— Они уже практически готовы, — заверяла Менкара миловидная женщина, служившая в представительстве ману-фактуры. — Давайте, чтобы время даром не терять, сейчас мы отстыкуем сосиску, вечером мы отгрузим поленья, а к утру вам подвезут и загрузят котлы. Вы же все равно будете стоять ночь у нашего причала?

— Милостивая сударыня, — сказал Менкар с истинно имперской галантностью. — Свою сосиску вы можете получить хоть сейчас, однако поленницы вы получите, только когда я увижу котлы на палубе плота. И трубки тоже, — добавил он на всякий случай.

— Чудно как говорите, — сказала женщина. — Это в Искосе сейчас так разговаривают?

— Я с Плато, сударыня, — кротко отозвался Менкар, ожидая реакции.

Женщина посмотрела на него чуть ли не с жалостью:

— Это какой же изверг вас послал сюда груз получать?

— Шкипер Офиухос из Геминорума, — отрапортовал Менкар.

— И точно, изверг, — кивнула женщина. — В Геминоруме разве приличные люди могут жить?.. Ваше счастье, что вы ко мне попали, — сказала она Менкару. — Ладно уж, пользуйтесь моей добротой. Будут вам котлы. Завтра после обеда. Но нефть мы все-таки заберем сейчас.

Канис, которому Менкар доложил о результатах переговоров со стеклодувами, был настроен не столь оптимистично:

— Сказали — завтра, значит, дня через три получим, не раньше. Надо будет ночью караулить: подплывут тихонько, сгрузят поленницы прямо в воду — поди потом докажи, что это мы их привезли.

— А накладные? — удивился Менкар.

— А ты докажи, что это с твоего плота, — резонно парировал Канис. — Мимо проплывали.

Поленья — чурбаки прессованных водорослей, пропитанные специальным мазутом и применяемые в качестве высокотемпературного топлива, пользовались на Отмелях и Стене повышенным спросом; в честном — в общем-то — Таласе не считалось зазорным стащить одно-другое полешко с проплывающего плота.

Однако сударыня с мануфактуры оказалась верной слову: назавтра во втором часу пополудни к нефтяному причалу подошел карбас, с которого шустрые молодые ребята быстро перегрузили два громоздких ящика, ящик поменьше и проложенные тонкой непропитанной слоенкой листы стекла и плетеный «короб средн.» с заказанной посудой. Менкар педантично проверил все доставленное согласно накладной, а Канис на всякий случай даже заглянул в ящики, уточняя содержимое, и только после этого они разрешили стекольщикам, нахально и беззлобно издевавшимся над педантичностью плотоводцев, забрать поленницы. Канис еще договорился с ними, чтобы ему отбуксировали плот от причала в канал; услуга была невелика, и те не стали отказываться.

Впрочем, не успели Канис и Менкар отшвартоваться, как на причал прибежал комендант и, запыхавшись, принялся уговаривать их прихватить попутно полтонны груза до Эквулей.

— Можно, — благосклонно сказал Канис.

— А перегрузить поможете? — чуть не заискивающе попросил комендант.

— Что-что? — поднял бровь Канис.

— Да эти чертовы торгаши из Эквулей вечно сэкономить норовят, — досадливо принялся оправдываться комендант. — Прислали, понимаешь, девочку за грузом и надеются, что добрые люди не оставят без помощи…

— А девочка-то хоть хорошенькая? — мигом подобрел Канис. Видно, надеясь именно на таких, как он, эквулейцы и избрали подобную тактику.

— Да ну, — ответил комендант. — Соплячка совсем. Прямо жалко ее, бедняжку, даже.

— Ладно, — милостиво согласился Канис, довольный уже тем, что у Стеклянного карьера не пришлось торчать неделю. — Давайте быстренько перекидаем груз, а то с карбаса торопят.

Втроем они быстро перегрузили с причала эту самую полутонну груза. А когда Менкар разогнулся, поставив последний ящик, увидел перед собой то самое лицо, которое разыскивал по Отмелям все это время.

«Ваше высочество!», чуть было не сорвалось с моментально пересохших губ, но, на счастье, слова застряли у него в горле. Он сглотнул слюну и глупо вымолвил:

— А-э-а-а…

— Менкар? — Эйли была поражена не меньше его, а может быть, даже больше. Ведь она-то и вовсе не ожидала встретить юнкера-краевика. Тем более здесь.

— Знакомая? — ревниво встрял Канис. Девушка повернула к нему немного растерянное лицо и сказала, используя последние остатки самообладания:

— Да. Здравствуйте, меня зовут Эйли из Эквулей.

Менкар крякнул и не для чего передвинул ящик.

Канис хмыкнул и безразлично отвернулся. Мнение коменданта о соплячке оказалось вполне соответствующим тому, что он видел перед собой, и потому потерял к ней всяческий интерес — он лично предпочитал девушек несколько более зрелых, ярких и цветущих.

Когда он достаточно отошел, Эйли подняла глаза на Менкара.

— Ты теперь все расскажешь князю?

Плот медленно шел по течению; Канис торчал в шалаше — то ли спать пошел, то ли просто не хотел мешать старым знакомым, и Менкар мог без помех говорить с княжной. Они устроились на,ящиках на корме, чтобы Менкар мог держать плот в фарватере.

— Я не говорил князю, что ты в Таласе, — сказал он, — хотя знаю это уже больше года.

— Ты не мог этого знать, — возразила Эйли.

— А если мог? — Менкар хитро усмехнулся. — Мне рассказал двоюродный дядька, по большому секрету. Это он помогал тебе спускаться.

— А-а… — протянула Эйли. — Это такой мохнатый, закутанный по самые брови?

— Он, — кивнул Менкар.

Он посмотрел на княжну. Та сидела, уныло глядя в воду. Встреча со своим соратником по спасению Наследника явно не доставляла ей удовольствия.

— Если бы ты знал… — безжизненным голосом произнесла она. — Если бы ты знал, как мне страшно посмотреть в глаза князю Сабику.

Менкар не понял, что она имела в виду, и удивился.

— Разве… Разве Наследник не спрятан в надежном месте? Эйли продолжала смотреть на воду.

— А я-то ломал голову, почему ты вернулась одна… Рассказывай! — почти приказал он.

Эйли ответила не сразу. Она думала, имеет ли она право рассказать все этому парню, только волею судеб оказавшемуся в определенном месте в определенное время — не более того. Хотя, с другой стороны — ведь о том, куда пропал Наследник из замка Ришад, насколько она поняла, никому не известно, а значит, чтобы там ни произошло, Менкар не проболтался.

— Хорошо, — выдохнула она и рассказала все, начиная с того момента, как она и мальчик, напуганный донельзя, после нескольких долгих минут полета упали достаточно далеко за линией дозоров, как она отвязывала стропы, когда ее тащило по скользкой траве назад, в сторону постов, как, уговаривая малыша-Наследника не плакать громко, закапывала под дерн, взрезанный тем же ножом, куски драгоценного шелка, как…

Она не скрыла от Менкара ничего; так она говорила один раз с тех пор, как осталась одна, без мальчика, — только с матерью.

— …И вот, — закончила она рассказ, — я покинула Скутум, разыскала свою знакомую, ее зовут мама Инди, и попросилась пожить в ее семье. Мама Инди не знает, кто я. Ну а я стараюсь помогать ей в работе.

Потом она замолчала, так и не подняв глаз.

— Ты напрасно так мучаешь себя, — сказал Менкар после довольно долгого молчания. — Я уверен, ты сделала все, что могла. Она пожала плечами.

— Что с того? Наследника-то нет в живых.

— Но ведь об этом никто, кроме тебя и княгини, не знает!

— Теперь еще знаешь ты, — напомнила Эйли.

— Считай, что я уже об этом забыл, — резко оборвал ее Менкар, — и можешь не брать меня в расчет.

Менкар, кажется, что-то упустил в ее рассказе, во всяком случае, как она попала в Скутум, он не понял, впрочем, расспрашивать, чтобы уточнить, он не стал.

— Значит, ты не расскажешь князю? — Голос Эйли был тих и лишен жизни.

— Ты этого не хочешь?

— Не хочу, — согласилась она.

— Ну так я ничего и не буду ему говорить, — решил Менкар. — Это бы имело смысл, если б Наследник был жив. Эйли посмотрела на него с надеждой. Удивительно, как мало нужно было ей от жизни!

— А как ты попал в Талас? — наконец спросила она. — С князем? — Раньше это ее не интересовало, да и сейчас она спросила главным образом из вежливости.

Менкар коротко рассказал свою историю.

— И вот уже почти год я разыскиваю тебя по всем Отмелям, — завершил он.

— Почему по Отмелям? — улыбнулась она. — Я могла бы обосноваться где-нибудь на Стене и никогда не спускаться к морю…

— На Стене народ живет оседло, — рассудительно возразил Менкар. — Там любой новый человек — как на ладони. А на Отмелях и на Нижней Полумиле полно людей, которые часто меняют дом и место работы. Одни ушки чего стоят. Много моряков, а они, как известно, и вовсе народ кочевой, на подъем легкий. Вообще, здесь жизнь оживленнее, чем Наверху. Я был уверен, что если буду плавать вдоль Стены, непременно встречу тебя. Разве я ошибся?

Эйли не ответила.

— Я встретил тебя даже раньше, чем предполагал, — добавил Менкар.

Эйли ничего не ответила.

Так они и промолчали практически все время, пока плот шел до Эквулей, отделываясь односложными ответами на вопросы, с которыми к ним иногда приставал любопытствующий Канис.

Шкипер догнал их на полпути. Он вдруг выгрузился с проходящего мимо водометного катера и приволок с собой солидный мешок со снедью домашней готовки и ведерную бутыль с молодым ягодным вином. Прежде всего он проверил, соответствует ли полученное Менкаром накладной, малость удивился, что все совпадает, поинтересовался, что делает на его плоту юная девица и, кажется, остался недоволен ее присутствием, однако не стал требовать, чтобы ее ссадили на ближайшей пристани, разрешил доплыть до Эквулей, заметив только, что нефти сгрузили уже порядочно, а груз продолжают брать, как на полный плот.

Формально Эквулей принадлежат Нижней Полумиле, реально же они расположены на высоте от сорока семи до шестидесяти двух ярдов над уровнем моря, что кажется слишком высоким по отношению ко всем прочим поселениям Нижней Полумили. Здесь занимались преимущественно тем, что переправляли одни товары сверху вниз, другие снизу вверх, — но этим, разумеется, занимались мужчины, а женщины ткали из морского шелка невесомые ткани и вышивали на них.

Эйли не умела ни того, ни другого, учиться было, пожалуй, поздновато, и она подрабатывала тем, что составляла эскизы для вышивок, потому что фантазия у нее оказалась богатая, да и во время своего путешествия по Империи она видела много тканей, вышитых в разных провинциях и даже в Махрии.

Вышивальщицы охотно покупали у нее эскизы, но этот заработок был слишком мизерным, и Эйли помогала маме Инди, разъезжавшей по Отмелям и выискивавшей новые товары для людей, которые жили выше по Стене и очень редко, а бывало, что и никогда, не покидали родных пещер и террас.

Когда Менкар открыл ее местопребывание, Эйли не стала суетиться, доверившись, что он никому не расскажет, что видел ее. Она продолжала спокойно жить в Эквулеях и не удивилась визиту Менкара, который на обратном пути в Ласерту заглянул посмотреть, как она живет. Местные парни не очень-то поощряли ухаживания матросов с Отмелей за эквулейскими девушками, и кое-кому этот визит не понравился, но Менкар изобразил из себя такого махрового краевика, что ни у кого из парней не поднялась рука бить столь убогого типа. Эйли, правда, была недовольна тем, что он изображал из себя явного придурка, и в свой следующий визит — а Менкар взял за правило навещать Эйли всякий раз, когда, покинув изрядно уменьшившийся плот, возвращался в Ласерту, — он перестал притворяться и предстал перед жителями Эквулей вполне приличным человеком. Мама Инди, правда, сокрушалась: «И почему ты, деточка, все к имперцам льнешь?» Впрочем, Менкар нравился ей куда больше Батена Кайтоса.

Так шло время. В Эквулеях поддразнивали Эйли женихом-краевиком, но никто даже и в мыслях не держал, что таласарка в здравом уме и доброй памяти может стать женой имперца. И Эйли принимала небогатые подарки Менкара с холодной скукой королевы. Что с того, что у нее был только один подданный.

Менкар сидел на большом камне и смотрел вниз, в совершенно прозрачную воду, где жирные здоровенные рыбины лениво кружили вокруг заброшенной им лесы с костяным крючком, на котором, по его, Менкара, мнению, была нанизана совершенно неотразимая наживка. Наживку ему дали загорелые до черноты подростки, удившие совсем рядом и, по какой-то невероятной причине, не успевавшие эту самую наживку менять, в то время как Менкар все еще оставался без улова. И в этом не было никакого подвоха — мальчишки сами то и дело недоуменно поглядывали на своего соседа и уже предлагали ему часть улова, чтобы тот не остался без ужина, однако Менкар из гордости не соглашался.

Подошел еще один рыбак, сел рядом, повозился, разбирая снасти, и забросил свою лесу. Разумеется, какая-то рыбина тут же подплыла, задумчиво пожевала толстыми губами рядом с крючком и заглотила наживку.

— С почином, — грустно вздохнул Менкар.

— А тебя, я вижу, рыба не любит, — отозвался сосед.

Батен удивленно поднял глаза и понял, что не ошибся. Рядом, неторопливо снимая вяло трепыхавшуюся рыбину с крючка, сидел Волантис.

— Чувствует, наверное, сухопутного человека. — Батен снова уставился на лесу.

— Останешься сегодня голодным, — усмехнулся Волантис.

— Подумаешь, — отмахнулся Менкар. — Слава Богу, это не единственный мой достаток. Поем в харчевне. А ты здесь какими судьбами? Сменил ремесло?

Он демонстративно потянул носом. Специфического аромата, от которого вокруг Волантиса пышным цветом распускались все растения, сейчас слышно не было. И одет он был как большинство работающих на Отмелях зимой, когда погода здесь стоит прохладная и сырая: шерстяное или льняное белье — в зависимости от привычек и достатка (Волантис, насколько знал Менкар, мог позволить себе даже тонкую шерсть), поверх — просторные штаны из морского шелка, собранные ниже коленей тесемкой, эта же тесемка служила подвязками для толстых полосатых чулок. Дополняли платье золотаря башмаки на толстой подошве и непромокаемая шелковая длинная и свободная куртка с капюшоном и широкими, суженными к запястьям, рукавами. Менкар и сам был одет примерно так же, разве что куртка была чуть короче и собрана в талии поясом, да штаны по моде, принятой среди молодых матросов, в нерабочее время он не подвязывал у колена, позволяя штанинам полоскаться вокруг ног, а коротким чулкам скатываться к щиколоткам.

Было похоже, что Волантис действительно не работает золотарем, и довольно давно. Он успел отрастить густой короткий ежик, в котором поблескивали редкие сединки; раньше, при своей ароматной работе, он не мог позволить украсить себя шевелюрой — вонь выгребных ям и прочих отхожих мест впитывалась волосами намертво.

Менкар сразу догадался, что появление здесь Волантиса не случайно. Правда, наверху теперь зима, на Краю Земли лежит снег, все подмерзло, и золотарям работа есть только внизу, так что нет ничего удивительного, что Волантис в отпуске.

— Зима, — доверительно сообщил Волантис, словно угадав его мысли. — У меня выдались вольные деньки. — Хитрые его глаза, однако, говорили о том, что и летом он мог бы оказаться 'там, где околачивался Менкар.

Что-то ему было нужно от Менкара, но что именно, сообщать он не торопился. А Менкар не торопился узнать. По большому счету ему было все равно. Если у его старого приятеля и подельника было что-то на уме, тот все равно это скажет, а нет — так не его это дело.

Они продолжали молча ловить рыбу рядом.

Волантису везло. Менкару как раз, наоборот, до сих пор так и ,не удалось ничего выловить. В конце концов ему это надоело, и он, свернув леску, аккуратно снял с крючка наживку и бросил ее в воду. Тут же крупная рыба метнулась откуда-то из-под камня и вмиг сглотнула брошенный комочек. Менкар досадливо сплюнул.

— Так всегда бывает, — философски заметил Волантис. — Ты уже уходишь?

— А чего тут сидеть?

— Погоди. — Он тоже начал собираться: сунул лесу с крючком в кисет тонкой кожи, поднял из воды кукан с нанизанной на него рыбой. — На ужин, пожалуй, уже хватит, — сказал он, оценивающе взвешивая улов. Он поглядел на Менкара: — Могу и тебя угостить.

Менкар ничего не ответил, и они вместе пошли по тропинке.

— Где ты живешь? — спросил Волантис.

— На плоту, — ответил тот.

— На плоту не живут, — возразил Волантис. — На ночь ты где остановился?

— Еще нигде, — ответил Менкар, усмехнувшись. Волантис, естественно, знал, что Менкар работает на нефтяном плоту. И знал, конечно, что на плоту не живут — возле нефтяного плота нельзя разводить огонь, а как без огня ночью? Поэтому на ночь, чтобы на плот не наткнулись в темноте другие суда, плоты заводят в многочисленные затоны, которые встречаются вдоль Отмелей с предусмотрительным постоянством. Команда же ночует обычно, где-нибудь поблизости, как то рекомендуют противопожарные правила, а за сохранностью плота присмат-ривает приставленный к затону сторож. Надо ли говорить, что противопожарные правила довольно часто нарушались. Команде выгоднее как можно быстрее сдать груз, и она предпочитала ночевать прямо на борту, чтобы еще затемно вывести плот из затона и двигаться дальше — как раз к рассвету плот оказывался на вольной волне и мог плыть вперед до самой темноты.

— Тогда пошли. — Волантис похлопал приятеля по плечу. — Я угощаю. Заодно и переночевать пристрою.

— Мне сегодня еще работать, — без особой охоты сказал Менкар. По правде говоря, намерения Волантиса, хотя и были ему интересны, все же казались подозрительными. Знал он этих золотарей, общался еще в ту пору, когда до армии промышлял контрабандой, — уж больно ребята ушлые. А уж Волантис — ушлый из ушлых.

— Пошли-пошли, поговорить надо, — рассмеялся Волантис.

— Кому надо? — резонно спросил Менкар. — Лично мне от тебя ничего не надо.

— Это еще не известно, — столь же резонно возразил золотарь в отпуске.

Они пошли в недалекую харчевню и сели на террасе под навесом, не обращая внимания на мелкий дождик; на дождик здесь никто не обращал внимания: зимой на Отмелях почти всегда сеет нескончаемый дождь, и таласары привыкли жить в вечной сырости, как настоящие земноводные.

— Скажи на милость, — проговорил Волантис, когда они уселись за стол, — что ты здесь делаешь?

— Ты же сам меня сюда привел, — развел руками Менкар, делая вид, что не понимает золотаря.

— Не прикидывайся, — отмахнулся Волантис. — Что тебе за удовольствие околачиваться на Отмелях, когда ты можешь спокойно вернуться домой. Ведь можешь?

— Могу, — подтвердил Менкар.

— Мы, со своей стороны, никого насильно не держим в Таласе. Лезь на Стену да переваливай за Край Земли. А твои родичи вряд ли будут поднимать шум из-за твоего возвращения: ты же свой, краевик, не какой-нибудь равнинный имперец.

— Здесь шелком платят, — сказал Менкар. — Вот сколочу состояние и вернусь. А кому я там нужен голый да нищий?

Оба знали, что говорит он сущую ерунду. Матросу, каковым был Менкар, разбогатеть своим трудом вряд ли бы удалось. Единственной возможностью сделать состояние была контрабанда, но Менкар не рисковал заниматься ею постоянно, подрабатывая от случая к случаю. Не то чтобы не было возможности, просто настоящего дела на Отмелях не подворачивалось, По крайней мере до сегодняшнего дня. Знал об этом, как видно, и Волантис.

— Ну, тогда у тебя есть прекрасная возможность разбогатеть! — сказал он с воодушевлением. — Хочешь заработать сразу две тысячи?

Менкар поднял голову и внимательно посмотрел на Волан-тиса. Две тысячи фунтов, да если их обратить в реальный шелк или крупный жемчуг — Наверху, в Империи, это фантастическое богатство. Тогда он сможет жить как князь и с князьями ровней быть. Неплохо, конечно. Вот только работенка наверняка соответствует сумме. Придется шкурой рисковать. Но такая овчинка выделки стоит.

— Сколько будет аванс? — спросил он спокойно.

— Пятьсот фунтов, — ответил Волантис. — Только что же ты, чудак, не спрашиваешь, что за дело предстоит?

— А получу аванс и исчезну, — доверительно сообщил Менкар. — Вы меня в Империи не достанете.

Волантис в ответ рассмеялся:

— У тебя здоровое отношение к деньгам.

— К жизни, Волантис, — поправил Менкар. — К жизни. — Он насторожился и поднял палец. — О! Слышишь?

Откуда-то издалека доносились звуки туманной дудки.

— Наш плот на подходе, — объяснил Менкар. — Мне пора.

— А что же денежки? — спросил Волантис.

— Ты мне прямо скажи, не крути, — сказал Менкар, вставая. — Что я должен сделать? Стереть в песок Жуткую Пустыню?

— Песка в Пустыне и без тебя хватает. Просто надо проводить в Империю одного человечка, — проговорил Волантис, — побыть ему нянькой и кормилицей, защитой и опорой, родным отцом и воспитателем.

— Ага, — кивнул Менкар. — Пока. Может быть, увидимся. Волантис не стал ему перечить.

Менкар взял у хозяйки харчевни загодя приготовленный ею мешок с едой для всего экипажа плота и поспешил к легкой лодочке, чтобы встречать плот.

У него было много времени пораскинуть мозгами, пока руки выполняли привычную работу.

Да, Волантис, как Менкар об этом давно догадывался, оказался шпионом. Еще раньше, размышляя о золотарях, партнерах в контрабандном промысле, Менкар не без основания подозревал, что эти парни интересуются на только «душистым золотом» — слишком уж они казались смышлеными для такого ремесла и вдобавок слишком любопытными ко всему, что творится на Краю и в самой Империи. Менкар никогда не отказывал им в новостях, общительность только полезна в таких обстоятельствах, но теперь… О-ох, если поймают на шпионаже в пользу Таласа, четвертуют. Или колесуют. Или живьем в масле сварят. Или то, другое и третье вместе. Или по очереди. Веселенькая перспектива. Но и платят-то, платят по-княжески!.. Думая об этом, Менкар понимал, что уже готов согласиться на предложение Волантиса. Да чего там, был согласен еще до того, как тот его сделал. А названная сумма просто расставила все на свои места. Шпионить против Империи? Почему нет? Он же сам бежал в Талас после переворота, и, следовательно, так и так уже находится вне закона. А если прибавить к этому пособничество в бегстве Наследника… Двум смертям не бывать, а одной не миновать. К тому же, если подумать, по всем законам он так и так должен был уже погибнуть — если не в самом замке Ришад, то после опознания трупа Императрицы точно. Тут уж выходит, что две смерти его минули. Так почему не попробовать в третий раз?..

Так же, судя по всему, полагал и Волантис, хотя и не знал всех его резонов.

Плот еще не успели завести в затон и поставить на якоря, как из сторожки, уже окутанной ночной тьмой, огнем отсигналили, что ужин из принесенных Менкаром продуктов готов. За ужином отправился Канис и, быстро вернувшись, доставил большой термос с похлебкой и два конверта. Одно письмо было адресовано Офиухосу, второе — что удивило всех, кроме самого адресата, — Менкару. В темноте прочесть письма было невозможно, и их отложили до утра, а утром, как обычно, рабочий день начался затемно, и Менкар получил возможность вскрыть свой конверт не раньше, чем плот вышел в канал.

В конверте были две карточки почти одинакового формата. Одна была из обычной плотной бумаги и содержала несколько строк, отпечатанных типографским способом бледно-синей неразмокающей краской. По виду это была самая обыкновенная визитная карточка, но не содержащая, однако, ни чьего-то имени, ни названия учреждения, а только адрес в Искосе и приемные часы — «круглосуточно». Вторая была плотнее и запаяна в прозрачную шелковую пленку; она являла собой таласское представление о подорожной. Такая карточка давала предъявителю возможность в течение двух недель путешествовать в направлении Искоса бесплатно на любом виде транспорта, вдобавок предоставляя право на «государственный стол», что означало бесплатную кормежку в любом трактире. В верхнем правом углу стоял регистрационный номер.

Менкар повертел обе карточки в руках, с уважением провел пальцем по рубчикам на шве пленки (рубчики определенной формы были одной из степеней защиты документа), подумал, вздохнул и пошел под навес к Офиухосу — получать расчет.

Офиухос был несколько неприятно удивлен решением своего матроса, однако не стал цепляться за букву закона и требовать, чтобы Менкар отработал неделю, пока ему не подыщут замену, — плот уже порядком уменьшился и оставшиеся вполне могли с ним справиться. Менкару даже не пришлось предъявлять шкиперу присланные документы; в принципе шкипер был дядька невредный, хотя и не без причуд.

Менкар собрал свои вещички и уже вечером испытал удовольствие поужинать за «государственным столом». Вообще-то ничего особенного: Менкар как-то раньше не обращал внимания на то, что в меню трактиров содержатся блюда двух списков. «Государственный стол» разрешает заказывать что угодно и сколько угодно из первого, при условии, что все будет съедено за один присест. Второй же список содержит деликатесы и их надлежит оплачивать из собственного кармана. Менкар, впрочем, ничего другого от Таласа не ожидал; здесь от государственных людей требовалась прежде всего личная скромность.

С последней переменой трактирщица подала Менкару счет и попросила собственной рукой надписать номер подорожной. Менкар ее просьбу выполнил и в свою очередь поинтересовался, что она намерена делать со счетом.

— Отдам в банк, — ответила та. — В банке оплатят.

Рядом с Менкаром ужинал бедолага, отработавший долги на уборке ушек. Бумаги у него, разумеется, никакой не было, а только печать на руке, и в счете, предъявленном ему, хозяйка трактира попросила просто написать полное имя. Так началась Для Менкара работа на Талас.

Он особенно не торопился в Искос, раз в его распоряжении было две недели, и жалел только о том, что зимой погода не очень располагает к путешествиям на планере, а то бы он непременно испытал удовольствие от полета. Однако в слякотную, дождливую и туманную погоду это было неприятно и опасно, а посему, припомнив свой единственный не совсем удачный полет из замка Ришад, он решил все же не рисковать.

Он шел на запад с торговой шхуной. Дабы не бороться с сильным прибрежным течением, несущим свои воды на северо-восток, шхуна выходила далеко в океан и только здесь можно было наслаждаться настоящей таласской зимой. На Краю Земли в это время с неба сыпалась неприятная слякоть — мокрые хлопья снега, рождаемые встречей холодного муссона с континента и теплого влажного воздуха, поднимающегося от Отмелей вдоль Стены; на самих Отмелях дождик накрапывал практически непрерывно, и все пропиталось особой зимней сыростью, — а вот в открытом море почти всегда сияло солнце и не было жары, которая так иногда досаждала летом.

Шхуна шла неспешно, бросая якоря и делая длительные стоянки у каждого более или менее значительного поселения, и конец путешествия Менкару пришлось проделать на почтовом водомете. В столицу он прибыл аккурат накануне последнего дня, который был указан в сроке действия подорожной.

Место, указанное в визитной карточке, находилось несколько на отлете. Пока Менкар уточнял, как туда добраться, пока ждал на пристани подходящую лодку, идущую в том направлении, наступил вечер. Трое студентов, вместе возвращающихся в университетский городок на легком каяке, согласились сделать крюк и подбросить Менкара по указанному адресу.

Часа два спустя, когда наступила темнота, они еще плыли, ориентируясь в сетке каналов по огонькам, теплящимся на бакенах. Менкар сомневался, что и днем без посторонней помощи мог бы найти дорогу. Но студенты были весьма уверены в себе и, направляя свой утлый челн в очередное погруженное в темноту русло, время от времени показывали своему пассажиру маячащую то справа, то слева от носа лодки россыпь огней — то был Университет, — всякий раз встречая огни родной обители знаний восторженными возгласами и обильными возлияниями из оплетенной бутыли, стоящей на дне лодки. Не раз развеселые студенты предлагали отведать из нее и Менкару, но тот отказывался, в душе потихоньку проклиная себя за то, что связался с переучившимися школярами. С каждым новым поворотом Менкар терял надежду, что когда-нибудь он вообще доберется до места, потому что окрестности Искоса заселены очень плотно и конфигурация огней менялась чуть ли не поминутно, а огни Университета в очередной раз возникали с самой неожиданной стороны, вызывая очередную порцию восторга патриотически настроенных студиозусов.

Но всему когда-нибудь приходит конец. Наконец лодка остановилась у наклонной стены невысокой набережной, и один из студентов, поглядывая вверх, не совсем твердо произнес:

— Каажется, этто зздессь…

Менкар присмотрелся. Под фонарем была прибита табличка, и на табличке был написан тот самый адрес, что значился в визитной карточке.

— Да, — сказал он с облегчением, — приехал…

Лодка двинулась чуть вперед, и стала видна ниша в стене набережной, откуда в воду спускались ступеньки. Менкар бросил вперед, на ступеньку, сумку и выбрался из лодки сам.

— Сколько я вам должен, ребята? — спросил он.

— А, какие мелочи, — небрежно бросил один из студентов и оттолкнулся веслом. А второй добавил:

— Если встретимся, сочтемся.

— Бывай!.. — помахал рукой третий.

Лодка скользнула дальше по каналу и почти сразу растворилась в темноте; но долго еще были видны светлые куртки парней и слышно бульканье наливаемой в кружку жидкости.

Менкар поднял сумку и пошел к ближайшему дому, который стоял несколько поодаль от прочих строений. Это был трехэтажный каменный особняк обычной для Таласа архитектуры — самого дома не было видно за террасами и галереями, обвивающими его. Догадаться в темноте, где входная дверь, было невозможно, и Менкар двинулся к единственному светящемуся окошку. За стеклом видна была большая комната, обстановкой напоминающая уже виденные Менкаром официальные помещения: вдоль стен шкафы, несколько дверей, ведущих в глубь дома, стол, перегораживающий комнату надвое, и ближе к входным дверям две длинные скамьи; дверь, ведущая в помещение с улицы, обнаружилась прямо рядом с окном. За столом стояло удобное на вид кресло, в котором сидел и вязал сеть при свете масляной лампы уже не молодой человек, одетый скорее по-домашнему—в штаны и рубаху из набивного тапана.

Менкар на всякий случай стукнул в стекло и открыл дверь.