Практический подход к вере в нагуализме имеет особое значение. Будучи измененным режимом восприятия, крайне чувствительным к любым бессознательным и полусознательным установкам, аморфным и подвижным, толтекское сновидение (да и любое осознанное сновидение) способно вызывать убедительные для практика феномены и состояния, и этим порождать ту или иную веру. При этом само внимание сновидения сильно от веры страдает. Возникает специфическая ситуация, о которой надо специально поговорить. (Тем более что существует значительная группа людей — как среди «толтеков», так и среди критиков толтекской науки о восприятии, — которые запросто приравнивают нагуализм к очередному вероучению, исходя из ложного понимания Пути.)
Рассмотрим подробнее, чем отличается знание от веры с точки зрения нагуализма.
Надо сказать, что представление о разнице между верой и знанием в нагуализме не оригинально. Скорее, оно традиционно, и во многом совпадает с суждениями не-религиозных европейских философов, особенно агностиков, феноменологов, позитивистов. Однако надо различать не два, а три понятия: 1) знание, 2) интерпретация знания и 3) вера.
Знание — это обнаруженная в результате эмпирического опыта связь между явлениями (феноменами). Чаще всего она понимается как причинно-следственная. Прикоснулся к горячему — получил ожог. Добился устойчивого навыка в управлении вниманием, скажем, в остановке внутреннего диалога, — обрел осознанность во сне. Этим знание и ограничивается. Упрощенно эту связь можно представить в виде формулы А+В=С.
Интерпретация начинается, когда мы придумываем модель, объясняющую, почему А+В=С, а не какой-нибудь X. Это тоже еще не вера. Это просто модель, которую мы проверяем и применяем. Если модель не адекватна внутренним закономерностям между явлениями, опыт рано или поздно начинает модели противоречить. В таком случае, интерпретация отбрасывается, и мы разрабатываем новый вариант, который проверяем таким же образом. Интерпретация «обслуживает» знание в данный момент, пока опыт ей соответствует. Она помогает строить эксперимент и получать новое знание.
Оба этих элемента можно найти как в науке, так и в нагуализме. Аксиомы, перечисленные в предыдущем разделе, — это те интерпретации, которые приняты для работы со знанием. Аксиомы не могут быть частью веры, они только выполняют роль инструментов в исследовании. Они приняты лишь потому, что помогают в поиске нового знания. Если же они начинают препятствовать этому поиску, от них приходится отказываться.
Вера же — что-то вроде «абсолютной интерпретации». Никакой опыт ее не может изменить или поколебать. Вера — это утверждение некой Истины, исключающей любые иные толкования по определению. Например: «человеческая душа бессмертна». Любое опытное знание, ставящее под сомнение данную веру, считается либо ложным, либо неполным, либо искаженным.
Сама по себе вера не помогает обрести новое знание, потому что стоит «над» знанием. Вера — это интерпретация, не желающая признать, что она лишь интерпретация. Вера провозглашает Истину — то, что за пределом всякого опыта. Вот ее лозунг: «Я верю, что за пределом опыта положение дел таково. Никакую иную Истину я не принимаю, и любой опыт, любое явление толкую только так и не иначе». Ссылки верующих на опыт и чудеса, подтверждающие их веру, — необязательные, побочные приемы убеждения неофитов.
Вот разница между ВЕРОЙ и ЗНАНИЕМ, ВЕРОЙ и ИНТЕРПРЕТАЦИЕЙ. Интерпретация (аксиомы, посылки, модели, теории и гипотезы) служит знанию. Вера — никакого отношения к знанию не имеет, существует сама по себе, неизменная, недоказуемая, неопровергаемая. С прагматической точки зрения от нее вообще нет никакой пользы знанию. Она — «вещь-в-себе».
Прагматическое описание (интерпретация), — в частности, то, что есть в науке и в нагуализме, — условно и инструментально. Вера — абсолютна.
Вот почему никакой веры в нагуализме нет и быть не может. Попытки скрыть принципиальное различие между верой и интерпретацией постоянно используются Церковью по отношению к безверующей науке (мол, наука «верит» в одно, мы — в другое, но в любом случае — это Вера). Они рассчитаны на тех, кто не осознает описанного здесь соотношения.
Религиозное мировоззрение приписывает вере когнитивный смысл. Говорится о том, что вера дает доступ к восприятию или познанию специфических «духовных фактов» благодаря тому, что вводит в инвентаризационный список тоналя идею Божественного.
Человеческое восприятие, конечно же, всегда обусловлено инвентаризационным списком — списком выученных образов, характеристик, качеств и свойств. Этот список абсолютен и исчерпывает перцептивный опыт, полученный в привычном положении точки сборки. Казалось бы, человек не в состоянии воспринять то, что не обозначено в его инвентаризационном списке, и мы обречены на бесконечное повторение того, что уже имеем в опыте.
Тем не менее человек продолжает обучаться. Не следует забывать, что восприятие предназначено для трансляции Реальности, — это заложено в самой природе существа, намерение которого заключается в адаптации и выживании на фоне разнообразных и меняющихся условий среды. Потенции восприятия неисчерпаемы, как сама реальность. Нас сдерживает позиция точки сборки и ригидность человеческой формы, но мы исходим из того, что эта ригидность может быть преодолена.
Тогда нет ничего, что принципиально не доступно восприятию. Инвентаризационный список обогащается вслед за трансформациями тоналя, который в процессе практики становится все более пластичным, обретает новые и новые степени свободы.
Верующий может обосновывать необходимость веры тем, что отказ от идеи Бога делает Его недоступным восприятию, подразумевая при этом, что вера способна открыть нам Божественное бытие. Вера в Бога приравнивается к «идее Бога» в инвентаризационном списке тоналя. Чтобы понять, почему это не так, нужно осознать подлинный смысл словосочетания «идея тоналя», которое подразумевает не умозрительность и не абстрактную концепцию, а навык обретения конкретного опыта.
Пока речь идет о чем-то стабильно и ясно воспринимаемом, инвентарный список включает в себя этот элемент и дает ему название. Это и есть «идея» или «пункт» в списке. В этом смысле мы имеем идею «человека», «дерева», «солнца», идею пространства и времени, формы, цвета, яркости и т. д., но не имеем «идеи Бога». Если у вас нет однозначного эмпирического свидетельства о Боге, то в инвентарном списке вашего тоналя «Бог» как пункт отсутствует (даже в том случае, если вы обратились в лоно Церкви и искренне полагаете себя верующим). У нас есть нечто другое — «идея об идее Бога». Для сравнения скажу, что у человека нет, например, «идеи машины времени», хотя про такую машину написано множество фантастических книг. У человека есть «идея об идее машины времени».
Когда речь идет об «идее идеи», тональ пользуется этой абстракцией во множестве случаев — как только столкнется с чем-то, не укладывающимся в инвентаризационный список.
Поэтому в отношении «восприятия Бога» все мы — верующие и неверующие — находимся в одном положении. Если Бог — Реальность, то нагуалистский подход не может создать перцептивный барьер, препятствующий воспринять Его. И наоборот, сознательно или бессознательно считая, что предпосылкой восприятия Бога является вера в Него, мы теряем способность различать реальное и галлюцинируемое. Религиозная догма подразумевает, что сначала надо поверить (сильно, искренне, всей душой) — и лишь после этого появляется шанс так или иначе «узреть» Славу Божью. Нагуализм (и некоторые схожие в этом отношении учения) говорят — надо добиваться необусловленного восприятия, оно «шире» и открывает больше.
Теистические религии, в которых Бог является Персоной, требуют от своих последователей веры в Его реальность, то есть изначальной обусловленности. Надо молиться и размышлять, надо настраиваться и избегать любых сомнений, и верующий воспримет Его Силу и Славу.
Феномен этот давно известен в науке и называется «созданием установки». Исследователями показано, что восприятие без установки (либо с минимальным числом установок) объективно шире. И наоборот — восприятие с сильной установкой (что как раз характерно для религиозного мировоззрения) искажено и ограничено, поскольку вынуждено подтверждать установку. Отсюда следует простой научный вывод — чем меньше установок и чем они слабее, тем больший объем внешней Реальности человек способен воспринять.
Нагуализм стремится именно к этому. Если Бог — Реальность, Он проявится, если же Он — только идея, то исчезнет из поля восприятия.
Рис. 1. Восприятие, опыт и вера. Отношения и механизм воздействий
Из приведенной здесь схемы легко увидеть, как реально относятся друг к другу источники знания, знание и его интерпретация, в каком отношении к ним всем находится вера. Данные восприятия (об аппарате восприятия, как сложном механизме взаимодействия сенсорных сигналов, смыслов и оценок было сказано в других книгах) формируют эмпирический опыт. Эмпирический опыт после процедуры абстрагирования (то есть превращения в «инвентаризационный список» тоналя) выявляет внутренние закономерности и становится знанием. Наконец, знание укладывается в некую модель («описание мира»), что делает его «текстом», «изображением». Это и есть интерпретация, которой мы вынуждены пользоваться, внутри которой мы начинаем жить, автоматически отождествив «карту» и «территорию».
Обратите внимание, что восприятие, эмпирический опыт, знание и интерпретация оказывают друг на друга двусторонние воздействия. Все они влияют друг на друга, пытаясь отражать внешнюю среду для выживания и эффективного действия.
Вера находится в стороне от этого «содружества», ибо ее цель — не выживание и не эффективное действие, а обеспечение некоторого психологического фона, комфортного для личности. Поэтому конкретное содержание веры (совокупности догматов) вроде бы не имеет значения. Почему «вроде бы»? Потому что вера опирается на символы и идеи, которые провозглашаются экзистенциальными, максимально значимыми для человеческой жизни. Вера создает оценки, смыслы и установки. И через них она влияет на два ключевых компонента познавательной структуры — на восприятие и интерпретацию.
Отсюда легко понять, почему Вера обладает столь мощным детерминирующим (стало быть, искажающим) потенциалом. Воздействуя на восприятие, Вера вносит свойственные ей конкретные акценты и провоцирует галлюцинирование. Воздействуя на интерпретацию, она изменяет модель «описания». Таким образом, под опосредованным влиянием Веры оказываются и эмпирический опыт, и знание, из него вытекающее. При этом сама Вера ничем не обусловлена, кроме породившей ее декларации Откровения. Ее конкретное содержание может быть произвольным и совершенно не связанным с реальностью.
Теперь ясно, почему нагуализм ставит перед собой задачу максимально снизить активность Веры в познавательной схеме. Добиться этого можно только одним путем — сделать веру условной, предельно нейтральной и потому не продуцирующей оценки и смыслы. Чтобы работать над Трансформацией, мы нуждаемся в максимально необусловленном восприятии и гибкой схеме интерпретации. Это — состояние той чувствительности и подвижности, которая недоступна верующему.
За этой установкой «избавиться» от Веры не кроется никакой идеологии — ни материализма, ни атеизма, ни нигилизма. Это исключительно психотехнологическая позиция, условие, которое надо соблюсти для того, чтобы энергетические и полевые процессы, лежащие в основе восприятия, могли функционировать в максимально «чистом» поле. Тональ, как мы знаем, в силу собственной ограниченной природы оказывает мощное искажающее влияние, захлопывая своей работой «пузырь восприятия». Если к этой замыкающей и ограничивающей восприятие мощи добавить любую Веру, исчезает даже тот малый шанс приблизиться к Реальности, который у нас есть.
Иногда ситуацию с обусловленностью восприятия Верой понимают упрощенно — как некую разновидность образной визуализации. В связи с этим предполагается, что отсутствие зрительных представлений (имагинаций) в практике религиозного поклонения обеспечивает отсутствие самонаведенного галлюциноза. Конечно, это не так. Человек, следующий «без-образной вере», галлюцинирует точно так же, как и тант-рик, увлеченный самыми сложными визуализациями. Ибо человек галлюцинирует не только и даже не столько «образы», сколько «чувства». Я бы даже сказал, что именно этим галлюцинированием человек занимается основное время.
Неизменно важным остается фундаментальный вопрос: что (кто) есть источник данного чувства?
Вера призывает культивировать только один вариант — источник «божественен» или «инфернален». Так или иначе — он в метафизическом пространстве, где осуществляет себя конкретная религиозная доктрина.
Нагуализм допускает три варианта а) источник — за пределом опыта и восприятия, б) источник внутри, отражает психические процессы разных уровней осознанности (вплоть до глубинного БСЗ), в) является смесью того и другого — и это чаще всего.
Проблема в том, что, пока мы относимся к посетившему нас «чувству» с позиции веры (а это обязательное условие для верующего человека), мы не способны увидеть более широкую картину. Ибо попытка «выследить» чувство Священного, Бога — уже «оскверняет» веру, делает ее только версией.
Чтобы сохранить Веру, надо сохранить внутри себя некую «заповедную территорию», которую нельзя исследовать.
И это тоже одна из важнейших причин, почему вера в нагуализме неприемлема. Если необходимость отказаться от ее искажающего потенциала — «психотехнический» прием, то неприемлемость запретных территорий и любого рода табу для самоисследования — это познавательная позиция, когнитивный императив.
Позиция «верить не веря», ясно сформулированная Хуаном Матусом в книгах Кастанеды, — это не философский скептицизм, питаемый умозрительным признанием Непостижимой Реальности (как это постулируется в мыслительной традиции агностицизма — от античных времен до современных позитивистов), это практическая мудрость исследователя человеческой психики.
Позиция сновидящего на пути осознания себя в Реальности
Мыслителю и искателю Бытия (Реальности, Духа) в результате традиционных интеллектуальных спекуляций или напряженных медитативных опытов открываются два способа существования и самоосознания — отдельность и единство. Отдельность, будучи привычным и как бы естественным модусом психики, кажется состоянием профаническим. Это банальное противостояние Я и Мира, субъекта и объекта. Точка, принятая искателем за центр сознания, становится истоком воображаемой автономии. И дело не столько в поверхностной кажимости, которой поглощены автоматические люди социального мира — сомнамбулы, никогда в жизни не подвергавшие сомнению воспринимаемое под гипнозом тоналя, — где отдельность собственного тела и души от энергетического потока Вселенной является очевидностью, безусловно данным, молчаливо подразумеваемой аксиомой. Дело в глубинном противоположении природы сознания внешней природе, в отождествлении Я с неким статичным центром, пребывающим «в себе» независимо от уровня духовной просветленности.
Любой прогресс практика, поддерживающего эту позицию, сводится лишь к возведению все более величественного пьедестала для монады собственного Я, сияющей Божественным Светом. Таким образом, путь адепта напоминает строительство Вавилонской башни. Его сила и проницательность возрастают, его «духовный взор» проникает все дальше, раздвигая горизонты восприятия и воображения, но первоначальное качество не меняется. Ни объем поставленной под контроль энергии, ни моральное совершенство не могут трансформировать фундамент его осознания.
Второй способ существования Я — единство. Во многих традициях он считается возвышенным, мистическим и даже сакральным. Сегодня, когда восточные дисциплины трансформации сознания широко известны и частично ассимилированы Западом, эта альтернатива не встречает большого сопротивления, а присущие ей ценности признаются все чаще. Собственно говоря, именно единство (слияние) называют истинным просветлением.
Однако, если вдуматься, даже такое «просветленное» осознание является лишь изменением угла зрения и перспективы. Новая «перспектива», когда она достигнута, переживается весьма интенсивно и, безусловно, заключает в себе качество внутренней жизни личности, прежде ей совершенно недоступное. И все-таки потенциал данного модуса быстро исчерпывается.
На первый взгляд, это странно. Как может исчерпаться потенциал нирваны или самадхи (сакральные синонимы «единства»)? Казалось бы, устранение границ и барьеров, всякой изолированности субъекта предоставляет Я ресурсы самой Бесконечности. Формально так и есть — но лишь формально. Проблема заключается в том, что единство так же статично, как и отдельность. В конце концов, это не более чем позиция. Объединение внешнего и внутреннего Я с окружающей его Бесконечностью сродни «квантовому переходу» — однажды он происходит, и система замирает в новообретенном равновесии. Если же мы вспомним, что Жизнь — это процесс, и он несовместим со статичностью, что он воплощается в непрерывном взаимодействии частей, взаимовлиянии, обмене, обновлении элементов, то становится совершенно ясно — ни модус отдельности, ни модус единства не соответствует природе живого человека.
Дело в том, что описанные выше позиции, — лишь психологические реальности, т. е. совокупности переживаний, явно или неявно порожденных концептом, идеей, некоей логикой. Они созданы тоналем.
Стремления к абсолютизации опыта, в частности, порождают крайние метафизические концепции о «реальности» или «нереальности» воспринимаемого. Опасность этого подхода понимали уже в древности — этот момент отражен в самых развитых философско-практических учениях. Например, в буддистском трактате «Коренная мудрость» можно найти следующее рассуждение:
«О тех, кто придерживается ложных воззрений относительно пустотности, сказано как о неизлечимых. Как это — «неизлечимых»? Например, если против запора применено слабительное и оба — запор и слабительное — вместе удаляются из тела, то болезнь излечена; однако если запор устранен, а слабительное не удалено, то болезнь может стать неизлечимой и привести к смерти. Так же и воззрения относительно реальности всего существующего: хотя они и изгоняются медитацией о пустотности, но, если испытывать пристрастие к пустотности и иметь соответствующие ошибочные воззрения, то (…) это обернется дурной участью».
Абсолютно то же самое происходит с толтеками, которые видят везде нагуаль и не понимают важности тоналя, его участия в работе осознания и трансформации осознания. Если практик погружен в понимание Мира как нагуаля (что по сути верно) и начинает культивировать все и всякие переживания Мира как переживания нагуаля, он приходит к простому выводу — практики не нужны, все дано изначально, стоит лишь повернуть внимание в нужную сторону. Тональ для него — пустая игрушка, а не инструмент. Он барахтается в аморфных переживаниях и часто, подобно некоторым нигилистам, понявшим буддистские воззрения буквально и упрощенно, провозглашает, что Мир — это Пустота, Ничто (Нуль) — и больше ничего нет. Либо, наоборот, Мир — это Все, Переполненность Энергии во всех проявлениях (от пространства-времени до материи), и опять-таки больше ничего нет!
Оба подхода пагубны и бесплодны.
Только противостояние двух позиций, двух полюсов, противостояние субъекта и объекта обеспечивают жизненную динамику Реальности. Я и Мир, Тональ и Нагуаль — нельзя выйти за пределы этой пары. Став Нагуалем, вы откажетесь от практик и быстро превратитесь в идиота. Став Тоналем, вы откажетесь от Непостижимого и быстро станете банальным, стандартным существом, которое не имеет смысла в Большом Мире, а просто суетится между маленькими ценностями собственного маленького мирка.
«Правильная позиция сновидящего» включает в себя противонаправленные импульсы развития осознания как частности и, будучи объемным взглядом на собственную природу и Мир, намного больше и глубже, чем простая сумма двух намерений, стремящихся к абсолютной реализации, — намерения тоналя и намерения нагуаля. Обрести равновесие в правильной позиции, расположенной между противоположными тенденциями, было сложно во все времена, но теперь — особенно, поскольку человек испытывает сильное давление «современной Конкисты». Это не вторжение извне, где противник очевиден. Ситуация намного сложнее, ибо враг внутри, невидимый и неразличимый. Он захватывает нас, не прибегая к явному насилию — это война идей, война мировоззрений. Цель Конкисты — обезличивание, унификация описания мира так, чтобы пузырь восприятия не открылся более никогда. Это осуществляется при помощи резкого усиления репродукции схем мирового тоналя, наметившегося в первой половине XX века и ставшего совершенно очевидным за последние десятилетия. «Агрессия мирового тоналя» обусловлена технологичностью распространения информации и унификацией этнических «описаний» в связи с глобализацией — не только и не столько экономической, сколько духовной, ментальной, концептуальной. Сегодня экспансия приобрела ураганный характер, в результате чего личность практически побеждена. Мы живем в штампованном пространстве, где путь «духовности», «богопознания» или «самосовершенствования» имеет столь же однозначный маршрут, как и путь социального и материального благополучия. В планетарном супермаркете продаются не только холодильники, пылесосы, телевизоры и книжки «Как стать здоровым и богатым». Там есть и специальный отдел для патентованных версий «мистического идеализма» — где-то поблизости от успокоительных таблеток и иных средств одурманивания. Экстатические призывы к «слиянию», «чистой духовности», советы отдаться Божеству, Высшему Разуму, найти смысл в Бесформенном и Непостижимом — все это входит в традиционный набор рецептов для невротизированного искателя, мечтающего сбежать от повсеместной бессмысленности механического бытия. Надо быть поистине изощренным, бдительным сталкером, чтобы не попасть в ловушку стандартного описания, чтобы проскочить между Сциллой и Харибдой — противоположными, но в равной мере никуда не ведущими способами забвения.
Сновидящий особенно уязвим перед мощным натиском духовного эскапизма. Сам факт, что его работа происходит в сновидении, создает предпосылки к отстраненности и забвению дневной жизни. Если сновидец игнорирует явь как незаменимое поле ценного опыта, он оказывается в тупике, сам того не замечая.
С одной стороны, фундаментальные процессы перераспределения энергии происходят благодаря безупречности и сталкингу — практикам, которые осваиваются наяву. Здесь очищается тональ, здесь осознание приобретает существенные навыки, субъект становится упорядоченным и сильным пучком эманации, способным полноценно жить реальностью — не только мирами иных диапазонов восприятия, но и повседневным миром первого внимания. Сновидец должен осознать, что первое внимание обладает исключительной важностью, ведь именно в нем мы имеем непрерывный доступ к энергии Реальности. Еще раз повторю мудрое высказывание из Упанишад: «Земля — Его опора». Утратив опору, мы утратим главный источник Силы.
С другой стороны, сновидение затягивает и может вызывать сильное пристрастие. С самого начала на это необходимо обратить внимание. Если сновидец обнаружил, что все его желания и помыслы наяву сосредоточены исключительно на достижении новых сновидений, если содержание дня сводится к ожиданию момента, когда можно будет наконец-то погрузиться в сон, — он встал на губительный путь. Это не только отсутствие безупречности (ведь настоящая безупречность подразумевает равное отношение к любому режиму перцепции), плохой сталкинг (неспособность выследить в себе истинные причины пристрастия к сновидению, осознать их и этим трансформировать свою мотивацию), но и энергетический тупик. Естественным следствием такой позиции станет постепенное ослабление внимания сновидения — восприятие во сне будет блекнуть, истощаться, волевые сосредоточения будут все реже приводить к успеху. И это естественно. Ведь базовым режимом энергообмена для человека, не достигшего Трансформации, является первое внимание. Здесь он поглощает основной объем Силы и излучает его. Все навыки управления энергией формируются наяву, в сновидении они только получают новые поля для работы. Ситуация меняется лишь на высших этапах практики, когда тело сновидения масштабно интегрируется со всем объемом энергетического тела и может, таким образом, извлекать Силу из второго внимания так же эффективно, как и во время бодрствования. Но прийти к этому можно только через напряженную тренировку в дневной жизни.
К сожалению, не все сновидцы осознают правильное настроение пути. Тогда их практика и жизнь в целом следуют стандартному сценарию — той самой «патентованной версии» из супермаркета мирового тоналя. Испытав осознанное сновидение, они впадают в экстаз и тонут в иллюзорном блаженстве. Им кажется, что там, в мирах сновидения, скрыты все тайны бытия, все главные восторги и — главное — смыслы человеческого осознания. Пристрастие, зависимость и забвение поражают их неуравновешенный тональ. Дневная жизнь скучна, глупа, бессмысленна, мир первого внимания — только вынужденная пауза между сновидениями, где происходит «настоящая жизнь». Абсолютно то же самое предлагают все религии мира, все мистические и оккультные учения: там, «по ту сторону» происходит все самое важное, экзистенциально значимое, здесь, «в этом мире» — суета и тлен. Это и есть шаблон мирового тоналя, простой и очевидный, навязанный тысячелетними повторениями. Если сновидящий хочет добиться цели нагуализма — Свободы и Трансформации, он обязан выследить в себе этот шаблон и избавиться от него.
Единственное реальное сокровище, которым мы владеем, — это осознание. А осознание дано нам как в сновидении, так и наяву. И там и здесь мы способны расти и развиваться, если сосредоточены на главном — на усилении осознания.
Сновидящие должны постоянно помнить, что сущностный смысл всех предпринимаемых на пути нагуализма усилий — интеграция. Это Путь Равновесия, где новые поля восприятия дополняют перцептивный опыт, но ничего не отрицают. Осознание себя в Реальности — это обретение целостности и гармоничное возрастание Силы. Любой перекос разрушает целостность. Пребывая в мире первого внимания и игнорируя все иные режимы восприятия, мы не можем осознать себя по-настоящему. Однако, полностью сосредоточившись на внимании сновидения, мы попадаем в такую же ситуацию — становимся визионерами, созерцателями призраков, вечно питающими надежду, будто призраки дадут нам Силу, свободу и бессмертие.
Нет. Сами по себе призраки — всего лишь призраки. Долгие годы сновидец наблюдает обманчивые отражения недоступных ему энергий. Завороженный, он не может отвести от них взгляд, его осознание застывает в гипнотическом трансе вместо того, чтобы обрести необходимую Силу наяву и прорваться сквозь отражения к самой Реальности.
Только объединив силу и стабильность первого внимания, его настроенность на активный энергообмен, с перцептивными возможностями второго внимания, энергетическими потоками, постоянно циркулирующими в иных диапазонах бытия, можно преодолеть иллюзии и застой, победить неизменность человеческой формы и прийти к Трансформации.
В этой книге я попытался описать часть Пути (на мой взгляд, весьма существенную) к реализации хоть и крохотного, но самого важного шанса сновидящих — к обретению безусловной и окончательной Свободы.
ПОРОГ ПЕРВЫЙ. ВНИМАНИЕ СНОВИДЕНИЯ
1. Внимание сновидения в системе полей первого, второго и третьего внимания
2. Первое, второе и третье внимание
3. Образ жизни и практика сновидящего
4. Инструменты ежедневной практики сновидящего
5. He-делание и два способа вхождения в сновидение
6. Аудиальное и кинестетическое не-делание
7. Прямой сдвиг точки сборки — «прорыв» ко второму телу
8. Эффекты прямого сдвига точки сборки и усиление осознания
9. Достижение внимания сновидения
Внимание сновидения в системе полей первого, второго и третьего внимания
Если твое внимание совершенно, ты начинаешь видеть
Пустое не пустым, а не-пустое Пустым. Видеть
пустоту не пустой — это правильно, так ты
находишь источник бессмертного дыхания.
Наставление даосского искателя бессмертия
Я голос, пробуждающий от сна в царстве ночи.
[Из гностического мифа]
Прежде чем обратиться к вниманию сновидения — специфическому процессу, позволяющему войти в неосвоенное пространство восприятия, рассмотрим саму концепцию внимания и его роль в таком сложном и таинственном феномене, как человеческое сознание. Ничуть не претендуя на исчерпывающий анализ темы, далеко выходящей за рамки этой книги, коротко изложу принципиальные положения, без которых нельзя правильно понять и по достоинству оценить теоретико-методологический подход нагуализма к усилению осознания и тотальной Трансформации человека.
Что такое внимание?
Когда мы говорим о внимании, слова не должны вводить нас в заблуждение. Ибо в Реальности за словом внимание не стоит никакой отдельной сущности — ничего такого, что можно было бы вычленить как самостоятельный процесс. Привычные словосочетания «концентрация внимания», «рассеяние внимания», «распределение внимания» и т. д. вызывают ложные ассоциации, словно мы имеем дело с неким автономным «агентом», объектом или излучением, состояние которого можно локализовать, энергию которого можно измерить. На самом деле внимание — только функциональная характеристика осознания. Направляя внимание на ту или иную область опыта (на сенсорные сигналы или на продукты собственного рефлексивного мышления), мы обращаемся непосредственно к осознанию и изменяем состояние системы в целом. По сути, Я (осознающий субъект) представляет собой некое психоэнергетическое поле (тотальность или бытие), а внимание — это способ, при помощи которого Я «относится» к Миру.
