Я замерла. Нашка впереди неспешно двигалась, шурша палой листвой, кажется, даже навывая себе что-то такое лирическое. Значит, не показалось, действительно изменилась я. Сотни незнакомых запахов и звуков накинулись на меня как рой диких ос. Слабые и сильные, приятные и не очень, они, не считаясь с моими желаниями, заталкивали в меня информацию о ДНК чужого мира, которую я пока не взялась бы расшифровывать. Все предметы, ближние и дальние, приобрели небывалую четкость: можно было увидеть блестящую росой паутинку на папоротнике метрах в пятидесяти или затаившуюся под листом крошечную землеройку, почти неразличимую в тени, но вполне различимую для меня. «Похоже, именно это называется соколиным зрением», – отстраненно подумала я. Разумом я понимала, что это довольно странно, но удивиться по-настоящему так и не смогла и, как ни старалась, воспринимала все происходящее как должное. Я «должна» именно так чувствовать, а то, что было до того, – не более чем досадное недоразумение, в результате которого какой-то раздолбай-демиург не обеспечил мне нужной чувствительности. Но теперь-то эта ошибка исправлена.

Кроме обновленных трех чувств добавилось еще что-то, что, за неимением лучшего слова, можно было бы назвать усовершенствованной интуицией. Вот, например, Нашка, моя любимая одноклассница, полтора десятка лет знакомая, вызывала у меня чувство опасности. Причем не умозрительное, а вполне конкретное, сопровождаемое графично-неаппетитными подробностями того, что она может со мной сделать, буде я ее основательно разозлю. И если бы где-то на дне сознания не копошилась та Рене, которой я была меньше суток тому назад, я бы, не задумываясь, шмыгнула в кусты и только меня и видели.

Потом новая я вроде бы смирилась с наличием столь близкой опасности и обратила внимание на другое – на свой пустой желудок и… доступно скачущую по полянке метрах в двадцати ЕДУ! И вот это кошмарное несоответствие моя новая личность категорически не собиралась мне спускать.

Сумка почти бесшумно упала на землю, спина ссутулилась, в беззвучном рычании вздернулась верхняя губа, обнажая зубы. Словно судорогой свело пальцы на руках. Но все эти изменения происходили малозначительным фоном. Важно было только то, что я чувствовала. Голодный хищник + еда = довольный жизнью сытый хищник. Еда. Теплое живое мясо. Еще секунда, и я ее уже видела. Мышцы сжались пружинами. Прыжка я даже не почувствовала, услышала только, как легко хрустнуло что-то под моими пальцами. Мягкая тушка упала в траву. «Мало одного», – сообщил внутренний голос. Еда была очень глупой: отдельные ее представители только слегка переместились к лесу и продолжали щипать траву. Хорошо… Просто отлично… Лицо снова исказилось беззвучным рычаньем, и все слилось перед глазами. Впрочем, глаза вообще сейчас были не важны. Движение на уровне инстинктов: прыжок, острые когти входят в покрытую мехом плоть, и снова прыжок за новой жертвой. Комья дерна вылетают из-под моих ног при резком повороте. И снова мягкая шкурка и хрупкие кости под моими когтями. Чужие жизни, оборвавшиеся, чтобы продолжить мою.

В охотничьем угаре тело не чувствовало усталости и наверняка не стало бы останавливаться, если бы добыча вдруг не догадалась, что происходит нечто из ряда вон выходящее. Словно повинуясь пистолетному выстрелу на старте, животина брызнула в лес. Вслед ей понесся жуткий и торжествующий то ли вой, то ли лай. Такой пронзительный, что у меня заложило уши. И все же были большие подозрения, что родился этот кошмарный звук в моем горле.

Не знаю, сколько прошло времени. Я сидела, упираясь руками в землю и тупо глядя в пространство. Я все еще была голодна, но хищник отступил, видимо удовлетворившись самим фактом охоты. Руки были в чем-то липком, и мне не надо было опускать глаза, чтобы точно знать, в чем именно. Маленькие беззащитные зайчики. Или это кролики? Нет, я не «зеленая» и не вегетарианка, но как-то это уж слишком брутально. Способность добывать пищу таким образом – это не то, что я хотела о себе знать. Впрочем, моей новой личности виднее. «Приехали, – уныло отметила я, – здравствуйте, мисс Хайд! Очень приятно с вами познакомиться».

Нашка покрутилась рядом, потом, видимо, поняла, что как адекватный собеседник я пока не существую, вздохнула и принесла мою сумку. Потом прошлась по полянке, собирая тушки, которые я по-прежнему не хотела считать своей добычей.

– Шесть штучек, як одна копийка, – удовлетворенно сказала она с такой гордостью, будто сама родила меня, такую замечательную, – а если ты соблаговолишь вынырнуть из своей мировой скорби и развести костер, то мы даже сможем отлично позавтракать. Лучше поздно, чем очень поздно.

– Нашка, я никогда…

– Я тоже никогда не жрала сырого мяса, но если ты еще немного подождешь, то я устрою тебе этот цирковой номер и начну поглощать твою добычу вместе со шкурой, костями и субпродуктами. Так что сделай милость, озаботься жалкими остатками моей человеческой сущности.

Голод – двигатель прогресса. Сия немудреная мысль поселилась в моем мозгу, когда стало ясно, что кроме костра нужно еще, на минуточку, этих зайцекролей выпотрошить и ошкурить. Чего я, городская девочка и мамина дочка, никогда не делала даже с селедкой. Впрочем, выбора особого не было: Нашка с ее когтями была скорее моральным подкреплением. Моральное подкрепление наворачивало вокруг круги и давало ценные указания, пока не получило по носу рукоятью кукри, после чего занялось полезным делом создания углей, нехорошо на меня поглядывая.

Первый зай пошел со скрипом, физиономию свело под совершенно нечеловеческим углом, но дальше было легче. Я старалась не замечать, как кровь стекает по лезвию на руки, пачкая куртку.

– Просто делай свое дело, краса моя, – рыкнула я на себя. – И все будет в ажуре и с рюшечками.

Советы, данные себе, лучше выполнять, так что я просто прикусила губу и снова взялась за нож. Через некоторое время в движениях даже наметилось некоторое изящество. Ну что ж, на поверку я пока оказываюсь вполне прагматичной скотиной. «Быть может, мне следовало поступать в мед? – мыслила я, изучая почти целую шкурку очередной жертвы. – Такой талант пропадает».

Нашка откуда-то приволокла большую ивовую ветвь. Разделенная на отдельные палочки, она превратилась в шаткое, но сносное подобие мангала, на котором я аккуратно разложила неровно порубленные кусочки мяса.

– Вертел был бы практичнее, – заметила Нашка.

– Ладно, – покорно согласилась я, – остальное пожарим на вертеле.

Нашка не стала ждать, пока мясо прожарится; видимо, человеческая сущность покинула ее до состояния «бифштекс с кровью». Я же из предрассудка дождалась, пока оно почти обуглится. Даже не представляла, что пережаренное, несоленое, без малейшего присутствия специй мясо может быть таким потрясающе вкусным.

– Я их почти не заметила, – пожаловалась Нашка, проглотив свою порцию.

– О господи! – Я насадила целую тушку на импровизированный вертел и водрузила над углями. – Будь моей гостьей. – Я мило улыбнулась.

Нашка поняла меня правильно и принялась обхаживать вертел, вертя его туда-сюда и дуя на угли. Кажется, в этот раз она все-таки дождалась готовности зайчика.

– Надо было бы мяты, что ли, найти, – пробормотала она, – или вот еще чеснок дикий бывает. Ох, вкусьна-а…

Я глянула на нее и не удержалась от смешка: Нашка сидела на задних лапах, четырьмя когтями передних удерживая вертел с мясом, и имела вид английской королевы, изводящей впервые в жизни лакомиться сахарной ватой на палочке.

В качестве застольной беседы – когда мы обе смогли беседовать – я рассказала Нашке про свое удивительное открытие в мире ощущений, опустив только детали, касающиеся самой Нашки.

– А почему только три чувства? – проявила она практичность. – Быть может, у тебя и осязание со вкусом улучшились?

– Насчет вкуса ничего не могу сказать, кажется, я была такая голодная, что, повизгивая от удовольствия, могла съесть свой ботинок, благо он кожаный, – растерянно сказала я и пожамкала пальцами кустик осоки. Порезалась.

– Ну что?

Нашка внимательно наблюдала, как я обсасываю пострадавшую конечность.

– Понятия не имею – трава как трава.

– Значит, эти два чувства у людей не такие убогие, – сделала оптимистичный вывод подружка.

– А у тебя? – поинтересовалась я. – Наверняка ощущения дракона отличаются от ощущений человека.

– Наверняка, – согласилась Наташа, – но я ничегошеньки не могу сказать по этому поводу, потому что не помню, как чувствует человек. Да-да, не помню. Я догадываюсь, что иначе, но дальше этой догадки дело не идет. Вот если бы я могла перекидываться из дракона в человека… Ладно, что об этом говорить. Знаешь, что меня беспокоит?..

– Нашка сделала глубокомысленную паузу, должно быть формулировала. – Нормальны ли наши облики?

– Ты о чем?! – опешила я. – Конечно не нормальные!

– Тьфу! Да я не об этом. Нормальны ли они ЗДЕСЬ?

Вовремя я помянула ксенофобию: гипотетические эльфы всплыли у меня в голове, потрясая луками. Почему-то они были одеты в хламиды ку-клукс-клана. Я помотала головой, отгоняя дикое наваждение, и уточнила:

– Тебя интересует, не потащит ли первый встреченный местный житель нас на костер или не изрешетит ли чем тут положено изрешечивать посланцев диавола и других плохих людей?

– А тебя это не интересует? – вопросом на вопрос ответила она.

– Меня это очень интересует, – успокоила я, – поэтому славно, что у меня теперь есть продвинутый нюх. Прежде чем открыто приближаться к аборигенам на расстояние выстрела, мы поглядим на них из кустов. И решим, стоит ли с ними водиться…

Нашка хихикнула и вдруг, схватившись лапами за морду, заскулила.

– Ты что? Болит что-то?

– Жубы уроджкие, – прошипела она. – Шутра уже ноют! Думала, пройдет…

– А где конкретно болит? – спросила я, осторожно заходя сбоку.

– Шсади…

– Открой ротик, деточка.

Вероятно, я рисковала. После того как Нашка в полевых условиях подтвердила, что с метанием пламени у нее все в порядке, соваться ей в пасть было довольно рискованно.

– А у тебя руки чистые? – подозрительно спросила Нашка, выпустив из ноздрей клубы дыма.

– Чистые, – уверила я, – при тебе сейчас о траву вытирала. И вообще – в природе грязи нет.

Нашка явно осталась при своем мнении, но рот все-таки открыла.

«Да, на таком черепе можно славненько заработать, – отметила я, изучая ряды устрашающих треугольных зубов; для человека их было многовато».

– Ну-ка. Открой пошире и не вздумай дыхнуть на меня.

Нашка скосила на меня подозрительный глаз, но сделала, как я просила.

Точно, раза в полтора больше, чем у человека. И в челюсти еще есть место для новых. Не в этом ли дело? «Крокодильчик мой», – умильно подумала я.

Почему-то превращение Нашки в дракона показалось мне сейчас невыразимо милым. Не настолько, конечно, чтобы я рискнула ей об этом заявить.

– Закройте рот, пациент.

Челюсти с клацаньем захлопнулись. Я вздрогнула. Все умиление мгновенно исчезло.

– Ну? – хмуро сказала Нашка.

– Зубки у тебя режутся, – ухмыльнулась я, – новенькие, беленькие.

– Хреново. Думаешь, это надолго?

– Ты искренне считаешь меня таким гениальным специалистом по драконьим зубам?! Могу только предположить, что тебе будет легче, если ты погрызешь что-то жесткое, как собаки делают.

– У меня есть собака, спасибо! Я в курсе, что и как они делают, только сомневаюсь, что ты мне пожертвуешь свои замечательные ботинки.

– Давай ограбим кого-нибудь, – предложила я, – правда, они, возможно, носят тут лапти или деревянные сабо…

– Фу! – почти искренне возмутилась Нашка. – Жрать какую-то мерзкую обувь неизвестно с чьих ног, неизвестно где ходивших! Предложила тоже, любимая подружка!

Я развела руками, дескать, мавр сделал свое дело, и начала собираться. Двух не поместившихся в нас зайцев я завернула в полиэтиленовый мешок и обернулась к страдающей Нашке.

– Слушай, я припухла уже все время багаж тащить, не хочешь поучаствовать?

– Могу и поучаствовать, но если я возьму что-то в зубы, я могу это и сжечь случайно.

– А мы можем прикрепить сумку к твоей спине, – осенила меня гениальная идея.

– Как это? – недоверчиво спросила Нашка, на всякий случай отступая.

– Скотчем! У меня есть рулон широкого скотча для хозяйственных нужд. Не переживай: если вдруг станет тяжело, я у тебя заберу. Хотя подозреваю, что ты не заметишь, даже если я сама тебе на спину сяду (Наташа протестующе булькнула). Или хочешь, просто поделим, я все равно не могу положить зайцев в сумку – они все испачкают.

– Ну, ладно, – Нашка с видом первой салемской ведьмы на суде закатила глаза, – давай сюда свое мясо, но если я озверею от запаха, пеняй на себя!

– Не впадай в манию величия, – сказала я, прикрепляя к жесткой шкуре измазанный кровью пакет с мясом.

Вид грузового дракона был достаточно диким, но Нашка себя не видела, а я вполне могла пережить и не такое эстетическое потрясение.

– Ты только что съела трех зайцев, тебе не должно быстро захотеться есть. В природе все устроено разумно, в том числе и ты.

– Как скажешь. – Нашка сделала попытку пожать плечами, но, видимо, драконья форма не была рассчитана на такие жесты. – Ты, может, и не гениальный, но единственный местный специалист в области меня.

Иссен-Эри открыл глаза. Диск одного солнца, ослепительно алый, как раз выглянул из-за горизонта, и вершины гор отразили его свет, полыхнув кровавым маревом на фоне колеблющейся у их подножий мглы. Темные тени обрели плоть и обступили мудреца молчаливым кольцом. Потом свет второго солнца, зеленовато-золотой, заиграл на чешуйчатых щитах.

Из круга вышли трое – маги: человек, вампир и оборотень. Даже сквозь человеческое обличье Иссен-Эри видел звериную сущность последнего.

– Ты уже готов к смерти? – спросил вампир.

– Ты не способен причинить мне вред. – Иссен-Эри поднял на собеседника взгляд. – Возможно, другой, но не ты. Мое время еще не пришло…

– Не пытайся заговорить меня, Лис! Ты станешь всемогущ, едва случится Последнее колдовство. И мы пришли помешать этому.

– Помешать?! – рассмеялся мудрец. – Помешать этому не в силах даже я сам, ваши же попытки жалки. Ты еще не понял этого, Сатиар из рода Тевородов?

– Не смейся над нами, старик! – Вампир почти прошипел эти слова, блеснув клыками. – Твое время сочтено. Мы долго, слишком долго терпели род Лиса, но я не могу допустить, чтобы он обрел всевластие. Чтобы ты его обрел!

– Ты дурак, Сатиар, – мудрец произнес это спокойно, почти бесстрастно.

– Убейте его! – обнажив клыки, тот, кого называли Сатиаром, обвел взглядом своих воинов.

Воины подняли арбалеты. Старик же, не меняя позы, поднял руки ладонями вверх.

– Твои заклинания не в силах пробить щиты из шкур Азд-ар-Хи! – сказал оборотень. – Умри же с миром, старик. Мы не хотим тебе зла, мы лишь не можем допустить твоего всемогущества!

Тенькнули тетивы арбалетов, но болты рассыпались в прах, едва коснувшись радужного купола, вышедшего из ладоней Иссен-Эри. Взвились мечи – и опали хрустальными осколками.

Все три мага одновременно отступили на шаг и выхватили амулеты. Купол над стариком дрогнул и подался в стороны. Лис поднял руки над головой, и из его ладоней почти зримо потекла Сила, питающая защиту, но точно так же она утекала к его врагам.

– Ты долго не выдержишь, старик, – прохрипел вампир. Он чувствовал, как поток силы, отнятой у Лиса, вливается в него через амулет. – Такого не выдержит никто.

Внизу, во все еще не развеявшихся тенях, раздались крики и звон стали о сталь.

– Уже скоро, – с трудом проговорил Сатиар. – Твои приспешники опоздали, и они не помогут тебе.

Старик не отвечал. Краска уходила с его лица, он словно бы сжался и вдруг безвольно опустил руки. Все три мага подались вперед. Лис, уронив голову на грудь, не двигался. Вампир с трудом распрямился.

– Вот и все, – произнес он, делая пасс рукой, намереваясь нанести последний, смертельный удар. – Вот и все! Где твой род, Золотой Лис?!

Старый мудрец поднял голову, взглянул на вампира и захохотал. Человеческий маг и оборотень отшатнулись. А Иссен-Эри хохотал, смеялся, вероятно, так, как никогда в жизни. И приготовленное заклятие рассыпалось в руке Сатиара облачком искр. Чешуйчатые золотые щиты, непробиваемые для заклятий, лопнули в руках воинов, разлетелись в клочья. Воины попятились, иные побежали прочь, но навстречу уже поднимались другие, в золотистых и белых доспехах.

– Мы дураки, – тихо шепнул человек-маг, но его услышали. – Мы дураки, он сейчас сильнее, чем когда-либо был… и чем когда-либо будет!

– Молодец, – сказал Лис

–Ты догадался.

Он начал словно истончаться по краям, просвечивать, исчезая.

– Нет! – страшно закричал вампир. Он выхватил из складок плаща темный прозрачный кристалл. – Не-э-эт!

Ревущий столб зеленого пламени окутал Иссен-Эри.

– Что ты делаешь?! – закричал оборотень. – Ты что, еще не понял?!

Но уже ничего нельзя было остановить. Огненный вихрь раскручивался вокруг старика, словно вытягиваясь из руки Сатиара, сжимавшей кристалл…