Наконец приходит автобус, довольно забитый. Я со вздохом вхожу. Иду по проходу и нахожу свободное место сзади, между японским туристом и пышной дамой с серым пушистым песиком на коленях.

Но что это?

Напротив сидит молодой человек, Густые темные кудри спадают до плеч. Черные глаза, большой, красивый рот. На нем белая рубашка из тонкого хлопка, он читает кулинарную книгу «Кухня японского храма».

Вдруг случается чудо. Меня захлестывает горячая волна радости. Ведь я его знаю!

— Бонжур! — громко восклицаю я.

Он опускает книгу, и я вижу, что это совсем незнакомый мне человек!

— Извините, пожалуйста! Я обозналась! Он улыбается, но ничего не говорит.

Я страшно смущаюсь и делаю вид, что вижу что-то очень интересное в окне. Потом надеваю свои новые солнечные очки в красной оправе, чтобы спрятаться за ними. Ничего не помогает.

Молодой человек захлопывает книжку и начинает меня разглядывать. Я чувствую, как его глаза ощупывают мой рот, мое тело, мои руки. Его взгляд проникает сквозь солнечные очки, гладит мои брови, мои щеки, мой лоб, ухо, я ощущаю это с такой отчетливостью, будто он и вправду ласкает меня. Я боюсь пошевелиться.

И вдруг исчезает пустыня.

Вдруг снова вокруг Париж, любимый чудный город, на деревьях снова набухли почки, перед кафе на набережной стоят столики и стулья, солнечные лучи врываются в автобус, погода навевает отпускное настроение. У меня вдруг появляется сладостное ощущение приближающегося счастья. Вот оно, чудо, о котором говорила Лолло!

Я закидываю ногу на ногу, поворачиваю голову и улыбаюсь ему. Он улыбается в ответ. Что-то теплое и приятное исходит от него. Его улыбка кажется родной. Я снимаю солнечные очки. Мы сидим молча, как завороженные. Иногда наши взгляды встречаются, и поездка вдоль Сены пролетает как одно мгновение: Гран-Пале — Шателе — Нотр-Дам, вот мы уже на мосту Святой Марии. Я выхожу.

— До свидания, — прощаюсь я.

Он кивает и смотрит, как я вылезаю из автобуса. Его глаза провожают меня до самого конца. Я оборачиваюсь еще раз, поднимаю руку, он машет в ответ. Потом быстро подносит книгу к оконному стеклу и показывает ее обложку. Я как раз успеваю увидеть название книги, прежде чем автобус исчезает в потоке машин.

Кто это был? И что он хотел сказать? Стою и ломаю голову. Искать его в японском храме? А есть такой вообще в Париже? Или в японском ресторане? И почему я не дала ему свой телефон? Было бы проще. Но кто решится на такое? В автобусе! Значит, чуда не было? Все равно приятно.

Я медленно бреду по старому мосту, гляжу в воду и радуюсь, как ребенок. Меланхолии как не бывало, солнце пригревает, платье сидит на мне великолепно. Я чувствую себя стройной и воздушной, готовой к предстоящему дню. На острове стоит приятная тишина. Я с наслаждением иду вдоль великолепных старинных зданий, построенных при Людовике XIV, «короле-солнце». Вот уже три столетия стоят они и с каждым днем становятся все красивее.

Вот, наконец, и улица Буде. Я у цели, перед изумительным старинным особняком. Набираю код, нажимаю на кнопку, и мощные темно-синие ворота распахиваются передо мной.

Какая роскошь!

Квартира, приобретенная нами пару месяцев тому назад, расположена на втором этаже очаровательного дома, стоящего посреди солнечного зеленого двора. Пусть из окон видна не Сена, зато сочный плющ, розовые кусты и лавровые изгороди. Городской шум вдалеке, а здесь слышно лишь, как жужжат пчелы да щебечут птицы.

Филипп, наш мастер, машет мне рукой. Он как раз красит окна и громко, страшно фальшивя, насвистывает. Он маленький, темноволосый, жутко упрямый, в круглых очках с черной оправой. Родом из Оверни. Он электрик, плиточник, клеит обои и даже может сложить каменную стену. Это самый надежный человек, которого можно себе представить. На нас он работает десять месяцев.

— Добрый день, мадам Сент-Аполл, — приветствует он меня, не отрываясь от своего занятия. — Весна наступила.

— Добрый день, Филипп, давно было пора.

— Тут заходила одна дама. Час назад.

— Разве мой муж уже давал объявление об этой квартире? — спрашиваю я удивленно. — И что сказала дама? Она сделала предложение?

— Она еще раз заглянет вечером. Если получится. — Ладно. Придет она или нет, квартиру будет легко продать. Кто не хочет жить на острове — место бесподобное! Здесь множество маленьких уютных ресторанчиков и лучшее мороженое в Париже. Но не только удачное месторасположение играет роль. Я всегда моментально продаю все свои квартиры.

Я честный продавец, и обо мне уже пошла такая слава. Я покупаю только то, что нравится мне самой, где могла бы жить я сама. Ни за что не возьму темные дыры, куда никогда не попадает солнце. Мои квартиры отделаны со вкусом. Я не плутую, как некоторые коллеги, которые норовят быстренько обить материей мокрые стены, поставить унитаз и ванну прямо на пол, не подсоединив к трубам, потому что нет стока. Нет, я не хочу разочаровывать своих клиентов, ведь не только в прибыли дело!

Квартира состоит из двух однокомнатных апартаментов, которые я совместила. Одну кухню я превратила в ванную, передняя стала подсобным помещением. Планировка отличная. Я ставлю свою сумку на пол. Занавески будут желтые, между горчичным и лимонным цветом, это делает комнату солнечной и теплой. Прохожу по свежевыкрашенным помещениям и тихонько напеваю. В ванной лежат трубы и два калорифера.

— Филипп, водопроводчик еще не управился?

— Нет, он сказал, ему надо время до конца недели.

— Моя приятельница прислала бра? — Филипп смеется.

— Она позвонила, что пришлет их завтра утром.

— Она звонила? — обрадовано спрашиваю я. — С каких это пор тут есть телефон?

— Сегодня, с восьми утра. Вон стоит, видите? Ура! Красный аппарат, новенький и блестящий, гордо стоит возле окна и словно подмигивает мне. Я блаженно улыбаюсь в ответ. Это уже прорыв! Великий момент, когда стройплощадка становится квартирой. Телефон играет решающую роль. Меня охватывает восторг, я уже вижу конец всех усилий. Решаю тут же позвонить Фаусто, чтобы поделиться с ним радостью. Чудо свершается — я поймала его в «роллсе».

— А, это ты! — В голосе не слышно радости. — С семи часов торчу в заторе. Который час пытаюсь дозвониться домой. Тебя никогда нет на месте. Где ты была все это время?

— На острове Сен-Луи. Квартира будет потрясающая. И тут уже есть телефон.

— Ах так? — равнодушно говорит Фаусто, будто это его вовсе не касается.

— Ты не рад?

— Нет.

— Почему же?

— Настроение плохое.

— Приедешь в час во «Флору», как договаривались?

— Если найду стоянку. Я вдруг выхожу из себя.

— Может быть, потрудишься и найдешь? — резко выпаливаю я.

— Постой, — раздраженно орет Фаусто, — что за базарный тон! Я и так весь на нервах после этой безумной поездки за город. Либо ты успокоишься к обеду, либо мы не увидимся.

— Делай, как знаешь! — Я швыряю трубку. Дерьмо какое! Самое прекрасное настроение испортит. Но я не поддамся.

Так, теперь ковер. Я вытаскиваю каталоги. Квартира не слишком большая, выстелю все комнаты одинаково, это создаст иллюзию пространства. Что-нибудь в коричневых тонах. Не очень темное, скорее светлое. Вот, нашла! «Маррон Гласе», благородный каштан с легким серебристым отливом. Это выглядит очень элегантно.

— Филипп, я поеду к стекольщику, потом куплю полотенцесушители, а после обеда закажу ковер. Сегодня, наверное, больше не приеду. Но завтра обязательно появлюсь. Да, еще: если придет та дама, запишите ее телефон. Я ей перезвоню. До свидания, Филипп!

— До свидания, мадам Тиция!

Оставшееся до обеда время я тружусь, как пчелка. Ровно в час я во «Флоре». Мне нравится это кафе. Солнечное и светлое, большие зеркала и много дерева, а вид, открывающийся из широких окон, один из самых красивых в мире. Отсюда видна задняя сторона собора Нотр-Дам с апсидой, утопающей в цветущей зелени. Можно увидеть Сену меж поросших плющом берегов и очаровательный мост Сен-Луи.

Этот мост — нечто особенное. Толстыми цепями он перекрыт для проезда машин, и его облюбовали парочки, ибо кто здесь поцелуется, может загадать три желания. Здесь всегда полно певцов, актеров, акробатов, туристов, постоянно снимаются какие-нибудь фильмы, и самое главное: ты не только чувствуешь себя в центре мироздания, ты там действительно находишься!

Я вхожу в кафе. Фаусто уже тут. Смотрите-ка! Сидит в дальнем углу и курит. На нем бирюзовая трикотажная рубашка, светлые льняные брюки и огромная шляпа. Коричневая, с широкими полями. Откуда она взялась? Я такой у него не видела. Шляпа делает его чужим. Он выглядит дерзко, как герой вестерна.

Я подхожу к нему со стопкой журналов по интерьеру под мышкой.

— Бонжур, Фаусто.

— Бонжур, Тиция.

Мы целуем друг друга в обе щеки.

— Нашел место для стоянки?

— Да, там, где запрещено.

— А дом? Ты купил его?

— Потом расскажу. Ты же знаешь, как я ненавижу, когда меня забрасывают вопросами.

Его тон не предвещает ничего хорошего. Я сажусь к нему. У Фаусто красные глаза. Очевидно, не спал всю ночь. Лицо бледное, не брит и воняет дымом, просто весь прокоптился.

Кроме того, на лбу у него два кровавых шрама. Шляпа их, правда, прикрывает, но не совсем. Откуда они? Подрался? За городом? Но с кем? С продавцом дома? В общем, у него весьма потасканный вид, он непрестанно зевает, и я на его фоне смотрюсь как свежая роза.

— Хочу тебе кое-что показать, — говорю я и кладу на стол журнал с квартирными объявлениями. — Кто-то украл наше имя. Ты знаешь фирму «Аполл-недвижимость»? Она так и сыплет объявлениями. Взгляни-ка.

Я раскрываю журнал на цветном развороте, стоит это кучу денег. Имя Аполл набрано черными гигантскими буквами, под ним изображение замка, а текст в противной навязчивой манере сулит роскошные хоромы с шикарными декорациями.

— Не знаю такую. — Фаусто даже не смотрит в мою сторону. — Меня это не интересует.

— Но они используют наше имя! И у них дурной вкус. Разве тебе это не мешает?

Фаусто зевает. Приносят еду.

Антрекот для него, салат и омлет для меня. И лучшее красное вино, какое есть в меню.

— Я принял решение сегодня утром, — равнодушно говорит Фаусто, наполняя мой бокал. — Много работы не идет тебе на пользу. Ты становишься раздражительной, занудной, тебе ничем не угодишь. Когда эта квартира здесь будет готова, тебе надо сделать паузу. А все дела я возьму на себя!

— Какие дела? — встревожено спрашиваю я.

— Квартирные дела, дорогая, какие же еще?

— А апартаменты на авеню дю Мэн?

Я их купила совсем недавно, не какая-нибудь там малогабаритная хибара, а прекрасная четырехкомнатная квартира в великолепном старом особняке. Мой самый крупный проект на сегодняшний день в Париже, и я уже начертила эскизы, все цвета у меня в голове, я предвкушаю интересную работу. Как только квартира на острове будет продана, я собиралась начать!

— Авеню дю Мэн прекрасно обойдется и без тебя!

— Сомневаюсь.

— А я нет. Ты что, считаешь меня полным кретином, ничего не смыслящим в делах?

Я не отвечаю. Фаусто жует свой антрекот. Столы вокруг нас занимает пестрая, веселая публика, принарядившаяся для Парижа. Посетители всех цветов кожи. Слышна английская, немецкая, испанская, японская речь, и каждую входящую женщину Фаусто оценивает взглядом знатока.

— Ты давал в газету объявление про улицу Буде? — спрашиваю я, пытаясь сохранять спокойствие.

Фаусто кивает. Я откладываю вилку.

— Ты же знаешь, я это не люблю. Сначала надо отремонтировать, а уж потом рекламировать. Я хочу, чтобы были подключены лампы, чтобы все было готово — с коврами и занавесками, иначе я ничего не буду показывать.

— Все будет по-другому, детка, — Фаусто делает большой глоток из своего бокала, — эти методы устарели. Достаточно купить квартиру, раскрасить и пустить дальше. Так получается быстрее, скорее поступают деньги. Слушай, я навел справки. Мы меняем тактику.

И он рассказывает длинную историю о каком-то коллеге (с сомнительной репутацией), «сварганившем» десять квартир в месяц и якобы заработавшем умопомрачительную сумму денег. Я не верю ни одному его слову. Я знаю этого человека. Он авантюрист, работает на сумасшедших кредитах и все время на грани банкротства. Это и есть его новый друг? Тогда — полный привет!

— Я прекращу работать, когда буду на восьмом месяце беременности, — сухо бросаю я.

— Это шантаж? — спрашивает Фаусто и таращится на меня. — Ты же знаешь, на это ухо я туговат.

— Очевидно. Раз уж мы заговорили на эту тему, с кем ты сейчас спишь?

Фаусто поправляет свою шляпу и ухмыляется

— Где ты был сегодня ночью? Куда ты ушел в полтретьего? Думаешь, я не слышала? И кто тебе исцарапал лицо? Дама из агентства? У тебя такой вид, словно тебя кто-то поколотил. Тебе это известно?

Фаусто разглядывает высокую рыжеволосую туристку, которая оглядывается у входа в поисках места. Ее желтое платье так тесно ей, что прилипло к телу, будто мокрое.

— Кроме того, меня все время преследуют анонимными звонками. Я должна развестись, иначе меня отправят на тот свет. Что ты на это скажешь?

— Видишь эту, которая только что вошла? — спрашивает Фаусто, со злостью сверкая глазами. — В желтом платье? Спорим, на ней нет нижнего белья?

— Ты не соблаговолишь ответить на мой вопрос?

— Ах, мадемуазель! — громко восклицает Фаусто и приподнимает шляпу — Я тут. У нас есть свободное место. Вы кого-нибудь ждете? Жаль. Тогда, может быть, завтра? Я сюда часто прихожу. Завтра ровно в час я буду здесь.

Я смущенно улыбаюсь, потому что кафе забито и все слушают. Незнакомая женщина поворачивается к нам спиной. Зато напротив садится другая. Черная, как смоль, короткая стрижка, выбритый затылок. Американская туристка, сразу видно.

Пухленькая и темпераментная, на ней облегающие черные брюки, черная майка без бретелек и красные серьги. Она роется в своей лиловой сумке непомерной величины, наконец достает оттуда губную помаду и красит губы в цикламеновый цвет. Фаусто глядит завороженно.

— Видела, как она ест меня глазами? — взволнованно спрашивает он. — Что ей от меня надо? Ты заметила? Для меня накрашивается. Я говорю о той жгучей брюнетке с чувственным ртом. Она не сводит с меня глаз.

Он отодвигает пустую тарелку, закуривает сигарету, выпускает облако дыма в ее сторону и посылает ей воздушный поцелуй.

Это уже слишком.

— Если ты скажешь еще одно слово, я встану и уйду.

— Опять начинаешь? — Он пялится на американку. Я подавилась орехом. Фаусто хлопает меня по спине, не глядя, само собой разумеется, потому что занят брюнеткой.

— Ты можешь восхищаться другими, когда ты один, — говорю я как можно более спокойно, хотя едва дышу. — Я тоже меняю тактику. Я больше не дам себя позорить перед всем Парижем. Тебя полночи нет дома, ты даже не извиняешься, ничего не объясняешь. Если так будет продолжаться, нам придется расстаться.

— Ну что ты, — бросает Фаусто и улыбается кому-то налево. Там сидит золотисто-коричневая индианка в красном сари, с толстыми серебряными цепями на руках и шее.

— В последний раз спрашиваю. Где ты был? И с кем?

Фаусто опускает взгляд на изящные плечи. Сейчас пойдет в атаку. Я встаю. С меня довольно.

— Желаю хорошо провести время после обеда. Адье, Фаусто, счастливо развлечься.

— Когда ты злишься, у тебя губы растягиваются в щелочку.

Я выбегаю из кафе так быстро, насколько мне позволяют мои белые туфли на высоких каблуках. По маленькому романтическому мосту Сен-Луи на остров Сите. Четырежды оборачиваюсь, но Фаусто не видно.

Он не бежит за мной. Я могла бы прыгнуть в воду, ему безразлично.

Ныряю в Нотр-Дам. Здесь тихо и прохладно. Покупаю свечку за десять франков, зажигаю ее перед большой мадонной у главного алтаря и не мигая смотрю на пламя.

— Почему ты допустила мое замужество? — вопрошаю я каменную статую. — Почему не треснула от гнева? Я бы поняла. — Но мадонна продолжает улыбаться, а я вдруг плачу. Слезы бегут по моим щекам. Этого со мной не бывало. А это еще что? Боли в желудке? Немудрено, Фаусто все испортил. Если бы я не ела только здоровую пищу, точно лежала бы давно в гробу! Но может, я умру от разбитого сердца.

Слезы помогают. Выплакавшись, я вижу все очень четко. Я не позволю никому мною командовать. Мне сорок два года. Слава богу, взрослая! В расцвете лет. И я буду работать, пока это доставляет мне радость!

Я выхожу из собора и сразу ловлю такси. Хороший знак! По пути к супермаркету, торгующему коврами, ловлю себя на страшной мысли: я люблю Фаусто, но не возражала бы, если бы он сдох. С тех пор, как я его знаю, я храню ему верность. Для меня не существовало других мужчин. И это благодарность?

Я смотрю в окно на сплошной поток машин. Сколько мужчин за рулем! Неужели все они так же плохо обращаются со своими женами?

Меня вдруг пронизывает мысль: «кратко и сладко» — это относится только к другим? Если честно, знала бы я телефон того черноволосого парня из автобуса, я бы ему позвонила.

Тут мне вспоминается Томми Кальман.

Его теплая рука на моей коленке в Версале. Его восхищенный взгляд. Большие, красивые глаза. Мы постоянно встречаемся в обществе.

Дважды я была у него в галерее. И каждый раз он непременно пытается добиться моей благосклонности. Это уже стало игрой между нами.

Возможно, теперь игра обернется чем-то серьезным?

— Томми, — сказала я ему в прошлый раз, это было совсем недавно, мы были одни в его кабинете, — у меня не получается так быстро. Я из Вены. Там принято перебеситься, пока ты не замужем. А в браке хранят верность.

Он этого не понял!

Он нашел это жутко глупым, ибо француженка, просветил он меня, делает наоборот: она целомудренна до свадьбы. А с кольцом на пальце все дозволено. Первая ссора — и она уже заводит себе любовника. Или двух. Ей ведь надо наверстать упущенное.

Если верить Томми, это полезно. Пока никто не узнает, пока все держится в тайне и никто ни за что не сознается.

Томми учил меня, как здесь принято. Правило номер один в Париже — всегда лгать! Лгать, чего бы это ни стоило!

— Вот смотрите, — с энтузиазмом пояснял Томми, — это очень легко. Вы всегда все отрицаете. Даже в самом вопиющем случае вы сохраняете хладнокровие. И даже если муж застал вас в постели, главное — спокойствие! Вы говорите: не волнуйся, дорогой. Мы не делаем то, о чем ты думаешь. У господина озноб, и я согреваю его. Любовь к ближнему — надеюсь, это что-то говорит тебе?

Он с вызовом посмотрел на меня.

— Что вы скажете на это, мадам?

— В это поверит только круглый идиот!

— Поверит тот, кто захочет. — Он попытался меня поцеловать, но я увернулась.

— Серьезно, месье Кальман, не такие уж мужчины дураки!

— Да? А вы знаете, как неохотно разводятся мужчины?

— Мой муж никогда не проглотит такое!

— Посмотрим, — Томми все больше входит в раж. — К тому же, божественная, несравненная мадам Сент-Аполл, он никогда не застукает нас. Разве вы не сказали, что по средам вы всегда одна? Я наведаюсь к вам после обеда. Вам только нужно назвать точное время. — Он взял мою руку и положил ее себе между ног, вернее, на своего набухшего толстячка. А я это ненавижу!

Не люблю, когда мою руку насильно кладут на интимные части тела! А тем более на чужие! Но Фаусто позорит меня перед всем городом. В моменты острых кризисов, как сейчас, мужчина необходим! Око за око, зуб за зуб. Решено, звоню Томми.

В следующую среду я сделаю то, что делают тысячи парижанок: после обеда встречусь с любовником, а вечером лягу в кровать с мужем. Что может француженка, смогу и я. Решение созрело: я не плачу, не расспрашиваю и не страдаю больше ни секунды.

Я приспосабливаюсь к этому жизнерадостному городу.

А там будет видно.

Томми Кальман среднего роста, коренастый, с густой, слегка седеющей шевелюрой. У него темные, живые, умные глаза. И он очень знаменит.

Томми — выходец из Германии. Он владелец картинной галереи, издатель, меценат. Он до смерти мучает своих скульпторов и художников, зато продает их произведения за большие деньги по всему миру.

Томми не сходит с экранов телевизоров и с полос газет и журналов. Приемы, которые он устраивает, — событие сезона. Среди его гостей — самая избранная публика. Есть ли у него подруга? Не знаю. Если да, он это держит в тайне. Его жена Тереза, черная американка, большую часть года живет в Нью-Йорке. От другого брака у него есть двое взрослых детей. Томми купил первую квартиру, отремонтированную мною в Париже, для своей дочери Аллы. С тех пор мы поддерживаем знакомство.

Еще Томми издает художественный журнал. Его редакция — в квартире на улице Рояль, наискосок от «Максима». Там мы и встречаемся. В шестнадцать часов. В первую среду мая.

Фаусто постоянно в разъездах. Бог знает где. Со времени нашей ссоры во «Флоре» мы почти не виделись. Каждый раз, когда я прихожу домой, у Лолло наготове одна и та же фраза: «Месье придет сегодня позже».

Пусть убирается к черту! Солнце сияет, каштаны цветут, я свежа и молода, бульвары в зелени, и жизнь мне улыбается. Я выкупана и накрашена, красиво причесана и надушена, на мне изумительное белье из светлого шелка с тонкими кружевами и короткое лиловое платье от Курреже, которое всем желающим дает возможность полюбоваться моими длинными ногами.

Целый час я колдовала над собой. Наносила серебристые тени на веки, брызгала волосы лаком, запудривала веснушки. Потом легкое прикосновение розовой губной помады. Никаких румян. Я бледна, нежна и прекрасна, и я иду к мужчине, который способен оценить это. Который мечтает обо мне и не замечает других женщин, если я поблизости.

И хотя я его не люблю, я радуюсь встрече с ним. Мы понимаем друг друга. Смеемся над одними и теми же анекдотами, нам нравятся одни и те же картины, а кроме того: то, что могут другие, смогу и я. Мне нужны приключения, иначе я не выдержу!