А. ПОЛЕЩУК
      ПАДАЕТ ВВЕРХ
      СОДЕРЖАНИЕ
      Рисс Банг ведет передачу Неожиданная командировка Падает вверх... Космический лифт Таинственное предупреждение Первая встреча Диспетчер Джигит Полковник Гусар Морж Совет друзей Загадочный диск появляется и исчезает Мальчик и море Личный друг настоящей обезьяны Инстинкт материнства Утром Петух спасает свой хвост Богословский спор Неожиданная находка На пароходе Отрывок, для понимания которого следует знать, что сквау - это женщина, а мокасины несъедобны Димкин дедушка В этом что-то есть... Смерть дедушки Великий Вождь в "букварях" "Священный вампум" одесских делаваров Над Киевом "Батюшки" "Вечный двигатель" будет изобретен мною! Рыцари Ольгинской улицы Пока существует мир! Я принимаю воздушный парад Отлично, но неверно Первая любовь Мы - мушкетеры! Тайное общество "Луч смерти" Письмо Тетя Фрося Игнатьев Тайна цепи Всеобщий поиск Разгадка Об авторе
      Вопрос: "Почему же обитатели иных миров
      не дадут нам о себе знать?"
      Ответ: "Потому что человечество к этому
      еще не подготовлено... Когда же распростра
      нится просвещение, возвысится культурный
      уровень, тогда мы узнаем многое о жителях
      других планет. Пока довольно и того, что я
      вам сообщаю. Это необходимая предварительная
      прививка".
      К. Э. Циолковский
      РИСС БАНГ ВЕДЕТ ПЕРЕДАЧУ
      Высоко над морем взметнулся, будто выплавленный из одного куска, зеленый и сверкающий корпус Лаборатории Межзвездной Связи - застывшая гигантская волна с белой пеной тентов на крыше. с блестящими пузырьками-окнами вдоль верхнего этажа. Там, наверху, располагались эмиссионные камеры, и каждый, кто хоть раз побывал в них, оставлял там часть себя: минута пребывания в камере обходилась в год жизни, двенадцать часов означали смерть... В нижнем этаже корпуса разместилась молекулярно-регистрационная установка, являвшаяся одновременно и библиотекой и электронно-вычислительным центром.
      В тот день море было спокойно, и группа сотрудников лаборатории расположилась на отдых у нижних ступеней каменной лестницы, ведущей в корпус.
      Напряженный рабочий день был позади, и сейчас не хотелось ни о чем думать, только смотреть на багровое солнце - диск его прочертила далекая темная тучка, а край уже касался смутной полоски, где море смыкалось с небосводом.
      - Ана Чари закончил работу, - сказал один из сотрудников лаборатории, кивнув в сторону здания.
      - Говорят, он сегодня вел передачу, - заметил другой, вглядываясь в темный силуэт человека, появившегося на верхней площадке лестницы.
      - Нет, он только проверял физиологическую контактность нового генератора. После передачи Ана Чари уже не может без посторонней помощи сойти вниз. Возраст дает себя знать...
      - Но он моложе многих из нас... - заметил третий, загорелый коренастый крепыш, и, размахнувшись, бросил камешек в море.
      - На его счету семь планет, и, кроме того, он работал без гиперзвукового концентратора.
      - Я до сих пор не представляю себе, как вообще могла происходить эмиссия, - пожал плечами тот, кто начал разговор. Нет ли в этом случае самоиндукции?
      Ана Чари подошел к отдыхающим и присел на песок возле ржавой лапы старого якоря.
      - Новый объект, Ана? - спросил кто-то.
      - Да, новый, - коротко ответил Ана Чари. - Я и сейчас под впечатлением увиденного...
      - Вы сами им займетесь?
      - Нет... У меня не хватит сил...
      - Значит, кто-нибудь из нас?
      - Нет...
      - Тогда кто же?
      - Рисс Банг.
      - Но Рисс Банг ушел от нас.
      - Он возвращается сегодня.
      - В Институте Истории им были довольны.
      - И все-таки он возвращается к нам... Пусть кто-нибудь из вас поднимется на берег. Он уже близко...
      Крепыш перестал бросать камни и взбежал по узкой тропке на берег.
      - Рисс идет! - закричал он оттуда. - Ребята, Рисс идет...
      Рисс подошел к обрыву над морем и крикнул:
      - Я вернулся! Слышите там, на берегу?
      - Спускайся, Рисс! - ответили ему снизу, а с верхней площадки здания лаборатории, как эхо, прозвучало:
      - Рисс Банг вернулся!
      Ана Чари медленно поднялся на ноги и устало зашагал вдоль берега, а Рисс Банг быстро разделся и побежал, поднимая брызги, по мелководью.
      - Он ничуть не изменился, - сказал крепыш. - А я рад, что он вернулся, и понимаю, почему Ана Чари так ждал его. И я ему завидую...
      Солнце уже зашло. Голова Банга скрылась в волнах, только тихий плеск доносился до берега. Вот над корпусом зажглись огни, ярко освещая белоснежные тенты. Кто-то включил приемник, и над морем полились звуки задумчивой песни.
      Рисс Банг вышел на берег и засмеялся, увидев поверх якорной лапы чье-то полотенце. Насухо вытер голову, мускулистые руки, быстро оделся.
      - Эй, Рисс, - позвал Ана Чари. Он возвращался вдоль берега, но теперь шел быстро: прогулка освежила его. Рисс молча пошел ему навстречу.
      - Хорошо, что ты приехал, Рисс... У меня есть для тебя планета.
      - Та самая? - спросил Рисс.
      - Да.
      - Как ты отыскал ее?
      - Я провел в камере поиска два часа...
      - Она старше нашей планеты?
      - Нет, нас разделяет столетие.
      - Значит, у них период ракет.
      - Только первые шаги.
      - И ты хочешь, чтобы я продолжил?
      - Нет, начал... Я все равно не смогу довести дело до конца.
      - Хорошо, я согласен. Но они очень похожи на нас?
      - Не все, конечно, но кое-что поражает. Такое ощущение, что наблюдаешь историю нашей планеты.
      - Очертания материков?
      - Совершенно сходное.
      - Центральное светило далеко от нас?
      - По ту сторону ядра, на расстоянии двадцати шести тысяч световых лет от центра Галактики.
      - Этого можно было ожидать... Им что-нибудь известно о мерах движения?
      - Почти все...
      - Это облегчает задачу.
      - Пойдем, Рисс.
      - Ты хочешь начать сегодня же?
      - Когда-нибудь все равно нужно начать. Пусть это будет сегодня.
      - Я согласен.
      Они поднялись по внешнему эскалатору, прошли в зал, где помещалась молекулярно-регистрационная установка, и Ана Чари достал из шкатулки, спрятанной в стене, какой-то блестящий предмет.
      Рисс Банг взял этот предмет у него из рук и удивленно спросил:
      - Что это? Какая-то цепь? Ах, вот в чем дело... Ты закодировал принцип компенсации сил тяготения в среднем звене... Не сложно ли?
      - Проще нельзя. Рисс.
      - Шесть птичьих крыльев в замкнутом объеме - так читается этот шифр?
      - Да.
      - Но почему не четыре?
      - У них развита трехфазная система токов.
      - Так ты хочешь использовать аналогию?
      - Да.
      - Сейчас свободны все камеры, Ана Чари, я согласен начать.
      Камера межзвездной эмиссии представляла собой небольшую комнату, с потолка которой спускался изогнутый стержень. Рисс Банг сел в кресло посередине комнаты, и его затылок лег на вогнутую площадку, которой оканчивался стержень. Ана Чари придвинул к нему легкую полочку и положил на нее цепь.
      - Можешь начинать, - сказал он. - Система отрегулирована, если только планета не выйдет из гравитационного фокуса прибора.
      - Хорошо, Ана, сейчас отойди в сторону. Я хочу сосредоточиться...
      Рисс Банг замер в кресле. Его левая рука медленно заскользила по подлокотнику кресла, нащупала рычаг включения аппарата, остановилась.
      - Я начинаю, - сказал он и повернул рычаг. В камере ничего не изменилось, только вниз по стержню поползли светящиеся синие пятна, но Ана Чари знал: гигантская энергия вливается в мозг Рисса, мысль его сейчас остра, как лезвие меча; мир, окружавший его, исчез. Где-то в просторах Галактики блуждает "фокус" прибора - незримый шар, отразивший волю Банга. В ином мире появится "вещь"-образ, и мозг мыслящего существа, попавший в этот "фокус", примет информацию, которую пожелает передать Банг, и она будет передана людям того далекого мира...
      - Я вижу море, - сказал вдруг Банг, - очень ясно вижу, оно совсем как наше. Над ним сейчас утро.
      - Чьими глазами ты видишь? - спросил Ана Чари.
      - Информация очень бедна... Это ребенок. Он купается в море. Но рядом, рядом еще один мальчик... Как ясно видно! Еще один человек на берегу, совсем седой...
      - Ты выбираешь мальчика?
      - Да... Он любознателен... Ана Чари, там большие помехи, на этой планете обилие льющихся вод...
      - Как и на нашей... - заметил Ана Чари.
      - Я начинаю эмиссию...
      Левой рукой Рисс Банг взял с полочки цепь и, держа ее перед глазами, всем корпусом откинулся назад. Теперь по стержню побежали синие искры, и где-то наверху стал постепенно нарастать гул работающих генераторов. Незримые нити образной связи пересекли просторы Галактики Млечного Пути.
      Рисс Банг вздрогнул и выронил цепь. Звон металла наполнил камеру, и Рисс Банг повернул рукоять, выключая прибор.
      - Неужели, он воспринял полный квал? - спросил Ана Чари.
      Искры больше не бежали по стержню, и сразу же оборвался гул наверху.
      - Да, принял, - ответил после паузы Рисс Банг. - Полный квал...
      - Что за мальчик?
      - Еще не могу ответить... Чувствую смутно, что попадание совсем неплохое.
      - Как называет он свою планету?
      - Земля... Планета Земля... Пройдут годы, прежде чем передача проявится... Там многое еще не готово, не созрело... Хватит ли моей жизни?
      - Что ж, передашь планету другому, - сказал Ана Чари. - С этой планетой стоит поработать. Во всей Галактике нет никого нам ближе, внутренне ближе. Ты это почувствовал?
      - Я это знаю...
      Ана Чари открыл стенной шкаф, донесся звон стекла.
      - Рисс Банг, - сказал Ана Чари, подходя к креслу, - за твой успех!
      Он протянул ему бокал с вином, а Рисс Банг медленно поднялся и, принимая бокал, сказал:
      - За планету Земля... Нашу сестру во вселенной...
      Рисс Банг залпом осушил бокал и протянул его Ана Чари.
      - Что ты так смотришь на меня? - спросил он. Ана Чари не ответил. Чувство щемящей тоски охватило его: лицо Банга прорезали темные и глубокие морщины. Это была цена эмиссии...
      НЕОЖИДАННАЯ КОМАНДИРОВКА
      Каждый год в последних числах сентября областной военкомат отзывал Платона Григорьевича для участия в призывных или отборочных комиссиях. Поэтому он и. не удивился, услышав в трубке знакомый голос военкома.
      - Так когда приступать, товарищ военком? - спросил Платон Григорьевич.
      - Вас просят сегодня же позвонить вот по этому телефону... - ответил собеседник.
      Платон Григорьевич записал номер телефона и задумался. Он мысленно перебрал всех сотрудников. Кого оставить? "Радовский лучше разбирается, но много пропустил; да и сейчас не крепок... Уткин, пожалуй, справится, если не выкинет какуюнибудь рискованную штуку..."
      Вновь зазвонил телефон. Платон Григорьевич поднял трубку и машинально сказал в нее:
      - Уткин, стало быть...
      - И мы так считаем, - ответил кто-то и засмеялся. - Беда с психиатрами. И все они знают...
      - Кто это? Кто говорит? - спросил Платон Григорьевич.
      - Говорят из дирекции. - Платон Григорьевич узнал голос заместителя директора по научной части. - Так мы тут сидели и обсуждали, кого временно назначить вместо вас, и пришли к заключению, что лучше всего подойдет Уткин, если, конечно, вы не возражаете.
      - Не понимаю, вам уже, выходит, известно, что меня отзывает военком?
      - Да, вчера обсуждалась ваша кандидатура. Так желаю вам счастливого пути. Ни о чем не беспокойтесь, я сам проконтролирую работу вашей лаборатории. Итак, счастливого пути.
      Платон Григорьевич забеспокоился: "Счастливого пути? Но куда?"
      Платон Григорьевич выглянул из окна и увидел служителя вивария. Тот шел по асфальтированной аллейке, толкая перед собой тележку, уставленную ведрами с пищей. Все было как обычно, и все-таки Платон Григорьевич уловил какую-то небольшую, но тревожную несообразность. Всегда он сам ставил дирекцию института в известность о своем откомандировании, он сам решал, кого следует оставить на время его отсутствия, да и тон, которым говорил с ним заместитель директора, был необычно мягок, особенно если учесть последнюю перепалку на ученом совете...
      Платон Григорьевич набрал номер телефона, который ему дал военком, и назвал себя.
      - Очень хорошо, Платон Григорьевич, что вы позвонили, ответил ему тотчас незнакомый голос. - Вам надлежит выехать на один объект недельки на две, на три. Вы как, Платон Григорьевич, сами-то хорошо переносите перелеты? Или других проверять легче?
      - Прошу прощения, но я считаюсь мобилизованным? - спросил Платон Григорьевич.
      - Так точно, мобилизованным... Соберите вещички - самое необходимое. Вечером в восемь за вами зайдут. - Платон Григорьевич услышал, как на другом конце провода его собеседник чиркнул спичкой. - Ну, у меня все. Желаю счастливого пути.
      Совещание сотрудников лаборатории, проверка состояния работ, десятки требований на поставку оборудования, заказы мастерским, которые нужно было внимательно просмотреть, ознакомление с новым экспериментальным материалом - все это до предела утомило Платона Григорьевича. К концу рабочего дня он уже не без удовольствия думал о предстоящей длительной командировке.
      Ровно в восемь, когда все вещи были уже собраны и Платон Григорьевич прилег на несколько минут отдохнуть, в прихожей раздался звонок. Платон Григорьевич распахнул дверь и обрадованно воскликнул:
      - Василий Тимофеевич, вот не ждал! Заходи, заходи... А мы тебя как раз сегодня вспоминали с женой. Давненько не был.
      Вошедший обнял Платона Григорьевича.
      - И я рад тебя видеть, Платон Григорьевич, очень рад.
      - Ты, говорят, уже генерал? - спросил Платон Григорьевич, когда они прошли в кабинет. - Поздравляю. От души поздравляю.
      Василий Тимофеевич немного смущенно пожал плечами и сказал закуривая:
      - Да оно как-то случайно вышло, Платон Григорьевич.
      Платон Григорьевич рассмеялся.
      - Нет, не случайно, Василий Тимофеевич. Ты ведь был ведущим хирургом фронтового госпиталя, а это такой опыт... что пойди поищи... А знаешь, Василий Тимофеевич, ты меня удачно застал. Я ведь сегодня уезжаю.
      - А куда уезжаешь? - спросил Василий Тимофеевич.
      - И сам не знаю, какая-то командировка по просьбе военных. Вероятно, какая-нибудь отборочная комиссия.
      - Нет, не комиссия, - сказал неожиданно Василий Тимофеевич.
      - Так это ты меня сосватал?!
      - Было такое дело, Платон Григорьевич.
      - Ну конечно же, ровно в восемь ко мне должен был прийти какой-то товарищ. Как я не догадался?
      - Вот что, Платон Григорьевич, - сказал Василий Тимофеевич, доставая из бокового кармана какой-то пакет и протягивая его собеседнику. - Вот возьми. Тут подробная инструкция для тебя. Ознакомишься с ней сейчас же, дома, и вернешь мне. Понял? Отчет напишешь, когда вернешься, еще раз все продумаешь и напишешь. Дело неясное и очень нелегкое. Тебе придется посетить ряд важных объектов. О том, что ты психиатр, никто не должен знать. Мы посылаем тебя как представителя авиационной медицины для проверки некоторых новых положений. Поступили докладные, просят смягчить требования к физической подготовке пилотов космических кораблей. Какие-то технические предпосылки есть для этого - сам знаешь, сколько сейчас внедрено новинок, - но управление медицинской службы может и должно интересоваться всем, что связано с жизнедеятельностью человеческого организма в космосе.
      - Ты сказал, Василий Тимофеевич, что это только предлог?
      - Да, это только предлог... Главная часть задания заключается в другом. К нам поступили сведения, что среди летного состава бродят неясные слухи о каких-то таинственных встречах в космосе. Официально поданных рапортов нет, но слухи очень упорные...
      - Нечто вроде массового психоневроза? - спросил Платон Григорьевич.
      - Это уж тебе решать. Но нужно проявить в этом вопросе и осторожность и тактичность. Если мы направим тебя с прямым указанием выяснить, кто и когда наблюдал странные явления в космическом пространстве, то боюсь, люди поведут себя более замкнуто, побоятся отстранения от полетов, да мало ли что... С другой стороны, не исключена возможность, что действительно кое-что наблюдается. А это, в свою очередь, ломает всю программу работ. Если же, что скорее всего, мы имеем дело с самовнушением, то тебе следует провести разъяснительную работу, а для нас ты дашь рекомендации по психотерапии лиц, склонйых к подобному самовнушению. Это не просто, но тебе, Платон Григорьевич, вполне по плечу.
      - Но почему выбор пал на меня? Мы только приступили к очень ответственной плановой работе...
      - Мы отрываем тебя только на время, - перебил его Василий Тимофеевич. - У нас нет никаких оснований считать тех, к кому ты поедешь, людьми несерьезными. Это один из сильнейших отрядов исследователей космоса. Но не исключена возможность, что длительное пребывание вдали от планеты может выявить некоторый объективно существующий комплекс нервных расстройств. И в этом деле мало быть просто хорошим специалистом. Здесь нужен большой жизненный опыт, умение работать с людьми, обязательное знакомство с авиационной медициной... Пожалуй, кроме тебя, некому этим заняться.
      Платон Григорьевич вскрыл пакет, прочел инструкцию раз-другой.
      - Дружба дружбой, а служба службой, - сказал Василий Тимофеевич. - Распишись тут в уголке, что с материалом ознакомился. Вот так. А теперь давай-ка мне инструкцию и получай билет на самолет.
      - Когда вылет? А, вижу, в половине первого...
      - Рейс не указан, но на аэродроме предупреждены. Ну, Платон Григорьевич, жду от тебя весточки.
      ПАДАЕТ ВВЕРХ...
      - У вас служебный рейс, - сказала девушка-регистратор, рассмотрев билет Платона Григорьевича. - Вы посидите вон на той скамеечке, я вам скажу, когда выходить на посадку.
      Платон Григорьевич купил в киоске аэропорта несколько газет и стал их просматривать. На скамейку рядом с ним опустился рослый человек в форме летчика Гражданского воздушного флота. Его тоже послала сюда девушка-регистратор. Вскоре к ним присоединилось еще пятеро парней, явно причастных к авиации.
      - Вы тоже служебным летите? - спросил Платона Григорьевича сидевший рядом с ним пилот.
      - Да, служебным, - коротко ответил Платон Григорьевич.
      - А мы вот из отпуска возвращаемся. Три недели гуляли.
      - У моря были? - спросил Платон Григорьевич. На скамейке засмеялись.
      - В первый раз товарищ к нам, - сказал кто-то из летчиков: в том, что это были летчики, Платон Григорьевич больше не сомневался.
      - Ну почему же, я по загару сужу, - сказал он. - Сентябрь на дворе, а вы вон какие черные.
      - Загар-то уже сошел, - сказал сидящий рядом летчик. - У нас загоришь лучше, чем на любом курорте.
      - Лучше, чем в Сочи, - добавил кто-то.
      - А купанья какие! - не то серьезно, не то в шутку продолжал сосед Платона Григорьевича.
      - В море Лаптевых... - усмехнулся тот, что сидел с краю.
      Платон Григорьевич искоса взглянул на него: паренек как паренек. Будто почувствовав взгляд Платона Григорьевича, летчик повернул к нему голову и громко сказал:
      - Братцы, а ведь товарища этого я знаю. Я у него отборочную проходил. Медицина, значит, с нами летит.
      - Что, разоблачили вас, товарищ военврач? - спросил рослый летчик и встал: девушка-регистратор жестом подозвала его к окошку.
      - Нас ждут, - сказал он, возвращаясь.
      И в этот момент громкий голос из динамика раздельно произнес:
      - Граждане пассажиры, в виду нелетной погоды рейсы, - далее следовало наименование чуть ли не десятка рейсов, - отменяются...
      Дремавшие на скамейках пассажиры встали со своих мест, аэропорт загудел возбужденными голосами, у окошка камеры хранения сразу же выросла очередь. Платон Григорьевич сел было на место, но рослый пилот подошел к нему и тихо сказал:
      - На нас не распространяется... Матч состоится при любой погоде...
      Они вышли на летное поле. Моросил мелкий дождь. Сверкая прожектором, разворачивался на дальней взлетной дорожке пассажирский лайнер. Кто-то взял из рук Платона Григорьевича его чемоданчик, и вся группа быстро пошла вслед за девушкой с повязкой дежурного к темневшему невдалеке силуэту небольшого самолета. Платон Григорьевич первым поднялся по трапу и, согнувшись, вошел в овальную дверь.
      - Не споткнитесь! - предупредил рослый пилот. - Там посередине рельсы.
      Платон Григорьевич прошел вперед, за ним поднялись остальные пассажиры. Дверь самолета закрылась, и на пороге командирского отсека показался пилот самолета.
      - Добрый вечер, граждане пассажиры! - громко сказал он. Позвольте провести перекличку.
      - Не позволим, - сказал кто-то. - Это дело стюардессы.
      - Чего нет, того нет, - нарочито серьезно сказал пилот, и Платон Григорьевич понял, что командир корабля великолепно знает всех своих "пассажиров".
      - Ну, ребята, вы как знаете, а я не полечу, - обратился к остальным рослый пилот. - Требуйте жалобную книгу. Никакого тебе комфорта, никакого уважения. И посмотрите на лицо этого товарища, лично мне оно не внушает ни малейшего доверия.
      - У меня античное лицо, - строго сказал командир корабля, и Платон Григорьевич невольно улыбнулся: говоривший был скуласт, густые брови вразлет, нос мягкий, добрый, картошкой.
      - Античное? - переспросил кто-тo. - Тогда все, вопросов нет. Привязывайтесь, товарищи, покрепче.
      Все завозились, доставая ремни. Платон Григорьевич удивленно на них посмотрел: в пассажирских самолетах пилоты форсят, ремни будто и не для них.
      - А вы, товарищ военврач? - обратился к Платону Григорьевичу сидевший с ним рядом пилот, тот самый, который проходил у него когда-то отборочную комиссию. - Давайте я помогу вам.
      - Нет, нет, я сам, - Платон Григорьевич нащупал ремни, небрежно застегнул пряжку.
      - Так дело не пойдет, - сказал ему сосед. - А ну-ка, дайте мне. - Он тщательно затянул широкие мягкие ремни, наклонился, чтобы рассмотреть пряжку. - Шуток нет меж нами, строго шепнул он, и Платон Григорьевич почувствовал, что предстоящий перелет будет не совсем обычным.
      - Внимание! - донесся голос командира корабля. - Приготовились! Рельсы свободны?
      Сосед Платона Григорьевича взглянул в проход и за всех громко ответил:
      - Свободны.
      И тут Платон Григорьевич заметил узкие трубчатые рельсы вдоль всего прохода, по которым от .хвоста самолета медленно катилась тяжелая тележка. Она разгонялась все быстрее и быстрее, вихрем пронеслась к носу корабля, с шумом остановилась.
      - Подъем! - сказал командир корабля, и его голос прозвучал торжественно и властно.
      - Пошел... - тихо сказал сосед Платона Григорьевича.
      - Воздух... - подтвердил рослый пилот, сидевший сзади. Хорошо...
      Платон Григорьевич ждал пробежки, характерного покачивания в момент отрыва от земли, но ничего этого не было. Была тишина, негромкое урчание электромотора, установленного на тележке, но ни малейшей вибрации, ни звука моторов, ничего. Платон Григорьевич оглядел лица пилотов и подумал, что летная специальность накладывает какой-то неизгладимый отпечаток, будто волшебная кисть коснулась глаз, рук, смягчила движения. "Профессия и связанные с нею внешние признаки чем не тема для психолога, - подумал он. - Но тут что-то другое, что-то другое".
      - Закрыть окна, - последовала команда. Сосед Платона Григорьевича показал ему на небольшой рычажок возле его кресла.
      - Возьмите его на себя, - сказал летчик. - Вот так.
      Платон Григорьевич повернул рычаг и увидел, что между стеклами окна поползла черная шторка.
      - Вы не скажете, зачем это? - осведомился Платон Григорьевич.
      - Сейчас увидите, - ответил пилот, не отрывая глаз от окна.
      И вдруг все вокруг залил яркий синий свет.
      - Вот оно, солнце! - воскликнул сосед Платона Григорьевича. - Смотрите!
      Платон Григорьевич поднял голову и увидел гдето сбоку и внизу ослепительный синий диск солнца.
      Платон Григорьевич отвернул рукав и взглянул на часы: было начало третьего.
      - Откуда же солнце? - спросил он. - Светает ведь сейчас уже поздно, только в седьмом часу...
      - На вершине гор - день, а в ущелье солнце может и не заглянуть.
      - Понимаю, понимаю. Дело в высоте? Но на какую же высоту мы поднялись?
      - Вон, над дверью высотомер, - сказал пилот. Над дверью, ведущей в командирский отсек, светилось окошко какого-то прибора, поток цифр бежал мимо черной стрелки указателя. Мелькнула большая шестерка, за ней цифры поменьше.
      - Неужели шестьдесят километров? - спросил Платон Григорьевич.
      - Самая распространенная ошибка, - вмешался в разговор рослый пилот, сидевший сзади, - самая распространенная ошибка среди школьников - ошибка на нуль. Даже сам Ньютон, говорят, однажды на нуль ошибся.
      - А между тем, - сказал сосед Платона Григорьевича, - котенок, увеличенный в десять раз, больше тигра.
      - Уссурийского, - добавил рослый пилот.
      - На нуль? Ну, не шестьсот же километров? - возразил Платон Григорьевич. Ему никто не ответил.
      - Начинаю маневр, - раздался голос в динамике. - Проверить ремни.
      - Держитесь, товарищ военврач, - сказал сосед, и Платон Григорьевич, копируя его движения, вытянул вперед ноги, уперся в пол, ступни ног нащупали каучуковый валик.
      За окном узким длинным конусом вспыхнула огненная струя. Диск солнца метнулся куда-то вверх и пропал из виду, и вслед за тем Платон Григорьевич ощутил какую-то необыкновенную легкость во всем теле.
      - Это невесомость? - спросил он.
      - Нет, не полная, - ответил сосед и, повернувшись к рослому пилоту, спросил: - Тормозное ускорение по последней инструкции не помнишь ли какое?
      - Три четверти "же", - ответил рослый пилот. - Все страхуют нашего брата.
      Прошло минут двадцать, в динамике раздался шорох, и голос командира корабля сказал с какой-то ленцой:
      - Окна открыть.
      Первое, что увидел Платон Григорьевич, было синее небо вверху и мутная, в пелене облаков, еще покрытая утренними сумерками земля. Земля была над головой, хотя Платон Григорьевич ясно, всем своим существом ощущал, что сила веса прижимает его к сиденью.
      Вновь ринулись мимо окон вспышки пламени из реактивных сопел, и все закружилось вокруг. С грохотом пронеслась мимо Платона Григорьевича тележка, скрылась где-то в хвосте самолета.
      - Какой нахал! - крикнул рослый пилот. - Вы поняли?
      - Это ему так не пройдет! - раздались голоса. - Мы это дело ему припомним! Он что, с ума сошел?
      Платон Григорьевич выглянул из окна и опешил. Сзади к самолету приближался лес. Именно сзади. Он не сразу понял, что самолет летит хвостом вперед.
      - Как это он сделал? - спросил Платон Григорьевич.
      - Он нахал! - ответил сосед. - Он еще смеет утверждать, что у него античное лицо. Такой экипаж посадить задом наперед!
      А лес все ближе и ближе, теперь можно было различить отдельные деревья, сосны и ели, белые пятна первой изморози на земле. Потом Платону Григорьевичу показалось, что самолет проваливается в какую-то темную зияющую яму, и наступила тишина. Ряды электрических ламп вспыхнули за окном, осветив сводчатые стены громадного ангара.
      - Как самочувствие, товарищи? - спросил командир корабля, чуть приоткрыв дверь.
      - Иди, иди сюда, мы с тобой поговорим, - закричал рослый пилот. - Ты что безобразиями занимаешься?
      - Давайте, товарищи, очищайте помещение. - Командир корабля быстро прошел по проходу, открыл дверь. Сырой и прохладный воздух, клубясь, проник внутрь. Платон Григорьевич отвязал ремни и прошел в хвост самолета, где на специальных стеллажах лежал багаж. Сильные пружины прижимали его чемоданчик к алюминиевой полке. Один за другим покидали самолет пилоты. Последним вышел Платон Григорьевич.
      - Ушаков, - представился, пожимая Платону Григорьевичу руку, полковник авиации, высокий широкоплечий человек. - Мне сообщили о вашем вылете, Платон Григорьевич. Сейчас позавтракаем, и я покажу вам ваше помещение. К работе можно будет приступить завтра с утра, не возражаете?
      Ярко освещенным тоннелем они прошли к высокой двери. За ней была открытая площадка над синим-синим озером. Только сейчас Платон Григорьевич понял, что ангар спрятан в глубине скалы. По узкой дорожке, посыпанной щебенкой, они подошли к высокому пятиэтажному зданию. В светлом зале было по-утреннему тихо, но на столиках между колоннами стояли чашки, нарезанный хлеб.
      - Первая смена уже в полете, - сказал Ушаков. - Раздевайтесь, Платон Григорьевич. Так как насчет кофейку, не возражаете?
      Платон Григорьевич повесил пальто на вешалку, рядом летные куртки, меховые шапки-ушанки, форменные фуражки. Сквозь приоткрытую дверь доносился запах жаркого. Кто-то уронил вилку на каменный пол, и ее звон показался Платону Григорьевичу совсем домашним. Трудно было поверить, что путь к этой в общем обычной гостинице лежал через удивительный, сказочный перелет.
      Платон Григорьевич вернулся в зал, где полковник Ушаков уже расставил на столике нехитрую снедь и разливал по чашкам черный кофе.
      Платон Григорьевич взглянул в окно. Синее озеро было как на ладони. Из него медленно поднимался какой-то белый предмет. Еще немного - и в брызгах воды из озера вынырнул сверкающий белоснежный самолет, он поднимался вверх все быстрее и быстрее. Мгновение - и самолет скрылся в сияющем небе.
      - Он падает вверх! - воскликнул Платон Григорьевич.
      - Не совсем точно, - ответил полковник. - Со словом "падает" у нас связано несколько другое понятие... Падающее тело обязательно приближается к земле.
      - Но падающее тело движется ускоренно, все быстрее и быстрее, - ответил Платон Григорьевич, - и, главное, точно по вертикали! Возможно, поэтому мне и показалось, что ваш самолет упал в небо.
      - Это правильно, - сказал полковник. Платон Григорьевич, вглядываясь в лицо полковника Ушакова - только на лбу у самых волос белоснежная полоска незагоревшей кожи, - машинально повторил "падает вверх" и задумался. "Такие люди не знают нервно-психических заболеваний, не могут знать, - размышлял он. - Но если что и забрали они себе в голову, нелегко будет таких вот переубедить..."