– Хлоя! Боже мой! – закричала Джесси, видя, как кулачонки девочки конвульсивно сжимаются, как она вся дрожит от напряжения.
      Медсестра вбежала следом за Клиффордом. – Ничего особенного, – обычные судороги.
      – Нет, нет! – Джесси не позволила медсестре забрать у нее из рук ребенка. – Она умирает. Я больше ее не увижу! – Джесси закричала страшным голосом и зарыдала.
      – Я не дам ей умереть! – воскликнул Клиф в отчаянии.
      – Обещаешь?
      – Клянусь!
      Она снова взглянула на девочку. Глаза Хлои оставались закрытыми. Кожа приобрела совершенно отчетливый синеватый оттенок, словно это была мумия, вынутая из какого-то саркофага. Медсестра подняла на ноги врача из отделения интенсивной терапии, и он спешил в палату.
 
      – Это мне расплата за все, что я сделала, – проговорила Джесси упавшим голосом, не обращая внимания на собравшихся в палате членов семьи.
      – Если вы не возражаете, – вежливо начал Клиф, – мы останемся с Джесси вдвоем. В конце коридора есть холл для посетителей.
      Ханна сделала было протестующий жест, но Джерри бережно взял ее под руку:
      – Это ее муж, дорогая.
      Элеонора последовала за ними, бросив беспомощный взгляд на сестру.
      Когда они остались вдвоем, Клиффорд взял руку жены.
      – Хватит говорить всякую чепуху. Все идет хорошо. И закончится наилучшим образом.
      – Нет, ты не понимаешь. Это мне наказание.
      – За что?
      – За ложь! – Ее лицо исказила мука.
      – Но всем приходится лгать.
      Но она не желала слушать слов утешения. Слезы хлынули у нее из глаз, она схватила полотенце и вытерла лицо.
      – Хочешь, я почитаю тебе что-нибудь, пока мы сидим в ожидании?
      Ее лицо немного прояснилось. Обычно после занятий любовью они лежали тихие и умиротворенные. Муж обнимал ее и читал стихи, которые запомнил, когда учился в школе. Ей тоже надо было учить сонеты Шекспира, когда они сдавали экзамены по английской литературе, но только слушая голос мужа в тихой комнате, она по-настоящему ощутила трепет волнения. Да, конечно, нет сомнения, что сонеты должны были произноситься именно на чисто английском языке, без примеси американизмов, – призналась Джесси.
      – «Как я люблю вас», – попросила Джесси тихо. Ее любимый сонет.
      – Закрой глаза и попытайся расслабиться… «Как я люблю вас?.. Позвольте перечислить мне…»
      Дыхание Джесси потихоньку начало выравниваться, слова любви и признания действовали успокаивающе. Увлекшись, Клиф не подумал о том, какое действие могут произвести финальные строки:
      – …ты для меня – дыханье, солнце, свет, – и потому для нас и смерти нет.
      – Смерти! Нет, она не должна умереть! Я этого не перенесу! – зарыдала Джесси.
      Теперь Клиффорду оставалось только одно – удерживать ее как можно крепче в своих объятиях. В этот момент открылась дверь и вошел врач. Его лицо было сосредоточенно.
      Выяснилось, что у Хлои очень редкое заболевание – особая форма лейкемии. Они провели ряд анализов и послали результаты в компьютерный банк. Девочке необходимо как можно быстрее сделать переливание крови.
      – Может быть, подойдет моя кровь? – словно в доказательство, Клиффорд завернул рукав рубашки.
      – Нет, ваша кровь не подойдет. У вашей дочери редкая группа крови и отрицательный резус. Меньше восьми процентов людей имеют такую группу крови, – терпеливо пояснил доктор.
      Члены семьи собрались в комнате для посетителей, дожидаясь приезда специальной бригады. Поддавшись слезным уговорам Элеоноры, Люк уехал за Ясоном и Блисс. После короткого обсуждения Джерри отправился в Ривер-сайд рассказать Рейчел о том, что произошло.
      – Почему вы не позвонили мне раньше! Что, ни у кого не нашлось двадцатипятицентовой монетки для автомата! – Рейчел ворвалась в больницу как вихрь.
      – Мы не хотели огорчать и беспокоить тебя.
      – И огорчаться и волноваться я не буду после смерти. Вы еще не скоро дождетесь этого денечка!
 
      После двух дней, пока жизнь девочки поддерживали аппараты, состоялся консилиум, на котором врачи пришли к выводу, что ее спасет только полное переливание крови, полная смена кровяного состава. Редкая форма лейкемии. Белые кровяные тельца пожирали красные, уничтожая их, как саранча.
      Только полная замена зараженной крови на здоровую. Но это должна быть кровь той же самой группы.
      – Более того, кровь нельзя взять у кого угодно из банка, который имеется в нашем распоряжении. Это должна быть генетически совместимая кровь. Только кого-то из членов семьи.
      – Но ведь у меня первая группа? – напомнила Рейчел.
      Немедленный анализ показал, что этого недостаточно. У нее был положительный резус, а требовался отрицательный. Вспышка надежды погасла, не успев разгореться.
      Клиффорд позвонил брату в Эдинбург, потом кузине в Корфолк – все напрасно. Кому еще можно было позвонить?
      – Виктор! – спохватилась Ханна и, отбросив всякую гордость, начала набирать номер телефона в Мюнхене. Ответа не было. Джерри позвонил в Организацию Красного Креста. Там ему не могли сразу ответить, какая группа крови у Виктора, но обещали узнать, правда, на это потребуется несколько дней.
      Но Хлоя не могла ждать несколько дней. Ей уже сейчас нужна была кровь.
      – Может быть, моя подойдет? – робко предложила Блисс, она сидела рядом с матерью. – Кажется, у меня первая группа и отрицательный резус, но я точно не помню.
      – В самом деле! Как же мы могли упустить тебя! – Клиффорд подхватил девочку под руку. – Не бойся. Проба не очень болезненная. Всего лишь маленький укольчик. Я буду сидеть рядом с тобой.
      – Нет! – вскрикнула Элеонора, – она… – Беспомощно оглянувшись, она добавила потерянным голосом: – Она еще маленькая.
      Но Клиффорд и Блисс уже двинулись по пустынному коридору, чтобы переговорить с Джесси и врачом.
      Элеонора рванулась вслед за ними, но Люк удержал ее.
      – Пожалуйста, Элеонора. Ей уже шестнадцать и она легко перенесет переливание, если это понадобится. Ведь это последний шанс. Она может спасти жизнь ребенку.
      Но Элеонора вырвалась из его рук:
      – Ты не понимаешь! – И побежала за девочкой. – Блисс! Подожди. – Элеонора ворвалась в палату сестры. – Джесси! Мы должны сказать им все.
      Элеонора прекрасно знала, что у Блисс первая группа и отрицательный резус. Ей это сказали врачи, когда удаляли миндалины. Поскольку это было довольно редкое сочетание, врач предложил Элеоноре записать группу на всякий случай. Все хорошо. Кроме одного. Кровь для Хлои можно было переливать только от генетически близких людей – родственников, иначе девочка отторгнет ее и умрет.
      Крик Элеоноры заставил остановиться Клиффорда и Блисс. Они уже вошли в палату к Джесси, но замерли у двери.
      Остальные члены семьи тоже поспешили за Элеонорой. Теперь все они толпились в палате у Джесси.
      Прошептав что-то на ухо Джесси, Элеонора выпрямилась и оглядела присутствующих.
      – Выслушайте… меня. Люк, дорогой… Мне очень жаль… я думала, что ты никогда не узнаешь…
      Все смотрели на нее так, словно Элеонора помешалась. Но она, не обращая ни на кого внимания, захлебываясь словами, выложила все, что столько лет томило ее душу. Как отчаянно она хотела завести еще одного ребенка. Как она проколола колпачок и как ей удалось забеременеть.
      – Элеонора! – попыталась остановить ее Джесси.
      – Не перебивай меня, Джесси! Я должна рассказать обо всем, что случилось! Мне казалось, что беременность протекает хорошо и что роды пройдут благополучно. Я верила в это. Но потом, когда Люк, – ты помнишь тот день, когда уехал на семинар?
      Элеонора описала, что произошло после его отъезда, как она осталась одна и как у нее родился мертвый ребенок, как она ждала звонка Люка и как Джесси пришла в голову безумная идея удочерить девочку, которая как раз родилась в монастыре, и как получилось, что она вернулась назад с самым замечательным, самым чудесным в мире ребенком.
      Она зарыдала, уткнувшись в подушку, рядом с головой Джесси:
      – Ты сделала для меня все, что могла. А я ничем не могу ответить тебе!
      Джесси нежно погладила сестру по волосам:
      – Все хорошо, Элеонора, ты даже не представляешь, насколько. Блисс! – позвала она племянницу, которая с трудом преодолевая шок, бледная и растерянная, приблизилась к постели Джесси. Она обняла девочку за плечи и заглянула, словно в душу, в самую глубину глаз.
      – Блисс мой ребенок. Моя чудная маленькая девочка. Я дала клятву никогда не признаваться в этом ни одной живой душе. Даже тебе, Элеонора. Я родила ее в монастыре и не имела понятия, что делать дальше. Звонить матери? Бабушке? Или Джимми Коласу? Или еще кому-то! И вдруг – чудо! Ты сама звонишь, и мне тут же в голову приходит эта сумасшедшая идея!
      Она улыбнулась Рейчел:
      – Ты всегда говорила мне, что я отважная и предприимчивая. Кажется, твои слова оправдались. Я дала сестре желаемое – ребенка, о котором она мечтала. И теперь произошло еще одно чудо! Блисс может спасти моего второго ребенка.
 
      Напряженное молчание воцарилось в комнате для посетителей, где все ждали результата переливания крови. Не договариваясь, все пытались сохранять спокойствие. Если переливание закончится удачно, маленькая Хлоя будет спасена.
      Джесси сидела, прижавшись к Клиффорду, а он тихонько гладил ее руку и шептал успокоительные слова. Рейчел сделала вид, что ей нужна помощь Ханны и Джерри, чтобы разгадать кроссворд, и они обрадованно откликнулись на ее предложение, чтобы хоть на секунду отвлечься от страшных мыслей. Наконец послышался скрип коляски – кто-то приближался к ним.
      Элеонора, съежившись, сидела в углу, одна. Ее муж мерил шагами коридор. Как только послышался скрип коляски и Джесси настороженно подняла голову, Элеонора тотчас отвлеклась от мыслей, которые угнетали ее, и тоже повернула голову.
      Коляска, которую толкала няня, появилась в холле. В коляске сидела Блисс. По ее виду нельзя было сказать, что она потеряла массу крови. Новорожденной потребовалось не так уж много. А большой стакан свежего апельсинового сока, бутерброд, густо намазанный ореховым маслом, и стакан горячего сладкого чая сделали свое дело. Она успела прийти в себя и появилась перед всеми свеженькая и улыбающаяся.
      И тотчас все тоже заулыбались при виде ее личика. Все, кроме Элеоноры, которая сидела, закрыв лицо руками. Блисс встала и шагнула к ней:
      – Ты все еще считаешь меня своей дочерью?
      Элеонора с надеждой посмотрела на нее:
      – А ты?
      – Конечно.
      В этот момент в дверях появился доктор. На этот раз он улыбался:
      – Думаю, что все идет самым наилучшим образом.
      Хлоя уже мирно посапывала. Цвет ее кожи приобрел нормальный оттенок. Температура тоже была нормальная. Если не произойдет ничего из ряда вон выходящего, ее можно будет забрать домой через несколько недель.
      Облегченно вздохнув, Блисс заметила Люка, метавшегося по коридору, и бросилась к нему:
      – Здорово, правда, папа? Теперь Хлоя выздоровеет. И мы можем ехать домой.
      Но когда она попыталась обнять его, он отпрянул от девочки.
      – Но папа?! – Она удивленно посмотрела на него.
      – Не надо называть меня папой!
      – Но, папочка… – Блисс снова попыталась обнять его за шею. Но он резко повернулся и быстро пошел прочь от нее по коридору, как иной раз раненые животные спешат спрятаться в свою нору.
      – Папа! – Она попробовала его догнать. – Папа! – Блисс пробежала еще несколько шагов, прежде чем обернулась, чтобы найти ответ у тех, кто сидел в креслах. – Папа?! – ее голос дрогнул, как у разбившегося колокольчика.
      Элеонора и Джесси одновременно вскочили и бросились к ней, чтобы подхватить девочку.
      Блисс судорожным движением обхватила их обеих. И они все трое заплакали, обнимая друг друга за плечи.
      – Что ж, зато у меня теперь будет две мамы, – сказала Блисс с грустной улыбкой, – у некоторых детей не было ни одной.
      Ханна повернулась и взглянула на Рейчел, силясь понять, слышала ли она эти слова. Странная искра сожаления и печали от того, что они были лишены такой близости, пробежала между матерью и дочерью. Страшный день потребовал, чтобы ему заплатили дань за спасение ребенка. И эта дань была выплачена. За все то время, сколько Ханна помнила мать, та впервые выглядела старой. Ханна сжала руку Рейчел и поцеловала ее в щеку.

38
1992
РЕЙЧЕЛ