ОСОБАЯ ОПЕРАЦИЯ КАПИТАНОВ

История захвата Лаферта Су Жуара заслуживает того, чтобы остановиться на ней подробней.

Операция была проведена совместными силами капитана Джеральда Притта и пирата Го-Шеня и явилась первым и, пожалуй, единственным поражением имбиторов в Год Великого Столкновения. Но предоставим слово самому Джеральду Притту.

"Я прибыл в Гонконг в канун празднования нового, четыре тысячи шестьсот восемьдесят первого года по древнему китайскому летосчислению, — так начал свое сообщение капитан Притт корреспонденту канадской газеты «Трйбюн» Дэвиду Ирвину. — Наступал год обезьяны, и поэтому Гонконг был особенно пышно украшен. Даже в районе «Плавучего города», где царит нищета и самая вопиющая бедность, с крыш и мачт джонок свисали бесчисленные праздничные флажки. Я взял напрокат двухместный «форд» и через два часа был уже в Макао, где без особого труда отыскал таверну «Самое красное солнце». Более гнусного местечка я не видел. Из-за легких бумажных перегородок доносился громкий бред курильщиков гашиша, а из-под полы официанта красноречиво выглядывало дуло пистолета, именно пистолета, так как длина его ствола была значительно больше узаконенных двенадцати дюймов.

Я попросил хозяина, и, когда произнес пароль «Маэ Иблис», обозначавший не что иное, как «я — дьявол», хозяин почтительно поклонился и куда-то на время исчез. Вернулся он минут через десять и сказал мне,

— У, что человек, который мне нужен, будет ждать меня завтра в Гонконге; я должен войти в буддийский храм Прекрасного лотоса не позднее трех часов дня.

— А пароль? — спросил я.

— Пароль не нужен, — заверил меня хозяин. — Кто не знает Однорукого Краба?..

Моя популярность могла сослужить мне недобрую службу, но все-таки в половине третьего я переступил порог монастыря. Буддийский монах с выбритым черепом протянул мне сосуд с гадательными палочками, а когда я выбросил палочки на каменное подножие какого-то буддийского святого, сзади раздался голос: — Какое удачное расположение, капитан!

Я быстро обернулся. Передо мной стоял Го-Шень.

Мы вышли из монастыря и уселись на древние камни у его северной стороны. Го-Шень сильно изменился, а монашеская одежда висела на нем как на вешалке. Будто угадав мои мысли, Го-Шень сказал: — Не думайте,"Однорукий, что Го-Шень уже ни на что не способен.

Конечно, действие кардены все еще продолжается, но я многое уже сделал, многое подготовил, Однорукий, и сейчас хочу предложить вам одно совместное дельце…

— Я слушаю вас, Го-Шень, — сказал я с трепетом; что-то в этом старом пирате внушало мне невольное уважение.

— Помните, Джеральд, тот трамп, который попал в ваши руки после того, как там побывали мои ребята? Его название «Рич Джек», и на его борту вы обнаружили голодную и обезумевшую от перенесенных страданий команду? Вспомнили? А помните ли, Джеральд, что они вам все толковали о гигантском кальмаре, который чуть не утащил их корабль под воду, но довольствовался только одним моряком, которого перед этим ранил сам Го-Шень.

— Да, я теперь вспоминаю ясно… Ребята действительно были в самом жалком состоянии и все толковали о кракене, хотя причиной-то были ваши пиратские действия, старый бродяга.

Из складки своего грязно-бурого халата Го-Шень достал черный конверт и протянул его мне.

— Посмотрите, — сказал он.

Я вытащил из конверта портрет; одного взгляда было достаточно, чтобы узнать Нептуна Великого.

— Ну и что? — спросил я. — Это Нептун Великий…

— И это тот самый парень, в которого я выстрелил из вот этой штуки. — И Го-Шень красноречиво похлопал себя по карману рясы. — Это тот самый парень, и у него на лбу осталась моя метка, и все рассказанное командой «Рич Джека» — истинная правда! Мои ребята уже давно служат имбиторам, но с моего согласия, а уж это неизвестно даже самому Нептуну Великому.

— Что же вы предлагаете?

— Я предлагаю десант…

— С моря?

— Нет, с воздуха!.. Я достал вертолеты. Со дня на день между имбиторами и объединенным военным флотом начнется перепалка. Нептуну будет не до нас. Один прыжок, а я знаю куда! — и, клянусь бородой Дэви Джонса, кого-нибудь мы захватим.

— А я тут при чем?

— Послушайте, Однорукий Краб, — вкрадчиво скачал Го-Шень, — мы с вами смертельные враги, не так ли?

Я с этим охотно согласился.

— А раз так. то мы успеем друг другу перерезать глотки, когда вернется доброе старое время… Старое время… А как было хорошо и как мы с вами не ценили свое счастье! Я захватывал суда и занимался скромным, но прибыльным рэкетом в Южных морях. Вы, Однорукий, гонялись за мной в этих же морях и получали щедрую помощь от судовладельцев и трансокеанических компаний. И вдруг эти имбиторы, во главе с этим парнем? Мы восстановим справедливость, капитан Притт, мы восстановим ее, а тогда Го-Шень снова станет прославленным Лисом Океании, а капитан Притт — прославленным Гончим псом цивилизованного мореплавания.

Я обещал Го-Шеню, что Гончий пес при первом же удобном случае изловит Лиса, и в тот же день, в одном из отелей Гонконга, мы провели совместное совещание капитанов. Нужно было видеть физиономии моих парней, когда я предложил им познакомиться с их новыми компаньонами, а Го-Шень называл имена этих негодяев, среди которых были прославленные пираты: капитан Кривой Симо, капитан Пеллегрини, капитан Ло-Дао, капитан Оронго-Оронго… Кто знает, не перепутал ли их Го-Шень, потому что носитель итальянской фамилии Пеллегрини смахивал на аванца, а капитан Оронго-Оронго был типичным скандинавом.

Го-Шень выложил свой главный козырь: великолепно разработанную карту распространения имбиторов в Океании с указанием наиболее важных центров. Карта была вся испещрена условными значками, и Го-Шень так и сыпал поразительными сведениями о морских владениях имбиторов.

— Я предлагаю десант на этот атолл, — сказал Го-Шень. — Пусть капитаны нанесут координаты на свои карты, И никаких матросов. Только капитаны должны провести эту операцию, только лучшие из лучших!

Это предложение было принято с воодушевлением.

А когда мир содрогнулся, узнав о событиях у Багамских островов, три с виду потрепанных вертолета, снабженных новыми и великолепно отрегулированными моторами, направились к одному из атоллов в запретной зоне имбиторов. Команды вертолетов были вооружены до зубов, что же касается Го-Шеня, то он снабдил десант мощными огнетушителями, в свое время спасшими ему жизнь во время атаки имбиторов на его «Синюю жемчужину».

И атака удалась!.. С нашей стороны погибли капитан Дэмпси и капитан Спарсит, из людей Го-Шеня недосчитались троих. Но в наших руках оказался загорелый дочерна человек, которого мы отбили у имбиторов после короткого, но беспощадного сражения. Этот человек назвал себя Лафертом Су Жуаром…"

ЛАФЕРТ СУ ЖУАР О СОБЫТИЯХ

Отгремели Багамы и сражения у Рата-Ратуа, и перед человечеством во весь рост встала проблема: Мы или Они? Организация Единства европейского действия на материковой отмели (ОЕЕДМО), располагавшая к тому времени значительным капиталом и соответствующим влиянием, в глубокой тайне готовила грандиозную сенсацию: пресс-конференцию с Лафертом Су Жуаром, «уступленным» капитанами Приттом и Го-Шенем этой организации за пустяковую сумму в несколько сот миллионов.

Деньги эти не были потрачены зря. Сведения, сообщенные мировой общественности Лафертом Су Жуаром, ускорили Аляскинское перемирие, которое принесло морским державам значительное облегчение. Но перейдем к самой пресс-конференции, состоявшейся в Женеве в последних. числах декабря Года Великого Столкновения.

Лаферт Су Жуар предстал перед корреспондентским корпусом в своеобразной витрине, напоминающей витрину крупного универмага. Четыре слоя пуленепробиваемого стекла отделяли Лаферта Су Жуара от собравшихся в зале. Связь осуществлялась через электронное стереофоническое устройство, а с верхней галереи и с подвесных мостиков за зрителями бдительно следила группа швейцарских снайперов. Когда заговорил Лаферт Су Жуар, все внимание было обращено на него и только на него.

— Мне не нужно задавать вопросов. Скажу прямо, капитаны Го-Шень и Джеральд Притт захватили не самый удачный приз. Если бы они поискали на других атоллах, то перед вами сейчас сидели бы специалисты в области биологических наук или электронщики, которые глубже меня разобрались в проблеме имбиторов; я всего лишь лингвист и о некоторых вещах знаю только понаслышке. Итак, господа, кто такие имбиторы?

На этот вопрос можно дать целую серию ответов, ценность которых будет неодинакова. Самый простой ответ: имбиторы — это бывшие дельфины, прошедшие перевоплощение… Но это только ничтожная часть истины.

Я должен отдать справедливость суше-земной науке, которая весьма четко определила свое отношение к имбиторам, назвав их вторично-сухопутными млекопитающими. Глубокая интуиция профессора Картера и профессора Франклина Каньядоса делает честь нашей науке. И тут мы подходим к самой сути дела…

Как давно установлено биологами, предки всех млекопитающих были водными животными. Что же касается китообразных, то здесь мы, безусловно, имеем дело с животными, предки которых были сухопутными млекопитающими.

И тут я хотел бы напомнить собравшимся об одной загадке, на которую я теперь смогу дать окончательный ответ: кем были предки современных китообразных и почему, — господа, это не менее важно,почему не сохранились останки этих предков китообразных и мы не располагаем никакими переходными формами?

Я отдаю себе отчет в том, что некоторые из вас разочарованы. Вместо сенсационных разоблачений Лаферт Су Жуар угощает собравшихся сугубо научной лекцией. Но заметили ли вы, что промежуточных форм китообразных никогда не существовало?!

Вы чувствуете волнение? А для него есть все основания. И не существовало таких промежуточных форм потому, что наземные предки китообразных превращались в дельфинов, китов, синих и полосатиков, касаток и гринд не на протяжении геологических периодов, а сразу, в несколько дней… Предки китообразных были не только сухопутными млекопитающими, они были высокоразвитыми, вполне цивилизованными существами.

Известно, что мозг дельфина превосходит мозг человека по своим потенциальным возможностям. И возможности эти полностью раскрываются в современной деятельности имбиторов в науке и культуре. Почему предки китообразных получили такое развитие мозга? На это можно ответить кратко: предки китообразных первыми вышли на сушу и первыми прошли всю цепь превращений от водных животных к высшим прямоходящим интеллектуалам еще в то время, когда на земле делали первые робкие шаги предки остальных млекопитающих. Они были первыми разумными существами на земле, и только трагическое стечение обстоятельств заставило их покинуть суше-земное существование и уйти в океанские просторы…

Но не навсегда!..

Смельчаки капитана Притта и головорезы капитана Го-Шеня доставили на континентальную сушу не только меня. Я попрошу продемонстрировать собравшимся копию Золотого Гобелена.

Несколько служителей ввезли в зал стальной сейф на колесах, откуда была извлечена серия крупных фотоснимков, скрепленных между собой металлическими кольцами.

— В этих листах, — продолжал Лаферт Су Жуар, — прошлое и будущее имбиторов, высокие тайны исчезнувшей цивилизации и глубокие прогнозы, касающиеся будущего нашей планеты. Да, теперь мы можем смело сказать, что наша Земля является Таинственным островом Вселенной, что в ее морях и океанах таились скрытые силы, которые сейчас совершают грандиозную попытку вернуть себе утраченные позиции. К сожалению, запись, сделанная на Золотом Гобелене, не поддалась расшифровке со стороны лучших лингвистов с мировыми именами, хотя на Земле существует человек, который понимает почти все его содержание. Имя этого человека Нептун Великий…

Часами он читал нам содержание этого документа, а мы старались перевести темный и глубокий смысл его отдельных частей на язык современной суше-земной науки, далеко не всегда делая это успешно. Но то, что удавалось интерпретировать, содержало в себе ужасающую взрывную силу и открывало невиданные перспективы перед наукой. К сожалению, все такие разработки принадлежат сейчас имбиторам.

Никто не заметил, как в зал вошел высокий моряк в белоснежной морской форме и занял место в седьмом ряду у самого прохода. Моряков вообще было много в этом зале, а группа нанятых организацией Единства европейского действия на материковой отмели агентов была уже увязана и аккуратно уложена в штабель перед трясущимся от страха швейцаром.

Несколько десятков имбиторов, поигрывая пистолетами, забавлялись тем, что примеряли перед огромным зеркалом головные уборы участников пресс-конференции, а если бы сюда случайно заглянул бармен таверны «Симейд» из Уолфиш-Бея, то при виде громадного боцмана, командовавшего имбиторами, его брови, несомненно, поползли бы кверху.

Лаферт Су Жуар продолжал говорить, будто рассуждая вслух: — Итак, что представлял мир, в котором жили предки китообразных?

Это была наша Земля, но Земля в несколько раз меньших размеров, чем сейчас. Что-то около шести тысяч километров в диаметре. Ее масса была также соответственно меньше настоящей, чуть ли не в восемь раз…

Водный режим этой Праземли был умеренным, как и сейчас, но неожиданно перед разумными предками китообразных стала возникать перспектива весьма близкой катастрофы…

Около ста миллионов лет назад в глубинах земли начался бурный процесс расширения нашей планеты, сопровождавшийся резким скачком давлений и появлением новых океанов. Старая суша, равная по площади современным материкам, была расколота, и ее части стремительно расходились в разные стороны, чтобы принять современное положение. В распоряжении цивилизации предков современных китообразных оказалось пять или шесть столетий, чтобы подготовиться к новым формам существования.

И пракиты нашли выход. Их наука носила не столько физико-математический характер, сколько химический и биохимический. В их распоряже. нии оказались также великолепные достижения в практической психологии. На протяжении десятков тысячелетий они выводили самые разнообразные формы животных, которых они использовали при осуществлении различных технических проектов. Среди них были полностью прирученные гиганты, на которых была проверена возможность преобразования сухопутного животного в морское. До сих пор нами не выяснены до конца все условия такого превращения, но до наших дней просуществовал в просторах Тихого океана Туннель Трансформации, где сухопутное животное превращается в морское и наоборот. Любая клетка живого организма, попавшая в этот туннель, испытывала на себе мощнейшее воздействие, при котором выявлялись генетически скрытые возможности к взрывной эволюции и реэволюции. Мы, суше-земные ученые, собравшиеся на атоллах Океании, проводили исследования этого Туннеля Трансформации, пропуская сквозь него различные культуры одноклеточных бактерий; последующее их изучение показывало прямое изменение генной структуры, возникновение внутригенных обращений и перестановок и даже появление ранее невиданных хромосомных структур.

Я — лингвист, поэтому мне трудно сказать, как происходит этот процесс перевоплощения, каким именно агентом осуществляется, но из отрывочных бесед с нашими генетиками я сделал вывод: предки китообразных создали своеобразную модель хромосомной структуры, выполненную из наборных металлических колец.

Как я попал к Гавелам? Знаю ли я это сам? Трудно сказать…

У восточного побережья Африки я вместе с командой исследовательского судна «Эфиоп» попал под сильный огонь пограничной охраны. Нас приняли за контрабандистов. Недоразумение выяснилось, но я получил ранение в голову… Судовой врач запретил переносить меня на берег, а ночью чтото произошло со мной… Во всяком случае, рана на голове затянулась, а в глубине ранки появилось сферическое уплотнение, весьма странное новообразование, господа… Скажу только, что с этого момента я был вынужден играть в далеко не забавную игру, напоминавшую детскую игру в «горячо» и «холодно». Блуждая на различных исследовательских судах в просторах Индийского и Тихого океанов, я то чувствовал сильнейшее жжение, иногда нестерпимую боль в том самом месте, куда был ранен, то прилив сил и работоспособности, как бы исходивших от моей затянувшейся раны. Постепенно я убедился, что эти ощущения определяются моим отдалением от определенного географического места. Пришло время, когда необходимость избавиться от ставших невыносимыми болей заставила меня на свой страх и риск отправиться на поиски этой «земли обетованной». В итоге я попал к имбиторам-гавелам. Что же касается Нептуна Великого, то он попал к ним тем же путем, во всяком случае, у него такой же шрам на голове, правда, ближе к верхней линии лба…

Чего хочет Нептун Великий, спрашивают меня. Нептун Великий такой же слуга имбиторов, каким был я, какими являются те сотни людей, которые делают все от них зависящее, чтобы облегчить ймбиторам Гавелам их возвращение на сушу. Древние хранители тайны Золотого Гобелена выделили его из нас и почему-то очень тесно сблизили с Гавелами.

Почему они это сделали — никому не известно. Нептун Великий вряд ли представляет для нас с вами особенный интерес… Образованием он не блещет, груб, смел, ограниченно находчив, как и положено профессиональному моряку. А впрочем, — Лаферт Су Жуар быстро встал на ноги и, резко выбросив кисть руки вперед, указал на кого-то в зале, — впрочем, вы можете расспросить самого Нептуна Великого. Он сидит среди вас, господа. Да, да, этот человек в белом морском кителе — Нептун Великий.

Человек в белой морской форме поднялся во весь рост и вышел в проход, разделявший зал на левую и правую половины.

— Так схватите же его, господа, закричал Лаферт Су Жуар, — чего же вы медлите?!

Нептун Великий остановился и посмотрел на Лаферта Су Жуара.

И вместе с ним все также посмотрели в ту же сторону. И вдруг Лаферт Су Жуар закричал от боли и схватился за голову. И все увидели светящуюся точку чуть выше его лба. Через мгновение она была уже как раскаленный уголек, а Лаферт Су Жуар все кричал и кричал, пока не рухнул на колени, прижав мертвую голову к пуленепробиваемому стеклу.

Нептуна Великого никто не посмел задержать. Он спокойно вышел из конференц-зала, миновал вестибюль и исчез вместе с сопровождавшими его имбиторами.

Швейцарские снайперы не решились открыть огонь без приказа.

ПРОЩАЙТЕ, ГАВЕЛЫ!

Имбиторы исчезли неожиданно. Их уход с исторической сцены занял не более месяца. Отдельные колонии имбиторов, появившиеся в Год Великого Столкновения на всем океаническом побережье, как бы рассосались; те же из имбиторов, которые работали в научных учреждениях университетов и колледжей, или занимали какие-либо ответственные должности в глубинных государствах материков, тщательно подготовили свой уход под предлогом длительного отпуска и также выехали в неизвестном направлении, чтобы больше уже никогда не появляться на земной поверхности.

Вначале робко, потом все смелее и смелее отдельные храбрецы стали проникать в запретные в недалеком прошлом участки океанов и морей, и постепенно мировое общественное мнение пришло к неожиданному выводу: их нет, они ушли…

Что заставило их уйти? Почему они отказались от завоеванных позиций? Что могло быть лучше положения имбиторов ко времени Аляскинского перемирия?

Было высказано предположение, что имбиторов охватил всеобщий психоз массового самоубийства, к которому склонны и дельфины, и некоторые разновидности китов. Но одновременная гибель такой массы живых существ, несомненно, была бы замечена жителями морских и океанических побережий; рыбаки бы натолкнулись на какие-то их останки, обнаружили запах разлагающихся тел или нашли какие-нибудь иные следы…

Может быть, они вернулись в свою среду и стали третичноводными?

Или собрались в каких-то грандиозных подводных городах, где, опираясь на новейшие достижения земных и имбиторных наук, готовят новое решительное наступление на материки?

А что стало с их вождем, с их Агуа — Нептуном Великим? Превратился ли он в какое-нибудь морское животное и бороздит вместе со своими друзьями морские просторы? Его штандартная бригантина «Золотая мечта» была найдена вблизи Сиэтла покинутой экипажем. Кстати, золотой она не была; ее корпус норвежской постройки оказался стальным, толщина же золотого покрытия не превосходила четырех миллиметров.

Именно в те дни, когда весь мир ломал себе голову над загадкой имбиторов и их Агуа, у меня в сознании впервые отождествились личности Нептуна Великого и Василия Шмакова. Я вспомнил, как мы обменивались с ним адресами, и нашел записи. С бьющимся сердцем отправился в Малаховку.

Был теплый майский день. Я отыскал дом, открыл калитку и фазу же увидел Василия Шмакова. Он сидел на ступеньках веранды и крючковатым инструментом вырезал из деревянной болванки ложку. Желтая стружка усеяла его колени, в углу рта торчала «беломорина». Да, это был он, Василий Петрович Шмаков.

— Баклуши бьешь? — сказал я, намекая на его занятие.

Василий поднял голову, некоторое время всматривался в меня, а потом встал и, широко раскрыв руки, шагнул ко мне.

— Так это ж вы! — сказал он. — Ну, как ребрышки?!

Мы обнялись. Это было прекрасно.

— Василий, — сказал я, когда мы уселись на веранде, — это же ты — Нептун Великий… Я угадал?

— А вы один и могли угадать, — сказал он. — Кому же еще?

— Но почему все окончилось? Почему? Весь мир ломает себе над этим голову.

— А вам бы хотелось, чтобы эта история продолжалась? — не без лукавства спросил, в свою очередь, Василий. — Да если бы мои ребята сказали миру: «Потеснитесь!», то вряд ли кто-нибудь усидел на своем стуле. Пусть так, хотя и мне немного жаль; не жаль, а все-таки…

Он выпрямился и посмотрел куда-то вдаль, как бы сквозь меня, и я позавидовал тем картинам, которые поплыли сейчас перед его мысленным взором.

— Но все же, Вася, что с имбиторами?

— Ох, и рано об этом говорить. Тут вот, — Василий похлопал по левой стороне груди, — тут вот болит порой. Ведь всю молодость этому делу отдал и не жалею, сейчас— не жалею!.. Вы, наверное, про эти дела читали? И про Лаферта Су Жуара тоже? Вот вы думаете, что это я Су Жуара уложил? А я тут ни при чем, это все они, Хранители Золотого Гобелена, беспощадные типы, скажу я вам, и жалости в них — ни на грош… Конечно, меня считают всему делу головой, да только таких, как я, с шариками, — Василий притронулся к голове, и я увидел, что сферическая выпуклость исчезла, теперь был виден только белесый шрам, — таких, вот — не я один был. И Лаферт, и другие… Только каждый из нас решал какую-то одну сторону проблемы, а у меня была самая сложная задача и не от ума, а скорее от сердца… Долго я не понимал, а почему это мне было поручено стать Агуа этих гавел? За что мне честь такая? Да не нужно это мне вовсе, но Хранители Золотого Гобелена меня вот как держали! — Василий сжал кулак с такой силой, что косточки побелели.Вот как меня держали. И все шариком, все им, проклятым! Как что, так такое мне в голову пустят, что я волчком вертелся. И только просчитались! Я как увидел, что они с Лафертом Су Жуаром сделали, так и понял: это они меня напугать хотят. И стал готовиться… Зачем я нужен был Хранителям? Они во мне нашли нужную душу, понимаете? Я ведь молодым был — оторви и брось, мне все нипочем, вот это их и подкупило. Пропустить китов через Туннель Трансформации и получить имбитора — это кто угодно мог сделать, а вот им нужно было воспитать гавел, и так воспитать, чтобы они и в огонь и в воду, и на пушки и на пулеметы, чтобы они могли вернуться и занять свое законное место на планете.

— А человечество, нас куда?

— А нам искать пятый угол. Вот так… Но скажу прямо, гавелы — чудо ребята. Они, понимаете ли, добрые, что ли… И людей любили, хотя и не всегда сознавались в этом… И любили вспоминать прежнее житьебытье, тоска в них жила по морской жизни. Конечно, и человеческое им было не чуждо, и науками кое-кто из них серьезно увлекался и прочее, только вот такой веселой карусели, близости прежней к природе, — не было. И дружба у них была особая: один за всех и все за одного, это было у них в крови. И честность, и жадности ни на копейку. Мы какие клады поднимали со дна морского, боже мой! Какие клады! Когда мы подняли груз «Лютайна» у берегов Голландии, у самого входа в Зюдер-Зее, то это была картина! Моя бригантина чуть не по борт ушла в воду, а гавелы все носили и носили гинеи, луидоры, слитки золота и опять гинеи и эти, как их, да, пиастры! Чтобы гавела взял себе хоть монетку? Ни-ни! Я сам роздал им сотню тысяч, чтобы они украшения своим ундинкам понаделали, а сами они ничего не взяли.

— Но как же ты ушел от них, Василий?

— Готовился, долго готовился, потому и ушел… Признаться, колебался я, теперь уж это прошло, но раньше — колебался. А может быть, они будут лучше людей, кто знает? А потом поговорил по душам с одним, с другим и понял: зовет их свобода! Это у нас, у меня свобода, потому что мы — люди, а вот их зовет такая свобода, которую знают только животные. Чтобы море вокруг, и пусть буря и шторм, а ты ничего не боишься и дышишь полной грудью, и всего себя чувствуешь, каждый свой мускул, и забот чтобы никаких! А враги? Так на врагов у тебя ум, а в пасти полсотни острых клыков, и удар хвостом, а тогда снова свобода и море, и солнце… А когда выпрыгнешь из морской волны и летишь над водой и ветерок гладит твою кожу, так это же красота!

Был у меня боцман. Назвал я его Флаг-боцман Санька Касаточкин, так и гавелы его звали. Из молодой касатки я его вырастил. И он мне откровенно сказал: «Знаешь, — говорит, — Агуа, мне эти твои звания, все эти нашивочки да почет от гавел — ничто! — Так и сказал! — Я как вспомню свою прежнюю жизнь, так весь как задрожу и сказать-передать не могу. Все бы.отдал, чтобы вновь почувствовать настоящую скорость движения, настоящее веселье морской души. Отца частенько вспоминаю».

И ударили мы с Санькой Касаточкиным по рукам. Первым делом я документик себе подобрал. Мне гавелы с утонувших судов целыми пачками мореходные книжки приносили, принесли как-то и с нашего корабля. У берегов Камчатки на камни налетел в самый шторм. А потом я подошел к Сахалину и вплавь на берег выбрался. Плаваю-то я как дельфин… Пересек лес и вышел на дорогу. Там подвезли до ЮжноСахалинска. Явился в Хабаровске в клинику одну, при мединституте. Там симпатичный такой доктор-хирург, Петром Наумычем звать. Показал документ, дескать, — я моряк, в отпуску, а беспокоит меня головное ранение.

Он шарик мой пощупал. «Интересно, — говорит. — это мы удалим…» И в два счета назначили мне операцию, и шарик тот вырезали. Я его у Петра Наумыча выпросил на память, и тем же путем и вернулся…

С Хранителями теперь у меня оказался разрыв полный.

А они что-то почувствовали. Шарик тот, когда я его в руках держал, иной раз так нагревался, что я его в воде охлаждал. Но и расставаться с ним не хотел, гавелы иначе мне могли не подчиниться. И даю им сигнал: «Всем пройти обратную трансформацию!» Что тут началось! Гавелы приплывали отовсюду, а у входа в Туннель шли сплошным потоком. Попробовал было кракен один помешать, так я ему под нос шарик сунул, и он сник.

И все ж таки скажу: только наука могла удержать гавел от возвращения.

Один гавел большие достижения в математике имел, какую-то там проблему Гильберта решил, не то двадцать пятую, не то двадцать шестую. Так он к Туннелю приплыл с оттиском этой работы, а когда прошел Туннель, то мы с Санькой Касаточкиным видим: выплывает из глубины мокрый оттиск его работы, до последнего, уже не под рукой, а под ластом, а все прижимал ее к себе… Последним вошел в Туннель Санька… А через двое суток, когда завершилась трансформация, гляжу, а на мелководье касатка играет: вернулся Санька Касаточкин в свою стихию. А с ним стая родичей.