ПРОЛОГ

Солнце еще не поднялись из-за гор; во всяком случае, снизу их еще долго не было видно. Лишь у самых вершин кромки склонов начали окрашиваться красными и золотистыми лучами, пока не прямыми, а отразившимися от слоистых облаков.

Внизу же, между причудливыми, похожими на застывшие плечом к плечу гигантские фигуры, скалами, была ночь. Сумрак клубился, затекая в трещины и щели, цепляясь за чахлые, редко видящие свет деревья. Незаметная в темноте речка журчала и плескалась, пробираясь по каменному ложу и порождая пелену тумана, рваной колеблющейся паутиной застилающую низину и еще более сгущающую мрак.

Привычный к темноте глаз все же легко различил бы в этом сумраке движение. Темные тени нетопырей проносились по ущелью, снижаясь к водному потоку и снова взмывая, с пронзительным писком завиваясь друг вокруг друга, а затем стремительно уносясь в стороны. Человек непосвященный нашел бы в их полете, абсолютно бесшумном, если не считать писка, что-то зловещее. Однако некто, восседавший в седле остановившегося у края тропы коня, знал, что это лишь шалости безобидных созданий ночи. Истинно зловещим было другое, и незнакомец знал, для кого. Меж чахлых деревьев двигались сливающиеся со мглой таинственные силуэты. Лишь местами, словно солнечные пятна на лесной подстилке, сверкали легкие щиты, обтянутые золотистой чешуйчатой шкурой. Разрывая копытами паутину тумана, шли по лощине вороные кони. Едва слышно бряцали удила, да изредка лязгала о камень подкова. Всадники, ссутулившиеся и пригнувшиеся к жестким гривам, старались не шуметь, но это была, скорее, условность: какое бы эхо ни гуляло в ущелье, его вряд ли услышит стоящий на вершине…

1

Паршивая московская весна в очередной раз решила показать свой норов. Две недели стояла такая жара, какой в наших северных краях не то что в мае – летом не дождешься. В сочетании с продолжающими работать батареями отопления микроклимат квартир был просто бесподобен. Народ, наплевав на все правила хорошего тона, пугающе разоблачался. Гастарбайтеры из солнечного Узбекистана и Казахстана скулили и требовали надбавки за вредность. Знающие люди ворчливо говорили, что быть такого не может, чтобы обошлось без черемуховых холодов, и, дескать, ждите дождей, вероятно затяжных, с ураганным порывистым ветром, а если повезет – то и со снегом. При этом они благоразумно отыскивали тень погуще и прогнозировали оттуда, не забыв прихватить с собой пару-другую бутылочек холодного пивка.

Знающие люди оказались, как всегда, правы. Видимо, в небесной канцелярии обнаружили непорядок, несанкционированное разбазаривание солнечной радиации и халатное простаивание циклонических вихрей над северной Атлантикой, и повернули некий рубильник. Снег не снег, но город словно накрыло гигантской мокрой и холодной подушкой, периодически ерзавшей из стороны в сторону под воздействием ветра. В сутках остались две части: ночь и сумерки. Когда дождя не было, влажный воздух щупальцами забирался практически во все полости, пропитывая сыростью все трещинки и щелочки на стволах деревьев в парке, белье, сохнущее на закрытых балконах, обивку салонов припаркованных автомобилей. Затем дождь возобновлялся, вода начинала весело булькать вдоль бордюров и по сточным трубам, бодро смывать на мостовую чернозем, щедро насыпанный дворниками на свежевскопанные газоны. Стоит ли говорить, что растраты и халатность заметили и во вполне земных канцеляриях, и с наступлением холодов батареи в домах предусмотрительно отключили.

Я представила, что сейчас по этому «супу» придется вести к черту на кулички свою раздолбанную «четверку», и тихо заскулила. Несмотря на непогоду, в девять вечера на кольцевой плюнуть некуда. Да и машина дышит на ладан: резина почти лысая, днище в трех местах проржавело, так что при форсировании луж мутная вода брызжет откуда-то из-под сиденья прямо на брюки. Сегодня, пока я доехала до работы, откуда намеревалась отправиться прямиком на дачу, сделав вид, что поверила оптимистичной девушке из «Прогноза погоды», это ведро с болтами дважды глохло по неизвестной причине и устрашающе быстро теряло заряд аккумулятора.

Автомобиль, однако, решил вопрос о поездке на дачу радикально, сообщив, что ему ничуть не хуже стоится и во дворе конторы, в которой я подвизаюсь. Реанимационные приседания ни к чему не привели, кроме того, что ворочающийся с жалобным скрипом стартер еще больше посадил аккумулятор. Я мстительно хлопнула дверцей, смиряясь с необходимостью звонить Наташе – сообщить, что все отменяется, и только тут вспомнила о благополучно оставленном дома мобильном. Я собственноручно аккуратно вынула его из своей дежурной сумочки и положила на видное место на столе, чтобы не забыть. А бумажными телефонными книжками я не пользуюсь уже лет пять. Не мой день…

Госпожа будущий великий финансист ожидала в условленном месте, на углу Новой Басманной и Садового возле странного серого здания Управления железных дорог. Увидев меня не за рулем железного мула, а уныло бредущую под мелким дождем на своих двоих, она удивленно приподняла бровь.

– Все отменяется? – с недостойной финансиста проницательностью поинтересовалась она. Я лишь печально кивнула.

– Личное транспортное средство нас везти не хочет, а общественным транспортом – увольте, в такую погоду я соглашусь ехать на эту фазенду только за дополнительную плату!

– Ладно, не плакай, дитятко! – Нашка с притворным сочувствием похлопала меня по плечу. – Поехали-ка ко мне.

– К тебе?

– Ну мы же собирались устроить девичник, достойным порицания разгульным образом отметив окончание еще одной рабочей недели. А у меня, готова поклясться, в холодильнике ингредиентов для разгула больше, чем в твоем.

Это было прискорбной правдой: когда единственным клиентом моего холодильника оставалась я, в нем пребывал одинокий пакет молока. Впрочем, поводов не соглашаться с Нашкиным предложением я не видела и без этого железного аргумента.

– Пошли, пошли! – поторопила подруга. – Не знаю, как тебе, а мне тут мокнуть уже надоело.

Народу на вечерней, залитой дождем площади было немного. Те, кто в отличие от нас имел возможность передвигаться на колесах, этой возможностью нагло пользовались. Несколько человек прятались от непогоды в подъезде и под аркой сталинской высотки, бежевым утесом доминировавшей над местностью. Другие перемещались мелкими перебежками и спешили укрыться в метро или в дверях гастронома и «Транспортной книги», чтобы дождаться просвета между тучами и прошмыгнуть дальше по своим надобностям. Два или три зонтика спешили по Кольцу. Унылый бомж, не обращая внимания на непогоду, медленно тащился в сторону Трех Вокзалов. Безучастный к непогоде Михаил Юрьевич [1] брезгливо отвернулся от мокрого Мцыри, изо всех сил душащего мокрого же барса. Мы намеревались спуститься в переход. Впереди в том же направлении шагал какой-то молодой человек.

Этот индивидуум и привлек мое внимание, даром что других достойных объектов в поле зрения не наблюдалось. Высокий, хвост радикально черных волос поверх куртки странного покроя, высокие кожаные сапоги. Странно он как-то смотрелся на лестнице московского подземного перехода. Сколько я ни напрягалась, так и не смогла понять, что же в нем такого необычного. Ну мало ли кто как одет. Сейчас в столице чего не увидишь, веяния моды неисповедимы, течений всяких культурных и не очень – множество. Да и волосья длинные кто только не носит. И все же мне почему-то не хотелось упускать этого парня из поля зрения – я ускорила шаг, теперь уже поторапливая (не столько словами, сколько действиями) Нашку.

Все-таки упустила. Молодой человек, не обремененный грузом в виде девицы в туфлях на шпильках, быстро сбежал по лестнице и скрылся из вида. Мы оказались там же секунды через две. Переход был пуст…

– Дался он тебе! – фыркнула Нашка, когда я обратила ее внимание на сей удивительный факт. – Эй, эй, куда ты меня тащишь?

Но сейчас тащила не я! Скорее меня – нас – волокла вперед непонятная сила. Воздух впереди дрогнул, словно от жаркого марева. Как будто там наметилось какое-то движение, но только наметилось, не выдавая себя, находясь за гранью полноценного восприятия.

– Эй, Рене! Куда?.. Лапу-то мою пусти… Погоди!

При всем желании я не могла этого сделать. Если бы и хотела, я не могла остановиться. Что-то неумолимо подталкивало меня идти, бежать вперед. Быстрее и быстрее. Дробный стук Нашкиных каблуков только подгонял…

– Рене! Куда ты надеешься… успеть?

Я приземлилась, больно подвернув ногу. Руки уперлись в заросшую травой плотную почву, которой никак не могло быть на полу подземного перехода. Я осторожно открыла глаза и обнаружила, что на меня уставились чужие. Такие же потрясенные, как, должно быть, и мои, но – нечеловеческие, огромные, золотистые, с вертикальными зрачками.

Вообще-то, меня не просто взять на испуг, но существо, представшее передо мной, вызвало бы резкую реакцию и у человека с более крепкими нервами. Размером с лошадь, облитый золотом сгусток мускулов, длинные когти на мощных лапах, угрожающе утыканный шипами хвост, а челюсти… Несколько секунд мы пялились друг на друга, затем ко мне вернулся голос:

– А-а-а-а-а-а!!!!!!!!! – Такой высокой пронзительной ноте позавидовала бы и Дива из «Пятого элемента».

Я сжалась в комок, ожидая неминуемого конца своего занимательного существования, но удар так и не последовал.

– Рене! Не ори, ради бога! – Голос был как у человека, страдающего хроническим бронхитом.

Приоткрыв глаз, я убедилась, что чудовище, кем бы оно ни было, сидит на земле по-собачьи и вид имеет озадаченный.

– Ну, Рене, ты чего?

– Т-т-ты?

– А ты кого рассчитывала увидеть? – Хриплый голос приобрел знакомую раздраженно-ехидную интонацию. – Джонни Деппа? Или Папу Римского? Если ты подождешь, я подсуечусь!

– Н-нашка?!

Я с трудом приняла сидячее положение, одновременно пытаясь отодвинуться.

– Тебя заклинило, счастье мое?

Нет, сомнений быть не могло. Но как? И вообще… Все, что я могла, – это пялиться на неведомое существо и хлопать глазами…

– Рене! Такие большие глаза сейчас в моде или ты привидение увидела?!

Привидение было последней каплей для моего потрясенного рассудка. Я рассмеялась. Истерично. Словно последний раз в жизни, до боли в теле, до пятен перед глазами. Со всхлипываниями и размазыванием слез по лицу. Когда мое зрение снова сфокусировалось на Нашке, чем бы она ни была, та внимательно изучала свои руки… э-э… верхние конечности.

– Это интересно, – пробормотала она.

Я решила, что у нее очень крепкие нервы – реакция была более чем вялая. Потом заметила, как трепещут ее ноздри, и еле-еле успела увернуться.

Ее «а-а-а-а!» было, наверное, не таким пронзительным, как мое, но милый акцент в виде струи пламени, прогудевшей над моей головой, сделал вопль негодования впечатляющим.

– Что это?!! Сделай что-нибудь!! ГДЕ МЫ, наконец?!!! РЕНЕ!!! Где всё?! МАМА!!! Хочу домой!!!

Модуляции перешли в хрипатый визг. Похоже, Нашку чуть ли не впервые в жизни посетила добрая тетя истерика. Еще несколько клубов пламени, сдобренные ненормативной лексикой, полетели в разные стороны, прореживая чахлый осинник. Мне пришлось затаиться за кочкой.

– Где Москва? Что это за гребаный лес??!

При виде ее неожиданной, но логичной вспышки я отчасти успокоилась. Если бы подруга была в человеческом облике, я бы знала, как ее угомонить, но давать затрещину существу раза в четыре больше тебя, которое умеет плеваться пламенем, было по меньшей мере глупо. Придется ей справляться своими силами. Впрочем, минут через десять Нашка успокоилась самостоятельно. Неожиданно она снова оказалась передо мной и потребовала:

– Зеркало!

– Наташенька, ты уверена…

– Рене, дай мне зеркало! СЕЙЧАС ЖЕ!!

Когда тебя вежливо просят, размахивая перед носом такими когтями, лучше не спорить. Я нашарила в кармане маленькое зеркальце. Некоторое время она пыталась рассмотреть в отражающей поверхности чуть меньше моей ладони разные части своего нового лица.

– Рене, скажи мне честно, – обычным деловым тоном сказала Нашка, – на что это похоже?

Я нашла в себе силы оторвать задницу от земли и, хрустя подгоревшей от ее истерики травой, обошла подружку кругом. Не так страшно, как показалось вначале. Даже совсем нестрашно. Гармонично. С моей точки зрения художника-любителя, даже красиво. Не как приложение к Нашке, а само по себе. Впрочем, ей нужно было выдать щадящую характеристику.

– Ты похожа на дракона, – сказала я наконец, вспомнив, что подруга лояльно относится к сказкам. – На маленького, очень миленького золотого дракона.

– Иными словами – на большую желтую ящерицу, – судя по всему, с ядом у нее все было в порядке. – А что у тебя с ушами?

С ушами? Я поспешно схватилась за означенные части моей анатомии. Судя по ощущениям, они переместились с привычных мест гораздо выше, вытянулись и… обросли мягким пушком, как у кошки или собаки. Наташкино превращение тут же вылетело у меня из головы. С горестным «ы-ы-ы-ы!» я отобрала у нее зеркальце и убедилась в отсутствии тактильных галлюцинаций – мои уши действительно стали похожими на слегка закругленные и вытянутые цветки каллы, покрытые красновато-рыжим мехом, с черными кончиками. Не кошачьи и не собачьи, как я подумала раньше, а… лисьи? Точно, лисьи… Последовало еще одно «ы-ы», когда непорядок обнаружился и во рту. Все зубы заметно заострились, а клыки так вообще стали на страх дантисту, на зависть вурдалаку. Бедная моя мамочка – она-то искренне считает, что я получилась ничего себе…

– Закрой рот – мухи налетят, – посоветовала Нашка. – И что тебе не нравится? Отличные уши! Ты хоть на человека похожа!

– Мне все нравится, – монотонно сказала я, подобрав наконец челюсть и откидываясь на траву. – Я божественна. Ты божественна. Все вокруг тоже божественно… Как ты думаешь, каким образом мы оказались в этом божественном месте?

– На лифте приехали! – фыркнула она.

– Нет, серьезно!..

– Куда уж серьезнее! Сама подумай, мы в центре Москвы, идет дождь и воняет бензином, мы идем к метро… – Голос ее стал задумчивым. – Ты меня чуть с лестницы не спустила, потому что тебе понравился какой-то перец. Всегда говорила, что в твоем увлечении длинными волосами есть что-то болезненное.

– Но у него были отличные волосы! – возмутилась я.

– О! – Нашка подняла коготь. – Знаешь, если бы я верила в сверхъестественное, я бы подумала, что мы провалились в… как это называется?

– Портал в другое измерение? А-ля «Звездные врата» – раз-раз и там, – лениво подсказала я.

Нашка всегда казалась мне существом слишком материалистического склада, чтобы всерьез воспринимать концепцию параллельных миров или какие они там бывают… перпендикулярные? Я тихо хихикнула.

– Нас протащили! – Нашка вдруг вскочила на все четыре лапы и закружила по поляне. – Ты понимаешь? Нас с тобой кто-то про… не кто-то! Рене, там больше никого не было! Это он и был!

– Э-э, Наташенька, ты переутомилась, эта трансформация пагубно сказалась на твоих умственных способностях.

– Ах, пагубно! – рявкнула она. – Разуй глаза, Рене! Мы в какой-то всеми богами забытой местности! Посмотри туда! Ты ведь тоже их видишь, не прикидывайся!

Черный изогнутый коготь ткнул в сторону пологих холмов, уходящих к горизонту, над которыми маячило… два солнца? Красненькое и желтенькое. Мило.

– Может, это метеорологический зонд?! – нашлась я.

Дикость ситуации доходила до меня с неторопливостью вальсирующих улиток. Но и то хлеб: у некоторых моих знакомых картина мира зацементировалась намертво лет в шестнадцать и с тех пор коррекции не подвергалась. Так что у меня были неплохие шансы не сойти с ума.

– Зонт, – издевательски рявкнула Наташа, – шербурский! Ты, творческая личность, ты что, не понимаешь?! Это не долбаная Москва! Это долбаный другой мир! И мы с тобой – в нем! А виновата в этом та хвостатая скотина! И ты! Потому что если бы кто-то завел себе постоянного бойфренда, мы не имели бы проблем с твоими гормонами!..

Нашка завелась, это могло плохо кончиться. В частности, превращением меня в одну большую головешку, как показал опыт осинника.

– А между глаз ты не хочешь? – невинно поинтересовалась я.

Инсинуации в области личной жизни давно перестали меня задевать, но Нашке это знать необязательно.

– Попробуй, – усмехнулась Нашка, уже остывая и, видимо, чувствуя, что перегнула палку, – только нянчиться со своей сломанной рукой будешь сама.

Я рассмотрела такую возможность и передумала экспериментировать с физическим насилием. Я нужна себе здоровая и довольная.

– Тусик, а как ты думаешь, тот портал был односторонним или двухсторонним? Может, мы еще можем обратно в него просочиться. Давай поищем, а?

Нашка задумчиво почесала подбородок о плечо.

– Вообще-то о сверхъестественном тебе больше положено знать. Ты там в туманной юности ставила бесчеловечные эксперименты над спиритическими блюдцами… Давай попробуем, если хочешь, хотя не просочиться бы в какую дыру похуже. Нет магов более непредсказуемых, чем дилетанты.

Лицо у меня вытянулось. Последняя фраза Нашки прозвучала как-то странно, словно на два голоса. Один ее – новый хрипатый, другой тоже хриплый, но мужской.

– Что? – просипела я.

– Что «что»? Говорю, не провалиться бы куда похуже…

Я помотала головой. Ладно, замнем для ясности. Если к букету проблем добавится еще и моя поехавшая крыша, это будет очаровательно, но несколько несвоевременно.

Через пару часов стало ясно, что «гениальная» идея с треском провалилась. Мы истоптали частично покалеченную Нашкой поляну намертво, вдоль, поперек и наискосок. Если бы это был рулонный газон, мы бы заняли первое место за его укладку на каком-нибудь престижном конкурсе озеленителей.

Убитые горем, сидели мы на вершине невысокого холма, куда взобрались для изучения окрестности, и наблюдали смещающиеся к горизонту, похожие на неразлучных близнецов солнца. Зависнув над самой кромкой лесистых холмов, красное солнышко как будто сжалось, а желтое, напротив, словно распухло и приобрело странный зеленоватый оттенок. Вокруг них невесомым растрепанным серпантином повисли разноцветные облака. Зрелище было настолько фантасмагорическим, что я крепко пожалела об отсутствии фотоаппарата или хотя бы цветных карандашей.

Упомянутые окрестности, впрочем, не способствовали улучшению настроения. Не то что явного поселения или хотя бы полей и пастбищ со скотиной – не было ни малейшего дымка над деревьями, обозначавшего какое-никакое присутствие человеческих существ.

– Вообще, довольно глупо с его стороны ставить портал далеко от собственного места жительства, не находишь? – подала голос Нашка.

Сложно было привыкнуть, что этот хриплый альт принадлежит подруге.

– Да с чего ты решила, что это вообще он? А что, если эта дырка просто так появилась, случайно!

– Случайно! – фыркнула Нашка. – Скажешь тоже. Запомни, искусствоведческая твоя душа, главный закон финансового дела: ничто не появляется ниоткуда и не уходит в никуда!

– Ну, мало ли. Может, это какая-то геомагнитная аномалия.

– Аномальнее некуда!

Подруга экспериментировала с хвостом, то скручивая, то раскручивая его. Похоже, действо ее завораживало.

– Да и какая разница, где он там живет, даже если это он…

– Как это какая?! – Нашка оторвалась от созерцания своего хвоста. – Мы бы пошли и навестили его.

– И что? – спросила я.

– Как «что»?! – поразилась Наташа моей беспредельной тупости. – Дали бы в морду и потребовали бы поставить нас на прежнее место. Здесь, конечно, мило и все такое, но у меня в понедельник зарплата.

– А-а… – протянула я.

Мои мысли почему-то вертелись вокруг того, что на понедельник я вызвала компьютерщика с «волшебными» ручками согласно рекомендации и что теперь мой пожилой пенек, видимо, так и останется пищей для «червей». Мы снова замолчали, погрузившись каждая в свои невеселые мысли.

– Рене, – прервала паузу Нашка. Ты как думаешь, что это вообще за место?

– Я думаю, – уныло сказала я, поднимаясь, – двигать нам отсюда надо. Найти речку или озеро…

– И утопиться?

– Топиться погодим, – фыркнула я, – а вот гнездо свить не помешает!

Подтянув под себя ноги и склонив голову, сидел Иссен-Эри, Золотой Лис, в ожидании восхода. Под ним был лишь камень, обточенный столетиями ветров и дождей, величаво поднимавшийся в хороводе таких же каменных фигур, навеки застывших в своем странном танце. Иссен-Эри сидел, прикрыв глаза, и ждал. Ему не нужно было открывать веки, чтобы увидеть, как на востоке, далеко-далеко, на другом конце страны, темное синее небо начинает наполняться красками. Вначале это были пастельные тона, нежные, нанесенные легкими прикосновениями кисти, розовые, медленно сменяющиеся золотистыми. Не поднимая век, смотрел великий мудрец внутренним взором, как вытянулись в ниточку два перистых облака, как вышли они из неясного серого в чисто-белый, а затем, через несколько мгновений, вспыхнули расплавленным золотом. Видел он, как, еще скрытые за краем земли, тихо ползут вверх солнца – два колоссальных огненных шара. Два олицетворения беспредельной силы, дающей и отнимающей жизни. Олицетворения абсолютного добра, как полагали многие, и абсолютного зла, как считали остальные. Они заблуждались и были правы одновременно и одинаково.

Иссен-Эри видел, как огненные руки солнц касаются горизонта, отмеряя мгновения до момента, когда можно будет начать колдовство и познать последнюю тайну Мира. Мига, к которому Золотой Лис шел годами и веками, в течение которых постигал сущность вещей. И сквозь заливавший все золотой свет увидел Иссен-Эри ползущие снизу тени – тени, думающие, что преследуют и уже настигли его, желающие завладеть его знанием и этого знания боящиеся. Мудрец позволил себе усмехнуться, хотя внешне остался непроницаемо невозмутимым.

Никто не может познать Мир – он бесконечен. И можно лишь стремиться, столетиями идти к абсолютному знанию, этой манящей и внушающей ужас награде. Он, Иссен-Эри подошел так близко, как только может живое существо, он всю жизнь стремился к этой Грани, за которой открывается всеведение и всемогущество. И теперь он уже не мог отказаться от последнего шага, но никому и никогда мудрец не пожелал бы повторить этот путь.

Потому что уже знал: нет всеведения, и за Гранью распахнутся врата в столь бездонное Неведомое, что все познанное, действительно казавшееся ВСЕМ, померкнет. И нет всемогущества, поскольку, поднявшись над Миром, обретя способность решать и решить ВСЕ его проблемы, лишаешься возможности сделать даже малость. Так цирковой акробат, держащий на плечах пирамиду, не может помочь или помешать кому-либо из своих товарищей. Богом быть не трудно – невозможно. Боги не всесильны – они бессильны в своем всемогуществе…

2

Вполне приличный ручеек нашелся почти сразу, как только мы спустились с другой стороны холма. Неширокий, с каменистым дном, он вполне вызывал доверие жаждущего купания и питья. Водой я пропиталась еще с Москвы, но помыть лапы и физиономию – хотелось. Своего рода условный рефлекс на непредвиденные обстоятельства.

Скинув кожаную куртку, я обнаружила на ней загадочные разводы, которые невольно вызвали мысли о составе нашей дождевой воды. Ну да бог с ней. Если все пойдет, как идет, у нас, может, больше никогда не возникнет досужий интерес к осадкам в мегаполисе.

Я возблагодарила судьбу за то, что она выбрала в общем-то благоприятный день для столь радикального поворота. На дачу я собиралась, как в любое другое место: методом тыка покидав то, что по идее могло мне пригодиться. Лишь бы тащить не тяжело было. На сей раз метод себя на удивление оправдал. Одежда, возможно, и не слишком совпадала с местным климатом, но содержание «переметной сумы» делало настоящее положение не таким убогим. Вопервых, была моя пусть и понтовая, но «зиппа». Во-вторых, был отличный кукри [2] из папиной коллекции. Таким здоровым ножом картошку, конечно, не почистишь, но это лучше, чем совсем никакого ножа. Еды вот только не было предусмотрено. Разве что минералки бутылек малюсенький.

– Кушать, однако, хотца… – Наташа почти обернула свое гибкое тело вокруг костра, чтобы сохранить тепло. Блики прыгали по ее блестящей шкуре.

– Тебе проще, – отметила я. – Ты вполне можешь выйти на охотничью тропу и показать дичи кузькину мать.

– Не пори чушь! Я не могу вот так с ходу жрать сырое мясо!

– Разумеется, – миролюбиво согласилась я, обхватив руками колени, – ты предпочитаешь дождаться момента, когда разница между мной и местной фауной для твоего организма исчезнет. Кассельский процесс а-ля рюс. И все газеты введут рубрику под названием «Из жизни русских каннибалов», где будут публиковать материалы следствия. И все будут давать в суде показания, какая милая и вежливая девочка ты была, какой подающий разнообразные надежды специалист… Слушай, может, о тебе даже в «Die Deutche Zeitung» напишут… Жаль, что я этого не увижу… Хотя, если призадуматься, тоже мне сенсация.

Наташа фыркнула. Через несколько секунд мы ржали обе, потом я продолжила:

– Вообще-то мы могли бы и пожарить то, что ты словишь, никто не просит тебя есть это сырым. Смех смехом, но мне почему-то кажется, что твоему организму требуется намного больше энергии, а значит, и жратвы. Эти твои пиротехнические эффекты…

– А что, если рыбу попробовать ловить? – тоскливо предложила Нашка. – Вот только чем? Ягоды еще можно собирать. Коренья там всякие. Не обязательно же на оленей охотиться. А вообще, – она встала и потянулась, – давай подождем до утра.

– Ты надеешься, что у нас коллективная галлюцинация и утром мы проснемся каждая в своей кровати безо всяких лисьих ушей и чешуи? – усмехнулась я.

Нашка обиженно засопела и заняла свою начальную позицию, обернувшись кольцом вокруг костра.

Я вздохнула и, достав нож, отправилась на поиски елок. Потому как если на еловые лапы постелить мою кожаную куртку, надеть теплые носки и накрыться свитером, то сны мне будут сниться вполне сносные.

Вот тут я ошиблась. Снилась мне какая-то тягомотная ерунда. Будто нашла я клад и бегу с ним по бескрайнему полю, чтобы кому-то передать. А за мной мчатся почему-то размахивающие сачками люди, чтобы его отобрать. А я бегу и бегу и никак не могу вспомнить, кому же должна его отдать. И все это продолжается бесконечно долго – я даже поняла, что сплю, разозлилась, развернулась к своим преследователям, состроила рожу и исчезла. Проснулась от холода и с затекшими ушами – оказывается, я спала, уткнув в них руки, а локти уперев в свой импровизированный растительный матрас. Неудивительно, что мне приснилась какая-то чушь. Да, Нашкины надежды на фата-моргану не оправдались. В чужом мире было раннее-раннее утро, даже мягкие лапы тумана еще только-только робко поползли по низине в нашу сторону. Наташа спала, свернувшись тугим непонятным клубком, из которого вертикально, как флагшток, торчал хвост. Я не стала ее будить: тихонько набрала веточек, развела костер и задумалась на животрепещущую тему питания. Если время здесь идет так же, как у нас, ни о каких ягодах-грибах скорее всего не может быть и речи. Но с другой стороны, а вдруг нет. Судя по вчерашней температуре, здесь могла быть и середина лета. Мои вялотекущие мысли прервало сонное бормотание:

– Ма, закрой окно, холодно.

– С удовольствием бы закрыла, деточка, – притворно ласково сказала я, – только вот тут с окнами туго. Как только найдем хоть одно, я его сразу закрою, не сумлевайся. И даже запру на оба шпингалета.

Нашка высунула из клубка голову и нехорошо уставилась на меня сонно сощуренными глазами:

– Грр… Рене… с каких пор ты по утрам так болезненно болтлива? Обычно ты в такое время суток издаешь фразы не больше чем из трех слов Включая междометия…

– Обычно я вообще не просыпаюсь в такое безбожное время, тем более посреди леса в компании с депрессивной рептилией.

– С депрессивной от голода рептилией, – удрученно отметила Нашка, похлопав себя по блестящему брюшку. – Впрочем, я себя просто накручиваю. Не было в моей жизни диетических подвигов, что ли?..

– Вот поскольку нам обеим сие переживание не в новинку, предлагаю направить наши стопы в произвольном направлении. Еду поищем, посмотрим местные достопримечательности.

– Ну конечно, – фыркнула Нашка. – Слабо надеюсь, что земля и здесь круглая, в крайнем случае вернемся на то же самое место. Впрочем, если тебе все равно, пошли под горку. Что-то неохота на пустой желудок альпинизмом заниматься.

Редкий лесок сменился некошеным лугом, потом березовой рощицей и снова лугом. К счастью, никаких видимых аномалий с окружающей природой, помимо второго солнышка, не наблюдалось. Полянка – лесок, лесок – полянка. Вполне благополучная с точки зрения экологии местность: ни малейших признаков человека. Хотя для нас это скорее был минус. Вдруг это вообще необитаемый континент. Или, еще хуже, тут обитают какие-нибудь злобные туземцы. А колдун-молдун, который нас сюда приволок, сидит себе спокойно дома в другом полушарии, пьет коньяк и в ус не дует.

Пока я размышляла над нашей незавидной долей, мы снова оказались в лесу, на сей раз состоящем из гигантских ясеней. Основательные пожилые деревья были столь педантично расположены в шахматном порядке, что возникало подозрение о воле какого-либо сапиенса.

– Эльфийское королевство, – пробормотала Нашка, все еще находящаяся под впечатлением от недавно прочитанного Толкиена.

– Что-то мне пока неохота встречаться с теми эльфами, – пробормотала я, с неудовольствием вспоминая, что этот волшебный народ ловко стреляет из луков и, кажется, страдает обостренной ксенофобией.

Впрочем, никаких иных признаков присутствия разумных организмов не наблюдалось. Дороги не было – мы прокладывали свою собственную. Упрямые плети колючего вьюнка норовили ухватиться за ботинки. Откормленные разноцветные пичуги, которых я не могла опознать, спускались почти к самому носу, чтобы изучить странных посетителей. Если бы не наше странное положение, я могла бы только радоваться такому отпуску. Впрочем, чем дальше мы шли, тем больше растворялись мои «бы», потому что вместо озабоченной состоянием собственного маникюра и Интернет-счета Рене тихой сапой образовалась какая-то новая личность. И у нее были совсем иные ценности, никак не связанные с пятном от машинного масла на джинсах. Кажется, даже слуховое и зрительное восприятие мира изменилось. Нет, не просто изменилось: как будто сравниваешь здорового человека и слепо глухого с нарушенным обонянием. Кто бы мог подумать, что человеческая природа настолько ущербна.