Бег на трех ногах

– Он упал, сестра. Наверное опять вывихнулся сустав.

Кирк застонал сквозь зубы и поднял на сестру глаза, полные слез.

– Не трогай его, – распорядилась сестра Рэш. – А все потому, что слишком много ходит. Я иду за доктором и сейчас же вернусь.

Сестра Рэш чуть не бегом бросилась из солярия и скрылась в коридоре.

Кирк поскорее забрался в кресло, Эми села на стул рядом. Оба взяли по журналу и сделали вид, что увлеклись чтением. Вскоре послышались частые шаги. И в дверях опять появилась сестра Рэш, на этот раз с молодым ординатором. Увидев прилежно читающую парочку, она остановилась как вкопанная.

– Где больной? – спросил врач.

– Вот он, – ответила сестра, показывая на Кирка. – Он видно как-то сумел подняться с пола.

– Как ты упал? – спросил врач.

– Упал? Я не падал, – ответил Кирк.

– А ногу кто вывихнул?

– Не знаю, сэр, – ответил Кирк. – Я все время сидел здесь и читал журналы.

– Да, доктор. Он не вставал с кресла. Что-нибудь случилось? – спросила Эми как ни в чем не бывало.

Вид у молодого ординатора был явно растерянный.

– Простите, доктор, – вмешалась сестра Рэш. – Произошло недоразумение. Ради бога, простите, что побеспокоили вас.

– Ничего страшного, сестра, – сказал ординатор и ушел.

– У меня нет свободной минуты, а эти два умника решили позабавиться. Как вам не стыдно! Я буду счастлива, Кирк, когда тебя наконец выпишут. Эти ваши жестокие шутки отнимают у меня время, которое я должна тратить на вас же.

– О'кей, сестрица, – улыбнулся Кирк. – Мы больше не будем.

– Простите нас, сестра, – сказала Эми. – Мне так стыдно, что мы оторвали вас от дел. Не очень-то весело целыми днями сидеть взаперти. Но мы поступили нехорошо. Больше так никогда не будем.

– Если подобное когда-нибудь повторится, я сообщу обо всех ваших проделках. И вас обоих выпишут отсюда, как бы вы себя ни чувствовали. Вы должны быть благодарны, что попали в такую хорошую больницу, к таким прекрасным врачам. – С этими словами сестра гордо подняла голову и вышла из комнаты.

– Ну и пусть выписывают. Буду рад избавиться от этой ведьмы, – сказал Кирк. – Подумаешь, шуток не понимает.

– Она права, Кирк. И мне очень стыдно. Мы-то бездельничаем, а она занята по горло.

– Ну давай будем торговать сдобными булочками, а на вырученные деньги купим игральные автоматы. Или на худой конец отправим на курорт эту злючку и купим ей билет в один конец.

– Довольно острить, безумный Кирк, – улыбнулась Эми.

– Ладно, больше не буду. Ну, до скорого. Иду к себе. Лягу и буду считать трещины в потолке. Лень – мать всех пороков.

– Я немножко попозже зайду к вам. Может, Бренту станет легче. Мне показалось, он нуждается в дружеском участии.

– Между прочим, все мы в нем нуждаемся.

– Разумеется. Но ему сейчас особенно одиноко. Ты ведь сам знаешь, как трудно в больнице первые дни. Может, нам удастся развеселить его.

– Ну, пока, Эми, – сказал Кирк и пошел к себе. Он ковылял по коридору, заглядывая в каждую открытую дверь.

Брент лежал на спине, было похоже, что он спит. Но услыхав стук костылей, сейчас же открыл глаза.

– Господи, – вздохнул Кирк, – в моем бедре столько гвоздей, что я того и гляди заржавею.

Он поставил костыли рядом с кроватью, лег и вытянулся, заложив руки под голову. Потом повернулся к Бренту:

– Ну, как ты?

– Ничего, – попытался улыбнуться Брент. Боль в спине все еще не отпускала. – Как погулял?

– Великолепно. Виды по коридору – просто дух захватывает.

– А что у тебя с ногой? – спросил Брент.

– С бедром что-то. Кажется чашечка медленно растет. И сустав из нее выскакивает. В больнице все это скрепили вместе железками. Вот я и хожу на костылях, жду, когда чашечка вырастет. Или езжу в кресле. А может, я что-нибудь перепутал. Не люблю вникать в медицинские тонкости. Несколько раз резали, в общем, не позавидуешь.

– Ты давно здесь?

– Порядком уже. За семьдесят перевалит – тогда, глядишь, выпишут. Сперва, конечно, переведут в геронтологию.[2]

– Ты ловко двигаешься на костылях. Даже удивительно, почему тебя не выписывают.

– Я и сам удивляюсь. Видно, мои предки считают, что больница самое для меня подходящее место. Вот увидишь, вернусь домой, они в первый же день переедут меня своим авто. И опять куда-нибудь упрячут. Они у меня такая славная парочка.

Бренту стало не по себе. Он еще не слышал, чтобы так говорили о родителях.

– А как ты первый раз вывихнул ногу?

– Я учусь в частной школе «Гейбл». Знаешь – серые дома, вокруг спортплощадки. После шестого класса это у меня уже третья школа. Как видишь, я тертый калач на ниве просвещения. Но в общем-то, «Гейбл» ничем не хуже других. Ну вот, было это три месяца назад. Сижу я на уроке английского. Смотрю, как всегда, в окно, стараясь не обращать внимания на мистера Дейвисона. Он у нас идиот каких мало. Я даже не помню, о чем он говорил. Не то о лирике, не то о другой такой же мути. Но помню, что снег за окном был грязный, раскисший. В конце урока старик Дейвисон стал раздавать контрольные, которые мы писали о Гекльберри Финне. Гляжу – у меня двойка. «Дьявольщина, – подумал я. – Не очень-то это много». А я ведь, Брент, не тупица. Я из тех, кто не умеет реализовать свои способности, как написано в «Советах школьнику, как выбирать профессию», – рассмеялся Кирк и продолжал: – Зазвенел звонок, я встал и хотел идти. Слышу – мистер Дейвисон зовет меня. Ну, думаю, сейчас будет разговор по душам. И угадал. Подхожу к столу, стою, книги за спиной. «Вы уже вторую контрольную пишете на двойку, мистер Хьюз», – говорит мне старик. В частных школах тебя всегда по фамилии величают. По моему, это ужасное лицемерие. «Да, – отвечаю, – знаю». Я хотел сказать ему: «Отпусти, ради бога. Не приставай с глупостями». Но не сказал, а посмотрел ему в лицо честными, печальными глазами. Снял старикан очки, а это очень плохой признак. Зыркает на меня своими бусинами и спрашивает, не могу ли я ему объяснить, почему я стал так плохо учиться. Я сделал вид, что серьезно задумался. А потом отвечаю: «Не имею ни малейшего представления. Наверное, плохо усвоил материал». А он мне говорит, я просто ленюсь и очень, очень его разочаровал. Ведь я всего на один вопрос из четырех ответил, а они такие простые, проще не придумаешь. «Да, сэр, – отвечаю, – но мне не хотелось отвечать на остальные». Он так и взвился. «Вот именно, – говорит, – не хотелось. В этом вся беда. Если бы вы постарались, вы бы получили высший балл, зарываете свой талант в землю». На один-то вопрос я ответил лучше всех в классе. «Должны победить свою лень, – говорит, – и наконец взяться за ум». Ну и тому подобное. Я это уже тысячу раз слышал. Он разоряется, а я ему поддакиваю: «Да, сэр, конечно, сэр, буду стараться». Ладно, Брент, пусть я махнул на свою жизнь. Но ему-то какое дело? Наконец отпустил он меня. Следующий урок была физкультура. Я уже на нее опоздал и решил покурить в туалете. Я так часто делал. Заперся я в кабине, смотрю, как колечки дыма плывут над головой, проклинаю старикана Дейвисона, стараюсь успокоиться. Докурил, бросил окурок в унитаз и пошел из туалета в физкультурный зал. Иду еле-еле, пришел в раздевалку, там еще поболтался немного. Открыл шкафчик, надел форму и пошел в зал – опоздал на целых двадцать минут. По мне что мяч гонять, что старикана Дейвисона слушать. «Где ты был, Хьюз?» – завопил учитель, как раненый бегемот или еще кто пострашнее. «Беседовал с мистером Дейвисоном». – «Записка от него есть?» – «Нет, – отвечаю, – мистер Дейвисон мне ее не дал. Я еще в туалете задержался». – «Ах, задержался? Ну тогда – десять кругов в полуприсяди вокруг зала – марш!» Эх, и послал бы я его с этой полуприсядью. «Марш! – орет учитель. – Да побыстрее! А будешь филонить, двадцать кругов дам! Пошел!» Такой он у нас душка. Присел я и пошел вокруг баскетбольной площадки. Мячи мельтешат, у меня от них даже голова закружилась. Ты когда-нибудь ходил в полуприсяди?

– Никогда, – ответил Брент.

– Хуже не придумаешь. Через две минуты ноги болят, как будто палкой побили. Я и одного круга не сделал, а ноги уже стало сводить. Немножечко распрямился. А он опять орет. Через три круга чувствую – сейчас упаду. Немножко сбавил ход. «Быстрее! – кричит учитель. – Двадцать кругов!» Может, конечно, я поступил глупо, но я тоже как рявкну: «С огромным удовольствием, дерьмо собачье!» Гляжу – он мчится на меня, и вид как у разъяренного вепря. Съежился я в ожидании трепки. И тут мне как в бедро вступит, даже в глазах потемнело! Упал я и такой вопль издал. «Вставай!» – рявкнул учитель. А я не могу. Схватил он меня за шиворот, как рванет вверх. Я даже повис у него в руках. Ну и здорово он разозлился. «Что вы сказали, мистер Хьюз? – кричит, – Повторите, что вы сказали?» Открыл я рот, а звуков не получается. Боль адская. Учитель меня отпустил. И я опять упал. А он, видать, парень с головой, сразу раскумекал, что я не от смеха катаюсь. «Что случилось?» – спрашивает он совсем другим тоном. А я как онемел. Ну, он кого-то из ребят за «скорой» послал. Меня отнесли в канцелярию. Мать приехала раньше «скорой». Удивляюсь, как это ее застали дома. Они ей, наверное, по телефону ничего не сказали. Потому что она вошла и с ходу давай ругаться, что я еще такое натворил. Я старался не показать ей, как больно, но видно, не очень-то получалось. Потом она всю дорогу в больницу всякие нежности сюсюкала. И даже сказала, что подаст на школу в суд. Ну, а я всю дорогу молчал. Так вот я и попал сюда. И уже торчу здесь целых три месяца.

– Да, Кирк, ужасная история. Какую же боль ты вытерпел! – сказал Брент.

– Правда, было больно. И как-то уж очень глупо. Теперь ты про меня все знаешь, а я про тебя ничего. Расскажи, как ты жил-поживал, пока с чердака не свалился.

– Мне, судя по твоему рассказу, жилось куда лучше. С родителями мне повезло. Я их люблю. Ну, я много читал, рисовал…

– Да, звучит захватывающе. Мы поладим с тобой, если только ты не будешь день-деньской глазеть в телевизор.

В дверь заглянула Фея.

– Кока-колы хочешь, Кирк?

– Хочу, если без джина с тоником.

– Не намекай, Кирк. Ты ведь знаешь распорядок. До полудня никаких напитков. А ты, Брент, подожди немножко. Вот снимут трубку, и тебя будем чем-нибудь поить.

– Спасибо.

– Значит, в эту палату одну кока-колу. Фея повернулась и вышла.

– Знаешь, Брент, что я тебе скажу, в больнице ничуть не хуже, чем у нас в «Гейбл». А с домом так просто не сравнить. В тысячу раз лучше!

«Мне он нравится, – подумал Брент. – И мне его очень жалко. Конечно, не любить своих родителей – плохо. Но он мне все равно нравится. Я даже ему завидую. Такой он веселый, не унывает. И наверное, легко заводит друзей. Я уверен – мы с ним подружимся».

Брент закрыл глаза, стараясь отогнать боль, которая опять расшевелилась. Стали ждать Фею с кока-колой.

ГЛАВА III

Эми тоже вышла из солярия. И долго смотрела вслед Кирку. Вот он уже в конце коридора, вот свернул к себе в палату. Эми пошла по коридору налево в педиатрическое отделение. Ей там было тяжело. Она любила малышей. Они такие доверчивые, искренние. Дома она охотно оставалась с маленькими, когда их родители по вечерам куда-нибудь уходили. Но здесь она их очень жалела. Они просились к маме и часто плакали. А некоторые не могли даже поднять головы с подушки – так тяжело болели, и Эми тоже хотелось плакать. Но она все равно приходила сюда, останавливалась у кроватки загрустившего малыша и ласково разговаривала с ним.

Эми вошла в палату № 284, где лежал мальчик лет шести; он был серьезно болен, а родные редко его навещали. Эми познакомилась с ним неделю назад, когда, по обыкновению, наведывалась к малышам. Палата была пустая. Исчезли книжки, картинки, карандаши – все, что отличало палату этого мальчика от других палат. Он уехал, и она с ним даже не попрощалась.

Эми устремилась дальше по коридору. Заглянула в игральную комнату: за игрушечными столиками сидели куклы, возвышались из кубиков башни и пирамиды; грузовики, пожарные машины, автобусы были готовы отправиться в рейс. Со стен смотрели смешные разноцветные звери. Не было только детишек. Мало кому разрешалось вставать с кровати и пойти поиграть; а кто начинал вставать, того скоро выписывали.

Эми вошла в комнату: она устала и решила немного отдохнуть в кресле. В окна лился солнечный свет, зверушки со стен глядели особенно весело, и было совсем тихо. Как здесь не хватало ребячьего смеха!

Послышалось шуршание резиновых шин. Эми подняла голову. К дверям подъезжал в кресле-каталке маленький мальчик. Ему было лет семь. Эми улыбнулась – малыш смотрел на Эми серьезно.

– Давай с тобой познакомимся и поговорим, – позвала малыша Эми.

Мальчик не двинулся с места.

– Не бойся, – сказала Эми, – я не серый волчище и я тебя не съем.

Мальчик взялся за колеса, кресло поехало и остановилось возле Эми.

– Ну, здравствуй. Меня зовут Эми. А тебя как? – спросила Эми.

– Нулик.

– Какое прекрасное имя! Кто же тебя так назвал?

– Не знаю. Так все зовут.

– Тебе здесь нравится?

– Нет.

– А ты чем болеешь?

– Просто болею, и все.

– Ты еще долго здесь будешь?

– Мама говорит, уже скоро выпишут.

– Как хорошо! Ты, наверное, скучаешь?

– Скучаю.

– Давай во что-нибудь поиграем?

– Не умею.

– А я тебя научу.

– Не надо. Я не хочу играть.

– Рассказать тебе сказку?

– Не знаю.

– Ну тогда я тебе расскажу. Я люблю рассказывать мальчикам сказки. Про что тебе рассказать?

– Про что-нибудь страшное.

– Ладно. Я как раз только что придумала страшную сказку. Вот слушай. Она начинается как все сказки. Жила-была одна девочка. Жила она с папой и мамой в хорошеньком домике. Ее все любили, и ей было всегда весело, – рассказывала Эми, сочиняя на ходу. – Однажды девочка поднялась по лестнице на чердак, увидела маленькую дверцу, толкнула ее и очутилась в пустой белой комнате. Дверца захлопнулась, и девочка никак не могла выйти.

Эми долго рассказывала, а когда сказка кончилась, Нулик вздохнул и сказал:

– Какая печальная сказка! А ты мне еще расскажешь? Я люблю про зверей.

– Конечно, в следующий раз будет тебе новая сказка.

Нулик повернул колесо и поехал из комнаты к двери.

– Спасибо за сказку, – обернулся он и выехал из комнаты.

Эми еще немного посидела в кресле, разглядывая веселых зверушек, следя за солнечным лучом, прорвавшимся сквозь щель в занавеске, которая ярким пятном выделялась на скучной белой стене. Отдохнув, Эми поднялась с кресла и пошла в свое отделение. Слабость не проходила, и по всему телу то там, то здесь, вспыхивала боль. Эми решила полежать и, может, даже уснуть перед обедом. Тогда, наверное, станет легче.

У самой двери в свою палату Эми столкнулась с сестрой из лаборатории. Она везла столик на колесиках, на котором рядами стояли пробирки, наполненные розовой жидкостью, трубочки с красным стерженьком внутри.

– Где ты была, Эми? Я тебя ищу. Боюсь, мне придется похитить у тебя еще немножко крови.

– Что поделаешь, госпожа Пиявка. Если в моих жилах еще течет кровь, берите. Вы ведь без меня и дня не можете прожить. Думаю, четверть ложечки наберется.

– Иди, Эми, в палату и ложись. Еще упадешь в коридоре.

– А сегодня для чего?

– Опять нужно проверить состав. Спроси у своего врача, я не очень-то в этом разбираюсь.

Эми вошла в палату, следом въехала со своим столиком сестра, пробирки на нем легонько позвякивали. Палата Эми была настоящим зеленым царством. На окнах из горшков свисали густые цветущие побеги, на тумбочке возле умывальника пышно разросся большой куст бегонии; по стене протянулись плети филодендрона, аспарагус рисовал на белом тонкий зеленый узор.

– Как у тебя красиво, Эми, – сказала сестра. – Не палата, а ботанический сад. Твой цвет зеленый, да?

– Я люблю цветы, – сказала Эми. – У меня дома есть даже небольшая оранжерея. Цветы чувствуют, когда с ними ласково обращаются. Мне без них было бы здесь совсем грустно.

– Они так оживляют голые больничные стены. А у меня дома цветы почему-то совсем не растут. Я тебе так завидую, Эми.

– Так ведь ваш любимый цвет – красный! – засмеялась Эми.

Она легла на кровать. Сестра взяла ее левую руку, затянула выше локтя резиновый жгут, Эми сжала кулак, и вены у нее на руке обозначились, как голубые реки на карте.

Сестра протерла на сгибе локтя спиртом, и вонзила в кожу иглу. Эми смотрела, как темно-красная жидкость медленно поднимается в стеклянной полости шприца.

Сестра осторожно вынула шприц, отложила его в сторону и зажала дырочку ватным тампоном.

– Спасибо, – сказала сестра. – Завтра опять увидимся.

– Благодарю вас, сделаю пометку в календарике. Ни за что на свете не хотела бы пропустить нашу встречу.

– До свидания, Эми. И, пожалуйста, много не ходи. Тебе нельзя уставать.

Сестра вывезла свой столик и исчезла в коридоре – слышалось только тоненькое звяканье. Пробирки и трубочки звенели, как серебряные колокольчики.

Эми соскочила с постели и пошла в палату к друзьям. Кирк пил кока-колу, Феи уже не было.

– Решила вас навестить перед сном. Как ты себя чувствуешь, Брент?

– Спасибо, неплохо, – ответил Брент. – Вымолил у сестры Рэш еще укол. И стало гораздо легче.

Эми улыбнулась, и Брент попытался улыбнуться в ответ: такая добрая и дружеская улыбка была у Эми.

– Я рада, что тебе лучше. А Кирк тебя не очень мучает? Он ведь у нас колючий, как еж. Ты не обращай на него внимания.

– А ну-ка поди сюда. Ежовых рукавиц не хочешь попробовать? – пошутил Кирк.

Эми засмеялась и тряхнула головой, взметнув волну каштановых волос.

– А ты поймай меня. Да где тебе за мной угнаться! Видишь, Брент, Кирк ведь только говорит. А плохого ничего не делает. Под этой волчьей шкурой бьется сердце ягненка.

«Как это у них просто, – подумал Брент. – Шутят, смеются и никакой обиды. Настоящие друзья».

Точно прочитав его мысли, Эми сказала:

– Вот спина перестанет болеть, и ты будешь с нами шутить. Мы все здесь друзья.

– Кроме сестры Рэш, – добавил Кирк.

– Кроме сестры Рэш, – повторила Эми. – Хорошие новости, мальчики. Сестра брала у меня кровь. И представьте себе, крови у меня полно и сердце еще бьется, что бы ни говорили врачи.

– Везет же некоторым! Значит, ты еще числишься среди живых, чего я сказать про себя не могу.

– Я всегда удивляюсь, что у меня еще есть кровь. Когда меня сюда привезли, я думала, у меня и сосуды-то все пересохли.

– А что с тобой было? – спросил Брент.

– Вдруг горлом хлынула кровь. Родители привезли меня сюда, тут мне сделали переливание. Это было месяц назад. Теперь я чувствую себя гораздо лучше. Я сама во всем виновата, Брент. Этой весной я так переутомилась, что у меня начался не то мононуклеоз, не то еще что-то. Я играла дочку в «Стеклянном зверинце»[3] Мы репетировали каждый вечер, а потом я допоздна сидела с уроками. Я совсем выбилась из сил, но мне очень нравилась моя роль, и я не хотела от нее отказываться. Было так интересно, что я и думать забыла о здоровье. А теперь заставляю себя о нем не думать. Мама все время говорила мне, чтобы я пожалела себя. Вид у меня был – краше в гроб кладут. Синячища вокруг глаз – вот какие! Я обещала маме хорошенько отдохнуть после спектакля, даже пойти к врачу. Хотя, конечно, ни к какому врачу не собиралась. Спектакль всем очень понравился. И вместо того чтобы сразу идти домой и лечь – я буквально валилась с ног от усталости, – я еще осталась на вечеринку. Хотелось со всеми отметить успех. Это было, конечно, глупо. Выпила я немного пива, и мне вдруг стало совсем худо. Наверное, я потеряла сознание. Потому что я вдруг упала. А все решили, что это от вина. Позвонили родителям. Они приехали и забрали меня. Я пыталась им что-то объяснить. Теперь-то смешно вспомнить. Мама сказала, что никак от меня этого не ожидала. Я ведь обещала ей сейчас же после спектакля идти домой. Я хотела что-то сказать, а тут как хлынет из горла кровь. Они меня и отвезли сюда. Тут стали каждый день делать анализы. Потом несколько переливаний. Мне, как видно, очень был нужен отдых, потому что сейчас я чувствую себя гораздо лучше. Никогда больше не буду столько на себя взваливать. От каких-то любимых занятий придется отказаться. Но вот вопрос – от каких? Мне все было интересно. Только для сна времени не хватало. Ну, я вас совсем заговорила. Тебе, Брент, тоже не мешает до обеда немножко поспать. Я стараюсь не пропускать мой дообеденный сон. Что поделаешь, приказ врача. А ты, Брент, стал заметно лучше выглядеть.

– Спасибо, Эми. Как интересно ты рассказывала о себе. Иди теперь, отдыхай. А если тебе еще будет нужна кровь, скажи мне, у меня много.

– Какая я счастливая! Многие могут позавидовать. Судьба свела меня с двумя такими рыцарями. До свидания, Кирк и Брент.

Эми повернулась и ушла.

Нет, здесь не так уж и плохо, подумалось Бренту. И это все благодаря Эми и Кирку. Даже спина стала болеть меньше.

ГЛАВА IV

Опять сели втроем играть в покер[4] Брент явно пошел на поправку. Спина почти не болела; убрали резиновую трубку, через которую его кормили – он был в больнице уже неделю. Брент лежал на боку, держа в руке карты, Кирк сидел рядом в кресле-каталке, Эми устроилась в ногах на кровати Брента.

Бренту было очень хорошо с друзьями. Пожалуй, таких друзей у него никогда не было. С ними он не чувствовал ни раздражения, ни скованности, шутил так же весело, как они. Может, потому, что в больнице так мало радостей.

– Две двойки, – положила Эми карты на тумбочку и придвинула к себе три салфетки. Возле нее лежала уже целая горка таких салфеток, каждая изображала собой банкноту в сто долларов. – За эту неделю я выиграла четырнадцать тысяч долларов. Нет, покер мне явно нравится, – продолжала Эми, тряхнув головой, длинные каштановые волосы рассыпались по плечам. – Я, кажется, начинаю понимать эту игру.

– Дело не в понимании, – заметил Кирк. – Новичкам, как известно, везет. На их стороне бог.

– А вот и нет, – возразила Эми, – думать надо, когда играешь. Давайте сдадим по семь карт, пики пусть будут джокерами. И посмотрим, кто выиграет.

– Ого! – воскликнул Кирк. – В тебе, я вижу, проснулся настоящий игрок. Поезжай-ка в Лас-Вегас. Там умеют вести большую игру.

– По-моему, Эми не такой уж новичок в картах. Но старается это не показывать. Чтобы нас легче обыграть. Не будь я миллионером, я бы уже стал волноваться.

Эми засмеялась. Какой нежный у нее смех!

– Должен признаться, я банкрот, – сказал Кирк. – Задолжал этой акуле уже девять тысяч. Остался без гроша после первой же партии. Придется идти просить милостыню.

– Извини, Кирк, но я не согласна получать долги центами[5] Ну, мальчики, играем или нет? – спросила Эми, тасуя карты.

– Не ссудит ли мне эту сумму сестрица Рэш? Она так нежно сегодня на меня смотрела.

– Совсем как на очковую змею, – уточнил Брент.

– Я придумала, мальчики. Будете погашать свой долг ежемесячными взносами.

– Слава богу! У нашей акулы золотое сердечко! – воскликнул Брент.

– А мне что-то уже надоело играть на деньги. Давайте на что-нибудь другое. Хотя бы на стриптиз, – предложил Кирк.

– Вот, Брент, наглядный пример того, как активно зло в этом мире, – сказала Эми. – Начали с невинных грошовых ставок, и на тебе – уже стриптиз.

– Я буду в самом невыгодном положении, – сказал Брент. – У меня всего одна одежка, и та на спине распахнута.

– Ничего, простыня тоже в счет, – успокоил его Кирк.

– Я возражаю. Придумайте что-нибудь еще. Ну кто в здравом уме согласится играть на такие ставки с двумя глупыми мальчишками? Во всяком случае, не я.

– А что скажет сестрица Рэш, увидев, как мы играем в покер в чем мать родила?

– Детки, – скажет, – сейчас же оденьтесь. Вы простудитесь, и у вас будет насморк, – очень похоже передразнил Кирк сестру Рэш.

– Господин Ловелас[6] из отделения подростков, или на салфетки, или не играем совсем, – сказала Эми.

– Господи, куда я попал. В детский сад!

– Разумеется, куда же еще?

В дверях появилась Фея – привезла столик на колесах с обедом. На нем стояло три закрытых крышками подноса.

– Я так и знала, что вы здесь все трое, – сказала она, – и перед каждым поставила поднос. Кирку на его тумбочку, два другие на тумбочку Брента.

– Сегодня на обед компот из замороженных фруктов, зеленый салат с парижским соусом, ростбиф, жареный картофель, засахаренная свекла и бисквит со взбитыми сливками. Не плохо, а?

– Звучит недурно. А вот как, интересно, выглядит, – скептически заметил Кирк.

– Не знаю. Сказать по правде, ростбиф от бисквита не отличишь, – засмеялась Фея. – Принимайтесь-ка за еду живее, пока не остыло мясо, – прибавила она и выкатила столик в коридор.

– Ну, помоги господи, – сказал Кирк и снял крышку. – Н-да, не мешало бы всему этому побывать сначала в операционной.

– Пожалуй, тут и хирург не поможет, – подхватил Брент, заглядывая под свою салфетку. – Вид самый устрашающий.

– Глупости, по-моему, вполне аппетитный, – сказала Эми. – Я очень люблю эти бисквиты.

– А что, в больнице были случаи отравления со смертельным исходом? – спросил Брент.

– Если до сих пор не было, то сегодня наверняка будут.

– Пожалуй, через трубку было приятнее питаться.

– А я тебе что говорил?

Эми отпила компот.

– Не так уж плохо, – сказала она.

– Интересно, а замороженные фрукты испортить можно?

– Можно, если по ошибке отварить их за неделю до обеда. Выдержанные вареные грейпфруты, неплохо, а?

Эми принялась за ростбиф.

– И мясо как мясо, только немного похоже на вчерашнюю грудинку.

– Вот-вот. Мясо здесь все одинаковое. Просто пускают его под разными названиями. Я бы называл его «мясо-фантази».

– Почему «фантази»?

– Под этим названием сойдет что угодно, – пояснил Кирк. – Бифштекс из кенгуру или отбивные из козы – лишь бы подешевле. – Кирк попробовал свой ростбиф. – Эми права, точь-в-точь вчерашняя грудинка.

Однако только Эми не съела весь обед, заметил Брент. У них с Кирком на тарелках не осталось ни кусочка.

– Что бы я сейчас отдала за настоящий бифштекс с молочным коктейлем, – сказала Эми, положив вилку рядом с недоеденным ростбифом.

– Пошли слугу в ближайший ресторан. Ты ведь выиграла четырнадцать тысяч салфеток, то бишь долларов.

– Чудак ты человек, Кирк.

– Просто я люблю давать дельные советы.

– А ведь ты и правда дал мне совет, Кирк, – улыбнулась Эми. – Большое спасибо.

– Ну, а я что говорю?

– Ты у нас просто гений. Как ты думаешь, Брент, ночная сестра сможет перевезти тебя на кровати ко мне в комнату, после того, как сестра Рэш уйдет?

– Думаю, что сможет.

– Вот и прекрасно. Джентльмены, приглашаю вас к себе на ужин. Ровно в семь. Фраки не обязательны. Без опоздания.

– Ты шутишь, Эми? – спросил Кирк.

– Нет. Жду вас у себя в семь.

– Черт побери! – воскликнул Кирк. – У меня уже сейчас слюнки текут. Что ты придумала?

– Это сюрприз. Иду приводить свой план в исполнение. Так не опаздывайте.

Эми ушла из палаты. Кирк взглянул на Брента и пожал плечами.

– Безумная девчонка! – сказал он. Вернулась Фея и увезла подносы.

– Ты не возражаешь, Брент, если я пойду прогуляюсь? – спросил Кирк.

– Иди, конечно. Я бы тоже с удовольствием прогулялся. Но ты не беспокойся. Мне одному не скучно.

– Ну и отлично. Тогда я пошел.

– Только смотри, не подглядывай за Эми. Не порти сюрприза. Куда ты пойдешь-то?

– Еще сам не знаю. Может в родильное отделение. Там из каждой щелки торчит новоиспеченный папаша. Я как их вижу, говорю им: «Не волнуйтесь, не перепутают. На каждом чуть не сто ярлыков навешено, сам видел».

– Ну иди, иди, – засмеялся Брент.

– А ты не вертись особенно. Береги спину, – проворчал Кирк и, взяв костыли, заковылял из палаты.

Брент лежал на спине и смотрел в потолок. «А мне здесь даже нравится – спина не болит и стало совсем хорошо. Ну что бы я делал сейчас дома до отъезда в Мэн? Целыми днями мок бы в плавательном бассейне, и все».

Брент протянул руку к тумбочке, взял книжку и открыл страницу, на которой остановился. Дошел уже до половины второго тома «Властелина Колец».[7] Он читал «Властелина» уже второй раз. Ему так нравился мир «Средиземья». Он почти верил, что этот мир существует в действительности. Вот бы туда попасть!

Он так зачитался, что не слышал, как вошла мама.

– Здравствуй, Брент. Как ты себя чувствуешь? – сказала она, подойдя к его кровати.

Брент оторвался от книги и, улыбнувшись, взглянул на мать.

– По-моему, прекрасно. Только очень надоело лежать.

– Да, это нелегко. А у меня хорошие новости. Я только что видела доктора Мэттиаса, и он сказал мне, что доволен вчерашним снимком: спина заживает прекрасно.

– Я уже знаю. Он мне тоже это сказал сегодня утром.

– Я так рада. Говорит, недельки через две-три можно тебя забирать.

– Завтра, кажется, придет протезист и снимет мерку для корсета.

– Дома тебя заждались. Знаешь, как без тебя скучно. Бетси целый день места себе не находит. Не с кем ссориться, – улыбнулась мама.

– А в Мэн, конечно, в августе не поедем?

– Пока трудно сказать. Посмотрим, что скажут врачи. Радуйся, что спина заживает без осложнений. Конечно, осенью никакого футбола, но зимой, когда снимешь корсет, сказал доктор Мэттиас, опять можешь бегать и прыгать сколько душе угодно. Если в Мэн теперь не поедем, то зимой отправим вас с Бетси куда-нибудь на недельку покататься на лыжах.