– Ах ты, сволочь недобитая!

Гамар увидел другого ополченца, замахнувшегося на него копьем.

Гхалхалтар понял, что у него не хватит сил отвести или даже сгладить этот удар. Наконечник был нацелен прямо в грудь.

– Ну, бей! – твердо воскликнул Гамар.

И ополченец застыл. Сначала у военачальника мелькнула глупая мысль, что человек так сильно удивился тому, что гхалхалтар может говорить по-людски, что забыл ударить. Теперь уже не мешкая, Гамар высвободил ногу из стремени и откатился в сторону. Едва приподнявшись, он заметил, что тот, кто ещё мгновение назад мог прикончить его, смотрит на лес. Взгляд Гамара также устремился по направлению приближающихся криков. Из-за деревьев двигался громадный корпус гхалхалтаров – подкрепление! На их лицах выражалось нетерпение. Им хотелось вступить в драку, дабы оправдать свое предыдущее бездействие. Ополченец метнул копье. Оно древком ударилось о щит одного из воинов и, отлетев в сторону, вонзилось в землю.

Люди побежали. Гамар выполнил свое предназначение. Он разбил передовые отряды ратников. Теперь резерв довершит разгром.

Надо было бы встать, но военачальник уже не находил в себе сил. Узнавая в нем знатного командира, воины обегали его стороной, боясь затоптать. Они проносились мимо, а он, блаженно улыбаясь, смотрел на их мелькающие фигуры и сверкание их кирас, пока сильные руки не подхватили его под плечи и не поставили на ноги. Гамар удивился. Повернув голову, он увидел грязное, темное в ошметьях растрепанной седой бороды и волос лицо, на котором весело сверкали два алых глаза. То был воитель Дрод. Военачальник засмеялся, едва держась на слабых ногах, и крепко обнял воителя. От Дрода пахло потом и кровью, вся одежда его была черной и мокрой. Сейчас для Гамара не было ничего лучше этого открытого, чистосердечного воинского объятия. Они победили!

– Бог даровал нам победу, – произнес воитель.

– Я знал, что Всевышний на нашей стороне, – засмеялся всегда суровый Гамар.

Они остались стоять, наблюдая, как новые силы гхалхалтаров гонят ополченцев назад.

Твари докатились до Атарвила, ворвались на его улочки. Никто не мог помешать им, и деревянные дома жалобно застонали. Крыши их скособочились, просели. Они разваливались, как песочные замки под струями тропического ливня. В трехстах шагах от гибнущей деревни тянулась к северной роще цепочка жителей.

Гархагох видел их как на ладони, и достаточно было одного заклинания, чтобы уничтожить их, но чувство старческого умиротворения не позволяло ему сделать это. "Пусть спасаются, – подумал он. – Они не воины и могут выжить". Гархагох больше не обращал внимания на удирающих жителей, а лишь наблюдал за стремительно развертывающимся наступлением. Оно уходило все дальше и маг побежал вслед. Благодаря своей неисчерпаемой колдовской силе он летел над полем, едва касаясь земли. Живой ветер несся за ним, развивая полы его широкого балахона, и трава волнами расступалась перед ним, как будто показывая путь. Иногда Гархагох натыкался на ужасные трупы задавленных в толкучке тварей и убитых во время воздушного боя дракунов, но он легко перелетал через них и следовал дальше.

Наконец большой лес остался чуть позади, и магу открылся прекрасный вид на восток. В океане бушующей на ветру травы рубились люди и воины Гамара. Светло-серые доспехи ратников и черные кожаные куртки гхалхалтаров смешались между собой. Битва была столь ожесточенной, что сначала казалось, будто противники стоят на месте, но постепенно черного цвета становилось все больше. И Гархагох уже различил, как выпростались из-за скопления сражающихся пестрые группки бегущих ополченцев. Гамар побеждал.

А впереди Верховный Маг видел тварей. Они разбили Атарвил, но это не умалило их ярости. Они неслись дальше, и только один глупый боссон топтался на месте, вминая в землю остатки дома.

Земля не могла более выдерживать единого натиска тварей, и они разделились на два потока. Один побежал направо, на помощь Гамару, другой – налево, к северной роще, где стоял орочий корпус с отрядом лорда Мальерона.

Мальерон уже облачился в доспехи, сразу сделавшись толстым и неуклюжим. Лишь его маленькая голова, торчащая из панциря оставалась уязвимой и подвижной. Она вертелась из стороны в сторону, скользя взглядом по неровным рядам бегущих тварей. Узкое крысиное лицо Мальерона ещё более вытянулось. Он словно принюхивался, и оттого его седые усики нервно подрагивали. Чутье подсказывало старому лорду, что скоро все разрешится. Конь в красивой белой попоне, достающей чуть не до земли, топтался рядом, бил копытом, нетерпеливо грыз удила. Оруженосец еле сдерживал его.

Твари приблизились на расстояние полета стрелы. По рядам тщедушных орков прокатился ропот. Оживление нарастало, пока не выплеснулось в воздух десятками корявых, коротких стрел. Они вонзились в толпу атакующих, но не только не замедлили их, а наоборот раззадорили.

Мальерон шагнул к коню. Оруженосец помог ему взобраться в седло. Лорд дрожащей рукой взял поводья. Он был взволнован: жизнь или смерть?

Мальерон подался вперед, и умный конь сделал несколько шагов. Взгляд лорда снова скользнул по полю. На востоке неприятель перешел в активное наступление, угрожая смести корпус лорда Толокампа. С людьми – смерть.

Твари были совсем рядом. Ветер доносил их сдавленные хрипы. Мальерон развернулся и крикнул:

– Отходим!

Глупые орки по инерции дернулись было вперед, но верные лорду люди стали нещадно стегать их плетьми, поворачивая вспять.

– Отступаем!

Ничего непонимающие орки набросились на людей с кнутами, погребая их под своими хилыми телами. Волнение быстро передалось соседним отрядам. Началась сумятица. Твари врезались в рощу, и введенные в замешательство орки дрогнули.

Часть из них побежала вслед за Мальероном. Лорд выполнил свое предназначение и удирал с поля боя верхом на великолепном коне. Белая попона пенным шлейфом тянулась за ним.

Верные лорду Толокампу ратники окружили своего предводителя железным кольцом. Их оставалось не более двух тысяч. Остальные отступили. Ополченцы также бежали, испугавшись одного вида неприятеля. Свежие, полные сил гхалхалтары были по-настоящему страшны. Темные, из толстой кожи куртки и вороненые кольчуги делали их неуязвимыми. Их длинные жилистые руки не знали усталости, а в лицах не находилось места жалости. Жутко сверкали из под шлемов алые глаза. Черные плюмажи развевались на ветру.

Толокамп сознавал, что происходит непоправимое, что, если он выживет, он будет всю жизнь помнить этот час и находить возможные решения и проклинать себя за то, что не додумался до этого раньше. Однако в момент битвы единственное, что пришло ему в голову, это приказать солдатам построиться клином и постараться разрезать вражеский строй. Приказ долго катился по рядам. Несколько гонцов были убиты. Остальные застряли в толчее сражавшихся. Постепенно построение ратников все же начало принимать очертания клина, и в этот момент со стороны Атарвила появились полчища тварей. Визжащая орда и в особенности ревущие боссоны ввергли командующего в панику. Он готов был рвать на себе волосы за то, что не предусмотрел такого поворота. Больше не надеясь на своего полководца, опытные ратники стали действовать сами. Те, кто находился ближе к Атарвилу, метнули копья и дротики. Один пронзенный боссон повалился на бегущих рядом с ним низших. Болезненные раны разъярили остальных ящеров. Через несколько мгновений они достигли передовой сотни. Люди заметались, норовя пронзить лапы исполинов, а неповоротливые боссоны давили их и избивали самих себя. Твари вмялись в железное построение ратников.

Толокамп в отчаянии метался в толпе сгрудившихся солдат. Его высокая, узкая фигура в богатых доспехах хорошо выделялась, и уже не один десяток стрел был выпущен в него. Вокруг валились люди, но на самом лорде не было ни царапинки. Толокамп досадовал на себя, на свою сказочную неуязвимость и прорывался навстречу врагу. Однако солдаты как назло прикрывали своего предводителя. Он расталкивал их и кричал, приближаясь к кипящей схватке, но двигала им не храбрость, а желание забыться в битве, принести хоть какую-то пользу, хоть как-то оправдать себя. Перед глазами лорда пылал образ грустного, бледного юноши. "Неужели Иоанн был прав, когда говорил, что все пропало?" Толокамп наконец выбрался из окружения заботливых телохранителей. Его конь наскочил на верзилу-гхалхалтара. Тот разрубил очередного ратника и хотел было накинуться на столкнувшего с ним рыцаря, но лорд оказался проворнее. Гхалхалтар рухнул на тело поверженного им человека. Толокамп стал пробираться дальше. Командующий жаждал, чтобы какой-нибудь более опытный воин нанес ему роковой удар, Но лорд оставался невредим, как будто сильное заклятие витало над ним, оберегая его жизнь, чтобы он до конца увидел позор и закат Королевства Трех Мысов.

Поле опустело. Только под возвышенностью оставались полки Королевской Гвардии. Вдали, у леса и того места, где Обра делилась на два ручья, горела трава, застилая даль серым дымом. Сражение переместилось туда, и из-за завесы пробивались отдаленные крики тварей и вой труб. На другом фланге схватка от берега перешла за редколесье под стены Устурга. Победа склонялась на сторону гхалхалтаров, и сразу несколько всадников мчались к королевскому шатру. Обратившись в живую статую на постаменте коня, Хамрак смотрел, как они торопливо минуют заставы и цепи резервных отрядов, как въезжают на возвышенность.

Первый гонец на скаку спрыгнул с седла, подхватил взмыленного коня под уздцы, лихо остановил и сам замер в поклоне.

– Докладывай, – разрешил некромант.

– Фланг могучего Гамара разбил главный вражеский корпус. Люди спасаются бегством.

– Передай благодарность Гамару.

Гонец кивнул, взлетел в седло, развернулся и понесся под горку.

На его месте тут же очутился новый посланник:

– Ваше величество, твари смяли центр противника. Орочьи отряды разбиты.

Выражение лица бессмертного не изменилось. Он равнодушно произнес:

– Я доволен ими.

Всадник умчался прочь. Вместо него появился третий.

– Позвольте доложить, ваше величество, при содействии кавалерийского отряда и посланных вами резервных корпусов, люди, неся тяжелые потери вынуждены были отступить к Устургу. Гномы бежали.

– Хорошо, – проронил некромант.

– Позвольте сказать, ваше величество, – гонец подался чуть вперед. – Наиболее отличился вспомогательный корпус барона Ригерга. Сам барон тяжело ранен и вынужден был покинуть поле боя, но, несмотря на это, солдаты продолжали сражаться с не меньшим рвением.

– Я награжу барона, как только он поправится, – помрачнел Хамрак.

Гонец, который сам, скорее всего, принадлежал к корпусу Ригерга просиял, ещё раз поклонился и поскакал обратно.

Бессмертный возвел глаза к небу. Алчный дым так и не смог до конца застлать небесную лазурь. День близился к полудню.

Хамрак думал о бароне Ригерге. Еще один раненый, возможно, умрет. Сколько погибло военачальников. Некромант стал перебирать в памяти отрывочные донесения об их гибели. Как глупо прожить такую короткую жизнь. Умереть в самом начале вечности.

Наемники-гномы также обернулись вспять, засеменили к горам, спеша укрыться в тайных пещерах. Две сотни гхалхалтаров-всадников преследовали бегущих до самых склонов. Гиканье победителей и вскрики настигаемых побежденных разнеслись по полю. Ранее красивые, дорогие доспехи рыцарей были измяты и изрезаны. Попоны на конях изорвались.

В пылу битвы меч лорда Карена сломался, и тогда он подхватил секиру мертвого гнома. Карен потерял шлем, лоб его был рассечен, и кровь заливала глаза. Он был трижды ранен, но не сдавался. Рыцари бы не выдержали и ускользнули ещё до того, как гхалхалтары окружили их со всех сторон, если бы не Карен. Рыцарская гордость не позволяла воинам бросить своего предводителя, тем более что теперь он не был для них начальником. Перед лицом смерти они сделались равны, и рыцари не могли допустить, чтобы кто-то, пусть даже лорд, превзошел их в доблести.

Гхалхалтары приперли людей к стенам Устурга. Воспользовавшись мимолетной передышкой, Карен огляделся. На юг и восток путь был отрезан. За их спинами вздымалась непреодолимая преграда городской стены. На западе гхалхалтары добивали отставших гномов. Там были спасительные горы, и лорд решил пробиваться туда. Только тогда оставшиеся в живых рыцари стали искать себе спасения.

Крохотные камешки скатывались из-под копыт. Кони тяжело выбрались на дорогу. Дальше ехать стало легче. Всадники понуро клонились к гривам. Позади них еле-еле тащились пешие воины. Все смертельно устали и, если бы не угроза погони, наверняка бы так и остались у подножья гор.

Подожженная в ходе боя трава не только не затухала, но разгоралась все больше. Ветер разносил пламя. На западе оно было ограничено потоком бегущего ручья, зато на востоке стоял лес, и бессильный перед водой огонь с удвоенной злобой набросился на беззащитные деревья. Хлопьями валил темный дым.

Однако он не доходил до дороги, петляющей по горному склону, и здесь было светло. Испепеляющее око солнца укоряюще смотрело в спины отступающим людям.

Лорд Толокамп затравленно озирался по сторонам. Многие были ранены. По лицу ближнего ратника змеились страшные порезы – следы тварских когтей. Другой хромал и жалобно прижимал перебитую руку к груди. Раздался глухой удар. Лорд вздрогнул. Бледный всадник вдруг вывалился из седла. Бредущий следом пехотинец наклонился над ним, пощупал пульс, потом махнул рукой, догнал освободившегося коня и влез на него. Толокамп обратился лицом к солнцу – оно ослепило его. Он приложил ладонь ко лбу и вгляделся в поле битвы. Неужели все это по его вине? Господи! Сотни убитых, тысячи раненых, разгром восточной армии, гибель Королевства Трех Мысов – все это на его плечах. Толокамп сгорбился. Ему было ещё горше смотреть на идущих рядом израненных людей, оттого что сам он так и остался невредимым.

На поле стало тихо. Уставшим после битвы солдатам пришлось тушить огонь. Однако они справились и с этим заданием и теперь отдыхали. Выжившие уподобились мертвым и бездыханно валялись вдоль берегов Обры. Те, кто ещё сохранил в себе остатки сил, бродили среди отрядов, высматривая знакомых, вызнавая имена погибших, горестно вздыхали, узнавая черную весть, или наоборот радовались хорошей новости. Меж солдат сновали лекари с большими сумками, набитыми травами и снадобьями. В четырех домах у реки или прямо под открытым небом делали операции. Приглушенно вскрикивали от боли раненые.

Военачальники условились встретиться в шатре короля, где был накрыт для них великолепный стол. Хамрак сидел на почетном месте в центре и равнодушно смотрел на переливающееся золото кубков и серебро блюд. Радоваться было нечему, но он знал, что его подданным будет приятно.

Первыми явились начальники резервных корпусов и Королевской Гвардии, которая так и не участвовала в битве. Заняв лучшие места, они повели размеренную беседу в ожидании остальных.

Постепенно стали подходить те, кто сражался в редколесье. Среди них не оказалось барона Ригерга и из трех предводителей тварского крыла был только один. Не хватало и многих сотников. Пришедшие кланялись, здоровались и рассаживались по местам. С их приходом гвардейцы, которые видели сражение только издали, оживились. Начались расспросы.

– Я слышал, ваши отличились, – сказал пожилой сотник-гвардеец, рассчитывая на интересный разговор.

– Да, – согласился Дамгер – сотник из корпуса Ригерга.

Он был чересчур осторожным и постоянно страшился, что начальство поймет его превратно. Совсем рядом сидел грозный бессмертный король, а потому Дамгер ограничился односложным ответом.

– Я слышал, барон ранен, – не сдавался сотник-гвардеец.

– Да, жаль. Я видел его жену. Ей очень плохо, – Дамгер обвел присутствующих подозрительным взглядом. Но никто не осудил его, наоборот, даже проявили интерес:

– Как её зовут?

– Гахжара.

– А, да слышал, – закивал черный гвардеец-полутысячник. – Помню, я как-то встречался с ней ещё на Южном континенте. У баронессы там, кажется, хорошая усадьба.

– Не знаю, – пожал плечами Дамгер.

– Замечательный домик. Очень уютный, – продолжал гвардеец.

– Скольких вы недосчитались? – вдруг поинтересовался худой адъютант Хамрака.

Дамгер вздрогнул. Его взор устремился вверх, как будто он надеялся найти под куполом шатра число.

– Около трех сотен.

– Трех сотен?! – ахнул адъютант. – Из четырехсот?

– Да.

– Смерть взяла сегодня многих, – произнес Хамрак. – Можете есть. Не стесняйтесь, это все для вас. Однако помните, ваше вино отравлено гибелями товарищей. В нем их кровь.

Гхалхалтары молча закивали. Повторяя жест своего повелителя, они потянулись к кубкам.

Занавесь отдернулась, и в помещение вступил Гархагох. Он был необычайно бледен так, что его кожа сливалась с белой седой бородой. Верховный Маг был не один. За ним шествовали ещё девять самых могущественных волшебников.

– Садитесь, – бессмертный указал на стулья.

Маги поклонились и приняли приглашение. Виночерпии налили им вина.

– Пейте, – шепнул темный полутысячник гвардеец оказавшемуся подле него Гархагоху.

– Нет. Вино усыпляет разум, а этот день я хочу запомнить таким, каким он есть.

Гвардеец пожал плечами и отодвинулся. Грустная улыбка некроманта стала чуть веселее. Он с одобрением посмотрел на Верховного Мага, затем спросил:

– Ты ведешь хронику?

– Да, и мои сподвижники помогают мне в этом.

Волшебники скромно потупились.

– И что же ты напишешь о сегодняшнем дне?

Гархагох прикрыл глаза, как будто борясь с подступившим к нему сном.

– Я ученый, а потому моя задача без прикрас констатировать факт.

– Тогда запиши, что сегодня мы одержали величайшую победу! – крикнул кто-то с дальнего конца стола.

– И, пожалуйста, пометьте, что наш корпус из четырехсот бойцов потерял триста, – осторожно добавил Дамгер.