Я изо всех сил затянул толстую пеньковую веревку на длинном брезентовом свертке, уложенном вдоль кузова, отдуваясь и упираясь в него ботинком. Из свертка пахло кисло и гнилостно, снизу брезент промок. Я подумал, что брезент придется выбрасывать, такие запахи обычно еще и въедливые, держатся долго, давая возможность насладиться ими вволю. Ладно, вставлю его в счет, что выставлю конторе градоначальника, когда груз довезу до них. Придумали тоже систему учета! При прошлом городском голове хватало нескольких фотоснимков, даже пленки с негативами, а новый голова порядки поменял. На выборах он пообещал бороться с разбазариванием городского золота, вот теперь и заявил, мол, охотники и подделать могут фотоснимки, с них станется, так что, сказал, нехай они свои трофеи прямо сюда (в управу великореченскую, в смысле) везут. А уж тут мы их будем по счету принимать.
      Ладно, голова на то и голова, чтобы всему головой быть, а брезент они мне пускай в таком случае оплатят. А без брезента, и не перемотав сотней витков, я незнакомую тварь у себя за спиной никуда не повезу. А как ей воскреснуть доведется? Я таких раньше и не видел никогда, та еще страхолюда. Как вспомню, когда своей пастью, усаженной зубами как у тигра, оскалилась, да после рявкнула, так до сих пор волосы дыбом встают. А посему не знаю, что от нее ждать можно.
      Раньше я бы ее после фотографирования бензинчиком колдовским бы побрызгал, какого у меня дома целая канистра, да и запалил, и через минуту некому воскресать бы стало. А теперь везти придется. Ну да ладно, хорош жаловаться, за эту тварюгу, что двоих пастухов пожрала, голова полторы сотни золотом отсыпать обещал. На эти деньги можно месяц пить-гулять без остановки.
      Перебрался из кузова в кабину через толстую дугу из трубы, уселся за руль. Снял с плеча помповик и пристроил его справа от себя в держатель, рядом со стоящим там карабином, поправил на поясе кобуру с револьвером, чтобы не давила. Выудил из кармана брезентового пыльника ключ, воткнул в замок справа от черного большого руля, повернул. Шестицилиндровый мотор рыкнул, из вертикальной выхлопной трубы-шнорхеля, что справа от стойки стекла торчит, вылетел клуб вонючего дыма. Успел остыть, хоть и стоял недолго вроде. Пришлось даже «подсос» чуток подвытянуть, чтобы обороты держались. Сдал задним ходом, подпрыгивая на кочках так, что грохотал откидной задний борт, выбрался на проселок, а затем, переключившись на первую, поехал вперед, в сторону Великореченска.
      Машина, тяжелая и шумная, шла, тем не менее, по разбитой грунтовке легко, и стрелка на черном круглом циферблате спидометра подползала к беленьким цифрам «40». Для такой дороги очень даже неплохо, даже очень быстро, вот что значат большие колеса и изрядный вес. Почти и не трясет, так, покачивает, как лодку на пологой волне.
      Полуторка эта была моим последним и главным приобретением, если считать, конечно, после маленького подворья в Великореченске. Не то, чтобы у меня раньше машин не было. Были, разумеется, куда же без них? Был небольшой везедходик, который именовали «козлом» за его прыгучесть, и «виллисом», больно уж он был похож внешностью на некоего прародителя двухвековой давности и не из этой жизни. Такая же простота, ни дверей, ни крыши, кузов сварен из гнутого стального листа и посажен на могучую раму из стального же профиля. Хорошая была машинка, даже не слишком старая, ей лет семь всего было, когда я ее перекупил у приказчика одного тверского купчины, но вот одна беда – привод был у нее только на задние колеса. Пожадничал купчина, когда приказчику машину подбирал, сэкономил рублей двести золотом. А мне такое дело никак не подходит, по моим делам во всякую глушь иногда забираться приходится. Мне без полного привода никак и никуда. Большие колеса «козла» вкупе с немалым клиренсом еще выручали, но как говорится, все не то, все не то…
      До «козла» была еще у меня «багги», проходимая, но очень маленькая и легкая машина на трубчатом каркасе. Но «багги» я вообще от бедности тогда купил. Без транспорта в моей работе нельзя, но и с таким транспортом тоже не годится. Себя довезешь до места, но мне подчас одной экипировки под центнер надо, да и добыча не всегда мертвой нужна, а как живую да спеленатую на такой тарахтелке довезешь? Вот и оставался без многих заказов. Хотя на ней чуть не по болотам гонять можно было.
      А вот полуторка, на которой я сейчас еду, самое что ни на есть новье. На полуторку со старых картинок, от иной жизни доставшихся, современницу «виллиса», она похожа как щука на плотву. Точнее – и вовсе не похожа. Напоминает, наверное, все тот же «виллис», только подросший в высоту и ширину. Спереди у машины аж три сиденья, а за ними – сварной грузовой кузов. В кузове можно борта вниз откинуть и из них получатся лавки вдоль бортов, человек на восемь хватит, только мне этого не надо. Я вообще все больше один езжу.
      Полный привод аж на шесть колес, бампера такие, что можно любые ворота ими выбить, спереди и сзади крючья под ручную лебедку, колеса могучие, мне так по пояс примерно будут. Чтобы в кабину подняться, надо рукой за ручку ухватиться, что на боковой стойке, и ее запаску обогнуть. Можно и не хвататься, конечно, но придется подпрыгивать. Высоко сидит машина, от дна кузова до земли полметра будет. Еще одна машина тех времен на мою полуторку похожа была – «хаммер», только колес у него меньше, хоть до последнего нам далеко все же, да и знаком он только по картинкам.
      Теперь у нас упростилось все очень в устройстве своем, в связи с падением технологического уровня и одновременно с этим, из-за стремления к ремонтопригодности в любых условиях. И подвесочка у нас теперь рессорная и шкворневая, и мосты у нас неразрезные, что спереди, что сзади, и движок попроще, терпимый к плохонькому низкооктановому бензину, но внешне действительно похоже получилось. С передачами у нас тоже все просто: вперед – всего четыре. Ну и назад одна, не без того. Зато с синхронизаторами, не надо два раза сцепление выжимать, как на «козле». Ездит не быстро, разумеется, так быстрых машин и вовсе не осталось, дорог для них нет больше. А вот по ямам да колдобинам, грязи да снегу, едет бодро и полторы тонны груза, как следует из названия самой машины, тащит.
      Досталась она мне всего лишь годовалой и за треть цены. Новую такую, из Нижнего Новгорода, мне по деньгам ни в жизнь не потянуть, не моего полета птица. Их в нашем городе всего лишь несколько у купцов, предмет всеобщей зависти. Да еще у урядников две таких, с пулеметами в кузове. Она как четыре моих бывших «козла» стоит, да подфартило мне взять заказ от одного землевладельца местного, которого какая-то нечисть совсем со свету сживала. От нечисти я его избавил, да вот вышла закавыка – нечисть, по ближайшему рассмотрению, оказалась вовсе и не нечистью, а нежитью, и к тому же старшим братом упомянутого землевладельца, им же невинно и убиенным.
      Сам то барин сразу не скумекал, кто за ним охотится, что братец родной за ним с того света пожаловал с целью справедливой и кровавой мести, и обратился к охотнику, а когда мертвяка одержимого я изловил, правда и всплыла. Неагрессивным мертвяк оказался, Гайалом стал, вместо последнего и решительного боя предпочел со мной поговорить. У мертвяков «мстителей» такое часто бывает, что не враждебны они никому, кроме конкретной жертвы.
      С околоточным то нашим, великореченским, некромант неплохой иногда работает, когда зовут и приплачивают, вот он и поспрошал пойманное чудище. А тот как на духу историю всю и выложил, заклятьями придавленный, как его брат родной в болоте утопил.
      Дальше все было просто. С мертвяками что самое главное? Не врут они никогда, не умеют, особенно если некромантом знающим пытаемы. Да и другие доказательства сыскались. Затем был суд, скорый и справедливый, заказчика моего на виселицу отправили за смертоубийство, а коль наследников не было, то имущество пошло с молотка. Землю арендаторы из аборигенов раскупили, а мне, как поимщику оной нежити, право первой ночи на распродаже предоставили. Вот я полуторку то и ухватил. Подзанял денег под продаваемый «виллис», у кого смог, у себя в кубышке покопался, по сусекам пошарился, выскреб все остатки, и все же купил. Потом, правда, месяца два на еду едва хватало, но вскоре «козел» продался, а затем был еще заказик денежный, в общем – выкрутился.
      А теперь на такую покупку нарадоваться не могу. Я на ней, когда заказов по главной моей специальности не было, и город никаких наград ни на что не обновлял, не раз мотался в Серые горы, что на месте бывшего Вышнего Волочка раскинулись, и там скупал у гномов всякие полезные железяки. И вез их в родной город Великореченск, где и продавал с немалой выгодой для себя. До летнего торга из своих пещерных заводов ни ногой, а к ним тоже не попадешь. Не пустят, и весь сказ. Обычаи у них такие, а с гномами как? Если втемяшилось что в его круглую бородатую башку в форме обычая, предками завещанного, то не вышибешь не то что кузнечным молотом, а даже аммоналом, хоть в оба уха ему заложи.
      А мне повезло, завелись у меня в тамошней владетельной семье знакомства. Спас я как-то, хоть и случайно совершенно, даже сам не понял, что сделал, дочку тамошнего управителя Дарри Рыжего, Вару. Круглолицую, розовощекую и пухленькую девицу, очень-очень симпатичную даже по человеческим меркам, если вам нравятся такие задорные розовые пухляшки маленького роста, с типичными для всего гномьего племени хитрыми голубыми глазками. Охотился я неподалеку от их владений на одну восьминогую чешуйчатую тварь, по заказу, а тварь, как потом выяснилось, охотилась на загулявшую в лесу гному. Когда тварь замерла перед последним прыжком, собираясь приступить к завтраку, я всадил ей в бок гарпун из здоровенного арбалета, а трос от которого уже был накинут на толстую сосну. Завтрак как-то забылся, тварь на заговоренной веревке заметалась так, что чуть дерево с корнями не вырвала, а я же с удаления расстрелял мечущуюся на привязи зверюгу из «Секиры», уже не торопясь, крупнокалиберными пулями с закаленным сердечником.
      Как бы то ни было, гному я спас, она вылезла из кустов сразу же, как только восьминогий… этот самый, короче, не знаю, как назвать, испустил дух. Я ее проводил до общинных ворот, передал с рук на руки охране, и расчувствовавшийся папаша объявил меня «добрым гостем общины». А это не просто слова, это такой медальон, который надо предъявлять, и такой документ на пергаменте, который можно в сортир выбросить, но с медальоном разрешается ездить туда, когда в голову взбредет. Романтическая история охотника и принцессы, только вместо свадьбы охотник и принцесса заключили выгодный торговый союз, и она не стеснялась брать в свою пользу комиссионные с моих покупок в их кузнях.
      Так, предаваясь воспоминаниям, я пересек поле, и въехал в сосновый лес. Рытвин стало меньше, зато колеса застучали по выпиравшим из под песчаной почвы, усыпанной иголками, узловатым корням. Стало темнее, благо день и так клонился к сумеркам, и с утра в небе висела какая-то хмарь, закрывавшая солнце. Пасмурно было, в общем, и дождило время от времени, хоть и не сильно. Апрель, что вы хотите?
      В лесу вообще чуток повнимательней надо быть. И зверья в нем побольше, чем в чистом поле, и нечисти хватает. Тот же леший так может тебе извилины заплести, что сам не заметишь, как с дороги съедешь. Пешему в таких обстоятельствах так и вовсе хана обычно, пойдет куда ведут, пока не схарчат, а с теми, кто за рулем, сложнее. Но все равно, можно так съехать, что обратно не выедешь.
      Я пощупал висящий на груди на веревочном шнурке амулет от морока. Даже не амулет это, а серебряная бляха на шнурке, знак моей принадлежности к почтенному в этом мире сообществу охотников. Как раз и защищает нас от морока, ментального доминирования и любого иного воздействия на сознание. Полезная штука, наша бляха.
      Однако в лесу было тихо, разве что темновато, пришлось фары включить. Свет по любому лишним не будет, не важно, солнечный он, или электрический, а все одно – Свет. Иную погань можно обычным фонариком отпугнуть, настолько той же нечисти подчас свет не по нраву. Хотя, далеко не всей, очень далеко не всей.
      Дорога шла через сосняк напрямик, даже руль крутить почти не надо было, поэтому я достал из «бардачка», откинув железную крышку, пакет с бутербродами, и фляжку с клюквенным морсом. Развернул бумагу, достал бутерброд, ветчина на ржаном хлебе, и вцепился в него зубами. Класс! С утра не жрамши, а сейчас вечер уже. Как раз все четыре бутера заточить успею, пока до места доеду.
      Сосняк закончился минут через тридцать, дорога нырнула в пологий овраг. Я перебрался вброд через мелкий, но широкий ручей, аккуратненько, на первой передаче, не останавливаясь ни на секунду, чуть подгазовав, выбрался на обратный склон. Колеса немного забуксовали на мокром песке, но полуторка все равно выбралась без проблем, и вновь очутились в поле, на этот раз, засеянном льном. Лен, по нынешним временам, сельхозкультура, почитай что основная. И не только в наших краях, где его исторически растили. Он ведь теперь вместо хлопка, а тут он родит хорошо. Ткут из него льняные ткани и продают их до самых низов Волги, очень большая статья дохода нашему Великореченску. Аборигены и так со льном умели управляться, а после того как мы, пришлые, здесь появились, внедрили в это дело технологии и даже фабрики открыли. Теперь местные льняные ткани по всему миру расходятся, это до нас их только для себя здесь и делали.
      Льняное поле огибало выбросившийся в него, подобно полуострову, язык леса, и когда я его обогнул, увидел вдалеке стены Великореченска. Почти что дома, к тому же с удачей. Добыча то вон, в кузове валяется, сюрпризов ждать уже и не следует, похоже, скоро денежки с городского головы получу – и отдыхать. Заслуженно. С ощущением выполненного долга.
      В поле заметил парный патруль конных урядников. Двое в длинных плащ-палатках, кожаных фуражках-«комиссарках», с шашками в ножнах и с карабинами СКС, висящими наискось за спиной, стволами вниз, сидели в седлах. Один оглядывал окрестности в бинокль. Прямо картинка из букваря: «Урядники на посту защищают нас от нечисти», тем более, что у конских ног стояла большущая собака с хвостом бубликом и обрезанными ушами – кавказская овчарка. Патруль без собаки считай, что и вовсе не патруль. Собаки (как и кошки, впрочем) чуют нечисть за версту. Человек так не умеет. Но дело к темноте, скоро этот патруль за городскими стенами спрячется. Против того, что ночью выходит на охоту, карабины могут не помочь, равно как и собака.
      Вот за что люблю заказы от городского головы, так это за то, что у него все они связаны с одной тематикой: «Зачистить окружающую город местность от чудовищ». А это значит, что не нужно ездить далеко. Часа не прошло, я уже к самым городским стенам подъехал. И тоже до темноты успел, только смеркаться началось. По моей работе так где только ночевать не доводилось, и за возможность делать это дома, в своей постели, большое голове спасибо.
      Стены у Великореченска бревенчатые на бетонном фундаменте, как и все, что строится в эти времена в наших краях. А по верху, во множество слоев, увиты «егозой». И перед ними, как перед траншеями времен Первой Мировой войны, на забитые во множестве колья намотана колючая проволока. Не проехать, не пройти. Между проволочными заграждениями и стеной проход оставлен, по нему днем патруль проходит, пеший.
      Дорога пошла вдоль стены к Главным воротам. Кроме них есть еще Речные ворота, которые прямо к пристаням городским ведут, и есть ворота Малые, которые все больше по служебным делам используются. Главные же ворота главные и есть. Перед ними огорожен колючей проволокой большой выгон, где днем шумит-галдит небольшой базарчик. Там торгуют хуторяне из аборигенов, привозя в город дары своих садов и огородов, и там же для хуторян держат небольшие лавки городские купцы. Всем так проще. Хуторянам в воротах толкаться-проверяться не надо, и товар для себя они всегда какой-нибудь покупают. Им и инструмент нужен, и одежда, и много что еще. У них своего, кроме еды, и нет ничего больше. А в Великореченске как раз народ пожрать любит, так почему бы не помочь друг другу?
      Сейчас рынок почти свернулся. Хуторяне со своими телегами и машинами уже давно разъехались или в городе спрятались, а теперь за городские стены со своим товаром убирались купеческие приказчики. У выезда с выгона стоял камуфляжной расцветки «козел» с раструбом сирены на капоте и красной мигалкой на стальной трубе, торчащей вверх. Возле него топтались еще двое, но без плащей, в кожаных куртках и в тех же кожаных «комиссарках». У обоих на плече по дробовику и по пистолету в кобуре. Эти весь день следили за порядком на рынке.
      Вообще, у нас урядники в городе сила немалая. Городок у нас торговый, народу приезжего много, так что возле берега хватает у нас и гостиниц, и трактиров, и игорных домов, и даже борделей. Поэтому жилая часть Великореченска, Холм, отделена от Берега, где все это гульбище гудит, самой настоящей стеной. Не такой, как городская, но и немалой. На Холме всегда тихо, там местные жители живут, даже в трактирах благодать и степенство, а вот на Берегу… В пятницу вечером, скажем, туда и зайти нормальному человеку боязно. Как один писатель из прошлого мира сказал, некто Зощенко: «В ушах звенит от криков и разных возможностей».
      Поэтому же в городе у нас урядников много, а хлопцы они все ражие и с хулиганами не церемонятся. И в холодную запрут, и морду набьют, и к судье уволокут. А как судья рассудит, что с тобой делать, так на то его судейская воля. Право у нас все больше процветает английского образца, то есть «прецедентное». Если решит судья однажды, что за драку в борделе полагается два месяца городские нужники вычерпывать, то так и дальше пойдет. Создан прецедент, если по-умному выражаться. И каждый следующий скандалист будет при золотарской бочке вахту нести, покуда двухмесячный срок не выйдет. Очень популярная в нашем городе кара для мелких злодеев мужеска полу. И колодцы-септики всегда чистые.
      На воротах, в первом этаже сторожевой башни, в кордегардии, дежурил еще один страж порядка, в звании старшего урядника, а с ним – целых шесть ополченцев. Содержать городу гарнизон не под силу, это уже роскошь, по нынешним временам, вот все мужики городские, да и баб немало, ходят на дежурства. На сторожевые вышки, стены и ворота. Я не хожу, правду говоря, потому как охотники, те, что с лицензиями, и так всегда на городской службе числятся. Нас в любой момент вызвать могут, куда там городу понадобится. С нас даже налог берут именно таким образом – услугами.
      Объехал я выгон, тормознул в воротах перед тяжелым бревном со шлагбаумом. Подошел ко мне один из ополченцев, второй его из бойницы страхует. На башне стволы пулеметной спарки уставились в сторону леса, а вот еще двое ополченцев стволы дробовиков на меня навели. Смотрят настороженно, пальцы на спусковых крючках. Не забалуешь. Мы все друг друга знаем, здороваемся, городишко то маленький, да только мало ли кто из дикой земли в город с моей личиной вернулся? Чего в наших краях только не случается…
      Ополченец у шлагбаума поздоровался вроде как приветливо, и протянул мне деревянный резной жезл, с костяным округлым наконечником. Я положил левую, с сердечной стороны, ладонь на костяное навершие. Когда выезжал из ворот, я тоже так сделал, и жезл мою ауру запомнил. А теперь должен этот «оттиск» мне обратно вернуть. Если что-то не так, жезл красным засветится, а меня задержат «до выяснения». Вызовут наряд с дежурным колдуном, и тот уже дальше разбираться будет, моя ли аура так изменилась, или кто другой мою личину натянул.
      А по-другому в наших краях никак нельзя. Прямо за спиной караульного на тяжелых бревнах боковины башни четыре глубоких следа от могучих когтей, и темные пятна. Уехал так один горожанин в дальнюю дорогу, а вернулся оборотнем. И при проверке успел обратиться, и караульному почти начисто башку снести с одного удара, второй удар уже в стенку пришелся. Оборотня то расстреляли, у тех, кто подстраховывает, половина картечин в патронах серебряные, а вторая половина – заговоренная, парализующая. Такой заряд любого оборотня в клочья рвет, но караульного схоронили, бедолагу. Так то.
      С приезжими проверка еще сложнее. Они через проходную по одному идут, и проверяют их сразу шестью разными способами. И человек ли под личиной, или там, скажем, гном, или иной нормальный член одной из рас, населяющих наш новый странный мир, или кто иной уже? И привержен ли он злу вообще, а сейчас в частности? Не под чьим ли ментальным контролем он сейчас находится? Не оборотень ли он? Не упырь ли? И так далее.
      Жезл дружелюбно мигнул мне зеленым свечением, и ополченец обошел машину, заглядывая в кабину и в кузов. Помповик со складным прикладом и коротким стволом он держал в руках. Для этого места идеальное оружие. Если и начнется заваруха, так на расстоянии вытянутой руки, а на таких дистанциях боя дробовик пострашней пулемета будет.
      – А это что? – спросил он меня густым басом, кивнув на брезентовый сверток в кузове.
      – Шестиногий пятихрен. – ответил я. – За которого голова награду предложил.
      – Да ну? – удивился ополченец. – Добыл, что ли? Того, что скот рвал на дальних пастбищах? С пастухами купно? А покажешь?
      – У управы выставят и приходи смотреть. – отрезал я, ответив тем самым сразу на все вопросы. Не слишком подробно, зато категорично.
      Не хватало еще здесь с брезентом возиться, чтобы ополченческое любопытство потешить. И вообще, пусть службу несут, нехрен им…
      – Давай, подымай свое бревно, хорош лясы точить. – изобразил я раздражение.
      Мне можно, я сейчас герой. Ополченец чуть не во фрунт вытянулся, и бревно от опоры отомкнул. Раз уж я такой герой, то и почести мне соответственные. Я завел мотор и въехал в ворота, которые через полчасика закроются уже до рассвета. Вход в город будет только через ворота служебные, узкие, с чародейским шлюзом для проверки ночных визитеров. Как солнце уходит, бдительность втройне повышать надо.
      От ворот в глубь города вела широкая, хоть и немощенная улица, называемая Главной. Ее только регулярно гравием подсыпали, чтобы грязь не разводилась. Справа потянулись заведения увеселительные, откуда уже пьяные голоса на улицу доносились, и за окнами девы распутные повизгивали. Слева – купеческие конторы, гостиные дворы, гостиницы и дворы постоялые. Это – Берег, тут сплошь приезжие, с караванами пришедшие, или рекой, с баржами. Сгрузили товар по лабазам, а теперь веселятся.
      Я разминулся с урядническим «козлом», затем снова с конным патрулем, причем у урядников вместо шашек висели длинные дубинки. Тут рубить некого, зато для дубин зачастую работы хватает. Во хмелю гости нашего славного города буйны бывают.
      Примерно на середине Главной улицы я свернул налево, на Волжскую. Она вела от берега к центральной площади Великореченска, до которой я доехал за минуту. Тут недалеко, Берег все же район небольшой, конторы с гостиницами, кабаки, да и все. А Центральная площадь как раз и находилась на границе между Берегом и Холмом. На ней и городская управа, и острог маленький, и околоток, и городская больница. И даже театр, который еще и цирком работал, когда к нам артисты наезжали.
      Перед околотком стояла виселица на три «висячих места», сейчас пустая. Коновязь и стоянка были забиты машинами и лошадьми, как раз пересмена шла. Я даже увидел нашего станового пристава, Битюгова Степана, который свою фамилию на двести процентов оправдывал. Росту он был немерянного и шириной плеч мог спорить с двумя гномами сразу. Гора, а не человек. Сейчас он раздавал последние цэу новой смене урядников, столпившихся перед околотком. Работали моторы «козлов», пахло выхлопными газами и конским навозом.
      Прямо напротив околотка находилась городская управа. Возле нее было тихо и именно туда со своей добычей мне и было нужно. У крыльца, на скамейке под навесом, сидел, ссутулившись и покуривая папиросу, Сидор, дедок лет семидесяти, прирабатывавший в управе на какой-то универсальной должности, включающей в себя обязанности привратника, уборщика, ремонтника и еще десятка два других. Увидев меня, он поднялся, опираясь руками на колени.
      Я остановил машину прямо перед Сидором, заглушил мотор.
      – Чегой привез, сокол? – спросил Сидор.
      – Чего просили, то и привез. – в тон ему ответил я. – Кто будет добычу принимать?
      – Ванька Беляков здесь. – Сидор показал пальцем на открытое окно второго этажа. – А голова домой ушел уже.
      – Давай Белякова, если он вексель выпишет.
      Сидор запрокинул голову и неожиданно громким и гулким для его возраста голосом проревел:
      – Ванька!!! Ванька!!!
      Окно на втором этаже бревенчатого здания с треском распахнулось, и оттуда высунулся Ванька Беляков, молодой, сообразительный, вечно взъерошенный и донельзя пронырливый помощник городского головы.
      – Сидор, чего орешь? – давшим «петуха» голосом крикнул он.
      – Охотник с добычей приехал. – кивнул Сидор на меня. – Денех с тебя хочет. Плати.
      – А-а-а… – с сомнением протянул Ванька. – Сейчас спущусь.
      Его круглая вихрастая физиономия исчезла в окне, и через минуту Ванька материализовался на крыльце. Ванька был одет в высокие сапоги, галифе для верховой езды и почему-то пиджак с галстуком. Выглядел такой наряд, по меньшей мере, дико, но Ванька в нем явно себе нравился.
      – Здоров, Сань. – важно и покровительственно поздоровался он со мной. – Кого завалил?
      – Того, за кого сто пятьдесят золотом. Давай, отсчитывай.
      – Уверен? – с неискренним сомнением спросил Ванька.
      Я не ответил, забрался в кузов, бухая тяжелыми высокими ботинками по металлическому полу, и начал распускать бесконечные петли веревки, стягивающей брезент. Сидор с Ванькой не вмешивались и лишь наблюдали за процессом. Подошли даже двое урядников, заступивших уже на смену и теперь проявивших здоровое любопытство.
      Минут за пять мне удалось освободить сверток от веревок, и я откинул брезент.
      – Ох… итиить…
      – Твою мать!
      – Ой-е-е…
      Нечто подобное протянули все присутствующие, каждый на свой лад. Действительно, было с чего поразиться. Тварь, лежащая в кузове моей полуторки больше всего напоминала смесь бабуина-переростка и тигра. На первого она смахивала статями, на второго – размером, расцветкой и калибром клыков и когтей. Кроме того, от твари шел заметный след магии. Если кто умеет это чувствовать, конечно. Похоже, что тварь происхождения скорее магического, чем естественного. Побаловался кто-то, вывел ее.
      В груди твари было три здоровых дыры от сегментных пуль из дробовика, голова дважды прострелена из револьвера. Контроль. Из ран вытекла какая-то бурая густая кровь, от которой и шел этот тяжелый трупно-гнилостный запах. Пока тварь жила, никакой особой пахучестью она не отличалась. Сейчас кровь уже свернулась, из чего следовало сделать вывод, что воскресать чудовище не будет.
      – Это тот самый, что скот и пастухов за Выселками порвал? – спросил один из урядников.
      – Он самый. – согласился я. – Иван, где деньги?
      Ванька стоял, глядя на зверюгу и открыв рот, так что мне даже пришлось пихнуть его в бок. Он спохватился.
      – А где я их возьму в такое то время? – громко завозмущался он. – Приходи с утра, когда голова в управе будет, к нему иди, и он скажет, платить или не платить.
      По такой васькиной словесной суете я сразу понял, что, во-первых, ему лень выписывать вексель, во-вторых, он перестраховывается, и в-третьих, пытается перепихнуть решение финансового вопроса на начальство. Такие мысли надо пресекать в зародыше.
      Я ничего не ответил, а лишь натянул на руки толстые резиновые перчатки, валявшиеся у меня в кузове, ухватил мертвого «бабуина» за мускулистую конечность, покрытую свалявшейся рыжей шерстью, и потащил его к краю кузова. Ванька сразу заподозрил неладное и заголосил:
      – Ты… ты чего делаешь, а?
      – Выгружаю добычу. – строго заявил я. глядя ему в растерянные глаза. – Ты что думаешь, я эту вонючку буду в кузове хранить до завтра? Тут у вас полежит, вы налюбуетесь вволю, а с утреца я подойду. Во сколько, говоришь, голова на службе будет?
      – Куда ты выгружаешь! – замахал руками Ванька, пытаясь встать на пути влекомого мной тела чудовища. – Даже не думай.
      Я как бы случайно выронил лапу монстра, которую удерживал в руках, и она упала Ваньке на голову. Тот взвизгнул неожиданно тонким голосом, отскочил назад, а я снова демонстративно взялся кантовать тяжелую обмякшую тушу.
      – Ваняша, я ведь знаю, что векселя у тебя в сейфе хранятся, головой уже подписанные, и ты знаешь, что работа сделана. – попутно сказал я отряхивающемуся непонятно от чего Ваньке. – Так что решай: или эта гадина у вас лежит на крыльце до завтра, или ты выписываешь вексель сейчас. Третьего не дано.
      Ванька посмотрел на меня с обидой, даже нижнюю губу выпятил, и сказал:
      – Ладно. Потерпеть он до завтра не может. Выпишу я вексель. Пусть мне завтра голова башку открутит за нарушение финансовой дисциплины.
      – Пусть. – легко согласился я. – Твоя башка, мне то чего ее жалеть? Над каждой башкой не наплачешься.
      Васька окончательно обиделся и ушел в дом. Появился обратно он всего через пару минут, с тонкой картонной папочкой в руке, не говоря ни слова, протянул ее мне, буркнув: «Именной, палец прижми». Я принял папку от него, развернул. Там лежала бледненькая голубовато-розовая бумага, на которой я в нужных графах прочитал «Волкову Александру» и «золотом Сто пятьдесят руб.». То, что нужно. Затем я прижал большой палец к блестящему кружку в уголке векселя. Кружок слегка засветился и снова померк. Все, теперь защита меня запомнила и никто иной векселем воспользоваться не сможет. А мне достаточно ладонью провести над кружком, и он мигнет в ответ.
      – Видишь, Вась, как все просто? – похлопал я его по плечу, присев в кузове на корточки. – А что с добычей то делать будем? Сгружать, или как?
      Ванька явно озадачился. Над этой проблемой, судя по всему, у них еще никто не задумался. Сказать, мол, сразу в печку вези, в крематорий, в смысле – получается, что вся идея доставки добычи в городскую управу псу под хвост. Выставлять на обозрение, так от вони загнешься. Тем более что развернутая мертвая тварь начинала вонять совершенно непереносимо, как будто перед нами на сорокоградусной жаре раскинулся хорошо выдержанный скотомогильник.
      Я терпеливо ждал, глядя на ванькино лицо, отображающее напряженную работу мысли. Затем Ванька махнул рукой и сказал:
      – Голове домой позвоню, спрошу.
      – Спроси голубь, спроси. – неожиданно влез в разговор молчавший доселе Сидор. – Он тя, голубя, наставит.
      Васька вновь исчез в здании управы и вскоре со второго этажа донеслись приглушенные звуки телефонного разговора. Дозвонился, видать. Надеюсь, голова велит оставить тварь возле управы. И везти в крематорий неохота, и опять же, охота дать понюхать добычу голове, который с утра на службу заявится. Пусть оценит лично мудрость своих распоряжений.
      Ванька появился минут через пять с довольным выражением лица.
      – Главный сказал в крематорий везти. – объявил он.
      – Не вопрос. – согласился я. – Пиши распоряжение.
      – Какое такое распоряжение? – вновь начал закипать помощник головы.
      – Известно какое. На кремацию неизвестной мертвой твари, доставленной в город по распоряжению управы. У меня без такой бумажки тварь все равно не примут. – пожал плечами я.
      Ванька вновь задумался. Как ни крути, но я был прав. Точнее, сжечь тварь могли и без распоряжения управы, но тогда мне пришлось бы платить за это своими кровными. Целый червонец. А мне своих пречистых на такое дело жалко, если откровенно. И Ванька знал, что платить я не буду.
      – Достал ты меня, Сашка. – заявил он, но снова удалился в управу.
      Еще через три минуты он снова появился, неся в руках голубенький бланк распоряжения.
      – Вот, теперь все чин чином. – кивнул я, прочитав текст и удовлетворенно кивнул. – Умеешь ведь, когда хочешь!
      С этими словами я хлопнул Ваньку по плечу так, что из чесучового пиджака вылетел целый клуб пыли.
      – Язва ты. – потер плечо Ванька.
      – Да ладно… делов то… А то бы сам эту вонючку здесь по земле ворочал. Оно тебе надо?
      Оставив тружеников управы, я снова завел машину и поехал дальше, вдоль ограды Холма, в дальний конец города, к самым пристаням. Там, среди деревянных одно и двухэтажных домов, составлявших сто процентов городской застройки, высилось единственное здание, выстроенное из желтого кирпича – городской крематорий. Без крематориев в этих краях никак. Даже из освященной земли подчас мертвяки вставали и безобразничали, причем формы неупокоенности были самые разные. Проще оказалось чтить граждан огненным погребением, а заодно, но уже в отдельной печи и в отдельном корпусе, поплоше, сжигали все что можно. Ведь и про неупокоенность у свиней тут тоже не раз слышали, лучше перестраховаться.
      Без страховки случалось такое, что и в дурном сне не предвидится. Режут, скажем, свинью на мясо, и режут без ума, не специальным ножом. Сэкономили на убойщике, вроде как. И получилось жестокое и беспричинное убийство невинной твари, да еще и без достойного захоронения. Не считать же таковым опаливание щетины? А раз случилось такое, то свинья возьми, да и восстань, в целях осуществления личной мести, и вполне обоснованной при том, отрасти клыки как у тигра, да давай резчиков жрать. Каково, а?
      Едва я подъехал к воротам частокола, огораживающего крематорий, калитка в них распахнулась, и передо мной появился мрачный усатый мужичок лет сорока.
      – Чего привез? – поинтересовался он.
      Я показал пальцем себе за спину и сунул ему голубую бумажку с распоряжением. Тот прочитал ее, поморщился как от зубной боли.
      – И что? Нам потом за работу кто-нибудь заплатит?
      – А я знаю? – резонно возразил я. – Подпись видишь? Помощник городского головы Беляков. С него и спрашивай. У него на любой вопрос завсегда ответ есть.
      – С него спросишь! У него ответ есть, верно – «пошел в жопу» у него ответ. А нам опять за бесплатно работать.
      Уровень эмоций у работника крематория начал повышаться. Есть такой тип людей – дурак-самовзвод, с уклоном в вечный пессимизм.
      – Но все же ответ, верно? Ладно, велик труд, тележку с тушей до печки дотащить. – урезонил я усача.
      – Да много ты понимаешь! – аж взвился мужик. – Нам сюда какую только дрянь не привозят, и все, что по команде из управы – на халяву.
      – Ты кому подчиняешься? – спросил я мужичка.
      – В смысле?
      Я явно сбил его с волны, на гребне которой он собирался произнести целую обличительную речь. А мне надо ее слушать, когда этот бабуин зубастый у меня за спиной воняет?
      – В смысле твоей лавочкой город командует или частный владелец? – расшифровал я ему свой вопрос.
      – Город.
      – Тогда выгружай тушу и не гунди. Тоже мне, сирота нашелся. Начальство приказало и изволь выполнять.
      Мужик разозлился окончательно, но перечить не стал. Разве что ворота перед моей машиной ему пришлось открывать трижды – со злости он так толкал створки, что они возвращались обратно. В конце концов, он с воротами справился, и я задним ходом заехал в тесный двор. Мужик постучал ладонью в окошко маленькой бытовки, откуда высунулся заспанный парняга-абориген изрядных габаритов.
      – Просыпайся, работа есть. – чуть не прошипел ему мужик.
      Я сделал вид, что мне его настроения безразличны. Впрочем, мне даже такой вид делать было не надо, его эмоции меня и вправду мало волновали. Мужики, сердито сопя, выволокли тушу из кузова, и я крикнул им: «Брезент тоже сожгите!». После чего с досадой вспомнил, что забыл истребовать с управы его стоимость. А такой брезент рублей пять золотом стоит, а они на дороге не валяются. А теперь поздно, придется из премии вычитать. Теперь уже с Васьки гроша ломанного не допросишься.
      Мужики ничего мне не ответили, но загаженный брезент сгребли и бросили в тележку поверх лежащей в ней туши монстра. Впряглись в нее и покатили ее в ворота. Я не стал дожидаться, когда они выйдут обратно, а выехал со двора на улицу. Свернул направо и снова поехал в сторону Центральной площади. Через те ворота мне было проще всего заехать на Холм.
      В воротах стоял знакомый урядник, который махнул мне рукой, я ему ответил тем же. Холм не зря так назывался, и дорога понемногу пошла вверх. С обеих сторон потянулись высокие крепкие заборы, за многими лаяли собаки. На заборах дремали важные коты, во дворах и на улице играли дети.
      Сначала с обеих сторон шли дома двухэтажные, городского купечества, затем потянулись одноэтажные, людей попроще. Все они были сложены из мощных сосновых бревен, крыты металлическим профнастилом или жестью, окружены добротными заборами. Городок Великореченск не бедствовал. Расположенный на перекрестке караванных и речных путей, торговал он со всем течением Великой.
      Пару раз свернув налево и направо, я подъехал к воротам, выкрашенным в зеленый цвет совсем недавно. Сам красил. Остановил машину прошел через калитку во двор, выдернул крепкие шкворни из петель и распахнул ворота. Вернулся к машине, загнал ее во двор, поставив под крепкий навес. Сейчас лето, сухо относительно, можно и так. А зимой я ее всегда в сарай ставлю, берегу. Затем запер ворота, вытащил из кабины оружие и свой рюкзак, взвалил все на плечо и пошел в дом. Протопал ботинками по дощатому крыльцу, вошел в сени. Рюкзак сбросил на пол, а оружие пронес в горницу, и установил в пирамиду. От оружия очень часто моя жизнь зависит, так что забочусь о нем я первее, чем о самом себе.
      Затем вывалил вещи из рюкзака, разложив их на лавке, залез в шкаф, где стоял маленький бочонок с краном, в котором ничего не грелось и не выдыхалось, нацедил из него пива в глиняную кружку с рунами здоровья и отдыха после пути. Отпил, аж сощурился от удовольствия. Хорошо!
      Вышел на крыльцо, сел на скамеечку, вытянул гудящие ноги, снова отхлебнул из бутылки. Пожалуй, свою работу я больше всего ценю за вот такие возвращения домой. Пусть я и холостяк, и не ждет меня здесь никто, но дом у меня хороший и я его люблю.
      Я огляделся. Подворье было окружено двухметровым забором, собранным из крепких крашеных деревянных плах. Добротные ворота. Во дворе большой сарай, скорее даже амбар, с антресолями по кругу, у стены стоит банька, возле нее притулились поленница и летний душ. Дом небольшой, но новый, выстроенный всего год назад на месте старого, принадлежавшего не мне и пришедшего в негодность у нерадивого хозяина. Резные наличники, крепкие ставни, аккуратные рамы. Бревна подогнаны одно к одному. В доме две больших комнаты, горница и спальня, кухонька, совсем небольшая, и сени. Сени холодные, а кухонька прямо в горнице, к печке пристроена. Ну и плитка есть газовая, не без того. У нас тут все же не средневековье, хоть иногда я в этом и сомневаюсь. Нет, не так: в княжестве у нас почти не средневековье, а вот вокруг – оно самое.
      Главное достижение нашего городка по сравнению с былыми деревнями – электричество, нормальный водопровод и самое главное – колодцы-септики вместо классических выгребных ям. Не хитрая конструкция, зато дает возможность заменить классические деревенские сортиры во дворе нормальными туалетами в доме. И зимней ночью, в мороз трескучий, вовсе не нужно стучать зубами и морозить задницу сидя над заледенелым очком. И ванную иметь можно. И душ. Мало вам, что ли? Цивилизация! Что там говорилось про зефир, кефир и теплый сортир? По крайней мере, последний пункт списка у нас в наличии.
      Я поглядел на баню и задумался, не затопить ли? Затем отмел эту мысль как неразумную. Сегодня пятница, вечер уже, надо идти в город развлекаться. А вот в субботу, с утреца, можно и баньку истопить, купить пивка, позвать друзей и посидеть за столом во дворе со вкусом. А еще подумал, что надо бы, раз свободные деньги появились, еще дров закупить. Поленница то у меня отощала уже, надолго не хватит. Хоть газ в баллонах для плит и водогреек у нас и имеется, но для отопления его не достаточно. Дорого получается. Для отопления у меня русская печь на треть дома. Не жалуюсь, кстати. Главное – не перетопить, а то и бани не надо.
      Ладно, если баня на завтра, но в душ можно и сейчас зайти. И переодеться не мешает, потому как ботинки и брюки почти по пояс угвазданы. Охотился я в ржаном поле, колосья намокли, да и землица, в силу дождей, чутка подраскисла.
      Разделся в сенях, побросав одежду с бельем в плетеный короб. В понедельник в стирку отвезу. Прошел в закуток, торжественно именуемый «ванной», зажег газовую горелку. Теперь вода теплая пойдет. Выловил кусок душистого мыла, привезенного из Твери, у нас такого в продаже не было почему-то, влез под горячие струи, намылился.
      Вода стекала по всему телу, обжигая, но и взбадривая. Отмылся, вылез, замотался в большое банное полотенце. Оттерся тщательно, подошел к шкафу.
      Одежда моя особым разнообразием не отличалась. Основной критерий выбора в наших краях – добротность. Штаны, рубашки, свитера с тряпочными вставками, чтобы плечи с локтями не протирать, куртки-кожанки. Делилась лишь на рабочую и «выходную». Ну, еще летнюю и зимнюю, но зимняя в соседнем шкафу висит, где с потолка маленький светящийся шарик свисает. От моли заклятие. Достал я из шкафа клетчатую рубашку, полушерстяную, майку, крепкие брюки из нервущейся ткани, что у нас «чертовой кожей» называют. Ботинки, высотой по щиколотку и на нормальной кожаной подошве, а не мои «рабочие» берцы в пуд весом каждый. Ну и куртку кожаную.
      Натянул все на себя, посмотрелся в зеркало. Под куртку подвесил кобуру на пояс, а в нее воткнул револьвер. Револьвер у меня по конструкции американский, еще из той Америки, настоящей, которая была в мире, откуда мы все, «пришлые», взялись. Изначально производился компанией «Смит и Вессон» и именовался «Моделью 58». Сейчас его в Царицыне делают. Двадцатисантиметровый ствол и шестизарядный барабан. Игрушка увесистая, и хоть с компактностью у нее посредственно, зато она мощная и безотказная. Для ближнего боя, если ты хороший стрелок, очень хороша, как молотом колотит. А я стрелок хороший. Очень. Иногда я думаю, что ничего в той жизни не умею делать толком, а лишь стрелять умею. Почему, по-вашему, я в охотники и подался?
      Для стрелка же посредственного мощные револьверы не слишком подходят. Точнее даже совсем не подходят. У моего «Смита» калибр «.44 магнум», например. Отдача у него дай боги, ствол вертикально подлетает, хуже моего по отдаче и не бывает ничего. Ну, почти не бывает, производят пару монстров под штучные патроны невероятных калибров вроде пятисотого, но их редко кто покупает. Выстрелить из такого револьвера в противника несколько раз подряд, как из самозарядного пистолета, никак не получится. Нет такой силы ни у кого, даже у гномов, чтобы удержать такую лягающуюся вещь направленной в цель, хоть гномы часто обратное утверждают.
      И перезаряжается он медленней, конечно, даже со скорозарядником. Но не даром такие калибры в свое время придумали для охоты, а не для войны и не для полиции. Придумали их, можно сказать, для оружия личной защиты охотника супротив медведя. И именно за эту «медведебойность» я «сорок четвертый» и люблю. Пуля весом в четырнадцать граммов вылетает из ствола со скоростью четыреста метров в секунду, с дульной энергией больше тысячи Джоулей. Отдача велика, дульная вспышка как у гаубицы, зато, если ты умеешь стрелять, твоего противника валит с одного выстрела. Не убьешь, так с ног сшибешь.
      А вот если не умеешь… то лучше за такой револьвер не браться. Есть и менее изощренные способы самоубийства, чем схлопотать пулю, пока ты пытаешься навести оружие в цель после первого выстрела, если ствол в потолок уставился, а в ушах у тебя звенит от грохота.
      Повесил кобуру на пояс, в специальный подсумок два скорозарядника сунул. Еще в один чехольчик телескопическую дубинку воткнул, из стальных упругих пружин, входящих одна в другую и с тяжелым набалдашником. Лучше любого иного холодного оружия такая дубинка. И бьет так, что если по башке, так и дух вон, и первый удар неожиданный, потому как она уже на лету раскладывается.
      Не положено мне без оружия, я здесь, по определению, всегда на службе. Охотники, какие с лицензиями из управы, считаются чуть ли не другой разновидностью урядников. Нам даже бляхи специальные выданы, только не золотые, как у урядников, а серебряные. И вменено нам в обязанность пресекать безобразия, буде таковые случатся у нас на глазах.
      Зато если я, выпивши, скажем, начну чудить с оружием, например, то лишусь не только револьвера, но и охотничьей лицензии. И еще штраф платить придется, от трехсот золотых до тысячи. С обычных граждан в таких случаях в несколько раз меньше берут. А с нас и спрос другой.
      А вообще в нашем городе без оружия мало кто ходит. Нельзя его скрытно носить, по нашему закону, а открыто – сколько угодно. Идея сего закона простая: если у тебя оружие есть, то показывай его всем, пусть знают, чего от тебя ждать можно. Свобода у нас тут, в общем. Не уверен, что это всегда удачная идея, случалось и до изрядной стрельбы доходило в городе, когда могло бы ограничиться обычной дракой. С другой стороны… Однажды банда в город вошла, с реки, на катере, взяла городской банк и к пристани обратно со стрельбой прорывалась. Хорошо вооруженная банда, одни стрелки в ней были. И никто из них не ушел, все упали в грязь на улицах Великореченска, поскольку у половины прохожих оружие имелось. Палили по ним с каждой крыши и из-за каждого забора. В общем, у всего есть сторона темная и светлая. А у светлого, соответственно – темная. Закон единства и борьбы противоположностей.
      Но это не только у нас, такая же картина почти во всех Новых Княжествах. Нет другого выхода, если после захода солнца за городскими стенами нечисть с нежитью всем заправляют. Случается тварям и в пределы городских стен забираться, вот и приходится людям защищаться.
      Ну, вот и готов, можно идти, наслаждаться заслуженным отдыхом. Отдых я, вообще то, планирую не меньше, чем на неделю. Заработал неплохо, всем остальным городским охотникам носы утерев, надо бы делами домашними заняться, с машиной повозиться, и так далее. По принципу, чем бы дите не тешилось…
      А что вы хотите? Думаете, пока я за этой тварью гонялся, меня ни разу в холодный пот не кинуло? Особенно, когда я ее из скрадки выслеживал, а обнаружил на дереве прямо под собой, готовую уже кинуться, и до сих пор понять не могу, как эта зараза туда попала? Телепортироваться умеет? И счастье мое, что имею я привычку в засаде взведенного оружия из рук даже на миг не выпускать, и самое главное – я взгляд чувствую. И когда тварь рванула ко мне вверх по стволу, я всадил ей в грудь три тяжеленных, собственной конструкции, составных пули из помповика. Хватило, особенно после того, как я еще и «контроль» из револьвера провел.
      Вышел из калитки и направился по улице в сторону Берега. Хотя на Берег на самом деле не собирался. Но все трактиры и корчмы, куда заходят постоянные жители Великореченска, находятся неподалеку от забора, делящего наш город на жилую и гостевые части.
      Такой порядок не только у нас заведен, таким многие грешат. Особенно в больших и торговых городах. Местный народ живет своим укладом и своим законом, а приезжие всяк по-своему этот уклад видят. Так пусть уж местные живут, как хотят, а приезжие тоже, как хотят, ну и как им дозволят.
      Например, подгулявшего приезжего на Холм просто так не пустят. Поначалу вежливо, а если не поймет, то и погрубее могут. Особенно если он из аборигенов. А что ему там делать? Там народ живет, дети играют, зачем ему туда, незваному? Если трезвый, то спросят, к кому идет и по какому делу? Могут завернуть, так что лучше мальчика сперва посылать, чтобы оповестил того, к кому идешь. Мальчишек, что готовы за медный полтинник сбегать куда просят, у ворот куча вьется.
      Закрыт вход на Холм и гулящим девкам, даже тем, у кого желтый билет в порядке. Потому как им там делать тоже нечего. Девки в борделях городских работают все больше приезжие. Городок у нас хоть богатый, но маленький, своя таким промыслом займется – ославят до конца жизни. Свои в других городах работают, наверное, да и зачем им? У нас и без того здесь жизнь сытая, поэтому к нам и едут, аборигенки все больше. Христианская мораль в эти края никогда не приходила, да и не придет по объективным причинам. Обстановка не располагает к монотеизму.
      Так вот, о приезжих: они приезжают и идут в околоток, в специальный «бабский отдел», где старшая урядница Анфиса Зверева им желтые билеты выписывает. А как билет выписан, так у девицы все гражданские права урезаны. Туда нельзя, сюда нельзя, того нельзя, сего нельзя. И будет так, пока девица билет обратно не сдаст, решив к нормальной жизни вернуться. В общем, одно из двух: или деньги зарабатывай известным способом, или будь полноправной если не жительницей, то, по крайней мере, приезжей.
      Все гулящие девки поступают под надзор «бабского отдела». В отделе, кроме самой Анфисы, еще четыре местных жительницы работают. Вот они с момента получения пресловутого желтого билета и надзирают за благонравием своего развратного и непутевого контингента.
      Нарушать правила не стоит. Если мелким преступникам в городе назначают месяц-другой тяжких и грязных работ, то с дамским полом поступают гуманней. Все же не гоже девку, пусть даже распутную, заставлять дерьмо из ям ручным насосом качать. Если речь идет не о серьезных преступлениях, а скорее о нарушениях порядка, нарушительниц сразу передают в «бабский отдел» для «определения ей наказания в административном порядке». По понедельникам все помощницы Анфисы Зверевой собираются в околотке, и уводят повинную девицу в специальный сруб вроде баньки на задах околотка, «банькой» и называемый. Затем вызывают туда фельдшерицу из больницы, запираются на тяжелый засов, после чего оттуда доносится свист розог и визг наказуемой. Тоже обычно помогает. А «банька» и исключительно дамский персонал отдела – из уважения к женской стыдливости, буде у кого из преступниц таковая осталась.
      Тюрьмы же у нас в городе нет. Слишком уж городок мал для того, чтобы таковую иметь. Поэтому карают у нас или тяжкими работами, или, в случае с мелкими преступницами, поркой, или штрафами разной величины. А преступления посерьезней караются изгнанием с отъемом имущества, и как вершина – смертной казнью. Но казнь всегда за смертоубийство или за незаконную волшбу, направленную на подчинение человека или лишение его жизни. Такое случается нечасто и обычно виселица пустует.
      У нас вообще с этим полный либерализм. Все же город то на пять шестых пришлыми населен, вот поэтому и уклад такой. В иных городах, в аборигенских, или графствах с баронствами, там на всякое насмотришься. Раз средневековье в полном разгаре, то и нравы соответственные. И на кол сажают, и в котлах варят, и лошадьми рвут. Теперь правда, вместо лошадей во многих местах лебедки с ярославского механического завода пользуют. И медленней, и дешевле. А где-то, по слухам, на ратушной площади вместо эшафота пилораму поставили. Но тут уже за что купил, за то и продаю.
      Улица, ведущая к Берегу, местами освещалась, тусклые лампочки фонарей разгоняли все сгущающийся мрак всего на несколько шагов от столбов. Но я и без фонарей тут каждую колдобину знаю, хоть таковых и немного. Аккурат на прошлой неделе здесь улицу снова подсыпали. Целая баржа с гравием в город пришла, и возили ее грузовиками.
      Гравий похрустывал под подошвами ботинок, со стороны Берега доносилась приглушенная расстоянием музыка. Веселье уже начинается. Я повторил почти весь путь, который продела от ворот до дома на машине, разве что на центральную площадь выходить не стал, а дотопал до трактира под названием «Царь-Рыба». Сие питейно-едальное заведение располагалось на Холме и посещалось все больше местными. И кормили здесь так, что любо-дорого
      Я поднялся по ступенькам гулкого деревянного крыльца, поздоровался с двумя знакомыми шкиперами барж, куривших папиросы на крыльце. Внутри трактира, к моему счастью, курить не разрешали. Я вошел в дверь, захлопнувшуюся за моей спиной на пружине, огляделся. Зал был заполнен наполовину, было немало знакомых лиц, но из приятелей моих никого не было.
      Я сел один за пустой четырехместный столик у окна, сколоченный из толстой ошкуренной доски. Такими же здесь были и стулья. Едва сел, как ко мне, плавно покачиваясь, словно дирижабль на ветру, подплыла Марина Ивановна, жена владельца трактира Митрича, суетившегося сейчас на кухне, за окошком раздачи. Но если Митрич был мелок, бородат, суетлив и шумен, то супруга его блистала дородностью, статью, ходила «белой лебедью» поскрипывая досками прогибавшегося под ее немалой тяжестью пола, а говорила всегда ласково и растягивая гласные. Щиколотки и запястья у нее были толщиной чуть не в мое бедро, но лицо на удивление приятное.
      – Здравствуй, Саша.
      – Здравствуйте, Марина Ивановна. – поприветствовал я хозяйку.
      – Один будешь?
      – Пока один. Поем без суеты.
      – И то верно. Что кушать будешь?
      – А что сегодня хорошего?
      – Если совет нужен, то бери уху тройную и котлетки из сомятины. Петька с хорошим уловом сегодня, все прямо из речки.
      Петька был племянником Митрича и командовал рыбацкой артелью. Было у них три больших баркаса, так что снабжали они рыбой чуть не весь город и еще на сторону продавали. А в трактир шла рыбка самая лучшая, и если уж Марина советовала что-нибудь попробовать, оно того всегда заслуживало.
      – Тогда уху с… котлеты большие?
      – Нет, небольшие. Такие примерно. – она показала на ладони, какого размера будут котлеты из сомятины. – Парочку бери.
      – Пару котлеток с молодой картошечкой, уху, моченых груздей мисочку, кувшинчик клюквенного морса и двести водочки. – закончил я перечисление заказа.
      – Водочки простой? Есть на калгане, на брусничном листе, на лимоннике, «Клюковка» имеется.
      – Обычной, с ледника главное.
      – Сейчас принесу.
      Действительно, через минуту она вернулась с водкой, морсом и солеными груздями. Выставила все на стол, сказала, что уха будет через пару минут, и удалилась царственно. А я булькнул прозрачной, как слеза, водки из запотевшего графинчика в лафитник зеленоватого стекла, и единым махом осушил. Потыкал вилкой в мисочку с груздями, подцепил пару грибков вместе с колечками лука и с хрустом зажевал. Хорошо! Да здравствует седативное воздействие алкоголя на организм после тяжелых, полных невзгод и опасностей, похождений!
      Не позже чем через пару минут появилась глиняная миска с ухой. Уха и вправду была замечательная. Почти без рыбного запаха, но беспощадно наваристая, при том прозрачная, с плавающими в ней кусками белой рыбки. Под такую благодать пришлось еще водки себе налить и выпить. Как заставили.
      Пока я наворачивал уху, в трактир вошли двое. Один – среднего роста, в плечах широченный, с изрядным при этом пузом, с длинными волосами, убранными в хвост, и заросший до самых глаз бородой. Второй – повыше, с чуть скуластым лицом, светлыми глазами и волосами. Борода и Батый. Почему Бороду так прозвали, объяснять не надо. А вот Батый… Батый был татарином из Нефтекамска, за что кличку в честь монгольского хана и получил, с чьей то легкой руки. Разве что не похож был на носителя этого имени ни разу. Были они на пару с Бородой владельцами торгового дома «Стрелец», и держали почти всю оружейную торговлю выше Твери. Числились пока третьей гильдией, но росли на глазах. Торговали они еще и доспехами, и всякими кузнечными делами гномьей выделки. Была у них самоходная баржа и четыре грузовика. И им же я сбывал товар от гномов, который привозил не в торговый сезон.
      Я замахал им рукой, и они сразу направились к моему столу. Пожали друг другу руки, похлопали по плечам. Они расселись, позвали Марину Ивановну. Через пару минут на столе уже стоял большой графин водки, большая же тарелка со всевозможными соленьями, дополнительная порция груздей. Перед Батыем исходила паром уха, а вот Бороде принесли солянку. Борода, по обыкновению, взял инициативу в свои руки, разлил водку, поднял свою стопку, почти полностью скрывшуюся в его толстенных пальцах.
      – Ну, как говорится, за встречу! – произнес он басом не блиставший оригинальностью тост, но выпить за это никто не отказался.
      – Где пропадал? Искали тебя вчера, хотели дельце одно предложить. – спросил Батый, закусив.
      – На охоте был. Голова сто пятьдесят золотом за одну тварь предложил.
      – Это которая у Ручейного пастухов пожрала?
      – Ага. Она самая.
      – И как? – поинтересовался Борода.
      – Уже вексель получил с Васьки Беляева. – не без тайной гордости сказал я.
      Нам, типа, монстры всякие на один зуб. Только награду объявили, как мы их за шкирку – и в сумку.
      – Погодь… – удивился Батый. – Ты же на город забесплатно работать должен? Или я чего не понимаю?
      – Забесплатно тоже не всегда, а по очереди с другими. – пояснил я. – Сейчас вот бесплатная ходка получилась, вроде как, но повезло с тем, что староста Ручейного в казну премию поймавшему передал. А я ее и получил.
      – А что за тварь то была? – спросил Батый.
      – Демон его разберет. Магическая тварь. Умеет или телепортироваться, или так глаза отводить, что никто ее засечь не мог.
      – И как ты засек?
      – Секрет фирмы. – ответил я.
      Не стал я рассказывать историю своего везения, когда монстр решил меня самого на ужин себе пустить и сам ко мне пришел. И если бы я прямо под ноги себе не взглянул, взгляд почуяв, то сейчас бы тут уху не ел. Повезло и повезло, им то зачем это знать? А про умение свое чужие взгляды ощущать я вообще никому не говорил. Это мое секретное оружие, узнает кто, и потеряю я главное свое преимущество. Взгляд я чувствую и магию. Колдовать вообще не могу, лист сухой не переверну, распознавать, что за чары, тоже не могу, но чувствовать течение и очаги Силы умею. В нынешнем мире у многих всякие способности прорезались. У кого какие.
      – А что предложить то хотел? – спросил в свою очередь я.
      – Ты к гномам за Границу не собираешься? – спросил Борода.
      – А что надо? – ответил я вопросом на вопрос.
      – Стволы винтовочные. У нас заказ из Твери на тридцать штук. И еще кой чего, по мелочи.
      – Понятно. – кивнул я.
      Огнестрельное оружие, после того, как миры столкнулись, в этот мир пришло с людьми. До нас тут тринадцатый век на дворе был, да еще с примесью волшебной сказки. И выпускается оно по-прежнему на заводах «пришлых». Никто другой не умеет сделать всю технологическую цепочку, да и иные причины были. Например, производство бездымного пороха всего на трех заводиках налажено, и состав его, равно как и всех компонентов, вроде азотной кислоты, защищен магически. А технологи под клятвой живут и охраняют их круглосуточно. Химия то здесь и вовсе неразвита, кроме алхимии разве что, начнет кто разбираться, как пироксилиновый порох сделан, а он возьми, да и сгори немедля. И взрывчатка бабахнет, ее тоже всего на паре заводиков делают, и тоже она под защитой. Хватило пришлым ума сообразить, в чем их сила.
      Но частично аборигенные народы кое-что делали. Те же эльфы деревянные ложи заговоренные делали для винтовок. Которые, например, не давали стрелять из оружия никому, кроме своего владельца. Иные заговоры меткости прибавляли, по слухам, но не очень верю. Это все к эльфам, а они и так стрелки необыкновенные.
      А вот гномы прочно заняли рынок всего, что делается из металла и предназначено для улучшения. Им, с их любовью к железному делу и трудолюбием, не лень возится с изготовлением штучного товара. Массовое производство чего-либо наладить им их философия жизненная не дает, мол, халтура получается, а если что штучно… Специальные стволы тонкой обработки, усовершенствованные затворы, ударно-спусковые механизмы, все шло из подгорных мастерских. У меня не было, например, ни единой винтовки или ружья, чтоб на них не стояли какие-нибудь гномьей выделки детали.
      Более того, именно гномы с удовольствием делали что-то по твоим чертежам, и отчасти за это я был там желанным гостем, потому что вечно с какой-нибудь новинкой лез. Любили они с чем-то новым повозиться. И гильзы для снаряжения винтовочных патронов у ни самые лучшие были, считай, что вовсе без допусков. Лично я только ими пользовался.
      – Можно съездить. – согласился я. – У меня вся неделя свободна. В понедельник могу сгонять, к четвергу обернусь. Только стимулируйте вразумительно, чтобы мне хоть бензин отбить за эту поездку.
      – Тут не в цене дело, не хотим перспективного покупателя терять. – сказал Борода. – Сейчас гномьего товара ни у кого нет, а тут мы… Объявляй цену, короче.
      – Понял.
      Объяснять ничего не надо. Если они клиенту дадут тот товар, который никто больше достать не может, то он потом к ним возвращаться будет. Так что сейчас можно не за прибыль работать, а за репутацию. Им, в смысле, за их репутацию, а я то все равно за прибыль. Свою.
      – Пятьдесят золотом я должен заработать. За меньше не поеду, у меня и так дела нормально сейчас. – выставил я свои условия.
      Типа, хотите – соглашайтесь, не хотите – как хотите. Борода с Батыем согласились не торгуясь. Видать, и вправду нужный клиент у них. Ну а за полтинник золотом вполне сгонять можно. День туда, день обратно, пару дней там. Годится. К тому же мне самому кое-что из гномьих запчастей прикупить не мешает, и вообще у меня там дела есть. И им кое-что отвезу, что у меня для такой оказии в подвале хранится. С чего ожидаю заработать куда больше этих пятидесяти.
      Нам принесли горячее. Мне – котлеты, Батый заказал карасей в сметане, а Борода – свиную отбивную. К рыбе он относился с недоверием и за еду ее не считал. Даже в свое время, будучи в подпитии, предлагал Митричу переименовать «Царь-Рыбу» в «Королевскую Свинью». Но тот не согласился.
      Графин с водкой вновь обежал круг над лафитниками, поделившись с каждым граммами полста прозрачной жидкости. Тому же Бороде принадлежала фраза: «Мясо без водки только волки едят».
      – Ну, давай, за согласие! – объявил очередной актуальный тост Борода.
      Снова все выпили, захрумтели соленьями. Борода, причмокивая, высосал соленый помидор, аккуратно подхватив его пальцами из большой глиняной, расписанной по краю немудрящим рунным орнаментом, миски.
      Котлеты из сомятины оказались на диво хороши. Нежные, с молодой картошкой с маслом, пересыпанной мелко порубленным укропом, они прямо сами в брюхо просились. Пришлось налить снова, и снова выпить.
      Постепенно мне уже захорошело. Я огляделся. «Царь-Рыба» была забита народом под завязку, ни одного свободного места. Это не единственный трактир на Холме, есть еще и шашлычная «Казбеги», которой заправляет некто Заза Абашидзе, шашлычник и сын шашлычника, есть и пельменная «Сибирь», тоже неплохая, но с «Царь-Рыбой» никто конкурировать не может. Ходят слухи, что у Митрича тоже таланты сверхъестественные прорезались, и все – кулинарной направленности.
      Когда мы расправились с горячим и методично пили водку, закусывая солененьким и запивая морсом, к нашему столу подошли еще двое. Длинный, худой, с висячими запорожскими усами и хитрым взглядом, и с ним маленький, круглый, с виду несерьезный, если не знать его поближе. Петро Попыйвода и Сема Колобок. Оба работали моими прямыми конкурентами, то есть были лицензированными охотниками. Всего в их команде пятеро, включая даже неплохого колдуна. Я с ними работал пару раз, так что отношения у нас были скорее дружественными. Да и не конкурент я им, одиночка то. У них дела, у меня – делишки.
      Колобок плюхнулся за стол, а Попыйводе места не хватило, и он пошел искать свободный стул. Тем временем к нам подошла Марина Ивановна, сразу поставила два стакана и две стопки дополнительно, положила вилки у миски с грибами. Мы заказали ей еще водки со льда и еще груздей. Колобок с Попыйводой уже ели в шашлычной и сюда зашли выпить. Вернулся и Петро, неся над головой массивный стул. Поставил его с торца стола, бухнув его об пол и почти перегородив проход. Борода разлил остатки водки из графина на пять рыл, как раз по полтиннику всем хватило. Морс уже выпили, но на него никто особо и не претендовал, закусывать взялись груздями.
      – Слышал, ты приз от старосты Ручейного взял? – спросил Колобок, закусив водку.
      – Ага, было такое дело. – кивнул я.
      – И что оказалось?
      Я рассказал то, что до этого рассказывал Бороде с Батыем. Петро покивал головой в такт моим излияниям, затем спросил:
      – Как думаешь, откуда тварь взялась? Кто ее вывел?
      – Не знаю. Сбежала от какого-нибудь колдуна. Мало ли идиотов? Чего только не выводят.
      Действительно, такая беда, особенно с колдунами недоучками и самоучками, случалась часто. Выучат несколько заклятий, начинают экспериментировать на каком-нибудь звере вроде пойманной дворняги, а потом сами оказываются с откушенной головой, а нам, охотникам в смысле, новую работу подкидывают.
      Петро довольно точно описал монстра, которого я отвез в крематорий. Это меня заинтересовало:
      – Паччиму знаешь? – спросил я, подражая одному знакомому торговцу арбузами, приплывающему с баржами в конце лета с низовий Волги.
      – Паттаму. – передразнил меня Петро.
      Он полез во внутренний карман черной кожаной куртки и достал оттуда пачку черно-белых фотоснимков. Цветная фотография, увы, из нашей жизни ушла, осталась в том мире, откуда нас сюда принесло. Протянул фотографии мне. Я взял их, быстро перелистал, вернул.
      – Что скажешь? – спросил он меня.
      – Откуда снимки?
      – От верблюда. Мы прошлым месяцем в Старицу ездили на поимку твари, которая людей жрала, кто за стенами допоздна задерживался. Вот это… – он потыкал узловатым пальцем с выпуклым и толстым ногтем в верхний снимок. – … вот это она и есть. Похожа?
      – Один в один с той, что я сегодня грохнул. – подтвердил я.
      – А вот это… – пальцы перелистали снимки и остановились на другом изображении подобной твари. – … это из Михайловки. Мы там тоже подряд на отлов брали. Поймать не удалось, а завалить, как видишь, завалили, так что с твоей добычей их уже три получается. Будешь и дальше утверждать, что это результат неудачного эксперимента?
      Я отрицательно мотнул головой.
      – Нет, не буду. Это кто-то специально делает. Только вот зачем? Смысла не видно.
      – Очевидного может и не видно, а скрытый смысл… он скрытый и есть. – сказал Колобок. – Кто делает, тот знает, зачем.
      – Логично.
      А кстати, действительно интересно, кто такими безобразиями занялся? И кто послужил «исходным материалом» для эдакой магической трансформы? Похоже, что кто-то гуманоидного типа, другое существо превратить в подобное было бы сложно. Все же передвигалась тварь на задних ногах, и обезьянье в ней явно проглядывало. Либо над обезьяной поглумился колдун неизвестный, что маловероятно, либо над человеком, или иной человекоподобной расой. Тем же гномом, например.
      – Петро, а дальше у вас по этим тварям какие дела есть? – спросил я.
      – Нет. Их пока в один случай никто не связал. Но мы помаленьку над этим делом думать начали.
      Это естественно. Все подобные случаи все равно на нашу голову свалятся. И не только в окрестностях Великореченска. Так сложилось, что самые лучшие охотники в нашем городишке проживают, и заказы берут не только по Тверскому княжеству, но и из других. Охотники люди рисковые и все больше лихие, склонные к анархии, и для них такой шебутной городок как наш – самое лучшее место для жизни. И городку хорошо от нашего в нем присутствия. Это же север княжества, два Дурных болота неподалеку, кто здесь только не водится. Мы то на него все больше бесплатно пашем, даже если никакой награды не назначено. Вот и получается, что окрестности у нас всякой дрянью не наводнялись.
      Я вот в городок этот из самой столицы, из Твери, два года назад перебрался. Обжился, привык, и никуда уже отсюда не собираюсь. Жизнь тут как бы даже не побогаче столичной была, очень уж хорошо городок расположен, на слиянии всех торговых путей. Работы и заработка всем хватает. Кому больше, кому меньше, но нищеты у нас нет. Совсем. Весь берег пристанями, складами да лабазами застроен, да вдоль стены у Главных ворот тоже целое складское хозяйство. Товар течет отовсюду и всюду же расходится. Процветает Великореченск. Ну и столичные тверские власти не досаждают. Собирают налог, да и все. Возле городской управы стоит еще домик двухэтажный, где от князя представитель живет, и с ним отделение жандармов. Их работа представителя охранять, налоговую казну, тут, на месте, и в дороге. А зачем ее охранять на месте, ежели ее хранят в подвале Первого Гильдейского Банка, а там и охрана, и магическая защита, и чего только нет! Вот и бездельничают. Вон, четверо из них за дальним столом сидят и лыка уже не вяжут. Сидят с тремя артиллеристами, кстати. Городским общинам свои пушки по закону не положены, их из столицы княжества присылают с бойцами вместе. Вот и у нас в Великореченске стоит батарея из трех бригадных гаубиц, готовых стрелять, куда скажут. И при них, естественно, пушкари.
      Впрочем, я и сам на звание первого трезвенника не претендовал. Наклюкался я уже нормально. Захорошело. Бороду с Батыем тоже пробрало. И Колобка с Попыйводой тоже придавило, по мордам видно. Надо или закругляться, и идти домой спать, или перебираться в иное место, где и напиваться окончательно. Я бы лучше домой пошел, но кроме меня такая мысль явно никому в голову не пришла. Поэтому, когда все направились на Берег, я потащился следом, хоть и без особого желания. Все вывалились на улицу, продолжая гомонить, потащились в сторону ворот. Стемнело окончательно, на часах так около одиннадцати было, но вдоль этой улицы зажглись редкие фонари.
      В воротах стоял уряднический «виллис» с мигалкой, в нем и возле него разместились трое урядников. Все с дубинками, пистолетами, в открытой машине в специальной пирамиде три помповика. Для городской заварухи – самое оно. Один из них, Митька Белоярский, был сыном моего соседа, владельца автомастерской, у которого я всегда машину чинил. Кстати, как раз пора подвеску шприцевать, шкворневая такого ухода раз в неделю требует. Мы поздоровались и прошли мимо.
      Берег уже гудел. Вся Набережная шумела голосами, пиликала музыкой из открытых окон, звенела посудой. Гуляли. Я бросил взгляд на хорошо заметные с этого места пристани. Так и есть, в город одновременно несколько караванов рекой пришло. У причалов стояли чуть не десяток барж, пяток небольших пароходиков, из которых два были пассажирскими, и несколько патрульных катеров. Понятно, почему такое столпотворение. И наверняка ведь навстречу караванам речным пришли караваны сухопутные. Сдать речникам свой товар и забрать у тех, что привезли они. Это дело обычное. А что это еще значит? А значит это то, что без скандалов и мордобоя тут сегодня не обойдется. Больно уж народу много. А с пассажирскими пароходиками тоже кто только сюда не приезжает. И шулера заезжие, и бандиты, и ворье. А в одном из кабаков у нас так и наемническая биржа имеется. Но насчет них пусть у урядников с околоточным во главе голова болит. Мое дело за тварями лесными и порождениями болот гоняться.
      Завалились мы в «Дальнюю пристань». Что это было за заведение – сказать сложно. Самое близкое к истине название для него – кабаре. По крайней мере, тут и музыканты играли на сцене, и там же, время от времени, плясали девки невысокой степени потрепанности. Достаточно молодые, в общем, но все повально с невероятным мейкапом, делающим их в этом свете похожими на крепко оголодалых вампиров. Как то не прижился мейкап из нашего мира в тутошнем. Его здесь «творчески» переосмыслили и местные его версии выглядят подчас просто пугающе, особенно сценические.
      Выступал тут как-то фокусник, из Озерных баронств, но сейчас он второй месяц в принудительном порядке золотарем трудится – попался на карманничестве прямо в этом самом заведении. А чего от народа с Озер еще ждать? Там жулик на жулике.
      А вот нумеров здесь не было. Девицы если и водили куда клиентов, так в гостиницу «Белый лебедь», что через дорогу. А в самом заведении – ни-ни, приличное место, как утверждал его владелец, Семен Полузадов. Он даже по быстрому не позволял, разгонял такие парочки, за портьерами пристраивающиеся, и еще орал при этом: «В моем кабарете пляшут, а не сосут!»
      Еще в заведении подавали хорошее пиво, а если пришли караваны с низовий Волги, то пиво наверняка появилось царицынское свежее. Было желание попросить пивка, но после водки… В общем, заказали мы, чтобы не выпендриваться, снова водки. Столик достался неплохой, и плясуний видно, и весь зал, и сидим не на проходе. Повезло. Как раз мы вошли, а перед нами упитая в дым компания с него снялась, судя по разговору, направляясь прямо в бордель. Иначе пришлось бы нам места ждать или в другое заведение топать.
      Слева от нас, чуть поодаль, сидели четверо аборигенов, по всему видать – из какой-то баронской дружины. У всех форма синего цвета с вышитыми гербами на рукавах, у всех пистолеты в кобурах. Родом они явно откуда-то с Южного моря, смуглые, горбоносые, волосы в хвосты затянуты. У каждого заколка с родовым гербом. А герб барона у них знакомый, это вар-Борен, от нас к западу двести верст сушей. Значит, наемники. Вар-Борены активную торговлю кожей ведут, и типографию у себя открыли.
      Еще одна компания у дальней стены тоже заинтересовала. Это явно охрана барж. Одни пришлый, вроде русский, главный вроде как, и с ним четверо аборигенов. Аборигены все из нордлингов, светловолосые, у каждого из-под круглой вязаной шапки по две косы выпущено, а в них вплетены нити с зубами убитых врагов. Один труп – один зуб. Принято у них так, в общем. И тоже все с оружием в кобурах.
      Вскоре через столик от нас угнездилась еще одна компания. Среднего роста худощавый мужик с короткой стрижкой, в кожаной куртке, с каким-то колдовским амулетом на груди (я его излучение ощущал). С ним – два рослых и крепких парнюги, у каждого по кобуре на поясе. Заметно, что мужик главный, а эти двое при нем шестерят. Все из пришлых, аборигенов нет. Правда, активные амулеты у нас в городе к ношению запрещены, но это нарушение небольшое. Степенно сели, заказали водки и закуски. В общем, ничего необычного, похожи на колдуна по найму с подпевалами. В нынешнем мире таким колдунам работы хватает, они в любом городе нарасхват, вот зачастую многие из них чуть ли не годами путешествуют, следуя от одного заказа к другому.
      Борода в очередной раз провозгласил тост, поэтому я от разглядывания новоприбывшей компании отвлекся. Обратил же я внимание на них снова, ощутив взгляд. Взгляд был направлен не на меня, но кто-то на кого-то смотрел с такой злостью, что я ощутил это всем позвоночником.
      Я закрутил головой вокруг и заметил, что в дверях заведения, в тени стоит еще один человек. Девушка, лет восемнадцати с виду. Светлые волосы, коротко постриженные и растрепанные. Светло-голубые глаза. Ростом совсем невелика. Кожаная потертая куртка, крепкие ботинки из рыжей кожи, серые брюки с наколенниками и множеством карманов. Лицо разглядеть сложно, но, кажется, очень симпатичное. И «взгляд» исходит от нее. И направлен в спину тому, кого я счел странствующим колдуном.
      Я перевел взгляд на компанию за столом. Шестерки глазеют на сцену, где под оркестрик девица в откровенном костюме с блесками пытается изобразить что-то напоминающее танец. А колдун только делает вид, что смотрит. Он «взгляд» уже поймал, и чувствую, что он слегка подколдовывает. В какую сторону – непонятно, и пока в рамках допустимого, но…
      Я толкнул ногой под столом Батыя, сидевшего ко мне ближе всех. Тот повернулся ко мне, и я глазами показал на компанию из колдуна с охранниками. Батый вопросительно поднял брови и одними губами спросил: «Проблема?». Я пожал плечами, подразумевая «Все может быть». Не нравится мне этот напряг, который на моих глазах разворачивается. Не нравится, и все тут. Такие напряги без мордобоя не разруливаются, насколько мне известно. И это если на ситуацию с оптимизмом смотреть.
      Вообще мне захотелось крикнуть девчонке в дверях, чтобы так на колдуна не таращилась. Такой взгляд почуять может даже корова, не то, что человек, да еще и Силу знающий. Но крикнуть не успел. Прямо за спиной у девчонки появилась еще одна фигура, раза в полтора ее выше, и широкая, какая-то слишком бледная ладонь, опустилась ей на плечо. Я ощутил, как какая-то искра Силы проскочила от колдуна к темной фигуре. И от нее сразу же к девчонке.
      Я не умею различать заклятия, мой дар – лишь ощущать проявления Силы, не больше. Но заряд Силы, пролетевший сквозь накуренный зал, был неслаб. И, к моему удивлению, разбился вдребезги о нечто, вылетевшее ему навстречу. Девчонка то оказалась неслаба! И быстра! Ее противник, подошедший сзади, отшатнулся.
      Развернувшись на каблуке, она впечатала тяжелый ботинок прямо в пах напавшей на нее сзади фигуре. Хорошо впечатала, я даже стук услышал. Фигура должна была после такого удара с криком и матом повалиться на пол, но такого тоже почему-то не случилось. Однако, девчонка освободилась от захвата, отскочила в сторону и вновь повернулась к колдуну с телохранителями.
      Колдун сидел по-прежнему за столом, а вот шестерки вскочили, и схватились за пушки. А вот это уже прямое нарушение наших законов. Носить пушки можно, но кто их первый обнажил – тот и преступник.
      Мой револьвер тоже перескочил мне в ладонь, удобно улегшись выточенной специально под меня деревянной рукояткой. Я успел вскинуть оружие и выстрелить одновременно с одним из «быков», который тоже очень быстро успел прицелиться в девчонку. Он промахнулся, пуля ударила в косяк над дверью, а вот моя тяжелая пуля из «сорок четвертого» попала ему в середину груди, сбив с ног как тараном, отшвырнув на перевернувшийся стол. Грохот моего выстрела перекрыл хлопок выстрела пистолетного с большим запасом, а дульная вспышка осветила весь кабак.
      Колдун понял, что дело запахло керосином, и выставил какой то щит перед собой и вторым своим охранником. Нечто вроде синеватой вогнутой линзы образовалось между ними и мной. Его охранник успел выстрелить, но щит был двусторонним, и пуля ушла с визгом в потолок. Я же от выстрела успел удержаться, разглядев слегка искрящую завесу. Мало ли, куда отрикошетит? А если щит на отражение?
      Еще одна вспышка Силы пронеслась мелкой дрожью по моему телу. Опять девчонка! А сильна! Ударила по щиту так, что тот разлетелся сиреневыми искорками. Я тут же выстрелил в телохранителя колдуна, того сбило с ног, но не убило, видать в кирасе или бронежилете оказался, а пули у меня мягкие, не пробить им.
      Странный мужик вновь оказался за спиной девчонки и надвигался на нее шаг за шагом. И противник был какой-то… необычный, пожалуй. Не пойму чем, но что-то с ним было неправильно.
      Мужик в кожаной куртке колданул уже сам, и все девчонкины экзерциции по сравнению с ним оказались детским лепетом. От потолка до пола проскочила голубая молния, разбежавшись по полу и распустившись в подобие перевернутого тюльпана. Колдун схватил за шиворот своего сбитого с ног телохранителя, с силой рванул к себе и затащил прямо в «тюльпан». И там они исчезли, а тюльпан свернулся, вновь ударил вертикальной молнией, и рассыпался в воздухе вместе с искрящим щитом.
      Тем временем противник девчонки вновь схватил ее обеими руками. Вообще, вел он себя как зомби, хоть таковым явно не являлся. Не пытался уворачиваться, не пытался отбиваться, а тупо пер напролом. И пер успешно. Прямо на моих глазах проворная блондинка снова пнула его в пах и ударила чем-то магическим, а ему хоть бы хны. Схватил за плечи ее так, что она заорала, и начал просто нагибать ее назад, как будто стараясь переломить.
      Я прицелился ему в башку, но выстрелить не успел. Прямо за спиной у странного громилы возник Борода, и огрел того по затылку кулаком. Тут надо отступление сделать – Борода кулаком ломает лавку. В городе так умеет кроме него лишь околоточный. И если он кому по затылку прикладывает, хватает этого всегда и с запасом. Но громила даже не покачнулся, а у Бороды глаза полезли из орбит от удивления. Но все же девчонку он спас. Громила развернулся, сгреб Бороду за кожаный воротник и, крутанув вокруг себя, запустил вдаль по залу. Тот пролетел до стены, врезался в нее так, что с окна свалился карниз с вышитой занавеской, и повалился через лавку, выбыв с поля боя.
      Следом за Бородой рядом со странным противником оказался один из нордлингов. Он на кулаки полагаться не стал, в воздухе мелькнула граненая гирька на широком ремне, висящем на запястье. Удар кистенем был быстрым и могучим, треснула кость, противник покачнулся, и тут же ударил нордлинга в грудь. И тот очутился рядом с Бородой, проскользив на спине по полу и раскинув ноги врозь.
      Если уж Борода не сумел завалить противника, и этот викинг с кистенем, то мне там в рукопашной делать нечего. И я нажал на спуск. Снова грохнула моя карманная артиллерия, и пуля угодила противнику точно в переносицу. И… опять ничего. То есть, не то, чтобы совсем ничего. Переносица провалилась внутрь, кровь брызнула во все стороны, но покачнувшийся противник даже не счел необходимым отвлекаться на меня, а направился следом за отбежавшей от него девчонкой.
      Рядом захлопали частые выстрелы – Батый палил из своего длинного ТТУ, но пули лишь дырявили рубаху противника, а тот и не дернулся. А шел и шел за блондинкой-колдуньей.
      Та явно запаниковала. Она как раз угодила в круг света, и я заметил, что губы у нее уже трясутся, а в глазах паника. Противник по-прежнему находился на линии огня, за ним никого не было, и я выстрелил снова. Снова вспышка огня, удар рукоятки в ладонь. Пуля ударила в затылок на этот раз, и уже не бесполезно. Громилу швырнуло вперед, прямо на девчонку. Та взвизгнула и рванула в сторону, к выходу.
      В отличие от колдуна, порталы она явно открывать не умела. И прямо в дверях налетела на троих урядников. Двух обычных патрульных и саму Анфису Звереву, которые, видать, неподалеку от «Дальней Пристани» были. А где им еще быть в вечер выходного дня? И Анфиса, и весь ее «бабский отдел» должен здесь надзирать за благонравием.
      И тут девчонка сделала главную свою ошибку. Урядники этого не поняли, а я – понял. Я ее лицо видел. Она просто не поняла, кто перед ней, ей любой врагом виделся, и ударила по урядникам каким-то заклинанием. И таким, что тех на стенку отшвырнуло, и по стенке же они сползли, только кожаные фуражки раскатились. А вот Анфиса успела в сторону отпрыгнуть и ткнуть девчонку своей дубинкой с хитрым костяным наконечником. Вновь беззвучная вспышка, я почувствовал холод у позвоночника от разлетевшейся Силы, а девчонка свалилась на пол как подкошенная. А Анфиса навалилась на нее сверху, и быстро принялась заковывать ту в наручники.
      Разбирались в «Дальней пристани» недолго. Приперся туда околоточный Степан Битюгов с целой толпой урядников, прибыли в полном составе Анфисины помощницы из «бабского отдела». Отключенную магическим разрядом девчонку увезли в околоток, заковав в наручники и навесив на нее на специальных ремнях амулет «Внутренний Щит», не дающий колдовать и вообще лишающий такой способности не менее чем на пару недель. Аукнется ей эта ошибка с урядниками. И не только лишением способностей. Знание местных законов и к тому же Анфисиного нрава мне это подсказывает.
      Убитый мной телохранитель незнакомого колдуна ничем нас не поразил. С него остался револьвер «Чекан» царицынского завода калибра.357 «Магнум» – самое распространенное ручное оружие в этом мире, да амулет от морока. Больше ничего. Немного денег в карманах. Напавшего же на девчонку здоровяка с почти разнесенной двумя «пустоголовыми» пулями башкой увезли с дежурным колдуном, за которого сегодня был некромант Василий Березин. Вот и все, в общем то.
      Урядники, сбитые с ног молодой колдуньей, очухались быстро. Заклинанием она по ним била, к счастью, не смертельным, а обычным «толчком», который бросил их на стенку. Сообразила в последний момент, все же. Другое дело, что урядников и «толкать» тоже не положено, так что девчонка вкапалась в неприятности по полной программе. До тех пор, как она это сделала, могла отделаться мелким штрафом за хулиганство, все же самооборона налицо, но вот «толчок» был лишним. Хоть и не покушение, но нападения на «находящихся при исполнении». В Великореченске такое не прощается.
      Борода очухался еще быстрее, чем урядники, но медленней чем нордлинг с кистенем. Ему, как и северянину, одного удара башкой в бревенчатую стену явно недостаточно, для того, чтобы всерьез отключиться. Шишка у него на лбу выросла почти за секунду, но он к ней пистолет приложил. Вскочив на ноги, сразу же бросился к столу. Налил себе водки, закусил, после чего уже произнес первые слова: «Ну ваще…».
      – Что «ваще»? – уточнил у него я, запихивая патроны в барабан и движением кисти возвращая его на место.
      – Как будто с памятником подрался. – объяснил Борода. – Только кулак отбил.
      С этими словами он потер кулак другой рукой. Я ему поверил сразу. Видел, что из драки получилось. А вот как получилось? Это интересно. Что с этим мужиком неправильно? Я даже было подумал, что он мертвяк, но нет. Мертвяка видно сразу, его все равно Сила держит, а этот был «пустой». Сила, скорее, в него как в яму проваливалась, и исчезала. Такого я пока еще не видел. Поэтому задумался. А еще мне показалось, что от подстреленного охранника магией потягивало. Чуть-чуть, почти незаметно, даже не поручусь, что не ошибся.
      – Выпьешь? – спросил меня Батый, протягивая стопку.
      – Не. – отказался я. – Достаточно на сегодня.
      У меня в голове, где-то в самом дальнем углу мозга, зародилась какая-то мысль, которую я сам пока никак не мог сформулировать. Что-то, что создавало ощущение некоего беспокойства, но ухватить эту мысль за хвост никак не получалось. Как будто увидел знакомое лицо в толпе, но откуда оно тебе знакомо, понять не можешь. Мучался, мучался, да и решил, что хватит на сегодня приключений. И пошел домой.

      Разбудил меня с утра большой механический будильник, колотивший своим молоточком по двум хромированным чашкам звонков. Будильник был огромным, гномьей работы, мне его в Серых Горах подарили, когда я пожаловался на то, что редкий шум способен нарушить мой утренний сон. Мне тогда пообещали, что звук этого будильника способен, и так и оказалось. Я вскочил почти мгновенно. К моему удивлению, похмелья никакого не было, хоть и выпили много. Повезло. По плану у меня сегодня банный день, суббота, как ни крути, но к бане тоже надо подготовиться.
      Перекусив на ходу парой бутербродов с колбасой и выпив чаю, я завел полуторку и выехал со двора. И порулил прямо к Берегу, а еще точнее – на рынок, что у пристани. Дело меня вело туда важное и ответственное. Пиво у меня почти закончилось, вот и вознамерился я заново наполнить двадцатилитровый деревянный бочонок с краном. Бочонок был непростой, на нем по кругу были прибиты медные бляшки со знаками заклятия сохранности. Налей в такой бочонок пиво, и оно так и останется всегда холодным и невыдохшимся, даже если ты его с собой в парилку затащишь. Очень полезный бочонок, он мне в свое время в немалые деньги обошелся. Я теперь без него бани и не мыслил.
      С утра снова наладился накрапывать мелкий дождик, поэтому я натянул над кабиной брезентовый тент, прикрывающий ее сверху. Капельки дождя барабанили по нему, настраивая меня почему-то на меланхоличный и расслабленный лад. Под колесами плескались небольшие лужи в колеях, на улицах было почти безлюдно. Выходной день вкупе с дождем разогнали всех праздных по домам. Всего пару раз я махнул рукой знакомым прохожим, и еще разок раскланялся с водителем встречного «козла».
      Проехал через ворота в стене, делящей городок на Холм и Берег, выкатил на площадь. И был остановлен властным взмахом руки старшей урядницы Анфисы Зверевой.
      Даром что ни ростом, ни крепостью сложения она не блистала, но авторитет ее в городе был непререкаем. С чего так? Да вот вышло как-то, что ограбила банда «печенегов» броневичок, который вез в Серый Горы гномам деньги за товар. Шарахнули в двигатель из гранатомета, перестреляли пятерых охранников почтовой стражи, взяли сундук с золотом, и рванули оттуда. Причем рванули по уму – сундук вскрыли на месте, золото поделили на части, навьючили на лошадей и уходили лесом. Часть из бандитов была аборигенами, да еще и из Лесного края родом, считай что полуэльфы, погоняйся за ними. И вышло так, что преследовать банду из десяти человек взялись всего трое урядников, одним из которых тогда еще совсем молодая Анфиса и была.
      Банда оказалась матерой. На всякий случай они оставили засаду на своем пути отхода, куда урядники и угодили. Оба товарища Анфисы были убиты в первую минуту боя, равно как и все лошади. Сама же Анфиса схоронилась за конским трупом, отстрелялась из своего СКС, сумела перебежать в заросли, скрыться, оторваться от преследования. На нее махнули рукой, а зря. Она не убежала, а пошла следом.
      Все подробности ее двухдневной погони рассказывать не хочу, скажу лишь, что четверых бандитов она застрелила, а остальных умудрилась прижать огнем в овраге, где их и накрыла совместная погоня полуэскадрона драгун из тверской дружины и гномьего малого хирда. Бандитов потом перевешали в Твери, а начинающий урядник Анфиса Зверева получила княжескую медаль «За Храбрость» и Городской Совет присвоил ей звание старшего урядника.
      А на вид ничего особого в этой тридцатилетней женщине и не было. Среднего роста, худощавая, темные волосы собраны на затылке в хвост, черты лица правильные, но вполне обычные, губы всегда плотно сжаты. Необычны разве что глаза, чуть вытянутые к вискам, что-то среднее, между эльфийскими и азиатскими. Есть в Анфисе все же какая-то «не пришлая» кровь. А может и нет.
      Я притормозил, заглушил мотор. Выпрыгнул на дорогу, откинул капюшон штормовки и поздоровался с Анфисой за руку. Она сама так всегда со всеми здоровалась. Ладонь у нее было небольшая, но очень крепкая.
      – Привет. Чего хотела? – спросил я.
      – Зайди ко мне, вопросы у меня по вчерашней драке. – ответила она.
      Мы вошли в двухэтажное здание околотка мимо сидящего на скамейке караульного, прошли по коридору до глухой массивной двери. Анфиса толкнула ее, и мы вошли в «бабский отдел». Сейчас там никого не было, все столы были пустыми. Анфиса сняла кожаную «комиссарку» с гладко зачесанных волос, бросила на стол, а затем сама же на этот стол уселась, упершись в соседний затянутой в высокий кавалерийский сапог ногой.
      – Сашка, расскажи, как вчера там все было, в «Дальнем острове».
      – А причем тут твое «бабье царство»? – удивился я.
      Обычно такими расследованиями другие занимаются, чаще всего сам околоточный. Все же стрельба, трупы. А ее отдел все больше на кражах да нравственности специализируется.
      – Битюгов мне поручил. – сказала Анфиса. – Живая то одна девчонка, она у нас сидит, в колдовской камере. Убить она никого не убила, сейчас решают, как с ней быть, под суд ее или в административном порядке? Ну и расследование вместе с ней мне и досталось.
      Так… Интересно. Девчонке достанется по любому, что судом, что «в административном». Анфиса – баба упертая, и у нее есть правило – никакие нападения на стражей законности не прощать. А мне, если честно, девчонку жаль, потому что на самом деле реальной вины я за ней не видел. Она сначала защищалась, а потом просто не узнала урядников с перепугу. Поди узнай в такой кутерьме. Пусть она мне и незнакома, и до ее судьбы дела мне нет, но все же…
      – И чего ей будет? – спросил я.
      Анфиса пожала плечами.
      – Если до завтра решу дело судье не давать, то тогда будем карать в административном порядке. В понедельник всыплю ей сотню, и пусть гуляет, куда хочет, если встанет. А что судья решит, если к нему отправлю – без понятия.
      – Анфис, так не за что ее так… – вкрадчиво сказал я. – Несправедливо будет.
      – Это с чего? – поразилась Анфиса.
      Я никогда в общественных защитниках ничьих прав не числился, да и все знали, что если Анфиса чего решила, то уже точно не свернет. Ситуация возникла, мягко говоря, не традиционная.
      – С того, что самозащита это была.
      – Так, самозащитник! – пристукнула ладонью по столешнице урядница. – На урядников она напала? Напала. Без намерения убить, правда, так ее ни в чем таком и не винят. Что в городе за такое полагается? Ты бы уже дерьмо качал четыре месяца, а девки мне на расправу попадают. Магию она применяла? Свидетели говорят, что применяла. В драке, то есть не насморк лечила и не фокусы детишкам показывала. Что за это полагается? Сто золотых штрафа, если попалась в первый раз. Но денег у нее нет, это я уже выяснила. Что в ином случае? Опять пороть полагается. Все вместе выходит на двести горячих, да в два захода, но я ей, по доброте своей, в два раза дозу уменьшу. Что еще? Где я не права?
      – Анфис, кругом ты права, но… и кругом не права. – я поднял руки в защитном жесте упреждая ответную гневную речь. – Вообще не права, даже. Ты ведь дар мой знаешь, верно?
      – Силу чуять? Знаю – кивнула она.
      Про эту мою способность, в отличие от умения ловить «взгляды», знали многие. И многие ей доверяли. На это я и рассчитывал.
      – Вот я и почуял. Девчонка не первая к Силе прибегла, начал тот колдун, что в портал ушел. Причем с такой силой, что она с перепугу света белого не взвидела. – чуть усилил свои собственные впечатления я.
      – А люди говорят, что колдун только щит поставил, и потом в портал ушел – отрицательно покачала головой Анфиса. – Все видели.
      – Все видели, да не все чуяли. – возразил я. – Первое заклятье от колдуна пошло через того громилу, которому я башку разнес. Он под управлением был. Колдун его на девку спустил, отбивайся мол, милая, а сам в портал ушел.
      Анфиса задумалась. Затем спросила:
      – На Правдолюбе поклянешься?
      – Поклянусь.
      Тут я душой не покривил. Может, я чуток и приукрасил, но от правды не отступил. А Правдолюб… Тут дело такое, если клянешься на этом красном камне, но умышленно лжешь при этом, то руку, что на нем лежит, по запястье сожжет мгновенно. Поэтому такое свидетельство в расчет принимается со всей серьезностью. Другое дело, что ежели человек не врет, а заблуждается, то и Правдолюб его не тронет.
      – Все равно ее отпустить нельзя. – помотала головой Анфиса. – Урядников никто ей не спишет. Оба потом к лекарю ходили. Сто горячих, и пусть гуляет.
      – Анфис, да она испугана так была, что не то, что урядников, она бы отца родного не разглядела! Ты сама понимаешь, как оно бывает в драке. Кулаками машешь, а тут кто-то прямо под руку. Ну и дашь в зубы, не разглядев. Дело житейское.
      Анфиса вздохнула, как будто подчеркивая, как же ей трудно общаться со мной непонятливым.
      – Это твои зубы – дело житейское, а у урядников зубы под охраной закона. Дашь в зубы мне, не разглядев, пойдешь дерьмо откачивать. На четыре месяца. Протоколы есть. Отпускать нельзя. Можно или судить, или под мою ответственность отдать.
      Анфиса зачем то заглянула под стол, затем выдвинула и снова задвинула один из его ящиков. Затем разозлилась непонятно на кого.
      – Да не развалится она от одной порки! У нас такие каждую неделю через «баньку» проходят, и никто не помирает. Эта молодая, зверствовать над ней не будем, так, выдерем для острастки. Вон, половина бордельных девиц уже там побывала.
      С этими словами она махнула рукой куда-то в сторону Берега. Тут уже я вздохнул, сетуя на анфисину непонятливость.
      – Анфис… не мешай ты контингент свой бардачный с обычной девчонкой. Привыкла всех одним аршином мерить, понимаешь… Не видно разве, что она не из таких? Те все больше из аборигенов, у них розги – вариант нормы, сама знаешь, какие законы в их государствах. Им плюнь в глаза – все божья роса, а эта, не дай бог, еще руки на себя наложит. Она же из «пришлых», сама видишь. Лучше уж оштрафуй ее, это же в твоей власти. Так?
      – Нет у нее денег. – заявила Анфиса, вздохнув.
      – Сколько, сотня штрафа?
      – Сто пятьдесят. Могу скосить половину штрафа за урядников, и половину за колдовство. Так что сто пятьдесят, а было бы триста.
      – Я заплачу. – сказал я и сам обалдел.
      Я и сам не понял, как у меня такое вырвалось? У меня всех денег свободных сейчас как раз сто пятьдесят золотом, ну, еще рублей пять-семь сверху. Даже на пиво и бензин до Серых Гор не хватит теперь. Что это со мной? На жалость пробило? Так это точно не про меня…
      – А тебе то зачем? – не меньше моего поразилась Анфиса.
      Я задумался. Все же, что-то здесь не так… Не зря мне интуиция подсказывает, что надо девчонку выручать… И не жалость тут главное, я вообще не жалостливый.
      – Если честно, то не знаю. – ответил я. – Что-то показалось мне во время драки, а что именно – не могу понять. Вот и хочу с пленной твоей побеседовать.
      – Понятно. – кивнула Анфиса. – А беседовать лучше в роли благородного спасителя, так?
      – Наверное. – пожал я плечами. – Я так подробно для себя это не формулировал.
      – Хорошо. Когда деньги внесешь?
      – На Правдолюбе то надо клясться?
      – Нет. Я тебе верю. Говори, когда деньги привезешь?
      – Хоть сейчас.
      – До завтра терпит. Все равно Степана нет, а отдавать их ему надо. Пошли к твоей добыче. – вздохнула Анфиса и встала из-за стола.
      – Сейчас отпускаешь? – удивился я.
      – А чего тогда ее держать? Напугаю только, чтобы совсем жизнь малиной не казалась, и отпущу.
      Она встала со стола, и я, схватив ее за плечи, дважды быстро поцеловал в щеки, после чего увернулся от оплеухи.
      – Милосердная ты моя!
      – Сашка! – аж взвилась Анфиса. – Ты когда-то так доиграешься! Дам в морду – будешь знать!
      Через минуту в комнату вошли еще две урядницы. Обе молодые, крепкие, деревенские девки. Из пришлых, фермерские или купеческие дочки. Их имен я не знал. Анфиса скомандовала им «За мной», и они втроем вышли из «бабского отдела». Еще одна дверь вела в коридор с камерами, а в конце короткого коридорчика была еще одна дверь – как раз в пресловутую «баньку».
      В «баньку» заходить мне доводилось, хоть и в «свободные от использования» дни. Когда с Анфисой надо было наедине поговорить, а в отделе кто-то сидел, она всегда туда уводила. Так что тамошний интерьер мне известен. Просторная комната была почти пуста, лишь в середине стояла массивная лавка с ремнями, к которой жертву привязывали. На стенках висели «наказательные орудия», излишним зверством, впрочем, не поражающие, в ведре пучком торчала целая связка розог. В уголке стояла невысокая конторка, на которой лежал какой-то гроссбух, еще одна лавка, для сидения, вытянулась вдоль стены. Интерьер простой, и свободы толкования его назначения не предоставляет, хоть до камеры пыток среднего барончика ему по устрашительности далеко. Вот там – это да, там высшее искусство живодерства.
      Сейчас Анфиса нарушительницу туда заведет, объявит ей свой приговор, ту разложат, и в последний момент объявят о замене наказания телесного наказанием финансовым. Это у нее тоже обычная практика.
      Минут через пятнадцать дверь в отдел снова распахнулась, и в сопровождении урядниц появилась давешняя девица-колдунья. В одежде заметен беспорядок, явно одевалась в спешке, от «колдуньи» тоже ничего не осталось – «Внутренний страж» с нее со вчерашнего дня не снимали, так что не колдовать ей теперь долго. Анфиса показала ей на один из стульев, а одна из ее помощниц подтолкнула арестованную к указанному месту.
      Я присмотрелся к нарушительнице порядка. На вид лет восемнадцать, не больше. Волосы растрепаны, лицо, хоть и зареванное, но очень хорошенькое. Голубоглазая, полные губы, курносый нос. Выражение лица – смесь облегчения с недоумением. То, что бить не будут, замечательно, но вот почему?
      – Мария. – обратилась к ней официальным тоном Анфиса. – Вот человек, который выступил за тебя поручителем. И платит штраф.
      Она показала кивком в мою сторону. Я чуть поклонился Марии. В глазах у нее появился оттенок недоумения – она меня явно не узнала, что и немудрено, впрочем.
      – Он выплачивает за тебя штраф в сто пятьдесят рублей золотом. Это понятно?
      – Понятно. – кивнула Мария.
      – Хорошо. Теперь, по закону города и округа Великореченск, ты ему эти сто пятьдесят рублей должна. Ты не имеешь права покидать город без его официального разрешения, до тех пор, пока долг не будет выплачен или снят с тебя лично кредитором и в установленном порядке. Это понятно?
      – Понятно.
      – Тогда протяни сюда левую руку.
      С этими словами Анфиса достала из ящика стола короткий деревянный жезл с округлым гранитным навершием. Девчонка протянула руку, Анфиса коротко ткнула камнем ей в ладонь. Легкий укол Силы в комнате. Все, теперь на девчонке появилась метка, которая не позволит пройти ей через ворота, не вызвав тревоги. Не абсолютная гарантия того, что она останется в городских пределах, но и немалая.
      – Все обвинения с тебя сняты, ты следуешь за поручителем. Наше дело теперь сторона, договаривайтесь сами. – подвела Анфиса итог разговору.
      В общем, через пару минут мы оказались с моей неожиданной должницей и главной статьей расходов у машины. Она явно меня дичилась, смотрела с подозрением. Я показал ей на пассажирское сиденье полуторки. Она кивнула и ловко заскочила в кабину, ухватившись за поручень. Я обошел машину и вскарабкался слева.
      – Тебя как лучше называть, Мария или Маша? – спросил я.
      – Все равно. – буркнула она.
      – Да не бойся ты. – сказал я. – Ты меня не разглядела просто. Я тот, кто вчера застрелил того мужика, что тебя сломать пытался.
      – Да? – явно немного заинтересовалась она. – И с чего сегодня такая щедрость?
      – С того, что жалко тебя стало. Анфиса драть умеет, после такой порции ты бы прямо в больничку переехала. Вот и попросил заменить штрафом.
      Она посмотрела на меня с недоверием. Хмыкнула. Не поверила.
      – И чем я тебе буду долги отдавать?
      – Не знаю. – пожал я плечами. – Так далеко я не думал. Для начала расскажешь, что там произошло. Или наколдуешь что-нибудь.
      – Наколдую… через год. Недели две-три мне не колдовать. А тебе, кстати, какое дело до моих проблем? Что рассказывать?
      – А интересно. – ответил я. – Да и должок отдавать надо, а то ты так из города по гроб жизни не вырвешься. А рассказывать… Ну, про колдуна этого с порталом. Про тварь, что тебя удавить пыталась. Про многое.
      Она промолчала. Впрочем, молчать ей удалось не больше минуты, после чего она сама спросила:
      – Куда едем?
      – На базар. Я, вообще-то, туда с утра и ехал, в околоток случайно попал. Ты откуда сама?
      – Из Царицына.
      – Ого, куда занесло! – искренне удивился я.
      Действительно, не ближний свет. Даже если и на «Ласточке», а быстрей ее парохода нет, все одно не один день. Она промолчала. Я тоже замолчал. Так в молчании до рынка и доехали.
      – Пойдешь со мной или подождешь здесь? – спросил я свою новую спутницу.
      Та задумчиво смотрела на пришвартованные к причалам баржи, возле которых суетились грузчики и крючники из аборигенов.
      – Даже не мечтай. – сказал я. – На выходе всех проверяют. Тогда точно сдадут Анфисе, мне деньги вернут, а тебе двойную порцию пропишут.
      – А ты и рад? – не слишком логично спросила она.
      – Чему? – притворно удивился я. – Что за тебя сто пятьдесят золотых выложил, все, что за последнее время заработал, и при этом понятия не имею, стоило оно того? Ты бы лучше убедила меня, что стоило.
      – Отсосать, что ли? – с напускной грубостью спросила она.
      – Кому отсосать, и без тебя найдется. Информация мне нужна. Ну, так что, ждешь здесь или идешь со мной?
      – Пошли, что ли…
      Мы выбрались вдвоем из машины и направились в лабазный ряд. Бочонок даже брать не стал, денег теперь в обрез. На еду бы хватило. Рынком это место как таковым не было, здесь все больше держали свои склады да лабазы крепкие оптовые торговцы, ну и попутно торговали с них, из пристроенных лавок. Именно этот лабазный ряд и был причиной процветания нашего славного городишки. Со всех сторон и земель, окружающих Тверское княжество, везли сюда товары. И купить здесь можно было что угодно. В том числе и хорошее пиво. А заодно и еду.
      – Маша, ты когда ела? – спросил я ее, перехватив ее взгляд, направленный на висящие в мясном ряду окорока.
      – А что? – с подозрением спросила она.
      – Да ничего. Когда? – пожал я плечами.
      – Вчера с утра.
      – В околотке не кормили?
      Она отрицательно мотнула головой.
      – Нет. Вчера уже поздно было, а сегодня – еще рано.
      – Ну, тогда дома перекусим.
      – Дома? – с подозрением переспросила она.
      – А где, по-твоему? – слегка возмутился я. – Я и так без денег остался, на твой штраф все спустил, так чем я тебе гостиницу оплачивать буду? Или у тебя где-то под забором клад зарыт? Займешь пока одну комнату, а как деньгами разживусь, тогда посмотрим. Тем более, что послезавтра я уеду на неделю.
      Уехать теперь точно придется. Пока еще раздумывал, браться за работу или нет, но теперь, как говорится, двух мнений быт не может. А то зубы на полку. И аванс требовать придется, но это не страшно, Борода не откажет. А затем уже поездка должна дела поправить.
      Она промолчала, поджав губы, но и возражать больше не стала. Не то, чтобы согласилась, а просто отложила генеральное сражение за независимость на потом. Мысленно проводя в голове несложные арифметические подсчеты, я прикинул, на что я еще тяну из еды, так, чтобы на понедельник на бензин осталось. И на переправу. И товары кое-какие для поездки закупить. Выходило, что особо размахиваться не стоит. Тем более. что мне теперь эту спасенную от внесудебной расправы Машу на время моего отсутствия тоже снабдить провиантом придется. А то, что она меня дождется, это я уже решил заранее. Так просто не отпущу. Почему? Считайте интуицией. Есть за этой девочкой какая-то тайна, и есть в этой тайне какой-то оттенок того, что я с ней уже знаком. Как будто прикасался краешком.

      Колдунья (временно недееспособная в качестве таковой) Маша оголодала явно. Потому что, пока я жарил мясо с картошкой и грибами на сковороде, она умяла целых три бутерброда с чем попало, после чего подчистила свою немалую тарелку с основным блюдом до зеркального блеска. Пока мы в полном молчании ели в доме, баня топилась вовсю. Пусть полный бочонок пива я и не налил, но сколько-то накачать в него себе все же позволил. Гостья моя в сторону бани поглядывала, но поскольку я помалкивал, то и она ничего не спрашивала. Ну и умница. Я ее и не приглашаю, потому, как в бане люблю париться, а не убеждать посторонних девиц, что никаких планов на их прелести не имею. Дома пусть сидит.
      Единственное, что она сказала, когда зашла в дом, так это фразу: «Зачем тебе столько?». Относилось это к моей оружейной пирамиде. Пришлось рассказать кем работаю. Кажется, это даже чуть прибавило ко мне уважения, или она о чем-то задумалась.
      После обеда и питья чаю я проверил, протопилась ли баня. Дрова и угли прогорели, каменка была раскалена, запаренный в ведре дубовый веник благоухал на все окрестности, так что можно было приступать к любимой процедуре. Я прихватил бочонок, в котором чуть ли не на дне плескалось против обыкновения жалкое количество пива, и деревянное блюдо с тонко нарезанным вяленым и острым мясом, называемым бастурмой, которое приходило в наш город с низовий Волги.
      Баню я люблю. Даже не просто люблю, а люблю нежно, самозабвенно, всеми силами души. Нет для меня способа лучше провести субботний день в городе, чем закатиться в нее до вечера, зайти в парилку не знаю даже сколько раз, пропариться до самых костей. После хорошей бани ты как заново родился. И самое главное – нигде так не думается, как в парилке. Наверное, мозги от тепла быстрей работают. Вот и сейчас, я пришел в предбанник, шлепая себе по пятками плетенными тапками, завернувшись в свежую, накрахмаленную, только из прачечной, простыню. Заглянул в горячее нутро парилки, потянул носом ароматный воздух. То, что надо. Раскинул на полке простыню, поддал ковшом на каменку. Охнул от жара окутавшего меня облака пара, и развалился на полке. И задумался.
      Так все же, что такого общего между вчерашней дракой в «Дальней пристани», моими обязанностями охотника и чуть не выпоротой молодой колдуньей, недружелюбно ко мне настроенной, и оказавшейся у меня в должниках аж на сто пятьдесят рублей золотом? Что вчера произошло? Если по порядку?
      Если по порядку, то с утра я завалил ту самую тварюгу, которая чуть не… Стоп! Которую я совсем не ощущал поблизости! Хотя тварь была магической, а магию я всегда чувствую. Я поэтому и беру заказы на выколдованных тварей, им от меня не спрятаться. И только второй мой дар, «чувства взгляда», спас меня тогда. А тот здоровяк, что пытался переломить пополам нашу неудачливую малолетнюю волшебницу, тоже был таким же по ощущению. «Пустой». Как будто замкнутый сам на себя, но при этом тоже под магическим же управлением! Вот оно что! И управлял им колдун, за которым колдунья Маша следила. И не сообразил я сразу все это потому, что вспоминать пытался все со мной произошедшее по приезду в город, а надо было с охоты начинать.
      Я аж вскочил на полке. И что это мне дает? И что может дать? Все должно иметь свою практическую сторону, а пока ее во всей этой истории не видно. Ни наград никаких за голову колдуна не предлагается. Ни отлов таких вот здоровяков, как тот, которому я башку прострелил, никому не требуется. Но, в любом случае, любая тайна чего-то стоит. Знать бы только для кого. И для чего я сто пятьдесят кровных рублей потратил? Только для того, чтобы кормить недружелюбную девицу?
      Что можно узнать дополнительно? Можно пойти к некроманту Ваське, и у него выспросить, что ему с трупов убиенных злодеев удалось вытрясти. А он скажет? А это как спросим. И отношения у нас Васькой нормальные, особенно после того случая, когда убиенный брат у мужика разупокоился. Можно даже сказать, что подружились мы с тех пор. Вот, Васька как раз может чего и скажет. Что еще?
      А вот из кого все же могли сделать ту тварюгу, что на меня поохотиться решила? Привезли издалека? Привезли «исходный материал» издалека? И почему все эти твари, которых уже три было, крутились каждая в определенном месте? Может быть, из какого-нибудь местного, пропавшего без вести, их и изготовили? А почему бы и нет? Версия шаткая, но имеет право на жизнь.
      Кто может отследить портал? Любой хороший колдун, кроме некроманта, каких у нас в городе аж четверо, но только если начнет это делать в ближайший час после того, как портал закрылся. Во время открытия портала он сможет с точностью до метра отследить, а после закрытия с каждой минутой точность падает. Но можно будет сказать, например, к Торжку направлен портал, или, скажем, к Твери.
      Телохранитель еще колдуновский убитый имеется. По содержимому карманов мы ничего о нем не узнали, но опять же, наш городской некромант мог накопать больше. Или медиуму заплатить… ага, заплатишь тут медиуму. Как же. За вызов духа Валентина Кабакова, медиумша наша, меньше сорока рублей не берет. А у меня, что останется после уплаты штрафа – курам на смех. Так что, фокус с медиумом не пройдет.
      Ладно, что размышлять без толку? Все равно ничего умного не придумаю сам. К тому же пар уже из парилки выживает. Соскочил с полки, выбежал в предбанник… и обратно забежал. А она то что здесь делает? Старею. Не слышал в думках своих, как ведьма эта новоприобретенная в баню пришла. Сидит, в простыню завернувшись, и мое пиво пьет. Нормально, а? Как будто так и надо. Я влетел обратно в парилку, завернулся в промокшую от пара и моего пота простыню, выскочил снова в предбанник. Щелкнул выключателем, и в пристройке к предбаннику включился душ, в который насос качал ледяную колодезную воду. Проскочил мимо малолетней колдуньи, с явным удовольствием уплетавшей мою бастурму, схватил с крючка полотенце и убежал. Теперь остыть – первое дело, а с этой попозже разберемся.
      Попозже, впрочем, тоже произошло с задержкой. Вошел в предбанник, а ее там и нет. И возня из парилки доносится. Я плюхнулся за стол, достал с полки глиняную кружку и налил себе пива. Хорошая штука этот бочонок зачарованный, пиво в нем как с ледника. Отхлебнул, подцепил двумя пальцами с тарелки ломтик тонкого огненно-острого мяса. Снова запил пивом.
      Колдунья в парилке долго не продержалась, минут через пять вылетела с ошалевшими глазами. Натопил и пару нагнал я там под себя, непривычный человек долго не продержится. (Хе-хе). Завернутая в простыню, пролетела она мимо меня, хлопнула дверь и я услышал, как полилась вода. И сразу донеслось повизгивание – вода то ледяная, Вновь дверь в предбанник распахнулась со стуком. Гостья моя вошла, завернувшись в простыню подмышками. Схватила с лавки вторую, начала вытирать ей короткие волосы, начисто изведя мой запас сухих «оберток».
      Теперь уже я, играя роль гостеприимного хозяина, налил ей пива в глиняную кружку, бухнул эту самую кружку перед ней на стол.
      – Ага, спасибо. – кивнула она и вновь потянулась за бастурмой.
      У меня мелькнула мысль, что, пожалуй, я это симпатичное создание прокормить не смогу. Несмотря на юный возраст и даже несколько субтильное сложение, есть она была готова постоянно. По крайней мере, бастурму исчезла с блюда очень быстро, я едва успел схватить себе еще кусочек.
      Ладно, будем считать, что колдунья у меня уже освоилась как дома. И ей от этого хорошо. А как насчет того, чтобы поделиться знаниями с гостеприимным хозяином? А так же с самоотверженным и щедрым человеком, не пожалевшим честно заработанных денег для того, чтобы вывести ее розовую попу из-под страшной угрозы?
      – Вкусно! – оповестила меня Маша после того, как прожевала последний ломтик бастурмы.
      – Спасибо! – сказал я, сделав вид, что польщен.
      Она кивнула, показав, что оценила мою признательность, и вернулась к молчаливому питью пива. Хм… Девушка субтильная, а вот аппетит у нее – поди прокорми.
      – Ты куда собираешься ехать? – вдруг спросила она меня.
      – В Серые Горы, к гномам. А что?
      – Да так, ничего. Удивляюсь просто. Сам куда-то намылился, а меня в доме бросаешь. Не боишься, что обворую?
      – А что у меня воровать? Если только сам дом разберешь да как сруб на вывоз продашь. – усмехнулся я.
      Странно было бы, чтобы кто-то покусился на мое небогатое имущество. И ценного то у меня и было всего, что машина, да оружия несколько стволов. На машине я уеду, часть стволов с собой возьму, а что останется… Ну, из моей пирамиды не всякий большой колдун сумеет без моего ведома что-то в руки взять. Может и без рук остаться. Или без башки. Шкафом этим со мной как раз Васька-Некромант за одну работу рассчитался, и на нем такие заклятья гадские лежат… Лучше не пробовать. Я его уже сам потом в оружейную пирамиду переделал.
      Тот же Васька в нашем городском банке сейфы заклинал. И что вышло? Когда банк наш грабили, двое грабителей там, в подвале и остались. Чего ждут от магических ловушек? Огня, холода, падающего камня, чего угодно. Привыкли, что все на стихийном волшебстве держится. А вот заклятия «Покрывало праха» точно не ждут. И отмычек то таких охранных систем не делают. Просто не догадываются. Не предполагают, если угодно, что некромант ловушку будет настраивать.
      В нашем случае, так и остались двое налетчиков навечно привязанными к этому сейфу в виде голодных духов. И то, появляющиеся в нашем мире только с разрешения ночного сторожа. Он их на ночь выпускает у сейфов покрутиться, а с рассветом выгоняет из нашего слоя. А им остается лишь мечтать о новом грабителе, или придется оставаться голодными до конца эпох.
      Вот с подобным сюрпризом «от Васьки» и пирамида у меня. О чем я, на всякий случай, под соусом «случайно не напорись», и поведал своей невольной госте. Та легкомысленно кивнула, пошарила машинально рукой по блюду, пытаясь найти на идеально чистой поверхности еще ломтик вяленого мяса, не нашла, выпила пива, затем снова спросила:
      – Ты меня собираешься здесь держать, пока долг не отдам?
      – Не знаю, если честно. – пожал я плечами. – Не думаю, что ты сможешь его отдать деньгами, ты все же не местная, работы у тебя здесь нет. Откуда тебе деньги брать? Но ты колдунья не из последних, в этом меня не обманешь. А я – охотник. Глядишь, придумаем, как помочь друг другу. И оба в накладе не останемся, вместе заработаем. Тебе ведь лишнее золото помехой не будет, верно?
      – Как от колдуньи, от меня толку ноль. – заметно расстроилась она. – Дай бог через месяц Силу почувствовать. А сейчас я вообще безрукая. И спешу я, к тому же.
      – Далеко?
      – Далеко. Отсюда не видать.
      Я пожал плечами, сказал:
      – Поспешишь – людей насмешишь. – усмехнулся, и добавил: – Или урядников об стенку приложишь. И ты бы сейчас не в баньке, а в камере сидела, а в понедельник после другой баньки в больничке лежала, кверху задом. А на целителя у тебя денег нет, так что отмучалась бы по полной программе.
      – Ну, хватит, может, мне об этом напоминать! – возмутилась колдунья Маша. – Не лежу же в больничке? Не лежу. Ну и хватит об этом.
      – Ты имеешь в виду, что ты сама так ловко выкрутилась?
      – Не сама! – чуть не крикнула она. – А какая разница?
      – Разница? – треснул я ладонью по доскам стола с такой силой, что посуда подпрыгнула. – А очень простая разница. Я за тебя отдал все, что заработал, своей башкой рискуя. За эти деньги меня вчера утром чуть не съели, а теперь я, князь такой, могу их все до копейки отдать за то, чтобы какой-то ведьме-недотепе задницу не надрали. С которой я даже незнаком. Потому что я им лучшего применения не нашел, наверное. И взамен даже спасибо не услышать.
      Я действительно всерьез разозлился. Я не жадный, легко пришло и легко ушло. Но если бы кто-то мою задницу из под молотилки вытащил, просто проходя мимо, то я тому, как минимум, был бы благодарен. А этой я теперь досадная помеха к осуществлению личных планов. Застряла она со мной здесь, досада, понимаешь, какая. У нее это по выражению лица видно.
      Именно с таким выражением она снова машинально пошарила рукой по тарелке в поисках бастурмы, нащупала пустоту, осмотрела чисто выметенное блюдо, потом возмущенно сказала:
      – Больше нет, что ли?

       В которой главный герой ближе знакомится с Машей, ее проблемой, после чего они пьют чай с некромантом.
 
      Воскресное утро против сякого обыкновения наступило у меня в восемь утра, хотя в другие выходные дни до полудня мог в постели проваляться. Встал, огляделся. Спал я сегодня не в своей спаленке, а на топчане в горнице, и с непривычки шея затекла так, что пошевелить трудно было. А свою кровать уступил прожорливой колдунье.
      Умылся, в душ зашел, а когда начал жарить себе омлет с ветчиной и масло только зашипело на сковородке, на кухне показалась совершенно заспанная Маша. Которая молча вытащила из буфета тарелку и со стуком поставила ее на стол рядом с моей. После чего села на скамейку, оперлась головой на руку и снова задремала. Я пожал плечами, добавил к порции сначала два яйца, но потом, перехватив разочарованный взгляд внезапно приоткрывшихся глаз, добавил еще два. Влезло это все на мою сковородку с великим трудом, я все больше один здесь живу и на одного утварь кухонная рассчитана. Но справился, разве что подгорела чуток яичница снизу.
      Сняв сковороду с плиты, я разбросал по тарелкам половинки круглого омлета, выставил острый соус выделки какого-то южного народа, о котором я никогда и не слышал, затем поставил чайник на плиту. За спиной зазвякали нож с вилкой. Когда я обернулся, сонный туман из взгляда ушел, и теперь колдунья Маша уплетала омлет с грибами и ветчиной за обе щеки, при этом меня не замечая и глядя в окно, на усевшихся на заборе воробьев.
      – Доброе утро. – поприветствовал я ее.
      В ответ я получил легкий кивок. Не уверен, что она вообще расслышала, что я ей сказал. О своем думала. О значительном, что ей суета? Яичницу есть не забывала, правда, но это у нее машинально получалось, хоть и с аппетитом. А чего она худая такая, если так ест? Тоже интересно. Магия какая-нибудь из ей доступных? Не тощая, но и до полной ей очень далеко. Небольшая, стройная, складная. Лицо чуть детское, хоть ей уже больше восемнадцати, наверняка. На правой брови маленький белый шрамик, отчего бровь немного раздвоилась. Глаза голубые, светлые. Волосы тоже светлые, стриженные растрепанным ежиком. Шея тонкая, высокая. Прямой нос. Рот крупноват немного для ее лица, но смотрится даже красиво. Твердый подбородок. Ушки маленькие и розовые. Хорошенькая девушка, очень. Свежая, чистая, взгляд ясный. Не зря, наверное, я ее из мрачных Анфисиных застенков вытащил.
      – Я сейчас к некроманту местному пойду. – сказал я, решив не размениваться на вступления. – Хочу выспросить у него, что он с тех двух трупов, что в кабаке остались, вызнал. Не хочешь сказать чего-нибудь, чтобы мне жизнь облегчить?
      – Хочу. – сказала она, отвернувшись от окна и даже перестав жевать. – Не трать время. Ни один некромант с них ничего не узнает.
      – Это почему? У нас тут несколько колдунов в Великореченске, но некромант наш – самый сильный. Даже в Твери такого нет, по слухам.
      – Да хоть в Эрале Эльфийском. Или в Темных землях. – ехидно улыбнулась она. – Кто с Пантелеем дело имеет – у некромантов не воскресает. И дух их не вызывается. Так что к медиуму тоже можешь не ходить.
      – Это почему? – удивился я.
      Про то, что многие колдуны своих присных от некромантских расспросов заклинают – это факт известный. А если колдун был сильный, то и самый лучший некромант труп не поднимет и говорить не заставит. А вот насчет духа… Духи, конечно, свидетели не лучшие, у них от астральной жизни ум за разум заходит и вместо правды такого могут понагнать, что хоть стой, хоть падай, а не дай боги их еще и на пророчества потянет… но такого, чтобы дух не вызывался – не слышал. За все свои тридцать три года.
      – Это потому, что Пантелей их дух вызывает первым. Сразу же, как его слуга погибнет. У них на шее амулеты специальные, которые для духа вроде как порталы открывают. А затем помещает во временное тело. А затем взамен ему подбирает постоянное. И вмещает дух в него.
      – Погоди… так что же получается?
      – Получается, что слуги у него бессмертные. Потому и служат ему так, как никто никому не служит. Поди, плохо, померев, в другое тело войти?
      – А другие тела откуда берутся?
      – Известно откуда. Мимо проходят. Как пройдет подходящее, так и…
      Тут она резко помрачнела, закусила губу и отвернулась к окну.
      – Что-то не так? – спросил я.
      Она лишь мотнула головой, вроде как «Отстань!». Я отстал, но кое-что в голове прояснилось. Какие выводы можно сделать из сказанного? Если все это правда, то этот самый Пантелей на смертный приговор себе прегрешений набрал. А я Маше верю. Такое колдовство, какое он пользует – верный путь на виселицу, а тому, кто «клиента» к ней доставит – награда. Немалая.
      Тот самый, «пустой», который ее пополам переломить пытался – изделие магическое и незаконное насквозь. Соответственно, автор оного может принести прибыль охотнику, если кто-то объявит за его голову награду. Или уже объявил.
      – Его где-то ищут?
      Колдунья лишь отрицательно мотнула головой. Хуже. Награда пока не объявлена никем. Значит, надо повернуть дело так, чтобы стали искать. А как это сделать? Для начала все же надо с Васькой пообщаться. Некроманты – они такие, с мертвого тела могут информации собрать больше любого иного колдуна, причем такой, что никто другой ее и не заметит.
      – Маша, а тот, кто на тебя напал – это кто такой был? Я таких и не встречал.
      – Тело. Пустое. – лаконично ответила она, так и не глядя на меня. – По крайней мере, я так думаю.
      – А не слишком ли оно крепкое для обычного тела? Здоров уж больно.
      Она лишь пожала плечами.
      – А ты этого Пантелея откуда знаешь? Откуда он сам?
      – Знаю я его по Царицыну. – повернулась она ко мне. – А откуда он сам – никто не знает. И его самого никто не знает, кроме меня одной. Что-то еще хочешь спросить?
      Откровенно недружелюбный тон я пропустил мимо ушей. Раз уж начала она что-то рассказывать, то пусть рассказывает до конца. Тогда я смогу с большей пользой провести день. А эмоции свои пусть при себе держит, мне до них дела как до прошлогоднего снега.
      Тут объяснить бы надо. Любой объявленный в розыск преступник, которого ты на аркане приведешь, дает тебе сто золотом. Это если мелкий, вроде алиментщика или должника по штрафам. Но если приведешь «висельника», того, кто на смертную казнь претендует, то получишь целую тысячу. Большие деньги, года два не работать можно, если не транжирить. А вот если поймаешь или уничтожишь колдуна, которого для виселицы ищут, то ты разбогател. Тверской князь в таких случаях платит сам, не община. Десять тысяч золотом. Хоть в купцы подавайся. На свою самоходную баржу хватит, по крайней мере. А вот этот самый Пантелей, если все это правда, о чем Маша говорит, таким и выглядит. И если его в розыск объявят, то десять тысяч за его голову обеспечено. Искать кинутся все, но у меня преимущество будет – Маша. И фора по времени.
      Другое дело, что гоняясь за такими как Пантелей, очень даже запросто можно без башки остаться, но… Риск все же оправдан, на мой взгляд. К тому же он профессиональный.
      – А чем Пантелей вообще занимается?
      – Понятия я не имею! – довольно зло ответила Маша. – Ничего я о нем не знаю, кроме того, что на куски бы его, гада, разорвала! А теперь тут с тобой застряла!
      – Ну, не очень то ты и застряла. – ответил я. – Собирайся, в общем.
      – Куда? – удивилась она.
      – Со мной. Если все правильно сделаем, то за Пантелея твоего награду объявят. А если объявят, то я с тобой за ним погоняюсь. Сама понимаешь, ум хорошо, а два – тоже хорошо.
      – С какой это стати ты за ним гоняться будешь? – пораженно спросила она.
      – Оглохла, что ли? За награду! За деньги! За наличные или аккредитив в Первом Тверском банке! Все, бегом умываться, одеваться, что там тебе еще надо! Время теряем.
      Она действительно ускорила процесс поглощения завтрака, а потом достаточно быстро собралась. По крайней мере, это обнадеживает. Нам теперь партнерствовать, и не один день, как мне кажется.
      Мы вышли из дома, я посмотрел на небо. Снова явно собирался дождь. Вообще, погода не слишком радовала. Вроде бы и лето, а на дворе октябрь самый настоящий. Вот у эльфов, по слухам, есть колдуны, которые погодой умеют распоряжаться, расталкивая облака в стороны от их лесов. Зато и жить рядом с эльфийскими лесами в дождливый год замучаешься, двойная доза мокроты тебе обеспечена. Мало того, что свой дождь польет, так еще и тот, что эльфы за опушку обратно вытолкают.
      Подумал я, подумал, и решил все же идти пешком. Прихватил плащ-палатку военную, еще одну выдал колдунье. И как в воду глядел – едва за калитку вышли, так и дождь полил. Пришлось надевать накидки и наслаждаться стуком капель по жестким капюшонам, а заодно и свой предусмотрительностью.
      После того, как я сказал, что намерен организовать охоту на этого самого зловещего Пантелея, колдунья немного отмякла и подобрела. И даже стала отвечать на мои вопросы, которых у меня накопилось много. Вкратце, ее история выглядела так: Пантелей появился в Царицыне месяц назад примерно. Приехал по приглашению, потому как в городе гнездо вампиров появилось. Кто его пригласил, Маша так и не выяснила. Похоже, что никто, сам себя пригласил и по своим делам приехал, вампиры отмазкой были.
      Приехал и встретился с Настей, старшей сестрой Маши. У сестры тоже был дар. Если Маша колдовала, то Настя могла «видеть». Не прошлое, и не будущее, а то, что ей хотелось увидеть. Плохой дар, кстати. Лично я нипочем не хотел бы, чтобы у моей несуществующей пока жены такой прорезался. Или у ее подруги. Например, захотела узнать, куда муж «по делам» запропастился – и немедленно узнала. А заодно и увидела, с кем именно у него дела. С Бородой ли, как он сам уверяет, или с кем другим? Плохой дар. Нескромный. Неудобный для окружающих. И окружающие ее за это заслуженно недолюбливали.
      Пантелей с помощью Насти гнездо вампирское вывел, вроде как, а затем… В общем, непонятно, что произошло между Пантелеем и Настей, но та вдруг, не собрав даже вещичек, отправилась с колдуном. Села на пароходик, идущий вверх по реке, и уплыла. Все удивились, конечно, но ничего странного в том не было, если разобраться. Настю в невесты в городе никто не хотел, по всем известной причине. Пантелей хоть и не юноша, но с виду не старше сорока и не урод, может быть, именно такой жених ей нужен и был. К тому же Пантелей колдун сильный, соответственно и человек богатый. С ним и охрана была, и прислуга. Что еще надо?
      На веревке ее никто не тащил, сняли они с Пантелеем каюту первого класса на двоих, по палубе прогуливались, Настя даже улыбалась. И когда Маша начала бить тревогу, ей никто не поверил, что дело нечисто.
      – А с чего ты взяла, что там что-то не так?
      Удивило сначала Машу то, что Настя, девушка спокойная и обстоятельная, даже педантичная, в отличие от своей младшей взбалмошной сестры, не взяла из дома ничего из того, что полагала всегда ценным. Остались многие амулеты, остались немногие ее драгоценности, включая наследственные, без которых бы она точно никуда не поехала. А самое главное – нашла Маша дома сестринский амулет от сглаза, морока и самое главное – ментального доминирования, который она вообще не снимала нигде, кроме бани. И вот тут то подозрения машины разгорелись пожаром.
      Она собрала все деньги, что у нее были, выяснила, докуда шел пароход, на котором отправились сестра с Пантелеем, и взяла билет до того же места. До Нижнего Новгорода. Там она прожила около месяца – следы сестры и колдуна потерялись. Деньги стремительно подходили к концу, и когда ей, наконец, удалось выяснить, что Пантелей со свитой и какой-то девушкой уплыли в Тверь, денег ей хватило только на билет. Даже на еду толком не оставалось. Пришлось ей взять «за харчи» работу от шкипера на борту парохода, по выведению тараканов (позор то какой!). Но до Твери добралась.
      В Твери след колдуна она взяла быстро. Тот направился в Великореченск, по одному ему ведомой причине. А заодно Маша узнала, что направился он туда со свитой, но без сестры. Подозревая худшее, она направилась следом, банально украв деньги на билет на тверском базаре (вот где магия то помогла!). И при этом совершив преступление такой тяжести, что Анфисины розги ей бы щекоткой показались – кража с помощью колдовства по закону приравнивается к преступлению против устоев, и подведомственно Тайной комиссии Департамента благочиния. В то время как за счет ловкости рук в нашем городке четырьмя месяцами ассенизаторства и иных тяжких работ.
      В Великореченске же она след Пантелея обнаружила сразу, с помощью заклятий поиска. Раньше они не работали, кстати, а тут он расслабился, перестал след свой скрывать. Нашла, настигла – а остальное я сам видел. Как ни банально звучит, а нашла она вместо всего приключений на свою задницу.
      Так, за рассказами, дошли до дома Васьки-некроманта. Васька жил крепко, богато. Двухэтажный дом из бревен в два охвата, за могучим частоколом. У калитки деревянный резной молоток на цепи висит, стучите, мол. Я и постучал. Почувствовал легкую щекотку вдоль позвоночника от магического прикосновения. Это Васька проверил, кто пришел. Тоже выпендреж своего рода – типа, «смотрите, сколько сил у меня, даже на такую ерунду тратить не жалко». Затем дверь сама распахнулась перед нами.
      – Пошли. – пригласил я во двор свою спутницу.
      Мы вошли в калитку, Маша оглядела двор, в котором раньше не была ни разу. Устроился Васька действительно неплохо. Двор был обширен, что для центра даже такого городка, как наш Великореченск, было куда как необычно. Город стеной ограничен, расширяться особенно не будешь, а у Васьки во дворе простор и красота. Красота такая, какую сам Васька за таковую почитает. Своеобразная.
      Тут тебе и резная беседка, и огромная баня, построенная в виде терема, с резьбой и Жар-птицами на коньках крыши. Тут и гараж аж на три машины, в котором через открытые настежь ворота все три и видны, включая новенькую «Чайку», и пруд с фонтаном даже, где чашу в виде морской раковины три голых мраморных эльфийки держат, а в самум пруду золотые рыбки плавают. И даже на резном дубовом крыльце самого Васькиного дома стоят две голые эльфийки из заморского мрамора, одна с луком, другая с тонким мечом. Вроде как вход охраняют, ну и Ваське нравится. Васька, даром что некромант, а живчик еще тот, и до девок страсть как повадлив.
      К ноге одной из эльфиек, той, что с мечом, привязан крупный кабанчик, явно нервничающий. При нашем появлении он хрюкнул и укрылся за крыльцом. Видать, решил, что мы пришли на шашлык извести его безвинно.
      Едва мы к крыльцу подошли, как украшенная заговоренным металлом деревянная дверь распахнулась. Однако открыл ее не сам Васька, а высокая, белокожая, огненно-рыжая девица в странной высокой шапочке вроде турецкой фески, расшитой золотым бисером по черному шелку, и в свободно свисающем черном же платье. На равномерно бледном лице выделялись лишь изумрудно-зеленые, пронзительные глаза и причудливо изогнутые красные полные губы. Красивая девка, хоть и очень странная.
      Раньше эту девицу я у Васьки не видел. Хоть это и не удивительно. Они у него часто сменяются.
      Девица не сказала ни слова, лишь томно улыбнулась, не размыкая губ, и делала приглашающий жест рукой. Мы прошли через сени, встав на минутку на коврик из заговоренного мочала, собравший всю грязь с наших сапог, и зашли в горницу.
      Васька сидел в резном, с позолотой и красным бархатом кресле, за столом из карельской березы, и пил чай из огромной расписной кружки, хрупая попутно крендельки с маком, которых целая горка была навалена в хрустальную вазу гномьей работы.
      – Здорова, Сань! – поприветствовал он меня, не вставая и показал жестом на стулья вокруг стола, приглашая присаживаться.
      Маленькие Васькины глазки оценивающе скользнули по моей спутнице, перескочили на рыжую, продолжающую загадочно улыбаться, и на этом их бег завершился. Рыжая ему все же больше, чем колдунья Маша понравилась.
      – И тебе не болеть! – ответил я на приветствие и сел на стул.
      Маша тоже присела и сразу ухватила пригоршню крендельков из вазы. Крендельки один за другим начали отправляться к ней в рот, где были с невероятной скоростью разгрызаемы ее мелкими белыми зубками.
      – Чаю нальешь? – спросил я Ваську.
      – Налью. Чего не налить? – кивнул колдун, после чего обернулся к рыжей и скомандовал: – Чайку гостям принеси.
      Та, не говоря ни слова, вышла из горницы, покачивая бедрами. Бедра были красивые, и походка очень вдохновляющая. Настолько, что я ощутил некое волнение. Я снова обернулся к Ваське.
      Васька, даром, что профессия у него самая мрачная, с виду был сущим аллегорическим изображением вкуса к жизни. Маленького роста, круглолицый, безбородый, розовый как порося и как порося же упитанный, одетый в красный парчовый халат, обнажавший его жирную безволосую грудь, он в самую последнюю очередь вызывал ассоциации со смертью и загробным миром, что являлись его профессией. Больше он напоминал удачливого кондитера.
      – Чего хотел? – спросил он меня. – Небось, узнать, чего я узнал от твоего клиента?
      – Клиента? – удивилась Маша.
      – Клиента. – кивнул некромант. – Санек его завалил, вот и его клиент. Точнее даже два клиента, просто один из них интересный, а другой не очень.
      – Чем интересный? – живо заинтересовался я. – И кто из них?
      Васька задумался, помолчал. Затем спросил как бы невзначай:
      – Ты в Лесную Долину когда собираешься?
      Вот ведь гад скаредный. Нет, чтобы товарищу помочь просто так, не ожидая ответной услуги.
      – Пока не собираюсь. Завтра к гномам поеду, в Серые горы. Оттуда что надо?
      Васька пожевал губами в задумчивости, сказал:
      – Подумаю. Может и надо что. Хоть и вряд ли. Мне Вместилище духа надо. На демона. Заказ у меня, понимаешь, из Твери. У дочки купца первой гильдии Кочерыгина дочь бесом мается. Я ее смотрел – так там демон целый в ней сидит, не бес. Надо бы гнать, а где я потом другого демона найду? И коробки такой нет у меня, только на малого беса.
      Понятно. Васька старается одним выстрелом целое стадо зайцев разбомбить. А заодно всех их зажарить. Ему, как некроманту и колдуну большой силы изгнать беса или демона из страдальца большого труда не составляет. За это заплатит ему купец Кочерыгин, и заплатит немало. Васька задешево не работает. Откуда все эти эльфийки мраморные? От заработков. Свинья, небось, тоже от них. Но вот какое дело: демон, изгнанный из страдальца, может быть заключен во Вместилище духа, а колдун, туда его загнавший, сможет этим демоном командовать как хочет. Что куда важнее для него, чем на купеческой дщери заработать.
      – А если призвать демона? – спросила вдруг Маша.
      Я аж крякнул и поморщился. Вот те на, сильная колдунья, вроде, насколько я помню, а такие, с позволения сказать, детские вопросы задает.
      – Маш, демон призванный одно задание твое выполнит и уйдет в свой план. – объяснил ей я. – Служить не будет. И ты ему чем-то заплатишь, и он не продешевит. А если демона изгнанного перехватить, так он под обещание того, что когда-то ты его отпустишь, не один десяток лет на тебя проработает. Ему то что, десяток другой годов? Пустяк. Он вечный.
      – Надо же. А я и не знала. – удивилась она.
      При этих словах Васька на Машу покосился с оттенком недоверия, затем спросил:
      – Погодь, милая… Так ты та колдунья, что Анфиса-урядница завтра пороть должна?
      Маша густо покраснела и явно разозлилась. Васька специально спросил с подначкой, разозлить и хотел. Вот паскудник. Васька мужик совсем не злой, если честно, скорее даже добрый, но ехидный – страсть.
      – Вась, не смущай девушку. Никто ничего не должен. Ошибка вышла. – вступился я за молодую колдунью. – Отпустила ее Анфиса, а теперь мы вместе работаем.
      – Отпустила, говоришь… – с сомнением протянул Васька. – Ладно, как скажешь. Хотя, за такие вопросы… Долго работать будете? И над чем?
      – Вот у тебя и хотим узнать, есть у нас с ней работа, или нет.
      Васька кивнул головой.
      – Так и думал. Даже ждал тебя. Могу сказать, что работа там есть, а вот доказать это не смогу. Чаю попьем, потом расскажу.
      Действительно, в горницу вошла рыжая, неся поднос с фарфоровым чайником и чашками. Подошла к столу. Расставила перед нами блюдца, на них – чашки и начала разливать ароматный чай. Она приблизилась ко мне, и я вдруг почувствовал некое возбуждение. Очень даже определенного плана возбуждение. Захотелось мне эту рыжую так, что хоть сразу на стол ее вали и юбки задирай.
      Более того, мне показалось, что нечто подобное промелькнуло на лице и у Маши. По крайней мере, она уставилась на рыжую и нервно облизнула губы, на какой-то момент перестав даже грызть крендельки. И задышала тяжко. И в глазах что-то такое появилось, что легко поверишь – вот-вот кинется.
      Я чуть задумался и меня осенило. Так и есть, как же я сразу то не догадался? С чего это такой красотке у себя дома в феске ходить, будто есть что прятать? А ей и вправду есть что прятать! Это же не человек, это тифлинг! Вот это да, ай да Васька! Даром что на колобка похож! А сам то! Казанова всех рас и народов!
      О тифлингах надо рассказать, иначе не поймете. Откуда этот малочисленный народ появился – теорий много, но самой правдоподобной мне кажется самая же и распространенная. Тифлинги получились от сношений человеческих женщин с демонами-инкубами, а также человеческих мужчин с суккубами. Выжить в таких связях невозможно, что инкуб, что суккуб обычного человека насмерть затрахать способны. Но с помощью кое-каких снадобий и эликсиров все же люди выживали. И в таком случае человеческая женщина всегда, даже после единого раза, дает потомство, и суккуб, демон желания, тоже рожает. И вот от таких потомков и пошел род тифлингов.
      С виду тифлинги совсем как люди. Разве что очень белокожие, даже бледные, всегда с глазами очень яркого цвета. Есть и зеленые глаза, есть и голубые, а есть и антрацитово-черные. Волосы у них тоже всего трех цветов – белые как снег, рыжие как огонь и черные как сажа. Главное же отличие одно – рога. У мужчин-тифлингов рога подлиннее и загибаются назад, а у женщин – совсем коротенькие конические рожки, и под такой «феской» их скрыть совсем не трудно.
      Главной же особенностью женщин-тифлингов является их легендарная сексуальность. Или сексапильность. Или и то, и другое, как хотите называйте. По проверенным слухам, те из мужчин, которым довелось разделить постель с такой «тифлингиссой», считали, что лучше любовницу и представить себе невозможно. Хотели бы представить, но не получается. И говорят, что рога не мешают и не колются. И даже не пугают.
      Верю. Потому что от рыжей, что чай разливает, явно исходят некие весьма могучие флюиды. Это у женщин-тифлингов такая природная магия. А учитывая, что предпочитают они и мужчин, и женщин, то понятными становятся и пересохшие губы Маши. На нее полудемонесса тоже подколдовывает между делом. А магии, кстати, я никакой не ощущаю. Ту магию, которая естественная, природная, присуща существу от рождения, обычными средствами ощутить нельзя. Хотя… какая-то теплая волна есть, а магию я как холод чувствую обычно.
      – Ты поаккуратней. – негромко сказал рыжей Васька. – Не пугай гостей.
      Догадался, что она делает. Та лишь загадочно улыбнулась, но давить прекратила. Меня, по крайней мере, «отпустило». Машу вроде тоже. Она лишь слюну проглотила и, застеснявшись, отвела взгляд. И теперь удивляйся, с чего это вдруг о тифлингах такие легенды? Впрочем, с «не пугай гостей» Васька тоже переборщил. И ни капли я не испугался. А вовсе даже наоборот.
      О мужчинах же тифлинговского рода легенды чуть другие. Их, например, до появления «новых людей» в этом мире очень любили использовать в качестве телохранителей. Реакция у них невероятная и они умеют отводить глаза. Глаза отводить, на самом деле, умеют многие, тот же Васька отведет – мало не покажется, но тифлинги делают это естественно, не тратя сил. Как тифлинессы соблазняют всех вокруг, сами того не замечая, исключительно по привычке. Вот как нас сейчас. И главное – даже для мага практически незаметно.
      Еще были они почти что непревзойденными мечниками. Когда мы, пришлые, принесли в этот мир огнестрельное оружие, каста тифлингов-телохранителей почти что выродилась за последний век. Как и все долго живущие нелюди, а живут тифлинги лет по пятьсот, консервативны они и привержены традициям. Привыкли мечами драться, а там хоть трава не расти. Но, по слухам, в последние годы вроде бы стали они тоже стрельбе учиться, и с успехом немалым. И каста вроде как возрождается, снова слышно о них стало, но, вроде бы, по тем же слухам, они на что-то другое перепрофилировались.
      – Ну ладно, Вась, не тяни, расскажи, что узнал от покойников.
      – Ага, от покойников. – кивнул Васька и шумно отхлебнул чай с блюдца, захрупав крендельком. – Покойников среди них, собственно говоря, всего один. Телохранитель. А второй не только не покойник, а даже не «непокойник».
      – А кто? – поразился я.
      – Считай, что голем.
      – Да ну… а то я големов не видел…
      – Таких – не видел. – отрезал Васька. – И я не видел. Я, если честно, не знал, как его назвать, вот и назвал големом. Голема всегда делают, собирают, даже если он из плоти. А вот этот… этот раньше вампиром был. Его никто не собирал, он так и был, одним куском. Ты знаешь, как вампир получается?
      – Ну да… Вроде бы. Когда вампир кусает человека, он его убивает, выпуская душу. Если дает умирающему пить свою кровь, то делит с ним своего демона, который, затем и управляет трупом.
      – Верно. Я, как некромант, могу плоть вампира разрушить, даже на расстоянии. – слегка прихвастнул Васька. – Мертвое мне подвластно, а вампир – мертв. Демон же тогда вырвется и улетит. Уйдет на свой план бытия и в наш никогда не вернется. Но кто-то сумел вырвать демона из плоти вампира, оставив всю силу вампирского тела на месте. О таком слышал?
      Нет, о таком я решительно ничего не слышал и нигде не читал, хоть книги по монстрологии покупаю везде и всюду, и расспрашиваю каждого, кто в этом предмете сведущ. Работа у меня такая, нельзя мне «клиентуру» не знать.
      – Затем, или до того, над вампиром провели работу. Плоть его частично обратили в кремень. Не просто так, а как в каждую клетку его организма по песчинке подкинули. Заклинанием перемещения. Ты хоть представляешь, какое оно по сложности было? Как раздробить каждую песчинку в тачке песка, а затем заставить ее переместиться с такой точностью, что каждая попала в свою ячейку?
      – Ты так сможешь? – спросил я.
      – Шутишь? Да ни в жизнь! – замахал короткими ручками Васька. – Тут не знаю кем надо быть, чтобы эдакое осилить.
      – А зачем?
      – Что зачем?
      – Осиливать.
      – Так он почти неуязвимым получился. Его пуля не пробьет.
      Я задумался, затем сказал:
      – Стоп, стоп. Как так – не пробьет? Я его двумя выстрелами уложил. Никакой сверхкрепости не вижу. На гуля кладбищного и то больше тратишь подчас.
      О целом магазине десятимиллиметровых пуль из пистолета, что Батый в него выпустил, я упоминать не стал. Батый в грудь стрелял, а любой нечисти сразу надо в голову целиться, если на у нечисти есть, разумеется.
      – Повезло тебе. Лари! – окликнул он тифлингессу.
      – Да, милый? – откликнулась та.
      Батюшки, а голос то! Такая по телефону соблазнит так, что дырку в лавке трахнешь.
      – Дай мне вон ту шкатулочку… Ага, бронзовую. – сказал Васька и та, покачивая волшебно бедрами, поднесла ему просимое.
      Васька откинул пружинную крышечку и достал оттуда нечто, напоминающее рваный клочок пергамента.
      – Ты сказку про пражского голема из старого мира помнишь? – спросил он.
      – Примерно, в общих чертах. – кивнул я. – В пражском гетто какой-то раввин для защиты евреев от всех подряд придумал голема. Вылепил его из глины, вложил в рот клочок пергамента с именем бога, и тот ожил. Что-то в этом духе.
      – Примерно. – кивнул Васька, дуя на чай в блюдце, потянулся к вазочке с крендельками и заскользил пальцами по гладкой поверхности – все крендельки быстро и ловко успела погрызть Маша. – На самом деле, надо было пражским властям того еврейского чернокнижника на костер тащить и жечь как можно скорее. Глину он оживил, как же. Оживи ее поди. Неживое, или ранее живым не бывшее, не оживляется, правило любой магии номер раз. Анимируется – да, но не оживляется. Думаю, что началось как раз с такого же заклятия, как и в нашем случае – перемещения песка в чей-то организм. А потом окружающим сказали, что вроде как из глины вылеплен. На ощупь похоже, кстати.
      – А с именем бога чего?
      – А ничего. Знаешь что это? – он ткнул пальцем в клочок пергамента из шкатулки.
      – Нет.
      – Это кусок кожи с этого самого вампира. Если содрать с кого-то кожу, начертать, как я понимаю, вот это самое заклятие, и вложить тому в рот, то получится оный самый голем. В данном случае – анимированный вампир, выполняющий приказы хозяина, неуязвимый для магии и почти неуязвимый для любого оружия. И знаешь, что случилось?
      – Что?
      – Одна из твоих пуль попала ему как раз туда, где лежал этот кусочек его собственной кожи. И разорвала его, разрушив целостность заклятия. Шанс повторить – один на миллион. Пока клочок цел и он у него внутри – ты ничего не сможешь с этой дрянью сделать. Разве что взорвать.
      Васька замолчал с многозначительным видом. Да и был с чего такой вид иметь – если он прав, то действительно, попасть так, чтобы разрушить пергамент с управляющим заклятием… В следующий раз может и не хватить меткости. А вот насчет взорвать…
      – А срубить башку?
      – Можно. – кивнул собеседник. – Но топор завязнет, или чем там рубить собираешься. Я же не просто так рассказывал, как его песком набивали.
      Ага. – кивнул я, подтверждая, что усвоил информацию. – Вась, так что у нас с преступностью деяний в этом случае?
      – Если реально, то никак. – поморщился Васька. – Вампиры вне закона, нигде не сказано, что по отношению к ним существуют запретные чары. Другое дело, что это самый вампирский голем напал на человека. Это уже преступно, но…
      Васька лишь скроил совсем тоскливую гримасу, и я закончил фразу за него:
      – Никто не может доказать, что этот вампир-голем был работой рук упомянутого колдуна.
      – Верно, соображаешь. – подтвердил некромант.
      – Хорошо. А что по второму покойнику?
      – По второму, если честно, тоже не все в порядке. И тоже слабо доказуемо.
      – Что именно?
      – А то, что в покойнике ничего не осталось. Его даже подъять невозможно.
      Васька так и сказал – «подъять». Надо же, каких мы слов нахватались, это тебе не простецкое «поднять».
      – Ты объясни, я все же в некромантии этой твоей…
      – Для того чтобы труп подъять, надо хоть за что-то зацепиться. За сознание умирающее, за след души, за что угодно. Надо установить связь между малым – отрезанным пальцем, например, и целым, что лежит в круге. А в этом – пустота, будто он никогда живым и не был. Хоть пополам его пили, все без толку. При этом ясно, что был он живым, и есть на нем след заклятия, которым это проделано.
      – Прочитать сможешь?
      – Не, куда мне! – отмахнулся Васька. – Очень сложное. И ожог у него на груди от сгоревшего амулета. Думаю, что в этом амулете и было заклятие прошито. Как клиент помер, так его и почистило.
      – Ты об этом говорила? – спросил я Машу.
      – Об этом. Этот амулет – телепорт, но для нематериальной составляющей.
      – А ты откуда знаешь? – решил уточнить я.
      – Оттуда, что это не Пантелея работа изначально. Он его модифицировал. Такие амулеты для перемещения духа делал еще мой учитель.
      – А Пантелей…
      – Пантелей тоже его ученик. Только разошлись они раньше, лет тридцать назад. Наверное. Это я так прикидываю.
      – Отсюда ты его и знаешь?
      – Отсюда и знаю. – кивнула колдунья. – Я его раньше только на фотографиях видела, до того, как он снова в Царицыне появился.
      – А учитель твой где?
      – Умер недавно. Год назад, примерно. Он старый был.
      В общем, посидели мы у Васьки еще с полчаса, но уже ничего полезного не выудили. Что он знал, то нам и сказал. Пусть не много, но и немало. Самое главное, для меня самого все уже ясно стало – волшба Пантелея зла и незаконна, а потому, если дело правильно повернуть, можно добиться того, что за него награду предложат. Можно. Но не сейчас. Пока доказательств маловато.
      Васька со своей демонической Лари, по прежнему таинственно улыбающейся, вышли проводить нас на крыльцо. Мой взгляд снова упал на поросенка, привязанного к ноге эльфийской статуи.
      – Вась, а это что? Пополнение коллекции искусства?
      – Да нет! – отмахнулся тот. – Оказал тут услугу малую Петру-мяснику, за бесплатно вроде как, а он возьми, да и притащи кабанчика. Ума не приложу, что с ним теперь делать. И отказаться неловко было.
      – А ты его умертви, затем подыми и двор охранять заставь. – подначил я Ваську. – Будет такой свинский охранный зомби. На страх врагам.
      Тот, судя по всему, пропустил мое заявление мимо ушей, и мы распрощались.

      Следующим пунктом нашего путешествия снова стал околоток. Намерен я был пообщаться не с кем-нибудь, а с самим Господином Становым Приставом, Степаном Битюговым. Маше посещать повторно околоток очень не хотелось, это было заметно сразу, но я на ее присутствии настоял. Мало ли что подтвердить придется? А Маша, как ни крути, свидетельница.
      Когда мы подошли к большому подворью, огороженному частоколом с колючкой поверху, в котором находились и сам околоток, и маленький острог на десяток камер, и известная «банька», Маша поморщилась, но ничего не сказала. Было тихо, на крыльце болтали и курили двое урядников в форме. Вдоль забора выстроились пять уряднических «виллисов». Лошадей вообще не было видно, видать, всех в конюшню загнали. Вообще утро воскресенья – самое тихое время в городе. Кто кутил с пятницы на субботу и с субботы на воскресенье, как раз сейчас отсыпаются. А кто кутит каждый день, все равно по утрам спит.
      Мы прошли мимо дежурного урядника, сидящего за столом и читающего газету, и поприветствовавшего нас кивком, затем по коридору дошли до кабинета Степана. Я постучал в дверь, оттуда донеслось: «Войдите». Ну, мы и вошли.
      Степан сидел за столом, перед ним стояла огромная чайная кружка, возле нее, на тарелочке, два бутерброда, с сыром и колбасой.
      – Да вот, все пожрать некогда. – сказал Степан, перехватив мой взгляд. – Хотите чаю?
      – Нет, спасибо, только что напились. – отказался я.
      – А девушка? – уточнил Степан.
      – Нет, спасибо. – пискнула Маша, подавленная размерами человека, сидящего перед нами.
      Действительно, непривычного человека Степан поражал. Росту в нем было больше двух метров, а весу больше ста пятидесяти килограмм. Ладони были как лопаты, пальцы как обрубки черенка от нее же. Кожаную форменную куртку он снял, сидел в серой рубашке с расстегнутым воротом, рукава которой очень выразительно обтягивали бицепсы толщиной с бедро нормального человека. Плечи были ровно в два раза шире моих, хоть я на узкоплечесть не жалуюсь.
      Голос у Степана соответствовал внешности. Казалось, будто какое-то чудовище научили говорить, и затем заперли в металлической бочке. Вот оно оттуда и говорило. Лицо же нашего станового пристава производило обманчивое впечатление. Эдакое сонно-туповатое, и эмоции на нем вообще не отражались. Тот, кто принимал его за дурака, потом обычно в этом раскаивался – Степан был еще умен как змий, и именно благодаря ему в городе, несмотря на всю местную вольницу, было относительно тихо.
      – Тогда говори, с чем пришел. – сказал он.
      – Да я, собственно говоря, по поводу позавчерашней драки в «Дальней пристани»… – начал я издалека.
      – Колдуна хочешь в розыск объявить? – сразу сократил мою речь до необходимого минимума Степан.
      – Хочу. Откуда знаете?
      – У меня вот, телефон есть. – он похлопал огромной ладонью по такому крошечному под ней телефону в деревянном корпусе. – И у Васьки-некроманта такой же есть. Техника, называется.
      – Ага, понял. Так что?
      – Доказательств маловато, вот что. Ты же десять тысяч княжеских срубить хочешь, верно?
      – Ну да. – кивнул я.
      – Тогда надо, чтобы Тверь его в розыск подала, а не мы. Нет у нас таких полномочий, на княжескую премию розыск объявлять, ты же знаешь. А как они такие бумаги издают, лучше даже не вспоминать. Вроде как ежика рожают против шерсти.
      – Есть способ… – сказал я, сложив ладошки перед грудью и глядя в потолок.
      – Есть. – согласился Степан. – Я могу его в розыск как свидетеля объявить. Нашлись люди, подтвердили, что видели его в сопровождении обоих убитых. Значит, пускай объясняется перед законом.
      – Ну и объявите. Я и начну помаленьку, хоть полномочия будут. А дальше видно будет, подаст его Тверь на княжеский приз, или нет.
      Задумка моя простая, проще даже некуда. Охотники как я уже говорил, обязаны на закон работать. Но если я приеду в ту же Тверь, например, и начну расспрашивать людей, что им известно о некоем Пантелее, то они имеют право послать меня подальше. Особенно официальные лица. А вот если будет у меня «сыскное поручение», что такового Пантелея велено пред властями Великореченска представить, пусть хоть и как свидетеля, то могу рассчитывать на помощь. Потому как в таком поручении точно написано, что полагается оказывать помощь подателю сего, сиречь Александру Волкову.
      И такой закон действует в большинстве людских земель, неважно, кем населенных, пришлыми или аборигенами, лишь бы там вообще какая-то власть была. Тем более, что любая из властей в прилегающих к Великоречью землях свои действия с законами «пришлых» по крайней мере согласует.
      – А если все же Тверь на призовой розыск не согласится? В пролете же будешь.
      – Тогда на свой страх и риск его поищу. Зато перед другими фора будет. А в пролете… Будем считать риск благородным делом. – ответил я.
      В этом я тоже выигрываю. Свидетеля ищут без награды, широко это не объявляется. Если я с таким ордером отправлюсь Пантелея искать, то друзья-конкуренты мои, скорее всего, ни сном ни духом об этом ведать не будут.
      – Ладно, твой риск – твои проблемы. – прогудел Степан. – Часа через два заходи, будет тебе сыскное поручение на Пантелея, как свидетеля.
      – Раз будет, то тогда сразу спрошу. Портал отслеживали?
      Некроманты отслеживать порталы не умеют, не их это епархия. Именно поэтому я Ваське такого вопроса не задавал. А вот Степан должен был пригласить Велиссу вер-Бран, хорошенькую молодую колдунью из аборигенов, прижившуюся в нашем Великореченске по той банальной причине, что местные жители больше привержены личной гигиене, нежели жители коренных земель. Или пристав должен был вызвать Самуила Бредянского – въедливого старикашку с ядовитым языком и немалыми способности в магии. Они порталы отслеживать умеют.
      – Велисса приходила. – кивнул становой пристав. – Ушел колдун в Дурное болото, в самую середину. В то, что нас с Вирацким баронством делит, на берегу Улара. Где острова с протоками.
      – Куда? – обалдел я.
      – Куда слышал.
      – Может, ошиблась магичка?
      – Мелисса то? Смеешься? Она колдунья в десятом поколении, по слухам, среди пришлых такой нет.
      – Тоже верно. Только все равно не верю.
      – И я не верю. – вздохнул Степан. – Но ты с ней поговори, она в выводах уверена. Скажи, что я послал.
      – Поговорю, будьте уверены.
      Дурное болото – это одна из тех низменностей, что появились после Пересечения миров. Сдвинулось все, как будто этот мир разломили на кусочки, а затем заново склеили, причем склеивали на тяп-ляп. И получилось, что там, где кусочки мозаики наползали друг на друга, выросли горы, подчас совсем непроходимые, а в иных же местах, где края кусочков мозаики друг с другом не соприкоснулись, возникли низины с так называемыми Дурными болотами. Именно эти болота, настоящие свищи, или червоточины в живой ткани нашего плана, порождали большую часть всевозможных чудовищ, расползавшихся по земле. Именно благодаря им я не сидел без работы. И всем было известно, что в Дурных болота не живут ни люди, ни нелюди. Никто. Не выжить там, потому что. Сожрут на хрен.
      – Ты мне вот что скажи. – поднял глаза от бумаг на столе Степан. – Ты за девушку свою штраф принес?
      Маша втянула голову в плечи, представив, наверное, что я о своем обещании забыл, и теперь ее заберут обратно и вновь отдадут ужасной Анфисе Зверевой для болезненного и унизительного наказания.
      – А как же, обижаете, господин становой пристав. – солидно произнес я и достал из-за пазухи продолговатый кожаный футляр.
      За спиной послышался вздох облегчения. Я усмехнулся, вскрыл крошечный тубус, извлек оттуда и передал Степану вексель городского банка, выданный мне не далее как позавчера в городской управе.
      – Вот как… – хмыкнул Степан. – Даже выдавать тебе деньги не пришлось. Как пришли, так и ушли. Ладно, отметь передачу.
      Я взял со стола ручку, подмахнул графу с передачей векселя, а затем прижал палец к блестящему кружочку. Все, деньги ушли, можно сказать.
      – Ладно, Сашка, вали отсюда, дел полно. – сказал Степан. – Поручение заберешь у дежурного через пару часов, если какие вопросы – обращайтесь к Анфисе, делу у нее. Вопросы есть?
      – Никак нет.
      – Вали тогда.
      Мы покинули кабинет станового пристава с разными чувствами. Маша с облегчением, что я все же не обманул ее, а я с ощущением того, что о чем-то я Степана Битюгова спросить забыл. О чем-то важном.
      – Куда теперь? – спросила Маша на улице вполне уже бодрым голосом.
      – Пошли Велиссу навестим. Расспросим ее, что за порталы в Дурное болото открываться могут.
      – Ты знаешь… – сказала Маша – … я в свое время слышала, что в середине болот есть острова. Причем такие, что на них тебе ничего не грозит. То, что рождается в болотах, всегда направлено своей агрессией наружу, от центра.
      – Это кто тебе такое сказал?
      – Учитель.
      – Из пришлых?
      – Нет, он из аборигенов. Он говорил, что это как глаз урагана – все вокруг трещит и шатается, кругом беда, а в середине – полный штиль. Вот и Дурные болота – это нечто вроде перманентной магической бури. От центра к краям которая развивается. И тот, кто сумеет обосноваться там, будет жить безопасней, чем в любой крепости. Но без сильного маяка туда портал не наведешь. Там все время завихрения, унесет не пойми куда.
      – А как туда маяк доставить?
      – Не знаю. – пожала плечами колдунья. – Я вообще пока порталы открывать не умею.
      Велисса вер-Бран жила на противоположной от меня стороне Холма, так что дорога заняла минут пятнадцать. Жила она на первый и неискушенный взгляд скромно, в одноэтажном деревянном домике вроде моего, но побольше. С двумя спальнями, как здесь принято говорить. Ворота с какими-то выкованными из меди колдовскими символами были заперты, но калитка открыта. На воротах сидели два здоровенных черных котяры, мрачно поглядывающих на нас желтыми глазами. Точно ведь, не просто так. Каждый из котов размером с небольшую рысь, кинется сверху – мало не покажется. Вдвоем вообще в клочки порвут. Но не кинулись, пропустили.
      Мы прошли через ухоженный двор, в котором с кустами каких-то цветов возилась смуглая девушка аборигенка в мокром от мелкого дождя платье. Девушка была откуда-то с юга, судя по внешности. На нас она не обратила ни малейшего внимания, будто нас и не было.
      Двор вообще зарос цветами, какими-то причудливыми деревьями. Домик тоже был на диво неплох, я только поначалу решил, что он похож на мою простецкую избу. И вовсе не похож. Этот был светлым, из покрытого каким-то прозрачным лаком идеально обработанного бревна, со вставками из дикого камня, крытый самой настоящей листовой медью. Хороший домик, в общем. В дальнем углу двора еще один домик, маленький, для прислуги. Под навесом стоит небольшой, но дорогой вездеход «Стриж». Велисса не только перебралась к нам сюда, поближе к прогрессу, но и сама сидит за рулем, что для аристократки-аборигенки, каковой она и является, невероятная степень эмансипированности. По всем правилам ее кучер, читай – шофер, возить должен.
      Мы поднялись на выстланное серым гранитом крыльцо, я постучал в дверь, взявшись за ручку молотка в виде павлиньего хвоста. Дверь распахнулась почти сразу же, но не магией. Ее открыла сестра-близнец девушки, копающейся в саду.
      – Я от станового пристава. – сказал я ей, показав свою серебряную бляху. – Могу я поговорить с госпожой вер-Бран?
      Девушка ничего не сказала, лишь отступила в сторону и сделала приглашающий жест. Мы вошли в прихожую, она приняла наши дождевики. Затем она провела нас в гостиную, где перед включенным радиоЈ по которому передавали музыку, сидела Велисса вер-Бран, покуривая длинную сигарету с марихуаной. У местной аристократии, кстати, это вполне допустимая в обществе привычка.
      Велисса вер-Бран была типичной представительницей народов, живущих в среднем и нижнем течении Великой реки. Приятно смугловатая кожа, черные, прямые, блестящие волосы. У местных аристократок они длинные, чуть не до пят в этом возрасте, убираемые в сложные прически, но Велисса свои остригла, соорудив на голове эдакий художественный беспорядок, отнюдь не лишенный изящества, впрочем.
      Лицо ее было вполне европейским по нашим меркам, но как бы с небольшой примесью азиатских черт. Немного глаза узковаты, немного что-то еще. Все неуловимо, незаметно, скорее она была похожа на европейку, которую кто-то решил было загримировать под азиатку, да в последний момент передумал. Красивое лицо, с изящными чертами, разве что в изгибе карминово-красных, аккуратно подкрашенных губ, скрылось нечто злое. Почему то появилась ассоциация с красивым и ядовитым существом, вроде того же василиска, с которого содрали шкуру, дабы изготовить госпоже вер-Бран брюки.
      На ней была белая шелковая рубашка, расстегнутая чуть не до пупка, в вырезе которой можно было разглядеть ее красивую смуглую грудь почти целиком, ноги обтянуты черными брюками из кожи василиска, что было очень, очень дорого. К тому же эта чешуйчатая кожа тянулась как резина, поэтому каждый изгиб тела Велиссы ниже пояса был открыт к обозрению.
      О ней говорилось разное, ходили разные слухи, о ее жестокости, злости и нетрадиционных сексуальных предпочтениях, но чему из них стоило верить – неизвестно. Еще говорили, что все темные стороны ее натуры и вынудили ее сменить родовой замок на домик в Великореченске. Очень уж она тамошним стандартам поведения не соответствовала. Если жестокость еще простительна, она вроде допустимого в обществе чудачества, ей грешат почти все аборигены, здесь все же средневековье, то не традиционность в сексе – это предосудительно. Мужчину за это и вовсе могут казнить, посредством оскопления с дальнейшим натягиванием на кол, а женщине путь в монастырь, посвященный одной из местных богинь. Пожизненно. Хотя, по слухам, как раз в монастырях для таких настоящий рай.
      Да какая, собственно говоря, разница, с кем она спит и злая ли она? Мне с ней вместе не жить и хлеб не ломать. Еще было известно то, что она берет за свои услуги дорого, колдунья она очень сильная, и если за что берется, то всегда это делает. А вот это как раз свидетельствует о деловой репутации.
      Она подняла на нас глаза, пригласила садиться на широкий диван по другую сторону низкого столика. Затем предложила кофе. Я решил не отказываться, кофе в наших краях редкость и ценность немалая. Велисса щелкнула пальцами и провожавшая нас девушка вышла из комнату. Вскоре зажужжала кофемолка.
      – Здравствуйте. Чем могу? – спросила меня Велисса.
      Голос у нее был негромкий, мелодичный, тонкий, какой-то полудетский, она чуть-чуть картавила, что было местным акцентом. Но вообще по-русски говорила очень чисто. Присутствие Маши она пока подчеркнуто игнорировала, что для девушки с нетрадиционной сексуальной ориентацией было, на мой взгляд, странно.
      – Я охотник. Зовут меня…
      – Я вас знаю. Вы Александр Волков. – перебила она, разглядывая при этом, как лежит лак на ногтях на правой ступне. Она была босиком. – Переходите прямо к делу.
      – Степан Битюгов сказал, что убежавший позавчера колдун ушел в Дурное болото. Это так?
      – Да, так. – подтвердила она, продолжая разглядывать свою ногу.
      – В какое именно болото?
      – В то, что на границе с баронством Вирац.
      Она подняла глаза, на удивление черные, радужка со зрачком совсем не отделялись друг от друга. Впечатление от такого взгляда было странным и даже немного жутковатым.
      – Что-то еще?
      Вошла девушка с подносом, на котором стояли две чашечки с кофе. Велисса поставила одну передо мной, вторую взяла себе. Маше кофе не предложили и я услышал, как та зло засопела. Я свою чашечку из солидарности брать со стола не стал, хоть запах от кофе исходил божественный.
      – Я слышал, что в середине болот может быть безопасная область. Может ли быть такое, что кто-то там обосновался?
      – Почему бы и нет? – пожала она плечами. – Если наладить постоянный портал, то все очень просто.
      – А как можно навести портал в место магических возмущений? – спросила Маша, не удержавшись.
      Велисса словно не услышала ее вопроса и продолжала выжидательно смотреть на меня. Я попросил ее ответить на Машин вопрос. Она с не совсем естественным удивлением приподняла одну бровь и спросила:
      – Вы разрешаете вашей девочке участвовать в разговоре?
      Маша аж поперхнулась, подскочила на диване, затем, когда снова обрела дыхание, спросила:
      – А кто это, интересно, будет мне запрещать?
      – Я отвечу, не возражаете? – спросила Велисса меня с ехидной улыбкой, после чего обернулась к Маше: – Девочка, вы можете вступать в разговор тогда, когда вам разрешит ваш хозяин. Раньше у вас его не было, но с тех пор, как ваш спутник вас выкупил у правосудия, и вы ему должны – вы проданы за долги. В землях, откуда я родом, такие правила.
      – А в наших землях на ваши правила… как бы повежливей сказать… – начала в шипящей тональности Маша, но Велисса отвернулась и обратилась ко мне:
      – Вы зря за нее заплатили, тем более так много. Отведите ее обратно и заберите деньги. Сколько там, сто пятьдесят? За пятьдесят золотом я обещаю зайти к девушке в больницу сразу же после экзекуции, и залечить весь ущерб всего за несколько минут, если, конечно, не сама Анфиса ее сечь будет. Если она, то максимум час. Вы сэкономите сотню золотом, я стану богаче на пятьдесят, а девушка… Маша, верно? Маша научится самостоятельно отвечать за свои поступки.
      Бедная Маша… сложно описать ее эмоции. Потеря речи, прилив даже не бешенства, а не знаю чего. Я приготовился схватить ее, буде она бросится душить черноволосую колдунью. Но обошлось. Маша все же взяла себя в руки, лишь фыркнула и отвернулась с гордым видом. Велисса тонко хихикнула, откровенно наслаждаясь сценой. Думаю, все было разыграно именно для этого. Хотя, как знать. Пришлые с аборигенами не всегда понимали друг друга.
      Однако, на вопрос Велисса все же ответила. С ее слов выходило, что маяк, на который наводится портал, можно сбросить сверху. Например – с самолета. Главное – не прогадать со временем. У магических возмущений тоже приливы чередуются с отливами, есть бури и есть штили. Сумеешь предсказать штиль – и лети, бросай хрустальный шар портального маяка. А что это значит? Это значит, что мы вполне можем найти пилота, который такой маяк сбрасывал. Не так то много аэродромов в зоне досягаемости из Дурного болота, что перед Вирацким баронством вытянулось. Если память мне не изменяет, то ровно один.

      Остаток дня прошел в хлопотах. Мы с Машей снова зашли в околоток, откуда забрали выписанное на мое имя сыскное поручение с требованием найти и доставить в Великореченск свидетеля двойного убийства Пантелея, за чем следовал список примет. После этого я отвел Машу домой, где она сразу взялась делать себе бутерброды, а сам направился домой к Бороде. Где и стряс с него после недолгого торга все пятьдесят рублей золотом вперед. А заодно договорился с ним, что завтра с рассветом он пришлет приказчика к своему лабазу, что у пристаней, и тот мне отгрузит кой-какой товар для гномов. За который я из этих пятидесяти и расплачусь.
      Так, по моим прикидкам, пятьдесят должны были превратиться в сто. Деньги мне были нужны теперь как воздух, потому как поиски человека всегда сопряжены с расходами. Охотникам такие поиски поручают, а вот финансируют они себя сами, в счет будущей награды, случись такая в конце пути.
      Затем я вернулся домой, полез в подвал и вытащил оттуда шесть ящиков динамита в цилиндрических двухсотграммовых шашках, по двадцать килограмм в ящике. Это гномы всегда покупают с охотой. Динамит им для горных работ очень нужен. Тротил то мы, «пришлые» не продаем никуда иначе как в снарядах, в чистом виде он только саперам в людские войска поступает, а динамит, как рисковый для снаряжения боеприпасов, продаем. Он от низких температур нестабилен, что значит, что снаряд, снаряженный динамитом, может прямо в стволе разорваться, на жаре он нитроглицерин выделяет, так что можно торговать. Тем более, что его состав тоже магически защищен, как и все остальное. Начни анализировать, и рванет – костей не соберешь.
      Затем очередь дошла до маленького тубуса с чертежами. Он улегся в рюкзак. Это мои задумки, хочу у гномов заказать кое-что. Есть у меня одна идея по поводу пуль к дробовикам, надо проверить. Если все получится, как я думаю, то мы с гномами неплохо заработать сможем.
      Затем подготовил оружие к поездке. Короткий пятизарядный помповик «Таран» со складным прикладом. Без него я никуда. Еще взял СВДС с магазинами на пятнадцать патронов и оптикой-двухкраткой. Если дойдет до боя, то это будет оптимальным оружием. И меткость на уровне, и дальность, и точность достаточны.
      На пояс повесил свой вечный «сорок четвертый», а подмышку повесил короткий ТТУ под десятимиллиметровый патрон. На всякий случай. И к нему два запасных магазина прихватил. Затем призвал на инструктаж Машу. Отдал ей десять рублей золотом на пропитание. На эти деньги можно взвод пропитать в течение недели, так что, надеюсь, и ей хватит. Она вдруг изъявила желание ехать со мной, но я это отмел сразу. По своим соображениям, но ей сказал, что с Анфисиной меткой она ворота не проедет. Поверила.
      Затем спросил у нее, как она владеет оружием? Узнав, что «более или менее», достал из шкафа коробку из лакированного дерева, раскрыл. Там, в гнездах в красном бархате, лежал «маузер» в комплекте с двумя стволами, отстегивающимся прикладом-кобурой и маленьким оптическим прицелом.
      – Видела такой? – спросил я.
      – Неа… – покачала головой Маша. – Сложный какой-то.
      Действительно, дорогая игрушка, с виду сложная, но чертовки эффективная. А у нас никого без оружия оставлять нельзя. Городские стены – это хорошо, но та же нечисть или просто какие-то твари, рожденные Дурными болотами, все равно регулярно в города забираются. В нашем Великореченске месяца не проходит, чтобы кого-то прямо в городе не разорвали. И кто только за стену не проникает. И из-под земли выкапываются, и из реки лезут, и с неба спускаются. Поэтому без оружия никуда. Ружья в домах у всех под рукой, а после наступления темноты с ними даже на двор ходят.
      – Оставляю тебе его. Больше нечего. – сказал я.
      – А там ведь что-то есть… – показала она на оружейный шкаф.
      – Есть, да не про вашу честь. Винтовка там есть такого калибра, что тебя отдачей расплющит. Двустволка специальная, для вампиров, десятого калибра, с таким же эффектом. Еще винтовка – духовая, для других дел. И остался вот этот самый «маузер», будем его осваивать.
      Я сразу пристегнул к пистолету приклад, установил длинный ствол и запретил все это снимать. Затем поучил Машу целиться, взводить, снимать с предохранителя, через полчасика принял экзамен. Вроде нормально, справится, случись чего.
      Ну а затем спать завалился, вставать завтра еще затемно.

      Часы показывали без четверти девять, когда я уже стоял в небольшой очереди на досмотр, перед погрузкой на паром. Передо мной были всего два купеческих грузовика, идущих куда-то с ящиками товара, и «виллис» урядников с ПКБ на турели и тремя служивыми внутри, направлявшимися на тот берег по какой-то служебной надобности.
      Досмотр провели быстро, потому что купеческие грузовики, в каждом из которых было по водителю и один приказчик на все, шли пустыми, за продуктами к кметам-арендаторам на городской земле, и досматривать у них было нечего. Урядники тоже интереса не вызвали, да и я просто предъявил бляху. Если быть честным до конца, то ящики динамита у меня в кузове были нарушением закона, однако, не было и конкретных ограничений на то, что мог с собой возить охотник. И даже если бы меня прихватили со взрывчаткой, я всегда мог сказать, что намерен, мол, ловить и бить тварей диких в горных пещерах. Или глушить водяного, например. В общем, официальный статус охотника частенько помогает.
      Зевающий на ходу так, что я начал опасаться за его челюсть, помощник капитана парома разогнал наши машины по плоской деревянной палубе, велел заглушить моторы, после чего ушел в рубку. Я выбрался из машины, потянулся, огляделся.
      Такая необычная бухта, как та, вокруг которой построен купеческий город Великореченск, образовалась после Пересечения миров, когда столкнулись Волга из нашего мира и река Итиль из этого. Здорово тогда досталось всему окружающему, а в тех местах, где русла наложились друг на друга таким образом, как здесь, получились большие бухты, затоны и заводи. А еще у новой, большой реки, впоследствии названной Великой, появился приток, который и впадал в великореченскую бухту. Именно по этому притоку оказалось удобным сплавлять в плотах строевой лес, и этот лес, а точнее – торговля им, положил начало нашему городку. Это потом уже до другого товара дело дошло.
      И сейчас бухта сплошь была заставлена самоходными и несамоходными баржами, рыбацкими баркасами. Стоял, пришвартовавшись, танкер, доставивший мазут из Самары, стояла баржа-автовоз из Нижнего, доставившая десяток грузовиков торговому дому «Беляков и Сын», которые торговали машинами на всю округу.
      Чуть дальше, за пассажирскими пирсами, стояли на швартовых два пассажирских парохода. Скоростная «Ласточка», билет на которую стоил вдвое против иных, и пузатый грузопассажирский «Лещ», куда можно устроиться не только с багажом, а даже и с машиной. Если денег хватит место в трюме оплатить.
      Военная пристань была отделена от гражданских высоким забором Сейчас за ней стояли целых три корабля, что случалось редко. Сторожевики «Быстрый» и «Бравый», сопровождавшие караван барж из Царицына с Нижним, и речной монитор «Сом», непонятно зачем заявившийся наши края. Что военные тут задумали? У нас для таких кораблей ни ремонта нет, ни задач. Сторожевики то с караванами ходят, с этим все понятно, а вот монитор… Он только для нападения, а нападать здесь вроде как и не на кого.
      Выход из бухты прикрывался каменным молом, возле которого разместились два ДОТа с крепостными пулеметами. На слоне бухточки, на закрытых позициях, виднелась батарея гаубиц, тех самых, что составляли основу обороны городка. Сейчас там было тихо, лишь за колючей проволокой, ограждающей позиции, прохаживался часовой.
      А за молом открывалась вся ширь Великой реки. Мне приходилось видеть фотографии реки Волги в своем течении выше Твери. Не такая уж она была тогда и широкая, вовсе не как сейчас, метров двести, не больше. Ну, триста, по фотографии сложно судить. Теперь же, соединившись с Итилем и превратившись в Великую, река разлилась шире, чем на километр, хотя мы находились в верхнем ее течении. А уж ниже, после Ярославля, ближе к тому же Царицыну и Нижнему Новгороду, и противоположный берег было не разглядеть. Прямо море настоящее.
      Палуба дрогнула, под ней приглушенно забормотал большой дизель. По пирсу пробежали двое аборигенов, работающих в порту, отцепляя от кнехтов канаты, удерживавшие до того паром на месте и забрасывая их на борт, увешанный старыми автомобильными покрышками. Паром начал медленно отдалиться от причала, подрабатывая подруливающими винтами в носу. Неторопливо развернувшись тупым носом в сторону выхода из бухты, набрал доступную ему черепашью скорость и пополз к выходу, давя плоским носом мелкую речную волну.
      На реке было тихо, лишь кое где можно было заметить рыбацкие баркасы. Скоро они уйдут к причалам на разгрузку, время лучшего улова уже вышло и рыбаки на бортах в последний раз выбирают сети, выбрасывая за борт затесавшуюся в улов мелочь. За этим у нас надзор строгий – поймают на том, что ячея слишком мелкая в сети, или мелочи в улове больше допустимого, и оштрафуют на первый раз так, что хоть баркас продавай.
      Чуть дальше, за баркасами, резал поверхность воды форштевнем небольшой патрульный катер. Он принадлежал к околотку, на борту были урядники, четверо. Посреди катера стояла турель со все той же неизменной спаркой крепостных пулеметов. Самое популярное оружие, куда их только не ставят. Их у нас «металлорезками» зовут. Урядники на реке не бездельничали. Случались нападения даже на рыбаков, как со стороны мелких группок бандитов, пытающихся захватить их баркасы, так и со стороны подводной нечисти или чудовищ. На вооружении катерка были даже глубинные бомбы – маленькие железные бочонки, бросаемые за борт руками.
      Путь парома лежал не совсем поперек течения, а чуть выше, где в единственном пологом месте обрывистого берега пристроилось небольшое укрепление за частоколом, в котором тоже несли службу городские ополченцы. Эта пристань для городка нашего важна, потому что она – единственный путь, по которому можно с машинами на противоположный берег сгрузиться. Не будет ее, и переправляться придется аж через Тверь. А от Твери берегом до этого места тоже не слишком дойдешь, надо пересекать реку Тверцу, в ширине своей немалую.
      Наш городской совет уже не раз обращался к командованию тверского войска, чтобы поставили на той стороне нормальный форт и разместили в нем гарнизон. Неровен час, отрежут весь угол между Великой и Тверцой от снабжения, что тогда делать? Но все письма пока терялись в тверских канцеляриях.
      Дальше от берега, верстах в тридцати, будет форт, в котором несет службу туземный гарнизон, но берег он не прикрывает, лишь перекресток дорог. Неразумно это. Захватит кто берег, и тот гарнизон в окружении окажется. Но у нас все как всегда – пока не обосрешься, и порток менять не треба.
      Паром потихоньку допыхтел до противоположного берега, началась швартовка. Я снова забрался в кабину, ожидая сигнала к выгрузке. Вскоре помощник капитана махнул красным флажком, и наша небольшая колонна полезла на пирс, а оттуда по мощеному речным камнем откосу – на высокий берег. Часть берега была ограждена частоколом, в средине которого разместился бетонный колпак пулеметного ДОТа. Все. Маловато для серьезной обороны. На смотровой вышке, возвышавшейся над частоколом, стояли двое ополченцев с биноклями. Невелика сила, серьезное нападение им в жизни не отбить, одна надежда, что сумеют сигнал подать, да до катера добежать.
      А опасностей в этом мире хватает. Это поначалу, когда мы, пришлые, появились здесь, от нас все разбегались. Огнестрельное оружие, машины, броня, пароходы. А что теперь? Винтовка у любого дикаря имеется, добыть ее дело не хитрое. Винтовки с револьверами, простите, на базарах в лавках продаются. Да, взрывчатку с порохом только пришлые производят, но те же патроны продаются и купить их может кто угодно. А динамит, что в кузове лежит у меня, так и вовсе товар, пришлые им торгуют. Нарушение то мое не в том, что я его гномам на продажу везу, а в том, что нет у меня для этого лицензии и налог я потом платить не буду.
      Речные пираты из аборигенов нападают на караваны на скоростных моторных лодках и баркасах, и если нападения удачны, то их лодки усиливаются трофейными пулеметами. Бароны с графами из своих замков выезжают на вездеходах, а у ворот стоят не алебардщики, как пару веков назад, а пулеметы на станках и дружинники с карабинами. Дружины местных сеньоров покупают броневики, пусть упрощенные и только пулеметные, но все же. Которые давно сжили со свету рыцарскую конницу, кстати говоря.
      Управляющие баронские трясут и выбивают дань из крепостных кметов не розгами, а полевым телефоном. В аборигенских городах преступников натягивают на кол и разрывают на куски не конями и быками, а лебедками. Благодаря нам уровень вооружения местного населения подскочил небывало, а вот мозги… мозги не изменились. Средневековье здесь, со всеми издержками. Хорошо хоть языческое, а то еще и Инквизиция завелась бы. И жарила грешников на газу из баллонов. Или ранцевыми огнеметами. Впрочем, последние не только Инквизиция использует, а кто попало. Запрут приговоренного в узкую клетку, подвесят на крюк и ну жечь медленным огнем.
      Поначалу было немало желающих поправить местными землями появилось среди пришлых. Кое-где власть захватили, править начали… да и плюнули на это дело, вернулись в свои «пришлые» анклавы. Нравы очень уж шокирующие у местных для непривычного человека. Казни казнями, а что скажете, когда красавицы местные месяцами не мылись, а из-за пиршественного стола гости обоих полов отлить бегают за шпалеры в том же зале? Вытошнило раз гостей из пришлых, другой да и плюнули они, решили, что черт с вами, сами управляйте своей помойкой.
      К тому же Пересечение миров раздробило весь мир на изрядно изолированные друг от друга куски. Что вдоль рек – с тем оказалось проще. По реке и связь между землями. А вот то, что от реки в сторону, так или горы, или Дурное болото везде. Неудобно торговать, сплошные объезды, чреватые нападением всякой дряни, неудобно править, неудобно налоги собирать. Вот и распространили пришлые свое влияние вдоль русла Великой от самого верха до самого устья, да еще на Южные острова, но не больше. Все прибрежные государства вроде бы независимыми остались, но влияние пришлых в них сильно, очень сильно. Те буквально данниками стали, дают товар, солдат в «сипаи». А чем дальше от Великой – тем меньше влияния. Там уже своим умом и своими нравами живут. И нравы подчас совсем не цивилизованные. И многие не против жить разбоем, или, скажем, попытками облагать налогами торговые пути, эдакие классические «бароны-разбойники». Впрочем, такие они и есть, даром что их дружины сменили копья на трехлинейки или карабины «маузер».
      И именно такие захолустные разбойничьи княжества не стеснялись устраивать налеты на земли пришлых, и зависимые от них государства. Именно в таких местах трофеи были самыми жирными, а риск… ну какой разбой без риска? Тем более, что смерть в средних веках понятие очень обыденное, ей никого не удивишь. Постоянные войны, антисанитария, нападения банд. И это невзирая на то, что медицина здесь куда сильней, чем в «старом мире», потому как магическая. Средний деревенский знахарь сто очков форы даст академику из Старого мира, если книгам верить.
      И ведь это еще не все. Пусть лечат здесь лучше, но чего в Старом мире не было и в помине – всей этой нечисти. Здесь за городские ворота после наступления тьмы если выходить, так только большим отрядом, вооружившись до зубов. И от нечисти с чудовищами люди гибнут часто, смерть обыденна. Зачем такие зверские казни? Да затем, что обычной смертью аборигенов не напугаешь, они с ней все время в обнимку ходят. Вот и приходится пугать властителям своих подданных нечеловеческими муками.
      Пока я так размышлял, дошла моя очередь на выезд через ворота частокола. Тут уже никакого жезла я не касался, меня лишь записали в толстенную книгу, да и выпустили на дорогу, по которой я дальше поехал один. Урядники сразу поехали направо, вдоль берега, у них просто ежедневный объезд территории, а купеческие грузовики потянулись вдоль реки вверх. Видать, за овощами, там кметы-арендаторы капусту выращивали.
      Дорога потянулась через обширные луга, через какие я больше всего ездить любил. Хорошая грунтовка для моей машины как перина, а в лугах засаду устроить куда труднее, чем в лесу, сколь бы высока трава не была. Да и нечисть леса лугам предпочитает.
      В общем, погода радовала, после нескольких дождливых дней выглянуло солнце, немного припекало, и я даже откинул брезентовый верх с кабины. Машину удалось разогнать почти до пятидесяти в час, что было отлично для этой дороги. Вскоре, однако, я насторожился. Грунт еще не высох окончательно после дождей, лишь сверху немного прихватился, и на дороге появилось множество следов, как от автомобильных колес, так и от лошадиных копыт.
      Я остановил полуторку, вылез, присел на корточки. Следы относительно свежие, но прошли здесь еще до того, как выпала утренняя роса. Роса потом на обочинах на следы капала. Значит, шли с вечера. Кто именно шел – гадать не надо. Следы бронетранспортерных колес ни с чем не спутаешь, да и у лошадиных копыт видны отпечатки подков единого образца, военного. А армия здесь одна может так шляться, да еще на таких копытах – тверская. Хорошо это или плохо? Трудно сказать.
      Я вернулся за руль, тронул полуторку с места и поехал дальше, размышляя, чем мне грозит изобилие войск в этих местах? Накроют меня с нелегальным динамитом? А поди докажи, что он нелегальный, я уже говорил об этом. Может, я с его помощью намерен вскрывать убежища свидетеля Пантелея, чтобы его властям затем явить во всей красе. Сыскное то поручение у меня в кармане. Чем еще грозит? Грозит еще тем, что можно напороться как раз на тех, за кем войска отправились. А то, что это не просто учения, сразу ясно. Учения все на правом берегу Великой проводятся, чтобы зря транспорт не гонять. Там пейзаж такой же, разницы никакой. А если уж переправились, значит причина есть, настоящая.
      Прошло не меньше шести БТР, из которых две «четверки» двухосных, а четыре – трехосные «пятерки». Среди следов лошадиных видны следы не слишком широких, округлых в сечении колес. Такие бывают только у полковых пушек, что на конной тяге. Значит, проследовало не меньше эскадрона драгун и с ними батарея конной артиллерии. И еще видны колеса как минимум двух грузовиков. Значит дополнительный боекомплект следом тащат.
      Тут меня учить не надо, я в Первом Драгунском полку, в разведывательном эскадроне, пять лет прослужил, в унтерах в запас вышел. Камуфляжная драгунская куртка со всей остальной формой и сейчас дома в шкафу висит, на случай призыва. Так что знаю, что и к чему.
      Ладно, чего гадать, надо дальше ехать. Все равно обратно поворачивать не стану. Разве что проверил, как карабин из гнезда вынимается, и крышечку с двукратной оптики откинул. Мало ли?
      Дорога продолжала вилять среди полей, то опускаясь в низины, то поднимаясь на симпатичные пологие холмики, скрывающие, однако, обзор. И примерно через час я выскочил прямо на военную заставу, расположившуюся на опушке леса, где и был остановлен караулом. Двое спешенных драгун с СВТК в руках, вроде бы на меня не направленных, остановили меня возле легкой рогатки, перегораживающей дорогу.
      – Стой! Кто такой? – скомандовал стоящий справа от них драгун с лычками обер-ефрейтора на петлицах виднеющегося из-под камуфляжной куртки кителя.
      Дальше, среди кустов, стояли еще трое, не бросаясь особо в глаза, страховали тех, что у рогатки. Легкие мягкие фуражки у всех, с княжеским гербом, на них, над козырьками подняты противопылевые очки на резинках. Просторные камуфляжные крутки, затянутые ремнями в поясе, с множеством подсумков на ремнях и портупеях. В подсумках запасные магазины, в специальных удлиненных – два «тромблона», винтовочных гранаты. За спиной плащ-палатка в скатке, притороченная к дну небольшого ранца. Сбоку на ремне длинный штык в ножнах. Таким штыком, как шашкой, можно с седла рубануть, настолько он длинный. Снизу курток защитного цвета галифе без лампасов и высокие сапоги с маленькими шпорами. Кавалерия все же, хоть и конные стрелки.
      – Охотник, по поручению на сыск. – отрекомендовался я и вытащил свою серебряную бляху, висящую на груди на кожаном ремешке.
      – Поручение где? – спросил капрал.
      – Вот оно.
      Я протянул ему маленький тубус с документом. Он открыл его, аккуратно достал бумагу со слегка светящейся печатью, протянул ее мне. Я провел над ней ладонью – печать мигнула. Значит, действительно на меня документ выписан, такое не подделаешь.
      Он вернул документ, махнул рукой, показывая дальнейшее направление, сказал:
      – Прямо езжай, остановись у палатки, где стол стоит. Там тебя зарегистрируют.
      – Понял. Бывай, служивый.
      Я тронул полуторку с места, объехал «язык» леса, и оказался на огромной поляне, почти полностью забитой военными. Ничего себе, всерьез выехали!
      Вдоль дальней опушки возле лошадей выстроился целый драгунский эскадрон, сила немалая. Посреди поляны стояли три «Горыныча», самоходных сто пяти миллиметровых гаубицы на шасси трехосного БТР-5. Стволы задраны вверх, возле машин суетится прислуга. С ними еще один БТР-5, с одинарным ПККБ в башне, Командирский и боевое охранение батареи. Два двухосных БТР-4, заляпанных камуфляжными пятнами, стояли поодаль. Возле одного из них стояли, склонившись у раскладного столика, несколько офицеров, мудрящих над картой, судя по всему. Второй бронетранспортер был интересней. Возле него стояли двое, мужчина и женщина, в черной форме с серебряными погонами, в небрежно наброшенных на плечи летних офицерских шинелях, разговаривающие друг с другом, а возле них четверо бойцов из ведомства контрразведки с егерскими СВТЕ. Их можно отличить по черным же фуражкам с серебряной кокардой.
      На БТР подняты вверх два шеста, в такие амулеты дальней связи устанавливают. Понятно, даже военных магиков вытащили с собой, значит, что-то серьезное затевается.
      Дальше в поле разворачивались три полковых гаубицы-пушки ГПК-2, облегченного кавалерийского образца с укороченными, как будто обрубленными стволами, правда с изрядными дульными тормозами. За ними стоял грузовик с боекомплектом, А вот во втором грузовике прибыл взвод гурков, измазанных зеленым, в лохматом камуфляже, с обмотанными лентой складными карабинами. Всех привели, значит, точно не шуточки.
      Я доехал почти до палатки со стоящим возле нее столом, остановился. За столом восседал вояка с густыми усами и очень знакомым лицом. На видневшихся из под камуфляжной куртки защитного цвета петлицах красовался широкий продольный галун вахмистра. Я выбрался из кабины, раскинул руки в приветствии:
      – Парамоныч! А ты все служишь!
      – Волков, чтоб тебя! – встал навстречу вахмистр.
      Мы обнялись, похлопали друг друга по спине.
      – Ну, как ты, где ты теперь?
      – В охотниках, в Великореченске. А ты все служишь, как погляжу? Повысили?
      – Служу, а что мне остается? Четырнадцатый год в строю, почитай. За то и повысили, только больше уже некуда. Куда путь держишь?
      – В Серые горы, к гномам.
      – Так просто? С торговлей?
      – Нет, по делу. Ловлю тут одного, взял сыскное поручение. – слегка покривил я душой, смешав мух и котлеты в одной тарелке.
      – Злодея что ли? Ну, лови. Но поаккуратней.
      – А что тут делается? – обвел я рукой военный лагерь.
      – Эльфы опять шалить начали. Вылезли из-за Вороньей гряды, прорвались в свой бывший лес, а попутно три хутора сожгли со всеми арендаторами. Двадцать семь человек вырезали.
      – Не зверствовали? – спросил я, хоть и заранее ответ знал.
      – Эльфы, да и не зверствовали? – хмыкнул старший унтер-офицер Парамонов. – Они же нас даже за животных не держат, зверствовали как могли. Ни одного человека нормально не убили. Егеря троих поймали, нам навстречу дозором шли. Вон они.
      Действительно, возле штабного бронетранспортера на траве сидели трое изрядно избитых эльфов. Глаза заплыли, носы и губы разбиты. У всех руки туго связаны за спиной и еще между собой одной веревкой. Возле них стояли трое же драгун с карабинами наперевес.
      – Но вроде бы дали координаты своего лагеря, когда их колдуны поспрошали и заодно к телефону подсоединили. – сказал Парамонов, затем хмыкнул и добавил: – Они на пытку и угрозу смерти хлипковаты, бессмертные, им про конец существования думать невыносительно. Сейчас там гурки разведывают. Если подтвердится, начнет артиллерия работать.
      – В каком направлении?
      – На север. Ты, если дальше поедешь, бери южнее и оттуда по окружной дороге к западу. Тогда не нарвешься. Наверное.
      – Спасибо за совет, а то я через Пущу напрямую ехать собирался. – поблагодарил я.
      – Не, не надо! – замахал рукой Парамонов. – В самое пекло можешь влезть. У нас еще до роты гурков в лесу шляется, засады готовит. Попытаемся артиллерией и драгунами эльфов на засады выдавить. Ты смотри, живым им не попадись. Сам знаешь, чем закончится.
      – У меня шесть ящиков динамита в кузове. – показал я на свою машину. – Если окружат, мне только гранату туда закинуть. Всех на говно размажет, а уши аж до Твери долетят.
      – А чего это ты по дорогам с динамитом таскаешься? – с подозрением спросил Парамонов.
      Дружба дружбой, а порядок – прежде всего. Парамоныч всегда таким был, сколько я его помню. А помню давно, я под его началом служил.
      – У гномов еще пару заказов хочу взять. – равнодушно сказал я. – Каменные ящеры вроде как завелись, придется пещеры взрывать.
      – Ну ты гля. Прям мастер-многостаночник. – усмехнулся Парамонов.
      – А что время терять? Раз все равно туда еду. Так подзаработаю попутно. Охотника, что волка, ноги кормят.
      – Ну, про тебя это точно сказано, Волков.
      Неожиданно обе батареи гаубиц, и самоходных, и полковых, разом бабахнули, выпустив куда-то в сторону дальнего леса шесть снарядов. Мы замолчали. Через пару десятков секунд в дальнем лесу рвануло, поднялись дымные облака. Эльфы – балбесы, по старой привычке от всех врагов в лесах прячутся. А артобстрел осколочными снарядами в лесу – самое гиблое дело, лучше под него не попадать. Когда снаряды в стволы деревьев бьются, осколки сверху в любом из укрытий поразить могут. К тому же эльфы до сих пор щели копать не привыкли. Они в жизни ничего не копали и круче мандолины с луком в руках не держали. Ну, стакана еще разве. Сейчас, правда, луки они тоже на винтовки сменили, и стреляют здорово, но вот шанцевым инструментом не обзавелись, и землю под собой копать не научились. Поэтому точные артобстрелы косят их изрядно, проверено.
      Быстро перезарядившись, полковые гаубицы бабахнули опять, затем их догнали тяжелые 105-миллиметровки с самоходок. А дальше, судя по всему, дали команду: «Беглый огонь», потому что все шесть орудий замолотили в произвольном порядке, словно компания идиотов-переростков колотила кувалдами в большие металлические ворота.
      Спешенные драгуны под командой унтеров с обер-ефрейторами начали выстраиваться в цепь – они пойдут к лесу после окончания артобстрела, выдавливая эльфов на егерские засады. Офицеры пока остались у штабного бронетранспортера, вместе с двумя офицерами-волшебниками и их охранниками. Военный колдун на службе без двух солдат охраны может только в палатку к командиру зайти, и все. Как ни крути, а колдун сам по себе и орудие, и обслуга оного, так что похитить такого враг всегда тщится.
      Один из колдунов крутил в руках короткий жезл с кристаллическим навершием. Он у них обычно на все случаи жизни, и средство связи, и аптечка, и оружие. Впрочем, у этого колдуна на поясе висела кобура. Колдунья оружия не носила. Но жезл у нее был точно таким же. Ими всех военных колдунов централизовано снабжали, а вот чары, которые в жезлах были прошиты – это личное дело каждого, тут их всех в строй не поставишь.
      Магичка как будто прислушалась к чему-то, повернулась к офицерам и заговорила. Те закивали. Вскоре из-за края ближнего к нам леса, стрекоча моторами, выскочила пара штурмовиков «Коршун», довернувших в плавном вираже в сторону невидимого противника. А следом, выше, летел разведчик-корректировщик «Аист». Штурмовики прошли над лесом, и каждый как будто вывалил из брюха порцию пустых консервных банок. Словно мусорное ведро перевернули. Затем у каждой летящей к земле банки появился длинный тряпочный хвост, стабилизировавший его падение, а метрах в пятидесяти над землей эти хаотично на первый взгляд падающие бомбочки начали взрываться, с резкими звонкими хлопками, осыпая все внизу тысячами свинцовых картечин. Во времена прототипов этих бомбардировщиков кассетных бомб не было, а у нас, в Великоречьи, все же появились.
      «Аист», видимо, начал корректировать огонь артиллерии, потому что наступила краткая пауза, а затем султаны разрывов сместились правее и, кажется, дальше. Кто-то отдал команду, и цепь спешившихся драгун направилась в сторону леса, неся карабины наперевес. Операция против напавших эльфов началась. А я решил не досматривать, понимая, что это надолго, вскоре цепь скроется в лесу и смотреть станет не на что. Попрощался с Парамонычем и поехал себе дальше, по указанной доброжелательным старшим унтером дороге. Немного в объезд, но все безопасней, чем через зону боевых действий. В этом он прав, не приведи боги попасть в руки какой-нибудь группке эльфов, вырвавшейся из окружения. Смерть примешь такую лютую, что и представить трудно.
      Поэтому я, на всякий случай, снял свой карабин с предохранителя и загнал патрон в патронник. А на двух цилиндрических гранатах ГОУ-2 со снятыми «рубашками» разогнул усики, присоединил к ним длинные деревянные рукоятки, позволяющие закинуть эту гранату подальше. Береженого боги берегут, в этом мире это даже младенцы знают. Тем более, что наличие богов, как выяснилось, вовсе и не шутка.
      Артиллерийская канонада доносилась долго, пока я не отъехал от места проведения операции верст на двадцать. Пару раз на дороге встречал усиленные разъезды драгун, но ко мне они не придирались, полагая, видать, достаточным то, что я проехал первые заслоны.
      Все, что я сейчас видел, было продолжением и развитием старого, почти двухвекового конфликта. Начался он от столкновения деловитости людей с высокомерием эльфов. После Пересечения миров люди начали налаживать торговые пути с соседями. Самые лучшие отношения установились с гномами, отдававших должное людским технологиям, и готовых поставлять взамен многое полезное людям. Однако в наших краях единственный пригодный для торгового обмена путь «Из людей в гномы», в Серые горы, проходил через самый край эльфийской Закатной Пущи. Депутация тверского княжества совместно с гномами направилась к эльфами на переговоры. Просили, в общем-то, немногого – разрешения провести дорогу по дну оврага на протяжении семи миль (9.2 километров) через эльфийский лес, без права проезжим покидать дорогу, в стиле «шаг влево, шаг вправо» и так далее. Эльфы отказали, причем в достаточно оскорбительной форме.
      Здесь опять следует оговориться. У эльфов вообще такая манера общаться с людьми – оскорбительная. Они, почти бессмертные (если не пришибить), воспринимают коротко и жадно живущих людей кем-то вроде насекомых. Вершина природы – они сами, затем деревья их лесов, потом животные, и где-то в самом низу списка – люди, гномы и прочие орки. Это у нормальных, традиционных эльфов. Эльфы, как и люди, очень разные, и народы у них разные. И даже языки отличаются. Многие из них с «насекомыми людьми» вполне сжились. Но эльфы Закатной Пущи были самыми что ни на есть традиционными, то есть хамами распоследними. Из тех, что всегда напрашиваются.
      Затем появилась вторая делегация, предлагающая эльфам чуть не луну с небес в обмен на дорогу. Никто не собирался там пилить на дрова их драгоценные мэллорны с аэрболами, или как там вся их святая древесина называется. Но эльфы схамили окончательно – освежевали заживо послов, магией укрепили в них жизнь и сбросили с лошадей рядом с лагерями, где ждали их сопровождающие, нашив на живое тело каждому по куску пергамента с письмом, ничего, собственно говоря, кроме оскорблений и самовосхвалений не содержащее.
      Послов пришлось добить – никакие усилия колдунов не могли восстановить кожу. А с эльфами переговоры прекратились, и тверское княжество, даже не привлекая гномов, с неохотой покидающих горы, обрушилось на высокомерных обитателей Пущи всеми наличными силами. Магия Пущи не помогла – зажигательные снаряды с напалмом и белым фосфором вполне успешно устраивали пожары. Гурки оказались в лесной войне совсем не хуже самих эльфов, а если честно, то и лучше, потому что учились новому с желанием, а эльфу учиться хоть чему-то, чего не было раньше – унизительно. Даже винтовки, которыми они все же вооружились, сами они почитали оружием «низким», в подметки их лукам не годящимся. Впрочем, из луков никто стрелять и не пробовал, вся эльфийская армия закупила трехлинейки и «Энфилды» через посредников. Противопоставить артиллерии оказалось вообще нечего, пулеметный огонь выкосил единственную предпринятую эльфами атаку в конном строю. Самым главным шоком для них было то, что можно вести войну не глядя друг другу в глаза. Например, артобстрелами, к их счастью производство самолетов тогда еще не наладили. В результате война была выиграна людьми быстро, с малыми для себя и катастрофическими для этого племени эльфов потерями. Их оттеснили чуть не на сто верст к северу и оставили в покое лишь потому, что не хотели портить отношения с их сородичами из других мест. Геноцид никем не поощряется. В теории.
      У эльфов же страх смерти удивительным образом сочетается с фатализмом и верой в пророчества. Примерно раз в несколько лет среди бывших эльфов Закатной Пущи появляется очередной полувождь-полупророк, который видит какие то знаки, который слышит голоса и который умудряется воодушевить соплеменников на совершенно нелепые с военной точки зрения действия. Они предпринимают налеты на людей, обосновавшихся на землях, прилегающих к бывшим эльфийским, расправляясь с поселенцами способами жестокими и мерзкими. Успехи же военные при этом бывают весьма ограниченными, потому что для достижения серьезных военных целей они вынуждены покидать леса, а в чистом поле они проигрывают людской армии по всем статьям. Раньше эльфийские маги опережали людских, а теперь и этого нет, баш на баш, спасибо аборигенам. Где научили пришлых, а где и сами нанялись.
      Во время своей службы в Первом Драгунском мне довелось в течение нескольких месяцев участвовать в таких операциях, проходивших как раз в этих местах, вот и сейчас ничего не изменилось. Попартизанят эльфы до холодов, выбьют у них самых боевитых, и они отступят снова к северу, в новую свою пущу, где вынуждены были обосноваться вместо старой. Если бы их другие эльфы поддержали, то они, может быть, чего-нибудь и добились. Но другим эльфам не до них, их свои Пущи заботят. Такого разрозненного народа как эльфы и нет нигде более, наверное. Ни до чего им дела нет, даже друг до друга, даром что бессмертные.
      А мэллорны их с аэрболами на дрова все же пошли. Когда рубили полосу безопасности вдоль новой дороги, девать их было некуда. Разве что насчет дров я преувеличил. Древесина у мэллорна дивного серебристого оттенка, а у аэрбола – оттенка красного. Вот и пустили их на дорогую мебель и всякое такое, наплевав на святость. Зря, наверное, но очень уж хотели эльфов унизить за казнь послов. Ложи еще для дорогих ружей из этого дерева делали, как я слышал.
      Сейчас же я ехал не по той относительно широкой и укатанной дороге, о которой даже понемногу заботились, а по едва заметной в высокой траве колее. Она вела в объезд оставшегося от эльфийской Пущи изрядного куска леса, который отсекла от массива та самая дорога. Крюк не слишком большой, километров под тридцать, но ближе к Дурному Болоту, которое тоже в этих местах имеется (из-за него, отчасти, и пошел тогда спор с эльфами о дороге). А чем ближе к Болоту, тем выше вероятность встретить кого-то, кого встречать совсем не хочется. И скорость на этой дороге ниже, чем на главной, выше тридцати в час и ехать не хочется, так трясет. Да еще и с динамитом. Динамит хоть и поустойчивей нитроглицерина, но все равно не подарок.
      В общем, я помимо карабина еще и обрез свой помповый к стрельбе приготовил. Положил рядом, тоже патрон в патронник загнал. Если что полезет откуда – первым делом надо хватать дробовик – и в морду. Если морда есть, конечно, потому что я немало чудовищ видел, где понятие «морда» было как минимум неактуальным. Но тело есть почти всегда, так что найдется, куда пальнуть. А первые два патрона у меня «пробные», половина снаряжения – серебро, вторая – самовоспламеняющийся свинец, магическая штучка, дорогая чрезвычайно, как то же серебро обходится, а серебро идет к золоту грамм за два. Каждый выстрел мне рублей в шесть золотом обходится, в общем. Зато по таким попаданиям сразу видно, что за тип твари на тебя лезет, чем его гасить, серебром или огнем. Одно из двух всегда на нечисть действует. И такие патроны мне уже раз десять жизнь спасали, так что без их запаса, хотя бы десятка, я вообще за городские стены не выезжаю.
      Дорога огибала лес, стало удивительно тихо. Даже отголосок далекого боя пропал. Ни птицы не поют, ни звери не бегают – Болото под боком, поблизости от него ничего живое и чистое выжить не может.
      Хорошо, что сейчас только за полдень солнце ушло, и светит так, что лес сам на себя тень отбрасывает, а не в поле. В таких местах даже в маленькую тень надо с опаской заезжать, всякое может случиться.
      И случилось. Как я эту чуду заметил – сам не понял. Была она совсем прозрачная, только что деревья, которые через нее видны были, чуть искажались, как в стекле кривом. И еще я привык в таких случая ничего не проверять, а действовать первым. Левой рукой в руль вцепился, чуть отворачивая машину вправо, сбивая возможной прыжок, а правой рукой помповик за рукоятку ухватил, да в середину силуэта и пальнул. Грохнуло, толкнуло в руку так, что чуть кисть не вывернуло усиленным зарядом, но весь пучок картечи ударился в прозрачную тварь.
      Как же она взвыла! Как будто не одна она, а с десяток таких застонал – заблажил на разные голоса, от боли и жуткой злобы. Такой вой, если кому интересно, тоже признак нечисти – одна глотка какой угодно твари целый хор не вытянет. Чудовище обычное всегда одним голосом ревет.
      Как будто из колеблющейся пустоты вырвались пучки огня желтого, как из огнемета. Вырвались с силой, как из газовой конфорки. Не серебро, огонь подействовал! А для этого есть у меня средство!
      Я рванул из держателя, что на жестяной приборной панели, стальной цилиндр вроде банки тушенки, только с торчащим из торца гранатным взрывателем. Зацепил кольцо за специальный крючок справа от руля, рванул на себя, услышав звонкий щелчок и одновременно с ним – хлопок запала. И метнул цилиндр под ноги призрачной твари.
      Через секунду рванула «консервная банка», вспухла клубком мрачного темно-желтого с прочернью пламени, охватила прозрачную фигуру, превратив ее в корчащийся силуэт. Рев превратился в визг, взлетел до невероятной высоты, так, что у меня заложило уши. А я не стал дожидаться конца агонии упавшего уже в траву и катающегося по ней чудовища, чего я там не видел? Если нечисть огня боится, то сгорит она без остатка, кучкой пепла обернется. Так я и не узнаю, кого же я напалмовой гранатой сжег.
      Наверное, зыбочник попался. Невидимка и у болота, все совпадает. Зря на свет вылез, он его замедлил. Видать, давно тут ему добычи не было, вот и полез. Проезжай я тут ночью – мог бы и из машины вытащить. А вот тогда – хана. Зыбочник силен, быстр, а заметен только под лучами солнца, да и то плохо. Живет в самом болоте, в зыбуне, туда же и добычу тащит, оглушив ее предварительно. Плохая смерть от него, мучительная.
      Надавил на газ, плюнул на рессоры, и погнал машину дальше, километров под шестьдесят в час. Хватит мне пока приключений.

      Границу гномьих владений обозначал отполированный до зеркальной гладкости с одного бока большой валун, на котором было выбито что-то рунами и над надписью виднелось изображение наковальни, молота и боевого топора на фоне треглавой горы. Как раз такая и венчала главный пик Серых Гор, незнамо как очутившихся на месте захолустного Вышнего Волочка, который тоже не пойми куда делся.
      Сразу за пограничным камнем нашелся и пограничный пост. Настоящий блок, собранный из большущих валунов. В укрытии стоит БТР-4, но в гномьей версии. А о гномьих версиях людской техники стоит рассказывать особо. Если не приглядываться, то вроде как бронетранспортер обычный. Купили шасси с мотором, корпус, по примеру других, сами изготовили, как им удобно. Сверху водрузили стандартную башню с крупнокалиберной «спаркой» с водяным охлаждением. Разве что цвет у БТР не камуфляжный, как у пришлых людей, а просто стальной, покрытый прозрачным лаком от ржавчины. Гномы секрет устойчивого к любым воздействиям лака для стали давно придумали, людям его продают, а те им на патронных фабриках стальные гильзы покрывают.
      Но если присмотреться, то увидишь, что каждая стальная панель корпуса бронетранспортера украшена орнаментом ли, картинками из гномьей жизни, или чем-то подобным, как всегда гномы украшали свои доспехи и лезвия клинков. Мало кто знает, на самом деле, что рисунок на доспех и оружие наносит не мастер, который отвечает за качество стали и добротность изготовления, а сам владелец. Мастер украшает оружие, предназначенное на продажу, а если родович кует для родовича, то за красоту тот уже отвечает сам. Мечник покрывает из вечера в вечер искусным орнаментом клинок меча, гравирует рисунки на панцире. Ну и экипаж БТР тоже отнесся к машине как к своему доспеху. Вот и возятся с ним понемногу. Наполовину он уже изукрашен, а еще наполовину – гладкий покуда. Простор для творчества.
      Еще корпус бронетранспортера скреплен не сваркой, а заклепками. Это у гномов традиция, и переубедить их в том, что клепаный корпус хуже сварного, не смог пока никто. Хоть и пытались.
      Возле бронетранспортера расположились четверо гномов. Все вооружены крупнокалиберными «Маузерами» под жуткий патрон 10х72 мм. Гномы вообще любят крупный калибр, благо их никакая отдача особо не беспокоит. Они как валуны, что вокруг набросаны, поди, сдвинь с места. Ложи, естественно, под их гномью анатомию переделаны, человеку такие неудобны будут. Они на Тверском Княжеском Арсенале закупают стволы, затворную группу, ударно-спусковой – в общем все, что в винтовке стреляет, а ложи уже делают сами. Кстати, стрелки из гномов в основном так себе, снайперов не встречал.
      На каждом из гномов кольчуга с пластинчатым нагрудником, шлем, по форме напоминающий людскую солдатскую каску немецкого образца, с короткими тупыми рогами, только еще и глаза в нем закрыты, через прорези на мир смотрят. Зря это, кстати, для огневого то боя, зрение тоннельное получается. Но – традиция, не замай!
      Каждый гном, помимо винтовки, несет на себе небольшую, но очень тяжелую и чертовски острую секиру. Она у него подвешена к поясу, режущая комка легким чехлом прикрыта. Такой чехол появился после того, как гномы винтовками вооружились. Пришлось в бою падать, и начали все подряд секирами резаться. Раньше то гном в бою если и падал, то только мертвым, а теперь живчиком из одной ямки в другую скачет, и в каждой падает.
      Щиты у гномов остались тоже в силу традиции. Другое дело, что тащить теперь старый гномий щит размером в осадную пависсу, который все равно нормальную пулю не держит, смысла не стало. Поэтому щиты уменьшились до размеров ладони и носятся несъемно на левом предплечье. И на нем вычеканены знаки, обозначающие воинское звание гномьего бойца. Стоящий передо мной соответствовал унтер-офицеру.
      В ДОТе, сооруженном из тех же отесанных валунов, на треноге стоит пулемет «Шварцлозе» нашей тверской работы, с ТКА. Аборигенам ПК не продают, считают, что не нужно им предоставлять легкое и мобильное оружие, а гномы его и сами не хотят. Им слишком легкое оружие не нравится, доверия не вызывает. А тот же «Шварцлозе» весит как мотоцикл, значит – хорошее оружие. Добротное.
      – Стой, кто такой? – прогудел откуда-то из дебрей бородищи гномий унтер.
      У них он, кстати, «Ур-барак» зовется, «водитель барака», двадцатой части хирда. Но я его лучше так и буду унтером звать, привычней.
      – Александр Волков из Великореченска, вольный охотник. – отрекомендовался я, после чего вытащил из кармана выданный мне в свое время Дарри Рыжим медальон на цепочке, и добавил к сказанному: – Добрый гость общины!
      – К камню прикоснись, гость. – пробухтел гном. – Община через голые слова тебя знаешь где видала?
      У гномов все делается, если не через задницу, то через камень. Вот и сейчас, на блоке у них большой кристалл, подточенный до вида неаккуратной чаши. Опускаешь туда медальон за цепочку, и если чаша засветится, то ты тот, о ком речь. Так и вышло. А как еще могло, если я тут езжу раз в двадцатый, и из этих разов этот самый унтер меня в половине случаев встречал?
      – Ты гля, опять те въезд не закрыли. – неуклюже пошутил «водитель двадцатой части хирда». – тады проезжай, раз тя к нам принесло. Добрый гость, мать ее в камень, общины.
      Я проехал через пост, повилял еще минут десять по лесной дороге, быстро переходящей в предгорья. Затем она пошла вверх и еще через пару минут я оказался на широкой площадке перед воротами, ведущими в гигантский зев пещеры. Огляделся.
      Укрепились тут гномы всерьез, куда там всяким крепостям. Изнутри прорыли тоннели к бойницам, затащили пушки, устроили пулеметные гнезда. А дорога сюда всего одна, вихлястая, быстро не поедешь. Ее огнем в десять слоев накрыть можно.
      У самих то гномов дорога не одна, наверняка. У гномов секретных отнорков хватает, а вот предателей за всю историю у них не было, чтобы оный секрет всем раскрыть. Конечно, в гномьей истории предатели упоминаются, но были они все больше жертвами интриг политических, секретов подгорного племени никому не раскрывавших.
      Кстати, через такое уважение к секретам и началась хорошая торговля между гномами и пришлыми людьми. Не рвались гномы сами открывать секрет взрывчатки или бездымного пороха, или того же азида свинца, раз люди его магией защитили. У врага секрет узнай, у друга – уважай, так эти пеньки каменные полагают. За что и пошел у них с пришлыми совет да любовь, в то время как к аборигенам гномы относятся хуже, считают все больше жульем, особенно южан. Хоть и торгуют с ними.
      Перед воротами опять пост, возле него два наших «виллиса», с салонами, под гномьи габариты переделанными, в кузовах по «Шварцлозе» на турели, и еще шестеро бойцов с винтовками, командует ими кто-то вроде нашего обер-ефрейтора. Здесь у меня снова проверили медальон, какой у гномов, кстати, вообще все документы заменяет, и меня вместе с машиной запустили в ворота. И я попал внутрь скалы.
      Огромная пещера была освещена, причем электричеством. Гномы, узнав устройство, сумели соорудить на подземной реке неплохую каскадную гидроэлектростанцию, питавшую теперь все внутренности Серых Гор. За этот проект, который все же разрабатывали для них люди, равно как и за поставленные из Царицына турбины, гномы готовы были всему нашему роду памятники возвести. Теперь же гномы, кстати, очень лихо добывали медь и производили из нее отличную проволоку всех диаметров – тоже прекрасная статья торговли.
      По пещере сновали гномы в рабочей уже, а не военной одежде, внимания на меня никто не обращал. Раз через посты пропустили, то значит так и надо, и мне находиться здесь можно. Вдоль правой грубо отесанной стены вытянулась стоянка грузовиков, и гном со светящимся жезлом указал мне на свободное место. Я подъехал, встал, размотал свисающий сверху шланг на катушке, надел на выхлопную трубу, на шноркель. Молодцы гномы. Как только начали машинами пользоваться, тут же соорудили вытяжку для выхлопных газов.
      – К кому? – подошел ко мне регулировщик.
      – Вару вызови, дочку Дарри Рыжего. Я к ней.
      Вообще то я больше к ее папаше приехал, да только он тут главный, и сразу ломиться к нему просто неудобно. Поэтому я всегда сначала Вару звал.
      – Вон, телефон повесили. Сам звони. – ответил гном-регулировщик и отошел, почесывая бороду.
      Действительно, новшество. Раньше такого не было, а теперь на стене деревянная коробка с латунным наборным диском и лежащей сверху фигурной трубкой. Справа на стене список. Я пробежался по нему глазами, нашел Вару. Набрал пятизначный номер. После трех гудков телефон ответил. Я представился. Мне обрадовались. Спросили чем помочь, я затребовал тачку. Или тележку. Или что-то в этом духе.
      Голос в трубке стал деловым. Раз тачка нужна – значит, есть товар. Если товар – то торговля, а торговля – это дело. А дело делается серьезно. Практичней гномов, если честно, я никого не встречал.
      – Жди, через пятнадцать минут буду. – послышался ответ.
      – Подожду.
      Пятнадцать минут это неплохо даже, Вара живет далеко от этих ворот, и бегом то за десять не добежишь. К счастью гномы предусмотрели, что кто-то в этом месте постоянно будет кого-то ждать, да и поставили там небольшую пивнушку. И пиво продавали в глиняных кружках, куда я свои стопы и направил. Тем более, что у меня к кабатчику дело было.
      – Привет, Олли. – поздоровался я со светлобородым гномом в кожаном фартуке, орудующим за стойкой.
      – Здорова, Сашка. Что принесло? – спросил он, выставив передо мной кружку с пивом.
      – Дела, как всегда.
      – Ага, дела. С Варкой, как всегда. – хихикнул в бороду гном. – Пора бы уж.
      – Типун те на язык, пень каменный. – ответил я. – Ты чего на репутацию честной девушки грязь льешь?
      – Ха, грязь! – взмахнул рукой Олли-кабатчик. – Сколько ей сейчас? Двадцать пять? Сколько ждать? Семь лет? Да ее разорвет к тому времени, по всей промежности, от зубов до лопаток, девка от сока лопается. Сжалился бы, засадил, как подобает вольному охотнику. Типа добыча на вертеле.
      Ему собственная шутка понравилась, и он заржал так, что люстра над головой закачалась.
      Тут опять надо сослаться на гномьи нравы. И не только на тему толщины или тонкости их шуток. Как я уже говорил, что если есть у них какое правило или традиция, то из башки это не выбьешь ничем. Даже если в уши по двухсотграммовой шашке затолкаешь и рванешь. Как с той же сезонной торговлей – не положено им до сроку на торг ездить, и хоть зарежься – не поедут. А почему? Потому что так предками записано. А на хрена они так написали? А демон их знает, может прикола ради, до того дела нет никому.
      В общем, примерно такая же ситуация с гномьими девицами. Гномы народ простой до офигения, как угол дома, иногда поражают своей простотой до глубины души. Вы уже по галантности речи это заметили, как я думаю. И нравы у них не сложные. То есть я к чему – если девка вдруг с кем и перепихнется в уголке, никто ее не осудит, а даже порадуются за нее. У гном, кстати, такой анатомической особенности как «девственная плева» нет. Вообще. Отсюда и отсутствие культа девственности, все равно не проверишь. Одна беда – не с кем ей так веселиться. Потому что предки бородатые на какой-то скрижали записали: «Да не возьмет муж нашего народа деву нашего народа, пока не минет ей тридцать лет и три года, а мужу – сорок и четыре». И все, звиздец.
      Нет, конечно гномы живут дольше нас, для них и триста лет нормальный возраст, но все же… Те же мужики гномьи могут хоть молотом наковальню бить, чтобы, значит, энергия выходила, а девкам что остается? Их тут не слишком эксплуатируют, берегут, пока им тридцать лет и три года не стукнет. Но и сами их не претендуют на них, пока не стукнет те самые «сорок и четыре». При этом гномские мужики все же свои дела решают в «служебных командировках». В том же Великореченске в дни торга молодых гномов из борделей не выгонишь без дубины. А почему? Потому что сказано в завете предков: «Деву нашего народа». А «не нашего» вполне даже можно, даже надо, наверное. А девки дома ждут. «Тридцати и трех» и «Сорока и четырех». И ни один гном, ни под каким видом, как бы не хотелось ему, и как бы не хотелось ей, завет предков не нарушит. Такой вот дурак.
      Но есть в завете еще одна лазейка: «Муж нашего народа». Именно. И если, скажем, муж будет народу «не ихнего», а скажем моего, то вроде и опять не грех. И любая гнома перед заветами чиста. На это Олли и намекает. И уже который раз.
      – Орри, я обещаю обдумать ваше предложение. – сказал я. – А ты обдумай мое: пять за бочонок. Десять бочонков.
      – Три. – явно без обдумывания сказал Олли, потому что я его сразу поправил:
      – Четыре. Торг закончен.
      – Три с полтиной. Больше не дам.
      – Три семьдесят пять.
      – Беру.
      Все верно, не зря же я с утра забегал в купеческие лабазы? Десять пятидесятилитровых бочонков пива загрузил в кузов. Обошлись они мне по два за бочонок. Семнадцать рублей с половиной золотом – чистая прибыль.
      – Где?
      – В кузове, где же еще. Забирай. Таскать не буду, спина болит. – соврал я.
      – Ага, ври больше. Да грузчик из тебя, как из говна пуля. – добавил гном и направился к моей полуторке с тележкой.
      Пока я пил пиво, Олли перетаскал все бочки, после чего отсчитал мне тридцать семь рублей золотом, а к ним добавил эльфийский шелонг. Как раз полтина. Я сгреб все в кошель, засунул его себе в карман.
      – Олли, с тобой приятно иметь дело. – сказал я.
      – Все равно в следующий раз больше чем по три пятьдесят за бочку не рассчитывай. – ответил можно сказать что грубостью Олли.
      – Олли, я не подлизываюсь, я просто хвалю твои деловые качества.
      – Вот когда ты мне будешь пиво продавать, почем сам купил, тогда и будут у меня достойные деловые качества. А пока я чувствую себя обобранным. – прикинулся сиротой гном. – Кстати, Вара едет.
      Он указал толстым пальцем мне за спину. Я обернулся. Ба, технический прогресс в действии. Вара ехала на электрокаре. Самом настоящем, с платформой сзади и двумя сиденьями впереди.
      – Ух ты… Олли, откуда такие? – указал я на приближающийся экипаж.
      – Да кто-то из ваших идею подкинул с чертежами. – ответил Орри. – Сделали вот с десяток, их сразу раскупили. На машинах по нашим тоннелям не погоняешь, воняет выхлоп, а на таких электротележках – вполне.
      А ведь действительно, удобно. На людских заводах такие второй век катаются. Когда еще организовали производство. Мне бы раньше сообразить, самому добыть чертежи и гномам продать, раз не секретно. Хотя. Чертежи такая штука, что лучше не связываться. Никогда не знаешь, во что влипнешь. Лучше уж динамит в левака приторговывать.
      Тележка подкатила, я посмотрел на Вару. А ведь действительно, совсем не страшная девка, даже симпатяшка. И что гнома – ни за что не поймешь, таких лиц с фигурами в наших городах полным-полно. Кожа чистая, нос курносый, глаза голубые, губы полные, нижняя чуть вперед. Волосы светлые, как у северянки. Возле носа чуть-чуть веснушек, сразу и не заметишь. Ладошки длинной пальцев не поражают, но и не толстые пальцы, скорее детские. Черт, Олли, сбиваешь с толку. Не о том думаю, мне с ней еще торговаться и торговаться сегодня… Все равно не в моем вкусе она, я лучше к Васьки-некроманта демонессе через забор залезу. Если Васька, конечно, кабанчика не зазомбировал, и двор стеречь не поставил.
      – Сашка, чего встал? – спросила Вара. – Грузи что притащил.
      Ее голос вывел меня из размышлений, я взялся за погрузку. Динамит, десять ящиков с порохом самого лучшего сорта, совершенно бездымным, медленно горящим, для снаряжения снайперских патронов, в жестяных банках. И коробку капсюлей для них же. Гномы мне на своих гильзах патроны соберут, я их Бороде перепродам, а с гномами навар поделю. Товар это штучный, стоят дорого. Патроны – вообще товар не из дешевых, в моем бюджете статья расходов изрядная.
      А еще у меня с собой пара чертежиков. Собственного изготовления, не секретные! Хочу с Дарри Рыжим, над ними посидеть, и попробовать их в работу запустить. Вдруг что получится? Тот даром что верховный правитель здесь, а мастер такой. Каких поискать. Впрочем, тут таких в верховные и выбирают, гномы все же. У них всего две благодетели за серьезные считаются – мастеровитость и тороватость. И все. Даже воинские подвиги свои гномы славить любят, но самого развеликого воина во главе племени не поставят, потому как война ведет не к прибыли, а к убытку.
      В общем, перегрузил я все ящики на платформу электрокара, Вара сноровисто перекинула рычаг вперед, и тележка плавно заскользила по полу, попискивая на камне обтянутыми монолитной резиной колесами, объезжая всевозможные штабеля у ворот, ведущих в бесконечные склады и лабазы, ворота и двери в которые вытянулись по обеим стенам просторного коридора. Время от времени она нажимала на маленький рычажок слева от руля, и тогда где-то в недрах машинки отчаянно звенел звонок, похожий на школьный, распугивая зазевавшихся на пути.
      Управлялась она со своей машинкой на диво ловко. В этом вся гномья суть. То, что стрелки из них получаются посредственные, я уже сказал. Зато не сказал, что каждый гном от природы не только замечательный слесарь и механик, но и водитель всякого самодвижущегося железа. Заметили это очень давно, еще века полтора назад, когда пришлые люди в своих городах наладили, наконец, выпуск всевозможной техники в достаточном объеме, чтобы начать ей торговать. Одно время у новых людских правителей даже появилась мода приглашать водителей и пилотов из гномьего племени, очень уж легко и хорошо всему они обучались. Потом такую идею оставили, правда, сделав ставку на подготовку собственных кадров. Не столь уж разительно превосходство гномов было.
      Давно и не нами замечено, что люди во всех делах оказались «середнячками». Вот я уже рассказал, что эльфы в своей массе стрелки получше нас, но технику презирают и всячески ее избегают. Никто толком и не выяснил, каким водителем может быть эльф, потому что никто не видел эльфа за рулем. Или за штурвалом самоходной баржи. Или даже на капитанском мостике парохода. С тех пор, как эльфий парусный флот себя изжил, так эльфов на воде только пассажирами и видели. Управлять чем-то громыхающим и чадящим им тоже не эстетично. Даже самолеты они не водят, хотя ограничений на продажу тех же «кукурузников» нет никаких. Гномы, например, покупают чуть усовершенствованные По-2 как почтовые и как разведчики, летают на них, и очень эти простые самолеты гномам нравятся. Их в Ярославле производят специально для продажи аборигенам, равно как и «дугласенок» Як-6, который и за транспорт выступает, и за легкий пассажирский – немало местных герцогов с баронами на таких друг к другу в гости летает.
      Гномы в механике дадут человеку сто очков вперед, но стрелки они плохонькие, в бою больше надеются на артиллерию и пулеметы, верховой езды избегают и даже путешествиям по воде многие из них не очень доверяют, хоть шкипера из гномов встречаются, и очень даже хорошие. Речным флотом так и не обзавелись, для перевозки товара у людей баржи фрахтуют (если поймаю Пантелея, и награду получу, куплю такую баржу и буду гонять вниз по Великой с гномьим товаром). От гор своих отходят неохотно, разве что с торговыми караванами (это святое!), в общем – не универсальны они, равно как и эльфы, в своих навыках.
      Есть еще орки, изрядно лихой народ, силой не обделенные, но у тех одна проблема – так уж они устроены, что эмоции главенствуют над логикой и смыслом. Отсюда их проблемы с образованием более-менее многочисленных племен – вечно дерутся друг с другом. Такой вот народ, одни эмоции.
      Люди же как будто взяли от всех понемногу. В стрельбе в большинстве свом эльфам уступают, но ненамного. Может быть, за двести метров я все желуди с дуба по одному из винтовки и не посшибаю, а вот тех же эльфов, что делать это умеют, если их по дубу рассадить – запросто. Свою полуторку так ловко по бездорожью, как гном, я не проведу, но все равно не завязну и куда надо доеду.
      Но самое главное, чем берут люди – умением приспособиться к любым условиям. Наш короткий век приводит к тому, что каждое новое поколение меняющийся мир воспринимает как данный по определению. Гномы живут дольше в несколько раз, и многим у них в течение жизни приходится менять даже мировоззрение, что в зрелом возрасте, согласитесь, тяжеловато. Вечные же эльфы, помнящие времена, когда лишь одни они с богами населяли земли, вообще так и не поняли, кто такие люди с гномами, и, несмотря на то, что последние теснят их везде, относятся к ним не просто высокомерно, а как бы и не замечая. Другое дело, что молодые эльфы относятся уже совсем по другому, а кое-где появились новые народы, от контактов эльфов с людьми родившиеся, но не они определяют политику эльфийских анклавов. Там правят те самые реликты, полностью утратившие связь с реальностью.
      Опять я отвлекся, в общем. Рассказывал то я о том, как Вара ловко с электрокаром управлялась. Разъезжалась со встречными в миллиметрах, огибала штабеля с товаром на волосок, никого не задела, никого не сбила с ног, и минут через десять мы остановились у дощатых ворот, украшенных знаком драконьей лапы, держащей корону – семейным клеймом рода Дарри Рыжего. Гнома хлопнула в ладоши, ворота распахнулись. Но не магически – открыл их молодой гном с едва пробивающейся бородой, младше самой Вары, пожалуй. Она милостиво ему кивнула и закатила электрокар внутрь. Гном молча закрыл ворота, подхватил с пола звякнувшую сумку с инструментами, и куда-то побежал с деловым видом.
      Вара спрыгнула с водительского сиденья и сразу подключила кар к гудящему трансформатору. На зарядку поставила. Я огляделся. Тут я еще не бывал. В семейный склад Дарри меня пока не приглашали. Не из-за недоверия, как я думаю, а потому, что далековато от входа и покоев, а каров раньше не было.
      Склад занимал просторную сухую рукотворную пещеру со сводчатым потолком. Освещение было включено лишь частично, в самых важных местах возле входа, дальняя стена тонула во мраке. Эха, как ни странно, не было. Наверное потому, что и пустого пространства в складе не было. Вдоль стен и в проходах громоздились какие-то ящики, на стеллажах лежали всевозможные инструменты, детали, винтовочные стволы. Семейство Дарри славилось именно как инструментальщики, этим всегда и торговали. У стены справа вытянулся огромный письменный стол с конторкой, за которой стоял целых три кресла. Видать, когда Дарри с присными собирался на торг, там сидели аж трое кладовщиков. По крайней мере, мне так представляется. На столе были разбросаны бумаги, лежали счеты, стоял механический арифмометр, пробивающий все подсчеты на бумажной ленте.
      Вара прошла мимо меня, виляя круглым задом и цокая невысокими каблучками туфелек по каменному полу. Плюхнулась боком на стол, так что и без того не длинное синее платье совсем уехало вверх, открыв крепкое белокожее бедро, а стол жалобно скрипнул. Хорошенькая то она, не откажешь, но не пушинка. Килограммов семьдесят в этой не слишком высокой девушке имеется. Она нагнулась вперед, опершись пухлыми ладошками на столешницу и давая возможность мне заглянуть в вырез платья. Я возможностью воспользовался, у гном всегда есть, на что глянуть там. Плоскогрудых среди них отродясь не было. И на Варе природа не отдыхала, грудь такая, что ладони зачесались.
      – Ну, говори, что привез? – спросила она меня.
      – Динамит, в шашках по… пять целых и четыре десятых унции. – прикинул я в уме вес двухсот граммовой шашки. – Слушай, когда вы, наконец, в граммах с килограммами считать начнете?
      – Когда мы помрем, и новые заветы предков напишем. Лет через пятьсот заходи. – отрезала она. – Сколько за динамит хочешь?
      Я бы лучше с самим Дарри Рыжим торговался, вот ей богу. Вара мало того, что во всех ценах дока, она от безделья и сексуальной неудовлетворенности торгуется так, как будто от этого ее жизнь зависит. Хоть бы трахнул ее кто-то.
      – Динамита шесть ящиков, в каждом ящике по сто шашек. Рубль золотом за шашку, десять процентов скидки за опт, значит… – я сделал вид, что считаю в уме, хотя давно все сосчитал, – … значит, пятьсот сорок золотом.
      Она даже не отреагировала на мое заявление, ожидая следующей цены.
      – Хорошо, пятьсот за все. – соскочил я еще ниже.
      А то она не знает, что я наверняка не больше двух сотен за все заплатил. А я и не платил, я эти ящики в качестве премии с одного строительных дел мастера взял, которому за истребление выворотня больше заплатить нечем было. А за выворотня я взял бы с полста, не больше. Тупая это тварь и возни с ней не много.
      – Триста. Тут тебе и прибыль, и доставка. – соизволила ответить она.
      Ну, пошел торг. А мне деньги нужны. Мне Пантелея ловить, а сколько его ловить придется – сами боги не ведают. Поэтому я мысленно благословился, и присел рядом с ней на край стола, вздохнул. Кстати, пахнет от нее приятно, мылом и чем-то вроде трав луговых. Духи такие, что ли? Для гномов слишком изящный запах, они любят что послаще да погуще. Максималисты, так сказать. Наверняка что-то от эльфов.
      – Ну, какие триста? – мягко сказал я, придвинувшись. – Мне же закон не позволяет торговать динамитом, головой рисковал, когда к вам вез. Пятьсот – хорошая цена, с учетом риска.
      Она не отстранилась, а наоборот, прижалась к моей ноге крепким бедром. Вздохнула немного неровно.
      – Ну так и вези обратно, если лицензии нет. – при этом неуступчиво заявила она. – Мы на торге вскоре совершенно по семьдесят пять за ящик купим совершенно легально.
      Моя ладонь накрыла ее мягкую детскую ладошку, Вара не отстранилась.
      – До торга вам еще полтора месяца ждать, а Дарри месяц назад жаловался, что динамит закончился, нечем новый зал заканчивать. Кирками колотите и клиньями.
      – Ну и что? – сказала она и ее ладонь заскользила мне по руке вверх, к плечу. – От сотворения мира так колотили, и спешки с этим залом нет. Подождем. Четыреста дам, за все, как на торге, считай.
      Четыреста уже неплохо, но вроде быстро она уступила. Торгуемся дальше. Я обнял ее за плечи, прижал к себе, шепнул: «Пятьсот за все тоже нормально, соглашайся». Она сразу ослабла телесно, голову к поцелую закинула, успев прошептать, правда:
      – От пяти сотен у тебя рожа треснет. Четыреста десять.
      Я впился поцелуем в ее пухлы теплые губы, рука оттянула эластичный вырез синего платья. Крепкая крупная грудь с твердым соском заполнила ладонь.
      – Четыреста девяносто. – скорее прошевелил я губами, нежели прошептал.
      – Четыреста пятнадцать. – простонала она и обняла меня так, что ребра треснули.
      Я схватил ее за плечи, отвернул к столу, нагнул. Она с готовностью согнулась, прогнув спину. Схватил за подол платья, закинул его вверх. Опа, белье она забыла надеть. Наверное, тоже торговаться готовилась. Моему взору предстали две круглых, крепких, и отличной, кстати, формы ягодицы. Потрясающая попа! И талия тонкая, мускулистая. Я вцепился руками сразу в обе и поразился – крепкие такие, что не ущипнуть. И ножки под ними хоть и не длинные, зато очень аккуратные и стройные.
      В тишине послышался лязг пряжки моего ремня, она чуть вздрогнула и прогнулась сильнее, будто поторапливая. Затем, видимо, чтобы я шевелился быстрее, чуть не крикнула:
      – Четыреста двадцать! Да что ты там копаешься?
      Охнула, когда я вошел в нее, горячую как печка и влажную как океан. Сильно подалась назад, прижимаясь задом к моему животу, задвигалась ритмично.
      – Золотая моя, какие четыреста двадцать? Четыреста восемьдесят, и ни копейкой меньше. – скороговоркой сказал я, стараясь попасть словами в такт движению.
      – Обола ломаного сверху четыреста двадцати не дам! Ой! – вскрикнула она, когда я толкнулся глубже и резче.
      – Четыреста восемьдесят!
      – Четыреста двадцать пять! – выдохнула она со стоном.
      Росточком она все же не велика, куда то я ей совсем глубоко попадаю. Говорят, что у гномов мужское достоинство длины невероятной. Это брехня, я с Дарри Рыжим и его родственниками сто раз в бане был. Вот с толщиной у них да, как они сами все у них комплекцией, а по длине мы опережаем.
      – Не торгуйся! Соглашайся. Четыреста восемьдесят отличная цена. – горячо зашептал я ей в ухо, почти прижавшись к нему губами и слегка укусив.
      Она зашевелилась еще энергичней, чуть не сбрасывая меня с себя, прошептала так же тихо:
      – Четыреста тридцать не хуже цена. И звучит красивей. Сам соглашайся, не дам больше.
      – Дашь.
      – Не дам.
      – Уже дала.
      – Дала и дала. И еще дам. А цену не подниму. – почти простонала Вара, вцепившись руками в какое-то бронзовое пресс-папье на столе.
      – И еще давай! – приналег я еще сильнее. – Четыреста семьдесят!
      – Четыреста сорок! – крикнула она, отшвырнув тяжеленную бронзовую фигурку от себя. Та со звоном упала на каменный пол, покатилась. От резкого движения лежащей лицом вниз договаривающейся стороны со стола посыпались бумаги.
      Я обхватил ее за бедра, чуть приподнял. Нет, не пушинка. Навалился, вдавил ее бедрами в край столешницы, покрытой зеленой кожей.
      – Четыреста пятьдесят. И следующие возьмете по столько же.
      – Черта тебе каменного, следующие. Заново договариваться будешь. Стараться! А-ах! О-о-ой! Четыреста пятьдесят! Согласна-а-а! Дава-а-ай! Дава-а-ай! Дава-а-ай!
      Снова что-то с грохотом посыпалось со стола, сдвинувшись к самому краю от тряски.

      – Сорок процентов дому, сорок тебе… Куда?… Куда?… Туда нельзя!
      – Туда тоже полезно… Расслабься… А двадцать куда?… Тебе за комиссию?… Рехнулась?…
      – Ой, больно!… Ой!… Полегче… Полегче… А кто все организовывает?… Мне, конечно… Кикимора душит, что ли?…
      – Десять процентов тебе,… не велик… труд… с папой… договориться…
      – Ай, дьявол темный… больно… глубже… Так, так… Десять мало…
      – Нам с Дарри по сорок пять… тебе… золотая… десять… в самый раз…
      – Не останавливайся!… Ладно… Глубже!… Главное – глубже!!!

      С Варой мы договорились к взаимному удовольствию. Во всех смыслах. Я вот с гномой впервые в жизни, и очень, знаете… В общем, совсем человеческая девка. Крепкая и здоровая, меня изъездила, можно сказать, а сама хоть еще на столько же готова. А заодно динамит купила, и насчет патронов договорились. Из моего пороха с капсюлями и гномских гильз сделают несколько ящиков, и я их Бороде сбуду. А в следующий приезд деньги привезу. Сорок пять от прибыли мне, сорок пять изготовителю, а десять… Ну, вы сами все слышали.
      После окончания переговоров и после того, как мы с ней распили по бутылочке темного холодного пива, она убежала по своим делам, а я пошел в кабинет Дарри, откуда он руководил всем этим своим немалым хозяйством. Теперь мне надо было с ним об одной новой конструкции поболтать. Лучше него никто на новинки не реагирует, даже среди гномов.
      Кабинет у Дарри был серьезный. Если бы не отсутствие окон, то и не скажешь нипочем, что под землей. Хотя, какой к демонам «под землей»? Внутри горы все вырублено, мы сейчас, небось, этаже на десятом вверх, недаром вся дорога на каре шла по спирали и все время на подъем. Кабинет был велик, посреди него стоял могучего, истинно гномьего сложения, письменный стол. За столом стояло колоссальных размеров кресло, обитое шкурой виверна, в кресле восседал некто с лопатообразной рыжей бородищей, заплетенной в косицы. Дарри, значит.
      Помимо бороды привлекали внимание задорно посверкивающие голубые глаза, которые унаследовала от него доченька, и совершенно людского покроя и рисунка вязаный свитер с вывязанными по плечам синими оленями. Надо же, прикупил ведь где-то. А почему бы и нет, собственно говоря?
      – Привет и почтение Королю-под-Горой. – поприветствовал я Дарри титулом, вычитанным в детстве в какой-то книжке.
      – Как-как? – удивился Дарри. – Под гору говно стекает, а я – на горе. Садись.
      Он указал на широкое кресло перед собой, куда я не замедлил свалиться. Утомился я с его доченькой, еле ноги держат.
      – Сторговались с Варой? – спросил он.
      – А как же! К взаимному удовлетворению. – кивнул я.
      – Это хорошо. – порадовался за нас он.
      – А то! – согласился я с ним на все сто.
      – С чем пожаловал? Показывай чертежик, я вижу.
      – Как скажешь.
      Я развернул небольшой лист бумаги, положил перед ним на стол. Он поглядел, прищурился. Затем сказал:
      – Ну, форму для отливки сделать за колокол можно. В чем проблема?
      – Ни в чем, лишь бы точность соблюсти.
      – А в чем хитрость? – прищурился он.
      – В том, что я пока сам не знаю, сработает ли.
      – Вот как!
      – Вот так. Я про такую систему из книг узнал, ее раньше в артиллерии пользовали, в старом мире, откуда мы. Нарезные пушки там были прошлым веком, делали гладкоствольные. Это когда научились стволы подгонять точно.
      – А смысл?
      – Смысл проще некуда – снаряд в нарезах тормозится. Равно как и пуля.
      – Зато потом не кувыркается. – пожал он плечами.
      – Если стабилизатора нет. – согласился я, затем нагнулся к чертежу, взяв со стола карандаш: – А так смотри: делаем под двенадцатый калибр остроконечную стальную пулю, с нормальным стабилизатором. Вот она. Так?
      – Ну. – кивнул Дарри.
      – Дальше делаем для нее четыре вот таких мягких отливки, и в них берем пулю как в скорлупу, чтобы ствол изнутри сталью не драть. Так?
      Я обвел карандашиком нужное место на чертеже.
      – Верно, иначе стволу кранты. – согласился Дарри, разглядывая чертежи.
      – Вот и я говорю. А так пуля до конца ствола пойдет в свинцовой оболочке, затем вылетит… вот эти маленькие загогулинки видишь? Тут чуть наискосок взято?
      – Ага, вижу. Зачем? – нахмурил он брови.
      – Затем, что аэродинамику учить надо. – покровительственно сказал я. – Пуля вылетает, и вот эти четыре дольки, что сердечник оперенный защищают, начинают помаленьку расходиться в стороны. А сам сердечник, то есть пуля, за счет большого стабилизатора летит прямо.
      – А смысл? – повторил Дарри, пожав плечами. – Ну выиграешь ты чуть-чуть скорости, одну десятую, не больше.
      – Вот и хрен ты угадал, каменная голова. Думай лучше.
      – Чего это лучше? Сам дурак. – обиделся Дарри. – Объясни нормально, а то в зубы дам.
      – Вот вечно с вами, гномами так, в зубы, в зубы… Сюда смотри. Вот рисую… Канал ствола, вот из него пуля вылетает. Пуля тяжелая, ствол гладкий, обтюрация неполная, немного теряется скорость… вот она вылетает, а ей газы под задницу, вот сюда. Как пендаля. Она и закувыркалась.
      – Ну, это если пороха переложить в патрон! – заспорил Дарри. – Если не перегружать, то никакого пендаля не будет.
      – Именно! Золотая голова ты у меня.
      – А врал, что каменная. – попенял он мне.
      – Рудное золото, еще не добытое. – отмахнулся я. – Пока все больше порода. Пустая.
      – Поболтай у меня.
      – Болтаю. Значит, если пуля у нас стабилизированная, а по стволу движется в коконе, то мы можем не бояться увеличить навеску пороха. Ты сколько кладешь?
      – Если казанский порох, то ровно миллимарку. Тютелька в тютельку.
      – Попробуй полторы положить.
      – Закувыркает!
      – А вот хрен в зубы! Стабилизатор не даст! Главное, на поддончик ее аккуратненько так… Полетит раза в полтора быстрее, и по настильной траектории. Вот так.
      Я быстро нарисовал на листе вычисленную траекторию полета пули. Затем нарисовал четыре расходящихся пунктира в стороны, изображающие доли оболочки, отвалившиеся от пули после вылета из дула.
      – Погодь, погодь… – остановил меня гном. – Это что получается… Значит, ты хочешь, чтобы твой сердечник бил далеко, как винтовка, а заодно любой доспех прошибал, недаром ведь ты стальной просишь. Так?
      – Верно.
      – А если близко залупить, то кроме сердечника ты всаживаешь еще четыре кривых картечины, эдак по три миллимарки каждая весом, так?
      – Верно. – подтвердил я. – Кусочки эти начинают понемногу в сторону отходить, и если метров с десяти в кого то закатать, то как картечью выйдет. В середине одна бронебойная и по краям четыре мягких. В общем, если я все правильно посчитал, то получим такой патрон, которым из ружья можно стрелять точнее чем из винтовки на расстоянии, а если близко, то ружье ружьем и останется – все кишки размотает.
      Дарри молчал минут десять, перекладывал листы, сопел, даже достал из стола штоф водки, налил, не глядя, две серебряных рюмки, мы выпили. Затем он сказал, постучав широченной короткопалой ладонью по чертежам:
      – Может сработать. Варит у тебя в стрелковом деле котел, Сашка. Завтра сам займусь, а патроны с разной навеской снаряжу. Послезавтра испытаем. Если все выйдет как надо – озолотимся. А с чего это ты вдруг придумал?
      Ну, Дарри еще озолачиваться, так вообще в деньгах утонуть. А мне не помешает. Ответил же так:
      – Да с того, что мне приходится из хорошего ружья обрез делать, чтобы его вместе с карабином носить. Карабин для дали, обрез для близи. Надоело. А так получится, что одно ружье для любой охоты. И оболочку эту из чего только можно не делать…
      – Я так и думал. Займемся с тобой завтра.
      – О процентах с кем договариваться?
      – Если сработает, то с Варой. Ей практика полезна.
      – Понял, договоримся. – легко согласился я.

      Гномья баня – это вроде как турецкий хамам, который пришлые и в новом свете воскресили, хоть все больше и аристократы. Мы, простые люди, в русскую ходим. Но в гномьей пару еще больше, и жарче там, чем в турецкой. Непривычный не высидит. Одной же из основ моей нынешней дружбы с Дарри стало то, что больно уж я баню люблю и жар легко терплю.
      Парятся гномы степенно, с едой, пивом, без девок. А девки в бани своими компаниями ходят. У каждого рода своя баня, которую улучшают, как могут, в которую гостей водят и которой гордятся. Хоромы, а не бани, в общем.
      В бане о делах не говорят, считается, что от пара мозги мякнут, как крепь деревянная. С этим я согласен, нечего в бане о серьезном. Точнее, о серьезном можно, но исключительно в порядке болтовни. О чужом серьезном. О политике южных герцогств, например, о проблемах рыболовства в Северных проливах, или о потенциальном закате эльфийской расы. Главное, чтобы это серьезное непосредственно тебя не касалось. Короче – о политике, если ты не политик.
      Мы с Дарри сидели, завернувшись в льняные простыни в предбаннике, устеленном коврами из этих самых южных герцогств. Перед нами на широком дубовом столе стоял бочонок ледяного пива, в который был вбит кран, в руках у нас были огромные глиняные кружки. В углу крутился патефон, из динамиков, обтянутых самым настоящим шелком, шитым золотой нитью, доносилась какая-то музыка, вполне южная на слух. Так, заунывное что-то, для расслабления общего.
      Дарри потянуло на философствования, как у него всегда бывает после пятой кружки и пятого же захода в парилку. Он откинулся в широком полу-кресле или полу-ложе, принял позу гордую, как на памятнике самому себе (есть у них и такой), заговорил:
      – Все же, как ни говори, но вы, пришлые, наш мир перевернули. Хоть и немного вас, дай боги, чтобы по одному пришлому на сто разумных местных, а то и на тысячу, а все тут испортили.
      – Это почему? – лениво спросил его я.
      Дарри надо слегка подталкивать к продолжению речи, тогда можешь сам и уст не размыкать почти все время. Иногда полезно. Дарри не зря Серыми Горами правит, очень полезно каждому послушать неглупого гнома. Который, к тому же, третий век разменял, как на этом свете живет. Без нас его еще застал.
      – Вы уничтожили понятие безопасного убежища. Совсем уничтожили, начисто.
      В подкрепление этих слов он так махнул могучей ручищей с зажатой в ней кружкой, что пиво выплеснулось на ковер.
      – В смысле? – снова спросил я.
      – В простом. – он снова сделал добрый глоток из кружки, крякну удовлетворенно, продолжил: – Раньше каждый из народов имел свое убежище. Кроме людей разве что, но это скорее исключение. У нас, гномов, всегда были наши пещеры. Считай, неприступные, к тому же кроме нас тут толком никто и воевать не мог. Воевали мы и наверху. И с орками, и с гоблинами, и с эльфами, и всегда могли отступить к себе. И нас в наших пещерах было не достать. Ворвется враг в ворота, заплутает в коридорах, попадает в ловушки, попадет под обвалы, да и в подземной войне мы были получше любого. А что теперь? К нам сюда и ломиться не надо. Думаешь, я про этот самый ваш хлор не слышал? Газ пустите, и нам кранты. И войти можно теперь без труда – тротил заложил как надо, и нас в пещерах еще и завалит. Не стало убежища у гномов.
      – А у эльфов что было?
      – Ха, вот вопросик, а? Что значит – пришлый! У эльфов их Пущи были пуще крепости, прости мой эльфийский. Каждая их Пуща – это чистая магия. Любого вошедшего заплутает, заведет в овраги, подведет под стрелы, уронит в ямы, сжечь ее было нельзя… пока вы напалм делать не начали.
      Дарри еще хлебнул пивка, снова наполнил кружку. Откинулся, почесал пятку, продолжил:
      – А что в итоге? Они десятки тысяч лет там в безопасности себя чувствовали, вокруг своих мэллорнов с дудками плясали, а теперь… У меня вот сиденье в сральнике из мэллорна. Того самого, что вы срубили, после того, как Пущу вырубили. Оно мне душу и жопу греет, как вспомню, на чем сижу. Ты хоть сам понял, что сделали?
      – Что?
      – Вы эльфам мир перевернули! Они эти Пущи как храмы самим себе воспринимали, сами себе намолиться не могли. А вы их там пушками, осколками по башкам. И с самолетов бомбы кидаете. И в Пущу не входите. Чтобы, значит, в ловушки попадаться и плутать. А входите тогда, когда там магию поддерживать уже некому, и палки на палке не осталось. И самое главное – не хватает магии против напалма, дольше он горит, чем природной магии хватает сил огонь гасить. От сотворения мира Пущи не горели. А тут на тебе – загорелись. После этого молодые эльфы старших бросать начали и в города потянулись. Все, раскол у них.
      Я тоже допил до дна, потянулся к бочонку, нацедил до верха тверского светлого. Хорошее пиво, мне нравится. А Дарри между тем продолжал разглагольствовать:
      – Орки тоже своих крепостей лишились. Не крепостей в смысле, а неуязвимости в оных. Кто их на островах раньше штурмовать брался, где стены от скал на двести аршин вверх уходят? Никто. А вам и не надо. Один монитор подойдет, день постреляет, и все их стены вместе со скалами в море сползут. А им в монитор этот самый даже плюнуть толком нечем. Те пушки, что вы им продаете, для такого дела не годны. Не осталось истинной крепости. Все почувствовали себя уязвимыми.
      Он еще глотнул, подумал минутку, затем его толстый короткий палец уставился мне в грудь:
      – А с вами людьми пришлыми, мало того, что в технике, но и в хитрости мало кто сравнится. Возьмем, к примеру, порох. Думаешь, никто не пытался разгадать, что вы туда пихаете? С дымным все ясно, вы и не скрываете, а вот бездымный… Ну, ясно же всем, что сера с известью там, но что еще, и как они соединялись? Сколько голову не ломают – а систему Бэраха сломать не могут. Никто с ним по силе не ровняется. Только вот скончался он странно…
      – А что странного? – пожал я плечами. – Экспериментировал с новой взрывчаткой, она и рванула. Решил сам свое заклятье проверить.
      Это я озвучил официальную версию гибели великого волшебника из Вираца. Верил же я в нее тоже так… серединка на половинку.
      – Ага. Сам нарвался. – съехидничал Дарри Рыжий. – Бэрах нарвался, на свое же заклинание. Не смеши. Бэрах польстился на деньги и комфорт, скотина он был еще та. Обучил ваших колдунов, которые служат в этом самом ведомстве, что чтением в душах занимается и глупые мысли ищет. А заодно и слишком мешающих убирает. Верно?
      – Верно.
      – Из того же ведомства дали ему охрану. Целый взвод головорезов. Которые в чем угодно поклянутся, если начальство прикажет. Затем Бэрах для своей магии аппараты придумал, чтобы от него уже ничего не зависело. И сразу после этого взорвался. Все верно?
      – Ну, примерно.
      – Ага. Примерно. Но я вас вовсе не виню, а даже одобряю. Бэрах там, не Бэрах, или какой иной ас-Пайор… кстати, что с ас-Пайором то случилось?
      – Вроде возле Дурного болота на него напали.
      Не помню я точно, что именно. Был такой приятель у Бэраха, вроде тоже из волшебных гениев, Илир ас-Пайор. Разорвали его какие-то твари, насколько я помню.
      – В том же году, что и Бэрах взорвался? – уточнил Дарри.
      – Ну да. – кивнул я.
      – Ага. Они вроде коллегами были, верно?
      – Вроде того.
      – Вроде пиво бродит. Были. И оба скончались. Трагически.
      – Бывает. – протянул я.
      – Еще как бывает. – усмехнулся в рыжую бороду Дарри. – Как только станешь главным носителем главного секрета пришлых, сам при этом пришлым не являясь. Так к чему я – и правильно! Нельзя тому, кто правит миром, или может им править, попадать хоть в какую-то зависимость от других. Мы, гномы, миром не правили, не правим, и не будем. Нас под землю все тянет, а остальных – наверх. Вектора жизни у нас разнонаправленные. Нам вы не помеха, вы – нам, а значит, можем с вами дружить. И торговать. А с другими так не выйдет у вас. И к тому же мы технологически друг друга дополняем. Что было бы со стабильностью ваших сплавов без наших заклинателей? Каждую вторую плавку губили бы. А где мы были бы без электричества, о котором мы не знали? Так то.
      Верховный гном снова увлажнил горло глотком на пол кружки, заговорил, откашлявшись:
      – Вектора у вас со всеми остальными однонаправленные. Соединишь свой вектор с чужим – и уведет его в сторону, хоть не намного. Поэтому надо действовать так, чтобы свои секреты за своими зубами держать, а у всяких прочих, кто только из-за денег согласился за это взяться, вроде Бэраха, динамит взрывался под носом во время экспериментов.
      Действительно история где-то так и выглядела. Великий колдун Арсин Бэрах, проживший к тому времени уже лет триста, обучил целую группу колдунов из пришлых, которые вскоре, все до единого, оказались сотрудниками контрразведок в разных княжествах. Они же и возглавили заводы по производству порохов и взрывчатых веществ. Они же со всеми контрразведками следили, чтобы из списка запретного ничто не ушло, куда не надо. Ведь если кто-то узнает состав хотя бы одной взрывчатки, он сможет разгадать систему, по которой составлена их защита.
      В список запретов вошли не только бездымный порох с тротилом, но и динамит, мелинит, пикриновая кислота, азотная кислота, азид свинца, гремучая ртуть и еще ряд всяких бабахающих субстанций, без которых не взорвать что-нибудь, ни выстрелить. А заодно некоторые металлургические технологии, еще что-то. К счастью, такая наука как химия в этом мире развита вообще не была, лишь алхимия, которая с химией в один сортир даже не заходила. И пришлые обучать кого-то кроме себя химии не собирались, засекретив ее тоже. А химия – это что? Химия – это синтетический каучук, что татары на нефтепромыслах делают, который покрышки и прокладки, сальники и изоляция для проводов.
      И даже самые завзятые наши враги вынуждены покупать средства борьбы у нас же. Так что реальная сила оставалась в наших руках, хоть о выгоде от торговли оружием мы не забывали. Те же винтовки с продольно-скользящими затворами, дробовики, револьверы, пулеметы устаревших конструкций, все продавалось в любых количествах. Разве что пулеметы исключительно аборигенским армиям, а все остальное – кому попало. Все баронские дружины, все эльфийские партизаны, все разбойники с большой дороги, все пользовались старыми добрыми «Мосиными», «Маузерами» и «Энфилдами», где после каждого выстрела надо было передернуть затвор (у нас предпочли велосипед не изобретать и копировали старые системы, благо из старого мира хоть по одному экземпляру каждой, но провалилось). А вот самозарядное оружие продавалось только подтвержденным союзникам, да и то по большим праздникам. Пушки только крепостных типов, если гномам, или маломощные. Броневики исключительно пулеметные, и пулеметы калибром не выше восьми миллиметров. И так далее.
      Кое-что во враждебные руки все же попадало. И эльфы захватывали трофеи, и разбойники, и пираты. Но это все единицы, систему на трофеях не построишь. Даже боеприпасами к нестандарту не разживешься – кроме людей патроны еще гномы делать умеют, но они людям союзники. А порох все равно людского производства.
      – Чего молчишь, Сашка? – окликнул меня Дарри. – Скажи, что я не прав.
      – Да прав ты, на сто процентов прав. – согласился я. – А тебе разве плохо? Твое географическое, политическое и социальное положение не дает тебе и единого повода к конфликту с нами. И при этом ты главный торговый партнер. И производственный. И финансовый. Вечный мир и военный союз с тобой. Банк у вас заработал уже?
      Прошлым летом Дарри Рыжий носился в Тверь с идеей создания совместного банка, рода Серых Гор и Тверского купеческого союза. И вроде договорился.
      – Считай, что заработал. – кивнул гном. – Как раз на открытии торгового сезона открытие будет.
      – Ну вот, видишь. Транзит твоих товаров через наше княжество беспошлинный, фрахт вашим со скидкой. Те же эльфы и тебе мешают, торговлю портят, маршруты блокируют. Не вижу поводов для расстройства.
      – А нет поводов. – утробно засмеялся Дарри. – Мне то чего? Вы еще и моих врагов разогнали, если до кучи брать. О том и говорю, что кроме нашего гномьего племени, вы для всех остальных беда. Их счастье, что мало вас пока. Пошли, попаримся, да и спать пора. Завтра с утра работа.

      Едва я завалился на невероятной глубины перину, постеленную на дубовую кровать, крепко стоящую на гранитном полу, уперев в него массивные ноги, как дверь в мою комнату распахнулась, и в спальню влетела Вара. И я был сбит с ног, и повален на кровать, а она, уже голая, взгромоздилась на меня, придавив своим не таким уж малым весом. Даром что коротышка, полтора метра всего. Вообще гномам стоило бы завести привычку ставить на двери замки, а то двери у них больше защищены традицией не ходить, куда не просят, а не чем-нибудь посущественней.
      – Торговаться пришла?
      – Ага! Сколько раз трахнешь! – объявила она и захохотала.
      Я уже говорил, что гномий юмор не сложен, а дамы от мужчин в сторону повышенной деликатности тоже не отличаются. И нравы у них простые. Нашла вот девушка легальный способ обойти заветы предков – и на тебе, теперь хрен поспишь. Хотя… оно того стоит. Пусть она и самая пухлая из всех, кто у меня был раньше, но все же очень хорошенькая.

      – Ну что, можно нас похвалить, а тебя поздравить. – сказал Дарри Рыжий, сжимая мою ладонь в своей железной лапище. – Сработала твоя задумка.
      Мы стояли на стрельбище, что разместилось на плоском плато, в трехстах метрах от мишени, а я держал в руке самый обычный помповый дробовик со средним стволом, сделанным, правда, в мастерской Дарри, то есть с особой аккуратностью и без сужения. А в середине мишени было ровно семь достаточно аккуратных дырок.
      – Верно. – сказал я. – не хуже чем из винтовки. А то и получше. И к ветру не слишком чувствительный, похоже, что летит быстрее, чем нарезная.
      Это я про свою оперенную пулю.
      – Верно. Не зря я оптический прицел для эксперимента поставил. А про это что скажешь?
      Он указал на измочаленный деревянный щит в пятнадцати метрах от нас. Туда попадали и пули, и сегменты оболочки. Эффект был даже выше, чем у картечи, но кучность хуже. Однако до двадцати метров вполне эффективно.
      – Скажу, что если по живому так стрелять, то все кишки в клубок смотает, хрен какой лекарь распутает.
      – Согласен. – кивнул Дарри. – Могу тебе сотню таких отлить, а дальше начнем на продажу клепать. Когда торговать начнем?
      – А как на торг приедете. Все равно без демонстрации не поверят.
      – Точно, не поверят. Болтун ты Дарри, скажут. А твои патроны сегодня уже начали делать, послезавтра забирай. Сразу поедешь?
      – Сразу.
      – Тогда и Бороды заказ велю приготовить к послезавтрашнему дню. Пусть порадуется. Когда патроны продашь, ты лучше мою долю в ваш Городской Банк внеси. Семенов, банкир, мой счет знает.
      – Сделаю.
      – Чего сегодня думаешь делать?
      – Вара пригласила по каким-то дальним галереям погулять.
      – А, хорошо! Сходи, может быть интересно.
      – Да наверняка будет. – согласился с ним я.

      Выехал от гномов я в четверг в середине дня. Хотел в Великореченск попасть в будний день, и рассчитывал попасть на вечерний паром с пристани в город, с которым объезды урядников возвращаются.
      Гномы сказали, что стрельба у дороги стихла, эльфов загнали куда-то к северу. Действительно, по мере приближения к вырубленному участку эльфийской Пущи, никакой стрельбы слышно не было. Однако на дороге виднелись многочисленные следы колес и копыт, были набросаны окурки папирос, где-то валялся вдавленный в землю винтовочный патрон, кругом навалены кучки конского навоза.
      На мертвую эльфийку я наткнулся примерно через пару километров после того, как въехал на дорогу, идущую по бывшей Пуще. Сначала я увидел гуля-трупоеда. Увидел далеко, на опушке леса, скрывающегося в кустарнике и явно боящегося выйти на свет из лесного сумрака. Я его по взгляду «запеленговал».
      Но если бы он не чуял свежий труп, то и не высунулся, поэтому я огляделся вокруг. И увидел ее, лежащую в густой траве возле самой обочины. На ней была лохматая маскировочная куртка, штаны и сапоги с растительным узором, поэтому я ее не сразу заметил. Заметив же, остановился. Гуль, увидев меня, скрылся в чаще. Далеко еще до ночи, солнце в зенит идет. Если бы дело ночь было, то мог и на меня напасть, хоть всему прочему предпочитает трупы, даже кладбища раскапывает.
      Я прихватил с собой обрез, вышел из машины. Подошел к погибшей, присел возле нее. Осмотрел. Лежит несколько часов. Над ней уже собрались жужжащим облаком мухи.
      Она была ранена, пулей в плечо, бежала. Бежала через поле, в сторону оставшегося за дорогой кусочка леса. Скорее всего, ее отрезали от своих, и деваться ей было некуда. В нее стреляли. Вторая пуля ударила прямо в крестец, причинив тяжкую рану. Она долго мучилась. Вся земля у ног изрыта каблуками сапог, все пропитано кровью. Мучилась долго, зажимая рваную рану выходного отверстия внизу живота. Затем к ней подъехал конный разъезд из четырех драгун. Во главе был офицер – на земле валяется гильза от патрона 10х31, каким стреляют из «маузеров», а пистолеты этой системы имеют право носить на службе только офицеры. Какой-нибудь корнет. Он ее и добил. То ли сжалился, избавил от мук, то ли наоборот – выместил зло. Затем конные свернули с дороги в траву и поскакали к лесу. Она осталась у дороги.
      Ей повезло, или нет – не знаю. Если бы ее поймали живой, то долго насиловали бы, не удержались. Да и не стал бы никто солдат удерживать, к местным эльфам ненависть старая и тяжелая. Те сами виноваты – не стоит ТАК плохо обращаться с пленными. Хотя, говорят, этим эльфийские начальники пытаются отвратить своих бойцов от сдачи, подразумевая, что «Куда тебе после того, что ты с их пленными делал». Может и правда, не знаю.
      Изнасиловав многократно, ее бы пристрелили. Или, если бы была возможность, кому-то втихаря продали. За армией всякие субчики катаются, купят и эльфийку. Рабства только в землях пришлых нет, а вокруг процветает. А эта была бы обречена на самую плохую судьбу. У нее на поясе висели кожаные подсумки под обоймы для СКС. Значит, вооружена она была трофейным карабином, а еще это означает, что она или урядника убила, или гражданского. Эльфам никто такие винтовки не продает, не положено. А трофеями они чаще всего не делятся, сами носят, как признак доблести. Значит, одна человеческая жизнь, как минимум, на ее счету есть.
      Интересно, сколько ей лет? Они же почти бессмертны, а лет до трехсот эльфийки выглядят сущими девчонками. Вытянутые к вискам глаза, острые ушки, белые волосы необычного розоватого оттенка. Тонкие губы, искусанные в кровь мелкими ровными зубами. Зубы оскалены в муке, кровь запеклась между ними. Очень тонкие, красивые пальцы. Хрупкие запястья. Тонкие щиколотки в сапожках из тонкой кожи какой-то ящерицы, с мягкими подошвами. Красивые они, эльфийки эти. Как статуэтки.
      Я понял глаза, глянул в сторону леса. Гуль не ушел, так и прячется за кустами. Ждет, когда я уеду. Гули тупые, но все же разумные. Можно убить, но мне его не заказывали. И придется гоняться, он живучий, уязвим лучше всего для огня, а зажигательная картечь у меня только в обрезе. Можно стрелять и обычными пулями, раз так десять в грудную клетку, но карабин у меня малокалиберный для таких целей, на людей или эльфов с собой взят. С ног сразу не собьет, убежит подранком, только разозлится. А в голову могу и не попасть, она как раз толстым суком скрыта, и метров триста до него. И затянется охота до темноты, а ночью здесь одному оставаться… Ладно, пускай поживет.
      Я вернулся к машине, полез за спинку своего сиденья. Там стояла ведерная канистра из красной лакированной жести, с руной «Омм» на боку, символизирующей всеуничтожающий и вечный огонь. Я называл это спецбензином, но на самом деле жидкость в канистре была ближе к скипидару и производилась друидами. Они уверяли, что именно этот огонь уничтожает все и до конца, и главное – очищает. Жалко мне эту эльфийку так бросать, кладбищенской твари на поживу. Хоть и не люблю я эльфов, здорово не люблю, но слишком она хрупкая, слишком красивая.
      Я открыл канистру, оттуда распространился запах свежей хвои. Вот так, в лесу жила, лесным же средством тебя и схороню. Считай уважением посмертным. Встретил бы живой и с оружием – таким добрым бы не был.
      Я полил тело несколькими быстрыми всплесками. Много этой жидкости не надо, это не бензин, это магия. Затем отошел, крикнул заклинание, написанное на канистре. Тело вспыхнуло ярким, чуть зеленоватым пламенем, которое взметнулось вверх метра на три, затем опало, и через минуту на месте тела осталась лишь вытянутая кучка пепла.
      – Ну и боги с тобой. – прошептал я. – Не знал я тебя, и не узнаю. Покойся с миром.
      Сел в машину, да и дальше поехал, без встреч и приключений. За это время над головой трижды пролетали пары «Коршунов». Постоянно в небе крутились «Аисты», разведчики. Да, это уже серьезно, как во времена моей службы.
      Километрах в трех от берега Великой наткнулся на марширующую навстречу роту «сипаев» под командованием местных офицеров и унтеров. Мимо них, обгоняя, в колонне пылили четыре полуторки с пулеметами на турелях. В этих сидели солдаты из Отдельного Егерского. Это не гурки, это из наших самые отборные, разведка. В передней машине сидел поручик, в лыжной серой кепи с длинным козырьком, надев пылевые очки на глаза, выставив на капот перед собой, прямо на откинутое стекло, ноги в камуфляжных штанах и высоких ботинках. В руках он держал обмотанную лохматой лентой СВТЕ с оптическим прицелом. Сидевшие вокруг солдаты тоже развалились кто как, как будто ехали на курорт.
      За ними катили четыре «Единорога» – самоходных миномета на шасси такой же полуторки, как у егерей, и как у меня. Следом шли три трехтонки с боекомплектом. Минометы тоже из их полка, приданные, у них на борту эмблема одна и та же. Операция против эльфов расширяется, по всему видать. Сипаев хорошо цепями гонять, вроде как загонщиками в облаве, на этих самых егерей противника выгоняя. А минометы всегда пригодятся.
      На пристани провалялся в кузове машины три часа, ожидая рейса. Один из ополченцев, дежурящих на пристани, сказал мне, что не далее как два часа назад в сторону Твери ушел госпитальный пароход. На него загрузили не меньше тридцати раненых и с десяток убитых. По слухам, где-то эльфы сумели устроить засаду и здорово потрепать эскадрон драгун. Я забеспокоился, жив ли Парамоныч? Тьфу-тьфу-тьфу через левое плечо. Но проверить возможности не было, драгуны уже наступали где-то на северо-востоке от меня.
      Подошел паром, мы загрузились на него, и поехали. Кроме наших двух машин, на переправу никого не было. Говорят, что вчера-позавчера немало фермерских семей переправилось. Теперь женщины с детьми в Великореченске отсиживаются, а главы семейств, вооружившись, засели на своих хуторах в ожидании эльфийского налета. Так и живут. Городской совет поощряет фермеров, какие из аборигенов, там селиться, сдает землю в мягкую аренду, и даже налоги не берет, лишь бы земля не пустовала. Даже всякую сельхоз справу продает в кредит и бесплатно выдает одну винтовку на семью. Беглых крепостных из баронств принимает.
      Откуда такая благодать? Оттуда, что жить там опасно, эльфы с их налетами и зверствами угроза постоянная, хоть и патрулируются там места, а чуть дальше от берега целый форт стоит с гарнизоном «сипаев». Хутора регулярно горят, их обитателей так же регулярно режут, но они отстраиваются заново, появляются новые. И выращивают свою капусту с морковкой и свеклой, какие на том берегу за главные культуры почитаются.

      Когда я подъехал к своим воротам, то в первое мгновение чуть не остолбенел. Ворота были распахнуты настежь, а в них стояла сама Анфиса Зверева, похлопывая задумчиво деревянной дубинкой по затянутой в кожаную перчатку ладони. Подумалось мне, что Маша все же допрыгалась, и теперь мне ее зад от порки точно не откупить. Однако, подъехав еще на несколько метров, я увидел Машу, и вид у нее был совсем даже не несчастный, а скорей воинственный. Она разговаривала с еще одним урядником, а еще один, сидя на корточках, разглядывал что-то на земле. В опущенной руке у нее висел «маузер» с пристегнутым прикладом, так, как я ей его и вручил.
      Я остановился у самый ворот, потому что Анфиса подняла дубинку как шлагбаум и потребовала в ворота не въезжать. Заглушил мотор, спрыгнул на землю.
      – Что случилось?
      – А то, что покушался кто-то на твою девчонку. – ответила Анфиса с озабоченным выражением лица.
      – Тварь какая-то?
      – Нет, человек на этот раз. Но она его застрелила.
      – Точно?
      – Она не врет, да и по следам так выходит. – подтвердила урядница. – Влез он через забор, у него обрез помповика был с собой, даже выстрелить успел. Трижды. Видишь?
      Она указала рукой на стену сарая. Затем на забор за ним, затем на угол дома. Действительно, везде виднелись выбоины от картечи. А на гравийной дорожке виднелись пятна крови.
      – Она вышла из дома. – продолжила Анфиса. – Была вооружена, сказала, что ты ей запретил без оружия даже в туалет ходить. Так?
      – Что-то вроде. Примерно так. – кивнул я, хоть ничего такого не приказывал. – Все же она в историю влезла, где главное действующее лицо тот еще мерзавец. И она жива осталась. Вот я и решил, что пока меня нет, пусть побережется.
      – Понятно. В общем, вышла она из дома, а тот уже во дворе был, шел к дому. Видать, не ожидал ее, растерялся, и сразу палить начал, а она побежала. От дома к сараю. – Анфиса указала на распахнутые ворота сарая. – А он стрелял, и все время мазал. Забежав в сарай, она присела у воротного столба и давай в него палить. При этом раз пять попала в грудь и живот. Наповал. Тело уже к Ваське увезли, узнаем, что он скажет.
      – Кто он, известно?
      – Пока нет, не до конца. Он из аборигенов, в городе недавно, пристроился в ватагу крючников в порту. Имя забыла, у меня записано. Мрак, вроде. Придумают же имечко.
      – На харазском это «сокол».
      – Ну ты скажи. – усмехнулась Анфиса.
      – А ты чего здесь? Это же вроде снова не твой профиль.
      – Не мой. – согласилась она. – Тебя то в городе не было, ждали тебя завтра к вечеру. Вот и решила, что с ней заночую, на случай чего. И Ленку из своих урядниц вызвала, чтобы уж надежней оберечься. Она за ружьями в околоток поехала.
      – Ладно, спасибо, Анфис. – я чуть приобнял за плечи заботливую урядницу. – Пойду, с колдуньей нашей несчастной поговорю.
      – Да ладно, какие вопросы. – отмахнулась Анфиса. – Зато можем теперь дома ночевать.
      Я направился к Маше, которая наблюдала весь наш разговор и все это время строила умоляющие гримасы. Когда я подошел к ней, она просто бросилась мне на грудь, чего я никак не ожидал, при этом больно заехав «маузером» мне по шее сзади.
      – Тихо, тихо. – похлопал я ее по спине и отстранил. – Рассказывай, что было.
      – Ужас, что было! Ты о чем с Анфисой говорил?
      – О том, что случилось. А что?
      – Да ничего. А она ночевать здесь уже не остается?
      – Нет, я же вернулся. А в чем дело то?
      – Да ни в чем. Боюсь я ее. Как представлю, что она… в той комнатке… Брр!
      – Да ладно, работа у нее такая. Тогда одно, а сейчас она тебя защищать собиралась. Рассказывай, что случилось.
      – Давай, дома расскажу, я чайник только что поставила.
      Она исчезал в доме, а я загнал машину во двор. Урядники уже все равно со следами закончили. Заехал в сарай и ворота закрыл. Все же товар у меня в кузове, завтра еще с Бородой разбираться. Затем, собрав все оружие, в дом прошел. Маша тем временем налила две кружки чаю, и выставила на стол большую вазу крендельков с маком, таких же, какими нас Васька-некромант угощал. Крендельков, впрочем, было там на четверть. Перехватив мой взгляд, Маша покраснела и сказала:
      – Понравились. Купила вот с утра, а тут на нервах… Вот и погрызла.
      – Ну, рассказывай уже, наконец, не тяни.
      – А что тут рассказывать? Только ты уехал, мне как-то страшновато стало. Особенно по ночам. Подумалось, а как Пантелей вернется, а Силы у меня так и нет? И так далее. В общем, повесила я твой пистолет на бок, и так все время ходила, даже на рынок, хоть и косились. Не правильно что-то?
      – Да нет, все нормально. Просто с прикладом пристегнутым мало кто носит.
      – А я подумала, что нарушаю что-то. Боялась, что опять к этой потащат, к Анфиске.
      Она даже плечами зябко передернула. Эк ее проняло. А несколько дней назад гонору было больше.
      – В общем, решила я по городу особо не шляться, тем более в доме у тебя книг полно. Сидела я у кухонного окна и что-то про твоих чудовищ читала. Вроде энциклопедии, с картинками и фотографиями. Интересно до жути. И услышала, как вроде по забору что-то проскребло внутри двора. Я и вышла посмотреть. Вышла, а мне навстречу, прямо из-за бани, мужик с бородой выходит. И в руках ружье. Меня увидел, рожа у него так перекосилась, что я сразу поняла – убивать будет. Я как побегу! И слышу, что за спиной как будто кто-то доской о доску колотит. Поняла, что стреляет. Вбегаю в сарай и спотыкаюсь. Упала, колено ушибла, больно – жуть!
      Она от волнения схватил из вазы еще один кренделек, закинула в рот, быстро захрустела им, попутно продолжая рассказывать, размахивая руками:
      – В общем, упала и покатилась так, что обратно повернулась лицом. А пистолет уже в руке был, не помню даже, когда схватила. И предохранитель снят. Я на него направила, и давай на курок жать раз за разом. Не знаю, сколько раз стреляла, только он сначала дернулся, потом заорал, согнулся, но все не падал. А потом вдруг повалился и уже не дергался. И патроны в пистолете кончились. Я долго подойти боялась, а потом машина урядников подкатила, затем конный патруль, потом еще, потом Вася, который колдун, что мы в гостях были, заехал. Ну а потом ты все знаешь.
      – Ну и молодец, все правильно сделала. – подвел я итог. – А нам теперь стеречься надо. Видать, нам та заваруха в «Дальней пристани» еще аукнется. Куда-то ты влезла со своей местью, в самую собачью свадьбу. Теперь будем расхлебывать.
      – Извини, что втянула. – вздохнула Маша.
      – Молодец, что втянула. – усмехнулся я. – Если расхлебаем, то на дне котла большой бонус найдется.
      Я действительно так думал, не зря же засуетился с тем ордером на сыск не к ночи будь помянутого Пантелея. А вообще, надо жить теперь опасно. То, что этот абориген с обрезом не просто так пришел – дело понятное. У него облом случился, значит, могут прислать еще кого-то. Какую-нибудь нечисть, например. И хорошему колдуну закинуть такую нам в город не то, чтобы совсем просто, но и не то, чтобы слишком сложно. Возможно, в общем. Не думаю, что на нас снова человека нашлют. А это значит, что надо беречься по ночам.
      – В общем, будем с тобой по ночам дежурить. Так что, днем отсыпайся.
      – Зачем?
      – Затем, что следующая атака будет от какой-нибудь ночной твари.
      – И что, так и будем здесь сидеть в пожизненной обороне?
      – Зачем же? – пожал я плечами. – Дай пару дней на подготовку, и уедем отсюда. Лучшая оборона – это наступление. Сами их поищем.
      – Хорошо. Раз ты так решил, и тебе все равно пока переодеваться и распаковываться, я – спать!
      И убежала в спаленку. Вот это нервы у девушки! Сон и аппетит ничто не испортит. А я остался в горнице. Действительно, дел еще хватало. Но подготовиться ко всем неожиданностям тоже следовало. Я провел ладонью перед оружейным шкафом и дверца сама, с легким скрипом, приотворилась. Признал меня шкаф, не станет убивать. Я открыл двери, присел на корточки. Внизу в этом шкафу множество выдвижных ящичков, вроде библиотечного каталога.
      Открыл тот, где написано на бумажке «.44», нашел искомое – маленькую коробку с патронами, где каждый из них завернут в бумажку. Достал свой «Смит и Вессон» из кобуры, откинул барабан, вытряхнул на ладонь все патроны экстрактором. А затем набил его заново, вставляя в каморы один патрон с серебряной пулей, затем второй с выемкой в пуле, в которой капля воспламеняющегося фосфора, чуть заколдованного, чтобы прямо в теле загорался. Затем снова серебро и снова фосфор. Через один. Универсальный набор, ни одно, так другое сработает. А против кого живого так и все сгодится. Прокрутил барабан, захлопнул и убрал револьвер в кобуру. Теперь без него даже до ветру не пойду.
      Потом ту же самую процедуру над своим укороченным «Тараном» произвел. Один патрон со смешанной картечью на тварь-невидимку по пути «в гномы» израсходовал, так что на его место доставил такой же. Хотя расточительство это чистой воды, так никакого серебра не напасешься!
      Дробовик повесил на крючок возле входной двери, там надежней всего, а револьвер в кобуре упокоился. И пошел я в сарай. Разбираться с привезенным имуществом. Завтра помимо следствия всякого мне еще торговлю вести.

      Ночь прошла спокойно, хоть мы оба честно подежурили. Никакая нечисть в дом не лезла. Маша честно отдежурила свою смену, даже не спала на посту, как мне кажется. Покушение ее все же напугало. Это полезно, пусть учится бояться. Бояться Пантелея, бояться нечисти, той же Анфисы бояться. Страх, он дисциплинирует. Внутренне.
      С утра я завел свою полуторку с так и загруженным кузовом, посадил Машу справа, чтобы без присмотра не оставлять, и поехали мы к Бороде с Батыем на склад, к пристани. Склад у них большой, добротный, из крепкого соснового бревна, при складе лавка. Батый все больше в лавке распоряжался, поелику он торговаться мог долго и самозабвенно, а Борода больше за доставку-поставку отвечал. По научному – за «логистику».
      Бороду увидел издалека, он в воротах склада стоял и на помощника приказчика, Мишку Как-Два-Пальца орал. Он на него всегда орет за слишком легкое отношение к жизни вообще и к хозяйским деньгам в частности. Но Степке все как с гуся вода. Борода выглядел раненым героем, с перевязанной головой, потому что после той драки в «кабарете» Степки Полузадова он еще, видать, не оклемался.
      Увидев мою машину, Борода величественным жестом отпустил нерадивого служащего и дождался, когда я въеду в ворота, упершись руками в широкие бока.
      – Ну чего, как скатался? И куда? А то, может, в Твери все пятьдесят золотых аванса пропивал?
      – Пропивал бы – тебя позвал. Что в одно рыло водку то сосать? – резонно возразил я. – Принимай товар по счету. И к тому же привез тебе на продажу кой- чего.
      – Патроны что ли?
      – А что я еще могу то? Я же ни в чем другом не разбираюсь.
      Товар заказанный я передал Бороде сразу. Там целый список был, включая какие-то особенные кухонные ножи, которые через моего знакомца взялись закупать лучшие рестораны по всему течению Великой. Плюс было просто гномье оружие. Для тех, кто коллекционирует и любит что-то такое эдакое на ковер повесить, стволы заказные для ружей и винтовок, инструмент. Всякое, в общем.
      У меня было для него четыреста патронов высокого качества, тех, что из моего пороха и капсюлей делались. Борода их принял, хоть и чуть дешевле, чем я ожидал. Но все равно, нормально. В общем, по моим скромным подсчетам, считая затраты, накладные, потери на время хранения того же динамита у меня в подвале, а вся эта поездка туда и обратно принесла мне под семьсот золотых. Очень, очень неплохо, можно начинать готовиться к выезду. О чем я Маше и объявил, чем ее немало обрадовал.
      Борода между делом попытался меня в свою лавку перенаправить, знал, что деньги у меня в карманах не держатся, и все, что на нем зарабатываю, у него же обычно и оставляю. Но сейчас у меня была великая цель – обменять зловещего Пантелея на десять тысяч золотых с тверским гербом на реверсе, поэтому я не потратил ни копейки. Пожал руку максимально сердечно, по плечу похлопал, и укатил как можно быстрее, пока не передумал.
      – Куда теперь? – спросила Маша, пока полуторка катила по разбитой колесами улице, ведущей от складского двора.
      – В банк. Наличные на аккредитив поменять.
      – А стоит?
      – Стоит. Нашего банка аккредитив всегда обналичишь, зато если ограбят – не страшно.
      – Я на кошельки умею сигналки ставить магические. – сказала Маша. – Пальцы оторвет у того, кто спереть решит.
      – Это хорошо. – кивнул я. – А когда сможешь снова их ставить?
      – Через неделю, наверное. – вздохнула Маша.
      – А если грабят? И кому-то пальцы оторвет? – задал я следующий вопрос. – Что тогда случится?
      – Что?
      – Перестреляют нас к болотным демонам. Обидятся на такие заподлянки, и перестреляют. – просветил Машу о грабительских нравах я. – А так, быть может, живыми бы отпустили. Не надо такую защиту ставить, лучше аккредитивы покупать. Они никому и даром не нужны, кроме нас самих.
      – Сейчас поедем?
      – Нет. Сейчас – к Василию, что властен над мертвой плотью и вечно живыми душами.
      – К кому?
      Светлые брови Маши поползли вверх от удивления.
      – К Ваське-некроманту. – пояснил я и воткнул первую передачу.
      Разгруженная машина ускорилась и бодро покатила по улице, распугивая уличных собак, во множестве крутившихся у порта, и детвору, для которой здесь часто предоставлялась возможность заработать на конфеты.
      Я скинул с утра брезентовый верх с кабины. Погода окончательно исправилась, и как сказал Борода, предсказывают великую сушь в природе аж на пару недель, как минимум. Это хорошо. Хоть моей машине грязь и не помеха, но сразу возникает следующий вопрос – до какой глубины не помеха? Грязь бывает разная, а с тех пор, как миры перемешались, бывшее российское Нечерноземье местами разбавилось таким черноземом, что можно не то что по оси в нем утонуть, а по зеркала заднего вида. Чернозем – штука такая, в долгие дожди серьезней болота. А попутешествовать нам придется, никуда не денемся.
      Для начала покатим на летное поле, что в форте Пограничный. Именно оттуда взлетают самолеты, которые вполне смогли бы пролететь на Дурным болтом у Вирацкого баронства. Самолеты военные правда, запросто не наймешь, но проверить стоит. За подсказку спасибо Велиссе вер-Бран. А заодно не мешает заехать в столицу княжескую, город Тверь славный, и там постучаться в разные дверки, в Департамент Внутренних Дел, и в Контрразведку. Глядишь, мне как охотнику с сыскным поручением какую полезную информацию по искомому Пантелею подкинуть.
      Пока я так размышлял, доехали мы до высоких резных ворот некромантовой усадьбы, на резных же столбах висящих. Тщеславен Васька, заест его этот бес. У него все как в той шутке древнего писателя Аверченко о чувстве прекрасного у немцев: «Что нельзя позолотить, расписывается розами». Ладно, хоть плахи высоченного забора, расположившиеся между каменными столбами, еще Сиринами с Гамаюнами не изрезал, с него ведь станется.
      Я постучал молотком в калитку. Молоток у Васьки низко висит, любой проходящий сопливый пацаненок дотянется. Для иного бы это самоубийством было, колотили бы шкодливые дети в калитку с утра до вечера, но некроманта задевать опасаются. Я бы так ни в жизнь не повесил.
      Почувствовал уже знакомый укол магии, подождал, что калитка откроется, но она не открылась, оставаясь затворенной. Странно. Чего это Васька таким стеснительным стал? Я постучал еще, снова почувствовал колдовской взгляд на себе, и снова калитка не дрогнула. Зато во дворе почему-то плескалась вода и доносились приглушенные ругательства вперемешку с какими то непонятными словами, причем все это весьма знакомым голосом. А затем я услышал… не знаю, как и сказать. Вроде и визг, но как будто визжала свинья одновременно с циркулярной пилой, которой в этот момент эту свинью и пилили. Двойной голос. Или даже тройной. Верный признак чего? Верно, пятерку вам, или нечисти, или, что к некроманту ближе, какой-то нежити. А еще мелькнула одна догадка, и я почувствовал, что меня начинает разбирать смех. А еще кто-то засмеялся во дворе. Женским голосом, знакомым таким.
      Маша это тоже заметила, потому что, сначала испугавшись, теперь вместо испуга смотрела на меня с недоумением. Потом, с таким же недоумением, на калитку. Я лишь махнул рукой, извлек из ножен короткий прямой нож с широким лезвием, сунул его в щель между калиткой и воротным столбом. Повозился, скинул задвижку, и толкнул дверь.
      Картина, которую я застал во дворе, достойна была кисти лучших живописцев, если бы им, конечно, писать такое было бы не в падлу. Я даже подумал, что сюда стоило зайти лишь для того, чтобы увидеть великого некроманта Ваську в такой позиции. В своем великолепном, барском, красном парчовом халате, он стоял своими белесыми босыми ногами в верхней мраморной чаше фонтана, испуганно глядя вниз и делая при этом какие-то пассы руками. Три обнаженные мраморные эльфийки возносили чашу с перетаптывающимся в ледяной воде Василием над своими томно склоненными головами. Вода выплескивалась от движений упитанного колдуна и прозрачными хрустальными водопадами срывалась в чашу нижнюю, пугая золотых рыбок и разбиваясь брызгами на изящных мраморных ступнях лесных красавиц.
      Время от времени Василий вдруг совал себе в рот два пальца, сгибался, некоторое время корчился в судорогах, как будто пытаясь насильственно извергнуть из себя содержимое желудка. У него это не получалось, вид был страдальческий, в глазах стояли слезы, лицо бледно как мел, но при этом все пошло пурпурными пятнами. Короче, измучился Васька. Отравился, что ли?
      В окне, завернувшись в простыню, стояла демоническая прекрасная Лари, без головного убора. Короткие малахитовые рожки пробивались через ярко-рыжие пряди. И она от души смеялась, глядя на Василия. Смеялась искренне, весело, своим восхитительным бархатным смехом, не выражая ни капли сочувствия.
      Причиной столь бедственного положения великого некроманта оказалось весьма жуткого вида, хоть и не слишком большое существо, в котором угадывался недавно виденный мной в этом же дворе кабанчик. Раньше он был привязан к ноге одной из мраморных эльфиек, подпиравших крыльцо Василева терема, теперь же у нее на ноге болтался лишь обрывок веревки.
      Однако, в чудовище, осаждавшем фонтан, очень мало осталось от того милейшего упитанного представителя свинского племени, которого мы встретили совсем недавно. Во-первых, у свиней не бывает таких пастей, почти до середины тела, а в этих пастях не бывает таких клыков. Во-вторых, не бывает таких налитых кровью глаза, что они превратились в два горящих угля. И в третьих, если свинья ведет себя так активно, это явный показатель того, что она живая. Если свинья мертвая, то она лежит тихо и готова к тому, что сейчас за нее примутся чуткие руки мясника, в нашем случае – Петра Бревнова, который оного кабанчика Ваське и презентовал, надеясь, что тот употребит его так, как кабанчиков употреблять подобает.
      Однако, в жизни некромантовых свиней есть еще дополнительные опции. И этот свин стал достойным образцом свинской же нежити, а еще он был настолько изменен, и от него так перло следами магии, что становилось ясно – кто-то долго и старательно превращал труп невинного животного в настоящее чудовище. И в этом занятии преуспел. И кто мог это сделать – сомнения не вызывало. Виновник сейчас стоял в ледяной воде на высоте почти двух метров от земли, страдал, ругался, пытался то что-то выблевать, то как-то поколдовать. Поколдовать не получалось тоже – Васька дрожал от холода, суетился, путался. Не привык он колдовать в таких экстремальных условиях, все больше в тиши лабораторной. Или в моргах, скажем.
      – Вася, что-то случилось? – крикнул я ему от калитки с неискренней тревогой в голосе.
      Ко мне повернулись все трое – демонесса в окне, колдун в фонтане и мертвая свинья под ним. Демонесса приветливо помахала ручкой, Васька сморщился так, как будто у него зуб схватило, а кабанчик резво повернулся и бросился ко мне. Я решил судьбу не искушать, вступая с ним в единоборство, и ловко закрылся от него калиткой. Раздался гулкий удар в доски, послышались новые переливы смеха Лари, а затем топот копыт вновь удалился, и я услышал удар уже в мраморное основание фонтана. Звук, как будто кто-то поскользнулся в воде, громкий плеск и взрыв ругательств высокого уровня нецензурности. И снова женский смех.
      Так, в калитку лучше не соваться. Эта жертва новоявленного Мичурина может и сожрать, судя по всему. Поэтому я подпрыгнул, подтянулся, заскреб ботинками по доскам, и через пару секунд уселся наверху забора. Рядом в доски вцепись две маленькие ладошки, и еще через несколько мгновений рядом со мной оказалась Маша.
      Я снова крикнул Ваське:
      – Василий! Расскажите же, что здесь случилось? Мы тут все сгораем от желания услышать вашу историю!
      Кричал я таким противным и манерным голосом, что меня легко можно было бы принять за одного из тех, что рискуют быть кастрированными в аборигенских городах. Васька лишь зло посмотрел на меня, плюнул прямо на одну из мраморных эльфиек под ним, и спросил мрачно:
      – Убить это сможешь?
      – Я даже не знаю… – протянул я. – А не жалко? Столько старался, колдовал, а я возьми, да и убей.
      – Я вот сейчас в тебя «Знак смерти» пущу, пошутишь тогда. – пригрозил он, впрочем, неискренне.
      Васька не злой, только поэтому я так и резвился здесь. Посмотрел бы я на кого другого, кто взялся бы издеваться над самым сильным некромантом верховьев Великой.
      – Василий, вы же не сможете. – крикнул я в ответ, глумясь. – Если бы могли, то, скорее всего, вы лишили бы это несчастное существо этого жуткого и нездорового подобия жизни! Наверное, у вас дрожат руки от холода и слова заклинаний забываются под воздействием стресса! Я прав?
      – Прав! Чтоб тебя… Час битый уже здесь сижу!
      – Скажите, неужели вам и вправду не жаль тех трудов, что вы положили на превращение юного кабанчика в подобную тварь, как будто только что вырвавшуюся из самых глубин адского пекла?
      Вопрос я сопровождал жестами античного актера, играющего в трагедии. Или в театре Кабуки, один хрен ни того, ни другого не видел.
      – Ты… блин… поболтай еще, поэт! Комедиант сраный! – закричал Василий. – Убей это на хрен или я за себя не отвечаю!
      – Василий, так вы утверждаете, что сейчас вы отвечаете за себя?
      Из окна снова послышался смех, от чего васькино лицо снова пошло пятнами, а глаза стали красными, как у кабаньего зомби внизу.
      – Ты убьешь его или нет? У меня ноги заледенели!
      В голосе некроманта послышались истеричные нотки.
      – Хорошо. – кивнул я солидно. – Но только после того, как ты скажешь, зачем ты совал себе два пальца в глотку?
      – Какая тебе разница? Плохо мне!
      – Ну… интересно, все же. А что там у вас в кругу нарисовано? Вон там? – я указал пальцем на расчерченный круг, где явно проводился зловещий ритуал по оживлению свина. – Вы в классики играть собирались? Со свинкой?
      Василий лишь злобно зарычал в ответ, не хуже чудовища своего производства. Я же расположился на заборе с максимально доступным комфортом, всем своим видом выражая готовность выслушать рассказ Василия, каким бы длинным он не был. Хоть до утра. Но идиллию прервал кабаний зомби, вдруг резко атаковавший забор и ударивший в него с такой силой, что я свалился бы назад, на улицу, не ухвати меня Маша за воротник куртки.
      – Ах ты… бл… – осекся я, оглянувшись на девушку. – … тварь косая!
      Я быстро вытащил из кобуры «сорок четвертый», откинул барабан, высыпал из него патроны. Не хватало еще в свинью серебряной пулей залупить! Воткнул обратно три зажигательных, взвел курок, прицелился, постучал каблуком по забору. Заметавшийся было кабанчик замер, обернувшись на шум, и в ту же секунду я всадил ему пулю прямо между ушей. Грохнуло, ствол подкинуло, кабанчика сбило с ног, из дыры в голове вырвалась струя пламени, как из зажигалки. Он снова завизжал многоголосо, и я выстрелил повторно. Раз, и второй. На последнем выстреле череп свинского зомби разорвало, ошметки плоти разлетелись в стороны, с сочными шлепками падая на землю. Все. Finita.
      – Вылезай из ванночки, хватит плескаться! – крикнул я Василию, спрыгивая с забора во двор.
      Василий снова сморщился, затем решил, было, слезть с мраморной раковины. Красный парчовый халат, надетый, как оказалось, на голое тело, распахнулся, попытавшись обнажить упитанные некромантовы прелести, Васька по-бабьи взвизгнул и из фонтана не вылез.
      – Вася, девушки отвернутся! Не стесняйся! – снова сказал ему я, подходя ближе.
      – Замерз, ног не чую. Даже спрыгнуть боюсь. – прошептал он мне сверху.
      Вид у него был действительно несчастный. Я протянул ему руку, сказал:
      – Обопрись. Моя бабуля всегда так делала, когда с печки слезала. По-другому у нее не получалось – падала, и от этого вылетал зубной протез.
      – Так то с печки. – вздохнул Васька и наклонился, протягивая руку мне.

      – Она во всем виновата! – ткнул Васька пухлым пальцем в сторону все так же загадочно улыбавшейся Лари. – Шуточки у нее дурацкие!
      – А ты сам думать, что делаешь, не пробовал? – поинтересовался я.
      – Да выпивши был! – досадливо поморщился он.
      История, случившаяся с нашим великим некромантом, банальностью и правда не отличалась. Вышло так, что мое предложение «зазомбировать кабанчика», которое я высказал в прошлый раз при расставании, слышал не только Васька, но и Лари. И регулярно ему об этом по разным несерьезным поводам напоминала. Шутка у них такая получилась, домашнего пользования. А вчера был Василий зван в гости к городскому голове, где и принял на грудь немало. Очень немало, лежа пришел. Лари дома ждала, Васька ее с собой туда не взял, чванился, да и слухов не хотел.
      В общем, пришел он, как сумел, и в его воспаленном от алкоголя мозгу после какой-то из ехидных шуточек демонической любовницы вдруг всплыла идея о зомбировании кабанчика. Дошутилась Лари, «на слабо» Ваську взяла. Схватил тот свои инструменты, вышел во двор, да и провел все требуемые операции с экзерцициями, отчего симпатичное и вроде не злое порося превратилось в алчущую крови и плоти нежить. После чего Васька инструменты собрал и домой спать ушел.
      Я не зря сказал, что Васька почти лежа пришел. Пьян он был как раз до тех самых провалов в памяти, которые столь нам, многогрешным, жить мешают. И один из таких провалов полностью поглотил этот случай с кабанчиком. А самая глубокая часть провала пришлась на тот момент, когда Васька прятал кончик свиного уха. Тут оговориться надо – некромант, создавая зомби, и надеясь управлять им в будущем, создает связь между целым и частью целого, между телом, например, и кончиком мизинца, или, как сейчас, между тушей и кончиком уха. Без этой мистической нити нет управления и нет власти над «подъятым», как тот же Васька выражается, мертвецом.
      Утром Васька встал очень поздно. Спешить было некуда и похмелье к тому же одолевало. И начисто забыл про то, что случилось вечером. А дальше его подвела привычка. Не мог Васька начать новый день, не выйдя с утра самолично к калитке за газетами. Он их строго обязательно читал за утренним чаем, и какие бы девки на тот момент с ним не жили, забирал газеты из ящика он сам. Вот сегодня, зевая на ходу и потягиваясь, в меховых теплых тапочках и развевающемся парчовом халате, сонный и взъерошенный, Василий дошел до калитки, вытащил из почтового ящика прессу, и, просматривая ее на ходу, потопал обратно к крыльцу.
      Затем его окликнула из окна Лари, которая показывала рукой на что-то во дворе. Только в этот момент до Васьки дошло, что последние несколько секунд он слышит какой-то очень странный звук, просто пока не удосужился обратить на него внимания. Он глянул поверх газеты и увидел того самого кабанчика, которого он вчера обратил в нечто ужасное. И теперь, как бывает в поучительных книжках, сотворенное зло обратилось на своего создателя. Единственное, что создатель успел совершить, так это одни прыжком заскочить в верхнюю чашу фонтана, где я его и застал.
      Дальше началось самое страшное. В то время как свинячая нежить буйствовала, бросалась на мраморных эльфиек и даже по кабаньей привычке пыталась подрыть фонтан, Лари издевалась над Васькой. Оказывается, вчера он и ей спьяну наболтал лишнего, и теперь она с наслаждением мстила. Самый кошмар начался тогда, когда Васька, испросив прощения за все свои грехи, плачущим голосом умолял ее поискать, куда же он запрятал отрезанный кончик уха пресловутого зомби. Лари сделала вид, что и вправду ищет, а затем ее взгляд упал на бумажный кулек с острыми кукурузными чипсами треугольной формы, до которых ее кавалер был большой охотник под пивко. И ей пришла в голову мысль пошутить. Она сказала, что Васька в пьяном кураже съел треугольный кусочек уха вместе с этими чипсами. А она его удержать пыталась, да дескать не смогла.
      Самым ужасным было то, что Васька в это поверил. Именно этот момент мы и застали, когда увидели его, сующим два пальца себе в горло. Блевать к тому времени ему было уже нечем, но ухо так и не находилось. Оружия у него не было никакого, магия на таких зомби действует плохо, они для того и делаются, чтобы не действовала. Ими управлять можно, но… где ухо то? Да и не колдовалось Ваське, замерз он и напуган был.
      Уже после того, как пришли мы, застрелили свинского зомби и привели промерзшего в ледяной воде Ваську домой, он нашел то самое пресловуто ухо. Все это время маленький треугольный кусочек свиного хряща покоился в его кармане. В том самом халате, кроме которого на Ваське ничего и не было.
      Все это он поведал нам, сидя за столом с огромной чашкой чаю, опустив ноги в тазик с горячей водой. За спиной у него стояла Лари с таким видом, как будто ничего и не случилось, и время от времени, развлекаясь, «давила» то на Ваську, то на меня, а то и на Машу, отвлекая всех поочередно от темы разговора, пока, в конце концов, Васька не заорал: «Да прекрати ты!». Та расхохоталась и ушла в другую комнату.
      В конце концов, нам удалось заставить Василия говорить по делу, а не только жаловаться на ехидную любовницу и замерзшие ноги. И не бесполезно. Все же вчера Васька успел провести форменный допрос убитому. И кое- что вызнал.
      Бородатого злодея, убитого Машей, звали Мрак. Был он родом из Хараза – города на юго-востоке Доступных земель, но из родных мест уехал давно, лет десять назад. Мрак, что на тамошнем языке означает Сокол, рядовой воин дружины Харазского бея, повздорил со своим командиром, схватился за винтовку и проткнул того насквозь штыком. Дело случилось в карауле, причем на конюшне, командир зашел к нему с проверкой, так что вовремя поднять тревогу оказалось некому и у Мрака оказалось почти два часа форы, за которые он сумел оторваться от погони, ведя в поводу еще двух заводных коней.
      Осесть ему удалось в Вирацком баронстве. Сначала устроился рядовым охранников в купеческий караван, что ходил от баронства до Твери, благо казенный «Ли-Энфилд» он сохранил. Затем возглавил пятерку охранников, стал выполнять особо доверенные поручения своего хозяина. Поручения были с двойным дном, купец вел делишки темные, связанные и с контрабандой, и с нелегальной скупкой рабов, и с торговлей наркотиками. А вскоре его отловили помощники некоего дворянина ас-Ормана, возглавлявшего при бароне Морне Вираце нечто вроде контрразведки. И предложили постукивать на своего хозяина, угрожая в случае отказа выдать его Харазу – вызнали все же про старую историю. И стал Мрак работать на «Камеру знаний» ас-Ормана. Работал он на ниве доносительства честно, и вскоре его хозяина арестовали, да и изжарили в клетке. Охрану в основном разогнали, но Мраку подкинули денег и пристроили работать осведомителем «Камеры знаний», заслав его при этом в соседнее баронство Арбель.
      Серьезной работы ему не поручали, не тот уровень, но он держал явочную квартиру, передавал информацию, охранял какие-то грузы и людей, и пару раз совершал убийства по приказу. А затем к нему прибыл из Вираца очень странный господин, в котором Мрак не без оснований заподозрил вампира. Тот поручил ему перебраться в Великореченск и найти себе работу на пристанях, что Мрак и сделал. Великореченск процветал, торговля расширялась, и новым рабочим рукам были рады всегда.
      Анфиса ошиблась, работал Мрак не в ватаге крючников, а устроился в бригаду сторожей при купеческих складах, которую те содержали вскладчину. Оружие у него было, рекомендации он привез хорошие, будто бы раньше в вирацкой дружине служил. Так что место нашел без проблем. И спокойно работал там почти полгода, никаких почти поручений не выполняя от своих настоящих работодателей, пока позавчера вечером к нему не заявился тот самый, похожий на вампира господин, который потребовал забраться в какой-то дом и убить находящуюся там девушку. И дал приметы Маши. После чего господин удалился в неизвестном направлении, а Мрак был убит оказавшейся неожиданно проворной жертвой.
      Казалось бы, ничего сверхординарного, но… у нас начали появляться повторы во всей истории. Например, взять слово «вампир». На вампира похож тот, кто командовал Мраком, якобы на разгром гнезда вампиров приехал в Царицын Пантелей, то безмозглое создание, которое Васька поименовал «вампиро-големом», тоже было сделано из вампира. Затем мы имеем повторения в термине «Вирацкое баронство». Мрак жил там и на их доморощенную разведку работал, от той разведки к нему приехал вампир (уже пересечение понятий, а не только совпадения) и портал, по которому ушел Пантелей, был нацелен на Дурное Болото, что отделяет тверское княжество от Вирацкого же баронства.
      А еще появилась идея, что таинственный вампир вполне может скрываться в Великореченске, и готовить очередную пакость. Вплоть до собственного визита к нам домой.
      – Маш, ты в последнее время никого не приглашала к нам в гости заходить? – спросил я девушку.
      – Нет, а что? – спросила Маша, жуя сдобную булочку с намазанным сверху клубничным вареньем.
      – Сашка считает, что вампир к вам может заглянуть. – пояснил Васька, который отогрелся и к которому вернулась былая живость ума.
      – Это правда, что вампир без приглашения не войдет? – спросила она.
      – Правда, не войдет. – ответил я. – Если жилье после постройки было освящено или получило иное благословление от светлых богов, то для него это почти невозможно. Ворваться сможет, но ему будет очень плохо. И самое главное – всем сразу ясно, кто он такой. Другое дело, что должен быть жив тот хозяин дома, который призывал благословение. Я, в данном случае.
      – А если ты… извини… ну… – замялась Маша.
      – Если я умру, а ты останешься жить там, то должна сама звать жреца и освящать дом заново. – просветил я ее. – Иначе любой вампир зайдет к тебе как к себе домой. И они такие дома чуют. И такие дома под особой угрозой. А вот пригласить его в дом, если ты в нем сейчас живешь, будучи сама приглашенной мной, можешь. Поэтому и спросил.
      – Нет, никого не пригашала и даже на базаре кроме как о цене, ни с кем и ни о чем не разговаривала.
      – Это хорошо. – кивнул я.
      – А ты на вампиров охотишься? – спросила она.
      – Он на всех охотится. – сказал Васька. – Если перечислить, сколько они всякой твари извел, хватит на средних размеров Дурное болото. Кстати, хочешь этого работодателя поискать?
      – Хочу. – кивнул я. – Поможешь?
      – Помогу. – сказал Васька, посерьезнев. – Я специально для тебя дело придержал. Город двести за вампира в пределах стен дает, в случае успеха – пополам.
      Вообще то Васька с вампиром может справиться запросто. Он некромант, а вампир технически мертв. Плоть его подвластна Ваське абсолютно. Но есть две проблемы – Васька канительный, а с вампирами надо действовать быстро. А еще он малость трусоват, и к тому же он классический тип «кабинетного колдуна». Выход «в поле» для него труд почти непосильный. Поэтому в таких случаях он любит обращаться ко мне.
      – Как поступим? – поинтересовался я.
      – Как обычно. Собирай свое барахло, и заезжай за мной. Покатаемся. Годится?
      – Вполне. Жди, через часок вернусь.
      На сем мы откланялись. Ваське надо было делом заниматься. А мне готовиться к охоте. С вампирами у меня опыт неплохой, и арсенал на них специальный подобран. Главное, чтобы Васька сумел этого вампира найти, и чтобы тот оставался в городе. А то мог и свалить. Некромантов мало, а Ваську половина Великоречья знает. И все знают, что некроманту вампира найти проще некуда. А городской голова Ваське платит раз в месяц за то, что тот в пределах городских стен катается в сопровождении охотников и ищет, где «вампиром пахнет». Поэтому у нас ими не пахнет эдак года два, пожалуй. И поэтому наш гость вполне мог уже сбежать – описания у нас нет, Мрак его всегда в капюшоне видел.
      Домой я рванул бодро уже через несколько минут машина стояла во дворе, а я полез в свой волшебный шкафчик. Надо было собраться. Охота на вампира дело такое… своеобразное. Если правильно подготовишься, и суетиться не будешь, то может пройти легко, а вот если лопухнешься… Понятия «неудачно» там не существует. Разорвет тебя вампир. В нем, даже недавно обращенном, силы раза в три больше, чем во мне. А уж вампир старый сильней молодого в несколько раз, да и магией кое-какой владеет.
      Перво-наперво я извлек из шкафа кольчугу гномьей работы. Хорошую такую кольчугу, не слишком даже толстую, не тяжелую, которую быстро натянул на себя. Ее прокусить сложно, а кроме того на браслетах и воротниках оной знаки солнца изображены, они вместо христианского креста. Если вампир попытается в горло зубами вцепиться, то наверняка на них мордой напорется. А для него это как каленым железом. Раны от освященных предметов не затягиваются у них долго, иногда – пожизненно.
      А у вампиров в драке иногда крышу срывает, если близко пульс чувствуют. Кровь для них не столько жизнь, сколько тяжелейший наркотик. Именно в этом главная проблема с вампирами. Для того, чтобы поддерживать в себе жизнь, достаточно совсем немного крови, и совсем не часто. И совсем не обязательно прямо из сонной артерии, можно и консервированную. Когда вампир пьет из живого человека, его как будто в рай возносит. Старые вампиры это еще контролировать умеют, а молодые очень часто – нет. И именно молодые устраивают «вампирские пиры» с многочисленными жертвами, после который их обычно сразу находят и истребляют. Они как обкурившиеся дурь-травы подростки становятся, сами себя не осознают и не контролируют. Вот и может рвануть он клыками к шее, не убив тебя предварительно, и нарвется на ворот кольчуги со знаками солнца – крестами с закругленными перекладинами на концах.
      Дальше из защиты святая вода. Она может быть посвящена любому из богов, кроме тех, что покровительствуют мертвым. Если она была освящена в храме и прошла через серебряный сосуд, освященный там же, она вампиру как концентрированная серная кислота. А налью я ее в самый, что ни на есть, водяной пистолет, только резервуар в нем серебряный, и тоже со знаком солнца, на нем рельефно изображенным. Так надежней. Плесну – мало не покажется. И запасной фиал с собой прихвачу, еще два раза эту брызгалку зарядить можно.
      Это все средства оборонительные. Теперь средства усмирения. Иногда появляется возможность взять вампира живым. Редко, но бывает. На моей памяти такое было дважды, и подчас это очень полезно. Второй мной взятый, в прошлом – коммивояжер одного нижегородского торгового дома, рассказал о гнезде в Твери, да еще и со связями. Всплыли имена, был скандал, занималась сама Контрразведка. А я тогда за бесплатно работал. Городской заказ был, и была моя очередь послужить обществу.
      Я стащил со шкафа брезентовую сумку, заглянул в нее. Железная глухая маска, ошейник, пояс и кандалы на все конечности, соединенные цепью. Возьму на всякий случай. А вдруг удастся этому самому вампиру вопросики позадавать? Мертвый то он мертвый, но у меня в руках ему все равно небо с овчинку покажется. Проверено.
      Ну, и в довершение – оружие.
      – Ты что, из ружья в вампиров стреляешь? – удивилась Маша, когда я достал из пирамиды изрядно укороченное ружье-вертикалку могучего десятого калибра.
      – Стреляю, а что? Нельзя? – спросил я, откладывая ружье на стол.
      – А они разве от пуль мрут?
      – А кто сказал, что я пулями?
      Пулями я из этого ружья не стрелял. Точнее, стрелял, но это было «побочным явлением». А предназначено оно было для стрельбы совсем другими снарядами, своей собственной конструкции. И изготовления. Осиновыми кольями, если уж быть до конца точным. О чем я Маше и сказал, после чего раскрыл специальную сумку из твердой кожи и показал ей их.
      Каждый колышек был великолепен. Идеального круглого сечения, толщиной семь миллиметров. Этого достаточно, вампир мрет от отравления организма, а не от толщины кола. Колышек внутри был полым, как карандаш а вместо грифеля сквозь него проходил стальной пруток из легированной стали, расширяющийся на конце. Незачем полагаться на деревянное острие, такой кол со стальным носом пропорет любой доспех.
      На колышке были стабилизаторы. Один спереди, второй – сзади, в том месте, где торец колышка входит в гильзу двенадцатого калибра. Крылья переднего стабилизатора направлены остриями назад, а заднего – вперед. С такими штуками стрела застревает в теле насмерть, ни назад не выдернуть, ни вперед протолкнуть. Ну и затем пыж с пороховым зарядом. Каждая такая стрела вставляется в ствол дробовика подобно обычному патрону, а затем выпаливается в неприятеля. Лучше и надежней любого арбалета. И перезаряжать относительно быстро. А в случае чего, можно и обычным патроном пальнуть, ружье ведь самое стандартное, тверской работы, разве что блок стволов гномий, от Дарри, без дульного сужения.
      Затем револьвер. Серебро вампиру безвредно, но огня он боится. Значит, пули с фосфором. Затолкал шесть штук в барабан, еще шесть – в скорозарядник. И три штучки осталось. Мало. Надо снова фосфор покупать, а он не простой, с заклятием, стоит – ой-ой-ой.
      Ну и на закуску, так сказать, как оружие последнего шанса, кол осиновый на ручке резиновой, тоже со стальным сердечником. Если ткнуть с силой, можно и кольчугу пробить, кольца раздвинуть. Вот, собственно говоря, и все.
      – И это все? Больше ничего не нужно? – спросила Маша.
      – На обычного вампира – достаточно.
      – А какие еще есть?
      – Разные. – пожал я плечами. – В принципе, достаточно на любого. Есть вампиры, которых убит невозможно. Та же брукса, например.
      – Это которая в виде птицы?
      – Обращается в летучую мышь. Ее нельзя убить. Зато можно разрушить или сжечь.
      – А сжечь – это не убить разве?
      – Нет. Убить – это убить. Изъять жизнь из тела. А сжечь – разрушить тело, даже если жизнь в нем еще есть. Брукса, правда, горит плохо, с ней вообще возни много.
      – Охотился на бруксу?
      – Давно еще, в чужой команде. – кивнул я. – На подхвате. Пришлось сначала изловить, потом взорвать, а то, что осталось – сжечь.
      – А еще какие есть? – совсем залюбопытствовала Маша.
      – Много есть. Видов десять.
      – У тебя в книге целая глава их перечисляла. – удивилась она. – Куда больше десятка там было!
      Я пояснил:
      – Там много повторений. На разных языках по разному одну и ту же тварь называют. К тому же много отличий, что там записаны, построены на суевериях. Вроде тех, что, чтобы стать Носферату, надо обязательно родиться вне брака, и каждый из родителей тоже зачат должен быть вне брака же. Болтовни много.
      – А как на самом деле? – спросила Маша.
      – Носферату – обычный вампир, просто очень старый. – объяснил я. – Он начинает терять человеческий облик, демон, что внутри, окончательно берет верх. Он уже приближается к личу.
      – Личу?
      – Вампир из колдуна, который намеренно стал таким, чтобы обрести силу и стать вечным. Зовется Лич. Или Враколак у местных аборигенов. Или Паку-Пат, на восточных языках. Или Нелапси на языках западных баронств.
      – А здесь на лича нельзя напороться?
      – Нет. Их мало, да и обычно они в людские дрязги не лезут. Они уже частично в демонических планах живут.
      – А кого еще можно встретить в обычной жизни?
      – Упыря, например. Кстати, упырь света не боится, охотится днем.
      – Так же, как и вампир? – удивилась колдунья. – Тоже кровосос?
      – Нет, не совсем. Упырь загрызает жертву, как зверь. Кровь пьет, но может и мясом закусить. Он скорее хищник. А настоящий вампир – наркоман. К тому же упыри туповаты, в городе его вычислят почти сразу. Жрать он будет жертву долго и громко, заканчивается это чаще всего облавой и смертью.
      – М-м-м… я вроде помню, что возле Царицына два хутора такой выел. Верно?
      – Насчет Царицына не знаю, но для хуторян упыри опасней всего. – подтвердил я. – Убить его сложно, нужен огонь или серебро. На хуторе людей мало, если такой ворвется, то может таких дел натворить – ой-ой-ой. Я видел один хутор после упыря. Так крови что в мясницком ряду было, даже на потолке. Всех на куски порвал.
      – Бр-р. – зябко передернула плечами Маша. – А еще кого можно встретить?
      – Более специализированные разновидности, обычно не людского и не магического происхождения. Баоба-Сит, на двергском языке, например. Это такое существо, таким и рожденное. Всегда женщина, клыки прятать не может, а вот когти втягиваются. Убивается железом. У меня, например, есть стальные пули специально для таких. Они, в принципе, не редко попадаются.
      – Как часто?
      – Ну, на двух я сам охотился. – ответил я, тщательно проверяя каждый патрон с осиновым колышком. – У нас в городе, и в Эмаусе. Их часто с суккубом путают, хотя между ними нет ничего общего. Просто суккуб – женский демон и нападает на мужчин именно поэтому, а Баоба-Сит – потому, что ей, как женщине, легче именно мужчину заманить в тихое место. Но женщины ей в пищу тоже годятся. Убить их просто, одним выстрелом, труднее выследить.
      – Надо же… А что такого в железе, что оно убивает?
      – Какая-то реакция с кровью. Мгновенно ржавеет и распадается, говорят, что оно так собирает весь кислород из крови, от этого тварь и умирает. Ураганный некроз тканей. Ну и огонь действует, но железные пули намного дешевле зажигательных. Гвоздей нарубленных можно в патрон набить.
      – И ты уверен, что тот, на кого собираешься охотиться – обычный вампир?
      – Процентов на девяносто уверен. – кивнул я. – Вампир обыкновенный, он же умрун, он же Strigoilus Vulgaris, если по науке.
      Я отвинтил крышку с серебряного резервуара своего водяного пистолета и начал аккуратно переливать туда святую воду из фиала, стараясь не расплескать. Маша же ходила вокруг меня кругами – ее одолевало любопытство.
      – А чесноком ты пользуешься?
      – Нет смысла. – отрицательно помотал я головой. – У вампира на чеснок тоже аллергия, как и на осину, но намного слабее. Если даже ты обмажешься чесноком с головы до пят, это не поможет. Пить он тебя не станет, верно, а шею свернет обязательно, разве что почихает потом.
      – Почихает? Разве они дышат? – удивилась она.
      – Я образно. Ну, не понравится ему, не более чем. А вообще, самая страшная тварь, которую можно встретить в городе, хоть и редко – это Упьержи. Других названий не знаю.
      – Кто?
      Я достал из сумки три плоских резиновых емкости вроде грелок, вытащил из них длинные пустотелые пробки, и начал наливать святую воду в них. Тоже полезный инструмент, моего собственного изобретения. Вампиры балдеют.
      – Упьержи, его так горцы с Лесного хребта прозвали. – попутно рассказывал я. – Он скорей даже не вампир, а пожиратель. Выглядит как нормальный человек, чаще всего – самого мирного вида. За секунду может развалиться в груду трупных червей, а те могут пролезть куда угодно. Может подойти к дому, проникнуть внутрь через щели. Там собирается снова в человека, зачаровывает спящих. Вновь рассыпается, и черви пожирают всех. Заживо.
      – О-ой, дрянь какая! – аж подскочила Маша, обхватив себя руками за плечи, как будто пытаясь что-то стряхнуть с себя. – А убить то его как?
      – Как человека – невозможно, он сразу разваливается. Червей – как угодно, хоть ногами топчи, не поскользнись только. Они ядовитые еще, кстати, парализовать могут. В них никакой магии нет, магия только держит их вместе в человеческом облике. Но если хоть один червяк уползет, упьержи возродится снова, максимум за пару месяцев.
      – А обнаружить как этого… упьержи?
      – Ну, сама подумай. Магия держит червей вместе…
      – Ну да! – сообразила она. – Он же излучать должен все время.
      – Верно. И не слабо. Поэтому у нас урядникам амулеты выдают, реагирующие на магические ауры, а в городе ношение активных амулетов запрещено, чтобы не излучали. Только защитные и пассивные.
      – И ловили?
      – На моей памяти – нет. А лет десять назад, говорят, гонялись тут за червями по всему городу. Я тогда в армии служил.
      – Справились?
      – Кто его знает? – пожал я плечами. – Но в городе больше он не появлялся.
      Закончив с «грелками», я взял со стола ружье, откинул стволы, заглянул в каналы. Я оружие всегда чищу до зеркального блеска перед тем, как в пирамиду убрать, но потом все равно проверяю. Так спокойней и надежней. Отложил. Все, в общем, готов ехать. Натянул поверх кольчуги свитер, чтобы не блестела и не звякала, поверх свитера надел куртку из змеиной коши – скользкая, эластичная, ухватиться за нее трудно. Тоже защита.
      – А навьи тогда кто? – спросила Маша.
      – Духи умерших, чьи тела истлели без погребения. Кровь они не пьют, тянут саму жизнь. В глухом месте ночью могут запросто заесть насмерть. Все, я пошел. – сказал я, подхватывая со стола сумку и беря в руки двустволку.
      – Я с тобой! – подскочила она.
      – С чего это? У меня для тебя ни защиты, ни оружия, ничего. У меня все в одном комплекте. И опыта у тебя ноль. – урезонил ее я.
      – А я за рулем посижу. Я машину вожу хорошо. День же на улице, вампир спит, не опасно.
      – Кстати, еще одно заблуждение. – сказал я, ткнув в нее указательным пальцем. – Вампир спит, когда захочет, как человек. Гроб ему тоже не нужен, кстати. И солнце ему не помеха, если он под прямые лучи не выйдет. Даже сейчас, считай что в полдень, он может на улицу выйти, если в тень.
      – А мы на самом солнцепеке встанем!
      – А если накроется чем-то, то и солнце ему не помеха.
      – Так со мной же Василий будет, насколько я понимаю?
      Я задумался. Действительно, торчать на улице – опасность не велика. А водитель пригодился бы, Васька машину водит так, что потом за поваленные заборы не расплатимся. Даром что у него своих три, а толку то…
      Я снова полез в шкаф, достал свой короткий помповик с откидным прикладом, затолкал в него пять патронов с раскрывающимися пулями каждая по сорок пять грамм весом. Вампира они не убьют, верно, но дыр в нем таких наделают, что ему уже не до нападения будет. А если в башку угодить, так может и не уйти. Что толку с того, что он не умер еще, если валяется почти что без башки, а встать сможет не раньше, чем через день или два?
      – Умеешь управляться? – спросил я Машу.
      – Естественно. Лет в десять научилась, как отдача с ног сбивать перестала. – усмехнулась та.
      Естественно так естественно. Кто в нашем мире стрелять из ружья не умеет? Это чуть ли не главное умение теперь, грамоте – и то во вторую очередь обучают. Ружья дома что кухонная утварь, даже у аборигенов всех в домах хоть одностволки, но есть.
      Я отдал ей дробовик, а к нему еще подсумок с дюжиной патронов и ремнем для ношения через плечо. А затем добавил амулет Солнца. Маленькая, но все же защита. Думаю, все нормально будет, девочка она боевая, сам видел. А рядом с мощным некромантом, да еще в тылу – пусть лучше на самом деле к делу привыкает.
      – Пошли!

 
      – Думаю, что здесь. – сказал Васька.
      Сейчас он был совсем не похож на того себя, которого мы видели еще пару часов назад, замерзшего, растрепанного и мокрого. Теперь он был собран, одет в пыльник с капюшоном, в руках стеклянный шар с запаянным в него могильным прахом. «Прах к праху» – основа заклинания для поиска нежити. Нежить магической ауры не имеет, так ее не обнаружишь, а вот такие талисманы Васькины к ней ведут. Мы всего минут тридцать по Берегу покатались, пока «некро-радар» не засветился тусклым белым светом в руках некроманта, и не заледенел.