19

Эта ночь стала для меня чем-то большим, не просто прекрасным эпизодом!

Это было начало новой эры, была подведена черта под двумя десятилетиями отчаяния, слез, недоверия, тоски, несчастий, ревности и ссор!

Наступил конец всем страхам, которые я таскала за собой со времен моей первой несчастной любви в Вене. Через моря и континенты. Через города и веси. Все позади!

Бывают периоды в жизни, которые превосходят все рекорды. Именно тогда, когда ты уже больше ничего не ждешь — от мужчин, от любви — именно тут-то небосвод открывает свои шлюзы, и на тебя вдруг сыплются подарки, как манна небесная. Надо только подставлять руки — они наполняются сами собой. Открываются все двери. К тебе подходят именно те люди, которые нужны. И вдруг среди них тот, которого ты всегда ждала. И все как надо: он не женат, ему не надо разводиться. Не надо содержать детей. У него нет кучи долгов. Он здоров. Не пьяница, не игрок, не лжец, не наркоман. Любит женщин, но не бабник. И если, замирая от страха, идешь с ним в постель, то и там все оказывается чудесно. Он тонко чувствует, хорошо сложен не извращенец, может любить часами, не становясь жестоким, он нежный, чуткий, аппетитный на вид У него есть чувство юмора!

После первой ночи хочешь только его.

Удивленно спрашиваешь саму себя: как же ты так долго выносила этот мир без его живительного присутствия?

В мою первую ночь с Полем не светит луна. Зато все небо над Парижем усыпано яркими звездами. Эта ночь затмила все, что я пережила с Фаусто. Поль заключил меня в объятия и выпустил другой женщиной! Происходили невероятные вещи, которые я не считала возможными. Но я опять забегаю вперед. Расскажу все по порядку.

Как мы добрались домой, я уже не помню.

Только что приехали — стоянка рядом с домом — и вот я уже лежу в своей расчудесной постели с балдахином и жду Поля. Вся дрожу от возбуждения. Кровь пульсирует в голове!

Не мигая смотрю на отцовские картины: две обнаженные натуры и натюрморт, все большое, сочное и яркое! Поль и я! Что у нас получится?

Тут он приходит из душа. Ага, белье еще не снял! А я уже обнажена, но прикрыта до подбородка.

— Вы видите, мадам, — он забирается в постель, не прикасаясь ко мне, — ваше желание — для меня закон. Я одет для сна, и я не бросаюсь на вас!

— Очень мило с вашей стороны! Мерси, месье!

— Так точно, — продолжает Поль, — ведь сегодня новолуние! Знаете, что это значит? Нужно порвать с вредными привычками.

— Ах вот как? Иначе бы вы меня атаковали?

— Непременно, — отвечает Поль, — я с трудом сдерживаю себя. Спокойной ночи, Тиция! Приятных сновидений!

Он закрывает глаза и лежит совсем тихо. Его черные волосы касаются моих.

Приподнимаюсь на локте и смотрю на него. Сердце стучит, ладони намокли. С какими же вредными привычками порву я? Очевидно, с пятью месяцами воздержания. Поль не двигается. Но и ему стоит больших усилий оставаться спокойным. Одеяло бурно вздымается на груди. Я ласково глажу его по лбу.

Он открывает глаза.

— Дорогая, ты отдаешь себе отчет… ты все-таки лежишь с мужчиной в постели!

— Правда? Ну и?

— Ты не боишься?

— Спасибо, что напомнил!

Я подношу свои губы к его рту. Мы целуемся. Мои волосы струятся по его лицу. Рука Поля нашла мою грудь. Он нежно ласкает ее, играет с сосками.

— О-ох, — сдержанный стон, — какая ты мягкая.

— А на тебе слишком много ткани, — шепчу я ему в ухо.

— Вам мешают маленькие трусики, любезная мадам?

— Очень! Я хочу видеть вас обнаженным. — Он сбрасывает белый комок на ковер.

— А теперь? — Широко раскрывает глаза.

— Теперь дело принимает серьезный оборот!

Мы начинаем обниматься и буквально пожираем друг друга. Многомесячную тоску не удовлетворишь поцелуями. Поль лежит рядом, такой возбужденный и твердый, что входит в меня без малейшего участия рук. Мы вдруг единое целое. О боже, как здорово! Я оказываюсь на спине, кладу поверх его ног свои. Поль целиком внедрился в меня. Фантастика! Он заполнил меня всю, еще немного — и разорвет на части. Я обвиваю руками его шею и жарко целую его. Он еще крепче прижимается ко мне. Мы гибкие как кошки, наши тела слились воедино, между нами нет нигде ни миллиметра зазора, мы сплошной пульсирующий сгусток счастья! Мы исходим от сладострастия и безумия.

— Тиция, я люблю тебя!

В первый раз Поль кончает сразу. Сейчас неопасно, я ему об этом сказала. Он коротко всхлипывает, долго и глубоко вздыхает и продолжает как ни в чем не бывало. Двигается, правда, чуть медленнее, но только поначалу. Как это у него получается?

— О Тиция, любимая!

Мы снова занимаемся любовью, снова и снова! У него три оргазма, но он продолжает, без перерыва!

Готов в любую минуту! Мы настолько переплелись, что я не знаю, где начинается его тело и кончается мое. Никакой наркотик не возымел бы такого действия, никакая самая безудержная фантазия. Это идеальная гармония двух тел. Теперь я понимаю, как это бывает по-настоящему, как задумала природа!

— До чего же хорошо, — вырывается у Поля, все еще прильнувшего ко мне, — ты мое спасение, Тиция! Ты и не представляешь, как это было жизненно необходимо! Но теперь мы займемся только тобой. — Он почти целиком выходит из меня, чтобы снова овладеть мною. Но на этот раз медленно! Мягко! Движение совсем иного рода. Если до этого был разгул стихии, то теперь утонченное наслаждение!

Поль лежит сзади, тесно прижавшись к моей спине. Его руки обхватывают мои груди, словно две чаши. Он глубоко внедряется в мою плоть и мягко отходит назад. Его движения размеренны, как волны морского прибоя, и столь же завораживающи. Мы покачиваемся в заданном ритме. Каждый бросок вперед — жгучее потрясение, каждое отступление — бесконечно сладостно. Никогда я не испытывала такие изощренные перепады вожделения. Отход назад, нежный и щекочущий, исполнен страстного ожидания следующего удара. Отступление даже прекрасней. Странно почувствовать это лишь в сорок три года. Зато Поль все знает. Он стремительно вонзается в мою плоть, чтобы по возможности медленнее покинуть ее. Он доставляет мне неописуемое наслаждение! Я таю от счастья. Я люблю его!

— Ты осчастливила меня! — стонет Поль.

Ты меня тоже, хочу я сказать. Но губы не повинуются мне, я вся там, внизу.

— Кончи, родная, пожалуйста, — шепчет мне Поль. — Это только для тебя, для тебя одной. Я не остановлюсь. Кончай, Тиция, любовь моя! Я жду тебя!

Его рука скользнула между моих ног и нащупала нужное место. По мне сразу пробежали электрические разряды. Боже, как здорово это у него получается! Вперед и медленно назад! Вперед и медленно назад. Я уже почти готова.

Э, нет! Не хочу! Не хочу кульминации. Я сдаюсь. Боюсь! Поля? Поль не будет меня мучить, как Фаусто. Я вдруг совершенно обмякаю и целиком отдаюсь ему.

Поль это тоже замечает и начинает тяжело дышать. Он оставляет свою руку там же и опять начинает меня любить. Дарит мне счастье снаружи и изнутри. Это так прекрасно, что мне кажется — я умираю!

Теперь он меняет ритм. Он не уходит далеко назад, нет, он остается глубоко во мне, двигается быстрыми, короткими толчками и каждый раз задевает самую чувствительную точку. И изнутри, и снаружи он там, где лучше всего. Выше! Выше! Выше! Каждый толчок — маленький взрыв. Вдруг меня всю заливает ярким светом! Каждое движение — будто прыжок вверх. К солнцу! О, как жарко! Я состою из одного желания!

Вот он, решающий момент!

Все спазмы отступают! Я раскрываюсь, как тропический цветок. Я вся открыта! О! О! О! Мой оргазм — как удар молнии! Я парю в ослепительном свете. Сгораю в страсти, растворяюсь в ней.

— Отлично, дорогая! — Голос Поля доносится откуда-то издалека, я с трудом его различаю. Потрясение было слишком велико. Маленькие горячие искорки все еще пробегают по моему телу. Я все еще испытываю наслаждение, я еще не вернулась на землю!

Поль убирает свою руку и опять кладет ее на мою правую грудь.

— Родная, ангел мой! — Три-четыре целенаправленных толчка — и он уже опять готов! Он кричит, содрогается, тычется своей кудрявой головой мне в шею и так стискивает меня, что я почти задыхаюсь. Потом он начинает плакать. Рыдает на моем плече. Я целую его руки, прижимаю к себе его голову. Потом поворачиваюсь к нему.

— Почему ты плачешь? — Глажу его как ребенка.

— Это было так долго. Так долго.

— Что было долго?

— Ожидание тебя! Я люблю тебя, Тиция!

— Я тоже тебя люблю!

Мы нежно целуемся. Прижимаюсь своей щекой к его щеке. Он потихоньку успокаивается.

— Как давно у тебя не было женщины? — спрашиваю я чуть погодя.

— Два года.

— Два года??!!

— Раньше я как-то жил в воздержании четыре года. Но больше я этого не хочу.

Случайно в поле зрения попадают часы. Семь часов! Как?! Семь? Мы пришли сюда в час. Выходит, мы занимались сексом шесть часов подряд. Не может быть!

— Что там у тебя? — Поль заметил мой взгляд.

— Мы занимались любовью шесть часов! — произношу я вслух. Это ему нравится.

— Я сейчас умру, — заявляет он, — у меня чудовищный голод. Я совсем ослабел от голода и счастья! — Он гладит меня по голой руке.

— Не мудрено! Ты ничего не ел в ресторане!

— Ты тоже не ела! Куда лучше было часами целоваться!

— Тебе чай или кофе? — Я вскакиваю.

— Чай. Подожди, Тиция. Я пойду с тобой, я хочу тебе помочь.

Нагруженные большим подносом, мы возвращаемся назад. Уютно прижимаемся друг к другу и подкрепляемся. Поль пьет только с молоком, без сахара. Зато круассаны густо намазывает маслом. Это мой первый завтрак в этой постели.

— Я тебе должен кое-что сообщить, Тиция. Еще никогда, ни с кем мне не было так хорошо, как с тобой!

— Ты бесподобный любовник. Ты это знаешь?

— Нет! Правда? — Он недоуменно смотрит на меня.

— Но я ведь наверняка не первая, кто тебе говорит об этом.

— Не первая, — вздыхает он. — Но я никогда не старался. Знаешь, с женщинами я всегда терпел неудачу.

— Поэтому ты так долго воздерживался? Он мнется.

— Да! Была еще одна причина. Ты знаешь теорию, что потеря спермы ослабляет организм?

Я киваю.

— Ну и что? Это так?

— Какое там! Величайший обман. Это возвращается как бумеранг. Если ты слишком долго воздерживаешься, то становишься агрессивным. Ты раздражаешься. Думаешь только о сексе. Возбуждаешься от малейшего намека, неверно реагируешь на каждую женщину, потому что все время думаешь только об одном. Якобы это повышает творческий потенциал. Но в действительности ты больше ни на чем не можешь сконцентрироваться. Постоянно занят тем, что пытаешься подавить свое желание! Знаешь, сколько сил это отнимает!

Он вздыхает.

— Те четыре года не были счастливыми в моей жизни. Я был постоянно подавлен. У меня ничего не ладилось, университет буксовал на месте. Поэтому-то я так поздно закончил учебу.

— Почему же эта теория все еще держится? — интересуюсь я.

— Это происходит от неправильно понятой тантры, — говорит Поль. — Знаешь, что это такое? Старое индийское искусство любви. Чтобы научить глупых мужчин удовлетворять женщину в постели. Тантра — это искусство так долго поддерживать эрекцию, пока женщина не достигнет оргазма. Это была суть учения!

— Ну и?

— Между тем это забыли. На этой планете так уж устроено: ты что-то основываешь, и не успеваешь ты умереть, как все смывается водой. Потомки всегда глупее предков. Первое, что они забывают, — первопричину! Душу учения. Отсюда и сумасбродная идея о потере спермы. Я знаю тантристов, которые утверждают, что женщина не имеет права испытывать оргазм. Чем все и доводится до абсурда!

— Слава богу, что ты не из таких, а то бы я сейчас умерла от неудовлетворенности и обманутых ожиданий.

— Даже так? — Он подносит к моему рту кусочек круассана. Я откусываю и улыбаюсь.

— Мне так хорошо, как никогда в жизни.

— Мне тоже. — Он проглатывает остаток круассана и чмокнет меня.

— Когда ты, собственно, впервые подумал обо мне как о женщине? — спрашиваю я после того, как все съедено и поднос стоит на ковре. — После вечера «У Максима»?

Поль смеется и обнимает меня.

— Гораздо раньше! Не обижайся, но это произошло в самый первый раз. После поездки в автобусе! Знаешь, когда мужчина встречает женщину, которая его волнует, как ты меня, он мечтает о ней дома и мастурбирует. Я тоже попробовал, но что-то не получалось. А ночью я еще раз вспомнил о тебе — и вся постель была мокрой! — Он смеется. — Я представил себе, как ты выглядишь без платья. Помнишь, на тебе было красное платье в горошек. И это сразу сработало.

— Ну, и как же я выгляжу на самом деле? Какой ты меня себе представлял? Или ты разочарован?

— Разочарован? Я видел тебя именно такой. Каждая деталь совпадает! Когда я впервые увидел тебя обнаженной, я не поверил своим глазам! Я сказал себе: она действительно так хороша, как в моем воображении!

— Для моего мужа я была недостаточно пышной. Слишком маленькая грудь и плоский зад!

— Он был слепцом! — сухо бросает Поль. — У тебя обалденная грудь и самые красивые ноги в мире! У тебя узкие лодыжки. И знаешь, что еще встречается совсем уж редко? Потрясающие коленки. Не лохани, как у большинства, а нежные и элегантные. Ты грациозна, как газель! Ты могла бы демонстрировать купальники «От кутюр»!

Он откидывает одеяло и принимается целовать мои ноги. Я глажу его темные локоны.

— Слушай, Поль. Я должна тебе кое-что сказать. Я на четырнадцать лет старше тебя.

Он поднимает голову.

— Знаю.

— Откуда?

— Из американского иллюстрированного журнала. Ты выиграла приз. За столовые приборы. Там была твоя фотография и короткая биография.

— Ну и?

— Что и? — Он встает, роется в своей одежде и возвращается с портмоне.

— Ты был шокирован?

— Нисколько, — серьезно отвечает он. — Я не люблю ничего скороспелого, дешевого. Меня интересуют зрелые, интеллигентные люди. Я хочу чему-нибудь научиться у женщины! — Он садится на край постели. — Ты ее случайно не знаешь?

Он вытаскивает вырезку из журнала и протягивает мне. Это моя фотография, далеко не лучшая, но я тронута!

— Я всегда ношу ее с собой, — говорит Поль, — чтобы не забыть, какая ты красивая! — Он берет мою правую руку и что-то вкладывает в нее. — Это я принес для тебя! — У меня в руке маленький, тяжелый и холодный предмет. Что бы это могло быть?

С любопытством раскрываю пальцы. О-ля-ля! Вот это сюрприз! Я о таком давно мечтала! Неужели он мне его дарит?

— Ты знаешь, что это такое? — спрашивает развеселившийся Поль.

— Самородок! Откуда он у тебя?

— Из Калифорнии. С одной фермы. Там у них есть река, и течением приносит золото.

— Выглядит, как кишмиш в шоколадной глазури!

Поль смеется.

— Знаешь, почему я его купил? Золото того же цвета, что и твои волосы.

— Точно, — удивленно соглашаюсь я, — ты и о них вспомнил?

— Я ничего не забываю, что связано с тобой. Я помню каждое сказанное тобою слово

— Правда? — Я прижимаю его руку к своей щеке Потом целую каждый палец. Он молча наблюдает.

— Я так рад, что вернулся, — говорит он наконец, — мне так не хватало тебя! Ты и не подозреваешь, как я был одинок. Без тебя.

— Но с отцом вы неплохо ладили.

— Блестяще! Но это не одно и то же. Он не так мягок, как ты. Его нельзя целовать. — Поль притягивает меня к себе, и я опять страстно хочу его! Мы плавно входим друг в друга! Мое сердце почти останавливается. Боже, какое счастье! Что же со мной происходит? Как выразить словами то тепло, которое греет меня? Мы любим друг друга в пятый раз. Когда все кончено и мы счастливые и вымотанные лежим рядом, уже восемь утра. Пятница. Рассвело.

— Ты поедешь в Нормандию? — спрашиваю я Поля, который рассеянно играет моими локонами.

— Ни за что. А ты? Ты пойдешь на работу?

— Да и не подумаю!

— Я могу остаться у тебя на неделю? — спрашивает Поль.

— Конечно! Оставайся сколько хочешь!

— Сладкая моя! — Поль поднимается, целует меня в губы. — Пойду, позвоню своему отцу. Из салона. Сейчас вернусь.

Скажу сразу: мы не вылезаем из постели десять дней. До воскресенья, тридцать первого января! Это была самая длинная ночь любви в моей жизни. Никогда, ни с одним мужчиной не испытывала я таких взлетов. Звоню Глории и отпрашиваюсь на неделю. Отключаю телефон. Эти часы чересчур ценны. Тут уж придется подождать даже работе.

Урок, который я извлекла за свои сорок три года: о днях, подобных этим, вспоминаешь всегда. А уж о ночах тем более!

Такое счастье быстро не повторится! К тому же в таких кульминационных днях черпаешь силу, которой иногда хватает на всю оставшуюся жизнь. А работу я наверстаю. Об этом не стоит и беспокоиться.

Поль возвращается.

— Все в порядке, — объявляет он. Он стоит передо мной обнаженный. Я прикасаюсь к его бедрам. Его тело знакомо мне до мельчайших подробностей, как мое собственное. Он меня не стесняется.

— Стой, где стоишь! — приказываю я и подробнее разглядываю славную вещицу, доставившую мне столько радости.

Она довольно большая, толстая и крепкая, идеальная по величине. Слегка выгнутая. Сейчас член опять задорно торчит вверх. Я трусь об него носом. Маленькие голубые вены, весело извиваясь, бегут к головке, элегантно закругленной, блестящей и гладкой, как тропический фрукт. Или круглый персик из банки. Да он и на вкус похож.

У Поля вырывается громкий стон.

— Прекрати, Тиция! Иначе сейчас будет катастрофа. Стой, а то будешь вся мокрая!

— Не страшно! — Я беру вожделенный предмет в руку, оттягиваю кожу и ласкаю его языком.

— Эй, не делай этого! — протестует Поль, убирает мои руки и поднимает мою голову. — Прекрати. Лучше я снова пойду в постель.

Что нам остается делать!

Поль не меняется в горизонтальном положении. Нет надобности. Он и стоя на двух ногах — истинное сокровище! Он настолько нежен, что поначалу мне хочется плакать. Я так долго была одна, что проходит два дня, прежде чем я понимаю, что это меня ласкают и целуют, нежат и лелеют, что плохие времена позади и не вернутся.

Занимаемся сексом в шестой раз. Потом спим до четырех пополудни. Поль готовит, на обед у нас спагетти и салат. Я сажусь за свой рабочий стол и черчу планы для Нормандии. В голове сотни идей, одна лучше другой, но как только Поль зовет меня, я все бросаю и иду к нему. Впервые за долгие годы работа отошла для меня на второй план.

Еда необычно вкусная, мы сметаем все подчистую, так зверски мы голодны. Потом нами овладевает страшная усталость! Нам необходимо срочно вернуться в постель!

Где лучше всего переваривать вкусный обед? Разумеется, в мягкой кровати, где же еще? Мы болтаем, смеемся, хихикаем. Прижимаемся друг к другу и занимаемся любовью в седьмой раз. А вечером снова. И потом еще полночи. В три часа мы еще не спим. Заправляемся бутербродами с сыром и пирожными и болтаем до шести!

— Теперь, наконец, спать! — командует Поль и выключает свет.

— Пожалуйста, не надо! — хнычу я. Он снова включает. Я хочу его видеть! Хочу быть уверенной, что он лежит рядом. Именно Поль, а не Томми, Фаусто, Боб или Брис!

20

Поль ворочается с боку на бок. Мы уже девять раз любили друг друга за последние двадцать девять часов. Он, должно быть, абсолютно готов! Поль душераздирающе стонет.

— Ты устал? — спрашиваю я наконец.

— Да!

— Тебе не спится?

— Нет!

Он прижимается ко мне. Его орудие любви твердое как камень! Я хватаю его, поворачиваю на бок и подношу к себе. Поль надавливает — и я уже чувствую, как чудо-предмет дарит мне новые наслаждения.

Не знаю, как долго мы еще любим друг друга. Я кончаю один раз, Поль дважды. Потом лежим опустошенные.

— Теперь я понимаю, что это такое, когда женщина доводит мужчину до безумия, — говорит Поль, блаженно зевая. — Но ты можешь делать со мной все что хочешь, радость моя! Даже если ты меня убьешь, мне все равно!

— Я? При чем тут я? Ты же сказал, что не можешь заснуть! — Мы хихикаем как два заговорщика.

— Тебе там не больно? — озабоченно спрашивает Поль.

— Нет! А тебе?

— Мне тоже нет! Но все мое тело как-то взбудоражено! Когда я был на кухне, у меня дрожали коленки. Но ощущения неповторимые! — Он сияет. — Я не могу оторваться от тебя! — Он прижимает меня к сердцу.

— Знаешь, что я хочу тебе сказать, — я прерываю молчание, — у меня в животе солнце!

— С каких пор?

— Со вчерашнего вечера. После пятого раза. После того, как ты подарил мне самородок!

— А знаешь что? — отзывается Поль странным голосом. — У меня тоже!

— У тебя тоже? — Мы смотрим друг на друга во все глаза. Потом приподнимаемся.

— У тебя такое уже было? — завороженно спрашиваю я. Поль качает своей черной головой.

— В точности между пупком и волосами, — показываю я. — Там настоящий пожар! Но невообразимо прекрасно!

— И у меня тоже самое, — поддакивает Поль.

— Это нормально, — недоумеваю я, — солнце в животе?

— Наверняка нет, — задумчиво произносит Поль, целуя мои соски, — но мы и есть ненормальные, к счастью!

Мы опять обнимаемся и уже в двенадцатый раз дарим себя друг другу, кратко и сладко! После чего Поль наконец забывается глубоким сном. Самое время.

В блаженном изнеможении я лежу в мягких, белоснежных подушках и радуюсь жизни. Восхищенно оглядываю свою спальню. Она похожа на заколдованный сад. Еще никогда она не казалась мне такой сказочно прекрасной. Занавески смотрятся еще благороднее. Картины ярче. Цветы в горшках больше и зеленее. Пальмовые листья блестят, словно подсвеченные лунным светом. Но луна далеко-далеко и совсем крошечная. Ее почти не видно в парижском небе. Да, любовной ночью все выглядит иначе!

Воздух кажется тяжелым, как духи. Он окружает нас, будто бальзам, и неожиданно приобретает очертания. Мы с Полем зарядили его нашими необузданными ласками, нашим счастьем, сладкими словами, которые мы нашли друг для друга. Мы пропитали воздух эротической силой. Поэтому все по-другому в такие ночи: собственная комната, растения и ты сам! Потому что ты различаешь больше в этом воздухе! видишь красоту всех вещей, магию, которая их окружает.

Тая от счастья, приподнимаюсь. Осторожно, чтобы не разбудить Поля. Он спит, плотно прижавшись ко мне. Дышит размеренно и довольно. Легонько прикасаюсь губами к его голому плечу. От него исходит такой приятный запах. Нет, любовь не ослепляет. Она обостряет зрение. Потому что я вдруг твердо знаю: этого мужчину мне послало небо.

Десять дней абсолютного счастья! Мы поем и хохочем. Долго спим и много едим. По квартире разгуливаем голыми! Она хорошо отапливается, здесь тепло, как в раю. Если мы не лежим в постели, мы постоянно держимся за руки. Когда я черчу, Поль сидит рядом и читает. Так близко, что наши плечи касаются, или бедра, или ноги. Готовим — стоим близко-близко рядом. Во время еды он кладет руку на мою ногу. Моя рука покоится на его правом колене. Кисточкой я вычищаю крошки из его пупка. Он нарезает кусочками пирог и засовывает их мне прямо в рот. Я укладываю феном его густые кудри. Целую его в шею — и мы уже опять лежим в постели, и все как в первый раз.

Во вторник, двадцать шестого января, в доме не осталось ничего съестного. Заставляем себя пойти за продуктами. Но мир такой чужой! Так трудно выносить людей. А одежда и обувь такие неудобные, пальто слишком тяжелые. Нагруженные, возвращаемся домой.

— Наконец-то снова в раю! — вздыхает Поль. Срываем с себя одежду! И только прильнув друг к другу, прижавшись обнаженными телами, мы чувствуем, что мир не пошатнулся, что мир — невредим.

В четверг чертежи готовы. Я отсылаю их в Нормандию. Поль провожает меня до двери.

— Быстренько схожу на почту, — успокаиваю я его, — это для твоего отца. Я скоро вернусь.

Он кивает. Вернувшись домой, я застаю его в прихожей, на том же месте.

— Что случилось? — удивленно спрашиваю я.

— Ты вдруг исчезла, — задумчиво произносит он, — это было так странно. Для меня вдруг погас свет. Я все время не сводил глаз с этой двери и ждал, когда ты вернешься.

Последние четыре дня мы проводим дома. Строим планы на будущее. То, что мы не расстанемся, само собой разумеется. Мы часами простаиваем у окна и смотрим на пруды, ведь Поль так же, как и я, любит животных. В Париже очень похолодало. В пятницу к нам прилетели дикие утки. Два селезня, шесть уточек. Водоемы замерзли, в единственной незатянувшейся проруби плавают утки, пьют чайки, после чего они все вместе чистят перышки на льду. От этой картины невозможно оторвать глаза. Птицы выносливы и жизнелюбивы, холод им нипочем. Они не жалуются. Знают, что рано или поздно придет весна, лед растает и все будет хорошо!

Полю нравятся чайки, но в уток мы просто влюблены. Это сильные, потешные, бесстрашные птицы, которые ни перед чем не останавливаются!

Большой пруд под моим окном обнесен металлическими перилами. Чайки ночуют на них, уцепившись красными лапками за железные трубы. Утки располагаются на краю пруда, сидят на своих перепончатых лапах и задумчиво посматривают вверх!

Так продолжалось один день.

В субботу же селезни повзлетали на перила, на лучшие сидячие места, потеснили чаек, а самочки последовали за ними. До самого вечера они учились зацепляться лапами за железные трубки, иногда сваливаясь вниз и тут же поднимаясь обратно. И вот сегодня, в воскресенье, все восседают на самом верху, и утки, и чайки, страшно гордые, важные и деловые. Мы помираем со смеху.

— Вот видишь, — комментирует Поль, — сильная воля прокладывает себе дорогу. У нас с тобой тоже не когти, а лапы с перепонками. Нам мешает избыток чувств! Мы страдаем там, где другие смеются. И тем не менее мы выберемся наверх и удержимся. Совсем как утки! — И он крепко прижимает меня к себе, ведь близится расставание! Как это странно: Поль уезжает! Но в конце недели мы снова увидимся! Абсолютно точно. В Париже ли, в Нормандии, может быть, даже в четверг. И каждый вечер будем перезваниваться!

— Тиция, — Поль смотрит на меня своими красивыми глазами, — ты сделала из меня счастливейшего мужчину. Из глубочайшего отчаяния я вознесся к величайшему счастью. Ты самое большое мое сокровище, моя единственная радость. Я без тебя не смогу жить. Ты клянешься, что не бросишь меня?

Обнимаемся и долго-долго целуемся. Потом он едет домой.

Поля нет, и остаток дня я провожу словно в трансе. Я блаженно смотрю в одну точку, мое тело горит. Я полна сил! Вслушиваюсь в себя: все во мне танцует и смеется, меня переполняет первобытная радость!

21

На следующее утро выскакиваю из постели. Я ликую! Так продолжается целый день. Свершилось чудо: я люблю! И при этом я не страдаю!

На этот раз тут не замешаны деньги. Не маячат никакие любовницы, никакие темные силы не клубятся по углам. Сияет солнце. Горизонт чист и ясен!

Принимаю ванну, причесываюсь и пью кофе со сливками. Потом одеваюсь: белый шерстяной костюм с розовой окантовкой на рукавах и подоле. Самородок отношу к ювелиру и отдаю его оправить. Буду носить на цепочке.

Для Глории покупаю огромный, дивно красивый букет цветов!

Какая там погода? Выглядываю из окна. Пошел дождь. Пруды начинают таять.

Надеваю голубое пальто. Прихватываю яркий зонтик.

Выхожу из дома. У меня нет ни единого неисполненного желания… Я абсолютно счастлива!

И на этот раз, уж поверьте, такой и останусь!

22

Я осталась счастлива. Тридцать три года. Именно столько времени прошло с тех пор. Уму непостижимо.

Сбылись мои самые смелые надежды. И на работе, и дома! Мне семьдесят шесть лет, и я известна во всей Франции. Никогда еще на мою долю не выпадал такой успех, как сейчас.

На меня буквально молятся. Постоянные визитеры, все спрашивают моего совета, я с трудом спасаюсь от бесконечных заказов. У меня берут интервью, меня обхаживают, фотографируют, я почти каждый день мелькаю по телевизору, обо мне сообщают радио и газеты. Мои эскизы во всех музеях. Я выиграла столько призов, что их уже невозможно сосчитать. Я выступаю с докладами, веду семинары, разъезжаю, руковожу фирмой, я активна, как никогда.

У меня все безумно, неприлично хорошо.

Передо мною распахнуты все двери в Париже. Да, французы открыли мне свои сердца. И я тоже полюбила их!

Они трогательны в своей верности. Если уж кого полюбят, то навсегда! Не на сезон. Ты можешь стать безобразной, горбатой, страдающей базедовой болезнью, но для них ты останешься той прежней красавицей, пока не закроешь навеки глаза.

В других странах это не так!

Там быстро завоевывают популярность. И еще быстрее срываются вниз. Там могут превознести, а потом презрительно вытереть об тебя ноги, и часто все в один и тот же год. Во Франции иногда десятилетиями ждешь успеха. Но если уж тебя полюбят, признание будет постоянным!

Я, в свою очередь, тоже стараюсь. Я проектирую не для того, чтобы кого-то шокировать или любыми средствами быть оригинальной. Я создаю красоту! На меньшее я не согласна! Если эскиз не достиг совершенства, я его просто выкидываю. Но каждой удавшейся мне безупречной работой, будь то стул, стол, бокал, ткань, ковер или квартира, я сделала мир немного красивее. И горжусь этим.

Сбылось и еще кое-что.

Желание всегда быть самой собой! Я почти не изменилась. Я все та же, что прежде. Изящна, элегантна и свежа, я удерживаю свой вес. У меня появилась седина в волосах, но у блондинок это не так бросается в глаза. Я по-прежнему ем только здоровую пищу, и это оправдывает себя. И не курю.