Глава 1

Эта девочка ничем не отличалась от своих сверстниц, если бы не одно обстоятельство: отец ее был король, и, значит, была она принцессой. Правда, за недолгие свои годы (а ей пока исполнилось всего пять лет) маленькая принцесса отца своего не видела: сразу после рождения увезли далеко на север, во владения принца Карэны, отца ее матери. И девочка воспитывалась в его замке, совершенно не нужная своим родителям, потому что король Лаави уже имел двух сыновей.

В замке девочку прозвали Савири, Дама-Льдинка, потому что глаза у нее синие, как лед, а настоящего имени у нее не было, как и у всех знатных майярских женщин; в официальных документах ее именовали Оль-Лааву, дочь Лаави, так как других дочерей у короля не было.

Но хоть и росла Савири никому не нужная, без охраны ей обходиться не пристало, и поэтому было у нее два телохранителя-хокарэма. Два хокарэма — это большая роскошь, но король Майяра мог позволить такую роскошь для своей единственной дочери (для сыновей, впрочем, он отрядил по три хокарэма). И пока маленькая вельможная дама пачкала пеленки или капризничала, отказываясь от молочной кашки, рядом всегда неотступно несли дежурство два человека, каждый из которых смог бы голыми руками победить вооруженного до зубов всадника.

Богам благодарение, никто не покушался на жизнь принцессы; и хокарэмы, которых звали Стенхе и Маву, не имели возможности показать себя в деле.

Маву был очень молод, почти мальчик, хорош собою и франтоват. Вид у него был несколько легкомысленный, но весьма привлекательный для молоденьких горничных, которых он тоже не сторонился.

Стенхе по хокарэмским понятиям был стариком, ему было уже далеко за сорок, но держался он молодцевато. Если он чем-то и щеголял, то это книжной ученостью: в молодости ему пришлось вместе с хозяином провести несколько лет в монастыре, там он поднабрался знаний, и до сих пор сохранил любознательность, получая удовольствие от любой попавшей в его руки книги.

И пока малолетняя принцесса понемногу росла, Стенхе почти все свое время посвящал обучению Маву, а тот в свою очередь предпочитал общество уже упомянутых молоденьких служанок, которые в нем души не чаяли.

В ту пору, когда Савири минуло пять лет, из далекого Гертвира пришла весть о смерти молодого принца Таррау, одного из ее старших братьев. Известие подняло малолетнюю принцессу на ранг выше; это еще не означало, что она может унаследовать престол, но шансы Савири стать королевой значительно увеличились — ее брат, наследный принц Аррин, с рождения был слабым, болезненным ребенком, и все сомневались, доживет ли принц до того времени, когда на его голову возложат корону.

Король в специальном послании своему тестю, принцу Карэне, просил того обратить внимание на воспитание маленькой принцессы, но Карэна и сам уже не мог не думать об этом: шутка ли, получить возможность сделать Верховной правительницей женщину из рода Карэна! Пока Савири отделяли от трона два сына короля от первого брака, об этом не приходилось и мечтать, теперь же, когда преграда внезапно почти исчезла, Карэна уже видел себя регентом при юной королеве.

Он немедленно вызвал Стенхе и истомил того подробной инструкцией о воспитании принцессы. Стенхе покорно поддакивал, имея на эту проблему свою точку зрения, — он уже соображал, как совместить требования Карэны с собственными воззрениями.

— Ну ладно, ступай, — проворчал наконец Карэна, и Стенхе пошел разыскивать принцессу.

Он нашел ее во дворе замка: они с Маву сидели склонившись над выбитыми в каменной плите лунками для ртанавэ. Чуть поодаль на скамье у колодца дремала принцессина нянька.

Маву и Савири поочередно степенно раскладывали свои фишки по лункам. Маву игрок был плохой, Стенхе с ним и играть никогда не садился, но он не ожидал, что Маву такой простак, которому не под силу обыграть пятилетнюю девочку. Савири выигрывала с большим преимуществом: в ее «копилке» уже собралось около двух третей всех фишек,

Маву же тщетно пытался оберечь свои лунки от посягательств принцессы.

— А ты попробуй сам, — возразил Маву на подтрунивания старшего хокарэма, сгребая фишки с плиты.

— Нечестно! — закричала девочка. — Ты не доиграл!

— Да что там, — молвил Маву. — Все равно уж не выиграю. — Он уступил свое место Стенхе. Тот сел, разложил фишки в начальную позицию и посмотрел на принцессу. Савири сказала:

— Начинай, пожалуйста.

Начинающий партию игрок имеет незначительное преимущество над соперником; получалось, что девочка давала ему (ему!) небольшую фору. Улыбнувшись этому, Стенхе начал игру. Он не собирался нянчиться с принцессой, решил сразу показать ей свое умение, но неожиданно обнаружил, что имеет равноценного себе партнера.

Девочка играла быстро, не затягивая пауз, но при этом ухитрялась как-то выстраивать сложнейшие комбинации. У нее не было привычки пересчитывать фишки в своих лунках, но она точно знала их количество, в этом Стенхе убедился, когда она, не давая походить ему, сделала шестнадцать ходов подряд, в заключение забрав две дюжины фишек из лунки Стенхе.

— А? — воскликнул над ухом Стенхе Маву, довольный так, будто сам провернул эту комбинацию. Стенхе молча отодвинул его подальше, чтоб не висел над душой.

Теперь он проигрывал. Это было ясно. Но очень, очень стыдно было Стенхе потерпеть поражение от малолетней девочки.

— Маву, — сказал тогда Стенхе, — сбегай-ка в мой покой, принеси сюда доску для ирранхо.

— И тебя задело… — торжествующе протянул Маву. Он исчез и скоро вернулся, таща под мышкой доску и размахивая увесистым мешочком с фигурами. Стенхе, чтоб не лишать девочку удовольствия, до конца доигрывал уже проигранную партию.

Причудливо расчерченную доску для игры в ирранхо принцесса уже видела не раз; фигуры неизменно ее забавляли — она относилась к ним как к куклам. Теперь же Стенхе расставил все фигуры по местам и стал объяснять правила. Он говорил так, как говорил бы взрослому, не сюсюкая; правила в его изложении больше напоминали какой-то высокоученый трактат.

— Ну, Стенхе, — сказал Маву укоризненно, — она же ничего не поймет.

Савири, однако, как будто понимала. Иногда она спрашивала, что означает то или другое слово, но Стенхе знал, что она мало что запомнила из всего того обилия терминов, которое он вывалил на нее.

— Впрочем, лучше давай попробуем играть. На доске тебе будет яснее…

Первую партию Стенхе, в сущности, играл и за себя, и за принцессу. Он показывал, рассказывал, объяснял, ничуть не сомневаясь, что Савири почти ничего не запоминает.

Но ошибся. Савири, правда, то и дело спрашивала, верно ли поступает, но все же в общем запомнила хорошо. Эту партию она, конечно, проиграла, но, когда они взялись за вторую, Стенхе опять почувствовал странную сильную манеру игры. Девочка, в точности следуя первому правилу ирранхо, которое гласило: «Не думай долго, но томи противника ожиданием», — очень быстро позагоняла фигуры Стенхе в умело подготовленные ловушки.

Маву, чтобы не раздражать Стенхе, отошел и присел в сторонке: успехи малолетней принцессы его уже не веселили. Маву уловил, что Стенхе в растерянности, а растерянного Стенхе юноше никогда еще не доводилось видеть.

Сбитый с толку, старый хокарэм стал понемногу нарушать первое правило, задумываясь все чаще и надолго. Маву нетерпеливо ерзал. Савири же эти паузы ничуть не мешали: она рассматривала фигуры, водила пальчиком по узорам доски и вдруг подала голос.

— А кто это — Альео Тавра Ану Сим? — спросила она, старательно выговаривая имя.

— Богиня удачи, — машинально ответил Стенхе, потом удивился и оторвался от размышлений. — А где ты услышала ее имя? — спросил он с интересом. — В этих местах ее не почитают, она из гортуских поверий.

— Я не слышала, — отвечала Савири и указала на надпись по краю доски: «Не досаждай просьбами Альео Тавре Ану Сим, игрок, надейся на холодную голову и горячее сердце». — Вот тут нарисовано, правда?

— Правда, — отозвался Стенхе, но привычка к наставлениям и тут дала о себе знать. — Написано, а не нарисовано, — поправил он. — А ты что, разве читать умеешь?

— Умею, наверное, — неуверенно ответила девочка.

— Ну-ка, — он протянул ей свой нож, — что тут написано?

— «Верен, как пес», — бойко прочитала Савири надпись на рукояти. — Правильно, да?

— Да, — отозвался удивленный Стенхе. — Кто ж тебе буквы показал?

— Никто, — на этот раз удивилась девочка. — И я не буквы читаю. Я просто смотрю и вижу, как говорить.

Стенхе перевел взгляд на Маву. Маву привстал, готовый куда-то бежать и что-то делать. А что же делать, мальчик? Пользы от Маву никакой не было, да и быть не могло…

— Твой ход, — напомнила Савири.

— Ах да, — спохватился Стенхе. Его ход… Но какая могла быть теперь игра? Стенхе сказал: — Знаешь, госпожа, я все равно уж проиграл, а тебе и есть пора.

По знаку Стенхе Маву растолкал няньку.

— Ах, задремала я на солнышке, разморило меня, а дитя некормленое, голодное, — захлопотала, причитая, та, уводя девочку.

Стенхе проводил Савири взглядом.

— Ну? — спросил он Маву. — И что бы это значило? Маву за собой никакой— вины не чувствовал.

— Умная у нас хозяйка, вот что это значит, — легкомысленно заявил он.

— Давно она тебя стала обыгрывать?

— Недели две назад. Даже, пожалуй, чуть больше.

— Так, — сказал Стенхе. — А что с ней еще происходило за эти две-три недели?

Маву пожал плечами:

— Разве что капризничать стала больше…

— Капризничает? А то, что она сомлела вдруг на той неделе?

— Головку напекло, — неуверенно высказал догадку Маву.

— Кашлять начала…

— С дневной жары холодной воды напилась, — ответил Маву.

— Спит плохо…

— Набегается вечером и угомониться не может, — дал объяснение Маву.

— Будто сглазили ее…

— Ты в сглаз веришь? — удивился Маву. Они помолчали.

— Бусы еще нашла, — вспомнил Маву. — Грошовые бусы, — видно, какая-то крестьяночка потеряла.

— При чем тут ее бусы? — поинтересовался Стенхе.

— Не знаю, — признался Маву. Бусы… Ох, Маву, Маву…

— Где они сейчас? — спросил Стенхе просто так, чтобы хоть что-то сказать.

— На кукле навешены.

— Принеси-ка, пожалуй.

Менее всего Стенхе думал, что в чем-то виноваты бусы. Маву он отослал единственно для того, чтоб поразмышлять в одиночестве и придумать, с чего бы это вдруг маленькая принцесса невесть как научилась грамоте. Кто бы мог обучить ее грамоте? То, что он сам не учил, Стенхе знал точно. Маву это тоже в голову никогда бы не пришло. Ну а секретарь или писец принца Карэны? Нет, никак Стенхе не мог поверить, чтобы эти степенные люди решили вдруг учить грамоте маленькую девочку.

Так что же, в замке есть еще грамотные люди? Стенхе перебирал в мыслях всех, кто имел доступ к принцессе, но никто не возбуждал подозрений.

Маву скоро появился. Он сбежал во двор по ступенькам, раскручивая бусы вокруг пальца.

Бусы… Стенхе хмыкнул. Эти бусы он уже видел мельком две недели назад, но тогда к ним не присматривался. Сейчас же он взял их в руки и, размышляя, стал рассматривать каждую бусину. Его мысли были далеки от этих простеньких грошовых бус, и, совсем не ожидая ничего подобного, он вдруг заметил нечто, заставившее его вскочить на ноги.

— Ты присматривался к ним? — спросил он Маву, уже зная, что услышит отрицательный ответ. Разумеется, Маву и в голову не приходило присматриваться к бусам: так, дешевая безделушка, разве что сгодится в подарок знакомой служаночке.

— Ну-ка глянь, — подал ему бусы Стенхе. Маву небрежно повертел их в руках.

— Ого! — вдруг протянул он. — И где ж мои глаза были? Что это такое, Стенхе?

— Амулет, — коротко ответил Стенхе.

Хокарэмы не верят в могущество амулетов. Вера в силу петушиной или волчьей лапы, собачьей шерсти или пепла жабы смешила их и вызывала желание использовать эту веру в своих целях.

Услышать же, что Стенхе называет таинственные бусы амулетом, было неожиданно для Маву — он помимо воли рассмеялся.

— Амулетов не бывает, Стенхе, — весело сказал Маву. — Не ты ли мне это говорил?

— Нет, не я, — ответил Стенхе. — Я никогда не отрицал возможности существования Настоящих Амулетов. Я называл шарлатанством все эти малоаппетитные штуки, которые дурни носят в ладанках. А Настоящий Амулет…— Стенхе подумал, подыскивая слова. — Настоящий Амулет — это, с точки зрения новейших знаний, такая вещь, которая оказывает явное действие, оставаясь непонятной по своей природе. Подобным Амулетом в свое время были игральные кости святого Кавустэ.

— По-моему, — сказал Маву, пропуская бусы между пальцами, — для подобной вещи нужно какое-то другое название.

— Зачем же искать другое? — отозвался Стенхе. — Слово «амулет» именно в таком значении употребляется алхимиками уже несколько веков.

Стенхе в задумчивости расставлял на доске фигуры. Играть он не собирался, но Маву неожиданно сел напротив него:

— Сыграем?

— Поди ты…

— Сыграем. — Маву сделал первый ход. — А?

Стенхе пожал плечами. Маву был настолько беспомощным игроком, что на него не стоило тратить время. Однако несколько ходов спустя Стенхе понял, что Маву стал проявлять ту же сильную манеру, какой только что щеголяла Савири.

Дьявольщина!.. Ах да! Ведь у него в руках эти чертовы бусы. Бусы, от которых если не умнеют, то становятся заметно смышленей.

Стенхе отцепил от пояса кошелек и протянул руку к Маву:

— Ну-ка давай их сюда…

Маву с ухмылкой отдал. Но хотя Стенхе, забрав бусы, сунул их в свой кошель, ему это не помогло.

Партию он проиграл. Проиграл позорно, пытаясь уберечь свои фигуры от ловушек, постоянно отставая от стремительного Маву.

— Я думаю, — сказал Маву, воодушевленный победой, — что бусы действуют только при прикосновении к ним.

— Ну, не выдумывай, — отозвался Стенхе. — Когда принцесса меня обыгрывала, бусы висели на кукле. И ты вспомни, что я тоже держал их в руках.

— Ты держал, а я поглаживал их, — указал Маву на разницу.

— Может, и верно, — согласился Стенхе. Он потянулся за бусами, но передумал. — Ладно, посмотрим, как на тебя подействует. Может, ты тоже в обмороки падать начнешь.

— Ну уж нет, — засмеялся Маву. — А что принцессе о бусах сказать?

— А ничего. Ты не знаешь, куда они пропали, и все, понял?

Маву понял. Когда назавтра принцесса стала искать украшения своей куклы, Маву развел руками: не знаю, не видел. «Может, Стенхе знает?» — отговаривался он.

Девочка наряжала куклу в праздничное платье, украшала ее своими детскими побрякушками. Кукла была велика, всего на голову ниже принцессы, и так тяжела, что на руки ее не возьмешь; когда по ходу игры ее следовало передвинуть, на помощь приходил Маву, и он же таскал куклу, когда принцесса желала вынести ее во двор. Вообще-то, это была не кукла, а статуэтка, вырезанная слободским резчиком; тот изготовил ее сразу с подножием-постаментом, в платье и с косой, венцом уложенной вокруг головы, но придворный брадобрей сделал парик из конского волоса, и Савири трепала этот парик, пытаясь уложить прическу так, как ей хочется. Деревянное «платьице» куклы Савири называла нижним платьем, а верхних ей нашили горничные девушки из лоскутов. Кукла была настоящей щеголихой — у нее даже была шелковая косыночка, на которую девушки очень долго собирали уже никуда не годные кусочки: ведь шелк очень дорог, и у самой Савири не было ни одного шелкового платья.

Укутав куклу в платье, Савири укрепила в ее волосах свои сережки и повесила на шею ожерелье. На ее взгляд, этого было мало, ей не хватало исчезнувших бус, как будто не очень красивых на первый взгляд, зато заманчиво вспыхивавших искрами на солнце.

— Стенхе, — закричала девочка, увидев старшего хокарэма, — ты не знаешь, куда пропали мои бусики?