Сергей Крамцов, партизанский командир, миротворец.

25 апреля, среда, утро

      Дело шло к темноте, поэтому выезд в промзону перенесли на следующее утро. Миронов не обманул. Хоть и не через тридцать минут, а часа через полтора, но с нами связались и дали пароли с частотами. Пароль был так сказать «гостевым» и распространялся на два открытых «уазика». Если бы с нами поехал кто-то еще, то пришлось бы согласовывать заново. «Кремлевские» пока не расслаблялись. Да и с чего им расслабляться? Оказывается, там еще и все областное УФСБ с ними, и все прочие окрестные силовики, даже вертухаи с кумовьями с ближайших к городу зон, разве только армейских не было, за исключением военкоматчиков. Так что в излишней наивности их не обвинишь.
      С утра вояки помогли нам, подрасчистив пространство за воротами, и наши, уже бывалые, вездеходы рванули из тесноты двора на проспект, по которому в разных направлениях тупо бродили мертвяки. Однако, наблюдая в течение уже трех дней за происходящим, я обратил внимание, что зомби на улице стало вроде как меньше. Куда они деваются? Идут туда, где есть люди, или… Куда они могут деваться еще? И в Москве я вроде как это заметил.
      Чем ближе мы оказывались к Сормовской промзоне, тем больше зомби было на улицах. Но я ожидал худшего, если признаться честно. Тех, что мы видели, было достаточно легко объезжать. Один из наблюдательных пунктов «кремлевских» постоянно подсказывал, куда нам сворачивать, потому что подступы к промзоне выглядели как настоящий лабиринт. Отчасти из-за этого «заводские» оказались отсечены от мира. Сами себя перехитрили.
      Улицы были завалены машинами, автобусами и прочим, таким способом «заводские» рассекали и дезориентировали потоки мертвечины, шедшей в их сторону. У самой территории речного порта, где размещалось руководство «заводских», баррикады становились все серьезней, а затем начали попадаться целые улицы, перегороженные стенами из бетонных блоков с колючкой по верху. В стенах были бойницы, за бойницами — люди. Но таких проходов было мало, и стоило «кремлевским» занять подходы к ним, как блокада стала абсолютной.
      В конце-концов мы проскочили через целый лабиринт баррикад и стенок, уперлись в мощные металлические ворота, которые начали открываться при нашем приближении. За ними нас ждали. «Нива» аэродромного сопровождения, непонятно как очутившаяся на судостроительном заводе, встала перед нами, включив оранжевые проблесковые маячки, и покатила впереди. Нам оставалось только следовать за ней между каких то заборов, складов, корпусов, пандусов, свалок металлолома, опор кранов — настоящий лабиринт. В конец концов она тормознула возле четырехэтажного административного здания, на крыльце которого стояли четверо в разномастном камуфляже, с АК-74 на плече. С виду на все сто гражданские, а камки сейчас достать не проблема.
      Из «Нивы» выскочил совсем молодой парень, лет восемнадцати с виду, с «укоротом» на плече, сказал что нас ждут и побежал впереди, заставляя нас спешить чуть не в припрыжку. Парень пронесся ураганом по коридору первого этажа, выскочил на узкую лестницу, по ней провел нас на четвертый. Довел до двери со свинченной табличкой, от которой осталось только не выцветшее пятно, постучал в нее и, не дожидаясь ответа, вошел, приглашая нас за собой.
      В комнате — огромном кабинете с длинным совещательным столом, было тяжело накурено, сидело не меньше десятка человек. Стол был завален картами и какими-то схемами. Некоторые из сидящих были одеты в гражданское, некоторые — в камуфляж, а двое из сидящих были в морских форменках. Нас встретили радушно, но не слишком внимательно, в стиле «заходи, раз пришел». Кто-то предложил чаю, мы не отказались, и всего через минуту в кабинет зашла некрасивая полная девушка с подносом, на котором сразу дымились штук десять разномастных чайных кружек. Кружки расхватали, девушка вышла.
      Один из присутствующих, коренастый мужик лет за пятьдесят с обветренным лицом с грубыми чертами, пригласил нас присесть к директорскому столу, как у кого получится, сказав, что у большого стола все равно поговорить не дадут. В это было легко поверить. Представились, принимавший нас оказался бывшим заместителем начальника грузового порта или кого-то в таком духе, я толком и не понял. Назвался Дмитрием Харламовым.
      — Давайте, хлопцы, излагайте, чего хотели? Если договоримся с «кремлевскими» о прекращении огня и о том, что они к нам не полезут больше, то мы вам век благодарны будем.
      — Нам надо проехать на ту сторону реки с машинами. — сказал я. — Три машины, одна из них грузовая.
      — А там нет ничего. Даже людей. Люди ушли, кто хотел — все давно перебрались на эту сторону. Есть наши люди в порту, разумеется, есть еще отряд у складов Росрезерва. А больше никого, одни мертвецы. Зачем вам? — поразился тот.
      — Нам надо дальше, в область. Задание у нас. — ответил я.
      — Задание… — хмыкнул тот иронично. — У них задание, едрить твою. А мы даже не знаем, есть ли сейчас нормальный проезд в ту сторону. Перебраться не проблема, у нас паромы есть для таких случаев и с той стороны опорные пункты у пристаней. Но что там дальше… дикие земли. Ни связи ни с кем оттуда, ни люди уже не приходят. Мы даже планировали взорвать дома с той стороны в некоторых местах, чтобы улицы завалило. На подходах к нашим объектам.
      — Все коммуникации по реке планируете? — спросил Белецкий.
      — Конечно, как же еще? — удивился зам начальника порта. — Дороги опасны, а по Волге плыть — благодать. Половина России доступна. Мы даже планируем на следующей неделе целые экспедиции, вверх и вниз. Посмотрим, что в других городах делается, может быть связь установим.
      — О Горьком-16 вы что-то слышали? — влез в разговор Леха.
      — О «Шешнашке»? Вот вы куда намылились… — кивнул Харламов. — Нет, не слышали мы о «Шешнашке» ничего. Хорошего, в смысле. Слышали то, что все тамошние зоны разбежались, и что там банд больше чем людей. Люди оттуда бежали, раньше к Бору выходили часто, наши их переправляли или в порту селили. Такое рассказывают, что волосы дыбом. Если эти банды объединятся и сюда попрут, хуже батыева нашествия будет. Про сам Горький-16 ничего не слышал, но вокруг — бардак и тихий ужас, лучше не соваться. Погибнете ни за грош.
      Признаться, Харламов меня не то чтобы озадачил, я такого ожидал, а скорее укрепил в моих подозрениях, что выполнение воли покойного шефа — самое неудачное решение в моей жизни. Ладно, еще вывоз материала для исследования, это понятно, но доставка семьи — нонсенс. Хорошо, что этот вопрос решен. Это с позиции гражданской наивности Дегтярева Горький-16 виделся ему эдаким несокрушимым утесом в бушующем море. Раз все такое закрытое и секретное, то там все будут в безопасности.
      Дерьмо собачье. Он хоть знал, чем окружен этот город? Рупь за сто даю — не знал он ни черта. Заставил меня уверить его семью в том, что он жив, а теперь я же должен был тащить их туда, врать им в глаза, и при этом точно знать, что ничего хорошего их там не ждет. Эх, надо было раньше сказать, что он погиб, уже переплакали бы горе. А так вроде избавился от них, но правды все равно не сказал.
      А что мне теперь делать? Может, бросить все к черту, повернуть обратно? Ведь устраивается новая жизнь, люди научились справляться с обстоятельствами. Осесть в Нижнем, стать… купчиной, например. Первой гильдии. Чем плохо? За каким дьяволом мне надо лезть в мясорубку, и тащить туда друзей, свою девушку, наконец? Предсмертная воля свята, конечно, но тоже… в меру, всему есть предел.
      С другой стороны, мне это пенопластовый оранжевый контейнер не даст потом покоя. Наверняка, это не единственный институт, который будет доступен, только не знаю я других. Не в Кош-Агаш же переться, на самом деле?
      — Переправить можете к какой точке?
      — К разным. Хоть в порт, к любому пирсу, хоть к одной из четырех пристаней а той стороне. У нас и паром ходит, и десантные «Серны». Только не ездил бы я туда на вашем месте. Ни за какие коврижки.
      — Да знаю я… Думаете, мне охота? — вздохнул я так, что Харламов сразу мне поверил.
      — Так за каким хреном тебя туда несет?
      — По поводу всей той хрени, что вокруг творится. Там военный центр по всякой заразе, вакцинами занимались. А у меня документы из московского института, которого больше нет. Кровь из носу надо туда довезти, или, на худой конец, хоть узнать, существует еще центр, или уже нет. Да я вообще в эту историю влип как кур в ощип, поручили мне… предсмертной волей.
      — Попал, говоря проще. — уточнил Харламов.
      — Именно. — согласился я.
      — Ладно. Ты когда туда собираешься?
      — Через пару дней. У меня здесь не вся группа, часть людей из ГУЦа забрать надо.
      — Так сейчас ты на ГУЦ поедешь, так?
      — Точно.
      — Возьмешь двух людей с собой? Надо начинать отношения устанавливать. У тебя ведь на две машины пропуск, не на какое-то количество людей?
      — Только на машины. Только людей в камуфлю оденьте, чтобы среди нас не слишком выделялись. Хрен их маму знает, как они среагируют?
      — Вот и ладненько. А насчет одеть — сделаем. Погуляйте чутка, потом покормим вас, и поедете. Годится?
      — Вполне.
      Я хотел оглядеться, что делается в порту, и предложению прогуляться обрадовался. Мы вышли из кабинета, и к нам подошел тот самый парень, который провожал нас сюда. Звали его Андрюхой, как он представился, оказался он дезертиром из Тульской дивизии ВДВ, и был сыном капитана какого-то буксира. Предложил поводить нас по окрестностям, чему мы только обрадовались.
      Вообще на территории завода работа кипела. Работали все, шум стоял такой, что хоть уши затыкай. В одном месте стены и заборы разбирались, а в другом устанавливались. Работали огромные плавающие экскаваторы, вынимая песок со дна и наваливая его в гигантские кучи. Что-то делали еще и с Сормовским затоном, игравшем роль частной гавани завода. Ломался асфальт, рылись каналы. Строились какие-то строения. Черт ногу сломит, короче, но уважение вызывает.
      Со слов Андрюхи выходило, что «заводские» вознамерились соединить всю Сормовскую промзону, включающую основные предприятия, в один анклав, огородить его не просто стенами, а еще и каналами, и самое главное — сохранить производство на этих заводах. Пусть в сокращенном варианте, пусть пока как ремонтные предприятия, но не дать всему этому обветшать и развалиться. «Заводские», за исключением некоего вкрапления морячков из Каспийской флотилии, занесенных сюда судьбой, были в основном людьми гражданскими, рабочими и управленцами с заводов и из порта. Они четко знали, что надо делать с их предприятиями, они умели быстро строить заграждения, но они плохо умели воевать.
      Необходимость же сохранения предприятий понимали и «кремлевские», которые возжелали образовать над этим некую «административную надстройку». К своему удивлению они обнаружили, что сажать их себе на шею никто не хочет. «Заводские» их просто послали, заявившихся поначалу как к себе домой. Послали, заперли ворота, но…
      Вскоре с «кремлевскими» пришлось считаться — у них было несколько очень хорошо вооруженных и обученных подразделений, особенно из числа бывших эфэсбэшников, которые причинили массу хлопот. Здесь имелось в рамках местного УФСБ подразделение по борьбе с терроризмом, и все его члены обладали огромным и реальным боевым опытом. Был толковый СОБР, был более или менее подготовленный ОМОН. ОМОН, впрочем элитой считать совсем не следовало.
      «Элитных» было не так уж много, пару сотен человек на несколько тысяч, но они стоили многого. Соотношение потерь в стычках было очень даже не в пользу «заводских», а в отдельных местах доходило и до «сухого счета». То, что «заводским» удалось зацепиться за склады в Бору, произошло лишь потому, что они появились там раньше и успели укрепиться внутри периметра, «кремлевские» же вынуждены были атаковать снаружи, и им мешали подходящие зомби. Кроме того, «заводские» владели рекой безраздельно, а у «кремлевских» доступа к речному транспорту не было никакого. Несколько катеров и моторок было бессильно против двух артиллерийских патрульных катеров добротного, хоть и устаревшего типа «Светляк». На суше морячки были не очень хороши, но в родной стихии стоили многого.
      Как бы то ни было, а ситуация в городе все равно была патовая. Какое бы у «кремлевских» не было преимущество в подготовке, надеяться на то, что удастся захватить промзону силой, не приходилось. Главная причина — зомби. Не было возможности ни подготовить атаку нормально, ни занять позиции заранее, ни подойти скрытно. Зомби бросались на все живое, приходилось отбиваться, а сделать это тихо в таких масштабах возможным не представлялось.
      А теперь, когда «заводским» собралась помочь вся группировка войск из ГУЦа, равновесие резко нарушилось, «заводские» получали заметное преимущество. То, что Гороховец мог запросто выставить до полка со штатным вооружением и средствами усиления, было правдой, невиданная сила по нынешним временам. Там собрались остатки нескольких частей, шести или семи, так что даже того личного состава, который остался в распоряжении командования, хватало вполне. И остались наиболее опытные и профессиональные кадры, преимущественно офицеры, прапора, некоторые контрактники, большинство с боевым опытом. А уж что касается техники и экипировки… Пусть эти части в мирное время были оснащены не самым блестящим образом, но теперь, когда людей в них стало меньше, получился даже некий переизбыток. По крайней мере, высокоточное оружие у них имелось, и они готовы были его использовать. Были и вертолеты, а что может быть страшнее для плохо вооруженного противника?
      Кто-то вызвал Андрюху по радио, он ответил: «Идем», после чего нас позвали на ранний обед или поздний завтрак, мы так и не поняли, на что именно. Там нас познакомили с двумя людьми, которые поедут с нами. Оба были в армейских камках, один был капитаном третьего ранга из флотилии, второй — мастер одного из цехов автозавода. Фамилия кап-три была Большаков, и он ее оправдывал полностью. Хоть он и не поражал ростом, зато поражал шириной плеч и размером ладоней. Новенький АКС смотрелся в них как игрушка. Мастер цеха же, Петренко, был невысоким, усатым мужичком к пятидесяти, на котором армейский камуфляж смотрелся как чья-то дурацкая шутка. Вооружили его «укоротом», да и то, судя по всему, особой пользы от такого действия не ожидали. По всему было похоже, что Петренко побаивается своего же автомата, предпочитая его лишний раз руками не трогать.
      Накормили хорошо, проблем с продуктами здесь не испытывали, а готовили жены «заводских», так что заботились о том, чем питаются их мужья. Под временную столовую был выделен один из складских корпусов, в пристройке к которому расположили сразу несколько полевых кухонь. Сколотили длинные столы и скамейки, где народ и располагался.
      — Вы сразу в ГУЦ? — спросил Большаков.
      — Почти что. — кивнул я. — Дозаправимся в Золино, и оттуда в ГУЦ. Торопитесь?
      — Ну, теперь не так, чтобы очень, стрельба в Бору затихла, но хотелось бы договориться с вашими быстрее. Я здесь пока за сухопутного воина получаюсь, а мне бы проще на воде. Не умею я на суше воевать, не обучен толком.
      — А практики в морпехе не было разве?
      — Так это когда было то! Загнул ты! После четвертого курса училища загнали в Печенгу, погоняли, и обратно отправили. Я же штурман по специальности, подводник, ВВМУПП питерское заканчивал, а меня видишь куда занесло. По Каспию хожу, на катере, зачем там вообще штурмана, не знаешь?
      — Без понятия.
      — И я тоже.
      Голос у Большакова был как из бочки, под стать внешности, широкому, почти квадратному лицу со сросшимися на переносице черными бровями, и плечам, шириной почти равным росту. Чашка с чаем почти скрылась у него в ладони, а была немаленькой.
      — Мне сказали, ты собираешься дальше, в сторону Вятки отсюда идти?
      — Собираюсь.
      — Это на хрена, прости господи? Там звиздец всему настал, одни банды. Деревни под корень вырезаны, кошмар что творится. Я три дня в Бору просидел, мы беженцев принимали с той стороны постоянно. Так они такое рассказывают — волосы дыбом стоят, и не только на голове.
      — А где эти беженцы сейчас?
      — Ну, как ты думаешь? Здесь конечно, куда им еще деваться? А у нас людей не хватает на все работы. Поставили на лопаты — и вперед, крепить оборону.
      — А собрать информацию о том, что там делается, кто-то удосужился?
      — Естественно. Начальник разведки.
      — Итить твою! — я аж вилку отложил в сердцах. — Я тут пытаюсь выяснить, что там меня ждет, у вас вся информация есть, но сказать об этом западло.
      — Ты не горячись, давай. Я здесь начальник разведки, по пути тебе расскажу, что узнать удалось. В одной машине поедем.

Сергей Крамцов, партизанский командир

25 апреля, среда, вечер

      По пути выяснилось, что Большаков знал не так чтобы мало, но назвать его информацию по настоящему полезной, было сложно. От всех свидетелей шла информация лишь о невиданной резне живых, насилиях и пожарах, грабежах и том, что банды на одном месте не задерживались. Определить, что и где происходит сейчас, из показаний было невозможно. Однако, было несколько человек из сел что совсем рядом с «Шешнашкой», и они сказали, что город пока не захвачен бандитами. Но, вместе с тем, они были вынуждены бежать сюда, к областному центру, а не в сам Горький-16, который под боком, потому что вся территория вокруг него занята бандами.
      Бывшие обитатели колоний если и не всерьез были настроены захватить закрытый город, то осадили и заблокировали его капитально. Там же было слишком мало войск, чтобы держать весь периметр. К оставшимся военным присоединились гражданские, но все равно, отбивались отдельные опорные пункты. Перестрелки с защитниками шли на самых окраинах. А вот мертвяков тех местах было мало, для нас как раз дурной знак.
      Мне подумалось, что было бы неплохо туда долететь воздухом и посмотреть, на что следует рассчитывать. Но как подбить командование в ГУЦ на то, чтобы нам выделило вертолет, да еще и с подвесными баками? И как за это рассчитаться? И хватит ли подвесных баков от Гороховца до «Шешнашки» и обратно? Потому что рассчитывать на дозаправку там не следует, мало ли кто владеет запасами керосина. Да и остались ли там эти запасы?
      У Ми-8 практическая дальность не дотягивает до шестисот даже у поздних модификаций, а в ГУЦе я видел только вариант МТ семьдесят пятого года образца. И двадцать четверки, но у тех с дальностью еще хуже. И все же намного надежней оказаться там на машинах и со всем оружием и экипировкой, чем вдруг лишиться вертолета и идти обратно в пешем порядке. Нет, надо ехать на машинах.
      Черт, ну до чего же не хочется самому башку под топор совать, да еще когда все вокруг отговаривают! Это семейство Дегтяревых туда к мужу и отцу едет, точнее даже ехало, а мне то зачем, зная, тем более, что это все… фигня, мягко говоря. И станет ли лаборатория Гордеева работать с вирусом, если город штурмуют со всех сторон? Или уже и нет никакой лаборатории, а все давно увезли в тот же Кош-Агаш, куда, якобы, увезли и самого Дегтярева? Очень может быть, почему бы и нет? Удаленная база, рядом военный аэродром, горы, никто не пройдет.
      А может быть и нет. Может быть институт в «Шешнашке» работает изо всех сил, стараясь остановить заразу. И это пенопластовый контейнер способен решить все проблемы, снять все вопросы. Надо ехать. Не узнаю сам — до самой смерти покою не будет. Я ведь помимо всего прочего самого себя знаю.
      Вечером мы с Танькой выбрались на крыльцо учебного корпуса, присели рядом, свесив ноги с бетонного парапета. Ночи стали уже теплыми, пахло даже не весной, а самым настоящим летом. Я чувствовал себя смертельно уставшим после того, как я сам себе объявил о своем решении. А потом вызвал добровольцев.
      Кандидатуры Шмеля, Кэмела и Сергеича никаких возражений у меня не вызвали, они люди холостые, опытные и сами себе хозяева. Лехина кандидатура тоже не обсуждалась, куда уж мы друг без друга… А вот Танька с Викой… Это сложнее. Они с нами, они — наши. И они не дилетанты. Что лучше? Пойти весь путь вместе, каким бы не был его конец, или оставить их здесь, в безопасности?
      Девушки сразу перешли в состояние повышенной готовности к скандалу любой интенсивности, готовясь отстаивать свое право помереть вместе с нами где-то в вятских лесах, причем максимально поганой смертью. Леха просто отмалчивался, предоставив мне право переругиваться с ними за нас обоих. Но сломили они мое сопротивление быстро, подсознательно я был уверен, что другой итог этого разговора просто невозможен.
      А какой у нас еще был выбор на самом деле? Нет даже гарантии того, что мы вернемся именно в это место, если быть честным до конца. Оставь их здесь, и потом случится, что жизнь разнесет нас в разные стороны. У нас и так были уже сотни возможностей погибнуть, так есть ли смысл нам расставаться из-за того, что такие возможности будут возникать и дальше? Наверное, все же нет. Если судьба у нас теперь таскаться по этим опасным и опустевшим землям, так лучше делать это вместе.
      Но и это было не самым трудным. Самым трудным были сестры Дегтяревы, которые тоже были намерены отправиться с нами. Когда они заявили об этом, все онемели. Кроме меня, потому что я не онемел, а вовсе даже разорался. Я заявил, что обещал доставить их в безопасное место, что мне осточертели их художества, что ценность их как членов отряда крайне невысока, что нянчиться с ними я не намерен, что они, в силу своего невеликого умения, риск для отряда и много что еще сказал. Аж охрип.
      Как ни странно, но они выслушали меня совершенно спокойно, иногда даже кивая головами, вроде как соглашаясь. После чего Ксения сказала:
      — Сергей, ты свое обещание выполнил. Ты доставил ас в безопасное место. Все. Мама в безопасности, мы в безопасности. Нам ты уже не должен ничего. Мы тебе… должны, но не в этом дело. Теперь мы, на правах вооруженных и имеющих определенные планы на будущее людей, хотим присоединиться к отряду. С чистого листа. Заново. На самые низовые должности, если угодно.
      Я замолчал. Что тут скажешь? Удивительно другое — в разговор не вмешивалась Алина Александровна. Видать, в своем кругу они уже это обсуждали, если она молчит как партизанка.
      — Серег. Принимай нас в отряд, зря учил столько времени и вооружал? — вступила в разговор Аня. — Что нам дальше делать прикажешь? Замуж выходить? Мне здесь в теннис играть, а Ксеньке — журналисткой заделаться? Свиней идти выращивать? Мы с тобой хоть к делу пристроимся. Считай, что мы выбираем профессию и вербуемся в армию.
      Я насуплено молчал, при этом в голове у меня вертелась одна мыслишка: если этих двух присоединить к отряду, то во время стоянок лагерем они вполне смогут тащить фишку, как минимум. На самом деле сняв с нас много проблем. Численность отряда то у нас совсем недостаточная. И вообще, кто я им — папаша, что ли? Если даже мать родная их не возражает, а я сам истратил столько сил, патронов и экипировки, чтобы сделать из них бойцов, то зачем мне их здесь оставлять? Они уже воевали, они даже убивали. И они давно повзрослели, их детство завершилось в день, когда случилась Катастрофа.
      Я обещал их увезти из Москвы — и увез. Обещал доставить в безопасное место — и доставил. Безопасней чем здесь им уже нигде не будет. Здесь они должны решать как им жить дальше. Вот они и решили — записаться в мой отряд. И что? Имеют полное право.
      — Сергей, соглашайся. — снова заговорила Ксения. — Все равно тебе опытных людей никто и нигде не выделит, а мы уже обучены куда лучше, чем солдаты-новички. Стреляем лучше чем они, наверняка. И экипировка, благодаря тебе, у нас тоже лучше. Зачем нас бросать теперь, после того, как подготовил?
      — Я бы согласился. — неожиданно вступил Шмель. — Пусть со мной в грузовике едут. В случае чего все два лишних ствола. И собаку бы взяли.
      Это тоже аргумент. Так у нас получается грузовик защищенным и в «уазиках» два полноценных экипажа. Без сестер так не выйдет. Да и кто я им вообще, папаша, что ли? Взрослые девки, сами соображают, что делают. А присутствие кобеля обезопасило бы наши стоянки от мертвяков и мутантов.
      Согласен. — кивнул я головой. — Вы едете. Но без собаки, у нас главная задача — скрытность, а скрытности лающие барбосы противопоказаны. И поблажек больше не ждите. Пошлю сортир чистить — побежите как миленькие. Вопросы есть?
      — Вопросов нет! — обрадовано отрапортовала Аня. — Почистим!
      Маша с детьми, естественно, оставалась в ГУЦе, вместе с Алиной Александровной. Ей тоже явно хотелось отправиться с нами, но она, в отличии от всех остальных, была детной матерью и ответственности на ней раз в сто больше, чем на нас, вместе взятых.
      — Маш. — обратился я к ней. — Хочу с тобой поменяться. Свой СКС на твою СВУ. Оставлю тебе вместе с карабином все патроны повышенной кучности, а заберу все «четырнадцатые». Пламегаситель очень нам пригодиться может, черт его знает, что дальше будет.
      — Я вообще собиралась отдать винтовку тебе. — ответила Маша — Зачем она мне здесь? Я свой а-ка-эс-у оставлю — и достаточно. Ну, и пистолет.
      — Нет, так не выйдет. — засмеялся я. — Мы же все же не расстаемся, ты нас тут ждать будешь. И с вами останется УАЗ с прицепом, куча трофейного оружия и запас патронов с гранатами. Тебе это все сберечь надо. А СКС с хорошим прицелом, кучность что надо, до четырехсот метров — отличная легкая винтовка. Будет теперь твоим штатным. Куда мне его с собой то тащить?
      — Как скажешь, я совсем не против. — согласилась она.
      — В случае, если к концу обозначенного срока нас не будет — распоряжайся этим всем как хочешь. Думаю, что теперь это настоящее состояние.
      — Типун тебе на язык. — фыркнула она.
      — Типун то типун, но ведь возможны варианты, что мы не сможем вернуться тем же маршрутом. Мало ли что. Или заблокируют нас в «Шешнашке». Или еще что-то случится. В жизни все бывает.
      Собрание шло еще долго, спорили обо всем и все обсуждали, под конец я даже охрип, пытаясь всех перекричать.
      — Как думаешь, доберемся до места? — теперь, сидя на крыльце в обнимку, спросила Татьяна.
      — Не знаю. — пожал я плечами. — Но охреневать в атаке не будем. Если увидим, что ходу нет, то вернемся, придумаем какой-нибудь другой способ туда добраться. Нам надо доставить образцы, раньше или позже, а не героически погибнуть в попытке это сделать. Ты знаешь, я вообще не любитель героизма, и погибать не намерен.
      — Да уж знаю, конечно. Не полез ведь ты меня из спортзала спасать, верно? — она прижалась ко мне крепче.
      — Солнце, ты бы видела, как я это делал. Я шагу не сделал, двадцать раз не подумав предварительно. И знаешь почему? Потому что знал, что так просто ты съесть себя не дашь, а вот если я погибну, совершая подвиги, то ты рискуешь оттуда не выбраться. Поэтому лучше подвигов не совершать, а добиваться результата.
      — Ну, если так, то согласна. А ты никаких укромных темных уголков в окрестностях не видел? А то эти общие комнаты… Казарма всегда казарма.
      — А зачем тебе уголок? Небось, блуд на уме.
      — Ага. Блуд. Раза два-три сейчас бы сблудила с удовольствием.
      — Ну, ты гля, что придумала. У нас есть всего один вариант, если мы не хотим быть прерванными в самый ответственный момент.
      — Какой?
      — Наш грузовик.
      В темноте послышались звуки выстрелов со стороны КПП. Видать, наряд завалил еще мертвяка.
      — А патруль к нам не заглянет? — вдруг обеспокоилась Татьяна.
      — Эх, Танька, Танька. Не выйдет из тебя разведчика. — вздохнул я.
      — Это еще почему?
      — По кочану. И по попе. Патруль пять минут назад прошел, так что появится не раньше, чем через час. И они меняют маршрут, так что в следующий раз пройдут со стороны штаба.
      — Ой, можно подумать. Ладно, веди барышню в свой грузовик, раз не можешь ей люкс в «Мариотте» предложить.

Сергей Крамцов, партизанский командир.

27 апреля, пятница, день

      На следующий день мы взялись за подготовку к рейду в сторону «Шешнашки». Крытый УАЗ с прицепом, забитым всевозможным имуществом, мы вчера решили оставить здесь, в ГУЦе. Все, кто останется, вполне смогут путешествовать с военными колоннами, если потребуется, сохраняя независимость и чувство собственного достоинства. И оплатить нашими трофеями любую услугу. Мы же выезжали на двух «уазиках» и грузовике.
      Самым главным было разобраться с оружием. Я огласил свое решение — каждый должен иметь с собой ствол основной, ствол запасной, ствол гладкий и ствол карманный. У нас машины, в багажниках все это тащить несложно, зато в случае утраты основного ствола человек возьмется не просто за запасной, вроде пистолета, а за серьезный запасной.
      Для меня это все вылилось в обмен моего любимого СКС на СВУ-АС. Но я не горевал. Отдать свой любимый и отлаженный как часы карабин Маше было даже за честь. Она стрелок блестящий, воспользоваться сумеет достойно при необходимости. А нам скорее СВУ с мощным пламегасителем пригодится. Кто знает, как дела сложатся.
      Еще взял уже неразлучный «сто пятый», обрез и АПБ в кобуре. Кэмел взял себе ПБ, а еще он приватизировал АКМ, который нам выдали на заправке у Солнечногорска. Он вообще был большим поклонником этой старой модели автомата, предпочитая ее современным малокалиберным. В чем-то я его понимаю, семь шестьдесят два куда засадить — совсем не то, что пять сорок пять. В «зеленке» это особенно заметно проявляется. «Пятерка» рикошетит и меняет траекторию, а «семерка» сбивает ветки на своем пути, не меняя траектории, и прошибает насквозь не слишком толстые деревья. Вторым стволом он прихватил второй АКМ, решив не баловать никого разнообразием.
      Вика с Татьяной взяли помимо своих АК-74М еще и «Сайги МК» самозарядные. Разумный выбор, кстати. Я на месте Кэмела вместо одного из АКМ прихватил бы «Сайгу».
      Сергеич естественно был с ПКМ, ну и с одним из АКС, который прихватил вторым стволом. Второй АКС забрала себе Аня. У Ксении был «сто пятый», а в качестве запасного оружия девушки взяли по обычному АК-74.
      У Шмеля был такой же «сто пятый», как и у меня, и у Лехи, помимо его основного «Тигра». И Шмель же взял себе один из «укоротов». Впрочем, для него, сидящего за рулем, вопрос компактности был весьма существенным. Пистолеты перечислять не буду. У всех было по дробовику. По последнему нашему опыту можно сказать, что без них — никуда. Даже Кэмел, которому из наших запасов гладкоствола не хватило, вооружился обрезом двустволки, оставшейся от Данилыча. Леха ему спилил стволы с прикладом.
      Ну и «Лось» тоже забыт не был. Очень уж серьезно он проявил себя в деле у моста, может быть и еще когда выручит. Запихан в чехол, и уложен в багаж, вместе со своими редкими патронами.
      А еще мы забрали с собой все мины, все «мухи» и почти все гранаты. Оставили небольшой запас РГД-5 остающимся, зато вместе с целой кучей АК-74. Впрочем, четыре «семьдесят четвертых» из имеющихся в загашнике десяти и два оставшихся «укорота» мы взяли с собой, как все тот же обменный фонд. Прихватили и два ПМ с магазинами, тоже товар. Кому теперь деньги нужны?
      Ночные монокуляр и прицел, запас батареек, оба «Северка», бинокли — все ехало с нами. Все, что могло дать хоть малейшее преимущество перед противником. Нас то всего девять, не велика армия, блин, обосраться про войну, а кто против нас ожидается — никому не ведомо. Патроны тоже переделили в свою пользу, хоть и оставили немало. Патронами мы разжились достаточно, так что могли себе позволить такое.
      Загребли и все ракетницы с фальшфейерами, которыми снабдил нас Белецкий перед выездом в Нижний Новгород. Испытать их в деле пока не довелось, но на слово мы ему поверили. Мертвяки не семи пядей во лбу, и яркие огоньки вполне могут привлекать их внимание. Почему нет? Вообще, следовало бы подумать на будущее о создании чего-то вроде «вогов» для стрельбы из подствольника, с долго, ярко и шумно горящей начинкой.
      Ближе к вечеру организовали что-то вроде посиделок у нас в классе учебного корпуса. Даже выпили. Остающимся я приказал ждать нас не дольше месяца. Если к тому времени мы не вернемся в ГУЦ, то пусть дальше принимают решение самостоятельно, жить ли здесь, или перебраться в город. Здесь мало мертвяков и жизнь на природе, там же будет проще с работой и больше перспектив. Советовать сложно, короче говоря.
      Выехали рано утром следующего дня. Дорога до Золино заняла около полутора часов, мы уже привыкли ездить не торопясь, максимально экономя топливо, да и наблюдать за окрестностями так было проще. Минной войны мы еще не опасались, так что необходимости носиться на предельной скорости, как в Чечне, пока не было. В Золино опознались, и дозаправились на халяву. Затем снова вышли на трассу и через полчаса уже въехали в пригороды.
      К моему удивлению, на улицах города мертвяков стало еще меньше. Пусть ненамного, пустынными их было сложно назвать, но все же заметно меньше.
      — Леха… Васька…
      — Чего? — откликнулся Леха.
      — Скажи, мертвяков убавилось, или мне кажется?
      — Убавилось, однозначно. — ответил Леха. — Раза в два, как минимум.
      Действительно, сидевшему за рулем Лехе даже не приходилось ни от кого уворачиваться, проспект был достаточно свободен. Куда они все деваются, неужели идут к заселенным местам? Но во время нашего заезда в промзону я заметил, что и возле нее они не поражают количеством. Много, да, но не настолько, чтобы объяснить их немногочисленность в городе. А вообще, полезно бы знать, куда они делись. Вдруг это будет знание из области «жизненно важных»?
      Слева показалась свечка гостиницы, мы опознались по радио. Бдительность у них теперь на высоте, вся крыша превращена в ВОП, вместо одного «Утеса» стоят два «Корда», и к ним за компанию два АГС-17. Влупят — мало не покажется.
      Я запросил ВОП по радио, поинтересовался обстановкой дальше. Нас успокоили, сказали, что в городе действует прекращение огня между «заводскими» и «кремлевскими». Ну, оно и к лучшему. И действительно, мы проехали мимо НП «кремлевских» на заводском цехе даже без запроса на опознание.
      Еще десять минут езды по появившимся на стенах домов указателям, сделанным красной краской, и мы уже въехали в свежепостроенный отстойник за КПП промзоны. Скорость строительства у «заводских» поражала, они работали, скорее всего, круглосуточно и темпами комсомольских строек.
      Отстойник был организован толково и по объему мог вместить целую автоколонну. Машины, въехавшие в ворота промзоны, выстраивались рядами вдоль белых линий, и ждали своей очереди на досмотр. Бдительность здесь была тоже на высоте. Едва мы притормозили, как к нам обратились через громкоговоритель с такой же новой, как и все остальное, вышки.
      — Прошу положить огнестрельное оружие в машины.
      Я снял с ремня «сто пятый», аккуратно уложил его на сиденье. Остальные последовали моему примеру.
      — Просим всех покинуть машины. — продолжал фонить эхом между высоких стен голос из громкоговорителя. — Сейчас к вам выйдет досмотровая группа. Просим отнестись к досмотру с пониманием. Если у кого-то из приехавших имеются укусы, а также другие ранения, просим заявить об этом медикам из досмотровой группы.
      Из стальной двери в боковой стене отстойника вышли несколько человек в камуфляже и с автоматами, и двое в белых халатах, мужчина и женщина. А ведь разумно. А если кого куснули, но он это скрывает? Не хватало, чтобы он обратился уже на территории, где живут люди.
      Мы встали у автомобилей в ожидании досмотра. Сдавать оружие или даже вынимать пистолеты из кобуры никто не требовал, достаточно было просто демонстрировать мирность своих намерений и не держать стволы в руках. Досматривать всерьез у нас было нечего, разве что закрытый тентом кузов грузовика. К нему и направились двое из четверых «досмотрщиков», а еще двое, вместе с медиками пошли вдоль нашей маленькой колонны. Белохалатные просто разглядывали нас в поисках внешних повреждений.
      Ничего в нас их не заинтересовало, и через несколько минут нас запустили внутрь. Однако, на машинах по территории разъезжать не дали, а потребовали оставить транспорт со всем грузом на охраняемой стоянке.
      В чужой монастырь со своим уставом не ходят, пришлось подчиниться, прихватив с собой лишь личное оружие и рюкзаки.
      Возле управления порта, где стояли все наши, я увидел давешнего Андрюху, бывшего тульского десантника. Он сказал, что паром пойдет на противоположную сторону завтра днем, менять людей в опорных пунктах и забирать какое-то имущество. До завтра же нам выделяют для проживания маленький склад в самом дальнем конце порта, где не так шумно. Работы идут круглосуточно, и только там получится выспаться. А комфортных условий проживания пока не предоставляли никому, маленький заводской порт и промзоны для этого были мало приспособлены.
      Мы прошли к складу, где я затребовал себе пред светлы очи Аню с Ксенией. Раз уж влезли в отряд на правах учеников, то пусть учатся.
      — Уважаемые Ксения и Анна. — обратился я к ним. — Вы своего добились, вступили в отряд, но я не хочу, чтобы это прошло для вас безнаказанным. Я напомню вам, что вы недостаточно хорошо подготовлены для того, чтобы быть полноценными членами отряда, а неполноценные нам не требуются. Это понятно?
      — Понятно. — ответили хором обе.
      Судя по всему, факт того, что они все же едут с нами, вдохновлял их настолько, что они не относились всерьез к том, что я собирался сказать дальше.
      — Прекрасно. Боевая учеба начинается. И вполне по-военному, раз уж вы так на войну рвались. Тань…
      — Что? — посмотрела на меня с любопытством Татьяна.
      — Видишь этих двоих? После обеда забираешь обеих, сама выбираешь время, место. Предмет занятий — «самооборона без оружия». Займись этим сама. Понятно?
      — Чего надо добиться? — с оттенком воодушевления спросила Татьяна.
      Она меня подревновывала к Ане, без всяких к тому оснований, если честно. Так что я мог быть спокоен — с новичков семь потов сойдет и Татьяна с них семь шкур спустит.
      — Надо добиться того, чтобы сегодня до десяти вечера эти обе… — я картинным жестом указал на замерших сестер. — … эти обе глубоко раскаивались в том, что им когда-то пришла в голову мысль присоединиться к нам. И при этом они должны научиться чему-то полезному, лучше всего — начните с освобождения от захвата. Вам понятно?
      — Понятно. — кивнули сестры, помрачнев.
      — И в дальнейшем они поступают под твое командование. Постарайся подготовить их получше. Приступайте.
      — Начнем, не беспокойся. — усмехнулась Татьяна. — А ну, обе за мной.

Сергей Крамцов, партизанский командир.

28 апреля, суббота, день

      Погрузка на паром началась в шесть утра. Паромом называли небольшую самоходную баржу, на которой настелили помост для машин и сделали подъемные мостки с двух сторон. Провожал нас все тот же вездесущий Андрюха, который предупредил, что после опорного пункта «заводских» на противоположной стороне реки цивилизация заканчивается. Дальше потянутся лишь забитые мертвяками городские кварталы, и они даже не могут подсказать, какие улицы свободны, а через какие проехать не получится. Ну что же, к этому мы были готовы.
      Я посмотрел на Татьяну и стоящих рядом с ней у борта парома Аню и Ксению. Вчера они пришли в склад, где мы ночевали, лишь к одиннадцати вечера. Никто вопросов не задавал. Как Татьяна их гоняла и что именно делала, осталось строго между ними, но, судя по замотанному виду и злым лицам, она действительно заставила их пожалеть о том, что они присоединились к нам. Сержант в учебке из Татьяны получился бы хороший, тренер все же.
      Впрочем, особо гадать и не надо было, потому что после занятий в «Выстреле» стреляли сестры и так неплохо, а лучшее, чему Татьяна могла учить — рукопашный бой. И именно это я ей и поручил. А то, что мертвяки сначала вцепляются в тебя, а лишь потом начинают кусаться, знают все. Так что освобождение от вцепившейся твари наиболее насущный в наше время прием, им очень даже может пригодиться. Впрочем, сегодня у них отношения были вполне мирными. Все же Татьяна их учила, а не просто гоняла, а это уже совсем другое дело.
      Переправа длилась около получаса, со всеми маневрами и пересечением широкой в этих местах Волги. Из машин все вышли, смотрели вперед, на медленно надвигающийся противоположный берег, покинутый людьми. Что нас ждет? Как мы выберемся из этого немаленького города? Впрочем, из самого то Нижнего мы уже выбрались, а вот из Бора, в который мы сейчас попадем? Что там, впереди? И что будет дальше? Прорва вопросов и ни одного ответа.
      Экипаж парома тоже был молчалив, хотя из опорного пункта у пристани им сообщили, что обстановка спокойная, даже толпа зомби за стенами уменьшилась. Я снова задумался, почему же так? Мертвякам расхотелось человечины? Одна теория на этот счет у меня появилась, надо бы проверить.
      Еще не рассеялся утренний туман, когда борт баржи-парома стукнулся в увешанный старыми покрышками причал. С борта сбросили швартовы, нас выпустили на небольшую стоянку у пристани, а на паром заехали два КамАЗа с каким-то неизвестным нам грузом. Затем паром отвалил. А к нам подошел лейтенант в камуфляже поверх морской тельняшки, спросил командира, после чего представился «комендантом крепости», лейтенантом Ивановым. Мы пожали друг другу руки, и он повел нас к подъезду четырехэтажного дома конторского вида.
      Опорный пункт представлял три здания, выстроившихся буквой «П» у пристани, «ножками» к реке, которые были соединены стеной, и к которым пристроили сейчас шлюз-накопитель, а верх стены во много слоев замотали «егозой» и обычной колючкой. Кое-где стену достроили, окна первых двух этажей зданий заложили кирпичом и бетонными блоками. На третьем этаже и крышах располагались огневые точки с двумя «Утесами» и АГС-17. Неплохо. Небольшая территория вокруг бывшей пристани какого-то ведомственного назначения превратилась в настоящий форт.
      В гарнизоне здесь было человек двадцать, но в любой момент с противоположного берега можно было доставить подкрепление. В распоряжении «заводских» были не только тихоходные паромы, но и скоростные катера, включая десантные.
      Мы поднялись на наблюдательный пункт на крыше дома в середине. Я огляделся. В переулках возле «форта» блуждали зомби, но… совсем немного.
      — Давно так немноголюдно стало? — спросил я лейтенанта.
      — Уже неделю с каждым днем их все меньше. — ответил «комендант крепости».
      — И куда они деваются?
      — Никто толком не заметил. По ночам пропадают понемногу. И так каждый день.
      Я задумался. Неизвестность — штука не очень хорошая. Очень неприятно не знать, где находится твой главный и самый страшный противник. Как бы не стало это потом неприятным сюрпризом.
      — Люди, что думаете? — спросил я у своих, стоящих рядом.
      — Черт его знает. — пожал плечами Леха. — Но их точно меньше, в несколько раз, чем было, когда мы впервые в город заехали.
      — Что это за здание впереди? — показал я рукой на длинный пятиэтажный корпус.
      — Больница. — ответил лейтенант.
      Длинное здание из серых бетонных плит изрядно закрывало панораму. В его окнах никого не было видно, отдельные блуждающие по улице мертвяки выходили из-за его угла и туда же уходили. Куда?
      — Значь так… — обратился я к своим спутникам. — Пойдем на разведку. Пока не поймем, куда деваются мертвяки, никуда не едем. Идем двумя парами, в пешем порядке. Первая пара — мы с Кэмелом, вторая пара — Леха с Сергеичем. Вооружение — дробовики плюс бесшумное. Остальные занимают позиции здесь, все с оптикой, готовы прикрыть огнем наш отход. Вопросы? Выход через десять минут, сбор у калитки шлюза.
      — Ты уверен? — спросил меня лейтенант.
      Возражать он явно не собирался, судя по всему, ему самому этот вопрос покоя не давал. Почему не воспользоваться моментом и не порешать свои проблемы на халяву?
      — Уверен. — подтвердил решение я. — Нам знать надо, перед тем, как выезжать. Сходим, поглазеем.
      Я спустился во двор, заменил на разгрузке подсумки с автоматными магазинами на подсумки с ружейными патронами. Проверил, как работает фонарь и ЛЦУ на «помпе». Леха вооружился своей излюбленной «Сайгой-12К», у Сергеича и Кэмела были «Вепри». Патронами нагрузились от души, а заодно я потребовал, памятую советы Белецкого, чтобы все взяли ракеты и фальшфейеры. Может и пригодятся. И каждый сунул себе в разгрузки по две светозвуковые «Зари».
      Мы вчетвером собрались внизу, остальные — на крышах. Лейтенант рассадил на крыше еще и своих стрелков в подкрепление к нашим. За это спасибо, главное, чтобы они нас самих на отходе не положили с перепугу. Проверили связь. Нам сначала открыли калитку в первых воротах, затем, заперев ее — во вторых. Шлюзовая система. Мы тихо вышли на улицу, огляделись. Ближайший мертвяк метрах в пятнадцати, идет в противоположную от нас сторону, нас не видит. Мы с Кэмелом перешли на противоположную сторону улицы, а из калитки вышли Леха с Сергеичем.
      Тишина на улице мертвая, из форта тоже ни звука не доносится. Один из бредущих по улице мертвяков обратил на нас внимание, развернулся, направился в нашу сторону, чуть ускорившись. В кожаной куртке, с цепью на шее, коротко стриженный. Из «братков» видать. Погрызли его здорово, на нем живого места нет. А вот куртка вся цела, видно даже, что пытались прокусить, но не смогли. Все предплечья до локтей в следах зубов. Ну конечно, «браток» не из верхних, куртка дешевая, кожа грубая… А это ведь мысль… Вот тебе и готовая защита от укусов.
      — Не стреляйте, я сам. — прошептал я в микрофон.
      Достал из кобуры АПБ с уже привинченным длинным глушителем, включил ЛЦУ, навел тонкий луч в переносицу зомби в кожаной куртке. Негромко лязгнул затвор, выстрел как хлопок ладоней, я даже услышал, как пуля ударила в лобную кость. Бродячий труп упал на спину.
      — Пока есть возможность — пользоваться бесшумным. — прошептал я. — Не пылим раньше времени.
      Мы пошли вдоль стены больницы дальше. Леха с Сергеичем прикрывали нас сзади. Вика, наблюдавшая с крыши, подсказывала, откуда идут мертвяки. Двоих, идущих спереди, мы видели и без подсказки. Толстая тетка в белом халате, наверное — из этой самой больницы. И мужичок в спортивном костюме и босиком. Пациент, видать. Обоих расстреляли из оружия с глушителями. Леха с Сергеичем у нас за спиной завалили еще четверых. Но пока тихо идем, и больше в поле зрения никого.
      Дошли до угла больничного корпуса, я заглянул за угол. Открытые металлические ворота, справа вдаль тянется забор, за этим корпусом — еще один, старой постройки, крашеный в желтый цвет с белым. Большой пустынный двор, в нем несколько мертвяков, нас пока не видят. Но мало, мало. Их должно быть больше, тем более, что совсем рядом, в пятидесяти метрах, живые люди за стеной. Для мертвяков это достаточная приманка. Мертвяки должны стоять толпой под стенкой и скалить зубы, а их должны расстреливать сверху.
      Кое-что меня еще насторожило. Были обглоданные костяки. В этом ничего нового, мы уже знаем, как утилизируются трупы. Даже спасибо за это, иначе вони было бы куда больше. Но к некоторым костяками вели следы волочения, бурые полосы запекшейся крови. А это значит, что трупы утаскивали с улицы за угол больницы, и там пожирали в безопасности, не подставляясь под выстрелы с крыш. Умнеют? Если мертвяки умнеют, то это очень, очень плохо. Наше единственное преимущество — их тупость. Если мы такового лишимся…
      Я тихо вошел в ворота, удерживая массивный пистолет двумя руками, за мной, контролируя правую раковину, зашел Васька. Леха с Сергеичем встали в воротах, прикрывая нас с тыла. Двое мертвяков во дворе обратили на нас внимание, пошли в нашу сторону. Один лысый, в клетчатой рубашке, лицо обгрызено с одной стороны, досталось плечу и руке. Второй тоже мужского пола, молодой, в длинном плаще. У обоих лица со следами заметного разложения, мышцы обвисли, из-за чего лица еще и перекосило. И глаза, все те же мертвые глаза, которые так и продолжают меня пугать. Пора бы уже привыкнуть, но то, что мертвецы идут по земле, меня пугает так же, как и в тот день, когда я шел забирать Таньку, заблокированную в спорткомплексе. До усрачки, если честно. Просто мистика какая-то, почему никак от этого не избавлюсь? И ведь не я один, все уже на это жалуются.
      — Подпускаем и валим. — скомандовал я негромко.
      — Принял. — подтвердил Васька.
      Обоих мертвяков расстреляли метров с пяти, а затем, дождавшись когда подойдут, застрелили еще троих. Путь во двор свободен. Перезарядка. Снова за угол. В больничном корпусе — два подъезда. Дальний от нас заперт, судя по всему, он вообще заколочен, а ближний, до которого метров десять — открыт.
      — За мной.
      Где же мертвяки? Где же они, мать их так? Куда они делись? Они не умерли, и умереть не могли, они где-то спрятались. Зачем они спрятались? От чего они спрятались? Они могли или уйти совсем, или скопиться в этих зданиях, одно из двух, все остальные варианты, такие как самопроизвольное испарение, унос инопланетянами и прочее критики не выдерживает.
      Сразу за дверью узкая лестница. Слева пролет, ведущий вниз, в подвал. Справа — вверх. На лестнице пусто.
      — Сергеич, Леха, держите спуск в подвал. Васька, за мной.
      — Есть.
      — Принял.
      Сергеич прикрыл двойную дверь в подъезд, на ручки накинул толстую стальную проволоку, подняв ее с пола и намотав ее парой витков. Разумно, теперь им только выход из подвала под прицелом держать придется. А еще они могут подняться на один пролет и держать заодно и спуск сверху. Под подвальную дверь забили два колышка и тоже дужки для замка перемотали проволокой. Так спокойней будет. Полезные навыки от «подсолнухов» переняли.
      Какое-то нехорошее предчувствие у меня, непонятно только какое. Ладно, начнем проверять первый этаж. Заглянул за застекленные двери с рамами, многократно покрашенными белой краской до потери всякой формы. На них написано «Приемный покой». Посмотрим, кто и как нас примет. Пока с пистолетом, пока шуметь не хочется. Двери прикрыты.
      — Кэмел, дверь.
      Я чуть отступаю назад, поднимаю непропорционально удлиненный глушителем ствол АПБ, направляю его на дверь. Васька, пригнувшись, мягко толкает ее, и она со скрипом открывается. За ней пустой проход с дверями по сторонам, свет не горит, но попадает через окна в кабинеты, а из них, через открытые двери — в коридор.
      — Чисто. — шепчу я.
      А теперь проверим, насколько чисто в кабинетах. Первой по левую руку попадается смотровая. В ней никого. И даже все лежит на своих местах. Кстати, ничего полезного здесь быть не может? Больница все-таки.
      — Чисто.
      — Чисто. — докладывает Кэмел из кабинета напротив. Переходим к следующей паре дверей. На этот раз вхожу внутрь рывком, обвожу стволом все пространство обычного кабинета врача.
      — Чисто.
      — Чисто.
      Так дошли до конца этажа. Ни единого мертвяка, ни единой твари. Вопрос «куда все нахрен делись?» остается открытым.
      — Сергеич, что у вас? — с просил в микрофон.
      — Чисто у нас. — ответил Сергеич. — Ни звука, только с улицы кто-то в дверь царапается.
      — Принял.
      Ну, насчет в дверь царапаться — это пускай. Пойдем на выход и занесем в «роговой отсек» из дробовика, мало не покажется. Но информации о пропавших мертвяках это не добавляет. Царапается наверняка один из бродивших по двору, если бы ломились все, кого мы потеряли из поля зрения, то я полагаю, что они здание больницы бы опрокинули.
      В конце этажа тоже лестница. Проход наверх перекрыт решеткой, а спуск в подвал открыт. Там деревянная дверь. Я быстро спустился к ней, подергал за ручку — заперто. Ну естественно, на ней же висячий замок, я его сразу не разглядел в полумраке. Здоровый такой, капитальный. И дверь железная. Ну и пусть себе висит. Возвращаюсь обратно. Пробежали по коридору до лестницы, где караулили Сергеич с Лехой, направив вверх и вниз глушители пистолетов.
      — Как?
      — Тишина. — шепнул Леха и кивнул на вход в подъезд. — Даже от двери отвалили.
      — Гут. Пошли на этаж выше.
      Мы тихо переместились на два пролета лестницы вверх, вторая пара заняла позицию, прикрывая нас, мы с Василием пошли на этаж. Что здесь за отделение — непонятно, стеклянная дверь, на которой была надпись, разнесена вдребезги. Здесь даже кто-то стрелял. На полу гильзы от макаровских патронов, на стенках следы пуль. Валяется изрядно разложившийся труп в коридоре, вонь ужасная. Но стреляли немного, это не следы настоящего боя. Похоже, кто-то пытался от мертвяков отбиться. И не отбился, у стены валяется ПМ без магазина. Пустой магазин лежит рядом, и все это в здоровенной луже давно запекшейся и высохшей крови. Подловили стрелка в момент перезарядки, судя по всему.
      Много битого стекла на этаже, регулярно хрустит под подошвами, но более ничего опасного. Ну и вонища. Вроде привыкли уже, но здесь прет…
      Слева палата, справа — дверь с надписью «медсестра». В сестринской никого, а вот из палаты, через полуприкрытую дверь, доносятся какие-то звуки. Васька страхует, я толкаю дверь и захожу внутрь. И чуть не блюю прямо с ходу.
      Отделение было хирургическим, теперь это понятно. Те, которых здесь съели, лежали на растяжке, с переломами ног, судя по всему. Одного съели полностью, остался только скелет, другого — на три четверти. И то, что от него осталось — жило. Открывало рот, на котором не осталось даже губ. Ворочало мертвыми глазами. Почти голый череп мотался по пропитанной насквозь кровью подушке. Ребра были оголены, на левой руке ни клочка мышечной ткани, правая, закованная в гипс, объедена только частично. Внутренности разбросаны по полу, покрытому толстым слоем запекшейся крови. Попировали здесь неплохо. Из восьми кроватей пять просто пропитаны кровью, кости с клочками гниющей плоти на них валяются везде.
      Я прицелился в голову смердящему, оголенному до скелета, но еще шевелящемуся трупу, и нажал на спуск. Шевеление прекратилось, маленькая латунная гильза со звоном заскакала по линолеуму пола.
      Проглотил комок в горле, чтобы задавить подкатывающую рвоту, стараясь глубоко не вдыхать, чтобы не дышать трупом, сказал в микрофон:
      — Всем внимание. Мертвяки здесь дорвались до человечины, могут быть мутанты. Всем соблюдать крайнюю осторожность.
      — Принял.
      — Принял. — дважды раздалось в наушнике.
      Ничего, Леха уже с мутировавшими мертвяками встречался, ему объяснять не надо. И Василию с Сергеичем о всех наших с ними встречах рассказывали, не раз и не два.
      — Кэмел, пошли.
      Мы двинули дальше. В коридоре дышалось легче, тошнота чуть отступила. Пару минут переждав, пошли дальше. Снова две палаты, слева и справа. И в каждой — следы пиршества, только живых нет. Куски плоти, кровь, воняющие разлагающиеся внутренности и мухи. Рано потеплело в этом году, мухи уже ожили. И толку, что отдышался? Но хоть таких вот ребят, как тот загипсованный, не встретил. И то хорошо.
      Мы вышли в коридор. Снова две двери. Справа — палата, слева дверь с табличкой «Операционная». В палате никого. Операционная закрыта. Ну и пес с ней, пусть себе закрыта. Для нормального мертвяка открыть запертую дверь — задача почти неодолимая. А для мутанта? А без понятия. Все равно, пускай себе закрыта.
      — Пошли.
      И где теперь искать этих самых мутантов, а? Кто-то ведь сожрал всех больных, а мы уже видели, к чему это обычно приводит. Не в подвал ли спускаться надо? Есть у меня такое предчувствие. Говорили же нам, что зомби с улиц исчезают по ночам. Может быть темнота как то меняет их поведение? А где искать темноту здесь? Только в подвале, где же еще? В операционной? Озноб пробежал по спине, я нервно оглянулся на оставшуюся у нас за спиной дверь.
      — Ты чего? — спросил Васька.
      — Так… Мерещится чего-то. Пошли дальше.
      Коридор закончился решеткой у лестницы. Не желало руководство больницы, чтобы с этажа на этаж слишком много проходов было. Как пожарный надзор проходили, интересно? Ну и не надо. Нам тоже так лучше, контролировать проще. А в других палатах нашли еще немало обглоданных останков. После того, как мы открыли все двери, вонь в коридоре усилилась, даже Леха по радио спросил, почему так мертвечиной тянет?
      — Леха, Сергеич, вооружайтесь главным калибром, здесь точно будут мутанты.
      — Принял. — послышался голос Сергеича. — Много трупов?
      — Десятка два с лишним только на этом этаже.
      — Ох, и не фига себе. — услышал я Леху.
      Вот и я так же примерно думаю. Поэтому убрал АПБ в кобуру, снял с плеча помповик, сдвинул указательным пальцем влево кнопочку предохранителя. Васька посмотрел на меня, и тоже вооружился своим помповым «Вепрем».
      Гулкий удар, как будто кто-то с разбегу ногой пнул дверь. Что-то затрещало. Мы рывком развернулись — звук шел от операционной, дверь в которую мы прошли только что.
      — Это кто там, а? — чуть испуганно спросил Васька.
      — А я знаю? — примерно таким же голосом ответил я.
      Отсветы наших тактических фонарей уперлись прямо в табличку «Операционная». Послышалось нечто вроде протяжного то ли свиста, то ли шипения, и новый удар обрушился на дверь. По ДСП филенки прошла продольная трещина, затрещала рама. Ну, ни хрена себе.
      — Что там у вас? — голос Сергеича.
      — Держите лестницу. Кто-то ломится из закрытой комнаты.
      — Помощь нужна?
      — Нет, просто прикрывайте. Кэмел, чуть назад!
      Мы отступили по коридору назад, чтобы тот, кто скоро проломит эту несчастную дверь, не выпрыгнул прямо на нас. Новый удар, треск, даже штукатурка посыпалась из-за дверной рамы, и тут же повторный удар и дверь распахнулась, с грохотом врезавшись в стену. Что-то темное и низкое выскочило в коридор, ударилось в противоположную стену, резко повернулось к нам, вновь захрипело-засвистело, и… замерло, когда лучи двух подствольных фонарей ударили в широко открытые бельма глаз.
      Чем-то эта тварь напоминала Витьку-алкаша, но была совсем другой. Слишком большие бельмастые глаза, и какие-то странные уши, широкие и постоянно двигающиеся. Тварь издала очередной свист, ее уши при этом задрожали, она напружинилась, и в этот момент мы выстрелили. Двойной заряд картечи прилетел ей в голову, опрокинул назад… и через секунду мутант снова стоял на ногах, не по-человечески ловко извернувшись и подскочив на месте. Это как так?
      Уши мутанта дернулись, вновь хрипящий свист пронесся по коридору хирургического отделения, и мы снова выстрелили, и снова, и снова. Ни одна картечина не прошла мимо. Мы видели, как картечь рвет кожу и мышцы отвратной морды мутанта, как попавший прямо в зубастую пасть выстрел вышиб зубы, как выбило вытаращенные глаза, как снова сбило с ног, но не убило. Мутант начал подниматься, хоть и не так уверенно, как до этого. Новый хрип-свист и из двери операционной выскочила вторая такая же тварь. А мы то одну завалить не можем.
      — В укрытие, гранатами огонь! — заорал я.
      Мы с Васькой метнулись в противоположные комнаты, я поскользнулся на запекшейся на полу крови и чуть не упал. Рванул из разгрузки «эфку», уколов пальцы, сжал усики, рванул кольцо и выбросил ребристую тяжелую тушку гранаты в коридор, метнувшись обратно в палату. И услышал, как по полу коридора заскакала вторая граната. Шестьдесят граммов взрывчатого вещества рванули полкило чугуна на сотни осколков, грохнуло, посыпались стекла и плафоны, мимо двери палаты взвизгнул металл, и пронеслось облако пыли.
      И тут же рвануло снова, из коридора донесся вой. Судорожно запихал пару патронов в приемник, заорал: «Огонь!» и высунувшись из палаты в дверь, поймал серединой луча своего фонаря голову сбитой с ног твари, которая завалилась на вторую, и быстро опорожнил в нее весь остаток магазина дробовика, три патрона. Откинулся назад, тяжело дыша, рванул крышку подсумка, цепляя дрожащими пальцами скользкие донца гильз, начал поочередно вталкивать их в приемник, рванул цевье назад и вперед, загоняя первый патрон в магазине на свое место. И еще один патрон в окошко. Из коридора доносились выстрелы — из палаты напротив стрелял Васька. Затем он отскочил назад, а я высунулся в дверь, уже с перезаряженным дробовиком. Но стрелять было уже не в кого. Две туши лежали в коридоре неподвижно, все стены вокруг них были забрызганы кусками их плоти.
      — Чисто!
      Васька высунулся из палаты, целясь в трупы мутантов.
      — Похоже, что привалили.
      — ДА ЧТО ТАМ У ВАС??? — взбешенный и одновременно испуганный голос Лехи в наушнике.
      — Мутанты, мля. — выдохнул я. — Хуже чем те, что раньше видели. Еле завалили. Кэмел, вперед, зачистим помещение.
      Оставлять операционную непроверенной нельзя, мало ли, кто там сидит. Мы вышли в коридор и приставными шагами заскользили в сторону выбитой двери. Остановились перед ней, прислушались. Хорошо бы начать с гранат, но блин… мало их. Жабьи клешни так и сжимаются на горле. Тишина внутри. Ладно, загляну.
      Сунул ствол дробовика в проем, быстро обежал лучом помещение. Пусто вроде.
      — Кэмел, вхожу.
      — Принял.
      Вошел, снова осмотрелся, уже внимательно. Никого. Спрятаться негде. Всего два шкафа со стеклянными дверцами, валяющиеся на полу, какая-то аппаратура, за которой и ребенок не спрячется.
      — Леха, Сергеич, поднимайтесь в коридор и держите вход на этаж. Мы тут осмотримся.
      — Приняли. — голос Сергеича.
      Я вышел к валяющимся в коридоре мертвым мутантам, достал из кармана нормальный фонарь, отключив тактический, осветил их. Интересно. Очень интересно.
      Наверное, я это вслух сказал, потому что Леха спросил в наушнике: «Что тебе интересно?».
      — Подойди, если на лестнице тихо.
      — Иди, я держу дверь. — послышался голос Сергеича.
      Послышались шаги за спиной, Леха подошел ближе. И присвистнул.
      — Ничего себе. Это как они такие получились?
      — Кушали хорошо. — сказал я. — Они даже весят, наверное, по полтора центнера, не меньше. Масса тела увеличилась. И они почти ничего не видят, глаза у него видишь, какие?
      Я посветил на превратившиеся в мутные бельма глаза одного из мутантов.
      — Это почему?
      — Потому что они трансформировались в запертой операционной с выключенным светом. Поэтому зрение им не понадобилось. Организм при мутации воспринимал вечную тьму как постоянную характеристику окружающей среды. Зато уши видишь? Это же сонары натуральные. Но не самая удачная конструкция получилась, медленная.
      — В смысле? — спросил уже Василий.
      — Ты обратил внимание, что перед тем как попытаться кинуться, они орали. Зачем?
      — Ну… для боевого духу. — пожал он плечами.
      — Они орали и шевелили ушами. — сказал я. — Получали акустическую картинку. Чтобы разглядеть нас, сначала надо было послать сигнал акустической локации в активном режиме. Мы тихо стояли, почти неподвижно, так что в пассивном режиме они нас не принимали.
      — Глуповато получилось. — с сомнением сказал Леха, глядя на туши мутантов.
      — Нормально. Они же еще не охотились после мутации. Поохотились бы, и у них скорее всего появилась привычка давать постоянный сигнал, типа щелчков каких-нибудь. Вот и сканировали бы пространство.
      — А почему вы их завалить никак не могли? До гранат дошли? — спросил он.
      — Сейчас посмотрим.
      Я присел на корточки, освещая морду и голову той твари, которая выскочила в коридор второй. Ей вроде как меньше досталось. По большому счету мутация шла в том же направлении, что и Витьки-алкаша. Эдакая «бабуиновость» черт прорезалась. Челюсти выпятились, зубы выросли, когти появились на руках и ногах. Но если там мутант развивался при свете, пока жену ел, то здесь их набор качеств обусловлен темнотой. Они намного массивней Витьки, и самое главное — лобная кость, видать по всему, невероятной толщины. Она просто выдержала удар картечи. И мозг изменил форму, стал плоским, выдвинулся куда-то к затылку мутанта. Такое мы тоже видели, у собаки-мутанта из Химок, что привезли из рейда нашим ученым. Убило же их после того, как они свалились на пол, пытались подняться и нагнулись. И тогда массивная лобовая кость перестала действовать как щит, картечь разрушила мозг.
      Но самое интересное в этих новых мутантах — уши. Большие и по конструкции похожие на крылья летучей мыши. Раскладные антенны, так сказать. Основной орган чувств. Выводы? Трансформации мгновенные и максимально приспосабливают существо под требования той среды, в которой оно находилось на тот момент. Это и хорошо и плохо. Как для мутантов, так и для нас. Сейчас мы остались в живых только потому, что оба мутанта были не рассчитаны на действия где-нибудь еще, кроме абсолютной темноты. В процессе мутаций они не догадались выбраться хотя бы в коридор. В случае с Витькой спасла удача и теснота. Здесь спасла «специализация» их устройства. В пустом коровнике несколько дней назад спасла тоже удача. Какими будут следующие? И насколько хватит удачи?
      — Что делаем дальше? — спросил Леха.
      — Ищем мертвяков, куда они делись. — сказал я. — Но наверх не пойдем пока. Мне кажется, что надо заглянуть в подвал.
      — А если полезут сверху?
      — Поставим растяжку с РГД на лестнице, если пойдут, то услышим. Но мне кажется, что если там кто и есть, то так как здесь, случайно запертые. Операционная на замке была, вот эти двое здесь и остались. Дверь захлопнулась.
      Мы вышли из коридора, Леха поднялся на пролет выше и быстро соорудил растяжку из толстой лески и ГРД-5, примотав гранату к радиатору отопления на лестничной площадке, а леску — к перилам. Натянул достаточно высоко, чтобы точно сорвали. Затем мы пошли вниз, спустились на первый этаж. Двери в подъезд по-прежнему были закрыты, а вот через подвальную дверь мне как будто бы слышался какой-то шорох.
      — Василий, слышишь что-нибудь?
      — Не знаю… Нет, вроде бы.
      — Леха, держи лестницу сверху, Кэмел, Сергеич, дозаряжаемся, кому надо.
      — Никому не надо.
      — Тогда пошли. Фонари.
      Мы снова включили фонари под стволами, направив их с Сергеичем на дверь. Васька смотал проволоку, Леха выдернул из-под двери клинья. Васька пригнулся, взялся за ручку двери, потянул ее на себя. Дверь легко открылась, Васька отскочил. А мы с Сергеичем онемели.
      В свете острых лучей наших фонарей мы увидели… Это как вагон метро в час пик на самой забитой станции, наверное. Весь подвал был забит мертвяками, стоящими, лежащими, сидящими. Они были малоактивны, такое впечатление, как будто мы их разбудили. Ближайшие к нам среагировали на свет, начали подниматься на ноги, толкаясь и мешая друг другу. У меня сердце провалилось куда-то в район желудка, спина похолодела, волосы на голове зашевелились. Руки сработали сами.
      Я выстрелил в голову ближайшему ко входу, опрокидывая его на остальных, затем в его соседа, рядом бабахнуло ружье Сергеича, слева от меня, чуть снизу — Кэмела, с лестницы — Лехи. Эхо стоячей волной от близких стен ударило по ушам. Все поняли меня правильно, что надо создать завал из трупов в дверях подвала, только так мы сможем оторваться. Если вся эта толпа успеет просто качнуться в нашу сторону, рвануться разом — мы покойники. Ни единого шанса у нас нет. Вцепятся, повалят, вопьются зубами и разорвут на клочки.
      — Огонь, мля! — заорал я, опустошая в мертвые разлагающиеся лица магазин дробовика. Запах горелого пироксилина из четырех стволов перебил даже вонь мертвечины. Передние ряды мертвяков превратились в покойников, заваливаясь назад под ударами картечи и мешая уже рвущейся из подвала к нам омерзительной массе.
      — Прикрывайте! — даже не крикнул, а взвизгнул Васька, метнулся вперед и с силой захлопнул дверь подвала, оглядываясь в поисках выроненной проволоки. Я судорожно полез в карман за клиньями, только, достаточно ли их будет? Блин, ну хоть что-нибудь, подпереть эту сраную дверь, пока клинья не заколотим.
      Сергеич подскочил к Ваське, тоже подпер дверь снизу ногой и навалился руками. Леха стоял выше, сменив магазин в дробовике и направляя ствол то вверх, то вниз. Откуда-то с верхних этажей донесся отчаянный вой, от которого у меня волосы зашевелились. А это то еще кто???
      Бросил клинья на пол, ударами ранта ботинка забил под дверь. Мало! В голове мелькнула одна мысль, я крикнул: «Держись, я сейчас!» — и побежал на первый этаж. Там же в коридоре стулья деревянные, стоят прямо вдоль стены. Я схватил стул за спинку, выбежал с ним обратно, соскочил вниз. Васька с Сергеичем пока удерживали дверь без особого труда, помогал завал из тел, мешавший зомби в подвале, и клинья держали, но в нее уже начинали ломиться. Васька все же поднял проволоку и дрожащими руками пытался обмотать ей ушки замка. Куда там! Дверь раскачивалась под ударами, петли дергались и в них невозможно было попасть.
      Я пробежал мимо уже откровенно паникующего Лехи, закинул ружье на плечо, схватил стул двумя руками за спинку и со всей дури шарахнул им о ступеньку. Под ноги посыпались его составные части. В руках осталась спинка с двумя ножками и перемычкой между ними. Я сунул ее Сергеичу:
      — Уприте под ручку. И дверь пока держите.
      Сергеич понял сразу, что надо сделать, уткнул спинку стула под ручку двери. Ножки скользили по плиточному полу, но стенка справа была неровной, удалось одну из ножек забить в ее малопонятный технический изгиб. Не фонтан защита, конечно, но чуть-чуть продержаться поможет.
      Сверху снова донесся вой, такой жуткий, что все аж присели, а Леха выматерился и зашарил стволом «Сайги» по лестничным пролетам сверху. У меня вновь прошла волна холода, от затылка и до задницы. Но между тем я быстро доломал остатки стула, бросая деревяшки на ступеньки и с силой обрушивая на них проложенную сталью подошву ботинка. Дерево трещало и ломалось почти вдоль, по волокнам, а в результате я получил три вполне подходящих для того, чтобы забить их под дверь, деревянных клинышка. Их я тоже сунул Сергеичу, крикнув: «Забивайте!», а сам сбросил с плеча ружье и встал рядом с Лехой.
      Наверху грохнуло, посыпалось стекло на лестницы, вой перешел в визг с интонациями паровозного свистка, затем мы услышал, как что-то тяжелое ударило по перилам, так, что они загудели, заскрипело стекло, на котором кто-то пробуксовал.
      — Готово! — крикнул Васька.
      — Отходим. Обеспечить выход!
      Мы с Лехой так и стояли, замерев, подняв стволы в сторону беснующейся наверху твари. У нас за спиной распахнулись двери, на лестницу упал свет с улицы, и в нескольких метрах от нас четырежды грохнули выстрелы из дробовиков.
      — Чисто! — голос Сергеича.
      Есть выход. Хоть это радует. Дверь из подвала уже тряслась, долго не продержится, а обладатель голоса-сирены сверху вообще пугает до медвежьей болезни, так и до самопроизвольной дефекации недалеко.
      — Отходим! Пошли, пошли, не спать! — заорал я, подгоняя спутников, хоть и без всякой необходимости.
      Мы выбежали на улицу, дозаряжая ружья на ходу, я огляделся по сторонам — возле подъезда три трупа, еще несколько мертвяков во дворе, но далеко, нам не опасны. Снова вой сверху и треск дерева.
      — От стены!!! — крикнул поднявший голову Сергеич.
      Все как бешенные рванули от подъезда, оглянулись. Даже смотреть не надо, чтобы понять, что тот, кто выл наверху, полез в окно. Отбежав метров на десять, мы вскинули стволы.
      — Едрить-тарахтеть… — протянул Леха. — А это еще кто?
      У него в голосе послышались чуть жалобные интонации, вроде как: «Ну сколько можно нам голову морочить?»
      — Я думаю, что это было собакой. — ответил я.
      Тварь, ловко карабкающаяся по газовой трубе, идущей вдоль фасада здания, и умудряющаяся при этом фиксировать нас взглядом, человеком при жизни не была. Шерсть у нее была как у кавказской овчарки, хоть и грязная, свалявшаяся и пропитанная каким-то дерьмом. Морда тоже чуть напоминала собачью, хоть пастью могла соперничать с небольшой акулой. А вот тело вытянулось, стало гибким как у ласки, а конечности приобрели пальцы с когтями, которым мутант легко цеплялся за трубу, плавно скользя по стене вниз, как по ровному полу. Где, интересно, такое чудо образовалось, при каких условиях?
      — Огонь!
      Я даже не понял, сам я скомандовал, или кто-то другой? Четыре выстрела слились в один, мутанта с собачьим прошлым сбило с трубы, тело со стуком упало на козырек подъезда. Там тварь перевернулась, вскочила на ноги и одним прыжком спрыгнула вниз, чтобы получить еще четыре заряда картечи. Ее сбило с ног и снесло назад, к подъезду, из которого уже начинали выходить подозрительно быстро вырвавшиеся из подвала мертвяки. Я всадил еще один заряд картечи в голову все же убитой собаки (собаки ли?), второй пустил в лоб первому вышедшему из подъезда мертвяку, двух других завалили остальные. Выхватив из разгрузки фальшфейер, выдернул шнур, дернул, из картонной трубки вырвался яркий пучок красного пламени. Не размахиваясь, я швырнул его перед подъездом, и действительно, ближайшие зомби уставились на яркое и шипящее пламя, буквально замерев на месте, как стоп-кадр.
      — Уходим отсюда к едрени матери! За мной!
      Тут уже не до порядка и не до движения парами. В здании больницы завывала еще какая-то тварь, толпа мертвецов ломилась из подъезда, задерживаясь у яркого огня. Мы выбежали в ворота, гулко топая подошвами ботинок по асфальту. На улице слева и справа к нам приближались мертвяки, но большинство из них было далеко. Я прямо на бегу заталкивал патроны в магазин.
      — Прикрываем, отходите! — послышался голос Шмеля в наушнике. С крыш захлопали выстрелы, ближайшие к нам мертвяки, перегораживающие проход, повалились на асфальт с простреленными головами. Путь свободен. И мы побежали, рванув изо всех сил, не оглядываясь. Калитка в воротах уже была предусмотрительно открыта, за ней стояли двое в камуфляже и с автоматами в руках, а третий двумя руками держался за ручку. Стоило нам всем поочередно перемахнуть через высокий стальной порог, как дверь с гулким грохотом захлопнулась за нами. Мы пробежали через вторую калитку, которую тоже заперли за нами, но уже не с такой поспешностью, забежали в подъезд среднего здания и скачками понеслись по лестнице вверх. Мы уже почти выбежали на крышу, как дважды гулко сработал «Утес», очередями патронов по пять. Все остальные на крыше уже увлеченно стреляли вниз. Мы перегнулись через бортик, посмотрели на улицу.
      — Блин, Первомай. Демонстрация мертвых трудящихся. — сказал Леха.
      — Похоже. — согласился с ним «комендант крепости», стоящий рядом.
      По улице снизу шел поток мертвяков. Некоторые стучали в металлические ворота, некоторые просто стояли снизу, глядя на нас. Из больничного двора выходили все новые и новые зомби.
      — Ты где их всех нашел, герой-партзан? — спросил Иванов.
      — Да в больнице они все были. Теперь понятно, куда они деваются.
      — Куда?
      — Вот так они походят, как сейчас, убедятся, что пожрать не обломится, и начнут прятаться в темные места. Там они засыпают.
      — Засыпают?
      — Ну… как в кому впадают, все жизненные процессы приостанавливаются. А если почуют живых, то снова оживляются. И похоже, что они меняются. Тебе не кажется, что они быстрее двигаться стали?
      — Похоже… — протянул он. — Ой, не хотелось бы…
      — Никому не хотелось бы. Так что, если куда идешь через пустой город — в дома лучше не заходить, и особенно — не лезть в подвалы. Вот эти все… — я обвел рукой улицу. — … из подвала. Вповалку лежали друг на друге.
      — А вот это что?
      Лейтенант показал на полуразорванную пулями из НСВ лохматую тушу, еще трепыхающуюся на асфальте. Видать, наших восьми выстрелов ей не хватило. Или это уже другая тварь? Поди, пойми теперь.
      — Мертвая собака, мутант.
      — Она же по стене лезла, мы ее оттуда сшибли. — удивился офицер. — Какая же это собака?
      Значит другая, не та, что мы в больничном дворе в четыре ствола расстреливали.
      — Мутант, я же сказал. Ты зомби-мутантов видел?
      — Нет.
      Я хмыкнул. Человек, который не в курсе, что встречаются зомби-мутанты, на мой взгляд — кандидат в покойники.
      — Зомби-мутант может стоить сотни таких, как те, что внизу. Гранаты слышал?
      — Ну да…
      — Мы двоих завалили. Каждому по десятку выстрелов картечью и по «феньке». Нормально? Слон бы раньше помер, даже мертвый.
      — Ни хрена себе… Что теперь делать будешь?
      — Объявлю привал. Затяжной. Сегодня через ворота не поедем, пусть чуть мертвечина угомонится.
      — Это верно. Спешить не стоит. Отдыхайте, места у нас полно, нас всего взвод на три корпуса, сами ищите, где расположитесь.

Сергей Крамцов, партизанский командир.

1 мая, вторник, утро

      В форте мы застряли на трое суток. Были вынуждены ждать, когда чуть разойдется толпа зомби, чтобы не пришлось ее таранить машинами. Можно было ее даже отстрелять, если патронов не жалко, но следовало принять во внимание то, что после нас здесь останутся люди, и им потом все это или нюхать, или убирать. Обглоданные костяки тоже воняли. Нехорошо получится.
      К тому же мертвяков и вне зоны действительного огня хватало, и более того — мертвяки при открытии огня начали уходить. И даже убегать, но не всегда. Если ты стоишь открыто, то мертвяк, скорее всего, кинется именно на тебя. А если ты стреляешь с крыши, то он убежит. Неуклюже, не всегда разумно, но на стенку кидаться не станет. Инстинкт самосохранения появился. И умение хотя бы примитивно, но оценивать обстановку.
      Кстати, именно такое пугающее наблюдение укрепило меня в мысли, что в «Шешнашку» ехать надо. Зомби становятся сильнее, и физически, и поведенчески. Вакцина нужна. Дальше людям будет только труднее.
      Поскольку два дня мы были вынуждены бездельничать, то занялись изготовлением «набора выживания» для осмотра зданий. В одном из зданий форта оказалась неплохая слесарная мастерская, и мы целый день занимались тем, что делали клинья для запихивания под дверь, гнули металлические скобы, которыми можно притягивать друг к другу ручки дверей распашных, и просто сматывали в аккуратные мотки металлическую проволоку, которую можно было использовать универсально. Наш последний поход в больницу научил нас многому. Клинышки клинышками, но будь у нас весь такой набор, и мы вполне могли бы перекрыть мертвякам выход из подвала. Если у них там не было особенно могучих мутантов.
      Аня с Ксенией по-прежнему занимались боевой учебой, и Татьяна издевалась над ними целый день, до полного изнеможения. К ее чести следует сказать, что она всего-навсего старательно учила сестер Дегтяревых самообороне, и те делали успехи. По крайней мере, они были явно не в обиде, и даже после всех мучений просили ее дополнительно что-то им объяснить.
      А по вечерам еще по паре часов с ними занимался я сам, старясь научить двигаться с оружием, прикрывать друг друга, быстро менять основное оружие на альтернативное и обратно. К нашим занятиям присматривались, а на второй день подошел лейтенант Иванов и поинтересовался, не взялся бы я учить его сугубо гражданских в большинстве своем в прошлом бойцов? Я сослался на недостаток времени, но все же одно занятие по движению в здании мы провели, после чего я прочитал им еще и лекцию на эту тему. Работяги с нижегородских заводов оказались гораздо менее способными учениками, чем две молодые девочки, и тут я ученицами даже возгордился, приведя их всем в пример.
      На третий день толпа перед воротами снова разбрелась, по улице, переваливаясь, бродила пара отставших мертвяков. Все же они учатся. Это уже несомненно. Хотя бы тому, что следует экономить энергию, если нет возможности кого-нибудь или что-нибудь съесть. А еще мы наблюдали с крыши, как толпа мертвяков разорвала и сожрала тех нескольких покойников, которых подстрелили прикрывая наш отход. Оттащив их в сторонку, предварительно. Сожрали даже собаку-мутанта, и шерстью не подавились.
      Значит, когда человек превращается в зомби, он перестает быть пищей, но когда зомби погибает — он снова включается в меню. Потрясающе. Безотходное производство, не пропадает ничего. Но все же, какова система опознавания? И почему трупы начинают жрать не сразу, а лишь через какое-то время?
      Единственный вопрос — усиливаются ли от такой пищи мертвяки? Если мутируют, то это очень, очень плохо. Может быть, это их «поумнение» и «ускорение» такую причину и имеет? Если бы было свободное время, то я бы поставил эксперимент, вот честное слово. Поймал бы живого мертвяка, подсунул ему убитого, и посмотрел, что из этого получится. Но времени для этого не было, надо было ехать дальше.
      Рано утром третьих, считая с нашего прибытия в форт, мы выехали за ворота. В честь праздника, так сказать, Первомай все же, день мира и труда и еще чего-то. Так вот его и отмечаем. Хотя, некая небольшая пьянка в форте сегодня планировалась, нас на нее приглашали остаться, да я не стал. А то так и будем по маршруту следования застревать у каждой бутылки.
      Поскольку у нас прибавилось людей, то я загнал сестер (в качестве дополнительной кары за их опрометчивое желание присоединиться) в кузов грузовика, приказав контролировать тылы. «Уазики» же шли впереди, построившись уступом. Преследования мы не слишком опасались, а вот напороться на завал или толпу мертвяков вполне могли.
      Но город встречал нас в основном пустыми улицами, лишь кое где мы встречали отдельных зомби. Мы старательно держались широких улиц, не останавливались, не приближались ко въездам во дворы и даже к окнам домов. Что тоже было верным, потому что какая-то тварь все же прыгнула на нас из окна, но промахнулась, приземлившись примерно в метре за вторым «уазиком». А когда с машин открыли огонь, то длинными мощными прыжками унеслась во двор. Тоже мутант, бывший человек, но разглядеть даже толком не успели. А на будущее, наверное, надо каким-то прикрытием от атак сверху обзаводиться для «городского транспорта».
      Вскоре город сменился дачным пригородом, а еще немного погодя мы выехали на дорогу, идущую через лес. Я встретил загородный пейзаж вздохом облегчения. К нему мы уже привыкли за время путешествия и определили главное — чем глуше место, тем безопасней. Поэтому мы с трассы в этот лес сразу же и свернули. Первая остановка, дозаправка и завтрак. Из форта мы выехали не жравши, надо наверстывать, а заодно и с картой еще раз свериться.
      Завтракали по быстрому, банальными бутербродами с тушенкой, слава богу, что хоть хлеб был свежий — в промзоне уже и пекарню наладили, и запасы муки нашлись. Понятно, почему «кремлевским» так хотелось промзону под себя подмять, самим то что полезное сделать — проблема, тут производственники нужны, не только чиновники с ментами.
      Запили завтрак водой, потоптались у расстеленной на капоте карты. Предварительно мы маршрут прикинули, как и раньше — извилистый, как путь пьяного удава, но зато в обход всех крупных населенных пунктов и без выездов на центральные дороги. Хотя, здесь крупных населенных пунктов уже и не ожидалось, до самой Вятки. Да и с второстепенными дорогами получалась проблема. Их почти что и не было, только так, местами. Густотой населения эти места не отличались, вот и хватило для организации сообщения одного не слишком широкого шоссе, железной дороги (Транссиб между прочим, не хухры-мухры), ну и ответвлений от главной трассы. Впрочем, на сегодня у нас еще маршрут проселками найдется. А дальше… как говорили в Одессе, будем посмотреть.
      Я снял координаты точки, где мы находимся, в системе глобального позиционирования. Уже и Америки то нет, которая эти спутники запустила, а они все работают. Сколько еще проработают в будущем? Год? Два?
      Распределились по машинам в прежнем порядке. Танька за руль головной, я рядом с ней уже не с карабином, а с СВУ-АС, автомат в креплении под рукой, у нас за спиной — Кэмел с АКМ. Во второй машине за рулем Вика, Сергеич с пулеметом и Леха с «Тигром». Отделение оружия, если пользоваться американской терминологией, а по нашенски говоря — огневой поддержки. Шмель за рулем грузовика, а в кузове — сестры Дегтяревы, которым назад смотреть велено. И там самое безопасное место в колонне — за грузовик мы больше всего трясемся. Может быть, им там от бочек и бензинчиком пованивает, но ничего страшного. А для лучшей вентиляции им сбоку в тенте окошки открыли. Так что пусть сидят на сложенных в стопку походных матрасах на полу кузова — так целее будут. При нападении мы именно их прикрывать будем.
      Снова двинули лесными дорогами, в привычном уже порядке. Наш «уазик» шел впереди, отрываясь от полукилометра до километра от второй машины, постоянно проверяли связь. Леха еще и сканером по частотам бегать не забывал, но ни на что подозрительное пока не натыкался. Если сказать точнее — мы вообще ни на что не наткнулись за первый день движения. Эфир молчал.
      Ближе к наступлению темноты мы нашли по карте заброшенный пионерский лагерь, и решили завернуть туда для ночлега. Найти его оказалось несложно, туда вела совсем развалившаяся асфальтовая дорога, такая узкая, что на ней, наверное, две машины бы не разъехались. Сразу за асфальтовой корявой лентой начинался густой кустарник, а уже за ним выстроились высокие сосны.
      Мы подъехали к нему не вплотную, встав поодаль от въезда и загнав наш вездеход в кусты. Я взял СВУ, вышел из машины и тихо прошел к самому краю кустов, посмотрел на лагерь, окруженный потемневшим от времени деревянным забором. Все вокруг забора заросло кустарником, некоторые доски прогнили, но все же он образовывал вполне цельную ограду вокруг территории, где между высокими соснами стояли длинные деревянные дома с двускатными крышами — корпуса лагеря.
      Я достал бинокль и первым делом навел его на дорогу перед воротами. Асфальт здесь рассыпался уже давным давно, через него проглядывали пятна обнажившейся почвы. Если кто проехал в лагерь или выехал из него, то следы обязательно останутся. И что бы вы думали? Я их нашел. Вполне четкие на влажном после недавнего дождика песке следы покрышек. Восьмикратный бинокль приблизил их мне почти под самый нос. Машина въехала на территорию лагеря, и либо не выезжала обратно, либо выехала другим путем.
      — Кэмел, в лагере кто-то есть. Одна машина, предположительно что-то вроде «жигуля».
      — Иду.
      За спиной тихо зашуршали кусты, Василий присел рядом.
      — Туда въехали, обратных следов нет. — показал я ему на след.
      — А может не въехали, а выехали?
      — Нет. — сказал я. — Видишь яму перед самыми воротами? След чуть глубже с нашей стороны — колесо опустилось, подвеска сжалась, и оно вдавилось глубже. А на той стороне след уже с песком. Колесо в яме испачкалось, и об край асфальта песок счистился.
      — Похоже…
      — Проверить надо территорию. Пошли.
      — Пошли.
      «Лешего» бы натянуть следовало, леса пошли хвойные и маскировку эти костюмы давали оптимальную. Морды то по-прежнему очками-масками закрыты, красить не надо, а «лохматки» не помешали бы. Минус нам. По погоде одеваемся, а не по задачам. С другой стороны, «леший» поверх всего затрудняет доступ в разгрузку, да и со шлемом вместе его носить неудобно. А шлемы с брониками не снимаем в дороге, а они — черные, как будто для американского SWAT сделаны. У нас я даже не видел, чтобы кто-то в таких ходил.
      Сначала в бинокль проверил все, что видно в ворота и над забором. Ничего не обнаружил, вроде бы. Но это ничего не значит, территория лагеря большая, стен много. Василий вскинул АКМ, наведя его на ворота, прикрывая, а я, пригнувшись, перебежал через открытое пространство и присел возле левого воротного столба. Навел кургузую снайперку на угол ближайшего от меня корпуса, осмотрел все вокруг. Никого пока. Вроде бы.
      — Чисто.
      Тихие шаги сзади, Василий тоже выбрался на позицию. Присел ненадолго, затем перебежал к корпусу. Присел возле окна, затем аккуратно заглянул внутрь. Перебрался к левому углу, возле которого вырос пышный кустарник, и присел, почти слившись с ним.
      — Чисто. — сообщил он через пару минут, оглядевшись.
      Мой ход. У меня в поле зрения никого. Я перебежал к правому углу корпуса, задержался на секунду, снова огляделся, затем вдоль стены, хоронясь за кустами, проскользнул к крыльцу. Крыльцо резное, пышное, вокруг все те же кусты, потеряться на фоне всего этого — проще некуда. Присел, положил карабин на перила. Никого.
      — Чисто. Наблюдаем.
      Это значит, что Василий так и сидит на своей позиции, а я пройдусь еще разок прицелом или биноклем по тому, что вижу. Теперь забор не мешает, и видно больше. Я поднял к глазам прицел, повел им по всей панораме. Опаньки, а это что? Нет, вроде ничего… это тень качающейся ветки на стене корпуса внутри. Падает через окно туда, а я ее вижу отсюда. А так — никого.
      — Чисто. Пошел. — скомандовал я.
      В эфире только дыхание слышу. Затем пауза и доклад:
      — Чисто.
      А я теперь к углу корпуса, что правее. На всей перебежке меня разросшийся кустарник прикрывать будет, я хоть и не в «лохматке», но кустарник силуэт размоет, если кто и заметит меня, то попасть сразу не сумеет. А вот спровоцировать огонь и тем самым расшифровать засаду, так вполне возможно. Так и сделал, рванул, пригнувшись, виляя, присел за углом. Спрятался, снова высунулся. Теперь снова в прицел посмотрим.
      А вот и первые признаки, что мы не ошиблись. Сарайчик, в него ворота прикрыты, и туда следы автомобильных колес ведут. Свежие, потому что на траве, а она до сих пор примята. Вообще, похоже, что кто-то прячется здесь. Зачем машину загонять в сарай, в противном случае? Если только для нас, для засады? Нет, иначе мы бы сами мотор услышали.
      Где могут прятаться, если не засада? Подальше от ворот и так, чтобы можно было наблюдать из укромного места. Значит, в дальнем корпусе, в том самом, на который я сейчас смотрю. Где бы спрятался я? На первом этаже, потому что окон много, и я могу выглядывать из разных, так просто меня не обнаружишь. И есть, куда смыться, например, выпрыгнуть в окно противоположной стены. Где спрячется дилетант? На чердаке.
      На чердаке всего одно окно и любой опытный человек сначала проверит его. Потому что позиция для снайперского выстрела удобная. Потому, что противника именно там и предполагаешь в первую очередь, хоть это и неправильно. И еще потому, что спрятаться на чердаке — почти то же самое, что спрятаться в погребе или под кроватью. Нормальный инстинкт дилетанта. Где сам бы искал — там и спрятался.
      — Внимание, наблюдаю движение на чердаке дальнего корпуса. — прошептал я в микрофон.
      Теперь Василий выберет позицию, чтобы взят на прицел этот самый чердак. И действительно, через минутку доклад в наушнике послышался:
      — На позиции. Наблюдаю движение.
      Я держал винтовку направленной карабин на чердачное окно дома через один от меня. Так, что у нас там? Там у нас пока темно, и кто-то есть, выглядывающий сбоку. Засекли наш подъезд, что и не мудрено. Моторы здесь за километры слышно. Мотор УАЗа в полной тишине до пятисот метров слышен, кстати.
      Ага, вот там у нас кто… там мальчишка лет двенадцати, морда конопатая, волосы белые, торчат во все стороны, одет в спортивный костюм. В любом случае на беглого зека не похож, это уже радует. И еще он с кем-то говорит, но мне не видно, с кем. Тот сидит почти полностью скрытый стеной чердака, Кто там может быть? И вообще, сколько всего их? Двое?
      Нет, не двое. Мальчишка, еще один человек левее, и еще один за ним, дальше от стены. Выглядывает из-за его плеча периодически. И тень шевелится. Про тени люди часто не думают, а они их выдают. Продолжаем наблюдать.
      Вскоре я разглядел того, кто сидит сзади. Девчонка, тоже конопатая, светлая, лет четырнадцати, в джинсах (колено мелькает время от времени) и черной куртке. Без оружия, опасности явно не представляют. Семья там судя по всему, но… Черт его знает, откуда они едут. Если напуганные, а у отца семейства какая-нибудь двустволка имеется, то прямой выход на них может закончиться плачевно. Смотрим еще. А вот и отец семейства. Приличного видя дядек в очках, худой, темноволосый, выглянул из своего укрытия сбоку от окна. Судя по всему, они нас или не увидели, или потеряли из виду, вот и суетятся. Терпения не хватает. Никак нас высмотреть не могут, засекли как мы подъехали, а теперь мы для них пропали. Оружия у папашки не видать, кстати. Кто там четвертый? Голову на отсечение — или жена, или еще ребенок. Есть еще одна тень, двигается не в такт с остальными.
      — Всем, наблюдаю семью, спрятались на чердаке. — тихо заговорил я в микрофон. — Взрослый, двое детей, и неустановленное лицо. Оружия не наблюдаю. Попытаюсь войти в контакт. Тань, подгоняй машину к воротам, встань за первым от въезда корпусом. Затем страхуешь меня, цель — третий по счету дом, с остатками зеленой краски, чердачное окно. Васька, выходишь со мной, страхуешь, но неявно, пугать не будем. Колонне подтянуться к лагерю.
      Я вылез из кустов, взяв карабин наперевес, стволом к земле, и решительно, но неторопливо пошел к корпусу, в котором скрывался мужик с детьми и с кем-то там еще. Васька быстро занял позицию сзади и правее, пошел следом. За спиной я услышал звук мотора, хруст песка на асфальте под колесами, скрип тормозов. Танька заняла позицию. А мы так, на виду, по прямой чешем к корпусу, где люди на чердаке прячутся. Остановившись метрах в пятидесяти от торцевой стены дома, я посмотрел на нужное окно. Все попрятались, но в щели смотрят, наверняка.
      — Семья, скрывающаяся на чердаке. — крикнул я и по пустынному лагерю метнулось эхо. — Прошу вас не пугаться. Мы — разведывательная группа специального назначения нижегородского гарнизона, находимся здесь в рейде. Вам ничего не угрожает.
      Молчание. Хоть и представился я красиво, разведгруппой несуществующего гарнизона, (и когда это у гарнизонов разведгруппы были?), к которому даже когда он будет существовать, мы будем иметь очень опосредствованное отношение. Наделся, что впечатлятся.
      — Еще раз повторяю, не следует нас бояться, мы не бандиты. Никто за вами на чердак не полезет, но сейчас сюда заедут машины, а потом мы сядем ужинать. Если вы не выйдете с чердака, то вам просто придется все это нюхать.
      Тишина. Ну и ладно. Мужик, даже если у него есть оружие, не дурак в нас стрелять. Он выстрелил бы раньше, когда мы только подходили сюда, или не выстрелил бы совсем. И я дал команду всем машинам заехать в лагерь. По ходу, проверив оставшуюся территорию.
      Через пару минут возле корпуса, где прятались люди, стало суетно. Сергеич первым отправился на фишку, причем тоже на чердак. Только корпус для этого мы выбрали самый ближний к воротам, подъездная дорога сюда одна. Я же осмотрелся вокруг, нашел следы недавно залитого костра. Затем в сарае обнаружили белую, но очень грязную «десятку».
      А затем из лагерного корпуса вышли люди. Их было четверо — мужик лет сорока, с интеллигентным лицом и в очках в массивной оправе, мятый и заросший щетиной, и трое детей, из которых двоих я уже разглядел до этого, а с ними был еще мальчишка, лет восьми, похожий на этого мужика, и державшийся за его руку.
      Я насколько возможно приветливо помахал им рукой, подошел. Все четверо с опаской всматривались в меня, хорошо, что я хоть шлем с очками и маску снял. Их окружили со всех сторон, но уже из любопытства. Мужик заметил женские лица, немного успокоился. И совершенно зря, кстати, история знает немало злодеек женска полу. Я протянул ему руку, представился:
      — Крамцов, Сергей.
      — Варламов, Михаил. — в тон мне представился он и пожал руку.
      — А ты, уважаемый? — спросил я веснушчатого мальчишку, протягивая ему руку.
      — Дима.
      — Дима — это хорошо. Но когда наблюдаешь с чердака, то надо опускаться пониже и не так высовываться в окно. Понял? А вас как зовут, молодой человек? — Я протянул руку младшему.
      — Коля.
      — Коля — еще лучше. Почти даже лучше чем Дима. — проявил я уважение к младшему. — А вот тебя видно не было. Ты у дальней стенки сидел?
      — Да. — застеснялся Коля.
      — Зато спрятался лучше. А вы, барышня? — я обернулся к девочке, которая заметно оттаяла.
      — Лена. — представилась девочка, покраснела, так, что веснушки запылали, и от смущения изобразила даже нечто вроде книксена.
      — Сергей, очень приятно. Ужинать будете?
      — Если пригласите. — сказал Михаил. — У нас еда вчера закончилась. А бензин — сегодня.
      — Это исправимо. Подрастающее поколение, а ну быстро хворост для растопки костра собирать. — скомандовал я детям. — Но собирать здесь, из поля зрения не выходить. Чтобы мы вас все время видели. Понятно?
      — Понятно. — сказал Дима.
      — Так точно, отвечать надо. Анечка, прогуляешься с ребятами?
      Аня поняла меня правильно, я просил ее присмотреть за детьми, чтобы с ними ничего не случилось. Но ответила за нее Ксения:
      — Конечно, мы все вместе сходим. Пошли, ребята.
      Ну вот и прекрасно. Молодые и красивые девушки у детей явно вызывали больше доверия чем не слишком красивый бывший аспирант с уклоном в военщину. Все вместе они пошли по лагерю собирать хворост для растопки. С самими то дровами проблем здесь не было, все деревянное, разбирай и жги.
      — У вас сигарет не будет, случайно? — спросил меня Михаил.
      — Нет, я не курю… — я обернулся к Мишке Шмелеву, спросил: — Шмель, есть сигареты для человека?
      — Не вопрос.
      Шмель залез в разгрузку, достал оттуда пачку «Мальборо», отдал ее Михаилу. Варламов достал сигарету, попытался вернуть пачку, но Шмель не взял, а протянул ему еще и зажигалку. Тот закурил, затянулся с видимым наслаждением, опоганив табачным дымом лесной воздух. Я чуть отступил в сторону.
      — Михаил, откуда вы?
      — Из Большой Нарьи, знаете такое место?
      — Знаю. По карте. По дороге к Горькому-16, верно?
      — Верно. Хоть и не совсем рядом. Я главврач районной больницы. Был.
      — Что там случилось?
      Рассказ Варламова оказался не слишком длинным, зато содержательным. Неподалеку от поселка Большая Нарья находился кадрированный полк инженерных войск. На базе которого в военное время должны были развернуть три таких же полка. Большинство прапоров и контрактников в этом полку жили в Большой Нарье, или в Березовой, неподалеку. Так что Варламов был в курсе, что там делается. Во всем полку было не больше тридцать офицеров и контрактников, и около сотни срочников, тащивших наряды и обслуживавших технику.
      На второй день после начала эпидемии в полку осталось всего восемь срочников. На третий день, после того, как началась эпидемия и сопутствующая ей паника, стало известно, что разбежалась некая «двенадцатая зона» неподалеку. А еще через день огромная толпа зеков появилась в поселке. И все они были вооружены до зубов. Как такое вышло?
      Брат одного из местных прапорщиков, некоего Васьки Малеева, бессменного дежурного по парку, сидел в двенадцатой и был в тамошней иерархии не последним человеком. Оставшиеся же в полку офицеры даже думали вооружить местных жителей, но не успели. Пронырливый и подлый Васька сумел вооружить нескольких зеков, привел их с собой к складам РАВ, убил часового и те захватили склады, почти не охраняемые теперь ввиду отсутствия личного состава. Было в этом и непонятное — слишком хорошо организовано было нападение зеков на воинскую часть.
      Офицеры среагировали, но насколько сумели и насколько успели. Склады были потеряны, туда подтянулась целая толпа уголовников. Военные вооружились тем, что нашлось в полковой (а фактически — в одной ротной) оружейке, отбили первый натиск уголовников, направившихся от складов к казармам и штабу. Затем захватили машины в парке, КамАЗы и какую-то бронетехнику, Варламов в ней плохо разбирался, после чего покинули расположение части вместе со своими семьями и теми немногими гражданскими, кто успел к ним примкнуть..
      А уголовная свора бросилась громить близлежащие деревни. Особенно зверствовал тот самый Васька Малеев, сводивший счеты со всеми, кто на него когда-либо косо посмотрел. Не меньше десяти односельчан он застрелил лично, в течение первого дня погрома.
      Варламов, вдовец с тремя детьми, сообразил вовремя, что надеяться на лучшее теперь не следует. И едва первые стриженные морды с оружием, одетые в смесь лагерной и военной одежды, появились в поселке, он немедленно загрузил детей в машину, схватил, что было в холодильнике, и уехал.
      Сначала они день прятались в лесу неподалеку от поселка. Варламов рассчитывал прокрасться обратно и добыть себе оружие и еду, но ничего из этого не вышло. Весь день из поселка доносились крики и выстрелы, шла резня и повальное насилие. К ночи вокруг поселка начали бродить убитые односельчане, и пришлось от них бежать, сломя голову. Он решил было прорваться к «Шешнашке», но дорога туда была уже перекрыта бандами.
      Тогда Варламов повернул в сторону Нижнего Новгорода, по единственной трассе. Банд поначалу на этой дороге не было, но появилась новая проблема — бензин. До Нижнего было около двухсот километров, а бензина было чуть больше чем на сотню. Да и шалить на дорогах начали почти сразу.
      Идти пешком они боялись, машина была единственным, на что они могли рассчитывать, случись чего. С продуктами было проще — им удалось набрести на разбитый, но не разграбленный магазинчик на заправке.