Когда Джимми Колас пригласил ее слетать в Грецию на его самолете, посмотреть на остров, она невольно задумалась – не явится ли ее согласие попыткой подцепить его покрепче на крючок? Да, он женат – это ей хорошо известно. Но она также слышала и о том, что его жена – Фелицита – собирает нужные бумаги для начала бракоразводного процесса. А что она ответит, если Джимми надумает сделать ей предложение? Какое решение примет?
Именно в этот момент Джесси получила заказ от журнала «Пари-матч» снять благотворительный бал в Монако. И не столько саму церемонию, сколько лица людей – в том же духе, как ей это удалось сделать на рок-концерте. Благодаря этому заказу сами собой разрешились и ее сомнения относительно поездки в Грецию.
В аэропорту города Хеллиникона их ждала машина, чтобы отвезти в Вулиагмен, откуда они должны были отправиться непосредственно на Гелиос. Следуя указаниям Джимми, пилот вел небольшой самолет вдоль побережья так, чтобы она смогла посмотреть на суету и толчею в бухте, прежде чем направиться в глубь, где ее взору явился белоснежный Акрополь, освещенный закатными лучами солнца, и Афины предстали перед ней во всем таинственном смешении древних храмов, зданий викторианского стиля и современных стеклянных небоскребов.
Он считал, что первая встреча с Парфеноном должна происходить непременно днем. А когда они вернутся с Гелиоса, она увидит его при лунном свете. Поскольку на острове нет гостиницы, они могли остановиться только в доме семейства Глифады. По пути на Гелиос пилот, опять же следуя указаниям Джимми, держал курс таким образом, чтобы Джесси получила возможность увидеть и древнегреческий амфитеатр Эпидарус. Джимми прижал ее ладонь к губам и сидел с закрытыми глазами так долго, что и она тоже почувствовала, что начинает расслабляться от тревог и суеты большого города.
– Мне так хорошо, когда я с тобой, Джесси.
Не зная, что ответить, она промолчала.
– Джесси? – Он взял ее лицо в обе руки и заглянул в глубину ее глаз.
Она знала, что он ждет ее ответа. Его глаза потемнели.
– Я сказал тебе то, что чувствую в самом сердце. Я чувствую себя счастливым, когда ты рядом. А ты?
Она была слишком чувствительна к слову. Люди часто говорят «Я люблю тебя» таким же тоном, каким они говорили о том, что любят играть в бейсбол или любят чизбургеры. Она никогда и никому не говорила «Я люблю тебя» до той поры, пока и в самом деле не почувствует этого в самой глубине своей души.
Можно ли назвать любовью чувство покоя и счастья? И не есть ли ее желание увильнуть от ответа боязнью высказать правду? Он не сказал ей «я тебя люблю». И, проверяя свои чувства и мысли, она со всей честностью может ответить ему теми же словами:
– Я тоже чувствую себя счастливой рядом с тобой.
Острова – огромное количество больших и маленьких пятен в Эгейском море. И поскольку они пролетали довольно низко над ними, Джесси могла видеть, что многие из них были совершенно бесплодны и безлюдны, а на некоторых еще оставались следы языческих храмов.
Небольшая бухта за волнорезом у острова Гелиос оказалась гладкой и ровной. Они опустились на воду, словно птица. И не успела Джесси оглянуться, как они уже сидели в тени, под зонтиком таверны Ванни Патрониса, назначенного управителем острова, и попивали самодельное вино. И уже с трудом можно было представить, что еще утром они находились в Лондоне. Только сейчас она воочию убедилась, какая маленькая на самом деле Европа и какое невероятное количество стран, народов, языков, культурных традиций она совмещает в себе.
– Я не случайно позвал тебя с собой на Гелиос, – прервал молчание Джимми.
И она порадовалась, что приняла его приглашение и прихватила с собой обувь для прогулок. На острове не оказалось дорог, только едва различимые тропинки в горах. Легкий бриз перебирал ее волосы, вызывая ощущение свободы и радости.
– Ты собирался оставить меня одну?
Он сделал вид, что не заметил ее вопроса.
– То, что я собираюсь сказать тебе – очень важно. Это может изменить и твою и мою жизнь.
Он заговорил о том, что ему осточертела жизнь в Лондоне, что еще задолго до того, как он унаследовал остров официально, он задумывался о том, что будет с ним делать.
– Здесь нет ничего – только старые каменные дома, эта таверна и монастырь в горах. Теперь все это принадлежит мне, и я могу распорядиться им как мне вздумается. Мне хочется сделать что-то замечательное. Что-нибудь такое, что останется памятью.
– Как Онасис?
Он фыркнул. Люди типа Онасиса – вульгарны. Черные шелковые простыни? Разбитые тарелки в ночном клубе? Пригласить людей из высшего общества с хорошими манерами на свой собственный остров – еще не означает, что ты сам при этом приобретаешь хорошие манеры. Престижная женитьба не дала ему того, чего он жаждал. Наследство Ливаноса, вдова Кеннеди – все это лишь наглядное доказательство глубокого внутреннего разочарования и неуверенности в себе.
– А Мария Каллас? – не удержалась от вопроса Джесси.
Это единственная женщина, которую Онасис любил на самом деле и с которой он чувствовал внутреннее родство. Предав ее, он предал себя.
Джимми вел ее по невидимой глазу тропе, по которой бегали только козы, к самой высокой точке Гелиоса, к монастырю. Из-за легкого разреженного воздуха они задыхались, разыскивая тропинку, когда теряли ее.
Никто не вышел к ним навстречу из монастыря. С того места, где они остановились, Джесси могла видеть остров, сохранивший в веках свою первозданность. На некотором отдалении можно было разглядеть другие острова, которые выглядели как облака, опустившиеся на море. А вершины гор – это те места, где древние боги жили и любили.
– Побудем здесь еще немного? – Иногда фразы, которые он выбирал, выглядели как нарочитая демонстрация того, что английский не его родной язык. Но теперь она поняла, что английский и в самом деле – его второй язык. И когда он становился серьезным, по-настоящему серьезным, он думал по-гречески и только после этого переводил фразу на английский.
– Ты чувствуешь себя счастливой здесь?
– Да.
– Ты побудешь со мной хоть немного?
И хотя мысль о задании «Пари-матч» промелькнула где-то в глубине памяти, она была охвачена необыкновенным чувством возбуждения от ощущения полной свободы, что пришла к ней именно здесь. Конечно же, она с радостью побудет здесь вместе с ним.
– И тебе не хочется походить по магазинам в Афинах или Париже, сходить в парикмахерскую?
Она не смогла удержаться от того, чтобы не напомнить ему о фразе, которую услышала в их первую ночь любви.
– Единственное, чего мне не хватает – это бутылочки с красным лаком для ногтей.
– Ах, Джесси, если бы ты знала, насколько своевременно ты появилась в моей жизни.
В день своего сорокалетия он почувствовал желание опереться на кого-то или на что-то. Как и Онасис, он был богатым человеком, и ему тоже доводилось бить тарелки в ресторанах. И женился он на богатой наследнице – графине Фелиците Дунхам-Грей, с которой познакомился на танцевальном вечере, когда им обоим было по восемнадцать лет. Их дети терпеть не могли родителей. Дочь Элизабет поселилась на Шри-Ланке только для того, чтобы держаться как можно дальше от Англии, от родного дома. Сын Александр отказался от комфортной жизни на Западе, отдав предпочтение тибетской чаше для подаяний.
Ни его жена, ни дети ни разу не побывали в родной для него Греции.
– Это малоприятно.
За те три года, которые Джесси прожила в Англии, она уже могла понять те оттенки смысла, которые существовали между английским и американским языками. «Малоприятно» – один из наиболее ярких примеров того, как выражаются англичане, когда хотят сказать, насколько им обрыдло что-то. Исполнять свой долг, сохраняя все как есть, – это и означало «малоприятно».
– Давай останемся здесь ночевать? – предложила Джесси.
Он посмотрел на нее, не веря своим ушам.
– Здесь? Ты имеешь в виду на острове? А я был уверен, что ты предпочтешь дом в Глифаде. Ужин в отеле. И Акрополь в лунном свете.
Что-то было такое, что заставляло ее задержаться здесь, что-то такое, что являлось частью ее судьбы.
– Мне бы хотелось провести первую ночь в Греции здесь, на твоем острове.
И словно в ответ на ее слова, дверь монастырского храма отворилась. Старая женщина в черном платье обратилась к ним на греческом языке. После короткого разговора с ней Джимми объяснил:
– Они предлагают нам провести ночь на колокольне. Там есть место. И к счастью, колокола у них нет, так что нас не будут беспокоить.
Разумеется, там не оказалось и кровати. Монахини дали им на ужин овечий сыр, хлеб и свежее оливковое масло с острым привкусом. Его дополнило не менее потрясающее вино, что проникало внутрь тягучей теплой струей.
Они спали в одежде на лоскутных матрасах, набитых шерстью, прижавшись друг к другу, пока первые лучи солнца и легкий ветерок, потянувший с моря, не разбудили их. Они предались любви, прежде чем спуститься в бухту. Гидросамолет мягко подхватил их и унес ввысь.
Она никогда еще не чувствовала себя такой счастливо-успокоенной. И за все двадцать лет жизни у нее не возникало такого ощущения полноты бытия. В Лондоне она воспринимала только его мощное влечение, и это возбуждало ее, она чувствовала, что способна вертеть им как захочет. Пребывание на острове дало ей ощущение их внутренней связи. Когда они покинули гидросамолет, она знала, что непременно вернется на Гелиос с Джимми и что в ее жизни что-то коренным образом переменилось.
Зато у них совершенно не осталось времени на то, чтобы осмотреть Афины. Ведь они покинули Лондон только на уик-энд. И она пожалела только об одном, что не смогла зайти купить духи в «Савойе», куда стремились попасть все туристы.
– Итак, что мы будем делать с Гелиосом?
«Мы»? Кажется, он ни секунды не колебался, выбирая это местоимение. Теперь они были парой, единым целым. Несмотря на то, что Джимми официально являлся супругом другой женщины. И когда дворецкий встретил их в Гатвике, он не стал спрашивать Джесси, куда ее везти.
– Хилл-стрит, – распорядился он.
И незачем было обсуждать этот вопрос. Джесси должна была оставаться с ним.
– Но я хочу оставить за собой свою квартиру, – вот и все, что она сказала ему, перед тем как они заснули.
– Ага, собираешься там встречаться со своими любовниками?
– Конечно. Ты же знаешь, как я ненасытна. Пять, десять мужчин в день!
– Дорогая…
– Иначе день просто прошел даром. Как у Катерины Великой.
Мысль об этом рассмешила и в то же время задела его, о чем она сразу не могла догадаться.
– Дорогая моя Джесси. Ты, наверное, даже не представляешь, насколько я увлечен тобой.
Но единственной причиной, по которой она оставила свою комнату, была ее внутренняя потребность в независимости. Место для фотоаппаратов и пленок, книг и распечаток. Место, где она сможет побыть совершенно одна, когда ей очень захочется. Место, где она может быть неряхой, есть из консервных банок и складывать в углу грязное белье, которое она собирается отдать в прачечную.
Ну и к тому же у нее есть семья. Она не может исчезнуть, захлопнув дверь. Она просто оставляет себе то, что ей нравится, где лежат ее любимые вещи и куда, в конце концов, приходят счета из банка за те работы, которые она выполняет. Ведь нельзя забывать о том, что Джимми Колас в два раза старше ее и женат. Она не может изменить ни с того ни с сего адрес, по которому ей должны писать, ничего не объяснив при этом.
Никогда нельзя сказать заранее, как будут реагировать на перемены в ее жизни близкие. С точки зрения Элеоноры, Джесси не совершает ничего дурного. А в Рейчел может взыграть что-нибудь, и она потребует, чтобы Джесси немедленно вернулась домой. Но она может также и прислать ей черный пеньюар от Бедгрофа с наставлениями радоваться жизни и получать от нее наслаждение, поскольку жизнь так коротка. С нее все станется.
Ханна – это человек, который смог оборвать прежние привязанности, обнаружив, что это не отвечает ее потребностям. Только после того, как она разошлась, ей удалось найти себе другого, более подходящего человека. Она бы скорее всего посоветовала своей дочери: «Поступай так, как я говорю, а не так, как я живу».
9
1975
ДЖЕРРИ
Наконец Ханна и Джерри решили пожениться и назначили день свадьбы.
Невеста могла сказать о себе, что счастлива. Жених лежал в ее постели, разбросав руки. Рот слегка приоткрыт, но кончики ресниц уже начали трепетать – он просыпается. Этот мужчина был ее любовником. Сегодня любовник исчезнет. И когда они вернутся после завершения церемонии, кровать станет и х кроватью, а мужчина станет ее мужем.
Будущее не вызывало у нее никаких сомнений. Все будет хорошо, потому что они проверили свои чувства и хорошо знают друг друга. Любовные привычки, то, что может задеть другого, романтические представления, забавные склонности – словом, они знают друг друга досконально, им не в чем обманываться.
Как она была наивна, считая, что знакомство с Америкой, вживание в нее постепенно устранит заносчивость и надменность Виктора. Семь лет ей понадобилось, чтобы понять, что это замужество дало ей совсем не то, чего она ждала от семейной жизни. Она не желала быть всего лишь слушательницей, носовым платком, рабыней или посудомойкой. Она устала слушать его патетические монологи о прежней жене, адвокатах, детях, о том, как работает его желудок. Но еще больше она устала жалеть себя.
У нее есть дом. Есть деньги. У нее есть своя семья. Она не нуждается в кормильце. И не испытывает потребности жить фальшивой жизнью. Единственное, чего она хочет – это любви. Не экзотической, пылкой страсти. Нет. Любви умного, понимающего и тактичного человека.
И совершенно бессознательно она произнесла имя того, кто отвечал ее потребностям и представлениям.
Услышав свое имя, он заворочался во сне. Ей вспомнились наставления, которые давали пожилые матроны девушкам, предостерегая их. Считалось, что это очень плохо, если жених увидит невесту в день венчания. Она не была суеверной и не верила в плохие приметы. Но закрыла ему глаза ладонями.
– Кто же это может быть? – засмеялся он, ощупывая ее руки и плечи. – Что за прекрасное творение? Кто эта обнаженная красавица? – Его руки скользнули по ее груди. – Ну, конечно же, это моя Ханна. Только одна-единственная в мире женщина имеет такие чудные формы. – И он прижался губами к груди. – Дорогая…
– Нет, пожалуйста! – Она разжала его руки.
– Что такое? Что случилось, Ханна? Почему у тебя слезы навернулись на глаза?
Она сказала ему, что не может отделаться от мыслей про старые предрассудки.
– Это, конечно, страшная глупость, и тебе, конечно, просто смешно это слушать, но я ничего не могу с собой поделать. Я так тебя люблю. И так счастлива с тобой. А вдруг что-то в самом деле случится, и все пойдет не так, как прежде?
Джерри убедил ее в том, что ничто не может измениться к худшему:
– Если хочешь, можешь вот так, закрыв мне глаза, вести во дворец бракосочетания. Если хочешь – можешь надеть на меня ошейник и вести на поводке. Можешь вести, как ягненка на заклание. Не возражаю. Я люблю тебя, и мы поженимся. И, кстати, именно по этой причине Кэтлин прилетит аж из Сиэтла, чтобы выступить в качестве свидетельницы. Так ведь? Что ж, мы теперь ее в дураках оставим?
– Но разочек мы успеем?
Это была их старая шутка. Шутка для них двоих. Любовная шутка.
– Если мы сейчас уляжемся в постель, мы не успеем пожениться. В котором часу приезжает Кэтлин?
Ханна взглянула на часы:
– Сию минуту. Она вот-вот должна появиться. – Ханна выскользнула из постели, чтобы привести себя в порядок.
Джерри тоже поднялся и встал рядом с нею. Ее всегда поражало, насколько по-детски он выглядел в пижаме. Скорее всего дело было в его глазах – таких ярких, таких чистых. И во взгляде – он был такой открытый. Линия подбородка уже начинала терять свою отчетливость. На шее проступили морщины. Такие же морщины видны были и у глаз. Уголки губ опустились. Он уже давно облысел. И тело уже не было таким крепким, как прежде. Значит, все дело только в глазах – окнах его души. Вот они-то и обнаруживали неистощимый оптимизм и веру в жизнь, которые и сами по себе были источником счастья.
– Я знаю, что тебя на самом деле огорчает и беспокоит, – сказал Джерри.
Она попыталась сделать вид, что все это ерунда и на самом деле не заслуживает внимания, но вынуждена была согласиться, что в какой-то степени он прав. Так получилось, что никого из членов семьи на свадьбе Ханны не оказалось. Рейчел отвезла Маркуса в клинику, где ему надо было сдавать целую серию анализов и проходить обследование. Элеонора, вся в слезах, позвонила и сказала, что они не смогут приехать.
Ханна почувствовала, в каком отчаянном настроении находится дочь.
– Может быть, мы с Джерри приедем к тебе? В конце концов, свадьбу можно и отложить на несколько дней.
Если бы речь шла о другом зяте, Ханна не задумываясь так и сделала бы, но по голосу Элеоноры она поняла, что Люк – Каменное Лицо не желает сейчас никого видеть.
– Нет, нет, – ответила Элеонора. – Это все уладится…
Наверное, Элеонора нуждалась в ее поддержке, но не хотела никого вмешивать в их личные дела. Ханна решила ограничиться телефонным звонком. Она знала, что Люк пришел в страшное раздражение из-за того, что Элеонора забеременела опять, хотя доктор предупреждал, насколько опасным это может для нее оказаться. Ханна не забыла, что ее дочь обманывала мужа, уверяя его, что принимает таблетки. Ей отчаянно хотелось иметь еще одного ребенка. А Люк почему-то решил, что она сделала это под давлением Ханны.
Что же касается Джесси, то Ханна не особенно беспокоилась за нее, хотя та жила отдельно, в Лондоне. И не только потому, что ей исполнился двадцать один год. Скорее по той причине, что у Джесси было свое дело – фотография. Ее работы покупались хорошими газетами и журналами. Когда они получили «Пари-матч» с фотографией, сделанной Джесси, на обложке, Ханна показала журнал Рейчел. Ей хотелось, чтобы мать отметила талантливость ее дочери и таким образом признала бы ее талант воспитательницы.
– Если помнишь, – заявила Рейчел, – именно я подарила ей фотоаппарат в день рождения.
А как насчет генов? И передачи по наследству творческих способностей? Джесси восприняла одаренность Ханны. И разве это не она купила новую хорошую камеру для Джесси вместо того дешевого аппарата, который ей вручила Рейчел? И разве не Ханна поддержала решение Джесси попробовать свои силы и выступить в роли профессионального фотографа, чтобы добиться мирового признания?
Когда они с Джерри наметили день свадьбы, Ханна позвонила Джесси и оставила ей сообщение на автоответчике. Но Джесси не позвонила, из чего Ханна заключила, что она куда-то уехала по заданию. Ханна позвонила в ее фотоагентство. Они не смогли сказать, где Джесси, но обещали передать сообщение. На том дело и закончилось.
Зато они повидаются с Кэтлин. Поэтому даже к лучшему, что Рейчел не будет. Несмотря на то, что прошло уже сорок лет, она все еще была для нее «ирландской девчонкой», которая приехала в Америку в период депрессии и работала у них в доме. Ханна и Сэм восхищались Кэтлин. Она была старше Сэма на пять лет и на семь – старше Ханны. Но Кэтлин ухитрилась стать оплотом их семьи. Она рассказывала им сказки, учила петь песни и танцевать народные танцы, печь хлеб и готовить овощи. Она стала им старшей сестрой, их лучшим другом. Она зажгла в их душах огонь любви и взаимопонимания, пока Рейчел занималась своими делами.
Именно Кэтлин соединила их самыми крепкими родственными узами. И если бы Сэм остался жив, Кэтлин стала бы ее золовкой, хотя для Ханны она и так навсегда осталась сестрой. Своим присутствием на свадьбе она в какой-то степени заменяла всех.
Джерри как раз брился, когда появилась Кэтлин с пакетом в руках.
Кэтлин сделала реверанс и, обращаясь к Ханне, заговорила с забавным ирландским акцентом:
– Добрый утр, мадам! Как насчет хлеба?
По дороге она забежала в магазинчик и купила настоящий хлеб и настоящее масло, а не маргарин для бутербродов. А также кофе в зернах, а не растворимый, с каким ее встретила в первый раз Ханна, и свежие сливки.
– Аххх! – выдохнули они хором, словно это был пароль некоего тайного общества, к которому они принадлежали. В какой-то степени так оно и было, потому что их ощущение внутренней связи никогда не исчезало.
Они спорили по поводу того, стоит ли Ханне надевать жемчуг, когда появился Джерри. Он заглянул только для того, чтобы поцеловать Кэтлин и уйти:
– Ты только посмотри на него! Он наверняка собирается сбежать с другой женщиной!
– Что ж, значит, я буду опять свободна, – подхватила ее поддразнивания Ханна, но, увидев лицо Джерри, тут же вскочила из– за стола:
– Нет, нет, дорогой! Не слушай меня. Я несу какую-то чушь, – она обняла его, но почувствовала, каким напряженным остается его тело. – Джерри, прости меня. Это самая большая глупость, на какую я только была способна, ты же знаешь, я без тебя умру. – Она еще крепче обняла его.
Господи, как она могла забыть, какой трудный день – день свадьбы. Виктор, устроив холостяцкую вечеринку, напился так, что два дня ходил больной и проспал два дня из их медового месяца.
Они стояли, тесно прижимаясь друг к другу, пока Ханна повторяла:
– Пожалуйста, пожалуйста…
Кэтлин, отвернувшись к окну, старалась делать вид, что ничего не замечает.
– Прости меня, – проговорил Джерри.
– Нет, нет, это моя вина, – снова повторила Ханна.
Когда за Джерри закрылась дверь, она объяснила Кэтлин:
– Он пошел за цветами. У него такие старомодные представления на этот счет. В тот день, когда он сделал мне предложение, он принес шесть орхидей. Так что не удивляйся, если он вернется с каким-нибудь экзотическим букетом.
Они снова сели за кофе и принялись обсуждать, какой жемчуг выбрать, когда раздался звонок в дверь.
– Наверно, он забыл переобуться, – пошутила Кэтлин. Она не забыла, как Джерри однажды ушел из дома в шлепанцах.
– Не узнаешь?
Какой-то миг она и в самом деле не могла понять, кто это.
– Только не пытайся уверить меня, что не узнаешь.
– Виктор?! – Ханна была так потрясена, что отступила, пропуская Виктора в дом. – Кэтлин! Иди сюда! – позвала она встревоженно.
– Я только что с самолета, – проговорил Виктор непринужденным тоном и шагнул из прихожей в комнату. – Решил заглянуть к тебе по пути. Подумал, что ты будешь рада увидеть вот это…
Ханна узнала журнал «Пари-матч» с фотографией, сделанной Джесси.
– А где наша любимая дочь? Хочу поздравить ее!
Удивленная и возмущенная, Ханна нашла в себе силы, чтобы ответить как можно более холодно:
– Джесси здесь нет. Тебе незачем было ехать сюда. – Тем самым она показывала, что разговор окончен, и двинулась к двери.
– Но Ханна… – Он вел себя так, словно она все еще любила его, словно между ними все еще существовала какая-то связь. – Ты даже не хочешь предложить мне чашечку кофе? – Задавая ей вопрос, он имел в виду нечто другое, как он это обычно делал, и тем самым снова выбивал ее из равновесия.
Кэтлин пришла ей на помощь:
– Извини нас, Виктор. Мы страшно спешим. Мы должны…
Предостерегающий взгляд Ханны заставил ее оборвать фразу на полуслове.
Но Виктор каким-то образом сразу догадался, о чем идет речь:
– Это правда?
– Что?
– Что ты сегодня собираешься выйти замуж? Видишь ли, я позвонил в офис Рейчел. Ее не было, но секретарь сказал мне об этом.
Значит, он не просто заехал по пути. Он не мог отказать себе в удовольствии вывести ее из себя, испортить ей праздник. Ему мало было того, что он творил с ней прежде.
Ханна открыла дверь. Кэтлин взяла Виктора под руку, и вместе они выдворили его в вестибюль. Ханна собрала все свои силы, чтобы проговорить: «В следующий раз, прежде чем заехать ко мне, тебе следует предупредить, что ты в городе». Но вместо этого сказала только:
– Спасибо за журнал.
Закрыв за ним дверь, Кэтлин и Ханна некоторое время прислушивались к звуку его шагов.
– Слава Богу, он и в самом деле ушел, – с облегчением вздохнула Ханна.
– Не радуйся раньше времени. Он может выжидать где-нибудь поблизости. – Кэтлин снова открыла дверь. Но вестибюль был пуст.
В самом деле, с Виктора станется. Ему могло прийти в голову дождаться их, когда они появятся внизу. Он на все способен.
– Пабло? – позвонила она привратнику. – Ушел ли этот джентльмен?
– Да, ушел, – ответил он. – Позвать его назад?
– Нет. Я просто хотела узнать, действительно ли он вышел из здания.
Заговорив с привратником, она решила узнать, каким образом он забыл о наставлении, никого не пускать в дом, не предупредив хозяев. Ведь у него на этот счет были совершенно четкие указания.
Но, видно, Виктор сумел пустить в ход все свое обаяние.
– Ах, это, – ответил Пабло. – Но он сказал, что это будет сюрприз для вас.
«Вы не собираетесь мне даже предложить чашечку кофе?» – передразнила Виктора Кэтлин, когда они вернулись на кухню.
Ханна попыталась улыбнуться, но не смогла. Слава богу, что Джерри не было дома. И какое счастье, что с ней рядом оказалась Кэтлин, которая не позволила Виктору испортить ей праздник. Если бы она осталась одна, она не нашла бы в себе сил отказать Виктору и налила бы ему кофе. А в это время мог вернуться Джерри со свадебным букетом…
Да, день свадьбы – нелегкий день. Вот почему церемония предусматривала присутствие такого количества людей – все это для того, чтобы сделать более легким переход из одного состояния в другое. Да, никого из членов ее семьи нет. Но есть самый близкий друг. И на самом деле, Ханна очень рада, что никого нет – иначе все торжество начало бы походить на все эти мыльные оперы со счастливыми концами, что идут по телевизору. Ей было бы неловко перед дочерьми. А Рейчел напоминала бы ей о первом муже. А вот Кэтлин… Кэтлин оказалась с ней рядом именно тогда, когда она в ней больше всего нуждалась.
– Какое счастье, что у меня есть такой друг, как ты, – сказала Ханна.
Они снова заняли прежние места и наконец-то смогли допить свой кофе с настоящими сливками, с сахаром, с бутербродами, намазанными сливочным маслом. И невольно их разговор вернулся к лету 1944 года, когда Кэтлин и Сэм обручились тайком от Рейчел, а Ханна впервые встретилась с Виктором на берегу моря. Все это случилось вскоре после того, как Ханна закончила школу и произнесла свою речь на выпускном вечере.
– Представляю, как Рейчел была бы удивлена, встретив тебя здесь!
– Для нее я навсегда останусь ирландской девчонкой, – философски вздохнула Кэтлин.
10
1944
СЭМЮЭЛЬ
В июне 1944 года школа Джулии Ричман, как обычно, устраивала торжественный вечер. Выпускники прошли через весь зал и встали шеренгой перед собравшимися в этот день родителями, родственниками и друзьями. Со дня сражения в Пирл-Харборе прошло уже два с половиной года, поэтому среди летних светлых одежд повсюду были видны защитные военные мундиры самых разных родов войск.
Ханна вглядывалась в присутствующих в надежде отыскать того, кого она больше всего хотела бы сегодня увидеть в зале. Сэмюэль сказал, что постарается быть. Когда она позвонила в Форт Монмаут прошлым вечером, он все еще не знал, назначат ли на этот день учебные маневры, чтобы проверить готовность связистов обеспечить надежное сообщение вдоль всего побережья от Джерси до Лонг Бренча. Упорно циркулирующие слухи о том, что в различных точках Атлантического океана видели подводные лодки нацистов, заставляли патрульную службу на побережье сохранять предельную бдительность. Однако Сэму все же удалось внушить командиру, как важно для поддержания духа личного состава отпускать их на такого рода мероприятия, как выпускной вечер сестры.
Ханна увидела, что рядом с Сэмом сидит какая-то женщина в военной форме, а по соседству с ними пустует одно место. Мать, конечно же, опаздывала.
«Она опоздает и на свои собственные похороны!» – частенько говорила Кэтлин, посмеиваясь, особенно в тех случаях, когда ей удавалось приготовить что-нибудь особенно вкусное и не хотелось, чтобы еда перестояла или остыла, а Рейчел так и не появлялась.
Кэтлин? Неужели эта женская фигура в военной форме Кэтлин? Когда Сэм и она встали, чтобы пропустить Рейчел, никаких сомнений на этот счет у Ханны не осталось. К вящей радости Ханны, Сэм и Кэтлин держались за руки. А когда появилась Рейчел и попыталась сесть между ними, Сэм, улыбнувшись, покачал головой и показал ей на свободное место с другой стороны от себя.
Это был настоящий день торжества Ханны и день, полный сюрпризов для ее матери. Ведь Ханна и словом не обмолвилась матери ни о том, что ей выпала честь произносить прощальную речь, ни о том, что она удостоилась главного журналистского приза Нелли Блай за свои статьи в газете «Ричмондские новости». Рейчел не имела представления и о том, что Сэм, будучи инструктором, имел право – и воспользовался им – снимать комнату по соседству с военной базой в Ред Бэнке. Его друзья были знакомы с редактором местной газеты, и он пообещал взять Ханну летом на работу, чтобы она попробовала свои силы и написала несколько репортажей. Ханна могла остановиться у Сэма. Там она могла бы встречаться и с молодыми офицерами – «под моим зорким наблюдением», – предупредил ее, смеясь, Сэм.
«А кто будет зорко присматривать за Сэмом и Кэтлин?» – подумала про себя Ханна. Они признались ей, что давно влюблены друг в друга, что уже лет десять знают, что созданы друг для друга. Только Ханна была посвящена в их тайну. Когда Соединенные Штаты объявили о своем вступлении в войну, Кэтлин оставила Рейчел записку и ушла из дома. Она устроилась работать на фабрику в Бруклине, где шили униформу, и одновременно училась в Бруклинском колледже, где вскоре получила степень бакалавра.
