– Да.

– А ты?

Халхидорог смотрел на стоящую перед ним девушку, разглядывая её смущенное лицо.

– Да.

– Хорошо. Думаю, когда у меня будет время, я зайду, – он улыбнулся. – Я не люблю трактиров, но сделаю это ради тебя.

Осерта покраснела, и, заметив это, переводчик злорадно ухмыльнулся.

– Я передам мастеру Орлогу, что вы посетите нас.

– Не надо. Может, я не выберусь в ближайшее время, а, если приду, пусть это будет для него сюрпризом и нашим с тобой секретом.

Осерта согласно кивнула. Выполнив свое поручение, она больше не находила тем для разговора. Мешал и переводчик с прищуренными, смеющимися глазами. Она не знала, чем может заинтересовать Халхидорога, но страстно хотела хоть на несколько мгновений задержаться в волшебной комнате со старинными гобеленами и поэтому молчала, не двигаясь. Халхидорог понимал, что она уже все сказала, но не желал отпускать её.

– Подожди, – он повернулся, подошел к сундуку, открыл его и достал оттуда красивый цветной платок. – Возьми. На улице снег, а ты легко одета – простудишься.

Она медленно приняла в руки теплый, мягкий платок и, поняв, что дольше оставаться нельзя, направилась к выходу.

– Спасибо, спасибо. Дагед.

Он улыбнулся, вспомнив, как два дня назад она, выскочила из толпы и обратилась к нему.

– Спасибо за приглашение.

Осерта вышла.

Она шла по улице, не надевая платка, а бережно прижимая его к груди. Он подарил его ей! Встречные крестьяне удивленно разглядывали платок: "Неужели мастер Орлог разорился – подарил? На него не похоже".

Осерта подошла к трактиру, вздохнув, проследовала внутрь. Там все было по-прежнему: бесцельно убивая время, за столами сидели гхалхалтары, вокруг них суетились девушки, появился уже поправившийся соседский сын, который всем норовил невзначай показать свою рану, мастер Орлог стоял у входа на кухню, быстро пересчитывая на ладони монеты и запихивая их в карман.

– Ну что? Сказала?

– Да.

– Придет?

– Не знаю.

– Ты рассказала ему, какой у нас великолепный эль? Нет? Зря. – Трактирщик улыбнулся. – Ты бы ему как-нибудь дала понять, что рада будешь прислужить…

Осерта, опустив лицо, пожала плечами.

– Ну ладно, придет – хорошо, не придет – твоя вина. А это у тебя что? Он подарил, да? Ну-ка, дай посмотреть, – трактирщик жадно вцепился в платок. – Хороша тряпица. Дорого стоит. – Он с сожалением выпустил теплую пушистую ткань из рук. – Видать, приглянулась ты ему. Смотри не упусти, пока дает.

Несмотря на грозные речи, произнесенные над безжалостно растерзанными пентакреонцами, лорд Карен не решался атаковать неприятеля. Он скромно остановился в нескольких ледах от Грохбундерского ущелья.

Люди мерзли на заснеженных склонах суровых гор. Каждое утро, когда лорд объезжал позиции, он обязательно натыкался на несколько сгорбленных, покрытых белыми нитями инея, фигур. Сначала он интересовался, кто был замерзший, в каком отряде состоял, потом бросил это пустое занятие и только отдавал короткий приказ: "Убрать!"

О действиях Хамрака он узнавал от дракунов, которые парили над горами и залетали в Грохбундер. Лордом Добином Карен был доволен. Бессмертный король не велел атаковать Грохбундер, поэтому у полководца людей сложилось глубокое убеждение в том, что крепость неприступна, и основную заслугу в этом он отдавал её коменданту. Защищенность цитадели придавала лорду Карену уверенности в своих силах, а солдат он успокаивал известиями о числе замерзших среди гхалхалтаров. Правда, приходилось сглаживать углы и увеличивать потери противника, но лорд Карен к этому уже привык.

День начался так же, как и всегда. За окном стало белеть, и мутный свет вмял стекла внутрь, просачиваясь сквозь них в помещение. Осерта монотонно скребла тряпкой по столам. Пришли нанятые мастером Орлогом девушки и сын соседа. Парень прошествовал на кухню, где с достоинством загремел посудой. Девушки принялись помогать Осерте в зале. Появились первые посетители – гхалхалтары. Крестьяне побаивались заходить в трактир после того, как это место облюбовали грозные воины, что, впрочем, мало волновало мастера Орлога.

Он радушно встретил пришедших. Они расселись за столами, а двое из них приблизились к девушкам, предложив им свою помощь. Те, довольные оказанным вниманием, предоставили гхалхалтарам доубираться за них, подарив за это по поцелую.

К Осерте не подошел никто. Солдаты её сторонились, вспоминая Лукавого и боясь навлечь на себя гнев начальника. Она закончила вытирать столы и удалилась на кухню. Девушки продолжали перешептываться с любезными гхалхалтарами, пока народу в трактире не прибавилось. Тогда они вынуждены были начать работу. Все было как обычно.

Однако Осерта ждала чего-то особенного – Халхидорога. Хотя он и сказал, что может не выбраться в ближайшее время, но она так хотела его видеть, что убедила себя в том, что он обязательно придет. Именно сегодня. Каждый раз, когда дверь открывалась и в зал врывались новые голоса, девушка старалась ненароком выглянуть из кухни, чтобы не пропустить его появления.

Однако время шло, а его все не было. День был короток, и окна уже покрыли безрадостные сумерки. Ей стало ясно, что он действительно слишком велик и занят, чтобы заглянуть в трактир. За государственными делами он забыл о ней и об их вчерашнем разговоре.

С самого утра Халхидорог отправился на равнину проведать тварей своего корпуса. Их было сложно найти среди сбившихся в кучу тысячах низших. Впрочем, Халхидорог и не пытался отличить вверенных ему тварей от остальных. Он обратился к магам, слонявшимся по приказу Гархагоха по равнине. Чародеям было не холодно – они согревали себя магией, но тварям помочь не могли. От сознания своей беспомощности на душе у них было скверно, и они роптали на командование, заставившее их делать бесполезную работу.

Удрученный увиденным, Халхидорог поехал в госпиталь, устроенный Хамраком в одной из деревень, в длинном деревянном здании с узенькими окнами, прорубленными под самым навесом крыши, усеянной хищными клыками сосулек.

Внутри было душно, пахло потом и сладковатой кровью. Лекари-гхалхалтары и кое-кто из крестьян, понимавших в медицине, возились над лежащими на полу обмороженными, прикладывали отвары, растирали белые недвижимые конечности. Твари стонали, скалились, иногда кидались на врачей, не понимая, что те хотят облегчить их страдания. Обозленные, уставшие хирурги неустанно отнимали отмороженные лапы, кидали их в большие тазы. Когда они наполнялись до верху, крестьяне выносили их на улицу и вываливали содержимое на чистый белый снег.

Халхидорог поговорил с врачами. Те жаловались на нехватку лекарств, повязок, словно он мог чем-то помочь. Начало смеркаться, когда Халхидорог наконец вернулся в Виландор. Проезжая по улице, он вспомнил, что обещал зайти в трактир. После безрадостной картины госпиталя ему захотелось отдохнуть, но он решил сначала заехать к себе и переодеться, так как оказался испачканным кровью тварей.

Одна из девушек, обслуживающих посетителей, подбежала к Осерте. Она уже видела дорогой платок и успела вызнать, откуда он появился, поэтому, заговорщически подмигивая, шепнула:

– Там, кажется, твой пришел.

Осерта вздрогнула. Она уже отчаялась и перестала обращать внимание на скрип двери, впускавшей в трактир обычных гхалхалтаров.

Потирая руки, мастер Орлог окликнул ее:

– Доченька, отложи все пока. Пойди, встреть драгоценного гостя.

Девушка с готовностью кивнула, обернулась к ведерку с водой, окунула туда красные, уставшие от работы руки и, наспех отерев их, выбежала в зал.

В трактире воцарилась нехорошая тишина – заметив появление начальника, гхалхалтары притихли. Халхидорог стоял у входа, скрестив руки, чуть покачиваясь, как делал тогда, когда не знал, что предпринять. Он слишком давно не заходил в подобные заведения, и оттого почувствовал себя чужим. Однако завидев её, Халхидорог обрел уверенность.

Осерта приближалась к нему, робея с каждым шагом: это ведь не крестьянин, не человек. Как она спросит, что он хочет на ужин? Осерта поклонилась, осторожно указала гхалхалтару на свободный стол в углу. Расчетливый мастер Орлог специально приберег это место для важного гостя. Халхидорог, с любопытством угадывая дальнейшие действия девушки, покорно сел. Однако она её тотчас оттеснил подбежавший мастер Орлог. Трактирщик зачастил на ломаном гхалхалтарском, который успел усвоить за последние две недели:

– Что угодно, господину? Говядина жареная, рыба – большая редкость в горах…

– Все, что закажет эта госпожа, – перебил его Халхидорог, указывая на Осерту.

Трактирщик отодвинулся от стола и, сияя, обратился к приемной дочери:

– Говорит, что возьмет все, что ты захочешь! Смотри не подведи! Или давай я сам всего навыбираю.

Всегда бережливый, мастер Орлог впервые заказывал блюда с такой щедростью. Осерта нанесла Халхидорогу столько, что заставила весь стол, и ей стало неудобно перед ним: подумает, что она никогда не ела и теперь надеется на богатые объедки.

Халхидорог был на самом деле удивлен обилием блюд, но решил гулять, не скупясь, и не останавливал девушку, дождавшись, пока она не вынесет все.

– Дагед.

Осерта смущенно улыбнулась. Халхидорог посмотрел на нее, указал на место напротив себя. Она смиренно опустилась. Он взмахнул рукой, приглашая её разделить трапезу, и сам принялся за еду. Осерта покраснела: точно подумал, что голодна и потому столько понатащила. Однако было невежливо отказываться, и она принялась за еду, хотя кусок не лез в горло. Халхидорог, не евший с самого утра, напротив, ужинал с аппетитом.

Покончив с говядиной и рыбой, он кликнул одну из девушек-служанок. Осерта инстинктивно поднялась, но Халхидорог жестом остановил её. Служанка подошла, завистливо косясь на сидевшую Осерту.

– Принеси, пожалуйста, бокал.

Девушка удивилась, не поняв, чего от неё хотят. Халхидорог жестом обрисовал бокал. Командир корпуса был слишком важным посетителем, чтобы ему смели отказать, и через минуту девушка появилась, неся тонкий хрустальный бокал, который мастер Орлог в молодости по глупости купил у гномов и с тех пор хранил у себя в комнате, не только не используя, но и никому не показывая.

– Спасибо, – Халхидорог взял бокал и поставил его перед Осертой, словно не замечая её смущения.

Ей было неловко из-за девушки, мнущейся за спиной, и от ощущения на себе её неприязненного взгляда. Она боялась вести себя точно госпожа в трактире, где все знали её как кухарку. Однако Халхидорог с изысканной улыбкой уже наливал ей лучшее вино, которое хранилось у мастера Орлога, и оно темными густыми волнами заполняло искрящийся бокал.

Военачальник редко позволял себе роскошь. Он был сиротой и, как только встал на ноги, вынужден был сам пробиваться в жизнь, работая от зари до зари. Повзрослев, попав к Хамраку и став воителем, он многие годы посвятил искусству владения оружием, в чем добился совершенства. А потом началась война, перекинувшаяся с Южного континента, где были уничтожены непокорные гхалхалтарам людские поселения, на Северный – война, которая отняла у него все силы. Он забыл женщин, и поэтому теперь ему было особенно приятно видеть перед собой девушку.

Халхидорог налил вина себе и поднял кружку:

– За тебя.

Осерта не знала гхалхалтарских слов, но интуитивно поняла их и тихо повторила на людском.

Он положил на стол несколько золотых монет, взял её руку в свою шероховатую ладонь и медленно поднялся, увлекая её за собой из душного трактира.

Они вышли. Ночь была свежая и ясная, и на небе мерцали глубокие огни звезд. Халхидорог осторожно прикоснулся к её волосам. Воителя завораживали смотрящие на него большие, синие в темноте глаза девушки, и ему хотелось сделать что-нибудь приятное. Он оторвал руку от её волос, сложил пальцы, и откуда-то из глубины скрытой ладони заструился нежный свет, вылепивший очертания цветка. Халхидорог поднес его к губам, словно вдохнув в него жизнь: цветок заалел и распустился. Осерта восхищенно приняла его из рук гхалхалтара. Странно смотрелся цветок в разгар зимы, когда все вокруг было занесено снегом и в нескольких сотнях шагов мерзли на равнине твари.

Мастер Орлог накинулся на освободившийся стол, схватив сверкающие золотые монеты.

– Шесть золотых! Да на это можно корову купить!

Засунув деньги в кошель, сгорбленный и похожий на огромного стервятника, он вырвал из тарелок несколько недоеденных кусков говядины, жадно запихнул их в рот.

Потом, обнаружив на столе свой бесценный бокал, обтер жирные пальцы и, поморщившись, бережно взял его: "Какое кощунство! Да как можно из такого пить!"

Халхидорог и Осерта шли по пустынным улицам Виландора. Они не говорили, ибо не могли, а просто молчали, глядя на небо и парящие над ними звезды. Часовые-гхалхалтары, прищуриваясь и узнавая командира корпуса, отступали, и острыми огоньками таяли во мраке их завистливые глаза.

Было уже очень поздно, когда они вернулись к трактиру. Он закрылся, и в окнах стояла мертвая пустота – мастер Орлог не любил зря жечь свечи.

Осерта вдруг вздрогнула. Халхидорог поймал её испуганный взгляд и, желая убедиться, что все будет в порядке, решительно постучал в дверь.

За окном задрожал огонек свечи.

– Это я, – Осерта настороженно слушала, как стучат в сенях шаги.

Дверь распахнулась – исполненный гнева, трактирщик замер на пороге с открытым ртом:

– Ваша милость?.. Здравствуйте…

Гхалхалтар оборвал его:

– Мы уже виделись. Я привел твою дочь. Она не виновата в том, что вернулась так поздно. Это – я.

Мастер Орлог глупо закивал, и лунный свет круглым бликом запрыгал по его лысине.

– И не дай Бог, её кто-нибудь обидит – голову сниму, – Халхидорог пристально посмотрел на трактирщика, перевел взгляд на Осерту, кивнул:

– Дагед.

Осерта стояла, глядя ему вслед, пока он не скрылся за черными домами.

Мастер Орлог, решив, что гхалхалтар уже достаточно далеко, схватил её за руку:

– Долго же ты шлялась. Я тут работаю, из сил выбиваюсь, а ты!

Она быстро зашла в трактир. Трактирщик сердито захлопнул дверь, с ожесточением обернулся к ней, но, вспомнив сурового воителя, сразу осунулся:

– Ступай.

Осерта направилась к себе в каморку.

– Эй, он тебе ничего не подарил? Денег никаких не дал?

– Нет.

– Проклятье.

Чтобы облегчить страдания солдат на склонах, люди решили перебросить часть из них в теплый Грохбундер.

Лорд Карен договорился об этом с Добином загодя, и стоял, наблюдая за подготовкой дракунов к перелету. Всадники седлали драконов, проверяли тугость подпруг и пристяжных ремней. На одного дракона садилось сразу по трое-четверо, и он, обремененный тяжелой ношей, взлетал, тяжело подымая крылья, раздувая бока.

Хамрак видел это, качал головой: пусть люди спасают своих. Тем больше будет у него подданных, когда он наконец захватит Королевство Трех Мысов. Спокойная, лукавая улыбка блуждала на его тонких губах.

Осерта желала снова увидеть Халхидорога. Однако на следующий день он не появился, и в суете трактира прошлый вечер казался прошедшей сказкой.

Халхидорог же вынужден был поехать вместе с Гамаром к Хамраку. Бывшего коменданта форт-брейденского замка задели частые перелеты дракунов из лагеря лорда Карена в Грохбундер, и он хотел убедить короля в необходимости штурма крепости. За последнее время военачальники сблизились и стали считаться друзьями, а потому, несмотря на очевидную обреченность проекта, Халхидорог все равно ехал с Гамаром, дабы поддержать его.

Бессмертный ожидал их в той же гостиной, где собирал совет. Зная неуступчивость Гамара, Хамрак догадывался о дерзости его идеи и заранее знал, что откажет, но приготовился выслушать.

– Садитесь.

Гамар отрицательно покачал головой, полагая, что лучше будет говорить стоя. Халхидорог, напротив, с удовольствием опустился в кресло.

С холодной, мрачной ясностью Гамар стал излагать свое предложение. Бессмертный как обычно улыбался, снисходительно кивал, как будто даже соглашаясь.

Халхидорог не слушал и, запрокинув голову, блуждал взглядом по резному деревянному потолку. Война как-то отступила для него на второй план, и разговор, который ещё три дня назад показался бы ему крайне важным, теперь воспринимался как пустая болтовня. Какая в общем разница, будет Грохбундер людским или гхалхалтарским? В его – личной жизни от этого ничего не изменится. Он может, правда отличиться при штурме, получить лишний десяток тварей в корпус, деньги в знак поощрения. Но зачем они ему? Халхидорог закрыл глаза, вспоминая тихий звездный вечер, людскую девушку. Это было только вчера, но как будто очень давно, далеко от жестокого Гамара и от бесстрастного Хамрака.

Военачальник кончил, и заговорил король. Халхидорог очнулся, захватив речь бессмертного на полуслове.

– …займем. Это не трудно, ибо люди беспомощны в своей наивной надежде на крепостные стены. Но потом все равно оставим его.

– Зачем оставлять?

– Наш путь – на княжество Парзи.

– Но разумнее наступать на Жоговенский мыс.

– Решения военного совета не обсуждаются, – отрезал некромант.

– Хорошо. Однако, захватив Грохбундер, мы ослабим противника и, кроме того, дадим возможность тварям на равнине перейти в теплые помещения замка, – прохрипел Гамар, рассчитывая на известный гуманизм бессмертного.

– Возможность тварям? А о людях в крепости вы подумали? Нет. А ведь они такие же живые существа, как и мы…

Хамрак стал доказывать Гамару абсурдность деления наций на высших и низших. Тот не уступал, приводя доводы милитаристической верхушки королевства, развязавшей войну:

– Мы, гхалхалтары, затем и начали все это, чтобы покорить жалкие народы и своей властью вывести их из тьмы. Мы действуем во имя добра. Я первый опустил бы оружие, если бы понял, что это не так.

– Зло не остановить насилием.

– Убьем сотни и через это улучшим жизнь тысяч. Потомки погибших ещё будут благодарить нас за то, что мы не пожалели их предков и на их костях воздвигли свое справедливое владычество. Они – неразумные, противятся своему счастью. Жалкие людишки! Твари!

– Стойте, – Халхидорог, до той поры остававшийся равнодушным, вдруг перебил Гамара. – Я не люблю людей. Их солдаты тщедушны и слабы, полководцы тщеславны и, допуская промахи на каждом шагу, ничему не учатся, крестьяне и горожане готовы отступиться от своих близких и от отечества ради нескольких медяков и благосклонности сильных. Однако есть среди них избранные, достойные сравниться с гхалхалтарами.

Гамар зло ощерился:

– Позор! Когда такое говорят воители, немудрено, что наши солдаты все дни проводят в кабаках и домах людей, общаясь с ними и милуясь с их девками.

Слова задели Халхидорога за живое:

– Воины хорошо воевали. Им надо отдохнуть. А если вы видите в этом позор, то я, напротив, – пользу.

Гамар хотел возразить, однако Хамрак остановил его:

– Довольно, не спорьте. Вы же гхалхалтары. Будьте разумны.

Военачальники замолчали. Хамрак встал, подытоживая беседу:

– Грохбундер оставим в покое, а дорога на Парзи откроется через две недели…

Гамар и Халхидорог удалились от бессмертного в плохом настроении. Первый, исчерпав всю свою словоохотливость, замкнулся в себе; второй, понимая, что продолжение разговора приведет к окончательному разрыву, также молчал. Они ехали медленно, держась друг от друга на расстоянии.

Постепенно, видя, что гхалхалтары ведут себя спокойно, крестьяне стали появляться в трактире как и прежде. Солдаты относились к ним с легким пренебрежением, но благосклонно, как к меньшим братьям. Воины вообще обжились в деревнях и, похоже, уже не рвались осаждать Грохбундер. Это поняли даже самые непросвещенные в военной стратегии, и те люди, которые ещё две недели назад говорили о том, что судьба крепости решена, теперь авторитетно заявляли, что с самого начала угадывали в цитадели неприступную твердыню.

Осерта тоже успокоилась. Она перестала видеть в гхалхалтарах врагов. Многих из них, часто наведывающихся в трактир, она знала в лицо. Ей все больше хотелось поговорить с ними, узнать поближе, расспросить о стране, откуда они прибыли, о таинственном бессмертном короле и, конечно, о Халхидороге… Их язык, звучный и переполненный странными гортанными созвучиями, манил Осерту.

Она даже набралась смелости и, пока мастер Орлог был в отлучке в своей лавке на другом конце Виландора, несколько раз обращалась к гхалхалтарам, жестами прося их научить её хотя бы двум-трем фразам. Большинство из них были бы рады помочь ей, но не говорили по-людски, довольствуясь набором самых необходимых, примитивных слов: "еда", "вино", "побольше", "хватит". Они пожимали плечами, сочувственно разводили руками, пока вдруг один из них не указал на закутавшегося в широкий светлый плащ старика. Старик весь вечер сидел, неотрывно глядя на стоящую перед ним кружку, постепенно отпивая из нее. Осерта не стала бы подходить к нему, но, когда солдат посоветовал, осторожно приблизилась:

– Извините.

Старик-гхалхалтар поднял глаза.

– Присаживайся, сестра. Не люблю, когда передо мной стоят, – он говорил на удивление чисто и без акцента, что вселило в девушку надежду.

– Простите, – она опустилась на свободное место. – Извините.

Он оглядел её, сложил руки в ожидании.

– Я хочу научиться говорить по-гхалхалтарски. Хоть чуть-чуть, несколько фраз.

Старик кивнул.

– Для начала, самое важное: Бог по-гхалхалтарски – Хог.

Снег под ногами полыхал, и при каждом шаге хрустел разбиваемый носком лед. Гхалхалтар осторожно поднимался вверх. На нем был светлый плащ так, что разглядеть его на белых склонах было сложно.

Горы поднимались ввысь и, дойдя до наивысшей точки, отлого скатываясь вниз уже по ту сторону хребта. Однако тут они были отвесными, и гхалхалтар поднимался медленно, иногда, в самых трудных местах, помогая себе магией, перелетая с одного выступа на другой.

Он был стар, но действовал уверенно и ловко. Его звали Дродом.

Добравшись до вершины скалы, он замер. Внизу с противоположной, скрытой от равнины стороны раскинулся большой людской лагерь. Там ходили маленькие темные фигурки и иногда ненадолго взмывали в небо миниатюрные драконы. Все было спокойно.

Вдруг рядом хрустнул снег. Гхалхалтар обернулся – в нескольких шагах, не замечая его, стоял человек. Часовой двинулся вдоль хребта, широко расставляя ноги, глядя на расстилавшуюся перед ним, залитую солнцем равнину. Дрод вперился в его исчерченное контрастными черными тенями лицо. Часовой подошел ближе, не видя слившегося со снегом гхалхалтара в двух шагах от себя, наступил. Старик дернулся – человек приглушенно вскрикнул, растопырив руки, и упал навзничь. Дрод подмял его, зажав ему рот. Убедившись, что все тихо, он обыскал убитого, потом, вынув длинный кривой нож, ловко отрезал голову, бросил её вниз, на залитую солнцем равнину. Обезглавленное тело он оттащил далеко в сторону, раздел и присыпал снегом. Теперь люди, даже если и найдут труп, долго будут устанавливать, кто это такой.

Приняв облик часового, Дрод вернулся к месту убийства и остался стоять там, дожидаясь смены. Заклятие превращения действовало хорошо и подошедший через два часа солдат не узнал подмены.

– Не холодно?

– До костей промерз, – гхалхалтар не знал, каков был голос убитого им часового, и потому говорил хрипло.

– Что это ты, Стэл?

– Простудился, думаю.

– Давай, иди. Бест тебя посмотрит. Он же, знаешь, специалист по всяким травам.

Гхалхалтар кивнул и направился к лагерю. Теперь он знал "свое" имя.

Время перевалило уже за полдень, а ему нужно было дождаться ночи.

Халхидорог пришел в трактир рано утром, когда ещё никого не было. Он понимал, что девушка не знает гхалхалтарского и они не смогут поговорить, однако не мог как обычно сосредоточиться на военной службе и, угадывая в ней причину своей рассеянности, хотел видеть её. Осерта встретила его восторженно, горя желанием поделиться своими успехами:

– Приветствую.

Халхидорог остановился:

– Здравствуй.

– Чего угодно вашей милости?

Только тут он понял, что она кое-что знает по-гхалхалтарски, и невольно воскликнул:

– Прекрасно! Ты знаешь мой язык! Почему ты раньше это скрывала?

– Я немножко говорю. Я только день назад обучилась.

– Только вчера? – Халхидорог удивился ещё больше.

– Да, ваша милость.

– Зачем?

– Чтобы говорить, ваша милость.

Халхидорог, радостный, опустился на стул.

– Не надо говорить мне "ваша милость".

– Я не знаю.

– Не умеешь иначе? Хорошо, я тебя сейчас научу.

Мастер Орлог один раз попытался привлечь Осерту к работе, но Халхидорог отослал его обратно на кухню, всучив для весомости золотой, и потом тут же с энтузиазмом продолжил урок.

Осерта сидела, не шевелясь, боясь пропустить какое-нибудь всеопределяющее слово. Он был нетерпелив, не говорил на людском и негодовал на себя, когда не мог сказать ей самого элементарного. В конце концов ему удалось объяснить, как звучит по-гхалхалтарски "ты".

Халхидорогу хотелось узнать, кому он был обязан столь неожиданным подарком:

– Кто учил тебя?

– Гхалхалтар, – Осерта изобразила морщины, чтобы передать возраст учителя, провела рукой позади спины по складкам воображаемого плаща. – Белый, весь белый. Светлый.

Халхидорог задумался. Нехорошее подозрение шевельнулось в нем. Он хлопнул себя по поясу, жестом изобразил что-то длинное и изогнутое.

Осерта кивнула.

– Не надо. Обещай мне, что больше не будешь с ним общаться.

Осерта вопросительно взглянула на Халхидорога.

– Скажи "да", что не будешь говорить с ним, – пояснил он.

– Почему? Гхалхалтар такой белый, светлый.

– Он – страшный гхалхалтар именно оттого, что он "светлый". Я не хочу, чтобы ты говорила с ним. Скажи "да".

Дрод бродил по людскому лагерю. Он всем походил на убитого часового, лишь болтался под курткой длинный, кривой нож. Люди принимали его за своего, и он беспрепятственно слушал их разговоры. Настроение у всех было плохое, но они утешали себя мыслью о том, что гхалхалтарам приходится хуже.

День тянулся нестерпимо долго, и Дрод вышел из лагеря. Вокруг расстилалось чистое, белое, непоруганное полотно снежного склона. Воитель опустился на колени и стал молиться. Он молился несколько часов. Видевшие его люди останавливались, дивились, принимая за чудака – никто из них не чувствовал в себе подобной религиозности.

Вечер подступил к горам. Стало темно. Тогда старик поднялся. На душе у него было спокойно. Он был готов.

Воитель не спеша прошествовал к лагерю. Постовой окликнул его – он ответил. Его пропустили.

Дрод дошел до того места, где, как он заметил днем, расположились дракуны. Они разместились в палатках, а их драконы спали снаружи, подвернув под крылья свои узкомордые головы на длинных шеях.

Гхалхалтар заметил часового. Дрод принадлежал к числу старейших и опытнейших воителей. Осторожно вынув длинный, кривой нож, он исчез. Невидимый, он шел неслышно, и только отпечатывались на снегу узкие, длинные, гхалхалтарские следы. Часовой воздел глаза к небу. У него было молодое, безусое скучающее лицо. Ему хотелось спать, и он, не в силах побороть зевоту, зажмурился и раскрыл рот. Вдруг глаза его выкатились, лицо искривилось – голова, отделившись от тела, упала на снег.

Ближний дракон, словно что-то почуяв, приподнял крыло, открыл мутноватый глаз. Гхалхалтар застыл. Зеленый глаз дракона покрылся белесой пленкой, захлопнулся. Дрод по опыту не спешил и постоял несколько минут, пока окончательно не удостоверился, что все в порядке, потом двинулся к палаткам.

Входы в них охранялись. Дрод знал это, а потому пошел в обход. Подойдя к палатке сбоку, он сделал аккуратный надрез и заглянул внутрь. Все было тихо. Люди спали, и мирно колыхался над ними воздух.

Воитель протиснулся в тепло палатки, и, невидимый, заскользил от человека к человеку. Один из дракунов пошевелился, но не открыл глаз. Быстро заработал длинный, кривой нож. Никто из них больше не открыл глаз. Никогда.

Дрод вернулся рано утром. Он потратил много сил на спуск по отвесным скалам и шел, покачиваясь, оставляя на снегу глубокие пляшущие следы. Длинный, кривой нож отдыхал у его бедра. Маги, оставленные с тварями на равнине, с опаской наблюдали за ним, понимая, что, если воитель в таком состоянии, он возвращается с крайне опасного и сложного дела. В лагере людей произошло нечто ужасное.

Добравшись до Виландора, Дрод первым делом направился к Гамару, своему начальнику, доложить обо всем. Потом он исчез. Никто не ведал, куда, но все знали, что воитель не появится несколько дней, пока не отмолится в одиночестве, укрывшись в горах.

На следующий день после возвращения Дрода, Хамрак вызвал Гамара к себе. Бессмертный чуть хмурился, что странно сочеталось с его кривившимися в легкой улыбке губами.

– Ты зря досадил людям ночной вылазкой, Гамар.

– Позвольте узнать, почему вы решили, что это работа моих воинов?

– Я даже могу сказать кого именно, ибо никто, кроме Дрода, не способен на такое, – Хамрак указал на стол, где лежала голова часового, которую воитель сбросил вниз, а один из магов нашел. – Ровный срез, безукоризненный. Такая же участь, думаю, постигла многих. Не правда ли? – некромант заглянул в мертвые глаза часового. – Впредь, предупреждай меня, когда захочешь вновь досадить людям.