Вековые дубравы и прочие лиственные леса, окружающие Кверк, здесь отступали, лишь по низинам виднелись иной раз темные купы одиноких ильмов да серебрились долговязые тополя. На склоны же лезли совсем иные леса, большей частью темные и сырые, скрашенные березовыми перелесками, над которыми, как недремлющие стражи, возносились пятнадцатисаженные башни пихт. Дорога, неспособная пробиваться через холмы по прямой, извивалась: то карабкалась на возвышенности, то спускалась в пади, местами больше похожие на ущелья.
В этом краю, на стыке человеческих, эльфийских и тролльих владений, поселки попадались редко: и люди, и прочие расы селились здесь неохотно, скудность каменистой почвы не способствовала развитию земледелия. А уж если поселок и стоял, то был окружен почти крепостной стеной, только что деревянной, и жители его, хоть и были рады заезжим купцам, при первой встрече радость выказывать не спешили: осторожно выглядывали из-за заостренных лиственничных бревен, придерживая мечи и самострелы. Что примечательно: хотя большинство селений были смешанными, атмосфера приграничья действовала всем на нервы одинаково, и жители мини-крепостей равно опасались и троллей, и эльфов, и людей. Однако и махнуть рукой на эту местность, предоставив ее жителей самим себе, не было возможности, да и жители не собирались покидать пусть и тревожные, но привычные места. Тракт, прихотливо петлявший по всхолмью, был наиболее простым и удобным путем из северных земель в собственно Арктонию, да и в Кверк, а значит, «артерией», по которой текли смолы, рыба, голубоватые шкуры северных лис и другие ценные товары.
Дорога, перевалив через выбитую ветрами голую хребтину холма, вновь пошла вниз, мимо увешанных бородами лишаев древес. Два всадника попридержали коней, пропуская возы на спуске. Один, повыше ростом, в кольчуге и шеломе-шишаке, исподлобья оглядел лежащую впереди низину.
– Эх, – сказал он, – надо было колдунишку хоть какого брать! Они, грят, хорошо со всякими нелюдями управляться умеют!
– Дык ведь, – отозвался его собеседник, чуть привставая на стременах и подергивая себя за рыжеватую бородку, – мы ж его сами-то и подпоили-за успех предприятия. Кто ж знал, что это его так подкосит и он головой с перепою ушибется? Да теперь и ладно, мы уж, почитай, в ельфийских землях.
– Что эльфы, что тролли – одно все нелюди, кто их разберет, окаянных! – Первый всадник тронул коня пятками, и тот послушно пошел вслед за последней подводой. – Оно, может, и хуже, что на людей похожи. А живут по полтыщи лет – поди угадай, что в их вековую башку втемяшится!
Рыжебородый лишь пожал плечами, подгоняя своего конька, чтоб не отставал. Достигнув дна лощины, рослый вновь натянул поводья.
– Не нравится мне здесь что-то! – сказал он.
– Дак ить вроде спокойно все? – Рыжебородый огляделся. Лес обступал лощину со всех сторон, из-под вековых деревьев на склоны кучевыми облаками выползали кусты.
– Самое место, ежели засаду делать! – Рослый положил руку на оголовье меча.– Нагоним-ка своих, а то еще, не ровен час, случится чего.
Он подстегнул коня поводьями, и в этот миг где-то в кустах тихонечко тенькнуло. Рослый с хрипом повалился на шею коня, который бестолково затоптался на месте. Рыжебородый с удивлением увидел тонкое оперенное древко, торчавшее у соратника из спины. «А ить стрела-то ельфийская», – отметил он про себя и дал своей животине шенкелей. Но ускакать не успел, как и поднять тревогу, – несколько десятков стрел вырвались из кустов и нависших над краем склона еловых лап. Чубарый конек рыжебородого рухнул наземь и забился в агонии, подминая всадника. Одна из стрел впилась в круп соловому битюгу, и тот, взвизгнув, понес. Подвода, налетев на склон лощины, перевернулась, из лопнувшего тюка рассыпались серебристые шкурки, словно еще хранящие в себе запах чистого, искрящегося на солнце снега. Кони первых двух подвод, подстегнутые вожжами и окриками, припустили вперед, но до конца лощины добрались уже без возниц и, испуганные свистом стрел, продолжали скакать во весь опор.
* * *
Хорошо посидеть тихим теплым вечером на берегу реки, особенно когда ты знаешь, что никакие срочные дела тебя не ждут, и можешь от души и с наслаждением предаваться безделью.
Солнце медленно тускнеет, убавляя свое свечение, переставая слепить и обретая четкие края насыщенно-оранжевого диска. Диск этот неуклонно скатывается к западу, задевая краем деревья, и земля и все, что на ней, теряет цвета, погружаясь в мир теней, небо же, выжженное в полдень до белизны, напротив, цвета обретает. Оно полыхает оттенками алого, красного, оранжевого и желтого – настолько чистыми и при этом столь прихотливо смешанными, что лучший из живописцев в бессилии бросит палитру и кисти и будет просто смотреть… Ближе к зениту теплые цвета тускнеют, перетекая из пурпура раковин южных морей в густую синеву дорогого шелкового плата, рассеченную черными стрелками облачных полос, медленно темнеющую к востоку и на самом краю пронзенную уже голубыми точками ранних звезд.
Вслед за небом расцвечивается и река, раскатываясь вдаль от твоих ног алой ковровой дорожкой, словно ты – почетный гость, которого безмолвно приглашают войти в распахнутые врата ночи. По сторонам от дорогого ковра темными силуэтами встают деревья, высясь над черными провалами берегов, и лишь прошлогодние камыши еще различаются на их фоне светлыми росчерками. А над водой, не дождавшись вступления ночи в свои права, уже скользят камушками по льду летучие мыши, неуловимо для человеческого глаза трепеща тонкими крыльями.
По-настоящему еще не стемнело, и цвета природы были еще различимы. Ивона, набросив на плечи куртку (с заходом солнца похолодало), следила за полетом ночных созданий.
Выдра вынырнула из омута у самых ее ног и, пошевеливая густыми встопорщенными усами, пару мгновений рассматривала девушку. Сколько Ивона помнила, выдры всегда жили возле этого омута, на заросшем тальником островке, и каждый раз вот так выныривали посмотреть, кто это сидит на берегу их водоема. Да и ближайшее селение называлось Порешни[2], также намекая на привычное обитание водных хищников в здешних местах. Это было одной из точек постоянства в меняющемся мире: река, закат, выдры с ивового островка, – то, что не дает разрушиться личному, построенному для себя миру.
Романтика закончилась с появлением босоногого деревенского парнишки, стремительно выбежавшего на берег и в нерешительности остановившегося шагах в пяти от Ивоны.
– Госпожа Ивона, – начал он после минутного перетаптывания с ноги на ногу, – а вы ворожить умеете? Мне батя Прасол сказывал, что вы ворожить горазды…
– Колдовать я немного умею, – согласилась Ивона, не вдаваясь в подробности. – А что стряслось-то?
– Так у нас на задах дома какой-то бес завелся, вы б его прогнали…
– Что за бес? – В Ивоне взыграло любопытство, и она поднялась на ноги, как следует надевая куртку.
– Дак мы его не рассматривали. Большой, воет, голова как горшок… Вы как, госпожа, идете?
– Идем, – согласилась девушка.
Шли быстрым шагом. Тропинка менее чем через полверсты переросла в главную и единственную деревенскую улицу. В домах уже зажглись лучины и свечи; жители, как водится, собирались с темнотой отойти ко сну, но не все еще успокоились, обсуждая, вероятно, дела минувшего дня, а то и просто дыша у окошка свежим воздухом на сон грядущий. О бесе, по-видимому, уже прослышали, так как на улице никто не околачивался, а за спиной Ивона довольно четко расслышала шепоток: «Глядь, Игнат-то ельфийку привел; они, ельфы, колдовать горазды!» И было не совсем понятно, ставится ли это умение эльфам в заслугу или нет.
– И давно этот «бес» появился? – поинтересовалась Ивона.
– Так уж несколько ночей шкодит. Свинью намедни зарезал… хорошая свинья была. – Игнат руками показал что-то необъятное, видимо, в качестве иллюстрации к достоинствам покойной.
– А что ж за местным колдуном сразу не послали? – удивилась девушка.
– За тем, что в трех верстах-то, в Заячьей Россыпи живет? Так он сейчас с обозом ушел. На Вяти и близ Кверка сейчас беспокойно, вот купцы и стараются колдуном заручиться на всякий случай… Во, пришли!..
Вблизи плотницкого дома соседи из окон уже не выглядывали, а окрестные собаки как-то жалостливо подвывали (похоже, забившись под телеги или еще куда).
Открыл сам плотник, крепкий кудрявый детина, и, поздоровавшись с «госпожой», повел Ивону задом.
– Там он, бес-то, по огороду скачет. – Не дойдя пары саженей, плотник остановился. – Свинью загрыз давеча, а теперь не иначе решил извести и грядки.
– А вы б его топором или доской, – сказала Ивона вполголоса (скорее себе самой, чем сомнительному тыловому прикрытию). Отправленный суровой отцовской рукой в дом, Игнат, судя по шуршанию, обустраивал себе смотровую площадку на чердаке.
Нежить появилась неожиданно, беспорядочно скача по огороду и странно завывая. Похожая на горшок голова моталась из стороны в сторону. От неожиданности Ивона метнула в тварь огнем, но промахнулась; земля на середине гряды взлетела комьями вместе с какой-то зеленью, мгновенно спекшейся до бурых комочков. Нежить гулко завопила и припустилась еще быстрее, на бегу звонко стукаясь головой о твердые предметы. И тут Ивона расхохоталась. Сплетя простенький магический аркан, она метнула его вперед, и существо остановилось как вкопанное, подвывая еще жалостней.
– В чем дело? – поинтересовался плотник откуда-то сзади.
– У вас вместе с появлением беса пес дворовый не пропадал? – поинтересовалась Ивона. Мужик выглянул из-за ее плеча и всмотрелся.
– О, так это ж Серко! – изумился он. – Это ж я горшок старый с объедками выставил, думал потом ему выдать, а он, вишь ты, сам нашел, да и застрял!
Теперь смеялись уже трое – сверху, с чердака, хохотал затаившийся там Игнатка. Виновник торжества стоял, подвывая и отнюдь не помогая проводимым горшечносъемным работам. Неожиданно он дернулся, вздыбив шерсть на загривке, и выдал такую скорбную руладу, что Прасол, вздрогнув, выпустил горшок, и Серко рванулся прочь через огород.
«Глупость какая-то, – размышляла Ивона, отсмеявшись и начиная плести новый аркан. – Не Серко же свинью собственных хозяев зарезал! Свиней в закрытых закутах обычно режет нежить, покупаясь, видимо, на схожие с человеческими свойства крови и сердечный ритм. И… собаки как-то странно воют…»
Стрига сидела, прилепившись к забору, напоминая гигантского паука длинными конечностями с острыми изломами суставов и плотным мохнатым туловищем. На белесой башке, отдаленно похожей на человеческий череп (или, если угодно, на тот же горшок), тускло горели два зеленоватых глаза. Убедившись, что ее заметили, и соблюдя, таким образом, приличия, тварь зашипела, поудобнее переставив ноги-руки, и распахнула два черных крыла.
Оказывается, стоять посреди ночного двора перед готовой к прыжку стригой – это совсем не то же самое, что читать про эту нежить, полеживая на чердаке в компании с толстым гримуаром и чашкой травяного чая, да рассматривать гравюры под шелест дождя, представляя себя боевым магом, вышедшим на охоту на полночный тракт. Как говорится, так вот ты какой, северный олень!
Додумать, как именно нужно убивать нежить, чтобы не повредить шкуру (пригодится: можно будет в Мусеон ее отдать – вот заодно и повод съездить в столицу), стрига не дала, перехватив инициативу. Взмахнув крыльями, она резко оттолкнулась от забора, в прыжке обнажая черный провал пасти и выставляя вперед костлявые когтистые лапы. Сзади, судя по звуку, Прасол тихо и по-деловому упал в обморок, и Ивоне едва ли не впервые в жизни захотелось последовать туда же. Единственное, что она успела сделать, это огреть приближавшуюся тварь свежесплетенным арканом. Стрига от неожиданности взвизгнула и рванула вверх, и Ивона, не успевшая понять, на какой части бестии захлестнулась магическая петля, стартовала за ней, едва не вывихнув руку. Магический аркан тем хорош, что образует с рукой, его бросившей, как бы единое целое, и выпустить его, в принципе, нельзя; главное перед броском – убедиться, что противник не намного сильнее или больше тебя…
Аркан, оказывается, захлестнул обе передние лапы нежити, стянув их вместе. Стрига, отчаянно хлопая крыльями, сделала круг почета над двором и огородом (Ивона была вынуждена, перебирая ногами, пробежаться по штакетнику и свести близкое знакомство с большим кустом крыжовника), а затем, не выдержав нагрузки, рухнула на землю, пропахав борозду поперек двух грядок. Девушка с размаху впечаталась в ее мохнатый зад, попутно вспомнив нужные слова, и обе наконец избавились от аркана. Первой от шока оправилась нежить, с каким-то мстительным видом размяв освободившиеся лапы и пронзительно зашипев сквозь заостренные зубы. Ивона поняла, кто кем намеревается сейчас пополнить коллекцию, но добровольно упасть в обморок опять не вышло. Неожиданно она почувствовала, как что-то буквально жжет ее ногу. Рефлекторно сунула руку в карман, и находившийся там предмет сразу похолодел, зато по ладони словно теплая волна прокатилась.
Стрига поднялась на задние лапы, протянув передние к добыче, и тут же вздрогнула, с визгом обернувшись – носившийся в полном одурении по огороду Серко со всего маху врезался горшком в ногу твари. Горшок разлетелся вдребезги, а кобель, увидев, куда он попал, заголосил не хуже стриги и понесся прочь.
Этого короткого замешательства Ивоне хватило, чтобы, не особенно задумываясь, метнуть в отвлекшуюся бестию первым пришедшим на ум заклинанием. На мгновение в воздухе вспыхнула синяя дуга, доска штакетника позади стриги рассыпалась дождем горящих щепок, а сама стрига, с некоторым удивлением изогнув шею, посмотрела на собственную грудь и рухнула наземь. Ее крылья и задние ноги еще некоторое время дрожали в конвульсиях, а затем тварь вытянулась и окончательно затихла.
Ивона присела прямо на грядку, думая, что ей сейчас не повредил бы стаканчик наливки, а до целой бутылки лучше бы и вовсе не добираться, потому как на нервной почве она, несомненно, выпьет ее досуха. И тут раздались аплодисменты. Подняв глаза, девушка разглядела поверх забора силуэты голов по меньшей мере десятка соседей, собравшихся посмотреть на редкое зрелище – поединок колдуна и нежити. Судя по более или менее дружным хлопкам, на стригу ставило меньшинство. Большинство же, перевалив через забор, тожественно выволокло мертвую тварь на улицу, уже освещенную луной, не слушая сетований плотницкой жены, пытавшейся привести мужа в сознание при помощи воды и подвернувшегося под руку старого сапога. Труп стриги привязали к палке (похоже, оторванной от многострадального плотницкого забора) и волокли полверсты до ворот замка, по пути всячески нахваливая «храбрую госпожу». А «храбрая госпожа» с большим трудом подавила в себе желание сразу же отметить первое собственноручное усекновение нежити возвращением обеда (проще говоря – тошноту). Ивона еле доплелась до замка и, кое-как отблагодарив селян за добрые слова, поспешно отправилась в притулившийся в темном углу двора маленький деревянный домик. О карьере профессионального ведьмака ей думалось почему-то в последнюю очередь.
Глава 2
МАГИЧЕСКИЙ ЭСКОРТ
Вероятно, старейший в королевстве Веятский университет исходно строили как рыцарский замок, способный противостоять орде гоблинов или армии троллей. Но уж точно не как высшее учебное заведение. Эти стены серого камня могли бы выдержать добрую сотню ударов стенобитным орудием, а их бесстрашные защитники, попивая квас или еще какой напиток, расслышали бы лишь слабое царапанье извне. С другой стороны, только совершенно умалишенные или же помешанные на рыцарском кодексе воины (чего за гоблинами пока вроде бы не замечалось) могли долбиться в стены, напрочь игнорируя узкие, хотя и высокие, с затейливым переплетом стрельчатые окна первого этажа.
Между окнами, впиваясь в стены щупальцами корней, карабкался плющ, украшая университет в летнее время зеленотканным гобеленом. Каждую весну он ловко и сноровисто преодолевал первые два этажа, но уставал и начинал задыхаться на третьем и, наконец, вцеплялся тощими пальцами побегов в карниз четвертого этажа, безнадежно повисая на нем и затравленно соображая, как его угораздило залезть на такую верхотуру. В плюще гнездились зарянки и садовые славки, бодро распевавшие под окнами аудиторий; изредка им пользовались единственные захватчики, посягавшие на университетскую суверенность, – черные крысы с усатыми мордочками и длинными цепкими хвостами.
А на самом верхнем карнизе восседала компания каменных горгулий, к которой ежегодно присоединялась пара соколов-пустельг. Птицы щедро ссыпали вниз комочки спрессованного мышиного меха и косточек (в результате чего тема самостоятельных работ студентов «Возможности и перспективы провиденья на основе погадок»[3] постоянно подпитывалась свежим расходным материалом). Над горгульями и птенцами пустельг, пищавшими в ожидании свежих мышей, возносились к небу два купола обсерваторий и шпиль, который совмещал в себе функции украшения, ретранслятора поисково-коммуникационных заклинаний и громоотвода.
Сейчас это средоточие культуры и прогрессивной мысли пребывало в относительной тишине и покое, впрочем, скорее внешнем. Студенты наслаждались летней погодой где-то вне этих стен, с которых старательные домовые, подгоняемые мрачным завхозом, деловито смывали надписи сомнительного содержания и еще более сомнительной исторической ценности. Отовсюду доносился запах побелки и стук молотков – по старинной традиции, бывшие абитуриенты, а ныне свежеиспеченные студенты что-то красили и чинили, дабы к началу лекций и семинаров вполне проникнуться духом учебного заведения. Двое старших учащихся загорали, сидя на подоконнике открытого настежь окна, в ожидании, когда птенец пустельги срыгнет остатки очередной мыши, столь необходимые для предсказания эпохальных событий. Одинокий должник, явившийся на пересдачу каких-то зачетов, крался по коридору, зажав под мышкой увесистый седьмой том энциклопедии «Старминика», и остановился у двери помещения, предназначенного для отдыха профессоров и доцентов.
За дверью, впрочем, разговор шел вовсе не о зачетах и расписании семинаров.
– Это добром не кончится! Он что, не понимает, что государство нарывается на очередную войну – на этот раз Последнюю?!
– Да все он прекрасно понимает, но, очевидно, рассчитывает, что так далеко дело не зайдет.
– Но ведь ежу понятно – простите, коллеги, – что имеют место провокации. Эльфы всегда были союзниками и держали все восточное Приграничье от набегов варваров с моря.
– Ежу, может, и понятно, а вы объясните это родственникам тех, от чьего обоза прибежала в пункт назначения единственная лошадь с эльфийской стрелой в заду! Это же такой повод помахать мечами и поголосить о наглых выпадах зарвавшихся нелюдей. И что бы ни случилось, он будет держаться нейтральной позиции: в открытых выступлениях скажет, что все надо урегулировать мирным путем, а тайно поддержит дружины местных дворян. Если война и разразится, он почти ничего не потеряет. Эльфы победят – хорошо, это все подлые ландграфы, центральную власть ни в грош не ставят, творят что хотят, никакой управы на них нет, и спасибо, хоть вы помогли, приструнили, а давайте-ка мы пяток еще и повесим публично, чтоб остальные боялись! И действительно – зарвались, в грош не ставят, а Приграничье освободится от законных землевладельцев и под шумок отойдет королю, на его усмотрение. Победят ландграфы – еще лучше. Победителей не судят, и все они могут засвидетельствовать, что королевский дом всячески им помогал и лишь политические обстоятельства момента вынуждали его делать это тайно. А в Кверке – и строевой лес, и торговый путь из южных земель через Восточное море, и плодородные земли, и процент со всего этого в казну.
– М-да! Хуже всего, боюсь, придется эльфам, живущим не в Кверке, а на территории Берроны.
– Уверяю вас, коллеги, если это все же случится, хуже всего придется всем!..
Как бы ни была увлекательна тема внешней и внутренней политики, подслушать разговор незадачливому студенту не удалось. Едва он склонился к двери и начал вникать в смысл разговора, как его отвлекла от этого сработавшая магическая защита. Бедняга выронил энциклопедию и, вытаращив глаза, прижал ладони к ушам, временно забыв о взаимоотношениях людей и эльфов. Простенькая, а потому надежная, как кувалда, формула при нарушении контура эмулировала в мозгу нарушителя эффект воздействия звуком в добрую сотню децибел на всех слышимых частотах сразу. Особенно удобным было то, что, кроме самого пострадавшего, никто этих звуков не слышал…
* * *
– Знаешь ли ты, что обо всем этом говорят? И, заметь, не только в милой моему сердцу обители знаний, а и просто на улицах?
– Что, если не прекратятся провокации, войны не избежать. Вы об этом, Ваше Величество?
– Об этом… – Король, уперев локти в ограждение балкона, смотрел, как на шпиле Университета играют отсветы заходящего солнца. – Я получил донесение от Хорта, и он тоже полагает, что все это – провокации.
– Ну, население Приграничья не так-то легко спровоцировать. – Релла уютно устроилась на мягком диване, прикрыв ноги пледом. – Там чистокровных людей-то за пределами Турвина живет не так уж много.
– Даже самое стойкое население начнет роптать после регулярных нападений на обозы, якобы совершаемых кверкскими эльфами. А уж подбить местных ландграфов на размахивание мечом вообще ничего не стоит!
– А вот этого я бы не стала им позволять… – А эльфы мне шлют уже третью ноту протеста за браконьерские рубки. Браконьерские рубки – подумать только! – Монарх повернулся спиной к закату и шагнул в комнату.
Из складок пледа Реллы высунулась любопытная морда абрикосово-рыжего хорька; фаворитка рассеянно почесала зверька за ухом.
– Я бы предположила, – сказала она, – что рубки производились в священных рощах, нанося убыток не столько материальный, сколько моральный.
– Я бы назначил тебя своим советником, а остальных бы отправил чистить конюшни… – Король невесело усмехнулся, взяв со столика бокал вина и отпив глоток. Он прошел с бокалом в руке к любимому креслу и сел, предварительно согнав с сиденья еще одного хорька: – Беги к хозяйке!
Хорек меховым ручейком послушно потек к дивану. Король вздохнул, на мгновение отвлекшись от невеселых мыслей. У леди Реллы, которую Его Величество про себя считал умнейшей женщиной королевства, в жизни было два главных увлечения: хорьки и сам король.
– Ну уж нет, благодарю покорно, Ваше Величество! – Релла наморщила носик. – Для хрупких женских плеч это была бы слишком большая ноша. Я бы предпочла остаться на своем месте, нежели занимать чужое.
– Да, ты права. – Правитель еще отпил из бокала и вернулась к прежней теме: – Разумеется, страдают священные рощи, разумеется, ущерб наносится моральный, и, разумеется, это тоже провокации.
– Могут быть провокации, – негромко вставила Релла.
– Беда в том, что неясно, как этот ущерб может быть возмещен, кроме как наказанием виновных, которых еще надо поймать. – Король откинулся на спинку кресла, разглядывая вино на просвет. – Это как снежный ком. Или эпидемия. Пока отдельные идиоты совершают что-то подобное, их рано или поздно отлавливает стража – и справедливость торжествует. Но стоит таким вот событиям принять систематический характер, они начинают вовлекать в себя все новые и новые силы. Если случится хотя бы маленькая приграничная стычка – а она случится почти наверняка, – не один дворянин, так другой воспользуется ситуацией и народными настроениями…
– Можете не продолжать, Ваше Величество, я уже поняла. Если мне будет позволено выразить свое мнение, я бы сказала, что надо надеяться на лучшее и избегать случайностей.
Монарх резко выпрямился в кресле и повернулся к фаворитке, поймав ее крайне серьезный и сочувствующий взгляд.
– Это лишь мнение слабой женщины, – произнесла Релла, поднимаясь с дивана и стряхивая с колен пригревшихся хорьков. – Поговорите с теми, кто умнее и опытнее меня.
* * *
«В эту гнусную погоду, – думала Ивона, глядя в чердачное окно на струящиеся по соседней крыше ручейки воды, – так и хочется забраться на чердак. Чтобы никто не трогал». Благо чердак был прямо-таки создан для одинокого созерцания дождя. Правда, дождь ныне не удался: мелкая серая морось, про которую никогда не понятно, движется ли она сверху вниз или хаотично. Вероятно, таким нехитрым способом природа напоминала, что лето идет к концу и осень не за горами. Будет, конечно, еще и солнце, и по-летнему жаркие дни, ведь и листва на деревьях еще даже не тронута желтизной, но все же, все же…
Ивона оторвалась от окна и щелчком пальцев зажгла две свечи в тяжелом старинном канделябре. Это было одно из первых заклинаний, которое она выучила еще в детстве, однажды увлекшись книгой по практической магии и обнаружив, что у нее кое-что получается. В сущности, ее нелюбовь к домашним делам и послужила в тот момент серьезным стимулом к изучению магического искусства – как только Ивона узнала, что подметать комнату можно, не вставая с кресла, а после некоторой тренировки – и не отрываясь от чтения. Теперь именно это заклинание, которое Ивона представляла в виде бледно-лилового пузыря, трудолюбиво гудело, периодически удаляя с ее любимого чердака пыль и неизбежное зло от соседства с летучими мышами – их помет.
Девушка сидела в старом кресле, уютно закутавшись в пушистый плед, ела прихваченный с кухни бутерброд и читала книгу про нежить, расширяя образование. В библиотеке, доставшейся ей в наследство от матери, было множество трудов по разным разделам магии, естествознания и целительства, однако, раскрывая книги в толстых кожаных переплетах и с интересом вчитываясь в затейливый шрифт, Ивона отдавала себе отчет, что с момента написания большинства этих фолиантов наука сделала большой шаг вперед. Эту же книгу недавно привез из какой-то поездки дядя Олбран, и в ней, несмотря на относительную скромность переплета и оформления (простое золотое тиснение, без инкрустаций, гравюры несколько схематичны), содержались сведения заметно более свежие.
Шкура стриги, снятая с помощью замкового конюха (в прошлом охотника), теперь покоилась в подвале в кадке с солью. У Ивоны была мысль съездить в столицу, а шкуру захватить в качестве своеобразного пропуска в Университет и, в частности, в университетский Мусеон. Сейчас, задумчиво жуя бутерброд и перелистывая страницу за страницей, девушка узнала, как ей в этом плане повезло с первой добычей: оказывается, некоторые виды нежити – например, упырей – вообще невозможно сохранить в коллекциях, поскольку по смерти они полностью распадаются, оставляя лишь лужи дурно пахнущей слизи.
Внизу, под лестницей, скрипнула, открываясь, дверь.
– Ивона! – крикнула снизу Неда, Ивонина тетка, – тут тебя купец какой-то спрашивает! Спустись на минутку.
– Сейчас подойду. – Девушка закрыла книгу и стряхнула с подлокотника кресла бутербродные крошки. «Купец? Интересно, зачем это я ему понадобилась?»
Торговый человек – крепкий мужик с седой бородой и седыми прядями в темной шевелюре – ждал в холле, объясняя, что в зал не пойдет, чтобы не натоптать: грязно ж на улице. Ивона поздоровалась.
– Добрый день, госпожа Ивона! – Появлению девушки купец явно обрадовался, слегка ей поклонился. – Если он, конечно, добрый – вон грязищу какую развезло! Тихомир я Суховерхов. В Камнешарах контора моя.
Ивона кивнула. Фамилию Суховерхова в этих местах знали, да и самого купца она вроде бы видела пару раз.
– А ко мне-то у вас какое дело? – спросила она.
– Да вот, обоз пойдет с товаром на Турвин. Небольшой, всего пять подвод. Да боязно его без мага-то нынче пускать! А вы, как я знаю, колдуете хорошо. Вон вся округа рассказывает, как вы нечисть крылатую, стригу-то, упокоили: почитай, полдеревни у вас теперь в должниках. Вот я и подумал вас попросить товары сопроводить.
Ивона задумалась. Она собиралась съездить в столицу королевства, но, если подумать, Турвин – тоже неплохо, крупный древний город, в котором она к тому же ни разу не бывала.
– Что стряслось? – В холле появился хозяин замка.
– Дядя Олбран, – повернулась к нему девушка, – тут вот господин Суховерхов предлагает с его обозом прогуляться до Турвина. В качестве магической охраны. Как ты смотришь?
– А и поезжай! – сказал Олбран, к некоторому замешательству Ивоны, уже готовившей речь с доказательствами, почему ей обязательно надо поехать. – Турвин – город красивый, заодно и посмотришь.
– Да куда ж ты девочку спроваживаешь?! – возмутилась госпожа Визентская. – Куда она поедет – одна, леший знает в какую даль!
– Ну почему одна? Там в обозе еще люди будут…
– Вот именно! – сказала Неда, выразительно посмотрев на мужа.
– Взрослая уже, – ответил Олбран. – Не запрешь же ее. Все равно она в столицу собиралась. Неда, она ж, как ни крути, по магической стезе пойдет, пора уж свои силы попробовать.
– Да-да, куда ее мать эта стезя привела! – Неда поджала губу, но было видно, что она уступает.
Ивона почувствовала, что пора бы и ей вставить слово в беседу.
– Спасибо, дядя! – быстро сказала она. – Тетя, не переживайте, ничего со мной не случится! Господин Суховерхов, куда и когда подъезжать? Да, – чуть запоздало вспомнила она о еще одной важной вещи, о которой в разговоре с купцом следовало бы вспоминать в первую очередь, – а каковы условия контракта и оплата?
Купец усмехнулся в усы, глянув на Ивону при ее последних словах с уважением, и вытащил из-за пазухи свиток.
* * *
Верхом на любимом соловом жеребчике по кличке Шпат Ивона подъезжала к Камнешарам – большому селу, не чета Порешням. Здесь даже было несколько домов с каменными первыми этажами и каменный храм. Улицы, впрочем, были немощеные, земляные, и если проселки после вчерашнего дождя покрывала грязь разной степени вязкости, то в селе, где дорогу упорно месили сотни человеческих, конских и коровьих ног, грязища была непролазной.
Девушка, впрочем, не обращала внимания ни на грязь, ни на каменные постройки, размышляя о своем дебюте в качестве наемного мага. Она вовсе не была уверена, что твердо помнит все заклинания и сможет их применить в трудную минуту. Опять же, необходимо было хотя бы в первый момент произвести на своих спутников хорошее впечатление.