— О, нет, все очень вкусно. Просто мне как-то не по себе. — Джорджи попыталась сесть как можно более прямо. Корсет давил нестерпимо.

— Что, корсет поджимает?

О, Господи, кажется, он становится фамильярным! И чего тогда можно ждать?

— Да, немного поджимает.

— Но это можно легко подправить. Стоит лишь чуть-чуть ослабить его.

— Уж поверьте, я об этом ни один раз подумала. Но если я расшнурую корсет, то не смогу застегнуть платье. Оно ведь рассчитано на талию 50 сантиметров.

— А я-то думал, что идеальная окружность талии сорок пять сантиметров.

— Когда моя мама отворачивалась, — сказала Джорджи с прежним озорством, — я подкупила портниху.

Пирс рассмеялся.

Несмотря на боль, причиняемую корсетом, Джорджи тоже не могла удержаться от смеха.

— Послушайте, — посмеиваясь, сказал Пирс, придвигаясь к девушке, пожалуй, слишком близко для первого знакомства, — ведь нас тут только двое. Ну, какое значение имеет пара незастегнутых пуговиц? Позвольте я помогу вам слегка расшнуровать корсет. Мне так хочется, чтобы вы не испытывали неудобства.

Это был большой соблазн. Очень большой. Однако, по его голосу Джорджи поняла, что Пирс горел желанием помочь ей не только с расшнуровыванием корсета.

— Пожалуй, выпейте еще немного шампанского. Пирс открыл рот от удивления, а затем покачал головой, слегка улыбнувшись.

— Дорогой Жаворонок, разве вы не понимаете, что это просто мой стиль?

Девушка почувствовала, как краска подступила к ее лицу, уже, наверное, в десятый раз за этот день.

— Я лишь хотела сказать, что вам следует подыскать какое-либо другое занятие, например, слегка охладиться.

— Ах, если бы вы знали, каким удивительно притягательным может быть тепло.

Пирс нашептывал нежные слова, почти касаясь губами уха девушки.

Какое уж тут тепло! Джорджи вся пылала. Глядя на полупустую бутылку, девушка хотела было убедить себя, что румянец на ее щеках — это всего лишь результат выпитого вина. Однако, в душе она знала, что это совсем не так. Она с детских лет привыкла к хорошему красному вину, его пили почти как воду. О, нет! Нет, все эти отношения между мужчиной и женщиной оказались гораздо более сложными, чем Джорджи могла себе представить, на каждом шагу встречались самые неожиданные сюрпризы, особенно, если иметь дело с таким мужчиной, как Пирс Кингстон.

Вдруг ее осенила мысль, что ей почти ничего не было известно о человеке, сидевшем так близко и уже почти завоевавшим ее сердце, да и не только сердце. Джорджи отодвинулась под предлогом, что хочет налить еще шампанского.

— Мне кажется, вы не сказали, откуда вы.

— Вы имеете в виду, где я родился? — Да.

Девушка заметила на его лице замешательство. Потом он ответил:

— Моя мать была с Ямайки.

— Неужели? А я не заметила у вас акцента. Вы говорите не как островитянин.

Тогда он повторил свою фразу так, как это делают жители Вест-Индии, и закончил распевно на южный манер:

— …мы жили в Новом Орлеа-а-не, до того как я родился. Кстати об акценте. У вас он совершенно исчез.

— Ах, да. — Опять ее поймали на обмане. У Джорджи перехватило дыхание. А собственно, какого черта! — Акцент меняется как и платье.

Пирс рассмеялся. Его смех был удивительно легким и заразительным, он напоминал шум воды, падающей на скалы.

Слава Богу! Кажется, игра Джорджи совсем не беспокоила Пирса. Во всяком случае, пока…

— Так как я большую часть жизни провела путешествуя вверх-вниз по Миссисипи с северянкой-матерью и французом-отцом, — продолжала Джорджи, в надежде оправдаться, — у меня целый набор акцентов и есть из чего выбирать. А вот вы … у вас явно восточное произношение.

— А вы разве не помните? Я же рассказывал вам о своих школьных годах в Филадельфии. Мои учителя прилагали все усилия, чтобы вышибить у меня «дух Луизианы». Им это доставляло огромное удовольствие. — Пирс вздохнул, а потом улыбнулся, сверкнув зубами. В тени деревьев его глаза стали еще глубже и выразительнее. — Но я не жалуюсь. Мое восточное произношение иногда бывает очень кстати, особенно когда я заключаю какую-либо сделку.

Заключает сделку? У Джорджи возникло неприятное чувство. Так все-таки он был мошенником, за которого и приняла его Джорджи с самого начала их знакомства. Его сегодняшний благородный жест был простой случайностью. Он просто поддался своим эмоциям из-за пережитого на скачках волнения.

Как это она могла позволить так легко себя одурачить? И что хуже всего, она делала это с большой охотой.

— Какие это сделки?

До начала скачек Пирс считал, что поведение девушки было интригующим и дерзким. По опыту прошлых лет он знал, что бутылка вина делала партнершу еще более игривой и заставляла отбросить в сторону все предосторожности и здравый смысл.

Однако, на Джорджи вино, казалось, произвело обратный эффект. Не то, чтобы с ним больше не заигрывали или он потерял интерес к девушке — совсем наоборот. Во время неторопливой трапезы Джорджи проявила себя понимающей, интересной и остроумной собеседницей, которая была полной противоположностью той легкомысленной соблазнительницы, которой она пыталась себя представить.

Весь день прошел в беспечной веселой болтовне. В своей беседе они вновь и вновь возвращались к прошедшим скачкам и другим событиям праздничного дня, который они провели вместе.

В отличие от других юных красоток, все мысли которых были сосредоточены на достоинствах и недостатках шляпки подруги, Лак Эллен не только оживленно обсуждала забавные события минувшего дня, но в ее интерпретации они становились еще более интересными и смешными, особенно, когда зашла речь об «охоте на кабана».

Эта девушка была не только общепризнанной избалованной красавицей, которая в мечтах Пирса должна была украсить его жизнь днем и дать наслаждение ночью. Нет, это было нечто гораздо более важное! Он инстинктивно чувствовал, что такая женщина сможет быть ему настоящим другом, которому можно довериться абсолютно во всем, кроме одного.

— Так, о каких сделках идет речь? — спросила девушка, помимо воли ее голос звучал резко.

— Брокерские сделки. В основном хлопок, иногда сахарный тростник и ром.

— Я не припомню, чтобы папа когда-либо возил грузы для Кингстонов. Где находится плантация вашей семьи?

Пирс ни минуты не сомневался, что она сразу же вспомнит название, плантации Лэйнджтри, если он его упомянет в своем рассказе и вот тогда начнутся расспросы.

— Мой отец умер, когда мне было всего шестнадцать лет. Я остался ни с чем. И подобно многим другим из тех, что вы, наверное, встречали на своем пароходе, я зарабатывал на жизнь игрой в карты и другие азартные игры.

— А, понимаю, — золотисто-карие глаза немного сузились. Было совершенно ясно, что в отличие от большинства молодых девушек, она не считала игроков, промышляющих на пароходах, ни привлекательными, ни романтичными.

— Да. Но я всегда мечтал о стабильной, надежной жизни в будущем. И когда мне удавалось сэкономить несколько сотен долларов, я вкладывал их в сделки, которые заключал с брокерами, встречавшимися на моем пути. Мои финансовые дела шли хорошо, но я прослышал о возможностях заработать здесь, в Орегоне. И вот я здесь. А теперь, когда я приобрел такого замечательного жеребца, мысль о приобретении собственной конюшни в Орегоне кажется мне очень соблазнительной. Особенно сейчас, когда я встретил вас.

Пирс взял из рук девушки бокал. Когда он поднес его к губам и стал пить вино, он не отрываясь наблюдал за Лак Эллен и старался понять, исправили ли его последние слова то неприятное впечатление, которое на нее произвело упоминание об игроках. Сможет ли выпитый вместе бокал вина сблизить их вновь? Он возлагал большие надежды на этот очень интимный жест.

Глаза Джорджи потеплели и стали похожи на два глубоких золотистых озера с мерцающими огненными искорками, в уголках чувственного рта заиграла легкая улыбка. Пирс решил, что эта улыбка — добрый знак и сказал:

— А вы не знаете, где здесь можно купить хорошую землю?

— О, этого добра в Орегоне хватает, — она наклонилась вперед, чтобы взять свой бокал, открывая при этом взору Пирса нежную ложбинку на груди.

В душе Пирс надеялся, что девушка это сделала нарочно, устроив жестокое испытание для его выдержки.

— Но если вы и правда имеете серьезные намерения, — продолжила Джорджи, отпивая глоток вина и касаясь губами бокала именно там, где его только что коснулись губы Пирса.

Пирсу очень хотелось бы оказаться на месте бокала. Но надо быть терпеливым и выждать еще несколько минут. Девушка тем временем сделала еще глоток, а Пирс никак не мог оторвать взгляд от двух маленьких холмиков, выступавших из обилия кружев и розочек.

— …Вы должны уговорить Дэйви остаться и работать с вами, — продолжила Джорджи, в то время как Пирс с трудом перевел взгляд на ее лицо. — Он, должно быть, мастер своего дела, судя по тому, как выступил сегодня Пегас.

— Да, Дэйви просто клад. Но я не могу просить его отказаться от мечты о свободе из-за моих планов.

— Но, если вы действительно хотите остаться здесь, в Орегоне и разводить лошадей…

— Да, это предложение становится все более соблазнительным. — Пирс перевел взгляд с дерзкого и одновременно нежного и утонченного лица девушки на прохладную мягкую траву. Поляна, на которой они сидели, была окружена густыми зарослями папоротника и болиголова, на которые пятнами падал свет, струившийся сквозь ветви старых елей. Настоящий рай. Прохладный зеленый рай по сравнению со знойными и болотистыми окрестностями Луизианы.

— Да, тут просто замечательно. Лучше и быть не может. И моей матери, я уверен, тут бы понравилось, если только я смогу уговорить ее перебраться сюда.

— Вашей матери?

— Да. Мне совсем не нравится ее образ жизни, с тех пор, как отец…

Почувствовав, что его голос звучит слишком резко, Пирс пожал плечами и слегка улыбнулся, пытаясь как-то смягчить сказанное.

— А я решила, что вы преуспеваете.

— Так оно и есть. Но моя мать — женщина очень упрямая. Она просто не позволяет мне позаботиться о ней. Но если бы мне удалось уговорить ее переехать сюда, все могло бы измениться. Здесь у нее была бы совсем другая жизнь.

— Я очень хорошо вас понимаю. С приездом сюда для моего отца тоже началась новая жизнь, — сказала девушка нараспев. Затем она, встряхнув локонами, склонила голову набок и лукаво улыбнулась. — И, кто знает, может быть, ваша мать и мой отец станут друзьями. Готова поклясться, что ваша мама очень хорошенькая.

— Более, чем просто хорошенькая. В ней есть врожденная элегантность, которая не исчезает с годами. Также, как у вас.

Девушка отвела глаза в сторону и прикусила нижнюю губу. Не мог же комплимент Пирса привести ее в такое смущение. И тем не менее, она была смущена, что заинтриговало Пирса еще сильнее. Он улегся рядом с Джорджи, положив голову на руки. Ему хотелось рассмотреть ее в лучах заходящего солнца, которые оставляли огненные отблески на медно-рыжих волосах девушки.

— Я раньше собирался отправиться в Калифорнию, где началась «золотая лихорадка». Но тут так хорошо, что просто нет сил уехать.

Девушка снова отвела взгляд, но лишь на мгновение.

— Так вы собираетесь остаться здесь и разводить лошадей?

— Ну да. А может и растить своих ребятишек, если мне, конечно, повезет.

— Я …. — она сделала еще один глоток. — Я выросла в большой семье. У меня три брата. Двое по-прежнему работают на Миссисипи. Кэди водит по Колумбии свой пароход «Дрим Эллеп». А мы с папой здесь на «Уилла-метте».

— Я с трудом представляю, как такой экзотический цветок вроде вас заводит паровые двигатели или бросает тяжеленный канат портовому рабочему.

У Джорджи в уголках глаз засветились озорные огоньки.

— Внешность обманчива.

— Ну, конечно. — Пирс посмотрел девушке в глаза, и она отвела взгляд и еще больше выпрямила спину.

Пирс подумал, что пока, может быть, лучше немного отступить и расспросить Лак Эллен о ее семье.

— А где ваша мать? Наверное, она здесь и отмечает праздник с вашим отцом?

Лак Эллен отвернулась.

— Нет, она умерла три года назад, еще до нашего приезда в Орегон.

Пирс сел. Бедное дитя! Он не мог себе представить, что может потерять свою мать, единственного во всем мире человека, кто его любил, несмотря ни на что.

— Мне жаль. Примите мои самые искренние соболезнования.

Девушка положила ему руку на плечо.

— Уверена, вы испытывали то же самое, когда потеряли отца.

Пирс минуту хранил молчание, пока до него не дошел смысл сказанного.

— Мы никогда не были близки.

— Ну тогда, простите. Может быть, ваша потеря даже больше моей. Мы с отцом славно проводили время вместе. Я хочу, чтобы вы с ним познакомились…. но еще не время.

Взгляд девушки потеплел, он стал манящим и зачаровывающим. Пирс почувствовал, что готов, очертя голову, броситься и утонуть в этих удивительных глазах… под мелодию вальса, вдруг зазвучавшего где-то рядом.

Лак удивленно подняла брови.

— Музыка. Должно быть, начались танцы.

— Моя госпожа хочет танцевать?

— Было бы здорово.

Пирс мог бы придумать гораздо более интересное занятие, но пока ему хватит и танца. Ему так не хотелось отпускать девушку! Он боролся с непреодолимым желанием обнять Лак Эллен, крепко прижать к себе и не отпускать до тех пор, пока не будет утолен его голод. Но вместо этого Пирс отпустил ее руку и собрал остатки трапезы.

В угасающем свете сумерек они подошли к опушке леса и увидели через дорогу толпу веселящихся людей. Они собрались на поляне, среди редких деревьев, с которых свисали фонарики. На возвышении расположилось несколько музыкантов, самозабвенно наигрывавших вирджинский рил, а в это время какой-то тощий паренек старательно выводил слова песни. (Рил — быстрый шотландский танец, популярный в прошлом веке в США).

Быстрый танец закончился, и музыка заиграла вальс.

Пирса совсем не привлекала мысль о том, чтобы с кем-то поделиться сокровищем, которое он держал в своих руках. Он остановился, с сожалением покидая лес, где им было так хорошо в уединении.

Повернувшись к Лак, он поставил на землю корзину и поклонился:

— Леди не откажет мне в танце?

Девушка осмотрелась в минутном замешательстве, а затем приподняла край платья и подошла к Пирсу. В ее глазах отражались отблески фонариков.

— Ну, конечно, леди не откажет.

В надвигающихся сумерках они вальсировали между редких деревьев на мягком ковре из травы. Пышные юбки девушки развевались в танце. Пирс чувствовал сладкий аромат розы, исходивший от прекрасного юного тела. Он не удержался и сильнее прижал ее к себе. Пирс не мог оторвать глаз от маленькой чаровницы, прекрасного видения, возникшего ниоткуда. Пирс так надеялся, что видение не исчезнет, и девушка существует на самом деле, что она и правда дочь капитана парохода, а не прекрасная мечта, которую он сам выдумал. Пирс боялся, что утром он проснется в Луизиане и опять столкнется со всем тем, что он навсегда хотел оставить в прошлом. А что еще хуже, капитан Пэкинг мог его узнать? И что тогда будет?

Проклятие! Хватит вспоминать прошлое и отравлять прекрасный момент, когда девушка была совсем рядом, в его новой жизни.

Вальс кончился слишком быстро. Музыканты заиграли «Индюка в соломе». У Пирса не было сил отпустить девушку. Вместо этого он закружил Лак Эллен в вихре вальса, который он изобрел сам, подстраиваясь под быстрый ритм музыки.

Девушка смеялась, весело подпрыгивая и подпевая музыкантам.

Он любил ее за это веселье. Любил каждый волосок у нее на голове, каждый изгиб выразительного прекрасного лица и все то, что она ему говорила. И снова Пирс представил, как он будет вместе с ней до конца жизни, придумывая каждый день что-нибудь необычное и новое, только бы услышать ее смех.

Когда танец закончился, Лак Эллен сказала, едва переводя дыхание:

— Это… было… было просто здорово! Ее грудь так соблазнительно вздымалась над кружевным лифом платья. Делая вид, что не замечает, какое действие это оказывает на Пирса, девушка протянула руку к растрепавшейся прическе, стараясь справиться с выпавшей шпилькой.

— А почему вы не распустите волосы? — его голос звучал отрывисто. — Еще несколько таких танцев, и они распустятся сами по себе.

Пирсу так хотелось увидеть струящиеся волны медно-рыжих волос. Его пальцы заранее предвкушали их шелковистость.

Улыбка угасла на лице девушки. Она как-то притихла. Глаза ее затуманились и стали еще больше.

— Наверное, я так и сделаю, — тихо сказала Лак Эллен, поднимая руку к прическе.

У Пирса все поплыло перед глазами, когда он пододвинулся к ней совсем близко и прошептал:

— Позвольте мне.

Лак Эллен ничего не ответила и опустила руки, не отрывая глаз от лица Пирса, когда он поднес руку к ее волосам.

Пирс успел переспать со множеством женщин. Одни его хорошо знали, другие — нет. Но никогда за двадцать семь лет своей жизни он не чувствовал такой близости, как в этот момент. Каждый его нерв был напряжен, когда дрожащими руками он стал вынимать шпильки одну за другой, глядя на водопад золотых волос, падающих на плечи девушке.

Откуда-то издалека донеслись медленные звуки вальса, они с трудом дошли до сознания Пирса, и он вдруг понял, как далеко они были от толпы танцующих, совсем одни. Как часто дышала Лак Эллен, и ее полуоткрытые губы были такими манящими! Положив шпильки в карман, Пирс стал гладить волосы Лак Эллен. Он наклонился ниже и поцеловал ее в губы, медленно упиваясь их теплой сладостью.

Слегка застонав, девушка склонилась к Пирсу и обвила его шею руками.

Сердце у него то бешено колотилось, то замирало. В долгом поцелуе он раскрыл языком губы девушки и почувствовал, как все ее тело затрепетало, теперь их сердца бились в унисон.

Лак Эллен прижалась к Пирсу еще теснее, желая чего-то большего. Ее дыхание стало прерывистым. Совершенно потеряв голову, он жадно осыпал девушку поцелуями, все сильнее сжимая ее в объятиях.

Вдруг Лак Эллен глубоко вздохнула и замерла… В следующее мгновение она, как тряпичная кукла, безжизненно повисла на руках у Пирса.

Потрясенный Пирс резко отпустил губы девушки, она была без чувств, со склоненной набок головой…

— О, Господи! Она потеряла сознание. Корсет! Проклятый корсет! — зарычал Пирс.

Охваченный глубоким разочарованием и совершенно опустошенный, Пирс схватил девушку на руки и понес по направлению к пристани. У него не было выбора. Нужно было отнести Лак Эллен на пароход и освободить от корсета, чтобы она могла прийти в себя.

— Проклятие! Ну должна же быть справедливость на свете!