Ей вдруг захотелось на них посмотреть. Она вытащила кисет из-под седла, развязала его и, перевернув, вытряхнула зернышки себе на ладошку. Рука Даши дрогнула, и зернышки упали на землю. Даша нагнулась, чтобы их поднять, но, к своему ужасу, увидела, что они затерялись среди зерна, просыпавшегося через щель. Чуть не плача, девочка разглядывала ячменные, просяные и пшеничные зернышки, разбросанные на земле, но никак не могла понять, какие из них волшебные.
      Краем глаза Даша увидела, что Петька возвращается. Не раздумывая, Даша схватила первые попавшиеся три зернышка и, сунув их в кисет, спрятала его на прежнее место.
      - По-моему, в деревне никто не живет, но все равно лучше не высовываться, - сказал Петька, подойдя к Даше. - Вон ведро валяется. Я в него зерна насыплю, коня покормим по быстрому, и дальше отправимся.
      При виде брата Даше стало стыдно за то, что она натворила. Она вообще не любила вранье. Конечно, она любила пофантазировать, но ведь фантазия не имеет с враньем ничего общего.
      Даша решила во всем признаться Петьке, но не успела, потому что он пошел за ведром. Оглядевшись, Петька поднял худое ведро с погнутой дужкой, да так и застыл на месте. Из избы напротив полилась грустная песня.
      Горе-горькое мне не выплакать.
      Все, что на сердце, мне не высказать.
      Без родительской на то волюшки,
      Увезли меня мне на горюшко.
      Горе-горькое, неуемное.
      Кони быстрые, ночка темная.
      Жгучи слезоньки все текут рекой,
      Отдают меня замуж силушкой
      За немилого, за постылого.
      Брачно ложе, мне стань могилою.
      Горе-горькое, неуемное.
      Кони быстрые, ночка темная.
      Голос был чистый и нежный, а мелодия и слова песни такими печальными, что у Даша на глаза навернулись слезы. Она забыла и про зернышки, и про признание.
      - Петь, пойдем, посмотрим, кто поет, - громким шепотом сказала она.
      - Не нравится мне все это. Я думаю, надо скорее коня накормить, да отсюда убираться, - заспешил Петька.
      Даша опять вспомнила про зернышки. Она посопела, поковыряла носком туфельки землю и начала:
      - Петь...
      Пока Даша собиралась с духом, Петька достал кисет и, вытащив ячменное зернышко, протянул его коню. Двоедушник покорно взял зернышко влажными губами. Вдруг он встрепенулся, встал на дыбы, мышцы его напряглись и заиграли, но через мгновение он был тем же смирным конем, что и раньше.
      Даша, затаив дыхание, глядела на шлею. Та оставалась целой и невредимой. Вздохнув с облегчением, Даша решила, что она подняла те самые зернышки, которые нужно, а значит, можно ни о чем не рассказывать.
      Петька ласково потрепал коня по загривку и сказал:
      - Сейчас, рыжий, зерна тебе принесу.
      Вдруг Петька почувствовал на себе чей-то взгляд. Он обернулся. На него в упор глядела деревенская девушка, обряженная в холщовую рубаху и простой русский сарафан.
      ГЛАВА 32. ВОЛЧЬЯ СВАДЬБА
      Красота девушки была неброской. Лицо у нее было простое и открытое, русые волосы заплетены в тугую косу, а глаза припухли от слез. Девушка покачала головой и печально сказала:
      - Зачем ты взял ведро?
      По голосу ребята узнали певунью.
      - Да я не насовсем. Мы только коня покормить хотели. Извините, что я взял без спросу. Конь у нас голодный скакать отказывается, - оправдывался Петька.
      - Не ведра и не зерна мне жаль, а вас горемычных. Ведь не деревня это, а логово волкодлавов, тут ничего трогать нельзя. А коли до чего докоснешься, так волкодлавы за много верст почуют чужих. Чу, слышите, уже возвращаются.
      Издалека донеслось конское ржание и звон бубенцов. Кто-то играл на гармошке, раздавались смех и пение.
      Петька хотел подсадить Дашу на коня, но на этот раз двоедушник вздыбился и ударил копытом о пустое ведро. Петька понял, что если коня не накормить, он никуда не поскачет.
      - Не кручиньтесь, я научу вас, как от волкодлавов уйти, - сказала девушка.
      Петька оценивающе посмотрел на нежданную помощницу. Он понимал, что здесь со всеми надо держать ухо востро, но этой крестьянской девушке почему-то поверил. Девушка скороговоркой заговорила:
      - Они как явятся, так вас на свадебный пир зазывать станут и без того, чтоб вы с ними застолье разделили, вас ни за что не отпустят.
      Не упорствуйте, на все соглашайтесь, приглашение принимайте. Только, скажите, что вам с дороги умыться надо. Пускай, мол, нам невеста прислужит. Я явлюсь вам прислужить и скажу, что дальше делать. А сейчас побегу, чтоб меня с вами не видали, да не заподозрили чего.
      Девушка бегом кинулась в избу.
      Между тем к деревне подъехал свадебный поезд, ровно тринадцать телег с бубенцами. Люди веселые, нарядные. Лошади лентами украшены. На первой телеге жених в суконном зипуне. На голове фуражка с залихвастским заломом, с боку цветок приколот. Рядом с женихом сват, чин по чину, полотенцем через плечо перевязан. С ними же и дружка, да гармонист на гармони наяривает. По всему видно, веселый народ.
      - Неужели это волкодлавы? - недоуменно прошептала Даша.
      - Не знаю. Вроде непохоже. Люди, как люди, - пожал плечами Петька.
      Развеселая кавалькада остановилась. Приехавшие пососкакивали с телег и окружили ребят.
      - Никак к нам гости пожаловали? - сказал жених, обойдя детей кругом. Голос его звучал приветливо. Лицо было красивым: брови густые вразлет, нос точеный, из-под фуражки темные кудри выбиваются. Тонкие губы постоянно улыбались, только глаза были жесткими и холодными.
      - Принимай гостеньков дорогих, дружка!
      Молодой парень соскочил с телеги и, отвесив поклон, сказал:
      - И то верно. У нас нынче большой день. Мы всем миром пирком, да за свадебку!
      Его слова были встречены общим хохотом и улюлюканьем.
      - Не откажите, гости дорогие, примите наше приглашение, ю продолжал дружка, суетясь вокруг детей.
      - Ладно, - кивнул Петька. - Только мы хотим умыться с дороги, и чтоб нам невеста прислуживала.
      - А и лес у нас вверх дном, а и свадьба вверх торманом. Можно и невесту в прислужницы, - засмеялся жених.
      Под хохот и визг шумная гурьба повела Петьку с Дашей к покосившейся избенке. Через темные сени ребята прошли в горенку. Бревенчатые стены горницы потемнели от времени, а кое-где их проела плесенью сырость. От голого земляного пола тянуло холодом. Даша поежилась. Двое ряженых, кривляясь и куражась, принесли большой кувшин с водой, да битый перебитый таз.
      - Вы умойтесь, отдохните, да не шибко тяните. А потом будет у нас свадебка, не хуже, чем у людей: со свахой, со сватом, будет свадьба богатой, - засмеялись они, отвесили шутовские поклоны и выбежали на улицу.
      Когда дверь за ними захлопнулась, ребята вздохнули с облегчением.
      - Шебутные какие-то, - покачал головой Петька.
      - Жениха видел? Сам смеется, рот до ушей, хоть завязочки пришей, а глаза злющие, как у волка. Да у них у всех такие, - поморщилась Даша.
      - Пошто до свадебки ко мне пожаловали?
      Ребята вздрогнули от неожиданности. Рядом с ними стояла певунья, неизвестно как появившаяся в пустой горнице.
      - Так вы нам помочь обещали, научить, как отсюда убежать, - напомнил Петька.
      - Неужто ты мне поверил? - насмешливо спросила невеста.
      "Вот это да! Неужели обманет?" - пронеслось в голове у Петьки, а девушка продолжала:
      - Я вот думку думала, да и передумала. Али не знаешь, что тому, кого волкодлав хоть единожды поцеловал, веры нету?
      Петьку охватило одновременно отчаяние и злость на себя, не мог же он так ошибиться!
      - Что бы вы ни говорили, а я знаю, что вы с ними не за одно. У вас глаза не такие, как у всех. В вас злобы нету, - выпалил он.
      - Выходит, ты мне веришь? - удивленно произнесла невеста.
      Петька до боли сжал кулаки. Несколько секунд, показавшихся ему вечностью, он в упор смотрел на девушку, а потом твердо сказал:
      - Верю.
      Девушка вскрикнула и отшатнулась, в смятении прикрыв рот ладонью, а потом бросилась перед Петькой на колени.
      - Эй, зачем это? Встаньте! Что у вас тут за привычки, чуть что все на колени бухаются, - растерявшийся в конец Петька поднял невесту с колен.
      - Так ты ведь избавитель мой. Много годочков я тебя ждала, все глазоньки повыплакала, уж не чаяла, что придешь, - сказала девушка.
      - Вы меня, наверное, с кем-то спутали, - замотал головой Петька.
      ю Может да, а может и нет, только за веру твою, я вам, как смогу, пособлю. От волкодлавов убежать непросто. На земле они людьми были, только жили неправедно. Те, кто девушек ворует да силком принуждает замуж идти, потом волкодлавами становятся. Правду ты сказал, что глаза у меня другие. Не вина на мне лежит, а беда. Волкодлавы меня силком утащили на волчью свадьбу. С тех пор я с ними и мыкаюсь.
      - А почему вам от них не убежать?
      - И рада бы, отбивалась, да не в те когти попалась. Ежели днем убегу, ночь меня назад ворочает. Нет моей душе успокоения, и лежит на мне заклятие. Коли меня кто верой отогреет, получу я избавление, и увезет меня Перевозчик на тот берег на покой от вечной муки. Вот почему я тебя избавителем назвала. За доверие твое отплачу сполна. Слушайте меня внимательно, а то время у нас меряно, минуты считаны. Как выйдете отсюда, будут волкодлавы шутовскую свадьбу играть. Глядите, не удивляйтесь и слова поперек не говорите. За пир садитесь, но не ешьте, не пейте, все под стол бросайте. Ежели вы хоть кусочек съедите, хоть глоточек выпьете, то по этому кусочку, да по глоточку они вас где хочешь сыщут, за своим куском придут, ни днем, ни ночью в покое не оставят. От них тогда нигде не схоронишься.
      - А ну если они заметят, что мы не едим? - спросила Даша, которая пробовала тайком от бабушки скармливать кашу Шарику и помнила, как ей потом за это досталось.
      - Не заметят. Вы питье, да угощение перекрестите, да поплюйте через левое плечо три раза, они в упор будут глядеть, подливать да потчевать, а ничего не заметят. А как сходбище сильно навеселе будет, с мест повскакивает, да все "Горько" кричать зачнут, тут уж не теряйтесь. Как начнет меня жених в губы целовать, вы коня седлайте, да гоните во весь опор, потому как в это время в них волкодлавы наружу выходить станут, и в сей миг они вроде как слепые и глухие ко всему. Так что бегите, что есть сил.
      Только успела девушка последние слова вымолвить, как в дверь громко забарабанили.
      - Ну что гостеньки, заждались мы уже. Невесту снарядите, вперед посадите, а нам ворота отворите!
      Жених сапогом вышиб дверь и сказал:
      - Знатная будет у нас свадьба с заезжими гостями, - в глазах его сверкнул злой огонек, но он тут же рассмеялся и повернулся к невесте. Что, невестушка! Вот тебе родня, да подружки для нашей пирушки.
      Несколько мужчин обрядились в женские платки и встали возле невесты, а один из них визгливым голосом запричитал:
      - Торгую не лисицами, не куницами, не атласом, не бархатом, а торгую девичьей красотой. На загадки идешь, аль на золоту казну? - обратился он к жениху.
      - На силушку молодецкую! - расхохотался жених и, расшвыряв ряженых, подскочил к невесте, ухватив ее за косу и поволок на улицу, а оттуда в хлев.
      Даше было так жалко бедную девушку, что глаза ее наполнились слезами. Петька крепко сжал ее ладошку, а невеста, обернувшись, чуть заметно улыбнулась и палец к губам приложила, чтоб Даша молчала.
      - Вы не обессудьте, поп у нас в разъездах, так что мы по-своему венчанье справим, - кривлялся дружка.
      Шумная толпа ввалилась в хлев. Там на покосившемся ящике лежали две черные свечи, да два ржавых обруча от небольших кадушек. Возле ящика ряженый в шутовском наряде поджидал жениха с невестой. Молодые подошли к ряженому, тот надел им на головы ржавые обручи, словно венцы, подал в руки свечи и обратился к жениху:
      - Согласен ли ты взять в жены эту девицу?
      - Я-то согласен, - развязно кивнул жених.
      - А согласна ли ты, девица, взять в мужья этого доброго молодца? льстиво проблеял ряженый.
      Ни словечка невеста не произнесла, а жених схватил ее за волосы, косу на руку намотал, и, дернув изо всех сил, рассмеялся:
      - А и согласна, и не согласна - все одно. Моя будет!
      Его слова были встречены всеобщим гиканьем и криками. В этот миг огонь свечи в руке девушки заколебался и погас, а обруч упал с головы жениха и покатился по полу.
      Жених, усмехаясь, недобрым взором буравил бедную девушку.
      - А почто свеча у тебя загасла, душенька? Чай, недолго тебе жить после свадебки? А и венец с меня упал, укатился - знать, мне вдовствовать. Может, ты уйти, убежать от своего суженого захотела? От меня в могиле не спрячешься! - загоготал он.
      - Ну, что ж, теперь, когда у молодых все слажено, просим всех на пир-угощение! - вскричал дружка. - Тащится, несется сахарное яство на золотом блюде, перед князя молодого, перед тясяцкого, перед сваху княжую, перед большого боярина, перед весь княжий полк!
      С хохотом и гиканьем все направились во двор, где - когда успели накрыть? - уже ждало угощение. На что деревня была худая, а угощение - не по деревне. Чего только не было на столах! Петька глянул на сестренку и строго приказал:
      - Дашка, ничего не ешь!
      - Я, Петенька, у них ни за что есть не буду. Зачем они нашу невесту обижают? - гордо вскинув голову, сказала Даша.
      Сев за стол, дети сделали все, как велела невеста. Еду, питье перекрестили, за левое плечо поплевали, и при первой же возможности выплеснули все под стол и стали потихоньку сбрасывать туда куски. На удивление хозяева ничего не замечали, знай, подливали пенистое вино.
      - Пей, чтобы курочки велись, а пирожки не расчинивались!
      Только Петька выливал стакан вина на землю, а ему уж наливали второй. Тут Даша неловко выплеснула брагу прямо на колени дружке. Темное пятно расползлось по штанине. Даша в ужасе зажмурилась, Петька затаил дыхание, но дружка и глазом не моргнул, словно ничего не произошло. Как ни в чем ни бывало, он продолжал потчевать:
      - Быть на свадьбе, да не быть пьяну - грешно.
      У Даши отлегло от сердца. Свадьба гуляла, пока все порядком не осоловели. Вдруг гости разом повскакивали с мест и закричали:
      - Ой, горько вино! Горько!
      Петька с Дашей, не теряясь, вскочили с лавки. Жених схватил невесту и долгим поцелуем приник к ее губам. В тот же миг люди на глазах у ребят стали корчиться и биться, словно в припадке. Их лица обростали густой серой шерстью, изо ртов вылезали острые клыки, длинные когти прорезались из скрюченных пальцев. Руки и ноги превращались в волчьи лапы. Стоял жуткий душераздирающий вой.
      Петька с Дашей, не помня себя, что есть ног бросились к амбару, где стоял их конь. На этот раз двоедушник не стал выказывать свой норов, а покорно опустился и подставил седокам спину. Петька мигом подсадил Дашу, а потом сам с необычайной прытью вскочил в седло. Он оглянулся последний раз и увидел, что невеста тоже стала обращаться в волка, но вдруг шерсть с нее спала, и она в длинном белом саване пошла прочь.
      - Невеста уходит! Сбегает навсегда! - прохрипел жених, но тут его губы свела судорога. Воздух прорезал пронзительный вой. Волки бросились за девушкой, но ее словно отделяла от них невидимая преграда. Лицо девушки было спокойным и бесстрастным. Движения - неуловимы. Она исчезала в одном месте и тут же появлялась в другом. Она шла, глядя перед собой невидящим взором. Ее ждал Перевозчик.
      Упустив девушку, волки ринулись за детьми.
      Двоедушник взвился и рванул с места. Петька слышал, как от рывка что-то хрустнуло, но он не мог обернуться и посмотреть, что случилось. Вцепившись в поводья, он пришпоривал коня.
      - Ну быстрее, миленький! - в исступлении кричал Петька.
      - Коник, родненький, пожалуйста, скорее! - вторила брату Даша.
      Волчья стая неслась по пятам.
      ГЛАВА 33. ВОЛЧЬЯ СТАТЬ, ТРАВЯНОЙ МЕШОК
      За спиной дети слышали лязг зубов и храп свирепых зверей, но конь летел, как птица. Его копыта едва касались тропы, голые стволы подземного леса мелькали, сливаясь в серое месиво. Грива коня развевалась, как бушующий огонь. Шкура покрылась потом и лоснилась от бешеной скачки, но движения скакуна были легки, в нем не чувствовалось ни напряжения, ни усталости, будто эта сумасшедшая гонка была для него простой прогулкой.
      Мало помалу, звуки погони стали удаляться, пока не стихли совсем. Петька перевел дух:
      - Ух, правду сказала Вечорка, двоедушник - порода что надо. Никому за ним не угнаться.
      Петьке послышалось что-то странное в перестуке копыт, но он не мог понять, что именно. Он прислушался. Так и есть: передние копыта цокали отчетливо, а задних не было слышно совсем. Петька глянул назад и чуть не упал с коня. Он понял, что за хруст раздался вначале погони - это лопнула шлея. Седло каким-то немыслимым чудом держалось на оборванных ремнях, но ужас был не в этом. Круп, задние ноги и хвост коня были волчьи. Огромные когтистые лапы неслышно ступали по тропе. Норов двоедушника выходил наружу.
      - Вот тебе и волчья стать, травяной мешок! Вот тебе и двоедушник! - в растерянности пробормотал Петька.
      - Чего? - спросила Даша, обернувшись к брату.
      - Сиди ровно, не вертись, а то свалишься, - строго наказал Петька.
      Он не знал, как сказать сестре о происшедшем с конем превращении. Чтобы не очень напугать ее, Петька решил начать издалека.
      - Помнишь сказку, как Иван Царевич на волке ездил?
      - Ага, - кивнула Даша.
      - И ведь ничего страшного не случилось, - как можно беззаботнее произнес Петька.
      - Нет, а что? - в голосе Даши зазвучала нотка тревоги.
      - Ну так это... вобщем... Короче, двоедушник это не совсем лошадь. У него вроде как две души, с одной стороны - это конь, а с другой - волк. Вроде как у Ивана Царевича, - добавил Петька.
      - Петь, ты такой умный. Откуда ты все знаешь? - спросила Даша.
      - У него шлея лопнула, и зад в волчий превратился, - выдохнул Петька.
      - Ой! - Даша вскрикнула. Она повернулась к Петьке. Лицо ее было белее мела. Значит, все-таки она подобрала не те зернышки. Как теперь признаться в том, что она натворила, что все случилось по ее вине? Губы Даши задрожали. Петька по-своему понял Дашин испуг.
      - Наверно, я зернышки перепутал. Ты не помнишь, какое надо было сначала дать, ячменное или просяное? - спросил он.
      - Просяное, - сказала Даша, хотя точно помнила, что ячменное.
      - Точно перепутал. Все из-за меня, - сказал Петька упавшим голосом.
      - Как же ты так, Петь, - вздохнув с облегчением, укоризненно покачала головой Даша.
      - Мне показалось, Вечорка сказала, первым давать ячменное. Да что там теперь говорить. Натворил я дел, - сокрушенно махнул рукой Петька.
      - Не расстраивайся, только, смотри, больше не перепутай, - сказала Даша.
      От ее испуга не осталось и следа. Она была рада, что сидит к Петьке спиной. Впервые в жизни Даше было трудно посмотреть брату в глаза.
      - Эх, Дашка, молодчина ты у меня! - похвалил ее Петька.
      Даша наклонила голову, пряча улыбку.
      Если бы в подземном царстве светило солнце, и Дашина тень не пряталась скромно в вечных сумерках, дети заметили бы, что она поблекла. Зато пятно едва уловимой тени, следовавший за детьми по пятам, потемнело.
      Между тем дорога опять вышла к развилке. Конь остановился. Он захрапел и забил копытом, словно собираясь сделать отчаянный прыжок. Двоедушник скакнул на восток, но будто невидимая преграда встала на его пути. Он вздыбился. Дети едва удержались в седле. Как и в прошлый раз на перепутье, коня словно раздирали две силы, одна тянула его направо, другая - налево. Двоедушник рвался на восток, бока его покрылысь пеной, но задние волчьи ноги упирались и тащили его на запад. Вдруг оттуда, с западной стороны, донесся едва различимый звук: не то протяжный стон, не то подвывание. Скакуна словно подкосило. Конь сдался, волк победил. Двоедушник тряхнул гривой и галопом поскакал на запад.
      ГЛАВА 34. КУКУШКИНО ГНЕЗДО
      Узкая тропа вилась меж деревьев-корней и, казалось, ей не будет конца. Чащоба зловещей стеной обступала всадников со всех сторон. Конь перешел на трусцу. Внезапно впереди, меж стволов, забрезжила проплешина. Двоедушник остановился, как вкопаный, и, подогнув передние ноги, встал на колени, будто предлагал детям спешиться.
      - Станция Березайка, кому надо вылезай-ка, - мрачно пошутил Петька, слезая с коня. - Пойдем, поглядим, что там такое.
      Он помог Даше спуститься на землю и взял двоедушника под уздцы. Дети сошли с тропинки и, прячась в зарослях, стали осторожно продвигаться вперед. Конь послушно ступал за ними. За деревьями показался унылый пустырь, посреди которого одиноко стояла огромная пятистенная изба. Продираясь сквозь густую поросль корней и стараясь держаться подальше от открытого места, дети и конь подошли к избе как можно ближе. Завеса из переплетающихся корней скрывала нечаянных гостей от чужих глаз, зато Петьке и Даше было видно и слышно все, что делалось возле дома.
      Из избы донесся плач младенца.
      - Там маленький, - удивленно прошептала Даша.
      - Сам слышу. Только я думаю, что это не нашего ума дело, - отрезал Петька.
      Вдруг мрачное безмолвие леса нарушило кукование кукушки. Крик птицы казался одиноким и тоскливым. Кукушка словно жаловалась на то, что заблудилась в этой зловещей молчаливой чащобе. Но вот на ее зов эхом отозвалась другая, третья... И тотчас лес ожил кукушиными криками.
      - Ку-ку, ку-ку, ку-ку, - доносилось со всех сторон. Кукушки перекликались, вторили друг другу, как будто вели нескончаемый спор, кто больше лет насчитает. Голоса их приближались, и вскоре дети отчетливо услышали шум крыльев. Со всех сторон к избе слетелись кукушки и с унылыми криками закружили над пустырем.
      - Петь, чего это они сюда слетаются? - с опаской спросила Даша.
      - Откуда я знаю? Может, у них тут гнездо, - огрызнулся Петька.
      Как легко и просто все казалось, когда они верхом на двоедушнике выехали из Царства Вечного Заката, и как страшно и неожиданно все оборачивалось теперь. Коварный и жестокий лес не отпускал путников, готовя для них все новые испытания. Прячась за ветками-корнями, ребята наблюдали за избой.
      Кукушки одна за другой подлетали к лежащей посреди двора дубовой колоде и ударялись о нее крылом. Головы птиц превращались в человеческие. Вскоре над избой кружила стая безобразных существ с туловищами птиц и головами уродливых старух. Кукушиные крики перешли в пение:
      Гули-гули гушеньки
      Гуляли кукушеньки,
      Во чужие гнездышки
      Детушек бросали.
      И по доброй волюшке
      На сиротску долюшку
      При живой при матушке
      Деток обрекали.
      Эх, гульба-гуленочка,
      Сколь вилась веревочка,
      К старости кукушеньки
      Вспомнили о чадах.
      Где же вы, кровиночки,
      Доченьки и сыночки?
      Нет в гнезде кукушеньки
      Ни тепла, ни лада.
      Гули-гули гушеньки
      Гуляли кукушеньки,
      Славно пировали,
      Да деток прогуляли.
      Женщины-птицы слетели вниз и ударились оземь. Стон прокатился по лесу, и вместо птиц, откуда ни возьмись, появились страшные, горбатые, грязные старухи.
      - Бабы-еги, - испугалась Даша.
      - Ничего себе, да их тут целая орава. Наверное, от такой прорвы у избушки курьи ножки отвалились, - едва слышно проговорил Петька.
      Между тем старухи, суетясь и толкаясь, поспешили в избу. Вдруг одна из них застыла на пороге и, медленно обернувшись, огляделась. Ее маленькие злобные глазки буравили обступающую пустырь чащобу. На мгновение Петьке показалось, что взгляд ее остановился как раз на том месте, где они прятались. Петька обмер.
      Старуха была на редкость безобразна. Сизый нос ее свисал до подбородка, почти прикрывая шамкающий беззубый рот. На кончике носа торчала огромная бородавка, из которой рос пучок седых волос. Грязные космы патлами торчали в разные стороны. Одежда свисала неопрятными лохмотьями. Ведьма постояла на пороге, вертя носом, словно принюхиваясь, а потом вытерла руки о замусоленный передник и вошла в избу вслед за остальными.
      - Фу, я уж думал, она нас заметила, - с облегчением выдохнул Петька.
      В это время из избы опять донесся плач младенца.
      - Петь, я боюсь. Поехали дальше, - шепотом взмолилась Даша.
      - Можно подумать, это от меня зависит, - разозлился Петька. Он укоризненно посмотрел на двоедушника. - Ну чего ты нас сюда притащил?
      В ответ конь-волк посмотрел на Петьку кроткими темными глазами и, опустив морду к черной растрескавшейся земле, пошевелил губами, словно щипал траву.
      - Неужели опять проголодался? - удивился Петька.
      Конь молчаливо кивнул головой.
      - Все, Дашка, застряли, - сокрушенно произнес Петька. - Придется дожидаться, пока старые карги не улетят. Тогда поищем, чем накормить этого обжору.
      - А вдруг они совсем не улетят? - забеспокоилась Даша.
      Тут дверь избы отворилась. Старухи вывалили во двор и окружили колоду. Одна ведьма тащила ворох грязного тряпья. Она опустила его на колоду и выпростала из тряпок младенца.
      - Что ж ты, малый, криком заходишься? Али мы тебя не нянчим, не лелеем? - проквохтала она и сделала младенцу "козу" скрюченными иссохшими пальцами.
      Младенец надрывно кричал, беспомощно перебирая в воздухе тоненькими ручками и ножками, как жучок, который упал на спину и тщетно пытается перевернуться. Старуха с бородавкой покачала головой.
      - Надобно его водой отлить, чтоб не маялся, не надрывался.
      Она обвела взглядом остальных и скомандовала:
      - Подружки-богинки, принесите-ка мне золы из трех печей: избной, горничной и банной, да водицы кринку.
      Старухи побежали выполнять ее приказ, а Даша уткнулась Петьке в самое ухо, и в ужасе зашептала:
      - Петь, это богинки. Мне бабуля часто говорила: не ходи далеко одна, а то богинки унесут. Никакой дед с мешком детей не ворует. Это все богинки. Наверное, они и этого маленького украли.
      Петька, припав к стволу дерева-корня, смотрел, что будет дальше. Ведьмы поставили кринку с водой на колоду рядом с ребенком. Притоптывая и пришептывая, они закружили вокруг колоды, в шаманском танце, по очереди бросая в кринку по щепотке золы. Наконец, все было готово. Носатая приподняла кринку, и пробормотав заклинание, сбрызнула из нее младенца. Когда старуха шептала, волосы у нее на бородавке подрагивали, и от этого казалось, что нос у ведьмы ходит ходуном.
      Плач младенца перешел во всхлипывания и затих совсем.
      - Ну вот так-то лучше будет, - прошепелявила старуха. - Теперь можно дитятю покормить.
      Две богинки живо принесли плошку, наполненную мутноватой жидкостью. Носатая ведьма завернула в замусоленную тряпицу хлебный мякиш, смочила его в мутном пойле и сунула младенцу. Тот принялся сосать.
      - Проголодался, поди. Ишь как чмокает, - проговорила старуха.
      - Скоро приворотное зелье свое дело сделает. Недолго нашему малютке осталось человеческим дитем быть. Через две полных луны превратится он в настоящего черного колдуна.
      Богинки отвратительно захихикали.
      Даша беспокойно переступила с ноги на ногу.
      - Петь, говорю тебе, они этого малыша украли, а теперь из него колдуна хотят сделать.
      - Тише ты, - шикнул на сестру Петька.
      Ему тоже было жалко малыша, но чем они могли ему помочь? Сейчас их самих в пору было спасать. Кто знает, сколько еще эти старухи собираются тут крутиться?
      Покормив младенца, богинки отнесли его в избу, вышли во двор, бросились оземь, и, обратившись кукушками, улетели прочь. В чаще все дальше и дальше раздавалось их заунывное кукование.
      Петька, не помня себя от радости, обнял сестренку:
      - Дашка, мы спасены! Они нас не заметили!
      Не теряя времени даром, Петька схватил коня-волка под уздцы, и они, продравшись сквозь заросли, направились к избе. Двоедушник уверенно обогнул пятистенок, словно знал, куда идти, и подвел детей к яслям, наполненным зерном. Петька вытащил из-под седла кисет и достал из него оставшиеся два зернышка. Мгновение он колебался, не зная, стоит ли теперь давать двоедушнику просяное зерно, но решил, что хуже не будет. Конь, словно поцеловав Петькину ладонь, взял зернышко влажными губами.
      Дети напряженно глядели на седло. Петька подошел, попробовал его на прочность и с облегчением вздохнул. Подпруга крепко держала седло на спине скакуна.
      "Хорошо, что на этот раз зернышко правильное", - Даша с облегчением вздохнула, но Петьке ничего не сказала.
      Конь склонился над яслями. Петька посмотрел в сторону избы, немного подумал и решился:
      - Ладно, пока он ест, пойдем на малыша посмотрим.
      Дети осторожно прошмыгнули в дверь. Жилище богинок было неуютным и неопрятным под стать хозяйкам. Посреди темной горницы возвышалась закопченая печь. Возле окна стоял замызганый стол, по стенам - плохо обструганные полати, с набросанным на них грязным тряпьем, а в углу люлька, в которой лежал, выпроставшись из рваных пеленок, бледный, тщедушный младенец. Его голова казалась непомерно большой для худенького тельца.
      Петька и Даша склонились над люлькой.
      - Бедолага. Как же его угораздило сюда попасть? - покачал головой Петька.
      Малыш глядел на ребят ясными васильковыми глазами. Вдруг он потянулся к Петьке крошечными ручонками.
      - Смотри-ка, он меня признал, - улыбнулся Петька.
      - И кто же это к нам пожаловал? - услышали дети за спиной скрипучий голос.
      Из-за печи вышла старуха с бородавкой и, довольно потирая сморщенные ладони, уставилась на ребят.
      ГЛАВА 35. БЕГСТВО
      Петька с Дашей не заметили, что не все кукушки улетели в лес. Одна из них осталась в избе. Ребята были застигнуты врасплох. Старуха прошаркала к двери и преградила детям путь. Она стояла, пристально разглядывая нежданных гостей, и бормотала что-то себе под нос. Даша подвинулась поближе к Петьке и исподлобья смотрела на бабу-ягу. Вдруг та всплеснула руками.
      - Ах вы гости дорогие, некупленные, даровые! Что ж вы так оробели, касатики? Неужто бабушку испугалися? Мы детушек не обижаем. Ежели какой малютка от дома отбился, мы его приютим, да обогреем. Мы и вас приветить рады. Нежданный-то гость лучше жданных двух, - хитро прищурившись, слащаво прошамкала старуха.