МЭННИ

У Логана шило торчит в заднице. Это точно. Как только запрыгнули, он сразу заерзал:

— Мы едем! Черт побери, мы едем! Спасибо тебе, Господи!.. Вот черт, а! Мы едем-едем-едем… Скажи, Мэнни… А правда, мы с тобой отличная команда, да? Скажи, Мэнни, правда?

Вместо того чтобы навострить уши, он все языком трепал. Оставит он меня в покое или нет, малолетка несчастный?! Я увидел, как два железнодорожника побежали зачем-то в нашу сторону, они кричали что-то, но я не расслышал что. Впрочем, нас они видеть не могли, а остальное меня не волновало. Я только на всякий случай сказал:

— Что-то произошло… Что-то не так… Логан прыгал от радости:

— Да ладно тебе, Мэнни. Успокойся. Там машинисты есть, они знают, что делают… Клянусь дыркой моей маленькой Мэри!

И запел себе под нос:

— А у моей маленькой Мэри есть одна маленькая дырка…

Мелодия знакомая, но он так канючит, что я не могу понять, где слышал ее.

— Бак, что это ты напеваешь все время?

— Мэнни, ты чего?! Это же классика, старина! «А у моей маленькой Мэри есть одна маленькая штучка…» В войну наши летчики пели, когда в воздухе были. Все равно что пароль. Мне дед рассказывал.

— А у тебя дед во Вьетнаме был?

— Да нет… В ту войну. С японцами. А мою малышку зовут Мэри. Вот я ей и пел всегда: «А у моей маленькой Мэри есть одна маленькая дырка…» Она очень смеялась. — Он помолчал секунду и добавил:

— А мы тоже летчики, правда, Мэнни? Наш паровозик будто по воздуху летит…

Скорость в самом деле приличная. Что-то подозрительное во всем этом…

— Бак, тебе не кажется, что пришло время осмотреть другие вагончики?

Логан расплылся как ребенок:

— Улыбнись, приятель! Мы же на свободе… Ну?

— Ты так считаешь?

Хотел бы я в это верить. Стрелки всех приборов стоят на месте. Значит, здесь ничего не работает? Надо бы все же перебраться в другое место — туда, где было бы ясно, что к чему.

— Послушай, Мэнни… Я хочу, чтоб ты знал, Мэнни… Я очень горжусь, что я твой партнер и помощник…

Ну, это уж чересчур, надо поставить его на место:

— Знаешь, малыш, я, конечно, ценю то, что ты сделал… Но никакой ты мне не партнер, понял? И не гордись собой. Мне это не нравится. Посмотри на свои татуировки. Ты будешь показывать их кому-нибудь другому. Им самое место у бассейна в Акапулько…

Я опять задел его самолюбие. Очень больное самолюбие.

— Что я такого сделал, что заслужил все это дерьмо, которое ты сейчас льешь на меня?

Он обиделся, видали такого?! Молокосос!

— Да ничего ты не сделал! И ни черта ты не понял! И сейчас не понимаешь, что вертеться около меня просто глупо. Потому что я объявил войну всему миру, а это значит — каждому в этом мире. И если ты подвернешься под горячую руку — то и тебе перепадет…

— За меня не бойся. Мне ничего не перепадет, дружище… Ох, он так ничего и не понял…

— Я всегда говорил, что насильники все туповатые малость. Трахаться — дело нехитрое… Логан взорвался от злости:

— Никакой я не дерьмовый насильник. С чего ты взял, приятель?

— Да прочитал. В тюряге, в твоих документах написано, что насильник. Два года назад сел за изнасилование…

— Да это только формально считалось изнасилованием. Потому что ей исполнилось всего лишь пятнадцать лет, а мне побольше было. Родители у нее — свиньи…

— Формальность или нет, но называется изнасилованием…

У меня не было ни малейшего желания продолжать с ним беседу на эту тему. Он это почувствовал, замолчал, заходил по тамбуру взад-вперед и неожиданно открыл дверь. Я подскочил и захлопнул ее.

— Малый, что с тобой? Ищешь компанию, чтоб сдохнуть не в одиночестве?

Он опешил, даже испугался и не сразу пришел в себя.

— А что, Мэнни? Ты что, считаешь, что за нами кто-нибудь наблюдает? Или что-то другое, Мэнни?

— Ничего я не считаю…

И я сполз на пол. Надоел мне этот тип! Да еще рука раненая разболелась… Летим мы, действительно, с бешеной скоростью. Я попытался прикинуть, посчитав по некоторым дальним точкам, — вышло более шестидесяти миль в час. Причем скорость все росла и росла. Куда машинист торопится? На тот свет, что ли…

— Знаешь, Мэнни…

Видно, отходчивый парень, этот Логан. Да и молчуном его не назовешь…

— Слушай… Я тут вспомнил про тот банк, который ты обчистил… Тогда, в Рено… Я в это время в колонии сидел, для несовершеннолетних. Приятель, это было гениально! Просто чертовски здорово у тебя вышло. Два миллиона долларов… Старик, это высший класс!

Подлиза Логан! Приятно, конечно, вспомнить это дельце, чего уж там…

— Два миллиона — это, конечно, легкое преувеличение. Я взял обычную сумму, что страховая компания наличными у себя держит… Не больше того…

— Все равно это чертовски здорово было, старик. И, знаешь, я тебе еще кое-что скажу… Послушай, Мэнни…

Я знаю один банк в пригороде Сан-Франциско. Там, самое меньшее, с полмиллиона наберется. Это банк, который зарплату выдает для сахарной компании «Эс-энд-Эйч». А у этой компании доходы — «ого-го»! Вот, старик, об этом я и размечтался. Потрясающее дело можно провернуть, ты меня понимаешь, да? Вот уж после него я разгуляюсь, это точно! Черт возьми!..

Как глазки-то разгорелись! Шкуру делит. Неубитого медведя… Щенок паршивый! На месте родителей этой Мэри я бы не в тюрьму его посадил, а кастрировал втихомолку. Успокоился бы мальчик до конца дней своих…

— Сначала я поеду на Мардигаа: никому не дам скучать на этом карнавале. Нью-Орлеан на уши поставлю… Потом отправлюсь в Лас-Вегас. Набью карманы денежками и отправлюсь. Все лучшие шлюхи будут мои. Ты меня понимаешь, старик?.. Всю свою жизнь до этого дня я почти каждую ночь только и мечтал о таком путешествии. Только и мечтал…

Кровь хлынула мне в голову и я вскочил на ноги.

— Мечтал, говоришь?! Мечтал… Дерьмо собачье! Ничего у тебя не выйдет, недоносок! А что у тебя выйдет, хочешь узнать? Я скажу, что у тебя выйдет. Ты устроишься на работу… Вот что у тебя выйдет. Ты устроишься на какую-нибудь вшивую работенку. Такую, какую только и может найти бывший заключенный. Ну, что-нибудь вроде мытья тарелок в захудалом кафетерии. Или туалеты будешь чистить. Чужое дерьмо выгребать — вот какую работу ты найдешь. И ты зубами вцепишься в эту работу. Как в золото! Потому что для тебя это и будет золото. Да-да, не перебивай меня, малыш, дай я скажу… Это будет золотая работа, слышишь меня? И вот в конце дня придет к тебе твой хозяин… придет посмотреть, как ты сделал свою работу… и ты захочешь посмотреть ему в глаза… захочешь, но не сможешь… и уткнешься в пол… потому что не захочешь видеть страх в его глазах… потому что он боится, что ты вдруг кинешься на него… что ты вцепишься ему в морду… что ты будешь колотить его об пол башкой… и он завопит, как резаный… и будет умолять тебя, чтобы ты не убивал его… и вот поэтому ты глаз своих от пола не оторвешь, дружок. Ты — не король, ты — валет… Не перебивай и слушай, что я тебе говорю, засранец! И вот тогда он окинет орлиным взором все, где ты убирал… и посмотрит на все, что ты сделал… и скажет тебе… «О, вот здесь вы оставили грязное пятнышко… Боже, и вон там вы не вытерли как следует… А это что за пятнышко?..» И ты стерпишь всю боль, что сидит в тебе… всю ярость, что растет в тебе…. и ты будешь оттирать это пятнышко… будешь! будешь!., до тех пор, пока все вокруг не заблестит. А по пятницам… ты будешь получать чек за свою работу… и если ты сможешь все это сделать… если ты сможешь пройти через это… тогда ты сможешь стать… хоть президентом корпорации «Чейз Мэнхэттен»… Если ты сможешь это сделать…

Я затих. Я иссяк. Впервые в жизни я сумел сказать вслух то, о чем лишь размышлял в редкие минуты на свободе. Я сказал Логану, что его ждет впереди, но он не поверил мне.

— Нет, старик, это не для меня. Это дерьмо не по мне, точно тебе говорю! Лучше уж обратно в тюрьму!

— Тем печальнее, молодой человек… Я покачал головой, я действительно будто видел, что ждет Логана.

— Тем печальнее…

Он набросился на меня:

— А ты сам-то, Мэнни, смог бы так?

— Если б я мог…

Я опять сполз на пол без сил и прошептал:

— Если б я мог…

ФРЭНК БЭРСТОУ

Я спросил:

— У тебя с головой все в порядке, Паласки?

Но он уже отключился, и я обернулся к Дэйву.

— У беглеца горят тормозные колодки… Он набирает скорость с дикой быстротой и скоро вломится на нашу территорию…

Дэйв взорвался:

— Какого черта? Они что, не проверяли колодки? Идиот ты все-таки, мой помощник! — Какая разница! Дроссель, наверное, открыт на всю катушку. По крайней мере, если он на «восьмерке», колодки уже будут гореть.

— Черт возьми! — Дэйв уставился на монитор. Я тоже перевел взгляд и увидел цепочку светящихся огней.

— Вот и он.

Дэйв заплясал на месте, вот-вот в штаны напустит.

— Господи, помоги! Что же нам теперь делать? Боже, у меня жена, у меня двое детей, спаси, владыка! А денег у меня меньше, чем у Майкла Джексона…

Запричитал!

— Успокойся! Не канючь! Система себя покажет. Она гарантирует абсолютную надежность. Мое изобретение!

— Ну и что? Из-за того, что ты ее придумал… Я оборвал его:

— Да, Дэйв. Именно потому, что это я ее придумал, мальчик мой. И потому что я знаю, как с ней работать. Сейчас я продемонстрирую тебе свою систему в действии…

И я нажал кнопку, приводящую в рабочее состояние все звенья моей думающей системы. Через несколько секунд мы все увидели, что навстречу беглецу по тому же самому пути идет другой состав. Компьютер показал, что это грузовой «12-й Восточный», и включил ему красный на стрелке. Сейчас он вызовет нас… Только бы не останавливался! Боже, зачем он останавливается?!

— Бэрстоу слушает…

— Почему вы нас тормозите?

— Да потому что на тебя сейчас по твоему первому пути летит неуправляемый сбежавший поезд. Слышишь меня? 12-й, отвечай…

Черт бы его побрал, да куда же он исчез?!

— Двенадцатый! Где ты?

— Да не вижу я никакой поезд. Все чисто впереди… Кретин! Каждая сошка вместо того, чтоб сразу делать…

— Да потому, что если бы ты его увидел, то был бы уже трупом. Немедленно переходи на запасной путь! Беглец всего в четырех милях от тебя… Я требую, чтобы ты немедленно перешел на второй путь. Повторяю для самых тупых: немедленно!

— Боже мой, да пожалуйста…

Кто там еще ввалился в диспетчерскую? Руби разве может кого-нибудь остановить! По телефону с кем-то трепаться, это всегда по ее части. Как сейчас. Одной рукой останавливает Кэссиди: «Сюда нельзя!», другой — трубку держит… «Нет… Вы что, серьезно?»… Кэссиди, конечно, шлепает Руби по заднице: «Да ладно тебе…», а вместе с ним Райт, как обычно: «Эй, Руби, что такое?» Только бы не мешали, а так — пусть стоят. Пусть все видят преимущества моего изобретения! Что там, на мониторе?

— Черт побери, этот «12-й» Восточный ковыляет, будто столетняя черепаха! Кто держит в машинистах этого ублюдка?! Он же не успеет спрятать свою задницу на свободный путь!..

— Центральная, это 12-й. Я его вижу. Это ураган. Он несется прямо на меня. Помогите же кто-нибудь! Остановите его! Он сметет меня! Помогите!!!

БАК

Вот это был удар! Мама родная, мы наверняка кого-то нокаутировали. Могу себе представить, как это произошло. Видимо, навстречу нашему авиалайнеру на колесах по нашему же пути неслась какая-нибудь колымага, машинист которой мирно дремал, ни о чем не подозревая. Правда, если бы мы с ним поцеловались лоб в лоб, то и сами бы так легко не отделались… Скорее всего, встречный свернул на другой путь, но не успел убрать с нашей дороги весь состав. В этом случае больше всего я не завидую дежурному тормозного вагона: ему с последней смотровой площадки должна была открываться замечательная картина. Возможно, последняя в жизни… А мы, кажется, не только не притормозили от столкновения, но, по-моему, даже прибавили. Скорость такая, что если б от удара я тут же очухался, то в щелочку из нашего тамбура не успел бы увидеть даже обломков того, кого мы прошили насквозь, как нож коротышки-фрайера просверлил на моих глазах руку Мэнни в тот счастливый день, когда я стал чемпионом тюряги в Стоунхэвне, штат Аляска… Не повезло тогда Мэнни, но старику… О, господи! Мэнни!!! Где же он? Что с ним?..

Я открыл глаза и увидел яростно-разгоряченное лицо Мэнни. Он заорал, размахивая передо мной руками:

— Я же так и говорил тебе… Я же говорил! Разве я не говорил тебе, что у них там разладилось что-то к едреной фене!

Конечно, он прав был, этот Мэнни. Прав, как всегда. Но я выдавил из себя, на всякий случай, просто так:

— Ну, а может… мы на каком-нибудь особенном экспрессе, а? Суперэкспериментальном каком-нибудь? Или что-нибудь в этом роде?

Но Мэнни в ответ опять заорал, брызгая слюной:

— Да очнись же, придурок! Мы только что разнесли в щепки тормозной вагон, если не больше, и ни на мгновение не притормозили. Наверняка здесь что-то не в порядке. Вот, смотри…

Мэнни ткнул пальцем куда-то в щель, но я не стал смотреть: все равно в эту минуту я верил каждому его слову, а он продолжал:

— Смотри! Удар был такой, что у нас все поручни снаружи сорвало. Я так думаю: может машинист наш в ящик сыграл?

Мэнни произнес вслух то, о чем я даже подумать боялся. Поэтому я струхнул больше, чем когда летел в Американку с черт знает какой высоты.

— Ну, знаешь… Машинист ни с того ни с сего в ящик не сыграет…

И тут Мэнни добил меня.

— А ты слышал паровозный гудок? Хотя бы один раз, а? Почему гудка не было?

После этих его слов я инстинктивно потянулся к аварийному звуковому сигналу и взялся за рубильник, но Мэнни успел зажать своими клещами (хотя, конечно, и я не жалуюсь на свои ручонки) мое запястье.

— Что с тобой? Ты не свихнулся, малыш?

— Просто хотел проверить, работает ли он… Мэнни, ты же сам только что сказал, что машинист в ящик сыграл…

Рука моя от боли уже затекла, и я дернулся, чтоб высвободиться.

— Да отпусти же ты!..

Наверное, у меня вышел очень жалкий жест, и Мэнни сказал:

— Если ты, парень, считаешь, что мы в игрушки играем… В прятки, там, или в казаки-разбойники… Я попытался выдернуть руку еще раз.

— Послушай, приятель, ты же сам выбрал именно этот поезд…

Мэнни застыл, в его глазах мелькнуло что-то человеческое, и он произнес:

— Да, ты прав…

И освободил мою руку. Потирая запястье, я только и добавил:

— Ну, вот видишь…

Потом я подошел к двери и уставился на эти бескрайние снежные поля, которые с бешеной скоростью проносились туда, откуда мы бежали. Глазу зацепиться не за что — один только снег… Такой мягкий и ласковый, когда вечер, тусклые фонари на ветру раскачиваются, снег кружится и норовит залепить глаза, уши, нос, рот, но со мной — Мэри, и мы вдвоем, в тени дома, за углом, чтоб не видели ее предки, и мы целуемся, и кончик ее языка пронзает меня до самого сердца, и дальше, и горячая волна желания захлестывает меня, и мои руки в исступлении начинают неистово сжимать хрупкое тело моей маленькой Мэри, и она чувствует мое желание, и успевает остановить меня, отрывается от моих губ, и я, ошалевший, замираю с открытым ртом, который через секунду оказывается набит снегом… Но уже тогда, с Мэри, я знал, что снег бывает другим… Твердым, как кол, который вбивают тебе в глотку, и вонючим, как будто хлебаешь ты из отстойника, в коровьем хлеву… Нам было по двенадцать, мне и рыжему Эдди (хотя выглядели мы на все шестнадцать), когда мы решили пошмонать машины на платной стоянке хромого Зауэра. Мы знали, что запросто с ним управимся, если что, и он действительно застукал нас, но не поднял шуму, а вызвал лягавых, и мы поняли, что вляпались, когда сразу с двух сторон заверещали сирены и через секунду Зауэр навел свой прожектор на тот участок, где мы затаились. Мы с Эдди, как договаривались, кинули жребий, и мне выпало принять удар на себя. Я прополз под машинами, к самой крайней в ряду, дернул за ручку ее дверцу, чтоб вырубилась сигнализация, вскочил, перемахнул через ограждение и рванул что было сил. Я слышал тяжелый топот зимних ботинок полицейского, я знал, что мне не уйти. Просто в эту минуту Эдди должен был «сделать ноги» с другой стороны стоянки, что, кстати, и произошло. А лягавый, догоняя меня, дал мне своим кованым пудовым ботинком по ногам, и я уткнулся носом в снег. Хотел подняться, но не успел, — получил второй удар по ребрам. Дикая боль скрутила меня, но чтоб не получить ботинком по зубам, я сгруппировался, качнулся маятником в сторону и смягчил удар руками, хотя при этом опрокинулся на спину. Тут подоспел еще один фараон, и они оба, пожалуй, поняли, что с меня много не возьмешь. Вот тогда-то они меня, взяв за ноги, и окунули несколько раз в ближайший сугроб, каждый раз заталкивая все глубже и глубже. Может, эти ребята даже внимания не обратили, что запихивали меня в снег, который уборочная машина сдвигала в сторону с проезжей части… Просто хотели малолетку проучить…

Я вздрогнул от боли воспоминаний и, подумав, что Мэнни закимарил немножко, обернулся, но он, как и я, стоял, глядя на те же снежные поля. Я решил прервать затянувшуюся паузу:

— Послушай, Мэнни, а может, мы просто смоемся отсюда? Ну, может, возьмем и просто спрыгнем, а? Что скажешь?

Мэнни пробормотал, продолжая думать о своем:

— Шею сломать мы всегда успеем. Стоит только захотеть…

Пришлось согласиться.

— Пожалуй, ты прав… Оставим эту возможность на будущее…

А Мэнни, выйдя из размышлений, сказал:

— Надо выяснить, что случилось…

— Надо, конечно, только как нам это сделать, старина?

Он уже натягивал защитные очки.

— Надо идти вперед и все выяснить! Действительно, черт возьми! Чего сидеть сложа руки?!

— Точно! Надо выяснить, что происходит! Пойти вперед и выяснить, черт побери, что же происходит…

Мэнни открыл ящик с инструментами, что стоял в тамбуре, и достал разводной ключ. Я показал на шарф, который валялся на полу, и попросил:

— Дай-ка мне его, приятель…

Вместе с шарфом Мэнни протянул мне отвертку.

— А это зачем?

— Припрячь где-нибудь на себе, — сказал Мэнни. «А почему бы и нет?» — подумал я и ответил:

— Отлично.

Мэнни не смутил меня даже тем, что добавил:

— Только без моего приказа в атаку не бросаться, понял?

— Понял, — ответил я, и мы шагнули к двери.

РЭНКЕН

С утра в воздухе — и все напрасно. Никаких следов. Патрули курсируют вдоль Американки, они сообщают, что трупов, вынесенных на берег, не замечено. Но не испарилась же эта парочка, в самом-то деле!..

— Полиция штата вызывает пост номер один…

Ну, что они хотят мне сообщить?

— Полиция штата вызывает пост номер один. Прошу вас, отвечайте… У нас имеется информация о бежавших заключенных…

Пилот посмотрел на меня и прибавил громкость.

— Рэнкен, это сообщение для вас. Голос по радио продолжал:

— Звонили из службы безопасности железной дороги. На сортировочной найдена одежда заключенного. Судя по всему, это одежда заключенного Логана.

Конлэн, не глядя на меня, спросил:

— Как же им удалось так далеко забраться? Я хмыкнул:

— А я-то что вам говорил? — и взял микрофон радиосвязи:

— Передайте на сортировочную, что я буду у них через десять минут. И что тамошние офицеры должны быть в полной готовности. В передатчике щелкнуло:

— Полиция штата приняла ваше сообщение. Мы направляемся туда же.

Еще раз раздался щелчок, и они отключились. Потирая в предвкушении удовольствия руки, я сказал Конлэну:

— Ну вот, теперь-то уж мы позабавимся… Впрочем, чего скрывать, я произнес это вслух, доставляя наслаждение самому себе.

ФРЭНК БЭРСТОУ

Когда Макдональд вошел к нам, Руби тут же подскочила как на пружинках.

— Здравствуйте, мистер Макдональд.

А он сразу ко мне:

— Фрэнки, никому не говорите о сбежавшем поезде. Мы не хотим сеять панику среди пассажиров, которые доверили себя нашей Компании. Иначе под угрозой окажется сама репутация нашей Компании… Доверительно пробормотав мне все это сквозь зубы, толстяк Мак обернулся к присутствующим.

— Какие последние сообщения про этот поезд? Дэйв тут же выпалил:

— Он пролетел сквозь тормозной вагон «12-го Восточного», как будто тот и не был у него на пути. Мак спросил меня:

— Пострадавшие есть?

Если бы я сказал «да», реакция шефа была бы однозначной…

— Пострадавших нет. А что там случилось с машинистом?

Мак скривился:

— Инфаркт. Старый пердун! Всем лапшу на уши вешал, лишь бы только его любимый старый локомотив не отравили в металлолом… Козел! — и он повернулся к Дэйву:

— Дай-ка мне стул…

Затем Мак уселся, повертев задницей, достал носовой платок, утерся и спросил меня:

— С какой скоростью он идет? Я сказал правду:

— Около семидесяти миль.

Мак издевательски ухмыльнулся.

— Послушай, Бэрстоу… А почему же ты не остановишь его? Ты внедрял эту свою систему… Она обошлась Компании в четыре с половиной миллиона долларов!

Ну и скотина же ты, Макдональд! Если ты держишь меня за мальчика для битья, то ошибаешься…

— Послушай, Эдди… — вкрадчивым голосом начал я, распаляясь все больше и больше с каждым последующим словом. — Эта система создана для эффективного управления движением поездов, которыми командуют машинисты. Но она, черт бы вас всех подрал, не рассчитана на то, чтобы останавливать поезда, на которых нет машинистов. Сгорели тормозные колодки у этого беглеца. А систему автоматического ограничения скорости, должно быть, заклинило при столкновении… — Я перевел дыхание и закончил на спокойной ноте:

— Но не волнуйтесь, Эдди. Мы делаем все, что в наших силах, чтобы исключить появление каких-либо иных случайностей и недоразумений.

И тут вклинился Дэйв:

— Фрэнк… Я надеюсь, ты не забыл про мост через Сенеку.

Чтоб тебе пусто было! Я с ласковой улыбкой, не предвещающей ему в будущем ничего хорошего, посмотрел на своего кретина-помощника.

— Дэйв, ты не мог бы приготовить нам всем по члшечке кофе? Старина, будь добр, не в службу, а в Дружбу…

Макдональд встрепенулся и спросил у Дэйва:

— А что там с мостом? Я хотел успокоить шефа.

— Все уже под контролем, Эдди…

Но напрасно… Он набычился и спросил еще раз, уже у меня:

— Так что там с мостом? Дэйв опять встрял:

— Просто я хотел напомнить вам, что у Сенеки — очень старый мост…

О Господи, за что же ты наказал меня так сурово?

— Как все-таки насчет того, чтобы пойти и приготовить нам всем по чашечке кофе, Дэйв? — заорал я на него, спустив всех собак, понимая, что остановить его нельзя. Почти так же, как наш поезд…

Обращаясь к Маку, Дэйв сказал ему самое главное:

— Дело в том, мистер Макдональд… что к тому времени, когда беглец должен будет пройти по мосту, его скорость будет около девяноста миль. А конструкция моста рассчитана на скорость не свыше пятидесяти миль.