно взволновал его.
      Ангус крепко сжал руку, державшую кружку с элем, и сказал:
      – Любой джентльмен придет на помощь леди.
      Маргарет покачала головой, ей вспомнилось, какой бешеный, почти смертоносный вид был у него, когда он расправлялся с теми, кто напал на нее.
      – Причина не только эта, и мы с вами оба это понимаем. Что-то произошло в вашей жизни. – Голос у нее зазвучал тише, в нем появились успокаивающие нотки. – Или с кем-то, кого вы любите.
      Настало мучительно долгое молчание, а потом Ангус сказал:
      – У меня была двоюродная сестра.
      Маргарет молчала, взволнованная решительностью в его голосе.
      – Она была старше меня, – продолжал он, глядя на кружащуюся жидкость в его кружке. – Ей было семнадцать, мне – девять. Но мы были очень близки.
      – Звучит так, словно вам повезло, что она была в вашей жизни.
      Он кивнул.
      – Мои родители часто ездили в Эдинбург. Меня они редко брали с собой.
      – Я вам сочувствую, – прошептала Маргарет. Она знала, что это значит – скучать по родителям.
      – Этого не нужно. Я никогда не ощущал себя одиноким. У меня была Катриона. – Он глотнул эля. – Она брала меня с собой на рыбалку, она посылала меня со всякими поручениями, она объяснила мне таблицу умножения, когда мои учителя в отчаянии разводили руками. – Ангус резко поднял голову; потом по лицу его пробежала мечтательная улыбка. – Она вплетала эту таблицу в свои песни. Забавно, я запоминал, что шестью семью будет сорок два, только если это пропеть.
      В горле у Маргарет застрял комок, потому что она уже поняла – конец у этой истории будет плохой.
      – Какой она была внешне? – шепотом спросила она, не будучи вполне уверенной, что ей хочется это знать.
      Тоскливая усмешка сорвалась с губ Ангуса.
      – Глаза у нее были почти такого же цвета, что и у вас, может, немного посинее, а волосы были самого яркого рыжего цвета, какой вы видели. Она все время сетовала, что на закате они становятся просто розовыми.
      Он замолчал, и наконец Маргарет пришлось задать вопрос, который висел в воздухе:
      – И что с ней сталось?
      – Однажды она не пришла к нам. Она всегда приходила к нам по вторникам. В другие дни я не знал, придет она или нет, но по вторникам она всегда приходила помочь мне с математикой перед тем, как придет учитель. Я решил, что она заболела, поэтому пошел к ней домой, чтобы отнести цветы. – Он поднял глаза со странно печальным выражением. – Наверное, я был отчасти влюблен в нее. Слыханное ли это дело – чтобы девятилетний мальчишка носил цветы своей двоюродной сестре?
      – Мне кажется, это очень мило, – осторожно сказала Маргарет.
      – Когда я пришел, моя тетка была в панике. Она не позволила мне увидеть ее. Сказала, что я угадал – Катриона больна. Но я обошел дом и залез в окно. Она лежала в постели, свернувшись немыслимо плотным клубком. Я никогда не видел ничего… – Голос его прервался. – Я бросил цветы в окно.
      Ангус откашлялся, потом снова глотнул эля. Маргарет заметила, что руки у него дрожат.
      – Я позвал ее по имени, – сказан он, – но она не отозвалась. Я снова позвал и протянул руку, чтобы коснуться ее, но она передернулась и отпрянула, а потом глаза ее стали ясными, и она на мгновение превратилась в девочку, которую я так хорошо знал, и сказала: «Стань сильным, Ангус. Стань сильным ради меня». Через два дня она умерла. – Он поднял глаза, они были мрачными. – Наложила на себя руки.
      – Ох нет… – услышала Маргарет собственный голос.
      – Никто не сказал мне почему, – продолжал Ангус. – Наверное, они считали, что я слишком мал, чтобы узнать правду. Конечно, я знал, что она покончила с собой. Все это знали – церковь отказалась похоронить ее на освященной земле. Только много лет спустя я узнал все.
      Маргарет потянулась через стол, взяла его за руку и успокаивающе пожала ее.
      Когда Ангус заговорил снова, голос его звучал бодрее, почти как всегда.
      – Не знаю, насколько вы осведомлены в шотландской политике, но по нашей стране бродит много английских солдат. Нам говорят, что они здесь для того, чтобы сохранялся мир.
      Маргарет ощутила, как внутри нарастает тошнота.
      – Неужели кто-то из них… ее?..
      Он коротко кивнул:
      – Она всего лишь прошла от дома до деревни. Это было ее единственное преступление.
      – Как мне жаль, Ангус.
      – Она ходила этой дорогой всю жизнь. Только на этот раз кто-то заметил ее, решил, что она лакомый кусочек, и изнасиловал ее.
      – Ох, Ангус. Но вы ведь знаете, что это не ваша вина?
      Он снова кивнул:
      – Мне было девять лет. Что я мог сделать? Я даже не знал всей правды, пока мне не исполнилось семнадцать – столько же, сколько было Катрионе, когда она умерла. Но я пообещал себе, – в его глазах загорелась темная ярость, – я пообещал Всевышнему, что никогда не позволю, чтобы еще какую-то женщину оскорбили таким же способом.
      Он криво улыбнулся.
      – Я стал участником стольких стычек, что даже не удосужился запомнить, сколько их было. Благодарностей за свое вмешательство я получил не очень много, но думаю, что она, – его глаза устремились вверх, – думаю, что она благодарит меня.
      – Ох, Ангус, – сказала Маргарет совершенно искренне, – я уверена, что это так. И тоже вас благодарю. – Она поняла, что все еще держит его за руку, и снова сжала ее. – Я думаю, что толком еще не поблагодарила вас, но я действительно ценю то, что вы сделали для меня сегодня вечером. Если бы вы не пришли на помощь, я… мне даже не хочется думать, в каком состоянии я была бы сейчас.
      Он смущенно пожал плечами:
      – Ничего особенного. Благодарите Катриону.
      Маргарет еще раз сжала его руку.
      – Я буду благодарить Катриону за то, что она была вам таким хорошим другом, когда вы были маленьким, но вам я благодарна за то, что вы спасли меня сегодня вечером.
      Он поворошил еду, лежащую у него на тарелке, и проворчал:
      – Я сделал это с удовольствием.
      Она рассмеялась на его не очень-то любезный ответ.
      – Вы не привыкли, что вас благодарят? Но хватит об этом, кажется, я тоже должна ответить на ваш вопрос.
      Он поднял глаза:
      – Прошу прощения?
      – Вы предложили мне спросить вас о чем-нибудь. Я должна ответить любезностью на любезность.
      Он отмахнулся:
      – Вы не обязаны…
      – Нет, я настаиваю. Иначе это будет несправедливо с моей стороны.
      – Ну ладно. – Он немного подумал. – Вы огорчены, что ваша младшая сестра выходит замуж раньше, чем вы?
      Маргарет удивилась:
      – Я… Откуда вы знаете, что она выходит замуж?
      – Сегодня вечером вы упомянули об этом.
      – Да. Я… ну… должна сказать, что я очень люблю сестру.
      – Ваша преданность семье ясно видна во всем, что вы делаете, – спокойно проговорил Ангус.
      Она покрутила в руках салфетку.
      – Я очень беспокоюсь за свою сестру. Я хочу, чтобы она была по-настоящему счастлива.
      Ангус внимательно смотрел на нее. Она не лжет, но и правды не говорит.
      – Я знаю, что вы счастливы за свою сестру, – мягко сказал он. – Иначе и быть не может. Но о себе-то что вы думаете?
      – Я думаю… я думаю… – Она устало вздохнула. – Никто еще не спрашивал меня об этом.
      – Может, настало время спросить.
      Маргарет кивнула.
      – Я чувствую себя забытой. Я потратила столько лет на то, чтобы вырастить ее. Я посвятила этому всю свою жизнь и где-то по дороге забыла о себе. А теперь уже слишком поздно.
      – Вы говорите так, словно вы беззубая старая карга.
      – Да, но для мужчин Ланкашира я безнадежная старая дева. Когда они думают о возможных невестах, меня они исключают из их числа.
      – Значит, они глупы, и вам незачем иметь с ними дело.
      Она грустно улыбнулась:
      – Вы очень милы, Ангус Грин, как бы вы ни пытались это скрыть. Но правда в том, что люди видят то, что хотят видеть, а я столько времени была чем-то вроде дуэньи для Алисии, что привыкла к роли главы семейства. На балах я сижу среди матерей и боюсь, что там-то я и останусь на веки вечные. Возможно ли так радоваться из-за другого человека и так грустить из-за себя?
      – На это способны только самые великодушные люди. Остальные не знают, как можно быть счастливым за другого, если их собственные мечты не могут осуществиться.
      Слезинка кольнула глаз Маргарет.
      – Спасибо, – сказала она.
      – Вы замечательная женщина, Маргарет Пеннипейкер, и…
      – Пеннипейкер? – В комнату вбежал трактирщик. – Вы только что назвали ее Маргарет Пеннипейкер?
      У Маргарет перехватило дыхание. Ведь она знала, что попадется на этой дурацкой лжи. Она никогда не умела лгать и даже притворяться…
      Но Ангус спокойно посмотрел на Джорджа и сказал:
      – Это ее девичья фамилия. Я время от времени называю ее так из нежности.
      – Ну значит, вы женаты недавно, потому что тут из трактира в трактир ходит посланный и ищет ее.
      Маргарет резко выпрямилась:
      – Он еще здесь? Вы знаете, куда он пошел?
      – Сказал, что хочет спросить о вас в «Безумном зайце». – Джордж дернул головой вправо, а потом собрался уйти. – Это дальше по нашей улице.
      Маргарет встала так поспешно, что опрокинула стул.
      – Пошли, – сказала она Ангусу. – Нужно догнать его. Если он проверит все трактиры и не найдет меня, он уедет отсюда. И я никогда не получу этого письма, и…
      Ангус положил ей на плечо тяжелую успокаивающую руку.
      – Кто знает, что вы здесь?
      – Только мои домашние, – прошептала она. – Господи, вдруг с кем-то из них случилось что-то ужасное? Я никогда себе не прощу. Вы не понимаете, Ангус. Я за них в ответе, и я никогда не смогу себе простить, если…
      Он сжал ее руку, и почему-то от этого сердце у нее стало биться медленнее.
      – Почему бы нам не выяснить, что может сообщить этот посланный, а потом уже впадать в панику?
      Это «нам» почти успокоило Маргарет, что показалось ей крайне удивительным. Она поспешно закивала:
      – Верно. Ну пойдемте же.
      Он покачал головой:
      – Я хочу, чтобы вы остались здесь.
      – Нет, это невозможно. Я…
      – Маргарет, вы дама, путешествующая без сопровождающих, и… – Он увидел, что она собралась возразить, и продолжил: – Нет, только не говорите, что вы все можете. Я никогда в жизни не встречал женщин, которые все могут, но это еще не означает, что люди не попытаются воспользоваться вашей беззащитностью. Кто знает, на самом ли деле этот посланный тот, за кого себя выдает?
      – Но если это действительно посланный, он не отдаст письмо в ваши руки. Оно же адресовано мне.
      Ангус пожал плечами:
      – Тогда я приведу его сюда.
      – Нет, я не могу. Для меня невыносимо чувствовать свою бесполезность. Если я останусь здесь…
      – Мне так было бы легче, – прервал он ее.
      Маргарет судорожно сглотнула, пытаясь не обращать внимания на то, как тепло и заботливо прозвучал его голос. Почему этот противный тип такой славный? И почему ей не все равно, будет ли ему легче от ее решения?
      Но ей не все равно, черт бы его побрал!
      – Хорошо, – медленно проговорила она. – Но если вы не вернетесь через пять минут, я приду за вами.
      Он вздохнул:
      – Иисусе, виски и Роберт Брюс, неужели вы не можете дать мне десять минут?
      Она улыбнулась:
      – Ну хорошо, десять.
      Он весело указал пальцем на ее губы:
      – Вы усмехаетесь – значит, не сердитесь на меня.
      – Вы только принесите мне письмо, и я буду любить вас вечно.
      – Ох, ты. Ну ладно. – Он пошел к двери, остановился и сказал: – Проследите, чтобы Джордж никому не отдал мой кранахан.
      Маргарет заморгала, а потом ахнула. Господи, неужели она только что пообещала любить его вечно?
      Ангус вернулся на постоялый двор через восемь минут, неся в руке письмо. Убедить посланного отдать письмо оказалось делом нетрудным; Ангус сказал только – с определенной твердостью, – что он является покровителем мисс Пеннипейкер и что передаст ей письмо.
      Не лишним оказалось также и то, что Ангус был на добрый фут выше посланного.
      Маргарет сидела там, где он ее оставил, постукивая пальцами по столу и не обращая внимания на две большие миски с кранаханом, которые Джордж поставил перед ней.
      – Прошу вас, миледи, – весело сказал Ангус, подавая ей письмо.
      Она, должно быть, погрузилась в свои мысли, потому что вздрогнула и слегка помотала головой, а потом протянула руку за письмом.
      Оно действительно было из дома. Ангусу удалось получить эти сведения от посланного. Ангус не встревожился, потому что письмо было не срочным; посланный сообщил – когда Ангус еще раз спросил его, – что письмо очень важное, но что женщина, которая дала ему это письмо, не казалась сильно встревоженной.
      Он внимательно смотрел, как Маргарет дрожащими руками сломала печать. Ее зеленые глаза быстро пробежали по строчкам – дочитав письмо до конца, она несколько раз быстро моргнула, издала гортанный сдавленный звук и изумленно сказала:
      – Не могу поверить, что он это сделал.
      Ангус решил, что лучше соблюдать осторожность. По ее реакции нельзя было решить, собирается она закричать или заплакать. Поведение мужчин и лошадей предсказать нетрудно, но только Господь Бог может разобраться в ходе мыслей женщины.
      Он назвал ее по имени, и она в ответ швырнула ему два листочка бумаги.
      – Я убью его, – сказала она. – Если он еще жив, я непременно убью его.
      Ангус посмотрел на листочки.
      – Прочтите сначала конец, – с горечью сказала Маргарет. Он перевернул листок и принялся читать.
 
       Радерфорд-Хаус, Пэндл, Ланкашир
       Моя дорогая сестрица,
       это письмо доставил нам Хьюго Трамптон. Он сказал, что ему строго приказали не приносить его до тех пор, пока со времени твоего отъезда не пройдет целый день.
       Прошу тебя, не нужно ненавидеть Эдварда.
       Желаю удачи.
       Твоя любящая сестра Алисия Пеннипейкер.
 
      Ангус вопросительно поднял глаза:
      – Кто такой Хьюго Трамптон?
      – Лучший друг брата.
      – А-а… – Он взял второе письмо, которое было написано явно мужской рукой.
 
       Трамптон-Холл, близ Клайдеро, Ланкашир
       Моя дорогая Маргарет,
       с тяжелым сердцем пишу эти слова. Ты, конечно, уже получишь мою записку, в которой я сообщаю тебе о моем отъезде в Гретна-Грин. Если ты поступишь так, как я думаю, то уже будешь в Шотландии, когда прочтешь это письмо.
       Но я не в Шотландии, и у меня никогда не было намерений бежать туда. Я уезжаю завтра в Ливерпуль и поступаю в Королевский флот. Свою долю наследства я потрачу на покупку офицерского патента.
       Я знаю, ты никогда не хотела для меня такой судьбы, но теперь я взрослый человек и в качестве такового могу сам выбрать свое будущее. Я всегда знал, что создан для военной жизни; я с детства жаждал служить своей стране.
       Надеюсь, ты простишь мой обман, но я знал, что ты поедешь за мной в Ливерпуль, если узнаешь о моих истинных намерениях. Такое прощание осталось бы для меня мучительным воспоминанием на всю жизнь.
       Лучше поступить так, как я поступил.
       Твой любящий брат Эдвард Пеннипейкер.
 
      Ангус посмотрел в подозрительно блестящие глаза Маргарет:
      – У вас есть какие-нибудь идеи?
      – Никаких. – Голос ее при этом дрогнул. – Неужели вы думаете, что я пустилась бы в это безумное путешествие, если бы знала, что он уехал в Ливерпуль?
      – Что вы собираетесь делать дальше?
      – Вернусь домой, конечно. Что еще мне остается? Теперь он уже, наверное, на полпути к Америке.
      Это, конечно, было явным преувеличением, но Ангус решил, что она имеет на это право. В такой ситуации говорить в общем-то было не о чем, поэтому он пододвинул к ней миску с пудингом:
      – Поешьте кранахана.
      Маргарет посмотрела на миску:
      – Вы хотите, чтобы я поела?
      – Лучшего просто не придумаешь, Вы же не прикоснулись к хаггису.
      Она взяла ложку.
      – Неужели я такая ужасная сестра? Неужели я такой ужасный человек?
      – Конечно, нет.
      – Но почему ему захотелось заставить меня поехать в Гретна-Грин, лишь бы он мог спокойно уехать из дома?
      – Думаю, что вы горячо любимая сестра, – ответил Ангус, отправляя в рот кусок кранахана. – Зверски вкусно. Попробуйте.
      Маргарет погрузила ложку в кранахан, но ко рту ее не поднесла.
      – Что вы хотите сказать?
      – Он слишком любит вас, чтобы вынести мучительное расставание. И похоже, узнай вы о его истинных намерениях, вы оказали бы сильное сопротивление.
      Маргарет хотела было воскликнуть, что, разумеется, она оказала бы сопротивление, но вместо этого она только молча вздохнула. Что толку отстаивать свою точку зрения или объяснять, что она чувствует? Что сделано, то сделано, и изменить уже ничего нельзя.
      Она еще раз вздохнула и поднесла ложку к губам. Если она что-то и ненавидит, так это такие ситуации, в которых она ничего не может сделать.
      – Вы собираетесь есть пудинг или проводите научный эксперимент, как уравновесить ложку в воздухе?
      Маргарет заморгала, но прежде чем она успела ответить, у стола появился Джордж Маккаллум.
      – Нам нужно прибраться, – сказал он. – Я не хочу вас выгонять, но жена настаивает. – Он с усмешкой посмотрел на Ангуса: – Вы знаете, как это бывает.
      – Она еще не доела кранахан.
      – Возьмите миску к себе в спальню. Жаль будет, если еда пропадет.
      Ангус кивнул и встал.
      – Славная мысль. Ты готова, моя радость?
      Ложка выпала из руки Маргарет и шлепнулась в миску. Он назвал ее своей радостью?
      – Я… я… я…
      – Она меня так любит, – сообщил Ангус Джорджу, – что иногда теряет дар речи.
      Маргарет смотрела на него во все глаза, а он довольно пожал своими мощными плечами и сказал:
      – Что мне остается делать? Я ее подавляю.
      Джордж фыркнул, а Маргарет зашипела.
      – Будьте осторожны, – посоветовал трактирщик Ангусу, – иначе в результате вам придется мыть волосы лучшим кранаханом моей жены.
      – Хорошая мысль, – бросила Маргарет.
      Ангус засмеялся, встал и подал ей руку. Он почему-то понимал, что лучший способ отвлечь Маргарет от горестных мыслей – это заставить ее ощетиниться из-за новой шутки насчет того, какая она преданная жена. А если еще и упомянуть при этом младенца, она скорее всего вообще забудет о брате.
      Он уже приготовился было проехаться на эту тему, но заметил, что глаза у нее блестят от негодования, и отказался от своего намерения. В конце концов, неплохо подумать о собственной безопасности, а вид у Маргарет был такой, словно она готовится причинить ему телесное увечье – или по меньшей мере швырнуть в него миской с кранаханом.
      Но Ангус с радостью принял бы на себя пудинговый залп, если бы при этом Маргарет перестала думать о своем брате, пусть и ненадолго.
      – Пойдем, милая, – спокойно проговорил он. – Не будем мешать этому доброму человеку – ему нужно закрыть заведение на ночь.
      Маргарет кивнула и встала, крепко сжав губы. У Ангуса создалось впечатление, что она с трудом держит себя в руках и потому молчит.
      – Не забудь свой кранахан, – добавил он, указывая на ее миску и беря свою.
      – Вы лучше возьмите и ее миску, – усмехнулся Джордж. – Не нравится мне выражение ее глаз.
      Ангус принял совет и взял другую миску тоже.
      – Прекрасная мысль, дружище. Жене придется идти, не опираясь на мою руку, но, думаю, она справится?
      – Ох, да. Этой-то не требуется, чтобы мужчина указывал ей, куда идти. – Джордж подтолкнул Маргарет локтем и улыбнулся с видом заговорщика. – Но все равно это мило, да?
      Ангус увлек Маргарет из столовой, пока дело не дошло до смертоубийства.
      – Почему вы считаете необходимым то и дело подшучивать надо мной таким образом? – сердито спросила она.
      Ангус свернул за угол и подождал, пока она начнет подниматься по лестнице, а потом пошел следом.
      – Это отвлекает вас от мыслей о брате, ведь так?
      – Я… – Она от изумления раскрыла рот и посмотрела на него, словно никогда в жизни не видела человеческого существа. – А ведь это правда.
      Он с улыбкой протянул ей одну из мисок с пудингом и начал рыться в кармане в поисках ключа от комнаты.
      – Вы удивлены?
      – Тем, что вы делаете это ради меня? Нет.
      Ангус медленно обернулся. Ключ еще торчал в замке.
      – Я хотел спросить, удивились ли вы, что забыли о брате, но ваш ответ мне нравится больше.
      Маргарет задумчиво улыбнулась и дотронулась до его руки:
      – Вы хороший человек, сэр Ангус Грин. Иногда невыносимый… – Она чуть было не фыркнула, увидев его притворно-сердитый взгляд. – Нет, по большей части невыносимый, если уж быть точной, но все равно хороший.
      Он толкнул дверь и поставил миски с кранаханом на стол.
      – Пожалуй, мне следовало предоставить вам возможность выйти из себя и дать вам перерезать мне горло?
      – Да нет. – Она устало вздохнула и села на кровать; еще одна прядь ее длинных каштановых волос выскользнула из прически и упала на плечо. Ангус смотрел на нее, и сердце у него ныло. Маргарет казалась такой маленькой и беззащитной, такой ужасно грустной. Этого он не мог вынести.
      – Маргарет, – сказал он, садясь рядом с ней, – вы сделали все, что могли, чтобы вырастить брата… сколько на это ушло лет?
      – Семь.
      – Теперь пришло время позволить ему стать взрослым и самому принимать решения – правильные и неправильные.
      – Вы же сами сказали, что юноша в восемнадцать лет не знает себя.
      Ангус подавил вздох. Самая противная вещь на свете – это когда тебе припоминают твои же слова.
      – Мне бы не хотелось, чтобы он женился в таком возрасте. Господи, ведь если бы он сделал неправильный выбор, ему бы пришлось всю жизнь жить с ним – то есть с ней!
      – А если он сделал неправильный выбор, поступив во флот, сколько времени ему придется жалеть об этом? – Маргарет подняла к нему лицо. Глаза на этом лице казались невероятно большими. – Он ведь может погибнуть, Ангус. Где-нибудь какой-нибудь глупый человек захочет подраться с каким-нибудь другим глупым человеком, а моего брата пошлют это улаживать.
      – Маргарет, любой из нас может умереть хоть завтра. Я могу выйти из этого трактира, и меня забодает бешеная корова. Вы можете выйти из этого трактира, и вас убьет молнией. Нельзя жить и бояться таких вещей.
      – Да, но мы можем свести риск к минимуму.
      Ангус поднял руку, чтобы провести ею по своим жестким волосам – он часто повторял этот жест, когда уставал или был раздражен. Но почему-то его рука двинулась слегка влево, и он коснулся волос Маргарет. Они были прямые и тонкие, шелковистые на ощупь, и их, оказывается, было гораздо больше, чем ему представлялось сначала. Шпильки, поддерживающие прядь, выпали, и волосы каскадом упали ему на руку.
      Прикосновение этих волос доставляло ему истинное наслаждение. Оба сидели, затаив дыхание.
      Взгляды их встретились. Зеленые глаза встретились с темными, совершенно черными глазами. Никто не сказал ни слова, но Ангус наклонился вперед, медленно сокращая разделяющее их расстояние, и оба поняли, что сейчас произойдет.
      Он ее поцелует.
      И она не будет противиться.

      Он прикоснулся к ее губам очень легко. Если бы он прижал Маргарет к себе, впился бы в ее губы, она, быть может, и оттолкнула бы его, но эта легкая, как перышко, ласка покорила ее душу.
      Внезапно Маргарет охватило странное чувство – как будто тело, которое принадлежало ей двадцать четыре года, больше ей не принадлежит. Кожа словно натянулась, сердце чего-то страстно ждало, а руки… ах, как хотелось ее рукам прикоснуться к тому, кто ее целовал.
      Она знала, что он горячий, что мышцы у него как у статуи, а не как у человека, ведущего сидячий образ жизни. Он мог бы уничтожить ее одним ударом кулака… и почему-то при мысли об этом она испытывала восторженный трепет… быть может, потому, что теперь он обнимал ее так осторожно, с таким уважением.
      Она на миг отодвинулась, чтобы заглянуть ему в глаза. В них пылала жажда чего-то ей неведомого, но она поняла, чего он жаждет.
      – Ангус, – прошептала она и подняла руку, чтобы погладить его по загрубевшей щеке. Его темная щетина, густая и жесткая, была совершенно не похожа на щетинку ее брата в тех редких случаях, когда она видела его небритым.
      Ангус накрыл рукой ее руку, а потом слегка повернул голову и коснулся губами ладони. Она видела его глаза над кончиками своих пальцев. И эти глаза задавали вопрос и ждали ее ответа.
      – Как это могло случиться? – прошептала она. – Я никогда… я никогда не хотела…
      – А теперь хотите, – тоже шепотом ответил он. – Теперь вы хотите меня.
      Она кивнула, изумленная его предположением, но не в состоянии солгать. Он смотрел на нее, и его глаза проникали, казалось, прямо ей в душу, это было необыкновенно. Она поняла, что в этот момент никакая ложь между ними невозможна. Не в этой комнате, не в эту ночь.
      Она облизнула губы.
      – Я не могу…
      Ангус коснулся пальцем ее губ.
      – Не можете?
      От его насмешливого тона ее сопротивление растаяло, и она припала к нему, отдалась его сильным объятиям. Больше всего ей хотелось отбросить все свои принципы, все идеалы и нравственные ценности, которым она хранила верность до сих пор. Она могла бы сейчас забыть, кто она такая, забыть обо всем, что ей дорого, и остаться с этим человеком. Она перестала бы быть Маргарет Пеннипейкер, сестрой и опекуншей Эдварда и Алисии Пеннипейкер, дочерью покойных Эдмунда и Кэтрин Пеннипейкер. Она перестала бы быть девушкой, которая носит пищу беднякам, каждое воскресенье посещает церковь и каждую весну засаживает цветами аккуратные ровные грядки в своем саду.
      Она могла бы перестать быть той, которой была, и стать, наконец, женщиной.
      Искушение было очень сильным.
      Ангус провел загрубевшим пальцем по ее сдвинутым бровям.
      – Какая вы серьезная, – пробормотал он и коснулся губами ее лба. – Я хочу разгладить поцелуями эти морщинки, прогнать ваши тревоги.
      – Ангус, – быстро сказала она, чтобы успеть высказаться прежде, чем утратит способность соображать, – есть вещи, сделать которые я не могу. Вещи, которые мне хочется сделать или мне кажется, что хочется. Я не уверена, потому что никогда этого не делала, но я не могу… Почему вы улыбаетесь?
      – Разве?
      Вот пройдоха, ведь знает же, что улыбается. Он беспомощно пожал плечами:
      – Это только потому, что я никогда не встречал человека, настолько сбитого с толку, как вы, Маргарет Пеннипейкер, и настолько при этом очаровательного.
      Она собралась было возразить, потому что не знала, понимать ли его слова в хвалебном смысле, но он положил палец ей на губы.
      – Ах-ах-ах, – сказал он. – Теперь помолчите и выслушайте меня. Я собираюсь поцеловать вас, вот и все.
      Сердце у нее воспарило и тут же рухнуло.
      – Только поцеловать?
      – Нет, это никак не может быть просто поцелуем.
      От его слов ее бросило в дрожь, она подняла голову и протянула к нему губы.
      Ангус шумно втянул в себя воздух и посмотрел на ее губы, словно в них заключались все искушения ада и все райское блаженство. Он поцеловал ее еще раз, но на этот раз уже не сдерживал себя. Его губы вовлекли ее в алчный, властный танец желания и страсти.
      Он понимал, что нужно действовать медленно, и как бы тело его ни кричало от вожделения, он знал, что эта ночь ничем не кончится. Но он не мог отказать себе в удовольствии ощутить ее маленькое тело под собой и опустил ее на кровать, не отрывая от Маргарет своих губ.
      Он собирался только поцеловать ее, раз уж ему ничего другого не остается, а потом будь он проклят, если этот поцелуй не продлится всю ночь.
      – Ох, Маргарет, – простонал он, проводя рукам по ее стану, бедрам. – Моя милая Маргарет…
      Он осекся и поднял голову. И спросил, усмехнувшись кривой мальчишеской улыбкой:
      – Можно, я буду называть вас Мегги? Маргарет – это так трудно произносить.
      Она смотрела на него, тяжело дыша, не в состоянии что-либо сказать.
      – Маргарет, – продолжал он, проводя пальцем по ее щеке, – это такая женщина, которую мужчина хочет иметь рядом с собой. А вот Мегги… Мегги мужчине хочется иметь под собой.
      Понадобилась восьмая доля секунды, чтобы она сказала:
      – Вы можете называть меня Мегги.
      Он нашел губами ее ухо, его руки обняли ее.
      – Добро пожаловать в мои объятия, Мегги.
      Она вздохнула, глубже уйдя в матрас от этого движения, и отдалась моменту, мерцанию свечи и сладкому запаху кранахана, отдалась сильному и властному человеку, покрывающему ее своим телом.
      Его губы скользнули по ее шее, потом ниже, туда, где шея переходит в плечо. Кожа у нее казалась очень светлой рядом с черной шерстью его рубашки. Теперь от рубашки много дней будет пахнуть Маргарет, а потом, когда запах выветрится, достаточно будет вспомнить об этом моменте, чтобы бросило в жар.
      Ангус расстегнул несколько пуговок, чтобы обнажить самое начало впадинки между ее грудями. На самом деле то была не более чем тень, смутное темное пятно, которое намекало на чудеса, находящиеся ниже, но даже этого было достаточно, чтобы по жилам пробежал огонь, чтобы тело напряглось.
      Еще две пуговки высвободились из петель, и Ангус провел губами по обнаженной коже, не переставая шептать:
      – Это только поцелуй. Только поцелуй.
      – Только поцелуй, – как-то странно, с придыханием повторила Маргарет.
      – Только поцелуй, – согласился он, расстегивая еще одну пуговку, чтобы можно было поцеловать всю глубокую впадинку между грудями. – Я все еще только целую вас.
      – Да, – простонала она. – О да. Продолжайте целовать меня.
      Он расстегнул все пуговицы, обнажив ее маленькие, но изящно округлые груди.
      – Господи, Мегги, на мне эта рубашка никогда не выглядела так хорошо.
      Под его пылким взглядом Маргарет слегка напряглась. Он смотрел на нее, словно она была каким-то неведомым и дивным существом, словно она обладала чем-то таким, чего он никогда не видел раньше. Если он прикоснется к ней, будет ее ласкать или хотя бы поцелует, она растает в его объятиях и потеряет себя в этом моменте страсти. Но пока он просто смотрит на нее, а она смущенно сознает, что совершает что-то такое, что совершить ей никогда не приходило в голову.
      Она знает этого человека всего несколько часов, и при этом…
      У нее перехватило дыхание, она прикрылась и сказала:
      – Что я наделала!
      Ангус поцеловал ее в лоб.
      – Не нужно ни о чем жалеть, моя милая Мегги. Что бы вы ни чувствовали, нельзя, чтобы среди этих чувств было сожаление.
      Мегги. Мегги не подлежит осуждению со стороны общества просто потому, что ее так воспитали. Мегги ищет собственную судьбу и собственные наслаждения.
      Маргарет едва заметно улыбнулась и опустила руки. Наверное, Мегги не легла бы с мужчиной до венчания, но момент страсти она, конечно, может себе позволить.
      – Вы такая красивая, – прорычал Ангус; последний слог он произнес неотчетливо, потому что губы его обхватили ее сосок. Он ласкал её губами, он высказывал свое обожание всеми способами, доступными мужчине.
      И тут, когда Маргарет почувствовала, что последние нити ее сопротивления рвутся, он глубоко, с усилием втянул в себя воздух и закрыл ее наготу полами своей рубашки.
      Целую минуту он держал полы вместе, тяжело дыша, устремив взгляд на какое-то пятно на стене. Лицо у него было почти измученное, и неопытному взгляду Маргарет показалось, что ему больно.
      – Ангус! – нерешительно окликнула она. Она не знала, о чем его нужно спросить, поэтому ограничилась только именем.
      – Погодите минутку. – Голос его звучал хрипловато, но почему-то Маргарет поняла, что он на нее не сердится. Она помолчала. Потом он снова повернул к ней голову и сказал: – Мне нужно покинуть эту комнату.
      – Вот как? – удивилась она.
      Он коротко кивнул, оторвался от нее и двумя длинными шагами подошел к двери. Он схватился за дверную ручку, но прежде чем открыть дверь, обернулся, собрался что-то сказать…
      …но слова тут же замерли на его губах.
      Маргарет проследила за направлением его взгляда и увидела, что взгляд этот устремлен на нее. Боже мой, когда он отпустил полы рубашки, рубашка соскользнула с нее. Маргарет снова сдвинула полы, радуясь, что в тусклом свете свечи не видно, как она вспыхнула от стыда.
      – Заприте за мной дверь, – велел он.
      – Да, конечно, – сказала она, вставая. – Вы заприте, а ключ возьмите с собой. – Она одной рукой шарила по столу, а другой придерживала ворот рубашки.
      Он покачал головой:
      – Ключ оставьте при себе.
      Она шагнула к нему.
      – Оставить при себе… вы что, с ума сошли? Как вы войдете сюда?
      – Никак не войду. В этом-то все и дело.
      Маргарет несколько раз открыла рот, потом закрыла и сказала:
      – Где же вы будете спать?
      Ангус наклонился к ней, от его близости на нее пахнуло жаром.
      – Я не буду спать. В этом-то вся сложность.
      – Ох. Я… – Маргарет была не настолько невинна, чтобы не понять, о чем речь, но, конечно, не была настолько опытна, чтобы понять, как нужно отвечать в такой ситуации. – Я…
      – Интересно, там опять дождь? – спросил он.
      Маргарет заморгала от такой быстрой перемены разговора. Она наклонила голову набок, прислушиваясь к легкому шороху дождя по крыше.
      – Я… да, кажется, дождь.
      – Хорошо. Лучше, чтобы было холодно.
      И с этими словами он нетвердой походкой вышел из комнаты.
      Маргарет постояла с минуту, окаменев от изумления, после чего подбежала к двери и высунула голову в коридор – как раз вовремя, чтобы увидеть, как высокая фигура Ангуса исчезает за углом. Маргарет немного задержалась в дверях, не понимая, в сущности, чему она так удивляется – тому ли, что он ушел так неожиданно? Или тому, что она позволила ему вольности, какие никогда не позволила бы никому, кроме мужа?
      В действительности же дело было в том, что она просто понятия не имела, что такие вольности вообще существуют.
      Или, может быть, подумала она в смятении, может быть, на нее и впрямь подействовало ошеломляюще, что он был так… да, так восхитителен, она даже не заметила, как эта рубашка сползла с нее, что ее груди торчали напоказ всему свету.
      Или хотя бы напоказ Ангусу…
      Маргарет вздрогнула и закрыла дверь. Потом немного подумала и заперлась. Об Ангусе она не волновалась. Он, должно быть, в дурном настроении, но никогда и пальцем ее не тронет.
      Маргарет не понимала, откуда она это знает. Знает, и все тут.
      Но никто не знает, какие головорезы и идиоты могут встретиться на постоялом дворе, особенно в Гретна-Грин, который, как ей казалось, видел больше идиотов, чем положено одному городу, поскольку сюда все бегут венчаться.
      Маргарет вздохнула и топнула ногой. Что же делать? Что же делать? Тут в животе у нее забурчало, и она вспомнила, что кранахан все еще стоит на столе. – Почему бы не съесть его? Пахнет он восхитительно. Она села и принялась за еду.
      Ангус вернулся на постоялый двор через несколько часов, он озяб, промок и чувствовал себя так, словно был в сильном подпитии. Дождь, конечно, пошел снова, поднялся ветер, и пальцы походили на сосульки, примерзшие к плоским снежкам, в которые превратились кисти рук.
      Ангус не очень владел замерзшими ногами, и пришлось сделать несколько попыток, прежде чем он сумел подняться на верхний этаж трактира. Он прислонился к двери своей комнаты, поискал ключ, потом вспомнил, что не взял его с собой, повернул дверную ручку и, когда дверь не открылась, раздраженно заворчал.
      Иисусе, виски и Роберт Брюс, зачем он велел ей запереть дверь? Неужели он действительно так сомневался в своем умении владеть собой? В таком состоянии он никак не мог бы взять ее силой. Нижняя часть тела до того замерзла, что он, наверное, не прореагировал бы, даже если бы она открыла ему дверь, в чем мать родила.
      Впрочем, если бы она была совершенно голая…
      Ангус попытался представить себе эту картину.
      Дверная ручка повернулась. Он ввалился в комнату и растянулся на полу.
      И поднял голову. Маргарет быстро моргала, рассматривая его.
      – Вы что, стояли, прислонившись к двери? – спросила она.
      – Ясное дело.
      – Вы же велели мне запереть ее.
      – Вы славная женщина, Маргарет Пеннипейкер. Обязательная и надежная.
      Маргарет сузила глаза:
      – Вы пьяны?
      Он покачал головой, в результате чего стукнулся скулой о пол.
      – Просто замерз.
      – Вы что же, пробыли на улице все это… – Она потрогала его щеку. – Господи, да вы же совсем замерзли!
      Он пожал плечами:
      – Да, там снова пошел дождь.
      Она сунула руки ему под мышки и попыталась поднять.
      – Встаньте. Встаньте же. Нужно снять с вас все мокрое.
      Он послал ей обезоруживающую улыбку. Голова его при этом замоталась из стороны в сторону.
      – В другое время и при другой температуре я пришел бы в восторг от этих слов.
      Маргарет снова попыталась поднять его и тяжело вздохнула. Ей не удалось сдвинуть его с места ни на дюйм.
      – Ангус, прошу вас. Вы должны попытаться встать. Вы, наверное, в два раза тяжелее меня.
      Он окинул взглядом ее фигуру:
      – Сколько в вас, семь стоунов?
      – Не думаю. Неужели я кажусь такой субтильной? А теперь умоляю вас, только встаньте на ноги, а я уложу вас в постель.
      Он вздохнул:
      – Вот еще одна фраза, которую мне очень хотелось бы понять на свой лад.
      – Ангус!
      Он с трудом поднялся, в значительной мере при помощи Маргарет.
      – Почему это, – задумчиво сказал он, – я получаю такое удовольствие от того, что вы меня браните?
      – Возможно, потому что вы получаете удовольствие от того, что раздражаете меня.
      Он почесал подбородок, который уже полностью зарос темной щетиной.
      – Наверное, вы правы.
      Маргарет не обращала на него внимания, она сосредоточилась на самом безотлагательном в данный момент деле. Если она уложит его на кровать в таком виде, промокнут все простыни.
      – Ангус, – сказала она, – вам нужно надеть что-то сухое. Я подожду за дверью, пока вы…
      Он покачал головой:
      – У меня больше нет никакой одежды.
      – А куда она подевалась?
      – Она на вас.
      Маргарет проговорила нечто совершенно не подходящее леди.
      – Вы правы, – сказал он с таким видом, словно сделал очень важное открытие. – Мне действительно доставляет удовольствие раздражать вас.
      – Ангус!
      – Ну ладно, буду серьезным. – Он изобразил, каких усилий ему стоит казаться хмурым. – Чего вы хотите?
      – Я хочу, чтобы вы разделись и легли в постель.
      Лицо его посветлело.
      – Прямо сейчас?
      – Конечно, нет. Я выйду на минутку, а когда вернусь, надеюсь, что вы уже будете лежать в постели, укрывшись до подбородка.
      – А вы где будете спать?
      – Нигде. Я буду сушить ваше платье.
      Он повертел головой:
      – У какого очага?
      – Сойду вниз.
      Он выпрямился так, что Маргарет больше не нужно было поддерживать его.
      – Вы не можете спуститься вниз одна среди ночи.
      – Но не могу же я высушить ваше платье на свечке!
      – Я пойду с вами.
      – Вы же будете голый.
      Что бы он ни намеревался сказать – а Маргарет была уверена по его возмущенно вздернутому подбородку, что он собирается что-то сказать, – все это потонуло в громком потоке необычайно разнообразных ругательств. Наконец, перебрав все богохульства, которые она когда-либо слышала, а также множество таких, которые были для нее внове, Ангус проворчал:
      – Подождите здесь, – и вышел из комнаты.
      Он появился через три минуты. Он открыл дверь пинком ноги и выложил на пол примерно три дюжины свечей. Одна свеча еще дымилась.
      Маргарет хотела подождать, пока настроение его не улучшится, но поскольку очень быстро выяснилось, что в ближайшем будущем оно не изменится, она спросила:
      – Где вы все это взяли?
      – Скажем так – когда обитатели «Славного малого» проснутся, утро будет очень темное.
      Маргарет решила не ставить ему на вид, что было далеко за полночь, утро уже началось. Но ей стало совестно, и она сказала:
      – В это время года по утрам действительно бывает темно.
      – Я оставил парочку на кухне, – проворчал Ангус, а потом, не предупредив ее ни единым словом, начал стягивать с себя рубашку.
      Маргарет с воплем выскочила из комнаты. Черт бы его побрал, ведь он же знает, что следует подождать, пока она не выйдет из комнаты, а потом уже раздеваться догола. Она выждала целую минуту, потом прибавила еще тридцать секунд – ведь он очень озяб, а онемевшими пальцами управиться с пуговицами довольно трудно.
      Потом собралась с духом и постучала в дверь.
      – Ангус! – окликнула Маргарет. – Вы в постели? – А потом, не дожидаясь ответа, прищурилась и добавила: – И натянули на себя одеяло?
      Ответ его был неразборчивым, но явно утвердительным, она повернула ручку и толкнула дверь.
      Дверь не открылась.
      Ее охватил панический страх. Не мог же он запереть дверь. Он ни за что не сделал бы этого, а сами двери не запираются.
      Она слегка постучала по дереву.
      – Ангус! Ангус! Я не могу открыть дверь!
      Послышались шаги.
      – Что случилось?
      – Дверь не открывается.
      – Я ее не запирал.
      – Я знаю. Наверное, что-то заело.
      Она услышала его смех, отчего ее охватило непреодолимое желание топнуть ногой – желательно по его ноге.
      – Это становится интересным, – сказал он.
      Желание причинить ему боль стало еще сильнее.
      – Маргарет! – позвал он. – Вы еще здесь?
      Она на мгновение закрыла глаза и втянула воздух сквозь сжатые зубы.
      – Вы намерены помочь мне открыть дверь?
      – Я, как вы понимаете, голый.
      Она вспыхнула. Ангус не мог видеть ее реакции, но Маргарет все равно вспыхнула.
      – Маргарет!
      – Вероятно, при виде вас я ослепну, – съязвила она. – Вы намерены помочь, или мне придется самой ломать дверь?
      – Это будет стоящее зрелище. Я бы заплатил круглую сумму, лишь бы…
      – Ангус!
      Он снова фыркнул, и этот густой теплый звук проник сквозь дверь и пробрал ее до костей.
      – Ладно, – сказал он. – Когда я досчитаю до трех, толкайте дверь изо всех сил.
      Маргарет кивнула, потом вспомнила, что он не видит ее, и сказала:
      – Хорошо.
      – Один… два…
      Она крепко зажмурилась.
      – Три!
      Она едва не ударилась о дверь всем телом, но, наверное, он потянул дверь на себя еще раньше, потому что Маргарет только слегка коснулась ее плечом, а потом ввалилась в комнату и упала на пол.
      Каким-то чудом ей удалось все это время не открыть глаза.
      Она услышала, как в двери щелкнул замок, а потом почувствовала, что Ангус наклонился над ней.
      – Вы не ушиблись? – спросил он. Она прижала руку к глазам.
      – Идите в постель!
      – Не волнуйтесь. Я прикрылся.
      – Я вам не верю.
      – Клянусь. Я обмотался простыней.
      Маргарет развела два пальца так, что получилась очень узкая смотровая щель, и смогла рассмотреть, что он обмотан чем-то белым. Она встала и демонстративно повернулась к нему спиной.
      – Вы трудная женщина, Маргарет Пеннипейкер, – сказал он, но она услышала, что шаги его удаляются по направлению к кровати.
      – Вы легли?
      – Да.
      – Вы натянули на себя одеяло?
      – До подбородка.
      По его голосу Маргарет поняла, что он улыбается, и как ни была она расстроена, это подействовало заразительно. Уголки ее губ приподнялись, и ей пришлось приложить некоторые усилия, чтобы голос ее прозвучал сурово.
      – Теперь я поворачиваюсь.
      – Прошу вас.
      – Если вы мне солгали, я никогда вам этого не прощу.
      – Иисусе, виски и Роберт Брюс, да вы только повернитесь.
      Она повернулась. Он действительно натянул на себя одеяло – не до самого подбородка, но достаточно высоко.
      – Заслужил ли я ваше одобрение?
      Она кивнула.
      – Где ваша мокрая одежда?
      – На стуле.
      Проследив за направлением его взгляда, она обнаружила груду мокрой одежды, а потом принялась зажигать принесенные им свечи.
      – Это будет невероятно смешным занятием, – пробормотала она. Ей требовалось нечто вроде большой вилки, на которой поджаривают хлеб в камине, чтобы распялить на ней одежду. Без такой вилки она вполне может поджечь свою юбку, или руки, или…
      Ход ее мыслей прервала капля горячего воска, упавшая на руку. Маргарет быстро сунула обожженный палец в рот.
      Ангус ни за что не уснет, когда горит столько свечей. В комнате стало светло, как днем.
      Она обернулась, готовая указать на недостаток своего плана, но слова замерли у нее на губах.
      Он уснул.
      Маргарет некоторое время смотрела на непослушные волосы, падающие ему на лоб, на длинные ресницы. Простыня немного сползла с него, открыв взглядам мускулистую грудь, слегка поднимающуюся и опускающуюся при дыхании.
      Она никогда не видела человека, который был бы так великолепен во время сна.
      Прошло много времени, прежде чем она снова повернулась к своим свечам.
      К утру Маргарет высушила всю одежду, задула свечи и уснула. Когда Ангус проснулся, он обнаружил ее, примостившуюся рядом с кроватью. Его свернутая куртка лежала у Маргарет под головой вместо подушки.
      Он осторожно поднял ее и положил на кровать, натянул одеяло ей до подбородка и подоткнул его вокруг ее хрупких плеч. Потом уселся на стул рядом с кроватью и долго смотрел, как она спит.
      Он решил, что это самое прекрасное утро из всех, что он помнит.

      Наутро Маргарет проснулась именно так, как просыпалась всегда, – мгновенно.
      Она села, поморгала глазами, чтобы прогнать сон, и поняла три вещи. Первое – она лежит в постели. Второе – Ангуса в ней, то есть в постели, нет. Третье – его вообще нет в комнате.
      Маргарет спрыгнула с кровати, скривилась при виде непоправимо измятых юбок и подошла к столу. Пустые миски из-под кранахана все еще стояли там, а под двумя крепкими оловянными ложками лежал сложенный лист бумаги. Бумага была помятой, этот кусок явно оторвали от большего листа. Маргарет подумала, что Ангусу, вероятно, пришлось обшарить весь трактир, чтобы найти этот обрывок.
      Она развернула его, разгладила и прочла:
       Ушел завтракать. Скоро вернусь.
      Подписи не было. Но это не имеет значения, думала Маргарет, разыскивая в комнате что-нибудь такое, чем можно было бы причесаться. От кого еще могла она получить записку?
      Маргарет улыбнулась, глядя на уверенный почерк. На этих строчках лежал отпечаток сильной личности.
      Ничего похожего на расческу она не нашла и поэтому прибегла к помощи пальцев. Потом подошла к окну, раздернула занавески и посмотрела наружу. Появилось солнце, лазурное небо было испещрено нежными облачками. Прекрасная погода.
      Маргарет покачала головой и, вздохнув, опустила раму, чтобы подышать свежим воздухом. Итак, она в Шотландии – хотя, как выяснилось, никаких причин приезжать сюда у нее не было – денег нет, одежда испачкана так, что привести ее в порядок нет никакой возможности, и когда она вернется домой, от ее репутации, вероятно, ничего не останется.
      Но сегодня прекрасная погода.
      Городок уже просыпался. Молодая семья перешла улицу и вошла в лавочку; потом Маргарет увидела еще одну пару, которая явно только что прибыла в Гретна-Грин, чтобы обвенчаться. Тогда она принялась считать все молодые пары, которые входили в трактир и выходили из него.
      Она не знала, смеяться ей или хмуриться. В таком количестве тайных венчаний не было ничего хорошего, но все же вчерашний вечер разбудил в ее душе какую-то романтическую струнку. Может быть, кое-кто из этих новобрачных не был полным идиотом, как считала она еще накануне. Вполне разумно можно предположить, что у некоторых из них были серьезные основания бежать венчаться в Шотландию.
      Она попыталась определить, у кого из этих молодых женщин была злобная мачеха, когда громоподобный вопль сотряс дом. Маргарет посмотрела вниз и увидела, что на улицу выбежал Ангус.
      – А-анна-а!
      Маргарет ахнула. Его сестра!
      Ну конечно – высокая черноволосая девушка стояла на другой стороне улицы рядом со щеголеватым экипажем. Анна испуганно попыталась спрятаться за этим экипажем.
      – Иисусе, виски и Роберт Брюс, – прошептала Маргарет. Если она не спустится вниз сию же минуту, Ангус, чего доброго, убьет свою сестрицу. Или уж точно напугает ее до потери сознания.
      И, подобрав юбки, Маргарет бросилась вон из комнаты.
      Ангус пребывал в обоснованно хорошем настроении. Тихонько насвистывая, он готовился подать Маргарет настоящий шотландский завтрак. Конечно, там будет овсянка и настоящие шотландские лепешки из ячменной муки, но Ангусу хотелось, чтобы Маргарет попробовала еще и восхитительную шотландскую копченую рыбу.
      Джордж сказал, что для этого придется сходить в рыбную лавку на той стороне улицы и купить лососины, и Ангус, предупредив трактирщика, что скоро вернется, открыл дверь на улицу.
      Он еще не успел выйти из дома, когда увидел его – свой экипаж. Который, запряженный двумя его лучшими лошадьми, стоял как ни в чем не бывало на другой стороне улицы.
      – А-анна-а!
      Из-за угла экипажа высунулась голова его сестры. Рот ее раскрылся от ужаса, и Ангус увидел, что она выговорила его имя.
      – Анна Грин, – заорал он, – ни шагу дальше!
      Она застыла на месте. Он ринулся через улицу.
      – Ангус Грин! – раздалось у него за спиной. – Ни шагу дальше!
      Он застыл на месте.
      Неужели Маргарет?
      Анна снова высунулась из-за экипажа, ужас в ее глазах уступил место любопытству.
      Ангус обернулся. К нему бежала Маргарет с изяществом и легкостью коровы. Она, как всегда, полностью сосредоточилась на одном объекте. К несчастью, на сей раз этим объектом был он.
      – Ангус, – сказала она тем своим небрежным тоном, который почти убедил его в том, что она знает, о чем говорит, – вы не намерены совершать никаких необдуманных поступков.
      – Я не намерен совершать никаких необдуманных поступков, – сказал он, как ему показалось, с терпением святого. – Я просто намеревался удушить ее.
      Анна ахнула.
      – Он шутит, – торопливо пояснила Маргарет. – Он очень беспокоился о вас.
      – Кто вы? – спросила Анна.
      – Я говорю серьезно! – закричал Ангус. Он ткнул в сестру пальцем. – Ну вы и наделали дел, юная леди.
      – Нужно же ей когда-нибудь стать взрослой, – сказала Маргарет. – Вспомните, что вы сказали мне вчера вечером об Эдварде.
      – Кто это – Эдвард? – обратилась Анна к брату.
      – Эдвард убежал из дома, чтобы поступить во флот, – рявкнул Ангус, – а не для того, чтобы осуществить дурацкую мечту побывать в Лондоне.
      – Ох, а мне-то казалось, что Лондон лучше, чем флот, – насмешливо сказала Маргарет. – По крайней мере, ей не прострелит руку какой-нибудь меткий португальский стрелок. И потом, сезон в Лондоне – это вовсе не дурацкая мечта. Во всяком случае, для девушки в ее возрасте.
      Лицо Анны явно посветлело.
      – Вы только посмотрите на нее. – Ангус махнул рукой в сторону сестры, глядя при этом на Маргарет. – Посмотрите, как она хороша. Ведь за ней будет гоняться каждый лондонский повеса. А мне придется отгонять их палкой.
      Маргарет повернулась к сестре Ангуса. Она действительно была очень хороша собой, с такими же густыми черными волосами и темными глазами, что и у брата. Но она вовсе не была красавицей в классическом смысле слова. Такой она была только в глазах Ангуса.
      До этого мгновения Маргарет не понимала, как любит Ангус свою сестру. Она положила руку ему на плечо.
      – Может быть, пора дать ей повзрослеть, – мягко сказала она. – Вы, кажется, сказали, что у вас есть в Лондоне двоюродная тетка? Анна будет там не одна.
      – Тетя Гертруда уже написала, что я могу пожить у нее, – сказала Анна. – Она сказала, что с удовольствием поживет со мной. Ей, наверное, одиноко.
      Ангус вздернул подбородок, как разъяренный бык:
      – Оставь свои выдумки насчет тети Гертруды. Ты хочешь поехать в Лондон потому, что хочешь поехать в Лондон, а не потому, что беспокоишься о тете Гертруде.
      – Конечно, я хочу поехать в Лондон. Я никогда не говорила, что не хочу этого. Я только пытаюсь объяснить, что от этого будет лучше и тете Гертруде, а не мне одной.
      Ангус сердито посмотрел на нее, она сердито посмотрела на Ангуса, и у Маргарет просто дух захватило – до чего походили в этот момент друг на друга брат и сестра. К несчастью, вид у них был такой, словно они могут взорваться в любую минуту, поэтому Маргарет проворно встала между ними, подняла глаза (Анна была на добрых шесть дюймов выше ее, а Ангус возвышался над ней более чем на фут) и сказала:
      – Это очень мило с вашей стороны, Анна. Ангус, вам не кажется, что Анна права?
      – Так вы на чьей стороне? – проревел Ангус.
      – Я ни на чьей стороне. Я просто пытаюсь быть разумной. – Маргарет отвела его в сторону и тихо проговорила: – Ангус, это точно такая же ситуация, относительно которой вы давали мне советы вчера вечером.
      – Это совсем другая ситуация.
      – Почему же?
      – Ваш брат – мужчина. Моя сестра – всего лишь девушка.
      Маргарет гневно взглянула на него:
      – И что с того? Я тоже «всего лишь девушка».
      – Конечно, нет. Вы… вы… – Он взволнованно поискал нужное слово в воздухе. – Вы Маргарет.
      – Почему, – медленно проговорила она, – почему это звучит как оскорбление?
      – Это вовсе не оскорбление, – резко ответил он. – Я просто делаю комплимент вашему уму. Вы не похожи на других женщин. Вы… вы…
      – Тогда, значит, вы оскорбили вашу сестру.
      – Да, – пискнула Анна, – ты меня оскорбил.
      Ангус круто повернулся:
      – А ты не подслушивай.
      – Бога ради, – фыркнула Анна. – Ты говоришь так громко, что тебя слышно даже в Глазго.
      – Ангус, – сказала Маргарет, скрестив руки, – вы полагаете, что ваша сестра – умная девушка?
      – Полагал, пока она не сбежала из дома.
      – Тогда будьте любезны отнестись к ней с уважением и доверием. Она не просто так взяла и сбежала. Она уже списалась с теткой, у нее есть, где остановиться, есть компаньонка, которая будет рада ее обществу.
      – Она не сможет выбрать себе мужа, – проворчал Ангус.
      Маргарет прищурилась:
      – Полагаю, у вас это получится лучше?
      – Уж конечно, я не позволю ей выйти замуж без своего одобрения.
      – Тогда поезжайте с ней.
      Ангус шумно вздохнул:
      – Не могу. Пока не могу. Я говорил ей, что мы сможем поехать на будущий год. Я не могу оставить Грин-Хаус, пока не кончится ремонт. И потом, я должен наблюдать за прокладкой новой оросительной системы…
      Анна умоляюще посмотрела на Маргарет:
      – Я не хочу ждать до следующего года.
      Маргарет перевела взгляд с одного члена семьи Грин на другого, пытаясь найти какое-то решение. Довольно странно, что она оказалась в сердце семейной ссоры. Еще вчера утром Маргарет даже не знала о существовании этих людей.
      Но почему-то все это казалось ей вполне естественным, она повернулась к Ангусу и твердо сказала:
      – Могу ли я высказать предположение?
      Он кивнул, все еще сердито глядя на сестру:
      – Прошу вас.
      Маргарет откашлялась, но он не обернулся и не посмотрел на нее. И все-таки она решила говорить:
      – Почему бы вам не позволить Анне поехать в Лондон сейчас, а вы приедете туда через месяц-другой? В таком случае, если она встретит того, о ком мечтает, вы познакомитесь с ним прежде, чем дело примет серьезный оборот. А сейчас у вас будет время закончить домашние дела.
      Ангус нахмурился. Маргарет не отступала:
      – Я знаю, Анна никогда не выйдет замуж без вашего согласия. – Она посмотрела на Анну, подталкивая ее взглядом. – Ведь так, Анна?
      – Конечно.
      Маргарет просияла:
      – Вот видите? Все и разрешилось. Ну же, Ангус, Анна!
      Ангус устало провел рукой по лбу, нажимая на виски, словно от этого нажатия случившееся могло оказаться всего лишь сном. Все началось с великолепного утра, когда он смотрел на спящую Маргарет. Их ждал завтрак. Небо было синее, и Ангус был уверен, что скоро найдет сестру и отвезет ее домой, где ей и следует находиться.
      А теперь Маргарет и Анна набросились на него, пытаясь убедить, что они – а не он – во всем разбираются лучше. В качестве объединенного фронта они представляли собой мощную силу.
      И Ангус опасался, что в качестве объекта он не совсем непоколебим.
      Он чувствовал, что лицо у него смягчается, что воля слабеет, и понял, что сестра и Маргарет ощутили свою победу.
      – Если вам от этого будет спокойнее, – сказала Маргарет, – я буду сопровождать Анну. Я не могу доехать с ней до Лондона, но могу проводить ее хотя бы до Ланкашира.
      – Нет!
      Маргарет вздрогнула, с такой силой прозвучал его ответ.
      – Прошу прощения?
      Ангус подбоченился и сердито посмотрел на нее.
      – Вы не поедете в Лондон.
      – Не поеду? – спросила Маргарет.
      – Не поедет? – спросила Анна. Потом повернулась к Маргарет и спросила: – Простите, как ваша фамилия?
      – Мисс Пеннипейкер, хотя мне кажется, что мы можем называть друг друга по имени. Меня зовут Маргарет.
      Анна кивнула.
      – Я была бы очень рада вашему обществу во время путешествия в…
      – Она не поедет, – твердо сказал Ангус. Две пары женских глаз воззрились на него. Ангусу стало не по себе.
      – А что, по вашему мнению, – не без любезности спросила Маргарет, – я буду делать?
      Ангус и сам не знал, откуда явились эти слова, не знал, как сформировалась в его голове эта мысль, но, взглянув на Маргарет, он вспомнил каждый момент, проведенный в ее обществе. Он ощутил ее поцелуи и услышал ее смех. Он увидел ее улыбку и прикоснулся к ее душе. Она слишком любит командовать, она слишком упряма, она слишком мала ростом для человека его размеров, но почему-то сердце перепрыгнуло через все эти преграды, и когда она подняла на него глаза – свои великолепные умные зеленые глаза, единственное, что он мог сказать, было:
      – Вы выйдете за меня замуж.
      Маргарет думала, что знает, каково это – потерять дар речи. Она не часто попадала в такое положение, но ей представлялось, что в общих чертах она с ним знакома.
      Она ошибалась.
      Сердце гулко забилось, голова закружилась, и Маргарет начала задыхаться. Во рту у нее пересохло, глаза стали влажными, в ушах зазвенело. Если бы поблизости оказался стул, она попыталась бы сесть на него, но скорее всего села бы мимо.
      Анна наклонилась к ней:
      – Мисс Пеннипейкер? Маргарет? Вам дурно?
      Ангус молчал.
      Анна повернулась к брату:
      – Кажется, она сейчас упадет в обморок.
      – Она не упадет в обморок, – мрачно сказал он. – Она никогда не падает в обморок.
      Маргарет принялась стучать ладонью по своей груди, словно этим можно было удалить вызванный потрясением комок, застрявший в горле.
      – Сколько времени ты знаком с мисс Пеннипейкер? – с подозрением спросила Анна.
      Ангус пожал плечами:
      – Со вчерашнего вечера.
      – Тогда откуда же тебе знать, упадет мисс Пеннипейкер в обморок или нет?
      – Знаю, и все тут.
      Анна твердо сжала губы.
      – Тогда откуда… постой-ка! Ты хочешь жениться на мисс Пеннипейкер, будучи знаком с ней всего один день?
      – Это спорный вопрос, – отрезал он. – Потому что она, кажется, не намерена сказать «да».
      – Да! – Это было единственное, что смогла выговорить Маргарет, но видеть и дальше его расстроенное лицо было просто невозможно.
      Глаза Ангуса наполнились надеждой и чем-то похожим на сомнение, и это было трогательно до невозможности.
      – Да?
      Она отчаянно закивала.
      – Да, я выйду за вас замуж. Вы слишком любите командовать, вы слишком упрямы, вы слишком высоки для женщины моего роста, но все равно я выйду за вас замуж.
      – Ах, как это романтично, – пробормотала Анна. – Вам следовало заставить его хотя бы встать на колени.
      Ангус не обратил внимания на ее слова. Он улыбнулся Маргарет, коснулся ее лица, и не было на свете руки нежнее, чем его рука.
      – Вы понимаете, – прошептал он, – что это самый безумный, самый необдуманный поступок, который вы когда-либо совершали?
      Маргарет кивнула.
      – Но при этом самый замечательный.
      – Самый? – с сомнением в голосе спросила Анна. – Самый? Откуда ты это знаешь? Ты же знаком с ней только со вчерашнего дня.
      – Ты, – сказал Ангус, пронзив сестру взглядом, – ты здесь лишняя.
      Анна просияла:
      – Вот как? Значит ли это, что я могу отправиться в Лондон?
      Через шесть часов Анна благополучно ехала в Лондон. Ангус прочел ей назидательную лекцию, Маргарет одарила кучей сестринских советов, и оба обещали, что через месяц приедут навестить ее.
      Конечно, она осталась в Гретна-Грин на свадьбу. Маргарет с Ангусом обвенчались менее чем через час после того, как он сделал ей предложение. Поначалу Маргарет заупрямилась, сказав, что должна венчаться дома, в присутствии родственников, но Ангус только поднял темную бровь и сказал:
      – Иисусе, виски и Роберт Брюс, ты же находишься в Гретна-Грин. Ты просто должна выйти замуж.
      Маргарет согласилась, но только после того, как Ангус навис над ней и шепнул на ухо:
      – Сегодня ночью я буду спать с тобой, будет у нас благословение священника или нет.
      Она тут же решила, что в поспешном венчании есть свои преимущества.
      И вот счастливая пара опять оказалась в своей комнате в трактире «Славный малый».
      – Я, наверное, куплю этот трактир, – рявкнул Ангус, перенося Маргарет через порог, – просто чтобы быть уверенным, что в этой комнате никто никогда не будет жить.
      – Ты так привязан к ней? – пошутила Маргарет.
      – Утром узнаешь.
      Она вспыхнула.
      – Ты все еще краснеешь? – рассмеялся он. – А ведь ты старая замужняя женщина.
      – Я замужем два часа! Думаю, я еще имею право краснеть.
      Он опустил ее на кровать и посмотрел так, словно Маргарет была лакомством, выставленным в окне кондитерской лавки.
      – Да, – пробормотал он, – имеешь.
      – Моя родня не поверит этому, – сказала она. Ангус накрыл ее свои телом.
      – Об этом будешь волноваться потом.
      – Я и сама все еще не верю в это.
      Он нашел губами ее ухо и сказал, обжигая дыханием:
      – Поверишь. Я постараюсь сделать так, чтобы ты поверила. – И он прижал ее к своей возбужденной плоти.
      Маргарет удивленно ахнула.
      – Теперь веришь?
      Она соблазнительно улыбнулась, сама не зная, откуда набралась такой смелости, и прошептала:
      – Еще не совсем.
      – Неужели? Разве этого доказательства не достаточно?
      Она покачала головой:
      – Хмм. Наверное, все дело в одежде.
      – Ты так думаешь?
      Он кивнул и принялся расстегивать пуговицы на своей рубашке, в которую она все еще была одета.
      – В этой комнате много, слишком много всяких тряпок.
      Рубашка исчезла, исчезла и ее юбка, а потом, прежде чем Маргарет успела устыдиться, Ангус избавился и от своей одежды, и теперь ничто их не разделяло.
      Это было необычайно странное ощущение. Он прикасался к ней везде. Он был над ней и вокруг нее, и вскоре, как поняла она с изумлением, от которого захватило дух, Ангус будет и внутри ее.
      Его губы теребили мочку ее уха, и он нашептывал дерзкие предположения, от которых она краснела до самых пяток. А потом он стал водить языком вокруг ее пупка, и она поняла, что Ангус проделает все эти смелые действия сегодня же ночью.
      Его пальцы проникли в ее женственность, и Маргарет задохнулась.
      – Тебе нравится? – спросил он. Она кивнула.
      – Хорошо. – У него был вид довольного собой самца. – А вот это тебе понравится еще больше.
      Его губы скользнули туда, где находились его пальцы, и Маргарет чуть не свалилась с кровати.
      – Нельзя! – Воскликнула она.
      Она почувствовала нежной кожей своего сокровенного места, что он улыбается.
      – Можно.
      – Нет, ты, право же…
      – Да. Можно. – И он принялся ласкать ее губами, и постепенно что-то внутри ее сжималось все сильнее и сильнее. Вожделение росло, пока не стало почти мучительным.
      И тут что-то внутри ее взорвалось. Некое глубоко запрятанное тайное место, о существовании которого она даже не подозревала, превратилось во вспышку света и наслаждения, и весь мир сосредоточился на этой кровати, на этом человеке.
      И это было прекрасно.
      Ангус вытянулся рядом с ней, обхватил ее руками, и она медленно вернулась на землю. Он по-прежнему был тверд, тело его было напряжено от желания, и при этом, как ни странно, он чувствовал себя удовлетворенным. Дело было в ней, понял он. В Маргарет. Ничто на свете не могло сравниться с ее улыбкой, с тем, что он подарил ей первое женское наслаждение, это тронуло его до глубины души.
      – Ты счастлива? – прошептал он.
      Она кивнула, вид у нее был сонный, сытый и очень-очень чувственный.
      – Это еще не все.
      – Что-то еще просто убьет меня.
      – О, я думаю, что ничего страшного не произойдет. – Ангус навис над ней, опираясь на руки.
      Она коснулась его лица.
      – Какой ты сильный. И какой хороший.
      Он повернул голову так, что его губы коснулись ее ладони.
      – Я люблю тебя.
      Сердце у Маргарет замерло – или, наоборот, забилось в два раза быстрее?
      – Любишь?
      – Это чертовски странно, – сказал он, улыбаясь отчасти смущенно, отчасти гордо. – Но это правда.
      Некоторое время она внимательно смотрела на него. Ей хотелось запомнить все, что связано с этим мгновением, начиная с блеска его темных глаз и кончая прядями густых черных волос, которые падают ему на лоб. И как озарилось его лицо, и какие у него сильные плечи, и…
      Сердце ее пылало. Впереди целая жизнь, чтобы запомнить все это.
      – Я тоже люблю тебя, – прошептала она. Ангус поцеловал ее. А потом сделал ее своей.
      Несколько часов спустя они сидели в постели и восторженно поедали то, что трактирщик поставил у двери их комнаты.
      – Я думаю, – неожиданно сказал Ангус, – что этой ночью мы зачали младенца.
      Маргарет выронила куриную ножку.
      – Господи, почему ты так думаешь?
      Он пожал плечами:
      – Я хорошо потрудился.
      – Ох, и ты считаешь, что одного раза…
      – Трех, – ухмыльнулся он. – Трех раз.
      Маргарет покраснела и прошептала:
      – Четырех.
      – Ты права! Я и забыл о…
      Она стукнула его по плечу:
      – Прошу тебя, хватит.
      – Нет, не хватит. – Он поцеловал ее в нос. – Я вот тут подумал…
      – Господи, помоги мне.
      – Учитывая, что мы с тобой Грины, и что мы находимся в Гретна-Грин, и что мы никогда не должны забывать о том, как мы познакомились…
      Маргарет тяжко вздохнула:
      – Перестань же, Ангус.
      – Гретель! – сказал он торжественно. – Можно будет назвать ее Гретель. Гретель Грин.
      – Иисусе, виски и Роберт Брюс, пожалуйста, скажите мне, что он шутит.
      – Или Гертрудой? Гертруда Грин? Это вроде бы не так своеобразно, но тетушка будет польщена.
      Маргарет опустилась на кровать. Сопротивляться было бесполезно.
      – Гровер? Грегори. Ты же не будешь возражать против Грегори. Галахад? Гизела…