— Я без тебя несколько раз включала и выключала батарею, и вот…
      Коля уже занес было ногу, чтобы переступить порог кабинета, да так и застыл с поднятой ногой: в кабинете не было пола, мутная болотная вода, поросшая зеленой пеной водорослей, плескалась у его ног, вместо стен кабинета был лес. Высокие, наклонно стоящие в воде деревья, похожие на зеленые фабричные трубы, окружили Колю. Но вот лес неожиданно дрогнул и понесся к нему навстречу, забурлила вода, и сплошной стеной поднялись впереди фонтаны брызг. Лес расступился, и открылась поросшая сочными травами степь. Слева синела полоска озера. Небо над Колиной головой было молочно-белым, от него веяло сыростью, в странных, похожих на шляпки грибов, кронах одиноких деревьев застыли клочки тумана.
      Прямо к Коле брел какой-то человек. Он был еще далеко, но каждый его шаг отдавался подземным гулом, широкая полоса смятой травы тянулась за ним. Он был ростом с четырехэтажный дом, и, когда он приблизился, Коле пришлось задрать голову, чтобы взглянуть ему в лицо: о земли голова казалась несоразмерно маленькой, лицо гиганта закрывала беспорядочная лохматая борода, под округлыми густыми бровями светились добродушные зеленовато-синие глаза. К животу он прижимал какой-то пузырь со вставленными в него пустотелыми стволами деревьев, и дул в один из стволов, и, перебирая похожими на бревна пальцами,свистел и гудел, локтями надавливая на пузырь этой своеобразной волынки, и, изгибаясь в такт всем телом, время от времени притоптывал босой ногой.
      Какое— то дикое, непередаваемо вольное веселье было в этой музыке, и Коля, подчиняясь ритму, тоже топнул ногой и почувствовал, что сейчас сам пустится в пляс, но вдруг откуда-то сбоку, из леса, вынырнула огромная ящерица и, подбежав к ногам гиганта, поднялась на задние лапы и закивала головой. Ящерица была втрое выше, чем Коля, но доходила великану только до колен.
      — Это ящер! Смотри-ка… — сказал Коля.
      — Брат, — загремел голос гиганта, — зачем прилетел? Шестьсот лет ты не был у меня, моих лет…
      — Но моих только двести, — услышал Коля и вздрогнул: это был голос Человека.
      — Слабое оправдание, — заметил гигант, и по движению его губ было видно, что слова его имели совсем другое звучание: кубик все старательно переводил. — впрочем, что мне до тебя? Мне подарили эту планетку, и я не жалею ни о чем — здесь я счастлив…
      — А ты еще вырос, — раздался голос Человека.
      — Это верно, — самодовольно усмехнулся гигант, — И мне, пожалуй, было трудней остановить рост, чем продолжать расти.
      — Но как ты вернешься назад?
      — Зачем?
      — Ты не сможешь вернуться, ты вырос, ты слишком вырос для своего снаряда, а другого тебе не сделать. Да и зачем тебе возвращаться? Там, дома, ты стал бы пугалом для детей.
      —  Тыдурак! Я счастлив, понимаешь? Вчера я боролся с существом, один вид которого заставил бы тебя содрогнуться. Его -шкура сейчас на мне, а череп я отдал летающим ящерам. А сегодня утром было душно, жарко, и я прыгнул вон в то озеро, и как улепетывало от меня всё живое!… Но скоро я уйду на север, здесь начнутся дожди, а там, на скалах, прохладно, и ящеры слетаются туда, чтобы отложить яйца… Что за прелесть, брат, яйца летающих ящеров! Ешь, ешь — и все мало… Но и клювы у мамаш — того и гляди, что глаз выколют!…
      — Должен сказать, — зазвучал голос Человека, — что твои работы по законам роста до сих пор не теряют своего значения… О них говорят, и некоторые жалеют, что ты прекратил их…
      — Да, я все оставил… Потом, со скуки, может быть, и займусь чем-нибудь… Есть у меня и новые наблюдения и мысли…
      — — Какие мысли?
      — Вот уж тебе говорить опасно.
      — Так ты все-таки меня боишься?
      — Я?. Боюсь?! Ну говори, зачем прилетел! Я знаю, зря ты не прилетишь!…
      — Представь, что просто так… Захотелось поговорить с кем-нибудь близким… Все заняты. Слишком заняты, слишком… Ничего не замечают вокруг себя!
      — Что ж, если надоело дома, то оставайся здесь! Что может быть прекраснее усталости после борьбы?! А победа, честная, заслуженная победа… Но тебе не понять!
      — Это не принесет мне радости… Мы слишком разные с тобой.» Ты, верно, забыл, кто ты, и последние битвы… А я все помню: ведь на мне уже тогда был шлем воина и миллионы механических рук подчинялись мне. Этого не забыть…
      — Да, такой разгром забыть трудно! Но к чему эти глупые воспоминания? — загремел гигант. Он отбросил свою волынку, гневно поддел ногой дремавшего ящера, и тот убежал в степь с заячьим повизгиванием. — Разве нам с тобой не сохранили жизнь? И тебе очень нравилось, когда хвалили твои работы по управлению на рас. стоянии… Может быть, слишком нравилось, не возражай — ты был доволен.
      — Доволен, да не тем… Но скажи, брат, ведь ты хорошо знаешь эту планету? Не видел ли ты здесь поблизости каменистого островка совершенно круглой формы? Ты бы должен был его заметить…
      — Островок?
      — Да, и на нем две скалистые вершины…
      — Он совсем рядом. Я не раз был на нем. Там не растет даже трава, а когда я пытался отломить вершину скалы, она не поддалась. Не поддалась даже мне! Но зачем тебе этот остров?
      — Зачем? Я все объясню тебе. О нем, об этом островке, рассказал наш отец перед смертью. И я обещал, что мы вдвоем придем туда, если будем живы. И вот я пришел.
      Гигант низко наклонился над Колей, и ему показалось, что его в одно мгновение схватили и высоко подняли над землей. А потом все закачалось вокруг и понеслось назад. Видимо, гигант бежал во весь дух, потому что степь очень быстро кончилась и с высоты его плеча было далеко видно, — вдали показались синее озеро и крохотный островок с двумя блестящими скалами на нем. А потом вокруг заплескались волны и впереди замелькали могучие руки плывущего гиганта.
      Остров… Какие-то странные, отливающие свинцовым блеском камни вокруг, ни деревца, ни травинки. Сверкающая и щедрая жизнь планеты была бессильна перед этими скалами, и остров казался чужим и зловещим.
      — Здесь! — сказал Человек, и его рука с длинными белыми пальцами указала на что-то среди екал. — Здесь помещалась секретная лаборатория, где и для тебя может, найтись много интересного. Прими камни с дороги. Вот так… И.расчисть теперь этот проход для меня.
      Тяжело дыша, гигант стаскивал камень за камнем, глыбу за глыбой, и они, тяжело переваливаясь, скатывались вниз, с плеском исчезая в волнах озера. Коля увидел, что снизу камни имели форму правильных выпуклых многогранников, блестящих, будто отшлифованных. Но вот в скале появилось овальное окно, затянутое полупрозрачной перепонкой. Рука Человека уверенно нарисовала на ней какой-то сложный знак. Он был похож не то на прописную букву «Д», не то на исковерканный скрипичный ключ. Прошло мгновение — и окно распахнулось, полупрозрачная пленка лопнула и открыла зияющий вход в пещеру. Вдруг наступила полная темнота, а когда вспыхнул ослепительный красный свет, вокруг были блестящие стены пещеры. Казалось, что эти стены сложены из продолговатых темно-красных камней, и Коля замер: где-то он видел такие камни! Но где?
      — А ведь это не лаборатория! — гулко прокатился под сводами пещер голос гиганта. Он лежал на животе перед пещерой и одним глазом тревожно заглядывал внутрь. — Это не лаборатория! Это арсенал! Да, я вижу! Здесь боевые автоматы! Ты что задумал?! Уходи отсюда! Ты что задумал?! Ты опять за старое? Прочь отсюда!
      — Ты поглупел и одичал, брат, — ответил Человек: — А я был уверен, что тебе, такому большому и сильному, понравится моя мысль. Да, высокое наслаждение видеть, как в результате твоих трудов рождается новая звезда, несущая свет, и тепло, и жизнь; или оживить вулкан, превратив его в источник энергии или новых минералов, но что выше победы над людьми! Над людьми, брат, а не над глупыми ящерами… И не просто над людьми, а над творцами, каждый из которых стал силой космического масштаба… А тебе нечего бояться, ты — мой брат, и о тебе думал наш отец, когда, умирая, доверил мне великое знание и великий знак мести…
      — А мне ты отведешь роль шута? И для твоего развлечения я буду сражаться с ящерами на земле и под водой?…
      — Но я не буду тебя часто беспокоить. Ты и так этим занимаешься. И у тебя нет никаких обязанностей…
      — Есть обязанность! Я сообщу о твоем замысле веем, всему народу! И тебя отсюда не выпущу.
      Молочное небо мелькнуло в овальном окне, потом его заслонила глыба камня, и слышалось, как Гигант все наваливает и наваливает на выход из пещеры камень за камнем. А перед глазами Коли возник такой знакомый ему шлем с высоким шпилем… Он лежал на возвышении посередине пещеры. Руки Человека жадно протянулись к нему, и наступила темнота…
      А потом замелькали новые картины. На мгновение опять показались пещера и сотни нечеловечески проворных рук, которые разбирали завал… Мелькнуло огромное бородатое лицо гиганта с перекошенным ртом… И тут же гигант по колено в тинистой болотной жиже — его мощные руки с остервенением отрывают от тела каких-то гибких, стремительных тварей, лезущих на него со всех сторон… Вот он упал, и бородатое, искаженное лицо все ниже клонится к взбаламученной воде, и зеленая тина смыкается над ним…
      Потом появился какой-то зал, где люди, одетые в странные пестрые одежды, слушали в напряженном молчании высокого, худого юношу с горящими гневом глазами.
      — Он бежал! — крикнул юноша. — Мы не успели его взять! И он захватил несколько боевых автоматов!
      …Все неожиданно исчезло. Ни Коля, ни Лена не заметили, как в кабинет вошел Человек. Он держал на ладони погасший кубик.
      — Я забыл предупредить, — сказал он, — здесь хранятся сказки, странные, страшные, не похожие на ваши… Их нельзя серьезно воспринимать… И потом, там, на кухне, Дмитрию Дмитриевичу почему-то стало больно…
      — Больно? — воскликнул Коля.
      — Ему стало нехорошо, — поправился Человек. Коля бросился на кухню и распахнул дверь: перед ним в неестественной позе стоял Дмитрий Дмитриевич. Он вытянул руки вперед, как будто неся что-то хрупкое… Коля дотронулся до него, и Дмитрий Дмитриевич рухнул, перед ним лицом вниз. Какой-то темный прямоугольничек, шурша, выпал из его руки. Когда Коля его поднял, Человек, быстро спросил:
      — Что там такое?
      — Какая-то пленка, — ответил Коля.
      Человек мягко взял ее из Колиных рук и, сжав в кулаке, смял. Пленка неожиданно вспыхнула. Человек не разжимал руки, пока не погас огонь.

      — Лена, Человек, помогите! — крикнул Коля, пытаясь поднять Дмитрия Дмитриевича.
      Он пригнулся; руки Дмитрия Дмитриевича бессильно легли на его спину. Лена очнулась от оцепенения и бросилась на помощь. Человек молча стоял в стороне. Дмитрия Дмитриевича уложили на диван и расстегнули ворот сорочки. Лицо его было совсем белым, как бумага.
      Коля приложил ухо к его груди.
      — Не слышу… — — прошептал он с ужасом. — Сердца не слышу! Дмитрий Дмитриевич!…
      Он беспомощно огляделся по сторонам, затем кинулся к телефону:
      — Алло, алло! Скорая! Скорее приезжайте? Да… Да, упал, понимаете, упал, и глаза открыты… Не знаю, ничего не знаю! Скорее… Я выйду встретить. Скорее, пожалуйста!
      Лена открыла окно — свежий воздух ворвался в комнату вместе с шумом дождя. Прошло минут десять.
       — Что же они медлят! — Коля выбежал на лестницу; со двора донесся гудок, приглушенный, мелодичный. — Приехали! — Коля кубарем скатился вниз.
      Врач пощупал пульс, выслушал сердце.
      — Камфару, кофеин, — бросил он сестре. — Как это с ним произошло?. — обратился он к Коле.
      — Как? Мы с Леной были вот в этой комнате, а Человек разговаривал с Дмитрием Дмитриевичем на кухне, потом…
      — Он совсем неожиданно вскрикнул и упал, — вмешался Человек.
      Врач с изумлением взглянул на него.
      — Нет, нет, — сказала Лена. — Он упал потом, когда Коля к нему прикоснулся.
 
 
      — Да, это было так.
      — Случай сложный, нужно везти в клинику, — сказал врач, отводя наконец глаза от фарфорового лица Человека. — На носилки, — приказал он санитарам.
      Дмитрия Дмитриевича вынесли из квартиры… Коля выбежал вслед за носилками, умоляя санитаров быть осторожнее. Лена тоже хотела выйти, но Человек резко захлопнул перед нею дверь.
      — Поговорим, — сказал он.
      Когда носилки уже были в машине, врач, протягивая Коле полоску бумаги, сказал:
      — Вы позвоните по этому телефону. Вы кто ему будете?
      — Я? Ученик его.
      — Так позвоните. И известите родных.
      Врач сел в машину, и шофер, круто ее развернув, умчал Дмитрия Дмитриевича в холодную ночь.
      Коля медленно поднялся вверх по лестнице и припал мокрым от дождя лбом к обитой клеенкой двери. «Что же случилось с Дмитрием Дмитриевичем? — думал он, нащупывая кнопку звонка. — Как он внезапно — А может быть, это… Человек? Нет, не может быть». Он позвонил. К двери никто не подходил. «Человек что-то сделал с Дмитрием Дмитриевичем. Между ними был такой резкий разговор…» Коля опять позвонил, но опять никто? не подошел, хотя не услышать звонок в квартире было невозможно.
      Коля позвонил в третий раз. Теперь он был уверен, что Человек не подойдет к двери. «Но что с Леной? Она там одна… с ним… Нужно сейчас же открыть. Мало ли что произойдет за ближайшие пять — десять минут! В милицию? Не успею… Открыть, любой ценой открыть! Взломать, открыть дверь… Но здесь такой замок… Что у меня есть? — Коля нащупал в кармане нож. — Нож! Но нож не возьмет этот замок… А если… а если с черного хода?» Коля, сдерживая дрожь в ногах, выбежал во двор, обогнул дом и поднялся по лестнице черного хода. В нос ударил запах кошек, пыли, какого-то тления, влажный ветер гулял над выщербленными ступенями, свободно проникая сквозь выбитые стекла узеньких окон. Лестница освещалась только светом с улицы. Он ощупью отыскал дверь и просунул в щель лезвие ножа. «Там только один крючок, кажется, только один», — думал он, осторожно двигая нож снизу вверх. Крючок тихонько.лязгнул, дверь приоткрылась со скрипом. Перед Колей была знакомая кухня. Он осторожно прошел вперед и прислушался. Из кабинета доносился голос Лены:
      — Но ведь и я могу вам надоесть, и вы оставите меня на какой-нибудь безводной, горячей планете?
      — Что вы, Лена! — Человек говорил торопливо и уверенно. — Я буду для вашей забавы гасить и зажигать звезды, для меня нет преград; я страдал много, очень много тысячелетий. Если бы вы, Лена, знали мою жизнь! Я хотел быть властелином своего мира, чтобы мои слова означали жизнь и смерть для миллионов людей… Я бы правил машинами, а машины правили бы миром. Но я просчитался. Машины не могут заменить людей. Мне нужны были живые помощники, а я слишком полагался на свои силы. И вот это случилось… Мне удалось бежать, Лена. Но я остался в одиночестве — это страшно, Лена. Как я ждал, как я стремился к вам, к людям вообще, любым: с каменными, топорами или с атомными реакторами!… Но теперь мне нужна только ты, Лена. Мне так много нужно сделать! Будь же мне той, что на вашей Земле называют…
      — Перестаньте строить свои грамотные фразы! — быстро сказала Лена. — Я согласна, почти… Мне нужно подумать…
      — Думать?! Я положил к твоим ногам всю Вселенную!
      — Мне казалось, что только часть, большую, но все-таки часть…
      — Тебе мало? Я боялся излишней скромности, но ты достойна моего выбора…
      — Мне нужно посоветоваться…
      — Серафим Яковлевич был бы счастлив, в этом я уверен, он считает меня Антихристом… Это что-то вроде вашего бога, но наоборот… И, Лена, пойми, ведь я…
      — Завтра, завтра утром я дам вам ответ. Вы ждали тысячи лет, подождете еще несколько часов.
      «Предательница! — подумал Коля, сжимая кулаки. — Но кто же все-таки он, Человек? Чего он хочет?»
      В коридоре зазвенел звонок.
      — Опять Коля, — проговорил Человек. — Он надоел мне. Мне надоели все… все, кроме вас, Лена. Эти люди не понимают меня, моих замыслов! Горе вашей планете, если я ошибусь и на этот раз…
      — Значит, Дмитрий Дмитриевич — ваших рук дело? Человек помолчал. Коля затаил дыхание.
      — Нет, — сказал Человек. — Это вышло случайно. Но я могу…
      Звонок повторился. Коля на цыпочках прошел коридор и распахнул парадную дверь. Навстречу ему шагнул Евгений Леонович.
      — Туда нельзя. — Коля схватил Евгения Леоновича за рукав. — Там Человек, и Дмитрия Дмитриевича нет дома, он заболел.
      — Ах, это опять вы? — сказал Евгений Леонович. — Между прочим, мне как раз и нужен Человек.
      Евгений Леонович небрежно-ленивым жестом отстранил Колю, снял плащ и стряхнул с него капли дождя.
      Дверь кабинета распахнулась, очень больно ударив Евгения Леоновича в спину.
      — Простите, — сердито сказала Лена.
      Она скользнула взглядом по лицу Коли, пожала плечами и вышла. Ее каблуки торопливо застучали вниз по лестнице. Коля мгновение колебался, затем махнул рукой и бросился за ней. На бегу он услышал, как Евгений Леонович говорил:
      — Я к вам, товарищ… э… Человек. К вам. Вы меня, вероятно, не помните…
      Коля догнал Лену только на улице.
      — Стыдно, — сказала Лена, — стыдно! Бросил меня одну, он мне такое говорил, предлагал!
      — Мне стыдно?! Это тебе должно быть стыдно, я все слышал — ты согласилась, ты на все согласилась, а я так боялся за тебя! Как ты могла!
      — А как ты мог стоять под дверью и молчать? И не мог ничего придумать? Ты трус! Не подходи ко мне!
      Она круто повернулась и быстро зашагала по тротуару. Несколько секунд ошеломленный Коля смотрел ей вслед, затем крикнул:
      — Так целуйся со своим Человеком! Ты мне не нужна… царица Вселенной!

      Оставшись наедине с Человеком, Евгений Леонович уселся в кресло за столом Дмитрия Дмитриевича и обратил на Человека взгляд, исполненный искреннего восхищения, даже благоговения. Человек стоял у стены и пристально глядел на Евгения Леоновича.
      — Я друг Михантьева, — заявил Евгений Леонович после небольшой паузы, заполненной калейдоскопом обворожительных улыбок. — Большой друг, смею вас уверить.
      Человек молчал.
      — Но при всем моем хорошем к нему отношении должен, считаю, так сказать, себя обязанным предупредить вас… поставить, так сказать, в известность… Видите ли, Михантьев… э-э… Кстати, он скоро вернется?
      — Он не вернется, — сказал Человек.
      — Как — не вернется?
      — — Михантьев погиб.
      Евгений Леонович встал и, держась за сердце, попятился к двери.
      — Погиб? Как — погиб?
      — Погиб по своей неосторожности. Несчастный случай, как вы это называете. Но я не жалею этого Дмитрия Дмитриевича. Он ничего не значит в моей схеме. Он ограничен и неумен.
      Евгений Леонович перевел дух, измерил глазом расстояние до двери и до Человека, затем решился и снова вернулся в кресло.
      — Да, — прошептал он восхищенно. — Вы правы. Представьте, вы правы. Какая глубина проникновения! Я потрясен! Да, я его друг, вольно или невольно консультирую его работы, но все напрасно… Все впустую. Ему разъясняют, доказывают, а он все свое. Именно ограниченный и именно неумный…
      — Не будем о нем говорить…
      — Вы расстроены? — Евгений Леонович погрозил пальцем. — Понимаю, понимаю… Только не огорчайтесь! Мы вас ждем, ждем, что бы ни говорилось, вы нам нужны!
      Человек с любопытством наклонил голову:
      — Я вам нужен? Кому и зачем я нужен?.
      — Нам, ученым, нам нужен корифей, лидер, глава! У нас был Ньютон, и все было понятно, все ясно, он говорил, и все внимали. Потом некоторое время держался Эйнштейн, но он не ладил с философами… И все-таки была какая-то определенность. А сейчас… Нам нужны вы, я помогу вам выйти в широкий мир, вы величайший ученый! Уже сейчас ползут слухи о рождении новой, совершенно гениальной теории возникновения планетных систем. Наука заинтересована в ней!… Вы рассматриваете рождение планеты как скачок, мгновенный переход небольших, скрытых изменений в глубинах Солнца в качественный, величественный скачок — рождение планеты! При этом, вы заметьте, уничтожается самый большой недостаток катастрофических гипотез — исключительность явления. Из вашей теории с необходимостью следует наличие планет у большинства звезд. Это то, что нужно… И я надеюсь, что некоторые детали мы уточним и мир будет потрясен! Мы… то есть я… к вашим услугам.
      — Я уже начал разочаровываться в населении этой планеты…
      Человек вдруг утратил всякий интерес к Евгению Леоновичу. Казалось, он прислушивается к чему-то. Но Евгений Леонович не замечал этого.
      — Разочаровываться? Вы начали разочаровываться? Но кого вы знаете? Разве можно составить себе правильное впечатление о море… наблюдая воду в стакане? Вас ждет целый мир, нельзя замыкаться в этой квартире! Вы были окружены людьми седьмого сорта. Этот мальчишка, кажется, Ростиков его фамилия, этот Дмитрий Дмитриевич, с узким кругозором, совершенно неумный. Да, да, да! И не переубеждайте меня! А я введу вас в широчайшую аудиторию. Вам будут аплодировать, на вас будут смотреть с любовью, удивлением, гордостью! Вы принесли нам бессмертие; со мной консультировались, и я сказал… сказал я, что это то, что нам всем нужно! Да, кажется, я так и сказал… Бессмертие! Да! Да! Да! Нужно срочно организовать лабораторию, нет — институт вашего имени! Как ваше имя?
       — У меня нет имени… — рассеянно сказал Человек.
      — Какая прелесть!… Какая скромность! Это очень удачно, очень. Я одолжу вам свое, свое скромное имя, мне не жалко!
      — В вашей болтовне есть… ядро… — задумчиво сказал Человек, медленно прохаживаясь по кабинету.
      При слове «болтовня» Евгений Леонович вздрогнул, но тут же приятно заулыбался и поудобнее уселся в кресле:
      — А как замечательно то, что вы в таких масштабах направляете научную мысль на важность изучения ядерных изомеров. Это новинка, новинка! Так вот, некоторые детали… Как вы объясняете вращение планет в одну и ту же сторону?.
      — Здесь сыграло роль вращение самого Солнца вокруг оси…
      — Достаточно… Великолепно! Планеты, вырываясь из глубин звезды, двигались не по хорде или радиусу, а по некоторой кривой… И уравнение этой кривой можно совсем просто вывести… Все ясно! А, простите, как, в каком именно месте цепи превращений питательных веществ происходит перестройка молекул, после которой атом становится жизненно активным изомером?
      — В зеленом листе, так как здесь нужна радиация, излучение…
      — Достаточно, блестяще!… Да, и здесь я, то есть мы, простите, вы не выходите из традиций великого… нет, по сравнению с вами, — просто известного Тимирязева.
      Человек насмешливо взглянул на расходившегося Евгения Леоновнча.
      — Я только сомневаюсь в способностях и стремлениях…
      — Люди отвратительны! Да, да, да! Я с вами согласен, но мы отберем, отберем, образуем школу, научную школу! Вы будете раздавать задания, я — требовать, да, требовать! Мы их всех… — Евгений Леонович решительно закрутил толстенькими ручками. — Вот так! Ведь у нас.в руках будет рычаг, и какой рычаг! Бессмертие! Страх смерти одолевает нас с детства, с раннего детства. Вы попали в точку! А мы сможем лепить из избранных юношей и девушек то, что нам нужно.
      Человек покачал головой:
      — Нет, это не так просто. Вот вам один из них — Коля. Мне показалось, что это сырая глина, что я мог сделать из него товарища, помощника, великого слугу в великом деле… Но теперь я вижу…
      — Колю?… Ах, Ростикова… Он уже заражен! Уже! Эти мальчишки отравлены ядом, ядом уверенности и тщеславия. Они воображают, что все, все принадлежит им, что им достаточно будет просидеть пять лет на лекциях в институте и из них посыплются, как из рога изобилия, мысли и открытия, изобретения и книги. Они не понимают, что творит один из ста, один из тысячи, из миллиона! А остальное — материал, масса, фон… А ваш Коля уже напичкан, испорчен, это, простите, сырая глина, да. Но в ней — стальные обручи и шипы. Берегите руки, скульптор! Он начинен беспочвенными фантазиями, он не в состоянии выполнять не раздумывая, без назойливых вопросов, он,видите ли, задаст вам сто тысяч «почему?» и миллион «для чего?» И у таких желторотых находятся покровители! Некоторые ученые вообще считают, что именно с такой молодежью можно связывать будущее науки, но довольно об этом, нам необходимы вы, ваши идеи… Вы не явились к нам с пустыми руками, это несомненно. Бессмертие, новая космогоническая гипотеза — все это хорошо… Но вот в какой бы еще области… Интересно… Как вы добываете те или другие ископаемые, руды, минералы?…
      Человек нетерпеливо передернул плечами:
      — К сожалению, это почти в ваших руках…
       — В наших?
      — Да. Дмитрий Дмитриевич говорил мне, что антипротон уже открыт вами…
      — Антипротон? Частица с массой протона, но заряженная отрицательно? При чем здесь антипротон? Вы не спутали?…
      — Нет, не спутал… Представьте, что в какое-нибудь вещество попадает пучок антипротонов. Стоит антипротону попасть в ядро любого элемента, как это ядро немедленно разрушится, превратится в два-три осколка… И соединение…
      — Достаточно! Изумительно!… Но такая установка вряд ли осуществима! Насколько я знаю, каждый полученный антипротон обошелся в изрядную сумму.
      — Вы пока еще не освоили ускорители частиц, — ответил Человек. — Такая установка не только осуществима, она существует и, как можете убедиться, довольно портативна.
      Человек отвернулся от Евгения Леоновича и что-то принялся доставать и свинчивать. Евгений Леонович подошел на носках и заглянул: в руках Человека был какой-то напоминающий раковину улитки аппарат. Человек осторожно прикрепил к нему рукоятку.
      — Могу показать в действии, — сказал он.
      — Это было бы замечательно, — восторженно проговорил Евгений Леонович, — замечательно!
      Фиолетовый луч вырвался из узкого носика аппарата, и Человек направил его на стену; задымилась штукатурка, по стене змеей пополз темный след. Человек сделал рукой вращательное движение и погасил луч.
      — И все? — разочарованно сказал Евгении Леонович.
      — Толкните рукой обведенную часть стены, — предложил Человек.
      Евгений Леонович подошел к стене и, забравшись на стул, толкнул очерченное лучом место — с шумом вывалилась кирпичная кладка стены. Евгений Леонович не удержал равновесия и свалился со стула. Наступило продолжительное молчание.
       — Это черт знает что, — сказал наконец Евгений Леонович, отряхивая белую пыль с рукава. — Но это замечательно, колоссально! Так если бы вы, скажем, на меня навели такую штучку, то… — Он зябко поежился и оглянулся на образовавшееся в стене отверстие, через которое виднелось ночное небо, покрытое тучами.
      — Углерод превратился бы в бор, и белок распался…
      — Какой там белок! Ни рожек, ни ножек!… Но — восхитительно! Так я пойду, пойду…
      — Уже? Но вы ведь сами предложили начать с вами серию…
      — Конечно, что за вопрос, но только не нужно спешки, не нужно. Вначале я выпущу несколько статей, а потом… В общем, ждите, я к вашим услугам.
      Евгений Леонович, пятясь и не спуская умильно прищуренных глаз, отступал к двери.
      — Вы лучше всех, — неожиданно сказал Человек, — меня никто не понимал. Ваши ученые направили меня в милицию, а Дмитрий Дмитриевич…
      — А что, простите великодушно, вам сказали в милиции?
      — Выдали какое-то временное удостоверение. — Человек достал из ящика письменного стола сиреневый листок.
      — Дайте мне его, дайте, — торопливо проговорил Евгений Леонович. — Я немедленно обменяю его на…,на. диплом академика — для вас, конечно, для вас! И тогда — почет, слава, признание… — приговаривал он в коридоре. — Я позвоню, забегу, до свидания, до свидания…
      Не помня себя от ужаса, Евгений Леонович выбежал из дома.
      — Такси! — закричал он. — Такси! Стоявшая у тротуара машина лениво тронулась с места, ее зеленый огонек мигнул и погас.
      — Шофер, я прошу скорее, скорее отсюда!
      — А вам куда? Куда ехать, спрашиваю?
      — Куда угодно, только быстрее! Евгений Леонович задумчиво поднес к глазам удостоверение.
      — Хотя… Шофер, вы случайно не знаете, где вот это отделение милиции? — Евгений Леонович показал отметку на удостоверении Человека.
      — А как же, знаю, — ответил шофер. — Был у меня один случай в этом районе.
      — Прекрасно! Поезжайте туда, немедленно! У отделения милиции Евгений Леокович попросил шофера его подождать, а сам прошел к начальнику.
      — Я хочу сделать заявление чрезвычайной важности, — сказал он. — Я — профессор Кучерявый. Это удостоверение выдано вами?
      — Это… Да, да, я вспоминаю… Любопытный такой случай, все забываю спросить, как этот Человек себя ведет.
      — А нужно было бы спросить, — наставительно сказал Евгений Леонович. — Как ученый и гражданин заявляю, что этот, как вы его здесь назвали, «Человек» обладает невероятно опасным оружием. На моих глазах он проделал в капитальной стене отверстие вот такой величины. — Евгений Леонович показал руками, какое именно отверстие.
      — Чем? Чем он сделал это отверстие?
      — Каким-то лучом…
      — Лучом?
      — Ну, знаете ли, я — не соучастник, я пришел к своему знакомому, Дмитрию Дмитриевичу Михантьеву, и случайно стал свидетелем его упражнений. А вам нужно действовать немедленно, сию же минуту! Поведи этот Человек своим лучом на уровне мостовой, и целый район Москвы превратился бы в развалины.
      — Что ж, благодарим вас, товарищ Кучерявый, мы сейчас же займемся этим вопросом. Разрешите только записать ваш адрес.
      — Адрес, номер телефона — все, что угодно! Только скорее действуйте. Его аппарат имеет такую закрученную форму, блестящий, спрятан у него на груди…
      Евгений Леонович вернулся в такси и не отъехал от отделения милиции, пока со двора, примыкавшего к отделению, не выехала синяя машина с красной полосой посередине.
      — Вот теперь домой, на Арбат, — облегченно сказал он.
      Заявление Евгения Леоновича произвело впечатление. Дом, в котором жил Дмитрий Дмитриевич, был оцеплен. Сам начальник отделения милиции, поднялся наверх и позвонил. Первое, что он увидел, войдя вслед за Человеком в кабинет, была круглая дыра в стене.
      — Чем вы это сделали? — спросил он.
      — Это? — Человек указал на дыру в стене.
      — Видите ли, к нам обратился один очень уважаемый человек и заявил» что у вас есть такая закрученная штука…