Каждый гном, помимо винтовки, несет на себе небольшую, но очень тяжелую и чертовски острую секиру. Она у него подвешена к поясу, режущая комка легким чехлом прикрыта. Такой чехол появился после того, как гномы винтовками вооружились. Пришлось в бою падать, и начали все подряд секирами резаться. Раньше то гном в бою если и падал, то только мертвым, а теперь живчиком из одной ямки в другую скачет, и в каждой падает.
      Щиты у гномов остались тоже в силу традиции. Другое дело, что тащить теперь старый гномий щит размером в осадную пависсу, который все равно нормальную пулю не держит, смысла не стало. Поэтому щиты уменьшились до размеров ладони и носятся несъемно на левом предплечье. И на нем вычеканены знаки, обозначающие воинское звание гномьего бойца. Стоящий передо мной соответствовал унтер-офицеру.
      В ДОТе, сооруженном из тех же отесанных валунов, на треноге стоит пулемет «Шварцлозе» нашей тверской работы, с ТКА. Аборигенам ПК не продают, считают, что не нужно им предоставлять легкое и мобильное оружие, а гномы его и сами не хотят. Им слишком легкое оружие не нравится, доверия не вызывает. А тот же «Шварцлозе» весит как мотоцикл, значит – хорошее оружие. Добротное.
      – Стой, кто такой? – прогудел откуда-то из дебрей бородищи гномий унтер.
      У них он, кстати, «Ур-барак» зовется, «водитель барака», двадцатой части хирда. Но я его лучше так и буду унтером звать, привычней.
      – Александр Волков из Великореченска, вольный охотник. – отрекомендовался я, после чего вытащил из кармана выданный мне в свое время Дарри Рыжим медальон на цепочке, и добавил к сказанному: – Добрый гость общины!
      – К камню прикоснись, гость. – пробухтел гном. – Община через голые слова тебя знаешь где видала?
      У гномов все делается, если не через задницу, то через камень. Вот и сейчас, на блоке у них большой кристалл, подточенный до вида неаккуратной чаши. Опускаешь туда медальон за цепочку, и если чаша засветится, то ты тот, о ком речь. Так и вышло. А как еще могло, если я тут езжу раз в двадцатый, и из этих разов этот самый унтер меня в половине случаев встречал?
      – Ты гля, опять те въезд не закрыли. – неуклюже пошутил «водитель двадцатой части хирда». – тады проезжай, раз тя к нам принесло. Добрый гость, мать ее в камень, общины.
      Я проехал через пост, повилял еще минут десять по лесной дороге, быстро переходящей в предгорья. Затем она пошла вверх и еще через пару минут я оказался на широкой площадке перед воротами, ведущими в гигантский зев пещеры. Огляделся.
      Укрепились тут гномы всерьез, куда там всяким крепостям. Изнутри прорыли тоннели к бойницам, затащили пушки, устроили пулеметные гнезда. А дорога сюда всего одна, вихлястая, быстро не поедешь. Ее огнем в десять слоев накрыть можно.
      У самих то гномов дорога не одна, наверняка. У гномов секретных отнорков хватает, а вот предателей за всю историю у них не было, чтобы оный секрет всем раскрыть. Конечно, в гномьей истории предатели упоминаются, но были они все больше жертвами интриг политических, секретов подгорного племени никому не раскрывавших.
      Кстати, через такое уважение к секретам и началась хорошая торговля между гномами и пришлыми людьми. Не рвались гномы сами открывать секрет взрывчатки или бездымного пороха, или того же азида свинца, раз люди его магией защитили. У врага секрет узнай, у друга – уважай, так эти пеньки каменные полагают. За что и пошел у них с пришлыми совет да любовь, в то время как к аборигенам гномы относятся хуже, считают все больше жульем, особенно южан. Хоть и торгуют с ними.
      Перед воротами опять пост, возле него два наших «виллиса», с салонами, под гномьи габариты переделанными, в кузовах по «Шварцлозе» на турели, и еще шестеро бойцов с винтовками, командует ими кто-то вроде нашего обер-ефрейтора. Здесь у меня снова проверили медальон, какой у гномов, кстати, вообще все документы заменяет, и меня вместе с машиной запустили в ворота. И я попал внутрь скалы.
      Огромная пещера была освещена, причем электричеством. Гномы, узнав устройство, сумели соорудить на подземной реке неплохую каскадную гидроэлектростанцию, питавшую теперь все внутренности Серых Гор. За этот проект, который все же разрабатывали для них люди, равно как и за поставленные из Царицына турбины, гномы готовы были всему нашему роду памятники возвести. Теперь же гномы, кстати, очень лихо добывали медь и производили из нее отличную проволоку всех диаметров – тоже прекрасная статья торговли.
      По пещере сновали гномы в рабочей уже, а не военной одежде, внимания на меня никто не обращал. Раз через посты пропустили, то значит так и надо, и мне находиться здесь можно. Вдоль правой грубо отесанной стены вытянулась стоянка грузовиков, и гном со светящимся жезлом указал мне на свободное место. Я подъехал, встал, размотал свисающий сверху шланг на катушке, надел на выхлопную трубу, на шноркель. Молодцы гномы. Как только начали машинами пользоваться, тут же соорудили вытяжку для выхлопных газов.
      – К кому? – подошел ко мне регулировщик.
      – Вару вызови, дочку Дарри Рыжего. Я к ней.
      Вообще то я больше к ее папаше приехал, да только он тут главный, и сразу ломиться к нему просто неудобно. Поэтому я всегда сначала Вару звал.
      – Вон, телефон повесили. Сам звони. – ответил гном-регулировщик и отошел, почесывая бороду.
      Действительно, новшество. Раньше такого не было, а теперь на стене деревянная коробка с латунным наборным диском и лежащей сверху фигурной трубкой. Справа на стене список. Я пробежался по нему глазами, нашел Вару. Набрал пятизначный номер. После трех гудков телефон ответил. Я представился. Мне обрадовались. Спросили чем помочь, я затребовал тачку. Или тележку. Или что-то в этом духе.
      Голос в трубке стал деловым. Раз тачка нужна – значит, есть товар. Если товар – то торговля, а торговля – это дело. А дело делается серьезно. Практичней гномов, если честно, я никого не встречал.
      – Жди, через пятнадцать минут буду. – послышался ответ.
      – Подожду.
      Пятнадцать минут это неплохо даже, Вара живет далеко от этих ворот, и бегом то за десять не добежишь. К счастью гномы предусмотрели, что кто-то в этом месте постоянно будет кого-то ждать, да и поставили там небольшую пивнушку. И пиво продавали в глиняных кружках, куда я свои стопы и направил. Тем более, что у меня к кабатчику дело было.
      – Привет, Олли. – поздоровался я со светлобородым гномом в кожаном фартуке, орудующим за стойкой.
      – Здорова, Сашка. Что принесло? – спросил он, выставив передо мной кружку с пивом.
      – Дела, как всегда.
      – Ага, дела. С Варкой, как всегда. – хихикнул в бороду гном. – Пора бы уж.
      – Типун те на язык, пень каменный. – ответил я. – Ты чего на репутацию честной девушки грязь льешь?
      – Ха, грязь! – взмахнул рукой Олли-кабатчик. – Сколько ей сейчас? Двадцать пять? Сколько ждать? Семь лет? Да ее разорвет к тому времени, по всей промежности, от зубов до лопаток, девка от сока лопается. Сжалился бы, засадил, как подобает вольному охотнику. Типа добыча на вертеле.
      Ему собственная шутка понравилась, и он заржал так, что люстра над головой закачалась.
      Тут опять надо сослаться на гномьи нравы. И не только на тему толщины или тонкости их шуток. Как я уже говорил, что если есть у них какое правило или традиция, то из башки это не выбьешь ничем. Даже если в уши по двухсотграммовой шашке затолкаешь и рванешь. Как с той же сезонной торговлей – не положено им до сроку на торг ездить, и хоть зарежься – не поедут. А почему? Потому что так предками записано. А на хрена они так написали? А демон их знает, может прикола ради, до того дела нет никому.
      В общем, примерно такая же ситуация с гномьими девицами. Гномы народ простой до офигения, как угол дома, иногда поражают своей простотой до глубины души. Вы уже по галантности речи это заметили, как я думаю. И нравы у них не сложные. То есть я к чему – если девка вдруг с кем и перепихнется в уголке, никто ее не осудит, а даже порадуются за нее. У гном, кстати, такой анатомической особенности как «девственная плева» нет. Вообще. Отсюда и отсутствие культа девственности, все равно не проверишь. Одна беда – не с кем ей так веселиться. Потому что предки бородатые на какой-то скрижали записали: «Да не возьмет муж нашего народа деву нашего народа, пока не минет ей тридцать лет и три года, а мужу – сорок и четыре». И все, звиздец.
      Нет, конечно гномы живут дольше нас, для них и триста лет нормальный возраст, но все же… Те же мужики гномьи могут хоть молотом наковальню бить, чтобы, значит, энергия выходила, а девкам что остается? Их тут не слишком эксплуатируют, берегут, пока им тридцать лет и три года не стукнет. Но и сами их не претендуют на них, пока не стукнет те самые «сорок и четыре». При этом гномские мужики все же свои дела решают в «служебных командировках». В том же Великореченске в дни торга молодых гномов из борделей не выгонишь без дубины. А почему? Потому что сказано в завете предков: «Деву нашего народа». А «не нашего» вполне даже можно, даже надо, наверное. А девки дома ждут. «Тридцати и трех» и «Сорока и четырех». И ни один гном, ни под каким видом, как бы не хотелось ему, и как бы не хотелось ей, завет предков не нарушит. Такой вот дурак.
      Но есть в завете еще одна лазейка: «Муж нашего народа». Именно. И если, скажем, муж будет народу «не ихнего», а скажем моего, то вроде и опять не грех. И любая гнома перед заветами чиста. На это Олли и намекает. И уже который раз.
      – Орри, я обещаю обдумать ваше предложение. – сказал я. – А ты обдумай мое: пять за бочонок. Десять бочонков.
      – Три. – явно без обдумывания сказал Олли, потому что я его сразу поправил:
      – Четыре. Торг закончен.
      – Три с полтиной. Больше не дам.
      – Три семьдесят пять.
      – Беру.
      Все верно, не зря же я с утра забегал в купеческие лабазы? Десять пятидесятилитровых бочонков пива загрузил в кузов. Обошлись они мне по два за бочонок. Семнадцать рублей с половиной золотом – чистая прибыль.
      – Где?
      – В кузове, где же еще. Забирай. Таскать не буду, спина болит. – соврал я.
      – Ага, ври больше. Да грузчик из тебя, как из говна пуля. – добавил гном и направился к моей полуторке с тележкой.
      Пока я пил пиво, Олли перетаскал все бочки, после чего отсчитал мне тридцать семь рублей золотом, а к ним добавил эльфийский шелонг. Как раз полтина. Я сгреб все в кошель, засунул его себе в карман.
      – Олли, с тобой приятно иметь дело. – сказал я.
      – Все равно в следующий раз больше чем по три пятьдесят за бочку не рассчитывай. – ответил можно сказать что грубостью Олли.
      – Олли, я не подлизываюсь, я просто хвалю твои деловые качества.
      – Вот когда ты мне будешь пиво продавать, почем сам купил, тогда и будут у меня достойные деловые качества. А пока я чувствую себя обобранным. – прикинулся сиротой гном. – Кстати, Вара едет.
      Он указал толстым пальцем мне за спину. Я обернулся. Ба, технический прогресс в действии. Вара ехала на электрокаре. Самом настоящем, с платформой сзади и двумя сиденьями впереди.
      – Ух ты… Олли, откуда такие? – указал я на приближающийся экипаж.
      – Да кто-то из ваших идею подкинул с чертежами. – ответил Орри. – Сделали вот с десяток, их сразу раскупили. На машинах по нашим тоннелям не погоняешь, воняет выхлоп, а на таких электротележках – вполне.
      А ведь действительно, удобно. На людских заводах такие второй век катаются. Когда еще организовали производство. Мне бы раньше сообразить, самому добыть чертежи и гномам продать, раз не секретно. Хотя. Чертежи такая штука, что лучше не связываться. Никогда не знаешь, во что влипнешь. Лучше уж динамит в левака приторговывать.
      Тележка подкатила, я посмотрел на Вару. А ведь действительно, совсем не страшная девка, даже симпатяшка. И что гнома – ни за что не поймешь, таких лиц с фигурами в наших городах полным-полно. Кожа чистая, нос курносый, глаза голубые, губы полные, нижняя чуть вперед. Волосы светлые, как у северянки. Возле носа чуть-чуть веснушек, сразу и не заметишь. Ладошки длинной пальцев не поражают, но и не толстые пальцы, скорее детские. Черт, Олли, сбиваешь с толку. Не о том думаю, мне с ней еще торговаться и торговаться сегодня… Все равно не в моем вкусе она, я лучше к Васьки-некроманта демонессе через забор залезу. Если Васька, конечно, кабанчика не зазомбировал, и двор стеречь не поставил.
      – Сашка, чего встал? – спросила Вара. – Грузи что притащил.
      Ее голос вывел меня из размышлений, я взялся за погрузку. Динамит, десять ящиков с порохом самого лучшего сорта, совершенно бездымным, медленно горящим, для снаряжения снайперских патронов, в жестяных банках. И коробку капсюлей для них же. Гномы мне на своих гильзах патроны соберут, я их Бороде перепродам, а с гномами навар поделю. Товар это штучный, стоят дорого. Патроны – вообще товар не из дешевых, в моем бюджете статья расходов изрядная.
      А еще у меня с собой пара чертежиков. Собственного изготовления, не секретные! Хочу с Дарри Рыжим, над ними посидеть, и попробовать их в работу запустить. Вдруг что получится? Тот даром что верховный правитель здесь, а мастер такой. Каких поискать. Впрочем, тут таких в верховные и выбирают, гномы все же. У них всего две благодетели за серьезные считаются – мастеровитость и тороватость. И все. Даже воинские подвиги свои гномы славить любят, но самого развеликого воина во главе племени не поставят, потому как война ведет не к прибыли, а к убытку.
      В общем, перегрузил я все ящики на платформу электрокара, Вара сноровисто перекинула рычаг вперед, и тележка плавно заскользила по полу, попискивая на камне обтянутыми монолитной резиной колесами, объезжая всевозможные штабеля у ворот, ведущих в бесконечные склады и лабазы, ворота и двери в которые вытянулись по обеим стенам просторного коридора. Время от времени она нажимала на маленький рычажок слева от руля, и тогда где-то в недрах машинки отчаянно звенел звонок, похожий на школьный, распугивая зазевавшихся на пути.
      Управлялась она со своей машинкой на диво ловко. В этом вся гномья суть. То, что стрелки из них получаются посредственные, я уже сказал. Зато не сказал, что каждый гном от природы не только замечательный слесарь и механик, но и водитель всякого самодвижущегося железа. Заметили это очень давно, еще века полтора назад, когда пришлые люди в своих городах наладили, наконец, выпуск всевозможной техники в достаточном объеме, чтобы начать ей торговать. Одно время у новых людских правителей даже появилась мода приглашать водителей и пилотов из гномьего племени, очень уж легко и хорошо всему они обучались. Потом такую идею оставили, правда, сделав ставку на подготовку собственных кадров. Не столь уж разительно превосходство гномов было.
      Давно и не нами замечено, что люди во всех делах оказались «середнячками». Вот я уже рассказал, что эльфы в своей массе стрелки получше нас, но технику презирают и всячески ее избегают. Никто толком и не выяснил, каким водителем может быть эльф, потому что никто не видел эльфа за рулем. Или за штурвалом самоходной баржи. Или даже на капитанском мостике парохода. С тех пор, как эльфий парусный флот себя изжил, так эльфов на воде только пассажирами и видели. Управлять чем-то громыхающим и чадящим им тоже не эстетично. Даже самолеты они не водят, хотя ограничений на продажу тех же «кукурузников» нет никаких. Гномы, например, покупают чуть усовершенствованные По-2 как почтовые и как разведчики, летают на них, и очень эти простые самолеты гномам нравятся. Их в Ярославле производят специально для продажи аборигенам, равно как и «дугласенок» Як-6, который и за транспорт выступает, и за легкий пассажирский – немало местных герцогов с баронами на таких друг к другу в гости летает.
      Гномы в механике дадут человеку сто очков вперед, но стрелки они плохонькие, в бою больше надеются на артиллерию и пулеметы, верховой езды избегают и даже путешествиям по воде многие из них не очень доверяют, хоть шкипера из гномов встречаются, и очень даже хорошие. Речным флотом так и не обзавелись, для перевозки товара у людей баржи фрахтуют (если поймаю Пантелея, и награду получу, куплю такую баржу и буду гонять вниз по Великой с гномьим товаром). От гор своих отходят неохотно, разве что с торговыми караванами (это святое!), в общем – не универсальны они, равно как и эльфы, в своих навыках.
      Есть еще орки, изрядно лихой народ, силой не обделенные, но у тех одна проблема – так уж они устроены, что эмоции главенствуют над логикой и смыслом. Отсюда их проблемы с образованием более-менее многочисленных племен – вечно дерутся друг с другом. Такой вот народ, одни эмоции.
      Люди же как будто взяли от всех понемногу. В стрельбе в большинстве свом эльфам уступают, но ненамного. Может быть, за двести метров я все желуди с дуба по одному из винтовки и не посшибаю, а вот тех же эльфов, что делать это умеют, если их по дубу рассадить – запросто. Свою полуторку так ловко по бездорожью, как гном, я не проведу, но все равно не завязну и куда надо доеду.
      Но самое главное, чем берут люди – умением приспособиться к любым условиям. Наш короткий век приводит к тому, что каждое новое поколение меняющийся мир воспринимает как данный по определению. Гномы живут дольше в несколько раз, и многим у них в течение жизни приходится менять даже мировоззрение, что в зрелом возрасте, согласитесь, тяжеловато. Вечные же эльфы, помнящие времена, когда лишь одни они с богами населяли земли, вообще так и не поняли, кто такие люди с гномами, и, несмотря на то, что последние теснят их везде, относятся к ним не просто высокомерно, а как бы и не замечая. Другое дело, что молодые эльфы относятся уже совсем по другому, а кое-где появились новые народы, от контактов эльфов с людьми родившиеся, но не они определяют политику эльфийских анклавов. Там правят те самые реликты, полностью утратившие связь с реальностью.
      Опять я отвлекся, в общем. Рассказывал то я о том, как Вара ловко с электрокаром управлялась. Разъезжалась со встречными в миллиметрах, огибала штабеля с товаром на волосок, никого не задела, никого не сбила с ног, и минут через десять мы остановились у дощатых ворот, украшенных знаком драконьей лапы, держащей корону – семейным клеймом рода Дарри Рыжего. Гнома хлопнула в ладоши, ворота распахнулись. Но не магически – открыл их молодой гном с едва пробивающейся бородой, младше самой Вары, пожалуй. Она милостиво ему кивнула и закатила электрокар внутрь. Гном молча закрыл ворота, подхватил с пола звякнувшую сумку с инструментами, и куда-то побежал с деловым видом.
      Вара спрыгнула с водительского сиденья и сразу подключила кар к гудящему трансформатору. На зарядку поставила. Я огляделся. Тут я еще не бывал. В семейный склад Дарри меня пока не приглашали. Не из-за недоверия, как я думаю, а потому, что далековато от входа и покоев, а каров раньше не было.
      Склад занимал просторную сухую рукотворную пещеру со сводчатым потолком. Освещение было включено лишь частично, в самых важных местах возле входа, дальняя стена тонула во мраке. Эха, как ни странно, не было. Наверное потому, что и пустого пространства в складе не было. Вдоль стен и в проходах громоздились какие-то ящики, на стеллажах лежали всевозможные инструменты, детали, винтовочные стволы. Семейство Дарри славилось именно как инструментальщики, этим всегда и торговали. У стены справа вытянулся огромный письменный стол с конторкой, за которой стоял целых три кресла. Видать, когда Дарри с присными собирался на торг, там сидели аж трое кладовщиков. По крайней мере, мне так представляется. На столе были разбросаны бумаги, лежали счеты, стоял механический арифмометр, пробивающий все подсчеты на бумажной ленте.
      Вара прошла мимо меня, виляя круглым задом и цокая невысокими каблучками туфелек по каменному полу. Плюхнулась боком на стол, так что и без того не длинное синее платье совсем уехало вверх, открыв крепкое белокожее бедро, а стол жалобно скрипнул. Хорошенькая то она, не откажешь, но не пушинка. Килограммов семьдесят в этой не слишком высокой девушке имеется. Она нагнулась вперед, опершись пухлыми ладошками на столешницу и давая возможность мне заглянуть в вырез платья. Я возможностью воспользовался, у гном всегда есть, на что глянуть там. Плоскогрудых среди них отродясь не было. И на Варе природа не отдыхала, грудь такая, что ладони зачесались.
      – Ну, говори, что привез? – спросила она меня.
      – Динамит, в шашках по… пять целых и четыре десятых унции. – прикинул я в уме вес двухсот граммовой шашки. – Слушай, когда вы, наконец, в граммах с килограммами считать начнете?
      – Когда мы помрем, и новые заветы предков напишем. Лет через пятьсот заходи. – отрезала она. – Сколько за динамит хочешь?
      Я бы лучше с самим Дарри Рыжим торговался, вот ей богу. Вара мало того, что во всех ценах дока, она от безделья и сексуальной неудовлетворенности торгуется так, как будто от этого ее жизнь зависит. Хоть бы трахнул ее кто-то.
      – Динамита шесть ящиков, в каждом ящике по сто шашек. Рубль золотом за шашку, десять процентов скидки за опт, значит… – я сделал вид, что считаю в уме, хотя давно все сосчитал, – … значит, пятьсот сорок золотом.
      Она даже не отреагировала на мое заявление, ожидая следующей цены.
      – Хорошо, пятьсот за все. – соскочил я еще ниже.
      А то она не знает, что я наверняка не больше двух сотен за все заплатил. А я и не платил, я эти ящики в качестве премии с одного строительных дел мастера взял, которому за истребление выворотня больше заплатить нечем было. А за выворотня я взял бы с полста, не больше. Тупая это тварь и возни с ней не много.
      – Триста. Тут тебе и прибыль, и доставка. – соизволила ответить она.
      Ну, пошел торг. А мне деньги нужны. Мне Пантелея ловить, а сколько его ловить придется – сами боги не ведают. Поэтому я мысленно благословился, и присел рядом с ней на край стола, вздохнул. Кстати, пахнет от нее приятно, мылом и чем-то вроде трав луговых. Духи такие, что ли? Для гномов слишком изящный запах, они любят что послаще да погуще. Максималисты, так сказать. Наверняка что-то от эльфов.
      – Ну, какие триста? – мягко сказал я, придвинувшись. – Мне же закон не позволяет торговать динамитом, головой рисковал, когда к вам вез. Пятьсот – хорошая цена, с учетом риска.
      Она не отстранилась, а наоборот, прижалась к моей ноге крепким бедром. Вздохнула немного неровно.
      – Ну так и вези обратно, если лицензии нет. – при этом неуступчиво заявила она. – Мы на торге вскоре совершенно по семьдесят пять за ящик купим совершенно легально.
      Моя ладонь накрыла ее мягкую детскую ладошку, Вара не отстранилась.
      – До торга вам еще полтора месяца ждать, а Дарри месяц назад жаловался, что динамит закончился, нечем новый зал заканчивать. Кирками колотите и клиньями.
      – Ну и что? – сказала она и ее ладонь заскользила мне по руке вверх, к плечу. – От сотворения мира так колотили, и спешки с этим залом нет. Подождем. Четыреста дам, за все, как на торге, считай.
      Четыреста уже неплохо, но вроде быстро она уступила. Торгуемся дальше. Я обнял ее за плечи, прижал к себе, шепнул: «Пятьсот за все тоже нормально, соглашайся». Она сразу ослабла телесно, голову к поцелую закинула, успев прошептать, правда:
      – От пяти сотен у тебя рожа треснет. Четыреста десять.
      Я впился поцелуем в ее пухлы теплые губы, рука оттянула эластичный вырез синего платья. Крепкая крупная грудь с твердым соском заполнила ладонь.
      – Четыреста девяносто. – скорее прошевелил я губами, нежели прошептал.
      – Четыреста пятнадцать. – простонала она и обняла меня так, что ребра треснули.
      Я схватил ее за плечи, отвернул к столу, нагнул. Она с готовностью согнулась, прогнув спину. Схватил за подол платья, закинул его вверх. Опа, белье она забыла надеть. Наверное, тоже торговаться готовилась. Моему взору предстали две круглых, крепких, и отличной, кстати, формы ягодицы. Потрясающая попа! И талия тонкая, мускулистая. Я вцепился руками сразу в обе и поразился – крепкие такие, что не ущипнуть. И ножки под ними хоть и не длинные, зато очень аккуратные и стройные.
      В тишине послышался лязг пряжки моего ремня, она чуть вздрогнула и прогнулась сильнее, будто поторапливая. Затем, видимо, чтобы я шевелился быстрее, чуть не крикнула:
      – Четыреста двадцать! Да что ты там копаешься?
      Охнула, когда я вошел в нее, горячую как печка и влажную как океан. Сильно подалась назад, прижимаясь задом к моему животу, задвигалась ритмично.
      – Золотая моя, какие четыреста двадцать? Четыреста восемьдесят, и ни копейкой меньше. – скороговоркой сказал я, стараясь попасть словами в такт движению.
      – Обола ломаного сверху четыреста двадцати не дам! Ой! – вскрикнула она, когда я толкнулся глубже и резче.
      – Четыреста восемьдесят!
      – Четыреста двадцать пять! – выдохнула она со стоном.
      Росточком она все же не велика, куда то я ей совсем глубоко попадаю. Говорят, что у гномов мужское достоинство длины невероятной. Это брехня, я с Дарри Рыжим и его родственниками сто раз в бане был. Вот с толщиной у них да, как они сами все у них комплекцией, а по длине мы опережаем.
      – Не торгуйся! Соглашайся. Четыреста восемьдесят отличная цена. – горячо зашептал я ей в ухо, почти прижавшись к нему губами и слегка укусив.
      Она зашевелилась еще энергичней, чуть не сбрасывая меня с себя, прошептала так же тихо:
      – Четыреста тридцать не хуже цена. И звучит красивей. Сам соглашайся, не дам больше.
      – Дашь.
      – Не дам.
      – Уже дала.
      – Дала и дала. И еще дам. А цену не подниму. – почти простонала Вара, вцепившись руками в какое-то бронзовое пресс-папье на столе.
      – И еще давай! – приналег я еще сильнее. – Четыреста семьдесят!
      – Четыреста сорок! – крикнула она, отшвырнув тяжеленную бронзовую фигурку от себя. Та со звоном упала на каменный пол, покатилась. От резкого движения лежащей лицом вниз договаривающейся стороны со стола посыпались бумаги.
      Я обхватил ее за бедра, чуть приподнял. Нет, не пушинка. Навалился, вдавил ее бедрами в край столешницы, покрытой зеленой кожей.
      – Четыреста пятьдесят. И следующие возьмете по столько же.
      – Черта тебе каменного, следующие. Заново договариваться будешь. Стараться! А-ах! О-о-ой! Четыреста пятьдесят! Согласна-а-а! Дава-а-ай! Дава-а-ай! Дава-а-ай!
      Снова что-то с грохотом посыпалось со стола, сдвинувшись к самому краю от тряски.

9

10